Не дневник меняет Джинни, Джинни меняет дневник (джен)

Прошла неделя. Всего неделя с тех пор, как первые дозы «Покорности» начали просачиваться в водопроводные системы крупных маггловских городов. И мир снова изменился. На этот раз — почти незаметно для самого магического сообщества.

Отчёты, которые Снегг с его обычной мрачной торжественностью представлял на срочном собрании у Дамблдора, были на этот раз иного характера.

«Любопытная статистика, — бубнил он, просматривая пергамент. — За последние семь дней смертность среди волшебников, проживающих в смешанных или чисто маггловских районах, снизилась на шестьдесят восемь процентов».

В кабинете директора снова воцарилась тишина, но на этот раз — ошеломлённая.

«Снизилась?» — переспросил Артур Уизли, не веря своим ушам. — «Но… как?»

«Магглы… стали проявлять признаки необъяснимой бдительности, — с лёгкой гримасой продолжал Снегг. — Сосед-маггл, ранее относившийся к семье волшебников с подозрением, внезапно вызвал ремонтников, чтобы починить ветхие перила на их общем балконе. Другой маггл, заметив подозрительную личность возле дома волшебницы-пенсионерки, немедленно вызвал полицию. Случайный прохожий буквально оттолкнул молодого волшебника подальше от дороги в момент, когда тот чуть не попал под неуправляемый экипаж».

«Они… защищают наших?» — прошептала Молли, и в её голосе звучала не радость, а леденящий душу ужас. Это было неестественно. Неправильно.

«Похоже на то, — сухо констатировал Снегг. — Создаётся впечатление, что у них проснулся некий… стадный инстинкт по охране некой высшей касты. Инстинкт, которого ранее за ними не наблюдалось».

Аластор Грюм мрачно хрипел в углу, его магический глаз бешено вращался, будто пытаясь разглядеть невидимые нити, управляющие этим абсурдом.

Дамблдор снял очки и медленно протёр их. Его знаменитое всепонимающее выражение сменилось на лице глубокой, непроглядной усталости. Он видел узор. Ужасающий, изощрённый узор, но не видел руки, которая его вышивала.

«Это не их добрая воля, — тихо сказал он. — Это… программирование. Кто-то научился играть на самых глубоких струнах их психики».

Снегг опустил взгляд, скрывая вспыхнувшее в глазах удовлетворение. Программирование. Именно так.

Позже, в подземельях Слизерина, он нашёл Джинни. Она переписывала конспект по зельеварению, её почерк был каллиграфически точным.

«Статистика по выживаемости улучшилась», — бросил он ей, проходя мимо, как бы между делом.

Она не подняла головы, лишь уголки её губ дрогнули в подобии улыбки.

«Стабильность — основа контроля, профессор. Хаос — это роскошь, которую мы не можем себе позволить. Теперь у наших есть… пастухи».

Снегг остановился и обернулся.

«Пастухи… И стадо, которое редеет и вырождается другими методами». Он сделал паузу. «Лорд доволен. И он передал тебе новый… концепт».

Теперь Джинни подняла на него взгляд. В её глазах вспыхнул интерес охотника, учуявшего новый след.

«Я слушаю».

«Представь зелье, которое не убивает и не калечит тело. Оно калечит дух. Оно выжигает амбиции. Убивает желание созидать, творить, стремиться к чему-либо. На его месте рождается лишь апатия и жажда самых примитивных, разрушительных удовольствий. Наркотиков. Алкоголя. Бессмысленного времяпрепровождения».

Джинни медленно отложила перо. Мысль была блестящей в своей простоте. Почти поэтичной.

««Упадок», — прошептала она, давая имя этому новому детищу. — Мы уже атаковали их общественные связи и репродуктивную функцию. Теперь мы атакуем саму основу их цивилизации — волю к прогрессу».

«Именно, — кивнул Снегг. — Без амбиций не будет учёных, инженеров, лидеров. Останутся лишь пассивные потребители, озабоченные лишь своим следующим «кайфом». Их технологический прогресс остановится. Их экономика рухнет под тяжестью иждивенцев. Их общество погрузится в варварство, одетое в оболочку былой цивилизации».

«И на этом фоне, — продолжила за него Джинни, — магический мир, стабильный, упорядоченный и защищённый их же собственным инстинктом «Покорности», будет выглядеть единственным оплотом разума и порядка. Мы станем не завоевателями. Мы станем… единственной альтернативой хаосу. Естественными правителями».

Взгляд Снегга стал почти что уважительным. Она схватывала суть на лету, видя не просто оружие, а целую стратегическую парадигму.

«Лорд был прав, выделив тебя, — тихо произнёс он. — Ты не просто советница. Ты — соавтор новой реальности».

Снегг удалился, оставив её наедине с мыслями. Джинни смотрела на пламя свечи. «Упадок»… Это был финальный штрих. Картина была почти закончена. Сначала они превратили магглов в своих невольных защитников. Затем они уничтожали их способность к размножению и разжигали в них взаимную ненависть. А теперь они лишали их будущего, отравляя саму душу.

Они не просто убивали магглов. Они убивали саму идею маггловского мира. И на его руинах они возводили новый, вечный порядок, где магия была не просто силой, а единственным законом. И она, Джинни Уизли, бывшая рыжая мышь из Норы, держала в своих руках кисть, которой выписывались контуры этого грядущего мира. И кисть эта была окунута в самые тёмные и изощрённые яды, какие только могла породить алхимия.