De dos caras: Renacimiento* (джен)

Это пространство, где вечно дуют ветра, а туман никогда не отступает. Холодные каменные постройки — опустевшие, ненужные, — наводят на мысль о когда-то живших здесь великанах. Возможно, это и так. Но никто не знает. Никто не видел и того малого, что здесь есть. Этого места боятся, но оно не проклято. Гораздо больше любого проклятья здесь боятся Наказания. И оно вот-вот свершится — ветра дуют свирепее, завывают, словно волки, разнося по всем мирам Предупреждение. И по ночам его слышит и Хмурый. Лежа в своей кровати, он покрывается мурашками и резко просыпается. Уже нарушено множество запретов. Глубоко в душе он это осознает, и иногда, совсем ненадолго, получается усмирить в себе черную душу, жаждущую мести, кровопролития и безграничной власти. Но, как только ветра стихают, глаза наливаются кровью, и просыпается жажда. Хмурый теряет контроль над своими мыслями, законы уже не волнуют. Закон один —он сам. И наутро он издает новый приказ:

— Пора заканчивать подготовку. Нечего выжидать — уже многое свершено. Пора действовать. Мне нужна кровь еще нескольких волшебников. Льстивый!

— Д-да, сэр, — запинается свинья, чувствуя как по спине бежит холодок. Его Повелитель свершает преступление, он в этом уверен. Вступив на службу главного помощника, после внезапного исчезновения предыдущего слуги, Тихого, Повелитель все чаще отдает слишком опасные приказы, и выполнять Льстивому их все сложнее.

— Переставь воронки ближе к обитанию волшебников.

— Но, сэр… — изумляется свин.

— Я не буду повторять дважды! Выполнять! — рявкает Хмурый, подавляя в себе желание порвать свинью в клочья.

Льстивый, множество раз кланяясь, удаляется. Ему страшно. Он ощущает чью-то зловещую волю, и это совсем не похоже на их Повелителя. Словно кто-то другой им завладел. И свин опасливо оглядывается — Хмурый за ним не следит, и можно свернуть в другой коридор. Ему нужна помощь — Первому Подземелью нужна помощь.

* * *

Начало четвертого, скоро конец рабочего дня. Министр магии сидит в своем кабинете. Каждый прожитый день в этом мире он ценит все больше. Это непостижимо для его ума, для мира духов, но эта движущаяся колдография, висящая на стене, расслабляет, и он подсознательно ее ищет каждый раз, будучи здесь. Тод встает и подходит ближе. Снимает ее со стены. И будто листья кружатся в его руках — на колдографии изображена осень. Падающие огненно-красные листья. «Как красиво», — думается ему. Он еще не пережил здешнюю осень. Времена года — еще одна мечта. И скоро она воплотится. И множество других. Но что-то во всем этом Макдея настораживает. Он находится слишком далеко, чтобы слышать. Слышать Предупреждение. И колдография выпадает из его рук, когда в кабинете внезапно раздается писклявый голос. Свинья. Пробралась в этот мир. Но какого черта?!

— М-мне ужасно жаль, ужасно… Я больше не могу, не мог и раньше, но не решался потревожить вас, сэр…

Свина не видно — он заколдовал свой облик и невидим другим, но Тод прекрасно его различает. И отчаяние в его глазах означает лишь одно: конец близок. Та черта, которую переступали лишь единожды. Старые Неспокойные Времена. О да, он их помнил. Помнит и сейчас. Та боль не сравнится ни с чем. И вскипающая ярость после, в молчаливом ужасе разрушившая Подземные миры, стирая жизни, унося с собой провинившихся. И жуткий звон, вой, ураганы и цунами. Третье Подземелье забирало слишком много душ, и они выли ветром, стараясь вырваться из нескончаемых пустошь, разбиваясь о громадные глыбы и не находя выхода. Со временем они затихли, и стали вечными слугами Сизых, забывая свои имена, желания и вкусы. Они лишь чувствовали боль — от каждого сломанного цветка до кровожадного убийства. И со временем привыкали и к ней, и она становилась их ориентиром. Те, кто превышал допущенный уровень причиненного зла — должны были быть наказаны. Некоторые прямо сейчас, некоторые гораздо позже, но Наказание постигнет всех.

