Breaking the ice. Хроники (джен)

В общем, вас подвергли крайне изощренной и высокотехнологичной форме пропаганды — так Доктор описал «приключение» Чакотая на планете вори. Самого Чакотая от этого описания передергивало. Слишком сильный хаос в голове и слишком сильный шторм в сердце оставила ему в наследство эта история. Телепатическое воздействие, психотропные препараты, не говоря уже о банальной, но очень искусной психологической обработке — воистину гремучая смесь. Слава всем богам, что «Вояджер» улетает из системы, и ему не грозит ни общение с вори, которых разум велит называть не иначе, чем гребанными ублюдками, но которых сердце все еще считает соратниками, ни общение с послом крейдинов, которого, по уму, следовало бы поблагодарить за помощь в спасении, но которого, тем не менее, руки чесались придушить на месте.

Чакотай с силой запустил в стену книгой, что безуспешно пытался читать последние два часа, но так и не продвинулся дальше первой страницы, и постарался сосредоточиться на чем-то другом. Не слишком удачная мысль. В голову тут же полезли картинки из симуляции: бой, деревня, погибшая — да дьявол, не погибшая как раз! — девочка, появление командира крейдинов, оказавшегося Тувоком. Тувок. Странно, кстати, что из всех людей в зону боевых действий на планету вори за ним отправился именно он. Чакотай, вероятнее всего, куда легче пошел бы навстречу кому-то из тех, кому доверял безоговорочно, — и Тувок, как опытный офицер по тактике, не мог этого не понимать. Ладно, он не хотел втягивать в опасное предприятие Б’Эланну, Тэйбора или любого другого человека из числа инженеров, навигаторов, научников. Но Аяла уже почти год как перешел в тактическое отделение, и Тувок сам называл его одним из лучших своих офицеров — не в лицо, разумеется, ибо глава тактической службы на похвалы был, мягко говоря, скуп.

Чакотай вспомнил, как целился в расплывающееся лицо, то принимавшее черты Тувока, то снова казавшееся крейдинским. «Они промыли вам мозги, коммандер. Присмотритесь. Попытайтесь вспомнить. Ваш шаттл подбили. Эти люди — вори — захватили вас». Он — помнил? Нет. Он — верил? В таком деле, в противодействии пропаганде, работает не логика, а эмоциональные маркеры. Сам Чакотай, окажись он в подобной ситуации, попробовал бы зайти именно с этой карты. Попытайся не вспомнить, но поверить, ведь я никогда раньше тебе не лгал. Смешно. Даже догадайся Тувок, что продуктивнее прибегнуть к эмоциональному давлению, черта с два бы у него получилось. Слава всем богам вселенной, что сам Чакотай все-таки не выстрелил, разумеется, и все же — почему? По какой-то необъяснимой причине ответ на этот вопрос казался крайне важным. Возможно, Чакотай просто своим выстиранным, проглаженным и накрахмаленным мозгом пытался нащупать ту струну в душе, которая доказывала бы: он действительно не убийца — и все, не важно, насколько искусные, манипуляторы мира могут по сему поводу удавиться.

«Вы — коммандер Чакотай со звездолета «Вояджер», — снова зазвучал у него в голове голос Тувока. — Вы — ученый. Исследователь. Вы не убийца».

— Мне бы твою уверенность, — сообщил Чакотай мерцающим заоконным звездам.

Тувок, однако, до него все-таки достучался — один на один, в лесу, в зоне боевых действий, под аккомпанемент рвущихся снарядов, что так дисгармонировал с самим словом «исследователь», вне рамок, вне протоколов, вне униформы — ведь даже этого якоря в его арсенале тогда не было. Простые повседневные вещи, на которые не обращаешь внимания, но которые в очередной поворотный момент вдруг ярко и остро напоминают: что бы ни было, ты среди своих, среди тех, с кем у тебя навечно одна дорога, — какие бы круги ни пускали по водной глади воспоминаний прошлые недоразумения и ошибки. Попытайся не вспомнить, но поверить? Каким бы нелогичным или смехотворным это ни казалось, он, пожалуй, и в самом деле именно поверил. И себе — вы ведь не убийца, коммандер, — и человеку, который стоял там, напротив. Вне рамок, вне протоколов. Вне барьеров.

Странно, что Тувок решил отправиться за ним сам? Нет, не странно. Правильно.