Люблю тебя ненавидеть (гет)

Привлечь внимание бы взглядом,

И хоть секундное прикосновение душ.

Встречаемся с неверия снарядом,

И так охотно верим в чушь.

Других же проще чувствовать виновность,

Возликовать от ложной правоты.

От безразличия почувствуем холодность,

И наша ненависть — бесплотные мольбы.

Надежда Яркая

* * *

Шумный, горящий неоновым светом город, утопая в плотной пелене тумана, виднелся за окном семнадцатого этажа. Внизу черными точками сновали люди, а шум перекрестных дорог и сигналов машин слышался приглушенно, словно оживленная жизнь Кровус стрит скрывалась где-то вдали.

Солнце, растекаясь красочным закатом, скрылось за горизонтом несколько часов назад, и сейчас бледный полумесяц, затерявшись в тучах, едва освещал ночной Лондон.

Драко стоял на открытом балконе, докуривая последнюю сигарету, и, втянув никотиновый дым, приятно обжигающий легкие, поднял голову, вглядываясь в беззвездное небо. Его тело ломило от усталости, а пульсирующая головная боль, раздражая, мешала собраться с мыслями, и, выдохнув, он спешно потушил сигарету. Сложная выдалась неделя. Бесконечные собрания, переговоры с дипломатами, тщательная подготовка к летнему Чемпионату мира по квиддичу выматывали его, лишая последних сил. Но сегодняшняя встреча с очередным коллекционером в этих апартаментах на Кровус стрит окончательно выбила Драко из колеи.

Несколько дней назад Драко получил письмо от Бастальда Морта — старого знакомого, владельца нескольких магазинов реликвий в западной части Норвегии. В письме Бастальд сообщил о своем знакомстве с влиятельным коллекционером, который остро нуждался в оценке некого свитка. Как позже узнал Драко, свитком оказалась вырванная страница из Дьяволомикона — книги по запрещенной религиозной магии. Подобной редкой рукописи прежде в практике Драко не встречалось, и, воодушевившись, он бездумно согласился на предложение Бастальда увидеться с коллекционером. Встреча состоялась более часа назад, и, пытаясь заглушить волнение тлеющим табаком, Драко выкуривал сигареты одну за другой, отстраненно наблюдая за шумным городом, горящим ярким светом десятками этажами ниже. Если бы он только знал, чем обернется для него эта встреча, если бы пошел на поводу у внутреннего чутья, тревожным колокольчиком звенящего где-то внутри. Чертово любопытство [1]!

«Должен признать, ты поднялся довольно высоко, юный лорд. Боюсь, что падение может быть болезненным».

Коллекционером оказался граф Лэндон Аберкорн, и его слова, сказанные на прощание, звучали в голове Драко как заевшая пластинка, порождая новые мысли, смутные и беспокойные. Перед глазами вновь всплыла картина, как граф, величавый и статный, уходя, взглянул на Драко, скривившись в злорадной усмешке. Драко знал, что скрывалось за этой улыбкой — абсолютное чувство превосходства, словно кто-то незримый защелкнул кандалы на его запястьях [2].

Будучи представителем древнего семейства хранителей первородной магии, членом Ордена священных двадцати восьми и одним из самых влиятельных магов Европы, граф вполне мог представить Малфоев в невыгодном свете перед чистокровным обществом или уничтожить репутацию их семьи. Он нередко обращался к старейшинам с требованием исключить Малфоев, посмевших очернить свою репутацию многочисленными судебными разбирательствами, скандалами и связями с недостойными магами, из Ордена. И только благодаря поддержке виконта Леннарда Варренга — друга семьи и крестного леди Эленны — Малфоям, наряду с другими провинившимися семействами, удалось сохранить членство в Ордене [3].

И теперь, когда графу стало известно о незаконной деятельности Драко в роли консультанта, ему стоит опасаться огласки, которая вновь поставит под удар репутацию семьи. Впрочем, граф Аберкорн едва ли осмелится очернить Малфоев перед членами Ордена, ведь старейшины не разделят его страсти к религиозной магии. Но, как знать, что взбредет в голову этим старым маразматикам!

Драко выдохнул, устало откинул голову, разминая пальцами выступающие позвонки, и, повернувшись к выходу, шагнул в светлую гостиную. Он подошел к кофейному столику и, потянувшись к блокноту с личными записями, бросил взгляд на наручные часы. Через пару минут в апартаментах должен появиться Кристофер, и, услышав за стеной хлопок, Драко, улыбаясь, поприветствовал своего гостя, появившегося на пороге.

— Поздний час, — заметил Краун, расстёгивая пуговицу на пиджаке и усаживаясь в кресло. — Что за срочность, Драко?

— Дело, не требующее отлагательств, — серьезно ответил тот и, взглянув на нахмурившегося Кристофера, продолжил: — Несколько часов назад у меня состоялась встреча с довольно влиятельным коллекционером…

— Кто он? — грубо перебил его Кристофер.

Драко усмехнулся, наблюдая за ним: нетерпеливый, нервозный Краун казался взволнованным и, судя по его измождённому виду, усталым. Кажется, не только у Драко выдался тяжелый день!

— Это анонимный клиент, — ответил Драко, заметив, как Кристофер разочарованно воскликнул и поднялся с кресла.

— О, Мерлин, тебе ведь известно, что я против анонимных клиентов, — сокрушался он. — Никогда не знаешь, что от них ожидать.

— Нас ожидают крупные неприятности, если мы осмелимся ему отказать, — объяснил Драко.

— Во что ты пытаешься меня втянуть? — усмехнулся Краун, подходя к высокому столику с графинами, наполненными алкоголем.

Драко промолчал. Он поднялся, подошел к Кристоферу, попивающему виски, и протянул ему колдографию свитка.

— Дьяволомикон? — удивленно воскликнул Краун, всматриваясь в яркий снимок. — Но, как..?

— Незнание спасет нас от возможных проблем, — произнес Драко и, наблюдая, как Кристофер завороженно рассматривает колдографию, спросил: — Ты возьмёшься за это дело?

Кристофер уверенно кивнул головой и, резко повернувшись к Драко, торопливо произнес:

— Хранение книг или свитков по религиозной магии преследуется законом. Что если представители правопорядка…

— Мои юристы подготовят необходимые документы, доказывающие нашу непричастность, — успокоил его Драко.

Кристофер, отложив бокал с виски, вернулся в кресло и, в нетерпении расправив плечи, проговорил:

— Что от меня потребуется?

Драко улыбнулся. Он предполагал, что, как историк и автор книг о магических ритуалах, Кристофер не откажет Драко в просьбе расшифровать свиток, ведь Дьяволомикон — редчайшая и запрещенная книга об обрядах религиозной магии.

— Тебе следует собрать команду, — начал Драко, прочитывая записи в блокноте. — Найди историка, переводчика, специалиста по религиозной символике и главное — криптографа.

Кристофер разочарованно выдохнул и, посмотрев на Драко виноватым взглядом, откинулся на спинку кресла.

— Боюсь, что с этим могут возникнуть трудности, — произнес Кристофер.

— Если ты не знаком с подходящим криптографом, я предоставлю тебе список… — начал было Драко, но, услышав недовольный голос Крауна, замолчал.

— Ты не понимаешь, Драко, — объяснял он. — Волшебники, практикующие религиозную магию, всегда подвергались гонениям, и, желая сохранить свои знания, они шифровали рукописи с подробным описанием своих обрядов и ритуалов. Сложность в том, что авторы использовали индивидуальную форму стенографии, подобной той, что изобрел Чарльз До́джсон [4], известный магглам как Льюис Кэрролл. Дьяволомикон же написан шифром Моарра, названым в честь самого автора. И я знаком только с двумя криптографами изучавшими этот шифр.

— И кто же они? — заинтересованно спросил Драко, недоверчиво глядя на своего самодовольного собеседника.

— Август Танно, — широко улыбнулся Кристофер.

— Насколько я помню, он умер несколько лет назад в Ирландии. Пышные были похороны, — фыркнул Драко.

— Да, но, к сожалению, он единственный, кто смог бы тебе помочь, — ответил Краун. — Так как второй криптограф — ученик Танно — не согласится работать с нами.

— О, Кристофер, ты, очевидно, плохо знаком с моими дипломатическими способностями, — довольно усмехался Драко. — Так почему же он не согласится?

— Потому как я уволил ее из своей организации, — скривившись в усмешке, объявил Кристофер, наблюдая, как Драко меняется в лице. — О, точнее ты настоял на ее увольнении.

Грейнджер… Конечно, кто же еще способен испортить ему жизнь? Только эта беспардонная лживая девица. С того злосчастного вечера, когда она посмела поднять на него руку, прошло несколько недель. И за это время он старательно пытался избежать с ней встреч, игнорируя ее жалкие попытки позлить его. И Мерлин свидетель, не видеться с ней — одно из самых приятных моментов, что происходили с ним за последнее время!

Впрочем, ее занудное присутствие в поместье Драко чувствовал всюду, куда бы он ни пошел. За эти дни она с завидным постоянством старалась не покидать стены Мэнора, блуждала по его угодьям или часами сидела в Зимнем саду. Как странно! Разве она не должна прильнуть к ногам своего женишка, благодарить его за попытку вырвать ее из цепких лап Драко? Впрочем, несколько дней назад, очевидно, торопясь на свидание со своим благоверным, она посмела покинуть поместье за полночь, несмотря на свое обещание проводить ночи в Малфой Мэноре. Но Драко промолчал. И вовсе не потому, что он знал, если верить заверениям Ферна, что она безмятежным сном спала в своей квартире… одна. Нет, лишь потому, что Грейнджер, нарушив свое слово, нажаловалась этому Коллинзу и напрочь отбила у Драко желание интересоваться ее жизнью. Его перестала коробить и злить мысль, что эта строптивая девица противится и отказывается следовать его правилам. Да, именно так. Определенно.

— Несколько лет назад, — начал Кристофер, отрывая Драко от мыслей. — Гермиона вынудила меня отправить ее на обучение к Августу Танно, и, несмотря на мое убеждение, что шифр Моарра едва ли пригодится в нашей работе, я поддался ее уговорам.

«Слабак», — злобно подумал Драко.

— Драко, быть может, мне стоит побеседовать с Гермионой и…

— Нет, — резко прервал его Драко. — Я не желаю слышать о ней.

— Как пожелаешь, — кисло произнес Кристофер. — Но, в таком случае, ты должен заняться поисками криптографа, деятельность которого не контролируется Министерством.

— Тебе не стоит об этом беспокоиться, — убедил его Драко. — Как только свиток будет расшифрован, твоя команда должна заняться переводом, но прежде они подпишут договор о неразглашении.

— Ты такой недоверчивый, — усмехнулся Кристофер, и, заметив, что Драко улыбнулся в ответ, поднялся с кресла и уверенным шагом направился к выходу.

— Что ж, — протянул он у порога. — Я буду ждать твоего письма.

Драко кивнул и, попрощавшись, наблюдал, как Кристофер исчез за дверью.

* * *

Грозовые тучи, окрашенные багровым закатом, клубились на горизонте, приближаясь к просторам графства Уилтшир. Вдали слышался гром, раскатистый и гулкий, словно удар в гонг, предвещающий грозу.

Вмиг смолкли звуки: гам щебечущих птиц, ищущих укрытие в ветвях высоких сосен, шум ветра, шелест листьев и монотонное журчание воды фонтана в Зимнем саду. Беспокойное безмолвие. Солнце же, бледным блюдцем скрывшись за горизонтом, пронзало последними лучами, словно стрелами, толщу свинцовых туч. Блеснула молния, и следом вновь раздался гром, нарушивший звенящую тишину.

Драко, откинувшись в кресле, отрешенным взглядом смотрел в открытое окно и, почувствовав землистый запах приближающегося дождя, устало выдохнул. И вновь дождь, вновь туманы и облака, затянувшие небо плотной пеленой и скрывающие мягкий солнечный свет. Какое уныние!

Потянувшись к остывшей чашке с кофе, Драко взглянул на стопки книг и развернутые свитки на столе и, хмыкнув, отошел к окну. Последние несколько дней, появляясь ранним утром в Министерстве, Драко отдавал распоряжения своим ленивым работникам и отправлялся на встречи с торговцами, переводчиками и коллекционерами. Добравшись до глубинки в северной части Ирландии, он, преисполненный надежды отыскать криптографа, встретился со старым Каламом Макгратом — рунологом, владельцем небольшой книжной лавки и бывшим работником Отдела тайн. Однако мистер Макграт, прослышав о шифре Моарра, лишь покачал головой и отказался от предложенной работы. Посетив все известные магические места в Англии, Драко пришел к выводу, что Кристофер был прав — криптографы и переводчики, опасаясь преследований со стороны работников правопорядка, не желали связываться с религиозной магией. И, кажется, лишь одной особе были не страшны запреты Министерства. Конечно, когда обладаешь народной любовью, военными регалиями и водишь дружбу с начальником мракоборческого центра, то вполне можешь позволить себе перейти за рамки дозволенного. Но именно с этой особой Драко не желал иметь каких-либо дел.

