Принц из клетки (джен)

— Нет, нет и нет!

— Боже, дружище, ну помоги! Надо уладить кое-какие дела, а его не на кого оставить!

— Я сказал — нет! Чёрт! Ты же прекрасно знаешь, как я к этому отношусь!

— Да, знаю, прости. Но он, правда, ручной. Из контактного зоопарка спасли. Тебе даже не обязательно его трогать. Только еду давай, а так он неприхотливый.

— Мать твою, Вов, ты же знаешь этих детей! Залезет, а этот... укусит!

— Да не кусается он. Хочешь, намордник ему надену? Ну пожалуйста, ну Дим!

Дмитрий прикрыл глаза и, тяжело выдохнув, досчитал до десяти. Прошедший разговор — точнее, обмен криками разной степени отчаянности, — всё ещё стоял в его голове. Чёртов Вован с его вечными волонтёрскими заскоками! То птиц дома держит, то кошек, то дельфинов каких-то... А вот теперь на — енот! Самый настоящий, полосатый и усатый. Дима слышал, как он возился в клетке на заднем сидении, и вздрагивал всякий раз, как длинные тёмные усы и влажный нос высовывались из-под покрывала, двигаясь, пока зверёк принюхивался.

Вован был очень настойчив. Какие-то невероятно важные дела были столь неотвратимы, что даже вечного "беззаботыша" проняло. Результат — треклятый енот на заднем сидении Диминого автомобиля. Вот уж жизнь подсобила, когда-то сведя Диму и Вову в одной плоскости! Дмитрий практически ненавидел то мгновение в данный момент.

Правда была в том, что он боялся енотов. Да, странная фобия, немного глупая и детская, но... фобия. Попробуй избавься! Дмитрий пробовал лечить свою "процинофобию", много раз, пока не понял — лучше жить с вечным страхом полосатых-усатых, чем с этими самыми полосатыми-усатыми.

Кстати, об усах. Енот, словно чувствуя его нервозность, стал более активным. Он толкнул клетку ближе, и теперь обнюхивал локоть Дмитрия, почти касаясь его кончиками этих самых усов. О, Дмитрий очень хотел бы выдрать их, чтобы не ощущать на коже, но умом понимал, что глупая зверушка не виновата в том, что один человек — безответственный хозяин, а другой боится его до усрачки. Поэтому он лишь отдёрнул руку, тем самым спугнув енота — усатый нос исчез под покрывалом, и клетка заходила ходуном.

— Эй, ты, меховая задница! — выдохнул Дмитрий, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце. — А ну тихо там! А то выброшу прям здесь, и плевал я на твоего старика!

Енот утих. То ли вслушивался в голос, то ли и правда непостижимым образом понял сказанное. Главное, что был результат — стало тихо. Настолько тихо, что Дмитрий почувствовал себя ещё хуже. Раньше хоть можно было понять, что эта тварь там делает, а теперь...

К счастью, они подъезжали. Никогда ещё Дмитрий не был так рад видеть собственный гараж. Выскочив из машины со скоростью сверхновой, он вытащил клетку и поспешно задвинул её в дальний угол, после чего отбежал на приличное расстояние и перевёл дух. Енот царапнул покрывало лапами, после чего просунул лобастую голову в получившуюся щель. Тёмные глаза, внимательные и немного печальные, укоризненно впились в лицо Дмитрия, заставив его нервно облизнуться.

— А что ты хотел, усатый? — огрызнулся он, чувствуя себя испуганно-униженным и бесясь с этого. — Пятизвёздочный отель в Химках? Радуйся тому, что дают!

Енот слегка прищурился. Потом вздохнул — пипец, как человек прям! — и лёг на дно клетки. Очень медленно подобравшись к ней, Дмитрий резко дёрнул покрывало и накинул его на клетку.

— Не бузи, смотри мне! — несколько более высоко, чем требовалось, выдохнул он.

Енот не ответил. Не то чтобы Дмитрий ждал этого ответа — он же ещё не совсем из ума выжил! Убедившись, что в поилке была вода, Дмитрий поспешно покинул гараж, не забыв тщательно запереть его.

...

Не забыв же?

* * *

Марина тихо пробралась в гараж — именно туда, в приоткрытое окошко, улетел мячик, который она кидала "Дружку". Воображаемый щенок не умел ловить мячик, и тот постоянно куда-то улетал, отправляя девочку в увлекательное путешествие на его поиски.

В этот раз поиски завели её в тёмное помещение, пропахшее чем-то, чем всегда пахнет рядом с машиной — мазутом, краской и каким-то распылителем, пылью, бензином и свежими неприятностями. Последнее касалось персонально Марины, так как её мячик угодил прямиком в клетку.

Задремавший было енот вновь забегал в своей тесной темнице. Марина, замершая было в страхе, оттаяла и медленно подошла ближе. Изначально, увидев издалека двигающуюся ткань, девочка подумала было, что этот самый призрак, о котором папа рассказывал, когда велел ей не забираться в гараж без спроса. Однако, увидев высунувшиеся из-под ткани усы, Марина поняла, что это какое-то животное, и её одолело любопытство — то самое чувство, которое сильнее любого ребёнка и обычно толкает его навстречу приключениям разной степени неприятности. Она медленно приблизилась. В душе шевельнулась робкая надежда — неужели щенок? Марина давно мечтала о собаке, с которой могла бы играть и гулять, но папа считал, что она ещё мала для собственного животного.

— Привет, — Марина присела перед клеткой и осторожно коснулась усов кончиком пальца. Усы тотчас исчезли под покрывалом, но спустя пару мгновений вернулись. — Ты кто? — спросила девочка, продолжая касаться усов и с интересом наблюдая, как те изгибались, словно обнимали палец, на деле — внимательно его изучали.

Енот высунулся из прорехи меж тканью, и Марина вздрогнула.

— Ты собачка? — она размышляюще нахмурилась, рассматривая чёрную маску на мордочке зверька. — Кошечка?

Енот фыркнул. Он обхватил лапками прутья клетки и подался вперёд, обнюхивая пальцы. Если бы Марина знала, сколько людей пострадало от острых зубов подобных зверей! Но девочка этого не знала, а енот был слишком воспитанным, чтобы кусаться. Он чуть склонил голову набок, вздыбив усы. Марина улыбнулась.

— Тебя папа принёс? — она взяла мячик с покрывала и доверительно сообщила: — А я с Дружком играю. Он плохо ловит мячик.

Енот повертел головой, в его глазах появилась озадаченность, а усы дёрнулись вперёд. Потом он будто понял. Тёмные глаза стали грустными, как два плачущих озёрца. Он печально вздохнул и вытянул лапку между прутьев, словно пытался приободрить девочку. Марина, в отличие от него, грустной себя не ощущала. И, подумав, протянула мячик еноту тихо шепнув:

— Хочешь поиграть?

Кем бы ни было это усатое создание, оно было добрым — это Марина, как и все дети, ощущала чётко и ясно.

С началом болезни старого короля королевство Дримтери погрузилось в унылую серую хмарь. Словно природа, сопереживая правителю, никак не могла выйти из печального состояния. Ощущали его и люди — жители Дримтери, и так раньше не сильно праздные, казалось, полностью погрузились в работу, не жалея свободного времени. В Дримтери все любили короля, строгого, но справедливого.

Ну, почти все.

Старый советник Филипп, плотнее запахнувшись в плащ, стоял на вершине донжона и со скукой рассматривал окрестности. Ветер трепал его волосы, что выбивались из-под шапки. Филипп щурился, но разглядеть что-то дальше подвесного моста было сложно. Впрочем, это его не особо волновало — он стоял здесь вовсе не затем, чтобы помогать дозорным: Филипп думал.

С каждым днём королю становилось всё хуже. Бывали дни просветления, когда он мог встать с кровати и даже сделать несколько шагов, но в последнее время они были редки. На фоне этого среди слуг поползли предположение, кто займёт его место, когда... На этот моменте все обычно скорбно замолкали, опуская глаза. Но только не Филипп. Не решаясь возмущать впечатлительную прислугу, он мысленно гадал, кто мог ему помешать. Ведь он и сам метил на место короля.

Ну а что тут такого, вопрошал он самого себя. Он был советником очень долго — почти пол своей жизни. Знал всё, что могло пригодиться хорошему королю. Придворные... Если этим людям что-то не нравится, они всегда могли уйти. А с остальными он бы построил идеальное королевство, рай на земле, где нет места тунеядцам и недовольным!..

Хруст снега подсказал Филиппу, что кто-то нарушил его уединение. Филипп недовольно поморщился, прежде чем повернуться. Людей он не любил и считал надоедливыми. Особенно вот этого человека, что поднялся к нему, дуя на ладони. Снипс. Имя, как кличка у какой-нибудь шавки, ей-богу! Но Филипп промолчал. Каким бы раздражающим не был Снипс, он знал о планах Филиппа и помогал ему — с воистину собачьей преданностью, глупый пёс, но хозяин мог быть не только мрачным, но и щедрым, если слуга заслуживал этого.

— Чего тебе, Снипс? — буркнул Филипп, морщась, когда усилившийся ветер бросил ему в лицо горсть колючего снега.

Слуга перестал дуть на руки и преданно глянул ему в глаза.

— Сир, у нас проблемы, — тявкнул он.

— Проблемы какого рода?

Вместо ответа Снипс указал вниз. Филипп обернулся. Даже сквозь снег он увидел небольшую процессию, что пересекла мост и подъезжала к воротам. Несколько высоких пушистых ездовых оленей с седоками в серых доспехах говорили за себя даже без представления — пожаловали из северного удела, Ракуни, отдалённой части Дримтери, но наиболее ей лояльной.

— Визитёры? — Филипп приподнял брови. — Нашли время...

— Король вызвал их правителя. — Снипс, дрожа, спрятал ладони под мышки и с завистью глянул на подбитый мехом плащ визави.

— Хм... — Филипп прищурился. И зачем это нужно было королю? Неужели ему стало настолько хорошо, что он сразу же решил вернуться к работе? Вообще, это было похоже на старого короля — любую свободную минуту он предпочитал тратить с пользой для своего королевства. Если ему действительно стало настолько хорошо, то это не входило в планы Филиппа. В идеале тот хотел бы, чтобы король умер: во время неразберихи, что непременно началась бы в осиротевшем королевстве, Филипп смог бы претендовать на трон, как первейшая после короля фигура в Дримтери. Как паук, он плёл сеть, но не липкую полезную ловушку, созданную только для пропитания, а сеть, полную интриг и лжи. Никто бы и пискнуть не смог, если бы он решил стать королём — кроме, может быть, короны, но и на неё Филипп что-нибудь придумал бы.

Ветер и снег стали слишком сильные, поэтому Филипп и Снипс спустились. В отличие от Филиппа, Снипс, хоть и страдал от холода, снегу радовался, как щенок — высовывал язык, ловя снежинки, и радостно дышал. Будь у него хвост, непременно бы вилял им. Любой другой человек Дримтери умилился бы — но только не Филипп.

— Эй! Веди себя прилично! — шикнул он, и Снипс тотчас сник. Вжал голову в плечи и послушно пристроился за плечом хозяина.

Они прошли во внутренний двор как раз тогда, когда конюхи отводили оленей в стойла. Сильные северные животные снисходительно фыркали, подрагивая ветвистыми рогами. Прислуга, не занятая делами, толпилась в укромных углах, откуда с опаской разглядывала происходящее. Вот только эти опасливые взгляды относились не диковинным скакунам.

Филипп посмотрел туда, куда смотрели многие, и увидел самого высокого человека, которого когда-либо принимала эта земля. Вытянутый и худой, как жердь, он возвышался над остальными приезжими, что, кажется, не сильно его радовало — он временами кидал вокруг настороженные взгляды. Один из них скользнул по Филиппу, и тот вздрогнул.

Эти глаза! Тёмные и зеленоватые, словно омуты, они так сильно напоминали ему одного человека, что... Но нет. У него же нет...

— Слыхали новость? — рядом шептались две старушки-кухарки. — Говорят, энтот великан тогось... сын Великого.

— Взаправду сын?

— Ну, говорят так. Сама не ведаю, но ежели его сюда сам Великий вызвал...

— Добро, Панка. Великий никогда не ошибался. Значит, и теперь...

Сын. У короля был сын. Это... проблема.

Не то чтобы Филипп на слово верил пересудам каких-то служанок. Он кивнул Снипсу, чтобы тот не путался под ногами, и псина понятливо кивнул в ответ, сразу же затерявшись в толпе местных. Сам же Филипп поспешил к приезжим.

Великан увидел его, и на миг в тёмно-бутылочных глазах промелькнуло облегчение. Он поприветствовал подошедшего, его голос был хоть и слегка нервным, но вполне спокойным. И всё же он совсем не напоминал правителя, что не преминул заметить про себя Филипп. Старательно клея на лицо доброжелательную улыбку, он провёл почётного гостя до покоев короля, где Великий, поблагодарив его, попросил оставить их наедине. Уходя, Филипп успел заметить, как великан, подумав, что он уже ушёл, скинул маску невозмутимости и с беспокойством подсел к старому королю. Он взял его за руку, слегка прикрывая чужую ладонь своей широкой ладонью, и Филипп едва не оскалился: всё же родня! Психуя, он вернулся в свою комнату и пнул ни в чём не повинный стул, вымещая на нём свою злость.

— Снипс! — рыкнул он, и тот, неизвестным образом будто услышав его, тотчас появился рядом. — Этот дылда и правда его сын. Уверен, старый хрыч позвал его, чтобы передать ему трон!

— О... — Снипс издал многозначительный звук, не понимая, что тут такого. Глянул на хозяина и, поняв, протянул: — А-а-а...

— Балда! — шикнул Филипп, раздражённо плюхаясь в кресло и сложив ладони домиком. — Это всё меняет. Молодого щенка сложнее вытравить так, чтобы это не вызвало подозрений. Он должен исчезнуть, пока к нему не привыкли. Пока считают... чужим.

— Ага... — Снипс почесал за ухом. — Но батя... он же его не выгонит. Не?

Филипп задумчиво пожевал губу.

— Да, — признал он медленно, — не выгонит.

— И как тогда быть, сир?

Филипп прищурился. Не то, что он хотел делать. Он думал, что есть время, чтобы всё произошло... буднично. По-природному. Но времени не осталось.

— Мы сделаем это, — подытожил он, и ветер, словно до сих пор прислушиваясь к словам, завыл громче прежнего. — Сегодня. — Он зловеще усмехнулся и добавил: — Пожалуй... приезд верзилы даже к лучшему.

Данил никогда не думал, что его визит в Дримтери будет связан с трагедией. Он не так часто выбирался из своего уютного небольшого удела, северного Ракуни, и здесь, в большом замке, ощущал себя неуютно. Люди здесь были более скрытными, как ему казалось. Если северяне говорили то, что думали, не таясь, в лицо, предпочитая разбирать всё сразу, то здешние таились, тихо сновали в тенях, и Данил не знал, стоит ли считать их опасностью. Его собственная интуиция глушилась печалью — он на самом деле любил своего отца и был расстроен тем, что тому никак нельзя помочь: старость не имела лекарств. Поэтому Данил пользовался интуицией Акиро.

Его друг-помощник сопровождал его в этом путешествии. Он тенью следовал за ним, доброжелательно улыбался людям-из-темноты, и те становились менее настороженными. Ему было легче — он почти не выделялся, и внешне даже не отталкивал людей от себя. Данил в очередной раз подумал, что плохо быть слишком заметным. Но, к сожалению, ничего не мог с этим поделать. Никак не стать более милым, если природа против.

Сейчас он медленно шёл по боевому ходу. Его взгляд бесцельно скользил по окружающим его стенам и снегу. Данил не думал, не размышлял и даже не рассматривал. Его мысли были беспорядочны, подчиняясь грусти, которая, казалось, пробралась в каждый капилляр в его долговязом теле. То, что многие называют "пустой головой" — ни мыслей, ни возмущений, ни страха. Ничего.

И это ничего тоже приносило страдания.

Данил дошёл почти до конца хода, когда услышал сзади шаги. Сначала он подумал, что это Акиро надоело разговаривать — или, как тот говорил, "налаживать дипломатические связи", — и друг вернулся к нему. Однако, развернувшись, Данил увидел перед собой того самого человека, который довёл его до покоев отца. Советник Великого. Его правая рука.

— Держись Филиппа, сын. Он мудрый человек, обязательно тебе поможет.

Данил приказал себе выглянуть из отрешённости и внимательно посмотрел на подходящего. Это тоже был высокий человек — но, конечно, не такой высокий, как Данил. Крашеный блондин с тёмной, тщательно обстриженной, бородой. Тёмные глаза цепкие и неприятные, но на лице лишь искреннее беспокойство.

— Ох, сир, что же вы? — Филипп всплеснул руками и потянулся к своему меховому плащу. — На улице метель, что же вы...

— Нет, нет, это без надобности! — тихо каркнул Данил, приподняв ладони. — Мне совсем не холодно.

Как сказала бы покойная матушка, будь она сейчас рядом: "Да я в такую погоду загорала!". И правда, хоть на улице и шёл плотный колючий снег, Данил почти не ощущал холода. Возможно, в этом виновато было не только северное происхождение, но и тот факт, что холод, как и другие ощущения, подавлялся тоской.

Советник, однако, не удовлетворился ответом. Качая головой, он увлёк Данила в замок, бурча себе что-то под нос на дикой смеси местных диалектов. Как бы Данил не пытался вслушаться, понял он лишь отдельные слова "престол", "сын" и "король", и им снова завладела апатия. Возможно, ему следовало бы проявить больше заинтересованности, но Данил не был уверен, что хочет... этого.

Будучи сыном короля, он был прямым наследником престола. Должность важная и почётная, но... Сказать по правде, Данилу был по душе его Ракуни. Править маленьким государством было непросто, но интересно — и это было совсем не то, что быть королём огромного и многолюдного Дримтери. Впрочем, не было у Данила выбора. Откажись он от трона — кто займёт его место? Вот этот советник, что сейчас важно вышагивал рядом?

Данил прищурился и глянул на Филиппа по-новому. И в самом деле, а почему нет? Отцу нравился Филипп, он считал его мудрым и опытным. Неужели только возраст? Или было ещё что-то, почему отец не хотел, чтобы Филипп проходил испытание короны?

— Молодой сир такой тихий и задумчивый... Идеальные качества хорошего короля, — хмыкнул Филипп, подтолкнув его вперёд.

Данил машинально сел, глядя на доброжелательное лицо советника. Тихий и задумчивый? Отца сложно было назвать таким. Он, как трудолюбивая пташка, сновал везде с утра до позднего вечера, и даже ночью, казалось, его думы крутились вокруг народа и его благополучия. Тихим он никогда не был — трудно было найти человека в Дримтери, который хотя бы раз не заговаривал с энергичным королём. Говорят, даже немой лодочник...

Прохладная тяжесть легла на его голову, прижав волосы. Данил вынырнул из вялых размышлений и приподнял взгляд. Филипп аккуратно водрузил на него корону и теперь, прижав ладони к груди, разглядывал его, вертя головой. Данилу вдруг стало тошно, и он отвернулся. Эти люди... для них смерть короля уже решённая проблема. Помер Великий — придёт Великий Сын, и всё снова будет как раньше, будто ничего и не произошло. Это так...

Правильно. Да, именно это сказал бы ему отец и даже мать, если бы она была здесь. Да, для него, как для сына, состояние отца было шоком и трагедией. Но не для советников. Пока король доживал свои дни, они делали всё, чтобы его смерть не вызвала серьёзных потрясений. Это было правильно. Слуги народа должны всеми силами защищать народ. И он, будучи сыном короля, наследником, должен делать это же. Как бы больно не было.

Доспехи, стоящие неподалёку от трона, на котором, как оказалось, воссел Данил, ярко сияли, начищенные до блеска. Данил глянул в них — и увидел, как Филипп, явно заметив его пассивность, неприятно оскалился. Его лицо стало жёстким и неприветливым.

— Что-то не так? Вы злитесь? — по привычке тихо спросил Данил, не желая казаться грубым и безучастным.

Филипп странно дёрнулся, словно не ожидал такого вопроса. На миг в его глазах промелькнуло беспокойство, но потом оно исчезло. Тёмные глаза словно потухли, подёрнувшись чем-то, походящим на печаль.

— Скорблю, сир, — так же негромко произнёс советник, и Данил понимающе кивнул.

Как он и думал. Им не всё равно.

Они просто делают своё дело. И делают не в пример лучше него.

А ночью короля не стало. Всё прошло тихо и максимально незаметно — ещё с вечера Великий, испив любимого молока, лёг пораньше.

И не проснулся.

Не было никаких знамений.

Небо не упало.

Снег не растаял.

Никто ничего не заметил.

Раз — и человека больше нет. Великий уснул навсегда.

Ветер продолжал дуть, играя со снежной круговертью. Пасмурная ночь сменилась не менее пасмурным утром. Люди старались не высовывать носа на улицу, но, в целом, продолжали заниматься привычными делами. Никто из них ещё не знал, что короля никогда не проснётся.

Данил тихо сидел на краю кровати и отрешённо смотрел на покойного. Если раньше в его душе была апатия, то теперь там не было ничего. Огонь прошёлся по внутренностям и выжег всё — до мельчайшей мысли, до самого распоследнего размышления. Данил сидел неподвижно, чуть сгорбившись, и напоминал скалу. Его молчание звенело в комнате, как ледяной купол.

Даже Акиро молчал, понимая, что сейчас Данилу не нужны его слова. Наконец, не выдержав, он бесшумно вышел, аккуратно закрыв за собой дверь, оставив друга в одиночестве приходить в себя.

Данил не пошевелился. Он смотрел на удивительно расслабленное лицо отца и пытался найти в себе силы хоть что-то ощутить. Почему-то поразительное спокойствие казалось ему чуть ли не святотатством. Но ничего не приходило. Словно он умер, а не отец.

"Надо... надо что-то... сделать..." — пробилась сквозь заслон неуверенная мысль.

Очень медленно Данил приподнял голову и моргнул. Это элементарное, казалось, движение вызвало такое напряжение, что он моментально устал. Прикрыв глаза, Данил некоторое время просидел неподвижно, восстанавливая силы. Потом вновь размежил веки и посмотрел на отца. Если не обращать внимания на неестественную бледность, казалось, что король просто спал. Морщины на его лице разгладились, да и в целом он стал выглядеть несколько моложе. Данил бесстрастно смотрел на него, пользуясь отсутствием мыслей. Когда они вернуться, будет худо.

Но что это? Данил вдруг увидел нечто странное. Его мозг ещё не понял, что, работая туже обычного, а глаза уже всё разобрали и насторожились. Данил вгляделся в лицо отца пристальнее. На краях губ его всё ещё поблёскивали капельки молока, что Великий пил с вечера, но... С каких это пор молоко так выглядело?

Данил вытянул шею и прищурился. По его телу медленно, словно ещё до конца не осознавая, прошлась дрожь, заставляя кожу мурашиться. Он понимал, что видит нечто ужасное, нечто столь тёмное и мрачное, что даже не мог предположить.

В тишине и сумраке королевской спальни, сидя рядом с покойным отцом, Данил осознал, что Великий не просто умер.

Он был отравлен.

Но кем? Неужели кто-то действительно мог убить короля?

Данил не мог в это поверить. Он просто не мог заставить себя принять тот факт, что кто-то из тех людей, о которых отец рассуждал всегда так тепло, мог лишить его жизни. Да, король болел и жизнь эта в последние его месяцы была такой себе. Но даже она была лучше смерти.

Сердце замедлилось. Данил смотрел на отца и следы, вещественные доказательства, чьего-то предательства, и его дыхание было прерывистым, как у умирающего. И даже когда на покрывало упала тень, он не сразу осознал её. Мозг северянина, привыкшего к подлянкам природы, сработал автоматически.

Данил резко отпрянул, изворачиваясь, и успел перехватить что-то, что успело задеть его затылок. Голова вспыхнула болью, но Данил едва ли обратил на неё внимание. Сопя, он сцепился с кем-то за право владеть болезненной штукой — палкой? Тростью? Какой-то обтекаемой фигуркой? Он не знал этого.

Некто не сдавался, и они молча и почти бесшумно боролись, попеременно перехватывая лидерство. На стороне нападавшего были более удобная позиция и напор, на стороне Данила — сильные мышцы, которые теперь помогали ему не терять позиций. Но боль, почти ослепившая его, была плохим помощником. Некто давил всё сильнее, пытаясь вдавить Данила в покрывало и пережать палко-тростью горло. Данил вцепился в неё ладонями и отталкивал от себя, не давая сделать этого. Мёртвый король был бесстрастным наблюдателем тихой схватки.

Данил извернулся и подбил нападавшего под колено. Тот коротко тявкнул, как собака, и, не удержав равновесие, упал на кровать. Данил оттолкнул палко-трость, вжал её в сопротивляющуюся тушку незнакомца и прижал-таки его к кровати. Некто попытался укусить его, но Данил распределил силу ладоней так, чтобы тот не мог добраться до него.

Он тяжело дышал; волосы растрепались и небрежной чёлкой свешивались вперёд. По виску каплями протекла кровь из рассечённого затылка. Данил встряхнул головой, отшвыривая волосы, и, прижимая палко-трость к нападавшему со всей силы, потянулся освободившейся ладонью к чужому капюшону. Сердце его забилось — неужели это тот, кто... убил...

Шмяк!

Глаза из-под капюшона опасно сверкнули, а Данил, не успев даже ничего понять, безжизненно завалился набок. Кровавые капли превратились в каплищи. Его руки ослабели, и пойманный нападавший сноровисто вскочил, избавляясь от ловушки. Он встряхнулся, будто псина, и фыркнул.

— Он готов, сир! — буднично позитивным, будто бы не находился в комнате, где произошло двойное убийство, возвестил он.

Человек, нанесший второй удар, вышел на тусклый свет лампы.

— Идиот, — прошипел он, презрительно морща нос. — Если бы не я, он бы тебя размазал! Не мог взять меч? Отрубил бы вшивую великанью голову — и дело с концом!

Первый словно и не обиделся на резкие слова. Он засунул палко-трость за пояс и слегка склонил голову набок.

— Разве он не нужен для плана, сир? — уточнил он и почтительно попятился, когда хозяин прошёл мимо него к кровати, остановившись возле короля.

Тёмные глаза были холодны и бесстрастны.

— Хватит и его визита, Снипс. Живой ублюдок нам без надобности.

Снипс перевёл взгляд на Данила и насторожился. Его внимательность была внимательностью пса, подмечавшего малейшие детали. Он повёл носом и повернул голову на другой бок.

— Он жив, — тявкнул он, нервно сжимая и разжимая пальцы.

Филипп резко обернулся. И правда — наследник, которого, как Филипп думал, он окончательно добил, чуть шевельнулся. Трепыхнулись крылья носа, а ресницы затрепетали. Видимо, для такого великана был нужен более сильный удар, чтобы оборвать жизнь в этом нелепом огромном теле.

Филипп отступил в тень и поискал взглядом статуэтку, которой нанёс ранящий удар. Слишком далеко откинул, да и толку бить-то? Этого дылду отсюда так просто не вытащишь — сразу же привлечёт нежелательное внимание. Можно, конечно, замаскировать его под обморок — мало ли, никто не знает, насколько впечатлителен северный принциссишко, — но Филипп не хотел светиться в этом деле в принципе, а один Снипс не справится.

— Добить? — Тот уже был за спиной лежащего на боку наследника и тянул к нему свои когтистые грабли.

Филипп поморщился.

— Нет, — прошептал он. — Обожди.

Он порылся в карманах — никакой женской сумочке не достичь тех высот, что задавали карманы королевского советника! — и вытащил небольшой гранёный пузырёк. Жидкость внутри него переливалась перламутровыми серо-розовыми разводами. Схватив наследника за челюсть, Филипп надавил, заставляя его приоткрыть рот, и капнул на язык несколько капель. В комнате запахло чем-то мятно-пряным — приятно, но зловеще.

Данил пошевелился. Боль в голове была ослепляющей, но постепенно словно притихала, становясь пульсирующей и тупой. Во рту ощущался пряной вкус, от которого немел язык — что-то резкое, ароматное, неприятное. Шершавые пальцы прошлись по кадыку, потирая горло, и Данил инстинктивно сглотнул. Пряность прошлась по горлу, обжигая его холодом.

А потом вернулась боль.

Нет, не так. БОЛЬ.

Она была резкой, дикой, разрывающей. Данил глухо закричал и почувствовал последним разумным проблеском сознания, как некто крепко прижал к его рту руку, давя шумные крики. Но и они кончились, когда горло перехватило, словно спазмом прошлось по мышцами. Они рвались, перестраивались, росли и увядали, и это было столь жутко, сколь и непостижимо.

Данил изменялся, становился кем-то другим, чем-то другим. Кости мельчали и истончались, кожа чернела, а сквозь поры проступал густой серый мех...

Снипс испуганно шарахнулся в сторону. Его глаза стали круглыми, как блюдца. Прямо под его взглядом наследник короля обращался в какое-то маленькое полосатое животное. Это была столь дикая трансформация, что волосы на теле Снипса встали дыбом, а в горле застрял вой. Он вжал голову в плечи и кинул ошарашенный взгляд на хозяина. Тот пристально наблюдал за превращением, ни разу не моргнув. На его холодном лице не промелькнуло ни единой эмоции.

Трансформация окончилась. Небольшой енот безжизненно вытянулся на кровати. Его бока неравномерно содрогались, а сквозь зубы проступал свистящий звук, похожий на плачущий стон. А потом прервался и он — не выдержав боли превращения, Данил просто-напросто вновь потерял сознание.

Филипп обернулся в сторону Снипса и махнул рукой, словно смахивал невидимую, но надоедливую пыль.

— Унеси это куда-нибудь. Убей и уничтожь тело.

Снипс сглотнул. Голос его был тихим и настороженным, как у долго не отвечавшего животного, которое наконец-то издало звук:

— К-конечно, сир. К-как прикажете.

— Иди! И не попадайся никому на глаза! — раздражённо добавил Филипп. Вытянув из другого кармана что-то мелкое, он швырнул это в Снипса и, запахнувшись в плащ, вылетел из комнаты.

Снипс поймал вещь и, поднеся её к глазам, понял, что это свёрнутый в тубус мешок. Что ж, намёк был ясен. Запихнув безжизненного енота внутрь, Снипс незаметно выбрался из королевских покоев и, держась тени, направился к выходу. К счастью, рано утром лазали лишь слуги — да и те, сонные, ещё не знающие о трагедии, что их постигла, — почти не обращали внимания на Снипса, привыкнув к его вечным загадочным перемещениям по замку.

Метель злобно впилась в Снипса, стоило тому покинуть обогретые помещения. Зябко ёжась, Снипс поплёлся к лесу, оставляя за собой цепочку следов, быстро исчезающую под плясками снежной круговерти.

"И что с ним делать?" — отдуваясь и утопая в сугробах, думал Снипс, быстро размышляя, как легче и быстрее выполнить приказ, чтобы поскорее вернуться в тепло. Забить камнем? Долго, да и где сейчас искать камни? Проткнуть веткой? Они все обледенели. Утопить? Так всё застыло... Или нет!

Снипс добрался до опушки и только сейчас вспомнил о старом лесном колодце, вода в котором магическим образом никогда не застывала. То ли из-под неё били горячие родники, то ли духи позаботились, но этим колодцем часто пользовались местные, когда река замерзала, а бить лунку было нечем.

Немного не по себе было, правда, от того, что духи могли рассердиться на него за осквернение источника. Снипс был довольно-таки суеверным и опасался мести того, о чём мало соображал. Да и хозяин сказал — убить и избавиться от тела. В колодце, конечно, енот сразу же подохнет, особенно, если его перед утоплением немного придушить. Но не останется ли тело? Хотя... в такую погоду его с удовольствием пожрут лесные звери.

Мешок, в котором находился енот, уже какое-то время подёргивался. И всё же быстро этот наследничек приходил в себя. Снипс недовольно зарычал, когда енот, перебирая внутри маленькими лапками, сквозь холщ царапнул его неожиданно острыми когтями.

— Прекрати, тварь! — рыкнул он, встряхивая мешок. — Не шевелись и дай мне тебя утопить!..

Внезапно из леса послышалось хриплое утробное фырканье, такое громкое, что перебило даже свист ветра. Снипс, продолжая сжимать мешок, медленно обернулся. На краю занесённых снегом деревьев замер огромный белоснежный олень. Он был почти незаметен среди метели и сугробов, и лишь внимательные красные, почти рубиновые, глаза ярко выделялись среди слепящей белизны. Он хрипло дышал, с протяжным свистом выдыхая воздух и недружелюбно косясь на Снипса и его ношу.

Енот замер в мешке, словно прислушиваясь. Снипс надеялся, что он снова временно подох, но все надежды канули в Лету, когда заколдованный наследник вдруг резко и пронзительно крикнул:

— Дух! Дух, он оскверняет святыню!

Конечно же, Данил знал, куда отправился этот, ну, кто держал его (кто бы это ни был). В такую погоду лишь одно место могло привлечь любителя убивать в воде. Старый колодец, место сосредоточия лесной магии — и тщательно охраняемая святыня больших волшебных оленей.

