Хрупкое счастье хранят дневники (гет)

Примечания:

Жанр "бред" официально с нами, но нам придется через это пройти!

Новость: больше М-21 и Юны.

Просьба: не бейте розовыми тапками М-21, Рея и Франкенштейна! (Даже если очень захочется, пощадите этих парней!) Меня — можно. :)

17 апреля, 7:36, в автобусе

С утра мне есть совсем не хотелось. Не говоря уже о том, как не хотелось просыпаться. Голова была тяжелой, а будильник был как будто бы частью сна. Хитрый мозг не хотел снова работать, поэтому я пролежала еще полчаса, тянувшиеся мучительно долго, в состоянии между сном и явью, а встала только по второму будильнику, внезапно осознав, что я не фея со сломанным крылышком, которая бегает по заснеженным тропинкам незнакомого парка, иногда прячась за стволами деревьев, а Юна, которая так и не сделала вчера пять номеров по математике. От кого я пряталась, я видела как-то смутно. Помнится, это были какие-то тени разных цветов, причем от расцветки зависело их отношение ко мне. Если попасться розовой тени, она меня отпустит, потому что у феи любимый цвет розовый. Не понимаю, с чего бы это, потому что я всегда больше любила синий, но, очевидно, феи по умолчанию предпочитают розовый или на худой случай фиолетовый.

Я села и помотала головой (чего лучше было не делать), параллельно задумавшись, чего такого я могла насмотреться вчера, чтобы мне снились феи и враждебные разноцветные тени. Но вчера был конкурсный день, потом мы были в кафе и вернулись домой. Никаких фей! Мой мозг иногда удивляет меня. Так и не поняв, откуда в моей голове феи, я скрепя сердце ушла доделывать математику. Терпеть не могу делать домашку с утра! Раньше я всегда считала проявлением слабости что-то не успеть сделать вечером, даже сумку собирала заранее. Но сейчас я понимаю, что уже просто не могу. Сил не хватает.

К счастью, я успела сделать все номера перед выходом. Иногда господин Пак собирает наши тетрадки без предупреждения и ставит оценки за все подряд: за сделанные задания, за работу над ошибками, за ведение тетради, за конспекты. Это, конечно, все очень правильно, но что ему стоит предупредить нас? Для учителя это пять секунд, а нам помогло бы спланировать целый вечер! Так как сегодня контрольная, лучше было бы повторить последнюю тему, а не выделять маркером все заголовки (хорошо хоть, я в целом аккуратно веду тетрадь). Но никогда нельзя быть уверенным… Тем более, вероятность, что господин Пак соберет тетрадки, повышается с проведением контрольной. Чем-то же ему надо себя занять, пока мы работу пишем. Как раз можно наши тетрадки проверить…

Зря я все-таки пишу в автобусе. Некоторые даже читать в автобусе не могут, а я могу. Но это еще не значит, что из-за этого стоит ломать глаза и записывать не самую полезную информацию… Сказала Юна, уже практически доехав.

Да, я все-таки не спрятала дневник и снова потащила его в школу. Привычка — вторая натура!

После школы, дома

Ну что, произошло очень многое. Так что обо всем по порядку.

Контрольная была первым уроком, и я была совершенно права, когда решила, что господин Пак соберет наши тетрадки. Контрольная была сложная. Помощи ждать было неоткуда. Ценой огромных 45-минутных страданий я все-таки решила шесть номеров из семи. Вернее, решила-то я все, но про один с восьмидесятипроцентной вероятностью говорю, что там ошибка. Похоже, за эту контрольную пятерки мне не видать… Я вздохнула над своей самооценкой. Пятерки! Юна, ты хотя бы «два» не получи, и можешь считать, что все хорошо… Я слишком привыкла быть идеальной, но просто не могу это тянуть. Хочу быть Икханом. Он говорит, что тоже не уверен в одной задаче, но он просто нас утешает. Ведь понятно, что Икхан никогда не ошибается. Уж во всяком случае, не в каком-то тесте по математике!

Потом судьба подарила нам передышку после контрольной. Оказалось, что наш англичанин заболел, так что второго урока не было. У нас такое очень редко бывает. Ведь со всеми нашими электронными журналами у учителей есть возможность связаться с нами заранее и уточнить расписание, если что. Иногда это жутко неудобно, например, если в девять вечера тебе пишут, что один урок заменили другим. Ужасно. Но зато не бывает такого, что ты приходишь, не зная о каких-либо изменениях.

