История Лили Эванс в компании господ Мародеров и Принца-полукровки (гет)

A Journey To Hogwarts — Nicholas Hooper.

_____________________________________________

Лили глубоко вздохнула и открыла глаза.

Из зеркала на нее смотрела светлокожая девушка с длинными прямыми волосами темно-рыжего цвета, на носу можно было разглядеть почти сливающиеся с кожей веснушки, изумрудные глаза внимательно смотрели на отражение.

И когда она перестала узнавать себя? Оставив этот вопрос открытым, Лили поправила сиреневое платье и надела мантию.

Вчерашнее настроение уже исчезло и, хотя воспоминание все еще приятно грело ее, отдаваясь где-то в груди мягким, приятным чувством, ей было уже не по себе. Вчерашнее «все в порядке» испарилось. Ничего не в порядке. Она беспокойно огляделась. Все было как-то неправильно, эта мысль глубоко засела в ее голове, и вытравить ее Эванс была просто не в состоянии. Лили нервничала, крутилась, не могла сосредоточиться. На нее нечасто находило подобное состояние, но каждый раз, как это случалось, она не могла понять причину, и это еще больше сводило с ума. Она выдохнула и, захватив палочку, быстро спустилась в гостиную. Джеймс как раз собирался уходить.

Снова теплота рук и поцелуй. Лили медленно подняла взгляд. Все казалось неправильным и нереальным.

— Где Ремус?

— Скоро придет, — спустя мгновение отозвался Джеймс. — Флитвик послал его по какому-то поручению.

Лили несколько секунд молчала, рассматривая Джеймса: его карие глаза, скрытые за квадратными очками в черной оправе, растрепанные волосы и улыбку, такую шкодную и очень теплую Мародерскую, необыкновенную улыбку. Неужели раньше Лили не выносила этого человека, и все в нем казалось каким-то вычурным: смех, движения, речь — все, что делало его особенным?

— Тебе не кажется, что что-то неправильно, Джеймс? — неожиданно сорвалось с ее губ. — Почему МакГонагалл не отпустила тебя сегодня? Почему Слизнорт не перенес вечер? Почему-то мы должны быть порознь, хотя могли бы быть вместе.

Сириус, наблюдающий эту картину, подумал, что эта парочка стоит друг друга. И когда у них уже пройдет пора этой сентиментальной чуши, от приторности которой зубы сводит?

— Это называется «влюбленность», Эванс, — Блэк выдохнул струйку дыма и продолжил: — Эндорфины и все такое, помутнение рассудка…

— Обожаю твоих друзей, Джеймс.

Поттер усмехнулся и, задумчиво опустив взгляд, произнес:

— Знаешь, Лили, раз уж на то пошло… Можешь переехать ко мне.

Что-то внутри нее упало. Она несколько раз моргнула, пытаясь понять, действительно ли слышала это.

Позади Сириус почти с таким же удивлением на лице замер и ошарашено уставился на них.

— Почему нет? — не понимая всеобщего удивления, Поттер расплылся в улыбке.

— Я... не против, только… это как-то… неожиданно, — сбивчиво ответила она.

— Вот уж точно, — послышался голос Блэка. — Ты бы предупреждал, что ли.

Поттер только пожал плечами и, отступая назад, произнес:

— Нам пора. Увидимся.

Портрет за Мародерами закрылся, но Лили не слышала шумящей гостиной, учеников, камина — ничего. Губы сами собой растянулись в улыбке, и еще несколько минут она стояла посреди комнаты, прикрыв глаза, и глупо улыбалась. Нет, все еще было не в порядке, но пока эта мысль как-то отошла на второй план.

— Лили, что с тобой?

Лили открыла глаза и увидела Ремуса.

— Ты так быстро, — отметила она, выходя из приятного оцепенения.

Люпин почесал затылок, чуть сдвинув брови.

— Не особенно, — не ожидая пока Эванс что-то ответит, он повел рукой в сторону спальни и быстро проговорил, что сейчас вернется.

Через некоторое время он был уже в парадной мантии, но с долей несвойственной ему небрежности во внешнем виде.

— Честно сказать, — говорил он, когда они уже подходили к кабинету, и сквозь приотворенную дверь была слышна музыка и привычный праздничный шум, — с этим вечером я ужасно замотался.

— Ты замотался? — Лили приподняла брови, с ужасом глядя в сторону кабинета. — А я?

— Ну... — Ремус неопределенно пожал плечами, остановившись вместе с Лили. — Как думаешь, — спустя пару секунд начал он, — Слизнорт будет рад видеть нас?

— Он больше обрадовался бы Джеймсу, а еще больше Сириусу, но... — она перевела рассредоточенный взгляд с двери на Люпина и отмахнулась. — Но какая разница? В конце концов, это же праздник. Пусть я и не выношу такие мероприятия.

Она улыбнулась, и следом за другой опаздывающей парой они зашли в кабинет. Лили восхищенно ахнула. На этот раз роскоши в украшении зала не было предела. Пир во время чумы, но кого это интересует, если повсюду уже снуют официанты и играет музыка?

— Мисс Эванс! Мистер Люпин! Рад вас видеть, — распалялся в приветствиях профессор. — Проходите скорее, праздник в самом разгаре.

— Профессор, зал просто потрясающий!

Казалось, он только того и ждал, потому что, услышав это, он словно по команде восторженно затараторил:

— Скажите спасибо своим друзьям, это они вот уже второй год трудятся декораторами для нашего вечера. И, мисс Эванс, надеюсь, вы не сбежите как в прошлый раз. В конце вечера я хочу сделать совместное фото Клуба, для этого мне даже пришлось позвать фотографа, хотя он и мой бывший ученик — Бадди Скэтч, может, слышали? — спросил он, а затем многозначительно добавил: — Он прославился в определенных кругах.

Ответа не понадобилось, поскольку прибыла очередная пара, и Слизнорт бросился их встречать.

— Кажется, праздник действительно влияет на него положительно, — отметил Люпин, глядя вслед профессору зелий.

Лили улыбнулась и кивнула. Они прошли вглубь кабинета, где собралась уже большая часть приглашенных. Кто-то танцевал, а кто-то, каковых было большинство, сбился в кучки, по-светски разговаривая о чем-то. Лили всегда казалось, что именно так проходят званые вечера в поместьях Блэков или Малфоев.

— Каждый год одно и то же, — бросила она, взяв у официанта закуску. Она не ужинала, и ее потихоньку начало захватывать чувство голода.

— Мы одни тут с Гриффиндора? — озадаченно спросил Люпин, разглядывая гостей.

— Нет, вон Мэри с хаффлпаффцем. Может, кто в официантах с Гриффиндора есть.

— Но в клубе ты одна?

— Ага, — произнесла она.

— Кто это? Крауч? — спросил Люпин, вытянув шею.

Лили посмотрела туда, куда указывал Ремус. Возле окна, рядом с блондинкой, со скучающим видом рассматривающей свой бокал, стоял парень с пшеничными волосами. С виду очень аккуратный, простой и ничем не примечательный, он слушал Регулуса Блэка, который с фанатично горящими глазами, говорил ему что-то. Почувствовав взгляд, устремленный на него, он повернул голову, облизнув губы и рыская в толпе блестящими, хитрыми глазами. Лили поспешно отвернулась.

— Да, Крауч, — с неохотой произнесла она, слишком старательно избегая поднятия глаз. Барти всегда несколько пугал ее своей странноватой двуликостью, спокойным и в то же время бешеным рвением к вершинам, которые уже давно стали для него важнее всего.

— Я слышал, у него отец работает в Министерстве? — спросил Люпин, глядя в сторону Крауча.

— Да, — тут же ответила она. — Сейчас не вспомню кем, хотя слышала это миллион раз. Знаешь, Барти помешанный, серьезно. Это не Рег, которого надоумили родители… Он такой фанатик, что страшно становится. Ему только пятнадцать, а он уже стал Пожирателем.

Лили улыбнулась в знак того, что рассказ окончен и взглянула на Люпина. Он собирался что-то сказать, но представший перед ними Регулус Блэк не дал ему этого сделать. Лили вскинула брови, видимо, их повышенное внимание было замечено. Казалось, с каждым днем Регулус все больше становился похожим на брата, все такой же аккуратный, высокомерный, с выражением лица, какое принимает недовольный чем-то Сириус, но более живой и несдержанный, словно он вдруг ощутил себя действительно на вершине мира. Может быть, впервые за долгое время Регулус Блэк был по-настоящему счастлив?

— Ну надо же, Эванс, ты меняешь парней, как перчатки, — на выдохе произнес он, оборвав последнее слово кривой ухмылкой.

— Куда дел манеры, Блэк? — ощетинился Люпин, устремив на слизеринца презрительно-насмешливый взгляд. Лили недоуменно покосилась на Ремуса, это же сделал и Регулус. Вскинув брови, он взглянул на Лунатика и спустя мгновение невероятно скривился, сразу стало ясно — общение с Ремусом его благородная особа едва выносит.

— Или теперь модно поливать всех грязью? — продолжал гриффиндорец.

— Я не с тобой разговариваю.

Ремус усмехнулся, и с нажимом проговорил:

— Хочу предупредить, Регулус, эту девушку доверили мне, и я легко прямо здесь устрою с тобой такую дуэль, что твои кости еще долго будут ее вспоминать.

— Эй-эй, все, стоп, — Лили пришла в себя и незамедлительно вклинилась между ними. — Успокойся, Ремус.

— Кости, — насмешливо выговорил Регулус. — Знаешь, Эванс, тебе стоит быть осторожнее, — Блэк перевел на нее тягучий, оставляющий неприятное ощущение взгляд. — Рядом с тобой все парни превращаются в подобие Поттера.

С этими словами он еще раз посмотрел на Люпина и тут же покинул их общество.

— Ремус, ну что с тобой? — не выдержала Лили, резко повернувшись к нему. — Я тебя просто не узнаю!

— Пусть знает, что не надо лезть к тебе, — он развел руки в стороны.

Лили отрывисто выдохнула и непонимающе воскликнула:

— Это же Регулус!

— Вот именно, — отозвался Ремус, сощурившись и искривив брови. — Чего он такой счастливый? Надо же, какой напыщенный индюк! Получил метку и просто засветился! И почему пару лет назад мы с Сириусом не удосужились хорошенько промыть ему мозги?..

— Черт возьми, Джеймс, прекрати! — вдруг выпалила она и резко обернулась. Она увидела Ремуса и тут же сбивчиво произнесла. — Оу... Прости, Рем. Просто ты так похоже говоришь, что я... — в конце концов она совершенно растерялась и произнесла сокрушенное «извини».

Выражение лица Ремуса сказало само за себя, невинный взгляд и такая знакомая улыбка, только не на тех губах.

— Стоп, — выпалила Лили, широко распахнув глаза, в которых мелькнула тень догадки. Сначала странная растрепанность, потом несдержанность по отношению к Блэку, случайная ошибка Лили и эта улыбка. — Ты…

Люпин извиняюще пожал плечами:

— Привет, Лили.

— О черт, — произнесла Эванс, ошарашено глядя на Люпина. — Ты что же... правда, Джеймс?

— Джеймс Поттер, ага, — он продолжал очаровательно улыбаться, и снова пожал плечами, не вынимая рук из карманов.

— Серьезно?

— Хочешь меня проверить?

Он выжидающе приподнял брови. Лили, все еще пребывающая в шоке, просто глядела на него.

— Я, — протянула она, перебегая глазами с золотых шифоновых штор на Бадди Скетча, схватившего сразу два стакана медовухи, и Слизнорта, который, забавно покачиваясь, хватал бывшего ученика за плечи. — Я не знаю, что думать.

— Лили, — мягко протянул он, заставив ее обратить свой взгляд на него. — Это я.

Она зажмурилась. Неужели действительно Джеймс?

— Правда, — будто услышав ее мысли, ответил он. — Ты так хотела, чтобы на вечер с тобой пошел я, что мы решили, что это будет лучший вариант… Вообще, знаешь, все Сириус придумал, он у нас — голова.

