Кирие Элейсон. Книга 7. Посмертно влюбленные. (гет)

Эпизод 16. 1714-й год с даты основания Рима, 1-й год правления базилевса Романа Второго Младшего (май 960 года от Рождества Христова).

Второе за последние десять лет появление германцев в Северной Италии имело более короткий эффект и менее значимые последствия, чем первое. Возможно, это объяснялось тем, что на сей раз германские дружины возглавлял не сам грозный Оттон, а лишь его старший и не слишком любимый сын. И если появление Оттона на добрых шесть лет отвадило Беренгария Иврейского от вздорных и малозаслуженных поползновений на корону Карла Великого, то второго явления германцев на Апеннины хватило лишь на два года. Пусть Беренгарию определенно не хватало качеств воина, в талантах плетения интриг ему, особенно после смерти Гуго Арльского, равных на италийской земле точно не было. Хитрый лис благоразумно сменил тактику и отказался от прямого давления на Рим в виде периодической вольтижировки его армии в прямой видимости от городских стен. Вместо этого он постарался навести мосты в отношениях с теми, кого папа римский считал, точнее должен был считать, безусловными и всегда преданными вассалами.

Речь идет о шести епископах римских пригородов-субурбикарий, чьи ступени в иерархической церковной лестнице тех лет следовали сразу за папским пьедесталом. Как уже отмечалось, все эти епископы одновременно имели приходы в титульных базиликах Рима и потому часто именовались кардиналами-епископами. После того как папа Иоанн продекларировал возврат Рима к традициям и устоям церковного города, каковым Рим являлся двести-триста лет назад, влияние кардиналов-епископов начало резко возрастать, ибо Риму предстояло вернуться к прежнему делению на семь церковных округов, главами которых все видели пригородных епископов. Иоанн почти сразу понял, что поспешными словами, продиктованными острым моментом его борьбы с Кресченцием, он сам подготовил себе ловушку. В судорожных попытках пресечь разгулявшиеся аппетиты пригородных епископов понтифик по совету дяди Сергия провозгласил главами новых округов диаконов титульных базилик, то есть служителей более низкого чина, чем кардиналы-епископы, но зато напрямую подчинив тех Святому престолу и наградив уже забытым на тот момент саном архидиаконов. Под это решение Иоанн, знаниями и устами Сергия, подвел широкую теоретическую базу, апеллируя как к первым семи диаконам, избранным еще апостолами для ведения суетно-административных дел зарождающейся Веры, так и к сравнительно недавней истории Рима времен Стефана Третьего, когда влияние архидиаконов впервые вознеслось к вершинам Альп. Во времена Мароции и Альбериха значение архидиаконов упало одновременно и столь же масштабно, как само влияние Святого престола на дела Вечного города, однако наследник светских тиранов априори был обречен на слом политики своих великих предшественников.

Инициативу Святого престола епископы субурбикарий ожидаемо приняли в штыки. В их глазах папа Иоанн все еще казался неопытным и взбалмошным юнцом, плохо знающим Святое Писание, но с удовольствием предающимся соблазнам плоти и потому не слишком уважаемым значительной долей римских граждан из числа ее наиболее благочестивых прихожан. Пять из шести епископов, за исключением портуеннского епископа Константина, сменившего три года тому назад усопшего отца Хрисогона, прекрасно помнили, каким именно способом у них вырвали согласие на избрание папой Иоанна. И пусть все свидетельства их сговора были уничтожены, тем не менее они считали себя вправе не гнуть спины перед сыном тирана и продолжали рассчитывать на взаимную признательность Иоанна до конца земных дней обеих сторон. А посему указ об их фактическом подчинении в делах светских архидиаконам, до сего дня прислуживавшим им во время совершения таинств и мессы, епископами был воспринят как обман и нарушение прежних договоренностей. Добавьте к сказанному то, что епископы выгодно отличались от папы в части своего поведения и исполнения непосредственных функций, а также тот факт, что причудливыми решениями прежних отцов Церкви пригородные епископы имели владения в черте самого Рима. К примеру, остров Тиберия, что в самом сердце Вечного города, издревле считался и до наших дней считается владением епархии Порто, а часть квартала Трастевере с незапамятных времен принадлежала несубурбикарной епархии Сельва Кандида. Резюмируя все вышесказанное, можно прийти к выводу, что появление фронды Святому престолу, фронды широкой и возникшей непосредственно в Риме, было только делом времени, а с учетом характера Иоанна Двенадцатого — делом недолгого времени. Чем и воспользовался Беренгарий.

