Великий поход (джен)

Остановив потрепанный «козлик» на причале, Хаецкий несколько секунд наблюдал за суетой, выругался про себя, выбрался из машины и протянул руку Этне. Он был абсолютно прав, когда сказал, что причина совещания им не понравится, но вот масштаб порядком недооценил.

Гитлер снова сбежал.

Сбежал, прихватив ближайших подельников и эсэсовцев — судя по всему, всех оставшихся, бросив Германию и Францию на растерзание терранам.

Разумеется, война не кончится прямо сейчас. Меньше часа назад вторая нацистская эскадра была перехвачена на выходе из Кильского канала, прямо в устье которого была накрыта атомным ударом, после чего уцелевших добили торпедоносцы — но это ничего не меняло. Гитлер снова сбежал, и вряд ли наугад. Где-то у этого мерзавца было еще одно логово, и его снова предстояло найти — и на сей раз уничтожить окончательно.

Все снова, как и год назад… Только вот кораблей уже далеко не пятнадцать и даже не сорок — пятнадцать одних авианосцев, пусть для этого и пришлось раскошелиться всем союзникам, а в особенности американцам.

— Нам куда? — осведомилась Этне, поймав пробегавшего солдата и велев ему отогнать машину обратно.

— На «Киев», штаб теперь там, — Хаецкий снова протянул руку, помогая напарнице подняться по трапу. — И мы даже и близко не представляем, что нас ждет… Опять. Когда мы явились сюда, мы тоже не имели ни малейшего понятия, что здесь творится.

— Хочешь сказать, что вы поставили все на простую удачу?

— Сомневаюсь — вряд ли наше руководство на такое способно. Хотя… Нас-то, сама понимаешь, спрашивать никто не будет…

Очередной переход на «ты» был снова оставлен без внимания. Трудно бежать по полетной палубе, уворачиваясь от техников, матросов и тягачей, и думать при этом о чем-то еще… Тем более, что причина спешки была совершенно непонятна — все равно выйти в море можно будет только через час-полтора, когда все корабли будут готовы, а потом еще дня два идти до места перехода. Тем не менее. Встретивший их на палубе матрос сообщил, что Горшков настоятельно просил поторопиться — и они торопились.

Тем не менее, они оказались последними и удостоились мимолетного недовольного взгляда адмирала.

Как только дверь кают-компании закрылась, Горшков поднялся и заговорил:

— Итак, мы снова отправляемся в погоню за Гитлером. На сей раз, однако, мы имеем хотя бы смутное представление о мире, куда нам предстоит отправиться, поэтому прошу слушать очень внимательно и по окончании доклада высказывать свои соображения. Товарищ Фок, вам слово.

— Исходя из того, чем мы располагаем — а эта информация весьма фрагментарна, — начал физик, — мы пришли к выводу, что это достаточно развитый в технологическом плане мир, значительно больше похожий на Терру, чем тот, где мы находимся. На Терру полувековой давности, следует добавить — и я уверен, что мы встретим достаточно много людей знакомых нам по собственной истории, и даже, возможно, собственных двойников или двойников родственников… Но за счет множества деталей этот мир будет все-таки весьма заметно отличаться от нашего. И, собственно, это все… Хотя я позволю себе предположить, что нацисты там уже окопались.

— Благодарю, — кивнул Горшков. — Итак, мы знаем о новом мире чуть больше, чем ничего, но, смею надеяться, за оставшиеся два дня разведка сможет выдвинуть хоть какие-то предположения.

— На пустом месте, да, — прошептала Этне. — Кстати, я официально к вам прикомандирована, так что теперь Хилленкоттер и мой командир. И если он сейчас не выскажется…

Хилленкоттер высказался.

— Как справедливо заметил уважаемый адмирал Горшков, мы знаем лишь чуть больше, чем ничего. Поэтому ни в коем случае не следует терять бдительности и пренебрегать прекрасно зарекомендовавшими себя процедурами… Ведь даже если враг и не успел подчинить себе одно из государств того мира, всегда следует учитывать возможность некоей случайной находки или удачного открытия, которое значительно продвинуло вперед науку и технику, сделав ее опасной для нас…

Все это было совершенно очевидно. И столь же очевидно было и то, куда американский адмирал послал всех, требующих от него ясновидения…

По опущенной на стекло металлической сетке змеились голубоватые разряды, неестественный туман вокруг кораблей сгущался, отрезая их от мира, а Хаецкий гадал, что ждет их эскадру по ту сторону тумана — в ином мире. Все повторялось… Вот только теперь они были куда лучше вооружены, точно знали, чего ждать от врага и хоть что-то знали о месте назначения — что, впрочем, никак не гарантировало отсутствие сюрпризов, причем вряд ли приятных.

