Настоящий Человек (джен)

Ниже следует запись из дневника

...кроме этого, что ещё можно отметить сегодня?

Пожалуй, есть одна вещь, которая в последнее время не выходит у меня из головы. Тойфлиш оказался сообразительным и толковым напарником в моих исследованиях. На него можно положиться: он управляется со вспомогательным оборудованием и даже помогает с некоторыми задачами во время операций — и это до сих пор меня удивляет. Требуемые магические манипуляции довольно сложны, не говоря уже о том, что на обучение им у него ушло меньше двух месяцев. Без сомнений, идти по проторённой тропе всегда легче, чем самому мостить дорогу, — и всё же скорость, с которой он впитывал то, чем я без утайки делился, была поразительной. Оглядываясь назад, трудно было не счесть его гением.

Хотя его знания, разумеется, пока не сравнятся с моими, последние предложенные им улучшения общей методики оказались удачными. Не то чтобы это уже принесло успех, но всё же помогло отладить процедуры испытаний.

Поразительно, насколько же больше можно сделать с напарником, который с тобой на одной волне, когда работаешь или обмениваешься идеями с ним. Мысли, до которых после неудач в одиночку доходишь неделями, теперь рождаются за считанные минуты.

За все мои годы в этом мире я ни разу не чувствовал одиночества. Демоны на такое не способны.

Однако ум всё же требует пищи, и наличие рядом того, с кем можно обсуждать свои идеи, оказалось полезным и... порой даже в каком-то смысле приятным.

Это тревожит. Не общество Тойфлиша и не сама ситуация, а само открытие — что я, как демон, разделяю эту черту с людьми. Способность получать удовольствие от чьего-то присутствия — пусть и с оговоркой, что оно упрощает работу, — по ощущениям оказалась сходной, хоть и слабее.

Полагаю, в этом нет ничего особенно удивительного: нечто подобное было и в исходной истории. Но за все годы в этом мире я редко встречал даже тех, чьё соседство мог терпеть. Был, пожалуй, ещё Берг, но с ним всё было иначе: его общество просто не утомляло меня. С Тойфлишем же я ловлю себя на том, что работа приносит мне больше удовольствия. Был ещё «С», но он казался скорее далёким университетским профессором, коллегой, что проверял мои работы, нежели настоящим партнёром в компании, в беседе или даже в моих изысканиях.

Странно. Прожив больше века демоном, я всё ещё открываю в себе такие простые вещи. Вот и гляди, что делает с человеком одержимость.

Уточню: меня не тревожит собственная слепота к тонкостям демонической психологии. Постигать то, что тешит демонов, пустая трата времени. Моё пребывание в этой форме, повторюсь, лишь переходный этап, пусть и затянувшийся.

Нет, меня тревожит другое.

Тойфлиш становится дёрганным. Это едва заметно, но на него явно что-то давит. Я не лезу к нему с расспросами; я не настолько глуп, чтобы попирать его достоинство. Но это начинает раздражать. Будучи демоном, я невольно считываю язык его тела. И я знаю: порой он мыслями далеко, и это меня беспокоит.

Впрочем, терпение есть добродетель, а у меня в запасе целая вечность. К тому же у меня есть занятия и поинтереснее.

Например, мы обнаружили ещё одно гнездо...

* * *

Был вечер. Мы сидели на небольшой террасе у Бегемота, которую я в итоге построил исключительно ради моего соседа-человека.

— ...Признаться, я не знаю, что ещё можно доработать, — признался Тойфлиш, грея ладони, держа в них чашку горячего чая. Говорил он, впрочем, скорее раздумчиво, чем утвердительно; просто озвучивал ход мыслей.

На самом деле ему не было холодно — тут стоит отдать должное народному заклинанию, которое я знал: оно поддерживало «идеальную температуру» для всех в небольшом радиусе. Я обычно накладывал его всякий раз, когда мы сидели на террасе. Я был рад, что знаю это заклинание: не будь его, мне пришлось бы, пожалуй, пристраивать ещё одну комнату.

— Мы уже сделали всё очевидное, чтобы свести к минимуму первоначальное отторжение. Поймали двух монстров одного вида, у одного вырезали кусок ядра и заменили его эквивалентным фрагментом другого. По нашим прикидкам, те куски были практически идентичны и для жизни монстра не критичны...

Я молчал, лишь тихо изучал его, обдумывая сказанное.

Меня смущала лишь уверенность в его словах. Монстры одного вида, это верно. Вырезали части ядер, тоже верно. Но насколько они в самом деле были эквивалентны? Ровно настолько, насколько мы способны это различить и вырезать. А вот насколько они были «не критичны» для жизни монстра? Ровно настолько, насколько позволяли судить мои прежние опыты и каталогизация. Я исходил из того, что тот фрагмент отвечает за наличие у монстра рабочих крыльев. Он, по всей видимости, и правда за это отвечал, но отвечал ли он ещё за что-то — а вот этого я не знал. Я был относительно уверен, что нет, но полной уверенности у меня быть не могло: потеря любого кусочка ядра обычно ведёт к «мана-кровотечению» и, в конце концов, к коллапсу всей структуры. Иными словами, всё это были направления, где стоило отточить диагностическую магию и провести отдельные тесты, дабы выявить проблему.

— ...операция, вроде как, удалась. Десять минут всё шло без заметных аномалий, и в течение этого времени объект казался... стабильным?

Он вопросительно взглянул на меня — и я понимал, что не из-за последних его слов. Скорее, он просто вынырнул из раздумий и осознал, сколько наговорил, не дождавшись даже моего ответа.

Тойфлиш был хорошим магом, но странно было всякий раз осознавать, насколько он молод. Не внешне — он был взрослым мужчиной, — а в нюансах, в том, что приходит с жизненным опытом. В разговоре ему не хватало уверенности: он всё время боялся, что переступил черту, кого-то задел или говорит не по чину. Будто студент на лекции, а не ровня мне. Хотя он никогда и не переступал черту.

— Стабильность, которую мы, вероятно, наблюдали, стоит поставить под вопрос, — согласился я с тем, чего он не произнёс. — Сильно сомневаюсь, что за те девять минут и тридцать три секунды, что мы наблюдали за монстром, внутри его ядра не происходило ровным счётом ничего, а затем оно вдруг начало разрушаться ни с того ни с сего. Это ясно указывает на несовершенство нашего наблюдательного оборудования, — я на мгновение поджал губы. — Если уж и гадать, я бы предположил, что внутри ядра шли процессы, которых мы не видели. Может, слишком мелкие, может, слишком незаметные. Бесспорно, поток маны мы видели, и он был в норме, но пути, по которым эта мана течёт внутри ядра, могли медленно и неуклонно повреждаться.

Тойфлиш отпил из своей любимой чашки, слушая меня; взгляд у него стал отстранённым — видно, обдумывал мои слова.

— Накопленные повреждения... в это можно поверить. Это твоя основная версия?

Я покачал головой.

— Не версия, пока только догадка. Возможно, это и есть разновидность внутреннего отторжения. Вроде... — я запнулся, прикидывая, знакомо ли местным это понятие. — Ты знаком с переливанием крови?

К моему удивлению, глаза Тойфлиша заметно оживились.

— А, кажется, читал об этом, — кивнул он. — У некоторых людей кровь совместима, её можно без проблем переливать, но в большинстве случаев, если попытаться такое проделать, организм получателя начинает её отторгать. Ты об этом?

Я кивнул после короткой паузы. По правде говоря, я и сам знал о группах крови не так уж много — лишь то, что они существуют и что обмен неподходящей кровью, скорее всего, смертелен из-за иммунного ответа. Если покопаться через Резонирующую Душу, я, быть может, что-нибудь да найду. Но это вопрос на потом.

— Именно, — просто произнёс я. — Дай угадаю, по той же причине некроманты вроде тебя могут пришивать конечности своим конструктам, но никак не живым людям.

Тойфлиш беспомощно пожал плечами.