А вот сегодня у нас выдалось «окно», целых сорок минут свободы! (Часть времени мы потратили на то, чтобы дойти до нужного кабинета, посидеть под закрытой дверью и разойтись). Было глупо уходить от школы слишком далеко, ведь после этого уроки никто не отменял. Но люди в основном предпочли уйти в соседний магазин за перекусом, кто-то пошел в библиотеку доделывать конспект по истории. Знала бы, не писала бы его вчера! Но если бы я так поступила, кое-что важное сегодня не произошло бы. У меня все было сделано, поэтому я в одиночестве болталась по школьному двору. Рея, Региса и Сейру зачем-то позвал директор Ли, но у меня не хватило наглости пойти с ними, Суйи была на репетиции, а Шинву и Икхан ушли в магазин с другими парнями. Честно говоря, поражаюсь, как они уболтали Тао отпустить их из школы. Может, они пообещали и ему принести что-то вкусненькое?

Я была не в настроении для кратковременного побега из школы в магазин. В школе было слишком душно, и я бродила между клумбами с цветами. Да, у нас уже распустились цветы! Их аромат был слишком сильным, и я решила снова уйти внутрь. Вот так всегда, получив свободу, просто не знаешь, что с ней делать, и тратишь, на что попало. Когда я начала подниматься по небольшой лестнице, чтобы попасть в школу не через центральный, а запасной вход, все и произошло.

Лестница расплылась перед глазами, и я видела только какие-то точки. Шум улицы тоже смешался, и я испугалась, что сейчас упаду. В следующий момент я уже полулежала на этой самой лестнице и чувствовала что-то неприятное на своей руке. Раньше я никогда не падала в обморок и даже не уверена, что это был именно он. Просто в одну секунду ты шла по земле, а в следующую уже лежишь на ней. Если бы на земле… К сожалению, это была именно лестница. Твердая, каменная и шершавая. Плюс поручень. У нас очень хорошая школа, но заднее крыльцо все-таки выглядит не так же хорошо, как и парадное, и поручень оказался сломанным. Я приподняла голову и развернула руку так, чтобы увидеть, насколько все плохо. Мда. Слизывать кровь было не лучшим выходом, а смазывать — тем более. Я не хотела вся ходить в крови. Как назло, я сегодня ушла в школу без антибактериальных салфеток. Первой мыслью было незаметно проскочить в туалет и вымыть руку, чтобы никто не увидел меня в таком виде. Второй — что царапина наверняка очень глубокая, и вряд ли кровь тут же остановится. Какой ужас, и это ведь еще только второй урок!

А потом я увидела перед собой длинные ноги и, скользнув взглядом по черным выглаженным брюкам, подняла голову. Как следствие, мне очень захотелось побиться головой об ступеньку, которая очень услужливо упиралась мне в спину. Ну почему из всех возможных людей я попалась на глаза именно ему?! Теперь, записывая это, я уже не жалею. Но в тот момент мне это казалось худшим злом, которое вообще способно за мою жизнь произойти.

М-24 сбросил девочку на землю все же достаточно аккуратно, чтобы не сломать ей что-нибудь. М-21 впервые смог нормально разглядеть ее. Конечно, он уже мельком видел ее, но впечатление тут же смазалось, когда он отвлекся на остальных. Теперь она была одна, лежала на бетонном покрытии, такая неподвижная. Одна нога была направлена прямо, другая согнута в колене, приподнимая край и без того короткой джинсовой юбки, черные гольфы на тонких голенях слегка спустились. Правая рука оказалась закинута за голову, и за пальцы зацепилась прядь темных волос. Другая рука лежала на груди, как будто М-24 специально картинно уложил девушку, чтобы было, на что посмотреть. Но так уж оно само получилось. Легкая куртка распахнулась, и было видно выделяющееся в темноте пятно белой майки. Не по погоде девчонка оделась, но, в конце концов, она же всего лишь шла в ближайший магазин. Вернее, уже из ближайшего магазина. Лица девушки не было видно, потому что голова склонилась на другую сторону. Захотелось наклониться и выровнять, непонятно, зачем. Он не стал. Зачем смотреть в лицо жертвы? Из праздного любопытства? Не так уж ему и любопытно. И потом, он еще насмотрится, стоит только девчонке очнуться.