В начале 960 года папе через шпионов-монахов и сплетников-пилигримов стало известно об участившихся контактах между королевским двором в Равенне и канцеляриями пригородных епархий. Слухи доносили до ушей папы крайне неутешительные вещи: король обещал субурбикарным прелатам земли соседей и золото Рима, выдвигал неприглядные версии событий прошлых лет, в частности неизвестные широкой публике подробности папского похода в Греческую Лангобардию и смены власти в Сполето, а главное, стращал епископов возможным приходом северных варваров, которые, безусловно, пожелают сместить епископов с насиженных кафедр в угоду невежественным священникам-землякам, из которых мало кто имеет понятие об истинной Вере.

На беду себе Иоанн сам незадолго до этого, на рождественских праздниках в Риме, объявил собравшимся епископам, что видит необходимость в наличии подле Святого престола сильного защитника и что считает недопустимым столь долгое отсутствие в Европе императора, грозящее вновь отправить в небытие саму империю Запада на радость восточным ортодоксам, для которых каждый год без наследника Карла Великого представлялся еще одним мощным доказательством нелегитимности и эфемерности государства, возникшего полторы сотни лет назад, но претендовавшего на наследство античной империи наравне с Византией.

Кстати о Византии. Незадолго до Рождества в Рим прибыло посольство нового августа. 9 ноября 959 года в возрасте пятидесяти четырех лет скончался Константин Седьмой Порфирогенет, образованнейший человек своего века, сумевший сохранить власть, несмотря на невиданный водоворот интриг, раскрученный пригретым им семейством Лакапинов. Корона восточных базилевсов легла на голову Романа, сына Константина, в пятилетнем возрасте обвенчанного с Бертой, дочерью Мароции и Гуго. Однако Провидение, однажды не допустившее до императорского венца родителей царевны, отнюдь не собиралось сменить свой гнев на милость в отношении их детей. Милая, уравновешенная и умная Берта внезапно умерла в шестнадцатилетнем возрасте, не дожив до вожделенной коронации десяти лет, и теперь по левую руку от Романа на троне восседала пронзительно прекрасная и неистово порочная Феофано, дочь шинкаря, в юности заработавшая первые деньги собственными выдающимися прелестями. Ох и гораздо Провидение на подобные трюки, ох не раз еще смех Великого режиссера будет раздаваться в стенах босфорского дворца! Греческая знать возмущенно пыхтела, лицезрея в Магнавре дочь римской блудницы? Так начинайте наслаждаться нравом доморощенной, правильно крещенной и «добродетельно» неостриженной! Покамест Феофано в первые месяцы воцарения сподобилась только на то, чтобы бесхребетный Роман согласился выгнать из Константинополя собственных сестер и заключить тех в монастырь. Ничего, пройдет совсем немного времени, и она отравит Романа ради возвышения любовника, а потом удавит и самого любовника[1], польстившись на доблести нового самца[2], и лично будет наблюдать, как тот выдирает старой опостылевшей пассии бороду и выбивает ему рукоятью меча зубы. Любопытно, что особый успех эта редкостная стерва будет иметь среди незаурядных и честолюбивых полководцев.

Ну да Бог с ней, с Феофано. Папа Иоанн лишь мимоходом упомянул Константинополь для придания веса собственным словам. Свою же пространную речь понтифик подытожил тем, что на европейских лесистых просторах в настоящий момент он не видит другого достойного защитника Святого престола, кроме саксонского короля Оттона. Не заикаясь пока что о приглашении короля, папа пожелал услышать мнение епископов субурбикарий о далеком северном владыке. Те же, будучи известными мастерами словоблудия, в тот вечер не преминули эти таланты продемонстрировать. Иоанну тогда так и не удалось добиться от них внятного ответа.

Ludex per opera, non per verba[3]. Разъехавшись после праздников по своим епархиям, епископы вскоре прибегли к тактике тихого саботажа решений папы и откровенного избегания встреч с верховным иерархом. Однако бесконечно это продолжаться не могло, и на Пасху Иоанну вторично удалось собрать всех в Риме. На следующий день после Святого Воскресения самый старший и по возрасту, и по чину остийский епископ Бениньо, опережая Иоанна, объявил тому, что, по общему мнению глав субурбикарных церквей, приглашение Оттона в Рим им видится нежелательным, опасным и грозящим бедствиями как Святому престолу, так и светскому Риму.

— Тевтонский король не является потомком Великого Карла, и будет узурпацией отдать корону ему, когда еще здравствуют законные наследники императора и в доблестях своих вполне достойны, — вынося вердикт, отец Бениньо смотрел на Иоанна смело и с вызовом.