— Отчасти так, отчасти дело в несовместимости маны, а отчасти в том, что большинство наших заклинаний, работающих с плотью, рассчитаны именно на ткани мёртвых существ, — он посмотрел на меня очень серьёзно. — Это проблема базового шаблона.

Базовый шаблон — то есть шаблон внутри заклинания или группы заклинаний, вокруг которого строится всё остальное. Логично, что у некромантии такой базовый шаблон — а точнее, базовые шаблоны — заточены под работу с останками.

Мне ещё не встречалась магия, способная хоть как-то лечить или менять плоть, если это не Магия Богини.

Не сомневаюсь, подобные заклинания существовали, но я столь же уверен, что они чрезвычайно редки. А редкие шаблоны означают одно — они не слишком-то и полезны. То ли из-за избыточной сложности и непрактичности, то ли потому, что их эффект большинству магов попросту не нужен. В сущности, магия угасает и забывается лишь тогда, когда по тем или иным причинам становится ненужной.

— Мы отвлеклись, — признал я наконец. — И уже довольно давно.

Наши взгляды встретились.

— По сути, — продолжил я, — гадать, что происходит внутри ядра, бессмысленно. Мы сделали всё возможное, дабы снизить риск, не меняя набор имеющихся инструментов, и, похоже, упёрлись в технический предел нашего оборудования и заклинаний. Сейчас нам нужно одно: усовершенствовать средства наблюдения и увидеть, что именно внутри ядра даёт сбой, — объяснил я. — После этого мы сможем выдвинуть гипотезу и проверить её. А уж затем начнём искать решение.

Такая методология простая, но она ещё ни разу не подводила. Всегда находится ниточка, за которую можно ухватиться.

Тойфлиш кивнул и допил чай. Снова, как мне показалось, он погрузился в свои мысли.

— Согласен. Так и поступим.

Обычно Тойфлиш уходил сразу после вивисекции и короткого обсуждения. У него хватало своей работы: возня с нежитью, координация прислужников в поисках новых логовищ монстров и, как я догадывался, того самого подземелья, о котором он говорил.

Но сегодня он не ушёл; напротив, он казался задумчивым и заметно напряжённым. Я подлил ему чаю, долил и себе, а потом заглянул в сегодняшний журнал — на случай, если мы упустили какую-нибудь мелочь. Слегка применив к себе Резонирующую Душу, я прокрутил в памяти всю операцию, выуживая детали, которые мог пропустить. Несколько моментов, заметных лишь задним числом, я записал в журнал.

Однако спустя какое-то время моей молчаливой работы Тойфлиш заговорил:

— ...Мне, наверное, надо попросить тебя о помощи, Альберт.

Я растерялся настолько, что развеял стоявшее перед глазами воспоминание, и внимательно посмотрел на некроманта.

В последнее время он заметно нервничал; под глазами у него залегли тёмные круги. Я не считал приличным заострять на этом внимание, хоть и советовал ему больше отдыхать, но было ясно как день: его гложут какие-то тяжёлые мысли.

— Я слушаю, — просто сказал я.

— Не хочу тебя утруждать, — тихо проговорил он, опуская голову. Это был не поклон, ему просто не хватало сил смотреть мне в глаза. Казалось, он позволил накопившейся усталости на мгновение взять верх. — Я не хотел обращаться к тебе с этим, правда не хотел. Но мне уже ясно, что больше не у кого просить, а если не попрошу сейчас, другого шанса может и не быть.

О чём он, было очевидно. Я не скрывал, что намерен отправиться в дорогу, как только сойдёт зима и популяция монстров вокруг достаточно поредеет. В последнее время их стало так мало, что приходилось намеренно разыскивать. Да и зима близилась к концу.

Я не перебивал и не комментировал, даже когда он умолк. Было видно, что он просто подбирает слова.

— Я как-то говорил тебе, что ищу подземелье на Клиппенрандском полуострове. Тут я не врал, — просто сказал он, неловко почесав щёку. — Но для понимания нужно ещё кое-что рассказать. Так что, если тебя не затруднит, позволь мне сначала кое-что пояснить, прежде чем я смогу... как следует попросить о помощи.

Я просто кивнул.

— Суть да дело, я родился на Клиппенрандском полуострове, — тихо признался он; взгляд его уплыл куда-то вдаль, будто он тонул в воспоминаниях. — Не здесь, гораздо южнее, в маленькой рыбацкой деревушке. И ярче всего мне запомнилась... вечная серость неба...

* * *

В тот день небо тоже было серым.

Не помню, как называлась наша деревня, если у неё вообще было имя; жили мы у чёрта на куличках. Иногда к нам заглядывал торговец, обычно раз, а то и два в год, а кроме этого мы, кажется, поддерживали связь лишь с парой соседних селений.

Честно говоря, помню плохо. Матушка моя умерла, когда я был совсем мал. Она долго болела, слабела и сгинула, когда мне было года два от роду. Отец мой был рыбаком, как и большинство мужиков в деревне, но и он умер, когда мне исполнилось семь.

Я совсем малость умел рыбачить, но нашу лодку унесло в море, да и родни у меня, кажется, тогда не осталось. Помню, иногда побирался, иногда кто-то делился едой, иногда удавалось что-то выловить с берега. Но выживать, скажу я, было очень тяжело.

В таких деревнях, Альберт, люди живут бедно. На материке семья порой может прокормить ещё один лишний рот, а у нас это было попросту невозможно.

Я был ребёнком, но даже ребёнком понимал, что вряд ли долго протяну. Тут не было никакой загадки, особенно когда у самого на животе рёбра проступают.

А потом, как-то раз, через нашу деревню проходил маг. Он даже не собирался у нас ночевать.

Помню, я подбежал к нему и попросил взять меня в ученики. Ха-ха, да, вот так, в лоб — глупо, правда? Большинство ребят, что встретились мне потом в дороге, были куда смышленее...

Но я был в отчаянии. Помню, думал: «Если не стану его учеником, я умру. А я не хочу умирать». Вот я и просил, и умолял, и пытался произвести... ну, насколько позволяли обстоятельства, хорошее впечатление.

Он предложил монеты, но какой в них толк в деревне, где никто не знает, досыта ли поест завтра? Еды на эти монеты точно не купишь. Он пытался отмахнуться и даже ушёл из деревни, а я просто увязался за ним.

И в конце концов...

— Ух, упорства тебе, конечно, малой, не занимать, — вздохнул мужчина. Ему было уже немало лет; волосы поседели, лицо избороздили морщины. В его голосе звучало скорее раздражение, чем одобрение. — Скажи-ка, мальчонок, зачем мне в дороге такая обуза?

Он указал на мальчишку, что прислонился к дереву и тяжело дышал. Тот смотрел на него умоляюще.

— Я... я не буду обузой! — хрипло пообещал он. — Я умею готовить... могу носить ваши вещи... я могу учиться! Я буду делать всё, что скажете, только, пожалуйста, возьмите меня с собой!

Мужчина изучающе посмотрел на него; его лицо оставалось хмурым. Он задумчиво хмыкнул.

— Ну давай тогда посмотрим, насколько ты решителен.

Мальчик увидел, как маг шевельнул пальцами, и больше ничего. Несколько секунд он, затаив дыхание, ждал, когда проявится заклинание, которое тот, несомненно, наложил.

Ничего.

Пока, наконец, не послышались шаги.

Мальчик обернулся — и увиденное ужаснуло его.

Мёртвые, шатающиеся тела. Гниющая плоть, мутные, наполовину истлевшие глаза — и всё же они неотвратимо ковыляли прямо к нему.

Я тогда не закричал. Кажется, сил даже не было. В любом случае, я отчётливо помню тот чистый, леденящий душу страх. Вспоминал сказки, что мне рассказывали в детстве, страшилки от других ребят и байки рыбаков.

Я пятился, онемев от ужаса, ни на что иное не был способен, пока не плюхнулся на задницу и не пополз назад...

В себя я пришёл лишь тогда, когда спиной упёрся в ноги моего будущего учителя.