Услышав такое святотатство, белый олень взревел. Этот рёв было ни с чем не спутать — низкий, злобный, гортанный, он будто исходил откуда-то из нутра огромного величественного зверя. Опустив голову, украшенную ветвистыми столетними рогами, олень бросился вперёд. Дико завизжал Снипс, заметавшись по опушке в попытках избежать острых костистых пик. Мешок мешал ему, и Снипс, недолго думая, отбросил его в сторону.

Данил тотчас заработал лапами, прорывая себе путь к свободе. Рядом ревел и рычал олень, от голоса которого звенела и дрожала земля и даже метель, кажется, чуть приутихла, вслушиваясь, тонко визжал испуганный Снипс. Данил не обращал внимание на тупую боль в голове и усталость, прошившую, кажется, каждую клеточку измученного обращением тела. Он рвался на свободу, и свобода явилась к нему. Выскочив из разорванного мешка, он галопом бросился прочь — лишь мелькнул среди сугробов сгорбленный маленький силуэт. Шум противостояния остался позади.

Он бежал, так быстро, как только мог, петляя в снегу. И последний, словно зная, кто он и что с ним произошло, будто расступался — казалось, само Дримтери помогало сыну своего любимца. Данил не ощущал лап, он даже не задумывался о том, что использовал не две, а четыре конечности. Енотовые мысли привели в порядок его собственные — человеческие переживания словно утихли, поборотые звериными инстинктами. Пока что это помогало мыслить рационально.

Данил держал путь обратно в комнату отца. Он должен был забрать его кружку, пока это не сделали слуги, и отнести её местному зельевару. Короля уже не спасти, цинично замечало звериное "я", но можно было попытаться отомстить, отыскав его убийц.

Ему нужна помощь зельевара. И, возможно, Филиппа — раз уж отец уважал его, вероятно, и Данилу стоило попытаться.

Только бы олень ещё хоть чуть-чуть задержал этого воняющего псиной мерзавца!

Кружка оказалась неожиданно тяжёлой. Данил тяжело, с присвистом, выдыхал, таща её в дальнюю башню, в которой, как он знал, находились лаборатории зельевара. Адреналин слегка схлынул, и на него навалилась, в довесок к усталости, ещё и та самая вещь, о которой он мало — точнее, вообще, — задумывался ранее: реакция человеческой части мозга на дополнительные конечности. Теперь, когда енот слегка ослабил свою власть над телом, лишние лапы путались, пардон за тавтологию, под лапами, и Данил постоянно спотыкался. Он старался идти быстро, чтобы минимизировать своё нахождение в пустынных коридорах и случайно не нарваться на человека, который хотел его убить. Но быстрота порождала неуклюжесть, так что не было ничего удивительного, что до лаборатории Данил дотащил не совсем целую кружку.

Ну и пусть, главное, доказательство всё ещё находилось на дне, застыв необычно пахнущим белёсым порошком.

Данил добрался до нужного места и, толкнув дверь носом, отметил, что она легко отошла. Значит, зельевар был на месте. Добро! Должно же хоть в чём-то ему повезти.

Не известно, кто из них был более удивлён встречей — Данил, не ожидавший увидеть здесь этого человека, или Филипп, который зашёл в лабораторию между делом, решив на всякий случай пополнить запасы зелий, которые носил с собой.

Он поставил на огонь очередную основу для превращательного зелья, когда услышал скрип двери. А потом, обернувшись, увидел заглядывающего внутрь енота. По следам подсохшей на голове зверька крови он сразу понял, что это тот самый енот, которого он приказал утилизировать.

"Вот олень! — подумал Филипп с раздражением. — Ничего сделать не может! Право слово, никто не справится с делом лучше, чем ты сам!"

Он оторвался от котла и повернулся к наследнику всем корпусом, прищурившись, играя роль полного недоумехи. Если он нападёт сейчас, енот выскользнет из лаборатории — и ищи-свищи его по всему замку! Нет, надо быть хитрее — тем более Великий наверняка сказал своему щенку уважать тех, кто, по его мнению, радел за "общее" благо.

— Зверь в лаборатории? — Филипп наморщил нос. — Доставка? Учти, я не терплю шерсть в зельях.

"О! Он ещё и зельевар!"

Данил не знал, что советник может быть придворным зельеваром. По его мнению, это две кардинально разные профессии. Советник — тот, кто всегда на виду, кто общается с королём, людьми, постоянно руководит чем-то или кем-то. Как Акиро, например. А зельевар... Он стоит у котла, минутами, часами, днями помешивая варево, шинкуя и нарезая ингредиенты, суша цветки магических листьев, толча пестиком таинственные порошки...

Но, видимо, Филипп каким-то образом умудрялся соединять в себе всё — общительность советника и вдумчивость зельевара. Что ж, тем лучше.

— Филипп! Это я, Данил, — возвестил Данил, забираясь в лабораторию. — Некогда объяснять — кто-то отравил отца!

Филипп скрипнул зубами. Ну да, так и знал, что надо было сразу избавиться от улик! Кто ж знал, что щенок окажется внимательным?

— Это серьёзное заявление, — заметил он, наклоняясь над серым зверьком. — Во имя короны, с чего ты так решил?

Наследник был так взбудоражен, что даже не заметил отсутствие привычного вежливого "сир". Филипп же не собирался лебезить перед полосатой тварью. Пройдя мимо зверька, он осмотрел коридор и, убедившись в его пустынности, плотно запер дверь. Вот так. Никто им не помешает, и долбанный енот никуда не денется. И даже если кто-то зайдёт и увидит, как он добивает зверушку, Филипп всегда может сказать, что исследовал кружку Великого, когда поймал в лаборатории вражеского лазутчика. Никого это не удивит, ведь в их мире мелкие животные достаточно часто служили у сыщиков и лазутчиков.

Подойдя к столу, Филипп осмотрел коллекцию зельеварческих ножей и, остановив свой выбор на самом длинном и остро наточенном — чтобы наверняка, — выдохнул.

Данилу надоело запрокидывать голову, чтобы увидеть лицо советника. По небольшим данным, которые он успел увидеть в глазах Филиппа, тот ему не верил. Ну в самом деле — очевидно, в Дримтери не так часто совершались покушения на кого-либо, тем более на всеми любимого Великого. Подойдя к стулу, Данил запрыгнул на него, чуть было не упав — задние лапы чиркнули деревянные бока сидушки, а живот был немного ушиблен. Недовольно морща усы, Данил перепрыгнул со стула на стол, осторожно избегая подходить к варящемуся зелью, чтобы не запороть Филиппу его готовку — сказал же, что не терпит шерсть, значит, она может помешать.

— В молоко что-то подмешано, Филипп, — пропыхтел он, огибая многочисленные ступки и зельеварческие принадлежности. — В голове не укладывается! Зачем кому-то убивать отца? Он же...

Данил поднял голову, с более высокого и более привычного положения глянув на советника, и резко затормозил, цепляясь когтями в древесину. Перед ним с жутким чпоком в стол вонзился длинный и слегка изогнутый нож.

Филипп неприятно скалился. Его красноватые от недосыпа глаза лихорадочно блестели, густые брови сошлись на переносице, а вскоченные волосы топорщились, как шерсть злого животного.

— Зачем? — он вытащил нож и повертел его меж пальцев, глядя на онемевшего Данила с видом победителя. — Только наивный идиот будет задавать такой вопрос. Щенок!

Данил резво прыгнул в сторону. Енотовые инстинкты вновь проснулись в полную силу. Сзади послышался злобный рык, не иначе, человека, который отреагировал совсем не так, как Данил предполагал. Он спешил в лабораторию, чтобы получить помощь, а в результате запер себя с опасной гремучей змеёй.

Филипп преследовал его, замахиваясь. Данил юркой серой тенью метался по столам, уже не обращая внимания ни на какие зелья. Им овладела паника.

Грохот падающих и разбивающихся колб, пронзительное шипение пролитых зелий, начавших бесконтрольно соединяться друг с другом, свистящий пар, ругань Филиппа и испуганный писк енота — всё смешалось в какафонию звуков. Удивительно, что никто ещё не налёг на дверь, пытаясь прорваться внутрь и понять, что происходит.

Данил прыгал влево — Филипп скакал туда же. Данил, изгибаясь, уходил направо — и советник не отставал. Несмотря на возраст, он был энергичным стариком. Не успевая догонять, он пугал и заставлял метаться. И метал — метко.

— Мхяу! — пронзительно взвизгнул енот, когда резкая боль пронзила его заднюю лапу.

Нож загремел, лишь слегка войдя в плоть, но не закрепившись в ней и упав на пол. Енот спрыгнул туда же и, прихрамывая, забился в угол между столами. Он взъерошился, когда человек навис над ним, и зарычал по-собачьи, пуша шерсть. В его глазах стоял ужас.

Филипп поднял нож, загораживая единственный проход и не давая зверю вновь куда-то бежать. Впрочем, судя по одышке, заставляющей тело енота дрожать, он запыхался и уже не мог маневрировать, поэтому сейчас вжимался в стену так отчаянно.

— Ничего личного, щенок. Это лишь политика, — почти миролюбиво заметил Филипп, занося над ним нож.

Данил, хрипло дыша, прошептал, глядя на него безотрывно:

— Змея! Он тебе доверял!

— Он всё-равно был при смерти, — отмахнулся от его укора Филипп. — Считай это актом милосердия, юный принц. Иногда приходится, скажем так, убирать мусор.

Сзади вдруг раздался... ну, может, и не взрыв, но по силе что-то очень похожее. Лабораторию осветило яркое свечение, а спину Филиппа обдало горячим воздухом. Он резко обернулся — чисто инстинктивно, как и любой, за спиной которого происходило что-то потенциально опасное. Два каких-то зелья, соединившись, сдетонировали, и посреди лаборатории вдруг объявился настоящий вихрь. Пергамент, листья, сухие растения и мелкие вещи — всё поднялось в воздух и закружилось в яркой россыпи голубоватых искр. Красиво было и немного страшно — Филипп понятия не имел, что это такое было.

Чу! Пока он отвлёкся, Данил проскочил мимо его ног и бросился к двери, которая из-за взрыва чуть приоткрылась. Филипп сделал резвый выпад. Он схватил енота за хвост и, прежде чем зверёк осознал это и попытался укусить, резким движением руки швырнул его прямо в центр сверкающей воронки. В последний момент Данил вцепился в его одежду, но вихрь уже завладел им, и енот с писком исчез, сумев отодрать от советника лишь старую потрёпанную сумку, которую тот носил на поясе.

* * *

— Ну что? Последние? — Вован принял очередную клетку и, отдуваясь, вместе с другом по волонтёрству, Михой, погрузил её в грузовик.

Стояло неприветливое пасмурное утро — не редкое в это время года. На улице и так было холодно, так ещё и вода рядом давала усиление к этому холоду. Вован решительно не мог понять рыбаков, которые стояли в отдалённой части пирса и невозмутимо наблюдали за поплавком. Конечно, он понимал, что они, наверное, уже согрели себя чем-нибудь крепким, но от этого вид на них не становился в его глазах более тёплым.

Миха заглянул в лодку, подсчитывая клетки. На днях закрыли очередной контактный зоопарк, и маленькие животные, что страдали там каждый день, подвергаясь бесчисленным тисканьям людей, ехали на приём к ветеринару. Вован и Миха уже целый час выгружали клетки — их было много, хорошо хоть, животные не шумели и в целом вели себя хорошо.

— Ага, — выдохнул струйку пара Миха.

Вован кивнул, повернулся было к машине, но друг снова подал голос:

— А, не, стой. Тут кто-то выпал.

— В смысле, выпал?

— Ну, глянь.

Вован заглянул в лодку следом за Михой и увидел енота, с трудом пытавшегося встать на дрожащие и подгибающиеся лапы. Странно, он совсем не помнил, чтобы среди перевозимых ими животных был енот.

— Эй, малыш, тише, ти-ише... — Вован запрыгнул в лодку, слегка качнув её, и енот, резко обернувшись, мяукающе зашипел. Вован заметил полоску крови на его голове и задних лапах и нахмурился. Контактники, конечно, были измучены, но никто из них не был ранен. Что с этим? Вован аккуратно снял с себя куртку, зябко поёжась, и расправил её, надвинувшись на зверька. Его шаги были выверены и осторожны, а речь мягкой и ласковой: — Где же ты поранился, дружок? Не бойся, я тебя не обижу. Сейчас мы поедем к доктору и он посмотрит твою вавку. Ну же, малыш, не бойся... — Он накинул на настороженного, но замолчавшего енота куртку и, когда тот завырывался, плотнее завернул его, пропыхтев: — Мих, давай!

К счастью, обошлось без укусов. Отловленный зверёк был помещён в клетку, клетка — в машину, и вскоре пирс очистился от всего лишнего. Лишь рыбаки, вздохнув с облегчением, вновь вернулись к своему тихому созерцанию. Ничто не напоминало, что на пирсе могло произойти что-то необычное в это утро.

Ничто.

Кроме потрёпанной сумки, что, вцепившись в липкие сугробы, одиноко лежа под кустом, хранила нечто важное.

Марина услышала, как хлопнула дверца отцовской машины, а потом треск притоптанного снега возвестил, что автомобиль вместе с его хозяином покинул родную территорию. Вскочив, девочка подбежала к окну и проследила за отцом взглядом. Так, что тут у нас...

Быстро перебирая ногами, Марина бросилась на кухню, где критично осмотрела холодильник. О да, он был пуст. Значит, отец уехал за покупками, а учитывая пробки, рясно растущие в это время суток, вернётся поздно. Для неё отец оставил на сковороде часть омлета, прикрыв его полотенцем. Марина немного поковырялась в нём, после чего, точно убедившись, что отец больше не вернётся случайно, забыв, к примеру, какую-нибудь важную вещь, бросилась к гаражу.

Енот поднял голову, когда она включила свет. Быстро моргая, он шевельнул носом и, вскочив, подбежал к прутьям, хватаясь за них маленькими чёрными пальчиками. Марина подошла к клетке и погладила енота по носу, просунув палец через прутья.

— Привет! — улыбнулась она.

— Чирик! — мурлыкнул енот, и Марина хихикнула.

— Ты говоришь, как маленькая птичка, — заметила она и стащила покрывало с клетки, чтобы другу был лучший обзор.

Енот пошевелил усами, словно человек, пробующий сказанное "на вкус", после чего тряхнул головой. Он снова то ли мурлыкнул, то ли чирикнул и налёг на прутья, просунув морду между ними. Марине стало его жалко. Она бы с радостью отпустила бедного зверька, но ключ от клетки был у отца, и не было ни единого шанса на то, что отец позволит отпустить енота — тем более, что он явно был чей-то, ведь про отцовскую боязнь енотов Марина прекрасно знала.

Ну в самом деле, чего бояться таких милых животных? Иногда взрослые были такими занудами...

Марина перевела взгляд на миску енота и нахмурилась, увидев, что она была полной.

— Ты почему не кушаешь? — поинтересовалась она, и енот презрительно фыркнул. — О, не любишь такое? Мама говорила, что надо кушать всё, иначе сил не будет и ты не сможешь хорошо жить!

Енот серьёзно глянул на неё. Его большие глаза, тёмные с зеленоватым отсветом, были необычайно живыми и умными. Зверёк перевёл взгляд с девочки на миску и вздохнул — почти как человек. Марина улыбнулась.

— А это будешь? — уточнила она, вытаскивая из кармана завёрнутый в салфетку кусочек омлета.

Енот вежливо понюхал угощение и озадаченно почесал ухо. Но от вкусняшки не отказался и осторожно слизнул омлет. Если Марина и надеялась увидеть, как зверёк будет полоскать еду в своей питьевой миске — недаром ведь енотов называли полоскунами! — то этого не произошло — енот быстро съел угощение и облизал усы. Он вновь дружелюбно чирикнул, будто благодаря за подношение. Марина кивнула.

— Не за что, Ваше Величество! — важно произнесла она. Обычно дети, да и не только, сравнивали енотов с воришками — из-за их тёмных масок на морде и привычек тащить всё, что только возможно. Но у Марины было непопулярное мнение о том, что енот был похож на принца, привыкшего к хорошей еде и воспитанного лучшими учителями этикета.

Енот крупно вздрогнул, но Марина этого не увидела. Она подтащила к клетке стул и, сев на него, стала делиться новостями из своей жизни. Она была не сильно увлекательна — школа и уроки занимали большую часть рассказа, как и у любой другой девочки Марининого возраста.

— Представляешь, Лиле подарили настоящий телесоп, — с трудом выговорила незнакомое слово Марина, покачивая ногами. Енот лежал в клетке и внимательно слушал. — Она так обрадовалась, что подарила мне свои магнитики. Вот смотри! — Марина достала из кармана куртки пакетик с ярко-зелёными флуоресцентными кругляшами и встряхнула им. Енот слегка склонил голову набок, как собака, не понимая причину её радости. — Это для дороги, — пояснила Марина, чувствуя себя совсем как Марья Ивановна, которая каждый день объясняла им задания по математике. — Их клеят на знаки, чтобы они светились в темноте и дяди в машинах могли видеть, что впереди что-то есть. А ещё ими можно рисовать. Смотри!

Марина присела возле большого алюминиевого таза, что стоял у стены, прислоненный к ней боком. Енот вскочил и перебежал в другую часть клетки, в его глазах сияло любопытство. Он вновь склонил голову, наблюдая за тем, как Марина, прикусив кончик языка, старательно складывала из магнитиков силуэт щенка — именно такого, какого всегда хотела, озорного и лопоухого. Правда, Марина была не лучшей художницей, поэтому озорным и лопоухим щенок был только в её воображении. Впрочем, на узнаваемость это никак не повлияло.

— Видишь? — Марина посмотрела на енота. — Жалко, что они все одинаковые. Если бы они были разные, получилось бы лучше.

Енот смотрел на картинку, созданную девочкой. На его морде отчётливо проступала задумчивость. Он шевельнул ушами, прищурился — и, вытянув лапу из-за прутьев, сделал характерный просящий жест.

Марина дала ему пакет без задней мысли — и лишь спустя пару секунд подумала, что, возможно, давать зверю такие маленькие вещи так же нельзя, как и малышам. Вдруг что съест и заболеет?

Однако отдавать трофей енот явно не стремился. Он отбежал на середину клетки, дёрнул зубами целлофан — пакет порвался, а магнитики рассыпались по металлическому полу, тотчас к нему притягиваясь. Марина присела возле клетки, думая, как ей теперь быть — такое отец точно увидит, пусть даже он и старался не быть рядом с енотом дольше необходимого.

Однако все мысли ушли, убежали со всех ног из её головы, когда енот вдруг принялся возить магнитики по полу, собирая из них... что-то. Делая это осмысленно. Такого девочка точно не ожидала. Она, как завороженная, наблюдала за происходящим, чуть приоткрыв рот.

Из-под лап енота рождались рыбки — ярко светящиеся мерным зелёным светом, как звёзды. Звёздные рыбки... Это звучало очень красиво. Космические путешественницы объединялись в целый косяк, большой, извилистый, похожий на светящегося монстра... Хотя нет, скорее, на звезду. Ту самую, морскую, что раскинула в стороны лапки-присоски.

Марина понятия не имела, откуда енот знал, что такое морская звезда. Неужели он и на море побывать успел? Но обитательница солёной воды выглядела так реалистично, как только могла выглядеть картинка, созданная светящимися магнитами. Такое точно с бухты-барахты не придумаешь.

— А ты путешественник, — заметила Марина тихо.

Енот не ответил. Он сосредоточенно переставлял магниты, делая морскую звезду всё более реалистичной и узнаваемой. Его глаза неподвижно сконцентрировались на цели, всё тело невольно напряглось. Он переставил последние магниты и, отодвинув неиспользованные, наконец поднял взгляд на Марину. Тихое почти-мяуканье вырвалось из недр его глотки.

Марина моргнула. Потом вновь посмотрела на созданную зверем картинку. Взрослый человек, столкнувшись с подобным, наверняка бы решил, что стал жертвой пранка или столкнулся с чем-то необъяснимым. Но Марина была ребёнком и приняла происходящее с воистину детским принятием.

— Подожди, я сейчас! — она полезла в карман куртки, чтобы достать телефон и сфотографировать морскую звезду.

Отец, конечно, будет злиться, но когда увидит фото, наверняка перестанет делать это и удивится. Марина тщательно законспектировала творение енота, после чего внимательно вгляделась в получившийся снимок. Как бы отец не сказал, что это нейросеть... Марина и сама подумала бы так, если бы не видела своими глазами.

— А ты не... — начала она, оборачиваясь к еноту. И замерла.

Морская звезда исчезла. От неё остался небольшой косяк звёздных рыб, которые были небрежно отмахнуты в сторону. Пол клетки был вновь изукрашен, но теперь на нём были не морские обитатели и даже не кто-то из наводных созданий.

Это была просьба.

Яркими светящимися магнитами енот выложил надпись — полную мольбы, читаемой даже безо всяких слов...

ПОМОГИ МНЕ

В лаборатории царила предгрозовая тишина. Снипс тихо сидел в углу, забившись в него и стараясь не подавать признаков жизни. Была причина — он снова облажался и вполне себе мог за это получить. Но, кажется, его хозяину было не до него.

Филипп мерил лабораторию огромными лихорадочными шагами. Слуги уже прибрались, и он не рисковал наступить на какой-нибудь осколок. Остатки зелий также были убраны — им же, незачем служакам знать, какие зелья он варит. И теперь, когда это крыло замка полностью обезлюдело, Филипп мог поразмышлять.

О смерти короля стало известно недавно, но новость об этом быстро просочилась во все дыры и щели не только замка, но и города вокруг. Дримтери окаменело. Казалось, что всё живое оцепенело от горя — как я уже говорила, старого короля любили. Филипп предпочёл бы продержать эту новость ещё немного, но так и не смог понять, кто же её унёс. Он поморщился, вспоминая тяжёлый разговор с северянами.

Те подошли дружной гурьбой, когда Филипп пробирался назад в лабораторию и с прямолинейной бестактностью потребовали у него открыть, куда делся наследник короны. Филипп тогда, признаться, малость вструхнул — он не ожидал такого вопроса и на миг решил, что северяне каким-то непостижимым образом узнали, что произошло. Но виду не подал и хмуро заметил, что наследник закрылся с королём, имел с ним беседу, а после сел на коня и куда-то уехал.

— Боялся, поди, увидеть кончину родителя. А стал последним, кто видел его жизнь, — добавил он тогда снисходительно — и чуть не подавился, когда из толпы северян вынырнул невысокий темноволосый парень. Хмуря и без того неширокие глаза, он воскликнул:

— Прошу простить, советник, но вы не правы! Даня был у Великого, когда тот уже ушёл. И он бы никогда так просто не уехал, не поставив меня в известность.

Так Филипп узнал об Акиро — деятельном, скажем так, советнике наследника, который посмел подвергнуть его слова сомнению. Пожалуй даже, слишком деятельном. Чёртов мальчишка, вот что ему стоило ввернуть свои слова чуть позже? Люди, которые было уже задумались, а не наследник ли что-то сделал со своим отцом, чтобы занять его трон, тотчас насторожились и пододвинулись ближе, грея уши. Филиппу пришлось закончить разговор раньше и буквально силою утащить северян на разборки в кабинет. Люди наследника ему не доверяли — он это видел и понимал со всей ясностью.

— Чёртовы снеговики! — бухтел Филипп, вновь вспомнив эти события. Его лицо побагровело от ярости. — Вот какая им разница, где эта доставучая дылда? Ну, отправился рыдать в снег, подумаешь! Нет же, переполошились все, будто их демон в задницы кусал!

Снипс тихонько фыркнул, позабавленный сравнением, и понял, что поступил тупо — тёмный взгляд хозяина нашёл его среди беспорядка и буквально пригвоздил к полу.

— Ты! — суставчатый палец Филиппа ткнулся в его сторону. — А ну иди сюда.

— Сир, прошу, я не хотел подвести вас... — заскулил Снипс, но покорно подобрался к нему на подгибающихся ногах.

Но, кажется, гроза его миновала — по крайней мере, на некоторое время. Филипп, погрузившись в какую-то нервную задумчивость, начал перебирать пробирки, рассыпанные на столе. Снипс замер рядом, сложив руки на животе и чуть вдавив голову в плечи. Левый бок ныл — лесной дух всё же успел пырнуть его рогом, пока Снипс не догадался сбежать, — но он упорно игнорировал желание пошевелиться, чтобы не спровоцировать ярость хозяина.

Филипп сверился с записями, наспех начирканными на замызганном пергаменте, после чего взял парочку пробирок и перелил находящиеся в них образцы в ступку.

— Чёртов енот! — ругнулся он негромко. — Успел схватиться... Да и сам хорош! Что дёрнуло надеть эту ветошь? Именно сегодня! Идиот!

Снипс удивлённо посмотрел на него. Хозяин ругает сам себя? Это что-то новенькое! Обычно он всегда винил других, а сам своих ошибок не признавал.

Филипп заметил его удивление краем глаза и огрызнулся:

— Что зыришь?! Это всё из-за тебя! Я что сказал — уничтожить тварь! Каким тогда образом он оказался тут?

"Ну, было ожидаемо", — подумал Снипс и сжался сильнее: так-то замечание было обоснованным. Не справился, налажал он сам, и хозяин ещё милостиво не наказал его за это.

— В этой сумке была корона, — нехотя уточнил Филипп, и у Снипса полезли глаза на лоб. Корона? Корона пропала?! Ох, это не хорошо... — Надо было спрятать после того, как этот ублюдок примерил её, но кто ж знал...

"... что ты облажаешься, пёс!" — додумал его фразу Снипс и прижмурился, ожидая удара. Ну, или превращения во что-то мерзкое.

Но Филипп лишь поморщился и, брызнув в ступку каких-то сухих листьев, буркнул, хватаясь за пестик:

— Чем дольше корона где-то там, тем больше вероятности, что её собьют — какой-нибудь идиот примерит или чего похуже. Ни один дримтерец не должен надеть её на свою вшивую голову, я понятен, пёс?

Снипс не ведал, что задумал хозяин, но прекрасно знал, что из себя представляла королевская корона. Более суровый артефакт сложно было придумать. Он поспешно кивнул и, не удержавшись, сделал шаг назад, когда Филипп, перемешав в ступке заискрившую бурду, резко обернулся.

Советник выплеснул бурду, и она, на мгновение зависнув в воздухе, исчезла в яркой вспышке. Вспышка окончилась россыпью голубых искр, которые, подчиняясь неведомому колдовству, закрутились в вихре, наводя в лаборатории свои порядки. Филипп протянул ладонь к сияющим искрам и прикрыл глаза. Через некоторое время на его губах зазмеилась довольная улыбка.

— О, это не так плохо, как я думал, — заметил он куда более спокойно, словно не подтвердился какой-то его страх. — Это обычная телепортация. Могло быть и хуже.

Снипс склонил голову набок.

— Теле-пота-что-то? — тявкнул он.

Филипп поморщился, приоткрывая глаз.

— Перемещение, Снипс, — бросил он пренебрежительно. — Этот вихрь переносит...

— Куда, сир?

— Не перебивай меня! В другой мир. Судя по всему, он не сильно насыщен магией. Это хорошо — щенок там наверняка не разговорчивей скотины. Ты найдёшь сумку и её содержимое и притащишь ко мне. Енота можешь не искать — ему осталось недолго.

Снипс моргнул, а потом его потопил ужас осознания. Его телепотатируют? Туда?! В мир без магии?!

— С-сир, я... — дрожаще проскулил он, но Филипп не собирался его слушать.

— И только попробуй вновь облажаться, пёс, — прошипел он не хуже змеи, и злые глаза прожгли Снипса насквозь. — Верни сумку.

— Н-но...

— Я бы и сам справился. Но этот чёртов северянин!.. Некто из сыщиковского ордена скоро будет. Знаю я этих дотошных крыс. Каждый кирпич в этом замке перенюхают. Так что шуруй отсюда, а то раскопают, как ты духа обозлил. Ну же!

Его рык был столь раздражённым, что Снипс не рискнул находиться тут дальше. Зажмурившись, он прыгнул в вихрь — и моментально исчез, рассыпавшись в веере голубых искр.

Филипп опустил ступку на стол и устало помассировал виски. И кому он вновь доверил столь важное дело? В каком он, должно быть, отчаянии, что призвал столь убогое создание себе в помощь... Но это просто от отчаяния. Другого выхода у него не было.

ПОМОГИ МНЕ

Марина медленно села на пол рядом с клеткой и выдохнула. Енот молчал; он стоял возле надписи, сложив передние лапки на животе, словно сурикат, и пристально смотрел на девочку. Его умные глаза были пронзительными и неподвижными.

Уютная атмосфера гаража, сумрачная и тёплая на фоне улицы, вдруг показалась Марине зловещей и тихой. Она испуганно ответила на енотовый взгляд. Зверёк шевельнул носом. В его зрачках проступило что-то неуверенное и глубокое. Он качнул головой, словно человек, осознавший что-то неприятное, и вновь склонился над магнитами.

НЕ БОЙСЯ МЕНЯ

Марина звонко выдохнула.

— Кто ты? — шёпотом спросила она, её голос слегка дрожал, но под страхом всё же начинало проявляться непосредственное детское любопытство.

Енот успокаивающе чирикнул. Лапы вновь замелькали над светящимися кругляшками...

ДАНЯ ДРУГ

— О, так тебя зовут Даня? — Марина испытывающе глянула на енота и, когда тот кивнул, неуверенно улыбнулась. — А я Марина. Но можешь звать меня Маря. Так папа говорит, когда доволен. А как ты научился писать? Тебя твой хозяин научил, да?

Я ЧЕЛОВЕК

Енот завис над оставшимися магнитами и нервно шевельнул хвостом. У него явно возникли проблемы с коммуникацией. Марина, удивлённо приоткрывшая рот, прочитав послание зверька, встряхнулась. Судя по всему, зверьку не хватало материала для составления букв.

— Подожди, — попросила она, бросившись к ящикам в поисках чего-нибудь, что ему помогло бы.

Девочка ощущала себя странно, будто во сне. В гараже её отца сидел енот и утверждал, что он не енот вовсе, а человек! Это же обалдеть как... круто. Нет, серьёзно, когда вот вы видели настоящего енота-человека? Я уверена, что никогда.

"Лиля бы решила, что я фантазёрка!" — подумала Марина.

В одном из ящиков она нашла кусок мела, не понятно зачем вообще нужный в гараже, и отнесла его Дане. Енот сначала недоуменно прищурился, а потом узнал вещь и радостно скакнул. Он осторожно взял мел в передние лапки и, отодвинув задней магниты в сторону, склонился над полом. Ему явно было непривычно делать что-то подобное в этом теле, но он очень старался.

Марина склонилась над клеткой, вчитываясь в кривые и дрожащие буквы, которые Даня выводил со всем старанием, на которое сейчас был способен.

Я ЗАКОЛДОВАН КОЛДУНОМ ПОМОГИ МНЕ

— Но чем я могу помочь тебе, Даня? — прямо спросила Марина.

Кажется, её прямота пришлась еноту по душе. Он издал нежный чирикающий звук и вновь заскрипел — мел отсырел и сильно крошился, но буквы, хоть и слабо видимые, можно было различить.

ПОПРОСИ ПАПУ ВЫПУСТИТЬ МЕНЯ

— Хорошо, — кивнула Марина. — Я попробую. Но не обещаю. Папа очень упрямый. Если решит что-то, то это надолго.

Енот фыркнул. Кажется, мысль о том, что он мог вести подобный разговор, его необычайно ободрила.

МОЙ ПАПА ТАКОЙ ЖЕ БЫЛ

Последнее слово явно напомнило Дане о чём-то. Он сник и присел на пол, обернув задние лапы хвостом. Марина почувствовала его грусть и, протянув пальцы сквозь прутья, погладила его по голове. Возможно, это было странно, учитывая, что внутри енота был человек, но Марина как-то об этом не задумывалась, да и не доставала до других частей тела.

— Наверное, все взрослые такие, — глубокомысленно произнесла она. — Особенно папы. А мама у тебя есть?

Енот ободрился и кивнул. В его тёмных зеленоватых глазах зажёгся нежный огонёк — маму свою он явно любил.

— Моя мама вкусно готовила, — поделилась Марина. — Она была поваром. А твоя?

МОЯ МАМА КОРОЛЕВА

Марина вытаращилась на надпись, как на седьмое чудо света.

— Королева? — выдохнула девочка и перевела удивлённый взгляд на друга. — Значит, ты... принц?

Даня снова кивнул. Он потянулся было к полу, но только что заметил, что тот был весь занят буквами. Похоже, надо было делать их поменьше. Сметя хвостом пару ранних фраз, он добавил новую.

МНЕ НАДО ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ

— Конечно, — произнесла Марина неуверенно. — Я попытаюсь.

