Исход земной цивилизации. Война (гет)

Всякий раз возвращаясь от родителей, Ривка чувствовала себя еще более опустошенной и уставшей, нежели после собраний министров или даже встреч с Нинуртой. Она не могла рассказывать о работе, как и не могла обнадеживать близких ей людей, наблюдающих угасание мира. Мама постарела за последние годы — от волнения, от неизвестности, в которой ее держали. Отец же старался выглядеть бодро, когда Ривка навещала их с Беном или одна. Но больше всех сдавал дедушка, и даже анкийская медицина не могла излечить его, ведь болезни шли от душевного состояния. Ривка же не изменилась внешне, для нее эти семь лет были точно один день. Нибируанские гены еще долгие тысячи лет будут заставлять ее тело выглядеть молодым, но будет ли ее дух так же крепок? Глядя на старение близких, она испытывала удушающее чувство разочарования — разочарования в том, кем она оказалась, и как распорядилась судьба, сделав ее одной крови с богами, уничтожающими все, что было ей так дорого.

Она жила в Бад-Тибира и лишь под покровом ночи пробиралась в Малакат, чтобы нибируанцы не заподозрили, что она использует его в качестве штаб квартиры ордена Шемеш — так прозвали министры их подпольную деятельность, воодушевленные прозвищем, придуманным Беном.

Бен после ужина с ее родителями отправился к Инанне, только кивнув на прощание. Ривка переживала за него, зная, каких сил ему стоит лишь находиться в ее обществе. Их связь затянулась, и Инанна не оставляла попыток завоевать его сердце. Она не могла наиграться со своей игрушкой, а Бен покорно исполнял все ее капризы. Судя по всему, в скором времени ему предстояло и вовсе поселиться в ее апартаментах, ведь слова приказа почти ощутимо витали в воздухе, но Бен, нисколько не опасаясь ее гнева, всячески отдалял этот момент. Он ненавидел ее всей душой и даже срывался на Ривке, хотя понимал, как ей нужны осведомители. Инанна, конечно же, не посвящала его в свои дела, но крупицы информации, что удавалось заполучить, все равно были важными мазками на полотне картины предстоящей баталии.

Нинурта, разгневанный поведением Ривки, не вызывал ее целых три дня, которые она прожила в относительном спокойствии. Однако именно сейчас на дисплее браслета высветился приказ немедленно явиться в его апартаменты.

— Живкович, разворачивайся. Едем в башню Нинурты, — попросила она, когда они уже почти подъехали к ее району, выбранному Ривкой из-за достаточной удаленности от центра города — подальше от бога, ставшего одной из причин гибели Содома и Гоморры.

Ослушаться Ривка не могла, хотя после пары бокалов вина у родителей хотела спать так сильно, что прикорнула на сидении роллс-ройса.

Со стороны могло показаться, что в мире не произошло никаких изменений, ведь Бад-Тибира жил прежней жизнью. Проезжая мимо бара «Пистолет геррра Шнайдера» близ ее дома, она в который раз увидела на веранде шумную компанию анкийцев, они замолчали и вытянулись по струнке ровно, увидев знакомый каждому автомобиль с флажками Анкийского Государства на капоте.

— Госпожа, вы сильно устали, — подъезжая к главному входу в башню, сказал Живкович; в зеркале заднего вида маячил фрагмент его исполненного озабоченностью за Ривку лица. — Может, стоит отменить встречу с Нинуртой?

— Он должен думать, что я всегда примчусь к нему по первому же зову, — сообщила она. — Дрейк, мне нужно, чтобы ты встретился с министром Андерсеном и передал ему, что группа Б должна сегодня штурмовать анкийскую военную базу в Новой Зеландии.

— Госпожа канцлер, группа Б состоит из пятидесяти человек… — сказал Дрейк, понимая, что живыми им оттуда не уйти.