Тод никогда не отличался хорошей службой, и очень много раз его посещали мысли: а есть ли они вообще? Эти Сизые… На его памяти после войны их не было видно. Кто вообще сказал, что они делают все правильно? Макдей покинул Третье Подземелье, считая, что это сойдет ему с рук. Но сейчас эта свинья все же доказывает обратное, и Тод нервно сглатывает:

— Когда? — задает лишь один вопрос осевшим голосом.

— К-когда? Я… точно не знаю, сэр… но уже скоро! Происходит непоправимое, и я не хочу войны! — свин на секунду появляется, но тут же исчезает. — Простите, я разнервничался… — от испуга и переживаний магия рассеивается, — Но вы должны нам помочь! Я все знаю, сэр, я все-все слышал. Вы променяли свою службу на службу моему Лорду, но это не лучший выбор, учитывая, что мне только что приказали!

— Что тебе приказали? — Макдей поднимает колдографию и бережно вешает на стену. Если он и будет наказан, то в этом мире. В мире, где есть вещи, которые сами по себе могут поднять настроение. Хотя, какая разница? Глупо сейчас думать о своем настроении и весьма эгоистично… Да, видимо, поэтому он и сделал эту ошибку — из-за своего эгоизма.

— П-приказали добыть еще крови! Еще крови, сэр! Волшебной!

«Неудивительный приказ. Учитывая, что за этим я тут и занимаю пост министра. Чтобы никто не нашел воронки и не начал панику из-за нескольких пропавших волшебников». Макдей не находится с ответом и шмыгает носом, чувствуя себя неприятно виноватым. А если честно — предателем. Эта свинья будет поотважнее его. Как реагировать?

— Я подумаю.

— П-подумаете, сэр? — удивляется Льстивый. Он предал своего Повелителя ради этих слов? Но Министр больше ничего не добавляет. Маленькую свинью переполняет негодование, и она исчезает, бормоча под нос ругательства.

Тод их понимает, и стыд захлестывает новой волной. Но ненадолго. Он помнит разговор с Хмурым. И это действительно не тот Хмурый, которого все знали. В нем бурлило много ярости и жажды — необъятной ярости обладать всеми мирами. И Тод знал, кто с ним на самом деле говорил. Том Марволо Реддл. Один из самых темных волшебников последних времен. Его силы, возможно, хватит, чтобы установить новые законы и сделать переворот. В свое время он почти добился этого в магической Британии, отчего не довериться столь темному и великому магу? Макдей удовлетворенно вздыхает и призывает к себе графин с напитком. Каким — он еще не знает. Но стоит попробовать, и его губы растягиваются в предвкушающей улыбке.

* * *

Выпито много чая и даже чего-то покрепче. Малфой не отрывается от работы, не давая себе возможности вспомнить о своих проблемах. И это приносит результат. Грейс вспоминает об одном растении, которое когда-то росло во Втором Подземелье. Оно поможет раскрыть на карте то потайное, что нельзя называть. Ведь стоит ей вспомнить, как губы ее немеют, не давая возможности говорить. Малфой знает, это — Немой Обряд. Но необычный. Она защищена, скорее всего, магией Посвященных. Магия не дает ей свершить ошибку, как когда-то произошло с Гермионой.

— Я сейчас вернусь.

В прошлый раз, спускаясь в подземный склад своего имения, Малфой обнаружил следы торговли отца с Первым Подземельем. И он почти уверен, это растение попадалось ему на глаза. А точнее, символ. Грейс его начертила, и Драко забирает с собой пергамент для сравнения.