Помню, как поднял тогда голову и увидел его лицо — спокойное, понимающее, с лёгкой, насмешливой улыбкой на губах — а над ним серое небо. Я был уверен, что умру какой-нибудь ужасной смертью.

Однако...

— Соображаешь ещё, да? — сказал некромант, рассеянно поглаживая короткую, всклокоченную бородку. — Ну что, мальчик, всё ещё хочешь пойти со мной? Или всё же попытаешь удачу дома?

Мальчик дрожал всем телом от ужаса, но отрицательно покачал головой.

— Ну естественно, — отмахнулся некромант. — Тогда ступай и не вздумай говорить старостам, чтобы посылали за мной погоню: я уже буду слишком далеко, не догонят.

Он произнёс это пренебрежительно и выждал, пока мальчик поднимется.

Однако тот только яростнее замотал головой.

— Н-нет, — голос мальчика всё ещё был слаб и хрипл, но в нём не было неуверенности.

Некромант почти театрально приподнял бровь.

— Я... я всё равно хочу пойти с вами, господин маг! — сказал мальчик, и голос его окреп. — Я... если я вернусь, я умру.

Некромант издал смешок. Звук вышел не злым и не особенно добрым, скорее полным ностальгии.

— Пойдёшь со мной, тоже, скорее всего, помрёшь. Я ведь говорил: дорога будет опасна.

Мальчик, впрочем, не дрогнул.

— Я не знаю, что... что будет, если я пойду с вами, — признался он. — Но знаю я вот что: если останусь, умру. Значит, я пойду.

Некромант склонил голову набок, но протянул руку.

— Что ж, склад ума у тебя подходящий, да и искра магического дара чувствуется, — по простому сказал он. — Я Ферзаген, некромант. В зависимости от того, как себя покажешь, может, и стану твоим наставником... как бы недолго это ни продлилось.

Это чувство трудно описать, понимаешь? Маг как и любой ремесленник обычно берёт в ученики собственных детей, так по всему континенту заведено. А для меня, из моего захолустья...? Маг, да ещё настоящий маг, а не тот, кто знает пару деревенских заклинаний — для меня это было нечто грандиозное. Ха-ха, я чувствовал себя так, будто, ну знаешь, меня в рыцари посвящают, ага?

— Т-Тойфлиш... Я Тойфлиш, — тихо сказал мальчик, принимая руку и поднимаясь на ноги. — С-спасибо вам большое! Я... я вас не подведу!

Ферзаген хихикнул, и в этом было что-то зловещее. Он развернулся и жестом велел мальчику следовать за ним.

— О, не торопись с такими обещаниями. Слова должны что-то значить, а не бросаться на ветер, — когда мальчик поравнялся с ним, некромант взглянул на него сверху вниз. — Я держу дорогу в Ореол. Говорят, это место, где собираются души мёртвых.

* * *

Альберт

— Ореол? — переспросил я, позволяя голосу передать часть моего недоверия. — Тот, что в Энде? Так называемый Рай?

Тойфлиш улыбнулся и слегка кивнул.

— Да...

Моё любопытство было не просто задето; мои мысли заметались. Ореол — место, которое с тех пор, как я здесь оказался, всегда меня занимало.

— Ты там бывал?

Тойфлиш улыбнулся чуть печально.

— Нет, — он надолго замолчал, уставившись перед собой. — Учитель говорил, что оставит меня в Империи, если к тому времени я не стану достаточно умелым некромантом. Меня гложат сомнения, что я вообще смог бы пройти такую проверку. Он всегда говорил, что я талантлив, но к моменту, когда мы добрались до столицы, я всё ещё был лишь учеником. Я бы просто не выдержал пути через раздираемые войной земли, что ждали его на пути к Энде.

Речь тут шла о Далёком Севере.

Нынешняя Империя была лишь осколком Древней Империи, та присвоила себе права преемника и в основном её презрительно игнорировали другие королевства континента. Эта Империя ещё не стала той грозной силой, какой её узнают после смерти Героя Химмеля; пока же это было просто относительно богатое северное государство. Дальше же неё, далеко на Севере, тянулся ряд мелких, вечно враждующих друг с другом королевств.

— Не знаю, что именно там произошло, но мой учитель вернулся, — сказал некромант, всё так же глядя перед собой отрешённым взглядом.

Он покачал головой.

— Впрочем, это не так уж важно. Важно то, что он объяснил мне, что именно делал на Клиппенрандском полуострове...

* * *

Усталый, таким мне запомнился учитель в те дни.

Как ни странно, помню я её отчётливо. Учёную комнату тогда заливал тёплый свет свечей. Самых обычных, учитель предпочитал их магическим. Стены были заставлены стеллажами из красного дерева, с книгами в кожаных переплётах, а в углу стоял полированный ореховый письменный стол. Высокие окна обрамляли тяжёлые бордовые портьеры, а на полу лежал узорчатый ковёр.

— ...Я уже говорил тебе: нашу магию нельзя раздавать направо и налево, — старик сидел за столом в простой одежде; лицо его было в морщинах, а зрение уже подводило.

Рядом стоял его ученик, подросток, ещё совсем юный.

Ферзаген продолжил:

— Думаю, ты отлично помнишь почему.

Тойфлиш неуверенно кивнул, но, несмотря на детскую моську, выражение у него было серьёзным.

— Потому что некромантия в дурных руках очень опасна. Она толкает людей на зло в погоне за силой. Поэтому её тайны мы передаём только от учителя к ученику, и поэтому так важно правильно выбирать преемника, — сказал он, с любопытством глядя на наставника.

— Верно. Большинство магов не такие, как мы. Они, как правило, не ведут свой род слишком далеко и особой гордости от этого не испытывают, — добродушно усмехнулся он. — Да и с чего бы? Многие маги начинали как самоучки, и по большому счёту ничуть от этого не страдают. Им нет нужды помнить, кто был учителем их учителя. Но мы... что ж, мы в этом плане немного другие.

Старый некромант на несколько долгих мгновений умолк, разглядывая обычную свечу на столе. Казалось, он видел в пламени что-то такое, от чего не мог отвести взгляд.

— Я уже говорил тебе: наш род уходит корнями к самому Бармхерцигу. Многие его труды основа нашего искусства, а многое было создано на его наследии. Ты ведь изучал его труды, уверен, ты это знаешь, — проговорил он, рассеянно потрепав мальчишку по голове. — Чего ты не знаешь, так это того, что город Ирем, который он так часто упоминает... реален.

Тойфлиш моргнул; его взгляд, до того сосредоточенный на учителе, стал ещё более пристальным.

— Наше ремесло родом из Ирема, города Мифической Эпохи. До нас дошли лишь редкие фолианты и гримуары, переписанные бесчисленное множество раз; говорят, что именно там некромантия и зародилась, — буднично пояснил он, с чуть мечтательным выражением. — Даже для имперских учёных то место не больше туманной легенды. Никто не знает, что с ним стало, и существовало ли оно вообще, — он слегка замялся; голос его сделался далёким. — А мы вот знаем.

Ферзаген посмотрел на ученика; его лицо, тронутое возрастом, посерьёзнело, и в его глазах тлел тусклый огонёк.

— Мы... мы знаем, что с ним случилось? — спросил юноша чуть застенчиво, едва сдерживая неподдельный интерес и волнение.

— В общих чертах, — слегка кивнул Ферзаген. — Помнишь ту секцию в библиотеке, к которой я запретил тебе прикасаться, пока я не вернусь из Энде? Некоторые труды там — фрагменты дневников и трактатов, предположительно написанных выжившими из Ирема, — заговорщически прошептал он, с явным весельем на лице, будто молодея от детского восторга. — Вот только точная причина неизвестна. Наверняка ещё и потому, что язык Ирема нам известен лишь отчасти. Многое всё-таки затерялось в веках, — с сожалением сказал он. — Известно лишь, что в Иреме стряслась некая катастрофа. И что город её сдержал.

Он безрадостно хмыкнул.