— Дрейк, — мягко перебила Ривка, — на этот раз экстремисты должны уйти…

Подпольные группировки помогали создавать видимость, что анкийцы находятся на стороне нибируанцев и работают на их благо, подавляя людские бандформирования, а также не планируют ничего за их спиной. Отвлекающие манёвры работали на славу. Ривка когда-то порицала одну из крупных держав, тайно спонсирующую исламистскую группировку и теракты во имя выкачивания средств для военных действий из Китая. Теперь она и сама занималась чем-то подобным, но не для наращивания капитала…

Живкович выдохнул и кивнул, и она покинула автомобиль, оказавшись в ведении нибируанских стражников. Сопровождаемая конвоем на самый верхний этаж, где когда-то происходила ее подготовка к соревнованиям за пост канцлера, Ривка думала о том, что все могло бы быть иначе, не стань она канцлером. Светлых воспоминаний соревнования не принесли, разве что впоследствии Ривка стала женой Александра — об этом не было сожалений. Болезненные воспоминания о нем кольнули в сердце. Он содержался в тюрьме на Нибиру, как какой-то преступник, но для Ривки Александр, Мардук был святым… Или за годы в разлуке она идеализировала его, позабыв все его ошибки.

Обыскав гостью с головы до ног, бесстрастные стражи открыли двустворчатые двери в покои своего господина. Нибируанских наложниц внутри не оказалось. Нинурта стоял у восточного панорамного окна, заложив руки за спину и в упор смотрел на гостью. Выражение лица не могло дать подсказки о расположении его духа и о намерениях. Глаза в ярких бликах огня камина сейчас казались насыщенно зелеными, хотя при свете дня меняли оттенки от серого до голубого. Коварство его улыбки только сбивало с толку, ничем не намекая о цели сегодняшнего приглашения. В прошлый раз он рассказывал об Александре вещи столь леденящие кровь, что Ривка никак не могла проассоциировать образ, созданный Нинуртой, со своим горячо любимым мужем. Но, по правде говоря, она понимала, что просто привыкла закрывать глаза на его прошлое. Те кровавые жертвы четырехтысячелетней давности беспокоили ее куда меньше, чем смерти невинных людей из-за собственных интриг и подстрекательства. Но для отвода глаз это было просто необходимо…

— Ты выглядишь так, будто не спала несколько дней, — довольно миролюбиво заметил Нинурта, указав на гостевую софу и вручив ей бокал вина. — Слышал, ты навещала сегодня земных родителей. До сих пор не могу поверить, что в Бад-Тибира находятся люди. Но, главное, почему это позволяю я?

— Ваше Высочество, зачем вы вызвали меня в столь поздний час? — она опустилась на софу, и Нинурта тут же оказался рядом; иногда Ривка думала, что он, точно Инанна, пытающаяся завладеть сердцем Бена, пытается сделать Ривку своей, и одна лишь мысль об этом пугала.

— Ребекка, Мардук скоро вернется на Землю…

Сердце ее тотчас бешено забилось, в ушах загудела кровь, и следующие слова Нинурты она просто пропустила, однако, привычно сохраняя равнодушие, не показала несобранности.

— В качестве кого? — спросила она как можно более спокойно, упустив тот момент, когда позволила Нинурте придвинуться ближе и коснуться ее скулы ладонью.

— Он станет не более чем напоминанием о том, что ждет вас обоих, если ты посмеешь ослушаться. Пей, дитя, кажется, это не первый твой бокал вина за сегодня, — он буквально влил в нее приторный до омерзения портвейн.

Ривка, едва не подавившись вином, изобразила подлинное непонимание, сразу же закрыв мысли о повстанцах непримечательным для Нинурты ожиданием встречи с мужем, что было довольно просто, учитывая, что именно этого от нее ждали, как ждали и волны отвращения, вызванной его прикосновениям. Нет, Нинурта не мог знать о заговоре за его спиной, он просто хотел убедиться в том, что она не посмеет пойти против него, поэтому собирался привезти на Землю свой главный козырь.

— Его срок на Нибиру закончен? — спросила она, почему-то думая, что семи лет для амнистии пятисоттысячелетнего бога недостаточно.

— Нет, дитя, — он посмел коснуться шеи вмиг окаменевшей Ривки губами, — его срок будет продлен здесь в качестве слуги Инанны. Это подарок Энлиля любимой внучке, желающей поквитаться с ним за смерть Думузи.

— Господь Всемогущий! — воскликнула Ривка, никогда прежде вслух не говоря о боге из-за еврейского воспитания; вопиющая несправедливость, ведь именно Инанна стала причиной гибели несчастного, влюбленного в нее дурака Думузи. — Это ли не худшее из наказаний!

Нинурта засмеялся, прекрасно зная, что Мардуку придется туго. Будучи земным господином, он внезапно станет слугой той, из-за которой его жизнь пошла наперекосяк, из-за которой он лишился египетского трона, был отлучен от семьи и сослан в далекие земли нынешней Южной Америки.