— Ну да, — просто чтобы что-то ответить произнесла девушка, удивленно глядя на Джеймса-Ремуса. — Но… как вы это сделали?

— Ну…

* * *

— На вечер с Лили пойдет Лунатик, — произнес Сириус, а затем, сделав небольшую паузу, добавил. — Но… Не совсем.

— Это не мания величия, Джеймс, это шизофрения, — серьезно проговорил Ремус, вызвав смех у Поттера и Хвоста, Сириус же закатил глаза:

— Я сейчас кину в тебя что-нибудь, — заявил он, раздраженно сощурив глаза. — Хватит уже. Вот, — и тут Сириус поднял в воздух внушительных размеров бутылек, напоминающий по форме фляжку.

Мародеры замерли, удивленно приподняв брови.

— Знаешь, Сириус, теперь я точно уверен в своих словах.

— А может, это уже алкоголизм, — предположил Джеймс и с серьезным видом поправил очки.

— Это Оборотное зелье.

— Что? — Люпин изменился в лице, ошарашено глядя на друга. — Откуда?

— У Слизнорта в кладовке стояло несколько котлов с зельями, в одном из них было Оборотное, которое я определил благодаря тому вечеру, когда на четвертом курсе ты, Лунатик, основательно промывал нам мозг относительно зелий. Видно, после очередного урока «угадайте, что в котле» оставил, вообще не знаю, почему он его не вылил, но нам это на руку.

— Ты говоришь о человеке, который ворует листья дорогих растений в теплице, Сириус! Чтобы он вылил Оборотное зелье? — усмехнулся Поттер.

— А это, наверное, опасно, хранить зелье в кладовке, — вдруг такие вот, как Сириус, заберутся… — рассуждал Питер, покачиваясь на кровати взад-вперед.

— А если такие окажутся Пожирателями…

— Ты что все зелье забрал оттуда? — обеспокоенно спросил Люпин. — Почему его так много?

Блэк недовольно отмахнулся.

— Там еще осталось. Этой фляжки хватит где-то на семь часов, а если делить ее содержимое на двоих, то на три с половиной. Таким образом, ты, Люпин, если согласен, конечно, поменяешься с Джеймсом, и он пойдет на вечер с Лили.

— Ты гений, Бродяга!

— А я что говорил?! — довольно заключил Блэк, откинувшись на кровать.

— То есть Лунатик будет работать за Джеймса? — спросил Хвост, задумчиво глядя на самодовольно улыбающегося Сириуса.

— Да, — Ремус кивнул. — Меня тоже волнует этот вопрос.

Джеймс мгновенно подлетел к нему, сжимая в руках подушку, и затараторил, не забыв при этом сделать просящее лицо:

— Ремус! Ты же заменишь меня? Ну правда, да? А? Рем?! Ради меня, нет, ради Лили! Или… Ради любви, Лунатик! Ради любви, этого высокого, волшебного чувства! Ну, пожалуйста…

— Ладно, — Ремус улыбнулся, отодвигая от себя Поттера. — Только ради любви.

— Ты просто чудо, Рем! — просиял Джеймс, обняв его.

— Не за что, — с легкой улыбкой отозвался тот.

* * *

Лили выслушивала историю Джеймса с нескрываемой улыбкой. Она искренне не понимала, как эта компания вообще собралась вместе. Ну ладно еще Поттер с Блэком, но остальные? Как в их компанию попал Питер? А Ремус, как он не сбежал от них?

— Вашей дружбой можно только удивленно восхищаться, — озвучила она свои мысли, когда рассказ был закончен. — И как Ремус вас терпит? По сравнению с вами…

— Ты просто не видела Лунатика в деле, — утверждал Поттер, по-деловому качая головой. — Ремус лучший лгун, которого я видел. Сириус как-то раз сказал... — Ремус-Джеймс задумчиво возвел глаза к потолку, вспоминая что-то, — в тихом омуте черти водятся, как-то так. Гениально, а?

Он восторженно поглядел на Эванс, а она засмеялась, потрепав его по руке:

— Это магловская пословица, Джеймс.

— Да?

Джеймс недоверчиво поглядел на Лили с видом ребенка, которому сообщили, что Санта-Клауса нет. Он сощурился и начал бурчать какие-то едва различимые проклятья в своем обычном духе, показывающие его негодование по поводу собственной ненаблюдательности и хитрости Сириуса. Лили усмехнулась и вдруг поняла, что эти снующие туда-сюда парочки, Слизнорт, официанты и угощения так ничтожны и далеки от них, что, пожалуй, при всем желании не смогут испортить предпраздничного настроения.

Закончив рассуждения смехом, Ремус-Джеймс покачал головой и, осмотрев зал, серьезно сказал:

— Ты была права, Лили. Здесь ничего интересного. Даже скучнее, чем можно предположить. Столько лет мечтаний, грез, попыток заглянуть сквозь завесу тайны…

— Просто ты не в своем облике, тебе ведь нравится быть в центре внимания, — шутливо объяснила девушка, а затем, заметив взгляд Ремуса-Джеймса, поспешно продолжила: — Многие думают, что состоять в Клубе Слизней — большая честь. И многие действительно получают от этого удовольствие, но… уж точно не я.

— И не я, — смеясь, повторил Поттер. — Здесь же нельзя ничего такого устроить… — мечтательно протянул он, получив от Лили шутливый удар в плечо. Эванс засмеялась, уворачиваясь от рук Ремуса, которые хотели было сгрести ее в охапку. Она зашипела на него, расширив глаза и удерживая его.

— Держи себя в руках! — сквозь смех сказала она, покосившись на рейвенкловку, недовольно поглядевшую в их сторону. — Мы же на вечеринке.

— И что? — поднимая брови, спросил Ремус-Джеймс.

— И вокруг куча напыщенных индюков, привыкших тихо и мирно пить шампанское на приемах в родительских особнячках.

Ремус махнул головой:

— Плевать на них.

Лили сделала шаг назад и опустила взгляд, рассматривая подол своего платья.

— Так странно, — начала она, улыбнувшись, — смотреть на Ремуса и знать, что это ты. Мы не можем вести себя так, как заблагорассудится, — заметила она, когда гриффиндорец взял ее за руку, переплетая их пальцы, — иначе по школе поползут слухи.

— А плевать, — Поттер подтянул ее к себе и прошептал это уже ей на ухо.

— Джеймс! — она легко оттолкнула его, начиная смеяться. — Ну правда, это какой-то перебор. Мне сложно перестроиться, чтобы видеть в тебе тебя, то есть…

Джеймс засмеялся, и Лили тоже улыбнулась, неловко поправив волосы. Она чувствовала себя нереально, так, словно все происходящее затуманено легкой дымкой сна.

— Ну а что скажет Рем, когда на него начнут показывать пальцем? — не отступала Лили.

— Если начнут, расскажем всем что к чему.

Эванс приподняла брови:

— Чтобы послушать очередную восхваляющую песню в вашу честь?

— Хотя бы для этого, — согласился он, пожимая плечами. — Все равно к завтрашнему утру все будут знать, что Ремус Люпин провел этот вечер, отбывая наказание по статье «Джеймс Поттер и голова Бертрама Обри». По Хогвартсу быстро распространяются слухи.

Лили улыбнулась. Она не знала, намерено ли Поттер опустил имя Снейпа, но почему-то то, что оно не прозвучало, стало для нее приятным дополнением к этому вечеру и тому, что Джеймс все-таки нашел способ быть с ней рядом. Точнее не Джеймс, а Сириус.

— Нужно будет сказать Лунатику большое спасибо. И Сириусу тоже.

— Да, — согласно кивнул Ремус-Джеймс.

Остаток вчера Лили смутно помнила. Были какие-то разговоры, танцы и отменные угощения Слизнорта, было общее фото и тот самый Барти Скетч, который здорово напился и едва держал камеру в руках. Затерявшись в праздничной суете, сразу после вспышек фотокамеры, Лили и Джеймс выскочили из кабинета. Пустые коридоры, ведущие в родную гостиную, отражали их тихие, произнесенные полушепотом разговоры, камень гулко постукивал, соприкасаясь с подошвой обуви. В черном, бархатном воздухе за окном кружили снежинки.

По коридорам проносились голоса: Люпин-Поттер что-то воскликнул, усиленно взъерошивая волосы, Лили заливисто засмеялась, глядя, как шевелюра Ремуса неловко и непривычно загибается, замирает на голове в беспорядке, понуро опускается на лоб и на макушке предстает в некотором напоминании рожек. Волосы Рема — длиннее, чем у Поттера, мягче, более податливы и гораздо светлее, с пепельным отливом, словно по ним легким налетом прошлась седина.

— Черт возьми, Джеймс, — протянула она, останавливаясь. — Что ты сделал с Ремусом, а?

Люпин-Поттер растерянно приподнял брови и улыбнулся, поняв в чем дело:

— Пора и Лунатику побыть в стиле Джеймса Поттера.

Лили остановилась перед ним и, вытянув руки, под его пристальным взглядом пригладила волосы.

— Боюсь, такого он не переживет, так что лучше сделать все, как было, а?

Она опустила руки и, улыбнувшись, поглядела в глаза, светящиеся не той молчаливой, тяжелой ношей по-старчески взрослого Ремуса Люпина, а взбалмошностью золотого ребенка Джеймса Поттера, который почти не видел никаких забот и в ту же секунду мог броситься в бой с Пожирателями.

— Я хочу тебя поцеловать, — полушепотом сказал он, с нежностью глядя на девушку.

Лили засмеялась и, сощурившись, мягко ответила:

— Только, когда ты целиком и полностью станешь Джеймсом Поттером.

Гриффиндорец обиженно нахмурился, но Эванс только взяла его непривычно большую ладонь в свою и потянула следом.

В тот вечер, Лили вошла в гостиную нерешительно и осторожно, ступая следом за Джеймсом, светящимся лучезарной улыбкой. Брюки касались пола, а рубашка стала нестерпимо тесной: Ремус был куда выше и худее спортсмена Поттера, явившегося в башню Гриффиндора в истинном обличье, но это не ухудшало настроения и нисколько не заставляло поторопиться с переодеванием. Проникнувшаяся любовью к Мародером и вдохновленная несколькими бокалами шампанского, Лили произнесла долгую благодарственную речь, восхваляла их дружбу, выдерживающую время войны, разделяющее людей на два лагеря, говорила об их удивительной преданности, благодарила Мародеров и восхищенно повторяла: «вы самые удивительные люди, которых я когда-либо встречала».

Блэк только приподнял брови, поняв, что ему, быть может, впервые в жизни, не хочется разбавить этот момент какой-нибудь язвительной фразой. Он слышал, что Ремус что-то ответил, глядел, как Джеймс обнимает Эванс, как Лили смеется, щурится, и как Поттер гладит ее по плечу, улыбается, глядя на нее. В тот момент он почувствовал к этой девушке такое тепло, что она показалась ему действительно родной, такой, какими для него всегда были Мародеры.

— Я бы за это выпил, — тихо сказал он, подмигнув Лили.

С тех пор она стала полноправным членом их маленькой банды, получив одобрения от того, чьим мнением Джеймс дорожил больше чьего бы то ни было — от Сириуса Блэка.

* * *

В канун Рождества воздух внезапно пронизала звенящая, давящая на слух тишина. Не было ни снега, ни ветра, терзающего в эту зиму всех англичан, ни аномального для этих мест мороза, казалось, что вообще все исчезло. Зловещее, пронизывающее до самых костей безмолвие охватило Англию так же внезапно, как жестокий ветер когда-то взял в этих местах власть. Все чувствовали скорую беду, словно эта тишина была всего лишь затишьем перед бурей. В той тиши прошло Рождество. И Мародерам не удалось повеселиться: Хогвартс будто охватила апатия. Праздник прошел так же тихо, спокойно, с пустыми разговорами, подарками в цветной упаковке, с приглушенным светом, с праздничным ужином в почти не опустевшем зале, с пожеланиями спокойного будущего и мирного неба. К счастью всех англичан, «Пророк» не сообщал о происшествиях в рождественскую ночь, и в души волшебников закралась совсем маленькая, невесомая надежда на то, что Волдеморт отступил.