Вой генераторов стих, туман рассеялся — и взглядам стоящих в рубке открылось море нового мира. Точно такое же, как и в покинутом — даже погода была абсолютно такой же… И точно также поблизости не было кораблей. По крайней мере, на экранах радаров не было ничего, кроме эскадры.

Проводив взглядом сорвавшиеся с катапульты и умчавшиеся за горизонт самолеты, Игорь вздохнул — если они снова обнаружат одинокую яхту с загорающей девушкой… Хотя нет, вряд ли кто-то додумается загорать по такой погоде — было хоть и ясно, но достаточно холодно, так что в этом мире сейчас было самое позднее начало мая.

— Не люблю ждать, — вздохнула за спиной Этне. — Тем более — в такой ситуации… Как считаешь, найдут они что-нибудь стоящее?

— Мы что, окончательно перешли на «ты»? — удивился Хаецкий. — Впрочем, я ничего против не имею… И что они найдут — не берусь и гадать. Если верить нашим физикам, то вполне может существовать мир с единорогами и колдунами… Ну, по крайней мере, Гамов сразу после совещания заявил, что он бы такому не удивился.

— Я бы тоже не особенно удивилась, — ответила Этне, поправляя волосы, но добившись только того, что державший их шнурок свалился окончательно.

Разведка вернулась через час пилоты явились в кают-компанию на доклад, пока проявлялись пленки. Как и ожидал Хаецкий, ничего по-настоящему важного они не видели, однако и то, что встретилось, могло оказаться полезным.

Прежде всего — парусники. Очень много парусников, в том числе и больших — на уровне клиперов. Их пилоты подсчитывали специально и насчитали пять кораблей. Более мелкие парусники не считали, но по оценке их было не меньше двух десятков, по большей части — рыболовные шхуны. Встречались и пароходы — реже, чем парусники, но вполне современного вида. В общем, встреча флота с аборигенами была почти неизбежна, хотя при необходимости и можно было проложить курс так, чтобы довольно долго не попадаться никому на глаза.

В эфире, как и ожидалось, было почти пусто. Разведчикам удалось перехватить на грани слышимости две передачи, но искровой передатчик и разыгравшаяся чуть ли не над Испанией гроза сделали их почти нечитаемыми. Природный искровой передатчик прекрасно справлялся с глушением связи…

— Итак, товарищи, — начал Горшков, широким жестом предлагая всем присутствующим лично изучить наконец-то готовые снимки, — нам с вами предстоит выработать дальнейшую стратегию. Сейчас мы не знаем ничего, кроме того, что враг где-то в этом мире. Мы даже не слышали их радиопередач, что достаточно странно. Поэтому в первую очередь приказываю: разведчикам постоянно находиться в воздухе и фиксировать все, что покажется им хоть сколь-нибудь необычным. Постоянно прослушивать все частоты в поисках вражеских передач. Противолодочным силам немедленно развернуть охранение, любую обнаруженную подлодку немедленно принуждать к всплытию, при попытке бегства или атаки — уничтожать.

Хаецкий тем временем поставил на снимок лупу и пытался рассмотреть флаг на корме одного из пароходов. Флаг был то ли французским, то ли итальянским — снимок оказался удачным, но не настолько. К тому же было совершенно необязательно, что в этом мире вообще есть привычные Франция или Италия…

— А не российский ли это флаг? — переставив лупу, Хаецкий принялся разглядывать другой пароход, попавший в кадр. — И у меня вопрос к пилотам: вас заметили? Судя по снимкам, вы держались не выше тысячи—тысячи пятисот.

— Так точно, товарищ полковник, тысяча пятьсот метров, — подтвердил один из пилотов. — Но у меня сложилось впечатление, что люди здесь вообще с летательными аппаратами не сталкивались.

— Как минимум аэростаты здесь должны быть, а то и дирижабли, — присоединился к разговору француз Оре, лысый и бородатый майор армейской разведки. — Вряд ли их много, но пренебрегать возможностью встречи с ними нельзя.

— Полагаю, немецкие самолеты должны беспокоить нас гораздо больше, — отмахнулся Горшков. — И они, по идее, должны были уже заметить наш переход и появиться, а их нет. Почему?

— Вероятно, мы вне радиуса действия их самолетов, — ответил Хилленкоттер. — Есть, конечно, шанс, что нас просто не заметили…

— Именно, товарищи! — перебил его Горшков. — И мы даже приблизительно не знаем, в каком направлении нам двигаться. А потому все-таки придется кого-то ловить, и желательно — не рыбаков.

