Пророчество для леди Рейвенкло (джен)

Елена лежала на спине, прижав руки к лицу и тяжело дыша, словно после долгого бега. Сердце стучало как барабан, все тело покрылось холодным потом; она несколько раз глубоко вдохнула, успокаивая дыхание, и только после этого решилась открыть глаза. Знакомые очертания собственной спальни привели ее в чувство. Люстра, портьеры на больших окнах, кресло и столик были настолько родными, что казалось просто немыслимым паниковать в их окружении, и настолько реальными, что ночные ужасы отступали при одном взгляде на них.

Елена села на кровати и, проведя рукой по спутавшимся волосам, утомленно прикрыла глаза. Ей приснился давний сон — про чудовищного зверя, который настигал ее, чтобы убить. Топот его лап за спиной слышался еще слишком явственно, дыхание ощущалось на шее, будто он по-прежнему находился сзади. Как и в прошлый раз, она не видела его морды — только на долю секунды свернули в темноте огромные желтые глаза. Шела говорила, что это знак опасности. Ее будет преследовать мужчина, преследовать, пока не добьется своего. Елена запустила пальцы в волосы. Сон был очень страшным, и меньше всего на свете ей хотелось, чтобы нечто похожее случилось с ней наяву. Кто же этот мужчина? Кто так настойчиво будет гнаться за ней, чтобы в итоге сомкнуть челюсти на ее горле?

Она отняла ладони от лица и, широко открыв глаза, оглядела спальню, будто ожидала увидеть что-то необычное. Сквозь окно на пол и столик падал слабый, размытый свет, свидетельствуя о том, что день только-только начался. Большинство обитателей Хогвартса еще спали. Елена опустила голову на подушку, подтянула к груди одеяло, и ей стало чуточку спокойнее. Как бы там ни было, сейчас она находилась в безопасности. А когда этот чертов зверь выйдет на охоту — охоту за ней — еще никто не знает. Может быть, пройдет целая жизнь, и она успеет состариться, прежде чем он сделает то, что задумал. Может быть, ей не о чем переживать.

Но кто же он такой? Кто?

Елена перевернулась на спину и уставилась в потолок. Единственный мужчина, о котором она могла сейчас думать, точно не собирался выслеживать ее. Она сама была бы не прочь отыскать его, но не знала, с чего ей начать.

После сцены в Астрономической башне Елена твердо решила, что больше не заговорит с Фелланом, что бы ни случилось. Он задел ее женскую честь, и она без раздумий вычеркнула его из списка тех, с кем бы ей хотелось когда-либо проводить время. Елена не могла поверить, что он и в самом деле сказал ей то, что сказал, но это было правдой, и делало отныне невозможными их взаимоотношения в любой форме. По всем законам, за такое оскорбление он должен был расплатиться кровью, однако Елена никогда бы не пошла на такое. Все-таки он был ей не чужим, и она ограничилась лишь тем, что навсегда исключила его из той категории мужчин, которые могли бы составить ей пару. Так было правильно. И необходимо.

Однако в глубине души Елена не могла отрицать, что ей не хватает Феллана. Против воли она вспоминала о нем слишком часто, чтобы с легким сердцем вычеркнуть его из своей жизни. Ей не хватало его тихого смеха, застенчивой улыбки и объятий в укромных местах. Он был тем, к кому ее тянуло с самой первой встречи, с кем она была близка, кто умел делать ей так хорошо, что она буквально теряла голову от удовольствия. В потаенных уголках сердца Елена ждала, когда он подойдет к ней и попросит прощения, и тогда — она это чувствовала — у них все будет как раньше. Всего несколько слов, гораздо проще, чем магическая формула, а результат превзойдет любые заклинания.

