Тео. Теодор. Мистер Нотт (джен)

Силы покинули его. Голова гудела, и каждый удар сердца отдавался пульсом в висках, болезненным до хрипоты. От сажи и копоти першило во рту, кожа саднила, раны на лице неприятно щипали, а затылок пульсировал — и эта пульсация шла в антитакт пульсу в висках, довершая это разбитое состояние.

Теодор осел прямо там, на чудом целой зачарованной черепице, покрывавшей навесом галерею по периметру внутреннего дворика перед вратной куртиной замка Хогвартс, Школы Чародейства и Волшебства Магической Британии. Лучшей в Европе по некоторому мнению.

«Надо только… немного… отдохнуть», — прошептал он себе же под нос, прикрывая глаза и облокачиваясь на холодные камни замка спиной. Он вдохнул и выдохнул, и шум в ушах начал затихать, сменяясь шумом людей снизу.

Плачем. Криками горя. Восклицаниями боли. Радостными воплями.

— Мы победили! — крикнули в унисон вдруг два голоса, вызвав у Теодора болезненную гримасу. Он возжелал, чтобы они не шумели, но его желания, кажется, были совсем не интересны близнецам Уизли.

— Тот, кого нельзя называть, исчез! Ура, друзья! — присоединился к ним торжествующий голос декана Слагхорна.

Ликование там, снизу, на несколько мигов вытеснило все прочие звуки.

— Остановитесь, друзья! — воззвал вдруг другой голос. Кингсли Шеклболта, чернокожего колдуна, что многие месяцы был одним из лидеров сопротивления. Ордена Феникса. Теодор не думал останавливаться, пытаясь справиться с болью, хоть как-то отпустить её, расслабиться, чтобы найти силы встать и спуститься вниз. Но если бы те, кто шумел внизу, остановились бы, он был бы только за.

— Сегодня мы победили, — продолжил Кингсли, усиливший голос Сонорусом. — Волдеморт, — послышались сдавленные вскрики ужаса, — да, я не боюсь назвать его всуе, Волдеморт исчез. Его тела нет здесь, в Хогвартсе, но вместе с ним пропали и его Тёмные метки — вот, взгляните, уж у этого ублюдка она была.

Вновь возгласы. Теодор сжал зубы в раздражении от шума, и тут же пожалел об этом.

— Это — победа. Сегодня настал тот день, который все мы приближали, как могли. В лесах Шервуда и Ноттингема, в катакомбах Уэссекса, в горах Шотландии и холмах Уэльса. Мы сражались здесь, у нашего главного оплота, Хогвартса, и понесли потери. Мы никогда не забудем павших.

Раздался треск, как будто кто-то выпустил искры из кончика палочки. Треск повторился вновь и вновь, и Нотт, приоткрыв левый глаз, как бы ни было это тяжело, увидел сотни искр разных цветов, цветов Домов Хогвартса, в воздухе.

— Их жизни были отданы за нашу свободу. Вашу и нашу свободу. Свободу от рабского клеймо, от преследований за инакомыслие, от стремлений к мести. И Магическая Британия не забудет ту страшную рану, что нанесло правление Волдеморта и его грязной шайки. Это говорю вам я, Кингсли Шеклболт. Как лидер Ордена Феникса, как тот, кто сражался с ним две войны, как новый Министр Магии.

Слова Кингсли были встречены настороженными аплодисментами.

— Нас ожидают реформы. Я обещаю, мы сделаем всё, чтобы не допустить повторения событий этого века, чтобы устремить нас к процветанию. Как завещал директор Дамблдор, и как решим мы сами.

Волей-неволей Теодор вслушивался в слова Кингсли, и последние фразы вызвали у него возмущение. Жгучее возмущение. Директор Дамблдор, и Тео знал это наверняка, завещал нести Бремя Белого Человека, воспетое Киплингом, по всей Земле, поднимать уровень магглов, чтобы они могли принять магов. Ему вдруг пришло в голову, что Тёмный лорд шёл этим же путём: если магглы бы исчезли, они были бы как раз на том уровне, чтобы принять существование магического мира.