Понтифик в тот день оказался не готов противостоять демаршу епископов. Спустя некоторое время папа вновь затребовал пригородных епископов в Рим, а заодно пригласил к себе глав окрестных церквей, исторически не относящихся к категории субурбикарных. Были приглашены епископы Ардеи, Ананьи, Сельвы Кандиды, Сутри, Чере и, разумеется, Непи в лице дяди Сергия. Все эти прелаты были назначены недавно самим Иоанном, и потому были без исключения лояльны Риму, что и доказали скорым и дружным прибытием. А вот из субурбикарных епархий к Ватиканскому дворцу в означенный час прибыл только один епископ. Таковым оказался самый покладистый и бесхребетный из них — пренестинец Феофило. В тот день ему было отчего-то крайне неловко и стыдно, не то за своих коллег, проявивших неуважение к папе римскому, не то за себя лично, исполнившего роль штрейкбрехера.

Иоанн взял эту пренестинскую крепость коварным фортификационным подкопом. Неделей раньше отец Феофило был приглашен на приватный обед к папе, который тот устроил почему-то не у себя во дворце Леонины, а в Замке Святого Ангела. Было дружелюбно и уютно, вино в кубки подливалось безостановочно, а странные свечи, зажженные лично понтификом, источали сладкий чарующий аромат. Епископ Пренесте сам не помнил, как потерял над собой контроль. Проснулся он около полудня, в компании двух томных и мясистых девах, и первым делом его глаза встретили кроткий, но укоризненный взор Его Святейшества, как раз пришедшего в сопровождении нескольких слуг пожелать ему доброго утра. Иоанн в тот день был настроен милостиво и был готов простить своего оплошавшего коллегу и не оповещать о случившемся церковный суд, но только при условии, если отец Феофило с этого дня будет послушным проводником политики папы.

Никто не удивился, что Иоанн открыл сегодняшнее собрание крайне раздраженным тоном. Тому причиной были как демарш субурбикарий, принявший открытые формы, так и очередная бессонная ночь, проведенная за игрой в кости в компании Деодата и его собутыльников. Руки Иоанна сегодня слегка подрагивали, волосы были растрепаны, а зрачки зеленых глаз скрывались за синеватыми, внушительного размера мешками. Ко всему прочему невозможно было скрыть и соответствующий запах, исходящий от преемника Святого Петра. Запах мало сравнимый с фимиамом, но столь же густо и активно распространяющийся.

— В моих намерениях отныне собрать широкий собор кафолической церкви, на котором необходимо поставить вопрос о лишении сана епископов глав Остии, Порто, Альбано, Веллетри и Сабины.

— Надеемся, собор не Вселенский? — сострил Антоний, молодой епископ Сутри, известный насмешник, все утро до прихода понтифика развлекавший коллег байками на грани пристойности.

Иоанн обжег шутника испепеляющим взглядом. На помощь Антонию пришел Сергий, заодно поймавший момент лишний раз блеснуть эрудицией.

— Вселенские соборы не собирались уже сто семьдесят лет[4]. Правда, были потом еще два собора в Константинополе, противников и сторонников Фотия, но решения первого до сих пор не признает местный патриарх, а решения второго — Святой престол[5].

— Ну вот поэтому и оставим в покое патриарха Полиевкта[6]. Нам только его интриг здесь не хватало. Достаточно того, что тот порядком попортил крови покойному императору Константину, а теперь всячески дерзит и его сыну, — проворчал папа.

— Вот что бывает, если вознести к вершинам церкви невежественного монаха! — воскликнул пренестинский епископ.

— Осмелюсь возразить, ваше высокопреподобие, — вступился за патриарха Антоний, — сей монах, а ныне глава церкви Константинополя, весьма учен и, говорят, красноречив. Не в пример его предшественнику Феофилакту, который за всю жизнь научился только верховой езде, и то, как оказалось, паршиво и себе на беду[7].

— Давайте от обсуждения наших далеких братьев вернемся к собственным проблемам, — сказал папа, — а от грез о Вселенских соборах опустимся к соборам поместным и попытаемся собрать глав епархий, расположенных на землях Святого престола.

— Какие обвинения, Ваше Святейшество, вы намерены предъявить низлагаемым прелатам, чтобы их лишил сана Святой синод, где большинство епископов будут из земель Равенны и Пентаполиса, то есть из земель, ныне находящихся под властью Беренгария? — спросил Сергий.