Поттер доволен. Наконец у него получилось собрать команду, которая готова действовать, и это уже приносит свои плоды. Он не особо понимает, кого именно они спасают, что за растения такие? Но когда Грейс о них рассказывает, в ее глазах столько нежности, что Поттер испытывает острую потребность защитить то, что столь дорого.

— А они продержатся? — в окно внезапно врывается порыв ветра, и Гарри встает его закрыть.

— Неспокойно там, — отвечает Камерон, вглядываясь в окно, но думая о мирах внизу, — надеюсь, они сильные. По крайней мере, один из них…

— Хорошо…Мне нужно оставить тебя ненадолго одну, — немного неловко озвучивает Поттер. — То есть, я понимаю, сейчас не лучшее время, да и Малфой нескоро вернется, и…

— Иди, я не обижаюсь.

Гарри нервно улыбается и аппарирует.

Переступив порог дома Уизли, Гарри невольно напрягается. Артур очень озадачен, Рон не меньше. Остальные сидят по разным концам комнаты в весьма удрученном состоянии. И не успевает Поттер задать вопрос, как появляется Гермиона и тащит его наверх.

— Гарри, они видели его. Рон, он был в кабинете нового министра магии и видел лицо Хмурого, а еще символы. Он их запомнил и…

Поттер хмурится:

— Погоди, о чем ты?

Гермиона все рассказывает по порядку. Рон и Артур зашли к ней на работу после обнаружения следов темной магии в кабинете министра, Рон нарисовал символы и, присмотревшись, Гермиона побелела. Она прекрасно их помнила — татуировки на лице Хмурого.

— Но тайное всегда должно оставаться тайным, Гарри! И это означает, что равновесие нарушено, война совсем близко, и я не знаю…

— Тише, успокойся… — Поттер обнимает подругу. — Мы уже продуктивно работаем над этим, мы почти нашли выход, слышишь? — Гарри приподнимает ее лицо за подбородок. — Тебе нельзя нервничать. Я специально зашел узнать как ты. Можешь сказать, что понятия не имеешь, что это за символы. А Рон и мистер Уизли вряд ли догадаются.

— Да, ты прав… — выдыхает Гермиона. — Я к вам присоединюсь, как только смогу, — решительно произносит она.

— Не спеши. Можешь пожить у меня. Там безопасно и тихо. А я буду тебя навещать…

— Нет, — качает головой Гермиона, — я должна остаться здесь, мне нужно разубедить Артура, Рона, и всю семью продолжать какие-либо действия в отношении министра. Это может быть опасно.

На какой-то момент Гарри хочется, чтобы все узнали. И не только о происходящем сейчас и существовании Подземных миров, но и про его побег из Азкабана и… Поттер осекается. Хвастаться особо нечем, вспоминая свое поведение после этого.

— Да, это будет разумнее всего на данный момент, — Гарри целует Гермиону в щеку и спешит обратно в белый домик. Но, к его удивлению, Грейс оказывается не одна.

Умелый сидит напротив и внимательно слушает. Речь, доносящаяся до ушей Поттера, грубая и бессвязная. Это незнакомый язык, но Гарри уже его слышал. Но кто это говорит? Грейс смотрит туда же, куда и Умелый. Но там пусто, и непонятно откуда беспрерывно звучащий монолог вызывает необъяснимый страх. Гарри тянется за палочкой.

— Не стоит нервничать, мистер Поттер, — обращается к нему Умелый. Что-то говорит на своем языке, и на пустом месте возникает еще одна свинья. Она помельче размером и, насколько может определить Гарри, моложе Умелого. Одежда на ней поскромнее, а перстней и вовсе нет.

— Кто это? — спрашивает Поттер.

— Это Льстивый, — отвечает Умелый, — он прибыл сюда из Первого Подземелья и тем самым нарушил закон…

— Прошу, Гарри, можно он останется у нас, — взмаливается Камерон, не отрывая взгляда от испуганного существа.

— Д-да, конечно, — на автомате отвечает Поттер.

Маленькая свинья впивается в Гарри взглядом крошечных черных глаз. Гарри становится неловко.