Лили подписывала последние поздравительные открытки. Отцу досталась с тремя эльфами, раскладывающими подарки, Тунье и Вернону, которого Лили не забыла вписать в поздравления, — зимний пейзаж, а Ребекке и Хельге — фотографии, проявленные родителями Люпина и как раз к праздникам присланные в Хогвартс. На обеих фото — огромное сборище гриффиндорцев, как-то раз пойманное Ремусом в гостиной, там и вся мародерская компания, и Лили с соседками, и Гордон с Дэвисом.

Запечатав конверты, Эванс выбрала еще одну фотографию из отданных ей Люпиным, где четверо мародеров стояли на фоне Черного озера. Погладив краешек пальцем, она задумчиво прищурилась. Сколько всего поменялось за какую-то пару лет! На пятом курсе, сдавая СОВ, она даже в самой странной фантазии не могла предположить, что все так изменится, что она влюбится в Джеймса Поттера и не будет представлять без него жизни, что подружится с Мародерами, что Хельга уедет, а Северус… Ну а что Северус?.. Забравшись коленями на кровать, Лили с помощью заклинания прикрепила фотографию к стене и, взглянув на изображение, улыбнулась: мародеры замахали ей руками.

— Эванс! Лили Эванс, сейчас же спускайся в гостиную!

Она обернулась. Звуки доносились не из комнаты, а знакомый с хрипотцой голос точно принадлежал Сириусу Блэку. Лили выглянула из двери и улыбнулась.

— Черт возьми, я сейчас голос сорву ради твоей ненаглядной… — говорил Джеймсу Блэк, шутливо нахмурившись.

— Что случилось?

— Я немного охрип, — сипло сообщил Поттер.

— Ему просто нужна хорошая кружка сливочного пива, — Блэк хлопнул друга по плечу и подмигнул Лили, через две ступеньки сбежавшей по лестнице.

* * *

Макарик.

____________

— Что это у тебя на ногах?

Лили вытянула ноги. Она сидела на коленях у Джеймса, расположившись поперек кресла, в котором он сидел.

— Это махровые носочки, — ответила Лили, внимательно приглядевшись.

— К черту носочки, — категоричным тоном сказал Джеймс и для большего эффекта мотнул головой. Он не был пьян, но бутылка шампанского на столике рядом с ним лишилась своего содержимого в основном благодаря его стараниям. Бокал Лили, который она держала в руках, отличался от кружки Поттера завидным постоянством. Бутылку прислали на Рождество Сириусу Тонксы, видимо, решив, что игристое шампанское будет лучше, чем огневиски, добытое непонятно как и где, а Сириус, категорически не переносящий, как он сам выражался, «эту газировку», любезно передарил ее друзьям.

— Но, Джеймс, мне будет холодно! — возразила Лили.

— В таком случае, тебе стоит надеть что-нибудь на ноги. Я имею в виду штаны или джинсы.

— Я в шортах.

Джеймс изумленно вздернул брови.

— Где это? — Он приподнял ее свитер и заглянул под него. Лили негромко зашипела и стукнула его по рукам.

— Что ты делаешь, Джеймс! — пробурчала она, поймав на себе смеющийся взгляд Дэвиса, и натянула свитер до самых колен.

— Все в порядке, шорты имеются, — сообщил Джеймс всем, кто мог его слышать.

— Может, нам оставить вас одних? — вкрадчиво произнес Дэвид, закидывая себе в рот драже Берти Боттс.

Джонатан Гордон, который ел эти конфеты по особой системе и сейчас отыскивал желтую, вскинул голову.

— Э, я никуда не пойду, — возмутился он. — Пусть сами уходят.

Дэвид одарил его долгим взглядом, наблюдая, как тот, не вытерпев, высыпал драже на стол.

— Никто не собирается уединяться, — возразила Лили.

Люпин усмехнулся.

— Говори за себя. Кажется, Джеймсу неймется, — заметил он. Джеймс действительно ластился к Лили, но встречал ее сухое безразличие.

— Ты действительно замерзла! — негодующе воскликнул он.

— Она не может замерзнуть, она же солнышко, — улыбнулся капитан гриффиндорской сборной.

— Извини, Джеймс, я задумалась, — мягко произнесла Лили и потянулась к парню, обвив руками его шею.

— О чем задумалась? — полюбопытствовал Поттер, оторвавшись от Лили.

О чем она думала? О том, как тепло и уютно в гостиной, как мягко трещит огонь в камине. О том, что это было самое спокойное Рождество: в кругу друзей, в руках любимого человека. О том, что сейчас ее мало заботила предстоящая встреча с Петуньей и Верноном, о том, что войне сегодня не пробраться в ее сердце. О том, как там Северус… Как он?

Она услышала тихий смех Джеймса:

— Похоже, ты снова задумалась и не хочешь делиться своими мыслями.

— Просто так хорошо, — сказала Лили, выражая словами свое общее ощущение.

— Ой, а у меня сегодня еще одна сестра родилась! — вдруг сообщила Мэри и помахала письмом.

— О, поздравляю! — откликнулась Лили, выпрямившись, насколько позволяла ей ее поза.

— Как назвали? — подхватил Джеймс.

— Думают: или Габриэль, или Вирджиния.

— Лучше Вирджиния.

— Мне тоже так кажется, — сказала Лили.

— Габриель, — махнул рукой Гордон.

— Оба имени такого мягкого звучания, — протянул Люпин, как бы пробуя их на вкус.

— А какое лучше?

— По мне, Габриэль. Но Вирджиния тоже неплохо.

Со всей гостиной послышались выкрики имен. Мэри заморгала.

— Родители склоняются к Вирджинии. Может, у меня еще сестренка родится, и они назовут ее Габриэль.

— Красавчики, — подмигнул Джеймс. Помолчав, он добавил: — А теперь предлагаю подумать, как нам назвать наших с Лили детей.

— Что? — Лили ошарашено на него воззрилась.

— А что, уже пора? — недвусмысленно ухмыльнулась Нэнси, отложив книгу, и посмотрела на Лили. Но та была удивлена не меньше других.

— Ну что такое? — Джеймс приподнял брови и взъерошил волосы.

— А кого хотите: мальчика или девочку? — спросил Люпин, прерывая неудобную паузу.

— Мальчика, — тут же ответила Лили и заметно оживилась. — Первый пусть будет мальчик.

— Мальчик? Ну, раз ты настаиваешь… — Поттер развел руками, но затем шутливо пригрозил ей пальцем. — Но чтобы вторая была девочка. Хочу, чтобы она была похожа на тебя.

Лили улыбнулась и ласково взглянула на Джеймса. Он смотрел на нее с нежностью и любовью. У Лили перехватило дыхание, а по телу пробежала искра. “Как в романах пишут, честное слово”, — промелькнуло у нее в голове, и она с трудом оторвала взгляд от Джеймса.

— Даже не знаю, — задумалась Лили и сосредоточенно сдвинула брови.

— Девочка, чур, Алиса, — быстро вставил Джеймс и обвел всех испытующим взглядом, будто кто-то собирался вступить с ним в дебаты.

— А мальчик пусть будет Альбертом, — пожал плечами Гордон, с особой тщательностью расставляя драже в одну линию.

— Альберт? — поморщился Джеймс.

— Алиса, Альберт — созвучно, — отозвался Джонатан, не поднимая головы.

— Ага, прямо не отличишь, — съязвил Дэвис.

— Нужно что-нибудь необычное, — проговорил Джеймс.

— Гюльчатай, — предложил Гордон, исподлобья глянув на Поттера.

— Ничего, что это женское имя? — закатил глаза Дэвид.

— В этом его необычность.

— Ты мудак, — закатив глаза, выдохнул Дэвис.

— Тимоти, — послышался голос одной из соседок Лили.

— Лучше Самюэль, — предложила Нэнси.

— Может, Рабиндранат? — с надеждой предложил Джеймс.

— О Мерлин, нет! — вскричала Лили. — Что за ужас!

Поттер снова потянулся к волосам и мило улыбнулся.

— Натаниэль. Оно необычное, — произнесла Мэри. — Или в честь отца.

— Нет, только не в честь отца, — покачал головой Джеймс. — Эх, жалко Бродяги нет, — вздохнул он.

— И что бы он сказал? — И Ремус, состроив надменно-вопросительную гримасу, откинул с лица воображаемую шевелюру и якобы закурил. — Дети? К чему эти сопли, Джимбо? Можно обойтись без побочных эффектов.

Джеймс обнажил зубы в улыбке, узнавая манеры своего друга.

— Ну, а ты же не считаешь, что дети — это нежелательный побочный эффект?

Ремус развел руки в стороны:

— По-моему, дети — это замечательно.

— Тогда предлагай имя.

— Барри? В честь Джеймса Барри, создателя “Питера Пена”?

— Забавно, он тоже Джеймс, — заметила Лили. — А мне нравится имя Барри. Я еще думала насчет Генри…

— Можно совместить: получится Гарри, — сказал Люпин.

— Ой, мне нравится, — воскликнула Лили.

— А ты что думаешь, Хвост? — спросил Джеймс.

Петиггрю взглянул на него слезливыми глазками.

— Мне понравился Генри. И Гарри тоже ничего, — заторопился он.

— Мне еще имя Дисеммиарт приглянулось, — промурлыкал Джеймс.

— Где ты откопал такие имена? — изумилась Лили.

— Просто нашел, — уклончиво ответил тот.

Гостиная оживилась. Имена сыпались, словно переспелые яблоки, то общеупотребляемые, то совершенно выдуманные. Лили блаженно закрыла глаза. Сегодня был потрясающий день. Сначала они обменивались подарками, потом гуляли по заснеженной улице, катались на коньках, бродили по Хогвартсу, ужинали…

Лили распахнула глаза и убрала ноги с ручки кресла.

— Ты куда? — удивился Джеймс.

— Я забыла свою кофту в коридоре. Пойду схожу.

— Брось. Уж не думаешь ли ты, что кто-то ее украдет?

— А вдруг Филч примет ее за свою тряпку? Джеймс, — мягко прервала она его, — я оставила ее на подоконнике в коридоре, прямо здесь. Всего пару шагов — и я на месте. Я скоро приду.

— Ты замерзнешь, — Джеймс предпринял слабую попытку удержать девушку, но она высвободилась.

— Я скоро, — заверила она его и пересекла гостиную.

Открыв портрет, она испуганно ахнула и отшатнулась, встретив на своем пути препятствие в виде какого-то человека. Приглядевшись, она убедилась, что первое впечатление ее не обмануло, и перед ней действительно стоит Снейп.

— Сев? — удивилась Лили, автоматически понизив голос. Она воровато оглянулась и выскользнула в коридор, прикрыв за собой портрет, за которым слышались выкрики разнообразных имен. — Что ты тут делаешь?

— Ты замерзнешь, — вместо ответа Снейп сказал фразу, только что произнесенную Джеймсом, и кинул взгляд на ее голые ноги.

Только сейчас Лили поняла, как холодно в коридоре и как тепло в гостиной. Она зябко поежилась, но вздернула подбородок и встретилась взглядом с Северусом.

— Что ты тут делаешь? — повторила она свой вопрос. — Уже поздно.

— Не очень. Просто на улице темно.

— Сев?

— Это твое? — спросил Снейп и протянул ей кофту. Лили узнала в ней свою.

— Да, мое. Спасибо. Я как раз за ней шла.

— Это тебе, — вслед за кофтой Северус протянул ей букет маргариток.

Лили ошарашено уставилась на них. Букет был явно свежий. Солнечные головки маргариток задорно смотрели на нее, напоминая о лете.

— О, Сев, — выдавила она и, поколебавшись, приняла букет. — Откуда они у тебя? Посреди зимы?

Снейп бесстрастно пожал плечами.

— Ты наколдовал их?

Он покачал головой. Лили дотронулась до цветов кончиками пальцев.

— Большое спасибо. Я… Я даже не знаю, как тебя благодарить. Я вообще не знаю, как реагировать! — выпалила Лили то, что вертелось у нее в голове.

— Это подарок на Рождество. Я знаю, ты любишь маргаритки.

