Принц из клетки (джен)

— Больно! Больно!

Данил, конечно, не был ребёнком и понимал, что если тебя пытались убить, то вряд ли, поймав вновь, сделают приятно. Но разумные мысли сейчас подавлялись воистину звериной паникой. Енот извивался, пронзительно пища сквозь перемотанную нестерпимо пахнущей чем-то неприятным резинкой пасть. Из-за препятствия его визги были глухими и не такими громкими, как Данилу хотелось бы. Но это не самое страшное. Страшнее была резкая нестерпимая боль — его длинный полосатый хвост был привязан к ветке дерева, принимая на себе весь девятикилограммовый енотовый вес, и основание хвоста сильно болело, заставляя зверька с силой извиваться. Но чем больше он извивался, тем больнее себе делал, и этому кругу мучений не было конца.

В нескольких шагах от него, прислонившись к стволу рядом стоячего дерева, расположился Снипс. Он тяжело дышал и постоянно облизывал губы, не отрывая взгляда от пойманного енота — словно хищник, загнавший добычу в ловушку и теперь наслаждающийся этим.

— О, тебе больно? — Снипс оскалился, как никогда походя на большую злобную собаку. Они находились здесь уже достаточно долго, чтобы Снипс раззадорился и начал ощущать азарт от допроса. — Поверь, тварь, может быть ещё хуже...

Скуля, Данил извернулся и схватился передними лапами за собственный хвост. И тотчас хлёсткий удар чего-то мокрого и оттого ещё более резкого вновь настиг его. Данил взвыл, потеряв равновесие и вновь начав раскачиваться на хвосте.

— Давай, хвостатый, говори, пока не оторвал свою пушистую драгоценность, — рыкнул Снипс. Его тень нависла над подрагивающим Данилом, и енот испуганно сжался, раскачиваясь из стороны в сторону, как извращённая елочная игрушка на ниточке. — Где. Сумка?

— Я... я не... знаю... — простонал Данил. Боль пульсировала в голове, мешая сосредоточиться. — Больно...

Удар. Енот содрогнулся, получив мокрой, свёрнутой в жгут, тряпкой прямо по уязвимому животу, и попытался закрыть его, но Снипс предвидел это и ударил его по взъерошенной спине.

— Где сумка?!

— Умоляю, хватит!

— Отвечай, тварь! — распалённый Снипс схватил его за ухо, зажав его меж когтистых пальцев, издирая ими. Данил хрипло взвыл и закашлялся. Снипс же, склонившись над его мордой, прорычал: — Отвечай, я же забью. До смерти!

— Прошу, — прохрипел Данил, издавая столь пронзительные плачущие звуки, что любой палач бы разжалобился. — Мне больно, мне очень больно... Отпусти, прошу!..

— Ах, ты!..

Рычащий звук, заклокотавший в горле Снипса, внезапно прервался. Данила поглотила волна слепящего ужаса. Он зажмурился, боясь увидеть, что бы там он не увидел, и судорожно задёргался, в надежде, что верёвка, которой был обвязан его хвост, как-нибудь расслабиться и позволит ему упасть. Пусть головой вниз, пусть на пол, усыпанный битым стеклом — но, наконец, прервёт боль.

Раздался резкий свистящий звук, и Снипс подавился очередным рычанием. Данил испуганно сжался, услышав ещё одни шаги. Филиппов прихвостень тяжело завалился на пол, и енот, решившись, приоткрыл глаз.

— Идиот! — очень выразительно рявкнул Дима. Как он здесь оказался, Данил так и не понял, да и волну облегчения, пришедшую взамен ужасу, почти не почувствовал — слишком больно было.

Его обхватили тёплые сухие руки. Дима придержал его, не давая раскачиваться, и потянулся к верёвке. Данил беспомощно вцепился в его куртку когтями, дрожа всем телом. Мурашки шли по коже, заставляя шерсть и подшёрсток пушиться, а лапы неожиданно ослабели настолько, что поставь его Дима — и Данил немедленно завалился бы.

— Чёртов дурачок! — проворчал Дима, воюя с верёвкой. Возможно, он бы и куда сочнее ругнулся, но рядом слышалось дыхание Марины, и Дима явно не хотел учить дочь дурному.

Данил прикрыл глаза и уткнулся лбом в грудь спасителя. Его растрёпанная шерсть чуть улеглась. Безопасность. Он в безопасности... пока, по крайней мере.

Дима был напряжён. Данил поздно, но всё же вспомнил, что тот боялся енотов, и вяло зашевелился, собираясь покинуть — ох, как же не хотелось, тёплые руки. Однако Дима внезапно не дал ему это сделать, сильнее прижав к себе.

— Не рыпайся! — буркнул он, явно раздражённый собственной смелостью. — Какого х... хрена ты вообще попался этому... кто это вообще?