Даня прижал лапы к груди, словно обнимал себя. Он явно хотел сделать признательный жест, но не сильно понимал, как. Марина улыбнулась ему в ответ. Несмотря на то, что принцы в мультиках обычно были капризными и недружелюбными, Даня явно был не таким. По крайней мере, общаться с ним было легко.

* * *

— Маря, я дома! — возвестил Дима, заходя в прихожую и потянувшись к шарфу.

Вынырнувшая откуда-то из-за спины дочь чуть не сбила его с ног. Её щёки покрывал румянец, а нос был красный и подмороженный — она явно гуляла. Дима улыбнулся было, но не успел ничего сказать, как девочка схватила его за руку и воскликнула:

— Папа, папа! Пойдём, мне нужно тебе показать...

— Стой, золотце! — Дима повесил шарф на вешалку и погладил дочь по волосам. — Что случилось? Ты будто призрака увидела...

— Пап, это очень важно, — с нажимом произнесла Марина, и Дима вздохнул.

— Окей, — протянул он. — Пойдём посмотрим.

Его благодушие длилось не долго и закончилось, едва только он понял, куда ведёт его дочь.

— Стой-стой-стой! — он придержал Марину за плечо и медленно произнёс: — Ты что, была в гараже? Я же просил туда не ходить!

Марина потупилась. Конечно, она помнила, что отец просил её об этом. Но так получилось, что уж теперь поделать.

— Папа, Дане нужна помощь, — тихо произнесла она, и Дима нахмурился.

— Дане? Кто это, твой друг?

— Да. Ему нужно вернуться домой.

— Ну так пусть возвращается. — Дима ничего не понимал. Окей, дочь нарушила его просьбу и забралась в гараж. Да не одна, а со своим другом. Неужели они что-то задели, и пацана придавило?

Дима почувствовал, как мурашки прошлись по телу, и резко направился к гаражу.

— Что на него упало? Ящики? — отрывисто поинтересовался он, слишком беспокойный, чтобы злиться на детское любопытство.

— Нет. Он... он в клетке.

Дима замер. Нахмурился. Развернулся и смерил дочь долгим недоуменным взглядом.

— Что? — наконец гаркнул он.

Марина сделала глубокий вдох и на одном духу выложила всё, что знала.

Дима подумал, что когда-нибудь детские придумки сведут его в могилу. Это ж надо было такое выдумать — енот, которого Вован спихнул на него, оказывается, какой-то там принц хрен пойми какого государства! И кто же колдун? Вован? Дима почувствовал, как голова пошла кругой.

— Маря, хватит! — покачал он головой. — Ну, фантазёрка! Я не стану выпускать его, это опасно. И вообще, нечего тебе в гараже делать.

— Папа! Это правда! — возмутилась Марина. — Пойдём, я покажу, он написал...

— МАРЯ! — громыхнул Дима. — Прекрати! Еноты не пишут, они слишком, ну, глупые для этого. Признайся, ты снова пытаешься доказать мне, что эти меховые... э... шарики безвредны?

Они уже это проходили. Когда они посещали зоопарк, Марина постоянно тащила его в контактный отдел, где они проводили время с милыми пушистыми зверушками. И если там был енот, Марина всегда пыталась заставить Диму потрогать его. Лишь осознание, что она это не со зла, смиряло Диму и не давало ему закричать на дочь.

Но всему был предел.

— Ты нарушила мою просьбу. И ещё подвергала себя опасности. — Дима сложил руки на груди. — Маря, я не хотел этого, но у меня нет выбора. Иди в свою комнату.

— Нет! — Марина топнула ногой. — Ты никогда не слушаешь! Почему ты просто не можешь поверить?

— Потому что еноты не умеют писать. И они очень агрессивные. А если бы он тебя укусил? — Дима покачал головой и, отвернувшись, пробормотал себе под нос: — Говорил же ему, это слишком непредсказуемо.

— Зато ты пересказуемый! — воскликнула Марина ему в спину. Топот её ножек подсказал Диме, что дочь убежала куда-то вглубь дома.

"Надо запереть эту чёртову дверь", — подумал Дима раздражённо, чувствуя себя виноватым. Это чувство было неприятным, и от того злость только усиливалась.

Он прорыл все свои карманы, но нашёл лишь ключ от клетки. Что ж, не удивительно, что ребёнок зашёл — судя по всему, он так и не запер гараж тогда, когда притащил это треклятое полосатое создание, а потом и вовсе забыл об этом. Вот же дурной!..

В самом отвратительном расположении духа Дима вошёл в гараж. Щёлкнув свет, он огляделся. Что-то, похожее на ключ, поблёскивало на стенном крючке по другую сторону от машины. Дима направился туда, и его взгляд непроизвольно остановился на открытой клетке.

Енот наблюдал за ним, прижавшись спиной к дальним прутьям. Его тёмные глаза поблёскивали, отражая свет, а морда вдруг показалась Диме какой-то ехидной. Он резко мотнул головой, отгоняя мысль. Это зверь, простая тупая тварь, какое ехидство? Но раздражение, вызванное целой плеядой причин, никуда не уходило. Напротив — подпитываемое страхом, оно усиливалось.

Дима медленно подошёл, нервно сжимая ключ. Енот прищурился — почти по-человечески, будто заметив его взбудораженное состояние. Он шевельнул хвостом, слегка пригнулся и издал тихий вопросительный свист. Дима содрогнулся.

— Да что в вас находят, сук! — в сердцах воскликнул он, и его громкий голос эхом отразился от стен.

Енот пригнулся сильнее, почти лёг на пол, но в этот раз промолчал, словно понял, что человек и так был на взводе. Дима бросил взгляд на пол. Тот был весь измазан мелом — ни одного чистого пятнышка на всём полу, всё усыпало линиями и превратившимся в порошок мелом. Возможно, Дима смог бы причитаться и вычленить из вороха отдельные слова, но страх и злость дали о себе знать.

— Да что б вас всех! — выдохнул он с непонятной болью. — Сук, как же я устал ненавидеть вас!

Он резко ударил сапогом по клетке. Удар был сильный и нежданный даже для самого Димы, что уж говорить про енота. Тот от неожиданности не успел ничего сообразить, как оказался вбит импульсом в железные прутья. Вспыхнула болью ранее раненая лапа, и енот, не удержавшись, звонко запищал.

Этот писк немного привёл Диму в чувство. По крайней мере, он опустил приподнятую было вновь ногу. Зажмурившись и резко мотнув головой, он пересёк гараж и, усевшись на подвернувшийся ящик, зажал голову руками, пропуская волосы меж пальцев. Его тяжёлое дыхание смешалось с енотовым скулежом. Зверёк свернулся в комочек, переживая боль, его нос так и ходил ходуном.

Дима сморщился и тихо зашипел сквозь сжатые челюсти.

— Ева! — выдохнул он едва слышно, почти стонуще. — Что же я делаю!..

Енот медленно выпрямился. Лапа ныла, едва только он надавливал на неё, но зверька, кажется, больше интересовал человек, который совсем не обращал на него внимание. Енот осмотрелся, но не нашёл больше мела — тот был весь использован на разговор с маленькой милой девочкой. Значит, оставался лишь один выход — вернуться к истокам. К счастью, удар не высыпал все магниты из клетки...

Дима обхватил себя руками и засопел, восстанавливая внутренний щит. Впервые он был готов согласиться с дочерью — его страх был вреден. Если Марина готова была лезть в клетку к опасному зверю, чтобы расчиркать её и попытаться убедить отца, что енот и правда был — боже, это даже звучит смешно! — каким-то заколдованным принцем, то что же она ещё может придумать, чтобы помочь ему перестать бояться? Каким ещё опасностям себя подвергнет?

Енот издал негромкий напряжённый звук, и Дима глубоко выдохнул.

— Заткнись! — шикнул он, не оборачиваясь. — Чтоб тебя, ещё отлететь хочешь?..

— Чирик!

— Птица сраная, — выдохнул Дима и опасливо обернулся.

Енот просунул лапу меж прутьев. Увидев, что на него смотрели, он сложил пальцы с длинными острыми когтями и... Дима нахмурился. На миг ему показалось, что он совсем рехнулся, ибо енот чётко поманил его к себе. Что за чёрт?

Но жест повторился, и Дима понял, что либо сошёл с ума окончательно, либо это какой-то далеко уже не смешной пранк. Он встал и вновь медленно подобрался к клетке, опасливо всматриваясь в тёмные глаза зверя.

— Что за? — он замер.

Конечно, Дима не сильно вглядывался в пол клетки до этого. Да, он видел меловые линии, которые его дочь нарисовала внутри неведомым для него образом. И даже видел пару магнитов, что находились в клетке — видимо, Марина играла с ними и случайно уронила внутрь. Но теперь их было явно больше пары — и они лежали у лап енота, складываясь в невероятную, тяжёлую для осознания, но при этом реальную фразу...

МНЕ ЖАЛЬ

Василия Степановича сложно было удивить. Он работал дворником у местного пирса столько лет, сколько многие не жили, и повидал такого... всякого, в общем... что удивить его было, пожалуй, мечтой многих окрестных ребят.

Вся жизнь старика была сплошным днём сурка. Он вставал затемно, собирался и работал до полудня, после чего уходил домой и уже там занимался степенными домашними делами. Сколько историй любви, ненависти, знакомств и расставаний прошло мимо него! Воистину, Василия Степановича можно было уже называть местной достопримечательностью.

В последнее время его размеренная жизнь дворника омрачалась то и дело появляющимися в окрестностях мутными личностями — разными контрабандистами и закладчиками. Последних Василий Степанович гонял метлой, а на первых стучал ментам. Оба вида невероятно его раздражали.

Поэтому, заметив поутру странного бомжеватого вида мужика, что отирался у пирса с воистину подозрительным видом, Василий Степанович привычно насторожился. Виду он не подал — продолжал спокойно разгребать снег с подъездной дорожки, раскидывая его по собравшимся по сторонам от неё сугробам. Лопата с хрустом вонзалась в снежный покров, работа продвигалась легко и непринуждённо — снег убирался не сложно, пока не был притоптан ничьими ножищами. Собственно, именно поэтому Василий Степанович старался выходить на работу пораньше, пока сюда не припёрлись рыбаки, ребятня и прочие любопытные гуляки.

После лопаты настал черёд метлы — площадка под навесом не сильно заносилась снегом, поэтому метлою здесь было убирать привычней. Василий Степанович остановился, чтобы сменить инструмент, и кинул косой взгляд на подозрительного мужика.

Тот топтался у пирса и заглядывал под каждый куст. Сначала Василий Степанович подумал, что он выгуливает собаку, ибо несло от незнакомца псиною так, что чувствовалось, наверное, и в соседнем квартале. Но нет, мужик был один — и заглядывал он под кусты так, будто бы искал что-то. Может, рыбак какой или гуляка, потерял что-нибудь. Или очередной закладчик, чтоб их?

Скрип! Скрип!

Метла с замёрзшими скрипящими звуками скользила по каменной плитке. Василий Степанович почти не наблюдал за процессом метения — за столько лет его руки настолько привыкли к монотонной работе, настолько выучили территорию, что работали, как говорится, "на автопилоте". Обычно в такие моменты Василий Степанович позволял разуму отключаться и думать обо всё и ни о чём сразу. Но не сегодня — он исподтишка наблюдал за странным мужиком, гадая, стоит ли предложить ему помощь или ещё последить и убедиться, что это не наркоман или закладчик какой-нибудь.

Мужик тем временем подошёл к одинокому рыбаку, только что подошедшему к пирсу и начавшему выкладывать свои рыбацкие вещи. Они перебросились парой слов, после чего рыбак нетерпеливо отмахнулся от нежданного собеседника. Мужик покачался на месте и вновь продолжил свои поиски.

Скрип! Скрип!

Дорожка под навесом очищалась, блестя нескользящим камнем. Выглядело красиво. Василий Степанович позволил себе немного полюбоваться полученным результатом, после чего вновь поискал глазами мужика. Тот оказался не так далеко — словно пёс, он носился по окрестностям, заглядывая под каждый куст, каждый сугроб, в каждую извилину.

— Эй! — не выдержав, выдохнул Василий Степанович, стараясь сильно не кричать, чтобы не распугать рыбу, но и говорить достаточно громко, чтобы мужик его услышал. — Потеряли что-то?

Мужик резко дёрнулся и обернулся. Вблизи он выглядел ещё более растрёпанным и заросшим — право слово, настоящий бомж! Подозрения с новой силой всколыхнулись в душе Василия Степановича.

— Мож, помочь? — пробасил он, буравя мужика взглядом. — Если что, я...

Вжух! Воняющая псиной молния пронеслась мимо, обдав только что вычищенную дорожку снежной россыпью. Мужик бросился вперёд так быстро, будто за ним гналась адская свора. Момент — и он растворился в лесополосе, оставив после себя лишь рассыпанный снег и неровные углубления следов.

Василий Степанович мысленно выругался. Ну вот чёрт его дёрнул позвать этого психа!

"Надо было сразу ментов вызвать, пусть сами бы разбирались", — подумал он недовольно, снова заработав метлой.

Скрип! Скрип!

Василий Степанович развернулся, чтобы уходить, как вдруг запнулся обо что-то, засыпанное снегом. Остановившись, он поднял вещь и как следует отряхнул. Это оказалась древняя на вид и очень растрёпанная сумка. Уж не её ли искал тот мужик?

"Проверить надо. Вдруг там ерунда это, за которой эти ненормальные охотятся!" — подумал Василий Степанович и заглянул внутрь.

К счастью, того, что он подсознательно ожидал там увидеть, не было. Лишь какой-то венец стальной, видимо игрушка какая-то или самоделка. Василий Степанович пожал плечами, засунул его обратно в сумку и кинул её в ведро рядом. Надо будет отнести в подсобку, авось поинтересуется кто. А никому не нужно будет — окажется в мусорном мешке.

Решив так, Василий Степанович собрал свои рабочие инструменты и, наслаждаясь восходящим солнцем, отправился дальше по маршруту. Надо было сделать как можно больше, пока всю территорию не затоптали проснувшиеся люди.

Марина тихонько выбралась из своей комнаты и, крадучись, пробралась в отцовскую. Конечно, шанс был мал, но он был — может быть, отец оставил ключ от клетки в своей комнате, чтобы не носить постоянно при себе. Как бы то ни было, девочке было жаль принца-енота, и она хотела отпустить его. Да, отец будет злится — он всегда злится, — но Марина верила, что делает правильно.

В комнате ключа, естественно, не оказалось. Девочка вздохнула. И как она могла подумать о том, что будет иначе? Отец всегда отличался излишней дотошностью в том, что называл защитой.

"Значит, надо уговорить его", — подумала Марина и решительно потопала на кухню — оттуда как раз нёсся голос отца.

С кем он разговаривал? Марина замерла в коридоре, вслушиваясь. Кем бы не был собеседник отца, он был молчаливым — либо говорил так тихо, что как бы девочка не вслушивалась, не могла различить ещё какой-либо голос, кроме отцовского.

— Сейчас... — судя по скрипу, отец искал что-то в шкафчиках. — Где оно?.. А! Ладно, не скули, дуралей, сейчас помогу.

Не выдержав, Марина тихонько приоткрыла дверь и заглянула в получившуюся щелку. И замерла, увидев невероятное — Даню, который сидел на столе, поджав под себя лапы, и наблюдал за отцом, что, достав из дальнего шкафчика аптечку, рылся в ней. Даня заметил девочку и дружелюбно мурлыкнул. Дима, занятый разматыванием найденного бинта, буркнул:

— Сказал же, не скули! — Он поднял голову, и в Марину вперились настороженные глаза. Увидев дочь, Дима потеплел взглядом и кивнул в сторону микроволновки, пробормотав: — Поешь разогретое. Не подходи к нему.

Марина закатила глаза, но не стала спорить и направилась в указанном направлении. Дима же с куском бинта медленно подошёл к еноту. Данил заметил его нерешительность и, улегшись на стол, вытянул лапу, чтобы ему было легче. Она побаливала, но не то чтобы сильно, однако Данил не хотел спорить с человеком, что притащил его сюда — тот и так выглядел так, словно переступал через всего себя. Было в этом что-то неприятное, но Данил понимал, что не все любили енотов — даже в его мире к ним относились несколько предвзято, из-за их любви таскать различные вещички, особенно те, что им не принадлежали, енотов ценили, скажем так, не сильно порядочные люди.

Дима недовольно сопел, едва касаясь его и при этом умудряясь перебинтовывать. Не выдержав, Данил протянул лапу и коснулся магнитов, которые утащил с собой, чтобы иметь возможность хоть как-то коммуницировать с местными людьми.

БОИШЬСЯ

— Это вопрос или утверждение? — хмуро уточнил Дима.

Данил и сам не знал этого, поэтому издал неопределённый звук.

— Даже если и боюсь, то что? — огрызнулся Дима, напустив в голос суровых ноток. В его глазах сияло недовольство — то ли чересчур общительным енотом, то ли самим собой. — У всех есть иррациональные страхи!

Данил подумал, что впервые видел человека с этим, иррациональным, страхом, но не решился написать это. Не хотелось злить человека, который, как ни крути, отпустил его из клетки. Да и, несмотря на свой страх, помогал.

— Чир! — взвизгнул Данил, когда пальцы Димы сильнее необходимого затянули узел бинта. И тут случилось то, чего он боялся больше всего — енот, словно почувствовав угрозу, дёрнулся вперёд. На миг, на один страшный мир Данил подумал, что он сейчас укусит и без того недовольного им человека — и отпрянул, зажимая пасть передними лапами.

Дима замер. Его взгляд столь пристально смотрел на него, что Данилу стало не по себе. Казалось, будто человек сейчас тоже двинется и просто треснет его чем-нибудь. Но, глубоко выдохнув, тот лишь настороженно прищурился.

Данил протянул заднюю лапу к магнитам. Правила приличия требовали извиниться.

ПРОСТИ

Дима фыркнул носом, и Данил добавил, испытывая потребность объясниться:

НЕ ЗНАЮ ЧТО СО МНОЙ

Он и правда не знал. Раньше у него не было то времени, то сил проанализировать это, но сейчас он в полной мере осознал, что не просто стал енотом. Он словно вселился в разум полосатого зверька, поделив с ним одно тело. Но как это? Что за колдунство могло такое сотворить?

Из мрачной панической мысли его вырвал нервный смешок Димы.

— Звереешь, что ли? — И этот смешок не был весёлым. Скорее, таким тоном мог говорить палач, раздумывая, пора уже рубить голову или можно ещё немного подождать. Дима медленно убрал остатки бинтов в аптечку и добавил с подозрительностью: — Тебя стоит бояться? Это хорошо, — добавил он, когда Данил резко замотал головой. — А то, знаешь ли, у нас с бешеными зверями разговоры короткие.

Я НЕ БЕШЕНЫЙ

— Это ты своему телу скажи, которое куснуть меня хотело, — мрачно заметил Дима. — Кыш со стола, — добавил он, и Данил с поспешным послушанием перебрался на пол.

Усевшись возле стула, Данил осмотрелся. Эта была самая маленькая кухня, в которой он когда-либо бывал. Не наблюдалось ни очагов, ни огромных котлов, в которых булькала еда. Впрочем, если в этом доме Марина и её отец жили вдвоём, то им, наверное, и не нужны были большие котлы. Вон, девочка достала еду из какой-то прямоугольной коробки и теперь ела, наблюдая за ним с интересом.

— Ну давай, рассказывай. Чем ты тут моей дочери мозги пудрил? А, принц-обращенец? О боже! — Дима грузно сел на стул. — Дожили! Говорю с животным, будто оно человек!

— Папа, но я же тебе говорила... — подала голос Марина, вылавливая из супа нелюбимый лук. — Неужели ты до сих пор не веришь?

— Не поверишь тут, — пробурчал Дима, кивая еноту. — Рассказывай давай. Не беси.

Данил послушно взялся за магниты, максимально сосредотачиваясь. Сейчас всё зависело от этого мрачного человека, который сейчас возвышался над ним, недовольно хмурясь. Заслужить его благосклонность — то, к чему Данил должен был стремиться изо всех сил. Он обязан получить помощь — этот мир был другим, непонятным и страшным. Ему надо вернуться. Надо вывести убийцу отца на чистую воду.

— То есть ты утверждаешь, что являешься принцем хрен пойми какой-то сказочной страны? И что ты... такой — это магия? — Дима был полон скептицизма. Глупого, конечно — если енот прямо при тебе осмысленно составляет эту историю, наверное, это правда. Но Дима ничего не мог поделать с собой. — Твою мать!.. — ругнулся он на осторожный кивок. — За что мне всё это?! Чего тебе надо, хотя бы?

Данил задумался.

СУМКА

— На кой ляд?

Данил пристально посмотрел на него. Потом, вспомнив, что Дима, так то, не знал ничего и, вообще, познакомился с магией повезёт если час назад, зашуршал магнитами.

СУМКА МАГА ПОМОЖЕТ ВЕРНУТЬСЯ НАВЕРНОЕ

— Наверное? То есть ты даже сам не знаешь? — Дима вздохнул и покачал головой. Марина погладила его по предплечью, и мужчина, встрепенувшись, ободряюще улыбнулся ей кончиками губ. Чуть спокойней он поинтересовался: — Чего тебе надо лично от меня?

ПОМОГИ НАЙТИ СУМКУ

— Ладно, — подумав, согласился Дима, и Данил радостно встрепенулся. Неужели у него получилось? — Но потом ты сразу исчезнешь, — добавил Дима не терпящим возражения тоном. — А то у меня крыша едет!

Данил невольно зыркнул вверх. Крыша едет? Вроде дом крепкий... Он взъерошился, услышав богатырский хохот чем-то позабавленного Димы и со вздохом признал, что этот мир ещё более странный, чем ему казалось. Но это ладно.

У него хотя бы появился союзник.

Владимир чувствовал себя неуютно, идя по заснеженному двору, и лишь мысленно радовался, что стандартная дорожная мантия сыщика была чёрной. Вокруг разливались тишина и то самое настроение, которое всегда бывало там, где было много скорби. Никто не выполнял свои привычные обязанности в том настроении, которое казалось бы умиротворяющим. Напротив, везде так и ощущалось дыхание смерти, с которым всем приходилось жить.

Даже животные чувствовали это. Владимир слышал, как его помощники-мыши беспокойно копошились под мантией. Незаметно скользнув в замаскированную нишу, он достал их и осторожно высадил на пол.

Мыши тотчас встали на задние лапки, прижав передние к груди и деятельно принюхиваясь — их острые носы так и заходили ходуном. Это были обычные серые мыши, каких полно водилось в любом замке, длинноухие и небольшие, за исключением одной лишь детали — у каждого грызуна в глазах светился недюжинный ум. Это были так называемые "разумные" животные этого мира, особая порода, чей интеллект был сопоставим с человеческим.

Владимир присел перед мышами на корточки и слегка улыбнулся.

— Ну что, дамы, за работу, — произнёс он негромко, и мыши с поиском бросились врассыпную.

Сам же Владимир направился в указанном направлении — судя по всему, тот, кто нанял его, не особо хотел, чтобы о приезде сыщика было известно всем подряд. Путь Владимира в основном пролегал по безлюдным коридорам, а там, где встречались люди, Владимир просто шёл невозмутимо и, похоже, все думали, что он просто какой-то королевский визитёр.

Нанимателем оказался невысокий темноволосый парень. Он сопроводил Владимира в одну из отдалённых гостиных и угостил чаем. Как оказалось, он был родом из Ракуни — небольшой области далеко на севере, а эта гостиная была отдана северянам, что прибыли в Дримтери. Сейчас они старались никуда не расходиться — местные им не доверяли, а их лидер...

Вот тут Владимир, наконец, и узнал своё задание.

— Я должен найти принца? — несколько удивлённо уточнил, недоумевая, как столь высокопоставленный человек вообще мог пропасть — защита у него должна была быть если не до ворот в очереди, то близко к этому. Это же сын Великого!

Парень, что назвался Акиро, кивнул, после чего быстро надиктовал сыщику то, как выглядит наследник. А Владимир, послушно записывая, подметил, что для Акиро это был не просто принц — судя по всему, они очень хорошо ладили, потому что Акиро постоянно упоминал наследника как "Даню".

— Что можешь сказать о нём? — как всегда не заморачиваясь с вежливыми расшаркиваниями, уточнил Владимир.

В следующие минуты он узнал многое о принце, что несколько ломало тот образ, который он успел мысленно нарисовать по описанию Акиро. Пытаясь соотнести принца с его отцом, Владимир представлял его весёлым, общительным и подвижным, но, как оказалось, истинный образ наследника был далёк от этого описания.

— Застенчивый и любит рефлексировать на природе? — Владимир приподнял бровь. — Необычно... Он совсем не такой, как я думал.

— Да, если смотреть по характеру, то даже я больше похож на Великого, — заметил Акиро. — Даня, он... ну... больше погружён в себя. Он любит народ, но предпочитает дистанцироваться от больших толп. Он действительно переживал, когда Великий покинул нас, и я боюсь, что кое-кто мог этим воспользоваться.

Владимир подался вперёд.

— Есть подозрения? — прямо уточнил он.

Акиро решительно кивнул.

— Советник. Филипп, — буркнул он. — Смурной тип. Не доверяю я ему.

— Почему?

— Он солгал, когда сказал, что Даня ушёл до того, как Великий умер. Солгал в одном — солжёт и в другом. Он общался с Даней, а мне известно, что он не любит северян.

— Не любовь ещё не показатель злостности, — заметил Владимир. — Но спасибо за информацию. Я её... проверю.

— Хорошо, — кивнул Акиро, и глаза его погрустнели. — Великого погребут завтра. Ни за что не поверю, что Даня бы сбежал и позволил себе пропустить это. Чую, он не по своей воле исчез. А чуйка меня никогда не подводила.

* * *

Пока мыши сновали по замку, Владимир направился на поиски советника. Нужно было произвести впечатление, будто он был прислан орденом для проверки и констатации естественности смерти короля. Да, это была одна из обязанностей их независимого ордена — проверять высокопоставленных умерших и фиксировать, что смерть наступила естественным образом. Конечно, орден должен был выслать специалиста, но пока тот добирался, Владимир собирался притвориться им.

Местному советнику вовсе не понравилось то, что он так быстро решил приступить к "своим обязанностям". Хотя он и старался это скрыть, недовольство, промелькнувшее в тёмных глазах, Владимир засечь успел. И сделал себе пометку.

— Зельеварня? — уточнил он, зайдя с советником в большую залу.

Нос тотчас привычно защипало, когда он вдохнул пары какого-то недавно пролитого зелья. Владимир поморщился и, достав из кармана мантии платок, надел его на лицо. Филипп косо глянул на него, но промолчал.

— Да, — кивнул он. — Я... совмещаю.

— Не мешает ли это основным обязанностям? — Владимир коснулся рукой небольшого аквариума, в котором летали светлячки. И это посреди зимы-то? Интересно, где достали?..

Филипп резко подлетел к нему и, задвинув аквариум подальше в тень, нервно скрестил руки на груди.

— Не стоит трогать, — пробормотал он. Кинул тревожный взгляд в сторону аквариума и отвернулся, направляясь в сторону шкафа, в котором стояли различные склянки.

"Боится мелких безобидных жуков?" — Владимир мысленно пожал плечами и направился следом. Странные страхи есть у многих.

Несмотря на внешнюю обыденность зельеварни, лаборатории, Владимир подметил, что тут недавно была хорошая уборка — пол был тщательно подметён, слишком тщательно, будто его убирали совсем недавно. Не странная вещь для места, где постоянно варятся зелья. Судя по кусочкам стекла в уголках, где их не убрали, что-то разбилось, причём в больших количествах. Сдетонировало зелье?

— Дикий зверь забрался, — пояснил недовольно Филипп, собирая фиксирующие зелья для подтверждающей бумаги. — Еле выгнали. — И пробормотал едва слышно себе под нос, явно надеясь, что за бульканьем котлов его не будет слышно: — Чёртов енот...

— Енот? — Владимир удивился. — Неужто природа настолько очистилась, что в Дримтери снова появились еноты?

Филипп вздрогнул и чуть было не пролил зелье, но быстро пришёл в себя и даже усмехнулся.

— Еноты — большие вредители, старина. А вредители, как известно, сложно выводимы. Но не суть. Пора работать.

* * *

Владимир плюхнулся на кровать и протяжно выдохнул.

Это был сложный день. Он старательно играл роль обычного служаки из ордена, по пути урывками узнавая информацию. И она ему не особо нравилась.

Как и все сыщики, Владимир почитал Полскуна — мифического хранителя их ордена, огромного белого енота, который повсеместно считался символом дерзания и исследования. Будучи фамильяром Гром-Девы, богини знаний, он таскал ей книги и информацию, когда Дева была заключена в башню ужасным Скелтом, повелителем демонов. Благодаря Полскуну Гром-Дева вырвалась на свободу и изгнала Скелта в мир Снизу.

То, что кто-то мог считать енотов вредителями, не укладывалось в голове Владимира. Для него это было почти святотатство. Как и для его мышей, которые, набегавшись и насобирав сплетней и слухов, вернулись к хозяину. Убедившись, что никто больше не придёт, Владимир запер дверь и расслабился на кровати, глядя на разлёгшиеся рядом пушистые комочки.

Речь мышей не отличалась поставленностью. Она была быстрой, писклой и очень своеобразной. Но Владимир удивительным образом понимал её, хоть и сам не знал, почему.

— Говорят человеки, в норе енота видели, — заметила самая большая мышь по имени Пять. — Енот бежал по проходу, как кошачья тень!

— Да, Семь и Три проверили енотий маршрут, — тотчас отозвались писком ещё две мыши. — Енот бежал с леса, бежал с наружи, бежал со смертложа...

— Смертложа? — Владимир нахмурился. На мышином языке смертложем называлась нора, которую недавно посетила смерть. Енот забрался в комнату короля?

— Да, да! — пискнула Два. — В смертложе полно енотих запахов. Енот посещал смертложе. Енот забрал поилку.

— Поилку?

— Поилку короля человеков. Поилка странно пахла.

Владимир сел.

— Чем пахла? — нахмурился он. Труп Великого, который он исследовал, выглядел обыденно, будто король и правда умер от старости. Владимир немного думал, что наследник мог, скажем так, поторопить смерть отца, чтобы занять его трон, но вычеркнул эту мысль, когда ничего подозрительного не заметил. Но теперь, выходит, он просто недостаточно хорошо смотрел?

Один проскользнула в дырку в полу и, забравшись на кровать, выплюнула на одеяло небольшой осколок. Владимир достал пинцет и, осторожно захватив им осколок, поднял его, рассматривая при свету.

— Пахнет плохо. Пять смотрела, как вода пахла странно, а потом смотрела, как поглотивший воду сделал свою нору смертложем.

Владимир вспомнил, как уже видел подобные осколки — в лаборатории.

— Где ты нашла его? — уточнил он, складывая осколок в найденный в кармане кусок пергамента.

— В норе, где много запахов, — подтвердила его воспоминания Один.

— Это тот же запах?

Теперь ответила Два:

— Запах странный, как и запах из смертложа. Два скажет, что запах и запах на самом деле один запах.

— Великий Полскун! — невольно выдохнул Владимир. А что, если мифическое создание показалось, чтобы предупредить всех о том, что короля отравили? И был ли к этому причастен принц, которого он должен найти?

— В смертложе есть ещё странные запахи? — уточнил он.

Мыши закивали.

— Запахи многочисленны, — сказала Пять. — Свежее запах снежного человека, а два других человека пахнули вонюче. Пять не нравится. А потом снежный человек пропал, его запах старее всех.

— А смерть короля наступила позже?

— Нора стала смертложем раньше, — уверенно пискнула Три.

Значит, наследник был у короля уже после его кончины. Акиро сказал правду. Выходит, Филипп солгал? Но зачем?

Владимир спрыгнул с кровати и потянулся к мантии, висевшей на спинке стула. Мыши проследили за его движениями взглядом. Наконец Пять пропищала:

— Мир не пойдёт в вонючую нору, человеки смотрят и видят. Нору-вонючку посетят мыши.

— Уверены?

— Мыши всегда уверены.

Владимир кивнул.

— Хорошо, дамы. Тогда работаем. Видимо, чуйка этого Акиро — вещь заразная. Что-то тут явно не так...

Утренний общественный транспорт — это великая лотерея. Сложно понять, что может тебе выпасть. Можно войти внутрь — и очутиться в безмолвном раю, где все сидения принадлежат тебе (по крайней мере, пока на остановке к тебе не присоединятся ещё люди), в салоне тишина и ты в комфорте едешь куда хочешь. А можно вбежать по подножке — и сразу же уткнуться в чью-нибудь потную подмышку, быть вжатым в толпу, злую и сонную, не подчиняющуюся никаким законам, особенно законам физики.

В этот раз ребятам повезло — в маршрутке никого не было. Ну, почти: старая женщина сидела на заднем сидении, укутавшись в шали и, кажется, дремлющая. Дима оплатил три билета — за себя, Марину, которая не захотела оставаться дома, и багаж в виде кошачьей переноски, в которую пришлось влезть Данилу, — после чего ребята разместились подальше от неё.