— Пожалуй, ты права, тюрьма Гахги-Габгаз* не так страшна, как злость Инанны. Но не бойся, она не убьет его. Мардук — нибируанец, пускай он и преступник, но его оберегает закон о неприкосновенности царской семьи. Его смерть может наступить только по решению совета. Совет Нибиру посчитал, что часть его наказания должна быть связана именно со смертью Думузи — женихом Инанны, безвременно почившим от руки моего кузена.

Ривка знала, что Инанна может забить Александра до полусмерти кнутом или использовать на нем иные пытки, которые не приведут к гибели, но нанесут серьезный телесный урон. Бен рассказывал о развлечениях богини-маньячки.

— Как печально, ты находишься в моих руках, а Мардук будет находиться в руках Инанны, — Нинурта понижал голос до шепота, но Ривка не слушала, она была слишком занята мыслями о чудовищной судьбе мужа, пока пальцы ненавистного бога исследовали ее шею, ключицу и декольте, но не касались груди. — Прошло уже семь лет, а я так и не притронулся к тебе. Я не из тех, кто торопится, правда? — но внезапно вторая его рука окрепла на ее талии

Ривка лишь закрыла глаза, ощущая подлинное отвращение еще и из-за осознания того, что ее лапает биологический отец.

— Почему ты так враждебно настроена ко мне? — его забавляли ее эмоции, бившие через край и настолько заметные, что ему не составило особых усилий уловить их фон. — Не я причина пленения Мардука, и я никогда не обижал тебя, ведь так? Более того, насколько мне известно, именно мой анкийский клан позволил тебе встать на должность канцлера — тебе, совсем еще ребенку, выросшему среди людей. Какая стремительная карьера! И за что же ты так ненавидишь меня? Я твой благодетель, а ты даже отблагодарить меня не можешь?

Он буквально скрутил ее, усадив на колени спиной к себе и угрожающе схватил за горло, чувствуя ее напряжение. Узкий черный форменный пиджак не позволил ему просунуть руку под ее выпущенную из брюк рубашку.

— Насколько сильно вам нужно мое общество, что вы готовы терпеть мое отвращение? — бросила Ривка и тут же почувствовала, как крепче сжались на ее горле пальцы.

— Я хочу взять тебя прямо сейчас, — он стянул с ее плеч пиджак и вопреки ожиданиям аккуратно опрокинул Ривку на софу, развернув к себе лицом и навалившись на неё. — И я устал ждать. Я — наследник Энлиля, будущий царь Нибиру, и ни одна женщина не смеет отказывать мне!

— Так делайте, что хотите, мой господин, и закончим с этой вашей слабостью к жене ненавистного кузена, — небрежно бросила она, ведь подобные сцены происходили довольно часто, но Нинурта никогда не продолжал, понимая, что она будет лежать бревном под ним, что его в корне не устраивало.

Но внезапно картинка перед глазами стала двоиться, Ривка только успела тяжело вдохнуть, осознав, что в предложенное вино было что-то подмешано.

— Как низко… — бессвязно пробормотала она, чувствуя, что на смену потери контроля над координацией и зрением приходит странное разливающееся внутри чувство тепла; лицо будто бы обожгло сухим горячим порывом ветра пустыни.

— Тише, дорогая, скоро тебе станет еще лучше, — Нинурта стал расстегивать пуговицы ее рубашки, и когда ему это надоело, он просто вырвал остальные с корнем, дернув край ткани в сторону. — Совершенство… — он оглядел ее небольшую упругую грудь, не облаченную в бюстгальтер, и заключил ее в в ладони.

Когда взгляд Ривки расфокусировался, она засучила ногами, не в силах сдерживать скручивающиеся в спираль под действием наркотиков мышцы. Она попыталась произнести хоть слово, но с губ ее сорвалось только невнятное блеянье, словно она была младенцем, пытавшимся что-то сказать, но не знающим языка. Нинурта поднял ее на руки, чтобы отнести в спальню, а Ривка, точно сумасшедшая, гладила сверкающие в пламени камина золотые одежды наследника престола Нибиру, поддаваясь странному сну, где ее ладони стали настолько чувствительными, что с губ сорвался бесконтрольный стон.

