Город Привидений (гет)

1999 год, 31 января, вечер

Северное море, остров Азкабан

— Заключённая номер двести пять-девяносто восемь, дробь два!

Ком из колючего застиранного одеяла на койке в углу камеры дрогнул и зашевелился.

— Заключённая номер двести пять-девяносто восемь, дробь два! — гулко ударился о стены голос.

Опять... эта. Визжит, как баньши. Уши вянут...

Тонкое одеяло бесшумно сползло на каменный пол. Услышав зов, лежавшая на койке женщина расправилась, опустила на распластанную шерсть покрытые сизыми струпьями ноги и тяжёлой походкой поспешила к двери. Живот её отозвался угрюмым урчанием.

Ужин. Скорее.

Окошко, выдолбленное в тяжёлой двери, открылось, надсадно скрипя. В камеру вплыл кусок хлеба, небольшой жестяной чайник и суп почти в такой же, как чайник, супнице с носиком. Ложек заключённым иметь не полагалось.

Женщина схватила свой скромный паёк, собираясь разделаться с ним в углу. Скорее бы уже вгрызться в чёрствый хлеб, высосать из нелепого носика холодный бульон…

— Эй, Алекто! — резкий, как мятые листы железа, голос оборвал её фантазии.

Алекто Кэрроу обернулась, встретив в окошке тяжёлый взгляд.

— Свинья, — злобно припечатала надзирательница.

Сердито взвизгнула задвижка, оглушительно громко захлопнулось окно.

Алекто вжала голову в плечи, едва не расплескав драгоценный суп.

Дождавшись, когда в коридоре стихнут шаги, Алекто набросилась на еду. Она жадно уничтожала хлеб, поднимая упавшие на пол крошки, и в одну секунду расправилась с жидким рыбным бульоном.

Супница исчезла первой. Алекто всегда казалось, что это случается прежде, чем она успевает сделать последний глоток. Едва тёплый чай напоминал разбавленный раствор лирного корня и с трудом утолял жажду, но радости доставлял не меньше, чем эльфийское вино.

В этих стенах лучше еды для Алекто Кэрроу не было ничего. Еда стала её смыслом жизни, её отдушиной. Не сказать, что у неё не было другого выбора. Теперь к заключённым относились иначе, и, помимо всего прочего, по камерам в один прекрасный день стали развозить книги. Много книг, целые тележки. Бери-не хочу. Но все эти грёбаные издания, как назло, были маггловскими. Читать Алекто любила не меньше, чем есть, но так и не притронулась ни к одному из них. Вот ещё! Лучше уж ждать всей душой несолёный суп, чем вникать в поганые простецкие мысли.

Это выглядело издевательски. Даже сюда — в место, полное нормальных людей — просочилась грязнокровная ересь.

Перекосившись, Алекто громко рыгнула — одни только мысли о магглах вызывали у неё тошноту — и подошла подышать к окну. Сквозь толстые решётки виднелись чернильные клеточки мглы. Алекто встала на цыпочки и втянула широкими ноздрями горький морской воздух, пахнувший тиной и известью.

Сейчас, поздним вечером, за окном не было видно ни зги, но Алекто и без света прекрасно знала о том, что там. Крохотный причал да ряды замшелых серых камней.

Кладбище.

* * *

Случилось так, что в Азкабан Алекто садилась дважды.

Впервые её привезли сюда в самом начале восемьдесят второго. Ещё не успели отгреметь суды над Пожирателями смерти — но тогда ни у неё, ни у Амикуса не было на руках Метки, и Тёмный Лорд не был с ними, Кэрроу, знаком. Она никого не ограбила, не убила, не покалечила. Однако её дело и без этого заставило содрогнуться визенгамотских чинуш.

Алекто прикрыла глаза, погружаясь в прошлое. Толстые бледные губы сами собой растянулись в самодовольной усмешке. Таких, как она, волшебная Британия больше не видела и вряд ли увидит…

Нет, красоткой она никогда не была. Чистокровной, кстати, тоже — и однокурсники-слизеринцы превратили школьные годы Алекто в сущий ад. Презрительное «хрюшка», которым её окрестили на первом курсе, к пятому превратилось в целую «свинью». Ах, если бы всё дело было только в полукровке-отце, толстых боках и курносом носу… Алекто травили потому, что знали — она безмолвна. Люди, особенно мальчишки, вызывали в ней дикий, первобытный страх.

Когда Алекто было девять, в её спальню прокрался тринадцатилетний Амикус. В одну ночь любимый брат превратился в сущего демона. Она рыдала, умоляла, кусалась, но жестокий подросток взял своё. Всё прошло, как в тумане — в памяти отпечатались лишь его липкие руки на её горле, ниточка слюны, стекавшая с его влажных губ на её живот, саднящая боль между её, его силою разведённых, ног.

Мать, узнав о случившемся, отмахнулась. Глупый детский вздор, вот какими были её слова. Впрочем, другого от Ванды Кэрроу ожидать не приходилось. Слабенький, болезненный Амикус был её божеством, Алекто же… просто дочерью. Некрасивой, нелюдимой, укравшей у матери последние крохи молодости.

Прежней жизни пришёл конец. Алекто с ужасом ждала письма из Хогвартса. До этого ей приходилось вырываться из крепких братских объятий лишь на летних каникулах. Теперь же кошмар грозился длиться вечно. Подходя к Распределяющей шляпе, она чуть не обмочила мантию. Алекто казалось, что все вокруг уже знают её грязную тайну.

Грязнокровка. Хрюшка. Свинья. Скотина.

Это было…обидно. Оскорбительно. Невыносимо. Не столько из-за намёков на её внешность, сколько из-за того, что любой дурак знал — именно свиньи, в отличие от многих животных вроде кошек и сов, начисто лишены магии. Одна отрада — теперь Амикус всё же держался от неё подальше.

К семнадцати годам Алекто выросла в угрюмую, неповоротливую девицу. Время не сделало её красивее, но и нападки прекратились. Больше она не боялась всех этих сопливых пацанов и смазливых потаскух. Всё-таки Алекто была ведьмой, а не свиньёй, и сумела доказать это всем. А те, кто считал иначе, жрали экземпляры из её арсенала тёмных чар полной ложкой.

Хогвартс Кэрроу закончила неплохо, несмотря на многократные выволочки от преподавателей и Министерства. Ха, да все они удавились бы, узнав про её мечту. Пару последних лет Алекто воображала, как могла бы учить других тому, что знала сама. Эх, если бы хоть на миг она и гадкие детишки поменялись местами!

Но мечте этой, конечно, не суждено было сбыться, и Алекто довольствовалась должностью секретарши в одном из замшелых отделов Министерства — из тех, что прибирали волшебство перед магглами. В одном только Лондоне случалось до десятка происшествий в день, и от оформления бесконечных вызовов у Алекто раскалывалась голова. Кусачие сервизы, лжезапирающие ключи, унитазы, плюющиеся дерьмом. Магглы в смятении, магглы в панике, магглы в шоке. Магглы то, магглы сё. Тупые животные. Вскоре они перестали вызывать у Алекто что-либо, кроме презрения. Она жалела, что после Гриндевальдовой войны с ними приходилось считаться. И всё повторялось снова — её, Алекто, усилия оставались незамеченными. Даже такие придурки, как Перкинс и Уизли заслуживали куда больше внимания от начальников отдела.

Скучная, ничтожная, бесполезная жизнь. Нет, не жизнь даже — так, существование...

Но однажды всё изменилось вновь.

Когда Алекто исполнилось двадцать четыре, ею, наконец, овладело странное томление, обычно приходившее ещё к пубертатным девочкам. Её телу потребовалось много времени, чтобы забыть домогательства брата. И теперь мощная, неотвратимая, неумолимая волна возбуждения накрыла Алекто с головой, словно отыгравшись за все эти годы. Она часами стояла голой перед зеркалом, по пять раз за ночь погружая пальцы в рыхлую плоть. Сначала в ход пошёл старый добрый душ, потом — все продолговатые предметы, попавшие под руку. Но удивительнее всего были фантазии, сопровождавшие эти лихорадочные действия.

Юные мальчишки. Всем им на вид было не больше девятнадцати. Иногда девчонки — вполне оформившиеся, но с глазами, которые бывают только у вчерашних детей. Те, кого она прежде ненавидела, стали её манией. Прыщавые лица, острые коленки, вульгарные манеры, кислый юношеский пот — Алекто сходила с ума от этих гадких деталей. И чем сильнее видения одолевали её, тем было яснее — фантазии не станут былью. Да, Алекто стала способной ведьмой, но внешне так и осталась уродкой, чего уж греха таить. Да, многие молокососы не отказались бы спутаться с девушкой постарше, но это должна была быть…фея. Фея, а не рыжая хрюшка.

Алекто впала в отчаяние. Думать ни о чём другом никак не получалось. Наконец-то начальство обратило на неё внимание — но не с похвалой, а с предупреждением. Нужно было с этим что-то делать, и выход скоро пришёл ей на ум. Выход воистину гениально-омерзительный — но вскоре омерзение потихоньку отступило, и, наконец, Алекто сдалась.

Магглы. Она будет делать это с магглами. Хоть на что-то эти идиоты сгодятся. За несколько лет работы в Министерстве Алекто успела убедиться — начальство плевать хотело на самих магглов. Статут волновал их куда больше. Сделать всё чистенько, и комар носу не подточит. А поможет ей в этом, конечно, магия.

Все эти годы Алекто продолжала увлекаться Тёмными искусствами. Естественно, что самое главное мимо неё не прошло. Долгие месяцы Алекто отрабатывала Непростительные заклинания сначала на флоббер-червях, затем на жабах, потом перешла на пикси. Иногда она представляла себе Амикуса на месте измученных тварей. Придёт день, и тогда…

Но брат был гораздо сильнее. Нет, его время ещё не настало, решила Алекто. И стала обдумывать план. Даже сейчас, спустя годы, Алекто помнила всё так, как будто это было вчера…

…Вот он — шумный грязный паб где-то в восточном Лондоне, где собираются магглята — немытые и наглые, под стать своей клоаке. То ещё зрелище. Хулиганы в спортивных костюмах лапают раскрашенных пигалиц в лосинах под невыносимо громкую и уродливую музыку. Алекто, цедя отвратительный разбавленный джин, наблюдает за тем, как мимо неё проплывает эта вульгарная, бессовестная вакханалия, и страшно желает присоединиться.

Наконец она видит его. Острый подбородок, скуластое лицо. Короткие обесцвеченные волосы, торчащие в разные стороны. Клетчатая рубашка, болтающаяся на тощих плечах.

Когда он подходит ближе, то Алекто замечает серьгу в мочке левого уха, и — Мерлин великий! — неаккуратную татуировку в виде перевёрнутого креста прямо на блестящем от пота лбу.

Их взгляды встречаются. Алекто подманивает его пальцем, собрав всю волю в кулак.

— Привет, — Алекто слышит насмешливый голос подле себя.

Она чувствует, как мальчик садится рядом, как въедливый запах дешёвой туалетной воды и табака достигает ноздрей, и тут же мокнет, как последняя шлюшка.

Алекто заказывает им выпивку. Потом ещё и ещё. После трёх порций джина она предлагает парню пойти в туалет, чтобы попробовать «кое-что получше». Она хорошо изучила дурные магглятские привычки. Их ведь хлебом не корми — только дай закачать в себя какую-нибудь дрянь.

— Я не буду спать с тобой, тётя, — хмыкает мальчишка, как только они оказываются в вонючей кабинке. — Если только ты не дашь мне разнюхаться, конечно.

Алекто с улыбкой кивает, запустив пальцы в сумочку. Внутри неё всё клокочет от гнева и похоти.

Какая она, к чёрту лысому, тётя? Ей даже не исполнилось двадцать пять. Сосунок не знает, что говорит.

Липкие от волнения пальцы нащупывают древко…

— Ну и что ты сейчас сделаешь? — визжит мальчик, когда палочка Алекто вонзается в его кадык. — Заколешь меня палкой для китайской лапши? Да ты рехнулась нахуй!

Его голубые, в жёлтых крапинках глаза слегка косят. Один из зрачков так и стремится к переносице, где начинается тонкий чернильный крест.

— Нет, — всё так же улыбаясь, отвечает Алекто и кончиком языка облизывает пересохшие губы. — Не сегодня.

И, наконец, с наслаждением произносит то, к чему столько шла, то, что хотела, то, что была должна:

— Империо.

…Когда Алекто, подправив мальчишке память, спасалась из туалета бегством, то заметила маленькую книжечку с маггловским гербом, забытую на полу. Поддавшись внезапному порыву, Алекто перевернула паспорт. Рядом с затоптанной фотографией виднелось имя и дата рождения. Бой Алан Кёртис, восемнадцать лет. Бой Алан. Мальчишка.

После встречи с Боем Кёртисом Алекто затаилась. А через месяц снова нырнула в омут похоти с головой, открыв на тинейджеров настоящую охоту.

Она старалась быть аккуратной. Выжидать время. Не делать больше одной вылазки в одном графстве. Выбирать только неприкаянных магглят. Это она умела — некоторые из них оказались настоящими отбросами. Торговали собой, воровали, пили и кололи в вены всякую гадость. И от этого Алекто заводилась ещё сильнее.

Последний, решающий раз произошёл уже после падения Лорда. Она решила позволить себе немного расслабиться, вновь отправившись гулять по ночному Лондону. Вокруг творился сущий дурдом. Везде сновали авроры, а магический мир трясся в похмельной лихорадке, словно не зная, чем заняться — то ли праздновать дальше, то ли оплакивать погибших. Магглы не отставали — приближалось Рождество.

Их было двое. Парень и девчонка, задумавшие уединиться в пустынном парке — лучше не придумаешь. Двойной Петрификус Тоталус свалил влюблённых с ног. Алекто оставила магглу в кустах и принялась за мальчика. В экстазе она не заметила, что с девчонки каким-то образом слетел морок, и та сбежала в поисках помощи.

Алекто поймали прямо на месте преступления. Маггловские наручники сковали запястья прежде, чем она смогла применить колдовство. Своими вонючими лапами бобби завернули в пластиковый пакет её палочку — её гордость, её, Алекто, главное оружие. Забрали, приобщив к остальным доказательствам дела.

Сутки Алекто сидела в душной клетке. Потом за ней пришли авроры, переодетые такими же полицейскими, и забрали с собой. Суда Алекто дожидалась уже в Министерстве.

И он пришёл по-краучевски быстро — всего через пару недель после ареста. Журналистов на заседание не пустили. В мире победившего добра простым людям знать о серийной насильнице магглов было ни к чему. Мать к тому времени уже умерла, и кроме судей, в зале сидел лишь Амикус. Строгий, застёгнутый до единой пуговицы, он кидал на Алекто странные взгляды и почему-то улыбался. Её брат, её злобный гений.

