Под навес к компании заглянула чья-то взъерошенная голова:
— Пиплы, дождь закончился. Там наши веселье устроили в грязи! Целый аттракцион.
Успевшие сдружиться хиппаны переглянулись:
— Клево! Я, пожалуй, присоединюсь к ним, — Джеф вскочил с места. Грей подобрал свой блокнот и молча вышел из палатки. «Наверное, за поиском новых образов», подумал Зигги. Гуру даже не пошевелился. В конце концов, почти вся компания убежала поближе к веселью. Зигги за плечо потрясла Майя:
— Пойдем купаться!
— Но я хотел бы посмотреть на аттракцион, — он попытался вяло отбиться, но девушка словно не слышала. Она схватила Зигги за руку и потащила к реке. Он успел по дороге запихать книжку в заплечный рюкзачок, который всегда таскал с собой.
На реке было много волосатых. Они брызгали водой друг на друга, визжали, улыбались, плавали. Многие были без одежды, многие прыгали в воду прямо в одежде. Майя стягивала с себя кофту.
— Пойдем!
— Нет… я не хочу клоуз мочить… Я тебя лучше на берегу подожду.
— Ну, как знаешь.
Девушка с разбегу прыгнула в реку. Зигги огляделся: вокруг на траве лежали выкупавшиеся люди. Парень вздохнул и наткнулся взглядом на черноволосую девушку, которая плела венок из белых цветов. «Это же та самая, которая мне фенечку подарила. Как ее бишь зовут… Не вспомню. Но это она». Зигги невольно залюбовался ее полупрофилем. Ветер легко взметнул волосы девушки, и она поправила выбившуюся прядь. Юноша непроизвольно вытащил из рюкзака тетрадку и начал украдкой рисовать ее. Нежные черты быстро появлялись на белом листе. Особо долго Зигги провозился с изгибом шеи, но получилось, по его мнению, неплохо. Художник оторвался от своего творения и обратил свой взор на реку в поисках Майи. Сколько он так просидел? Не заметила ли она, что он рисует постороннюю девушку? Но вскоре эти вопросы сами собой испарились в воздухе, потому что он увидел весьма нелицеприятную картину. Майя стояла в воде, обнаженная по пояс, и самозабвенно целовалась с каким-то длинноволосым хиппаном. Зигги от удивления потерял дар речи.
— Вот они, недостатки свободы, — усмехнулся рядом мягкий голос. Зигги увидел Грея, меланхолично пожевывавшего травинку.
— Но как? Это же… что это?
— Ветер… Сильный поток воздуха, стихия. Он несется по всему миру. Трепещет под крылом. Блудный ветер. Кого он только не обнял, кого только не обласкал! Непостоянный. Но ни с кем не остался. Улетел прочь. Он играет с листьями деревьев, запутывается в волосах, колышет волны, возносится к солнцу и, не обжегшись, возвращается на землю. Что может остановить ветер? Дождь иногда немного задерживает его. Дождь… Такой же блудный, как ветер. Хотя возможно, дождь плачет только по солнцу. Когда его нет, дождь смеется и снова плачет, от радости. Если прислушаться, то можно услышать, как он выстукивает: где ты, где ты? А солнце как будто играет. Очень редко выглядывает к дождю. Оно такое же непостоянное, как ветер. Ласкает многих своими лучами, а к дождю не возвращается. Дождь убивает огонь. А солнце на него похоже. Огонь… опасная стихия. Может разгораться сильнее, может утихать. Пламя согревает, но и обжигает.
— Даже думать не хочу над значением этого всего, — пробурчал Зигги. Действительно, его мысли сейчас были заняты не тем. Майя, заметив парня, поплыла к берегу. Он прожигал ее взглядом.
— Что это все значит?! — закричал он, не смущаясь людей вокруг. — Прямо перед моим носом, нисколько не стыдясь! Как так можно!
— Что ты орешь, я ничего такого не сделала! — Майя, как ни в чем не бывало, развалилась на траве. — Кис?
— Не трогай меня! — с отвращением отпрянул он. — Как это вообще называется!
— Фрилав.
— Неслыханная наглость! — он резко устал. — Все. Я больше не хочу… ничего…
— Ну что ты так из-за пустяка…
Он посмотрел в ее равнодушные глаза и не увидел неба. Они потеряли то очарование, которое он наблюдал прежде. Подделка под бриллиант, фальшивка. Он встал и побрел вперед, ничего не видя перед собою. Его заполняло разочарование, разъедая изнутри. Ему было горько и больно. Он никак не мог понять, почему он ошибся. Ему казалось, что его жестоко обманули, предали, кинули. «Безмазняк» — с тоской подумал он. Чей-то резкий голос вернул его в реальность. Зигги обернулся и увидел Философа, а неподалеку Гуппи. Философ кричал. Зигги никогда не видел, чтобы этот невозмутимый человек кричал.