— До недавнего времени мой учитель, и учитель моего учителя, и ещё несколько поколений до них посвятили жизнь поискам этого затерянного города. И всё из-за одной строчки в одном из дневников, — старик впился взглядом в мальчика. — Что Ирем хранит тайну вечной жизни.

Мальчик моргнул от изумления. Но тут же лицо его стало сосредоточенным, он начал размышлять.

— Эт... это как-то не вяжется. Город, открывший тайну бессмертия, просто... пал? Если только эта тайна не связана с причиной его падения...

Старик добродушно хохотнул и дважды легонько хлопнул в ладоши.

— ...Ха-ха, хорошо, хорошо, котелок у тебя ещё варит, — кивнул он с удовлетворением и гордостью, хотя улыбка оставалась чуть печальной. — Ты не первый, кто приходит к такому выводу. И всё же тайна, дающая обмануть смерть... о, как же она соблазнительна. Даже если иремский способ был несовершенен, неужто мы не сумели бы довести его до ума? — спросил он риторически, с меланхолией в голосе. — По правде говоря, бесчисленные поколения нашего рода гнались за этим призраком: разгребали древние карты и архивы, исходили земли вдоль и поперёк, пытаясь угадать место и отыскать его. И всякий раз старость настигала их прежде, чем кто-либо подбирался близко.

Он вновь уставился на пламя с горькой улыбкой на губах.

— Опираясь на их труды, я вёл свой поиск. И я нашёл Ирем.

Лёгкое разочарование в глазах Тойфлиша сменилось потрясением.

— В-вы... нашли его?

Старик взглянул на него; лицо его смягчилось, он кивнул.

— Нашёл. Но судьба порой жестока, Лиш, — мягко произнёс он. — Я нашёл город... а ещё барьер вокруг него. Такой мощный, что у меня не было ни малейшей надежды его прорвать!

Он рассмеялся, плечи его затряслись, а по его лицу покатились слёзы.

— Я был так близко, что мог почти притронуться! Десятилетия раскопок в глуши, где я находил лишь Богиней забытые подземелья, но я подбирался всё ближе и ближе! Целые усыпальницы со знаками, упомянутыми в наших дневниках... я знал, что я на правильном пути! Я был уверен, что стану последним некромантом нашего рода, которому придётся растить ученика лишь для того, чтобы наше искусство не умерло! — Ферзаген покачал головой. — И вот я нахожу город... и слабеющий барьер вокруг него. Барьер, через который мне не пробиться, но который ещё лет через пятнадцать уже можно было бы взломать.

По мере того как он подходил к концу рассказа, лихорадочная энергия покидала его; плечи его опустились, а сам он выглядел просто смертельно уставшим.

— Мне так жаль, учитель, — искренне сказал Тойфлиш, мягко коснувшись его плеча. — Я... — юноша замялся, не зная, что ещё можно сказать.

В конце концов, он умел читать между строк: он стал учеником лишь потому, что его учитель потерпел неудачу.

— Ты чудесный мальчик, Лиш, — сказал старик, положив морщинистую ладонь на руку ученика и сжав ту. Хватка его была слабой; мальчик её едва почувствовал. — Что бы ни произошло, я счастлив, что имел честь учить тебя и видеть, как ты превращаешься в достойного юношу. Ты всегда был смышлён и мудр не по годам. Жизнь могла быть к тебе жестока, но сердце твоё не очерствело; ты добрый мальчик, — заверил он, улыбаясь ученику, у которого на глаза навернулись слёзы. — Тебе не за что извиняться.

— Учитель... — пробормотал Тойфлиш, торопливо вытирая лицо, и увидел, как наставник усмехнулся про себя.

— Сожалею я не о том, что случилось, — продолжил он тише, — а о выборах, что сделал на своём пути, — он обвёл комнату взглядом. — Я мог бы прожить полную жизнь, став имперским магом. У меня был и статус, и возможности; и в молодости я ими пользовался. Но вместо того чтобы жениться, я предпочёл гоняться за призраками, — он хмыкнул. — И даже найдя Ирем, я не остановился. Вместо того чтобы остаться рядом с тобой и видеть, как ты растёшь... я ушёл туда, где обитают мёртвые. Лишь добравшись туда, и чудом вернувшись живым, я, кажется, очнулся от этой одержимости.

Он посмотрел Тойфлишу в глаза.

— Смерть... не мне читать тебе о ней лекции. Ты знаешь, какая она страшная и как всеобъемлющ этот страх. Молодых, как ты... страх смерти толкает к действию; он может даже бодрить, подстёгивать. А старые дураки вроде меня... некоторые так боятся смерти, её неизбежности, что забывают, как жить.

Он отвернулся от ученика и снова взглянул на пламя.

— Мне не суждено увидеть Ирем. Тебе суждено. Ты пойдёшь, увидишь, что таит тот затерянный город, и освободишь наш род от этого проклятия. Будь то бессмертным или смертным... у тебя не останется отговорок, чтобы прятаться. Вместо этого ты будешь жить жизнью, как и положено, — пробормотал Ферзаген, прикусывая сухие губы. — Пожалуй, внесу это в завещание.

— Учитель, — предостерегающе сказал юноша, — вы обещали этого не делать.

Не заводить эту тему, то есть. Этот разговор был не в новинку: Ферзаген любил порассуждать, как ученику надобно распорядиться его телом после смерти. Предлагал модификации для нежити, которую можно из него собрать, и даже набросал проект. Это была единственная тема, которую Тойфлиш просил его не поднимать.

— Ладно, ладно, — усмехнулся старый некромант. — Но, Лиш, есть ещё кое-что, чего ты не знаешь. Мы передаём от учителя к ученику не только знания. Но и наши величайшие творения.

Мальчик застыл, медленно моргнув.

— Вы о конструктах... созданных нашими предшественниками?

Ферзаген кивнул; лицо его омрачилось.

— Именно. Некоторые, разумеется, утрачены; в битвах или по иным причинам, — спокойно объяснил он. — Но большинство сохраняются и совершенствуются последующими поколениями. Величайшим проектом твоей жизни станет вклад в это наследие. А потом ты передашь его, вместе с остальными, своему ученику. Этих конструктов мы называем Стражами.

Ферзаген на миг замолчал.

— Проблема, однако, в том, что в поисках Ирема я наткнулся на древнего, могучего василиска. В одном из подземелий. Я был самонадеян и беспечен, и... — старик тяжело вздохнул. — Все Стражи, все до единого, обратились в каменные статуи. Мне пришлось спасаться бегством, бросив их там.

Он посмотрел ученику в глаза.

— Вот ещё одна причина, почему тебе, когда ты будешь готов, придётся отправиться к Ирему, Лиш. То подземелье недалеко... на том же полуострове, что был когда-то твоим домом. Твой никудышный наставник потерял половину наследия, которое ты по праву должен был получить. Помнишь, ты спрашивал, зачем тебе Магия Богини? Что же, ты узнал причину... — с горечью сказал он.

— Чтобы снять с конструктов проклятие... — пробормотал мальчик, и головоломка, над которой он бился годами, вдруг сложилась.

Ведь проклятие окаменения василиска вещь известная. И было известно, что снимается оно особым заклинанием из Магии Богини.

— Прости старого дурака, Лиш. Всё, что я оставляю тебе... это мои сожаления и неудачи, — тихо произнёс старый, уставший человек, поёрзав на стуле. — Ты заслуживаешь лучшего.

Прежде чем он успел опомниться, его обняли, и мальчик уткнулся лицом ему в грудь.

И среди слёз и горячих уверений, что он, Ферзаген, идеальный наставник и ни в чём не виноват, на лице старика появилась тихая, тёплая улыбка, и он погладил ученика по голове.

* * *

Альберт

Когда Тойфлиш закончил свой рассказ, он надолго замолчал, попивая чай.

Я выслушал его терпеливо, не перебивая, хотя его история захватила меня целиком.

— Я ценю, что ты решил мне это рассказать, — наконец произнёс я, всматриваясь в его лицо, — но вынужден спросить: зачем?

Вот этого я не мог понять. Пока он говорил, я без труда читал большинство эмоций на его лице; сострадания я, возможно, и не чувствовал, но умом понимал, что он переживает.