— Значит, такой план, — негромко произнёс Дима, чуть склонившись, чтобы Данил мог услышать его через шум маршрутки. Зря старался — звериный слух засёк бы его слова даже с другого конца салона. — Я уточнил у Вована, где тебя нашли. Приезжаем туда, ищем твою сумку, после чего ты уматываешь к себе. Я правильно понял?

Данил издал тихое чириканье. По другому своё согласие он высказать не мог, так, чтобы его поняли.

— Пап, пап, а как Даня вновь станет дядей? — уточнила Марина, качая ногами.

Дима пожал плечом.

— Без понятия, — проворчал он. — Наверное, он знает... Ты ведь знаешь?

Данил промолчал. Он не сильно разбирался в зельеварении, иначе ему не нужна была бы помощь зельевара тогда, в то роковое утро. Но он надеялся, что в сумке сможет найти какие-нибудь зелья, которые вернут его в Дримтери. Это же сумка зельевара! Должно быть в ней хоть что-то ценное, раз уж Филипп не снял её в лаборатории, а таскал с собой.

— Чёрт тебя дери, хвостатый, — прошептал Дима раздражённо. — Как можно было вляпаться в такую ситуацию? Уму непостижимо!

Данил фыркнул. Как будто он сам искал неприятностей на свою душу! Они нашли его совершенно самостоятельно. Отец умер — внутри что-то болезненно сжалось, — предатель оказался ближе, чем считалось, а те зелья... Тогда он был в панике, убегал от Филиппа, что пытался его убить. Конечно, зная, что зелья могли стать порталом, Данил бы избрал другой путь для побега. Но, как говорится — знал бы, где упасть, солому подстелил.

Старая женщина, до сих пор мирно дремавшая на задних сидениях, вдруг ожила и встала. Дима подвинул переноску, чтобы дать ей пройти к выходу, но старуха вдруг остановилась и пересела на соседнее сидение.

— Доброе утро, сынок, — прошамкала она. — Погодка сегодня просто...

— ... отпад, да-да, — кивнул Дима, напрягаясь. Как и любой современный человек, он настороженно относился к попыткам себя разговорить. К тому же внешний вид старухи вызывал опасения — в своих бесчисленных шалях и с кучей ожерелий на толстой шее, она выглядела как цыганка, а вот этих граждан лучше обходить по широкой дуге. Особенно в общественных местах. — Мы тут с дочерью беседовали. Если вы не возражаете...

— О, конечно нет! — старуха махнула головой. — Вот только...

Быстрее, чем кто-то успел что-то сообразить, она повернула переноску к себе носком туфли. Данил попятился вглубь переноски, но старая женщина уже успела его заметить.

— Необычный питомец, — произнесла она, и Дима, онемевший от такой наглости, резче, чем предполагалось, повернул переноску к себе.

— Извините, — с нажимом произнёс он, хмурясь. — Я бы попросил не трогать мой багаж.

Старуха, однако, на него даже не смотрела. Она задумчиво щурилась, глядя на переноску. Данил зашипел на неё из прорехи, и это, кажется, старуху позабавило.

— Дримтери? — внезапно произнесла она, и шипение оборвалось — Данил подавился от неожиданности.

— Дримтери? — произнёс Дима тоном, в котором всё явнее проступало раздражение.

— Дримтери, — повторила старуха с таким видом, будто это был секретный пароль в какой-то сверхтаинственный орден.

Дима вздохнул.

— Всё это здорово, конечно... Но можете оставить нас в покое?

Данил внезапно вынырнул в темноты. Он прижался к прутьям переноски и пристально посмотрел на старуху. Его нос ходил ходуном, а глаза удивлённо округлились. Старуха кивнула на него.

— Кажется, парень меня понял. Давно он зверушка?

— Простите? — Дима завис.

Старуха тихо засмеялась.

— О, дорогой мой, это покажется тебе бредом сумасшедшей, но что, если я скажу, что твой питомец — не совсем тот, за кого себя выдаёт?

— Чёрт побери, о чём вы?..

— Не надо нам тут чертей, дорогой... э-э...

— Дмитрий.

— Ась.

— Дмитрий, говорю.

Старуха снова издала хрипловатый смешок.

— Да я поняла. Имя это моё. Полагаю, он не сказал вам, что такое Дримтери. Не удивительно, что вы меня не поняли.

Дима почувствовал себя посетителем сумасшедшего дома. Слишком много странного произошло за неполный день — оставленный другом енот оказался заколдованным принцем, какая-то рандомная бабка из маршрутки всё о нём знала... Право слово, вот поэтому он предпочитал никому не помогать!

— Откуда вы?.. — начал было он, но Ась приложила вдруг палец к губам.

Маршрутка как раз затормозила у остановки, и в салон начали стекаться сонные работяги и позёвывающие школьники. Пока большая их часть толпилась возле водителя, оплачивая проезд, Ась наклонилась к Диме и его команде.

— Тут есть парк недалеко, — произнесла она. — Выходите на следующей — нам нужно поговорить.

Дима прищурился. Да, старуха что-то знала — по крайней мере, говорила она так, будто обладала информацией непонятно откуда. Но можно ли было ей доверять? Он кинул косой взгляд на дочь. Не дай бог с ней что-то случится, он же вовек себе не простит.

Но от енота страсть как избавиться хотелось. Если эта старуха знает какое-то там Дримтери, может, сплавить "прынца" ей? Ну а что, поможет ему вернуть свой багаж и тушку обратно в сказочную страну, сама же к ним подсела, значит, не против.

Поэтому они всё же вышли на следующей. Пирс никуда не денется. А получить информацию всегда важно.

Купив Марине сок, Дима вошёл в парк и отыскал уединённую лавочку, после чего выпустил Данила. Енот выскочил из переноски и отряхнулся.

Ась подошла к ним с двумя стаканами кофе. На вопросительный взгляд Димы негромко произнесла:

— Пейте, он почти не горячий, — после чего села на край лавочки и отхлебнула из стаканчика. Данил заинтересованно дёрнул носом, учуяв необычный запах, но Ась покачала головой и добавила: — А тебе нельзя, парень. Еноты и так гиперактивные создания. Лучше скажи, как тебя так угораздило?

Данил юркнул в переноску в поисках магнитов, а Дима задал вопрос, который ещё с маршрутки вертелся у него на языке:

— Откуда ты всё это знаешь?

Ась хмыкнула.

— Я родом из Дримтери. Была тамошней зельеваркой, любила эксперименты. Ну... вот и доэкспериментила. Сижу свищу теперь здесь.

— О, — Дима почувствовал себя глупо, не зная, как реагировать на сказанное. Посочувствовать? Но, рассказывая свою историю, Ась не выглядела грустной или скучающей по родине. Сказать, что всё к лучшему? Ну, с этим даже он мог поспорить...

— Судя по всему, парень тоже из этих... экспериментаторов. Смотрю, он не только телепорт на себе тестировал. Рисковый. А это что? — она обратила внимание на вылезающего из переноски Данила с магнитами в зубах.

— Средство коммуникации, — пробурчал Дима, всё-таки попробовав кофе — это оказался самый стандартный капучино из торгового автомата, — а Марина добавила:

— Даня говорить не может.

— Ох, бедняжка, — покачала головой Ась. — Ну ничего, это поправимо. Дайте-ка мне минуту...

Она вытащила из кармана небольшую книжицу, дунула на неё и, положив на лавочку, провела по кожаной обложке рукой. Книжица вдруг стала пухнуть, расти, пока не достигла размеров чемодана. В целом, это и оказался чемодан. Открыв его, Ась продемонстрировала новым знакомым... ну, Дима назвал бы это "походной лабораторией Бабы Яги". Внутри чемодана стоял котелок с горелкой и были отделения, заполненные различными травами, порошками и прочими странными ингредиентами.

— Что ж, теперь я могу поверить, что ты из сказки, — протянул Дима, глядя, как старуха стала играючи смешивать ингредиенты, предварительно зажёгши котелок. — Как узнала о том, что мы будем ехать? Карты раскинула?

— А если и карты, посчитаешь легкомысленным? — хмыкнула вопросом на вопрос Ась. Посмотрела на нахмурившегося Диму и всё же ответила: — Новогодье скоро. Время, когда ткань бытия истончается. Зельевары в это время пьют специальные напитки, чтобы интуицию повысить.

— А... — буркнул Дима. — Вот оно что. Как же я сам не догадался...

— К тому же, — продолжила Ась как ни в чём не бывало, посыпая бурый порошок в булькающий котёл, — телепорты совсем не тихое занятие, если слушать умеешь. Там, где обычный человек ничего не поймёт, зельевар услышит... Давеча на пирсе громыхнуло так, что уши заложило. Думала, оглохну. Пока собралась, след исчез. Но ежели человек знающий, то всё можно найти...

Дима помрачнел. Он совсем не был рад тому, что кто-то мог их легко найти.

Ась налила из котелка в кофейный стаканчик своё чудо-зелье — голубоватое, с лёгким мерцающим сиянием. Оно напоминало море в штиль. Данил неуверенно приблизился к стаканчику, который старуха поставила на тротуар, и обнюхал ободок.

— Не бойся, парень, — посоветовала ему Ась. — Не отравлю. Надо было раньше бояться, когда эксперименты начал.

— А он не начинал, — неожиданно пришёл на защиту енота Дима. — Его обратили. Против воли. И сюда перенесли, я полагаю, тоже против воли.

— Это невозможно, — покачала головой Ась. — Телепорты так не работают. Перенесёт, если хочешь уйти. Вот я хотела — правда, не думала, что в мир другой попаду. Думала, что домой, на окраину Дримтери, низвергнусь. Столица надоела. А получилось так.

— А чего назад не вернулась?

— Знать бы, что за зелья такой эффект дали... Здесь многих травок не найти, а жаль.

— То есть ты не умеешь телепортировать? — сиплый голос заставил Диму подпрыгнуть.

Енот облизнул усы и виновато глянул на него и откашлялся, пытаясь вернуть нормальный голос. Ась кивнула.

— Нет, не умею. А кто тебя так, парень?

— Филипп, советник Великого.

Ась поморщилась.

— А, этот. Этот мог — он, помнится, пытался травки-муравки изучать. Да вот только зельеварение — это про призвание. Зельеварами рождаются — в великих муках творческого вдохновения. А этот... не любил он это дело. Ремесленник, не мастер. В советниках ему самое место. А за что...

— Он убил короля! — выпалил Данил, когда понял, что зелье помогло ему полностью преодолеть языковой барьер. Он мог свободно говорить, будучи енотом, а люди рядом также свободно его понимали. И это значит, что он должен вновь вернуться к своей миссии — выведению убийцы отца на чистую воду.

Дима подавился. На магнитах не много расскажешь, поэтому енот ограничивался лишь своей насущной проблемой — рассказал, что он принц и что ему нужно найти сумку. Но, как оказалось, он не рассказал почти ничего.

— Великий мёртв? Ну и дела... — Ась покачала головой. Её голубые глаза печально потухли.

— Он убил его. Филипп — убийца! — Данил возбуждённо шевельнул хвостом. — Я должен найти сумку и вернуться домой, пока он ещё что-нибудь не сотворил!

— Да, и сделать это должен до Новогодья, — напомнила Ась.

— Нового года? — Марина, до сих пор спокойно слушающая их с видом человека, готового ко всему — Дима удивлялся её спокойствию, но, видимо, это был особый навык, доступный лишь детям, — встрепенулась.

Ась улыбнулась ей.

— Это у нас Новый год, милая. А в Дримтери — Новогодье. Новый год — новые ритуалы. А старому в нём не место. Слышала, небось, поговорку — "как Новогодье встретишь, так его и проведёшь". А это потому, что ежели будешь баловаться изменениями пред новым годом — с ними и останешься. Навечно.

— Погоди... — Данил замер, только сейчас осознав опасность, в которой находился. — То есть если я не превращусь до Новогодья...

— ... останешься навсегда енотом. Да.

Данил издал почти истеричный смешок. Наверное, из уст енота это смотрелось странно, но, по счастью, в парке больше никого не было и у них не было свидетелей.

— Ну здорово! — пискнул он. — Но... но это всё равно не главное. Нельзя паниковать, надо действовать.

— Правильно, — кивнул Дима, вслушиваясь. По голосу принц звучал совсем молодо, и Дима даже посочувствовал юнцу. — Паника — это отстой, нужно держать себя в руках. Ну, лапах.

— Вы ведь поможете? — Данил умоляюще глянул на него. — Я не знаю, где то место. Ваш город куда больше Дримтери.

— Ладно, я же обещал, — проворчал Дима. — Найдём мы твою сумку. И вернёшься в свою сказочную страну... Боже, такое только под пиво!

Ась лишь хмыкнула.

— Все так говорят, когда волшебное встречают, — заметила она. — Могу предложить только успокоительное.

От успокоительного Дима, конечно, отказался. Не в том он был положении, чтобы хоть немного притуплять свою реакцию — на нём была маленькая дочь, которую он берёг пуще ока, и принц-енот, который, будем реалистами, тоже нуждался в защите.

Они вновь держали путь к пирсу. Ась с ними не поехала — решив свою миссию по предупреждению земляка выполненной, она оставила Диме свой номер, на всякий случай, и уехала. Дима, пожалуй, был рад. Конечно, Ась им неплохо помогла, но Дима никак не мог полностью ей довериться. Ничего. Они и сами справятся, чай, не маленькие.

На пирс они прибыли в стабильный полдень. Солнце высоко висело над деревьями, заставляя снег искриться и переливаться, как сахар. Дима вновь выпустил енота из заточения, в которое его посадили при заходе в маршрутку. Кажется, Данилу были привычны холод и обилие снега — оказавшись в месте, где местные дворники сметали снег с дорожек на обочину, образуя огромные сугробы, он несколько приободрился и поднялся на задние лапки, разглядывая местность.

— Любишь снег? — невольно улыбнулся Дима, глядя на него.

— Да, — довольно произнёс Данил. — Я родился в Ракуни, там он почти круглый год.

— Понятно...

Марина вертела головой, глядя на всё вокруг. Её щёки и нос покраснели на морозце, но глаза блестели лишь воодушевлением. А вот Дима начал ощущать неуверенность. Снега было слишком много. Ну и где они здесь будут искать сумку?

— Вован сказал, что тебя в лодке нашли, — заметил он. — Позволишь?..

Данил покорно дал себя поднять. Взяв Марину за руку, Дима направился вверх по дорожке, которая, извиваясь среди сугробов, вскоре вывела их на набережную — тщательно выметенную, но уже слегка припорошенную свежим снегом. Пирс был такой же — у самого берега вода подмёрзла тонким льдом, но дальше продолжала неспешно течь среди небольших льдин и побитого инеем камыша.

— Предлагаю разделиться, — сказал Дима, оглядываясь: пирс уходил далеко на восток и на запад, и места для поисков было много. А ведь сумка могла быть и не на пирсе, а на набережной, которая была ещё длиннее! — Мы пойдём туда, а ты — вон туда, — он указал в разные стороны. — Так больше шансов что-то найти.

— Хорошо, — кивнул Данил, чей нос волнительно подёргивался.

Проследив за уходящими на поиски товарищами, он подобрался к краю пирса и осмотрелся. Конечно же, он ничего не увидел — это было бы совсем утопично. Тогда Данил, помня, что еноты обладали тонким нюхом, прикрыл глаза и принюхался.

Не сразу, но организм, перестав видеть, сконцентрировался на запахах. Подмороженная среда их отлично проводила. Пахло рекой, рыбою, людьми, вонючими собаками... Данил присел на собственный хвост, с любопытством изучая новую информацию. Интересно, как должна пахнуть сумка? Наверное, Филиппом, он же носил её на себе. Данил наклонился над снегом и быстро-быстро задвигал носом, внюхиваясь. Так запахи становились концентрированнее, хоть для этого и пришлось встать и прогуляться туда-сюда.

Один из запахов Данил, подумав, отнёс к подозрительным. Он, признаться, не сильно помнил, как пах Филипп — скажем так, будучи человеком, он как-то не задумывался над тем, чтобы запоминать подобную информацию, а, став енотом, был слишком в шоке, чтобы испытывать нюх. Но зелья в лаборатории, что они с советником расколошматили, пахли похоже, и это была единственная зацепка, так что у Данила, в принципе, не было сильно выбора. Выбрав запах из переплетения различных ароматов, он пошёл по нему, временами останавливаясь, чтобы уточнить маршрут.

Запах недалеко его увёл. Видимо, вывалившись из невидимого портала, сумка ударилась несколько раз об землю, после чего застыла под кустом. Его Данил, войдя в исследовательский раж, обнюхал тщательнее. Да нет, обычный куст — не сильно примечательный, лишь один раз меченый какой-то бродячей собакой. И сумка под ним, вероятно, лежала долго, так как запах был концентрированный. Но сейчас её там не было — зельевой аромат пронёсся ещё в сторону, после чего исчез, резко смешавшись с другим, столь сильным, что слабый запах из другого мира просто не смог с ним соперничать.

Данил досадливо обошёл территорию кругом. Ничего. Он даже немного покопал ближайшие сугробы, надеясь, что сумку просто занесло снегом, но безрезультатно. Точнее, определённого результата он всё же достиг, но вовсе не того, на который надеялся.

— Эй, кыш, псина! — кто-то рявкнул за его спиной, а тёмная тень нависла над Данилом, заставив его испуганно зашипеть. — Пшёл, я сказал!

Колючая метла из кустарниковых прутьев толкнула его в спину. Данил рванул прочь. Пробежав несколько метров он, подчиняясь инстинктам, ловко залетел на дерево, где замер на нижней ветке, вцепившись коготками в шершавую кору.

Его спугнул грузный пожилой мужчина в яркой рыжей одежде. Почему-то ему не понравилось, что Данил копался в сугробе. А когда мужчина, что-то ворча, принялся сгребать лопатой снег обратно, Данил понял — это был служака, видимо, приставленный местной властью убирать территорию. Такие бывали и в его мире — чистили внутренние дворы замков, улицы городов, получая за свои труды небольшое жалование. Что ж, понятно теперь, почему им были недовольны. Данил на мгновение почувствовал укол вины, но потом вспомнил, что его поиски важны не только для него.

Он осторожно спустился с дерева. Оказалось, еноты отлично делали и это — его лапы изворачивались, инстинктивно правильно цепляясь за подмороженную кору, а поза вниз головой, которая изначально казалась Данилу странной и неудобной, оказалась весьма практичной. Подумав, Данил решил, что его тело знало, что делает, и не стал ему мешать.

Оказавшись на земле, Данил осторожно обошёл служаку, но вдруг замер. Его нос беспокойно дёрнулся. Тот сильный запах! Он исходил от него, этого недовольного мужчины!

Данил повернулся и остановился в паре метров от служаки, внюхиваясь. Так и есть — именно его запах перебил предполагаемый запах сумки. Значит, он её видел — а возможно, даже и взял. Но куда положил?

Данил принялся изучать ароматы дальше. С каждым мгновением он получал всё больше информации — словно тело зверька, а, может, и оставшаяся часть его разума, помогали ему, пробуждаясь из спячки. Под надзором опытной енотовой стороны Данил рассчитал маршрут служаки, после чего стал анализировать его. Также, убедившись, что служака работал, Данил попытался соотнести его с тем, что видел в своём мире. В Ракуни служаки-рабочие также прибирали территорию. А ещё они находили брошенные вещи и собирали их, чтобы отдать после. Данил вспомнил это и, смотря на спину что-то пыхтящего мужчины — яркая форма резала глаза, так и притягивая внимание, — предположил, что, возможно, и этот служака мог так делать. А почему нет? Город, в котором Данил оказался, был не в пример больше Ракуни, наполненный людьми, зверьми и удивительными железными конями, проглатывающими своих седоков, под завязку. В таком городе точно терялось много вещей. Вот только куда служака мог их складывать?

"Где-то здесь должно быть его логово", — подумал рациональный енотовый разум.

Данил встрепенулся и направился на его поиски. Удивительно, но почти дедуктивный способ размышления оказался действенным — он действительно вскоре нашёл небольшую постройку. Это вряд ли был дом служаки — как минимум, он был слишком мал и напоминал замковый чулан, — но он точно принадлежал ему, судя по резкому запаху.

Данил забрался внутрь сквозь чуть приоткрытую дверь и осмотрелся. Внутри было сумрачно и сильно пахло пылью. У стены столпились счёсанные веники, облезлые мётлы и прочий полуразрушенный садовый инструмент. У другого угла столпились вёдра, втиснутые друг в друга на мотив матрёшки. На растянутых меж стен верёвках висели половые тряпицы, старые прищепки и пара садовых рукавиц.

У вёдер стоял небольшой сундучок. Данил встрепенулся, увидев его. В похожих рабочие служаки и хранили всякий найденный скарб. Сумкой не пахло, но из сундучка несло таким обилием ароматов, что потерять среди них один, не самый сильный, не было большой проблемой.

Данил подобрался ближе и, встав на задние лапы, заглянул внутрь, вытянувшись в струнку. Так, всякие безделушки, о предназначении которых Данил имел весьма смутное знание, шапки, пара перчаток, длинные цветные шнуры... Там, под всей этой дребеденью, что-то сверкнуло рванью. Данил заинтересованно приподнял уши. Это напоминало сумку, она ведь тоже была вся изодрана... С замиранием сердца Данил заскрипел когтями по обивке сундучка, пытаясь забраться выше, заглянуть сильнее...

Слишком занятый изучением внутренностей сундучка, Данил вновь забыл о предосторожности. И жизнь не преминула его наказать за это.

Внезапно сильный удар прошёлся по его подхвостью, заставив Данила звонко взвизгнуть. Он потерял равновесие и, подчиняясь законам физики, влетел в сундучок, больно ударившись лбом обо что-то металлическое. Крышка сундучка с грохотом захлопнулась, раздался щелчок задвижки.

Данил оказался заперт внутри тесного пространства, в полной темноте и с осознанием, что снова во что-то влип — особенно тогда, когда некто поднял сундучок и, судя по звукам и попавшему внутрь сквозь трещины холоду, потащил куда-то прочь.

— Больно! Больно!

Данил, конечно, не был ребёнком и понимал, что если тебя пытались убить, то вряд ли, поймав вновь, сделают приятно. Но разумные мысли сейчас подавлялись воистину звериной паникой. Енот извивался, пронзительно пища сквозь перемотанную нестерпимо пахнущей чем-то неприятным резинкой пасть. Из-за препятствия его визги были глухими и не такими громкими, как Данилу хотелось бы. Но это не самое страшное. Страшнее была резкая нестерпимая боль — его длинный полосатый хвост был привязан к ветке дерева, принимая на себе весь девятикилограммовый енотовый вес, и основание хвоста сильно болело, заставляя зверька с силой извиваться. Но чем больше он извивался, тем больнее себе делал, и этому кругу мучений не было конца.

В нескольких шагах от него, прислонившись к стволу рядом стоячего дерева, расположился Снипс. Он тяжело дышал и постоянно облизывал губы, не отрывая взгляда от пойманного енота — словно хищник, загнавший добычу в ловушку и теперь наслаждающийся этим.

— О, тебе больно? — Снипс оскалился, как никогда походя на большую злобную собаку. Они находились здесь уже достаточно долго, чтобы Снипс раззадорился и начал ощущать азарт от допроса. — Поверь, тварь, может быть ещё хуже...

Скуля, Данил извернулся и схватился передними лапами за собственный хвост. И тотчас хлёсткий удар чего-то мокрого и оттого ещё более резкого вновь настиг его. Данил взвыл, потеряв равновесие и вновь начав раскачиваться на хвосте.

— Давай, хвостатый, говори, пока не оторвал свою пушистую драгоценность, — рыкнул Снипс. Его тень нависла над подрагивающим Данилом, и енот испуганно сжался, раскачиваясь из стороны в сторону, как извращённая елочная игрушка на ниточке. — Где. Сумка?

— Я... я не... знаю... — простонал Данил. Боль пульсировала в голове, мешая сосредоточиться. — Больно...

Удар. Енот содрогнулся, получив мокрой, свёрнутой в жгут, тряпкой прямо по уязвимому животу, и попытался закрыть его, но Снипс предвидел это и ударил его по взъерошенной спине.

— Где сумка?!

— Умоляю, хватит!

— Отвечай, тварь! — распалённый Снипс схватил его за ухо, зажав его меж когтистых пальцев, издирая ими. Данил хрипло взвыл и закашлялся. Снипс же, склонившись над его мордой, прорычал: — Отвечай, я же забью. До смерти!

— Прошу, — прохрипел Данил, издавая столь пронзительные плачущие звуки, что любой палач бы разжалобился. — Мне больно, мне очень больно... Отпусти, прошу!..

— Ах, ты!..

Рычащий звук, заклокотавший в горле Снипса, внезапно прервался. Данила поглотила волна слепящего ужаса. Он зажмурился, боясь увидеть, что бы там он не увидел, и судорожно задёргался, в надежде, что верёвка, которой был обвязан его хвост, как-нибудь расслабиться и позволит ему упасть. Пусть головой вниз, пусть на пол, усыпанный битым стеклом — но, наконец, прервёт боль.

Раздался резкий свистящий звук, и Снипс подавился очередным рычанием. Данил испуганно сжался, услышав ещё одни шаги. Филиппов прихвостень тяжело завалился на пол, и енот, решившись, приоткрыл глаз.

— Идиот! — очень выразительно рявкнул Дима. Как он здесь оказался, Данил так и не понял, да и волну облегчения, пришедшую взамен ужасу, почти не почувствовал — слишком больно было.

Его обхватили тёплые сухие руки. Дима придержал его, не давая раскачиваться, и потянулся к верёвке. Данил беспомощно вцепился в его куртку когтями, дрожа всем телом. Мурашки шли по коже, заставляя шерсть и подшёрсток пушиться, а лапы неожиданно ослабели настолько, что поставь его Дима — и Данил немедленно завалился бы.

— Чёртов дурачок! — проворчал Дима, воюя с верёвкой. Возможно, он бы и куда сочнее ругнулся, но рядом слышалось дыхание Марины, и Дима явно не хотел учить дочь дурному.

Данил прикрыл глаза и уткнулся лбом в грудь спасителя. Его растрёпанная шерсть чуть улеглась. Безопасность. Он в безопасности... пока, по крайней мере.

Дима был напряжён. Данил поздно, но всё же вспомнил, что тот боялся енотов, и вяло зашевелился, собираясь покинуть — ох, как же не хотелось, тёплые руки. Однако Дима внезапно не дал ему это сделать, сильнее прижав к себе.

— Не рыпайся! — буркнул он, явно раздражённый собственной смелостью. — Какого х... хрена ты вообще попался этому... кто это вообще?

Хвост бессильно упал, когда верёвка оказалась развязана. Мышцы ещё подёргивало, но боль отступила, вызывая чувство, почти близкое к эйфории — временный эффект от внезапного покоя. Данил приоткрыл слезящиеся глаза.

— Снипс, — едва слышно выдохнул он ещё более высоким, чем обычно, голосом. — Это... слуга Филиппа.

— Ох, вот же ж пёс! — громыхнул Дима. Он явно хотел пнуть мучителя по самому драгоценному, но, подумав, передумал и лишь брезгливо отодвинулся. — Его б так за... э-э... ноги подвесили!

— Как... как вы меня нашли? — уточнил Данил, когда они, оставив Снипса досматривать вынужденные сны в кустах, направились вверх по набережной.

Дима всё ещё злобно сопел, так что ответила ему Марина.

— Дядя тащил сундук, — пояснила девочка, пытаясь поспеть за раздражённым шагом отца. — Там была дырка. И... твой хвост.

"И мучитель, и спаситель", — подумал Данил, скосив взгляд на измученную и потрёпанную часть своего тела. Он в целом выглядел так, будто им полы мыли, а уж хвост... тот натерпелся, конечно.

— На кой ляд ты вообще туда полез? — наконец хмуро уточнил Дима. Сейчас успокоительное ему явно не помешало бы.

Смущённый Данил рассказал обо всех своих похождениях и умозаключениях. И с каждым новым словом он ощущал себя всё большим идиотом. И правда — почему он полез внутрь, не убедившись, что никого рядом нет? И вообще, можно было позвать товарищей, а потом уже изучать всякие сундуки!

— Пипец ты легкомысленный, Егошество! — выслушав его, экспрессивно высказался Дима. Прям чувствовалось, что тут он хотел ввернуть более подходящие ситуации обороты — но снова сдержался, правда, с уже большим трудом. — Как ты дожил до своих... сколько тебе там?..

— Почти тридцать.

— СКОЛЬКО?! — Дима чуть не запнулся об снег. Он-то думал, что принц совсем молодой, чуть ли не подросток, а тот, оказывается, едва ли не его ровестник! — Да ты инфантил, выходит!

— Кто? — Данил приподнял голову. Судя по тону Димы, это было что-то нехорошее, но, вспомнив, в каком контексте Дима его так назвал, Данил признал, что тот был прав... что бы слово это не означало.

— Взрослый с мозгами ребёнка, — любезно пояснил Дима ему и с интересом вслушивающейся в их разговор Марине. — Вопрос ещё более актуален — как ты до сих пор жив?

Данил потупился.

— Акиро у нас — голос разума, — пояснил он смущённо. Стало стыдно. Особенно перед Мариной, этой малышкой, которая в свои годы была куда благоразумнее него. — Я... я не очень разбираюсь в людях.

Дима покачал головой. И вот это было принцем? Сказочное королевство явно в опасности. Но, увидев печальные и извиняющиеся глаза Данила, он решил не добивать его и перевёл разговор в более рациональное русло — сумку они всё ещё не нашли. К счастью, благодаря нюху Данила они хотя бы имели зацепку.

Служака в рыжем оказался местным дворником, Василием Степановичем. Он подозрительно посмотрел на подошедших. Ещё бы, ведь в руках мужчины он увидел того самого зверька, что недавно рыл так тщательно утрамбованный им сугроб!

Дима выразительно посмотрел на затихшего енота и поинтересовался, не находил ли дворник потрёпанную старую сумку. Он представился волонтёром и пояснил, что его друг, занимаясь погрузкой спасённых животных, случайно обронил её на пирсе. Василий Степанович прищурился, но, не обнаружив в легенде ничего предосудительного, расслабился и направился к своему ведру, что стояло неподалёку.

— Если что, я её такой и нашёл, — признался он, притащив страшную, как ядерная война, сумку, всю в вылезших нитках и заплатках, словно её носило не одно поколение не сильно бережливых зельеваров. — Внутри не было ничего. Ну, только корона какая-то или венец, не сильно разбираюсь в этом.

Дима почувствовал, как когти енота резко сомкнулись на нём, прорвав слой куртки. Данил издал одинокий кашляющий звук, полный такого недоверия, что Дима сразу понял — произошло что-то из ряда вон выходящее.

— О да, — протянул он, заглядывая в сумку и в переплетениях изодранных ниток увидев весьма простенький венец из какого-то тусклого медного материала. — Всё на месте. Боже, спасибо! Наконец-то меня прекратят пилить, а то больно это!

Данил намёк услышал и разжал когти. Он извернул голову, пытаясь разглядеть корону, и его растрёпанный мех вновь поднялся дыбом.

— Не может быть, — пробормотал он тихо, когда Дима отошёл от дворника. — Но... зачем?..

— Это что-то важное? — уточнил Дима, подталкивая Марину вперёд себя, чтобы всегда держать дочь на виду.

Данил ощетинился и с беспокойством огляделся.

— Не здесь, — прошептал он. — Слишком важное.

"Ну что же ты..." — шипел про себя Филипп, настаивая смесь.

Он вылил зелья в заранее очерчённый круг на полу, и они, смешавшись, вспыхнули белой вспышкой, на миг почти ослепив незадачливого исследователя. Веер голубоватых искр рассыпался вокруг и, влекомый невидимым вихрем, закружился в сумасшедшем хороводе. Филипп невольно отступил, разглядывая получившийся результат. Да, он определённо был таким же, как и тогда. Осталось лишь понять, как именно вернуть пса назад. А если позвать?

— Снипс! — рыкнул Филипп и выжидательно прищурился.

Некоторое время ничего не происходило. Филипп подумал уже, что это не сработает и лихорадочно соображал, что делать — самому лезть в портал не хотелось, интуиция, сильная, как и у многих дримтеровцев, советовала ему этого не совершать. Но вдруг искры ускорились, а вихрь, приобретя беловатые оттенки, внезапно расширился, словно окно. Искры зашипели, множась, портал набух, словно наполненная сеть... а потом с резким звуком, похожим на чихание, выплюнул из себя дрожащее взъерошенное тело.

Филипп прищурился. Снипс выглядел паршиво — ещё хуже, чем обычно, а обычный Снипс был тем ещё зрелищем. На голове у него вспухла огромная шишка, под глазами залегли тени, а бегающий взгляд стал ещё более собачьим — таким псы на хозяев смотрят, когда накосячили и боятся наказания.

— Сир, — пискнул Снипс без особой радости в голосе, и Филипп едва не зарычал. То, чего он боялся, произошло.

— Ты не нашёл её! — Это был не вопрос, а утверждение.