— За тем я и собрал вас, считая своими друзьями и соратниками, чтобы услышать ваш совет, — отрезал с раздражением Иоанн.

Епископы переглянулись между собой, тогда как Иоанн, насупившись, уперся взглядом в стол.

— Я жду, — такие слова не произносят вкрадчивым тоном.

Присутствующие перевели умоляющие взгляды на Сергия. Кому как не ему предстоит сейчас проявить инициативу в деле, которое уже многие посчитали находящимся за рамками церковных правил.

— Посвящение этих людей произошло в полном соответствии с канонами Церкви, существенных жалоб на них канцелярия Святого престола не получала, их деяния служат примером благочестия и смирения, — тоном полным сомнений произнес Сергий и воровски, исподлобья глянул на племянника.

— Их отсутствие здесь говорит о неповиновении верховному иерарху, — заметил Иоанн.

— Да, но мы не знаем причин их отсутствия. Они могут сказаться больными, они могут быть заняты делами вверенных им епархий. Так или иначе, все это несущественно для лишения сана, а Синод, буде таковой состоится, повторюсь, в большинстве своем будет настроен против Рима. Помимо короля Беренгария, епископы Пентаполиса сейчас полностью под влиянием крепкой, несмотря на почтенный возраст, руки Петра Равеннского, а тот уже давно конфликтует со Святым престолом и имеет дерзость не исполнять волю преемника Апостола[8]. Проще добиться большинства в Малом синоде, из епископов тех земель, которые непосредственно подчиняются вам.

— Распорядитесь принести вина, — неожиданно для всех сказал папа, очевидно устав тяготиться последствиями вчерашнего вечера.

Позвонили в колокольчик. На зов прибыл папский пинкерний и оперативно исполнил приказ. Кубки поставили перед каждым присутствующим священником, но лишь Иоанн поспешил жадно отведать содержимое.

— В Малом синоде не учитываются ваши голоса, братья, а значит, там мы также не имеем большинства, — сказал папа, приведя себя в тонус под осуждающие взгляды присутствующих.

Малым синодом являлся совет, состоящий из самого понтифика и епископов субурбикарий.

— Да, сейчас соотношение двое против пяти, — сказал Сергий, под вторым голосом подразумевая отца Феофило, который при этих словах взволнованно запыхтел и заерзал на стуле, — но, согласитесь, куда проще склонить на свою сторону еще два лица, чем пытаться договориться с десятками епископов на широком соборе. Каждый из них захочет каких-либо преференций.

По лицам присутствующих можно было заметить, что и собравшиеся не прочь были рассчитывать на нечто подобное.

— Имеет ли Святой престол право собственным решением расширить список субурбикарных епархий? К примеру, включить туда епархии Непи или Сутри?

— Боюсь, что нет, Ваше Святейшество. Такое решение может быть принято только на широком соборе церкви.

— Отчего же?

— Такое устроение имеет своими истоками решения первых отцов христианской церкви. Семь архидиаконов в честь первомученика Стефана и его братьев[9], семь округов Рима, семь титульных церквей, семь субурбикарных епархий!

Иоанн тяжело вздохнул.

— Понятно, понятно. С кем же из строптивцев — порази их всех небесным копьем Юпитер! — у нас есть возможность договориться?

Несколько прелатов, которым в диковинку было слышать подобное упоминание языческого громовержца из уст главы христианского мира, впали в оцепенение, широко вытараща глаза на Иоанна. Сергий к таковым не относился, он уже начал понемногу привыкать.

— Пойдемте от противного, Ваше Святейшество. Полагаю, что нет смысла тратить время и силы на то, чтобы умаслить отца Иоанна из Сабины. Этот священник предан семье Кресченциев.

— Можно не продолжать. Следующий!

— Стефан из Веллетри, по слухам, жаден, однако те же языки сообщают, что он заимел на вас зуб после того, как вы отказали ему в присоединении к Веллетри епархии Нормы.

— Было дело. С тех пор у его преподобия на наших совместных службах в Риме всегда такой вид, будто он только что попил из коровьей лужи.

— Отец Григорий из Альбано тоже вряд ли. Своего мнения он, как правило, не имеет, но он большой друг сабинского епископа.

— Их так часто видят вместе, что ядовитые сплетники уже отпускают остроты о странностях их дружбы, — добавил Антоний, к возмущению одних и сальным улыбочкам других. Вторые в этом собрании преобладали.

— Что за язык у вас, ваше преподобие! — нахмурился Иоанн, обычно не упускавший подобных шуток. — Пострадаете за него однажды.

