Линия жизни (гет)

Это такая игра,

С клетки на клетку в отчаянном прыжке.

Это такая игра,

Кем-то сегодня пожертвуют на доске…

(с) Оля и Монстр — Игра

* * *

Ей редко случалось выбираться из факультетской башни после отбоя: не было смысла. Делать бессмысленные вещи было совсем не в духе МакКиннон. Причиной этой запланированной ночной прогулки стала ее зубастая тарелка, присланная братом в качестве подарка еще на Рождество и безжалостно изъятая завхозом, когда она в первый раз решила ее опробовать, при самых глупых обстоятельствах. Марли знала, что Филч запрещал привозить эти тарелки в Хогвартс, именно поэтому они с Лили и Мэри совершили первый запуск на поляне далеко за теплицами, где она никому не могла помешать. Все прошло хорошо, было весело, даже несмотря на то, что тарелка все-таки исхитрилась ее цапнуть в один из последних запусков. Не сильно, но кровь пошла. Они как раз шли назад, в башню, чтобы перевязать руку, когда навстречу им попался завхоз. Филчу обычно было плевать на травмы учеников, но тут он как будто каким-то волшебным нюхом учуял нарушение правил. Он остановил девочек, начал расспрашивать, что случилось, а потом обыскал, несмотря на протесты, и отнял тарелку. Марли, может, оставила бы это происшествие без ответной реакции, но тарелку ей подарил брат. Все вещи, попадавшие к ней в руки от Кеннета, хранились как зеница ока. Запрещал Филч, не запрещал — это роли уже не играло. Марлен, игнорируя уговоры подруг обратиться к МакГонагалл и решить вопрос легально через нее, взяла дело в свои руки.

Было странно. Марли не боялась, нет. МакКинноны страха не знали. Но под ложечкой у нее от самого портрета Полной Дамы неприятно сосало. Особенно после того, как та во весь голос напомнила, что ученикам нельзя покидать башню после отбоя, и об ответственности, которая ожидает тех, кто попадется. Девочка кралась совершенно бесшумно, при малейшем намеке на другое живое существо в коридоре прячась в многочисленные ниши, или за статуи. Она помнила про кошку, разумеется, и понимала, что при появлении Миссис Норрис можно только бежать, прятаться нет смысла, но хвостатая бестия ей, слава Мерлину, на пути не встретилась. Тени, заставлявшие ее прятаться, обычно были просто тенями от дрожащих на сквозняке факелов, или тенями пролетающих за окном ночных птиц, не более. Марли быстро привыкла к ним, шаг ее стал увереннее, а глаза привыкли к темноте. Пользоваться главными лестничным холлом девочка не рискнула, поэтому путь ее лежал через боковые лестницы. Это сильно удлиняло маршрут, но здесь было намного больше потенциальных укрытий, так что девочка решила, что игра стоит свеч. Кабинет завхоза находился в полуподземелье, с противоположной стороны от кухни, она узнала это заранее, когда готовила вылазку. Таким образом, пришлось пройти почти через ползамка, чтобы добраться туда. Добраться незамеченной, что удваивало сложность. Каково же было ее удивление, когда у самой финишной прямой (осталось пересечь главный холл и нырнуть в боковой коридор, уводящий в полуподвалы) ей все-таки встретилась неожиданная помеха.

Мальчик примерно ее возраста спускался с главной лестницы на полусогнутых. Этот идиот не придумал ничего лучше, чем воспользоваться главным лестничным холлом, совершенно не заботясь о любящих сплетничать портретах и огромном риске наткнуться на патруль старост или Филча. Возмущение было так велико, что Марли понадобилось все ее самообладание, чтобы не выскочить из своего убежища и не отвесить непрошеному попутчику подзатыльников покрепче. Девочка, стиснув зубы, наблюдала, как мальчик спускается с лестницы, таится у парапета, а потом со всех ног бежит в боковой коридор. Тот самый, который нужен был Марли! Она чертыхнулась про себя, огляделась, чтобы убедиться, что никто не заметил этого глупца, а потом припустила следом. Если мальчишку поймают, Филч отведет его в свою каморку, и тогда ей ни за что не вернуть свою тарелку. Они могут просидеть там всю ночь, а то и дольше. Этого Марли не могла допустить. Мальчишку она догнала у кабинета, тот пытался с помощью отпирающих чар справиться с замком, но ничего не получалось. Марли подоспела как раз вовремя: со стороны подземелий были слышны чьи-то шаги, а мальчик так увлекся взломом замка, что никого и ничего не замечал вокруг себя. МакКиннон вцепилась в мантию у него на загривке и с силой, которой никто бы не смог заподозрить в такой маленькой и хрупкой девочке, рванула за собой. Мальчик глухо вскрикнул, вцепился в ее руку и начал вырываться, но когда понял, что поймал его не староста и не завхоз, притих. Они затаились в темной нише за углом, оба, кажется, даже перестали дышать. Двое старост Слизерина торопливо приблизились к тому месту, где мгновение назад были дети, и тщательно осмотрелись вокруг. Марли различала их голоса, когда они переговаривались. Оба слышали возню и вскрик, они предполагали, что нарушитель не мог уйти далеко. Решено было разделиться. Девушка пошла в противоположный коридор, юноша — мимо притаившихся в нише детей. Прошло еще несколько минут после того, как его шаги стихли в коридоре, прежде чем Марли с ее незваным спутником выбрались из своего укрытия и, наконец, смогли друг друга рассмотреть. Напротив нее стоял Сириус Блэк собственной персоной.

И Блэк, и МакКиннон оказались от соседства одинаково не в восторге. Марлен нахмурилась, Сириус фыркнул.

— Что за нелегкая тебя понесла из башни на ночь глядя, МакКиннон? — спросил мальчик, приглушая голос.

— Не твое дело. — огрызнулась Марлен. — Ты чуть не испортил все дело, чучело ты бесполезное.

Она прошла мимо, задев его плечом. Сириуса очень редко кто-то решался оскорблять в лицо, секунду он был способен только смотреть вслед однокурснице и осознавать, что ему не послышалось. А потом, неожиданно для самого себя, Блэк рассмеялся. Марли резко оглянулась, глядя на него полными ужаса глазами и начала шикать, призывая мальчика замолчать, но тот и не пытался успокоиться. Палочка сама скользнула ей в руку, но прежде, чем девочка успела произнести заклятье, в нее ударили разоружающие чары. Те самые, которые они пару месяцев назад изучали на ЗоТИ. Она успела забыть, что Поттер с Блэком показали лучший результат на курсе по этому заклинанию. Ее палочка скользнула в руку к Сириусу. Он больше не смеялся, на Марлен смотрел холодный, насмешливый взгляд серых глаз, которые в один миг очень сильно захотелось выцарапать. Девочка стиснула кулаки.

— Отдай. — прошипела она.