Алекто дали десять лет. По году за каждого сосунка. Крауч требовал пожизненного заключения. Но после падения Лорда в министерстве творился полный хаос. Кое-кто из присяжных решил сжалиться над молодой ведьмой, не носившей Метки. Да и жертвы её остались живы, здоровы и в полном неведении.

Магглята, что с них взять…

...Вот лодка, везущая её в Азкабан, подплывает к причалу. Первое, что видит Алекто — подножье мрачного замка и дементоров, тёмным облаком витающих над свежевырытой ямой. Цепочка заплесневелых могильных камней тянется вдоль кромки острова, утопая в густом тумане.

— Ещё одного хоронят, — шамкает беззубый лодочник, складывая вёсла, — Краучева сынка...

Так потянулись годы в Азкабане — серые, унылые, безрадостные. В пятую зиму тюремная почта принесла скудную весть — Амикуса осудили на три года за кражу каких-то тёмных вещиц. От мысли, что её мучитель вновь будет здесь, рядом, в душе даже не дрогнуло. Алекто устала. На злость и жалость к себе не осталось никаких сил. И даже тело её замолчало, став спокойным и холодным, как ледяная глыба.

Когда истекли десять лет, отмеренные Министерством, то скрипучая лодка увезла Алекто с проклятого острова. На большой земле её встретил Амикус. Больше никому не было до неё дела.

Брат оставил воровство, посвятив себя торговле. Его заметили и приблизили к себе не последние люди в этой стране — Люциус Малфой, Тарквиний Нотт, Уолден Макнейр… Все они коллекционировали темномагические артефакты, о которых Амикус знал много, очень много. Почтенные господа часто связывались с ним в обход монополистов «Горбин и Бэрк». Амикус заметно посолиднел, у него начали водиться галлеоны. Большие галлеоны. Тебе незачем работать, говорил он Алекто. Занимайся Тёмными искусствами, как раньше. Я знаю, ты в этом преуспела. Нас ждут большие дела.

Алекто не спорила. Работать ей действительно больше не хотелось. Собрав вещи, она перебралась из комнаты в «Дырявом котле» в дом, где они с Амикусом провели своё детство.

И первым делом повесила самое тёмное заклинание на дверь своей спальни.

Спустя два года события закрутились с бешеной скоростью. Оказалось, что тот самый Краучев сынок, Барти-младший, вовсе не сгнил в тюрьме. Целый год он преподавал в Хогвартсе под личиной Аластора Грюма. Ценой своей души молодой Крауч сделал почти невозможное — помог возродиться Тёмному Лорду. И очень скоро Люциус представил ему обоих Кэрроу.

Алекто радовалась, получив Метку. Ещё много лет назад её достало это идиотское лицемерное Министерство, напрочь забывшее, чем должны заниматься настоящие волшебники. Вместо того, чтобы приумножать своё величие, они изобретали всё новые и новые способы скрываться от магглов. Вот же глупость!

О том, чтобы добиваться власти легальными способами, не могло быть и речи. Первые полтора года старые и новые Пожиратели провели в подполье, готовясь к следующему удару. Лорд нанёс его внезапно — одна ночь, и Азкабан пал. Как и все, оба Кэрроу были с ним в этот день. Когда Алекто смотрела, как рушится стена крепости, отнявшей у неё десять лет жизни, она впервые за долгие годы была по-настоящему, искренне, душераздирающе счастлива.

Но эйфория от разгрома тюрьмы быстро сменилась скукой. Стоило только почувствовать себя важной и нужной, чтобы сразу же после скатиться назад! Лорд забыл про них с Амикусом, как ребёнок забывает надоевшие игрушки. Отбросил куда-то на уровень неудачника Петтигрю, почти любовно облизывая сучку Беллатрису.

До операции в Отделе Тайн их тоже не допустили. Лорд хотел опробовать в деле именно бывших беглецов — Беллу, её муженька Руди с братом Рабастаном, Долохова, Эйвери, Джагсона, Мальсибера, Руквуда. Последний работал там раньше и точно знал, как вскрыть защиту одного из самых неприступных отделов.

Алекто было плевать на Отдел Тайн, но не на Поттера, которого планировалось туда заманить.

Грёбаный защитничек лицемерной дамблдоровской чуши.

Посмотреть бы на него хоть одним глазом, думала Алекто тогда. На этого самонадеянного щенка, об которого сам могущественный Лорд некогда обломал зубы. Что-то в Поттере было, это точно. Не у каждого хватит духу на всю страну макнуть Министерство в грязь — Лорд зачитывал им тот самый номер «Придиры» и смеялся, смеялся впервые на её памяти!

Воевать против мальчишки… О большем Алекто и мечтать не могла — особенно тогда, когда зверь, спавший в ней, вновь почуял наживу.

Ей давно уже не снились сны из той, прошлой жизни. Секс под Империо, да и вообще секс наскучил ей, опреснел. Авроры и дементоры постарались сделать так, чтобы она навсегда забыла вкус своего триумфа. Теперь Алекто одолевали совсем другие видения.

Юный Поттер падает и корчится; Алекто дрожащей от страсти рукой ведёт палочку вверх, и из груди героя вырывается новый крик. Алекто почти чувствует его боль, и эта боль, эта власть отзывается внутри — не в клиторе, в сердце — истинным наслаждением…

Вылазка в Отдел тайн окончилась полным провалом. Почти всех бойцов, в том числе сиятельного Люциуса, схватили и отправили в Азкабан. Всё-таки правильно, что Алекто не послали на тот бой. Ей было бы глупо и обидно возвращаться в тюрьму. Их с Амикусом ждала другая миссия.

Хогвартс. Для того, чтобы туда попасть, им потребовался ещё год и помощь младшего Малфоя. И вот тогда, когда Дамблдор был повержен, когда тело его, изломанное и беспомощное, полетело с Астрономической башни, чтобы разбиться оземь, мечты Алекто, наконец, начали сбываться по-настоящему. Тогда она ещё не знала, что это было и началом конца.

Снейп дал обоим Кэрроу места преподавателей. Амикусу поручили вести Защиту. Алекто досталось маггловедение. И тут братец её облапошил! Она рвала и метала, проклиная всех и вся — Амикуса, Снейпа, вонючих простецов… Но после успокоилась, узрев в своём предназначении особенный смысл. Кто, как не она, Алекто, лучше всех способна донести до глупых детей, насколько опасно и вредно потакать магглам? Кто, как не она точно знала, о чём говорит? В конце концов, разве не магглы испортили её жизнь?

Школа встретила их настороженно. Несколько семей, члены которых ещё недавно имели места в Визенгамоте — Макмилланы, Боунсы и иже с ними — пробовали возмутиться. Но их быстро поставили на место, объяснив, что она, Алекто — не преступница. Она — жертва краучевского произвола и тоже имеет право на доброе имя.

Но Снейп, будь он неладен, всё-таки устроил ей аудиенцию в директорских покоях. Битый час объяснял ей своим ледяным голосом — детей, в особенности чистокровных, трогать нельзя. В новом мире им уготована другая судьба. Что если она, Алекто, подступится к ним не с той стороны…

Ещё чего! Ей больше не были нужны их жалкие тела. Присмотрелись бы лучше к её братцу. Это он был виноват во всём, что случилось. С ней и с теми магглами. И за ним до сих пор водились всякие грешки, уж это Алекто знала наверняка.

Давние мечты на деле оказались полным дерьмом. Детишки плевать хотели на её уроки. За редкими исключениями все они были напуганы и злы. Больше всего проблем доставляла шайка Поттера, собравшая в школе что-то вроде подпольного кружка, как при Амбридж. Наглость Лонгботтома, Уизли и Лавгуд не знала границ — они малевали на стенах свои глупые лозунги, срывали уроки, мешали воспитательной работе. Самое страшное, что малолетние ублюдки знали, как поднять обоих Кэрроу на смех. При виде очередной свиньи в парике, нарисованной возле дверей преподавательского туалета, мало кто был в состоянии сдержаться. И, конечно, задницы бунтарей прикрывали все — преподаватели, портреты, привидения, студенты. Алекто догадалась, что в это влезли даже слизеринцы. Она перетрясла весь факультет, пытаясь найти хоть что-нибудь, выдающее саботаж, но успеха так и не добилась.

Хогвартс молчал. Сам замок вёл против них хитрую, расчётливую партизанскую войну.

Попытка похищения гриффиндорского меча из кабинета Снейпа стала апофеозом бессилия. На месте директора она, Алекто, давно бы уже стёрла нарушителей в пыль. Но тот оставался настолько безучастным, насколько это было возможно. Отработка у кретина Хагрида — самое меньшее, что Снейп мог бы сделать с наглыми щенками. Стоило ли говорить, что из всех внесённых в устав наказаний он выбрал именно его?

Алекто не понимала мотивов Снейпа. И, наплевав на всю иерархию, связалась с Лордом сама.

Вскоре их разговор принёс свои плоды. На Рождество с поезда сняли одну из главных смутьянок — Луну Лавгуд, убив этим самым аж двух зайцев. Её папаша Ксено, полоумный писака из «Придиры», расклеился почти сразу. Он свернул своё поганое издание, изрядно намозолившее всем глаза, а после некоторого внушения и вовсе указал на того, кто всё время ему помогал. Патрик Белл, грязнокровка из «Пророка». Алекто кое-что слышала об этом человеке. Лет пятнадцать назад он занимался тем, что пытался устроить на маггловском телевидении магический канал... подумать только, волшебники в паскудном ящике! Хорошо, что тогда, в восьмидесятые, его заставили заткнуться. И неизвестно, каких ещё глупостей могли натворить эти два идиота — Лавгуд и Белл — сейчас, если бы Лорд не вмешался.

К весне чары, прежде называвшиеся Непростительными, перестали быть таковыми — Азкабан за них уже не светил. И тут же, как по мановению палочки, Круциатус и Империус наводнили учебные классы. Алекто напросилась смотреть, как Амикус проводит эти самые отработки. Смотрела, как одни дети мучают других, и чувствовала ни с чем не сравнимое мрачное удовлетворение. В конце концов, это была её идея.

После Пасхи в Хогвартс не вернулась вторая зачинщица — гриффиндорская потаскушка Уизли. Вся её семейка неудачников так же побросала жильё и работу, скрывшись в подполье. Даже Лонгботтомы обратились в бегство — сначала бабка, потом внук. Вслед за ними прямо в школе исчезло ещё несколько студентов. Снейп просто рвал и метал.

Последней каплей стал рейвенкловец Майкл Корнер, попавшийся на вызволении младшекурсников, закованных в цепи. И Алекто не выдержала. Применив Круцио к паскуднику, она ясно дала понять всем вокруг — они с Амикусом сделаны из одного теста. Пути назад не было.

Всё решилось в начале мая, когда в замок пришёл Поттер. Вызвав Лорда, она понадеялась на почести — а получила Ступефай в голову.

Очнулась Алекто уже в министерстве. Всё повторилось по новой — допросы, суд, приговор. Только теперь и Амикус, её злобный гений, сидел по эту сторону зала.

Когда лодка вновь причалила к знакомому до боли острову, Алекто вдруг поняла — так, как раньше, уже не будет.

Камеры стали чище. Каждый день на них заново накладывали согревающие чары. Давали мыло, воду, зелья и другие лекарства, давали перья и пергаменты, давали даже лишние свечи, пледы и подушки — дрянные и тонкие, но сразу же и без вопросов. Еда оставалась пресной, но теперь не залёживалась и подавалась не два, а четыре раза в день.

И книги, раздери их дементоры…

Кстати, о дементорах. Их то ли уничтожили, то ли заставили навсегда покинуть Азкабан. Отныне только люди сторожили людей, и ещё неизвестно, что было хуже.

Дементоры сосали, в основном, радость, на которую Алекто была очень скупа. Они забрали воспоминания первых лет, забрали её сексуальный голод, а потом перешли на ненависть. Тёмные твари любили всё сильное, и Алекто научилась вызывать её в себе специально, словно по щелчку пальцев. Удивительно безразличные существа были эти дементоры. Получив своё, они ускользали прочь, на поиски новой жертвы.

С людьми же всё было иначе. Благополучные не шли работать в Азкабан, да их туда и не звали. Сейчас в женском крыле трудились три конвойных ведьмы. Две из них сами сидели раньше и уже не помнили другой жизни. Третья, что всё время цеплялась к Алекто и Амбридж, была и вовсе идейная мразь — мужа её убили егеря, а младшая сестра погибла в Хогвартсе.

По протоколу разговаривать с заключёнными без особой необходимости не разрешалось, но конвойные плевать на это хотели. Пинки, тычки, поддёвки, оскорбления сыпались на Алекто каждый день. И теперь ненависть копилась в ней, как смертельный яд. Как-то Алекто пробовала рвать книги, но после первого же раза оказалась обездвиженной на целых полдня, пропустив обед и ужин. Пришлось покориться — без еды она зверела ещё сильнее.

Скотская, никчёмная, бесполезная жизнь.

* * *

Алекто лежала на койке, понемногу проваливаясь в забытье. Спалось в Азкабане, как обычно, плохо. Каждая ночь оборачивалась мутной мешаниной из обрывков прошлого.

Бой Кёртис превращается в Амикуса и наоборот. Шипит по-змеиному Снейп, и Тёмный Лорд величаво раскидывается в директорском кресле, окружённый пантеоном древних портретов. Пришло время проучить тебя, смеются Корнер и Лонгботтом, затягивая цепь на горле хрипящего Филча… Лишь колыбельная, звучащая откуда-то сверху, не оборачивается скрежетом адских пил. Голос — молодой и звонкий, однако слышится в этой звонкости нечто потустороннее, неправильное, дребезжащее, пугающее…

Громкий визг разорвал сонный морок — это Амбридж в соседней камере кричала во сне. Алекто недовольно разлепила отяжелевшие веки.

И поняла, что до сих пор слышит эту песню.

В это невозможно было поверить, но слух говорил об обратном — здесь она не одна.

Женщина заметалась по камере, хватая руками воздух, исследуя каждый дюйм, но так и не нащупала никого, кто мог бы скрываться под заклинанием или мантией.

А тем временем к убаюкивающему мотивчику присоединились слова.

— Ночь темна и кругом тишина,

Спят волшебные Острова,

Книззл спит, наргл спит…

В Министерстве дежурный храпит.

Небо спит, уснуло море,

Акромантул на заборе

Затаился и следит -

Никто живым не убежит, — продолжал странный голос.

Алекто в бессилии спустилась на пол. Если она не сошла с ума, то очень скоро шутника, пробравшегося в тюрьму, услышит охрана. Интересно, как ему удалось стать бестелесным? Или воспарить под потолком? Пусть поломают голову, мстительно подумала она.

— Спит министр, спит актёр,

Дрыхнет в схроне беглый вор,

Спит учитель, спит аврор,

Спит в гробнице Дамблдор…

Ах, как прекрасен этот мир!

