Дверь купе отворилась снова, и на этот раз в проёме возникла фигура, от которой Тома ударило волной противоречивых чувств. Белокурый, с острым, надменным лицом и безупречными манерами — Драко Малфой. Потомок одной из самых древних чистокровных семей. Живое напоминание о том, кем Том Реддл когда-то хотел быть — аристократом, властителем, окружённым преданными последователями.
— Правду говорят? — высокомерно начал Драко, глядя на Гарри. — Что Гарри Поттер в этом купе?
Его взгляд скользнул по Рону, пренебрежительно сморщился, задержался на Гермионе с её пока ещё не сменённой магловской одеждой, и наконец упал на Тома.
И тут что-то изменилось. Надменность в глазах Малфоя сменилась мимолётным, но живым интересом знатока. Он внимательно, почти с почтением, разглядывал Тома.
— Поттер, это твой кот? — спросил он, и в его голосе прозвучало неподдельное любопытство.
— Да, это Мурзик, — настороженно ответил Гарри.
Драко сделал шаг вперёд, не сводя с Тома глаз.
— Кот-оберег. Исключительно редкая порода. Отец говорил, что за последнего проданного на аукционе платили гору галлеонов. Срок жизни... почти вечный, если не случится несчастья. — Он говорил это с тем же тоном, каким обсуждал бы фамильное серебро или редкое зелье.
Том сидел неподвижно, чувствуя, как в нём борются две силы. Одна — старый рефлекс чистокровного сноба, узнающего «своего». Другая — ярость на то, что его, Лорда Волдеморта, обсуждают как дорогую безделушку.
Драко, казалось, ждал какой-то реакции. Он внимательно смотрел на хвост Тома, который был угольно-чёрным от кончика до основания.
— Интересно... — протянул Малфой, и в его глазах мелькнуло понимание. — Ты знаешь, Поттер, что коты-обереги... особенны? Среди них есть те, кто не выносит магглорождённых. А есть... другие, — он брезгливо поморщился, — кто, наоборот, питает отвращение к чистокровным волшебникам. У вторых, — Драко сделал паузу для драматизма, — всегда рыжий кончик хвоста. Всегда. А нейтралы могут быть любого окраса.
Он снова посмотрел на идеально чёрный хвост Тома, и на его лице появилось что-то вроде уважительного одобрения.
— Похоже, твой питомец обладает безупречным вкусом. Он определённо из первой категории.
В купе повисла неловкая тишина. Гермиона покраснела, Рон сжал кулаки, а Гарри выглядел смущённым.
Том же был ошеломлён. Его мгновенная, инстинктивная неприязнь к Гермионе... была ли это его неприязнь, Тома Реддла? Или это было запрограммировано в его новую, кошачью природу? Он был котом, который «не выносил магглорождённых». Это идеально совпадало с его собственными убеждениями. Но... было ли это его выбором?
Мысль была тревожной. Что, если его ненависть — не его собственная воля, а всего лишь инстинкт, вшитый в породу? Что, если он — всего лишь марионетка своих генов, как и все эти жалкие существа, которыми он когда-то помыкал?
Драко, довольный произведённым эффектом, кивнул Гарри.
— Подумай над моим предложением, Поттер. Некоторые семьи могут быть тебе полезнее других. И, судя по твоему коту, ты интуитивно это понимаешь.
С этими словами он удалился.
Том остался сидеть, переваривая услышанное. Его чёрный хвост неподвижно лежал на сиденье. Символ его «безупречного вкуса». Символ того, что его отвращение к грязнокровкам — не плод интеллектуальных размышлений, а нечто данное, как цвет шерсти.
Он посмотрел на Гермиону. Теперь его ненависть к ней была сложнее. В ней появилась капля сомнения. Он ненавидел её, потому что она была грязнокровкой? Или потому что его кошачья сущность заставляла его ненавидеть её? И была ли разница?
Впервые за долгое время его уверенность в собственной автономии дала трещину. Он всегда считал себя архитектором своей судьбы. А теперь оказалось, что он, возможно, всего лишь актёр, играющий роль, написанную для него самой его биологией.
Это открытие было горше, чем любой укус, любая стрижка когтей. Оно било в самую основу его «я». И от этого осознания его ненависть к грязнокровкам, как ни парадоксально, стала только острее. Ведь если его убеждения — не его выбор, то что тогда в нём осталось от настоящего Тома Реддла?