«И это же говорил Гриндевальд», — осенило его вдруг. Паззл в его голове сложился со щелчком: Геллерт Гриндевальд и Альбус Дамблдор действительно были ближе, чем хотелось бы многим.

Как ни странно, пролетевшие кавалькадой мысли чуть ослабили боль и неприятные ощущения. Теодор даже собрался с силами и оттолкнулся от стенки. Чудом удерживая равновесие, он на карачках пополз к краю черепицы, туда, где воспарил на камне — сам не помня, как.

— Сейчас… позаботьтесь о раненых. Почтите память павших. Мне нужны добровольцы, мне нужны ваши палочки. В Лондоне остались те, кто творил бесчинства против нас с вами — и мы должны их задержать, пока они не воспользовались шансом, этими так некстати исчезшими метками.

Зашуршали мантии. Кто-то поспешил вперёд, стуча каблуками по каменным ступеням, истерзанным кровью и проклятьями прошедшей битвы. Голос Кингсли скрылся в отдалении, а Тео дополз до края черепицы, взглянул вниз — и потерял равновесие, кубарем скатившись.

* * *

— Только ты, Нотт, мог так нелепо грохнуться, — проворчал Дин. Ему было значительно легче. Чья-то рука — Теодор понадеялся, что это была Джинни, — влила ему в рот воду с тем самым специфическим вкусом, что он уже испытывал. С малой дозой зелья Эдуарда Принца, заживлявшего всё без остатка.

Несколько мгновений спустя сил стало гораздо больше. Теодор открыл глаза и рывком сел, тут же закашлявшись.

Увы, рука, что помогала ему, принадлежала Дину. У него недоставало половины волос на голове, а футболка, уже чистая, со следами магии, всё равно была лишена рукава.

— Спа-кх-сибо, Дин, — проникновенно сказал Теодор. Они были в Трапезном зале, и вокруг было гораздо больше тех, кто уже не был ранен. Оглядевшись, он понял, что не видит никого из Уизли. — Где Джинни?

— Ты ведь тоже был там, во дворике, когда Гарри стал Фениксом, — Дин отвёл глаза. — Я слышал, что ты колдовал Адское пламя.

— При чём здесь это? Джинни ведь не было там…

— Сука Лестрейндж убила её старшего брата.

«О, проклятье», — понял вдруг всё Нотт. Молли словно снова закричала в его голове, будто раненая банши, со всей яростью атаковав бешенную Лестрейндж.

— Где они?

— Я не знаю, честно, но все тела унесли к Залу Наград…

Теодор вскочил, даже не удосужившись проверить, как он выглядит, и устремился со всей возможной прытью к выходу.

Глаза цепляли тут и там раненых знакомых и товарищей.

Гвеног левитировала несколько фиалов в сторону обгоревших людей в обрывках квиддичной формы.

Оттербёрн рассказывал что-то Митчеллу.

Кристофер Флак и Маркус Белби помогали врачевать раны молодому Шафику.

Макгонагалл со скорбным видом кивала словам незнакомой колдуньи.

Кто-то из студентов радовался и улыбался.

Кто-то был глубоко несчастен.

Теодор ловил на себе их взгляды.

Кто-то радовался и улыбался ему.

Другие безучастно смотрели сквозь.

Третьи хмурились.

И от их взглядов ему было неуютно.

Наконец, Трапезный зал остался позади, и, преодолев холл, уже очищенный от крови и мусора, но сохранивший повсеместно следы магии, наполненный эманациями боли, смерти, ярости и агонии, в два коридора достиг другого холла. Перед Залом Наград.

Там было не менее людно.

На наколдованных скамьях сидели те, кто уже причастился к горю.

Молодые и старые маги. Женщины и мужчины. Потерявшие смысл жизни и лишившиеся частей себя.

Теодору стало жутко.

Преодолев себя, он юркнул внутрь. Под купол чар беззвучия. В зал, заполненный рядами тел, прикрытых саваном, где тут и там стояли те, кто ещё не простился.