Однако Феллан не подходил. Елена вообще не видела его несколько дней, ни в коридорах, ни в Доме Рейвенкло, ни в парке. От этого у нее тревожно сжималось сердце, и, не выдержав, она сама стала искать его. Она слонялась по замку, каждый раз с надеждой вскидывая голову, если ей случалось заметить светлые волосы, но их обладателем постоянно был кто-то другой. Елена погрузилась в себя, размышляя, куда же он пропал и почему до сих пор не обменялся с ней и словом. Неужели все, что было между ними, для него ничего не значит? Неужели человек, который предлагал ей стать его женой, с такой легкостью отказался от нее? Елена не находила себе места, и с каждым днем становилась все печальнее, молчаливее, холоднее. Еще никогда в жизни она чувствовала себя такой одинокой — ей было совершенно не с кем поделиться своим отчаянием, ни один человек не мог прийти ей на помощь. Ровена бросала на дочь обеспокоенные взгляды, но та скорее откусила бы себе язык, чем призналась ей во всем. Даже добродушная Хельга была бессильна — пришлось бы поведать ей все с самого начала, а на такое Елена не могла пойти.

Елена дошла до того, что была готова расспрашивать однокашников Феллана, но в последний момент гордость остановила ее. Что она могла им сказать? И что сказали бы они? Вряд ли Феллан делился с ними своими переживаниями — он был слишком замкнут для того, чтобы иметь близких друзей. Если он и страдал, то в полном одиночестве — в этом Елена не сомневалась. Но где же он? Куда пропал и где его искать? Она отдала бы многое за ответы на эти вопросы.

В конце концов Елена поняла, что ей остается одно. Как-то после занятий, когда ученики покинули аудиторию, она подошла к матери, собиравшей на столе свитки. Заметив Елену, Ровена с удивлением подняла на нее глаза. Они уже давно не говорили, во всяком случае, не говорили по-настоящему. В ее взгляде мелькнула надежда. Елена почтительно наклонила голову.

— Я бы хотела спросить у вас, мадам, — начала она спокойным, почти небрежным тоном. — Как давно занятия посещал один ученик вашего Дома, по фамилии Макмахон?

Угольные брови леди Рейвенкло поползли вверх.

— Он еще, кажется, прибыл в Хогвартс позже, чем остальные, — зачем-то уточнила Елена, избегая смотреть в лицо матери. — Весной.

Ровена отложила свитки и склонила голову, внимательно глядя на дочь. От этого взгляда у той пробежали легкие мурашки по загривку и шее. Мать всегда смотрела так, когда видела настоящую причину происходящего вокруг. Или когда ее обманывали, а она знала, что ей лгут.

— Да, я нашла его в магловской деревне шестнадцатилетним, — сказала Ровена. — Зажатый, напуганный, молчаливый парнишка. Его действительно давно не было на занятиях.

— Вы не знаете, отчего он перестал их посещать?

У Елены все замерло внутри. Она не хотела раскрывать Ровене свою тайну, но узнать правду было важнее.

— Его товарищи сказали, что он покинул Хогвартс,— ответила леди Рейвенкло. — Куда отправился, говорить не стал. Для меня это неожиданная новость: он был так счастлив, когда я сказала, что он отправится со мной учиться магии. Я полагала, он намерен стать чародеем. Не представляю, что заставило его все бросить и уйти.

Сердце упало и не разбилось лишь потому, что у пропасти нет дна. Елена подняла глаза на мать, но поняла, что может смотреть только сквозь нее.

Ушел. Все бросил и ушел. Она больше не увидит его.

— Почему ты спрашиваешь? — Ровена продолжала смотреть на Елену тем же пристальным, всевидящим взглядом. — Он… заинтересовал тебя?

Елена машинально хотела ответить отрицательно, но что-то заставило ее сказать, прежде чем она успела осмыслить:

— Да. Он казался мне очень интересным.

— Ты нашла его привлекательным?

— Да.

Леди Рейвенкло осторожно, с замедлением протянула руку, погладила ее по плечу. Елена почти не почувствовала прикосновения. Она вообще словно отрешилась от всего окружающего и воспринимала его будто сквозь сон.

— Его семья — маглы, — сказала Ровена. — И довольно жестокие маглы. Может быть, это к лучшему, что вы не успели узнать друг друга лучше.