— Не в этом мире, так в другом, — с сердитой миной добавил отец Феофило, на что Антоний иронически усмехнулся.

— Таким образом, остаются епископы Остии и Порто, отец Бениньо и отец Константин. В числе голосов Малого синода их голоса по важности следуют за вашим. Без их участия не проходит ни одна коронация, и, что примечательно, их города расположены совсем недалеко друг от друга. Удобно для переговоров.

— Важное замечание, — охотно согласился понтифик, на его губах заиграла хитроватая улыбка, а мысли прекратили хаотическое брожение.

— Однако переговоры будут с ними непросты, ибо они руководствуются не личными обидами или антипатиями, а убежденностью в правоте их действий. Я не представляю, что того же отца Бениньо можно, к примеру, подкупить. Да и чем?

— А напугать? — спросил Иоанн, ничуть не стесняясь присутствующих.

— Это позорным пятном ляжет на всю Римскую церковь, — ответил Сергий.

— Ну да, ну да… А что прикажете тогда делать? Почему глава христианского мира должен учитывать волю священников, чьи епархии занимают территорию не больше моей Леонины? Почему эти семь прелатов…

— Шесть, — брякнул Антоний.

— Почему шесть? — насупился Иоанн, очень недовольный, что его прервали.

— Шесть, Ваше Святейшество. Считайте сами: Остия, Порто, Альбано, Веллетри, Сабина, Пренесте. Шесть.

— Почему же вы, ваше преподобие, — накинулся Иоанн на Сергия, — мне всегда и не далее как сегодня бубнили о семи субурбикариях, семи архидиаконах, семи еще уж не помню чего?

— Потому что у Рима действительно изначально было семь субурбикарных епархий, — приосанившись, ответил Сергий, щеки его тщеславно зарделись, он понимал, что в следующее мгновение вновь окажется в центре внимания и поразит всех собственной ученостью.

— И куда делась седьмая?

— Ее не существует уже двести лет. Это Лабиканская епархия, которая была создана в одно время с остальными. О ней осталось крайне мало свидетельств, последнее упоминание относится к Синоду папы Павла, в котором принял участие лабиканский епископ по имени Петр[10].

— Почему же она была упразднена?

— На сей счет нет документов.

— Кто же управляет церквями и паствой этой епархии?

— Епископ Веллетри.

— Ага! — воскликнул Иоанн и вновь позвонил в колокольчик пинкернию, явившемуся незамедлительно. — Распорядитесь о вине, сын мой.

Утолив очередной приступ жажды, папа вновь обратился к Сергию. Воодушевление явно вернулось к понтифику.

— Верно ли я понимаю, дядя, что, если нет документов об упразднении, слиянии с соседней епархией и тому подобном, эта епархия имеет право существовать, а кафедра епископа считается вакантной?

— Да, Ваше Святейшество.

— Опровергните меня, но рукоположение в сан епископа субурбикарного диоцеза является прерогативой наместника апостола Петра.

— Совершенно верно, Ваше Святейшество. Ваша мудрость только что прибавила к вашим намерениям еще один согласующий голос.

— Ну еще необходимо определиться с кандидатурой… Я же не могу наградить этой епархией вас или отца Антония.

— Не можете, Ваше Святейшество. Мы епископы своих городов. А объединение епархий возможно, но опять-таки только по решению широкого синода.

— Вот видите, поэтому здесь еще необходимо думать. К тому же это не избавляет меня от необходимости искать согласия у епископов Остии и Порто. Что из того, что нас скоро станет трое, когда против нас по-прежнему пятеро?

……………………………………………………………………………………………………..

[1] — Никифор II Фока (ок. 912-969), византийский император (963-969).

[2] — Иоанн Цимисхий (ок. 925-979), византийский император (969-976).

[3] — «Судите по делам, а не словам» (лат.).

[4] — Последний Вселенский собор, признаваемый католической и православной церквями, состоялся в 787 г. в Никее (Седьмой Вселенский собор).

[5] — Четвертый Константинопольский (Восьмой Вселенский) собор 869-870 гг. (признан католической церковью) и 879-880 гг. (признан православной церковью).

[6] — Полиевкт (?-970) — патриарх константинопольский (956-970).

[7] — Феофилакт Лакапин — патриарх Константинопольский, погиб 27 февраля 956 г. при падении с лошади.

[8] — Петр VI (?-971) — архиепископ Равенны (927-970).

[9] — Стефан Первомученик (? — ок. 36) — первый христианский мученик, принявший смерть за проповедь в Иерусалиме.

[10] — Римский синод 4 июля 761 г.