— Веди себя прилично, МакКиннон. Обзывать людей почем зря — признак невоспитанности. Я считаю, что тебе нужно извиниться.

— Черта с два! — она воскликнула это громче, чем намеревалась, и тут же замолкла, прислушиваясь.

Сириус усмехнулся и пожал плечами.

— Тебе нужна твоя палочка, или нет?

Он поймал ее. И так почему-то происходило постоянно. Все внутри требовало послать однокурсника к черту, бросить палочку и вернуться в башню. Еще будут ночи, когда можно будет забрать тарелку, а палочка… Ну что он с ней сделает? Все равно отдаст, рано или поздно. Марли стиснула зубы, бросила на Сириуса полный злобы взгляд, а потом процедила сквозь зубы:

— Извини.

— Что, прости? Очень тихо, я не слышу.

Это был уже перебор. Марли шагнула к мальчику, игнорируя палочку, которую он тут же на нее наставил. Подошла так близко, что кончик его палочки уперся ей в грудь.

— Я спасла твою шкуру. Старосты поймали бы тебя, если бы не я. Я извинилась. Хватит выделываться, отдай мне палочку.

Пару секунд между ними шла напряженная борьба взглядов. Потом Сириус, признав справедливость некоторых высказанных тезисов, молча протянул Марли ее палочку. Девочка взяла ее, и, тоже ничего не говоря, пошла к двери кабинета Филча. Сириус двинулся следом, оглядываясь и прислушиваясь. МакКиннон направила на замок палочку, произнесла заклятье. Дверь открылась с первого раза. Блэк присвистнул, Марли наградила его уничтожающим взглядом, приложив палец к губам в молчаливом призыве не шуметь, а потом скользнула в кабинет. Блэк последовал за ней, прикрыв дверь.

— Не думал, что ты из тех, кого ночью можно встретить у Филча в кабинете. — сказал Сириус, деловито направляясь к столу завхоза.

Он вел себя так, будто был здесь у себя дома. Марли же, когда зажегся свет на концах их палочек и глаза ее смогли различить интерьер кабинета, первое время не могла сдвинуться с места, с любопытством рассматривая обстановку. Особенно ее впечатлили цепи и кандалы на стене напротив входа. Она-то думала, что старшеклассники врут про бывшего завхоза с его привычкой подвешивать провинившихся учеников за большие пальцы…

— Эй, МакКиннон, ты сюда на цепи поглазеть пришла, или как?

Она моргнула, невидящим взглядом посмотрела на Сириуса, а потом взяла себя в руки и поискала взглядом свою тарелку. На видных местах ее не обнаружилось.

— Где он держит то, что отбирает у учеников? — спросила Марли.

Можно было гордо искать самой, но Блэк был прав. У них было не так много времени, чтобы тратить его попусту. Сириус кивнул на шкаф с множеством ящиков, Марли направилась туда. Несколько минут каждый из них был занят своим делом: Блэк взломал ящик в столе завхоза и искал там что-то, Марли перебирала полные конфискованных предметов ящики шкафа. Тарелка нашлась в самом верхнем. МакКиннон порывисто прижала ее к груди и тут же спрятала под мантию. Тем не менее, Блэк успел заметить, что именно она забрала.

— Зубастая тарелка? Никогда бы не подумал. — усмехнулся мальчик.

— Ты вообще не слишком часто думаешь, верно? — съязвила Марлен.

— А ты была бы куда симпатичнее, если бы не хамила почем зря. — вздохнул Блэк.

— А я не просила у тебя по этому вопросу совета.

Они снова посверлили друг друга недружелюбными взглядами. Потом в двери щелкнул замок — кто-то пытался отпереть дверь, не зная, что она не заперта.

Марли и Сириус застыли, а потом одновременно бросились за шкаф, достаточно широкий, чтобы спрятать их обоих. Шкаф этот располагался параллельно входу, так что вошедший не мог видеть спрятавшихся за ним детей. Раздались шаркающие шаги и бормотание Филча, который никак не мог взять в толк, почему открыта дверь, если он точно помнил, как запирал ее. Первым делом завхоз бросился к столу, справедливо предполагая, что кто-то проник в кабинет и стащил что-то. Марлен и Сириус, тесно прижавшись друг к другу, лихорадочно пытались придумать что-то, чтобы выбраться из очень опасной ситуации. Бежать к двери было бесполезно — Филч непременно заметил бы их. Оставаться на месте и подавно было смерти подобно — завхозу нужно было только оглянуться, чтобы увидеть их. Нужно было действовать, и действовать быстро. Марлен снова достала палочку, направила ее на завхоза и шепнула:

— Конфундус.

Заклятье попало в цель. Дети, не сговариваясь, бросились к выходу. Они бежали без остановки следующие четыре этажа, как будто за ними гнался сам дьявол. По главному лестничному холлу, уже не задумываясь о том, что могут попасться патрулю. Сердце Марли билось, как бешеное, но остановилась она, только когда легким перестало хватать воздуха, и девочка поняла, что не может сделать больше ни шагу. Она села на ступеньку, прижала руку к горлу и принялась сосредоточенно дышать, пытаясь привести себя в чувство. Понадобилось несколько минут, чтобы дыхание снова пришло в норму.

— С Конфундусом — это ты здорово придумала.

МакКиннон с изумлением обнаружила рядом с собой на ступеньке Сириуса Блэка. Она была уверена, что он побежит дальше, но мальчик остановился, когда увидел, что она не может продолжать путь.

— Спасибо. — прерывисто сказала Марли. — Почему ты еще здесь?

— Гриффиндорцы своих не бросают. — усмехнулся Блэк.

Не улыбнуться в ответ было просто невозможно, хотя Марли и пыталась.

— А что тебе было нужно у завхоза?

Сириус сунул руку в карман мантии и протянул Марли чудо-хлопушку из волшебного магазина приколов. Она повертела ее в руках, понимающе кивнула, а потом вернула хозяину, не задавая лишних вопросов.

Сириус это оценил и не стал расспрашивать про зубастую тарелку. В конце концов, каждый имел право на свои секреты. Чем меньше народу будет знать о шутке, которую они с Джеймсом хотели провернуть с помощью этих хлопушек, тем больше шансов, что все пройдет удачно.

— Не говори никому. — на всякий случай попросил он.

Марли кивнула.

— А ты не говори про тарелку.

Условия были вполне справедливы. Сириус поднялся на ноги и протянул Марли руку, чтобы помочь подняться. Она пристально посмотрела на протянутую руку, потом взяла ее. Рука у него была теплая и сухая, в противовес ее собственным холодным пальцам.

— Договорились. — он снова улыбнулся.

— Только не думай, что мы теперь друзья. — нахмурилась Марли.

Уж слишком часто он стал улыбаться. Сириус в ответ рассмеялся.