М-21 стряхнул возникшую перед глазами картинку, но не мог не заметить некоторого сходства. Кроме того, что в этот раз Юна (странно-то как себя видеть со стороны) лежала не на стройке, а на школьном крыльце. Ну и что сам М-21 совершенно точно не собирался ее убивать, конечно же. Судя по повороту тела, Юна поднималась по лестнице с левой стороны, начала падать, схватилась правой рукой за перила, все равно не смогла удержаться, после чего сползла вниз на несколько ступеней, поранившись. Она сидела на ступеньках, стараясь развернуть правую руку так, чтобы не видно было пореза, а левой схватившись за галстук. Одна нога лежала поверх другой, согнутой в колене, хорошо, если не сломанной. Короткая серая юбка, часть стандартной школьной ё-рановской формы, немного перекосилась и приподнялась, а белые гольфы чуть-чуть сосборились. Ну да, почти как в прошлый раз…

Это ощущение пронеслось в его голове за одну секунду, и на самом деле М-21, только заметив меня, тут же бросился ко мне и наклонился, а потом протянул руку, чтобы помочь мне подняться. (Я не хотела подниматься, я хотела биться головой и еще сгореть со стыда). Очень-очень медленно он поставил меня на ноги и осмотрел. Я первым делом одернула юбку и печально оглядела себя. Рука была в кровавых подтеках, а на ноге красовалось большое грязное пятно. А еще ее жгло. Я не поцарапала ее, но сильно ушибла, проехавшись ногой по каменным, бетонным (или какие они у нас там) ступенькам. Наступать было больно, но я все-таки стояла, поэтому подумала, что вроде ничего не сломала. Хотя я никогда ничего не ломала, так что это еще не точно.

— Можешь стоять? Что случилось?

— Я… споткнулась… — ответила я, воспользовавшись его же объяснением ситуации. Не хватало еще сказать ему, что произошло на самом деле! Тем более, я сама не знаю. Теперь я видела и слышала все, как обычно. Голова тоже не кружилась. Было только очень-очень стыдно, и кровь стекала по руке, и нога горела, а так все, как обычно!

— Понятно. Извини меня, — прежде чем понять, к чему это относилось, я почувствовала, как М-21 аккуратно трогает мою пострадавшую ногу. — Больно?

— Нет, — я поморщилась от боли.

— Ага, — откликнулся он, не заметив гримасы, но совершенно точно уловив суть моего ответа. Усмехнулся на мой ответ с чувством, средним между горечью и одобрением. И я поняла, что его осмотр ему толком ничего не сказал, потому что он не доктор, а обычный агент с повышенной регенерацией, и понятия не имеет, все со мной в порядке или нет. — Тебе нужно будет пойти в медпункт.

— Ни за что! — возмутилась я, совершенно точно зная, что мое возмущение безосновательно. Потому что это самое логичное, что я вообще могу сделать.

— Я тебе помогу, — сказал Аджосси и взял меня за руку, за ту, которая не кровавая.

— Не хочу, чтобы меня так увидели, — уперлась я. — Лучше отпустите меня домой.

— С ума сошла? — усмехнулся он. — Просить охранника, чтобы во время занятий тебя отпустили из школы, ха-ха.

— Тао же отпустил мальчишек в магазин, — возмутилась я тогда, когда лучше бы и язык прикусить.

— Так то Тао! — немного нервно ответил Аджосси, а потом, мягче, добавил: — Уроки же у всех, никто тебя не увидит.

И мы пошли в медпункт, а чтобы не отмечать наш путь, М-21 дал мне платок, которым я обернула руку. Теперь еще и платок стирать… Но вообще было приятно, потому что дать даме платок — это такой джентльменский поступок. И то, что М-21 об этом, скорее всего, даже не знает, его нисколько не умаляет.

С каждым шагом нога болела все меньше, так что я совсем успокоилась: главное, что не сломала. А руку я вымою, мне ее пластырем залепят, надену пиджак, и никто ничего не заметит. Все обошлось. А почему же я упала, лучше вообще не думать, ну мало ли, от усталости или, может, на самом деле споткнулась. Все так быстро случилось ведь. Но все равно беспокойство все нарастало и нарастало, что показалось мне странным. Чем ближе мы подходили, тем отчетливее становился мой страх. Причину я поняла, только когда мы остановились на пороге кабинета. Боялась не я.