Намеренно пропуская ужины и возвращаясь в поместье за полночь, Драко изредка виделся с Грейнджер, но он знал, что она упорно продолжала отсиживаться в стенах Малфой Мэнора. Нет, он вовсе не следил за ней, лишь наблюдал со стороны. Иногда, чувствуя смертельную усталость после скитаний по Мерлином забытым местам Англии и долгих часов, проведенных за разговорами с торговцами в убогих тавернах, Драко забывался в табачном дыме и бокале хорошего рома, наблюдая из окна своего кабинета, как Грейнджер, расположившись на террасе, читала очередную книгу. В такие минуты, Драко задавался вопросом: почему же Грейнджер, рьяно пытающаяся вырваться из Малфой Мэнора, если верить словам ее женишка, упрямо не покидает ненавистное поместье в дозволенное ей время?

Если верить словам… А ведь он слепо поверил заверениям этого Коллинза, которого встретил впервые. Так почему Драко, подвергающий сомнениям всех и вся, не усомнился в словах незнакомца? Быть может, он хотел ему поверить. Возможно, Драко пытался найти в его словах причину собственной злости на Грейнджер, потому как ощущал, что, глубоко внутри, он начал привыкать к ней. Странное чувство, неизвестное и пугающее.

Абсурд! Единственное, что он испытывает к ней — это терпение. Колоссальное терпение.

Да, происшедшее задело его мужское достоинство, но не настолько, чтобы обвинять и упрекать ее или же отвечать на дотошные вопросы Блейза. Драко знал, что Блейз, равно как и Тео, не разделят его мнения относительно болтливости Грейнджер, и поэтому рассказывать друзьям о неприятном визите Коллинза вовсе не желал.

Нет, поведение Грейнджер и ее безрассудные поступки должны волновать его в меньшей степени, особенно сейчас, когда граф Аберкорн за последние дни дважды присылал к Драко своего человека, интересующегося продвижением дела. Конечно, Драко, понимая, что испытывать терпение графа чревато неприятными последствиями убедительно лгал, уверяя, что свиток вскоре будет расшифрован и переведен. Но, в действительности, дела обстояли куда хуже, чем он пытался представить их слуге графа. Мерлин, что же ему делать?

Услышав за спиной осторожный скрип открывающейся двери, Драко вздрогнул и, повернувшись, заметил Ферна, стоящего у порога.

— Хозяин, — дэльф учтиво преклонил голову. — Ужин будет подан через четверть часа.

— Благодарю, Ферн, — спешно ответил Драко, подходя к столу. — Прикажи Дейзи наполнить ванную. Сложный выдался день, — зачем-то добавил он.

Ферн кивнул и, повернувшись к двери, мешкая, остановился.

— Простите за вольность, хозяин, — вновь послышался его голос. — Но позвольте загнать Анкониана в конюшню. Приближается гроза.

Драко повернулся к окну, ища взглядом резвящегося коня у Зимнего сада и, заметив у живой изгороди Оддо, вооруженного небольшой лопатой и охраняющего клумбы от посягательств любопытного Анкониана, улыбнулся. Драко так увяз в рабочей рутине, что мало уделял внимания Анкониану, который обиженно отворачивал голову каждый раз, когда видел Драко в конюшне. В такие моменты он выпускал коня и позволял наслаждаться ему весенней теплотой и молодой зеленью.

— Позже, — ответил Драко, наблюдая, как Анкониан, возмущенно топая копытами, ускакал в сторону озера. — Я загоню его, как только пойдет дождь.

— Как вам будет угодно, — произнес Ферн. — Я прослежу, чтобы Дейзи подготовила для вас ванную, а после отправлю ее к озеру.

— Зачем? — нахмурившись, спросил Драко.

— Чтобы она напомнила мисс Гермионе об ужине, хозяин, — спокойным голосом ответил Ферн.

— Грейнджер у озера? — проговорил Драко.

— Да, господин. Мисс Гермиона провела там весь день, — ответил Ферн, скрывшись за дверью.

— Вот дьявол! — злясь, выругался Драко, смотря в окно, и, направившись к выходу, спешно покинул кабинет.

* * *

Глубоко вдохнув, Гермиона прикрыла глаза, чувствуя, как теплый, пропитанный влагой ветер приятно обдувал лицо. Придерживая страницу книги, она расправила плечи и, удобнее прислонившись к стволу старого дуба, взглянула в затянутое серыми тучами небо. Близится гроза. Вновь дождь стеной пройдется по Уилтширу, оставляя за собой пелену густого тумана, а после, на рассвете, когда за облаками покажется солнце, заблестит капель на молодой траве, преображая сады Малфой Мэнора.

В Уилтшире весна была особенной. Гермиона часто гуляла по окрестностям поместья, наблюдая, как северная долина горела в золотых лучах, а спустя миг уже утопала в тени, как только солнце скрывалось за кучевыми облаками. Или же как, вереща, перелетные птицы стайкой вились в небе, вырисовывая странные фигуры. Прелестное время — весна!

Перевернув страницу, Гермиона заправила за ухо длинную прядь волос и, вздрогнув от прохладного ветра, вновь углубилась в чтение. В последние недели книги стали для нее маленьким спасением, равно как и прогулки у озера или же в Зимнем саду. Попытки увлечь себя, окунуться в дивные истории и забыть, вычеркнуть из памяти минуты, когда ее тело ломило от боли, а она, заглушая крики, сжимала руки, оставляя на ладонях багровые следы-полумесяцы.

Приступы начались больше недели назад, когда Гермиона допила последнюю порцию зелья, и алые раны на руках зажили и затянулись. В ту ночь она спала беспокойным сном и, проснувшись в поту, поплелась в ванную и просидела на холодном кафельном полу до самого рассвета. Мышцы стягивала ноющая боль, а после пронзала резкими вспышками. Вполне терпимо, если стиснуть зубы и сдерживать крик, подставляя измученное тело холодным струям воды. Да, вполне терпимо.

Ее попытки унять боль обычными зельями не принесли никаких результатов, и, покончив с экспериментами, Гермиона терпеливо выносила приступы, надеялась проспать до рассвета, не чувствуя эту колющую боль. Надежды оправдывались не каждую ночь. Порой она перебиралась в пустые гостевые комнаты, не желая, чтобы Малфой слышал ее крики, и когда боль электрическим током разрывала позвоночник, ей вспоминалось прошлое, забытое, погребенное в глубинах сознания, но в такие минуты вполне осязаемое.

Это были темные ночи, одинокие и холодные. И единственное тепло, что она ощущала — это собственные слезы. Вскоре боль отступала, и Гермиона наблюдала, как рассвет бледнел на горизонте, окрашивая чернильное небо розовыми красками, а после солнце лениво поднималось, озаряя ярким светом Малфой Мэнор. В такие минуты она замечала, что рассветы всегда разные — иные звуки, оттенки и запахи. Рождение нового дня, рассвет новых мыслей.

Боль стала верным спутником, и, встречая ее с придыханием и слезами на глазах, она мечтала о простом: спокойном сне и глотке свежего воздуха. В такие моменты она, кажется, понимала, почему Малфой не позволял кому-либо наблюдать за его мучениями во время его приступов. Ведь это было нечто постыдное, немощное и личное. Бремя, которое ей придется нести одной. И она старалась нести его достойно. Мерлин тому свидетель, она прилагала последние усилия.

Вскоре, возможно, через пару недель, мучения закончатся, и Гермиона, как и прежде, забудется спокойным сном в стенах Белой спальни. Эта мысль в последние дни стала спасательным кругом, и, цепляясь за него, она заставляла себя бороться. Но так сложно вытерпеть все это в одиночку.

Одиночество следовало за нею тенью, и она чувствовала его незримое присутствие в последнее время все чаще. Роберт, несмотря на ее опасения, не искал с ней встреч, Эбби вот уже вторую неделю была в Перу, Гарри — семейный, занятой человек, и волновать его Гермионе было несколько неудобно, а Малфой…

Прежде, ей казалось, что, избавившись от неусыпного контроля Малфоя, оскорблений и колкостей, она вздохнет свободно. Но сейчас его показное безразличие волновало ее больше, чем следовало. Казалось бы: избегая встреч, он не беспокоил ее, не пытался оскорбить или кинуть язвительный комментарий. Он избавил ее от собственной диктатуры, и это достойный повод для радости. Но нет, Гермиона злилась, чувствовала себя оскорбленной и старалась сделать все возможное, чтобы оживить Малфоя и заставить вновь замечать ее присутствие. Да, его безразличие раздражало до зуда, но больше ее волновали причины подобного поведения. Что же вынудило Малфоя так резко изменить к ней отношение? Пощечина? Нет, Гермиона была уверена, что в тот вечер он заметил ее смятение и знал, что последует за его гадким оскорблением. Он мог перехватить ее руку, но не стал, словно позволил ей ударить. Мерлин, и зачем она забивает себе голову подобными глупостями?

«…Все, что я испытываю к тебе это — безразличие. Абсолютное и всепоглощающее. Прими это, как неоспоримый факт».

Слова, сказанные Малфоем в тот самый вечер, когда Гермиона впервые прибыла в поместье, вновь набатом звучали у нее в голове. С того самого дня прошло столько времени, и неужели ничего не изменилось? Неужели она так и осталась для него надоедливой маггловской девицей?

Гермиона пыталась разозлить его, привести в чувства и, намеренно нарушая его правила, покинула поместье за полночь. Глупо, пожалуй, но ей хотелось убедиться, что ему небезразлично ее поведение. И она убедилась в обратном. Он не сказал ни слова, не упрекнул, не угрожал, лишь в полном молчании отужинал с ней в трапезной и вновь покинул поместье. Как знать, быть может, он проводил ночи со своей невестой или в компании других девиц, а, возможно… Достаточно! Терзать себя мыслями о его безразличии она устала, да и, в конце концов, это она должна, в обиженных чувствах, не замечать его присутствия. Но у нее уже не осталось сил на обиды и злость.

Гермиона, оторвавшись от книги, взглянула в свинцовое небо, которое, громыхая, норовило хлынуть дождем. Вздохнув, она плотнее укуталась в легкий плед и, взглянув на наручные часы, засобиралась вернуться в поместье. Она поднялась с земли, услышала треск веток и приглушенный топот за спиной и, резко обернувшись, вскрикнула, смотря удивленными глазами на черногривого коня.

— Анкониан, — выдохнула Гермиона, пытаясь успокоить учащенное сердцебиение. — Ты напугал меня.

Анкониан, заржав, недовольно топая копытами, резко приблизился к Гермионе.

— Спокойно, Анкониан, — подняв руки, неуверенно произнесла она, шагая назад и стараясь смотреть в янтарные глаза коня. — Я не причиню тебе вреда.

Враждебно настроенный Анкониан, громко фыркнул и, цокая копытами, ближе подступился к Гермионе. Не двигаясь, она нервно сглотнула и, не прерывая зрительный контакт, осторожно протянула руку к Анкониану.

— Я не причиню тебе вреда, — вновь проговорила она, стараясь придать голосу доброжелательный тон.

Анкониан шагнул назад, наблюдая за Гермионой и переводя взгляд на ее руку, неуверенно потянулся головой. Гермиона, чувствуя горячее дыхание на кончиках пальцев, улыбнулась и осторожно, не спеша, прикоснулась к лоснящейся шерсти. Анкониан замер, привыкая к ее прикосновениям, и, прижавшись к ее руке, позволил Гермионе погладить шею.

— Красавец, — улыбнулась Гермиона, уверенно проводя рукой по черной шерсти. Анкониан, повернувшись, доверительно прислонил к ней голову. — Почему ты гуляешь один? — продолжила Гермиона. — Где твой непутевый хозяин?

Анкониан заржал, словно возражая, и, рассмеявшись, Гермиона ласково погладила его по загривку.

Над головой вновь грянул гром, и, вздрогнув, Анкониан резко дернулся, шагнув назад.

— Нет-нет, — пыталась успокоить его Гермиона. — Это всего лишь гром.

Грохот раздался сильнее. Испуганно пятясь назад, Анкониан встал на дыбы.

— Спокойно, Анкониан, — подбежав к нему, прошептала Гермиона.

— Отойди от него, — послышался злобный голос Малфоя за спиной.

Повернувшись, Гермиона увидела быстро приближающегося к ним Малфоя и не заметила, как Анкониан вновь поднялся на дыбы, завидев хозяина, и, испугавшись, случайно ударил ее копытом чуть ниже плеча. Не удержав равновесия, Гермиона упала на землю, вскрикнув от неожиданной боли, инстинктивно прижала руку к плечу и попыталась подняться.