— Мерлин упаси, МакКиннон, нет, конечно.

Он отпустил ее руку. Марли сунула руки в карманы, сжала и разжала пальцы. Физический контакт с кем-то был для нее не типичен, обычно она не позволяла к себе прикасаться. Исключение составляли только члены семьи, и, с прошлого года, Лили с Мэри. Они продолжили подъем по лестницам, скоро добрались до нужного этажа и беззвучно скользнули в коридор, ведущий ко входу в Гриффиндорскую гостиную.

Когда парой дней позже на Истории Магии ученики не могли попасть в кабинет, потому что в дверную ручку кто-то вставил хлопушки, только Марлен точно знала, кому нужно сказать спасибо за произошедшее. И не сказала ни слова, когда Блэк с Поттером в голос причитали о невозможности попасть на любимый предмет. А вот улыбку скрыть не вышло, как девочка ни старалась. Подруги смотрели на нее с удивлением, но и им МакКиннон ничего не объяснила. Секрет оставался секретом. Она умела хранить их действительно хорошо.

* * *

Всего на один пролет ниже площадки, венчавшей Астрономическую башню, той самой площадки, где студенты Хогвартса раз за разом через телескопы изучали движение планет и положения созвездий, находилась комнатка, о существовании которой большая часть учеников даже не задумывалась. Между тем, именно в этой маленькой комнатке оставались на покой телескопы до очередного занятия по Астрономии. Дверь всегда была заперта, но телескопы студентов обычно интересовали мало, поэтому Профессор не слишком старался с охранными чарами, и при желании попасть внутрь можно было, владея простейшей Алохоморой. В помещении не было ничего примечательного: голые каменные стены, плоский потолок, ряды телескопов (те, что использовались постоянно, стояли ближе ко входу. В глубине же комнаты можно было найти настоящие экспонаты антиквариата, причем некоторые до сих пор были вполне рабочими). В воздухе перманентно стоял запах пыли и камня (летом — прогретого на солнце, осенью и весной — сырого). Комнатка с противоположной от входа стены заканчивалась стрельчатой дверью, ведущей на небольшой балкон. Дверь эта открывалась так редко, что петли ее заржавели, и при всем желании без магии справиться с ней было бы очень сложно.

Тем не менее, в этот теплый апрельский день внимательный наблюдатель с удивлением мог бы отметить, что дверь на балкончик в Астрономической башне открыта настежь. Солнце проникало в комнатку, с любопытством ощупывало пыльные телескопы, бликовало от их покрытых позолотой поверхностей, заставляло столбы пыли танцевать в лучах. Иногда внутрь заглядывал и свежий ветер, приносивший с собой запахи молодой листвы, которой уже успел одеться Запретный лес, свежескошенной травы с квиддичного поля и цветов, которые уже успели расцвести за теплицами. Это были запахи весны, столь долгожданной. Они бодрили, напоминали о том, как прекрасно жить, когда тебе всего двенадцать, и как много у тебя еще впереди.

Мальчик, сидевший в пятне света прямо на полу в окружении придавленных камешками пергаментов, тем не менее, не замечал ничего вокруг. Все его внимание было сосредоточено на формулах, кривым почерком записанных на пергаментах. Он поднимал палочку, производил магических жест, направляя палочку на лягушку в банке, произносил формулу, раз за разом немного ее видоизменяя. Банка оставалась неподвижна, лягушка в ней равнодушно следила за странным человеческим ребенком за стеклом. Опасности она совершенно не чувствовала, беспокойства не проявляла. Мальчик же с каждой неудачей злился все больше, движения его становились резче, жест, которым он зачеркивал очередную неудачную формулу — все более яростным. Северус Снейп пробовал сочинить первое в жизни заклинание. Оно должно было отбрасывать противника и приклеивать его к ближайшей стене. Изначально Снейп планировал соединить две формулы: отталкивающее заклятье и заклятье приклеивания, но быстро понял, что все далеко не так просто. По отдельности чары работали как надо: отбрасывающее — отбрасывало, приклеивающее — приклеивало, пусть не к ближайшей поверхности, а к той, на которую маг указывал палочкой. Все было почти как надо… Стоило их совместить — и не происходило ровным счетом ничего. Он пробовал менять жесты, из-за чего в прошлый раз банка и вовсе взорвалась. Лягушку, погибшую в результате того эксперимента, было жалко, поэтому теперь Северус действовал намного аккуратнее. И, тем не менее, результата по-прежнему не было. Новое заклинание никак не желало получаться, заставляя мальчика сомневаться в собственном магическом потенциале, что, в свою очередь, больно било по его самолюбию. Если и было в мире что-то, чего Снейп никому не прощал — то это было как раз его задетое самолюбие.

Мальчик снова произнес формулу, банка покачнулась, но с лягушкой внутри ничего не произошло. Ее не отбросило и не приклеило к стенке банки. Снейп чертыхнулся, с силой чиркнул по пергаменту, порвав его, швырнул перо в чернильницу и поднялся на ноги. Несколько минут он, как молодой тигр, запертый в клетке, ходил по комнатке взад и вперед. Потом порыв ветра из открытой двери угрожающе заколыхал его пергаменты, Снейп бросился их спасать и закрывать дверь. Ржавые петли никак не хотели поддаваться, он направил на дверь палочку и произнес толкающее заклятье. Дверь захлопнулась. Северус собрал вместе свои бумаги, сложил их в аккуратную стопку, равнодушно посмотрел на них… А потом развернулся и снова распахнул дверь с помощью заклятья. Она с силой шарахнулась об стену, переполошив лягушку, но мальчик едва обратил на это внимание. Вместе со стопкой пергаментов он вышел на балкон, сложил пергаменты на ограждении и, шепча режущее заклятье, несколько раз провел над ними палочкой. Ветер подхватил кусочки пергамента и, как стаю маленьких желтоватых птичек, понес их прочь от башни. Снейп облокотился о парапет, провожая свои неудачные труды взглядом. Он начал понемногу осознавать, что был не прав. Схватился за слишком сложное, и ожидаемо провалился. Сочинить заклинание — работа не из простых, иначе все бы этим занимались. Начинать здесь нужно было так же, как при изучении обычных заклинаний — с малого. С азов… Ему нужно было вернуться в библиотеку и еще раз прочитать книгу о структуре и происхождении вербальных чар. В прошлый раз он прошелся по ней поверхностно, считая, что работая с двумя уже сформулированными заклятьями, он быстрее добьется успеха. Расчет оказался неверным, значит, нужно было начать с самого начала. Снейп вздохнул и уронил голову на сложенные на парапете руки.