Снипс сжался и опустил голову. Голос его задрожал:

— С-сир, это... это было не так легко, как кажется! Там всё иначе, с-сир! И... и этот... этот енот...

Филипп поморщился. Чёртов принц! Даже там, в совершенно новом мире, который определённо не мог быть маленькой заглушкой между параллельными измерениями, этот ублюдок мешал ему. Вот что ему не сиделось в своём Ракуни? Эх, надо было подследить гонца с письмом и отобрать его, чтобы северян и вовсе в Дримтери не было! Как всегда хорошие мысли приходят с опозданием.

— Ты что же, не смог дать отпор мелкой твари? — выплюнул Филипп, неприязненно глядя на поскуливающего Снипса. — Он в семь раз меньше тебя! Схватил за горло, пару раз об камни — и всё.

— Он... он был не один!

Филипп нахмурился.

— В каком смысле? — резко уточнил он.

Нервничая и перескакивая с мысли на мысль, Снипс рассказал всё, что произошло с ним в другом мире. Уже к середине рассказа Филипп впал в ярость.

— Скелт в тебя, Снипс! — рыкнул он, поигрывая ступкой и как никогда сильно мечтая опустить её на тупой взлохмаченный затылок слуги. — Это простые люди! Без магии! Не воины! Тебе нюх отбило? Не смог учуять обычного смерда?! — Он прикрыл глаза и глубоко вздохнул. — Может, мне стоит просто прогнать тебя? Никакой пользы!

Снипс бросился ему под ноги, не успел советник договорить. В его лающем голосе появился настоящий плач.

— Нет! Нет, сир! Прошу, дайте мне ещё один шанс! — взвыл он. — Вы... только вы можете... Прошу, ради неё я сделаю всё! Я... я найду её. Найду сумку. Только не прогоняйте!

Филипп поморщился, когда руки обхватили его колени. Брезгливо отодвинувшись, он смерил скулящего слугу взглядом, но всё же признал, что прогонять его сейчас — не самая разумная вещь. Корона всё ещё была в енотовых лапах мерзкого принца, а значит, ему, Филиппу, нужен был тот, кто вернётся за ней обратно в неизвестный мир. Кто знает, может, получив мотивацию, псина сработает лучше?

— Слушай сюда. — Филипп присел перед слугой на корточки, пристально глядя ему в мерцающие влагой глаза. — Я дам тебе шанс. Один. Провалишь его — и будешь свободен. Никаких больше сделок. Понимаешь?

Снипс глянул на него с ужасом.

— Я всё понял, сир, — икнул он. — Я всё сделаю.

— О, я очень надеюсь, Снипс, — холодно произнёс Филипп. — А теперь проваливай. Вот, разобьёшь это, когда будешь готов вернуться.

Снипс неуверенно взял протянутую склянку с поблёскивающим в ней зельем, после чего крепко сжал её в руке.

— А... а если она... — неуверенно произнёс он — настороженность к зельям, казалось, была у него в крови.

Филипп оценил его отчаянный хват и, вспомнив о том, каким "уклюжим" был слуга, с раздражением цыкнул.

— О, Скелт! — Он достал из тубуса ещё одну склянку и буквально впихнул её псу в руки. — Вот тебе на всякий случай. И только попробуй не справиться! Эта корона — единственное, что поможет мне захватить трон. Я не могу проиграть. Не после того, что уже сделал. Думаешь, твоё дело сложное? Не сложнее, чем напоить Великого отравой, а его щенка сделать хвостатой тварью. Поэтому хватит скулить и иди работай, иначе ничего не получишь!

Не дожидаясь ответной реплики, Филипп вновь активировал портал, и Снипс, прижав к себе зелья, исчез. Вихрь ещё немного покружил по лаборатории, после чего, в последний раз сверкнув, рассыпался фейерверком искр. По-своему завораживающее зрелище, но Филиппа давно уже не интересовала красота этого мира.

Что ж, зрелище хотя бы не пропало даром.

* * *

Маленькая серая мышь, всё время просидевшая неподвижно, в дырке у самого потолка, шевельнулась. Человек снизу не обращал на неё внимание — выгнав человека-пса, он ещё какое-то время перебирал что-то на столе, после чего, запахнувшись в съёмную шкурку, ушёл. Ушла и мышь — убедившись, что больше здесь нечего было наблюдать, она развернулась и бесшумно исчезла в темноте прогрызённого местными крысами хода.

— Никогда не думал, что еноты столь прожорливы, — пробурчал Дима, наблюдая, как Данил, давно уже забив на столовый этикет, вновь погрузился с головой в миску, наполненную типичным для русского человека салатом из помидоров и огурцов.

Данил вынырнул из крупно нарезанных овощей и виновато глянул на него.

— Я тоже, — произнёс он несколько смущённо, хватая лапками очередной кусок огурца. — Наверное, потому их уничтожили.

— В твоей стране, как её там, нет енотов? — приподнял бровь Дима.

— В Дримтери их нет уже сотни лет. Да и в Ракуни я тоже не видел...

Дима хмыкнул, рассеянно сжимая корону.

— Ракуни? Дай угадаю, на флаге енот?

Данил, увлёкшийся было вновь салатом, резко поднял голову. В зеленоватых глазах промелькнула озадаченность, а голова, подчиняясь инстинктам, слегка склонилась к плечу.

— Откуда ты знаешь? — с такой детской непосредственностью спросил он, что Дима не выдержал и захохотал.

— Да так, предположил... — Он увидел, что Данил, нахмурившись, пытался понять, что такого смешного сказал, и решил не мучить бедное животное... то есть несчастного принца, конечно же. — У нас на одном очень популярном языке "ракун" — это енот.

Данил, обиженно съежившийся было, выпрямился и поднял прижатые уши.

— Вот как... — протянул он задумчиво. И с видимым облегчением перестал дуться. — Знаешь, в этом есть смысл. Говорят, в Ракуни основали на том самом месте, где когда-то скрывался Полскун.

— Полскун?

— Мифический белый енот, фамильяр и друг Гром-Девы. Если бы не он, то весь мир был бы захвачен Скелтом и его демонами. Полскун шпионил для Девы, приносил ей книги и ценную информацию — а в последней битве был тем, кто отвлёк на себя Скелта, позволив Деве побороть его и низвергнуть в Снизу.

Дима странно посмотрел на него. Потом прикрыл глаза и помассировал переносицу.

— Ты в это веришь? — осторожно уточнил он и вновь нарвался на полный искреннего недоумения ответ:

— Ну да, это же легенды, а легенды не лгут.

— М-дэ... Ладно. — Дима убедился, что енот насытился и за разговором забыл про еду, и побарабанил пальцами по короне. — Давай о насущном. Что в ней важного?

Данил, моментально забыв про еду и всё остальное, запрыгнул на стол. Дима поморщился, но никак не прокомментировал сие нарушение гигиены. Он убрал руку и позволил еноту взять корону в лапы. Рассматривал тот её не долго и уже через минуту осторожно, почти трепетно, положил обратно на скатерть.

— Это королевская корона, — произнёс Данил с каким-то боголепным придыханием, словно говорил о чём-то священном.

Дима зыркнул на корону, потом вновь уставился на него.

— Я вижу, — заметил он, подперев щёку рукой. — И?

Данил с сомнением глянул на него.

— Видно, в вашем мире это не столь важная вещь, — признал он задумчиво.

— Ну... Обычно короны королей украшены так, что там из-за блеска сложно что-то увидеть. Драгоценные камни, золото, ажурный узор... — Дима поймал очередной непонимающий взгляд и пояснил: — Ну, чтобы красиво было.

— Красиво? — Никогда ещё, наверное, мир не видел столь недоуменной енотьей мордочки. — Но... зачем?

— Как зачем? Корона — это символ. Власти или там богатства. Ну, типа, король будет на троне сидеть богатом — и с невзрачной короной? Да его засмеют же! — Дима хихикнул, но быстро прекратил, поняв, что разговаривает с человеком из параллельного... не мира даже. Вселенной. — А у вас не так, что ли?

— Но зачем в ней сидеть?..

— Как зачем? Чтобы все видели, что ты — король.

— Что это за король, которого в лицо не узнают? — Данил фыркнул. — Никогда не слышал подобной чуши! Королевская корона — не для красоты. Она — сильный артефакт.

Дима недоверчиво посмотрел на корону. Да уж, глядя на этот медный ободок с парой ажурных орнаментов у висков, сложно было подумать, что перед тобой лежит что-то могущественное и внеземное.

— Говорят, корона сделана из сплава того металла, что некогда мечом Гром-Девы был, — пояснил Данил, осторожно касаясь короны коготками. — Надевают её наследники, что королями становиться желают. Если достоин — станешь королём.

— А если нет?

— Тогда все узнают, что ты нечист. Никто не пойдёт за человеком, которого даже корона отвергла. На коронации всё станет явным.

— И как? Ты достоин? — Дима не мог сдержать любопытство. Он понимал, что говорил с Данилом не как с принцем, но ничего не мог с собой поделать — так-то в России давно королей не было, с чего ему вдруг преклоняться перед не пойми кем? Это Данил в чужой монастырь пришёл, пусть привыкает к местным уставам.

Однако, похоже, Данил не воспринял его слова оскорбительными. Он пожал плечами и сел на пушистый хвост.

— Не знаю, — честно сказал он. — Я ещё не коронован. Но... там, в тронном зале... Филипп надевал её на меня. Я... я ничего не почувствовал. Обычное сдавливание, будто воинский шлем надел.

— Это плохо?

— Нет. Наверное. На самом деле, я не очень разбираюсь в этом. Акиро знает куда больше. Его всегда интересовали все эти вещи.

— Да уж, изощрённые у вас ритуалы, — пробормотал Дима после недолгого молчания. Он поднял корону и, немного полюбовавшись игрой света в её медных гранях, убрал обратно в сумку.

— Какие есть.

— Нет, серьёзно. Артефакт-детектор? Не слишком ли это сурово?

— Лучше узнать истинную сущность человека сразу, чем понять её через время, когда уже ничего нельзя будет изменить, — резонно заметил Данил.

— Это да, — подумав, признал Дима. — Неплохо было бы...

Внезапный крик Марины, что играла с воображаемым щенком сверху, в своей комнате, заставил их обоих подскочить. Не успел этот крик раствориться в воздухе, как ему навстречу уже бежали обеспокоенный отец и не менее встревоженный енот. Крик был слишком натуральным, чтобы предположить, будто Марина их разыграла. Она явно была в опасности.

Снипс стоял посреди детской комнаты, зловеще скалясь. Он крепко сжимал девочку в хватке. Когда Дима и Данил влетели в комнату, он напрягся и сильнее прижал когти к беззащитному горлу Марины.

— При-и-инц, — протянул он своим мерзким лающим голосом. — Принц... Ты ведь не позволишь мелкой пострадать из-за тебя?

Данил выдвинулся вперёд. От ужаса его шерсть встала дыбом, из-за чего енот казался большим и устрашающим. Но это было только внешне. Внутренне же Данил никогда не ощущал себя таким маленьким и беспомощным. Он снова и снова ловил испуганные взгляды Марины, которая старалась не шевелиться, чтобы не провоцировать схватившего её хищника, и ужас, поднимаемый с глубин его сущности, заставлял его дрожать.

— Снипс, — тихо произнёс Данил, делая небольшой шаг в его сторону. — Не надо...

Снипс глухо зарычал и прижал когти к местечку под подбородком. Данил шевельнул усами, почуяв смутно знакомый металлический запах. Он не знал, от кого он исходил, но не собирался стоять и ждать, когда он станет гуще.

— Ты же не детоубийца, Снипс, — твёрдо сказал он, делая ещё шаг. — Отпусти ребёнка. Давай поговорим...

— Хватит говорить, тварь! — рыкнул Снипс, показав желтоватые клыки. — Шутки кончились! Давай сюда корону — и девка не пострадает.

Если Данил на мгновение застопорился, то Дима не думал ни секунды.

— Отпусти мою дочь, — выплюнул он с ненавистью, сквозь которую, тем не менее проступал слепящий страх. Ужас того, что его ребёнок был в когтях чудовища.

Звери чувствовали этот страх. Данил почувствовал себя мерзким уродом. Он потерял отца и горевал по этому, но была вещь куда хуже той, которую испытал он — боль родителя, что мог потерять своё дитя. И как тут можно сомневаться?

— Мы отдадим корону, — кивнул он. — Отпусти её.

— Нет, — оскалился Снипс. — Я не столь туп, принц. Сначала корона!

Данил кивнул, и Дима, приподняв сумку, запустил её в мерзкого пса. Снипс разжал когти, и Марина, не дожидаясь, пока он снова схватит её, вырвалась на волю. Дима прижал её к себе и отошёл назад. Данил остался на месте. Его хвост нервно шевелился.

— Зачем ты делаешь это, Снипс? — горько поинтересовался он. — Он же обманывает тебя.

— Много ты знаешь! — фыркнул Снипс, убедившись, что в сумке действительно была корона. Он повесил сумку себе на бок и, прищурившись, склонился над енотом. Данил, не выдержав, тихо зарычал. Будучи высоким человеком, он не привык видеть кого-то возвышающимся над собой, и теперь это сильнее воздействовало на него, чем могло бы показаться. Снипс тихо прорычал: — Я знаю это. Но выбора нет. Скоро рассвет. Никаких больше ошибок.

— Что... — выдохнул было Данил, но не успел.

Когтистая хватка сомкнулась на его шее, словно удавка. Снипс поднял его, как охотники поднимали сбитых уток — за горло, будто добычу, — шумно выдохнул и рыкнул на дёрнувшегося было Диму:

— Двинешься — распорю брюхо! Стой там, смерд!

— Сам такой! — окрысился Дима, закрывая Марину за собой.

Глухо рыча, Снипс обошёл человека, после чего, моментально потеряв к нему интерес, бросился вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Данил шипел, царапая его руку когтями, но, кажется, Снипса не особо это волновало. Его дыхание было прерывистым, но глаза... глаза его выдавали: там, среди напряжения и злости, сияла надежда. Она была столь сильна, что Снипс не обращал ни на что внимание.

Крепко сжимая енота и ощущая приятную тяжесть сумки, он никогда ещё не чувствовал себя столь взволнованным. Только бы всё получилось! Если в Филиппе есть хоть капля человечности... что ж, тогда сегодня он вновь увидит её.

— Куда ты... меня... тащишь?.. — прохрипел Данил, когда убедился, что Снипс просто бежал по безлюдной заснеженной дороге, судя по всему, без какой-либо цели.

Снипс, опьянённый воодушевлением, вздрогнул, только сейчас вспомнив о том, кого машинально схватил, следуя инстинктивной псовьей привычке — поймать добычу. Собственно говоря, хозяин велел ему не искать принца, а значит, вряд ли будет рад, если Снипс вернётся с ним. А если во время перехода в Дримтери енот сбежит? Это будет некстати...

К счастью, по пути появилось какое-то огромное здание, вытянутое, как каракатица, и Снипс, поплутав, нырнул в едва заметную приоткрытую дверь. Видимо, это был чёрный ход — дверь для прислуги, как в замке. Снипс высунулся из-за угла и принюхался. Пахло людьми, но их запахи были далеки — видимо, их обладатели находились где-то в другой части здания. Здесь же, судя по всему, была какая-то большая подсобка — куча ящиков, мешки с картофелем и несколько закрытых блестящих дверей, от которых исходил осязаемый холод.

Снипс осмотрелся и, увидев ножи, направился к ним. Если он убьёт принца... Что ж, возможно, это будет лучший вариант.

Данил извивался и царапался, краем глаза наблюдая за тем, что делал безумный пёс. Когда тот взял со стойки самый большой нож, душа Данила ушла в пятки.

— Не делай этого! — прохрипел он, вцепляясь в запястье Снипса подрагивающими пальцами.

Снипс кинул на него быстрый взгляд, после чего огляделся в поисках подходящего места.

— Так надо, — прошептал он, облизываясь и приближаясь к длинному металлическому столу. — Он станет королём и вернёт её. Мы снова будем вместе.

— Кого? — хрипнул Данил и сдавленно пискнул, когда его с силой прижали к поверхности стола.

— Не твоё дело! — окрысился Снипс, безумно блеснув глазами. — Ты... ты не знаешь её! Она жива! Я... я знаю это...

— Ты... ты кого-то потерял? — тихо произнёс Данил. Он чувствовал холод стола спиной, давление руки на шею, но ничего не мог с этим поделать. Снипс злобно сопел, но в его глазах, помимо ярости, Данил увидел... что-то. Словно след застарелой печали, поселившийся в глубине зрачков, ставший явнее после его осторожного вопроса.

Снипс дёрнулся, и его волосы, казалось, встали дыбом.

— Я потерял всё, — прорычал он, занеся нож над животом енота. — Сущность! Честь! Её! Но... но я могу вернуть, хотя бы одно.

— Но ты же понимаешь, что он не даст тебе этого? — прошептал Данил, которому вдруг стало жаль недруга. — Он не считает тебя своим напарником, Снипс. Он считает тебя слугой. Он не станет помогать.

— Откуда тебе знать?! — рявкнул Снипс. — Так есть шанс! А так его не будет!

Он замахнулся, но не опустил руку. Нож завис в воздухе, поблёскивая сталью в свете ламп. Данил окаменел, даже, кажется, дышать перестал. Он не мог смотреть на то, что вот-вот вонзится в него; он, не отрываясь, пристально глядел в глаза Снипса и видел, что тот, несмотря на свою решимость, колебался. Нет, слова Данила не посеяли в его душе сомнения — он, казалось, просто не мог решиться на то, чтобы убить. Легко сбросить мешок с живым существом в колодец — ты не видишь его смерти, не видишь, как он отчаянно барахтается, пытаясь освободиться, как он хрипит, глотая воду, и пищит, моля о помощи... Здесь же всё было иначе. Его нож — его ответственность: жертва умрёт не от воды, а от его руки. И Снипс не мог сделать роковой шаг.

Он рвано выдохнул. Нож продолжал дрожать в воздухе, но Данил почувствовал — сам не зная, чем, возможно, тем самым интуитивным чувством, что доступно животным, — что пёс так и не решится. Он, не отводя взгляд, тихо произнёс:

— Я могу помочь тебе, Снипс. Не нужно переступать черту. Всегда есть выбор.

Снипс оскалился, сморщив лоб.

— Ты бесполезен, — также тихо проворчал он. — Сраный северянин...

Посторонние звуки отвлекли его; человеческие запахи чуть усилились. Кажется, люди возвращались сюда... где бы они сейчас не находились. Поняв это, Снипс заволновался. Откинув нож, он снова схватил Данила за шею и заметался с ним по комнате. Его взгляд упал на металлические двери, и Снипс метнулся за одну из них.

Внутри их ждала неожиданность — комната, покрытая снегом изнутри! В ней стоял адский холод — а ещё полная тишина, прерываемая лишь каким-то потрескиванием — вероятно, льда. Вокруг, куда не смотрел взгляд, висели большие свежёванные туши.

Снипс моментально замёрз и задрожал. Данилу было легче — плотный подшёрсток не давал ему замёрзнуть. Но даже почувствовал это неприятное колючее ощущение, с которым мороз пытался пробраться в самую глубину его тела. Тут было намного холодней, чем в Ракуни.

— Ч-что эт-то з-за с-сран-нь? — простучал зубами Снипс и, приоткрыв дверь, выглянул.

Какой-то человек, стоя к ним спиной, что-то набирал из мешка. Он был весь в белом, словно снег, и носил длинный поварской колпак. Не заметив подглядывающего из стужа-комнаты незнакомца, он быстро покинул комнату, удерживая в руках набранные овощи. Снипс тотчас вылез из холода и прикрыл дверь. Он отряхнулся, как пёс, пытаясь согреться и задумчиво глянул на дверь.

— З-зачем смердам это н-нужно? — хрипло пролаял он.

Данил дёрнул усами.

— Н-на севере, — прошептал он, — м-мы убирали... еду... в снег. В холоде она хранилась дольше.

— Хм... — Снипс прищурился, и Данил почувствовал, что зря открыл рот. — Ед-ду, значит... А живой? Ж-живой, наверно, с-сдохнет.

— Ты же не собираешься...

Вместо ответа Снипс сжал когти сильнее, и Данил, сдавленно пискнув, крепче вцепился пальцами в его запястье. Псина двинулся куда-то, а в следующее мгновение Данил закашлялся, когда воздух внезапно сменился водой, и та хлынула в приоткрытую пасть, вызывая панику. Он забил лапами, пытаясь выплыть, но в воде продержался недолго — не успел он окончательно запаниковать, как Снипс рывком вытащил его и пару раз сильно встряхнул, стряскивая лишнюю влагу. Вода повисла на шерсти енота мелкими бисеринками, не в состоянии попасть сквозь плотный подшёрсток. Но, кажется, Снипс преследовал другую цель.

— Ты мне не помешаешь, — прорычал он и, открыв дверь стужа-комнаты, швырнул в неё Данила. — Сиди там, северянин! Тебе привычно, небось!

Данил вскочил на лапы. Горло саднило — кажется, он наглотался воды и сорвал голос, пока пытался выбраться. Холод тут же вонзился в него, подобно ножу — острый, резкий и болезненный. Данил подбежал к двери и принялся царапать её когтями.

— В-выпусти! — дрожа, просипел он. — Х-холодно!

Но никто не отозвался. То ли Снипс его не слышал, то ли уже ушёл. Вспомнив, что в соседнюю комнату приходили люди, Данил отказался терять последнюю надежду. Раз есть стужа-комната, значит, она нужна? Его обязательно выпустят — надо лишь дождаться помощи.

Он попытался крикнуть громче, в надежде, что его услышат, но вокруг стояла одна лишь тишина. Больше стоять было опасно.

Как и любой северянин, Данил знал, что тепло — в движении. Остановишься, попытаешься сесть или лечь — тебе конец. Конечно, можно было разгрести снег, попытаться сделать себе норку, чтобы согреть её хотя бы своим дыханием... Но здесь не было снега, а вода, застывшая в шерсти, тянула её вниз, заставляя мёрзнуть быстрее. Данил принялся скакать по комнате, попутно разглядывая всё вокруг в попытках найти то, что могло помочь. Его заинтересовала дырка — кажется, воздух из неё шёл чуть менее холодный. Однако достать до неё он не смог, даже когда каким-то чудом схватился за мороженую тушу и подтянулся наверх. Его лапы скользили по стене, которая почти превратилась в каток, со скрежещущими звуками. Данил метался между попытками забраться в дырку и царапанием двери, в надежде привлечь внимания.

Но ничего не получалось.

Он был в ловушке, холод подбирался ближе к сердцу, а спасения, кажется, не было.

Что ж, теперь он, хотя бы, увидит отца.

— Что значит "хвостатой тварью"? — Глаза Акиро метали молнии. Он походил на очень злого медведя, точнее, медведицу, медвежонка которой схватил чересчур самоуверенный охотник.

Два, сидевшая на плече Владимира, тонко запищала, и сыщик пояснил, заглядывая за угол:

— Он превратил его в енота. Что ж, теперь понятно, кто разгромил лабораторию... А он говорил, что это был дикий зверь.

— Если Даня пострадал, я лично вытряхну душу из этого старого пса! — прошипел Акиро, следуя за сыщиком в лабораторию.

Мыши, поплутав за Филиппом, рассказали много интересного — такого, что не знали ни Владимир, ни Акиро. Что ж, зато теперь вся подлая сущность советника была у них на ладони. Предатель отравил короля, чтобы занять его место. Он надеялся править Дримтери, но оказалось, что у Великого был наследник. Этот наследник пропал — народ посчитал его нечистым, ведь северяне такие подозрительные (ха-ха, классика!). Но Данил никого не травил, ведь сам стал жертвой кровожадного любителя власти.

Старому пауку нужна была корона — символ королевской избранности. Кажется — что в этом плохого? Предатель и убийца не мог быть выбран чистым артефактом. Но, как оказалось, и тут Филипп уже всё продумал, используя слабость короны — её привычку редко сидеть на голове. Короли Дримтери не носили её постоянно — им это было не нужно: народ и так знал своего короля и не было нужды везде доказывать свой статус. Поэтому корона надевалась лишь во время церемонии. С помощью зелий, вычитанный, наверняка, в какой-то книге, Филипп заставил артефакт думать, что церемония уже прошла — тогда, в тронном зале, когда он надел на голову принца то, что мгновенно считало его мысли, чувства и цели. Церемония была проведена... так думал артефакт, мгновенно уснув после. Но правда была в том, что никто не был свидетелем той церемонии, кроме Филиппа и погружённого в печаль Данила, что, наверное, так и не понял, свидетелем и участником какой гнусной лжи стал.

Итак, корона спала. Пробудить её могла лишь новая церемония — но для этого принц, тайный король, должен был лично отречься от престола. Либо корону должен был надеть тот, кого не могло быть на престоле — человек, не принадлежащий этому миру, животное. В Дримтери таких людей не водилось, а животные не интересовались правлением людей, поэтому Филипп мог быть спокоен хотя бы в одном.

Всё это, всю, казалось бы, невероятно секретную информацию, о которой не должна была знать ни одна живая или мёртвая душа, Владимир узнал... от мышей. Да, советник, конечно, был умён, но уж очень болтлив — и почему-то не страдал здоровой подозрительностью к замковым стенам, у которых тоже могли быть уши. К счастью, он не знал, каких маленьких помощников Владимир носил за пазухой.

К несчастью, план советника был ужасен и почти выполнен.

— Нам нужно вернуть принца домой до того, как он решит провести коронацию, — буркнул Владимир, пытаясь вскрыть лабораторию. — Люди не знают о пройденной церемонии. Артефакт будет спать, пока думает, что нынешний король уже избран. Но все решат, что советник чист, так как его не отвергли. У нас проблемы.

— Может, твои мыши могут её украсть?

— Если она столь важна, не думаю, что он оставит её без защиты.

— Что ж, хотя бы сраный пёс не будет мешать, — поморщился Акиро.

Донесли мыши и другое — то, что советник остался один. Вернувшийся из другого мира Снипс притащил корону и свои надежды, но был раздавлен и уничтожен. Данил был прав — паука интересовали только свои интересы. Сжимая корону, свой трофей, который он не заслужил, Филипп совсем не думал о другом — том, кому обещал многое, но не сделал ничего.

Когда Снипс тявкнул, что пора бы выполнять свои обещания, то получил в ответ лишь хмыканье. "Думаешь, я убирал её со своего пути, чтобы вернуть после? Соперницу? Эту опытную суку?" — издевательски заметил он и, когда слуга издал негодующий вой, швырнул ему под ноги зелье, мгновенно окутавшее Снипса с головы до ног липкими чёрными жгутами. Как и предсказывал Данил, Филиппу не нужны были ни преданность, ни честь, ни выполненные обещания. Отправив пса обратно в другой мир, Филипп спрятал корону за пазуху своего плаща и с видом победителя ушёл, вызвав даже у мышей оторопь — такого гнусного предательства они ещё не видели. Тем выгоднее на фоне противного паука смотрелся их собственный хозяин, что всегда держал слово.

Владимир и Акиро попали в лабораторию. Два тотчас сорвалась с плеча сыщика и метнулась вниз, чтобы показать, где советник хранил телепортационное зелье.

— Здесь только два, — заглянув в тубус, мрачно заметил Акиро.

Владимир кивнул.

— Ты лучше знаешь принца, так что иди. Я постараюсь сдерживать церемонию так долго, как смогу.

— Смотри, не стань следующим, кого превратят в тварюшку, — с лёгким сарказмом, но всё-равно беспокойно напомнил Акиро. — Судя по всему, товарищ он упорный. И пойдёт к цели по головам, если ему надо.

— Да, новых конкурентов он явно не потерпит, — согласился Владимир. — В крайнем случае попытаемся украсть корону. Если ты не найдёшь принца или если он...

— Он жив! — отрезал Акиро, так резко, будто готовый напасть, если с ним начнут спорить. — Полскун, мы росли вместе! Как братья! Я точно знаю, что он жив. Жив...

— Ладно, жив, — кивнул Владимир. — Нам же лучше, если это так. Но вдруг... если... тогда хотя бы его тело. Артефакту хватит, если оно будет в Дримтери.

Акиро глянул на него, как на что-то, что ненавидел, но спустя мгновение огонь ярости в его глазах потух. Сыщик, хоть и говорил неприятную вещь, был прав. Сейчас он, Акиро, должен был думать не как человек, друг Данила, а как король, которого Дримтери сейчас не хватало. Если с Данилом что-то случилось... Что ж, Акиро ни за что не позволит его убийце получить этот трон.

— Как оно работает? — спрятав одно из зелий в карман, потряс склянку он.

Два пискнула, взмахнув лапками.

— Просто разбей её об пол, — пояснил Владимир.

Сжав зубы, Акиро швырнул склянку на пол. Раздался звук разбитого стекла — и стремительный вихрь вырвался на волю, дохнув в лица присутствующим голубыми искрами. Владимир и Акиро невольно отпрянули, но Два снова запищала и указала лапой на появившуюся воронку.

— Иди, оно перенесёт тебя, — произнёс Владимир.

Акиро решительно расправил плечи и шагнул вперёд.

— Даня, я иду, — выдохнул он — и через мгновение осыпался искрами, медленно тающими в воздухе.

Два и Владимир переглянулись.

— Да уж, не такое я ожидал первое задание без наставника, — вздохнув, признался сыщик, и мышь сочувственно прижалась тельцем к его прохладной руке.

Северяне не очень жаловали зельеваров. Их жизнь была проще и спокойней — среди дикой неприветливой к чужакам природы. Зачем зелья, если она могла дать больше и лучше? Главное, не забывать просить и благодарить природу за её дары.

Акиро, будучи северным жителем, тоже не любил зельеварение. Однако, видя перед собой каждый день Данила, беспечно живущего одним днём, он яснее ясного понимал — чем больше он знает, тем лучше они с Данилом будут защищены. Поэтому Акиро не отказывал себе в изучении не только северных наук, этикета и всего, что должен уметь король, но и обучался тонкому искусству зельеварения под предводительством старой знахарки. Увы, себя не обманешь — он так и не познал все грани искусства приготовления зелий. Однако признал, что те могли быть полезными.

Одним из полезных зелий стало так называемое поисковое зелье — или, как называл его сам Акиро, "северный ветер". Данил, особенно в детстве, часто пропадал в лесу, и наставница-знахарка быстро научила мотивированного Акиро находить принца всеми доступными методами. "Северный ветер", будучи самым полезным из всего арсенала, быстро стал фишкой Акиро, которую он использовал даже тогда, когда, повзрослев, Данил перестал тянуться в лес и осел в замке.

Собираясь в Дримтери, Акиро по привычке засунул во внутренние карманы плаща несколько склянок с "северным ветром". Казалось бы, зачем они в крупном городе, куда Данил ехал по печальной причине, которая не даст ему просто исчезнуть из замка? Как оказалось — северная поговорка о том, что уши лисы должны слушать даже в логове, била, как всегда, в глаз. Данил исчез, но теперь Акиро знал, где он, и намеревался найти друга, почти брата, чего бы это ему ни стоило.

Вихрь исчез, и парень открыл глаза. Он находился посреди заснеженного двора, окружённого деревьями. В воздухе слышались странный металлический гул, далёкий лай собак, не менее далёкие голоса людей... Акиро тряхнул головой и осмотрелся. Этот мир был... другим. И дело даже не в местности, сам воздух... он казался чуждым, но при этом пьянящим. Им было трудно дышать, он давил на плечи, будто чувствовал чужака и намеревался прогнать его.

Акиро пошевелился и решительно выпрямился. Нет, ничто не остановит его! Даня был где-то здесь. Интуиция шептала, что друг-брат был в опасности, но жив, и Акиро не собирался медлить.

Вытащив из кармана "северный ветер", Акиро махом глотнул шипучую жидкость и, передёрнувшись, замер на мгновение, ожидая, когда зелье начнёт действовать. Это всегда было ошеломляющим ощущением — словно из груди прорастала путеводная нить, ведущая туда, куда тянуло сердце. Как компас, что показывал бы не на север, а на то, что человеку ценно больше всего.

— Держись, Даня, я иду! — прошептал Акиро, прозрев, и рванул вперёд — чтобы спустя пару метров, завернув за высокие сугробы, влететь в какого-то человека.

Тот, сбитый Акиро, упал, неосознанно вцепившись в него и утягивая за собой. Притоптанный до гладкости скользкий снег дорожки принял их тела с равнодушным благодушием.

— О боги, простите! — пропыхтел незнакомец, пытаясь выпутаться из чужого тела. — Долбанный гололёд, я его е...

— Папа! Папа! Ты в порядке? — раздался сбоку взволнованный тонкий голосок, явно принадлежащий маленькой девочке.

Акиро отпихнул незнакомца и попытался сесть, но колени разъехались, и он чуть было снова не упал на грудь товарища по несчастью. Наконец, выпутавшись, Акиро перекатился к более рыхлому снегу и поднялся. Шипя, он схватил незнакомца за руку и рывком поднял, протащив к нескользящему месту.