Он чуть не налетел на профессора. Филиус Флитвик поднял на него взгляд, полный вселенской печали.

— Мистер Нотт, — негромко проговорил он, едва слышно из-за звуков стенаний, проклятий и плача. В этой какофонии громко звучал хриплый от надсадного плача голос Молли. — Вы целы.

В этих словах, в этой констатации факта, Теодору послышался упрёк. Упрёк в том, что он был, и он был цел, в то время как этот зал был полон тех, кто погиб. Этот упрёк навис на нём, надавил вдруг тяжёлой ношей на его плечи, и даже заставил на полшага отступить и забыть на миг, как дышать.

— Двадцать восемь студентов, — продолжил тихо декан Райвенкло. — Это те, кто выбрал сражаться. Они выбрали это сами, но вы лучше меня знаете, кто поставил их перед таким выбором.

— Вы… не говорите, что вы бы лучше отдали их Макнейру, — пробормотал Теодор.

— У всего есть цена, мистер Нотт, — согласился вдруг с ним Флитвик. — Я сочувствую вам. Цена, заплаченная их жизнями — то, что будет всегда вашей тенью. Мистер Шеттигар больше никогда не сможет играть с котятами, а мистер Криви — снимать его на колдокамеру. Вспомните об этом, Теодор, когда заиграетесь в политику в следующий раз.

Флитвик обошёл его, оставив с ещё большим грузом на плечах.

— Да, и… — Теодор полуобернулся к полугоблину. — Диадема. Вы помните?

— Мой эльф занесёт её вам, — полушёпотом ответил юноша. Не дожидаясь ответа Флитвика, он пошёл вперёд, будто бы пытаясь избавиться от этого наваждения, этой картины, что нарисовали слова коротышки.

Семья Уизли стояла вокруг своего покойника. Все из них, кто только был в замке. Руперт, Артур, Молли, Персиваль, Фредерик и Джордж, Рональд и Джинерва.

Теодор подошёл к ним сзади. Он не знал, зачем пришёл, и понял это лишь в тот миг, когда до них остался один лишь шаг. Рыдания Молли утихли. Она прижималась к своему мужу, сотрясаемая всхлипываниями, и неестественно прямые спины её сыновей выражали ей поддержку.

Он так и стоял бы в нерешительности, если бы Рональд не утёр глаза платком, который достал из своего заднего кармана.

— Теодор, — негромко гнусаво поприветствовал его сокурсник. «Сокурсник ли», — задумался на миг Нотт, но отогнал мысль от себя.

— Мне очень жаль, — прошептал тот вместо приветствия в ответ. — Мне очень жаль…

Все Уизли обратили на него внимание, и от его слов Молли зашлась рыданиями вновь.

Он не мог даже представить, каково было ей видеть гибель своего сына. Близнецы расступились, и он сделал шаг вперёд, как будто бы приглашённый разделить с семьёй Уизли их трагедию. Уильям — не Биллиус — лежал в белом саване, и лишь его лицо, рассечённой скулой и мертвецки-бледной кожей торчало из-под ткани. Волосы мужчины были слипшимися от крови, ухо, в котором раньше висела серьга, было раздорано, а на губах виднелись следы кровавых пузырей.

Нотт вспомнил, как ещё совсем недавно он и Уильям вместе обсуждали то, как важна семья. Как строился семейный бизнес в магической Британии. Как на его свадьбе он едва не столкнулся с проклятым Шизоглазом, а потом смело бросился в бой против Пожирателей. Как минувшей зимой его дом стал местом празднования Рождества, а потом — местом встречи с Рональдом и теми, кто был спасён из манора Малфоев.

О том, что у него совсем недавно родилась дочь.

Теодор прикрыл глаза, и непрошенная, искренняя слеза проступила из-под сомкнутых век.

«Так весело, отчаянно, шёл к виселице он. В последний час, в последний пляс пустился Макферсон», — вспомнилось ему некстати.