Все происходило куда сложнее, чем он думал. Снейп начал работу над собственным заклинанием еще в феврале, и почти сразу нашел хранилище в Астрономической башне, где никто и никогда его не тревожил. Он приходил туда каждый день и мог проводить там помногу часов, но прогресса не было. Все сложнее становилось придумывать отговорки для Эйвери с Мальсибером, и особенно — для Лили. Снейп не хотел, чтобы они знали, чем он занимается. По крайней мере, до тех пор, пока у него не начнет получаться и ему будет, что показать. Эйвери и Мальсибер могли обсмеять его за неудачу, а Лили… Ей он просто не желал показывать, что он чего-то не может. Это было делом принципа, особенно теперь, когда проклятого Поттера после каждого матча в квиддич чуть ли не на руках носили. Ей, конечно, вроде бы было все равно, внимания она на это обращала не больше, чем раньше. Но Северусу было совсем не все равно. Объяснить это он не мог даже себе, но так было. Желание превзойти гриффиндорского выскочку было мощнейшим стимулом для Снейпа продолжать работать, отдавать этому каждую минуту свободного времени. Но он пошел не тем путем, потерял кучу времени. Это было ужасно досадно.

До него долетели веселые крики снизу. Мальчик поднял голову со сложенных на парапете рук и посмотрел вниз. Что-то происходило поблизости от гремучей ивы. Несколько мальчишек с его курса стайкой собрались на безопасном расстоянии от дерева, и толпой бросались под секущие воздух ветки. Визг разносился на всю округу. Северусу даже не нужно было присматриваться, чтобы понять, кто был среди этих мальчишек. Снейп мрачно усмехнулся, про себя желая Поттеру попасть под ветки и получить как следует от агрессивного дерева. Это будет вполне заслуженно, в конце концов, потому что только полный идиот мог бы додуматься приставать к иве забавы ради. Снейп вот ее десятой дорогой обходил с самого первого дня, когда мадам Спраут рассказала им о последствиях, которые может иметь близкое общение с драчливым деревом. Его сердце замерло в предвкушении, когда Поттер рванул, петляя, как заяц, в сторону дерева, но гриффиндорец достиг ствола, проворно хлопнул по нему, а потом, также зигзагом, бросился назад. Ветки прошили землю вокруг мальчишки, но ни один удар не достиг цели. Снейп разочарованно вздохнул. Поттеру везло. Везло на поле. Везло в учебе (иначе как объяснить, что этот долбоклюй с успехом сдавал все проверочные работы, ни разу за семестр не сделав домашнего задания?). Даже с ивой везло. А Северус не мог даже придумать проклятое заклинание.

Он с силой сжал ограждение балкона, так, что костяшки пальцев побелели, а потом оттолкнулся от него и вошел обратно в комнатку, подбирая с пола свою чернильницу и банку с лягушкой. Это у Поттера было много времени, чтобы тратить его на глупости с ивой. А у Северуса лишних минут не наблюдалось, если он действительно хотел преуспеть в своем начинании с заклинаниями. Нужно было идти в библиотеку, прямо сейчас. У него будет еще несколько часов до отбоя, чтобы переписать нужные параграфы и потом разобрать их более подробно у себя в комнате. Эйвери и Мальсибер никогда не мешали ему читать, так что для этого ему уединенное место не требовалось. Северус бесшумно выскользнул за дверь, запер ее простейшим запирающим заклятьем и начал спускаться вниз по крутой винтовой лестнице.

* * *

— Господа, почему такие серьезные лица? — Джеймс закинул руки за шеи двум рейвенкловцам, с видом ученых мужей рассуждавших о чем-то неподалеку от Гремучей ивы, к которой ученикам, разумеется, строго-настрого запрещено было приближаться.

Протей Турпин и Дейви Гаджен, не ожидавшие вмешательства в диалог, неуверенно переглянулись, попытались высвободиться из захвата Поттера, но ни один, ни другой в этом не преуспели.

— Ива… Поттер, пусти, гриндиллоу тебя побери! — Джеймс разжал хватку, Протей вывернулся из-под его руки и потер шею. — Ива. Мы с Дейви прикидываем, насколько сильной может быть сила удара ее ветвям и реально ли вообще дойти до ствола, не попав под удар.

— О? И как идет дело?

— Не очень хорошо. — проворчал Дейви. — Ива нападает, только если ее потревожить.

— А вы, девочки, слишком боитесь взаправду ее потревожить? — усмехнулся Поттер.

Рейвенкловцы с возмущением посмотрели на него, а Поттер оглянулся, помахал еще троим ребятам, расположившимся на траве и наслаждавшимися послеобеденными свободными часами. Те лениво поднялись со своих мест, подошли к мальчикам.

— Господа, наши коллеги дискутируют тут на весьма интересную тему: как сильно может шарахнуть веткой Гремуча ива и можно ли добежать до ствола целым и невредимым. Я, от себя, добавил бы на повестку дня еще один вопрос — как быстро? Коллеги, в силу трусливой натуры, предпочитаю ограничиться теоретическими рассуждениями. — Джеймс проигнорировал возмущенные взгляды мальчиков во время этих слов. — Я же вижу здесь вызов. Добежать до ствола и обратно, кого не заденет ветками — тот победил. Остальные потом расскажут свои ощущения для практического подтверждения рассуждений Гаджена и Турпина. Идет?

— Спрашиваешь! — Сириус с готовностью скинул верхнюю мантию, оставаясь рубашке и жилете.

Ремус и Питер выглядели неуверенно. Петтигрю, впрочем, после первого же выразительного взгляда Джеймса с готовностью встал под его знамена, как всегда. Люпин же доподлинно знал, как именно нужно бежать к иве, чтобы не прилетело ветками — сам Дамблдор научил его, еще в первое полнолуние. С той поры Ремус каждый месяц проделывал этот трюк, чтобы попасть в зал под деревом. Его не было видно из-за корней дерева, но если подойти достаточно близко, он становился заметен. А Рем не сомневался, что Джеймс с Сириусом подойдут достаточно. Из-за глупой бравады его секрет мог оказаться под угрозой, допускать этого было нельзя, но Люпин ничего не мог придумать, чтобы отговорить друзей. Ничего достаточно веского, чтобы они его послушали. Кроме момента с лазом, затея была банально опасной, но для Сириуса и Джеймса это было скорее аргументом за, чем веским словом против. Тогда Рем решился. Если поддаться иве, она может здорово посечь ветвями, но игра прекратится, и друзья потащат его в Больничное крыло. К боли ему было не привыкать. Люпин широко улыбнулся и шагнул вперед.

— Один за всех!

— И все за мной! — крикнул Джеймс, а потом первым ломанулся к иве.

Дерево, поначалу выглядящее совершенно обычным, встрепенулось и угрожающе затрещало ветвями. Джеймса это не остановило. Первая ветка со свистом кинулась ему навстречу, как змея в броске, но мальчуган резко отскочил в сторону, она просвистела мимо, едва не угодив в бегущего следом Сириуса. Блэк перекатился через плечо в сторону, увернулся от второй ветки, тут же был снова на ногах и продолжил гонку. Питера стегнуло по плечу, он завопил, остановился, тут же к нему устремилось сразу несколько рассекающих воздух тонких веток злобного дерева.