Наследие этого, казалось бы, мифического города было для него действительно важно.

— Так называемый секрет вечной жизни, который может хранить Ирем... Ты ведь понимаешь, что подобное знание куда опаснее любых заклинаний, что передавались в вашем роду некромантов?

Тойфлиш серьёзно кивнул.

— Понимаю, — произнёс он негромко, но твёрдо. — Полностью.

Я некоторое время молча изучал его, осмысливая всё увиденное...

— Ты уже пытался одолеть василиска, — тихо сказал я, когда догадка оформилась, — и понял, что один не справишься.

Это было видно по его скелетам. За последние два месяца я наблюдал, с какой скоростью он их переделывает и улучшает, и я всё удивлялся, почему он не сделал этого раньше.

Теперь стало ясно. Делал. Потому и так быстро улучшал свои творения! Наверняка у него были готовые чертежи для каждого проекта. Просто ту армию, что у него была... он потерял.

— Всё так, как ты и сказал, — вполголоса подтвердил он, опустив плечи. — Эту тварь... мне одному не одолеть. Уже нет.

Это было понятно. Армия конструктов Тойфлиша была неплоха в качестве живого щита. Но сам некромант с боевой магией ладил плохо. В целом его сил не хватало на сильных тварей: у него в арсенале попросту не было нужных средств.

— Ты мог просто попросить помочь с подземельем, — заметил я, чуть склонив голову и не скрывая искреннего недоумения. Его логика от меня ускользала. — Я, скорее всего, согласился бы. Зачем рисковать и рассказывать мне об Иреме? Ты не знаешь, как я поступлю, узнав о нём.

Возможно, я уже не так хорошо понимал чужие чувства, как когда был человеком, но прекрасно осознавал, какое произвожу впечатление. Я отказывался лгать мимикой и интонациями, если только не оставалось иного выбора. Вероятно, я казался безразличным и бесчувственным, а моё поведение — тревожащим.

Почему он доверяет человеку вроде меня сведения, за которые убивают?

— Я не знаю, как ты поступишь, — просто согласился Тойфлиш. — Но я так же знаю, что не могу просить тебя рисковать жизнью ради моих эгоистичных желаний... не объяснив, ради чего.

Это... на миг выбило меня из колеи. Его выбор был эмоциональным, не логическим. Он выходил за рамки той довольно прямолинейной морали, которой придерживался я; для него это явно было нравственно важным... а будь я на его месте... я не уверен, что для меня это было бы так же.

Для меня мораль, в конце концов, бело-чёрная логика.

Он поднял на меня совершенно серьёзный взгляд.

— Альберт, правда в том, что последний отрезок пути к Ирему буквально кишит монстрами. Если я не освобожу Стражей, мне туда не добраться. А в одиночку мне их не освободить, — он нервно усмехнулся. — Я провёл немало бессонных ночей, размышляя об этом: говорить тебе или нет, имею ли я право... Но в конечном счёте, помочь можешь только ты. А раз так... будет честно, если мы пойдём к Ирему вместе, когда освободим Стражей. Пойдём туда как равные.

Он был искренен, и это чувствовалось. Либо же это был лучший лжец из всех людей, что мне попадались.

Это читалось в его хрупкой улыбке, в нервном, но честном тоне, в том, как были напряжены его плечи — не напряжение хищника, готового к броску, а напряжение жертвы, что боится окрика. Хотя нет... это просто напряжение человека, совершающего прыжок веры.

— Ты... мог бы просто нанять авантюристов, чтобы они убили василиска, нет? — спросил я, всё ещё пытаясь уловить логику.

— Не спорю, деньги на такое у меня были. Но такая просьба породила бы массу вопросов, а когда выяснилось бы, что всё это ради освобождения моих неживых творений, реакция могла быть какой угодно, — мрачно пояснил он, а потом покачал головой. — Нет. Даже не считая того, какая это была бы пустая трата времени, ты просто-напросто более надёжный вариант.

Я медленно кивнул.

— Понимаю, — и, кажется, я действительно понимал. — Думаю, я готов к схватке с василиском, — наконец сказал я, приняв решение. Скорее всего, я согласился бы и без истории про Ирем. — И ещё я хотел бы сопроводить тебя в этот затерянный город.

Город из Мифической Эпохи, укрытый от мародёров барьером? Все те знания, которые он может хранить...

Более того, даже мои собственные исследования могут почерпнуть там вдохновение. И даже если «секрет вечной жизни» обыкновенная ложь, в чём я, признаться, сомневаюсь, там всё равно должны быть целые пласты новых, неизвестных заклинаний, от которых можно оттолкнуться и которыми можно вдохновиться.

— Спасибо! — выдохнул Тойфлиш с таким облегчением, что, знай я его хуже, решил бы, что он переигрывает. — Обещаю, ты не пожалеешь!

Он встал, скованный невысказанными эмоциями. Кажется, он сдерживал порыв то ли пожать мне руку, то ли обнять.

К счастью, я сидел в кресле, так что и то и другое было бы затруднительно. К тому же он знал, что я не люблю прикосновений.

— Если хочешь, чтобы я убил эту тварь, мне нужно точное описание всего, что тебе о ней известно, — предложил я.

Некромант нервно усмехнулся, почесав затылок.

— Ну, насчёт этого...

* * *

Пять дней спустя, Альберт

Сказать, что я был просто раздражён, значило бы сильно преуменьшить. По правде говоря, я был в ярости.

Это была та ярость, с которой я был знаком куда лучше, чем хотелось бы.

— Тойфлиш, это же верх безрассудства, — сказал я, когда мы стояли у входа в пещеру.

По словам некроманта, внутри находился небольшой некрополь — родовая усыпальница какого-то, вероятно, знатного иремского рода... или знатного дома из поселения, жившего в сфере культурного влияния Ирема, судя по языку надписей.

Такие места часто становились логовами для сильных тварей. В Мифическую Эпоху люди по какой-то неизвестной Богу причине строили погребальные комплексы так, будто специально подгоняли их под удобное жилище для любого монстра, который захочет там обосноваться.

Могу лишь предположить, что это было защитой от расхитителей гробниц.

И речь не только о некрополях. Руины древних городов, лаборатории магов — многие из них имели лабиринтную структуру, идеально подходящую чудовищам. А ещё такие места даже были усеяны зачарованными сундуками, способными веками сохранять вещи.

В такие моменты невольно задаёшься вопросом: они действительно пытались отпугнуть расхитителей или просто хотели, чтобы лишь самые искусные из них преуспели в разграблении их могил?

— Просто пусть твоя нежить идёт со мной, — честно сказал я некроманту. — Они послужат отвлекающим манёвром, этого будет достаточно. Ты же почти не владеешь боевой магией. Против такого врага я не могу позволить себе отвлекаться ещё и на твою защиту.

Я позволил раздражению прорваться в голосе, увещевая тем самым упрямого глупца. И говорил я чистую правду. Пусть он и просил меня поделиться некоторыми защитными заклинаниями — какие-то он даже перенял — его уровня владений ими было явно недостаточно, чтобы применять их в бою. Чтобы делать это быстро и надёжно, ему понадобились бы годы.

Описанный им василиск, судя по всему, выходил древним зверьём. Он мог испускать из глаз волны магической энергии, обращающие материю в камень за считанные секунды, и, судя по описанию, был прямо-таки огромен.

По описанию выходило опаснее Шаттенбранда. При том Шаттенбранд был юн, а потому глуп. Этот же василиск, напротив, казался старой тварью.

Старые монстры — это всегда лишние хлопоты. Как и звери, с возрастом они умнеют. Но если такие твари нападают на людей, их злоба от этого не уменьшается.

— Я готов к риску, Альберт, — ровным голосом ответил некромант, встретившись со мной взглядом. — Я не смогу чинить своих конструктов на расстоянии и не позволю тебе сражаться там в одиночку. В прошлый раз... в прошлый раз василиск почти не обращал на меня внимания, лишь потому я выжил. И сейчас, скорее всего, тоже не обратит. А даже если... — он поморщился, отвёл взгляд, — не считай мою безопасность своей заботой.

