Предел свободы. Часть вторая (джен)

Сириус Блэк.

Он никогда не думал, что все будет так. Что он окажется в этом проклятом месте. Поначалу он часто вспоминал счастливое время в Хогвартсе. Ха, время! Он уже давно потерял ему счет.

Вот, помнится он, Джеймс, Ремус, Хвост... Крыса! Проклятая крыса! Это все ты! Ониии не знают... Но я не виновен! Не виновен! Не виновен!

В голове возникло множество образов.

Кажется, дементоры ушли.

Мысли путаются и перескакивают с одного на другое. Но я знаю одно — я не виновен. Интересно, как там Гарри? Он уже, должно быть, в Хогвартсе. Сохатик наверняка похож на своего отца и такой же умный, как его мать. Лили... Джеймс... Реми... Я не виновен. Не виновен.

Сириус скрючился на полу в позе эмбриона.

Он не помнил, когда в соседней камере появился Малфой. Еще один Пожиратель получил по заслугам.

Затем он внезапно подумал, что вскоре сможет называть Азкабан домом. Провести здесь большую часть жизни, да еще и в окружении родственников. Впрочем, у Вальбурги было намного лучше. Он с удовольствием променял бы радость пребывания в компании дементоров на очередную порцию нравоучений матушки.

Малфой пытался завязать беседу. Сириус не помнил, что ему отвечал. Его до бесконечности раздражало выражение безграничного спокойствия на лице мужа его кузины. Однако во времена обходов дементоров даже у Малфоя не получалось сохранять маску холодного безразличия. А по ночам он кричал. Как и все они здесь.

Надолго его не хватило. Всего через две недели он начал говорить о побеге. Но в этом-то как раз нет ничего необычного, похожие мысли рано или поздно появляются у каждого заключенного Азкабана. Но дементоры высасывают у людей всю радость, все, ради чего стоит бороться. Какая уж тут вера в успех?

Малфой же начал нести откровенный бред. Что он нанял каких-то магглов, что нужно немного подождать, и они придут на помощь. А еще он частенько упоминал Гарри. Говорил, что тот учится с его сыном на Гриффиндоре. Нет, Сириус был уверен, что сын Джеймса будет учиться на том же факультете, что и его родители. Но Малфой в Гриффиндоре? Люциус явно сошел с ума.

А затем как-то ночью Сириус проснулся от жуткого грохота. Малфой в соседней камере вскочил с нар и радостно воскликнул «Началось!». Блэк лишь покачал головой. Затем он вздрогнул, услышав шипение дементоров, но поблизости их не наблюдалось. Он с удивлением понял, что звуки доносятся откуда-то снизу.

Затем он начал осознавать, что вечный азкабанский холод начал куда-то отступать. По правде говоря, становилось даже жарковато.

Но на этом удивительные события не закончились: через некоторое время в коридоре появились две фигуры в нелепых желтых костюмах. Они немедленно направились к камерам. Впервые Сириусу пришло в голову, что Малфой мог и не врать о побеге. Но кто мог прийти за ним, кроме его дружков-Пожирателей? И тогда Блэк выкрикнул первое, что пришло в голову.

Один из желтых, как мысленно обозвал их Сириус, с удивительной ловкостью принялся вскрывать замки. Когда замок на двери его камеры сухо щелкнул, Блэк не придумал ничего лучше, чем наброситься на одного из них.

А затем он очнулся уже в лодке. Сириус открыл глаза, и первое, что он увидел, было зарево над Азкабаном. Это была самая приятная картина, что он видел за последние годы. Он стал прислушиваться к разговорам.

— Почему так долго? Я чуть с ума там не сошел! — говорил, судя по голосу, Малфой.

— Эй, мы говорим о тюрьме, из которой невозможно сбежать! По крайней мере, так считают у вас в волшебном мире, — самодовольно ответил неизвестный Сириусу человек.

— За такие деньги можно протолкнуть тролля в министры! — не унимался Малфой.

Неизвестный ничего не ответил, вместо этого предпочел сменить тему:

— Как там Блэк? Честно говоря, я боюсь, что за столько лет он мог и свихнуться. Гарри расстроится.

Сириус стал прислушиваться с еще большим вниманием. Но в этот момент его и раскусили.

— Босс, похоже, этот притворяется.

— Вот как ? — спросил неизвестный. — Ну что ж, мистер Блэк, просыпайтесь и постарайтесь вести себя прилично. Мне бы не хотелось, чтобы ребятам пришлось вас убеждать.

Сириус счел за лучшее промолчать. Но когда уже на берегу от него ради перестраховки потребовали лечь в гроб, он искренне возмутился. Очевидно, он был неправильно понят, так как очнулся уже внутри чертового ящика.

Их с Малфоем привезли в какой-то невзрачный домик и велели привести себя в порядок и не отсвечивать. Что касается Люциуса, то он счел оба совета разумными и поспешил занять ванную. «Волосы отмывать отправился» — ухмыльнулся Сириус, который, однако, также принялся приводить себя в порядок.