Малфой прошагал мимо, подошел к взволнованному Анкониану и, быстро успокоив его, заговорил:

— Тебя ведь предупреждали не приближаться к…

Малфой резко замолчал, и, посмотрев на него, Гермиона заметила внимательный взгляд, прикованный к ее испачканной в крови ладони.

— Он не хотел навредить, — зачем-то оправдывалась она. — Он лишь испугался грома.

— Меня это не волнует, — фыркнул Малфой и, повернувшись к Анкониану, увел его в сторону поместья.

Да, верно, его это не волнует. Совсем.

* * *

— Бедная-бедная, мисс Гермиона, — в который раз повторила Дейзи, аккуратно обрабатывая рану на плече. — Дейзи ведь предупреждала мисс не приближаться к этому коню. Ох, бедная…

Монотонный тонкий голос Дейзи таял в шуме дождя и грозно громыхающего грома за окном. Гермиона отрешенно наблюдала, как по стеклу бежали, змеились тонкие ручейки и, стискивая зубы каждый раз, когда Дейзи притрагивалась к свежей ране чистой салфеткой, пропитанной лечебной настойкой, устало опустила голову.

И правда, почему она решила, что знакомство с Анконианом пройдет для нее благополучно? Впрочем, она не злилась на себя за беспечность. А эта царапина — пустяки, ей доводилось получать и более серьезные ранения. Единственное, что беспокоило ее, глубоко внутри, где голос гордыни звучал приглушенно — это поведение Малфоя. Ей почудилось на миг, что он появился, чтобы уберечь ее от нападения коня, и от этой мысли стало вдруг теплее, словно что-то горячее и тягучее медленно разлилось по телу. Лишь на мгновение.

А после это чувство испарилось, рассеялось, как дым потухшей свечи, когда она услышала его пропитанный желчью голос и заметила этот безумный взгляд. Нет, в его глазах не мелькнуло ни тени беспокойства, лишь раздражение и ставшая привычной злость.

Спустя недели молчания и откровенного безразличия она вновь услышала от него упреки и обвинения. И стоит ли мучить себя мыслями о причинах его равнодушия и пытаться вернуть его расположение? Достаточно! Он желает не замечать и терпеть ее присутствие до того заветного дня, когда их брак будет официально расторгнут? Прекрасно! Она тоже пойдет на поводу своей гордыни и проведет отмеренное ей время в Мэноре в блаженном одиночестве, наслаждаясь книгами и цветущим ландшафтом Уилтшира.

Она тряхнула головой, избавляясь от назойливых мыслей и, взглянув на Дейзи, заботливо перетягивающую рану белоснежным бинтом, улыбнулась. Повернув голову, Гермиона заметила легкое темное платье на кровати, очевидно выбранное Дейзи для ужина. Чуть выше, на перьевых подушках, лежала небольшая тряпичная кукла, одетая в пестрое короткое платьице.

— Дейзи, — нахмурившись, произнесла Гермиона и, указав на куклу, спросила: — Откуда эта кукла в спальне?

— Де-дейзи сделала ее для вас, мисс, — запинаясь, ответила Дейзи, смущенно опустив голову и перебирая тонкими пальцами тряпицу в руках.

— О, спасибо, — не зная, что ответить произнесла Гермиона и, подбирая слова, чтобы не обидеть Дейзи, добавила: — Но зачем?

— Это... это оберег, мисс Гермиона, — смущенно произнесла Дейзи, с интересом поглядывая на Гермиону. — Дейзи знает, что мисс плохо спит ночами, а кукла убережет вас. Матушка в прошлом часто делала кукол для молодой леди Нарциссы...

— Это очень мило с твоей стороны, — умиляясь, произнесла Гермиона, встав с кушетки и рассматривая куклу с каштановыми волосами из шелковых нитей заплетенными в тугие косы. — Я буду хранить ее.

— Кукла не только убережет вас от кошмаров, мисс, но и... — она замолчала, опустила глаза и, нервно теребя край платья, тихо произнесла: — Но и помирит вас с хозяином, чтобы он приходил в вашу спальню, мисс [5].

Гермиона вздрогнула, ощущая, как чувство неловкости сковывает ее тугим кольцом и, повернувшись к Дейзи, осторожно произнесла:

— Дейзи, ты ведь знаешь, что наш с Малфоем брак не настоящий, и вскоре я покину Малфой Мэнор.

— Дейзи хочет, чтобы вы остались, мисс, — всхлипывая, пролепетала она. — Дейзи к вам очень привыкла, и если бы хозяин проводил ночи с вами, то...

— Нет, Дейзи, — перебила ее Гермиона, нервно прикусывая нижнюю губу. — Я не допущу это.

«Больше. Не допущу этого больше», — про себя добавила Гермиона, краснея.

Дейзи кивнула, вздрогнула плечами и, опустив голову, медленно поплелась к выходу.

— Вы злитесь на хозяина, мисс Гермиона? — обернувшись, вдруг спросила она.

— Вовсе нет, — ответила Гермиона, мысленно вновь задавая себе этот же вопрос. А злится ли она? Злость — странное чувство. Оно раскаляется докрасна как железо, закипает, бурлит, а после медленно остывает.

Быть может, спустя столько дней, обида все еще таилась в ней, но не злость. Она остыла, покрылась тонким слоем инея и забылась где-то на задворках ее сознания.

— Хозяин вовсе не злой человек, — осторожно произнесла Дейзи, словно опасаясь, что ее услышат. — Он заботится о нас, о домовых эльфах. Хозяин позволил Дейзи и Ферну жить в пустых комнатах в северном крыле, а не в тех тесных каморках. А еще, — она оживилась, заметив улыбку Гермионы. — Хозяин никогда не наказывал Дейзи и запретил домовым эльфам наказывать себя за непослушание. И он... он позволил Дейзи шить одежду, — она аккуратно расправила складки на своем платьице, которым очевидно гордилась. — Дейзи очень рада.

Гермиона расплылась в улыбке. Она и прежде замечала, что Малфой был снисходителен к домовым эльфам, но и не предполагала, что он проявлял заботу. Что же еще он пытается скрыть за броней высокомерия и жестокости?

— Простите Дейзи за болтливость, — виноватым голосом пролепетала Дейзи, очевидно приняв молчание Гермионы за недобрый знак. — Просто Дейзи беспокоится о вас, мисс, — взволнованно продолжила она. — И когда хозяин вручил Дейзи заживляющую настойку и...

Она резко замолчала, закрыла ладошками рот и, глядя на Гермиону испуганными глазами, вновь потянула ручку двери.

— Так это Малфой велел тебе явиться ко мне? — спешно спросила Гермиона, пока Дейзи не скрылась за дверью.

— Де-дейзи ничего не знает, мисс, — запинаясь, ответила эльфийка и закрыла за собой дверь.

Так действительно ли она его не волнует? Или все же Дейзи ошиблась?

Гермиона выдохнула и, мысленно пообещав себе не размышлять о поведении Малфоя, потянулась за платьем, лежащим на кровати. Время ужина, время вновь пытаться не замечать безразличие Малфоя.

* * *

Серебристая луна мягко освещала утопающий в бархатных цветах глициний Зимний сад. Мраморная дорожка блестела в лунном перламутровом свете, и, громко цокая каблуками по белоснежным плитам, измученная и усталая Гермиона направлялась в поместье. Аванзал встретил ее глухой тишиной и легким полумраком. Где-то с верхних этажей раздался бой настенных часов, эхом разносившийся по поместью двенадцатью гулкими ударами. Полночь. Гермиона, мысленно сравнивая себя с Золушкой, успевшей явиться в дом злой мачехи до полуночи, улыбнулась и, стуча каблуками, поднялась по лестнице, ведущей в восточное крыло.

Сложный выдался день, напряженный и изнуряющий. В начале недели Гермиона получила письмо от своего старого знакомого Алана Морино — мага-историка, работающего в маггловском Британском музее. Как утверждал Алан, в музей поступила китайская нефритовая шкатулка времен правления династии Тан, в которой хранились, как предполагали работники музея, древние манускрипты. Открыть шкатулку не представлялось возможным, так как нефритовые дощечки, служившие не только украшением, но и замком, запирали ее изнутри. И, лишь аккуратно переворачивая эти дощечки, соединяя их в магические руны, можно было отпереть шкатулку [6].

Воодушевленная интересной работой, Гермиона ответила Алану согласием и вот уже третий день работала в Британском музее в качестве частного консультанта. Усталая, она возвращалась в поместье поздней ночью и, принимая холодный душ, укладывалась в кровать, надеясь, что приступы латрономии не застанут ее врасплох среди ночи.

Остановившись посреди темного коридора, Гермиона огляделась по сторонам и поняла, что, задумавшись, забрела в другую часть восточного крыла. В ту часть поместья, где обитал Малфой. Мерлин, не дай с ним встретиться!

Она повернулась и уверенным шагом направилась в противоположную сторону. Завернув за угол, аккурат, где находился кабинет Малфоя, она заметила яркую полосу света, пробивающуюся из приоткрытой двери, и, тихо выругавшись, Гермиона осторожно стянула туфли и босая медленно прошагала мимо кабинета.

— Ваше поведение, Драко, — послышался высокий незнакомый голос, и, замерев, Гермиона прислушалась. — Заставляет меня беспокоиться. Очевидно, вы не осознаете всю важность моего поручения.

— Уверяю, граф Аберкорн, — раздался уверенный голос Малфой. — Ваше беспокойство напрасно. Все идет согласно моему плану.

Граф Аберкорн? Гермионе не доводилось прежде слышать этого имени, впрочем, ее никогда не интересовали представители чистокровных аристократических семей. А, судя по титулу и высокомерным ноткам в голосе, этот мужчина определенно относился к таковым.

Пожалуй, она должна уйти, а не скрываться в тени, стоя на цыпочках. Но любопытство и странное чувство беспокойства заставили ее бесстыдно подслушивать приватный разговор, и осторожно, не дыша, шагнув к стене, она спряталась в нише, скрывающей ее от посторонних глаз и позволяющей ей наблюдать за происходящим в кабинете Малфоя через приоткрытую дверь. Теперь она видела этого графа, вальяжно сидящего в кресле — статного мужчину, с острыми чертами лица, длинными темными волосами, с проглядывающей светлой прядью, которые были перетянуты лентой в аккуратный хвост. Граф с поддельным интересом рассматривал набалдашник трости, которую вертел в руке и отстранено слушал Малфоя, скрывающегося где-то в глубине комнаты.

— Слова, слова, — усмехаясь, проговорил Аберкорн, и, заметив эту ухмылку, Гермиона невольно вздрогнула. — Я не привык доверять пустым обещаниям, юный лорд.

— Вам повезло, граф Аберкорн, — произнес Малфой, и Гермиона отчетливо услышала в его голосе напряженные нотки. — Я никогда не даю пустых обещаний. И, как мы и условились, свиток будет расшифрован в установленный вами срок.

— Несомненно, — улыбнулся граф Аберкорн. — В противном случае, вам не справиться с последствиями, Драко.

— Вы должны осознавать, граф, что перевод такой редкой рукописи, как Дьяволомикон требует тщательного изучения...

— Оставь эти словесные уловки для министерских крыс, — грубо произнес граф Аберкорн, поднимаясь с кресла, и, манерно расправив лацкан сюртука, продолжил: — Я не доверяю тебе, равно как и всему твоему, — он брезгливо поморщил нос, — роду. Признаться, имя Малфоев вызывает у меня чувство отвращения, но, к своему сожалению, я вынужден терпеть эти неудобства. И мое терпение не безгранично, Драко.

— Вам не стоит беспокоиться о сроках, — послышался ответ Малфоя.

Гермиона, нахмурившись, нервно прикусила губу, чувствуя, как злость медленно закипала внутри. Кто этот граф, и почему он позволяет себе выражаться подобным образом в чужом доме? А главное: почему Малфой молчаливо выносит эти оскорбления?

Граф недоверчиво хмыкнул, поднялся с кресла, брезгливо осматривая кабинет, и, сделав пару шагов, отошел к окну.

— Ты, очевидно, бесконечно горд собой, юный лорд, — спустя некоторое время проговорил граф, усмехаясь. — Возродил из пепла жалкое имя своей семьи, вернул наследство и добился неких высот по службе. Однако ты забыл, что только благосклонность старейшин Ордена уберегла твоего отца от убогой жизни в стенах Азкабана, а уговоры виконта Варренга позволили твоему семейству сохранить членство в рядах священных двадцати восьми.

— Как вам известно, я сполна выплатил Ордену за благодушие, — напряженно ответил Малфой.

— Вы недостойны быть среди членов Ордена, — прошипел граф, повернувшись, и Гермиона, заметив в его взгляде нарастающую злость, напряглась. — Твой отец — жалкий глупец, последовавший за осквернителем древней магии, ты — прислужник Отдела тайн, который бесстыдно наживался на воровстве артефактов, а твой дед — душегуб, связался с проклятым семейством Греем...