Ночью здесь не видно дыр…

Ночью спят аристократы,

И азкабаньи казематы.

Как в чёрном озере русалки

Сопят, пуская пузыри,

Так в той зловещей тишине

Алекто хрюкает во сне… — протянул голос и замолчал.

Раздались сухие хлопки. Алекто с удивлением поняла, что аплодирует песне.

— Ну что, понравилось? — ехидно поинтересовался голос.

— Кто ты? — хрипло вскрикнула Алекто, жадно вглядываясь в тюремный полумрак. — Как сюда пробрался?

— Никак, — ответила ей темнота. — Я всегда рядом.

— Лжёшь, — отрезала Алекто. — До сумасшедшей мне ещё далеко!

— Может, и лгу, — мягко усмехнулся невидимка, — а с последним твоим утверждением можно поспорить.

Алекто вздохнула, прикрыв воспалённые веки. В душу её заползла холодная неприятная змейка.

— Я знаю всё о тебе, — продолжал голос. — Алекто Ида Кэрроу, сорок три года, родилась в Кэрроу-холле, что под Ливерпулем…

— Вот и подъехал мой биограф, — хрипло каркнула Алекто. — Из министерских, да? Очень остроумно — совать нос в чужие личные дела!

— Нет, не из министерских. Прямиком из твоей головушки, говорю же. Что ты, к примеру, скажешь про пятьдесят изувеченных и убитых пикси? Это тоже было в твоём деле?

— Кто ты? — повторила Алекто, холодея уже до кончиков пальцев.

— Ну что за глупые вопросы. Я — Сама-Знаешь-Кто, разве не ясно? — хихикнул голос. — Планирую устроить третье пришествие… допустим, через неделю. Будешь моей Беллочкой, детка?

— Заткнись! — прорычала Алекто, пряча лицо в ладонях. — Убирайся отсюда! Иди к кому-нибудь другому, знаешь, иди вон к той же Долорес! — словно в подтверждение её словам из коридора послышался сонный взвизг. — Чем она хуже меня, а?

— Жабка-то? Ох, да она уж совсем плоха, — послышался ответ. — Даже не представляю, что с ней сделается после нашей встречи. В лучшем случае — обделается, в худшем совсем кирдыкнется, — снова смешок. — Ты мне гораздо больше нравишься. Ты сильная девочка, Алекто. Пока что сильная.

— Да, — теперь уже она горько усмехнулась. — Я сильная. Сделала себя сама. И я, знаешь ли, достаточно натрепалась языком на своём веку. У меня хватит сил не отвечать тебе больше, вот увидишь.

С этими словами Алекто вновь забралась на койку и отвернулась к стене, натянув одеяло до самых ушей.

Она сильная. И не станет потакать своему безумию. Но безумие, Моргана его раздери, считало иначе. До ушей Алекто вновь долетел уже знакомый мотивчик.

И в той зловещей тишине

Алекто хрюкает во сне….

Нет, так решительно нельзя! Сбросив с себя плед, она запустила им в противоположную стену камеры. На мгновение песенка прекратилась, а потом ей на смену вновь пришёл ядовитый смех.

— Я вызову охрану, — мстительно пообещала Алекто. — Эта Фробишер, сущая мегера, сотрёт тебя в пыль.

— С удовольствием посмотрю на это, — мигом отозвалось Безумие. — Но кажется, у старушки Мод уже есть своя зазноба. И у вас с нею всё взаимно, разве нет?

Алекто молчала, как на первом суде.

— Зря ты так. Мы же оба этого хотим. Просто поговорить.

— Со мной? — не выдержав, хрипло усмехнулась Алекто. — Зачем тебе говорить со мной, сопля?

— Ты не такая, как другие, — кажется, Безумие совсем не обиделось. — Ты отличаешься от остальных пожирателей, чистота крови — всего лишь один из демонов, терзающих твою жадную до насилия душонку. Покажешь мне их всех, крошка? Не бойся. Я знаю, что с тобой случилось. Знаю, что вы с братом до сих пор зовёте друг друга во сне...

— Смотри не загнись от пафоса, — скривилась Алекто.

В жизни ей приходилось терпеть Амикуса. Здесь же любые мысли о нём вызвали отвращение.

— Зачем, Алекто? — патетически-театрально вопрошал голос. — Зачем ты всё это сделала? Мстила себе? Своей матери? Ты могла бы отомстить Амикусу, а могла бы и забыть всё как страшный сон, но выбрала мучить других. Могла бы обзавестись друзьями и близкими, но выбрала остаться одной, и кроме брата и этих стен у тебя нет никого… Кроме, разве что, меня.

— Тебя?

— Ну конечно. Разве не меня ты ждала всю жизнь? Не бойся, больше ты никогда не будешь одна. Никогда не забудешь о том, что случилось. Ты же любишь вспоминать всё это, почему ты так сердишься сейчас. Неужели тебе стало жалко этих магглов?

— Ещё чего, — голос Алекто сочился презрением. — Нечего их жалеть. Они сломали мне жизнь.

— Говорят, ты любишь всякие грязные штучки. А что заводило тебя больше? Мучить магглов или студентов Хогвартса?

— Меня никогда не заводило возиться с тупыми, если ты об этом. С ними и самой свихнуться легко.

— Именно поэтому ты связалась со змеемордым психом? — хихикнуло Безумие.

— Тёмный Лорд — гений, каких поискать…

— Тёмный Лорд — полный олух. Если бы он хоть что-нибудь понимал, то не пустил в школу такую бездарность.

— Ты имеешь в виду Снейпа? — усмехнулась Алекто. — Или моего братца?

— Нет. Я имею в виду тебя, моя радость.

Алекто опешила. Казалось, Безумие до сей поры сочувствовало ей. Последние же слова показались ударом.

— Тяжело, наверное, это осознавать. Азкабанские стены простоят ещё не одну сотню лет, и всё это время за ними будет расцветать новая жизнь. Люди хотят наслаждаться жизнью, понимаешь? Хотя… куда тебе. Ты, считай, и не жила толком. Тебе сорок три, но в душе ты так и осталась глупой закомплексованной хрюшкой...

Этого не может быть, подумала Алекто. Должно быть, это боггарт, только как боггарт пробрался сюда?

— Ридикулус! — заклинание само собой сорвалось с её губ, но за этим, ясное дело, ничего не последовало.

Беспалочковая магия — удел редких умельцев.

— Ха-ха-ха, — послышалось из противоположного угла, — как тебя зацепило! Да, только полная идиотка угробит свободу и все свои таланты на дешёвое самоутверждение перед теми, кто её и в грош не ставит. Все вы, Пожиратели, такие. Поэтому-то вам здесь самое место.

Алекто взяла в кулак остатки самообладания. Глаза её наливались кровью.

— А вы? — вопросила она, с особым отвращением выделив это слово. — Вы все какие? Такие чистенькие, такие безгрешные — как бы не ослепнуть от этого сияния? Думаете, вы выиграли эту войну? Как бы не так! За вами максимум всего лишь битва. Не было, нет и не будет такого, чтобы по вашей указке маги и магглы взялись за руки и принялись целовать друг друга в зад! А что касается лично меня, — хриплый голос Алекто сорвался на крик, — Я убила ту сопливую девчонку, слышишь? Ничегошеньки от неё не осталось. Да, теперь я сильная! Такая сильная, что этот гадёныш Амикус даже не пытался тронуть меня больше! Я всю жизнь выжимала из него всё что могла, и это было справедливо!

— И всё равно ты проиграла, — мягким голосом возразило Безумие. — Кому нужна твоя сила? Даже если ты выйдешь отсюда, никому не будет до тебя дела...

— Ты… — в бессилии вскрикнула Алекто и замахнулась на воздух.

Её разрывало от гнева.

И тут произошло что-то удивительно-непонятное…

Вся боль, вся злость, вся ненависть пробежала от сердца судорогой и с лёгким шипением сорвалась с кончика одного из пальцев, прямо в воздухе обернувшись сгустком зелёного пламени.

Кап. Кап. Кап.

Капли изумрудного огня тяжело падали на каменный пол, оставляя на нём едкие кислотные разводы.

— Ого, — усмехнулся голос. — Кто ещё, кроме меня, знает, что ты так ядовита, крошка?

— Ты ещё ничего не знаешь, паскудник.

Кап. Кап. Кап.

— А Амикус? Амикус знает? Было бы круто засветить чем-то подобным ему в глаз, разве нет? Или, может быть, в рот? Или, — Безумие сделало театральную паузу, — капнуть прямо на грешную головку, а? Выбирай!

— Заткнись! — взвизгнула Алекто, снова вскинув руку.

Теперь-то она его достанет!

Несколько капель улетело в противоположный конец камеры, но ничего не случилось. Ответом ей был лишь тихий издевательский смех.

— Не достанешь, — в унисон её мыслям отозвалось Безумие. — Не достанешь, не догонишь, от себя не убежишь…

И, уже нисколько не таясь, разразилось очередным приступом хохота.

Эхо гулко ударилось о стены и рассыпалось по почти пустому крылу. Из другого конца коридора послышался лязг решёток и надсадный истерический визг.

Кричала Амбридж, заходившаяся в приступе очередного делирия. Исчезательная болезнь напрочь сорвала ей крышу в последние месяцы. Должно быть, это вправду было гадко — просыпаться без очередной части тела.

И поделом тебе, глупая сука, подумала Алекто, отправляя очередной сгусток ненависти в сторону коридора.

Она всегда презирала Долорес за лизоблюдство и лицемерие. За то, что поддерживала прогнившую власть и стелилась перед никчемным Фаджем.

Получай, сволочь! Получайте все!

Зелёные огоньки оседали на стенах и полу. Пламя, смешиваясь с кислотой, выделяло едкий смрад.

Визги в конце коридора слились с хохотом над ухом, превратившись в безумную какофонию…

Всё куда-то пропало — тесные стены, шум моря, холод, лязг железа, слабый огонёк свечного огарка. Был гнев, была боль, был почти осязаемый жар ненависти, свинцовыми каплями стекавший с пальцев. Разорвать, изничтожить, унизить…

Почему Безумие так близко и в то же время недосягаемо?

Она обязана добраться до него. Не важно, человек это, боггарт или какая-то другая бестелесная тварь. Оно вырвало ей всё нутро и размазало по стенам этой треклятой камеры. Вытащило из спасительного анабиоза. Напомнило о том, во что превратилась её, Алекто, жизнь. И это, как оказалось, было очень больно. А ведь только одна она имеет право причинять себе боль.

Тяжёлые цепи обвили обожжённые руки, раздирая запястья в кровь, грубые окрики прибежавших, наконец, надзирательниц били по ушам, но всё было неважно.

Смех прекратился, развеялся, как дым. Она его упустила.

— Где он? — закричала Алекто, когда её, обездвиженную, повалили на кровать. — Где он, чёрт вас подери, где? Вы прогнали его!

— Заткнись, Кэрроу, — прошипела Мод Фробишер. Остриё её палочки больно впивалось в бок.

Другие конвой-ведьмы суетились неподалёку, громко ругаясь. Их мантии и обувь были изъедены кислотой.

— Посмотри, что ты тут устроила, свинья. Вы прогнали его! — противным голосом передразнила её одна из них. — Да ты определённо спятила!

И, скривившись от презрения, добавила:

— Здесь никого нет!

* * *

1999 год, 1 февраля, утро

Лондон, Косой переулок

Город, не успевший толком уснуть, пробуждался, стряхивая с себя остатки липкого, короткого сна.

В окнах лавок и контор загорался свет. Хлопали ставни, словно веки, отяжелевшие с утра, хлопали двери «Дырявого котла», впуская волшебников в Косой переулок. Словно взъерошенные птицы, из старинного паба выпархивали ведьмы и колдуны, спешно разлетаясь по своим делам. Кофейня Виолы Фортескью, открытая в прошлом месяце, источала воистину волшебную ауру карамели и свежей выпечки.

Алисия повела носом, пытаясь удержать в себе лакомый аромат, и с лёгким сожалением нырнула в толпу — в ту её часть, что шла в сторону девяносто третьего дома.

Заветная тетрадь болталась в полупустой сумке, оттягивая плечо. Этот старый материн дневник чуть было не сделался пристанищем её собственных мыслей. Но, не смотря на все старания, дальше пары строчек дело так и не зашло.

Прошла уже неделя с того момента, как Лис навестила Хогвартс, как поговорила со Слизнортом. Она ставила на эту встречу и не прогадала. Всё было непонятно, а стало ещё непонятнее. Но времени, чтобы разделаться с этой загадкой, было в обрез — всего-то сегодняшнее утро. До открытия "Вредилок" оставался час, стояния за прилавком сегодня не предвиделось, но почтовых заказов от школьников за выходные накопилась целая гора. Оформить их — та ещё скука. Мозги у Алисии просто взрывались от этой работы.

Думать по вечерам — непозволительная роскошь, отметила она, открывая специально зачарованным ключом двери магазина.

Последняя надежда оставила Алисию в коридоре. В бухгалтерии горел свет. Недовольно морщась, Алисия потянула на себя створку.

Верити уже сидела за своей рабочей половиной. На столе не лежало ни бумаг, ни перьев, ни писем. Ничего, что требовалось бы для ведения дел. Зато брошенная рядом сумочка, пара перчаток и большая банка летучего пороха — тут как тут. Вариантов два — либо коллега только что откуда-то пришла, либо собирается смыться. Зачем? На каком основании?

Хватит детективничать, вздохнула про себя Алисия, вешая уличную мантию в шкаф. Это уже просто смешно.

— Здравствуй, Алисия, — чинно поздоровалась Верити, отложив в сторону маггловский «Вог». — Здорово, что ты пришла раньше.

— Хотела заняться своими делами.

— О, мне так неловко, — щёки Верити слегка порозовели, — но я как раз хотела попросить тебя об одном одолжении…

— О каком? — Алисия вскинула брови, подозревая худшее.

— Не могла бы ты сегодня постоять на кассе? За мой счёт, разумеется. Или я так же подменю тебя, когда захочешь. Дело срочное…

Отлично! Продавать, разбирать письма, собирать посылки, заполнять кучу однотипных форм — и всё в один день… Что может быть лучше? Алисия, конечно, хотела выходной, но общаться с людьми настроена не была. Не сегодня.

— А кто будет оформлять заказы? — недовольно поинтересовалась она. — Школьники завалили нас письмами. Забить не получится — они делают половину кассы. Кто будет объясняться с Джорджем?

— Бумаги я возьму на себя, не переживай, — тут же затараторила Верити. — Джордж уже в курсе всего и дал добро.

Прощай, спокойное время, подумала Алисия, снова вздыхая. Начались привилегии подружки босса. Верити бросила на неё ещё один умоляющий взгляд. Хитро — вроде и просит, и тут же ставит перед фактом. Как тут отказать? Похоже, она действительно куда-то спешила — глаз не сводила с банки с летучим порохом.