— Пит, не стой! — крикнул Ремус.

Он налетел на Петтигрю как раз вовремя, чтобы оттолкнуть в сторону, из-под ударов ветвей. Дальше бежать они уже не могли, пришлось вернуться и дождаться второго раунда. Джеймс достиг цели первым, коснулся шершавого ствола, потом, как заяц, запутывающий следы для преследующей его лисицы, зигзагом побежал назад. Она все-таки хватила его по спине, но совсем немного. Жжение быстро прошло, а вот адреналин в крови бурлил. Блэку повезло чуть меньше — ему ива съездила по лицу, оставив тонкий алый след на скуле, но Сириус этого, казалось, вовсе не замечал. Он прибежал назад почти в одно время с Поттером. Они с радостными криками и улюлюканьем врезались друг в друга, повалились на траву, приводя в норму дыхание.

— Итак, первые итоги: она действительно дерется и дерется больно. Но при хорошей сноровке и ее можно обмануть. Господа умники, не желаете присоединиться? — Джеймс поднял голову и выразительно посмотрел на Дейви и Протея.

Рейвенкловцы мялись. Сириус не упустил момента на это указать и обсмеял их. Тогда произошло вполне закономерное: мальчишки нахохлились и поддались на провокацию. Ремус вздохнул. Теперь все стало еще хуже.

Гонка продолжилась, только теперь к иве одновременно с разных сторон бежали пятеро мальчишек. Питер, впрочем, наученный горьким опытом, рвался вперед ровно до того момента, когда дерево замечало его и направляло в его сторону хоть одну ветку. После он резко разворачивался и несся назад со скоростью, которую в этом увальне трудно было заподозрить. План Ремуса стремительно катился к черту: Джеймс и Сириус, вечно оказывающиеся первыми у ствола, принимали на себя всю ярость дерева. Поттер был ловчее, ему доставалось реже. Сириуса ива пару раз поймала и отшвырнула в сторону, но на решимость Блэка эти неудачи не оказали никакого влияния. Он каждый раз поднимался, отряхивался и снова бросался в бой. Протей тоже оказался ловким малым, он успевал к иве третьим, и ударов ему от нее почти не доставалось. Дейви Гаджен же дерева явно боялся, но еще сильнее боялся, что его сочтут трусом. Он выглядел отчаяннее всего и бежал вперед, не разбирая дороги, что и привело, в конце концов, к весьма неприятным последствиям.

Ива поймала его на четвертом круге. Хватила веткой по лицу, Гаджен упал и остался лежать. Все заметили, что что-то пошло не так, только когда ива подхватила его за ногу, подняла и с силой шарахнула об землю, а потом, как тряпичную куклу, отшвырнула прочь. До этого момента происходящее было весело, к иве даже подтянулось несколько зевак, чтобы понаблюдать за происходящим, но когда Дейви упал, смех и разговоры разом стихли.

— Гаджен? — беззаботно спросил Джеймс, минутой ранее поваленный на траву тем же деревом. — Эй, Гаджен, ты живой там?

Ответа не было. В этот момент оставшиеся улыбки медленно сползли с лиц всех присутствующих. Протей кинулся к товарищу, Ремус бросился следом. Дейви лежал лицом вниз, когда мальчики его развернули, то увидели, что все лицо у него в крови. Гаджен был без сознания.

— Позовите Мадам Помфри! — испуганно закричал Турпин. — Кто-нибудь!

Он рассеянно хлопал друга по щекам, но тот никак не приходил в себя. Сириус и Джеймс подбежали следом, посмотрели на раненого, а потом друг на друга, с обреченностью понимая, что впереди их ждет еще одна выволочка от декана и наказание. Самое большое наказание, какое только может быть. Сириус хмыкнул, сунул руки в карманы и пошел подбирать с земли свою мантию. Джеймс поджал губы. Внутри что-то неприятно шевелилось. Что-то, что можно было бы назвать чувством вины, если бы Джеймс Поттер изначально не был всегда уверен, что каждое его действие правильное и иначе быть не может. Питер Петтигрю потянул его за рукав. Джеймс перевел на него отсутствующий взгляд. Глаза у Питера были огромные и испуганные.

— Джеймс, пошли. Нам надо отсюда уйти, иначе МакГонагалл…

Поттер резким движением вырвал свой рукав из цепких пальцев Петтигрю.

— Забирай Ремуса и идите. Вы тут ни при чем. — глухо сказал Джеймс.

Мысль о побеге была ему противна. В конце концов, ничего такого страшного они не сделали, просто играли. Несчастный случай может случиться даже при игре в плюй-камни: никто не даст гарантии, что камень не отскочит тебе в глаз и не выбьет его. Так что не было смысла бежать и прятаться. Питер просто драматизировал, как всегда.

Ремус не ушел. Он остался рядом с друзьями, пока ждали школьную медсестру. Питер, весь бледный, как будто это его хватило веткой до потери сознания, тоже мялся рядом и тихо причитал, из-за чего Сириус в конце концов сорвался и наорал на него. Вместе с Мадам Помфри, это все заметили еще издалека, к иве спешила декан Гриффиндора. Достаточно было один раз на нее посмотреть, чтобы понять — возмездие будет суровым. Джеймс вздохнул, кисло улыбнулся и помахал декану рукой.

— Добрый день, Профессор!

— Что здесь произошло?

— Мы играли, и…

— Чья это была затея?

Она всегда первым делом начинала искать крайнего. Джеймс покосился на Дейви. Мадам Помфри привела его в чувство, и теперь он лежал, распластавшись на земле, и тихо стонал, постоянно жалуясь на болящий глаз, что он не может его открыть.

— Моя. — с вызовом ответил Поттер, глядя прямо в глаза профессору МакГонагалл.

На это, пожалуй, ему потребовалась вся его сила воли и смелость, потому что от одного взгляда МакГонагалл душа у Джеймса ушла в пятки. Но, как это с ним частенько бывало, чем сильнее Джеймс чего-то боялся — тем наглее он становился. И в этот раз мальчик даже не подумал отводить взгляд, как будто был прав в каждом своем поступке, и не задумываясь поступил бы так еще раз.

— Давайте прогуляемся до моего кабинета, мистер Поттер. Мистер Блэк, мистер Люпин, и вы тоже.

Петтигрю она почему-то частенько обходила стороной, Мерлин знает, почему. Джеймс бросила на Питера, который боялся шелохнуться, чтобы его ни дай Мерлин не заметили, задумчивый взгляд. Это свойство Петтигрю можно было бы как-нибудь использовать. Мальчишки без пререканий последовали за деканом.