— Предлагаете перехватить военный корабль?

— Почему же «перехватить»? Просто аккуратно выйти на связь, представиться и попросить поделиться информацией, — Горшков подошел к висящей на стене карте и провел по ней указкой. — Двигаемся как-то так, в стороне от морских путей, разведку и так предполагается вести постоянно, а как только она обнаружит подходящий корабль — отправляем пару эсминцев и приглашаем к нам. Именно приглашаем… Не думаю, что нам откажут.

Отказать в просьбе, подкрепленной полноценным флотом, смогло бы не всякое государство, но заострять на этом внимание никто не стал. В конце концов, силу не обязательно применять, иногда достаточно самого факта ее существования…

На этом совещание и закончилось. Флот направился на юг, держась в стороне от морских путей и выслав на разведку четыре пары самолетов, а разведка в это время ломала головы над весьма скудной информацией, имевшейся в ее распоряжении. Хорошо еще, что объем этой информации медленно, но верно рос… Но уж очень медленно. Хаецкий дорого бы дал за возможность получать фотографии по радио, но увы — телекамера была слишком громоздкой, чтобы поместиться на самолет, а то, что, в принципе, можно было поставить, не дало бы хоть сколь-нибудь качественного изображения. Приходилось ждать возвращения разведчиков и проявки пленок, и это раздражало, но пользы от словесных описаний было немного — тем более, что снижаться, чтобы рассмотреть что-нибудь, разведчикам не разрешалось.

Но каждая новая пленка приносила массу информации — несмотря на кажущееся однообразие. Мелкие парусники, еще несколько пароходов и — самое интересное — броненосец. Классический броненосец времен русско-японской войны, который, к тому же, был опознан как «Андрей Первозванный».

— Во всяком случае, здесь точно есть Россия, — прокомментировал Хаецкий, разглядев на панорамном снимке Андреевский флаг. — А это уже кое-что. Правда, совсем не факт, что нам от этого будет лучше — помнится, наша эмиграция с фашистами частенько сотрудничала… Да и, прямо скажем, подобные идеи при царе популярностью пользовались. Но больше всего меня занимает, куда же все-таки подевались эти проклятые корабли?

— Может, ушли дальше? — предположила Этне.

— Нет эха, — отозвался Хаецкий. — Это проверили в первую очередь., Нет, они где-то здесь…

— На пути в Антарктиду…

— А это мысль, — Хаецкий развернул карту. — Так, если они перенеслись здесь, то сначала им надо отойти подальше, да еще я не думаю, что они будут раньше времени лезть на глаза местным, а танкеры там точно были, да и заранее пригнать могли…

Пройдясь по карте циркулем, он наметил район, где мог находиться враг. Потянулся к телефону и замер.

— Мы видели два ударных соединения, одно из которых уничтожили. Но ведь немало кораблей было разбросано по всем морям — хоть оба карманных линкора…

— И ты думаешь, что они здесь, — закончила Этне. — А что, очень может быть. А если вспомнить, что они еще и подлодки чуть ли не по штуке в день строили…

Да, перспектива не из веселых — флот мог оказаться сильно больше ожидаемого. Конечно, адмиралы наверняка это понимали, но в докладе Хаецкий свое предположение отметил. В конце концов, если что — он предупреждал. А все остальное — уже не его забота.

Тем временем доставили очередную порцию снимков, и на одном из них наконец-то обнаружилось нечто интересное. А именно — почти сгладившийся кильватерный след целой эскадры.

— Это то, что мы ищем? — осведомилась Этне, разглядывая снимок.

— Не знаю, — отозвался Хаецкий, — но проверить все-таки надо. Пошли к начальству.

— Товарищ адмирал, обнаружен кильватерный след группы кораблей, предположительно — эскадры, — отрапортовал Хаецкий, отдав честь.

Хилленкоттер «товарища» стерпел, даже не поморщившись — то ли привык, то ли смирился. И сразу же перенацелил готовую к взлету пару, после чего принялся внимательно изучать снимок.

— Я не думаю, что это наци, — заявил он наконец, — но не исключено. Поверьте, кое-что в кильватерных следах я понимаю, и скорость этих кораблей невелика. Или это старые корабли на экономическом ходу, или местные… Но нам в любом случае следует это выяснить. Возвращайтесь к себе и продолжайте работу.

— Так точно!