— Сев…

Она не знала, что сказать. Ей хотелось сказать так много, но она молчала и просто смотрела на своего старого друга. Ей хотелось обнять его, но она боялась повторения сцены в Совятне. Хотелось спросить, как он, но слова никак не шли.

Северусу не нужны были ее слова: ее взгляд говорил гораздо больше. И он впитывал его, любуясь этими изумрудами, теплотой и благодарностью, которую они излучали. Лили чуть улыбнулась, и ее улыбка нашла отражение на лице угрюмого черноволосого мальчика. Угрюмого? О, нет. Сейчас он не был мрачен и угрюм, ведь рядом с ним была его Лили. Лили, о которой он еще минуту назад мечтал в Выручай-комнате среди полевых цветов и душистых трав. Его Лили, которая делилась с ним его секретами до того, как встретила этого ужасного Поттера. Его Лили, за каждую ресничку которой он мог пожертвовать своей жизнью. Ресницы у нее были темно-рыжие, пушистые, и на них так красиво ложились снежинки…

Их молчаливое уединение было бесцеремонно разрушено. В прохладу коридора внезапно ворвалось душное тепло гостиной, а из-за портрета вылез Джеймс, как всегда веселый и растрепанный.

— Лил… — начал было он и замер, зацепившись взглядом за слизеринца. — О, Нюнчик. Какими судьбами?

Он прижал Лили к себе спиной и приобнял ее за плечи.

— Ты, наверное, замерзла тут? — ласково спросил Джеймс Лили на ухо и оставил нежный поцелуй у нее на шее.

Лили крепче прижала к себе букет и машинально ответила:

— Нет.

— Мы бы пригласили тебя, Снейп, но, боюсь, ты попадешь под мое обаяние, и я лишусь своего главного оппонента, — сказал Джеймс, нахально улыбнувшись. — А, кстати, как ты предлагаешь назвать нашего с Лили ребенка? Твое предложение будет рассмотрено одним из первых.

Снейп ничего не отвечал и даже не удостоил гриффиндорца взглядом. Слова Джеймса больно резали слух, но все внимание глаз было сосредоточенно на Лили. Его Лили, которая неосознанно прижималась к Поттеру, его Лили, которую обнимали чужие руки. Его Лили, девушку всей его жизни… Его Лили… Его Лили?

Снейп ничего не ответил и развернулся. Его тощая фигура то тонула во мраке, то вдруг вспыхивала в свете факелов.

— С Рождеством! — крикнул Джеймс и затащил несопротивляющуюся Лили обратно в гостиную Гриффиндора.

Взгляд Северуса, полный какого-то неизъяснимого чувства, оставил на душе Лили неприятный отпечаток, прилипший, словно кусок мазута. Она повернулась к Джеймсу, но вместо ожидаемой самодовольной ухмылочки увидела вымученное подобие улыбки, словно мышцы свело судорогой.

— Зачем ты так с ним? — тихо спросила Лили и спрятала лицо у него на груди.

— Не знаю, — честно признался Джеймс. Он рассеянно поглаживал Лили по спине и отрешенно взирал поверх ее головы. — Скорее всего, сработали защитные механизмы.

— Защитные? От чего же ты защищался?

— Ты видела его взгляд? Раньше я не видел в нем ничего, кроме ненависти, а сейчас он даже не посмотрел на меня.

— Северус хороший. О, как нехорошо! — воскликнула она, заламывая руки.

Джеймс отодвинул от себя Лили и одарил ее полушутливым, полусерьезным взглядом.

— Только не говори, что он снова испортил тебе настроение. Не так давно ты говорила, что так случилось, что он влюблен тебя, и с этим ничего не поделаешь. А также добавила, что это не лучшая тема для разговора.

— Зато отличная пища для раздумий.

— По-моему, слишком соленая и тяжелая пища, — отозвался Поттер.

— Он подарил мне цветы…

— Так давай используем их, чтобы создать лето. Ну, посмотри, — сказал он, кивнув головой на букет маргариток. — Как можно не радоваться, когда на них смотришь? — и Джеймс, сделав голос писклявым и восторженным, произнес от лица цветов: — Привет, Лили, мы хотим, чтобы ты улыбалась, будь счастлива с этим очкастым придурком.

Лили невольно улыбнулась.

— Пойду, поставлю их в вазу.

— Ты даже не возразила против очкастого придурка! — Джеймс изобразил возмущение.

— Ну, что есть, то есть, — рассмеялась Лили и побежала в спальню девочек…

* * *

Джеймс проснулся к обеду. Подарки были свалены между кроватей, и гора, оставшаяся с прошлого вечера, уже заметно уменьшилась. На кровати Блэка лежала смятая подарочная обертка и несколько коробочек разного размера. В комнате не было никого, кроме него самого. Джеймс потянулся, поглядел за окно, намереваясь узнать, изменилась ли погода и, переступив через коробки, заглянул в тумбочку. Вытащив Карту Мародеров, он внимательно рассмотрел ее, ища знакомые имена.

Он нашел их в гостиной, за поеданием оставшихся после праздника сладостей. Они, как всегда, заняли диванчик у камина и любимое Сириусом кресло, в котором вальяжно развалился сам гриффиндорец. Заметив приближающегося Поттера, он выпрямился и, раскинув руки, прямо-таки закричал:

— Джимбо, ты лучший!

Гриффиндорцы, сидящие в гостиной тут же повернули головы на крик. Но Поттер и не обратил внимания. Важнее было, что остальные три друга тоже повернулись. Ремус, выглядящий как всегда паршиво, Питер, кивающий, как заводной, и Лили, чья темно-рыжая шевелюра, стянутая в высокий хвост, и теплая улыбка первыми бросились в глаза.

— Поддерживаю, — проговорила она.

Поттер сел рядом, тут же обняв Лили, и пробежался взглядом по друзьям.

— Почему не разбудили?

— Мы решили дать тебе выспаться, — объяснил Ремус, глядя на Джеймса. — В честь единогласного признания тебя лучшим из лучших.

— Я знал, что когда-нибудь вы поймете всю ценность моего существа, — театрально произнес Поттер, глядя куда-то в сторону. — Но все же. Не могу не сросить, что заставило вас признать это?

— Подарки, Сохатый, — отозвался Питер, закидывая в рот горсть конфет.

Поттер вдруг рассмеялся.

— Вот вы о чем…

— Поверить не могу, — начал Ремус, мечтательно возводя глаза к потолку. — Что мы больше не будем слышать это щелканье мертвой зажигалкой мистера Блэка.

— Не дождетесь, — фыркнул Сириус, вытащив из кармана новенькую позолоченную, с узорчатой гравировкой Гримма на металлическом корпусе. — Я не буду использовать эту красавицу, пока моя старенькая дешевая малышка не сгинет с этого света.

Джеймс потянулся за шоколадной лягушкой, лежащей, как и все остальное, на столике, и невольно улыбнулся, глянув на Блэка исподлобья. Ему всегда нравился особый стиль разговора Бродяги, то, как он может говорить, то высокопарным слогом, то вот так. Может всегда слишком вычурно, но без этого Сириус вовсе не Сириус.

— Ваши подарки тоже порадовали, — отметил Поттер, кивнув Ремусу и распаковав лягушку. — В частности расческа от Лунатика.

Тот засмеялся:

— Знал, что тебе понравится.

— Я послезавтра уезжаю, — как бы между прочим обронил Сириус. — Дамби подключил камин в кабинете к сети летучего пороха, так что будем путешествовать прямо оттуда.

Джеймс подался вперед, сложив руки на колени.

— Надолго уезжаешь, Бродяга?

— Две с половиной недели, — с какой-то особой торжественностью молвил Сириус, быстрым взглядом окинув лица всех присутствующих.

Ремус задумчиво нахмурился и осуждающе изрек:

— Покидаешь нас на все каникулы.

— Говорил неделя! — вторил ему Питер, как-то странно подпрыгивая на диване.

Сириус засмеялся, замахал руками, пытаясь остановить друзей:

— Ну-ну, чего накинулись! Дамблдор говорит, будет лучше, если мы вернемся уже на поезде, вместе со всеми. Меньше хаоса. Вроде этот беспорядок и так не одобряют Министерство и Совет попечителей.

— Пусть Министерство заботится о Волдеморте, — недовольно отозвался Лунатик, скрестив руки на груди. — А о Хогвартсе позаботится Дамблдор.

Лили заметила, как Сириус изогнул губы в усмешке, а Питер почему-то едва заметно вжал голову в плечи.

— В любом случае, — звонко начал Джеймс и, поправив очки, улыбнулся, взглянув на Сириуса. — Зная тебя, я не исключаю того, что ты вернешься куда раньше.

— Кто знает, Джеймс, — вступилась Лили, взглянув на него, а потом медленно перевела взгляд на Блэка. — Может, у них с Самантой все сложится.

Люпин опередил остальных в ответе. Усмехнувшись, он покачал головой:

— Может, и сложится, но нетерпимость к скуке, которую он иногда путает с постоянством, у Сириуса точно никуда не денется. Так что ждем Бродягу не позднее, чем через две недели.

— Неужели я так предсказуем? — с притворной обидой произнес Блэк.

— Я готов поставить, что Сириус вернется на поезде, — тут же отозвался Джеймс, вытащив из кармана монету. — Ну, кто со мной?

Питер неловко порылся по карманам. Ремус недовольно поглядел на Поттера.

— Сохатый, ты опять… Прочему ты ничего не говоришь, Лили? Поттер растрачивает семейный бюджет.

Лили пожала плечами:

— Пока еще не семейный.

— Пока? — встрепенулся Джеймс, переводя взгляд на Лили.

— Пока, — кивнула Эванс, умиленно улыбнувшись.

Джеймс рассмеялся и незамедлительно сгреб Лили в охапку, поцеловав в щеку. Прищурившись, она пыталась оттолкнуть Поттера, блаженно улыбаясь и смеясь, сквозь собственный смех и голос Джеймса, слышала, как Блэк что-то бормочет.

— Ставлю! Я ставлю, — пересчитав монеты, с поспешностью отозвался Петтигрю, разрушая атмосферу на диване, где Поттер, благодаря своей радости перевел Лили из сидячего положения в лежачее.

— Сириус вернется, как сказал Лунатик, — Питер вытянул руку и на стол опустились монетки. Пара из них закружилась и после нескольких пируэтов со звоном опустилась на столешницу. Питер поднял на Джеймса взгляд, ожидая ответа.

— И не жалко тебе денег, Питер? — спросила Лили, положив голову на плечо Поттеру.

Тот чуть растерянно покачал головой. Сириус оживился и поднял в воздух руку, показывая друзьям ладонь:

— Торжественно клянусь, что не буду никому подыгрывать.

— Ловлю на слове, — хором сказали Петтигрю и Поттер, с щелчком пальцев указав на друга.

Дэвис, проходивший мимо, остановился и, перегнувшись через спинку дивана, поочередно пожал всем руки.

— Как Рождество?

— Да никак. Голова болит, настроения нет, — ответил Дэвид, выпрямляясь. — Рады хотя бы тому, что «Пророк» не пестрит сегодня чернотой. Погода паршивая, хотели с Джонатаном полетать, но даже желания туда выходить нет.

Он махнул рукой и вышел из гостиной. Мародеры переглянулись.

— Скорей бы весна, — высказался Поттер.

— Я уже хочу квиддич, — ответила Лили, за что Джеймс чмокнул ее в щеку, сообщив, что она — сокровище.

Разговор перешел на тему Чемпионата школы, Кубка факультетов, экзаменов и прочей повседневной ерунды. Они говорили о Рождестве, о помолвке сестры Лили, о том, что следует навестить Тонксов на летних каникулах, и о жуткой погоде, о пугающем безмолвии…

Гром грянул в тот день, когда Сириус и Саманта покинули Хогвартс, по небу разнеслась гроза, а Волдеморт снова занял все первые полосы, напоминая, что ничего не изменилось и не утихло, что затишье перед бурей было всего лишь подарком благородного Лорда жителям Британии.

* * *

«Лили,

Поздравляю тебя с Рождеством!