Впрочем, ладно. Если они договорятся сейчас, то у Лис останется ещё как минимум сорок личных, никем и ничем не занятых минут. А там будет видно.

— Потом сочтёмся, — махнула рукой Алисия.

Верити просияла.

— А что за дело, если не секрет? — поинтересовалась она скорее из вежливости, чем из действительного любопытства.

— Это касается второго магазина, — ответила Верити, поднимаясь из-за стола и стряхивая несуществующие пылинки со своей задницы, туго обтянутой молочно-белыми брюками. Как из рекламы прокладок, кисло отметила Алисия. — Нужно съездить в Уэльс, в строительную лавку — окончательно помочь выбрать Ли нужные краски, покрытия и всё такое. Джордж, он… он боится не справиться с работой Фреда, понимаешь?

Алисия согласно закивала. С этим не поспоришь. Когда-то Фред обмолвился, что буйство цветов на стенах торгового зала — его рук дело.

— По правде говоря, он очень устаёт в последнее время, — продолжала Верити. — В пятницу пришёл под ночь — сказал, что был в Хогсмиде…

А ты и поверила, усмехнулась про себя Лис, но виду не подала. Какое ей дело до Джорджева вранья?

— И вчера просидел в лаборатории почти до утра, — Верити печально вздохнула. — Поднялся в пятом часу совсем никакой.

— Опять накидался? — нахмурилась Алисия.

— Это вряд ли, — Верити снова смутилась — как будто бы сама провела за работой всю ночь. — Я заходила туда — полный разгром, но ни одной бутылки. В любом случае, сейчас Джордж спит. Мы с Ли будем в лавке до вечера, и он пообещал, когда встанет и проверит, как здесь идут дела, прилететь в Уэльс — после полудня, наверное.

— Прекрасно. Одного не пойму, — ответила Алисия, присаживаясь за свой край стола. — К чему спрашивать меня, раз вы сами уже всё решили?

— Прости. Обещаю, всё будет в порядке, — уверила её Верити, выцедив горсть летучего пороха из банки; глаза девушки светились нетерпеливым огнём. — Холихед, лавка «Ллевелин и сын»! — уже из камина выкрикнула она и унеслась в столбе изумрудного огня.

Алисия с облегчением вздохнула. Общение с Верити с глазу на глаз почему-то до сих пор странно напрягало её. Странно по причине… нет, по полной беспричинности этого самого напряга.

Ещё недавно они крайне глупо ревновали Джорджа друг к другу — в разном роде, но одинаково предвзято. Слава Мерлину, что всё прояснилось, но червячок странного чувства до сих пор копошился внутри. К чёрту Верити, сказала себе Лис, встряхнув головой. Подумаю об этом потом, решила она, как какая-нибудь хренова Скарлетт. Потому что было нечто, что прямо сейчас волновало её куда сильнее.

Алисия посмотрела на настенные часы. Половина десятого. Она достала из сумки тетрадь и перо, открыла стоящий на столе пузырёк с чернилами, раскрыла дневник на первой странице.

Тупые, немногочисленные, очевидные. Её выводы.

Оф. Гринграсс и Дж. Яксли дружили с юных лет, говорили ей собственноручно выведенные буквы.

Всё было хорошо, пока Оф. не познакомилась с М., вторила следующая строчка.

М. был из промаггловски настроенной семьи, которую позже П.С. ликвидировали полностью, били по глазам неумолимые слова.

Яксли угрожал Слизнорту, чернел на бумаге текст.

Ебучий чистокровный мир с его дикими порядками! Если бы сам Яксли и ему подобные не прозябали сейчас на свалке истории, закованные в кандалы, то ей бы даже не стоило соваться в это дело. Но теперь-то оставалось лишь согласиться с миссис Тонкс — сегодня каждый имеет право на справедливость! Слизнорт — классный дед, но и он получил своё, уж Алисия-то поняла. Вину, звучащую в голосе, не подделает ни одна Кипучая Болтучка. Определенно, в жизни старика это была не первая сделка с совестью, закончившаяся провалом.

Пятнадцать минут Лис провисела над тетрадью, снедаясь пафосными думами, но главного так и не поняла. Что делать дальше, если к прошлому больше нечего добавить? Теперь ей известно не меньше остальных — так может, этого довольно? Разумнее всего было перестать чесаться и побольше заниматься настоящими делами, требующими внимания. Когда Алисия вернулась в полуосиротевший магазин, то и помыслить себе не могла, что с ним можно что-то сделать хотя бы не хуже, чем было. Что Джордж после трёх месяцев беспамятства оправится и найдёт в себе силы принять помощь друзей. Первые шаги, конечно, были не слишком радостными, но сейчас всё пошло на лад, она всё для себя выяснила, чего же ей ещё надо?

С этими мыслями Алисия собралась уже было за прилавок, но шевеление со стороны камина опять всё перепутало. Подумав, что это вернулась зачем-то Верити, она решила подождать. Одна, две короткие зелёные вспышки — и от вида лица, которое возникло в языках изумрудного пламени, у Лис глаза полезли на лоб. В камин, о котором не знали посторонние, за пять минут до начала рабочего дня пробралась Кассия Спиннет и теперь буравила тяжёлым взглядом племянницу, как-то недобро поджимая губы.

— Доброе утро, тётя, — Алисия ожила первой. — Что-то случилось? Между прочим, это служебный камин, если ты ещё не…

— Недоброе! И нет, не забыла, — отозвалась Кассия. Голос её был очевидно зол. — Пообрывала бы тебе твой длинный нос, сунутый не в те дела!

— За что же? — вскинулась Лис, будто бы случайно смахнув всё, что лежало на столе. Приметная тетрадь в числе прочих вещей с громким стуком свалилась на пол.

— Бесстыжая ты, — не унималась тётя. — Половину Хогвартса на уши подняла со своей шпаной! Улизнула через окно, что твой полтергейст!

— Ты хотела сказать — улетела на метле, — Алисия усмехнулась. — В жизни не поверю, что ты способна завестись из-за этого.

— Речь сейчас не обо мне, глупая! — гаркнула та. — Зачем тебя к Слизнорту понесло?

— За чаем, — огрызнулась Алисия. — От вас с вашими обетами нет никакого толка. Решила поискать правду в другом месте.

Кассия оторопела от такой прямоты. С полминуты она просто смотрела на Алисию, и голова её едва заметно покачивалась в огне.

— Ну, зараза, — она цокнула языком. — Ну, чистая холера. Как мне теперь в глаза твоей матери смотреть?

— Как обычно, — пожала плечами Лис. — Я надеюсь, она ещё не в курсе?

— Твоё счастье, что нет.

— Тебе-то кто всё рассказал?

— Он и рассказал. Уже второе письмо шлёт, и все на ночь глядя. Я сожгла их. А толку… Теперь с живой не слезет старый слизень. Просили рот не открывать, а ей хоть бы хны. Зачем разболтала про драконью кровь?

— Прямо уж разболтала, — вздохнула Алисия. Зелья никогда не были тётушкиным коньком. — Это же очевидно. О её регенерирующих свойствах знают даже черви.

— Даже черви, — Кассия вновь недовольно сморщилась. — Толку-то от того, что ты чуть поумнее червя, если язык без костей?

— Может, хватит уже? — Алисия закатила глаза. — Необязательно отвечать этому Слизнорту. Хочешь молчать дальше — молчи. Но в этом нет никакого смысла. Кстати, наложивший Обет может его разорвать, разве нет?

— Мать никогда этого не сделает. Пойми уже, наконец, что…

Алисия окончательно разозлилась.

— Да уж куда мне! То ли дело вы — Яксли в тюрьме, но рты на замке… А ведь при желании вы с лёгкостью добавите проблем и ему, и этому спесивому Лаэрту Гринграссу! Отсудите свою долю наследства, наконец — сейчас многие так делают! На их руках кровь Маккиннона, неужели вам и на это насрать?? Амёбы!

Кассия изменилась в лице.

— Если бы всё было так, как ты говоришь, — с горечью произнесла она, — если во всём были виноваты лишь Корбан и Лаэрт…

— Хочешь сказать, что кто-то ещё в этом виноват? — ошарашенно произнесла Алисия. — Кто?

Но ответом ей служило лишь молчание.

— Или что? Или всё-таки кто? — повторила она. — Так я и знала. Ты бы не промолчала, будь я не права. Спасибо за подтверждение, тётушка. Теперь я ни за что не остановлюсь.

— Советую тебе не соваться в эти дела, — помертвевшими губами прошептала Кассия. — Есть вещи, которые даже время не изменило. Ты погибнешь, если влезешь.

— Тебе следовало сказать это отцу, когда он лез во всякое дерьмо, — столь же тихо ответила Алисия, зло сузив глаза. — А я не нуждаюсь в советах такого рода. Однажды мне уже раскроили голову ради общего блага — так что теперь, всё было зря? Нет уж. Сами сидите в своей гнили, а мне пора, извини — дела...

— Подумай над своими словами, глупая неблагодарная девчонка, — прошипела Кассия, прежде чем скрыться в вихре зелёного пламени. — Подумай, потому что я ни на йоту не шучу. До скорого.

Всё стихло.

Алисия бросилась под стол, чтобы собрать разбросанные вещи. Оттирая обложку дневника от разлитых по полу чернил, она заметила, как дрожат её пальцы. Вот оно!

Стоило лишь подумать о том, чтобы всё бросить, как в истории тут же появилось новое лицо. Лицо, способное размазать её, Алисию, как книззлово дерьмо, если тётушка не врёт. Что было очень вряд ли. Мама со всем её воспитанием умела держать лицо, но не Кассия, только не она. Да, во время разговора Алисия держалась самоуверенно и даже нагло. Но это вовсе не значило, что она не боялась. Боялась, и ещё как! Но уже знала — после всего и вправду не остановится.

Вот оно, твоё право на правду — бери и пользуйся им, Алисия, потому что ты и твоё въедливое и строптивое поколение за три года сделало то, чего не сделали мы все. Кажется, это сказала ей Андромеда?

Пусть небеса нахуй рухнут, если она была не права!

* * *

Честно говоря, типичное утро понедельника в магазине было бедным на сюрпризы — в этом "Вредилки" мало отличались от остальных. Сегодняшнее не стало исключением. Счастливые родители, приходившие за свистелками-перделками для своих чад, если и ожидались, то ближе к вечеру. Пытаясь развеять скуку, Алисия взялась за заказы. Когда до обеда оставалось минут пять и она уже собиралась прогуляться до кофейни Фортескью, со стороны входа послышались чьи-то легкие шаги. Опять покупатель, подумалось Алисии. К счастью, на сей раз предчувствие её обмануло — в дверях стояла Анджелина, красиво обсыпанная полуденным дождиком.

— Бонжур, — с улыбкой поздоровалась Джонсон, складывая расшитый звёздами зонт.

— Привет-привет, — ответила явно обрадованная Алисия, откладывая в сторону надоевшие письма. — Зашла проведать меня на время перерыва?

— Надеюсь, что на подольше, — ответила та. — Кафф смылся из редакции. Говорит, подагра замучила. То-то же. Если лопать, как он, не только суставы «до свидания» скажут, нет, — непривычно злорадно для себя хихикнула Анджи.

— Кажется, твой босс тебя доконал, — сочувственно отметила Алисия.

— Есть немножко, — уклончиво ответила Анджелина, зайдя за прилавок и сев на стоявший рядом стул. — Старик совсем забыл, какой на улице год. Что уж говорить, половина газеты разбежалась кто куда. Если в редакции что-нибудь случится, то я вернусь не позже, чем через минуту — Таулер даст мне знать. Кстати, — осмотрелась она, — где все остальные? Сидят в своих кабинетах?

— Джордж работал всю ночь и теперь спит наверху, — ответила Алисия. — Ли в Холихеде по делам магазина.

— Ага, он говорил мне, — кивнула Анджелина, открывая сумку и извлекая из неё термос и полный бутербродов ланчбокс. — Тебе с сыром или огурцом?

— По фигу, — Алисия схватила самый верхний и довольно захрустела огурцом. — Кстати, ты не поверишь, но Верити поехала с ним. Просила меня о подмене так, будто бы для неё это вопрос жизни и смерти.

— Кхе-кхе, — дурашливо усмехнулась Анджи, выбирая лучший сэндвич.

— Бьюсь об заклад, это из-за Джорджа, — поспешила добавить Лис. — Вроде он должен подъехать туда же, как проснётся. Только полдень уже прошёл, а о нём не слыхать. Может, аппарировал или смылся через окно на метле?

— Странно, — покачала головой Анджелина. — Неужели эти голубки проводят вместе так мало времени, что для встречи нужно лететь аж в Уэльс?

— Да пёс их знает. На прошлой неделе он два раза уходил, — тут Алисия буквально чуть не прикусила язык, — не знаю куда. В Хогсмид, кажется. Даже к закрытию не вернулся.

— Джордж стал таким скрытным, — печально протянула Анджелина, нисколько не удивившись. — И так они с Фредом всегда были себе на уме, а сейчас…. Ли тоже уже не тот, что раньше — после всего, что он пережил в первые три месяца после…. Боже, всё это так грустно. Я бы многое отдала, лишь бы снова хоть на секундочку увидеть их втроём, живыми и здоровыми.

Алисия согласно кивнула, прислушиваясь, нет ли кого за дверью. Много чего изменилось, но Джорджу по-прежнему ничего не стоило подслушать чужую беседу — особенно, когда дело касалось его самого. У Алисии было даже смутное подозрение, что он и из дома-то без пары Удлинителей Ушей лишний раз не выходил. Нет, ей не хотелось снова оказаться крайней из-за их с Анджелиной болтовни, но наверху по-прежнему было тихо.

* * *

После обеда торговля пошла куда лучше. Около двух в магазин заявились двое знакомых по Хогвартсу. Пока Алисия возилась на кассе, Анджелина помогла ей — нашла нужное на складе, проверила камин в кабинете (больше никаких новостей). Джордж тогда так и не явился. Он спустился вниз только без четверти четыре, встрёпанный и взъерошенный.

— Доброе утро, — со смешком произнесла Анджелина, увидев Джорджа на пороге торгового зала.

— Привет, — отозвался он, лихорадочно осматриваясь вокруг. — Всё нормально?

— Более чем, — ответила ему Алисия. — Смотрел на часы?

— Не успел, — ответил Джордж, поднося запястье к глазам. — Грёбаная мантикора!

Подруги вновь захихикали.

— Вот что, — сказал Джордж, разминая затёкшую шею, — нужно будет сообщить Ли с Верити, что ни в какой Холихед я сегодня не поеду. Есть у меня другое срочное дело. Сова с письмом будет лететь не меньше часа, это и дураку ясно. Может быть, кто-нибудь из вас отправит Патронуса?