Два часа спустя на стол Горшкова легли новые снимки. Русский броненосный отряд столкнулся с четверкой немецких линкоров в компании «Лютцова» и «Шеера». И, разумеется, ни у кого в штабе не возникло сомнений в необходимости вмешательства…

Первая Арктическая эскадра, ядро будущего флота, шла с Балтики в Мурманск. Погода прекрасная, море спокойное, угля еще полно… Но вице-адмирал Август Францевич Унгерн нервничал. Он расхаживал по мостику, засунув руки в карманы кителя, посасывал маленькую трубку, купленную когда-то в Нагасаки и постоянно оглядывал горизонт. Что-то было не так, а что — понять он не мог. Что-то мешалось, словно камешек в ботинке — совсем как десять лет назад, когда «Мономах» только из-за взвинченных нервов капитана Унгерна не попал в японскую засаду.

— Да что с вами, Август Францевич? — не выдержал, наконец, капитан броненосца. — Может, врача позвать?

— Не стоит, — отмахнулся адмирал. — Спасибо за заботу, конечно, но врач нам скоро на своем месте понадобится.

И в тот же миг раздался крик сигнальщика:

— Дым на горизонте! Не меньше трех кораблей! Приближаются!

— Передайте по эскадре: корабли к бою готовить. И пусть «Пылкий» отойдет от эскадры и наблюдает за боем. Если что-то случиться — немедленно идти в ближайший порт и отправить отчет в Петербург, — приказал Унгерн.

— Вы уверены?

— Капитан Воронцов, — вздохнул Унгерн, — присмотритесь, эти дымы уже хорошо видно. И вы и сами можете заметить, что они выглядят несколько непривычно, особенно те два. И я вам даже больше скажу — это дым от нефти. А мы не слышали ни об одном боевом корабле с нефтяными котлами. И если их прятали…

Унгерн рассчитывал на то, что у эскадры есть минут десять. Оказалось — всего пять, и первые снаряды, упавшие неприятно близко от флагмана, явно не были двенадцатидюймовыми…

И тогда адмиралу стало действительно страшно. Ни один флот не имел орудий с калибром больше двенадцати дюймов и с такой чудовищной дальностью и меткостью. Их собственным орудиям придется молчать еще несколько минут… или рискнуть?

— Стволы на максимальное возвышение, усиленный заряд, огонь открывать по готовности! — И Унгерн снова поднял бинокль, игнорируя взлетающие рядом столбы разрывов. Наконец-то он смог рассмотреть врага… И это было немыслимо. Этих кораблей просто не могло существовать… Но они были и вели огонь.

Огромные — раза в полтора больше любого броненосца, с единственной трубой, с четырьмя башнями главного калибра и невероятно быстрые. Куда быстрее даже эсминцев, за исключением разве что «Новика»… Впрочем, один из этой четверки немного отличался — у него было три башни, но зато с тремя орудиями. Еще два корабля, державшиеся в тени «старших братьев» были поменьше, имели всего две башни — правда, опять-таки трехорудийных — и пока что молчали. Правда, от этого было не легче…

Постоянное метание позволило сблизиться с неизвестным врагом на дистанцию огня почти без потерь — потерявший от близкого разрыва руль и винты «Рюрик» не в счет — и хоть как-то ответить. И пусть двенадцатидюймовые снаряды бессильно рвались на броне, однажды «Императрице Екатерине» удалось попасть в палубу одного из монстров, повредив башню среднего калибра. Конечно, враг им не пользовался, наглядно демонстрируя правильность кое-каких новых идей, но все равно, это был хоть какой-то результат.

Но больше всего адмирала беспокоил флаг. Никогда прежде он не видел этого красного полотнища со свастикой в белом круге, и то, что флаг напоминал германский военно-морской, понимания не прибавляло. Невозможные корабли под невозможным флагом — фантазия, бред! Но их снаряды, раза в полтора тяжелее его собственных — вот они, то и дело рвутся рядом. «Императрица Екатерина» уже горит и потеряла ход, на «Мономахе» сорвана кормовая башня…

— Ваше превосходительство! — ворвался в рубку ошалевший сигнальщик. — Там… того… Еропланы!

Посмотрев на матроса, как на помешанного, Унгерн вышел на мостик — и замер. Даже без бинокля были отлично видны несущиеся почти над самой водой аэропланы, разительно непохожие на матерчатые «этажерки», не способные продержаться в воздухе и четверти часа. Вытянутые корпуса, узкие длинные крылья, мерцающие диски пропеллеров — их было не меньше двух дюжин, под каждым подвешено что-то, похожее на торпеду, и на всех один и тот же незнакомый символ — красная звезда…

Их не ждали — это было заметно. Но не менее заметно было и то, что для врага это привычный противник — в воздухе вспухли дымные клубки шрапнелей, забились непривычно большие митральезы, плюясь смертью — несколько аэропланов все же упали, но большинство сбросило свой груз и рванулось в небо.