— Я все равно победил. — шепнул Джеймс, когда они вошли в замок, склонив голову к Сириусу. — Пять заходов — и все успешные, все время первый.

Блэк усмехнулся и толкнул его локтем в бок. Они ни о чем не жалели. В конце концов, это было действительно весело. Пусть потом МакГонагалл назначила им недельную отработку, а Дейви Гаджен чуть не лишился глаза и до конца года, как пират, ходил с повязкой. Мальчишки остались при своем мнении: оно стоило того.

* * *

Регулус исподлобья посмотрел на сидящего напротив однокурсника и передвинул пешку вперед по шахматной доске. Пешка разочарованно вздохнула, потом сообщила юному Блэку, что он кретин, в шахматы играть не умеет и его неминуемо ждет мат через четыре хода. Противник Регулуса с интересом выслушал монолог пешки, а потом задумчиво уставился на доску, пытаясь просчитать те самые четыре хода, о которых она говорила. Его собственные фигурки наперебой приставали с советами, так что сконцентрироваться было весьма не просто. Регулус усмехнулся. Он когда-то тоже так делал: относился к игре очень серьезно, думал, просчитывал, прислушивался к советам волшебных шахмат… и проигрывал. Постоянно. Потому что по другую сторону доски сидел его старший брат, обладавший талантом, которого Регулус не имел: никогда и никого не слушать, поступать так, как считаешь нужным. Поначалу младший Блэк никак не мог взять в толк, как это вообще возможно в шахматах, где все подчинено строгим законам логики. С точки зрения Рега все было закономерно: ты играешь по правилам и выигрываешь, или нарушаешь их — и проигрываешь. Фигурки в случае жульничества поднимали такой хай, что продолжать играть становилось просто невозможно. Но Сириус никогда не жульничал. Он прекрасно знал правила, держался в их поле… Просто шаблоны, которые Регулус пытался применять в игре с братом, он начисто игнорировал. Ошибался, да, и часто. Но в итоге почему-то с матом на доске разбираться куда чаще приходилось королю Рега. После н-ного проигрыша мальчик задумался и начал наблюдать за братом. Разгадал его тактику… Но Сириус теперь не горел желанием играть с младшим братом в шахматы. Он вообще старался по минимуму с ним пересекаться. Что ж, по крайней мере, у Регулуса были однокурсники.

Барти Крауч был совсем не плох. Тоже тихий, но себе на уме. Регулус иногда наблюдал за ним из любопытства, и все чаще ловил себя на мысли, что понятия не имеет о том, что происходит в голове младшего Крауча. Но они сидели вместе на занятиях, Барти был хорош в зельеварении и охотно давал списывать свои сочинения, а Рег взамен помогал Краучу с трансфигурацией и бытовыми чарами. Однокурсник был ненавязчив, но в то же время, его присутствие помогало Регулусу не чувствовать себя совершенно одиноким в школе. Это было очень важно. А еще Барти не очень хорошо играл в магические шахматы, но ему нравилось пытаться. Игра хорошо убивала время, поэтому Регулус не возражал. Они могли часами занимать шахматную доску в общей гостиной Слизерина с одной единственной партией. По счастью, шахматы не были в этом помещении самым популярным времяпрепровождением, так что мальчикам никто не мешал. Барти совершенствовался в игре, а Рег наблюдал за окружающими. В тот вечер объектом его внимания стал Староста школы, Люциус Малфой, расслаблено расположившийся в кресле неподалеку от их доски со свежим номером «Ежедневного Пророка» в руках. Малфой с интересом читал заметку об исчезновении мелкого министерского чиновника, но внимание Регу он привлек не этим. Люциус тоже наблюдал за ними, с самого начала игры. И это было странно, потому что обычно старшекурсники малышню не замечали.

Барти вздохнул, признавая поражение, и сделал ход конем, предполагая заблокировать важную фигуру Регулуса. Ход предсказуемый и неэффективный, потому что конь через один ход угодил в ловушку, ловко расставленную младшим Блэком, а Крауч потерял фигуру.

— У меня никогда не получится тебя обыграть. — кисло констатировал Барти.

— Ты пытаешься делать это неправильно. — снисходительно заметил Рег. — Ты берешь заученные схемы и пытаешься вписать в них то, что видишь на доске. Подогнать игру под готовый ответ. Так можно выиграть, если играешь с человеком, который действует так же, как ты. Но я играю по-другому. Прими это, и начни смотреть на мои ходы, а не в свои схемы, и дело сразу пойдет на лад.

— Ты постоянно это говоришь.

— А ты постоянно меня не слушаешь.

— Да я слушаю! А толку-то… Где ты научился так играть в шахматы?

Барти уже задавал этот вопрос, и обычно Регулус отшучивался про природный талант, но такой ответ Крауча явно не устраивал. В этот раз что-то толкнуло Блэка сказать правду, хотя бы частично. И улыбаться он сразу перестал.

— Мой брат… Он хорошо играет.

— Тот, что на Гриффиндоре?

Регулус кивнул. Барти понимающе посмотрел на него и не стал развивать тему. Его не удивило, что Рег раньше о нем не говорил. Когда вся твоя семья — потомственные слизеринцы, а старший брат и наследник рода вдруг посылает традицию к черту и оказывается на совсем не том факультете, где его желают видеть, немудрено разочароваться и начать его стыдиться.

— Впрочем, теперь это бывает не часто. — продолжил Рег с досадой в голосе.

Барти посмотрел на него удивленно. Звучало так, будто это паршивая овца семейства Блэков избегала контактов, а не наоборот, как Крауч сперва подумал. Внешний вид Регулуса теорию подтверждал.

— Это обидно. — сказал Барти. — Когда у кого-то важного нет для тебя времени.

Регулус поднял взгляд на однокурсника. Он смотрел пристально, пытаясь понять, не сарказм ли скрывается за словами собеседника. Но Барти выглядел вполне серьезным.

— Кто у тебя?

Вопрос сорвался с языка прежде, чем Рег успел обдумать, уместно ли вообще его задавать. Крауч криво усмехнулся.

— Отец. Раньше мы много времени проводили вместе, но теперь он делает карьеру. Я стал не нужен.

Рег не знал, что на это сказать. Его собственные проблемы с Сириусом не шли в сравнение с ситуацией Барти. Одно дело — брат, даже горячо любимый. Совсем другое — отец. Регулус всегда чувствовал, что он нужен и важен Ориону. И даже представить себе не мог, что бывает иначе. Впрочем, представлять это он не хотел даже пытаться. А Крауч с этим жил…

— Погано. — тихо сказал Рег.

Он сделал ход, понимая, что поставит Краучу мат еще через два. Но Барти за игрой уже не следил совсем. Блэк хорошо знал этот его отсутствующий взгляд, когда Крауч замыкался в себе и начинал думать о чем-то своем. Другим людям в такие моменты не было места в его жизни, он их просто не слышал.