Алисия, услышав просьбу, замялась. Все знали — с мая Джордж не мог сделать этого сам. Летом он попытался с кем-то связаться, но облажался — пара едва заметных струек серебристого пара, вылетевшая из палочки, надолго лишила его сил. Сама Лис чудом не утратила эту способность, но и её Патронус не остался прежним. Он стал…странным. Настолько странным, что ни одна живая душа ещё не видела его в новой форме. Это всё равно, что распускать сопли на людях — лично, слишком лично.

К счастью, Анджи спасла ситуацию, первой расчехлив палочку.

— Я вызову, — уверенно кивнула она и блаженно прикрыла глаза, выуживая из памяти какое-то сладкое воспоминание. — Экспекто Патронум!

Как хорошо, что хоть у кого-то из них всё в порядке! Из кончика волшебной палочки Анджелины вырвалась серебристая зебра, тонкая и изящная — даже лучше, чем во времена Отряда. Она степенно прошлась по залу, слегка подоткнув стройной мордой руку Джорджа.

— Джордан, — произнесла Анджелина, обращаясь к Патронусу. — Наш дружок Уизли сливается. Говорит, что появились дела. Не жди его, и бедняге Верити передай то же. Я в магазине, не в редакции. Надеюсь, вы заскочите к нам вечером. Целую, — и зебра, поведя копытом, скрылась в воздухе.

Ответ не заставил себя ждать. Через полминуты в окно зала влетел большой серебристый попугай, присев прямо на плечо Анджелины.

— Передай Уизли, что он ведёт себя как Берти Боттс со вкусом соплей, — интонацией Ли прокаркал он прямо в ухо девушке. — Верити, между прочим, рвёт и мечет. Как приедем, так и вытрясем из него все пёрррышки. Целую крррепко, — и призрачная птица, прежде чем развернуть сверкающие крылья, нежно клюнула Анджелину в щёку.

— Блестяще, — ничуть не расстроившись от предстоящего на его голову негодования, кивнул Джордж. — Десять баллов Гррриффиндору. Ну что, пойду я. Кстати, — с хитрой полуулыбкой он посмотрел на девушек, — это дельце определённо касается вас обеих. Постарайтесь меня дождаться.

Алисия хотела сказать что-то ещё, но Джордж уже скрылся наверху. А громкий хлопок, донесшийся с лестницы спустя десять минут, пресёк возможность дальнейших расспросов.

* * *

Робкий солнечный зайчик, неспешно скользнув по стене, скрылся в складках старых штор. Едва заметив золотистый всполох, Кэти открыла окно, впуская воздух и свет. В маленькой гостиной повеяло улицей — прохладой, мокрым асфальтом, землёй и капелькой смога.

Уже который день Кэти почти не выходила из дома. Брат Лианны любил читать и, покидая Лондон, оставил здесь целый стеллаж разной литературы. Когда-то Кэти тоже нервно дышала к книгам и теперь, забравшись в старое кресло, часами расправлялась с Лайамовым наследством. Она и забыла, как здорово чтение прочищает мозг. Изнуряющие сновидения, в которых была и ужасная смерть родителей, и пятьдесят хогвартских трупов, и падение на игре, почти отступили на этой неделе. А ведь Кэти почти не пила зелий. Неужели это из-за того, что вчера она дочитала всего Сэлинджера?

Да, у неё всё ещё болела душа. Но это были не прежние зуботычины с лохматым краями, не прежние стигматы, от которых леденел каждый кровеносный сосуд.

Всё получилось так просто! Бестолковый маггл Джон Карпентер, призрак из детства, одним движением мизинца распечатал дверь, с которой Кэти ни в жизни не додумалась бы справиться сама. Дверь, которую она считала для себя закрытой навеки. Дверь, в которую, как говорят, не входят дважды… Джордж Уизли, ярким волшебным всполохом сверкнув в скучном маггловском мире, больше не представлял для неё опасности, его колкие слова не задевали за живое. Тогда она принимала всё с совсем не гриффиндорским смирением — так уж получилось. Теперь её существо захватило сострадание. Теперь все должно было измениться… должно будет измениться… не должно не измениться!

Кэти перевернула страницу. Сегодня она читала неизвестного ей автора по фамилии Уэлш. Восхитительная похабщина была эта книга — в первой же главе некий Марк Рентон, мучимый опийной зависимостью, принимает ректальные свечи с наркотиком. Но из-за расстройства желудка свечи выходят обратно и падают на дно загаженного сортира какого-то паба. Кривясь от отвращения, Кэти вместе с Рентсом переживала одну и ту же дилемму, и эта гнусь была описана так увлекательно, что она не могла оторваться.

Ей помешал звук звонка. Отбросив книгу, Кэти припустила в прихожую. Она думала, конечно, на Джона, но за дверью оказался вовсе не он — то был Джордж. Однако!

— Здравствуй, — прошептала Кэти, разглядывая веснушки на его бледном носу.

— Здравствуй, — отозвался он.

Серьёзный, подумала Кэти. Будто бы не задумал очередную каверзу. Разве нет? Разве да?

— А у тебя миленько, — сказал Джордж, заходя в кухню. — Чище, чем у Сидни. Скажи, он ведь с детства был таким свиньёй?

Кэти молча пожала плечами, доставая из шкафчика банку растворимого кофе. По правде говоря, в этом не было её личной заслуги. Если бы не магия и стыд перед тётей Абигейл, жилище Кэти давно бы уже заросло грязью. Шуршать шваброй до, после и во время приступа — та ещё морока.

— Впрочем, о нём сегодня речи не идёт, — продолжал Джордж. — Сегодня у меня другие планы.

— Тогда зачем ты здесь? — удивилась Кэти.

— Хороший вопрос, — Джордж едва заметно улыбнулся. — Ты, как я полагаю, так и не заходила в наш магазин?

— Нет, не довелось.

Она и вправду даже не смотрела в сторону «Всевозможных Волшебных Вредилок» всё это время, несмотря на периодически просыпавшееся любопытство. Однокурсники в последний год прожужжали Кэти все уши успехами братьев, с ума сходили по их товарам, постоянно заказывая по почте, но Кэти держалась от всех вредилок Уизли подальше — из принципа. Когда-то её, считай, променяли на тот самый магазин, (хотя, справедливости ради, в этом было

куда больше вины Жабы) и обида её долго была сильна.

— Очень зря, — деланно-равнодушно отметил Джордж.

Его сожаление передалось Кэти, пробежав по спине противной мурашкой. Она уже не увидит в деле обоих. Старая ссора навсегда отняла возможность посмотреть на сбывшуюся мечту братьев, их довольные лица, светящиеся глаза…

Что ж, Кэти хорошо усвоила некоторые уроки.

— Держи, — она протянула Джорджу чашку с дымящимся кофе. — Если ты предложишь нам наверстать упущенное прямо сейчас, то я иду собираться. Сто лет не была в Косом переулке.

— Когда это ты научилась читать мысли? — отозвался Джордж, пробуя напиток. — Нужно успеть до закрытия — тогда радости будет куда больше. И нет, я ничего тебе не скажу.

Кэти покачала головой, развернулась на пятках и устремилась в спальню. Слова бы только испортили дело. Как ей хотелось увидеть всё самой!

Возле зеркала Кэти случайно перехватила собственный взгляд.

Улыбка у неё на лице была до ушей.

* * *

Когда началась война, Кэти разлюбила магический Лондон, прежде бывший ей родным.

Еще в детстве они с мамой ходили в Косой переулок почти каждую неделю. По пятницам, после занятий в маггловской школе, Летучий порох приносил их сюда. Они прохаживались по магазинам и лавкам (больше всего Кэти, конечно же, обожала «Всё для квиддича» и зоомагазин), а после шли в Волшебный дом — величавое викторианское здание в самом центре, около «Гринготтса» — где на самом верхнем этаже располагалась редакция «Ежедневного пророка». Папа, работавший там, выходил из дубовых с позолотой дверей неизменно уставшим и так же неизменно радостным. Втроём они отправлялись пить чай в «Дырявый котёл», и, пока родители вели свои взрослые разговоры, Кэти глазела по сторонам, изучая окружающих волшебников.

Все они, на её детский взгляд, так отличались от магглов. Что ни мантия — то настоящее сказочное одеяние. Что ни лицо — так с историей. Не то что простецы из Ист-Энда — старые, молодые, чистенькие и не очень, но все такие одинаковые — либо в джинсах и кроссовках, либо в костюмах и ботинках. Кэти смотрела вокруг и мечтала… мечтала всё время. Вот придёт письмо, и они с мамой и Лианной придут сюда покупать форму, палочки и книги, и сядут на большой красный поезд, а потом как-то сразу пройдёт семь лет, и они будут работать в Волшебном Доме или где-нибудь ещё, и приходить сюда пить чай и есть пирог с патокой, и обязательно носить длинные расписные мантии, как все эти важные взрослые ведьмы вокруг.

Что ж… Вместе с лепниной на стенах Волшебного Дома разбились не только детские мечты. Да и какой прок был от них в этом новом мире, новом Косом переулке, заполненном нищими калеками, ворами и торговцами всяким дерьмом? Потускнели яркие одежды, закрылись шумные лавки, развеялся кондитерский дух над черепичным полем старинных крыш. Лишь магазин Фреда и Джорджа — наглый и громкий, как они сами — продержался на плаву целый год. Беспардонным зазывалой он красовался среди домов, покинутых прежними хозяевами. Ярко-фиолетовые плакаты (Почему Вы беспокоитесь о Сами-Знаете-Ком…) резали глаза, и Кэти обходила дом под номером девяносто три стороной. Слишком много слёз и так было пролито из-за них, слишком…

Тем страннее было идти туда вместе с Джорджем сейчас. Мимо них неспешно проплывали жилые дома, магазины, конторы. На многих дверях висели свеженарисованные вывески, а некоторые здания облепили тонкие, одной лишь силой магии державшиеся строительные леса. Вот, кстати, и Волшебный Дом, восстановленный одним из первых. Все барельефы, изображавшие фениксов в зарослях падуба, висели на своих местах. А каменные стражи на верхушках неоготических башен, как и раньше, держали палочки наготове. Кэти посмотрела туда, наверх, в окна редакции «Пророка». При мысли об отце внутри слегка защемило, но отпустило почти сразу. Она вспомнила, что скорее всего сейчас там сидит Анджелина.

— Знаешь, какой сегодня день? — голос Джорджа вырвал Кэти из плена мыслей.

— Понедельник? — улыбнулась она.

— Великий, — он казался абсолютно серьёзным. — Через пару минут во всей Маганглии не останется человека, прежде не видевшего наших достижений. Последняя волшебница на острове сбрасывает оковы неведения. Разве это не грандиозно?

— Да ну тебя, — отмахнулась Кэти, получив в ответ очередной смешок. — И как ваша контора только не взлетела на воздух? — она с удивлением поняла, что почти шутит. — В прошлом году здесь было жарко, как в аду.

Самодовольное лицо Джорджа мигом посерьезнело.

— Ли первым из всех освоил Фиделиус, — тихо ответил он. — На это ушло почти два месяца. Помнишь профессора Люпина? Это он научил нас. И рассказал про то, как в первую войну они с друзьями провернули нечто похожее. Только ни хрена у них не вышло. Крыса Петтигрю подставил Сириуса, посадив того на двенадцать лет. А вот Джордан молодец.

Кэти решила, что при удобном случае ещё расспросит Джорджа о Сириусе Блэке. Обстоятельства его жизни всегда вызывали в ней странный интерес. А в посмертном оправдании, которое в девяносто шестом году выпустил «Пророк», была одна вода и ни слова по делу.

— Ли всегда был молодцом, — ответила Кэти. — Но если бы его поймали и пытали…

— Так его и поймали за несколько часов до Хогвартской битвы, — горько усмехнулся Джордж. — И пытали, конечно. Но Ли выбрался. Всё-таки он — чертовски удачливая задница. Гораздо более удачливая, чем я и чем были мы, — он слегка замялся, — чем были мы с Фредом.

Кэти промолчала, пока очередной слёзный комок не подкатился к горлу. Она снова осмотрелась вокруг, беглым взглядом окидывая прохожих. Даже люди стали не те. Плащи укоротились, полы шляп сузились — многих и не отличить от магглов…. Некоторые смотрели на них с Джорджем без всякого стеснения. Некоторые — на неё саму, но больше всё-таки на Джорджа. Его здесь явно знали и замечали — пока они шли, он успел сделать несколько приветственных кивков.

Ещё недавно, играя в основном составе «Гарпий», ещё будучи чуть-чуть публичным человеком, Кэти мучительно сбегала от любого внимания. В свои редкие вылазки за пределы дома, больницы и спортивной базы она, как могла, куталась в шарф и натягивала на голову капюшон, лишь бы не быть узнанной. Сочувствующие взгляды врачей и соседей по палатам стояли поперёк горла. Мир волшебников был тесен, в Хогвартсе долго гудели о происшествии с ожерельем, и Кэти казалось, что все помнят историю о несчастной проклятой девочке, оставшейся без родителей, без радости, без спокойного и здорового рассудка. Она была почему-то уверена, что все насквозь видят её слабость и убогость, видят, как много она на себя берёт и как мало способна вынести. Здравый смысл из последних сил кричал о том, что у людей и без неё полно своего горя — а эмоции давили на обратное, окатывая новыми и новыми волнами страха и сомнений. Сейчас, после всего, чужие взгляды почти перестали волновать её. Всё по-прежнему было грустно, бесконечно грустно…но, несомненно, гораздо легче.

— Вот мы и на месте, — сказал Джордж, когда они пришли в самый конец переулка, где теснились новые дома, которые строили как раз в её беззаботном детстве. Эта часть улицы, судя по всему, пострадала мало. Даже небольшой питьевой фонтанчик с двумя колдунами, котлом и черпаком стоял, где стоял, тихо и переливисто журча.

Они остановились у больших дубовых дверей, выкрашенных в золотой цвет. За стеклом одной из них висела ярко-лиловая табличка «Открыто». Джордж снял с плеча свою старую школьную сумку, набитую под завязку дюжиной пива и парой бутылок вина (в супермаркете у метро он огорошил Кэти, заявив, что берёт весь этот запас исключительно для себя.)

— Одна просьба, — сказал Джордж, хватаясь за тяжелую ручку. — Постоишь минутку снаружи, пока я буду закрываться, идёт?

— Снаружи? Закрываться? Но зачем? — недоуменно переспросила Кэти.

Ответом послужила дверь, хлопнувшая прямо перед носом.