— Что-то не так? — с недовольством осведомляется он.

Свин подходит к Умелому и тихо шепчет. Умелый кивает и что-то отвечает.

— Может, и нам поясните, о чем вы там шепчетесь? — начинает злиться Поттер.

— Кхм… дело в том, что Льстивый весьма молодой слуга Первого Подземелья, и видит волшебников впервые. А Посвященных и подавно. А вы, мистер Поттер, являетесь предводителем, который должен спасти, и…

— Я все это знаю, — перебивает Гарри, — так в чем же замешательство Льстивого?

— Он ожидал увидеть волшебника… кхм, более…

Гарри приподнимает бровь.

— Более взрослого, — исправляется Умелый, хотя хотел озвучить несколько другой эпитет.

Внезапно раздается все тот же низкий и гортанный язык, но обе свиньи молчат. Гарри удивляется, это говорит Грейс. У нее суровый вид и взгляд устремлен на Льстивого. Тот несколько мгновений внимает, затем бросается ей в ноги и издает жуткий визг. Гарри прикрывает уши, не до конца осознавая, что вообще происходит.

— Довольно! — приказывает Камерон, и свин поднимается, подходит к Умелому и виновато прячется у него за спиной.

— Прошу вашего прощения за столь неподобающее поведение моего вида, — аккуратно извиняется Умелый. — Но, я вижу, постепенно вы начинаете осознавать свое предназначение.

— Так должно быть, — отрешенно отзывается Грейс, и ее лицо вновь спокойное и несколько опечаленное.

Гарри не успевает спросить, что все это значило, как раздается хлопок аппарации — это Малфой. Он весь в пыли. Даже на светлых волосах видна посеревшая паутина. Гарри издает смешок, но получает раздраженный взгляд. Малфой не замечает нового гостя и проходит за стол. Вытаскивает из кармана сверток.

— Это оно. Там совсем немного, я посмотрел. Но должно хватить.

Все тут же забывают про Льстивого и кидаются к карте. Вот он момент, когда тайное станет явным. Малфой протягивает Грейс сверток. Та осторожно вытаскивает из него листик. Это темно-зеленое растение, но Гарри его не распознает.

— Vivifica in manus meas, — шепчет Камерон, держа растение в ладонях. Оно несколько неуклюже дергается, а после начинает испускать сок. Грейс повторяет заклинание еще трижды, а когда от растения остается только жидкость, Грейс осторожно выплескивает ее на карту, тщательно смазывая все уголки. — Должно получиться! — восклицает она.

И действительно, карта меняется. Появляются округлые метки, словно печати, мир Тернистых Корней весь покрывается надписями, меняется цвет, где-то карта чернеет, словно ее прожгли. Где-то краснеет, словно пролита кровь, а в Первом Подземелье появляются многочисленные точки и линии, и они движутся, словно черви, отчего Гарри бросает в холодный пот. Грейс жадно водит по карте ладонями, ее дыхание учащается, она словно общается с древнейшей картой, и та ей многое рассказывает.

— Нам стоит оставить мисс Камерон одну. На изучение карты уйдет несколько часов, — поясняет Умелый.

— Это п-просто невероятно! — пищит из-за спины умелого Льстивый, и Малфой подскакивает от удивления.

На этот раз Поттер не скрывает смеха, давно он не видел у Малфоя такого обескураженного выражения лица. Малфой выругивается и отходит от карты. Умелый следует за ним и рассыпается в извинениях за столь неподобающее поведение его рода, но, как кажется Гарри, Малфою это совсем неинтересно. Он лишь отмахивается от слуги со словами: «Прекрати. Лучше налей мне выпить». Но, позже, оставшись наедине с Поттером, интересуется, откуда к ним попал свин. Поттер начинает рассказ, но Малфой недослушивает и перебивает:

— Ты был у Гермионы?

— Эм… да, сегодня как раз заходил. Ты не хочешь дослушать про…

— И как она? — Малфой вертит в руках бокал, не поднимая взгляда. Поттеру приятно, что тому стыдно. По крайней мере, Гарри так это расценивает.