Чувства у демонов притуплены. Но сейчас я был так зол, что почти чувствовал себя человеком.

В каком-то смысле даже впечатляло.

Я перебирал в уме, что ещё можно сказать. В голову так ничего и не приходило. Я даже подумывал применить своё проклятие, связать этого глупца и разобраться с тварью в одиночку.

Но так я поступить тоже не мог. Тойфлиш был не просто упрям: он прекрасно понимал, что риск умереть вполне реален. Я чуял это, видел по языку его тела; даже сейчас он боялся.

И всё же он был готов рискнуть жизнью. По какой-то эмоциональной причине, которую я не мог понять.

И от этого меня трясло.

Но это не давало мне права его останавливать. Это его жизнь — ему ею и рисковать, даже если я не в силах постичь причины.

Я отступил в сторону, предлагая ему войти первым.

Тойфлиш улыбнулся мне, и в этой улыбке читались понимание, искренняя благодарность, а ещё тень стыда.

Он прошёл мимо и шагнул внутрь, замявшись у входа лишь на секунду.

Я проводил его спину взглядом.

Усилием воли я отбросил чувства и последовал за ним.

С этого момента я заставил себя сосредоточиться на задаче.

Вход представлял собой неровный проём в скале — достаточно широкий, чтобы пройти втроём. Я встал рядом с некромантом и наложил простое заклинание света.

Мы двинулись вперёд.

Стены пещеры сперва оставались естественными — вымытый водой известняк, кажется, — но постепенно они уступили место обработанному камню. Переход был плавным: древние строители явно вписали природную пещерную систему в свой замысел.

Нас встретил проём, а над ним — каменная плита с письменами. Я их знал, поскольку Тойфлиш перед походом поделился со мной словарём.

«Поверни назад, чужак, иль присоединишься к мёртвым».

Так там было написано. Под плитой лежали обломки тяжёлых каменных дверей, разбитых когда-то давно. Вероятно, василиском — или теми, кто обитал здесь до него.

Как и договаривались, Тойфлиш молчал, просто следуя за мной. Чем меньше разговоров там, где мы не знали, насколько хорошо тварь нас слышит, тем лучше. Всё-таки поговаривали, что василиски исключительно чутко улавливают звуки и вибрации сквозь камень.

В первом же зале нас встретили ожидаемые нажимные плиты-ловушки. Простое резонансное ясновидение показало мне механизм: подвешенные над головой каменные блоки, готовые рухнуть при срабатывании. Я пометил каждую плиту маленьким светящимся знаком, и мы пошли дальше. Впрочем, я был почти уверен, что Тойфлиш о них и так знал.

По мере спуска архитектура становилась изящнее. Грубо отёсанные проходы сменялись коридорами с гладкими стенами, затем — залами с резными колоннами. На стенах появились те самые письмена, о которых говорил Тойфлиш. Насколько я понял, для гробниц это был стандартный набор: посвящения усопшим, перечни их заслуг, угрозы грабителям проклятиями, которых, вероятно, никогда и не существовало, и, разумеется, хвала каким-то языческим богам.

И всё же было любопытно видеть молитвы божествам, что предшествовали здешней Богине Создательнице.

Мы провели несколько часов, продвигаясь по этому комплексу. Он был устроен по спирали; уровни соединялись не лестницами, а наклонными проходами. Строители предусмотрели и разные меры защиты: коридоры, которые запечатывались, если пересечь их слишком быстро; почти стереотипные ловушки с дротиками и, конечно же, фальшивые полы, ведущие в ямы с кольями.

Большинство ловушек уже были обезврежены — полагаю, либо моим спутником, либо его учителем. У них наверняка хватало тел, чтобы бросать их на амбразуру и спокойно проходить дальше.

В одном из больших залов дремали каменные горгульи. Я уничтожил их до того, как они успели полностью ожить, раздробив их шквалом «Крафтстос». Шума было много, но ничего не поделаешь. Горгульи эдакие тараканы подземелий, как и мимики. Каким-то образом они всегда находят путь внутрь, даже если место недавно зачищали.

Я наслушался о них достаточно жалоб от авантюристов.

Чем глубже мы спускались, тем сложнее становилась планировка. Колонные залы тянулись на десятки метров, их потолки терялись во тьме. Фрески изображали сцены той эпохи: процессии знати, битвы с какими-то незнакомыми чудищами, обряды, чьё назначение было уже неясно. Сохранность прямо-таки поражала — её поддерживали те же чары, что делали такие места столь привлекательным логовом для тварей.

Примерно на седьмом этаже следы недавнего присутствия стали очевидны. Дело было уже не только в сработавших ловушках. На стенах виднелись свежие подпалины. Лежал скелет, которого Тойфлиш без слов поднял... Полагаю, один из тех, кого он приводил сюда в свою первую попытку.

В зале, похожем на ритуальную купальню, обосновалась колония пещерных рыболовов — ещё одного печально известного вида, который любит селиться в подземельях. Их клейкие нити сплелись в паутину, которую я выжёг управляемым пламенем, пока конструкты атаковали тварей в лоб. Существа эти были крупные, с лошадь размером, но особой опасности не представляли.

Мы шли дальше.

Надписи на стенах в нижних ярусах становились всё изысканнее: всё те же посвящения и хвалы, смешанные с мольбами о божественной защите и просьбами не тревожить покой усопших.

Наконец, нижние залы.

В помещении, вдоль стен которого тянулись ряды саркофагов, не было ничего примечательного, кроме самих распахнутых крышек. Полагаю, дело рук наставника Тойфлиша: вокруг лежал толстый слой пыли, а в следующий зал вёл сравнительно свежий след.

По тому, как напрягся некромант, когда мы переглянулись, я понял. Мы близко.

— Альберт, — едва слышно прошептал он, нарушая тишину. — Уточню: мои конструкты будут лишь движущимися преградами, верно?

Я на миг задумался.

— Почти. Если им представится шанс ударить по глазам, тогда они сделают львиную долю работы.

Брови Тойфлиша сдвинулись.

— А ты не можешь сделать это своими заклинаниями?

Я посмотрел на него, удивляясь вопросу: ещё вчера мы вместе читали бестиарий об этой твари.

— Его глаза обладают антимагическими свойствами, сродни чешуе большинства драконов, — без особого энтузиазма пояснил я.

— А разве у тебя нет заклинаний, которые бьют не чистой маной, а чем-то физическим?

А, вот о чём он. Но к сожалению...

— Не поможет. Тут та же проблема, что и с драконами, — так же безрадостно сказал я. — Проблема в том, что василик в принципе отражает магические атаки. Луч из проникающей маны не сделает ничего, а каменный дротик, может, и нанесёт крошечный урон перед тем, как сломается, но в итоге этого всё равно будет недостаточно, чтобы нанести ему хоть какой-то значимый вред.

Разве что монстра удастся обездвижить и вложить в одно заклинание несоизмеримо больше маны.

Напоминать об это мне ему было излишне: глаза василиска остаются его главным оружием. И, прямо-таки назло всякой биологии, они на редкость прочные.

Мы почти молча сделали пятиминутную передышку перед последним спуском. Мы по-прежнему старались говорить как можно меньше и не шуметь. Василиски славились своей способностью чувствовать вибрации и звуки, так что, если со шагами ничего не поделать, то говорить без необходимости было излишним риском.

Итак, пора.

По мере спуска заметно похолодало.

Архитектура самого нижнего уровня была совершенно иной. Камень здесь казался древнее, такая порода, будто впитывающая весь свет. Зато надписи, по крайней мере, были на том же языке.

Нисходящий коридор закончился.

И проход выводил в огромное пространство.

Зал оказался естественной пещерой — такой огромной, что наши световые заклинания не доставали до дальних стен. Со дна, словно зубы, тянулись сталагмиты: одни тонкие, как иглы, другие — толщиной с древесный ствол. Посреди пещеры протекал подземный ручей; его холодная и прозрачная вода струилась по гладким камням, и её плеск эхом отдавался от стен.