Кэти оставалось лишь удручённо покачать головой. Опять эти его штучки! Она заглянула в витрину — интересно, что же такое от неё прячут? Но за бесконечными яркими коробками (каждая этикетка просто поражала воображение; львиную долю товаров Кэти вообще не встречала раньше) был виден только кусочек пустого торгового зала. Лишь где-то в глубине, у самого краешка прилавка, мелькнул неясный женский силуэт в малиновой робе. Кэти успела заметить шапку тёмных кудрявых волос, перехваченных пёстрой лентой — и тут же услышала шаги у входа. Она отпрянула от витрины как раз тогда, когда в окошке двери ладонь Джорджа перевернула табличку — «Открыто» сменилось «Закрыто». А через долю секунды дверь распахнулась.

— Заходи, — послышалось ей. Джордж придержал тяжёлую створку, и с лёгким замиранием сердца Кэти оказалась внутри.

После свежего уличного воздуха в нос ударила смесь запахов пороха, карамели и жгучего красного перца. Пахло праздником. От буйства цветов и ароматов у Кэти мигом закружилась голова, но это было ничего. Даже без шумных посетителей помещение магазина выглядело одновременно и безумно, и прекрасно. Но когда она наконец-то посмотрела на возвышение с большим прилавком и солидным винтажным кассовым аппаратом на нём, то больше не смогла сдвинуться с места. Там стояли две такие знакомые, такие прекрасные девушки и вовсю таращили на неё свои тёмные, как блюдца, глаза.

— Кэти! — наконец-то отмерла Анджелина. — Это ты!

Кэти почувствовала, как её губы снова, который раз за день, растягиваются в этой глупой, блаженной улыбке. Хлопнула дверца прилавка. Алисия — с лентой в волосах, в малиновой мантии продавца — перемахнула прямо через неё и побежала к Кэти через весь зал, раскинув руки. Анджелина, подобрав подол длинной юбки, бросилась за ней.

Один миг — и тишину понедельника сменил восторженный девичий визг. Воссоединившиеся подруги обнимались и смеялись, как сумасшедшие.

А Джордж Уизли стоял неподалёку и улыбался одной из самых своих довольных улыбок за последние несколько месяцев.

Его шалость, наконец, удалась.

* * *

— Охуеть, Уизли, — ошарашенно покачала головой Алисия и щёлкнула пивной жестянкой. — Просто охуеть. Как вы всё это провернули?

Они расположились в складском помещении. Алисия с Джорджем сидели прямо на большом столе, отодвинув в сторону коробки и пакеты, Кэти с Анджелиной — рядом, на ящиках. На ближайшем стеллаже играл принесённый из лаборатории граммофон; какой-то тяжёлый рок бился эхом о каменные стены. Анджи одна из всех потягивала красное вино из высокого стеклянного стакана, Кэти же сделала всего пару глотков из своей банки. Она не привыкла ни к какому пиву, кроме сливочного. Ей сейчас и без того весело и хорошо… но как же хотелось чего-то ещё более весёлого… чего-то безрассудного….

Кэти сделала ещё один быстрый глоток, стараясь не обращать внимания на горький вкус.

— Скажи спасибо тому ужасному магглу из бара, — парировал Алисии Джордж, скорчив страшно серьёзное лицо. — Кажется, так ты назвала его неделю назад?

— Что-что? — переспросила Анджи, вскинув брови. — Кэт, это правда? Ты тоже его знаешь?

— С семи лет, — улыбнулась Кэти. — Джон учился в начальной школе вместе со мной и с Лианной О Нил.

— И ты знал об этом, когда отправлялся якобы в Хогсмид? — продолжала Лис, — Знал и ничего нам не сказал? Скотина ты, Джордж, — со смешком добавила она.

— Скотина, скотина, — согласился он. — А вот вы, профессор Спиннет, только что облажались. Всё произошло абсолютно случайно, словно…

— Кажется, кто-то велел мне держать язык за зубами о своих походах, — ехидно ввернула Лис.

— Вот и держи его там, где я сказал, — с невозмутимым видом ответил Джордж, допивая своё пиво. — Впрочем, с Джонсон можете обсуждать что угодно. Вас всё равно даже сам Мерлин не заткнёт, — и он едва увернулся от шутливого шлепка Анджелины.

— О чём вы говорите? — спросила Кэти.

Казалось, с посещением Джорджем маггловской части Лондона была связана некая тайна. Кто-то явно не был бы рад узнать, с кем тут таскается сиятельный Уизли. Может быть, всё дело в том, что Джон и компания — те ещё оторвы, а может быть…. Кэти вновь вспомнила ту самую мисс Хаффлпафф, которую видела с Джорджем на Чаринг-Кросс-Роуд, и отчего-то смутилась.

— Ничего особенного, — важно ответил Джордж, открывая новую банку. — Мои коллеги расстроятся, если узнают, что я трачу своё рабочее время на покатушки к черту на кулички. И так дел целая прорва, век не переделать. Да, потом я выкраиваю на них личные часы, но всё равно…. В конце концов и наш с тобой, Кэти, дружочек-маггл Джон по известным причинам не любит, когда о нём чешут языком — пусть даже это будут делать волшебники, которых, как мы знаем, и в природе-то нет.

Все дружно рассмеялись. Такое объяснение устроило Кэти. В голову слегка ударил хмель, и размышлять на все эти мутные темы ей сейчас совсем не хотелось.

Тем временем на складе началось своё веселье. Изрядно разомлевшая Алисия решилась закурить прямо здесь, а Джордж попытался сбить кольца дыма струёй воздуха из своей волшебной палочки. Лис уворачивалась, как могла, и когда её сигарета оказалась-таки сломана, ретировалась в другой угол. На её беду, Джордж отправился следом. Этого Лис стерпеть уже не могла — тоже расчехлила палочку, и скоро они, дурачась и смеясь, петляли друг за другом между рядами стеллажей.

— Давно не видела их такими, — раздался совсем рядом голос Анджелины. — После того, что Джордж вытворял летом, да и осенью тоже… Мы с Ли всё время были рядом — боялись, что Уизли не справятся сами, на то нашлись серьёзные причины… Это было страшно, действительно страшно!

— Я встретила их с Лис на кладбище в октябре, — задумчиво произнесла Кэти. — Джордж, конечно, повёл себя ужасно, но… Постой, — в голову Кэти закралась новая мысль, — не видела их такими? Ты хочешь сказать… Лис с Джорджем… они?

— Исключено, — покачала головой Анджи. — Она до сих пор думает о Фреде, это и слепому видно. Джордж, понятное дело, сейчас держится, как может, но в глазах у него то и дело мелькает такая тоска, что хоть плачь. Может, поэтому они так и спелись. Впрочем, о чём я говорю, — подруга грустно махнула изящной тёмной ладонью. — Лис тоже отдалилась от всех нас после Рождества. Что-то случилось у неё там, в Уэльсе, как пить дать случилось.

Кэти вздохнула. Какая огромная, непреодолимая пропасть пролегла между прошлым и настоящим! Им только и оставалось наслаждаться робкими моментами, в которые всё было будто бы по-прежнему — вот как сейчас.

— Кстати, — продолжила Анджи, — я ведь была на твоём последнем матче с «Гарпиями».

— Я знаю, — Кэти опустила взгляд. От собственного позора на глаза чуть не навернулись слёзы.

— Ты так классно вела эту Феркл! Я видела, как она выбилась из сил под конец игры. Если бы не чокнутая Гвеног, снитч бы точно был у вас.

— Ты шутишь!

— Вовсе нет! И, — голос Анджелины дрогнул, — я ещё тогда, ещё до сегодняшнего дня хотела собрать нас и тебя здесь! Даже после этих жутких бладжеров, после всего…. Я ведь была в Мунго, знаешь? Не помню, как оказалась в нужной палате, как нашла её, только целители вышвырнули меня оттуда, точно, пардон, шелудивую псину, и даже пикнуть не дали.

— Почему? — спросила Кэти, окончательно растерявшись.

— Да хер их разберёшь, этих святош-колодмедиков, — давненько уже Кэти не слышала от неё таких ругательств. — Думаю, что в тот момент они видели перед собой не подругу Кэти Белл, а лишь охотницу до сенсаций.

— Глупо всё вышло, — сказала Кэти.

Внезапно ей вспомнились товарки по команде. Анастасия, с её акцентом и такими смешными ругательствами — обманчиво лёгкий характер и неистовая жажда справедливости… Девушка-стена. Эмма и Линда — проворные, юные и так легко несущие своё горе — гораздо легче, чем она сама…. Всегда доброжелательная и спокойная Рослин… Темпераментная и яркая Вайлда… Гвеног, беспощадная, решительная, бесконечно харизматичная….

Грустные размышления Кэти прервал громкий стук.

Алисия с Джорджем вынырнули из-за очередного стеллажа. Когда Анджи выключала граммофон и снимала с иглы пластинку, Джордж уже открывал запертую заклинанием дверь.

Одна Кэти, как приклеенная, сидела на месте.

— Чёртичто, — выругался зашедший внутрь Ли Джордан, весь в каминной саже.

Старина Ли совсем не изменился. Именно поэтому всё внимание Кэти тут же перекинулось на ведьму, что вошла вместе с ним. О да, это была та самая блондинка с Чаринг-Кросс-Роуд, даже одетая в точности, как в тот день — вплоть до прозрачного шарфика, выгодно обрамлявшего лицо.

Вблизи она оказалась ещё красивее. И как ей это удалось, подумала Кэти с лёгкой завистью. В школьные времена эта девушка не была такой эффектной.

— Ну и что вы тут устроили? — продолжил Ли, разгоняя ладонью остатки дыма, висевшие в воздухе. — Закрыли магазин вместе с камином, лопаете пиво, курите, пока мы с Верити носимся по делам… И ты, Ангел мой, вместе с ними, — он грустно посмотрел на Анджелину.

— Успокойся, Джордан, — примирительно ответил Джордж, подходя к нему. — И посмотри вон в тот угол.

Послушав Джорджа, Ли развернулся туда, где сидела Кэти, а за ним — все остальные. Она смутилась, оказавшись под прицельной бомбардировкой взглядов.

Его лицо осветила широкая улыбка узнавания. Как и Анджелина с Алисией, Ли тут же подался вперёд, чтобы от души обняться. Из-за крепкого плеча друга Кэти успела поймать взгляд незнакомки — когда их глаза встретились, то она странно дёрнулась, точно от зубной боли.

Почему?

— Раньше я не встречал тебя здесь, — заметил Ли. — Решила, наконец, увидеть «Вредилки» живьём?

— Считай, что это их заслуга, — ответил за неё Джордж, кивнув в сторону сидящих неподалёку Анджи и Лис. — Увидел наших девочек вдвоём и решил позвать Кэти, чтобы, так сказать, собрать полный комплект.

— Всё это просто супер, но когда же мы начнём работать, Джордж? — вмешалась белокурая ведьма.

— Завтра и начнём, — со значением ответил Джордж. — О, — он хлопнул себя по лбу, — совсем забыл! — Верити, — блондинка подняла свои голубые, как майское небо, глаза, — это Кэти Белл. Кэти, это Верити…

— Верити Слинкхард, — мисс Хаффлпафф, наконец, покинула свой угол и встала рядом с Джорджем. — Коллега мисс Спиннет, — её пальцы лишь слегка задели его локоть, но ответ на это прикосновение был таким, что Кэти почувствовала — все её наблюдения верны.

Прокляни её Моргана, да Кэти бы сама, наверное, влюбилась в эту ведьму, если была бы… была бы, как Гвеног. Верити Слинкхард выглядела безупречно — как манекенщица из шестидесятых. Вроде Твигги.

Не успели они улыбнуться друг другу, как снова что-то случилось. В приоткрытую дверь залетела сова, сделала круг под потолком и выронила письмо прямо на голову Анджелины.

— Ой! — взвизгнула она, разворачивая послание. — Это от Кеннета!

— И что он пишет? — тут же напрягся Ли.

— Собирается летучка, — ответила Анджелина, лихорадочно копаясь в своей сумке. — Кажется, сейчас мы будем делать экстренный выпуск. Не проводишь меня до ванной, Джордж? Хочу немного освежить лицо после всех посиделок.

— Да не вопрос, — согласно пожал плечами он и встал с ящика, на который недавно присел. — Пошли.

И Анджи, спешно со всеми распрощавшись, скрылась на лестнице с Джорджем.

— Думаю, мне тоже пора, — сказала Алисия, стаскивая через голову магазинную мантию.

— Пойдём вместе, — предложила Кэти. — Прогуляемся до «Дырявого котла»?

Она чуточку расстроилась. Было жаль, что все разбегаются так рано. Хорошего помаленьку, чего уж там. Но разве это было концом всего?

— Охотно, — улыбнулась Лис. — Верити, Ли, что насчёт вас?

— Мы закроем магазин, — отозвалась Верити.

— Спасибо. Ну что ж, до завтра?

* * *

Они вышли. На улице уже стемнело. Окна вокруг загорались уютным светом. Кэти переполняли спокойствие и радость. Развеялось даже непонятное смятение, совсем недавно одолевавшее её.

….— До сих пор не могу поверить в то, что мы встретились благодаря Джорджу, — вновь заговорила Алисия. — После того, что было в октябре….

— Что было, то прошло, — ответила Кэти. — Я на него не злюсь.

— И правильно. Это хорошо, Кэт, что вы только сейчас встретились. Он ведь дважды пытался убить себя, знаешь? А кидаться на людей, как на тебя в Хогсмиде, перестал лишь пару месяцев назад. С семьёй общается кое-как.

— Ужасно, — помертвевшими губами прошептала Кэти.

Она предполагала нечто подобное, но слышать, как об этом говорят вслух…

— Да, — вздохнула Лис. — Не знаешь, чего от него ждать. Особенно теперь, когда он связался с магглами. Этот твой, то есть ваш приятель…

— Джон-то?

— Он. Мне показалось, что этот парень тоже не слишком хорошо держит себя в руках.

— Думаю, это просто бравада, — Кэти пожала плечами. — Да, я мало видела Джона в последнее время, но он всегда был довольно безобидным. Хотя манеры у него скверные, этого не отнять.

— Правда? — переспросила Алисия. — Это немного успокаивает.

— Хочешь узнать моё мнение? — слегка нахмурилась Кэти. — Не то что бы мне нравилось всё, что он делает, но… Я росла с такими Джонами несколько лет. В их мире не всё однозначно. Не как у нас — тут тёмные, там светлые, но перед магией все равны… Слава Мерлину, что я не маггла, хоть и живу среди них. Их так много, а поводов для грызни ещё больше. Кто знает, какими были бы мы на их месте. Молодых там ни во что не ставят.

— Да уж, с этим не поспоришь, — ответила Алисия. — Многие люди — то ещё дерьмо. И чистота крови с манерами тут не причём. Как по мне, так приличный тихоня может быть куда мерзее грязного рокера, но есть некоторые вещи… Ты знаешь, о чём просил твоего знакомого Джордж? Знаешь, что это опасно?