— Я не позволю вам осквернять имя моих предков, — прошипел Малфой, с трудом сдерживая злость. — В моей доме.

Гермиона, скрываясь в нише, в тени, не дыша, сжимала руки, чувствуя, как ногти больно впились в тонкую кожу. Возмущение и злость распирало ее изнутри, и она едва сдерживалась, чтобы не выйти из своего убежища, взглянуть на Малфоя, встряхнуть за плечи и заставить заступиться за себя.

— Бравый заступник, — рассмеялся граф. — Но, пожалуй, я несколько забылся в причинах неприязни к твоему никчемному семейству и отклонился от цели своего визита. На твою долю выпала удача быть полезным мне, и в благодарность я скрою от старейшин Ордена твою причастность к незаконной торговли магических артефактов. Зная твою беспечность, Драко, уверен, мне выпадет возможность лишить Малфоев членства в Ордене. Быть может, ты подобно своему деду свяжешь себя узами с какой-нибудь недостойной девицей...

— Думаю, вы исчерпали лимит оскорблений, отведенных моей семье, граф Аберкорн, — злобно произнес Малфой.

— Граф, граф, — передразнивал Малфоя, Аберкорн. — Тебя не обучили почтению?

«Нет, Малфой, не смей унижаться перед ним», — мысленно возмущалась Гермиона.

— Боюсь, что нет, — ответил Малфой. — Можете включить невежество в ваш нескончаемый список недостатков моей семьи.

Граф рассмеялся и, резко замолчав, прошипел:

— Я не намерен ждать. Дьяволомикон должен быть расшифрован по истечении трех дней...

— Это не представляется возможным...

— Три дня, Малфой. Не заставляй меня ждать больше, — повторил Аберкорн и, ухмыльнувшись, повернулся к камину и мгновение спустя скрылся в зеленом пламени.

Послышался звонкий треск. Кажется, это Малфой бросил в след графу хрустальный графин, который разлетелся на мелкие острые осколки. Малфой вскрикнул, отчаянно и громко. Гермиона вздрогнула, чувствовала, как жалость щемила, скоблила внутри и молчаливо наблюдала, как он, хлопнув дверью кабинета, прошел мимо нее и вскоре скрылся за поворотом.

Нет, она не должна была идти на поводу собственного любопытства и подслушивать этот разговор. Она не должна была чувствовать эту жалость.

* * *

Небо, окрашенное бледными полосами последних лучей солнца на горизонте, заблестело в россыпи ярких звезд и мягком свете полной луны. Уилтшир утопал в сумерках. Вдали виднелись ветвистые кроны высоких сосен, над которыми вилась стайка ночных птиц.

Драко медленно шагал по коридору, направляясь в гостиную, где его ожидали друзья. В последние недели видеться с ними удавалось все реже, и, опасаясь нашествий Блейза в личный кабинет в Министерстве, Драко пригласил их на пятничный вечер игры в покер, ставшей за последние годы традицией. Впрочем, эти двое не нуждались в приглашении: беспардонно заявляться в Малфой Мэнор — дело привычное.

Подходя к гостиной, Драко услышал заливистый смех Блейза и, остановившись у порога, прислушался.

— Нет, не может быть, — смеялся Тео, разглядывая колдографии, которые ему одну за другой протягивал Блейз. — Это не может быть правдой!

— Ты только взгляни на эти щечки, — наигранно умилялся Блейз. — Маленькая мучная принцесса! А, эти пухлые ручки… о, Драко, друг мой, ты как раз вовремя.

Драко нахмурился, медленно вошел в гостиную и, сев в кресло напротив друзей, принял бокал с виски из рук Теодора.

— Что скажешь? — усмехался Блейз, показывая ему колдографии, на которых была изображена полная маленькая девочка с тугими светлыми локонами, перетянутыми пестрыми лентами, лет шести, в бархатном платье.

— Выбираешь себе очередную молодую пассию? — усмехался Драко, рассматривая, как девочка на колдографии нахмурилась и, скрестив пухлые руки, возмущенно отвернулась.

Тео и Блейз переглянулись и, звонко рассмеявшись, протянули Драко тонкую папку с документами.

— Нет, это твоя пассия, — смеялся Блейз, наблюдая, как Драко, открыв папку, читал личное дело Карделии Кармайкл. — У тебя довольно специфичные вкусы, друг мой.

— Где ты взял ее личное дело и эти колдографии? — возмущался Драко, рассматривая документы в папке.

— Ты же не думал, что я оставлю без внимания будущую миссис Малфой? — оскорбился Блейз. — К тому же, копание в чужой личной жизни — часть моей нелегкой работы, — продолжил разглядывать колдографии Блейз, хихикая. — Только взгляните, — он перевернул карточку с полным светловолосым мальчиком в широкой темной мантии, в которой он больше походил на перекормленную сипуху. — Примерно так бы выглядел твой наследник, Драко. Это, к слову, ее брат Кристоф. Забавная семейка.

— Достаточно, — фыркнул Драко, игнорируя едкие смешки друзей. — Мне это не интересно.

— О, мы только начали развлекаться, — воодушевился Блейз. — Я добыл пару занятных школьных эссе и результаты экзаменов твоей Карделии, которые дают конкретную оценку ее интеллектуальным способностям. Определенно, она не была «лучшей ученицей школы». А это, — он вытянул несколько конвертов и, выждав театральную паузу, заявил: — Личные письма Карделии, довольно откровенного содержания с Магнусом Риггзом.

Теодор присвистнул, взглянув на Драко, спокойно попивающим виски. Да, Драко доводилось слышать об отношениях Карделии с этим хамоватым чистокровным выродком Риггзом, но он и предположить не мог, что Блейз добудет письма в доказательство случайных слухов.

— Хорошая работа, Блейз, — усмехнулся Драко, наблюдая, как Забини ответил ему поклоном. — Но твои попытки очернить Карделию и выставить ее в дурном свете напрасны.

— Почему же? — удивился Блейзом.

— Потому как я прекратил с ней какие-либо отношения, — улыбнулся Драко, взглянув в удивленное лицо Блейза. — Неделю назад.

— Что? — возмутился он. — Как ты… Почему я не знал об этом?

— Потому как моя личная жизнь тебя не касается, — ответил Драко.

Блейз откинулся в кресле, скрестил руки и, состроив гримасу, произнес:

— Прозвучало обидно.

Драко рассмеялся и, услышав голос Теодора, повернулся.

— Так что произошло? — спросил он, игнорируя возмущения Блейза.

— В отличие от Блейза, меня интересовали не ее личные качества, а состояние, благополучие и репутация семьи Кармайклов, и мне удалось узнать, что ее отец погряз в долгах, которые растут с каждым днем, и замужество Карделии со мной подправило бы их бедственное состояние. Но я не занимаюсь благотворительностью. Женитьба на обнищавшей аристократке с сомнительной репутацией — последнее, о чем желала бы моя мать, — объяснил Драко.

— Очевидно, женитьба на магглорожденной ведьме с идеальной репутацией предпочтительней, — бурчал Блейз, выпивая залпом виски.

— Что думает о твоем решении Нарцисса? — расспрашивал Тео.

— Беснуется, — выдохнул Драко, вспоминая нелегкий разговор с матерью.

— Так, значит, ты не намерен жениться на этой гарпии? — спросил Блейз, и, заметив, как Драко покачал головой, улыбнулся и, в предвкушении потерев ладони, продолжил: — Ты должен мне сто галлеонов, Драко. Ровно столько я заплатил за эти бесполезные письма.

Теодор, смеясь, высказался относительно наивности Блейза и, разливая виски в опустевшие бокалы, принялся тасовать карты.

— Как обстоят дела с расшифровкой свитка для графа Аберкорна? — спросил Блейз, раскладывая цветные фишки в ровные стопки.

Драко разочарованно выдохнул. Граф, свиток, криптограф — эти мысли крутились у него в голове, как заевшая пластинка. С последней встречи с графом прошли ровно сутки, и за это время он не продвинулся в поисках ни на дюйм.

Тем вечером, когда Ферн оповестил о личном визите графа Аберкорна, Драко заметно нервничал. Собравшись с мыслями, он предусмотрительно спрятал палочку в выдвижной ящик стола, опасаясь, что не выдержит нападок и оскорблений Аберкорна и невольно лишит его способности двигаться или говорить. А после, желание заткнуть ему рот росло с каждой пройденной минутой, и к концу разговора Драко был уже близок к непреднамеренному убийству. Но, увы, только в мыслях. Мерлин, как же это злило! Он ненавидел общение с членами Ордена — напыщенные высокомерные вельможи, перечить которым ему не позволял титул лорда — низший в магической аристократической иерархии. И если в общении с обычными магами он мог ответить на оскорбление, то, беседуя с членами Ордена, он лишь отмалчивался и, фальшиво улыбаясь, во всем с ними соглашался. В такие минуты, Драко особо остро чувствовал собственную беспомощность. Словно он вновь марионетка в чьих-то властных руках. К черту! Он выдержит и это.

— Я все еще в поисках стоящего криптографа, — ответил Драко, наблюдая как ровные кубики льда, медленно таяли в солодовом виски.

— Мы могли бы помочь, — обеспокоенно предложил Теодор.

— А я вот знал, что тебе не справиться без помощи старого доброго друга, — ухмыльнулся Блейз. — И я воспользовался своими уникальными способностями добывать информацию и нашел достойного криптографа.

— Кто он? — оживился Драко. — Как бы я мог с ним связаться?

— О, он живет недалеко, — продолжил Блейз, потянувшись к портсигару. — В десяти метрах отсюда. Его имя начинается на Грейн, а заканчивается на Джер.

— Потешаешься? — скривился Драко в улыбке. — Я не нуждаюсь в ее помощи.

— Но ты едва ли успеешь в срок, — возразил ему Теодор. — Граф Аберкорн ищет повод опозорить твою семью. Не зли его, Драко.

— Я не стану унижаться перед ней, — злясь, выкрикнул Драко. — Я что, не ясно выражаюсь?

Грейнджер, Грейнджер… В последнее время он только и слышал, что ее имя: от друзей, Кристофера и других криптографов. И, быть может, где-то на задворках сознания, он понимал, что она, возможно, единственная, кто осмелится расшифровать свиток Дьяволомикона. Но нет, гордыня — дама упертая, непреклонная и не позволит ему обращаться к Грейнджер, как бы сильно ни давил на него граф.

Пожалуй, он не желал общаться с ней не только потому, что разочарован ее поведением, но и потому, что она стала ключом к решению возникшей проблемы с графом Аберкорном. Это злило. Будто кто-то незримый сплетал нити событий и, насмехаясь над ним, сталкивал с Грейнджер, снова и снова.

Мерлин, эта женщина несет хаос и разруху в его размеренную жизнь. Но в последние дни она приняла оборонительную позицию и прекратила любые попытки вывести его из себя. Драко видел ее лишь раз в сутки, за ужином, а после она пропадала в библиотеке или же покидала поместье, но всегда возвращалась к полуночи. Где же она проводила эти часы? Возможно, она была занята работой или вилась вокруг своего женишка, а, быть может, отсиживалась в своей лондонской квартире, переживая приступы латрономии. Он не знал наверняка. Нет, ее приступы не остались бы без его внимания — он слышал все, что происходило в Белой спальне. Да и Драко не замечал ее корпевшей над кипой свитков и стопками. Значит, остается этот Коллинз — маленький надоедливый целитель.

К черту! Она может делать со своей никчемной жизнью все, что ей заблагорассудится, если только это не касается его. Как, к примеру, в случае с Анконианом. Идиотка! Домовые эльфы не раз предупреждали ее не приближаться к Анкониану, но нет, мисс Я-лучше—всех решила, что знает толк в общении со своенравными лошадьми.

Драко заботился об Анкониане с рождения, впрочем, даже будучи жеребенком, он показывал свой пылкий нрав. Отец намерено подарил ему такого коня, чтобы научить своего сына терпению и ответственности. И Драко удалось войти в круг доверия Анкониана, но на это ушли годы. А Грейнджер решила, что пару ласковых слов, и Анкониан поскачет с ней за горизонт. Нет, тем-то конь и опасен: он позволяет незнакомцам к себе прикасаться, а после нападает. Своенравный, ревнивый и пылкий. Совсем как Грейнджер — строптивая кобыла.

— К слову, — осторожно произнес Теодор, отвлекая Драко от мыслей. — Зелье, которое ты заказал мне пару недель назад, готово.

Нотт потянулся к внутреннему карману пиджака и положил перед Драко бархатную вытянутую коробочку, в которой очевидно было несколько фиалов с зельем.

— Что это? — оживился Блейз, жадно схватив коробочку. — Неужели, яд для графа Аберкорна?