Нинурта уложил ее в постель и избавил от форменных сапог и узких штанов. Ривка едва держала глаза открытыми, но видела обнаженное тело нибируанского бога, его блестящие, словно намасленные мускулы груди и рук. Может, изможденный наркотиком разум видел все иначе. Нинурта будто бы источал золотое сияние, а всё остальное подернулось дымкой и стало мутным, серым и скучным. Ривка видела только его — совершенного мужчину, господина, готовая исполнять любые его приказы. Улыбка, озарившая ее лицо, вызвала ответную. Словно умирая от жажды, она потянулась за его шероховатой ладонью, желая вдохнуть запах кожи, в ее воображении казавшийся ароматом лаванды, которым она не могла надышаться. Где-то в глубине подсознания все же появлялся маячок здравомыслия, кричащий о том, что происходящее неправильно, что она не должна так легко поддаваться на его манипуляции. Но тело требовало иного. Ноги против воли обвились вокруг крепкого мужского торса, и она приподнялась за долгожданным поцелуем. Его губы оказались болезненно требовательными, а руки — сильными, грубыми, сжимающими её бедра в тиски. Нинурта усадил её на себя, войдя резко и глубоко; он зарычал от удовольствия, словно лев, наслаждающийся мгновением смерти столь желанной жертвы. Без сомнения, его страсть была лишь желанием досадить наконец-то попавшей в его власть неприступной женщине, способной ответить на его ласки только под влиянием наркотиков. Он поддерживал ее голову, потому что Ривка была не в силах держать ее самостоятельно. Ривка не была безвольной, она двигалась на нём, не сбавляя ритма, и Нинурта только гортанно, низко стонал и гримасничал, едва сдерживая нарастающее возбуждение.

Он резко опрокинул Ривку на спину, остановив у самой разрядки. Повременив, прежде чем продолжить, он покрыл ее живот поцелуями, вызывая тихие стоны. Налет грубости и желания обладать будто бы спал с него, и Нинурта теперь стал двигаться медленно, оттягивая финал.

— Тебе хорошо со мной? — шептал он на ухо, получая в ответ лишь бессвязное бормотание. — Неужели ты можешь выбрать преступника и сына бастарда взамен наследнику трона?

Его пальцы, точно обжигая огнем, приближали и ее к оргазму — яркому, необъяснимому, болезненному для обоих, так как мышцы Ривки сокращались слишком крепко, мучительно сладко, принося боль и наслаждение обезумевшему разуму.

Наркотический дурман спал с последним стоном, словно по волшебству, оставив лишь легкое головокружение и осознание того, что Нинурта все же воспользовался властью над ней. Он устало и сыто развалился на простынях, подтянув к себе резко побледневшую Ривку. Она постаралась взять себя в руки, понимая, что ее цели гораздо выше испытанного унижения, однако чувствовала себя отвратительно.

* * *

Ривка проснулась в одиночестве, все еще ощущая непривычный запах мужчины, которого она ненавидела всей душой. Камин не горел, а за окном светило яркое утреннее солнце. Не было ни единого дня, чтобы Ривка презирала себя сильнее, чем сейчас. Оттягивая момент близости с Нинуртой, она обязана была рано или поздно дать ему то, что он хотел. Вместо того, чтобы встать, одеться и уйти, она накрылась с головой отвратительной на ощупь шелковой простынёй. Нужно было найти в себе силы держаться, но Ривка не могла пошевелиться, замерла, словно изваяние, расфокусированным взглядом глядя сквозь пространство. В отсутствии Нинурты она могла позволить себе слезы, такую недолгую слабость, однако когда дверь открылась, притворилась спящей, незаметно смахнув слезу из уголка глаза.

Когда ладонь Нинурты коснулась ее скулы, призывая к пробуждению, она едва сдержала желание, чтобы ударить его наотмашь по лицу. Нибируанцы не знали законов, кроме собственных, и царские особы имели право брать все, что захотят. Ривка распахнула глаза, не в силах больше выдерживать пытку его прикосновений.

— Просыпайся, Ребекка, у нас гости, — прошептал он, коснувшись мягким поцелуем ее виска, и она на миг сощурилась, не понимая, кто мог прийти в его покои в столь ранний час.

Он отстранился, и взгляд её не сразу нашел незнакомого изможденного мужчину в изношенной одежде из мешковины, длинными до пояса грязными спутанными лохмами и такой же длины неровной бородой.

— Вы бы его хоть отмыли, прежде чем тащить сюда, — Нинурта сморщился от зловония, ощущаемого даже в другом конце комнаты.