— Знаю, — кивнула Кэти. — Но разве я в силах им помешать?

— Что ж, Джордж поступает в своём духе, — вздохнула Лис. — Не знаю, чем всё это закончится, но лучше уж так, чем пить, не просыхая. Как он раньше буянил — просто ужас. Мы почти опустили руки, когда что-то стало налаживаться.

— Кто — мы? Ты, Ли, Анджи?

— Ну да. И Верити, конечно.

— Она его девушка?

— Съехались в декабре.

Всё было ясно. Кэти опустила взгляд на мокрую дорогу, затем подняла снова.

— А ты? — спросила она.

— А что я? — губы Алисии растянулись в горькой усмешке. — Про меня ты всё и так знаешь. Что же до Джорджа… В последние полгода мы стали ближе, чем когда-либо. Но он — не Фред. И никогда им не будет.

— Он её любит?

Ну зачем, зачем тебе об этом спрашивать, Кэти?

— Без понятия, — покачала головой Лис. — После седьмого курса я оставила попытки влезть в душу к Уизли. Что ж, вот мы и пришли.

Они и вправду пришли. Окна «Дырявого котла» светились гостеприимным светом, из то и дело хлопающей двери доносились запахи жареной картошки и весёлые звуки волынки.

— Поеду на метро, — решилась Кэти. — Наложу на себя Отвлекающие чары, пройду бесплатно… После сегодняшнего аппарировать не рискну — голова идёт кругом. Но мне нравится.

— До встречи, — улыбнулась Лис. — Надеюсь, она будет скорой. Не пропадай больше.

Кэти помахала подруге на прощание и, миновав шумный зал паба, нырнула в проход. Маггловский Лондон распахнул перед ней свои туманные объятия. Всё было таким же, как и в последний раз, когда Кэти покидала Косой переулок неволшебным путём. Музыкальный магазин, шумные дороги, степенные красные автобусы. Зато сама она стала другой. Не хмурилась, а спокойно смотрела вперёд. Не плелась, а почти летела.

Тогда, полтора месяца назад, Кэти едва не лишилась чувств на этой самой улице. Потом, отходя от помутнения на заднем сиденье автобуса, думала, что всему виной проклятье, что это оно превращало в смерть, несчастья и боль всё, что было ей дорого и важно. Сейчас же… Одно из двух — либо тёмная магия не причём, либо у неё нашлись причины дать Кэти передышку. Волшебство — это не только заклинания и сила, говорила мама когда-то, а уж в магической теории она знала толк. Наши эмоции — тоже магия.

Если это правда, и внутри Кэти проснулось, наконец, что-то, что способно разогнать тьму…

Тогда, быть может, у неё ещё есть шанс.

* * *

Шторы на окнах торгового зала сдвинулись, слегка шурша. Верити опустила палочку и отправилась на склад. Там, на столе у входа, её поджидал натюрморт — пустые пивные банки, забытый стакан с вином, обёртки из-под чипсов и конфет. Нахмурившись, она уничтожила мусор, и, прежде чем подняться в дом, заглянула в их с Алисией кабинет. Там, слава Мерлину, грязи не было, однако Алисия не забыла оставить на её половине пачку неразобранных писем. Забрав бумаги и закрыв двери парочкой заклинаний, Верити вышла на лестницу, ведущую в квартиру.

Джордж обнаружился в гостиной. Идти к нему Верити не спешила. Пока он водружал очередную пластинку на радиолу, принесённую снизу, она ушла к себе.

У большого, в половину стены, зеркала Верити с наслаждением опустилась на мягкий стул и стала изучать своё отражение. Да, неплохо, только веки слегка припухли, отметила она, расстёгивая пуговицы брюк. Сегодня она постаралась на благо магазина, действительно постаралась… Её чутьё по достоинству оценили и Джордан, и управляющий строительной лавки, вот только делалось всё далеко не для них.

Тот, кто обещал прийти, наплевал на всё и закатил вечеринку прямо на работе. Алисия тоже.… С утра была такая правильная, и куда всё подевалось? Верити слышала её смех из-за дверей. Впрочем, все они там были навеселе, даже эта вечная квиддичистка, серая мышка Белл… кстати, каким ветром её занесло в магазин? Уж не из-за этого ли на входную дверь раньше положенного нацепили табличку «Закрыто»? Верити отмела было глупую мысль, но память, как назло, подсунула нежданную картинку.

Джордж, её Джордж крепко держится за руки с Белл; хохоча и обнимаясь, они кружатся волчком в вихре разноцветных мантий, пока Мирон Вогтейл и Дон Тремлетт выводят «Танцевать, как гиппогриф»… их лица светятся искренним, ничем не прикрытым, глухим ко всему подростковым счастьем…

Это был Святочный бал, и сама Верити, помнится, пошла туда с неким Маклаггеном. Этот богатенький гриффиндорский чистокровка слыл парнем, развитым далеко не на свои неполные шестнадцать. Парнем, обещавшим собою так много, и по итогу оказавшимся дутым ничем. Весь вечер Верити вежливо слушала его самодовольные речи, уши её вяли самым натуральным образом, праздник грозил провалиться — и глазеть по сторонам казалось лучшим выходом. Верити, как всегда, хотелось чего-нибудь красивого, такая уж у неё была натура. И когда среди шумной толпы показались несуразные гриффиндорцы Уизли со своими охотницами на подхвате, то она не смогла сдержать удивления — так живо и непосредственно они танцевали свой безумный рок-н-ролл, толкая друг друга и смеясь.… Даже несравненные Дэвис и Делакур блекли в сравнении. Чужое счастье ослепило её в тот вечер. Ослепило так, что даже сейчас, спустя годы и обстоятельства, неясный призрак того сиюминутного чувства ощутимо давал под дых.

Заклинанием Тергео, бережно проведённым по линии скул, Верити сняла макияж. Глупо гнаться за призраками прошлого, подумалось ей. Джордж всегда был ласков и отзывчив настолько, насколько вообще мог. Все эти Маклаггены, Дэвисы и прочие напыщенные парни, с которыми Верити по юности водилась в Хогвартсе, и рядом с ним не стояли. Завязывай, подруга, говорила одна её сторона. Сцены ревности к тому, что было аж четыре года назад, никому не сделают лучше. Другая же сторона, признаться честно… завидовала. Кэти Белл оказалась в магазине не случайно, это уж как пить дать. Старые друзья собрались вновь и устроили праздник жизни, чьи плоды сама Верити так и не отведала.

В смешанных чувствах она встала, наконец, из-за столика и вновь направилась в сторону гостиной. Джордж дремал, уронив голову на колени; так и не поставленная пластинка лежала рядом с тихо шипящим проигрывателем. Внезапно в Верити проснулось сочувствие вроде того, что не оставляло её всю осень. Времена, когда был жив Фред, не придут больше, и им нужно как-то с этим жить. В эту секунду Верити готова была принять всё — и даже то, что Джордж куда чаще становится прежним в обществе друзей, а не в её собственном. Лишь бы эти моменты приходили как можно чаще.

Тогда, быть может, у них ещё есть шанс.

Ноги сами привели её в закуток, приспособленный под готовку пищи. Дав себе слово подумать о том, как можно будет улучшить эту так называемую кухню, Верити достала палочку и принялась за дело. Глядя на то, как куски багета, бекона и салата складываются в бутерброд, она испытала лёгкое сожаление. Увы, Верити была не из тех хозяек, что одним заклинанием могли сотворить ароматный штрудель! Здесь ей точно было куда расти.

Впрочем, в следующий миг Верити и думать забыла о штруделе. Ощущение подвоха, вновь и вновь ускользавшего из-под носа, вновь поселилось на задворках мыслей. Джордж был не первым в её постели, но первым, кому хотелось довериться по-настоящему.

Что нужно сделать, чтобы он почувствовал к ней то же самое?

Разложив бутерброды по тарелкам и прихватив банку тыквенного сока, Верити отправилась в спальню. Одну тарелку и сок она поставила рядом с дремавшим Джорджем, другую оставила себе (обычно Верити не ела по вечерам, но сегодня, после променада по магазинам, решила себе позволить). Она хотела разделаться с письмами, затем сделать заказ в аптеке миссис Боббин — запасы Умиротворяющего бальзама подходили к концу, может быть, в этом было всё дело?

— Верити, — она уже взялась за ручку двери, когда услышала этот тихий, чуть хриплый после сна голос. — Спасибо, — Джордж кивнул на тарелку рядом.

— Не за что, — ответила Верити, собираясь выйти. — Приятного вечера... мистер Уизли.

— Куда ты, птаха?

— Если ты хочешь поговорить о работе, то…

— О работе будем говорить на работе, — перебил Джордж. — В чём дело, Верити?

— Я так устала. А ведь мне ещё нужно ответить на письма.

— Как насчёт небольшой порции Веселящих чар? — он погладил карман, из которого торчал кончик волшебной палочки. Верити покачала головой. — Нет? Хорошо, неси сюда свои письма, я тебе помогу.

Один взмах — и стопка пухлых конвертов с парой перьев оказались на столе. Какое-то время Верити и Джордж молча занимались делом, но под конец Верити опять не выдержала.

— Почему ты обманул нас сегодня? — она недовольно сдвинула брови, глядя на то, как Джордж подписывает последний конверт.

— Как быстро мы подобрались к самому главному, — тонко улыбнулся он. — Так я и думал, что всё дело в том, что я не пришёл.

— Блестящий вывод, — парировала она, запечатывая свой. — Но нет. В конце концов, тебе действительно стоило отдохнуть...

— И в чём тогда проблема?

— Не таким же образом! Ты сдёрнул с рабочего места Алисию, закрыл магазин, устроил вечеринку с ней, Анджелиной, этой вашей подружкой Кэти…

Дожили! Она не хотела указывать Джорджу, что делать. Раньше это могло кончиться фатально. Однако сейчас он не выходил из себя. Просто продолжал смотреть на неё — внимательно, спокойно, даже чуть весело.

— Больше всего я сожалею о том, — вновь начала Верити, надеясь как-то сгладить неудобный момент, — что ты необязателен с Ли. Вспомни, сколько всего он для тебя сделал. Магазин был почти целиком на нем тогда, летом.

— Да Джордан нисколечко не обиделся, — рассмеялся Джордж. — Послушай, Верити. Я не поехал в Холихед и устроил бардак в магазине, твоя правда. Но всю следующую неделю я безвылазно проведу в «Зонко»… Один лишний выходной ещё никому не навредил.

Она молчала.

— И девчонки сегодня удачно собрались, — добавил он. — Грех упускать такую возможность вспомнить былое. А то вдруг через семь дней наступит третье пришествие Тёмного Лорда, и после мы опять кого-нибудь недосчитаемся.

— Джордж! — вспыхнула Верити.

— Что?

Честное слово, её пугала эта его манера. В последнее время Джордж взял моду прохаживаться на собственный счёт с абсолютно невозмутимым лицом. Если учесть, что раньше он впадал в бешенство только от одного упоминания прошлого, то дальше можно было ожидать чего угодно.

Перед глазами Верити вновь возник сегодняшний вечер. Обычно серьёзная Анджелина, явно навеселе; бесстыже хохочущая и дымящая сигаретой Алисия, Белл с безумно-мечтательной улыбкой. Смотрите-ка, что за дружба! Шестикурсник Джордж на балу хватает Белл за руки, они смеются…

Бурная волна эмоций схлынула назад, оставив после себя лишь грязную пену ревности.

— Да ничего, — с горечью ответила Верити. — Ничего-то тебе не вредит. Ни лишний выходной, ни пьянки на складе с бывшей...

Мерлин великий! Насколько это всё пошло, некрасиво… Но как, как тут сдержаться?

— С чего ты взяла, что она моя бывшая? — вскинулся Джордж, сразу поняв, о ком идёт речь.

— Бал, — отрезала Верити. — А потом, когда вы сбежали из Хогвартса, её с Алисией имена трепали на каждом углу школы. В известном смысле.

— Вот уроды, — Джордж уставился куда-то в стену. В синеве глаз плескалось мутное сожаление. — Если что-то и было, то оно далеко в прошлом. Нет, мы никогда не спали, — добавил он, увидев выражение лица Верити. — Кэти — мой друг. Мы вместе прошли квиддич, Отряд, вместе… защищали Хогвартс, — его голос дрогнул. — Как с Анджи, Лис, Джорданом…

— Со стороны звучит очень мило, — Верити поняла: её понесло. — Если не знать о том, что половина из вас перевстречалась друг с другом!

Услышав эти слова, Джордж тихо, но очень яростно простонал, выпуская воздух сквозь зубы. Из последних сил Верити старалась сохранять невозмутимый вид, но внутри всё сжалось в преддверии бури. Тем временем Джордж буквально смёл с подноса банку с тыквенным соком. Щелкнул ключ, как сорванное с гранаты кольцо — и даром что не было взрыва. Одним глотком Джордж осушил жестянку, с треском смял её в кулаке и выбросил в угол. Стоявшее там ведро проглотило добычу, довольно рыгнув.

— Блядь, — глухо прорычал он, уткнувшись носом в собственные колени. — Блядь, блядь, блядь!

Всё ещё в ужасе от того, что сотворила своими словами, Верити потянулась к всклокоченной макушке. Он дёрнулся от её руки, как от огня, но тут же как будто обмяк и покорился.

— Прости, — прошептала Верити, гладя спутанные волосы Джорджа. Плечи его вздымались и опускались от тяжёлого сбивчивого дыхания, а по её собственным щекам уже катились предательские слёзы. — Я сама не знаю, что болтаю, я не хотела тебя задеть… прости!

— Можешь не извиняться, ты снова права, — Джордж отнял лицо от сцепленных замком рук. — Мы с Фредом заварили эту кашу, мы сбежали, оставив гнить наших в жабьем болоте. Если кем-то я и задет, то только собой. Пожалуй, стоило дать Филчу надрать нам зад на глазах у всей школы.

— Ты так ценишь своих друзей, — всхлипнула Верити. — Я же слушала совсем другое всю жизнь. Говорят, что у женщин не может быть подруг. А о том, чтобы общаться с мужчинами просто так, и думать не стоит…

— Так говорят только тупицы, — припечатал Джордж, вытерев очередную слезу с её щеки. — Или просто конченые люди. Зачем брать их во внимание, милая?

Так говорит её мать, подумала Верити. Откинувшись на спинку дивана, она наблюдала за тем, как Джордж ушёл на кухню, как, вернувшись, принёс ещё пару банок сока. Взяв прохладный напиток, она позволила накинуть себе на плечи тёплый плед и теперь медленно успокаивалась под шум вновь заведённой радиолы.