— Нет, это обезболивающее зелье, — пояснил Тео, внимательно наблюдая за Драко.

— Обезболивающее? — удивился Блейз, разглядывая склянки с зельем. — И для кого же ты… ах, Грейнджер, — он широко улыбнулся и, хитро поглядывая на молчаливого Драко, продолжил: — Как мило, что ты беспокоишься о своей супруге. Такой заботливый!

Заботливый? Драко? Так значит, таким он выглядит для окружающих. Да, он заказал зелье для этой девицы, исключительно для того, чтобы не слышать ее криков по ночам, а не потому, что его заботит ее состояние. Нет, он вовсе не заботливый!

— В этом зелье больше нет необходимости, — сухо проговорил Драко, вставая. — Можешь продать его или же выбросить. Я возмещу все убытки.

— Что? — возмутился Теодор. — Ты хоть представляешь, сколько времени и сил я убил на это зелье. Оно ведь нужно ей, Драко.

— Мне безразлично, — фыркнул Драко и, не желая продолжать разговор, вышел из гостиной.

Теодор, злясь, вскрикнул и, отбросив фишки со стола, потянулся к тлеющей сигарете в пепельнице и взглянул на Блейза.

— Не беспокойся, друг мой, — спокойно произнес Блейз, пряча коробочку с зельем в карман. — Твой труд не пропадет даром.

— Что ты задумал? — взволнованно произнес Теодор, наблюдая, как Блейз направился к выходу.

— Отдам зелье той, для кого оно и предназначено, — улыбнулся Блейз, остановившись у порога.

— Не стоит, Блейз, — возразил Тео. — Драко разозлится.

— Разве ты не слышал? Ему безразлично, — произнес Блейз, покидая гостиную.

* * *

Гермиона, сидя за туалетным столиком, водила по волосам редким гребнем и отрешенно глядела в зеркало. Последние дни приступы не проявлялись: ей удавалось выспаться, отправиться на рассвете в музей и забыться среди десятка экспонатов и древностей до поздней ночи. А после она возвращалась в поместье, ужинала в компании угрюмого молчаливого Малфоя и вновь отправлялась в музей. Алан считал, что она одержима работой, а его коллеги удивлялись ее способностью часами корпеть над книгами и личными записями, забыв о голоде и сне. Но едва ли кто-то посмел бы предположить, что она окунается с головой в работу, чтобы заставить себя не думать о ночных приступах, а за последние сутки — свитке Дьяволомикона.

Книги о религиозной магии — большая редкость, и неудивительно, что многие коллекционеры готовы грызть друг другу глотки за возможность обладать такой реликвией. Волшебники Западной Европы признают исключительно традиционные виды магии: светлой, древней и темной. А магия, основанная на приданиях о безликих, всемогущих верховных существах, которые отрицают основные законы колдовства, считалась абсурдной и невежественной. Удел дремучих колдунов, ведущих кочевой образ жизни. И дабы учения этих плебеев не дошли до современных волшебников, многие магические страны сочти необходимым признать религиозную магию незаконной. Но Гермиона, выросшая в обществе верующих людей, не считала подобную магию варварской. Напротив, зашифрованные свитки с учениями этих магов привлекали ее внимание как криптографа. И именно поэтому она вынудила Кристофера отправить ее на обучение к Августу Танно — единственному криптографу изучавшему шифры религиозной магии. Впрочем, убедить мистера Танно взять ее в ученицы было непростой задачей, но Гермиона, твердо решившая, добиться своей цели, вынудила старого криптографа взять ее на испытательный срок.

Но все ее старания казались напрасными, ведь за годы работы в организации Кристофера, ей так и не попались свитки или же рукописи, зашифрованные магами-религиолистами. И когда прошлой ночью Гермиона услышала разговор Малфоя с этим графом о Дьяволомиконе, то она с трудом боролась с искушением пробраться в кабинет и хотя бы взглянуть на свиток. Она тешила себя надеждой, что Малфой позабудет об обидах и попросит ее расшифровать свиток. И, пожалуй, эта просьба растопила бы лед между ними.

Она знала наверняка, что Малфою не удастся найти криптографа, способному расшифровать Дьяволомикон за двое суток. Даже ей это не под силу. Но если постараться…

О, Мерлин, почему же мысли о свитке не выходят у нее из головы? Неужели ею движет лишь ученый интерес? А, быть может, она хочет помочь Малфою, несмотря на то, что он лишил ее работы и оскорбил, поставив в ряд со своими продажными девицами. О, какие глупости лезут ей в голову! Помочь Малфою после всего, что он сделал? Нет, пусть он сам справляется со своими проблемами, в конечном итоге ему всегда это удавалось. Но удастся ли в этот раз?

Всему виной это сочувствие, которое сводит ее с ума, заставляя прокручивать в памяти подслушанный разговор. Пожалуй, никогда прежде ей не приходилось наблюдать, как Малфой молчаливо выносил оскорбления, нанесенные его семье. Кто же этот граф Аберкорн? И почему он позволяет себе поносить семейство Малфоев?

За сегодняшний день Гермиона не раз ловила себя на мысли, что ей хотелось вступиться за Малфоя и заткнуть рот этому высокомерному графу. И, пожалуй, она бы согласилась помочь Малфою, если бы он осмелился попросить. Но, кажется, он вовсе не нуждался в ее помощи.

Она вздрогнула и, услышав настойчивый стук в дверь и отложив гребень, осторожно поднялась с пуфика. Сердце заколотило от мысли, что Малфой все же решился прийти к ней и, произнеся громкое «войдите», она схватила книгу, открыла ее и опустилась на кушетку, словно сидела тут весь вечер.

— Грейнджер, душа моя, — радостно воскликнул появившийся на пороге Забини. — Я так рад тебя видеть.

— Здравствуй, Забини, — опешив, произнесла Гермиона. Мерлин, что он-то тут делает?

— Как поживаешь? — спросил он, оглядываясь по сторонам. — Ужасно, я полагаю?

— К твоему несчастью — прекрасно, — хмыкнув, ответила Гермиона. — И что ты тут…

— Белая спальня, — пропел Забини, шагая по комнате и рассматривая роскошные убранства. — Я не бывал здесь довольно давно. Помнится в детстве, мне редко доводилось гостить в Малфой Мэноре, и лишь единожды мне удалось побывать в Белой спальне, — улыбаясь собственным мыслям, спокойно рассказывал он. — Ничего не изменилось. Здесь словно застыло время.

— Вы ведь дружите с Малфоем с самого детства, — удивляясь, произнесла Гермиона. — Так почему же ты был редким гостем в поместье?

— Дружим с детства? — рассмеялся Забини. — Драко терпел мое общество исключительно потому, что Эленна — моя мать. Он водил дружбу лишь с теми, кто беспрекословно соглашался с его мнением, а остальных он предпочитал не замечать. Маленький высокомерный паршивец.

Гермиона рассмеялась, вспоминая, каким был Малфой в школе, и невольно согласилась с Забини.

— Мне было чуть больше десяти лет, когда моя мать силком привела меня в Мэнор и наказала найти общий язык с Драко, — продолжил вспоминать Забини, удобно расположившись в кресле у окна. — Но, несмотря на собственное обещание, я не предпринял ни единой попытки заговорить с этим эгоистом и после когда он подошел ко мне и спросил, не желаю ли я пробраться с ним в родительскую спальню и украсть волшебную палочку его матери, я был удивлен. Однако, я питаю слабость к авантюрам с детства и именно поэтому я согласился. Уже после, когда мы пробрались в Белую спальню и через камин попали в комнату Нарциссы и Люциуса, нас поймали с поличным. Тогда, к моему удивлению, Драко взял вину на себя, и я подумал, что он не так плох, каким кажется на первый взгляд.

— И с тех пор вы дружны? — увлеченная рассказом Забини, спросила Гермиона.

— О нет, наша дружба как хорошее вино, настаивалась с годами, — улыбаясь, ответил Забини. — Драко слишком поздно понял, что наличие собственного мнения у человека не недостаток, а скорее преимущество.

— Занятно, — выдохнула Гермиона и, чувствуя неловкость от его присутствия, осторожно спросила: — И все же, что ты тут делаешь, Забини?

— Ох, прости, душа моя, — наигранно воскликнул он, поднимаясь с кресла и протягивая Гермионе небольшую коробочку, проговорил: — Драко просил меня передать тебе это.

Гермиона удивленно округлила глаза и, потянувшись к коробочке, медленно, с легким интересом и предвкушением, ее открыла. Пять хрустальных фиалов, наполненных янтарным зельем, утопали в мягком бархате, и, взглянув на ухмыляющегося Забини, она произнесла:

— Что это за зелье?

— Обезболивающее, — уверенно ответил он, внимательно наблюдая за Гермионой. — Если верить заверениям Теодора, то зелье облегчит симптомы твоих приступов.

Обезболивающее зелье? Для нее? Мерлин, она писала зельеварам, обегала магические аптеки и уже потеряла всякую надежду найти это зелье и тут Малфой, игнорирующий ее последние несколько недель, оказывает ей такой широкий жест. Нет, здесь определенно что-то не так.

— Малфой передал это зелье? — уточнила Гермиона.

— Верно, — кивнул Забини. — Понимаю твой скепсис, Грейнджер, но Драко слишком занят работой, чтобы передать зелье лично.

— Ложь, — покачала головой Гермиона, взглянув на удивленного Забини. — Да, несомненно, Малфой способен на подобные жесты, но он всегда делает это лично. Чтобы я точно знала, кому я должна быть благодарной.

Нет, она не верит словам Забини. Малфой нашел бы десятки способов передать ей зелье: прислал бы его с Диагеном, попросил бы Дейзи оставить у ее двери или же в спальне. Если бы он действительно хотел облегчить ее мучения, то он нашел бы способ.

— Должен признать, — замялся Забини, виновато улыбаясь. — Ты знаешь его лучше, чем я бы мог предположить.

— Он не хотел передавать мне зелье, верно? — догадалась Гермиона, заметив смятение Забини.

— Нет, — коротко признался он, и Гермиона на мгновение почувствовала, как что-то внутри рухнуло, разбилось на колющие осколки. — Он заказал зелье Тео несколько недель назад, и когда оно было готово, Драко передумал.

Нервно кусая губы, Гермиона понимающе кивнула, стараясь не замечать, как обида комом подкатывала к горлу и, протянув коробочку с зельем Забини, произнесла:

— Мне оно не нужно.

— Мы оба знаем, что это не так, — ответил Забини и, смотря на нее серьезным взглядом в котором исчезла привычная усмешка, продолжил: — Не имеет значения, хотел Драко передавать зелье тебе или нет, прими его. Прими от меня и Тео.

— Нет, — настаивала Гермиона, понимая, что Забини прав: ей нужно это зелье, но нежелание Малфоя оскорбляло, и теперь эта помощь казалась ей подаянием. Странное чувство.

— Я не возьму его, — убедительно ответил Забини. — Можешь делать с этим зельем все, что тебе заблагорассудится, но я бы предпочел, чтобы ты оставила его на случай, если боль будет невыносимой.

— Почему тебя это так заботит, Забини? — удивлялась Гермиона.

— Мне неловко за Драко, — признался он и, выдохнув, отвернулся к окну, проговорил: — Что произошло тем вечером, Грейнджер? Что ты сделала?

— Ничего, — ответила она, не возмущаясь, что Забини интересуется ее личными делами. Она бы тоже хотела знать, что же такого она сделала, что Малфой наказал ее безразличием. Именно наказал, потому что она чувствовала, как это неведение сводило ее с ума. Она подняла голову и встретилась взглядом с Забини. — Это правда, — добавила она. — Он оскорбил меня, а я влепила ему пощечину, но не думаю, что…

— Что? — удивленно воскликнул Забини. — Опять? Мерлин, женщина, прекрати калечить моего друга, — возмущался он и, разочарованно выдохнув, добавил: — Драко получил оплеуху! И почему я каждый раз пропускаю все самое интересное? Я даже готов заплатить за это зрелище.

— Он вел себя возмутительно, — зачем-то оправдывалась Гермиона. — И я…

— Серьезно, Грейнджер, я предлагаю тебе сто галлеонов.

— Забини! — невольно улыбаясь, воскликнула Гермиона.

— Убедила — пятьсот галлеонов, — продолжил Забини и, хитро сузив глаза, добавил: — А ты умеешь

торговаться. Но если быть серьезным, то пощёчина едва ли является причиной его странного поведения.

Так, значит, поведение Малфоя вызывает недоумение не только у Гермионы, но и у его друзей. И, судя по расспросам Забини, Малфой не счел необходимым поделиться причинами своего отношения к Гермионе. Да, что она ему сделала?

— Что бы он ни надумал, — напряженно произнесла Гермиона. — Меня это не беспокоит. Он может злиться и презирать меня сколько пожелает.