Вражеские корабли прекратили огонь, увеличили скорость и рванулись в стороны.

Адмирал Унгерн насчитал четыре взрыва, два из которых достались монстру с тремя башнями, а враг, окружив тяжело осевший кормой корабль, поспешно ушел прочь…

— Господи помилуй, — выдохнул Воронцов, сняв фуражку и вытирая мокрый лоб платком, — пронесло!.. А все-таки, кто же это их так удачно отогнал?

— Идем вслед за аэропланами, — приказал Унгерн. — Думаю, мы это вскоре выясним…

Избитые корабли легли на новый курс, на «Новик» подняли аэронавтов — но те были или мертвы, или слишком тяжело ранены, чтобы отвечать на вопросы. Так что Унгерну пришлось довольствоваться только результатами осмотра, который он не поленился совершить лично. И этот осмотр кое-что прояснил, но оставил куда больше вопросов, чем ответов.

Казалось бы, все ожидаемо: крепкие молодые люди, одеты, правда, не в кожаные куртки, а в плотные комбинезоны… Под которыми обнаружились вполне привычные мундиры и погоны подпоручиков и поручиков с голубыми просветами. Больше того, двое из спасенных оказались женщинами… А один из погибших — инородцем из Средней Азии.

— Что ж, теперь я с чистой совестью могу сказать, что объяснение случившемуся следует искать в сферах метафизических, — заметил Унгерн, покидая миноносец. — Доктор Банщиков, вы уверены, что ваш лазарет справится с их травмами?

— Умереть не дадим, — пожал плечами врач. — А там, надеюсь, встретим их сородичей — кем бы они ни были, думается мне, что в медицине они нас превосходят не меньше, чем в воздухоплавании…

Избавившись от адмирала, Банщиков уселся за стол, пододвинул пачку бумаги и чернильницу, посмотрел на лежащие на столе документы и принялся описывать имущество раненых и убитых. И вот тут его и ждала главная проблема — многое из увиденного просто не укладывалось в голове. А особенно — из прочитанного.

Вот, например, «Летная книжка». В ней записывались все полеты летчика, время в воздухе и краткое описание полета — казалось бы, ничего сложного, но… Что это за государство такое — Союз ССР? То, что звания у этих летчиков флотские — ничего удивительного, но вот эти приписки… Зацепление за такой-то трос, например. Какой еще трос, что за него должно цепляться и зачем? А уж описание полетов и вовсе заставили пожилого медика отложить перо и потратить минуту-другую на то, чтобы унять дрожь в руках. Если верить этому документу — а не верить ему было глупо — на счету девушки, ровесницы его младшей сестры, уже были десятки сражений, и если хотя бы хотя бы четверть из них была такой же, как то, что он видел сегодня… Боже, да что же это за люди и откуда они появились? Снова вздохнув, он подтянул банк и принялся писать. Кем бы эти люди ни были, откуда бы ни появились — но сейчас они в его лазарете, а значит, истории болезни он на них заведет. В конце концов, их собственным врачам они пригодятся…

Поставленный наблюдать за небом матрос очень быстро заметил аэроплан, кружившийся над эскадрой на высоте четырех-пяти сотен саженей над эскадрой. Время от времени его сменял другой, что заставляла адмирала изрядно беспокоиться — суша была слишком далеко, так что или аэропланы могли покрыть колоссальное расстояние, или каким-то образом взлетали и садились на корабль. Сама по себе идея Унгерну нравилась — пожалуй, когда аэропланы станут хоть немного похожими на эти, такой корабль пригодится — но в данный момент это его беспокоило. И потому крик сигнальщика: «Дымы на горизонте!» он воспринял с облегчением. Корабли — это все-таки известный противник… Даже такие корабли.

Сперва Унгерн даже принял их за все тех же врагов — но вскоре понял, что, несмотря на все сходство, различаются они очень заметно. И, в конце концов, их было гораздо больше…

— Ваше превосходительство, радиограмма! — появился в рубке матрос с запиской.

— Что ж, давайте посмотрим… Да, и сообщите, что их раненые у нас на «Новике», — адмирал забрал бумагу, развернул и едва не уронил трубку. — Да уж, господа… Сие есть некий «Объединенный флот Терры», и они утверждают, что явились из иного измерения — и как раз по душу напавших на нас.

— А знаете, я склонен им поверить, — отозвался Воронцов, разглядывая в бинокль приближающуюся армаду.