— Не в лучшем состоянии.

— Ясно, — Малфой вздыхает. — И что случилось потом?

— Ты про что? — удивляется Гарри.

— Про нового обитателя этого дома.

— Ах, Льстивый, — улыбается Гарри и продолжает рассказ. Малфой не сильно впечатляется, и Поттеру становится его жалко. Он будто постоянно мысленно не здесь, а там, с Гермионой.

— Ты знаешь… Гермиона, она умеет прощать. Даже самые невероятные поступки.

Малфой поднимает взгляд и долго смотрит Поттеру в глаза.

— Не уверен, что это мой случай, — кратко отзывается он. И Гарри злится. С какой стати он вообще должен его обнадеживать и подбадривать?

— Да иди ты, — Поттер встает и подливает Малфою алкоголя до краев бокала. — Напейся до беспамятства и валяйся хоть до утра.

К удивлению, в ответ на это Малфой начинает смеяться. Слезы выступают из глаз, и даже появляется румянец.

— Ты издеваешься? — но хмурый вид Поттера со сдвинутыми бровями еще больше веселит Малфоя. Гарри скрещивает руки на груди и принимает выжидающую позу. Стоять ему приходится долго, но когда Малфой, наконец, успокаивается, Поттер разводит руки в стороны: — Может, объяснишь?

— Боюсь, тебе смешно не будет. Я вспомнил тебя, алкоголика. А сейчас мы будто поменялись местами. Понимаешь?

Гарри ведет плечами:

— Нет, не понимаю.

— Я же говорил, — улыбается Драко.

И Поттер садится обратно, вдаваясь в долгие размышления о предстоящем походе, о возможных трудностях, о существовании стольких миров, связанных между собой, и полном незнании магглов и волшебников. Но в середине монолога осознает, что Малфой давно уже заснул. Гарри накрывает его одеялом и тушит свет. И тут ему приходит в голову мысль: «Ведь и вправду, Малфой так долго терпел меня, мои запои, выходки, был рядом всегда. Даже по ночам слушал мои бредни. А где все это время был Рон?», и Гарри задумывается: действительно ли Рон лучшая партия для Гермионы? Возможно, судить по их отношениям глупо, ведь Рон и Поттер давно уже тесно не общаются, но вспоминая все пережитое втроем с Малфоем и Гермионой, Гарри невольно признается: Малфой не так уж плох. И злиться на него долго не получается. В конце концов, он ему обязан не меньше. Где бы сейчас был Гарри, не окажись рядом Малфоя? Поттер хмурится в темноте, вспоминая ощущения части души Волдеморта в себе. Эта неописуемая мощь, словно бурлящий вулкан, никогда не остывает и лишает чувства тревоги и страха. Гарри погружается в воспоминания, как после убийств магия разливалась по телу, словно оргазм, накрывая с головой. Хотелось еще и еще, лишь бы чувствовать себя королем этого мира. Всех миров. «Я хочу править всеми мирами! Это все мои земли! Кто сказал, что мне не может принадлежать вся эта кучка безмозглых магглов? Тупоголовых волшебников? Ха! Они не достойны называться волшебниками. Магия должна приводить в ужас. И ломать руки тем, кто не способен ее обуздать. Фаго! Буди наших друзей. Наших новоиспеченных созданий. Пора пожрать прогнившие корни и, наконец, стереть мир Тернистых Корней с лица земли!».

Гарри сваливается на пол, чувствуя непонятные толчки, голова раскалывается, он с усилием открывает глаза. Над ним Малфой, трясет его за плечи и бьет по щекам. Постепенно возвращается слух:

— Не смей пробираться в его голову! Убирайся прочь, Egredientur! — Малфой направляет палочку на шрам Поттера, и тот чувствует, как боль постепенно стихает.

«И вот, Малфой снова со мной рядом», — единственная мысль, после которой Поттер, обессилев, отключается.