— Презирать? — удивленно округлив глаза, улыбался Забини. — Право же, Грейнджер твоя наивность умилительна. Поверь моему скромному опыту, если бы Драко тебя презирал, ты прочувствовала бы это каждой клеточкой своего тела. А поводы для злости он всегда находит разные, но истинная причина одна.

— И какая же? — спросила Гермиона, стараясь скрыть интерес. Она определенно противоречит своим словам: ей небезразлично то, что думает Малфой. А, быть может, она лишь хочет потешить обиженную гордыню?

Забини, испытывая ее терпение, мерил шагами комнату и, повернувшись, по-хозяйски расположился в кресле, расправил плечи и наконец, ответил:

— Драко придется не по нраву то, что я намереваюсь сказать тебе, — перебив ее, произнес Забини, и Гермиона, услышав в его голосе напряженные нотки, шумно выдохнула. — Но я хочу, чтобы ты знала, Грейнджер. Я хочу, чтобы ты поняла.

Гермиона молчала, терпеливо ожидая, когда Забини соберется с мыслями и заговорит.

— Ты как никто понимаешь, что прошлое оставляет следы, — выдохнул Забини, и Гермиона, наблюдая за ним, заметила, что привычная беспечность исчезла из темных глаз, а легкая насмешливая улыбка сползла с лица. — Твое прошлое запечатлено на страницах книг по истории, его — в хрониках мракоборческого центра. И, несмотря на это, спустя годы, его жизнь вновь наполнилась всеми мирскими удовольствиями. Но благо имеет свою цену и его цена — свобода.

Гермиона молчала. Казалось, она растворилась в размеренном голосе Забини, внимая, пробуя на вкус каждое слово, словно боялась упустить нечто важное. Быть может Забини прав: ей стоит научиться понимать Малфоя? Но стоит ли постигать глубины человеческой души, того кто мучает ее безразличием и сравнивает с девицами непристойного поведения. Стоит ли тратить на него последние силы?

— Свобода — запертая в клетку из стальных прутьев долга и обязанностей, — продолжил Забини, не замечая смятение Гермионы. — С самого детства ему внушали, что как только он станет полноправным хозяином Малфой Мэнора, должен будет защищать честь и репутацию семьи, следовать традициям и заботиться о собственном наследии. Но уже будучи подростком он был вынужден потакать прихотям безумца, чтобы сохранить жизнь своим родителям. Тяжелая ноша, не правда ли? А пару лет спустя на него взвалили все семейные дела: хозяйственные, юридические и финансовые.

Гермиона нахмурилась, задумалась, наблюдая как Забини вновь зашагал по комнате: лениво рассматривал принадлежности на туалетном столике, небольшие стопки книг, разложенные то тут то там и остановившись у вазы с фруктами, любезно оставленной Дейзи на журнальном столике, потянулся к яблоку.

— Но, как глава семьи, подобными вопросами должен заниматься его отец, — недоумевала Гермиона.

— Орден лишил Люциуса права вести семейные дела, — произнес он, подбрасывая яблоко. — Это плата за свободу.

— Какое отношение Орден имеет к приговору мистера Малфоя? — фыркнув, возмутилась Гермиона. — Это прерогатива Визенгамота.

— Наивность тебе не к лицу, Грейнджер, — улыбнувшись уголками губ, произнес Забини. — Орден — сборище влиятельных снобов, способных вмешиваться в исход важных политических событий. И эта маленькая гвардия серых кардиналов, решила не отправлять Люциуса в долгосрочный отпуск в Азкабан и не лишать Малфоев членства в Ордена, в том случае если Драко удастся справиться с ролью главы семьи, который вернет былое уважение к роду.

Неужели Забини прав и Орден куда влиятельнее, чем работники Министерства? И неужели на Малфоя взвалили всю ответственность за сохранение семьи?

В Гермионе скреблись странные чувства: понимание, сочувствие и легкое недоумение. Теперь угрозы этого графа Аберкона не казались беспочвенными, ведь если члены Ордена способны влиять на решение справедливого суда, то уничтожить репутацию какого-то начальника отдела не составит труда. А что если граф узнает об их случайном браке? О, Мерлин! Если Малфой пойдет ко дну, то и она последует за ним.

— Я… я не совсем понимаю, — запинаясь, проговорила Гермиона. — роль Ордена в магическом сообществе. Расскажи мне.

— Занятно, — улыбнулся Забини, хитро сощурив глава. — Раньше ты не интересовалась подобными вопросами.

— Ты ведь хотел, чтобы я поняла Малфоя, — дерзко ответила Гермиона, скрестив руки на груди. — А деятельность Ордена, очевидно, играет не последнюю роль в нашем с Малфоем положении.

Она лукавит. Маленькая недомолвка, чтобы скрыть истинные мотивы. Быть может ей и хотелось понять положение Малфоя, но больше ее волновал граф Аберкорн — напыщенный беспардонный маг, который пытался добиться желаемого через угрозы и оскорбления. И раздражало, то что это срабатывало и Малфой молчаливо сносил унижения. Мерлин, она чувствовала себя так неловко, когда вспоминала тот разговор с графом Аберкорном. И неловко и даже быть может чуточку обидно, ей за Малфоя. Так и хочется все исправить и помочь ему, но вот только он этого вовсе не желает.

— Орден, как я и упоминал, сборище магов, с высокими моральными устоями и ценностями, — начал Забини, облокотившись о каминную полку, и, с интересом рассматривая надкусанное яблоко, продолжил: — Аристократия, равно как и титулы, изжили себя в современном магическом обществе, и теперь сыновья, внуки графов и виконтов лишь волшебники из чистокровных семей. Едва ли тебе доведется быть свидетелем, как общество с почтением и трепетом относится к бывшим аристократам. Нет, эта маленькая высокомерная иерархия пала под гнетом демократии и равноправия, но только не Орден, — Забини усмехнулся и, очевидно увлеченный собственным рассказом, опустился в кресло, взглянул на Гермиону, которая, подперев рукой подбородок, внимательно его слушала. — Орден требует к себе почтения, а общество смиренно его оказывает. Не в дань традициям с затхлым запахом прошлого, а в знак благодарности. Чтобы ты понимала: четверо членов Ордена относятся к первому рангу пэрства, имеют титулы герцогов, владеют большей частью магической Европы и, соответственно являются старейшинами. Они сделали для общества куда больше, чем Министерство: их прадеды были основателями школ, больниц, магических высших заведений, банков и благотворительных фондов. И имея всевозможными регалии, старейшины обладают абсолютным авторитетом в Ордене, а после следуют маги второго ранга — графы и виконты, а крошки уважения достаются низшему рангу — лордам.

Гермиона округлила от удивления глаза. Вот уж она бы не подумала, что известное семейство Малфоев, гордо именуемое себя чистокровными лордами, не пользуется должным уважением среди себе же подобных — надменных аристократов, зажимающих носы именными платками в присутствии неугодных магов.

— Но, почему... , начала было Гермиона, но Забини смакующий яблоко, резко ее прервал.

— Лорд — это дарованный титул, — продолжил он, поняв вопрос Гермионы. — Некогда прадед Драко, оказал услугу Вильгельму Завоевателю, и тот в благодарность выделил Малфоем землю в Уилтшире, эту землю, — Забини развел руками, словно охватывал угодья Малфой Мэнора [7]. — И, следовательно, как крупный землевладелец, Арманд Малфой приобрел титул лорда, а его супруга стала леди. Именно поэтому лордов в Ордене не жалуют, не признавая в них аристократов. А после того как Малфои запятнали свое имя во время войны, их членство в Ордене стояло под вопросом. И только благодаря поручительству виконта Леннарда Варренга…

— Варренг? — удивилась Гермиона. — Глава международной ассоциации целителей, автор десятка книг по магическим заболеваниям и владелец детской лечебнице в Абердине член Ордена?

— Верно, — улыбнулся Забини. — Виконт Варренг некогда был близким другом лорда Абраксаса, а также он крестный моей матери, — Забини кивнул и, заметив явное удивление на лице Гермионы, произнес: — Да, Грейнджер, у моей матери достаточно влиятельных покровителей. Но мы отошли от разговора. Теперь, я полагаю, ты понимаешь как Драко зависит от Ордена — одно неверно принятое решение и он лишится всего. Я не утрирую, Грейнджер. Члены Ордена связаны негласным договором, нарушение которого лишает виновного наследства, имущества и титула [8].

— Так вот почему, Малфой опасается огласки о нашем случайном браке, — хмыкнула Гермиона, прикусывая губу.

Кажется, она начала понимать Малфоя. Нет, эти правила, традиции, ограничения все еще кажутся ей нелепицей, пережитком прошлого, словно вырванная страница из книги по истории былой эпохи. Но то, что Малфой относится к этому с полной ответственностью и считает важной составляющей своей жизни, Гермиона понимает и, быть может, немного уважает. Она начинает понимать именно его, а не всю эту аристократическую чепуху. И это странно.

— Верно, — раздался голос Забини, вырывая из ее собственных мыслей. — Но, несмотря на то, что я осознаю масштабы возможных последствий, все же я рад вашему браку.

— Почему? — нахмурилась Гермиона.

— Ты знаешь, Грейнджер, что я питаю страсть к безумным поступкам, — широко улыбнулся Забини. — Да, и Драко, пожалуй, впервые решился на серьезный шаг по собственной воле. Да, необдуманный, беспечный и глупый шаг. А еще, — он поднялся, шагнул к двери и повернувшись, подмигнул ей. — Я верю, что ты многому его научишь.

Гермиона рассмеялась. Мерлин, какие глупости! Чему она может его научить? Хорошему обращению с женщинами, точнее с ней?

— Забини, — она окликнула его, заметив, что он поднялся и направился к выходу. — Ты не ответил, в чем же причина его неприязни?

Он улыбнулся собственным мыслям, словно знал, что она спросит его, несмотря на то, что минуту назад вещала о безразличии. Он улыбался и, Гермиона чувствовала себя неловко, но терпеливо ждала, когда он ответит.

— В твоем характере, Грейнджер, — наконец ответил он и, Гермиона услышав его слова, вздрогнула. — Но удивительно и то, что эта так же причина его доверия и уважения к тебе.

— Доверия? — прыснула от смеха Гермиона. — Ты верно шутишь?

— Ничуть, — серьезно ответил он. — Несмотря на то, что твоя болтливость может сломать ему жизнь, он не вынудил тебя давать магическую клятву о неразглашении, верно? — она кивнула, а Забини, хмыкнув, продолжил: — Он поверил тебе на слово из уважения к тебе, к вашему общему прошлому.

«…Я могу сделать с тобой все, что пожелает мое воспаленное воображение и никто не посмеет меня осудить. Но, уважая наше общее прошлое, я не позволил себе подобного обращения к тебе».

Слова, сказанные Малфоем той ночью, когда она бездумно провела с ним ночь, разозлила его, провела долгие минуты, показавшиеся вечностью в темницах Малфой Мэнора и, когда впервые почувствовала его.

Так был ли Забини прав? Или же это слова успокоения, чтобы усмирить в ней бунтующий пыл и многочисленные попытки навредить его другу?

— Однако, — вновь послышался голос Забини. — Не дай Мерлин, тебе разочаровать его, Грейнджер.

— Я вовсе не намерена…я, — она запиналась в словах, понимая, что глупо оправдывается и дает нелепое обещание. Да, что это с ней?

— Доброй ночи, Грейнджер, — произнес Забини, открывая дверь, и, остановившись, повернулся и произнес: — Что ты испытываешь к нему?

— Ты уже спрашивал меня об этом однажды, — напомнила Гермиона, чувствуя волнение.

— Да, но с тех пор прошло столько времени.

— Мой ответ не изменился, — ответила она, стараясь придать голосу уверенный тон. — Он мне безразличен.

— Забавно, — усмехнулся Забини. — В одном вы определенно схожи — вы лжете одинаково.

Он скрылся за дверью, прежде чем Гермиона успела возразить.

* * *

Солнце, тонкой огненной полоской загоралось на горизонте. Яркие лучи пробираясь сквозь толщу лениво плывущих облаков, мягко озаряли просторную кухню, согревая весенним теплом. Безмолвное раннее утро в Уилтшире было прекрасным: легкая прохлада с травяным запахом, тихое журчание воды в фонтане и приглушенное пение птиц, доносящееся из чаши леса где-то вдали.

Гермиона чувствуя аромат имбирного чая, потянулась к горячей чашке, стоящей на столе и невольно зевая, опустилась на стул. Завтраки на уютной кухне, освещенной первыми лучами рассвета, стали для нее утренним ритуалом. Здесь всегда пахло свежей выпечкой и ароматным кофе, а из окна открывался чудесный вид на Зимний сад.