Хвост бессильно упал, когда верёвка оказалась развязана. Мышцы ещё подёргивало, но боль отступила, вызывая чувство, почти близкое к эйфории — временный эффект от внезапного покоя. Данил приоткрыл слезящиеся глаза.

— Снипс, — едва слышно выдохнул он ещё более высоким, чем обычно, голосом. — Это... слуга Филиппа.

— Ох, вот же ж пёс! — громыхнул Дима. Он явно хотел пнуть мучителя по самому драгоценному, но, подумав, передумал и лишь брезгливо отодвинулся. — Его б так за... э-э... ноги подвесили!

— Как... как вы меня нашли? — уточнил Данил, когда они, оставив Снипса досматривать вынужденные сны в кустах, направились вверх по набережной.

Дима всё ещё злобно сопел, так что ответила ему Марина.

— Дядя тащил сундук, — пояснила девочка, пытаясь поспеть за раздражённым шагом отца. — Там была дырка. И... твой хвост.

"И мучитель, и спаситель", — подумал Данил, скосив взгляд на измученную и потрёпанную часть своего тела. Он в целом выглядел так, будто им полы мыли, а уж хвост... тот натерпелся, конечно.

— На кой ляд ты вообще туда полез? — наконец хмуро уточнил Дима. Сейчас успокоительное ему явно не помешало бы.

Смущённый Данил рассказал обо всех своих похождениях и умозаключениях. И с каждым новым словом он ощущал себя всё большим идиотом. И правда — почему он полез внутрь, не убедившись, что никого рядом нет? И вообще, можно было позвать товарищей, а потом уже изучать всякие сундуки!

— Пипец ты легкомысленный, Егошество! — выслушав его, экспрессивно высказался Дима. Прям чувствовалось, что тут он хотел ввернуть более подходящие ситуации обороты — но снова сдержался, правда, с уже большим трудом. — Как ты дожил до своих... сколько тебе там?..

— Почти тридцать.

— СКОЛЬКО?! — Дима чуть не запнулся об снег. Он-то думал, что принц совсем молодой, чуть ли не подросток, а тот, оказывается, едва ли не его ровестник! — Да ты инфантил, выходит!

— Кто? — Данил приподнял голову. Судя по тону Димы, это было что-то нехорошее, но, вспомнив, в каком контексте Дима его так назвал, Данил признал, что тот был прав... что бы слово это не означало.

— Взрослый с мозгами ребёнка, — любезно пояснил Дима ему и с интересом вслушивающейся в их разговор Марине. — Вопрос ещё более актуален — как ты до сих пор жив?

Данил потупился.

— Акиро у нас — голос разума, — пояснил он смущённо. Стало стыдно. Особенно перед Мариной, этой малышкой, которая в свои годы была куда благоразумнее него. — Я... я не очень разбираюсь в людях.

Дима покачал головой. И вот это было принцем? Сказочное королевство явно в опасности. Но, увидев печальные и извиняющиеся глаза Данила, он решил не добивать его и перевёл разговор в более рациональное русло — сумку они всё ещё не нашли. К счастью, благодаря нюху Данила они хотя бы имели зацепку.

Служака в рыжем оказался местным дворником, Василием Степановичем. Он подозрительно посмотрел на подошедших. Ещё бы, ведь в руках мужчины он увидел того самого зверька, что недавно рыл так тщательно утрамбованный им сугроб!

Дима выразительно посмотрел на затихшего енота и поинтересовался, не находил ли дворник потрёпанную старую сумку. Он представился волонтёром и пояснил, что его друг, занимаясь погрузкой спасённых животных, случайно обронил её на пирсе. Василий Степанович прищурился, но, не обнаружив в легенде ничего предосудительного, расслабился и направился к своему ведру, что стояло неподалёку.

— Если что, я её такой и нашёл, — признался он, притащив страшную, как ядерная война, сумку, всю в вылезших нитках и заплатках, словно её носило не одно поколение не сильно бережливых зельеваров. — Внутри не было ничего. Ну, только корона какая-то или венец, не сильно разбираюсь в этом.

Дима почувствовал, как когти енота резко сомкнулись на нём, прорвав слой куртки. Данил издал одинокий кашляющий звук, полный такого недоверия, что Дима сразу понял — произошло что-то из ряда вон выходящее.

— О да, — протянул он, заглядывая в сумку и в переплетениях изодранных ниток увидев весьма простенький венец из какого-то тусклого медного материала. — Всё на месте. Боже, спасибо! Наконец-то меня прекратят пилить, а то больно это!

Данил намёк услышал и разжал когти. Он извернул голову, пытаясь разглядеть корону, и его растрёпанный мех вновь поднялся дыбом.

— Не может быть, — пробормотал он тихо, когда Дима отошёл от дворника. — Но... зачем?..

— Это что-то важное? — уточнил Дима, подталкивая Марину вперёд себя, чтобы всегда держать дочь на виду.

Данил ощетинился и с беспокойством огляделся.

— Не здесь, — прошептал он. — Слишком важное.