Не могу сдержать светлой зависти. Каждый день получаю «Пророк», и у меня замирает сердце: так хочется обратно в Англию, пусть кишащую Пожирателями, но такую родную. Я готова стоять против Пожирателей, кажется, я даже хочу этого. Я ужасно скучаю по безопасному Хогвартсу, по приятной доброй атмосфере, по шалостям Мародеров, шуткам Дамблдора… Здесь все совсем иначе. И что мешало оставить меня в Хогвартсе?! Мы с родителями опять поссорились, бабушка и дедушка — туда же. Мы почти не разговариваем, кажется, даже праздник не примирит нас на этот раз. Они считают, что все это: все мои возгласы, речи о войне, о моей готовности трансгрессировать завтра же в Лондон, туда, где побольше Пожирателей, — всего лишь мое упрямство. Подумать только, это продолжается почти год… Я уже устала. Дома такая атмосфера, что противно просыпаться по утрам. Даже не знаю, где лучше: здесь или в школе, этой дрянной школе, где все — невозможные педанты, а единственная радость от обучения в ней, что после выпуска я сразу стану целителем. У нас есть сосед, я про него уже писала, Майк. Только он серьезно относится к моей решительности... Я ему нравлюсь, но не думаю, что у нас что-нибудь получится, я не могу думать ни о чем, кроме этой чертовой, противной мне Германии. Извини за то, что жалуюсь тебе, не хочу портить тебе праздник, но ты — одна из немногих, кому я могу высказать все.

У вас с Джеймсом все хорошо?

Хельга Штец из чертовой Германии».

«Дорогая Хелли,

Еще раз поздравляю тебя с прошедшим Рождеством и приближающимся Новым годом.

Читаю твои письма, и становится страшно. Я знаю, ты не любишь, когда тебя жалеют, но, честное слово, Хельга, нельзя же так мучиться! Может, сбежишь? Дамблдор, я уверена, примет тебя обратно. Я знаю, это предложение ты отвергнешь: сначала надо закончить школу, верно? Но тебе учиться еще два года… Ты выдержишь? Сколько я жаловалась тебе на жизнь, Хелли? Наверное, пришло мое время слушать о твоих проблемах. Попробуй отвлечься…

Каникулы в Хогвартсе проходят неплохо, осталось много учеников, так что скуки мы не чувствуем.

Сириус уехал. Кажется, друзья без него чувствуют себя немного неуютно, ведь он почти никогда не покидал их общества на Рождественские каникулы… Но, по-моему, я не даю Джеймсу начать беспокоиться за Бродягу, и меня радует, что с этой задачей я справляюсь. Кажется, мы во многом помогаем друг другу. На прошлых выходных выдалась хорошая погода, и он устроил для нас романтический ужин. Было просто волшебно. Все-таки Поттер обладает на редкость отличной фантазией.

Тунья скоро выходит замуж, хочет нас познакомить с женихом, придется навестить ее летом. Заранее буду готовиться к худшему.

Не могу дождаться весны. Пусть на носу ЖАБА, меня это не очень волнует. Здесь очень холодно, и я жутко соскучилась по квиддичу. Хотя… Не представляю, что будет после школы. Что делать? Куда идти? В конце концов, в мире идет война. Поступать на мракоборца?

Меня начинает мучать совесть. Я провожу каникулы здесь, как крыса прячусь от этой чертовой войны… Это все ерунда, знаю, но мысли не дают мне покоя… Хотя так безопаснее для Туньи и отца, верно? Если в их доме не будет появляться волшебница. Да, мое состояние не самое лучшее, но меня отвлекают Джеймс и Мародеры, это очень помогает. Всюду война, война, война… Даже не знаю. Стараюсь не думать об этом. Ужасно тяжело. Ясно только одно: домой я уже не вернусь. Джеймс предложил переехать к нему, и я счастлива, что не придется ютиться с отцом, Туньей и ее мужем.

И я наконец совсем перестала бояться. Меня не пугают вечные стражи у дверей, газетные статьи… Может, дружба с Мародерами на меня так повлияла? Даже не знаю… Видишь, я уже готова ринуться в бой и злюсь на то, что сижу в школе. Но я, конечно, смеюсь, Хелли. Осталось не так много до ужасной неизвестности, которая будет передо мной, когда двери Хогвартса закроются за нами… Я знаю только одно: сидеть без дела в это жуткое время Лили Эванс не будет.

С любовью,

Лили».

Поставив подпись, она еще раз осмотрела письмо и, исправив пару ошибок, поспешно свернула лист, чтобы по нескольку раз не перечитывать строки. Положив послание Хельги на аккуратную стопочку давно полученных из Германии писем, Лили надела зимнюю мантию и, толкнув бедром ящик тумбочки, закрыла его, одновременно натянув рукавички. Взяла письма: отцу и Хельге, и спустилась в гостиную.

У окна с «Пророком» в руках сидел Люпин. Быстро прошмыгнув мимо их любимого кресла, занятого первокурсниками, она подошла к Ремусу и села напротив.

— Привет, Лунатик.

Он поспешно свернул газету и улыбнулся:

— Привет, куда-то собираешься?

— Надо в совятню. А где Джеймс?

Ремус кивнул в сторону двери и сказал, убирая газету в сумку:

— Они с Питером пошли в Хогсмид. Джеймс попросил, чтобы я сказал тебе, что у него кончились чернила, — он улыбнулся.

Лили покачала головой, стянув с волос берет.

— А на самом деле? — шутливо прищурилась она.

Лунатик пожал плечами:

— Понятия не имею. Компенсирует отсутствие Сириуса какими-то бредовыми идеями.

Вспомнив, что сегодня как раз день, поставленный на спор, Лили усмехнулась. Кажется, Джеймс и правда начал скучать...

Так или иначе, Сириус вернулся в тот же вечер.

* * *

— Привет, Лилс.

Эванс подняла взгляд, удивленная не только непривычным прозвищем, но и какой-то сильно ощутимой свежестью, которой веяло от голоса вошедшего. В гостиную вошел Сириус, он одним движением стянул с себя шапку и натянуто, словно через силу, улыбнулся, откинув челку с лица.

— Сириус? — она поднялась, отложив газету. — Привет. Ты так скоро вернулся…

— Надоело торчать в этом лесу, — он расслабленно махнул рукой, проходя к лестнице ведущей в комнату мальчиков. — Они у себя?

Лили покачала головой.

— Только Лунатик.

Сириус влетел в спальню, а уже через какую-то четверть часа выпачканные Поттер и Петтигрю присоединились к встрече Сириуса. Бродяга был на редкость неразговорчив, почти не язвил и скупо улыбался, почти не обнажая своих прекрасных зубов, только курил, выпуская кольцами дым, и слушал рождественские истории Хогвартса. В тот день Мародеры необычно для себя собрались спать, не дожидаясь полуночи, и Лили, прощаясь с Джеймсом, видела его немного обеспокоенный взгляд. Он лишь отмахнулся на ее вопрос и сказал, что Сириус просто устал, хотя, и Лили была в этом уверена, он и сам не верил в свои слова. Джеймс, впрочем, почти сразу ушел из спальни, прихватив какую-то книжку и пожелав друзьям спокойной ночи, он спустился в гостиную, не желая спать.

Остальные Мародеры готовились ко сну. Ремус, скидывая ботинки, решился спросить и, выпрямившись, произнес:

— Как все прошло?

Сириус на секунду замер.

— Давай потом, Лунатик?

Тот пожал плечами. Сириус лег, закинув руки за голову, белый потрескавшийся потолок утонул в темноте, но он все равно не закрывал глаза, будто надеясь увидеть что-то сквозь этот мрак.

Как все прошло?

* * *

Она кинула саквояж на пол и прошла в комнату, на ходу сбрасывая полусапожки.

— Как здесь классно.

— Да? — отозвался Сириус, закуривая сигарету и проходя следом за ней в залитую приглушенным солнцем круглую гостиную. Карамельно-коричневый паркет, словно в танцевальном зале, отражал солнечные лучи, становясь похожим на леденец... Ее тонкий силуэт в распахнутом пальто и с копной волнистых волос темным пятном выделялся на фоне окна с задернутыми шторами.

— Я люблю желтые и коричневые места, — сказала она, склонив голову на бок, и обернулась.

— Что?

— Ну... — она возвела глаза к потолку. — Как тебе объяснить... Вот выходишь на улицу, и она серая... Не всегда, конечно, летом она бывает цветная, но нечасто. А вот Запретный лес коричневый, мы с Мелли убегали туда на первых курсах, часто гуляли недалеко от замка. Он такой мрачновато-дружелюбный, такой... волшебный. Комната, где горят свечи, всегда желтая и при магловском освещении тоже... В Большом зале всегда горят свечи, и он всегда желтый. Наша гостиная серая, потому что там всюду камень и горят не свечи, а факелы... И когда на окнах коричневые или оранжевые шторы, — она кивнула в сторону окна, — и они задернуты, а свет проходит сквозь них, комната становится... душевной, теплой, приятной, — она улыбнулась. — Понимаешь?

Сириус вкинул брови, удивленно глядя на девушку. Вокруг ее темного силуэта было желтоватое сияние.

Какую же ерунду она несла, просто удивительно, как столько мыслей помещалось в ее голове. И откуда? Нет, и почему эта девушка с таким складом ума, пусть многим она покажется странной, закрывала себя от общества? Ведь она действительно особенная.

— Кажется, понимаю, — наконец ответил он. — Дом на площади Гриммо всегда был серым. Даже когда зажигали свечи... Это просто такая атмосфера. Ее ничем не вытравить. Моя мерзкая семейка сделала его таким.

— Мой отец любил серые комнаты, — она опустила взгляд, но через мгновение снова сказала: — А еще мне нравится, когда видно пыль в луче света. Люблю то, что кажется волшебным.

Он затушил сигарету, взял ее за руку и прошел вперед.

— Все-таки ты странная.

— Я предупреждала, — она пожала плечами, поднимаясь следом за ним по лестнице.

Он распахнул первую дверь, демонстрируя небольшую комнату с дверью, ведущей на балкон. На стене был приклеен большой плакат с изображением мотоцикла, сразу бросались на глаза сваленные на полу книги, смятое покрывало и кожаная куртка, повешенная на спинку стула. Сириус озадаченно почесал затылок, видимо, такого зрелища он не ожидал.

— Мило, — усмехнулась Саманта, чтобы развеять тишину.

— Это моя спальня, — он широким жестом закрыл дверь и, очаровательно улыбнувшись, сказал: — Ты себе можешь выбрать любую другую, но мне больше всего нравится вот эта, — он повернулся на пятках и распахнул следующую дверь, не замечая того, как странно она на него смотрит. Затем он прошел дальше, показывая другие спальни, где находится ванная, и остановился у двойной двери с потертыми бронзовыми ручками. В каком-то торжественном молчании он произнес: — Это библиотека.

Раздался тихий скрип, и взору Саманты предстала большая круглая комната, отделанная деревом, с рядами разноцветных книг, расставленных на стенах-стеллажах, ковром, устилающим почти весь паркет, и комплектом мягкой мебели, полукругом расположенным у камина.

— Просто потрясающе, — она обернулась. — У твоего дяди хороший вкус.

— Да, этого у него точно не отнять, — он стоял, опершись о дверной косяк, с интересом наблюдая за девушкой. — Я здесь был всего пару раз, но мне нравится эта комната.

— Я люблю библиотеки, — сказала она, глубоко вздохнув и не отрывая взгляда от Сириуса. — Сразу чувствуешь себя… центром вселенной. Когда вокруг тебя столько историй, и только ты решаешь, какой из них сегодня звучать.

Она озадаченно усмехнулась и опустила взгляд, видимо, решила, что подвергает себя опасности: слишком долго маска холодности и безразличия лежала на полке, сегодня она слишком открытая и живая. Когда она подняла глаза, на лице уже не было восхищения, Саманта была абсолютно спокойна.

— Спасибо, Сириус.

— За что?

Она пожала плечами:

— Не знаю. Просто спасибо.