— Ты не прав, Бартемиус.

Голос Люциуса Малфоя прозвучал совершенно неожиданно и вывел Барти из его транса. Оба первогодки с удивлением посмотрели на Старосту, решившего вмешаться в их беседу. Люциус свернул газету, положил ее на подлокотник кресла. Он всегда выглядел как безупречный джентльмен, а глаза у него были настолько светлые, что иногда радужка почти сливалась с белком. Выглядело жутковато, потому Рег не любил смотреть в глаза Люциусу Малфою. Но сейчас почему-то не мог отвести от Старосты взгляд.

— Ты — потомок Чистокровного рода, славного и старого. Ты юн, талантлив, у тебя впереди целая жизнь. Ты сокровище, Бартемиус Крауч. Очень редкое и ценное, пусть сейчас ты сам этого еще не понимаешь. — Люциус изогнул губы в улыбке. — Но ты поймешь, однажды. И ты можешь стать еще сильнее, чем ты есть сейчас, вот увидишь.

Регулус нахмурился, но Барти слушал Малфоя завороженно, как кролик удава. Блэк не любил подобные состояния, поэтому голос его, когда он обратился к Малфою, прозвучал резко, даже с вызовом.

— О чем ты, Староста?

Люциус перевел взгляд своих жутких светлых глаз на Регулуса, и у того по спине побежали мурашки. Он сразу стушевался, и даром что не попросил прощения за свой выпад. Малфой, впрочем, вел себя так, будто ничего из ряда вон выходящего не произошло.

— О том, Регулус, что вы — будущее Магической Британии. И очень важно, чтобы вы помнили о том, кто вы. Есть много способов прожить жизнь. Какие-то из них более достойны Чистокровного волшебника, чем другие. Держите уши и глаза открытыми, тогда однажды они вам откроются.

— Я не понимаю… — тихо сказал Барти, не отводя взгляда от Старосты.

— Поймешь, когда придет время. — улыбнулся Малфой. — В Хогвартсе есть немало людей, способных открыть тебе эти истины. И даже когда я уйду, они останутся. Просто помни о том, что я сегодня тебе сказал. И ты, Регулус, тоже. Сириус и его заблуждения не должны оказывать такого большого влияния на твою жизнь. Ты ценен сам по себе, потому что ты — Чистокровный волшебник из рода Блэков. Уверен, миссис Блэк не раз тебе это говорила. Помни ее слова.

Он поднялся из кресла навстречу вошедшим семикурсникам. Они громко его приветствовали, как если бы Малфой среди них был самым главным. Если подумать, так оно и было. Регулус не раз замечал, что вокруг Старосты собираются другие слизеринцы, и они постоянно что-то между собой обсуждают. Раньше это его не слишком интересовало, а теперь вдруг зацепило. Они с Барти обменялись любопытными взглядами.

— Он сегодня красноречив.

— Думаешь, это правда? — спросил Барти.

Весь его вид кричал о том, как сильно Краучу хотелось, чтобы слова Малфоя были правдивы. Этот мальчик как будто плыл в бурном потоке, и непрестанно искал соломинку, за которую мог бы ухватиться и спастись. Этой соломинкой стал для него Люциус Малфой. Регулус не видел причин лишать Барти его утешения, тем более, что и в его душе слова Малфоя нашли отклик. Родители действительно говорили ему о том, как важно быть Блэком. Он с малых лет это знал. И всегда помнил… Сириус забывал, но не он.

— Да. — сказал Рег, снова оглянувшись на Малфоя. — Да, я думаю, он прав.

Барти просиял. Блэк никогда раньше не видел у него такой улыбки. Это было лицо человека, который снова нашел смысл жизни, тем более нелепо выглядящее, что принадлежало оно одиннадцатилетнему мальчику. Регулус вздохнул и сделал последний ход.

— Тебе мат, Барти.

Крауч равнодушно повалил своего короля, сдаваясь. Шахматы его уже совершенно не интересовали.

— А эти люди, о которых он сказал… Как думаешь, он назовет имена, если попросить?

— Не спросишь — не узнаешь. — ответил Рег.

— Ты прав. Я спрошу у него завтра.

* * *

Андромеда забралась на свою кровать в спальне семикурсниц, продолжая напряженно разглядывать желтый пергаментный конверт у нее в руках. Письмо пришло утром, на нем стояла гербовая печать Блэков, и хотя мать нередко писала ей письма, эта весточка из дома казалась Андромеде зловещей. Письмо было намного тоньше, чем те, что обычно присылала ей Друэлла. Больше походило на извещение, чем на обычное послание из дома. Почему-то это ее напугало. Меда не стала открывать его за завтраком, весь день оно лежало в ее сумке, и только теперь, оказавшись в одиночестве в спальне девочек, Блэк нашла в себе силы снова взять его в руки. Она подбадривала и журила себя за трусость. Наверняка это было самое обычное письмо, а она вокруг него такую драму развернула, что до сих пор не могла прийти в себя. Самое плохое — Нарцисса тоже заметила перемену в ее настроении. Младшая сестра всегда подмечала такие детали, а Андромеде не хотелось, чтобы она переживала. Пальцы девушки коснулись печати, почти сломали ее, когда в дверь комнаты постучали. Андромеда вздрогнула.

— Кто это?

— Меда, это я… — голос Цисси был тихим, но в большой спальне его было слышно очень хорошо.

Удивительная акустика этого места обычно поражала, но сейчас у Андромеды на это просто не было сил.

— Входи, Нарцисса.

Светловолосая девушка в слизеринской форме ступила в помещение.

Все спальни в подземелье Слизерина, равно как и спальни других факультетов, были похожи одна на другую. Комната, в которую вошла Нарцисса, была большой, с высоким потолком, в самом центре которого был огромный круглый стеклянный купол. За куполом плескались зеленые воды горного озера, равно как и за огромными стрельчатыми окнами от пола до потолка, обрамленными тяжелыми изумрудными шторами с серебряной окантовкой. У центрального, самого большого окна стояла зеленая тахта, усыпанная мягкими подушками в цветах факультета — не слишком функциональный, но очень сильно любимый обитательницами предмет роскоши, которых спальни других факультетов были лишены. Из-за воды, толщу которой только в солнечные дни пробивал солнечный свет, в спальне почти непрерывно горели факелы и канделябры с магическими огоньками на тумбочках обитательниц. От них едва ощутимо пахло маслом, но запах был довольно приятен, постоянные же жители подземелий вовсе его не замечали. Потолок поддерживали черные мраморные колонны, которые обвивали искусно вырезанные в камне змеи. Из глаза загадочно блестели в полумраке: свет факелов отражался в изумрудах, которыми они были выложены. Холодную кладку каменных стен скрывали гобелены, изображавшие различные сцены из жизни Салазара Слизерина. Ученики нередко снимали их и заменяли на что-то свое, но в этой комнате школьные гобелены остались нетронутыми. Нарцисса прошла мимо сцены отбора Салазаром первых учеников, мимо квадратной ванны маленького фонтана в середине комнаты (сейчас он не работал и больше походил на нелепый квадрат воды и маленькую черную фигурку в центре), к расположенной у одного из окон просторной кровати под тяжелым изумрудным пологом. Кроватей в этой комнате было четыре, они стояли по две в ряд у противоположных стен. Между ними — тумбочки учениц и сундуки для хранения вещей. В дальнем углу, слева от входа, теперь можно было увидеть большой гардероб. Справа — массивный деревянный письменный стол, за которым студентки делали домашнее задание, прямо напротив большого камина, отапливающего комнату и летом, и зимой: в подземельях всегда было холодно. Эта комната почти полностью повторяла ту, в которой обитала сама Нарцисса, даром, что располагалась западнее.