— ТЫ! Хватит меня преследовать. Куда не обернусь — везде ты! Ты постоянно ходишь за мной по пятам, — он яростно сверкал на нее глазами-щелочками. Девушка вся съежилась и инстинктивно закрылась руками. — Ты не понимаешь, что ты мне не нужна? Только мешаешься! И смотришь, словно я в чем-то виноват перед тобою. Совсем крэйзанулась! Пошла вон!
Зигги первый раз слышал, чтобы Философ сказал что-то на их сленге. Но это его уже не волновало: он летел на помощь Гуппи. Юноша с силой оттолкнул разъяренного Философа так, что тот не удержался и упал на траву.
— Протри свои айзы, ты ее до слез довел! — Зигги бросился к Гуппи, пытаясь закрыть ее от всего. На Философа с неодобрением поглядывали местные хиппаны. Зигги поспешил отвести девушку подальше от толпы. Они присели в тени дерева.
— Ты как, в порядке? — Зигги словно забыл о собственных неудачах. Гуппи отняла руки от лица.
— Спасибо тебе… я бы дальше не вынесла, — вопреки его ожиданиям, она совсем не плакала, только глаза были какими-то пустыми, словно потеряли что-то важное.
— Из-за чего все?
Она помотала головой, изо всех сил сжимая кулаки.
— Ты расскажи, легче станет, — он взял ее за руку. Девушка тоскливо посмотрела на приятеля и заговорила прерывающимся голосом:
— Крах глупой мечты. Что ж, смысла надеяться нет. И не было. Он такой же чужой, как и прежде. Такой же далекий и непонятный. Для меня непонятный. Столько этих разговоров про любовь, боль, разбитые сердца. Да разве можно это все уложить в простые слова? Такого сравнения не подобрать, чтобы описать эту боль. Словно рушится весь мир. Но как рушится мир? Дома падают, земля развертывается, и все это грохот, шум, лязг, визг. И все это паника. И все это покрывает сверху серая-серая пыль. А после — пустота. Больше нет ни черта. Последняя черта.
Тогда хочется лезть на стенку от горя, грызть зубами стулья и столы, рвать когтями ковры и обои. Только бы сбежать от этой ноющей боли, которая стучит в голове и мечется в сердце. Только бы убежать от этих навязчивых мыслей. И так день за днем. При свете солнца — борьба с самой собой, нарастающие истерики, которые никак нельзя выпускать наружу, и ты зажимаешь рот рукой, чтобы случайно не закричать. А ночью в борьбу вступает злостный Морфей. Гадкой змеей подползает к сознанию, чтобы отравить его страшными снами. Чем красивее картинка, тем больнее иллюзия. А иллюзия страшна, и бороться с ней подчас невозможно. Не думать, но как? Уродская красота мелькает красным блеском. Счастье умалишенных.
Она опустила голову. Зигги осторожно притянул ее к себе. Ему было жалко эту девчушку, ведь он сам не испытывал и сотой доли тех чувств, что испытывала она. Он махнул рукой на свою глупую «любовь» и решил забыть о ней, как о мимолетном сне. К ним подбежал Джеф:
— Пиплы, Философ сказал, чтобы все собирались у дороги. Go to home! — он широко улыбнулся и убежал.
— Пойдем, нам пора, — он погладил Гуппи по голове. Она решительно поднялась.
— Спасибо тебе еще раз. Ты настоящий фрэнд, я бы одна не справилась.
Зигги улыбнулся. Но перед тем, как уйти, он развернулся и сфотографировал все поле, разукрашенное во все цвета яркими нарядами прекрасных людей. Юноша знал, что даже застывшая фотография будет хранить ту энергию, которой напиталась вся атмосфера на несколько километров вширь.
— Как жаль, что все закончилось. Фестиваль был отличный.
— У нас все впереди. Что было — то было.
— Ты права. Только вперед, — он улыбнулся.
— Домоой!!! — Анубис весело прыгал в траве.
— Как все печально сложилось однако… — Сансара не спешила покидать нагретое местечко.
— Для кого как. По мне даже лучше, что этот Философ раскрыл глаза бедняжке.
— Ха… ха… Думаешь у нее глаза откроются? После стольких лет ослепления дурочка не прозреет.
— Сама не прозреет. Мы поможем. Через Зигги.
— Хы, приключения, — оживилась Сансара.
— О, да. И на этот раз предлагаю я.
— А я безумно рада, что Зиггушенька наконец бросил эту белобрысую!
— Сама же хотела их свести! И свела, а теперь радуешься, что наш хиппи тебя же победил.
— Как свела, так и развела, — показала язык вредная фея.
— Но на этот раз он САМ с ней расстался.
— Ну предположим не сам, а с помощью жуткой наглости Майи.
— Естественно! Ты на минуту отлучилась, срок действия твоего «затуманивания мозгов» закончился и наглость проступила. Сансара! Опоздаем! Они уже уехали!..
— Ну полетели к твоему. Что здесь зря пропадать. Я жутко не люблю поездки.
— Ха-ха! Банку вспомнила? — рассмеялся кот, прыгая следом за рассерженной Сансарой.