* * *

С третьего раза вместо обычных искр появился огонь. Сириус поднес зажигалку к сигарете в надежде наконец закурить, но в руку влетел снежок, выбивший и так старенькую зажигалку из пальцев.

— Сэм! — Блэк тряхнул рукой, чтобы скинуть остатки обжигающего снега, и обернулся, устремив на девушку испепеляющий взгляд.

Среди огромных белоснежных просторов — одно вытянутое темное пятно. Криво надетый зеленый берет, пальто и объемный шарф. Высоко приподняв брови и скривив губы в полуулыбку, она стояла в нескольких метрах от него и, склонив голову на бок, вызывающе глядела на него. Он откинул сигарету в сторону и, хищно улыбнувшись, закричал:

— Ты поплатишься за это, Саманта Монро!

— Даже не смей, Блэк!

Смех и крики сменяли друг друга, но несмотря ни на что спустя несколько секунд Сириус уже налетел на девушку, и они вместе рухнули в снег. Сириус завис над ней, не давая возможности подняться.

— Ты раскаиваешься в своем поступке?

— С чего бы это? — поправив берет, сползший на глаза, Саманта прищурилась. — Я о тебе, между прочим, забочусь.

— Вранье.

Саманта ничего не ответила. Пока Блэк изучал ее глазами, она молча лежала, чувствуя, что волосы вот-вот намокнут, хотя почему-то ее это совсем не волновало.

— Сириус, встань с меня.

— Откуда этот приказной тон?

— Я чувствую себя беззащитной.

— Ну, так ведь и есть, — в глазах Сириуса появился дьявольский огонек и, не дав Саманте возможности сказать, он накрыл ее губы поцелуем.

Уперев руку в его грудь, Саманте удалось прервать поцелуй и она отвернулась. Блэк удовлетворенно улыбнулся и упал в снег рядом с ней.

— Скажешь не круто?

— Круто, — подтвердила девушка, изучая серое небо. — Даже очень.

Она резко села и, чертыхнувшись, сняла ботинок, пытаясь избавиться от снега, проникшего в обувь. Неожиданно Сириус вскочил и направился к дому.

— Эй, Блэк, ты куда?!

— Идем!

Она надела ботинок и быстро пошла за ним, бурча под нос проклятья.

В холле никого не было. Мантия Блэка валялась на полу.

— Отлично, — произнесла она, разувшись и скинув пальто, — мы играем в прятки.

Она обошла весь холл, свернула в кухню, поднялась на второй этаж.

— Ну все, я сдаюсь! — протянула, заглянув в его пустую спальню. — Ты выиграл.

Сириус налетел на нее сзади и прижал к стене.

— Где ты был все это время? — искренне удивилась она.

— У тебя за спиной.

— Неправда!

Сириус только продолжал улыбаться. Тогда, немного поразмыслив, она сказала:

— Знаешь что, раз так, теперь будем играть в мою игру.

— В какую же?

— В шахматы.

— О, Сэм… — протянул он, выпуская ее из объятий. — Я не люблю шахматы.

— Ты не любишь проигрывать, — она скрылась в библиотеке. — Ну же!

Недовольно застонав, Сириус прошел следом за ней. Она уже устроилась на ковре, расставляя фигурки.

— Сэм, я не люблю шахматы не потому, что постоянно проигрываю, просто... это не мое.

— Черными или белыми?

— Что?

— Какими ты будешь играть?

— Ты что, меня не слушаешь?

Саманта пожала плечами:

— Как ты со мной, так и я с тобой. Садись.

Обреченно вздохнув, Сириус послушно опустился на ковер.

— Давай тогда на что-нибудь, — подперев подбородок рукой, скучающим тоном предложил он.

— На что?

— Может, на раздевание?

— Пошел ты, — спокойно отозвалась Саманта, поставив последнюю фигурку на свое место.

— Ладно. Давай тот, кто проиграет, готовит ужин, — посмеиваясь, отозвался Сириус. — И я играю черными.

Саманта кивнула.

Спустя три часа она удивленно глядела на полупустую доску.

— Признаюсь, — Сириус лег на ковер, — с тобой шахматы обретают очертания интересной игры.

— Как же так?!

— Ну вот так…

Но Саманта его не слушала, продолжая удивленно восклицать:

— Ты выиграл четыре партии из пяти! Как это?!

— Ну… — он приподнялся на локтях и, с наслаждением наблюдая за растерянной девушкой, произнес: — Я же говорил, что хорошо играю в шахматы. В детстве мы с Регом часто играли, так как это была, пожалуй, одна из немногих игр, которые позволительны для молодых Блэков. Хочешь еще партейку? Ты уже поняла, что нет смысла меняться цветами фигур или поменяемся снова?

От язвительности, сквозившей в его голосе, девушка поморщилась.

— Не хочу я с тобой больше играть, — Саманта взяла печенье, исполняющее роль ужина, и улыбнулась. — По крайней мере, не сегодня. Чувствую себя немного не в своей тарелке. Первый раз так сокрушительно проигрываю человеку, который даже не любит шахматы. У Регулуса я, кстати, почти всегда выигрывала.

— Это не повод для хвастовства, я тоже почти всегда побеждал Рега.

Послышался щелчок: она сложила все шахматы и захлопнула коробку, взглянув в окно, в котором сад уже давно погрузился в ночь. Саманта зевнула, прикрыв рот ладонью, и самоуверенно заявила:

— Посмотрим, что будет завтра.

— Пора спать?

— Наверное.

Они поднялись с пола, Саманта скрылась в ванной, а Сириус спустился на первый этаж, пошатался по кухне, не зная, чем себя занять и, в конце концов ушел к себе в спальню.

Несколько минут и дверь отворилась, и на пороге появилась Саманта. Неимоверных размеров грязно-зеленого цвета футболка с потертым изображением какой-то магловской группы висела на ней, как балахон, прикрывая руки до самых локтей, и ноги почти до угловатых коленей.

— Сэм?

— Ты же не думал, что я действительно буду ночевать в другой комнате? — она прошла к кровати. В темной комнате не было видно ее выражения лица, но Сириус мог поклясться, что она не улыбается. Она залезла под одеяло, и он мгновенно нашел ее руку, переплетая их пальцы.

Несколько минут они лежали молча. В ночной тишине он считал их вдохи, звучащие в унисон. Раз. Два.Три.Она подняла глаза. Тонущие во мраке озера покрытые льдом — ее огромные глаза на худом лице, захлестнули его с головой.

— Сириус, — кто еще произносил его имя так особенно, едва слышно, но так, словно оно значит все на свете? Словно в нем — целая вселенная. Пауза продлилась чуть дольше, чем ей полагалось быть. Вдох. Выдох.— Поцелуй меня.

* * *

Сириус втянул в себя воздух и распахнул глаза. Плакат с мотоциклом освещало утреннее солнце.

Улыбнувшись, он сел и, вытянув руки высоко вверх, сладко потянулся. С плаката его взгляд медленно переполз на сбитые простыни и ногу, выглядывающую из-под одеяла. Причем явно не его ногу. Сириус замер.

На подушке рядом с ним спала Саманта Монро. Темные кудри были стянуты какой-то ленточкой в растрепанный хвост. Она лежала на животе, обнимая подушку, одеяло закрывало только половину ее спины так, что были видны выпирающие лопатки, подставленные утреннему солнцу.

Глазами он нашел ее футболку, печально покоящуюся на полу. Что это было вчера?

Сириус сполз на кровать. Закинув руки за голову, он снова глядел в потолок, мечтательно улыбаясь. В какой момент его жизнь перевернулась с ног на голову? В какой момент он попрощался со своей старой жизнью? С мрачным особняком, родителями, аристократизмом и чистокровностью? Когда связал себя с мотоциклом, куревом, этим подростковым, глупым, но ставшим с ним одним целым желанием как можно более ярко выразить себя? Когда свобода и дружба заменили ему все? И когда он поставил перед собой задачу найти ту самую особенную девушку? И почему Саманта оказалась особенной?

Внезапно перед его глазами предстал тот Сириус Блэк, каким его хотели видеть родители. Отглаженная рубашка, ухмылка, осанка, такой пронзительный взгляд: смешение взглядов всей его родни и слизеринских выскочек: безумие Беллатрисы, надменность и высокомерие Люциуса, одержимость Крауча, и его собственная пронзительность, но без той доли гриффиндорского, именно гриффиндорского, бунтарства, что всегда была в его взгляде. Сириус поморщился, отгоняя от себя эти странные мысли, и опять задремал.

Когда он вновь открыл глаза, Саманта шептала ему на ухо пожелания доброго утра. Она выпрямилась, поставив перед собой поднос с бутербродами, и озорно улыбнулась, заправив волосы за ухо.

— Как спалось?

— Сказочно, — он сел, все еще не отрывая от нее взгляда. — Скажи мне, это был такой чудесный сон или... реальность?

Она чуть сдвинула брови:

— Сон? Ты имеешь в виду сон ли то, что мы переспали?

Сириус невольно поморщился.

— Саманта, прошу тебя! Что за отвратительное слово, опошляющее такую чудесную ночь! Мы занимались любовью.

— Тоже мне романтик, — фыркнула она. — Одно и то же.

Он мгновенно схватил ее и под звонкий смех повалил на кровать, поставив руки по обе стороны от нее.

— Фу, Сириус, фу, плохой пес, — строго проговорила она, сморщив носик.

— Не омрачай сегодняшнее утро, — ласково шепнул он и, чмокнув ее в нос, поднялся, с трудом оторвал от нее взгляд, осмотрев едва перенесший падение Саманты поднос с бутербродами.

— Где ты взяла продукты?

— Трансгрессировала в магазин. Должны же мы чем-то питаться.

— Одна? Сэм… — он укоризненно взглянул на нее. Она растянулась на кровати и, упершись руками в резное изголовье кровати, закинув голову, изучала надпись, вырезанную на нем.

— Что могло случиться? Сам же говорил, что если не думать…

— Ты назвала эту теорию нелогичной, — напомнил он, взяв бутерброд.

— Но ее работоспособность никто не отменял.

Не желая спорить, Сириус покачал головой и немного погодя спросил:

— Чем сегодня займемся?

— Любовью.

* * *

Это были дни, когда не было рассветов и закатов. Они просыпались и засыпали, когда им было угодно. Если за окном уже встало солнце и вовсю шел снег, то они выходили на улицу, валялись в снегу, потом возвращались и играли в шахматы. Постоянно горел камин, а на полу лежали какие-то книги, волшебные шахматы, чаще всего на кухне еды едва хватало на скудный завтрак, но им было достаточно и этого.

И Сириус был готов вечно смотреть на нее.

Как-то раз Саманте даже удалось затащить его в кино и оплатить оба билета, из-за чего он очень протестовал, но так как магловских денег у гриффиндорца не было, в конце концов пришлось согласиться. Они возвращались оттуда по улочкам Лондона, тонущего в сумраке заходящего солнца, держась за руки и не думая о Пожирателях. Ведь если не думать, то это обойдет тебя стороной, верно? Снег все еще не переставал посыпать все вокруг, и иногда Сириусу начинало казаться, что все вокруг — всего лишь статуэтка в хрустальном шаре, какие частенько дарят маглам на Рождество.

— Слышала это?

— Что?

— Какой-то звук, вроде смеха? Только что… Где я раньше его слышал…

— Тебе просто показалось, Сириус.

— Знаешь, кино — это просто потрясающая штука, — приглушенные голоса разлетались по переулку. — Серьезно, просто потрясающая! Спасибо, что вытащила меня.

— Я люблю кино.

— А что любишь больше, книги или кино?

Она, видимо, задумалась, потому что не сразу ответила.

— Не знаю… Порой то, что мы видим в кино — одно из самых незабываемых ощущений в жизни, изображение, подкрепленное музыкой, вызывающее мурашки или слезы — это волшебная вещь, но… книги дают нам больше свободы. Строки, записанные автором, стоит только приложить немного фантазии, могут сложиться в твое собственное кино, такое, какое не сможет снять ни один режиссер. У книг всегда богатая история, когда ты держишь в руках потрепанную книгу… тебя будто касается магия.

— Значит, книги лучше?