— Спасибо! — пропыхтел незнакомец. Он оглядел Акиро с ног до головы одним-единственным, пристальным и каким-то слишком подозрительным, взглядом, явно оценил его одежду и вдруг резко спросил: — Дримтери?

Акиро вздрогнул.

— Ракуни, — быстро произнёс он, спеша отвязаться. Для местного жителя это название всё равно ничего не скажет.

Однако он ошибся — возможно, впервые в жизни неправильно истолковав долгий взгляд.

— Ага! — с каким-то торжествующим восклицанием шикнул незнакомец и в следующее мгновение ткнул пальцем на север, срываясь в бег: — Живей! Пёс убёг туда!

"Северный ветер" указывал туда же, поэтому Акиро бросился за ним, гадая, откуда местный знал, что именно он искал.

— Кто ты? — пропыхтел он на ходу — сказывался ли чужой воздух или местные были очень тренированными, но незнакомец уверенно нёсся вперёд, несмотря на скользящие дорожки.

— Дима! — раздался лаконичный ответ.

Акиро не знал, имя это или местная должность, но решил, что первое. И всё равно это не отвечало на вопросы. Впрочем, в этот момент "северный ветер" перешёл во вторую фазу, означающую, что он на верном пути, и резко стало не до вопросов.

Вокруг закружился ветер — сильный, резкий и пахнущий морозом. Белка, сидящая на ветке неподалёку, насторожилась и, распушившись, бросилась наутёк. Птицы затихли, прижавшись к друг другу и даже лай собак стал будто недоуменней. Животные чуяли непогоду, но не могли понять, почему ничего не происходило — небо не хмурилось, тучи не собирались, ветер не дул.

Точнее, он дул. Но его никто не видел, кроме одного-единственного человека, который его и вызвал.

Акиро сосредоточенно пёр вперёд, как воин, которому было что защищать. Вокруг свистел ветер, трепля его волосы, подталкивая в спину, будто помогая продвигаться вперёд. Даже Дима что-то почувствовал — оглянулся настороженно, зыркнув светлыми глазами на Акиро, и раздул ноздри. Но ничего не сказал и махнул в сторону перепутья, возникшего впереди.

— Он бежал сюда. Либо забрал. Либо здесь где-то. Псина сутулая!

— Кто? Снипс?

Дима оскалился, после чего произнёс что-то, что Акиро даже без знания местных реалий отнёс к брани. Судя по всему, со Снипсом он уже был знаком.

— За мной. Ветер поможет! — отрывисто рыкнул Акиро, временно отнеся Диму в разряд союзников. Враг Снипса — определённо друг, хотя, конечно, это было наивное предположение. Но сейчас не было выбора, местный при любом раскладе знает карту лучше чужака. Ветер помогал искать, но он точно не показывал, как обойти преграды на пути — лишь направление этого пути.

Сильные порывы ветра всё сильнее толкали вперёд. Даня был рядом. Акиро даже знал, где — впереди маячило единственное здание среди деревьев.

— Туда? Это же... склад... быстрой еды... — выдохнул Дима сзади. — Нельзя...

Акиро, не слушая его, побежал вдоль здания, разглядывая его в поисках входа. Даня был внутри — ветер больше не толкал, но был сильным и крепким, ероша волосы во все стороны. Зачем Даня в этом месте? Он же енот...

— Эй, сюда нельзя! — воскликнул какой-то парень в белой одежде повара, возникнув на их пути.

Аккуратно оттолкнув его в сторону, Акиро влетел внутрь. Сзади что-то громко заговорил Дима, но Акиро его больше не слушал. Он метался по помещению, разглядывая всё — все углы, комоды, шкафы и мешки, все ящики, бочки и кастрюли. Вокруг шумела быстрая местная речь, пахло овощами и мясом, рыбой и собакой. Акиро готов был поклясться, что чует запах мерзкой псины Снипса. Значит, он был здесь. Значит, Даня тоже был тут. Куда он мог деться?

— Здесь был енот? Небольшой, с такими зелёными глазами? — достиг его слуха-таки голос Димы — тот разговаривал с местными поварами, что столпились вокруг него и недоуменно галдели. Акиро слышал что-то про "вход", "нагло" и какую-то "полицию", но не мог сосредоточиться.

Свет мигал, чувствуя порывы ветра, пусть он и был невидимый. В воздухе пахнуло, помимо всего остального, морозом. Акиро остановился и понял, что находится рядом с большой металлической дверью, из-за которой прямо несло холодом. От прикосновения дверь покрылась влажным конденсатом. Акиро дёрнул за ручку, но не смог открыть.

— Парень, ты ошалел?! Туда тебе ТОЧНО нельзя!

Акиро резко развернулся и посмотрел на говорящую — это оказалась молодая девушка во всё той же поварской одежде.

— Там мой друг, — тихо произнёс Акиро, невольно дрогнув голосом. Неужели Даня среди холода? Конечно, он более привычен к низкой температуре, но даже северяне не всесильны.

Девушка ахнула.

— Как он туда попал?! — Она оттолкнула Акиро и зашуршала ключами. — Вот чёрт! Вов!

— Что?

— Есть ключи от холодильника?

— Да он просто закрыт, без ключа.

Девушка дёрнула за дверь, но та не поддалась. Акиро схватился за ручку, и вдвоём им удалось приоткрыть её. Изнутри сразу хлынул холодный воздух.

— Странно, чего это она?.. — пробормотала девушка. Когда они приоткрыли холодильник шире, резко скомандовала: — Бегом, ему нужна будет помощь!

Акиро ворвался внутрь. Порог был скользким — видимо, кто-то пролил на него воду, и та, замёрзнув, и приморозила дверь так сильно. Холод обступил со всех сторон, но он не обращал на это внимания — оно было полностью сконцентрировано на поиске. Он точно должен быть здесь. Больше негде.

— Слышь, а ты уверен, что... — начала девушка, плотнее запахиваясь в одежду.

Но не успела она закончить, как Акиро, снуя меж развешанных туш, заметил его — отсвет серого в мрачной белизне посещения.

— Даня! — он бросился вперёд и склонился над окоченевшим енотом.

Тот не отозвался, а коснувшись его, Акиро почувствовал лёд, сковавший серую шерсть. Его было так много, что не оставалось сомнений — Даня был мокрым перед тем, как его заперли.

Его не просто хотели убить — это делали с жестокостью, оставив там, где он медленно замерзал, не в силах помочь себе.

Акиро прижал енота к своей груди, укутал в одежду. Девушка, встречавшая его на пороге, поперхнулась воздухом, увидев эту картину.

— Енот? — она заперла холодильник и, не зная, что делать, напала на всё своего же коллегу: — ВОВ! Откуда там чёртов ЕНОТ?!

— Я чё, еб...

Дима снял с себя куртку, оставшись в пушистом полосатом свитере, и Акиро положил друга в нагретую одежду, тотчас принявшись растирать холодное тельце. Енот не подавал признаков жизни. И всё же он был жив — Акиро буквально чувствовал, а не видел, как он едва заметно дышит.

— Нужно что-то тёплое... вода... что-нибудь... — пробормотал он, и Дима вскочил.

— Я найду, — пообещал он, срываясь с места.

Акиро склонился ещё ниже. "Северный ветер" утих — время действия зелья закончилось. Но это Акиро уже не волновало.

— Держись, — прошептал он, продолжая согревать друга-брата. — Давай, Даня, только держись. Со всем остальным мы справимся.

Данил выдохнул и посмотрел вниз, на разложенные возле кругляши. Пуговицы. Не те, что принято пришивать на одежду — особая игра, в которую он любил играть с отцом. Сбоку тихо потрескивал камин, а ветер усыпляюще подвывал в трещинах замка. Данил моргнул, медленно, сонно, но тотчас сильная рука легка ему на плечо и слегка встряхнула.

— Не спи, Даня.

Данил тряхнул головой, прочищая мысли, начавшие было скатываться в ночную бессвязность, и посмотрел на говорившего. Отец. Он сидел напротив, прислонившись спиной к креслу, прямо на пушистой шкуре какого-то огромного животного, что была раскинута у камина, и смотрел на него. Он казался большим и сильным, таким, которому любое дело по плечу. Данил озадаченно прищурился и осмотрел себя. Он снова был малышом — как тогда, много лет назад, когда отец ещё приезжал в Ракуни. Потом они с Акиро подросли, и встречи стали редкими — они были по уши в учёбе, а отец денно и нощно работал в Дримтери.

— Твой ход, — подсказал отец, заметив его замешательство.

Данил вздрогнул и снова посмотрел на пуговицы. Рассыпанные по ковру, они представляли собой бескрайний красно-жёлтый поток. Отец играл красными, как всегда, а Данилу достались жёлтые. Ход за ходом они переставляли по пуговице, пытаясь "откусить" часть территории и сделать её своей. Но, судя по одинаковому количеству пуговиц, у них пока ничего не получалось.

— О чём ты думаешь? — тихо спросил король, глядя, как Данил рассеянно передвинул пуговицу в абсолютно случайное место. Беспечность в этой игре стоила многое, но сегодня Данил не мог играть.

Как играть, зная, что всё это не по-настоящему? Ведь отец умер, да и он сам, похоже, тоже...

— Тебя нет, — прошептал Данил, не глядя на короля, но чувствуя его дыхание. Глаза запекло, а в носу защипало. — Тебя больше нет.

Отец промолчал. Потом глубоко вздохнул.

— Все мы рано или поздно уходим, — заметил он.

Красная пуговица двинулась вперёд, подчиняясь твёрдому пальцу. Данил смотрел на неё мокрыми глазами и не мог ничего сказать. Там, в голове, где минуту назад было пусто, сейчас роились вихри мыслей, обрывочных и несогласованных, но беспокойных.

— Он убил тебя, — наконец сдавленно произнёс он. — Филипп убийца.

— Филипп, значит? — Король вздохнул. Особо удивлённым он не был. — Жаль. Он был хорошим помощником и добрым другом.

— Если бы он был твоим другом, — пробурчал Данил, смотря в пол — в душе его поднялась остаточная злость, — он бы не убил тебя.

Отец не стал его одёргивать. Лишь снова похлопал по плечу. Должно быть, ещё маленький Данил выглядел забавно, когда дулся.

— Ты должен помочь забрать корону, — произнёс король, и Данил почувствовал подступающее к горлу отчаяние.

— Но зачем?! — воскликнул он и, чтобы занять руки, двинул пуговицу в стан "врагов". Жёлтая кругляшка ворвалась в тыл, отрезав от окружения красных пуговиц три самые крайние. Отец, словно всерьёз увлечённый игрой, тотчас отодвинул их в сторону.

— Ему всё-равно не стать королём, — пробормотал Данил, ожидая отцовского хода с такой сосредоточенностью, что всё становилось ясно. — Корона не выберет его.

— Она уже выбрала. Но никто об этом не знает. — Данил недоуменно вскинул взгляд, и король кивнул. — Да, тогда он провёл церемонию. На самом деле, для неё не нужно многое — лишь наследник и факт надевания им короны. Народ этого не ведает.

— Но... но как это остановить?!

— Ты должен взять корону и отказаться от неё. Тогда церемония сможет повториться вновь.

— Если я это сделаю, то он рискнёт. Ведь больше нет других наследников. — Данил почувствовал себя в ловушке. И даже не из-за того, что его енотье тело сейчас замерзало в морозной коробке. Всё то, о чём он думал, и даже то, о чём он думать боялся, опасаясь разочаровать тех, кого уже не было, воспряло в нём.

Он протолкнул одну из северных пуговиц среди красных соперников, заключая часть из них в ловушку — ровно так же, как и события последних дней захватили в ловушку его самого. Отец смотрел на это, печально понурившись.

— Есть другие наследники, — наконец выдохнул он, и Данил покачал головой.

— Но почему... почему тогда ты вызвал меня? Ты же знаешь, я... я не справлюсь. Я всегда делаю всё не так. Если бы был кто-то другой, ничего такого не произошло бы.

— Не говори так. Произошло то, что должно было произойти. Куда бы мы ни пошли, нам не скрыться от судьбы. Я совершил много зла, но надеюсь, что смог искупить хотя бы часть его.

Данил ошарашенно посмотрел на отца. Зла? Более доброго и справедливого короля ещё поискать надо было! Он всегда был готов помочь нуждающемуся, работал за четверых и никогда не жаловался. Данилу всегда хотелось брать с него пример, но он был совсем другим. Сложно подражать тому, кто играюче выполняет то, что тебе удаётся с трудом.

Король передвинул красную пуговицу к границе жёлтых, но Данил словно не обратил на это внимания.

— Ты и зло? Это... неправда. Ты всегда был Великим, — наконец произнёс Данил.

Король усмехнулся в усы.

— Великий... Люди, милые люди! Но природа всё помнит.

— Расскажи, о чём ты.

Ещё одна жёлтая пуговица зашла сбоку. Глубокая морщина пронзила межбровье, а лицо короля помрачнело. Данил вдруг почувствовал отвратительное ощущение — то самое, под ложечкой, от которого неясно тошнит и лихорадит. Он сглотнул и прошептал было, что если отец не хочет, то... но король медленно качнул головой и решительно произнёс тихим упавшим голосом:

— Нет. Я не могу это больше скрывать. Я использую тебя, Даня, и мне это не нравится. Ты обязан знать правду. Ты уже взрослый и сможешь, если и не простить, то понять.

Он вздохнул и задумчиво уставился на огонь, что, влекомый сквозняком, диковинно извивался в камине.

— Мы долго не могли завести детей — я и Джейн. Это продолжалось годами, словно проклятье нависло над нами, и отчаяние сковывало нас всё сильнее и сильнее. Мы вызывали лекарей со всего необъятного мира и даже дальше. Ходили к знахарям, к зельеварам и магам... Но никто не мог ничего поделать. Это был наш крест, который мы должны были нести. Но... однажды среди туч мелькнул лучик. Старая зельеварша, что в ту пору работала в Дримтери, рассказала об одном ритуале, что исполнялся в Новогодье, в самое сильное мистическое время. Вот только цена этого ритуала была несопоставимо высокой, ведь им владел сам король Снизу. И он хотел не цветочки и даже не трёх убиенных петухов. Он хотел енотов.

Данил сглотнул. Теперь он понял. Он много раз слышал, что в Дримтери давным-давно не было енотов, но всегда думал, что они просто ушли в другие места. Но Скелт... понятно, что он захочет енотов, ведь его злейшая противница любила их.

— Я убил их всех, — тихо произнёс король. — Охотники ловили их клетками. Еноты... они всегда сопровождали людей. Никогда не боялись. Но пришли тёмные времена. Скелт забрал их всех. Но дал то, что обещал — Джейн понесла.

Данила замутило. Умом он понимал, что отчаявшиеся люди могут на многое. Но... менее ужасным всё не становилось.

— Мы скрывали ото всех беременность, боясь, что кто-нибудь мог навредить Джейн и ребёнку. А потом... потом произошли роды, и Джейн умерла. Тогда я был в отчаянии, не знал, что делать. Мне казалось, что это наказание — за то, что отнял столько жизней. Я боялся, что ребёнок может пострадать, и решил, что самое разумное — это спрятать его. Так, чтобы никто лишний не знал. Ракуни — отличное место, здесь спокойно и стабильно. И... я привёз ребёнка сюда.

Король чуть помолчал, потом тихо продолжил, задумчиво разглядывая пуговицы:

— Как я и думал, растить здесь наследника было мудрым решением. Возможно, Ракуни холодный регион, но... Люди здесь не в пример чище. Они не задавали вопросов — просто предложили помощь и всё. И кажется, всё было тихо и спокойно... Но не всегда. Был один случай...

— Какой?

— Однажды, когда мне снова посчастливилось приехать в Ракуни, мы пошли отдохнуть на природу. Тогда стояла ранняя весна, трава только рождалась, но было достаточно тепло — для меня, здешние считали погоду жаркой. Няня предупреждала, что прогулка у реки сейчас не самая безопасная, но... если бы мы все следовали советам, мир бы стал чище. — Король вздохнул. — Мы гуляли, а потом... потом мой мальчик выбежал на лёд — и тот треснул. Я даже не успел ничего понять, как он провалился в воду и исчез из виду.

Данил поёжился. Вода в Ракуне даже летом была холодной. И пусть местные привыкали к ней и даже купались в едва прогретых реках, ранняя весна — это, конечно, ужасное время.

— Я искал его изо всех сил. Подбежавшие слуги и местные — тоже. Но... но мы не могли найти его. Природа забрала свою кровавую дань, отомстила за всё. Так я думал в тот момент. А потом, — король взял пуговицу и, осмотрев её, со вздохом положил обратно, — потом он показался из-под воды. В паре метров от нас, пытался схватиться за что-то. Мы бросились к нему и лишь тогда увидели, что это был... была... енот. Маленькое белое создание отчаянно пыталось спасти сына человека, который убил всех его родичей. Такая вот ирония.

Данил представил себе эту картину — бурная река Ракуни с холодной и пенистой водой, задыхающийся от воды и страха мальчик, беспомощно цепляющийся в белую шерсть зверька, бесстрашный енот, пытающийся вытащить того, кто явно был тяжелее него...

— Когда до них осталось всего ничего, енот вдруг посмотрел прямо на меня. Знаешь, прямо в душу. И тогда я понял, что он... он сейчас отпустит. Я бросился вперёд быстрее рыбы и схватил сына за рукав его рубахи. Нас била и опрокидывала вода, но тут и остальные подоспели. Я сказал им, чтобы они взяли енота, но они схватили нас и потащили к берегу. Я пытался кричать им, но там была такая неразбериха... Когда нас вытащили, я снова приказал, но... но енота уже не нашли. Он пропал под водой.

Данил подумал — пожалуй, впервые в жизни, — что отец был крайне безалаберным человеком. Если бы отец следил тщательнее, он бы не упал в воду... Как же давно это было, он совсем этого не помнил!

— Еноты хорошо плавают, — не очень уверенно вспомнил Данил записи из библиотечных книг. — Возможно, он просто уплыл и убежал домой.

— Я тоже так думал, — кивнул король. — Утешал себя этим. Мы вернулись в замок и постарались забыть о произошедшем, а я поклялся, что больше никогда не пойду с ребёнком к реке. Впрочем, вскоре вообще стало не до прогулок — приближалось Новогодье, самое мрачное время в году. Гулять по лесу было небезопасно, ведь в Новогодье просыпаются все демоны, колдуны и прочая нечисть, а зельевары и ведуны получают потусторонние силы. Как и наш ведун — сразу после ритуалов, которых я не знаю и знать не хочу, если честно, он пришёл ко мне и рассказал, что ему открылось будущее. Я, конечно, всегда скептично относился к подобным вещам. Но, признаться, в те времена, особенно после произошедшего на реке, я был несколько взвинчен. И когда узнал, что за моей спиной готовится переворот... Да, это было лицемерно, но я хотел защитить своего ребёнка. Я думал, что никто не должен знать, кто мой наследник, даже если некоторые знали о его существовании в принципе. Я... я решил найти ребёнка, другого ребёнка, и выдать его за своего сына. Подменить, так, чтобы даже близкие слуги не знали, кто он и где, этот наследник. В тот момент принца могла узнать лишь старая няня, но она вдруг резко занемогла и вскоре покинула нас... Это был самый... благоприятный... момент.

Настала тишина. Король смотрел на пуговицы и молчал. Молчал и Данил, но не потому, что ему не было что сказать — он просто онемел. Он широко открытыми глазами глядел на отца — отца ли? — и не мог открыть рот, боясь, что голос подведёт. Неужели то, что он знал — это неправда? Но... но почему... почему он ничего не помнит? Где же тогда настоящий принц?!

— Даня, — неуверенно подняв на него взгляд, медленно произнёс король. — Скажи что-нибудь. Прошу.

— Я... — Данил прочистил горло, и его сердце отчего-то пустилось вскачь, словно бешеное. — Я — не твой сын?

— Ты рос на моих глазах. Может, и не по крови, но нет — ты мой сын. — Король решительно отодвинул в сторону пуговицы — те посыпались по шкуре и полу, костяно гремя, — и, пододвинувшись к Данилу, осторожно приобнял его.

Данил ткнулся лицом в грудь отца. Его одежда всё так же пахла чем-то свежим и травяным. Данил прикрыл глаза и вновь почувствовал себя в безопасности — как и тогда, в детстве. Сейчас он не мог думать о предательстве — ему просто хотелось вечно сидеть так, слыша чужое дыхание и биение сердце, ни о чём не думать, особенно о том, что происходило прямо сейчас там, откуда он выпал.

Но он мог себе этого позволить.

— Расскажи мне всё, — тихо произнёс Данил, чувствуя разливающееся по телу тепло, смешанное с горечью правды. — Прошу тебя.

* * *

Жар.

Данил медленно пошевелился. Тело было слабым и горячим, будто он лежал посреди огня. Открыв глаза, Данил попытался сесть, но всё, что смог — это вытянуть вперёд руку. Лапу. Он всё ещё был енотом.

Воспоминания неохотно возвращались. Данил был бы рад вернуться обратно в сон, хоть и невыносимо горький, но уютный и безопасный. Но он уже очнулся.

Запахи вокруг были знакомыми. Данил вяло принюхался и почуял аромат готовящейся еды, немного ели и человеческого пота с чем-то травяным — вероятно, одеколона. Где-то вдалеке негромко переговаривались какие-то люди, обсуждая что-то непонятное про политику. Рядом тихо что-то жужжало.

Данил приоткрыл глаза и увидел жужжалку — это была необычная миниатюрная люстра без свечей, подвешенная прямо внутрь потолка. От неё исходил яркий беловатый свет. Скосив взгляд, Данил увидел, что лежал в корзине среди разноцветных махровых полотенец, под которыми чётко ощущались наливные бока грелок. Запах его самодельной подстилки вновь что-то всколыхнул в воспоминаниях Данила. Он напряг память и тут вспомнил — Дима! Полотенца пахли им и его дочерью. Выходит, они всё же отыскали его и спасли из холодного ада.

Данил почувствовал дикую благодарность к этим людям, ведь они совсем не обязаны были ему помогать. Он свалился им буквально как снег на голову, Дима вообще боялся таких, как он! Но всё равно помогал, несмотря ни на что.

"Добрые, добрые люди! — подумал Данил с печальной сентиментальностью. — Жаль, что я ничем не могу вас отблагодарить. Если кто и заслужил награду, так это вы".

— А это ёлка, мы будем её украшать.

— Зачем украшать ёлку? — искренне удивился Данил.

Он окончательно пришёл в себя, но всё ещё чувствовал некоторую слабость. Марина, обрадовавшаяся его пробуждению ("Ты спал почти два дня, Даня!"), тотчас предложила услуги личного извозчика и теперь с деловым видом таскала его на руках, показывая квартиру.

Посреди гостиной стояла настоящая лесная ёлка. Не сильно высокая, но пушистая и нестерпимо пахнущая смоляной хвоёй. Данила она интересовала особенно. Как это дерево проросло прямо в здании? Марина засмеялась, услышав его удивление, и заметила, что ёлка здесь не росла — её срубили в лесу, а папа купил на рынке и привёз домой.

Далее пошло дикое пояснение — для украшения, и Данил окончательно потерял суть происходящего. Срубить дерево, чтобы не спилить на дрова, а принести домой целым — и после вешать на него игрушки, сладости и орехи? Но зачем? Какой-то мудрёный местный ритуал?

— Это чтобы Новый год справлять, — пояснила Марина, подойдя к ёлке ближе, чтобы рассмотреть её во всех подробностях.

Данил склонился к ближайшей хвойной лапе и отдёрнулся, фыркая, когда иголки кольнули его чувствительный нос. И правда, настоящая ёлка. Ну и странности творятся!

— Новогодье? — насторожился он, востря уши.

— Ага, — важно кивнула Марина и, потрогав смоляную шишечку, принюхалась к липким пальцам. На её лице расцвела улыбка счастливого ребёнка.

Данил принюхался к смоле на её подушечках и тоже против воли улыбнулся. Такой запах всегда стоял в хвойных лесах, которые окружали Ракуни. Запах лесной и свободный. Было в нём что-то... этакое, чарующе-праздничное, из-за чего хотелось выкинуть все дурные мысли из головы и просто отдаться радостному времяпровождению.

Но Новогодье... Эта пора мала вязалась с праздником. Ужасное время, когда происходило всё самое нехорошее. То, что у местных людей эта пора вызывала только радость и веселье, было... необычно.

— Ты чего, Даня? — спросила Марина, увидев его напряжённость. — Что-то не так?

Данил мотнул головой. Нет, не надо грузить ребёнка своими думами. Она заслужила справлять своё Новогодье так, как это делают её сомирники, без мыслей о том, что где-то в другом месте всё было иначе.

— Ничего, — произнёс Данил старательно беззаботным голосом. — Но зачем всё же, во имя Полскуна, наряжать это дерево?!

— А, — Марина улыбнулась, — но это же весело! И красиво.

Так Данил понял, что люди этого мира больше ценили внешность, чем наполненность. По крайней мере, так ему показалось. Никто не проводил ритуалов, по крайней мере, тех, которые он бы понял. Зато все готовили пир, наряжали деревья, смотрели говорящий ящик и пели удивительно заводные песни.

Дима и Марина наряжали ёлку, а Данил лежал на диване и наблюдал за ними. Акиро отсутствовал — вместе с Ась, которую всё же вызвал Дима, они что-то обсуждали на кухне. Данил понимал, что должен присоединиться к ним, но мысли его снова и снова возвращались к откровениям Великого, и его накрывала беспомощная усталость. То, что он узнал, было слишком масштабным, и его мозг, получив ударную дозу правды, работал со скрипом. Это приносило почти физическую боль.

— Эй, хвостатый! — фыркнул Дима, накидывая на пушистые лапки ёлки какую-то перемотанную в жгут верёвку. — Чего нос повесил?

Данил моргнул, медленно вернувшись в реальность.

— Нос повесил? — неуверенно произнёс он и облизнул соответствующую часть тела. Да нет, нос был при нём. Да и как он бы мог его повесить, это же не шляпа какая-нибудь, чтобы вот так просто снять.

М-да, судя по хохоту Димы, это снова была какая-то местная шутка.

— Эх ты, принц! — Дима покачал головой. — В вашем мире все такие наивные?

— Ну... почти, — Данил вспомнил Великого и Филиппа и вздохнул.

Марина поправила верёвку на хвое и предвкушающе похлопала в ладоши.

— Смотри, Дань, сейчас вспыхнет! — воскликнула она, бухаясь на диван рядом.

Данил насторожился и вновь перевёл взгляд на ёлку. Вспыхнет? О, это, наверное, снова игра сло...

Вспыхнуло. Данил, который почти убедил себя в том, что его снова разыгрывали, подскочил, когда ёлка вдруг осветилась яркими разноцветными огоньками. Он крепко вцепился когтями в обшивку дивана и широко раскрыл глаза, ошарашенно глядя на мигающее всеми цветами дерево. Красный, жёлтый, зелёный, голубой — огоньки вспыхивали и пропадали, мерцали и переливались, превращая обычную ёлку в нечто невероятное.

— Ну как? — довольно поинтересовалась Марина, также с жадностью глядя на красивейшее действо.

Данил звонко выдохнул. Голова стала девственно чистой, а из-под полы разума проступил истинный восторг.

— Это... это... — он сглотнул, после чего выдавил: — Как вы... Это что, светлячки? Как вы их... Вы договорились?

— Ах-ха-х, нет, это не светлячки, — хмыкнул Дима, поправляя дождик. — Это гирлянда. Ну, — он наткнулся на полный недоумения взгляд и, закатив глаза, добавил: — Верёвка со свечами на ней. Свечи горят, светят — красиво.

— Невероятно, — прошептал Данил с неподдельным уважением. — Они... разные.

— Это из-за стекла. Оно цветное, и свет поэтому цветной.

Данил покачал головой. Люди этого мира были удивительными затейниками. Не владея магией и зельями, они создавали невозможные и фантастические вещи. Вот уж кто точно был великим.

Марина подошла к ёлке, и Данил, подумав, также приблизился. Он сел рядом на ковёр, отдыхиваясь, и запрокинул голову, глядя на свет гирлянды.

— Они словно стража, — заметил он задумчиво, трогая лапой самый нижний огонёк. Тот не жёгся и был добрым. — Отвлекают от дерева, полностью. Пропади оно сейчас — и я бы не заметил.

— Есть такое, — согласился Дима, собирая упаковки от гирлянд и остатки газет, в которые были завёрнуты старые ёлочные игрушки. — Это потому что их много. Как светлячков.

Данил кивнул.

— Люблю светлячков, — заметил он с улыбкой ностальгии.

— Я тоже, — поддакнула Марина. — А кто не любит?

— Ну... такие люди есть, — произнёс Дима, запихивая мусор в пакет. — Кто-то боится акул, кто-то медведей, кто-то... енотов, прости господи!.. а кто-то и светлячков. Это называется пиголампидафобией.

А ещё удивительной способностью местных было придумывание максимально длинных и тяжёлых в произнесении слов. Данил даже не пытался повторить.

* * *

Снипс плотнее запахнулся в свой плащ. Он сидел на лавке, что расположилась посреди большого парка, и просто неподвижничал. Снег усыпал его одежду крупной порошей, но он даже не пытался его сбросить. Последнее, что его волновало — это вероятность замёрзнуть. Хотя, признаться, на улице не было так холодно, чтобы Снипс мог замёрзнуть. По крайней мере, внешне.

Внутренне он давно покрылся льдом и мраком. С тех самых пор, как она пропала, Снипс не находил себе покоя. Проклятый Великий и его щенки! Они жили и не тужили, пока она была где-то... где-то. Милостивый король ни на мгновение не подумал искать её, и Снипс ненавидел его за это.

"Всем вам плевать, — думал он, равнодушно смотря на влекомый ветром по дорожке снег. — Всё о себе, всё себе. Снова провалил всё. Плохой Снипс, плохой!"

Рядом раздался хруст снега. Раньше бы Снипс вскочил быстрее ветра, оскалился, сделал стойку, внюхиваясь в запах того, кто посмел нарушить его уединение. Но не сейчас. Нет, не боль от предательства его подкосила — Снипс и так знал, что Филипп нечист, хоть и до последнего верил, что он не станет нарушать то, что сам предложил. Его выбило из колеи осознание, что все его попытки найти её разбиваются вдребезги. Не король Дримтери проклят, а он, Снипс.

Какой же он телохранитель, если не сохранил?

— Вы в порядке?

Снипс медленно моргнул, после чего приподнял голову. В отсветах фонарей и густо падающего снега человеческая фигура выглядела тёмной и безликой. Это была женщина. Старая женщина. Она пахла морозом, какой-то местной едой и чем-то травяным, смутно-неуловимым. Снипс раздул ноздри, настороженно прищурившись. Если бы он мог, то наверняка бы навострил уши, слегка приподняв их.

— Холодает. Вам бы домой, — продолжила старушка, явно беспокоясь об его здоровье.

Она сделала шаг вперёд, и запахи стали ярче. Снипс быстро задвигал носом, внюхиваясь. Старушка... пахла знакомо. Очень знакомо. Где-то он уже чуял это... где-то... там...

... что...

Снипс замер. Всё внутри него застыло тоже, натянувшись, как струна.

— Хозяйка? — сипло тявкнул он, не веря своим же словам. Откуда ей тут взяться, в этом непонятном мире?

Старушка замолчала. Снипс не видел её лица, но готов был поклясться, что она пристально разглядывала его.

— Кто... вы?.. — наконец медленно выдохнула она, вызвав струйку пара изо рта. — Мы знакомы?

Снипс облизнул в момент пересохшие губы.

— Х-хозяйка, — скорее прошептал он, недоверчиво вытягивая шею. Неужели... спустя столько лет...

Старушка осторожно поддела его подбородок и затаила дыхание, глядя в его глаза.

Мгновения будто остановились, став вечностью.

— ...Псинс? — Её голос был наполнен удивлённым осознанием.

Вот оно. Едва только знакомое-незнакомое имя прозвучало, как Снипс упал на снег. Воспоминания, ушедшие с забытым именем, просыпались, рвались наружу, вызывая почти боль. Снипс зажал голову руками, не в силах выдержать это. Он почувствовал, как старушка присела рядом и обхватила его плечи. Её горячие руки... такие же, как всегда... Снипс закрыл глаза, предаваясь воспоминаниям.

Псинс их открыл. Он придержал старушечьи щёки, вгляделся в голубые глаза — и заскулил тонко, плачуще, с невероятным облегчением пса, нашедшего свою...

— Хозяйка!

— Псинс, о Полскун! — Старушка обняла его, и Псинс, дрожа и поскуливая, прижался к ней. — Как ты здесь оказался? Почему ты... человек? Неужели... — она вдруг поморщилась и прикрыла глаза. — Это из-за того... взрыва? Ты превратился в люда?

Псинс мелко закивал.

— Я так искал тебя, хозяйка, — прошептал он, тыкаясь в неё носом. — Он... он обещал найти тебя. Сир. Филипп.

— Филипп! — Старушка поморщилась. — Мерзкий паук! Взрыва не должно было быть! Так и знала, что ему нельзя доверять делать основу зелий. — Она покачала головой и тотчас, словно вспомнив, засуетилась. — Полскун, ты же весь холодный. Псинс! Вставай быстро, надо отогреться!