Повсюду были разбросаны каменные статуи — неживые конструкты, застывшие в разгар боя. Одни с занесённым оружием, другие — в защитных стойках. Некоторые были разбиты, их обломки лежали там, где упали. Статуи не сбились в кучу, а были разбросаны по всему залу: явно остатки двух разных битв... Я почти мог их представить у себя в голове.

Большая часть пространства оставалась свободной. Пол пещеры представлял собой сравнительно гладкий известняк, веками отполированный водой, пока ручей не отыскал своё нынешнее русло. Там, где скапливалась влага, рос мох, испускавший слабое свечение вдобавок к нашему магическому свету.

Воздух вокруг был прохладным и сырым, пахло минералами и чем-то ещё. Мускусный запах, который я уловил раньше, здесь стал сильнее: рептильный, древний. Где-то в этом огромном пространстве, среди теней от сталагмитов и в тех местах, куда не доставал наш свет, ждал василиск.

Мы с Тойфлишем вошли последними, пропустив вперёд конструктов. Тойфлиш, естественно, поведал мне об устройстве некрополя, и, хотя мы в основном молчали, по дороге сюда мы обменялись несколькими предостережениями под шёпотом.

Мгновение стояла тишина.

Логично. Василиски засадные хищники. С моими спиленными рогами я не мог полагаться на магическое чутьё, чтобы его обнаружить.

Жестом я велел Тойфлишу следовать за мной. Чтобы он мог что-то сделать в бою, ему нужно было находиться в центре своих конструктов, а щиты, способные блокировать взгляд василиска, к сожалению, мог создавать только я.

Причина, по которой мы старались спускаться как можно тише, была проста: нам было выгоднее вступить в бой с тварью именно в нижнем зале, где больше всего места.

Тишина тянулась так, что звенело в ушах; её нарушали лишь наши шаги, пока мы продвигались вперёд в боевом построении.

А затем вода пошла рябью.

Василиск выплыл из-за скопления толстых сталагмитов с плавностью, не вяжущейся с его размерами. То был змей длиной в три повозки, такой толщины, что я бы не обхватил его руками. Чешуя у него была не змеиной, а полукристаллической; она ловила наш свет и преломляла его в радужные блики. Голова у твари была шире, чем положено змее, почти треугольная, с костяным гребнем над закрытыми глазами.

Он знал, что мы здесь. Он выбирал момент для устрашения, чтобы явить себя во всей красе.

Значит, он не был уверен в своей победе.

Язык твари метнулся, пробуя воздух. Затем его глаза открылись.

Не вертикальные зрачки, а идеальные белые круги, будто отполированные жемчужины, вставленные в череп. Магия в них мгновенно начала сгущаться; воздух вокруг искажался от нарастающей мощи. Даже с моими магическими чувствами, урезанными до уровня человеческого мага, я ощущал, как концентрируется энергия.

— Вставай за меня, — бросил я, и мой посох появился из моего хранилища в тот миг, когда луч монстра скользнул по переднему ряду нежити. Между нами и атакой возник прозрачный голубой квадрат из чистой маны.

При соприкосновении щит начал каменеть, превращаясь в мрамор; от точки удара побежали кристаллические жилы.

Наверное, это выглядело красиво, если бы я мог этим наслаждаться, отстранённо отметил я.

Я знал, что щит продержится несколько секунд. В шаблоны защитных заклинаний изначально заложены такие свойства, как «сопротивление», «прочность» или «преграда». Даже такие эзотерические атаки, как проклятие окаменения, не могут пробить их мгновенно, по крайней мере, когда они исходят в виде насыщенного маной луча. Если заклинание не создано специально для противодействия этим защитам, они поглотят часть атаки. Эта особенность защитной магии будет досаждать даже тому безумному человеческому магу грядущей эпохи.

Пока первый щит превращался в камень, я воздвиг за ним следующий, одновременно создавая вокруг себя десятки световых сфер.

— Крафтстос, — произнёс я, и, как только луч ослаб, по твари ударил шквал.

Силы не хватило, чтобы пробить чешую, но это дало достаточное прикрытие конструктам Тойфлиша для продвижения вперёд.

Как только луч окаменения угас, я тут же начал вливать ману в полноценное пробивающее заклинание. Между моими ладонями забегали электрические дуги — я формировал «Зонненспер».

Тварь, несмотря на свою массу, двинулась. Взрывы усеяли её тело, но она увернулась от самых сильных, проламываясь сквозь наступающих скелетов и уходя от их стены щитов; её морда повернулась ко мне.

Ещё один луч.

Я бросил недоделанный «Зонненспер», перенаправив всю ману на защиту. Первый барьер, затем второй, затем третий. Сила удара была такова, что мои сапоги заскрежетали по камню, несмотря на мою стойку.

Каждый барьер держался считанные секунды. Мне приходилось создавать их всё ближе, пока луч наконец не иссяк.

Василиск зашипел, поворачиваясь к скелетам, вцепившимся в его брюхо. Один удар хвоста разбросал девять конструктов.

Это отвлечение дало мне время. Влага из воздуха кристаллизовалась, образовав шесть полупрозрачных копий у меня за плечами.

«Кришталльспер».

Копья сорвались с пронзительным свистом, пронзая расстояние, как болты из баллисты.

Позади меня по пещере прокатилась волна магии — воля Тойфлиша собирала его разбросанную нежить: кости со всех концов зала скользили обратно к своим телам.

Василиск, завидев атаку, увернулся от большей части моего залпа. Копья, что всё же попали в цель, вонзились вдоль его тела, далеко от головы и центра массы, где, как я знал из бестиариев, находилось его ядро.

Но они вошли глубоко, хлынула тёмная кровь, и раздался болезненный визг. Гигантская змея, мечась, смела ещё несколько скелетов, а ледяные копья в её плоти начали трескаться от внутреннего давления.

Взгляд, которым она меня одарила, был, должно быть, полон ненависти. Язык тела монстров читать куда сложнее, чем человеческий.

Её глаза снова вспыхнули.

Я выставил между нами щит, но было поздно.

На этот раз луч горизонтально прошёлся по рядам нежити. Тойфлиш сделал всё, что мог, чтобы его конструкты были устойчивы, но в этом и заключалась главная проблема. Мы столкнулись с проклятием — магией, превосходящей человеческие возможности. Единственный способ справиться с таким — самый простой. Мои защитные заклинания держались, потому что в них было много маны — на их окаменение требовалось время. В скелетах Тойфлиша маны было в разы меньше, и поэтому они превращались почти мгновенно.

Один взмах змеи, и большая часть армии некроманта превратилась в мраморные статуи.

— Альберт, я сейчас развею проклятие! — крикнул Тойфлиш за моей спиной, его голос звенел от напряжения.

Он объяснял это раньше, когда рассказывал, почему в первый раз пытался сразиться с василиском в одиночку. Много веков назад заклинание против окаменения было расшифровано из гримуаров Магии Богини Создательницы, которые местные называют Священным Писанием. Оно действовало в значительном радиусе. Тойфлиш думал, что если он применит его здесь, где были запечатаны Стражи, у него появится армия, способная сравниться с василиском. В прошлый раз монстр расправился с его конструктами прежде, чем он смог завершить это довольно сложное заклинание. Он тогда едва унёс ноги.

Теперь, когда почти все его силы были обращены в камень, это было всё, на что он был способен, ведь в боевой магии он был беспомощен.

— Понял.

Я перестал сдерживаться.

У меня было почти столетие практики со «Штайнгриффом». С тех пор я выучил много других заклинаний земли, многие с похожими шаблонами. Я даже разработал несколько бытовых заклинаний для строительных работ, в основном для рытья подвалов... под мои лаборатории и хранилища.

Впервые я сражался под землёй, где камень был повсюду, готовый подчиниться мне.

Я взмахнул посохом. Пол пещеры треснул, целые пласты резко поднялись между нами и василиском.