— Да, может быть, — ответила Елена. — У вас с отцом все получилось так, что узнавать друг друга лучше точно не следовало.

И она быстро ушла, заставив Ровену лишиться дара речи.

* * *

Елене потребовалось несколько дней, чтобы принять случившееся. Сперва она не чувствовала ничего, кроме отчаяния и недоумения. Феллан оставил ее, что еще хуже — оставил без всякого предупреждения. Елена сама множество раз расставалась с воздыхателями, у некоторых она даже толком не помнила имени, у других смазывалась внешность, но всегда последнюю точку ставила она, особенно не задумываясь, что причиняет кому-то боль. Впервые расстались с ней, вдобавок — не сказав ни слова, тайком, не оставив ни весточки, ни прощальной записки. Так, словно речь шла о мимолетной знакомой, случайной попутчице в путешествии. Подобная трусость и пренебрежение заставляли ее кровь вскипать.Елена твердо решила, что больше не произнесет имени Феллана. И сразу после этого ее злость смешалась с печалью: несмотря ни на что, она слишком тосковала по нему, чтобы отказаться от мыслей и воспоминаний. К тому же она не знала, куда он направился, что задумал и как будет жить дальше. Внутренний голос подсказывал, что едва ли он направился к семье; там его не ждали, да и он сам не хотел иметь с ней ничего общего. Тогда куда он мог пойти? Елена говорила себе, что ее это больше не касается всякий раз, когда мысли переходили в это русло, но проходило какое-то время, и она снова задавалась этими вопросами.

Тогда Елена запретила себе вообще думать о Феллане и полностью сконцентрировалась на превращении. Про себя она называла его «анимагия» — название показалось ей прекрасно подходящим к сути. До сих пор она исправно следовала всем указаниям, оставленным ей Шелой. Теперь оставалось дождаться грозы. Елена рассчитывала, что ждать придется до весны, что удручало и расстраивало ее. Но как-то раз в конце ноября, когда она сидела в любимом кресле в гостиной Дома и угрюмо водила палочкой перед лицом, кто-то из учеников Ровены удивленно воскликнул и показал рукой на окно. Елена нехотя перевела взгляд, и вдруг сердце у нее пропустило один удар: небо рассекла багровая вспышка, не оставлявшая никаких сомнений в своем происхождении. Рейвенкловцы бросились к окнам, чтобы получше рассмотреть поразительное зрелище: грозу на пороге зимы. Елена последовала за ними.

— В последний раз, если верить свиткам, это было пятьдесят лет назад, — задумчиво проговорила леди Ровена, подходя к взбудораженной толпе своих подопечных. — Дурное предзнаменование: вскоре в наши земли вторглись норманны.

Она повернулась к дочери, но та уже не слышала этих слов. После того, как небо прочертила еще одна вилка молнии, Елена стремглав бросилась в свою спальню. Как во сне она выхватила из кармана мантии палочку, запечатала заклятием двери; ее никто не должен был видеть. Бросившись к тайнику, она достала из него сосуд, в котором плескалась на дне кроваво-красная жидкость. Елена поднесла его к глазам, не веря, что все почти закончилось. Сердце бешено колотилось в груди, в висках стучала кровь, руки слегка дрожали от потрясения. Теперь ее отделяла от самого главного в жизни поступка всего одна минута.

Чувствуя небывалое возбуждение и прилив дикой энергии, Елена сняла с себя мантию, и, оставшись полностью обнаженной, прошептала необходимое заклинание. Она выучила его еще давно, и сейчас, когда в голове у нее все перемешалось, это пришлось очень кстати, чтобы не допустить ошибки. Осталось последнее. Несколько минут Елена, опустившись на колени, рассматривала красное зелье, которое зловеще мерцало в полумраке комнаты; в голове проносились слова Шелы о том, чтобы она никогда не смела осуществлять это без посвящения, в одиночку. На мгновение в ее душу закралось сомнение и смутный страх; но потом в голове зазвучал голос Ровены, называвшей друидизм варварством и темным колдовством. Вспомнив ее надменное, самоуверенное лицо, Елена тряхнула головой и с гулко бьющимся сердцем одним глотком осушила сосуд.