— Будет сделано, Ваше Высочество, — на одной ноте ответил один из стражей, направивших в сторону, несомненно, пленника лазерное оружие. — На колени перед наследником Нибиру! — рявкнул он и грубо толкнул оборванца в наручниках на пол.

Ривка, приняв сидячее положение, подтянула простынь, ощутив волну ужаса, когда потихоньку до нее стал доходить очевидный факт того, что перед ней находится Александр в таком плачевном состоянии, что ей хотелось взвыть от ужаса.

— Ал… — но Ривка потеряла дар речи, словно выключили звук ее голоса; Нинурта воспользовался своими способностями, чтобы заткнуть ее и обездвижить.

— Посмотри на нас, Мардук! Подними взгляд, — приказал он. — Твоя красивая жена оказалась еще и умной, избрав путь наложницы, а не рабыни. Посмотри, как она прекрасна, и как хорошо жила все эти годы!

Александр, словно умалишенный, скреб грязными почерневшими ногтями пол, словно пытаясь собрать с него утекающую сквозь пальцы воду, но не смел поднять голову, понимая, что увидит. И когда он все же это сделал, сердце Ривки дрогнуло и рассыпалось на тысячи осколков от сковавшей ее жалости. Нинурта с насмешкой и высокомерием смотрел на кузена, в чьих тонких, грязных до черноты руках — словно кости обтянули жвачкой — и исхудавшем лице с ввалившимися щеками едва ли узнавался прежний Великий Анкиа — мудрец и властитель Земли.

Семь долгих лет Ривка не видела своего мужа, семь долгих лет засыпала в холодной постели. Но ее постель и вполовину не была так холодна, как чудовищные тяготы, что легли на плечи не заслужившего такой участи Александра. Она хорошо питалась и в особенно одинокие ночи падала в объятия Бена, жалуясь на жестокость судьбы. А Александр… Для него эти семь бесконечных лет были полны страданий, голода и одиночества. Ривка знала, что он был заточен в глубокой каменной яме всего лишь десяти метров в квадрате — это рассказал ей Нинурта еще несколько лет назад. Но узреть воочию, что сделали с ним эти годы, оказалось невыносимо.

И она, обнаженная, находилась в постели его ненавистного кузена. Единственной целью появления Мардука в этой комнате было сломать его, раздавить, точно сапог — таракана, окончательно уничтожив его волю к жизни. В его глазах — единственным, что оставалось неизменным — будто бы не проступало узнавания. Он смотрел на ошеломленную и готовую упасть в обморок Ривку прямо, но равнодушно. Быть может, годы заточения свели его с ума, и разуму его потребуется много времени, чтобы прийти в норму. Казалось, он не понимает, что видит перед собой, но Ривка знала этот тяжелый взгляд, читала даже сквозь очевидное безумие.

Нинурта никак не мог ожидать, что боль его ночной любовницы окажется намного сильнее его воздействия, нейтрализовавшегося всплеском эмоций Ривки, едва обретшей силы двигаться и ринувшейся в чем мать родила к пленнику, обхватив его за плечи, глядя прямо в глаза. Александр, точно каменный, не двигался, не мог расслабиться в ее руках, лишь только смотрел на свою жену.

— Отпусти меня, — выплюнул он, пахнув на нее зловонным дыханием, но Ривка попыталась прижать его к себе.

— Нет, Александр…

— Стража, уведите зверя к Инанне, пусть сама приводит в порядок своего пленника, — с отвращением бросил Нинурта, подойдя ближе и морща нос.

Он больно схватил Ривку за ключицу и поднял на ноги.

— Зверя… — лишь сорвалось с ее губ.

— Не смей возвращаться в мою постель, дорогая, пока не смоешь с себя этот запах.

Александра увели, подталкивая вперед дулами лазерных ружей, и Ривка смотрела на его отдаляющийся силуэт, ощущая себя обманутой. Она резко развернулась к Нинурте и толкнула его, не в силах больше сдерживать эмоции.

— Ты, самодовольный ублюдок, в этом и был твой план? Унизить моего мужа еще сильнее? Он едва похож на себя после заточения, а ты решил его добить? — она отталкивала его, а он только смеялся, не отбиваясь от ее рук. — Или ты решил унизить меня таким образом? Ты и так делаешь со мной все, что хочешь! Неужели в тебе нет ни капли гуманности?