Она подняла на него взгляд, такой, какого Сириус еще не видел. Ее блестящие, каким порой бывало Черное озеро, глаза, похожие на жидкий металл, манящие в глубь, но обычно скрывающие все за серым занавесом, вдруг стали прозрачными, такими, словно все, что когда-то хранилось там, будто в сейфе, теперь открыто для Сириуса.

— Наверное, да, — она отвела глаза и пожала плечами, развеяв его мысли. — Просто когда из книги объемом в семьсот страниц делают пусть даже очень хороший фильм в два часа, извини, но я считаю это кощунством.

Она часто выдавала истории подобного типа, вроде рассказа о желтых местах, того, что снежинки ломаются, или о том, что библиотека — место, где чувствуешь себя центром вселенной. В тот момент Сириус понял, что в этом и была ее особенность, в том, что под маской холодности и безразличия скрывался какой-то особый мир, где все ее наблюдения, собранные за всю жизнь, существовали только для нее и ни для кого больше. Это и был мир Саманты Монро, в котором все вокруг имело совсем не тот смысл, что для всех остальных. Как Сириусу удалось увидеть все это сквозь маску, которую девушка создавала годами? Как благодаря какой-то случайности и одному-единственному взгляду Блэк смог понять, что в ней есть то, что отличает ее от других? Сириус вспомнил то, как в купе неожиданно появились две девушки, и мгновение спустя, когда он увидел широко распахнутые огромные глаза, серые, как у него самого. И все-таки они были похожи.

Она ускорила шаг, потянув его за собой, но вместо того, чтобы поддаться этому жесту, Сириус вдруг остановился, как вкопанный.

Дом 12 на Площади Гриммо все так же холодно и неприветливо глядел на него своими черными окнами.

— Как мы здесь оказались?

Саманта не нашлась, что ответить. Он запрокинул голову, подставив лицо снегу, изогнул брови, и на его лице отпечаталась такая грусть, какой Монро прежде за ним не наблюдала. Это была не просто грусть, это было непонимание и немой вопрос, пролегший складочкой на лбу.

Дом 12 на Площади Гриммо молчаливо, почти надменно, осматривал магловскую улочку.

Дверь с тихим шорохом отворилась, собирая на ступеньках горку снега. Сириус и Саманта замерли, казалось, что все внутренности собрались где-то в пятках, не давая сделать ни единого движения. На крыльце появились двое молодых людей, со светлыми, лоснящимися волосами и истинно аристократичным видом; переложив трость из одной руки в другую, парень дождался, пока девушка покроет голову капюшоном и возьмет его под руку. Только тогда они встретились взглядами с Блэком. В тот миг на Сириуса устремился один из самых запоминающихся и самых надменных взглядов, которые когда-либо его касались. Нарцисса и Люциус Малфои, не так давно окончившие Хогвартс, уже поженились и, следуя велению рода, к которому принадлежали, конечно же вступили в ряды Пожирателей смерти. Вот только зачем? Кажется, эти двое одни из немногих, кто в подобных браках действительно любили друг друга и надеялись создать настоящую семью.

— Идем, Люциус, — прошептала девушка, оторвав от Блэка взгляд и едва заметно кивнув ему.

Они спустились на одну ступеньку и вместе с хлопком испарились в воздухе.

— Сириус, — он обернулся к Саманте, — с тобой все в порядке?

Он хотел было ответить, но дверь снова отворилась, заставив его вновь обернуться, вышедший остановился так резко, словно в него попали заклятьем. У Саманты внутри что-то рухнуло вниз, она почувствовала, как напрягся Сириус.

Регулус Блэк, на мгновение потерявший былую холодность, окинул пару удивленным взглядом, но всего секунду спустя он непроизвольно выпрямился, приподнял голову и, вскинув бровь, поглядел на Сириуса совсем другим взглядом. Из-под полузакрытых век на брата глядела чистая надменность, а губы Регулуса растянулись в ухмылку.

Саманта почувствовала, что Сириус сжал челюсти и готов кинуться на брата прямо здесь — на крыльце родительского дома. Он запустил руку в карман пальто, нащупывая палочку.

— Сириус, — предостерегающе прошептала она, — Сириус, пойдем.

Гриффиндорец не шелохнулся.

— Сириус! — она испуганно взглянула на Регулуса и стащила с руки рукавичку, надеясь, что тепло пальцев заставит старшего Блэка очнуться, она коснулась его лица. Это действительно возымело эффект. Сириус взглянул на нее. — Сириус, пожалуйста, пойдем. Незачем с ним связываться. Пойдем.

Он в последний раз оглянулся на брата и, обняв Саманту за плечи, пошел прочь, прижимая девушку к себе.

Еще около минуты Регулус смотрел им вслед, а затем исчез вслед за Малфоями.

— Чего ты так завелся?

— Чего завелся? — Сириус резко остановился. — Как ты не понимаешь?! — он вцепился рукой в волосы и рухнул на заснеженную скамейку. — Как мы вообще туда попали?

— Сириус, держи себя в руках, — спокойно попросила Монро. — Ты и раньше бывал у родительского дома. Что изменилось теперь?

— То, что Рег — Пожиратель. И Малфои. И Беллатриса.

— Кто?

— Сестра Нарциссы.

— Постой, Нарцисса — твоя родственница? — задумчиво рассуждала Саманта, вспоминая то время, когда Нарцисса еще училась в Хогвартсе. — Точно, Нарцисса Блэк.

— Она моя кузина, — выплюнул он. — А Беллатриса — ее сестра, она абсолютно чокнутая, как и ее муж, и именно ее смех мы слышали, когда подходили к этой улице, — он спрятал лицо в ладонях. — Знаешь, что это значит?

Она покачала головой, хотя Сириус и не мог этого видеть.

— То, что они идут на собрание.

— Но Сириус, — она села рядом с ним. — Ведь самое страшное уже случилось. О чем теперь переживать?

— О чем? Сэм, он мой брат! Тупой придурок, связавшийся с самыми отборными мерзавцами нашей семейки, но все-таки брат…

Она обняла его и задумчиво произнесла:

— Сириус, послушай меня. Каждый делает свой выбор сам, и если Регулус так решил, тут уже ничего не попишешь. Думай о тех, кто все еще рядом с тобой, кто по эту сторону, кто будет стоять с тобой бок о бок, когда ты будешь биться против Пожирателей смерти.

Он отнял руки от лица и внимательно посмотрел на нее. Она поспешно отвела взгляд и глядела куда-то в сторону, пока он изучал ее.

— Саманта.

Она обернулась на него и улыбнулась.

— Пойдем домой, Сэм. Сыграем в шахматы.

* * *

— Ты всегда такой была? — задумчиво спросил Сириус несколькими часами позже.

Саманта откинулась на локти и ответила, не глядя на Блэка:

— Сколько себя помню. Сначала я пыталась делиться с людьми тем, что замечаю, но… большинство не разделяло моих мыслей. Еще бы, дети в песочнице не рассуждают о вымирании животных, а взрослые… ну, ты уже знаешь про отца.

— И с тех пор ты прячешь это в себе?

— Так устроен мир, — она пожала плечами. — В нем проще быть безразличным ко всему эгоистом, чем добряком, желающим спасти вселенную. О добрых и мягких всегда вытирают ноги.

— Неправда.

— Правда, но тебе сложно это доказать, ты по другую сторону. Твой ход.

* * *

Впереди его ждали еще несколько волшебных дней до того момента, как однажды утром он проснулся и почувствовал какие-то изменения.

Обволакивающее чувство тоски сковало его прежде, чем он успел открыть глаза. В то утро все показалось ему до ужаса серым. Хотелось бежать.

Саманта спала, отвернувшись к окну, и этим утром после потолка он вновь увидел ее голую спину и рассыпаные по плечам и подушке темные, блестящие на солнце золотом кудри.

Он не стал, как обычно, приветственно целовать ее в щеку и шептать «доброе утро». Он резко сел, оделся и вышел в ванную.

Что изменилось?

Отражение молчаливо смотрело на него, непонимающе сдвинув брови.

Тогда он спустился в кухню, на ходу закурив сигарету, и сел, закинув ноги на кухонный стол. За окном все так же падал снег. Блуждая по комнате взглядом, он вдруг понял, что ему попросту стало скучно.

— Доброе утро, — Саманта появилась на кухне и, пройдя мимо, остановилась у плиты. Ее взгляд прошелся по полкам в шкафчиках и в конце концов она вытащила сковородку. — Ты не против яичницы?

— Нет.

На некоторое время они замолчали. В утренней тишине слышалось только шуршание сковородки, звон посуды: обыденные звуки обыденной жизни. Саманта поставила чайник и, бросив взгляд на Сириуса, позвала его. Ей пришлось подождать некоторое время, пока Блэк поднимет на нее взгляд, и, встретившись с ним глазами, она попросила:

— Убери ноги со стола.

Эта фраза прошла по нему словно хлыстом.

— Сэм, я хочу вернуться в Хогвартс, — вдруг выпалил Сириус. — Сегодня.

Саманта замерла с тарелкой в руке.

— Но... у нас впереди еще четыре дня.

— Я хочу вернуться в Хогвартс, — повторил он, спустив ноги и встав из-за стола.

Она озадаченно закусила губу, проследив за ним взглядом, и только хотела ответить, но шкворчание в сковородке прервало ее.

— Черт, я сожгла ее. Поставив тарелку на стол, она покачала головой, всплеснув руками.

— Можешь это не есть, — она села на стул. — Я приготовлю новую.

— Ничего, я не голоден.

— Сириус, что случилось? — раздраженно спросила она. — Почему ты хочешь вернуться раньше времени?

— Я не знаю, — он сел на подоконник. — Просто хочется обратно, вот и все.

Она поднялась со стула и серьезно взглянула на него.

— Сириус?

Он в ожидании приподнял брови, чувствуя, что губы сами собой складываются в насмешливую полуулыбку.

— Ничего, — выдохнула она. — Я пойду собираться.

* * *

Девушка спустилась в гостиную и, одной рукой заматывая шарф поверх пальто, бросила саквояж у двери.

— Эй, Сэм, — Сириус облокотился на дверной косяк.

Она замерла и вопросительно взглянула на него. Блэк, прищурившись, потер шею.

— Знаешь, — сказал он, проходя в холл. — Я думаю, не стоит откладывать до возвращения в Хогвартс.

Саманта ничего не сказала, выжидающе глядя на гриффиндорца. Сириус остановился, сложив руки в карманы, покачался с носа на пятку.

— Я больше не хочу с тобой встречаться, — проговорил он просто, на одном дыхании, так, словно это было обычное «как дела». Сириус уже не раз рвал отношения, но впервые эта фраза осталась эхом звучать в его голове.

Маска безразличия звонко треснула и разлетелась на куски. Она часто заморгала, приоткрыла губы, в непонимании глядя на него, и отрывисто выдохнула:

— «Больше не хочешь»?

— Все, что происходит, уж больно напоминает…

— Нормальные отношения? — подсказала Саманта, вздернув брови.

— Ну да... — Сириус попытался усмехнуться. — Это постоянство… просто скука смертная и…

Она не дала ему договорить:

— Я знала, что так будет. Но что тебя хватит на такое короткое время… О Боже! — она резко села на банкетку и покачала головой. — Может, мне просто уехать домой, ты отдохнешь от меня какое-то время.

— И что? — Сириус в недоумении уставился на нее. — Ничего не изменится, Сэм. Я же сразу сказал, разговоров о вечности не может быть.

— Я хоть пытаюсь что-то предпринять, — ответила она, разведя руки в стороны.

— Не нужно ничего предпринимать. Наверное, я просто не создан для такого. Ты достойна большего.

Саманта усмехнулась:

— Теперь и со мной ты начал говорить, как со всеми своими девушками. Ты правда так считаешь или говоришь по привычке?

Сириус лишь пожал плечами, заметил, как Саманта глубоко вздохнула, болезненно искривив брови:

— В тебе даже больше эгоизма, чем я предполагала, — выплюнула она. — Ты первый человек, которому я доверилась, ты утверждал о схожести, я начала верить в это, я нарушила кучу собственных правил… И ты вот так меня бросаешь, даже не пытаясь найти другой выход. Тебе не кажется, что это слишком?