Последующие часы — или сутки? или недели? — оставили воспоминания непрекращающегося кошмара. От желудка по всему телу немедленно разлился жидкий огонь, обжигая все внутренности. Елена подалась вперед, потом, задыхаясь, упала на пол. Жжение внутри с каждым мгновением становилось все более и более невыносимым. Ей казалось, что она плавится, будто свеча, хотелось кричать, но воздух точно закаменел в легких. В глазах потемнело. Сердце стучало как безумное и вот-вот было готово расплющиться о грудную клетку. Или разорваться. Елена застонала. Она вся горела и дрожала, и сомнений в том, что она нарушила нечто очень важное и теперь умрет, у нее не осталось. Вот почему Шела предупреждала ее. Как она могла быть настолько самонадеянной, чтобы всерьез поверить, что ей по плечу это? Елена попыталась шевельнуться, но движение отозвалось такой дикой болью, что она едва не потеряла сознание.

В этот момент в ее голове сам собой возник образ — настолько внезапно и произвольно, будто кто-то запихнул его в охваченное болью и страхом сознание Елены. Это была лиса — грациозная и пушистая, с настороженно поднятыми ушами. Лиса казалась поразительно реальной: Елена могла рассмотреть каждую шерстинку ее красивого светло-рыжего меха, каждый ус на острой мордочке, каждый маленький черный коготок. Лиса не двигалась и внимательно смотрела на девушку. Будто ждала от нее чего-то или наблюдала за дальнейшими событиями.

И внезапно боль схлынула. Все завершилось также одномоментно, как началось. Елена лежала лицом вниз на холодном каменном полу, дрожа всем телом и дыша с натугой, будто в агонии.

Перед глазами прояснилось — она видела все также четко, как и раньше, следовательно, зрение не пострадало. Сердце все еще стучало, но уже не так яростно. Она жива и, вроде бы, невредима. Это несколько успокаивало. Отдышавшись, Елена с трудом повернула голову и хотела подняться, но ее всю пронзило странное ощущение: она словно стала меньше. Подняться не получилось. В первый миг ее охватил ужас от мысли, что у нее отнялись руки и ноги, но почти сразу она поняла, что двигаться может, только отчего-то очень неловко. Елена перекатилась на спину. И увидела то, что заставило ее окаменеть — грудь и живот покрывала длинная, пышная рыжеватая шерсть. Она поднесла руки к глазам, но вместо них у нее теперь были аккуратные мохнатые лапки. Елена рассматривала их в глубочайшем изумлении, пока ее не озарило — превращение состоялось, и, более того, состоялось успешно.

Вне себя она кое-как поднялась на лапы (на все четыре, что было ужасно непривычно) и попыталась пройтись по комнате. Лапы слушались плохо. Несколько раз она едва не потеряла равновесие, в конце концов все же проехалась животом и мордой по каменному полу, но ее это ни капли не расстроило. Постепенно шок отступал, и на его место пришла ослепляющая мысль: все получилось. Елена почувствовала, как в сердце всколыхнулась радость. Она в одиночку совершила акт наитруднейшей магии. Она справилась, и это было лучшим доказательством того, что она — настоящая бандури. Елена воскликнула от восторга, но вместо этого услышала тоненькое повизгивание. Она опустила глаза и внезапно вспомнила слова Брета, которые он сказал ей по пути в лес. Как он назвал ее? Лисья душа. И добавил: лживое лисье сердце. Насчет сердца Елена не знала, но в остальном он попал в точку. Неужели он и впрямь видел ее насквозь?

Она завиляла пушистым хвостом.

«Совпадение, — подумала Елена. — Только и всего».

Какой бы она ни была, главное — она бандури и достойна находиться среди остальных друидов. Ее путь и предназначение — быть с ними, и теперь воссоединение с Шелой и другими только вопрос времени. Она вернется к ним и останется уже навсегда.

Сразу после того, как покажет Ровене, насколько она заблуждалась.