— Гуманность? Разве это не определение, свойственное людям? — он все же перехватил ее руки и, подняв и взвалив в на плечи, понес в ванную, чтобы охладить под ледяным душем. Вскоре, как только она успокоилась, продрогнув до костей, он залез к ней, включив теплую воду.

— И ты думаешь, я буду с тобой спать и впредь? — рявкнула она, попытавшись его ударить.

— Будешь, и еще как! — вовсе не раздражаясь из-за ее поведения, обронил он. — И, возможно, участь твоего мужа не будет такой уж ужасной, — он грубо развернул ее лицом к стене, собираясь в очередной раз самоутвердиться. — Мне казалось, тебе вчера понравилось, но сегодня я вновь чувствую твое отвращение, и оно снова подкрепляет мой интерес.

— Ублюдок… — лишь проскрежетала Ривка, снова почувствовав его в себе.

— Я — законный по крови наследный принц Нибиру, а ублюдок — твой муж, рожденный от такого же убюдка, которому достался титул принца только из-за бесхарактерности Ану, влюбленного в его наложницу-мать.

— Краткий урок нибируанской истории? — Ривка, тяжело дыша, расхохоталась, а он, зарычав от гнева, натянул ее волосы, заставив выгнуться.

 — Нравится грубость? Я могу относиться к тебе, как к рабыне, а могу быть тем, чего ты заслуживаешь. Но ты должна понять, что не быть тебе более с Мардуком… Я предложу тебе лучшую жизнь.

— Стать наложницей такого, как ты?

— Ты уже моя, Ребекка, — он больно сжал её грудь, двигаясь глубоко и резко, так, что ее локти с силой впечатывались в кафель стены. — И ты будешь моей до тех пор, пока не надоешь мне…

С гортанным рыком он остановился, вздрагивая всем телом, а она, игнорируя грубость, лишь видела перед глазами лицо изможденного мужа, которого ждет еще более ужасная участь в лапах твари с таким же, как у нее, лицом. По щекам Ривки текли слёзы, казавшиеся совсем незаметными из-за воды, стекающей по лицу.

Нинурта оставил ее одну, спустившуюся на пол, униженную и раздавленную. Именно этого он добивался; даже не ненависти Мардука, с чьей женой он теперь спал, а ее тотального поражения после семи лет равнодушия.

Собрав остатки гордости, Ривка смогла выйти из этой вопиюще и безобразно дорого обставленной ванной комнаты, размером с ее довольно большую спальню в Малакате. На постели уже дожидалась ее выглаженная и выстиранная форма, которую принесли слуги. С ненавистью и остервенением натягивая брюки на влажные ноги, Ривка думала лишь о том, как сладка будет ее месть Нинурте, и что она лично перережет ему глотку, невзирая даже на то, что это право принадлежало Александру.

Она покинула спальню, завязав волосы в небрежный пучок. Слезы высохли, сила воли вновь переборола уныние, даже невзирая на то сколько боли принес ей вид мужа. Казалось, что он выглядел даже хуже пленника концентрационного лагеря во времена холокоста. Ни жив, ни мертв, сломлен и истощен. А каким чудовищным метаморфозам могло подвергнуться его сознание, и есть ли шанс излечить его душевную травму?

Из тронного зала, как Нинурта называл свой кабинет, доносились голоса — мужской и женский. Инанна, держа в руках бокал вина, одетая, как всегда, в одно из своих платьев, напоминавших наряды египетских женщин, восседала в кресле и смеялась, по-видимому, отмечая столь долгожданный подарок Энлиля, решившего, что ужасов тюрьмы для Мардука недостаточно.

— Стало быть, ты отдалась моему дяде, так, Ребекка? — Инанну забавлял внешний вид Ривки — мокрые волосы, ни грамма косметики.

Ривка, поднеся браслет к губам, набрала нужную команду и приказала:

— Живкович, подайте машину к башне Нинурты, — равнодушно и обыденно приказала она и только тогда посмотрела на Инанну. — Доброе утро, Ваша Светлость, пьете с самого утра? Что вы делаете здесь, когда ваш подарок дожидается у вас в покоях? — саркастично бросила Ривка, подарив той испепеляющий взгляд. — Или брезгуете находится подле своего пленника, пока его не приведут в должный вид? А может, решили посмаковать это вблизи меня, чтобы удовлетворить свою темную душу? Если она у вас, конечно, есть…

— Как ты смеешь? — тут же раздраженно бросила та и, резко поднявшись, выплеснула вино прямо в лицо Ривке, вызвав лишь самодовольную улыбку. — Ты совсем потеряла страх, маленькая сука? Нинурта, немедленно прикажи выпороть ее!