Но, пожалуй, не желая сталкиваться с Малфоем ранним утром, она предпочитала завтракать на кухне. Обычно он спускался в малую столовую на рассвете, выпивал чашку кофе с тостами и отправлялся на работу, а Гермиона, в это время мирно завтракала на кухне, иногда беседуя с Ферном или читая свежий выпуск “Ежедневного пророка”. Впрочем, и сегодняшнее утро не отличалось от предыдущих, за исключением того, что Малфой, если верить словам Дейзи, не появится в поместье до следующего утра, и Гермиона не представляла чем ей занять этот день. Точнее представляла, но не могла решиться.

К ее удивлению, но больше к счастью, приступы не проявлялись уже несколько дней, и именно поэтому она отправила пару часов назад письмо целителю Нельсону, надеясь, что ее страдания от латрономии закончились и она может вздохнуть свободно. Но целитель убедил ее не питать ложных иллюзий, а копить силы на то время, когда ей все же придется вновь испытать эту боль.

Второе письмо Гермиона отправила Алану, предупреждая его, что сегодня она не появиться в музее, а займется расшифровкой магических рун дома. Маленькая ложь: руны она расшифровала еще пару дней назад, а сегодня намерена заняться нечто другим. Конечно, если она все же решится.

Вчерашний разговор с Забини заставил ее поразмыслить о многом, и, не смыкая глаз, она провела в раздумьях всю ночь. Многое стало для нее открытием: она подтвердила свои опасения относительно угроз графа Аберкорна и всерьез задумалась помочь Малфою. Несомненно, ее удивила и возмутила способность членов Ордена принимать решения за других, в угоду собственным прихотям, и, кажется, она начинала понимать, что Малфою, несмотря на пестрящую мишуру, приходится непросто справляться с взвалившейся на его плечи ответственностью. И, конечно, он не может отказаться от долга и идти на поводу у своих желаний — слишком велика цена за свободу. И все же неужели Забини прав, и жизнь Малфоя лишь иллюзия свободы?

Все эти размышления заставили ее проникнуться сочувствием и внести свою лепту в конфликт с графом Аберкорном. Да, и, в конце концов, Малфой оказывал ей помощь, когда она в ней остро нуждалась, и сейчас ей выпала возможность выразить свою благодарность должным образом.

Но впрочем, последним гвоздём, вбитым в крышку гроба ее обиде, вещающей о возмутительном поведении Малфоя, была мысль, что он злился и противился их браку не потому что, она магглорожденная ведьма и женитьба на ней — удар по самолюбию, а потому что Орден не признает подобную связь. И как-то ей стало теплее от мысли, что Малфой не придерживается убеждениям Ордена, но увы, вынужден мириться с их капризами.

Гермиона выдохнула, лениво мешая ложкой овсяную кашу и, отложив ее в сторону, потянулась к груше на фруктовой тарелке и, поднявшись со стола, направилась к выходу. Она уверенно поднялась по лестнице, но с каждым шагом ее решимость сменялась сомнением, но вот она уже стоит у двери, ведущей в кабинет Малфоя, раздумывая, стоит ли ей войти. Потянувшись к ручке, она открыла поскрипывающую дверь и, оглядываясь по сторонам, осторожно перешагнула через порог и вошла в комнату. Мысленно удивляясь беспечности Малфоя, который так и не защитил личный кабинет от ее вторжений, Гермиона, заметив на столе, в стеклянном ящике, рукописный свиток, восторженно воскликнула. Мерлин, ей даже не пришлось его искать! Но все же глупо рассчитывать, что Малфой не защитил ящик заклинаниями, и, подходя ближе к столу, Гермиона убедилась в этом, заметив легкое, почти незримое свечение. Она знала, что одно легкое прикосновение к стеклу, и она обожжет руку, попытается открыть ящик, и защитная магия накажет ее проклятием. Поэтому Гермиона использовала палочку только для того, чтобы призвать сумку из спальни, где она обычно хранила некоторые инструменты для работы с артефактами.

В кабинете царил полумрак: плотные шторы не пропускали солнечный свет, а наглухо закрытые окна — свежий воздух. Идеальные условия для хранения хрупкого пергаментного свитка, исписанного блеклыми выцветшими чернилами, но не для кропотливый работы, которая ей предстояла. Гермиона шумно выдохнула, достала из сумки небольшую маггловскую лампу, которая излучала холодный свет, а также лупу, тканевые перчатки и пару справочников. Она опустилась в кресло, взглянула на идеально убранный стол, хмыкнула и, не заметив пера и чернила, потянулась к выдвижным полкам. Письма, папки, брошюры лежали аккуратными стопками и буквально кричали о педантичности Малфоя, и, покачав головой, Гермиона выдвинула последний ящик. Заметив перья и чернила, она облегченно выдохнула и прежде чем задвинуть полку, бросила взгляд на несколько золотых коробок с тисненными буквами Godiva. Приоткрыв картонную крышку, она почувствовала тонкий запах шоколада и, заметив несколько фигурных конфет, улыбнувшись, задвинула полку. Малфой — любитель горького шоколада! А ей казалось, что он и вовсе равнодушен к сладкому и десертам.

Она принялась за работу, стараясь не прикасаться к стеклянной поверхности ящика, скрывающего древний свиток. Но довольно сложно сосредоточиться, терзая себя мыслями о своем решении расшифровать Дьяволомикон и о Малфое, который, прознав, что она вновь пробралась в его кабинет, едва ли с благодарностью бросится ей в ноги, а скорее пригвоздит к стене или применит пару добротных заклинаний.

— Мисс Гермиона, — испуганно вздрогнула Гермиона, и, услышав знакомый голос и подняв голову, она заметила Ферна у порога. — Я вынужден просить вас покинуть кабинет хозяина.

— Ферн, — Гермиона виновато прикусила губу и, подбирая слова, продолжила: — Я здесь не для того, чтобы насолить Малфою.

— Вы уже трижды нарушили запрет хозяина, и я должен сообщить…

— Нет-нет, Ферн, — запротестовала Гермиона и, стараясь оправдаться, неуверенно проговорила: — Я… Я хочу помочь.

— Вы намерены перевести свиток? — спокойно спросил Ферн.

Гермиона молчала, мысленно удивляясь осведомленности Ферна. Нет, возможно, Малфой обсуждал появление Аберкорна в поместье, и Ферну известна причина, но как он догадался, что Гермиона знает о Дьяволомиконе, если только…

— Ты видел меня той ночью, верно? — спросила Гермиона, и, заметив, что Ферн кивнул, разочарованно выдохнула. — Ты рассказал об этом Малфою?

— Я не счел необходимым, мисс, вмешиваться в личные дела господ Малфой Мэнора, — ответил Ферн, удивляя Гермиону.

— Спасибо, — прошептала Гермиона, расплывшись к улыбке. Она испытывала странное, приятное чувство, понимая, что домовики, верные Малфою, заботятся о ней, считая полноправной хозяйкой поместья. — Я так же была бы тебе благодарна, если бы ты позволил мне остаться здесь и не рассказал о нашем разговоре Малфою. Я правда хочу помочь.

— Я предупрежу Дейзи, что обедать вы будете в кабинете, мисс, — ответил Ферн и, поклонившись, повернулся к выходу.

Она улыбнулась. Теперь она должна закончить расшифровку свитка к следующему утру, иначе нарушит данное обещание Ферну и… и самой себе. Двадцать три часа на разгадку. Кажется, ей потребуется укрепляющее зелье.

* * *

Напольные часы отбили полдень, когда Гермиона успела закончить расшифровку лишь пары строк, а к ужину она дошла лишь до половины. Работать в таких ограниченных условиях было крайне некомфортно: спину ломило от усталости, ноги затекали, а голова гудела от мыслей. Устав сидеть за столом, она расположилась на полу в окружении десятка словарей и справочников, и, дождавшись захода солнца, она распахнула шторы, где за окнами сгущались сумерки, приоткрыла окна, впуская в комнату свежий вечерний воздух.

Несомненно, расшифровка Дьяволомикона зажигала в ней интерес: она погружалась в процесс, сверяла личные записи, перечитывала справочники, переписывала расшифрованный текст, даже пару раз ломала перья от злости и каждый раз, слыша бой часов, сомневалась, что ей удастся закончить к утру. А, возможно, она зря тратит время, и Малфою удалось найти молчаливого криптографа, который, покусившись на горстку золотых галлеонов, расшифрует код Моарра. И тогда она будет выглядеть весьма глупо, когда все же решиться отдать Малфою расшифрованный текст. Он рассмеётся ей в лицо, кинет пару обидных фраз и в очередной раз втопчет ее гордыню в грязь. К черту! В конце концов, она поступает правильно, несмотря на последствия и получает удовольствие от работы с такой реликвией, как запрещенный свиток по религиозной магии.

К двум часам ночи она поняла, что в борьбе со сном стоит применить более радикальные методы, нежели пару чашек кофе, и, боясь пить укрепляющее зелье, которое может спровоцировать приступы латрономии, она попросила Дейзи сварить травяной отвар.

За час до рассвета измученная, усталая, она-таки закончила расшифровку свитка, что отпраздновала радостным кличем, который, возможно, был слышен за пределами поместья. Чувство гордости, переполняющее ее было непередаваемым, словно кто-то зажег в ней пламя, в котором сгорели все сомнения и страхи. Да, приятно осознавать, что этим кем-то была она сама.

Улыбаясь, она быстро собрала все книги, записи и личные вещи, боясь, что Малфой появится в поместье с минуты на минуту и застанет ее в своем кабинете. Да, в этом случае ее желание выспаться исполнится, и она погрузиться в сон, в вечный сон.

Гермиона покинула кабинет в тот самый момент, когда, проходя по коридору, мимо лестницы, она услышала Ферна, приветствовавшего своего хозяина в аванзале. И, судя по резкому ответу, Малфой был раздражен и рассержен. О, Мерлин уберег ее от его гнева!

Скрываясь за дверью Белой спальни, она задумалась, что даже если отдаст Малфою расшифрованный текст, то команда Кристофера не успеет перевести его к установленному графом Аберкорном сроку, а точнее, к полуночи. Кристофер будет вынужден обратиться за помощью к маггловским специалистам по символике и религиоведам, а это повлечет за собой кучу проблем. А вот если попросить помощи у Алана, то ей не придется объясняться со специалистами из Британского музея. Возможно, все же стоит отправиться в музей через пару часов, проконсультироваться с религиоведами, расшифровать несколько неизвестных ей символов и перевести текст с латыни. И тогда, к вечеру, после ужина, она может отдать Малфою готовый перевод, который поможет ему избежать угроз графа Аберкорна. Гермиона тихо заскулила. Кажется, о сне придется забыть.

* * *

Вечер утопал в легкой пелене тумана. Воздух, пропитанный землистым запахом, предвещал дождливую, беззвездную ночь, а восточный ветер шелестел невысокую траву и срывал распустившиеся цветки с деревьев, которые застилали тонким ковром Белый сад.

Гермиона, закутавшись в легкий плед, сидела в беседке и читала простой роман в свете навесных фонарей, то и дело бросая взгляд на широкий конверт, лежащий на ее коленях. В нем скрывалось несколько пергаментных листов с переводом свитка Дьяволомикона, который она закончила пару часов назад в Британском музее. И сейчас она, собираясь с мыслями, решалась подняться в гостиную и отдать Малфою этот злосчастный конверт. Пожалуй, стоило отправить ему перевод совой, но она переживала, что он разорвет конверт, даже не открыв. Довольно! Она устала от всех этих «а что если…».

Закрыв книгу, Гермиона подняла голову и, заметив горящий свет из окна гостиной, направилась в поместье. Поднимаясь по лестнице, шагая по коридору, она отгоняла любые мысли, которые заставили бы ее остановиться и повернуть назад, и, стоя у двери, она, нервно переступая с ноги на ногу, осторожно открыла дверь.

Как она и ожидала, Малфой сидел за небольшим столом в углу гостиной и, не поднимая головы, что-то судорожно писал, время от времени макая перо в чернильницу. Наблюдая за ним, она стояла у порога и, сжав в руке конверт, уверенным шагом подошла к столу. Он продолжал писать, не обращая на нее внимания до тех пор, пока она нагло не положила конверт на незаконченное письмо.

— Убери, — прошипел он, злобно взглянув на нее исподлобья.

— Нет, — уверенно ответила она, скрестив руки на груди. — Пока ты не откроешь конверт.

Он сверлил Гермиону взглядом, словно испытывая ее терпение, и на миг ей показалось, что он ехидно усмехнется, отбросит конверт со стола или взмахнет палочкой и превратит пергамент в пепел. Но, к ее удивлению, он отложил перо, нехотя открыл конверт и беглым взглядом прочитал содержимое письма.

— Это же… — удивленно начал он, но Гермиона резко его прервала.

— Да, расшифрованный и переведенный свиток Дьяволомикона, — протараторила она.