— Что случилось? — Цисси присела на край кровати сестры, обеспокоенно вглядываясь в ее лицо. — Ты не пришла на ужин…

Ужин… Андромеда совершенно забыла про него, есть не хотелось. Секунду она как будто колебалась, а потом протянула младшей сестре все еще запечатанное письмо. Цисси покрутила его в руках, подняла на Андромеду вопросительный взгляд.

— Это из дома?

— Полагаю…

— Почему ты не хочешь его открыть?

Андромеда пожала плечами, вымученно улыбаясь. Нарцисса посмотрела на нее очень пристально, потом во взгляде мелькнуло понимание.

— Ты не будешь против, если я…

Андромеда кивнула. Цисси встала, подошла к письменному столу и нашла на нем нож для писем. Четким, отточенным движением девушка вскрыла конверт и подошла ближе к камину, где было больше света, чтобы прочесть письмо. Тишина в комнате длилась достаточно долго, чтобы Меда поняла — ее опасения оправдались. Бледное лицо вернувшейся с письмом к кровати Нарциссы только подтвердило то, что Андромеда и так уже знала. Сестра молча протянула ей письмо и села рядом. Слишком близко, пожалуй, но в ту минуту Андромеда не возражала. Откладывать больше было нельзя. Пальцы Меды сомкнулись на сухом пергаменте, взгляд опустился на аккуратный, каллиграфический почерк Сигнуса Блэка.

Первые строки были нейтральны: отец приветствовал ее, интересовался здоровьем и успехами в учебе. Потом он коротко сообщал, что решение о ее дальнейшей судьбе наконец принято, дом Блэков заключил договор о помолвке с домом Яксли. Кассий Яксли был предназначен ей в мужья. Помолвка должна была состояться летом, как только Андромеда закончит Хогвартс и вернется домой.

Девушка уронила руку с письмом на колени, глядя невидящим взглядом прямо перед собой. Состояние напоминало глубокий ступор, она ничего не видела и не слышала вокруг, пытаясь переварить новость. Ничего не получалось. Нарцисса взяла ее руку в свою, переплела пальцы и заставила посмотреть на нее.

— Пожалуйста, скажи мне, что это — правильный выбор. Скажи, что ты согласна.

Она просила невозможного. Кассий Яксли… Что она знала об этом человеке? Он был старше на пять лет, наследник древнего, знатного рода. Высокий, по-своему очень привлекательный, с подвижной мимикой, нагловатой ухмылкой и пронзительным взглядом холодных голубых глаз. Он был таким, каким хотело его видеть общество, их вырастившее. За маской хорошего воспитания совершенно невозможно было понять, каков он на самом деле. Вечный кот в мешке, каким был бы и любой другой. Они были формально знакомы, но едва ли обменялись даже парой фраз. Последний раз Андромеда видела его на свадьбе Беллатрикс. Яксли был в той же группе волшебников, которой держались братья Лестрейнжи. Эта мысль пришлась Андромеде совсем не по сердцу. Девушка закрыла лицо свободной рукой, как если бы у нее вдруг заболела голова, и этот жест сказал Нарциссе больше, чем сотня слов. Девушка крепче сжала руку сестры. Она боялась, что это произойдет. Боялась, но, в то же время, каким-то образом знала, что именно так в итоге и будет.

— Андромеда…

Сестра отвернулась. Хотела спрятать что-то. На руку Нарциссы упало несколько теплых капель. Андромеда плакала. А Нарцисса никак не могла утешить ее.

Цисси сделала вид, что не заметила слез сестры. Она достаточно хорошо знала Андромеду, чтобы понимать: та не хотела, чтобы ее видели в таком состоянии. Фамильная гордость Блэков подобного не позволяла. Меда достаточно быстро взяла себя в руки, только сдавленный голос выдавал ее истинное состояние.

— Цисси, я устала. Мне нужно лечь…

— Конечно.

Она не стала спрашивать, остаться ли ей. Знала, что сейчас ее сестра хочет остаться в одиночестве. Она всегда так делала: замыкалась в себе, пытаясь со всем справиться в одиночку. Сегодня Нарцисса не собиралась позволить ей снова так поступить. Девушка сняла с кровати сестры покрывало, аккуратно его сложила и повесила на спинку кровати. Потом помогла Меде забраться под одеяло и легла поверх него, крепко обняв сестру со спины. Андромеда попыталась глухо рассмеяться, но вышло просто ужасно.

— Цисси, что ты? Все хорошо, я…

— Я просто побуду здесь, пока ты не заснешь, хорошо? Тебе не нужно переживать это в одиночестве, Андромеда. Я люблю тебя. И я тебя не брошу. Никогда.

«Никогда»… Как эфемерно было это слово. Андромеда не стала спорить. Рядом с Цисси ей действительно стало легче, пусть ее маленькая сестренка понятия не имела о мыслях, которые смерчем вились в голове у Меды. Если бы она могла узнать эти мысли, она не стала бы обещать сестре вечную верность. Они лежали молча, каждая погружена в собственные раздумья и переживания. Близкие, и бесконечно далекие. Понадобилось не так много времени, чтобы Андромеда сформулировала для себя, что именно ей сейчас необходимо сделать. Как только мысль оформилась в ее голове, слезы высохли. Она закрыла глаза, позволив сестре поверить, что заснула. Нарцисса ушла не сразу, но это, тем не менее, произошло.

Не слишком честно по отношению к соседкам было запирать дверь спальни, но Блэк сделала это, ни секунды не мешкая. А потом достала из ящика стола чистый пергамент и принялась писать. Был еще один человек, которого послание мистера Блэка касалось самым непосредственным образом, которому необходимо было знать о случившемся. Он, и только он, мог придумать что-то, чтобы ее кошмарная судьба, это нелепое замужество с мужчиной, которого она даже толком не знала, никогда не свершилась. Андромеда писала письмо для Теда Тонкса.