Как оказалось, не зря. На следующее утро Блэк не поверил своим глазам, увидев перед собою маленькую копию Джеймса. Вот только глаза у Гарри были от Лили.

* * *

Министерство магии, 30 июля 1993.

— Как такое вообще могло случиться? — вспылил Фадж. — Тридцать волшебников погибло из-за того что, вы только вдумайтесь, маггловский самолет врезался в Азкабан.

Расширенное совещание длилось уже больше часа, однако не принесло никаких значимых результатов. Итоги были неутешительны. Ударный отряд потерял до четверти своего состава. Погибли волшебники, осужденные за мелкие преступления.

— Мерлин, ну за что мне все это? — воскликнул Фадж. — Сначала события в Хогвартсе, затем вот это. Такое чувство, будто меня прокляли!

— Мы рассмотрим эту версию, — заявил глава Отдела Тайн, — возможна диверсия со стороны другой державы.

Министр с недоумением смотрел на него. Порой он, как и многие другие, вообще забывал, кто это такой. Отдел Тайн ревностно хранил свои секреты и личности их носителей.

— Скримджер, ну а вы-то куда смотрели! — обрушился Фадж с критикой на главу аврората.

— При всем уважении, Министр, охрана не относится к компетенции моего департамента. — Руфус не собирался быть не только козлом отпущения, но и манекеном, на котором Фадж мог бы выместить свой гнев.

— Это не столь важно, — попытался сгладить ситуацию глава Отдела Тайн. — Мои маггловские коллеги потребовали провести расследование инцидента. Они считают, что Азкабан стал целью преднамеренной атаки. Мы проверили экипаж, никаких следов подчиняющих зелий или заклятий. Официальная версия — невероятное совпадение. Тем не менее, Ми-5 хотело бы получить результаты расследования.

Фадж уловил что-то знакомое.

— Магглы? Кого волнуют какие то магглы?! — завопил он. — Пресса вот-вот линчует нас! Мы должны выработать официальную позицию и найти виновных!

Амбридж, недавно вернувшаяся к работе, важно кивнула.

— Виновных нет, Министр. Это просто трагическая случайность, — спокойно произнес глава Отдела Тайн.

— Говорите, никто не виноват? Почему вообще этот остров нанесен на маггловские карты? — бросил камень в его огород Фадж.

Глава Отдела Тайн поморщился.

— Чтобы избежать кораблекрушений, очевидно. Вспомните, мы отказались поддержать Данию в войне с Гриндевальдом из-за того, что их покровительственное отношение к морскому народу привело к гибели Титаника. И тогда это был всего лишь передвижной русалочий дворец, который всплывает на поверхность не чаще двух раз в год. А здесь вы предлагаете полностью скрыть остров. Мы можем это сделать. До первого контейнеровоза или топливного танкера, который напорется на скалы.

Фадж замолчал, продумывая аргументы, когда в беседу вмешалась мадам Боунс.

— Нельзя забывать и о том, что Сириус Блэк и Люциус Малфой не были найдены среди обломков. Нельзя исключать, что они сбежали, воспользовавшись суматохой. Что мы предпримем по этому поводу?

— Нда... Побег двух самых опасных преступников страны... не очень хорошо... Пресса раздует историю, — задумчиво произнес Скримджер.

Министр что-то невнятно простонал, но у всех присутствовавших создалось впечатление, что он прикладывает немало усилий, чтобы не схватиться за голову.

Комната погрузилась в тишину, и никто не рискнул нарушить молчание в течение, по меньшей мере, пяти минут. Или, возможно, каждый был погружен в собственные мысли.

— Сириус Блэк мертв.

Эта фраза прозвучала как гром среди ясного неба. Все взгляды были прикованы к Министру.

— Прошу прощения? — намекнула на необходимость разъяснений Боунс.

— Сириус Блэк мертв, — с неожиданной твердостью повторил Фадж. — Это официальная позиция Министерства. Подготовьте статью для Пророка, где будут описаны все его злодеяния. Что-то вроде «так этому подонку и надо».

— А что насчет Малфоя? — деловито спросил Скримджер, первый понявший замысел Министра.

— То же самое, — ответил Корнелиус. — Но не нужно упоминать его больше необходимого. Люди должны полностью сосредоточиться на чем-то одном.

* * *

Гарри Поттер, конец августа 1993 года.

Это лето, пожалуй, стало самым лучшим в его жизни. Сириус был настоящей, живой связью с родителями. Казалось, что все, о чем он рассказывал, произошло только вчера, а родители просто ненадолго вышли и вот-вот вернутся. Но Гарри понимал, что они уже не вернутся и что для крестного, который провел значительную часть жизни в тюрьме, все это действительно было последним, о чем он не боялся вспомнить. В отличие от преподавателей, которые утверждали, что знали его родителей, Сириус действительно любил их. И это чувствовалось в каждом слове.