— У тебя, Грейнджер, — вновь прошипел он, поднимаясь с кресла и нависая над ней, продолжил: — есть лишь минута, чтобы объясниться, прежде чем я заставлю тебя пожалеть о том, что ты посмела вмешаться в это.

— Я не намерена перед тобой объясняться, — нахмурившись, ответила Гермиона.

Глупо, несомненно, глупо. Она хотела рассказать, объяснить, что не намерена дразнить и потешаться над ним, вертя конвертом перед его носом, как костью перед псом. Но тон голоса, холодный и презрительный, и взгляд, полный злости, заставили ее передумать, развернуться и просто уйти.

— Стоять! — приказал он, вмиг оказавшись перед ней. — Ты не уйдешь, пока не объяснишься передо мной.

— Ошибаешься, — фыркнула она. — И если ты думаешь, что…

Она ахнула, когда он резко схватил ее руку, потянул к себе, заставив замолчать, и нагнулся к ней так близко, что она, почувствовав его дыхание на своей коже, попыталась шагнуть назад. Он сильнее сжал ее руку, спокойно наблюдая, как она, возмущаясь, брыкается.

— Если я сказал, что ты не уйдешь, то так оно и будет, — угрожающе прошептал Малфой. — Наглая, — он поднял ее подбородок другой рукой. — Ты не представляешь, во что впуталась.

— Представляю, — шумно выдохнула она.

Малфой усмехнулся, резко отпустил ее руку и, шагнув к столу, потянулся к пергаменту с переводом.

— Как ты узнала о свитке? — спокойно начал он. — Если Кристофер обмолвился хоть словом…

— Я узнала о свитке не от Кристофера, — покачав головой, ответила она.

— Мое терпение не безгранично, — напомнил ей Малфой, оторвавшись от пергамента.

— Я… Я случайно подслушала твой разговор с неким графом Аберкорном, — неуверенно промямлила она, наблюдая, как он меняется в лице. Он в любом случае узнает об этом, если не от нее, то от Ферна. Что же, лучше признаться.

— Ты что..?

— Да, мне не стоило слушать ваш разговор, но я… Но в разговоре вы упомянули Дьяволомикон, и я не смогла заставить себя уйти.

А точнее, угрозы графа и его дерзкий тон насторожили ее, и она не смогла заставить себя уйти. Но Малфою знать об этом не стоит.

Драко, с трудом сдерживая в себе злость, внимательно наблюдал за растерянной Грейнджер, которая запинаясь, старалась оправдаться. Подслушала разговор с графом Аберкорном? Беспардонная, невоспитанная...

Драко чувствовал, как злость огненной струйкой растекалась по телу, закипая, подкатывала комом к горлу, и, шумно дыша, он напряженно усмехнулся. Грейнджер, ведомая любопытством, подслушала приватный разговор и стала свидетелем его бессилия. Это злило больше, чем ее возмутительное поведение. Каждый раз, как в памяти всплывало скривившееся лицо графа, Драко чувствовал, как истоптанная в унижениях гордыня выедала его изнутри. Он ненавидел быть слабым, чувствовать беспомощность и осознавать, что он проживает жизнь марионетки, которая начинает плясать, как только кто-то сверху потянет за тонкую нить. И она видела этот постыдный танец. Дьявол!

Зачем она пришла? К чему ей помогать тому, кого она презирает и от кого пытается сбежать. Это акт милосердия или выкуп ее свободы?

Грейнджер знает, как он нуждается в переводе свитка, и, быть может, надеется, что в благодарность он выполнит пожелание ее женишка и разрешит покинуть Мэнор. Нет, он не позволит, даже если придется вновь унижаться перед графом.

Нет, он определенно не понимает эту женщину. Грейнджер знает, что ее болтливость разрушит ему жизнь, и все же, жалуясь, рассказывает о браке этому никчемному целителю, но, подслушав разговор с графом Аберкорном, она послушно молчит. Она желает уйти из поместья, уйти от него, но не покидает стены Малфой Мэнора уже несколько недель. И это… Это заставляет Драко задуматься, что, возможно, он напрасно поверил словам Коллинза. Пожалуй, стоит в этом убедиться.

— Что ты желаешь в обмен на перевод свитка? — спокойно спросил Драко, наблюдая, как Грейнджер удивленно округлила глаза и, возмущаясь, открыла рот. — Я не намерен тратить время на угрозы и предлагаю тебе назвать свою цену, Грейнджер.

— Я вовсе не… — начала было Гермиона, но Малфой грубо ее прервал.

— Я готов выслушать твои пожелания, — иронично заметил он. — Какими бы безумными они ни были: запрещенная литература, законопроект о правах домашних эльфов. А, быть может, ты желаешь покинуть Малфой Мэнор?

— Вовсе нет, — серьезно ответила Гермиона и, заметив удивление на лице Малфоя, возмущенно добавила: — Ты удивлен? Я приняла твои условия и обещала покинуть поместье, как только наш брак расторгнут.

— Могу ли я верить твоим обещаниям, Грейнджер?

— Я ведь верю твоим, — нахмурившись, ответила она. — И я ничего не прошу взамен за перевод свитка.

— Зачем же ты…

— Я просто хотела помочь, — вскрикнула Гермиона и, чувствуя злость на Малфоя за его уверенность в ее меркантильности, добавила: — Да, возможно, я сошла с ума, помогая человеку, который считает меня своей шлюхой, но я... Это лишь благодарность за твою помощь, которую я не просила, но которая спасла жизнь моему отцу.

Мерлин, как эта девица злопамятна! Конечно же, он не считал ее своей шлюхой, ни одну из своих женщин он не считал таковой. Он намеренно злил ее тем вечером, в отместку за слова ее женишка. Она ведь намерена выйти за него замуж, стать с ним единым целым, что же, пусть учится отвечать за слова своего благоверного.

Драко спокойно наблюдал, как, краснея от возмущения, Грейнджер пытается убедить его в собственном бескорыстии. Она хотела помочь… Но зачем? Что заставило ее пойти на такой шаг? Нет, он определенно не понимает эту женщину.

Грейнджер, все продолжала говорить, хмурясь и жестикулируя. И, заметив на ее безымянном пальце кольцо леди Офелии, Драко удивленно вскинул брови.

— Ты не применила маскирующие чары к кольцу, — произнес Драко, перебив Грейнджер.

Недоумевая, она посмотрела на него и, переведя взгляд на безымянный палец, спешно убрала руки за спину.

— Да, я спешила и забыла обновить чары, — неуверенно оправдывалась Гермиона. Какой внимательный! К чему он вообще заговорил о кольце?

Драко усмехнулся, наблюдая, как она, опустив глаза, переступала с ноги на ногу. Маленькая лгунья! Она терялась, прикусывала нижнюю губу, отводила взгляд каждый раз, когда пыталась скрыть правду. Драко знал наверняка, что Грейнджер лжет: он замечал кольцо бабушки на ее пальце последние несколько недель. Ему сложно представить, что осторожная Грейнджер забывала применить маскирующие чары к кольцу леди Офелии. Быть может, причина не в беспечности, а в нежелании видеть на своей руке кольцо своего жениха? Хм, занятная мысль.

— Забыла? — грубо произнес Драко, медленно подходя к ней. — Если хоть кто-то заметит на тебе мое кольцо, тебе придется дорого заплатить за забывчивость, Грейнджер.

— Но я ведь в поместье и…

— Ты рассказывала кому-либо о нашем браке? — спросил Драко, чувствуя, что знать ответ ему стало необходимо. Крайне необходимо.

— Нет, — возмутилась Гермиона. — Я ведь обещала.

Мерлин, за кого он ее принимает? Неужели за эти месяцы, что она провела с ним, Малфой не научился верить ее словам. Как там говорил Забини: он доверяет ей? Как же!

Никому, кроме Эбби, Гермиона не осмелилась признаться, что невольно стала женой Малфоя. Даже перед Робертом, который копался в ее вещах, нашел собственное кольцо, книгу Малфоя и насильно снял маскирующие чары, она не призналась и не пыталась оправдаться.

Она не лгала: ее голос не дрожал, она не заламывала пальцы, а во взгляде не угадывалась привычная растерянность. Нет, Грейнджер определенно не лгала. Так, значит, Драко ошибся, и лгал ему Коллинз. Но как он узнал? Впрочем, только полный идиот не заметит странного поведения и постоянного отсутствия своей невесты. Главное, чтобы этот идиот не вздумал раскрыть свой рот.

— Если ты закончил свой допрос, я, пожалуй, пойду, — вздернув подбородок, проговорила Гермиона и, повернувшись, уверенно направилась к двери. Дура! И почему она решила, что Малфой оценит ее попытку помочь ему? Благо, что он вновь не стал оскорблять ее и сыпать угрозами.

— Спасибо за помощь, Грейнджер, — услышала она за спиной растерянный шепот и, обернувшись, неуверенно кивнула.

Она почувствовала, как по телу теплой волной разливается сладкая истома. Одно лишь слово заставило ее расплыться в улыбке, одно лишь слово растопило в ней ноющую обиду. Одно лишь слово человека, не умеющего признаваться в своих чувствах, просить помощи и благодарить. Да, странное чувство.

-

Примечания:

1. Дьяволомикон (лат. diabolus — «дьявол, бес») — темная книга с описанием ритуалов и обрядов, собранных из различных религий и учений (каббала, вуду, пало). Второй том книги — «Ангелиум» — (лат. angelus — «ангел») представляет собой учение о светлых ритуалах.

Обе книги не признаются в Западной Европе и считаются запрещенными. Так же пресекается распространение религиозной магии, и именно поэтому религиолисты ведут кочевой образ жизни на востоке и севере. Дабы защитить собственное учение от уничтожения, маги-религиолисты зашифрововали Дьяволомикон индивидуальной формой стенографии, которая представляла собой строки из примитивных геометрических фигур. Чтобы расшифровать фигуры и преобразовать их в латинские слова следовало знать способ их написания. Например, некоторые шифровальщики использовали зеркало, которое ставили под определенным углом перед печатной латинской буквой и переписывали образовавшуюся в отражении фигуру. Так, используя простые предметы, авторы книг создавали уникальный код, расшифровать который можно было только зная его способ написания.

2. Лэндон Чарльз Аберкорн — потомственный маг уважаемого чистокровного семейства Аберкорн. Имеет титул графа. Его семья входит в число семерых основателей Ордена священных двадцати восьми и именно по этой причине имеет особое положение среди остальных членов Ордена. В прошлом, его отец — граф Уильям Аберкорн — враждовал с Абраксасом Малфоем, и Лэндон, очевидно, разделяющий мнения своего отца, решил продолжить эту вражду.

3. В фанфике представлена система дворянских титулов (пэрство) магов, которая аналогична маггловской. Так, признаны пять рангов наследственных пэров: герцог, маркиз, граф, виконт и барон. Лорд же приобретенный (дарованный) титул в отличие от наследственных. Изначально титул лорда считался титулом учтивости, а после его признали частью пэрства.

4. Чарльз Доджсон — математик и логик, известный как писатель Льюис Кэррол, изобрел несложное приспособление для стенографии, названное нектографом. Данное изобретение позволяет записывать что-либо в темноте и представляет собой кусок плотного картона с 16 квадратными вырезами. К нему прилагался шифр, вписывающий каждую букву в квадратик нектографа. Используя эту систему, Доджсон мог записывать пришедшие в часы бессонницы мысли, не утруждая себя поисками свечи.

Так как в предыдущих главах я представляла Страну чудес как магический парк развлечений, мне кажется, что Чарльз Доджсон вполне мог относиться к волшебному миру, возможно, был сквибом, и, используя псевдоним, рассказывал магглам о Стране чудес.

5. Домашние эльфы, обладающие особой беспалочковой магией наверняка имеют собственные традиции и обряды. И создание оберегов для своих хозяев — распространенная традиция среди домашних эльфов. Довольно часто эльфийки шьют тряпичную куклу для молодой пары, в качестве защиты хозяев. Аналог подобной куклы существует и среди славянских оберегов, но имеет несколько иное значение.

6.Китайская нефритовая шкатулка, описанная в главе, относится к магическим артефактам, но случается, что подобные реликвии попадают к маггловским археологам. Историк-исследователь Алекс Танно — маг-полукровка, предпочел работу в Британском музее и, работая с магическими артефактами, часто обращался за помощью к Гермионе.

7.Информация об Арманде Малфое — первом представителе рода Малфоев в Англии и основателе Малфой Мэнора — а так же его дружеских отношениях с Вильгельмом Завоевателем, королем Англии (1066-1087 гг.) взята с сайта:

http://ru.harrypotter.wikia.com/wiki/%D0%90%D1%80%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D0%B4_%D0%9C%D0%B0%D0%BB%D1%84%D0%BE%D0%B9

8.Несмотря на то, что Блейз рассказал об Ордене, он так и не ответил на вопрос Гермионы о его деятельности. Подробнее об этом я расскажу в будущих главах.