Псинс вскочил ещё до окончания приказа. Больше не было льда и мрака. Теперь, словно освещённый мерцанием светлячков, он абсолютно точно знал, что делать.

Хозяйка снова была.

Больше ничего не имело значение.

— Странный он. Ещё цикл лунный даже не закончился, а энтот... Ишь, королём быть захотел!

— Принц туда же, смурной тип. Убёг, да в такое время...

— Нехорошее шо-то, ох не к добру...

Владимир тихонько отошёл в тень, позволив двум прачкам с корзинами белья пройти мимо. Те, перешёптываясь, прошли, не заметив его. Проводив женщин взглядом, Владимир покачал головой.

— У нас мало времени, — прошептал он высунувшимся из-за пазухи мышам. — Акиро не выходит на связь. Боюсь, мы не можем ждать, когда он вернётся.

— Что делать? — Пять смотрела на него, шевеля усами.

Владимир выглянул из ниши. Взгляд его упал в сторону, из которого виднелась зельеварческая башня.

— Мы должны украсть её, — решил он.

Мыши возбуждённо зашевелились. Никогда ещё они ничего не крали. Вообще, кодекс сыщиковского ордена запрещал заниматься воровством. Его члены должны были быть безукоризненно чисты перед законами, чтобы продолжать свою деятельность. Но у них и правда не было выбора. Убийца не должен взойти на трон.

* * *

Филипп стоял на бастионе и глядел вниз. Метель продолжалась. Вообще, погода в последние дни испортилась. Зима с ноги входила в свои обязательства, и дни были не светлее ночей. Стоял канун Новогодья — самого мрачного времени в году. Времени, когда граница между миром живых и миром Снизу становилась такой тонкой и зыбкой, что демоны прорывались наружу. Люди называли это ужасом, Филипп... Филипп предвкушал.

Небольшое пятно в замковом дворе привлекло его внимание, и Филипп зорко глянул туда. Член сыщиковского ордена, зябко ёжась, медленно крался по двору, огибая сугробы в поисках ещё не конца занесённой дорожки. Филипп поморщился. Служака давно обследовал труп короля, не нашёл ничего подозрительного (ещё бы, он, Филипп, целый час потратил на то, чтобы скрыть все улики на мёртвом теле!) и, в целом, мог бы уже покинуть замок и отправиться домой. Но почему-то он не спешил этого делать. В целом, Филиппу было всё равно на него, но что-то не давало покоя. Знаете, такое зудящее чувство где-то внутри, когда внешне вроде бы всё хорошо, но на деле кажется, что не очень? Вот и у Филиппа оно было. Он почесал бородку, усыпанную влажными снежинками. Вообще, как король, он мог бы выгнать служаку, нечего посторонним ошиваться в замке. Хоть для людей церемония ещё не прошла, сам Филипп уже считал себя победителем и властью.

Сыщиковский посланец наконец выбрался из холода и исчез в хитросплетении коридоров. Филипп вздохнул, после чего вновь посмотрел на затянутое тучами небо. Совсем немного. Он почти у цели.

* * *

— Тёмный темнец смотрел на Мира, — пискнула Три, когда Владимир, отряхнувшись, вступил в более-менее тёплые залы замка.

Владимир замер, после чего огляделся.

— Где? — выдохнул он, отступая в тень.

Вокруг стояла тишина; ветер подвывал в трещинах и полых участках стен, а за окнами валил снегопад. Люди уже спали. Те же из них, кто работал по ночам, ютились в более-менее растопленных помещениях — кухонных комнатах, уборницких и прочих служебных помещениях.

— На стене стоял темнец высоко, глядел далеко, — пояснила Два, забравшись на плечо хозяина.

Владимир нахмурился.

— Этого ещё не хватало, — пробормотал он.

Они шли на воровство, а их увидел тот, кто мог сложить два и два! Отличное начало дела, лучше некуда!

Два коснулась его щеки носом, пытаясь успокоить.

— Мир пойдёт к темнецу, — предложила она. — Мыши украдут.

— Мыши не украдут, — покачал головой Владимир. — Я не могу вами рисковать. Это слишком опасно.

— Темнец — альфа человеков, это опасно, — упрямо произнесла Два. — Мыши умеют работать.

Владимир вздохнул. Он знал. И Два права — у них нет права на ошибку.

— Ладно, — прошептал он. — Идите, а я вас прикрою.

* * *

Данил никогда бы не подумал, что простые поглаживания будут такими приятными. Он лежал на коленях Акиро и слушал их разговор. Дима и Марина отправились прогуляться — помощь помощью, но они и так уже многое сделали для иномирцев и никто из последних не смел более заставлять их делать что-то ещё.

— Чтобы расколдовать тебя, парень, — рассуждала Ась, читая выписки из своей личной библиотеки, книги которой она прошерстила в поисках ответа, — надобно просить королевскую милость. Особый ритуал, исполняемый пред Новогодьем — милость Гром-Девы, которой люди Скелта победить помогали.

Данил застонал.

— Но Великий умер, — проворчал он. — Нет больше короля. И вообще, мы не о том думаем. Сначала надо решить, как корону вернуть.

— Ты уверен, что хочешь этого? — мрачно уточнил Акиро. — Отказаться от престола?

Данил кивнул.

— Я его не достоин, — решительно произнёс он и, прежде чем Акиро открыл рот, махнул хвостом. — Брось. Ракуни — мой дом. А у Дримтери будет достойный король.

— Если мы его найдём, — мрачно заметил Акиро. — Корона недоступна.

— Вот мы и возвращаемся к исходной, — кивнул Данил. — Мы должны её вернуть.

Ась, слушавшая их, кивнула.

— Я знаю Филиппа слишком хорошо, — сказала она. — Так просто корону он не отдаст. Раз уж он пошёл на убийство... Я думала, что то, что он сделал со мной — величайшая подлость. Но смерть короля...

Акиро грустно понурился. Данил промолчал.

Внезапно лопнула дверь. Никто вначале не обратил на это внимание, поскольку все подумали, что это вернулись хозяева дома. Однако когда на кухню, раздувая ноздри, вывалился взъерошенный Псинс, это произвело ошеломительный эффект.

Данил взвился при виде врага, его серая шерсть распушилась, а полосатый хвост изогнулся, став похожим на ёршик. Акиро быстро схватил лежащий перед ним на столе нож. Лишь Ась не пошевелилась, только прищурилась немного.

— Спокойно, мальчики, — усмехнулась она. — Нервные клетки не восстанавливаются.

— Он пытался убить меня! — прошипел Данил, скалясь. — Трижды!

— Трижды? — Ась пристально посмотрела на того, о ком говорили, и взглядом пообещала разговор дома. Псинс никак на это не отреагировал, продолжая преданно смотреть на хозяйку.

— Это слуга Филиппа, — хмуро заметил Акиро, не спеша разжимать зажатый в руке нож. — Мы не можем ему доверять.

— Ох, нет, конечно, Снипсу доверять было нельзя. Но можете не бояться, сейчас перед вами Псинс. Это мой фамильяр. Когда произошла та авария... — Ась мотнула головой, будто вспоминала что-то неприятное, и проворчала, пытаясь скрыть нервозность: — Тогда он стал человеком. А до этого был...

— Можешь не объяснять, — заметил Акиро. — Мы уже поняли, кем.

Псинс, будто не замечая, что говорили о нём, смотрел только на хозяйку. Убедившись, что она договорила, он перебил Акиро и тявкнул:

— Я поймал лазутчика, хозяйка!

— Шпиона?! — Все тотчас насторожились. Слишком много гостей из Дримтери пришло в этот мир. Да уж, сезон Новогодья и правда был напряжённый.

Маленькая серая мышь выскользнула из рук Псинса и, возмущённо пища что-то на своём, мышином, спрыгнула на стол. Псинс дёрнулся было к ней, но Акиро, прищурившийся было, вдруг рявкнул:

— Нет! Не трогай! Это Мира!

— Мира? Что ещё за Мира? — нахмурилась Ась, кивком благодаря Псинса и отсылая его обратно ко входу.

— Сыщик из ордена. Я вызвал её, чтобы он помог найти Даню. Это его мышь. Но как ты?..

Мышь глянула на него и издала серию пищаще-потрескивающих звуков. Для людей они звучали как полная белиберда — но только не для Данила: тот, навострив уши, смотрел на возмущённого грызуна и понимал его. Ну конечно, он же был енотом, а еноты, хоть и не являлись грызунами, всё же тоже были зверушками и ещё знали всеобщий звериный язык.

— Мира поймали, — возвестил он, и Акиро вздрогнул.

— Ох, нет, — пробормотал он встревоженно. — Неужели он всё же решился...

— Что?

— Выкрасть корону. Похоже, Филипп решил стать королём на Новогодье.

— Идиот, — пробормотала Ась не менее тревожно. — Кто же делает такое в это время?

— Мир навёл там кучу волнения, — произнёс Данил, вслушиваясь в монолог мыши. — Его помощники выкрали корону, но их спалила прислуга. Они бежали через ползамка, пока их не настигли. Мир сейчас в тюрьме, его будут судить после восхождения короля.

— Нам надо помешать этому! — Акиро решительно встал. — Дань, я понимаю, что ты сейчас скажешь иное, но ты мне важен. И я достану эту корону, чтобы вернуть тебя назад.

— Да, да, — вздохнул Данил, но как-то неуверенно и пессимистично. — Тогда нам надо выдвигаться.

Мышь, внимательно слушавшая их, довольно кивнула и перебралась на плечо Акиро. Псинс недружелюбно посмотрел на неё со своего угла.

— И как попала сюда, поганка?.. — проворчал он. Устроившая беспорядок мышь не обратила на его ворчание никакого внимания.

Переход выплюнул их где-то в лесу неподалёку от Дримтери. Акиро встал, отряхиваясь, и поискал глазами Данила, которого теперь боялся оставлять без присмотра даже на мгновение. Данил и так, по его мнению, стал каким-то другим — ещё более мрачным и задумчивым, чем обычно. Он словно узнал что-то, что навсегда изменило его восприятие, и переживал по этому поводу.

И тут выяснилась небольшая проблема...

— Да, похоже, магии в травах того мира меньше, — с досадой признал Акиро, когда, спросив друга о его самочувствии, получил в ответ непонятную смесь тявканья и помурлыкивания. Данил тоже был не особо доволен — он встряхнулся, пуша шерсть, и нервно хлестнул хвостом из стороны в сторону. Выбравшись на более притоптанную дорожку, он потрусил по ней вперёд, постоянно дёргая ушами, когда колючие снежинки приклеивались к шерсти на них. Акиро последовал за ним.

Дримтери... был другим. Что-то странное разливалось в воздухе, делая его более спёртым и тяжёлым. Огоньки фонарей и факелов, развешанные вокруг замка и в городе деятельными людьми, мало помогали рассеивать мрак, окутавший всё вокруг. По ощущениям был день, но солнце так и не встало из-за горизонта, а тёмно-аспидное небо не было привычно освещено далёкими мигающими звёздами — всё закрытое тучами, из которых валил снег, оно казалось тяжёлым и нависшим над застывшей землёй.

Новогодье приближалось.

Редкие люди, попадавшиеся им, наблюдали за ними со смесью настороженности и беспокойства. Осиротевшие, они впервые встречали самый ужасный день в году без Великого, и эта пугающая новизна ощущалась во всём — жестах, взглядах, общем фоне потерянности, которое пропитало всё вокруг.

— Демоны рядом... Даже я ощущаю их... — пробормотал Акиро, следуя за Данилом.

Данил не ответил, но его вставшая дыбом шерсть говорила за него. Как и другие животные, он ощущал это — ужасную, могущественную и невероятно древнюю силу, что пыталась прорваться извне. На миг у него мелькнуло позорное и трусливое желание развернуться и возвратиться в тот мир — тёплый, тихий и наполненный запахами выпечки и смолы. Данил резко дёрнул головой. Пусть он и не настоящий наследник, он не трус! Дримтери нуждалось в помощи, ведь неизвестно, почему Филиппу нужно было церемониться именно на Новогодье. А то, что неизвестно, могло быть опасным.

— Надо украсть корону, — произнёс Данил. Конечно, Акиро его не понимал, но и не для него было сказано.

Маленькая мышь проворно спустилась к нему, хватаясь за одежду Акиро. Семеня лапками, она добралась до енота и вопросительно изогнула хвост.

— Сейчас её будут охранять лучше, чем в прошлый раз, — напомнил Данил. — Нам нужно устроить ещё один переполох. Но не такой, как сделал твой хозяин. Позови других мышей — много-много мышей. И крыс. И... ну... всех, с кем сможешь договориться. Чем больше неразберихи будет, тем лучше.

Мышь скептично пискнула. Данил вздохнул.

— Это всё, что я могу предложить, — тихо произнёс он. — Вы отвлечёте охрану — или запутаете так, что они не будут знать, куда посмотреть. Я украду корону, — он прищурился и нехорошо оскалился, — сброшу церемонию и обращусь человеком. И покараю предателя за убийство... отца.

Мышь согласно кивнула. Слегка потёршись боком о его влажную от тающего снега шерсть, она в последний раз махнула хвостом и исчезла в трещине замковой стены. Данил при всём желании бы в такую не поместился, но он и не пытался. Кажется, едва его лапы ступили на сухой камень внутренних коридоров, он словно воспрял. Воинственно выпрямившись, Данил кинул пристальный взгляд на Акиро, и последний поёжился. Было в этом взгляде что-то... слишком упрямое. Акиро хорошо знал этот взгляд — с ним Данил обычно, будучи ещё мелким сорванцом, попадал в различные неприятности, гуляя по лесу.

— Не рискуй, Даня, — тихо произнёс, чуть сжав кулаки. — Я всегда помогу.

Данил наступил лапой на грязный участок у стены — видимо, какой-то служка нёс ведро с углём и чуть просыпал. Отступив, Данил обмакнул пальцы в пачкающую пыль и, подумав, вывел на её поверхности:

БУДЬ ГОТОВ

Акиро прищурился, читая. Похоже, у Данила уже был план, который тот выдумал непонятно когда, но был в нём уверен. Как жаль, что зелье прекратило действовать — он бы с удовольствием узнал детали этого плана. Но было не до этого — убедившись, что Акиро прочитал, Данил смёл написанное хвостом и, больше не задерживаясь, бросился в сторону лестниц.

Вздохнув, Акиро побежал туда же, но уже посреди нового лестничного пролёта они разошлись, как два северных потока — Акиро бросился за другими северянами, всё ещё находящимися в замке, а Данил, пользуясь нюхом, слухом и тенями, направился в тронный зал. Корона наверняка была там, ведь близилась церемония. Она всегда проходила на глазах подданных — будь иначе, Филипп не стал бы заморачиваться с ритуалами.

Так и оказалось.

* * *

— Демон!

Акиро вздрогнул, услышав душераздирающий вскрик. Обернувшись, он успел схватить пробегающего мимо мальчонку-прислугу за ремень и подтащить в ближайшую нишу. Мальчишка заорал было, но, увидев человека, а не мифического демона, затих. Впрочем, почти сразу он наткнулся на енотовые гербы на одежде Акиро и, поняв, что оказался во власти северянина, напрягся так, как никто никогда не напрягался в руках Акиро. Акиро ободряюще ему улыбнулся. За те пару суток, что он успел провести с местными жителями, он успел понять, что местные достаточно сильно недолюбливали северян, по какой-то неизвестной ему причине.

— Спокойно, парень, — произнёс он, отпуская мальчишку. Тот чуть отскочил, затягивая ремень и настороженно моргая, а Акиро добавил: — Что там за демон?

— Большой! — моментально забыв про всякое недоверие, воскликнул мальчишка, пуча глаза. — Он... оно вылезло из темноты. Страшно!

— Не бойся, — прошептал Акиро, положив руку ему на плечо. — Всё будет хорошо. Идём!

Никакого демона Акиро нигде не заметил, пока пробирался к выделенным северянам комнатам в компании дрожащего ребёнка. Впрочем, атмосфера стремительно накалялась вокруг, так что, появись демон неподалёку, Акиро не сильно бы удивился. Настоящий ад творился вокруг — мир Снизу приблизился так близко, что можно было ощущать его зловонное дыхание.

— Други! — возвестил Акиро, оказавшись на нужном месте.

Северяне тотчас окружили его. Все подозрительно оглядывались вокруг и не убирали рук со своего оружия. Акиро кивнул, заметив это нервозное состояние, и добавил:

— Новогодье тут. Говорят, будто демоны рыщут по замку. Не убоимся их?

— Не убоимся! — раздался дружный хор голосов. Северяне потрясли оружием, лица их ожесточились — но их гнев был направлен не на местных жителей, а на тех, кто с радостью уничтожил бы всех, оставив после себя лишь холод и мрак.

— Тогда следуйте за мной! Короне нужна наша помощь!

* * *

Все инстинкты, использованные Данилом по назначению, оказались верны. Корона и правда находилась в тронном зале. Она лежала на небольшой подушечке, что расположилась, в свою очередь, на вершине специального постамента. Обычно корона всегда находилась там — никто не пытался похитить важный артефакт, а короли не стремились его прятать, так как не видели в этом особого смысла. Но то были избранные короли — Филипп не мог похвастаться подобным.

Охраны нигде не было. Данил повёл ушами в стороны, собирая звуки, и услышал в боковом коридоре топот многочисленных мышиных лапом. Отлично. Значит, мыши уже начали свою миссию по выдворению охранников из зала. Прокравшись к постаменту по тени, словно вор, Данил ловко забрался наверх и, подхватив корону зубами, пригнулся, собираясь спрыгнуть. Корона была тёплой, почти горячей, словно её только недавно вытащили из какого-то тёплого места и она просто не успела остыть. Данил напряг мышцы, готовясь оттолкнуться лапами и оказаться внизу.

И именно в этот момент чёрная дымистая масса, похожая на густой туманный жгут, вынырнула из ниоткуда, захлёстываясь вокруг его шеи. Скорость, с которой это произошло, была такой большой, что Данила буквально снесло с постамента. Он прокатился пару метров по полу, беспомощно цепляясь за выступы когтями, после чего остановился, больно ударившись об стену. Корона, подпрыгивая на каменном полу, отлетела в сторону и ударилась...

... прямо об сапоги того, кого Данил ожидал — но не так быстро — тут увидеть.

— Ну здравствуй, тварь, — прошипел Филипп, чьи глаза блестели в свете фонарей, как алые угольки. Он поднял корону, сдул с неё пару несуществующих пылинок, и ехидно протянул: — Неужто ты думал, дряной зверь, что всё будет так легко?

Данил приподнялся. Его голова ещё слегка кружилась, но глаза были необычайно холодными и цепкими.

— И это всё, что ты можешь? — выплюнул он, скалясь.

Филипп поморщился.

— Что ты там пищишь, как мерзкий щенок? Имея столько союзников, не смог наладить коммуникацию? Жаль, жаль.

Он достал из тубуса какое-то зелье и чуть скрючил указательный палец. Жгуты, которые сжимали шею Данила, натянулись, подтаскивая упирающегося енота, словно собачку на поводке, к советнику. Данил щёлкнул зубами, пытаясь укусить протянутую руку, но Филипп схватил его за челюсть и, не давая её сомкнуть, капнул в его пасть пару капель. Зелье было горьким и сильно отдавало полынью. Данил заплевался, пытаясь избавиться от ужасного привкуса, а Филипп, отодвинувшись, усмехнулся.

— Приятно наблюдать, как ты всё больше походишь на пушистую тварюшку, принц, — тихо протянул он, и Данил буквально выплюнул:

— Пошёл к Скелту!

— Вот так то лучше, — произнёс Филипп, будто не обращая внимание на его грубость. — Послушаю твой голос, прежде чем ты навсегда лишишься его.

— Как ты понял?!

— Понял что? Что корону будут красть? О-о, — Филипп усмехнулся. — Не только же вам использовать столь удобных мелких тварей.

Он махнул рукой, и Данил успел увидеть маленькую мышку, ту самую, что попала в тот мир и рассказала им о поимке сыщика. В следующее мгновение мышка превратилась в сгусток тумана и, влекомая рукой Филиппа, впиталась в чёрные жгуты. Данил ошеломлённо замер.

— Она... Ты убил её?!

— О, нет. Её и не существовало. Но как же это было удобно! Вы явились тогда, когда было выгодно мне. Делали то, что выгодно было мне. И, наконец, так же жалко закончили свой план. — Филипп посмотрел в широко раскрытые глаза енота и добавил: — Церемония произойдёт. И ты не помешаешь мне, тварь. Больше не помешаешь.

Когда именно зал оказался набит людьми, Данил отследить не успел. Он продолжал смотреть на советника, щурясь, но в его взгляде было что-то, что заставляло Филиппа довольно улыбаться. Данил был потерян. Это виделось в его зрачках, так явно, что советник ощущал это.

Подданные Дримтери, пришедшие на церемонию, замирали неподалёку. Атмосфера, сначала упадническая и невесёлая, мгновенно сменилась настороженной. Филипп развеял жгуты, и Данил чуть было не упал, в последний момент успел вытянуть лапы и приземлиться на них.

— Енот! — выдохнул кто-то в толпе, и она зароптала. На днях жители замка уже столкнулись со странно ведущими себя животными — целая стайка мышей пыталась похитить корону для каких-то своих целей. Мыши повсеместно считались вредителями, так что не было ничего удивительного, что прислуга решила, будто мыши помогали демонам похитить важный артефакт.

Но енот... Неужели он тоже был на стороне тьмы? Многие в Дримтери до сих пор помнили легенды о Полскуне и не могли поверить, что животное, носящее вид благородного предка, могло это сделать.

Данил заметил на себе изучающие и подчас враждебные взгляды. На миг его взгляд наполнился страхом, но лишь на миг. Он выпрямился и сел, обернув лапы хвостом. Тёмные зеленоватые глаза снова вперились в Филиппа, словно больше для Данила никого не существовало.

— Ты никогда не станешь королём, Филипп, — сказал он ровным бесстрастным голосом, словно говорил о прогнозе погоды. — Ты убийца. Ты не достоин.

Филипп широко ухмыльнулся, хотя пальцы его, держащие корону, слегка дрогнули.

— Можешь не стараться, приятель, — произнёс он властно и достаточно громко, чтобы люди вокруг его услышали. — Ты больше ничего не украдёшь. — И добавил тихо, пока люди возмущённо загомонили вокруг: — После церемонии я прикажу освежевать тебя и буду мыть твоей шкурой лабораторию. Будешь приносить пользу... принц.

Данил не пошевелился, будто такая ужасная перспектива его не волновала.

— Посмотрим, — выдохнул он, и в следующий миг произошло несколько вещей почти одновременно:

Северяне, вонзившись в толпу, деловито растолкали людей и оказались позади Филиппа. Тот резво обернулся, открывая очередное зелье, но ближайший северянин выбил склянку из его руки и быстро заломил оную за его спину.

Акиро, примчавшийся с северянами и с до сих пор следующим за ним мальчишкой, выбил корону из другой руки советника, и та вновь загрохотала по полу.

Люди рванулись за ней, но северяне обнажили клинки и отогнали их, образовав широкий круг. Шум, крики, испуганные и яростные, резкие окрики северян, сказанные грозным холодным говором, заполнили тронный зал.

— Даня! — выкрикнул Акиро, когда корона, звеня, ударилась об енота и, покрутившись рядом, как волчок, остановилась. — Давай!

Но Данил продолжал сидеть.

Он словно превратился в статую. Лишь зеленоватые глаза ещё больше прищурились, словно енот отчаянно думал. Он глянул на корону, и ухмылка растянула чёрные губы.

Он промолчал и остался неподвижным.

— Даня! — отчаянно закричал Акиро, ничего не понимая. Вот она, корона. Что случилось? Разве это не то, чего они хотели, к чему стремились. — Ну же! Он убил Великого! Он не может стать королём!

Кто-то звонко вскрикнул от ужаса, услышав страшные слова. Толпа неистовствовала. Они не любили Филиппа, не любили северян, поэтому для них что тот, что те были равнозначными фигурами. Но то, что говорил северянин... оно было ужасно. Великий не умер, он был убит?

Филипп услышал эти слова и заволновался. Вспомнив всё, что успел выучить, он призвал струю ветра, которая отпихнула сдерживающих его людей. Северян откинуло, и они тотчас схлестнулись с подоспевшей стражей. Акиро сдержал поток Филиппа своим, но момент был безвозвратно упущен.

Проблеск жгута — и корона оказалась в руках советника. Ни мгновения не медля, Филипп надел её — и вокруг тотчас образовалась полнейшая тишина и неподвижность. Все, кто дрались и вырывались, замерли, во все глаза глядя на артефакт в белых волосах Филиппа. Кто-то с волнением, кто-то — с ожиданием, кто-то — с возрастающим ужасом. Акиро относился к последним. Зная правду, он словно окаменел, не в силах принять этот факт. Он быстро глянул в сторону Данила — что, зачем тот позволил монстру стать королём, — и широко открыл глаза.

Филипп также посмотрел на Данила и тоже недоуменно замер.

В зеленоватых глазах Данила сияло торжество. Он выпрямился и потянулся, выгибая спину — так расслабленно, словно ничего не происходило.

— Неожиданно, не правда ли? — произнёс он спокойно.

Филипп прищурился.

— Можешь скулить, сколько пожелаешь, зверь, — прошипел он, касаясь короны. Та была весомой и реальной, и советник не понимал, чего принц так рад. Он проиграл, но продолжал делать вид, что всё хорошо! Северный глупец! — Корона выбрала меня. Я король! Видишь? Ей плевать на нюансы. Она — всего-лишь артефакт.

— Всего-лишь артефакт, — эхом повторил Данил. Почесал ухо, словно это было то, что сейчас занимало всё его внимание, и добавил: — Пожалуй, ты прав. Корона твоя. Но будь честен — скажи всем им, — он обвёл взглядом продолжавший хранить полное молчание зал, — скажи своим подданным... какой ценой это было сделано. Оно того стоило?

Филипп облизнул губы. Взгляды всех людей сошлись на нём. Стражники медленно опустили оружие, северяне тоже. Прислуга затаила дыхание. Человек, которого они не любили, был чист перед короной. Или нет?

— Прежде чем ты начнёшь уничтожать, — добавил Данил, — знай: ничего у тебя не выйдет. Ты проиграл, когда только решил, что ложная церемония позволит тебе выиграть.

— Что ты несёшь, тварь? — рыкнул Филипп. — Ты — принц! Всё получилось! Я стал королём, этого не изменить!

— Корона выбрала Даню, а не тебя! — выкрикнул Акиро, и толпа ахнула. Люди недоуменно переводили взгляд с советника на северянина; кто-то поумней, придя к единственно закономерному выводу, зажимал рот руками, с ужасом глядя на разворачивающимся действом. — Ты обманул всех! Признай это!

Глаза Филиппа безумно сверкнули, а губы изогнулись в откровенно злой ухмылке.

— Какая теперь разница, — оскалился он. — Да, обманул. Но корона всё равно моя. И любой, кто попытается это оспорить, будет казнён. Кто первый?

Люди попятились. Советник возвышался над ними, словно демон, и красные искры в его глазах сулили смерть любому, кто рискнул бы выступить вперёд. Возможно, такой смельчак нашёлся бы, вот только Новогодье, мрак и демоны, реявшие где-то неподалёку, лишали людей всей храбрости. Они жались друг к другу, испуганно оглядываясь, и даже северяне дрогнули, крепко сжав своё оружие в попытке успокоиться.

— Во всём этом ты совершил одну грубую ошибку, — заметил вдруг Данил. Он распушился, когда красный взгляд вперился в него, но голос, хоть и дрогнул, остался твёрдым. — Ты использовал меня, чтобы корона уснула. Вот только... я никогда не был принцем. — Он помолчал и добавил: — И человеком тоже.

— Енот вернулся. Тот самый, белый, что спас моего мальчика из бурного потока. Я сразу узнал его — не только по шерсти, но и по глазам. Он... она... она пришла, чтобы требовать её — услугу за услугу.

Король помолчал, перекатывая в пальцах пуговицу. Данил слышал биение его сердца, чувствовал его дыхание, и нереальность происходящего сильнее утаскивала его за собой.

— В зубах она притащила детёныша. Тот был совсем крохой — умещался в моей ладони, полностью. Его мать убедилась, что я понял намёк — и отдала Полскуну душу. Мы сожгли её тело и развеяли прах над рекой. А детёныш... Мы пытались выкормить его, но были плохи в этом. Понимаешь, для малышей енотов нужно особое молоко... В Ракуни такого не было. — Король вздохнул. — Он медленно умирал. И тогда... тогда моя старая зельевар предложила один ритуал. Рискованный, но выбора не было — что так, что так малыш мог погибнуть.

Данил нахмурился.

— Что вы сделали? — он вдруг почувствовал странное сосущее ощущение внизу живота. Почему-то стало сложно дышать. Король молчал, не глядя на него, и Данил, не выдержав, громко воскликнул: — Полскун! Что вы сделали?!

— Мы... мы превратили его... в человека. — Король поднял голову, и Данил содрогнулся, оказавшись во власти чужого взгляда. — В красивого маленького мальчика.

Нет...

— В моего славного второго сына.

Не может быть...

— Я назвал его Данилом — "судьбой".

— Нет! — выдохнул Данил резко. — Это не правда! Это не может быть правдой! Я... я животное?!

Король попытался снова его обнять, но Данил вскочил. Пошатываясь, он отошёл от камина — жар никуда не делся, словно окутывая его покрывалом, — и глубоко выдохнул, обхватив себя руками. Он вспоминал всё, что помнил о детстве — их игры с Акиро, уроки, вечера с отцом, тёмные глаза матери... Мама. У него была мама. Не енотиха. Неужели она тоже не имела к нему отношение? Данил любил свою маму и представить себе не мог, что всё, что он знал и любил — правда, построенная на лжи.

— Даня, — тихо произнёс Великий, тоже встав.

Пуговицы тотчас исчезли, словно их никогда не было — напоминание, что они всё ещё находились в мире снов. Данил судорожно дышал, неистово роясь в воспоминаниях. Нет. Ничего нет. Не было никаких енотов в его прошлом.

"Но зачем ему лгать?" — логично подметило сознание.

— Почему? — прохрипел Данил тихо. Король приподнял брови, и Данил спросил ещё тише: — Почему не говорил? Никогда?

— А зачем? Ты был совсем малышом, когда стал человеком. Ты не помнил и не мог помнить той, другой, жизни. Зачем тебе знать её, если личностью ты стал, будучи человеком?

Данил прикрыл глаза.

— Вы сделали это, — спросил он, боясь узнать правду, — потому что я был нужен? Как... как ребёнок... который...

— О Гром! Нет, конечно! — воскликнул король. Он сжал плечи Данила и резко развернул его к себе. — Ты — мой сын. Мне не важно, кем ты был и когда. Здесь и сейчас ты — Даня, который рос на моих глазах. Который стал человеком, потому что был достоин этого, а не потому, что был удобен. Не вид определяет нас, а то, чем мы сами хотим быть. И ты — больший человек, чем те, кого я знаю.

* * *

Филипп окаменел. Он пристально смотрел на енота, ища в его глазах признаки лжи, но натыкался лишь на усталость и решительность, смешавшиеся в удивительно гармоничный коктейль. Данил глядел на него прямо и строго, не прерывая контакт взглядов, и звериный посыл был чёток и суров — ты мой враг, ты ошибся и проиграл.

Филипп пока ещё не осознал это, находясь в прострации. Но он определённо чувствовал, что что-то происходило.

Наследником короны мог быть кто угодно из Дримтери. Собственно, наличие королевской крови не имело к этому никакого отношения. Исключений было немного — если быть вообще точных, их было два: иномирцы и животные. Первые крайне редко попадали в Дримтери и воспринимались чужаками похлеще, чем северяне, ведь последние, несмотря на их жизненный уклад, несколько отличающийся от жизни других регионов, всё ещё были дримтеровцами. А как чужака на трон посадишь? Почему наследниками не могли быть животные, думаю, объяснять не нужно.

Великий, чувствуя горечь Данила и ужас его осознания, пытался ободрить его. Не вид определяет, а желание. Вот только это было не так. Каким бы человеком не ощущал себя Данил, проживя всю жизнь в человеческом теле, но природа была сурова — она не делала исключений, и человек-енот в её глазах всё же был енотом-человеком.

Таким образом, Данил никак не мог быть наследником, будучи животным в коже люда.

Именно поэтому, оказавшись на его голове, корона просто-напросто не отреагировала на него, как не отреагировала бы на любое другое замковое животное, надень на него Филипп корону.

Король умер, но наследник ещё не был найден.

Надев корону, Филипп предложил свою кандидатуру. Вот только...

... он всё же был не достоин.