Но тот молчаливо наблюдал за двумя девушками, которые находились на грани безумия — одна уже долгие тысячелетия, вторая, не боясь, переступала эту черту лишь сейчас. Он смотрел в упор на Ривку, и в глазах его неожиданно загорелось одобрение, следом — улыбка одними уголками губ. Он сидел в своем привычном кресле, наблюдая за ними, точно за макаками в вольере, и ожидал, когда же они сделают что-то воистину глупое.

— Ваша Светлость, я на сегодня свободна? — учтиво склонив голову, спросила Ривка, игнорируя гнев и просьбу Инанны.

Она утерла лицо рукавом пиджака.

— Подойди сюда, Ребекка, — властно приказал он, и когда она подчинилась, он обнял ее и притянул к себе для страстного и долгого поцелуя, словно и не было того жестокого обращения десятью минутами ранее. — Будь осторожна, дорогая… — отпустил он ее, последний раз проведя пальцами по щеке.

Испускающая пламя из ноздрей Инанна не посмеет тронуть Ривку, так как та принадлежит наследнику престола. Однако теперь достанется ее мужу. Вот только иного выхода нет. Нельзя показывать слабость перед этой тварью, иначе будет еще хуже. Ривка становилась жестокой от безысходности, понимая, что за её своенравие Мардук получит не один дополнительный удар кнутом. Нинурта был прав, тюрьма не так страшна, как плен этой сумасшедшей маньячки.

Выйдя за дверь с высоко поднятой головой, Ривка улыбалась, будто одержала некую победу. Наверное, то было подступающее безумие. Она даже подавила усмешку, вспомнив лицо разгневанной Инанны, но стоило ей сесть в машину, как налет необъяснимого веселья схлынул, вернув на место намного более уместные эмоции.

— Домой… — лишь только с трудом проговорила она, сев в машину, и Живкович тронулся с места, а она горько зарыдала, забравшись на сидение с ногами и обняв коленки.

Ривка знала, что сегодня много дел, но не могла успокоиться, рыдая навзрыд от бессилия и агонии боли из-за постоянно встающего перед глазами лица Александра. Она думала над тем, чтобы наложить на себя руки — подавленная, злая, уставшая, она должна залечивать раны мужа, но вместо этого оказалась во власти его отвратительного кузена, использовавшего их обоих, чтобы потешить свою черную душу. Живкович остановился на подземной парковке высотки, в которой жила Ривка, но не вышел из машины, чтобы открыть дверь, так как госпожа все еще рыдала на сидении авто, а он ничем не мог помочь. Он прекрасно понимал, чем могла закончиться ночь, проведенная в башне Нинурты, и только ждал, пока истерика утихнет, позволив Ривке взять себя в руки. Она всегда брала себя в руки, потому что была сильной женщиной, верной своим идеалам, понимающей, что в этом мире от нее зависит слишком многое, чтобы позволить себе раскисать.

— Александр в Бад-Тибира… — всхлипывая, выдавила она, не в силах даже открыть застланных слезами глаз.

Живкович резко обернулся с переднего сидения.

— Великий Анкиа на Земле? Госпожа, где он сейчас? — возбужденно спросил он, не в силах сдержать радости от того, что господин хотя бы жив.

— Отныне он узник Инанны, — пробормотала Ривка, но Живковичу удалось уловить смысл ее слов. — И, Дрейк, он не похож на себя. Он слаб, истощен и похож на немощного голодного старика. В его глазах было безумие… Быть может… Он и вовсе не узнал меня.

Глаза Живковича наполнились ужасом. Он был на все сто процентов лоялен Великому Анкиа, несмотря на принадлежность к клану Нинурты. Но сейчас его жалость адресовалась вовсе не Александру, а покинутой, забывшейся в своем горе женщине, которую, возможно, смогли сломать за сегодняшнюю ночь.

— Вы должны быть сильной, госпожа. Вы нужны мне и другим анкийцам. Вы нужны людям. Без вас все мы пропадем, — уверенно, отделяя каждое слово, сказал он. — Если вы дадите слабину, у нас не останется надежды.

Она посмотрела на него красными, опухшими глазами.

— Но кто даст надежду мне, Дрейк?..

* * *

Гах-ги габ-газ — шумерская лексика — обитель убийц