Поначалу крестный не спешил рассказывать, как они издевались над слизеринцами будучи в школе, считая, что это может повлиять на мнение Гарри об отце. Но для мальчика Джеймс Поттер был и, наверное, теперь уже всегда будет лучшим отцом в мире. Как и Лили — матерью. К тому же, учитывая его опыт общения со слизеринцами в течение первых двух курсов Хогвартса, он искренне считал, что то, что вытворяли Мародеры, было детскими шалостями.

Сириус же хмурился, слушая об отношениях между факультетами в последнее время. Он утверждал, что в его время такого не было, а потом сам же смеялся и говорил, что рассуждает, как старик.

После этого он начинал рассказывать , как они подвешивали Сопливуса к потолку или проделывали с ним еще что-нибудь в этом духе. Затем Сириус снова возвращался к старой теме и спрашивал, куда же смотрел Дамблдор, если позволил всему этому произойти.

Гарри не нравились беседы о Дамблдоре, и как-то раз, не выдержав, он даже ответил, что, наверное, туда же, как и когда сажал Сириуса в Азкабан, хотя всего-то и нужно было — напоить его зельем правды. Даже дядя Вернон догадался это сделать, когда Гарри приехал в их с Люциусом убежище.

Тему Дамблдора больше не поднимали. Еще одной запретной темой стал Ремус Люпин. Сириусу не понравилось то, что его связь с внешним миром была ограничена. Вернон без обиняков заявил, что если Блэк попытается связаться хоть с кем-то, ему переломают конечности, чтобы он научился не подвергать окружающих опасности.

Сириус пытался излить свое недовольство Гарри, рассказывая, каким замечательным человеком был Ремус Люпин.

Поттер спросил крестного, почему же тогда он ни разу навестил сына своих друзей за все эти годы.

Блэк предположил, что, возможно, все дело в том, что Гарри живет с магглами, на что тот ответил, что его дядя фанат волшебства. На этом разговор прекратился.

За прошедшее, не такое уж большое, время они с крестным стали очень близки. Может быть, дело в том, что Сириус был ближе всех, кого Гарри знал, к родителям и, в какой-то мере, его любовь к ним перешла и на их друга?

Нет, Поттер очень уважал своих родственников, но что они могли рассказать про Джеймса и Лили Поттер? Тетя Петунья предпочитала отмалчиваться, а Вернон, как максимум, мог сказать, что Лили была красавицей, а Джеймс казался славным малым.

Они проводили вместе почти все время. Они не могли играть в квиддич, вместо этого играя в футбол. Частенько смотрели вместе телевизор, который Сириус считал одним из величайших маггловских изобретений. Вторым после мотоцикла, если быть точным. Как оказалось, квиддич был еще одной ниточкой, которая связывала Гарри с отцом, и он пообещал себе и крестному, что в этом году обязательно попробует войти в факультетскую команду.

Поскольку Гарри проводил с Сириусом почти все время, ему пришлось договориться с Люциусом Малфоем, что они перенесут обучение до следующего раза. Последний отнесся к этому с пониманием, поскольку сам много времени проводил в обществе Нарциссы и Драко.

Его однокурсник вовсю готовился стать главой рода в глазах публики. А в глазах гоблинов он становился кем-то вроде соправителя, если сравнивать управление родом с монархией. Когда им мельком удавалось встретиться, Гарри замечал, что тот под грузом ответственности кажется взрослее.

Помимо общения с крестным, Гарри вел переписку с друзьями. В очередной раз объяснял Рону, почему он не захотел ехать в Нору. С удивлением узнал, что Гермиона Грейнджер ходила на свидание с Дином Томасом, а Лаванда Браун, от которой он получил письмо, в свою очередь, не слишком тонко намекала, что если бы вдруг Поттер решил позвать куда-нибудь её, то она не стала бы слишком упираться.

Вообще, немного успокоившись, Гарри посчитал новость насчет Грейнджер сплетней, поскольку Дин, с которым он позже созвонился, не мог говорить ни о чем другом, кроме очередной игры Ливерпуля.

Сириус долго подначивал своего крестника насчет письма Лаванды. Он снова погрузился в воспоминания, и Гарри словно бы пережил вместе с ним его амурные похождения, будто он тоже был свидетелем упорной борьбы Джеймса Поттера за сердце прекрасной Лили Эванс.

А как-то раз Гарри спросил, что подумали бы его родители, если бы узнали, что он не такой, как они. Что он не играет в квиддич и не откалывает забавные шуточки на каждом шагу. Сириус лишь рассмеялся и заметил, что Лили бы им очень гордилась, а Джеймс направил бы все усилия, чтобы превратить его, Гарри, в настоящего Мародера. А еще он сказал, что они любили его. Очень.

Это было действительно прекрасное время, и казалось, что оно летело неестественно быстро. Через несколько дней настанет пора возвращаться в Хогвартс. Но теперь Гарри был отчего-то уверен, что все будет хорошо.