— Он был настоящим гриффиндорцем, — прошептал Теодор, всхлипнув. Молли вновь стихла.

— Все наши дети — настоящие гриффиндорцы, — ответил ему Артур. В его голосе был надлом и дрожь. Он будто бы постарел за миг на много лет. — И я надеюсь, что твои дети унаследуют хотя бы толику его храбрости.

Его кто-то взял за руку. Теодор открыл глаза. Это была печальная, полная скорби, но всё же не траура, Джинни. Теодор сжал её пальцы, и она сжала их в ответ.

* * *

Они встречали закат на Астрономической башне.

Профессор Макгонагал восстановила порядок. Хоть какой-то. Уже к полудню в школу стали прибывать родители, которые спешно забирали своих детей, что прятались целые сутки в гостиной Слизерина.

Вместе с ними выходили и те, кого не собирались забирать. Вести о битве за Хогвартс распространялись медленно — маги сидели взаперти, скрытые Фиделио и чарами ненаносимости, без газет и средств связи.

Многие гадали невесть что. В замке остались те добровольцы, члены сопротивления и даже родители студентов, кто помогал устранять последствия. Макмиланы доставили несколько сотен фунтов мяса — и вечером даже состоялся невеликий пир в честь победы. Каша из тыквы с бараниной была нехитрой пищей, но бок-о-бок её ели те, кто бился с Самым Страшным Ужасом и те, кого защитники замка и защищали.

Немногочисленные взрослые кентавры разделили этот пир с волшебниками, прежде чем увести свой табун обратно под сени уцелевших деревьев Запретного леса.

Туши великанов так и лежали на склонах, стремительно превращаясь в невероятно громоздкие валуны, что пугали до дрожи своей схожестью с лицами маггловских туристов в горах от Альп до Кордильер.

Закончив уничтожать следы столкновения — тела егерей, что были сброшены вниз, убрали ещё днём, Теодор и Джинни сели на парапет, облокотившись на башенные зубцы.

— Как думаешь, что с ним всё-таки случилось?

В замке все судачили о том, что Гарри Поттер стал фениксом, взмыл ввысь и рассыпался на тысячу огоньков. Это не могло быть правдой — но правдой было то, что тела Тёмного лорда и Гарри Поттера пропали после той волшбы, что они сотворили. Никаких следов что первого, что второго. Только потрёпанная ещё сильнее, чем раньше, Распределяющая шляпа, меч Годрика Гриффиндора да сломанный сучок, которым колдовал Тёмный лорд.

— У него же была мантия, Третий дар, — помолчав, ответил Тео.

Без его участия Невилл убедил мастера Тики помочь Артуру. Теперь Гамп запомнил навсегда, что Лаванда Браун ушла из замка ещё накануне, скрывшись под Третьим даром, взятым взаймы у Поттера. Это было лучше, чем если бы он помнил о том, как похоронная процессия — отец, дядя и брат Лаванды, сражавшиеся бок-о-бок с остальными, забирали её останки после того, как Роланда Хуч соединила «Репаро» осколки её черепа.

Сам Теодор помнил, хотя и хотел бы забыть.

— Мантию забрала Гермиона, — возразила, тоже помолчав, Джинни. Грейнджер и Малфой отправились утром в Лондон вслед за Кингсли.

Юноша вздохнул, не желая портить и без того омрачённое потерями настроение своей девушки указанием на самый очевидный из всех вариантов. Гарри Поттер исчез не потому, что он спрятался меж камней или стал анимагом-ящерицей. Он погиб и исчез без следа, туда, откуда не возвращаются, туда же, где исчез Тёмный лорд.

Никто не верил в возвращение Тёмного лорда потому, что на Хэллоуин восемьдесят первого поблекли метки на руках у всех его последователей. Но оставались те, кто верил, что он вернётся. Ведь тела величайшего тёмного волшебника этого столетия на Британских островах в тот раз так же не было. Но тогда выжил Гарри Поттер — а сейчас выжили все остальные. Большинство из остальных.