Блэк вновь только пожал плечами, а потом сказал, не глядя на нее:

— Извини. Мне кажется, так будет лучше.

Не услышав ничего в ответ, он с трудом поднял взгляд. Упершись локтями в колени, Саманта спрятала лицо в ладонях. Волосы свисали, ложась на плечи, бахрома шарфа касалась ботинок, окружающих тонкие лодыжки.

— Послушай, Саманта, — начал Сириус, подходя ближе. — Это были очень классные каникулы, правда, и очень необычные отношения. И нельзя передать словами то, что я чувствую к тебе, — он опустился рядом с ней на корточки и произнес: — Ты такая красивая. И ты правда ообенная, честное слово, я таких, как ты, больше не видел…

Саманта отняла руки от лица, медленно подняла голову. Серые, широко распахнутые глаза казались стеклянными, она моргнула, пустив по щеке глянцевую дорожку слез. Сириус почти испуганно и растерянно поглядел на нее.

— Ты еще ребенок, Сириус, — глухо сказала она, покачав головой. Потом резко выдохнула, одним движением вытерла слезы, встала, обошла Блэка, неловко поправляя шарф. И Сириус услышал, как она дрогнувшим голосом сообщила: — Расстались, значит, расстались. Я вернусь домой.

Сириус поднялся вслед за ней, зачем-то окликнул, пока она медленно шла к выходу. Она остановилась, перекатывая ногу с каблука на носок, потом подхватила саквояж, медленно обернулась и сказала:

— Увидимся после каникул, Блэк.

Прошло не больше минуты, прежде чем ее фигура, темным пятном выделяющаяся на фоне зимнего пейзажа, под оглушительный хлопок исчезла.

Большой камин в холле тихонько потрескивал, изредка выбрасывая вверх небольшой фейерверк золоченых искр. Огня почти не оставалось, догорающие угли красным таинственным светом просвечивали черные плотные корочки сгоревших поленьев, медленно угасали, оставляя после себя лишь черные развалины недавно полыхавшего огня.

Сириус прошел по холлу, запер за девушкой оставленную нараспашку дверь, зачем-то провел рукой по стене вновь опустевшего, так сказать, холостяцкого поместья Блэков. Взгляд упал на каминную полку, на которой лежали большие металлические часы без каких-либо украшений, которые почти всегда обтягивали тоненькую руку Саманты. Осторожно взяв их, он легким движением надел их на руку, подумав, что при встрече нужно будет вернуть, поднялся в спальню и уже через два часа сказал заветное «Хогвартс», стоя в самом большом камине своего дома.

* * *

Сириус вылетел из камина и, отряхнувшись, вскинул голову. Кабинет Дамблдора был таким же, каким он помнил его в последний раз, когда выходил из него после задержания у директора. Он огляделся, остановив взгляд на фениксе, с любопытством наблюдающим за ним, и, усмехнувшись, перевел взгляд дальше, на портреты бывших директоров Хогвартса. Портрет Финеаса Блэка пустовал. Внимание Сириуса привлекла Распределяющая шляпа: сонно прикрыв глаза, она лежала на вершине полки, свесив с нее потрепанный временем краешек. Задрав голову, гриффиндорец долго глядел на нее, перебирая в голове какие-то мысли.

— Сириус, — голос раздался откуда-то позади, и Блэк обернулся, глядя на Альбуса Дамблдора, неспешно направляющегося к нему. С каких пор он стал просто Сириусом? — Почему-то я ждал тебя именно сегодня.

Сириус лишь пожал плечами:

— На дату моего возвращения даже поспорили. Видимо, я действительно предсказуем.

— А где мисс Монро? — проницательно глядя на него сквозь очки-половинки, спросил директор. — С ней все в порядке?

— О да, профессор, — Сириус отвел взгляд. — Мы немного не поладили. Она поехала домой.

— А ты не заглядывал к родителям?

Блэк сморщил нос и с легкой горечью произнес:

— Меня выжгли с гобелена с семейным древом, профессор.

— Понимаю.

Сириус, скептически хмыкнув, поглядел на директора. Он, подняв голову, тоже глядел на Распределяющую шляпу сквозь свои очки-половинки. Не глядя на Сириуса, он задумчиво начал:

— Распределяющая шляпа была придумана для самого важного этапа обучения в Хогвартсе. Я не раз за свою жизнь слышал, что выбор факультета в корне изменил жизнь ученика. И это самая удивительная и сложная обязанность, которую можно вообразить. Казалось бы, что проще: проанализировать качества ученика и определить его в одну из четырёх групп, но… Делать правильный, возможно, судьбоносный, выбор, даже решиться может не каждый, — он сделал паузу, а потом философски изрек: — Так или иначе, мы все в руках судьбы, — он взглянул на Сириуса, — но мы и сами создаем свою судьбу. Каждый шаг ведет к другой истории, каждый выбор ведет к новой жизни. Никто не властен над судьбами других, но имеет власть над своей.

— Я не жалею, что попал на Гриффиндор, профессор, — с вызовом ответил Блэк, вздернув подбородок, отчего челка вздрогнула и упала со лба.

Дамблдор удивленно поглядел на него:

— Разве я говорил об этом?

Сириус вопросительно нахмурился, глядя на директора, тот медленно направился к своему столу. Когда он сел за директорский стол, сложив руки на столешнице, мантия осталась смятым полукругом лежать на полу.

— Вам пора к друзьям, мистер Блэк. Ведь вы, кажется, говорили, что они поспорили на ваше возвращение?

Сириус кивнул и, попрощавшись, вышел, так и не осознав, о чем именно говорил Дамблдор.

* * *

Сириус так и не смог уснуть. Он встал и, не обнаружив Джеймса, спустился в гостиную, залитую ярким, необычным для ночного времени светом. Поттер был там. Лежал, положив голову на подлокотник и вытянув на спинку дивана ноги в темно-бордовых туфлях, которые прошлым летом, они с Блэком купили в Косом переулке. Взамен стареньким кедам две одинаковые пары, с тем небольшим различием, что Сириус выбрал себе темно-фиолетовую пару, а Джеймс — темно-бордовую. Сириус бросил взгляд на ноги: такая ерунда, фиолетовые ботинки из натуральной кожи.

— Не спится?

Сириус посмотрел на Поттера, тот повернул голову в сторону друга, опустив учебник, который до этого держал в руках, себе на живот.

— Да уж, — кивнул Блэк, опускаясь в любимое с первого курса кресло.

— Хочешь, я вслух почитаю?

— Нет, спасибо, Сохатый.

— Как хочешь, — и он снова поднял учебник на уровень глаз, вглядываясь в страницы, покрытые тенью.

Сириус мрачно уставился в темное окно. Саманта. Это имя все еще пульсировало в мозгу, действуя на его нервы. Саманта. Может, ей и было больно, ну а Сириусу-то что с того? Саманта. Она сама виновата. Знала, на что идет, ведь не зря же столько лет убила на изучение людей. Саманта. Да, она плакала. Саманта. Но не любила же она его, в самом деле? Любви вообще нет. Саманта. Черт возьми, но ведь ему плевать на нее. Саманта. Да, она классная, да, с ней было по-настоящему круто, но только БЫЛО, пора с этим заканчивать. Саманта. Саманта. Саманта. Сириус закрыл глаза и медленно выдохнул. Черт возьми, это совесть, она проснулась впервые за все восемнадцать лет и норовит разорвать его голову надвое. САМАНТА. Ему все равно! САМАНТА!

Он не любит ее, не любил и никогда не будет любить. Да, она классная, да с ней было весело, да, может быть, он поступил с ней жестоко, подпустил слишком близко, но ближе уже нельзя: Сириус знает ее всю, он видел это на прошлой неделе в ее глазах. Теперь он начал скучать, значит, надо заканчивать, а как говорил дядя Альфард, рвать надо быстро. Сириус так и сделал. Ничего плохого в этом нет. И он не чувствует боли и пустоты, только совесть нагло долбится в его мозг, туда, где по всем правилам должен находиться механизм, отвечающий за сострадание, любовь и чувствительность, но Сириусу его не доложили. Саманта никогда не казалась ему склонной к особой эмоциональности, сентиментальности, совсем наоборот, она была разумной, сильной, спокойной, ну а что было сегодня? Слезы. Да-да, самые настоящие слезы. Правда она не вешалась ему на шею и не говорила о любви. Твердым решительным голосом она сказала то, что думает, как и всегда.

— Сириус, — неожиданно позвал Джеймс.

— Да?

— Ты будешь крестным наших с Лили детей?

Сказать, что Сириус удивился — ничего не сказать. Вытаращив на Поттера глаза, он протянул нечто неопределенное.

— Я хочу, чтобы ты был их крестным, — Джеймс опустил книгу.

Он говорил это с совершенно серьезным лицом. Абсолютно.

— Дети? — переспросил Блэк.

Тот сел, чтобы видеть лицо друга и кивнул.

— Тебе семнадцать лет, — напомнил Сириус.

— Но когда-нибудь они появятся. После школы, в девятнадцать, двадцать...

— Вы даже не женаты.

— Но поженимся.

Они смотрели друг на друга как полные идиоты, один не мог понять, серьезен ли второй, а второй в свою очередь не понимал замешательство первого.

— Ну, Сириус? Так ты будешь крестным наших с Лили детей?

— Да, — наконец ответил Сириус. — Конечно.

Довольно улыбнувшись, Джеймс снова лег, но уже через несколько секунд снова спросил.

— А если мы с Лили умрем, ты возьмешь наших детей к себе?

Он с размаху бросил в Поттера первое, что попало под руку, это оказалась забытая кем-то газета.

— За что?! — Джеймс приподнялся на локтях, с возмущением глядя на друга.

— Чтобы больше не смел говорить про смерть, ясно?

— Тебе сложно ответить?

— Сохатый, отвали.

— Сириус, — требовательно повторил Поттер. — Скажи мне, возьмешь детей к себе?

Сириус поморщился:

— Мерлин, Поттер, ты отвяжешься от меня?

— Бродяга!

— Разве нет других кандидатур? — нехотя пробормотал Сириус. — Сестра Лили, например.

— Она магл, — спокойно отозвался Джеймс.

— Ну а еще кто-то?

— Кто?

— Родственники какие-нибудь... Семья ведь лучше всего.

— Ну а если все умрут.

— Все?

— Сириус, мы же как братья.

— Да.

— Значит, это все равно, что семья.

— Ну... — скептически протянул Блэк.

— Возьмешь?

Он не очень жаловал детей. Но любил Нимфадору, а ведь она была ребенком… Тем более, речь о детях Поттера, того, кто был ему роднее собственного брата, да и что может случиться?

— Конечно, — сдался Сириус. — Конечно возьму, Джимбо. И, черт побери, это будет самым величайшим подвигом в моей жизни! Все ради тебя.

Он почувствовал, как Джеймс улыбается. Святая простота, строит планы на будущее, будто они с Лили уже женаты, а она беременна. За это время столько может измениться... Но Джеймс просто тонет в сентиментальности, когда его мысли касаются Эванс. И чего она так запала ему в душу? Наверное, он уже вовсю рассуждает о свадьбе, планирует, составляет списки гостей, придумывает, как будет украшен зал... Интересно, а клятва у него уже готова?

— Бродяга, а ты когда-нибудь думал, какой будет твоя свадьба? — Джейми, сентиментальный и предсказуемый, провалиться Эванс под землю.

— Нет.

— Совсем никогда? Не может этого быть.

Вот теперь Сириус был готов ему врезать, чтобы мозги у того встали на место, и его наглый, самовлюбленный и излишне самоуверенный Поттер вернулся, он еле сдержался, чтобы не нахамить этому сентиментальному придурку с мышлением двенадцатилетней девчонки.

— У меня не будет свадьбы, Сохатый, — сдержано ответил он.

— Почему?

— Я не собираюсь жениться.

На это Джеймс ничего не ответил, будто вспомнив, с кем разговаривает. Да, глупо было вести об этом беседу с Блэком...