Верити догадывалась — они не смогут всегда соглашаться друг с другом. Даже она, имевшая в своей жизни только опыт недолгих необязательных встреч, знала о том, что стычки бывают и у самых мирных пар. Они с Джорджем сошлись почти два месяца назад, и, если не считать сцены в доме Уизли, это было абсолютно безоблачное время. Они спокойно и легко сосуществовали рядом и с недавних пор почти каждую ночь сливались в благодарном экстазе, легко огибая всё острые рифы. Верити ждала, что рано или поздно Джордж сорвётся, но и подумать не могла, что первой сорвётся она сама.

Привыкнуть к нынешнему порядку вещей всё никак не получалось. О том, как было в магазине при Фреде, она уже забывала. Казалось, что с тех пор прошла добрая тысяча лет. Одно врезалось — с ними было очень легко. Никакого бахвальства, занудства, глупости, или — самое отвратительное — этих приставаний. Нет, оба они вроде как заигрывали с ней, или что-то в этом духе, но так шутливо и невинно, что Верити даже отвечала, чем вызывала неизменное неудовольствие Алисии.

В августе Вредилки переживали своё второе рождение. Начиналось оно мрачно, и без главных вдохновителей, казалось, тут же и закончится. Последний отзвук смеха Фреда вскоре покинул эти стены, уступив место тихой, но навязчивой тоске. Пока Ли мужественно разгребал завалы рутины, Джордж выходил из лаборатории лишь изредка, мрачным привидением скользя от прилавка к стеллажам. Именно тогда внутри Верити участие постепенно заронило семя чувства, не похожего на всё, что было с ней раньше. А тот, о ком болело сердце, не видел ничего и никого вокруг, и надежда на взаимность угасала с каждым днём. Работа больше не приносила радости. Верити даже пожалела, что покинула Штаты, где провела последние месяцы войны, и подумывала о возвращении к отцу. Но тут Джордж перекупил «Зонко»… и всё изменилось в очередной раз. Вот они гуляют по вечернему Лондону, и вот Верити уже раскладывает свои вещи в его квартире. Её прежний налаженный быт — наследие фанатичной пуританской мамаши и хаффлпаффской любви к порядку — сузился до размеров спаленки в доме девяносто три и рабочего места там же. Всё остальное перевернулось с ног на голову. Она до сих пор не могла привыкнуть.

Верити приоткрыла глаза и увидела, как Джордж возится с невесть откуда взявшейся бутылкой маггловского вина. Вытащив пробку невербальным Акцио, он принялся чинно разливать напиток по вычищенным до блеска стаканам. Верхний свет был приглушён, огни домов напротив красиво мерцали в окне. В воздухе разливался мурлыкающий голос Селестины Уорлок, сопровождаемый приятной джазовой мелодией. Всё бы ничего, но мусор на складе так и не давал Верити покоя. Там, среди всего прочего, была точно такая же, но пустая бутылка и не меньше шести жестянок. Этого было достаточно даже для троих, и если Джордж припрятал ещё…

Она боялась, что когда-нибудь он сопьётся всерьёз. Очень боялась. Правда, в последние месяцы такая жизнь не причиняла ему особенных неудобств. Он не пропускал работу, не устраивал сцен, почти не страдал от похмелья.

Если бы можно было как-нибудь повлиять на это, думала Верити, когда Джордж протянул ей стакан.

Не сейчас. Сейчас она сама слишком устала, слишком далека от этого, слишком…

Терпкий напиток коснулся раскрытых губ.

Внезапно в душу влетела странная лёгкость, не от вина даже — так, просто. Верити сбросила с плеч покрывало и почти подбежала к подоконнику, где искрился жизнью Косой переулок.

И дорога, и фонтан, и дома напротив выглядели вполне обыденно. Но она ещё помнила, как здесь было летом — всё в строительной извести и копоти чар — и испытала большую радость от вида чистой, умытой дождями улицы. Верити обернулась. Даже в другом конце комнаты было видно, как смотрел на неё Джордж. Повинуясь какому-то внезапному порыву, Верити поставила стакан на подоконник и принялась кружиться по комнате. Джордж поднялся с дивана, потянулся к ней…

Волшебство момента развеялось вместе с боем часов, оборвавшим песню Селестины.

— Двадцать часов в Лондоне, — провозгласил диктор. — В эфире новости на Волшебном радиовещании.

С коротким смешком Джордж упал обратно, взяв за руку Верити. Она приземлилась рядом.

— Кажется, нужно сменить пластинку, — заметил он и вновь потянулся к стопке картонных конвертов рядом с радиолой.

Верити согласно кивнула, вслушиваясь в голос диктора.

— и, наконец, происшествие, которое случилось в женском отделении Азкабана с одной из заключённых…

Джордж обернулся, разметав пластинки.

— приступ стихийной магии произошёл с Алекто Кэрроу, известной своими зверствами в Хогвартсе. Две работницы тюрьмы получили ожоги. Что думает по этому поводу знаменитая соседка Кэрроу, бывшая заместитель министра Долорес Амбридж, узнать не удалось ввиду непрекращающихся у неё приступов исчезательной болезни. По словам представителей Азкабана…

— Отлично, — с воодушевлением сказал он, услышав новость. — Джинни рассказывала мне про эту Кэрроу и её проделки. Славная парочка была — Свинья да Жаба. Хозяйки Хогвартса, блядь. Амбридж вообще разрушила нам жизнь. Чтоб она исчезла там… до конца.

— Я читала про это в Пророке ещё летом, — ответила Верити. — Некоторые школьники, которых истязали Кэрроу, давали интервью Кенни и Анджелине.

— Да уж, свинство такого масштаба невозможно скрыть. Какую же выбрать? — Джордж перебирал потрёпанные конверты. — Может быть, эту? — он вытащил одну из пластинок наугад и поставил на неё иглу.

Секунды лёгкого шипения… Она не поверила своим ушам. Это же была…

— Дебби Харри! — Верити прямо-таки взвизгнула от восторга. — Обожаю её!

— Так чего же ты ждёшь, Блонди? — снова вскочил на ноги Джордж.

Поверить невозможно! Они танцевали и смеялись, дурачились и пихались локтями, подпрыгивали и кружились в шутливом вальсе…

Он отрывал её от пола с лёгкостью, точно пушинку, и она благодарным воском плавилась в его руках. Теперь это было её место, её танец, её счастье — своё, а не подсмотренное украдкой...

Я — дитя войны, беззвучно шептала Верити, подпевая песне. Я — её порождение. И в этом разница между нами. Я — дитя войны…

* * *

Несмотря на то, что Верити обошло участие в Отряде и сопротивлении, в девяносто восьмом ей всё равно пришлось несладко.

Это была её собственная война.

Когда Комиссия заинтересовалась происхождением Верити, то ей пришлось выбирать из двух вариантов — или сдаваться Министерству, или тайно бежать из страны. Она подумала и не стала делать ни того, ни другого. Собрав в кулак нервы и отринув гордость, Верити отправилась к своей матери, с которой не общалась целый год. К матери, которая всю жизнь изводила её придирками, нравоучениями, стращаниями, молитвами. К матери, которая выгнала свою ведьму-дочь из дома, как только та окончила Хогвартс.

Только Глория Стрейдлейтер, благочестивая староста в одной из скромных пресвитерианских церквей, знала, кто двадцать лет назад вверг её в блудный грех. Всю жизнь она отказывалась назвать имя отца, но пришло время, и от этого имени стала зависеть свобода и безопасность Верити.

Она вытрясла из матери всю её святую душу, пока не услышала правду. Его звали Бернард Слинкхард. В конце семидесятых он какое-то время жил в Англии, пока стажировался в Отделе магического сотрудничества, а его отец, Уилберт Слинкхард, читал лекции для будущих авроров. Всё было весьма прозаично. Глория быстро поддалась чарам Бернарда, а когда тому пришла пора возвращаться в Штаты, поняла, что беременна. Тогда из этого не вышло ничего хорошего — отец не захотел жениться на маггле из-за океана. Прошло всего чуть больше десяти лет с того, как в Америке отменили закон Раппапорт, запрещающий контакты с немагами, и будущему дипломату не хотелось проблем.

Двадцать лет спустя Бернард Слинкхард, кажется, раскаялся. Прилетев на Острова, он перед судом вступился за Верити. Таким образом она вошла в десять, кажется, счастливых исключений, выдержавших Комиссию. Новая власть официально разрешила ей остаться в Англии, носить палочку и ходить на работу. Но Верити вновь сделала то, чего от себя не ожидала — отправилась за океан вместе с Бернардом. В его большом доме на Лонг-Айленде она, наконец, вздохнула с облегчением. И даже впервые в жизни попробовала заняться живописью.

Верити знала, что многие из тех, кто остался в Сопротивлении, осудили бы её за отъезд из страны. Но сама себя она не чувствовала беглянкой.

Она чувствовала себя свободной. Свободной от матери и её лицемерного бога, свободной от предрассудков по поводу чистоты крови, свободной от страха за свою жизнь, свободной от новых идиотских законов, от чужих страданий, от чиновников и егерей. Ей не хотелось тратить на это всю свою жизнь. Хотелось иметь хотя бы одного нормального родителя рядом. Хотелось спокойно ходить по улицам, хотелось носить яркие мантии даже в дождь, хотелось рисовать, колдовать, кружить головы парням, делать стрижку «пикси» и слушать любимую группу «Блонди». Одним словом, Верити хотелось просто жить.

И разве в этом было что-то плохое?

* * *

Сегодня она бродит по Манхэттену. На ней короткое чёрное платье, полусапожки и любимый тёмно-красный тренч. По улицам гуляет весенний ветер, который так и норовит сорвать чёрный беретик с её макушки. [1] Верити останавливается перед одной из витрин, чтобы поправить причёску, ищет в маленькой сумочке гребень, и…

Случайный прохожий толкает её в спину, ридикюль падает на землю, и его содержимое высыпается под ноги Верити. Сгорая от стыда, она подбирает волшебную палочку, расчёску, треснувшую пудреницу и — самое волнительное — небольшой кусочек картона в следах помады. В последний момент он выскальзывает из её пальцев и летит по мостовой, подгоняемый порывами шального ветра.

Верити бежит за ним. На углу Лафайет-стрит происходит новое потрясение — она спотыкается, и, теряя равновесие, сама растягивается на тротуаре. Левое колено содрано, правый каблук сломан, а плащик покрыт пятнами грязи. Одно отрадно — то, за чем Верити гналась, снова теперь при ней. Кое-как поднявшись с земли, она, наконец, смотрит на фотографию. На ней — парень лет двадцати. Нахальный взгляд ярко-голубых глаз, золото растрёпанных волос, сильные руки в карманах тёртой драконьей куртки.

— Одного портрета мало, — шепчет Верити, любовно очищая фото от налипших песчинок и пряча его в сумочку. — Весь мир — ничто без тебя во плоти.[2]

Поправив берет и отряхнув тренч, Верити бредёт дальше по нижнему Ист-сайду, стараясь не наступать на разбитый каблук. Прохожие неодобрительно смотрят на неё, такую потрёпанную и грязную. Верити вглядывается в ровные ряды домов, в фешенебельные рестораны, магазины и бутики, ища укромное местечко, где можно достать палочку и спокойно привести себя в порядок.

И тут судьба наносит ей третий, самый сокрушительный удар.

Они появляются внезапно, точно черти из табакерки. Он — гладко причёсанный, в ослепительно-снежной рубашке и джинсах от Кельвина Кляйна. И она — небесно-голубой кашемировый свитер, дерзкий аромат пятой Шанели и узкие белые брючки. Couple look как он есть.

Как из рекламы прокладок, думает Верити, чувствуя себя полной дурой рядом с этой ослепительной парочкой.

— Приве-е-е-тик, — Джордж тянет слова, точно Кормак Маклагген, и так же нахально подмигивает ей. — Отлично выглядишь, птаха.

Верити, приободрившись, пытается обнять любимого — и тут же получает больной шлепок по раскрытой ладони.

— Руки прочь от него, куколка, — ядовито улыбается Кэти Белл. Глаза её холодны, как крупные опаловые бусины на серебряной нитке, оплетающей изящную шею. — Это — мой мальчик.

Джордж, довольно всхохотнув, прижимает к себе Белл и самым бесстыдным образом засасывает её прямо на глазах у всей улицы, напрочь забыв о Верити.

Она стоит, словно прибитая к земле, лишённая всякого сопротивления, и покорно смотрит на разворачивающуюся любовную сцену. Вокруг уже собирается толпа зевак, кто-то, хихикая, показывает на Верити пальцем — мол, на что надеется, глупая? Внезапно среди людей появляется её мать. Верити инстинктивно сжимается, стараясь сделать вид, что не знает её.

— Да сверзится на вас кара Господня! — злобно шипит Глория, глядя сначала на Джорджа с Белл, а потом — на Верити. — И ты с ними, блудница! Быстро иди домой и не смей позорить меня!

Этого Верити уже не может вынести. Стараясь не обращать внимание на злые слёзы, жгущие глаза, она вновь протягивает руку к целующейся парочке и… срывает ожерелье с бесстыже извивающейся Белл.

Нитка рвётся, и опалы градом брызжут по тротуару. Зеваки дружно охают, мать молится Иисусу, а Кэти Белл истошно визжит, прикрывая руками осаднённую шею.

Один из камней катится прямо к Верити, закатывается под сломанный каблук…

Она летит на землю, ударяясь ещё больнее, чем прежде…

Это конец, думает Верити, и…

Просыпается.

* * *

Жажда колючей проволокой опутала пересохшее горло. Едва сглотнув, Верити приподнялась на локтях и осмотрелась вокруг.

Она лежала на диване в гостиной. Джордж, абсолютно голый, спал рядом, сбросив шерстяное покрывало на пол. Верити зябко повела плечом — в камине прогорели почти все дрова.

На радиоле всё ещё крутилась забытая пластинка. Будь внимательным, дорогой, нежно мурлыкала Дебби Харри. Когда ты говоришь «привет», это значит, что ты хочешь увидеть меня во плоти.

Верити встала, чтобы снять с пластинки иглу, но, запутавшись в собственных трусиках, чуть не упала на пол — точно как в этом ужасном сне. Нет, больше она не будет пить по три бокала за раз. Так не то, что любимая песня — целый мир превратится в кошмар. А ведь завтра ей нужно быть за прилавком в девять утра, свежей и улыбающейся.

Выключив музыку и выдув полграфина холодной воды, Верити с наслаждением вернулась на диван, под тёплый клетчатый плед. Джордж, пробормотав что-то во сне, тут же крепко обнял её сзади.

Увидеть меня во плоти. Тёплой и мягкой — во плоти. Близкой и горячей — во плоти.

Боже, какое счастье, что это был всего лишь сон, подумала Верити, устраиваясь поудобнее.

Они всё преодолеют, это уж точно. Больше никто их не разлучит.

Всего лишь сон…

[1] Наряд Верити во сне почти полностью повторяет наряд Дебби в клипе In the Flesh

[2] Здесь и далее — строчки из этой же песни