— Как ты думаешь, ЖАБА перенесут на осень? — перевела тему Джинни, не дождавшись от него ответа. Апрель всё ещё не кончился, и солнце, скрывавшееся за шотландскими пейзажами, уже не грело. Девушка наложила на них обоих согревающие чары; свою настоящую палочку Теодор так и не нашёл, а брусок с пером феникса треснул.

— Чего бы они не сделали, едва ли студенты останутся довольны, — мрачно усмехнулся Нотт. — Но я был бы не против. В конце концов, я и сам не готов к ним. Даже без палочки, считай что без рук.

— Если Барьер снимут, то континентальные палочкоделы тоже будут везти свой товар сюда, — уверенно возразила Джинни.

Теодор посмотрел на ясное небо. Оно было совершенно свободно от той красноватой пелены, дымки, что сковывало его с первого августа минувшего года, без малого восемь месяцев. Воспоминания о том, как красная аура вихрем водоворота закручивалась вокруг проклятого лича, заставили его поёжиться, и девушка ободряюще коснулась его своими пальцами.

— Барьер отравлял нашу жизнь слишком долго, но он уже пал, вместе с Тёмным лордом, — невпопад своим мыслям заметил Теодор, накрывая её пальцы своими. Джинни неожиданно дёрнулась и отшатнулась.

— Как же так! И никто не знает? Там же…

Юноша поднял на неё удивлённый взгляд.

— Там же Чарли! И твоя бабушка! Кто сказал тебе, что Барьер пал?

— Джин, я и сам ведь вижу это, — мягко ответил слизеринец. Джинни удивлённо моргнула, а затем обвиняюще нахмурилась и наставила на него палец.

— И ты молчал?! Мы… я… да ты сам… Теодор!

От этой экспрессии Тео не смог сдержать улыбки.

— Я уверен, что все, кому надо, уже знают об этом. В Британии, конечно же. Представь, какой бы это вызвало ажиотаж.

Мальчик снова поёжился. Не от холода, а от мысли, как по-разному могли бы отреагировать маги, что были заперты восемь месяцев с психопатами и преступниками, делившими колдунов на правильных и не заслуживавших жизни, на новость о падении клетки. О том, сколько обывателей бы устремилось за океан, в Капскую и Тюремную колонию, на многочисленные Британские острова, что оставались под властью маггловской королевы. О том, как бы это разбило и без того нокаутированную экономику магического мира.

— А если нет?! Ты не думал, что не все видят… то же, что видишь ты?

Она проговорила последние слова уже спокойнее, но повторила вновь, что он должен был сообщить старшим. По крайней мере — Кингсли и Макгонагалл.

— У меня даже нет палочки, чтобы отправить Патронуса, — сдался Старший префект.

Джинни было нахмурилась, а потом улыбнулась и стрельнула глазами в той самой мысли, что Теодору едва пришла в голову.

— Скоро мы станем с тобой одним целым, а я с удовольствием одолжу тебе свою палочку уже сейчас.

Вторую часть мысли про палочки она в этот раз не договорила, но она и так была понятна. Через несколько минут, потраченных на — вопреки всем школьным правилам, что устанавливал сам Нотт — нарушение дисциплины, он, раскрасневшись, взял её палочку в ладонь.

— Экспекто Патронум! Кингсли, это Нотт. На всякий случай — я не чувствую Барьера. Он пал.

Серебристый филин вспорхнул с плеча, обдав их воздухом с запахом грозового ветра, и скрылся в небе.

Через несколько ещё более горячих минут он почувствовал пристальный взгляд — который тоже принадлежал Патронусу. Серебристой рыси, грациозной и прекрасной. Вспомнив, где видел её в прошлый раз, он слегка остыл.

— Спасибо, Нотт, но мы в курсе. Через три дня прибудет делегация Конфедерации, и эти три дня нам придётся потрудиться. Будь готов явиться на заседание Визенгамота — и вообще, ты нужен мне в Лондоне. Ничего не закончилось, Теодор, всё только начинается.

«Всё только начинается».

От этой мысли у него слегка закружилась голова.