Корона всё это время, не подавая признаков жизни, будто давая всем вокруг выговориться, ярко вспыхнула. Филипп вскрикнул, когда она сжала его голову, будто в тисках. Он попытался снять её, но корона словно приклеилась к его голове. Яркое свечение разлилось вокруг, такое не терпимо белое, что у всех заслезились глаза. Местный обруч короны побледнела, на миг словно окрасившись серебром. А потом... потом корона вспыхнула ещё ярче, почти невозможно, и Филиппа толкнула в грудь неведомая сила. Он отлетел в одну сторону, корона, слетев с его головы, в другую. Людей раскидал вокруг взрывной силой — артефакт показал своё нежелание признавать убийцу королём.

Но не успели все осознать это, как тьма, пришедшая на смену свету, неожиданно загустела. Она стала вязкой, словно кисель, а по всему вокруг прошла дрожь. Гул, полный первобытного ужаса, отозвался от этой дрожи — долгий, утробный, пугающий.

И Филипп вдруг стал меняться.

Данил попятился, как, впрочем, и многие из присутствующих. Его план, возникший стихийно после того, как он узнал свою истинную сущность, был прост. Раз уж Филипп так хотел померить корону, почему не дать ему желаемое? Но вот последующая за проваленной церемонией сцена совсем не входила в планы Данила. Он, конечно, надеялся на какие нибудь спецэффекты — как-то же они должны были доказать виновность советника, — но совсем не ожидал такого размаха. Как и превращения Филиппа в... во что-то.

Он явно не был животным. Но и человеком — тоже. Кожа лопалась, обнажая скелет, фигура росла, ширилась, становясь невозможно, огромной, пугающей.

Демон. Филипп был демоном. А что самое страшное — он был не просто демоном, он был...

— Скелт! — выдохнул Данил, и его шерсть встала дыбом.

Пленник Снизу запрокинул голову, и зал содрогнулся от дикого первобытного рёва. Тьма всколыхнулась, и скелетоподобная тварь, взмахнув костяной рукой, вспорола воздух тонкими изогнутыми когтями. Первородная бездна дохнула в лица смертным. В следующий миг из разорванной портальной складки хлынули скользкие тёмные сущности, юркие демоны, жаждущие крови.

— Бегом отсюда! — зорал Акиро, и люди, отмерев, с визгами и криками бросили врассыпную.

Грянул бой. Мужчины, оттеснив женщин и детей подальше от монстров, встретили демонов кто чем горазд — мечи, палки и камни взметнулись, вступив в хватку с силами тьмы.

Удары. Взрывы. Грохот. Зал церемонии превратился в поле боя. Акиро достал меч и врубался в туманные тела демонов. Взгляд его метался по сторонам. Наконец он заметил то, что искал, и принялся неистово прорваться сквозь противника.

Данил прикрывал собой нишу, в которой схоронились дети. Он шипел и рвал небольшого, но стремительного и яростного демона. Демон не отставал, полосуя его когтями, и злобный клубок переплетённых тел взметал пыль под испуганными взглядами детей. Подскочивший Акиро успел вовремя — демон таки вцепился в хвост Данила и, утробно урча, принялся мотать енота из стороны в сторону, не давая ему извернуться и укусить. Акиро махнул мечом, и разрубленный демон, издав пронзительный поросячий визг, развеялся, оставив после себя сильный запах озона.

Данил тотчас обернулся и посмотрел на перепуганные детские лица.

— Целы? — отдуваясь, выдохнул он, и старший из детей кивнул. — Отлично. Забейтесь глубже и тихо сидите.

Дети послушно забрались глубже в нишу, а Данил и Акиро бросились на ближайшего демона. Он развеялся быстро, не успев даже ничего понять, но на его место тотчас пришло двое.

— Их слишком много! — крикнул кто-то из северян, проносясь мимо стремительной молнией.

Акиро нырнул под кусок стены. Дзынь! — когти монстра вонзились в то место, где он только что стоял. Данил, забравшийся на высоту, швырнул вниз несколько камней, которые отвлекли демона и позволили Акиро его прикончить.

— Скелт! — пискнул Данил, перепрыгивая с одного заваленного участка на другой. — Убрать его — уйдут другие!

Акиро, распалённый битвой, не сразу ответил. С рычанием набросившись на демона, тащащего куда-то визжащую девушку, он обезглавил его и выдохнул:

— Корона!

— Не до неё!

— Нет! Корона! Меч Гром-Девы! Он прогнал — и она, — взмах мечом, и очередной демон с воплем развеялся, — сможет!

Данил понял. Кивнув, он сорвался с места и, ловко маневрируя меж сражающихся, бросился на поиски короны. Но он был не один.

Скелт зорко наблюдал за всем бедламом с высоты. Он, как и Данил, выискивал корону. Внутри его скелетного тела клокотала ярость.

Он увидел енота и взвился. Кости со скрежетом, от которого вставали дыбом волосы, двинулись. Скелт сжал хрустящий кулак и стремительно опустил его вниз.

Данил увидел приближающуюся тень и, вздыбившись, метнулся в сторону. Кости демона вонзились в пол, и всё вокруг взорвалось осколками камня и щебня. Ударная волна настигла енота и перекувырнула его. Данил взвизгнул, почувствовав, как лапы оторвались от пола. Скелт схватил его за кончик хвоста двумя пальцами, брезгливо, как букашку, и взметнул в воздух.

— Енот! — его рычащий голос отозвался от стен, заставив всех на несколько мгновений зажать вспыхнувшие болью уши. — Опять енот! Ты умрёшь мучительно, отродье Полскуна!

Владимир ничего не понимал. Он слышал странные шумы из замка, но не мог понять, что они означали. Какие-то крики, взрывы, грохот... Неужели тут так праздновали появление нового короля? Если так, то Владимир был бы не против оказаться сейчас в замке своего тихого и вдумчивого ордена.

Мыши, которых он послал на разведку, ещё не вернулись. Да, едва только стало понятно, что дело провалено, грызуны не стали дожидаться поимки и разбежались кто куда. Владимира загребли лишь потому, что Филипп точил на него зуб — никто не знал, что сыщик связан с мышами. К счастью, охрана в тюрьме была не сильно внимательной, и грызуны потихоньку пробирались к своему хозяину, передавая ему новости, которых за столь недолгое время оказалось невероятно много.

В ожидании новостей Владимир мерил шагами камеру. Туда — сюда, туда — сюда... Шум в замке усиливался, перекрывая даже ветер и свист метели. В один момент раздался дикий потусторонний рёв, и Владимир, сбившись с шага, подлетел к окну. Становилось абсолютно точно — что-то там, в замке, пошло не так.

Мышиный топоток он не услышал и понял, что шпионки вернулись, лишь тогда, когда холодные маленькие лапки пронеслись по нему, забираясь выше, на плечи и за пазуху.

— Плохо! Всё плохо! — пропищала Два.

— Там страх! — вторила ей Три.

Пять молчала, но Владимир чувствовал, как она дрожала под его плащом. Просунув руку, он погладил пальцем мышиную спинку и произнёс:

— Что там?

— Страх!

Мыши тревожно посвистывали, и Владимиру стало не по себе. Он сделал шаг прочь от окна и посмотрел в сторону двери.

— Нужно найти ключ, дамы, — предложил он, пытаясь отвлечь помощниц от паники. — Если там всё плохо, мне нужно понять, что случилось, и по...

— Нет! — пронзительно пискнула Семь. — Мир убежит далеко! Мир не будет драться!

— Драться?! — Владимир ещё больше уверился в том, что ему надо выбираться.

Он подошёл к двери и, взявшись за решётку, выглянул наружу. Коридор был тёмным и холодным. Шум из него не издавался, значит, бои — с кем бы они ни были — сюда ещё не дошли. Охранников нигде не было видно, никто не рявкал ему, чтобы не высовывался. Владимир прищурился, но, поняв, что тьму пересмотреть у него не выйдет, сдался.

— Дамы! — решительно воскликнул он, и тихие поскрипывания мышей прекратились, словно кто-то отключил звук. — Ключ! Найдите ключ!

Пять и Один неуверенно слезли с него и, крадучись, отправились во тьму. Пока они отсуствовали, Владимир, сняв с внутренней поверхности сапога небольшую металлическую брошь, пытался открыть дверь с её помощью. Он уже пробовал это раньше — безрезультатно, как ясно, но, может, в этот раз удастся? Замок не поддавался. Видимо, тут уже были случаи с побегом из-за посаженных взломщиков. А, может, Владимир делал что-то не так — всё-таки взломщиком он не был.

Мыши вернулись, но не одни. В момент Владимир услышал торопливые шаги и, быстро вытащив брошь из замочной скважины, отошёл от двери, опасаясь, что это пришли охранники. Но из тьмы выскочила какая-то старая женщина. Кинув на него быстрый острый взгляд, она подняла связку ключей, которую сжимала в руке, и, выбрав из всего многообразия самый потёртый ключ, легко вставила его в разъём. Владимир настороженно прищурился. Кто это и зачем она освобождает его?

— Не стой столбом, сыщик! — прикрикнула старушка, широко раскрывая заскрипевшую несмазанными петлями дверь. — Корона! Нужна корона!

— Кто вы?

— Ась. Всё, времени нет, бегом!

Владимир поспешно выскользнул из камеры в стылый коридор. Запахнувшись в плащ посильнее, он вновь посмотрел на свою спасительницу и вздрогнул, увидев за её спиной...

— Ты?!

— Не сейчас! — буквально рявкнула Ась. Схватила Владимира за рукав и дёрнула за собой. — Бегом!

Владимир ничего не понимал. Он видел того самого Снипса, что совсем недавно прислуживал Филиппу, и не мог сообразить, почему сейчас пёс находился тут. Нашёл нового хозяина после того, как его изгнал старый? Но спросить было некогда — что бы не происходило, это было ужасным, и Ась бегом бросилась вниз по коридору. Снипс за ней, а Владимир, подхватив Пять и Один, — за ним.

* * *

Данил никогда не думал, что могут болеть даже мысли, но когда его тело вновь встретилось со стеной, он почувствовал это. Скелт размахивал им, словно держал не живое существо, а какую-то тряпку. На теле Данила не осталось мест, которые бы не болели. Пролетая над залом, он видел, как люди пытаются бороться, но постепенно терпят поражение — мужчины отступали, прикрывая женщин и детей, Акиро бился с огромным многоглавым монстром, друзья-северяне отстреливали тех демонов, которые пытались схватить прячущихся... Сам он попытался, извернувшись, укусить пальцы Скелта, но зубы проскрипели по старой бороздчатой кости, а пасть сразу же набилась костяным песком, заставив кашлять.

Неужели они проиграли?

Внезапно Скелт издал пронзительный вой. Пальцы, что сжимали Данила, разжались, и енот с влажным плюханьем упал в разломанный фонтан. Кое-как выбравшись, Данил отряхнулся и поднял голову — что случилось? Неужели ему удалось прокусить что-то такое, что проняло даже тысячелетнего демона?

Нет, не он стал катализатором. Те самые дети, которых он оборонял в нише, выбрались и, набрав тлеющих камней, принялись кидать их в Скелта. И... это неожиданно дало плоды.

Скелт шипел и закрывал руками лицо, чтобы горящие камешки не попадали в него. Данил навострил уши. Он боится... огня?

— Акиро! — закричал он, хромая выскакивая из фонтана. — Фонари!

Акиро, который как раз пробегал мимо, спеша на помощь группе отчаянно воюющих с демонами мужчин, на миг сбился с бега и посмотрел на него. Он перевёл взгляд на Скелта и всё понял.

— Дети, осторожно! — крикнул он и, подняв фонарь с вытекающим из него маслом, швырнул в ближайшего демона. Воспламенившись в полёте, фонарь вонзился в туманное тело демона, и того охватило пламя. Воя, он бросился прочь, и все окрестные демоны, завидев горящего собрата, метнулись врассыпную.

Дети, отпрянувшие с дороги фонаря, переглянулись, после чего их лица впервые за долгое время посветлели. Они бросились на поиски всего, что могло гореть — фонарей, тряпок, факелов, свеч... Некоторые взрослые, также ставшие свидетелями, последовали за ними.

Битва, которая, казалось, будет проиграна, заиграла новыми красками. Мир Снизу, в отличие от Ада, которым его представляли люди иного мира, был местом холодным и неприветливым. Его жители, туманные демоны, любили мрак и стылость. Огонь кусал и терзал их, и демоны, издавая пронзительные звуки, начали отступать. Тогда люди, ободрённые, двинулись в атаку.

Скелт вновь направил ладонь на Данила, но тотчас отдёрнул её, получив многочисленные ожоги. Северяне возникли вокруг, швыряя в демона горящие вещи.

— Ищи корону! — крикнул Акиро, спешно обматывая наконечник стрелы смоченной в масле тряпкой, и Данил изо всех сил побежал на поиски.

Он носился под ногами людей, выискивая знакомый медный отблеск. К звукам вокруг присоединился треск и рёв огня, и уши закладывало от шума. Данил прижал их к затылку и, завидев разрушенную стену, неловко вскарабкался наверх, вглядываясь всюду, жмуря глаза, которые слепил огненный отблеск.

Да где же эта корона, Полскун её хватай!

— Дядя! Сюда!

Данил услышал сквозь какофонию шума тонкий детский крик и спрыгнул. Какой-то замызганный мальчонка, кашляя, протянул ему корону, потускневшую от пыли и копоти. Данил взял её и, признательно махнув хвостом зоркому ребёнку, произнёс:

— Выбирайся наружу, нужен свежий воздух!

Мальчонка кивнул и, прикрывая нос рукавом, двинулся в указанном направлении. Данил же потащил корону Акиро. Но на полпути его поймали.

— А-Ась?! — Данил, наглотавшийся пыли, закашлялся, когда бойкая старушка схватила его под мышку и, вытащив корону из его пасти, бросилась вместе со своей ношей в сторону, откуда раздавались вои Скелта и крики людей. — Т-ты... откуда?

— У Псинса было зелье перемещения, — пояснила Ась. — Скелт! Я разберусь с ним. Нужно отвлечь.

— Но... чем?..

— Ты потомок Полскуна, думай!

Легко сказать — думай! От ударов, гари и шума голова Данила шла кругом. Всё чаще в нём прорывался енот — звериные инстинкты кричали ему убегать и прятаться. Данил боролся с ними, как мог, но он физически устал, а морально всё сильнее становился зверем.

Однако слова, которые выдохнул следовавший за Ась неизвестный Данилу человек, на миг вывели его из борьбы с самим собой.

— Светлячки!

— Что? — Данил перевёл на него взгляд.

— В лаборатории — светлячки! Он их боялся. Не знаю... сейчас... но можно попробовать.

Данил вспомнил огоньки на ёлке, что Марина и её отец наряжали в том, спокойном и тихом, мире. А что, если...

— Тащи! — выдохнул он, и человек, не дожидаясь указаний вновь, вытащил откуда-то банку, в которой бились живые светлячки. И это среди зимы-то! Данил не знал, откуда они у Филиппа, но подумал, что это не так важно. Он хрипло выдохнул:

— Ась! — и, когда старушка слышаще угукнула, добавил: — Размножь их.

— Зачем?

— Давай!

Ась остановилась. Опустила Данила и корону, достала из кармана несколько зелий и, выбрав одно из них, залила в банку, которую человек-незнакомец приоткрыл.

Светлячки начали вылетать. Каждый из них вдруг вспыхивал ярким светом, который, делясь, становился новыми и новыми светлячками. Насекомых не стало больше — то, что множилось, было зельеварческой иллюзией, наподобие той, которую использовали зельевары, чтобы понять природу того или иного явления. Но вели они себя естественно, и Данил надеялся, что распалённый битвой Скелт не заметит подмены.

Жуки сияли, бестолково метались из стороны в сторону и тихо гудели — разговаривали на своём быстром и тиликающем говоре. Данил понимал отдельные слова, но почему-то знал, каким-то странным мистическим образом, что светлячки поймут его.

— Господа! — пискнул он, махнув хвостом, и насекомые облепили его, мерцая, как большое перекатывающееся волнами покрывало. — Идём!

* * *

Скелт как раз снова поднял кулак, чтобы обрушить его на назойливых людишек. Те, устав, боролись не так качественно, но всё ещё отчаянно. Скелт ненавидел их. Сколько веков прошло с тех пор, как он в последний раз пытался их подчинить, но люди не стали покорнее с тех времён. Они, как отчаянные зверьки, сопротивлялись до последнего. Скелта бесили и забавляли их попытки противостоять ему. Нет, без Гром-Девы им не справиться, только она была отмечена самой жизнью, чтобы победить его! Вот только её больше не было — несмотря ни на что, она была человеком и не смогла пережить свою собственную смерть.

Внезапно стало ярко. Сотни тысяч маленьких мерцающих огней взметнулось в воздух. Маленькие насекомые, микроскопические на фоне ужасного демона, бесстрашно летели навстречу оскаленной морозной пасти и сухих трещащих костей. Они гибли — но их было много, много, много. На смену погибшему приходило двое, на смену двоим — целая дюжина.

И Скелт дрогнул. Никто, даже сама Гром-Дева, не знала его слабости. Невероятное могущественное создание до ужаса боялось живых огней.

С пронзительным скрипящим шипением Скелт отпрянул. Грузно задвигалось его гигантское тело. Люди отбежали. Запрокидывая головы, они завороженно наблюдали за происходящим.

Огромный демон выпрямился. Он был почти ростом с замок. Такая громадина — но светлячки вызывали в ней панический ужас.

Ась пронеслась мимо Акиро, и тот последовал было за ней, но подскочивший Владимир придержал его за плечо.

— Нет! Не мешай ей! — прохрипел он, слегка покашливая. Мыши, усеявшие его плечи, фыркали и чихали.

Ась прижала к себе корону, после чего выдохнула бежавшему рядом Данилу:

— Продолжай, парень! У нас будет только один шанс.

Данил кивнул. Оттолкнувшись лапами от щебня, он принялся сноровисто забираться по прорехам в стенах, бойницам, знамёнам... Пока, не оказавшись наверху, звонко крикнул:

— Эй, Филипп! Зачем тебе трон, глупый демон?

Скелт резко обернулся. Он дёрнулся было в сторону голоса, но светлячки бросились на его ладонь, и демон резво отдёрнул её.

— Щенок! — выдохнул он, отдав Данила холодным паром из пасти. — Новогодье не остановить! Скоро ваши жуки подохнут — и тогда передохните вы, жалкие смертные, что думают, будто они могут быть сильнее!

Данил вытянулся и бесстрашно глянул ему в глаза — две красные пылающие щели, полные злобы и ненависти.

— Мы сильнее, — заметил он спокойно, — потому что нас много и мы вместе. Ась!

Скелт обернулся, запоздало поняв, что что-то не так. Но не успела его голова сделать полный оборот, как медный клинок до упора вонзился в горло, наполняя его леденящей кровью. Демон издал задушенный сиплый рёв, но Ась, не дрогнув, лишь сильнее налегла на меч, невесть откуда у неё взявшийся. Её голубые глаза величественно сияли, а седые волосы трепались на ветру.

— Думал, что убил меня, подлый трус? — прошипела она, глядя в потухающие глаза демона. — Стратег из тебя... никудышный.

Скелт протянул к ней костлявую длань. Потомок Гром-Девы, собственноручно убранная им с карты, вновь стала его погибелью. Алые глаза в последний миг блеснули ненавистью. Ничего.... Он ещё вернётся. Но тогда он не совершит таких ошибок.

А потом... потом огромное тело буквально разорвало. Всех, кто не успел удержаться за что-нибудь, отшвырнуло. Данил вцепился в стену когтями, но силы покинули его, и он вновь упал — к счастью, в этот раз ему удалось упасть в снег и не разбиться. Светлячки исчезли, а те, что ещё были живы, забились в тёплые щели.

На смену невероятному шуму пришла оглушительная тишина.

Ась, пошатываясь, спустилась к защитникам Дримтери. Она была вся в пыли и каменной крошке, но глаза её блестели довольством. Люди почтительно расступались перед ней, той, что победила Скелта и изгнала его в мир Снизу, как некогда сделала Гром-Дева.

Оказавшись напротив Акиро, Ась слегка поклонилась и протянула ему меч. Медный клинок был чист, словно только недавно не вонзался в демонскую плоть. Акиро, под взглядами толпы, почтительно взял меч, и тот в его руках вдруг засветился, пошёл искрами — и вновь стал уже известной всем короной. Оставалась лишь самая малость, и Акиро знал, что все напряжённо и устало ждут. Он поднял корону и, не мгновения не медля, надел её на себя.

Мгновение ничего не происходило. Люди буквально затаили дыхание, и тишина звенела, прерываясь лишь отдалённым ветром и тихим паданием снега. А потом... потом корона словно засветилась изнутри. От неё пошёл лёгкий приглушенный свет, как от мерцающих светлячков. Он длился недолго, а после, вырвавшись из короны, на миг осветил всё тело Акиро. Корона признала его, и люди, ошеломлённо промолчав с минуту, разразились радостными криками.

Все подозрительности были забыты. Дримтеровцы и северяне смешались. Больше не было "своих" и "чужих" — были те, кто плечом к плечу стояли рядом, когда решалась судьба Дримтери, кто сражался бок о бок и защищал тех, кто не мог сделать это сам. Люди стали людьми, и на Акиро смотрели сотни пар глаз, с надеждой, радостью и улыбками.

Но Акиро искал определённые глаза. Он двинулся вперёд, и толпа почтительно расступилась, как недавно расступалась перед Ась. Новый король Дримтери направился к стене, под которую упал его лучший друг, его названый брат, и кто-то из ребятни, поняв это, бросился вперёд.

Данил почувствовал тёплые руки, вытащившие его из сугроба. Это хорошо, потому что у него не осталось никаких сил. Он прижался к маленькой руке какого-то ребёнка. Хотелось собраться в комочек, накрыть нос хвостом и спать... спать... спать.

— Сир, вот он! — Мальчик протянул Акиро енота, и Акиро, ласково дотронувшись до волос ребёнка, забрал свою драгоценную ношу. Данил приоткрыл глаза и устало глянул на него. В его зеленоватом взгляде было что-то... непривычное, и Акиро нахмурился.

Он пронёс Данила сквозь толпу и посадил на более-менее свободное пространство посреди зала. Енот сел, обернувшись хвостом, и озадаченно осмотрелся. Вокруг были люди, много людей. Все смотрели то на него, то на Акиро, который, склонившись, положил руку ему на голову и что-то шептал себе под нос.

Псинс принёс Ась плащ, который она сбросила перед битвой со Скелтом, чтобы не мешался, и укутал хозяйку, боясь, что она может простыть. Ась благодарно ему улыбнулась и подошла ближе к королю. Её улыбка, вспыхнувшая было, медленно увяла.

— Ну что? — спросила она, и Акиро, хмурясь, произнёс:

— Ничего не понимаю. Я делаю так, как было сказано в книге. Но... ничего. Почему?

И, словно отвечая на этот вопрос, тучи вдруг прорвались, выпуская из-под себя рассеянные лучи. Снег красиво заблестел в их свете. Люди подняли головы, наслаждаясь промелькнувшим светом. Но Акиро, побледнев, не был в их числе.

Солнце.

Солнце встало.

Новогодье закончилось.

Они опоздали.

* * *

Раненых быстро собрали, и несколько лекарей, сумевших отыскать более-менее целые помещения, развернули лечение. Северяне, смешавшись с местными охранниками, отправились оценивать состояние замка и близлежащего городка. Акиро привычно раздал несколько приказов — чаще всего именно он взаимодействовал с подданными в походах, — после чего присел рядом с Данилом. Тот, прижавшись боком к тёплой от тлеющего неподалёку огонька груде камней, прикрыл глаза и сидел неподвижно. Только уши временами поворачивались, ловя звуки. Почувствовав приближение друга, Данил приоткрыл глаз и тихо мурлыкнул.

Рядом послышались неуверенные шаги. Дети подошли к ним, с любопытством и опаской рассматривая необычную парочку. Акиро ободряюще им кивнул, и самый старший мальчик, набравшись смелости, спросил:

— Почему вы расстроились, сир?

А самая маленькая девочка, жмурясь от неуверенности, пискнула:

— М-можно... погладить?

Данил потянулся и, спрыгнув ей под ноги, обтёрся об них боком. Растроганная девочка, опустившись на корточки, провела рукой по его взъерошенной спине. Акиро наблюдал за этим с грустью, после чего сказал:

— Мой друг был храбрым, но не смог стать человеком.

— Но он же был енотом, который стал мальчиком, — вспомнил один из детей. — Может, он хотел этого?

Акиро медленно покачал головой.

— Он всегда любил быть человеком, — заметил он и нахмурился, увидев подошедшего Псинса.

Тот с интересом рассматривал енота, которого гладили собравшиеся вокруг девочки. Видно, что-то напомнило это ему, раз уж глаза Псинса на миг потеплели. Он обернулся, глядя на хозяйку, которая, присев неподалёку, просто отдыхала, и тявкнул:

— Хозяйка, а можно мне поменяться с ним? Раз уж ему плохо.

Ась подняла голову, испытывающе глядя на фамильяра. Акиро насторожился.

— В смысле "поменяться"? — резко спросил он и вопросительно уставился на старушку. — Ась?

— Ну... да, — неуверенно произнесла та. — Есть такой ритуал... Но он неотменяемый, поэтому думать надо серьёзно. Если что, последствия будут необратимы.

— Я готов, — тотчас оживился Псинс. — Людом быть такая мука!..

— Кто бы сомневался... — пробормотал Акиро себе под нос.

Данил переводил взгляд с одного говорившего на другого. Его зеленоватые глаза блеснули надеждой. Осторожно, крадучись, он приблизился к Псинсу и недоверчиво посмотрел на него. Псинс ответил на взгляд и фыркнул.

— Ты всё равно тварь, — рыкнул он, и дети возмущённо загудели. — Храбрая, но тварь, — добавил он, но тон его был миролюбивым. Кажется, будь он псом, то просто бы вильнул хвостом и вывалил язык, глядя на собеседника со снисхождением.

Ась хлопнула в ладони и встала.

— Хорошо, — произнесла она с явным облегчением. — Акиро... то есть Ваше Величество или как вас величать теперь?

— О Полскун, Ась! — пробормотал Акиро, воодушевлённо подойдя ближе. — Акиро, просто Акиро. Не дорос я пока до Величества.

— Хорошо, — улыбнулась Ась. — Сядь рядом с дружком своим.

Ритуал был пустяковым. Ещё бы, для того, чтобы вернуть кому-то человеческий вид, сначала надо было, чтобы кто-то захотел взять вид звериный. И как же повезло, что такой человек нашёлся!

Псинс смотрел на свою хозяйку и чувствовал растущее внутри счастье. Оно, как маленький снежок, росло, пока не превратилось в снежный ком. Псинс зажмурился и почувствовал, как волна доброй магии окутывала его, словно кокон, из которого не хотелось выбираться. Он чувствовал струящуюся по телу шерсть и радостно заворчал. Как же давно он мечтал вернуться в это маленькое счастливое тело!

Данил почувствовал необычную лёгкость, а следом за ней — холод, когда тело, привыкшее к пушистой тёплой шерсти, снова стало человеческим. Акиро накинул на него свой плащ, и Данил поскорее закутался в него, поджав ноги. Голова ещё была заторможена, поэтому он старался не открывать глаза, чтобы сразу же не перегрузить свои органы чувств.

Рядом слышались детские шепотки, но в них не было опаски, лишь удивление. Когда Данил, решившись, чуть приоткрыл глаза, то увидел рассевшихся вокруг детей. Они ошарашенно смотрели на него и неуверенно улыбались. Данил улыбнулся им — и это было всё, что детям было нужно.

Меньше всего ожидал Дима, приоткрыв дверь, увидеть на пороге... великана.

Нет, серьёзно, этот человек был столь высок, что ему приходилось слегка наклоняться, чтобы заглянуть в открывшийся проём. Дима запрокинул голову и настороженно посмотрел в смутно знакомые зеленоватые глаза.

— Вы кто? — не очень-то дружелюбно спросил он. Оно и понятно, в его мире было столько мошенников, а дружелюбие — черта характера очень плавучая.

Великан чуть усмехнулся и произнёс голосом, который Дима узнал сразу:

— Здравствуй, Дима. Это я, Даня.

— Даня?! — Марина, за спиной отца пытавшаяся незаметно пробраться в свою комнату с "конфискованными" с кухни кексами, сразу же забыла о своём плане и буквально вылетела на улицу. Дима не успел поймать её, и девочка влетела в Данила, как штопор, мгновенно обняв его. Данил качнулся и, широко улыбнувшись, приобнял её тоже.

— А ты высо-о-окий! — уважительно протянула Марина, когда, подняв голову, увидела смеющийся взгляд бывшего енота. — Как дерево!

— В детстве много каши ел, — кивнул Данил, и Дима, отмерев, открыл дверь пошире, командным голосом приказав им обоим зайти внутрь.

— Вижу, ты расколдовался, — проворчал он, когда они вернулись в гостиную.

Ёлка ещё стояла, и Данил увидел, как она приветственно мигала гирляндой. Сразу же вспомнилось, как он впервые увидел её и как это знакомство потом помогло им в битве со Скелтом.

— Ага, — кивнул Данил, осматриваясь. Да уж, эти комнаты в прошлый раз казались ему огромными. Сейчас же, глянув на всё с высоты своего роста, Данил вынужден был признать, что дом у его местных друзей не такой уж и большой.

Опуская некоторые жестокие детали, он поведал о эпичном противостоянии со Скелтом. Марина слушала его, открыв рот. Даже Дима был впечатлён, хоть и не сильно верил в историю, считая, что люди часто привирают, чтобы сделать свои похождения круче.

— Ничего себе! — воскликнула Марина, когда Данил закончил. — То есть, тебе помог тот дядя, который тебя ловил?

Данил кивнул.

— Собакой он оказался лучше, чем человеком, — заметил он. — Кстати, о собаках...

Он вытащил из сумки небольшую коробку. Та была размером с небольшую книгу и перевязана красивой голубой лентой. Дима нахмурился, кажется, он понял, к чему всё идёт.

— Эй-эй, — тихо произнёс он. — А ты не подумал...

— Извини, — сказал Данил, но не выглядел особенно виноватым. — Она храбрая девочка и, уверен, справится с этим.

Дима сложил руки на груди, но промолчал. Марина, переводя взгляд с одного взрослого на другого, почувствовала, как забилось сердце. Что-то в их разговоре было... странным. Как будто папа был недоволен, но при этом смирился.

— С Новогодьем, — слегка запнувшись, всё же сказал Данил и, улыбаясь, передал ей коробку.

Марина взяла, поблагодарив его. Ей уже надарили подарки знакомые и родственники, но этот... этот был особенным. Как минимум, потому, что его подарил друг из другого мира. Затаив дыхание, девочка потянула за ленту. Что там может быть?

Что вообще может подарить сказочный принц?

Чу! Едва только Марина приоткрыла крышку, как наружу выскочила шустрая пёстрая молния. Маленький чёрно-белый щенок с крупными рыжими пятнами кругом обещал замершую девочку и застыл тоже, обнюхивая её. Его хвост-прутик слегка дёрнулся, осторожно, словно проверяя реакцию, и заворочался активнее, когда Марина завороженно потянула к нему руки.

Детская бомба взорвалась через три, два, один...

— ЩЕНОК!!! — Марина прижала к себе весело хрюкнувшего щенка и вскочила, полная восторга. — СПАСИБО-СПАСИБО-СПАСИБО! Папа, смотри, щенок!!!

— Отлично, — улыбнулся Дима. — Можешь показать ему... хм... дом. — И, когда счастливая девочка, обняв Данила, выбежала из комнаты, повернулся к виновнику происходящего. — А меня спросить не думал? Она ещё маленькая для собственной собаки.

— Ох, не волнуйся, Дима, — спокойно заметил Данил. — Это не просто собака, а разумный щенкен, сын одного из псов, что живут при дворе Дримтери. Можешь быть уверен, он станет отличным другом и никогда не оставит её в беде. — Его зеленоватые глаза засветились внутри каким-то тёплым ощущением. — Ведь что мы без хороших друзей...

Дима приподнял бровь. Потом вздохнул.

— Ла-адно, — протянул он почти смиренно. — Это, хотя бы, не енот... Странно, что ты вообще об этом задумался. Ты ведь нам ничего не должен.

— Почему это? Вы помогали мне, хотя могли просто выкинуть на улицу разбираться с проблемами самостоятельно. Ты спасал меня неоднократно. Я в большом долгу перед вашей семьёй, и это — меньшее из того, что я мог сделать.

Дима осторожно похлопал его по плечу.

— Ладно, я тебя понял, — проворчал он. — Не дрейфь, енот, мы помогали потому, что ты заслуживал помощи. Спасибо за подарок. Надеюсь, он не будет мочиться на ковёр.

Данил улыбнулся.

— Я выбирал самого воспитанного.

— Очень на это надеюсь... Останешься на обед?

Данил удивлённо посмотрел на него, но отказываться не стал. По крайней мере, у него было ещё несколько часов прежде, чем Акиро начнёт волноваться. Да и нужно было побыть немного в доме, чтобы успеть спрятать парочку приятных подарков для друга, которые Дима наверняка не примет, но которые Данил считал своим долгом оставить.