Тварь снова выстрелила, но луч попал в камень. Барьеры начали превращаться в мрамор, а затем крошиться.

Неважно. Я поднимал всё новые и новые вертикальные плиты, одну за другой, заставляя василиска тратить энергию на их разрушение или обход.

Я не ждал, как он поступит; я не заботился о расходе маны по одной простой причине: если он доберётся до нас физически, у меня не было заклинаний, способных сдержать его массу. Он прервёт заклинание Тойфлиша и разрушит наше построение.

Значит, цена не имела значения. Он не должен был прорваться.

Сталагмиты и сталактиты вокруг нас с грохотом падали или, наоборот, вздымались ещё острее, создавая стены известняка там, где раньше не было ничего.

Я всё ещё смутно видел, как луч скользит вверх, к высокому потолку, и даже сквозь грохот трескающегося и поднимающегося камня слышал шипящий визг ярости монстра.

И всё же я продолжал...

— Альберт, сверху!

Я резко вскинул голову и увидел, как сталактиты над нами начинают сыпаться мраморной шрапнелью.

Тойфлиш был беззащитен. Некоторые из этих осколков могли проломить ему череп.

Стиснув зубы, я прервал погребение змеи и на долю секунды переключил внимание, чтобы создать три прозрачных магических барьера, которые поймали бы обломки, падающие прямо на нас.

Этой заминки оказалось достаточно.

Я физически почувствовал толчок, удар, и время будто замедлилось, когда я обернулся и увидел, как тварь прорывается сквозь недостроенный барьер, а пыль и каменные осколки летят во все стороны, как шрапнель.

Хитрая тварь.

Я уже знал, что времени нет.

В её глазах сгущалась магия, пока она неслась прямо на меня.

В моей голове не было мыслей. Это был тот момент, когда ассоциации и идеи связываются почти мгновенно, не успевая облечься в слова.

Она это спланировала. Луч вверх вовсе не случайность. Тварь умна, она не погонится за мной, она попытается убить Тойфлиша, тот копил много маны. Бежать нельзя. Остановить это невозможно.

Если я уклонюсь, парнишка умрёт.

Без колебаний я отпрыгнул назад, ближе к парнишке, и пять щитов маны, один за другим, раскрылись передо мной, как разноцветные лепестки какого-то прекрасного инопланетного цветка.

Я почувствовал, как луч ударил в первый щит.

Полсекунды задержки, а затем в них врезалось тело самого монстра.

Щиты разлетелись, как витражное стекло.

Барьеры из чистой маны превосходно рассеивают энергетические атаки, но против нескольких тонн кристаллического змея, несущегося на полной скорости, они не устояли. Первые три взорвались при ударе, разлетевшись цветными осколками застывшей маны. Четвёртый продержался полсекунды, прежде чем покрыться паутиной трещин. Пятый едва замедлил её.

А потом я увидел гигантскую пасть змея, заслонившую собой весь мир.

Тварь резко изогнулась и, вместо того чтобы проглотить меня, пронзила насквозь.

Клык пробил моё левое плечо.

Я предвидел этот физический прорыв монстра — пока я создавал щиты, позади меня уже поднималась каменная платформа, моя отчаянная попытка изменить траекторию, как пандусом. Инерция василиска понесла нас обоих туда, но угла всё же хватило. Мы пронеслись в двух метрах от Тойфлиша, не раздавив его.

— Альберт! — возможно, он что-то крикнул, но был слишком медлителен, чтобы среагировать на схватку двух монстров.

Клык прошил меня насквозь. Я чувствовал, как он скрежещет по моей лопатке; его зуб был длиннее моей руки и толщиной с кулак. Горячая кровь потекла по моей спине, но в тот момент, несмотря на боль, я её не замечал.

Я схватился за верхнюю челюсть василиска почти не работающей левой рукой, не обращая внимания на агонию в моём плече. Ногти на моей правой руке вытянулись в настоящие когти, и я вонзил их в основание клыка, пронзившего меня.

От удара мне отдало в руку. Клык был твёрже, чем я ожидал; мои когти едва поцарапали его эмаль. Я ударил снова, на этот раз кулаком, пытаясь расколоть его, но зуб выдержал.

Тварь не бездействовала; в её глазах снова сгущалась магия. Характерное искажение, то самое накопление энергии я узнал даже сквозь боль.

Времени на ещё один удар кулаком по клыку не было.

Вместо этого я вонзил когтистую руку в правый глаз монстра; я находился в поле зрения только этого глаза.

Орган не лопнул; он треснул, как настоящий камень, внутриглазная жидкость смешалась с кровью. Мои пальцы нашли опору в глазнице, впиваясь всё глубже.

Василиск забился, всё его тело содрогнулось. Резкое движение дёрнуло его голову вбок и вверх. Я услышал хруст прежде, чем почувствовал — клык сломался в моём плече, оставив половину своей длины в моей плоти.

Оставшийся глаз зверя выстрелил куда мог, луч окаменения описал неконтролируемую дугу.

Луч задел мою левую руку и плечо, когда моё тело на мгновение подбросило над головой змея.

Превращение было мгновенным. Моя плоть стала камнем от кончиков пальцев до ключицы, окаменение распространилось по уже разорванному плечу. Смещение веса было немедленным и неправильным, мрамор там, где должна быть мышца — моя левая рука теперь была не более чем мёртвым камнем, висящим на моём торсе.

Я описал дугу в воздухе и рухнул на землю, каким-то чудом проскользив к Тойфлишу.

Боль почти ослепляла, но «почти» здесь было ключевым словом. Демон мог легко функционировать и в таком состоянии.

С огромным трудом я встал, чувствуя внезапное головокружение и слабость; казалось, будто по венам течёт жидкая магма.

Яд. Ну естественно.

Я опустил взгляд на рану — и кончено же, отверстие, в котором застряла большая часть этого клыка, тоже превратилось в белый мрамор. Вся эта часть меня окаменела, включая змеиный клык.

Василиск всё ещё бился, тёмная кровь текла из его разрушенного глаза, из верхней челюсти монстра торчал обломок клыка. Он кричал — не шипел, а издавал высокий, отчаянный визг.

Я взглянул на Тойфлиша; некромант смотрел на меня, как олень на свет фар, его глаза были полны шока и слёз.

Я ведь сейчас умру, да?

Я чувствую это, что-то происходит с моим ядром. Моя мана становится вязкой... рассеивается?

Понятно.

Интересно, встречу ли я Его на этот раз. Я хочу снова увидеть дедушку.

— Не волнуйся обо мне, — сказал я некроманту, позволяя себе улыбнуться; ложь, лишь на этот раз. Если мальчишка провалит заклинание и не снимет проклятие с той армии, он гарантированно умрёт.

Это было бы неправильно... ведь так?

Я коротко мотнул головой, рефлекторно пытаясь разогнать туман в мыслях.

— Дальше... всё зависит от тебя, — я выпрямился, пошатнувшись, и воззвал к остаткам своей маны.

Кажется, яд как-то пожирал её. Но на это меня должно хватить. Если я перестану сдерживать ману и сосредоточусь только на этом.

Вероятно, я умру. А может, и нет. Сейчас это не имеет значения; ничего из этого от меня не зависит. Я должен просто сделать всё, что в моих силах, пока у меня есть время что-то сделать.

Василиск не сразу заметил, что я готовлю атаку. Когда он это сделал, он взревел и бросился на меня, пытаясь успеть раньше, чем я закончу заклинание.

Глупая змеюка.

Я поднял одну руку, в которой чистая мана была сжата до предела, и направил ту ей в морду.

— Друквелле.

Волна силы ударила в голову несущегося на меня монстра... он на мгновение замер, а затем его отбросило через всю пещеру.

В полёте он напомнил мне красивого радужного воздушного змея.

Мгновенная потеря всей этой маны заставила мой мир потемнеть и закружиться. Кажется, я упал во что-то. Словно в бездонное, тёмное озеро.

Кто-то, кажется, выкрикнул моё имя.

Я чувствовал себя таким слабым.