Кабинет оказался пуст (странно, что не был закрыт). Решив, что медсестра сейчас вернется, я зашла внутрь, и М-21 шагнул за мной. При этом он выглядел абсолютно спокойным, но его внутренний голос буквально вопил об опасности. Я с недоумением оглянулась и не встретила никакой реакции. М-21 хорошо собой владеет, но… Он что, боится медкабинета? Я неловко улыбнулась, чтобы приободрить его. Было немножко забавно, что такой взрослый человек, да еще и охранник, а боится каких-то врачей. Но я это уже проходила. Когда мы еще только-только познакомились, Икхан очень боялся врачей. И плакал каждый раз, когда нам делали прививки. Все смеялись, а Шинву его защищал и даже побил несколько особенно отвратительно смеявшихся мальчишек. Но это все когда было… С тех пор Икхан преодолел свой страх и стал настоящим мужчиной, а уж мы с Шинву и подавно перестали бояться всяких там прививок. Подумаешь…

Страх М-21 не был похож на страх ребенка. Аджосси не позволял эмоциям появиться на лице, но я слышала, как колотится его сердце и сбивается дыхание, хотя между нами было все пространство комнаты, и я по-хорошему не смогла бы всего этого заметить. Перед глазами, как молния, вспыхнул режущий, белый свет. Я была в небольшом помещении, и мои руки опутывала настоящая паутина из каких-то систем. Передо мной стояли двое в белых халатах, но я не могла их рассмотреть. Фигуры… Все размывалось перед глазами, и взгляд только выхватывал шприц с кровью, очевидно, моей, а может, и нет, на столике передо мной, а также ампулу с какой-то еще жидкостью, которую держали перед моими глазами, и лежавшую на столе в углу другую фигуру… Я не слышала, что они говорили, и пошевелиться тоже не могла.

Я смотрела в расширившиеся от ужаса глаза М-21. Он больше не мог себя контролировать, и его колотила дрожь. Я очень смутно понимала, что происходит, но до меня все же дошло, что не медсестры и не школьных прививок М-21 боится, не школьник ведь, и даже не за меня беспокоится (какое уж там!). Просто кабинет напоминает ему о прошлом. Прошлом, которое причиняет ему боль! Любое напоминание о той лаборатории — это шок, боль и паника, которой он всего лишь хочет избежать. И не может. Вернувшись домой, я немного порылась в интернете и поняла, что так действительно бывает с людьми, которые пережили что-то очень-очень страшное.

Каким-то образом я узнала, что М-21 во время дежурств всегда избегает второго этажа, на котором расположен медкабинет. Один раз узнав о своей слабости, он стал посылать на необходимые проверки этой части школы Такео. Тот отнесся с пониманием. М-21 знает, что это глупо, но ничего не может с собой поделать. Он держится вдали, лишь бы избежать тех воспоминаний, новой боли от прошлого, которое он никогда не сможет преодолеть. Когда он увидел меня, в крови и, возможно, с травмой, он всего лишь надеялся, что успеет передать меня с рук на руки врачам, прежде чем все начнется. Он не хотел это пережить еще раз. А еще он не хотел, чтобы это видела я… Как и я не хотела, чтобы он видел меня поранившейся, неловко встающей со ступенек.

Я вскочила, схватила левой рукой руку М-21 и просто вытолкала его в коридор, захлопнув дверь. Без понятия, помогло ему или нет, но он понял мое намерение и не пытался попасть обратно. Либо у него просто не хватило моральных сил это сделать. Через минуту вернулась медсестра и обнаружила меня. Про Аджосси она ничего не сказала, наверно, он пришел в себя или спрятался. Потом дотошно осмотрела меня и промыла царапину. Она оказалась глубокой, а на ноге возник огромный синяк. Нога горела, а царапина еще кровоточила. Мне было наплевать. Меня вычистят, заштопают и утешат. В конце концов, сколько через этот кабинет проходит таких же, как я, глупо поранившихся школьников. Заштопать и утешить М-21 будет гораздо сложнее. Особенно, если о его проблеме почти никто не знает.

* * *

На перемене перед третьим уроком (да, все это произошло очень быстро, и я даже ничего не пропустила) я нашла на воротах невозмутимо дышавшего свежим воздухом Аджосси. Спрятать следы моей эпичной прогулки мне удалось не окончательно, но мне было все равно. Я пришла поблагодарить Аджосси и узнать, как дела. Пусть хоть вся школа смотрит на мой синяк, который высовывается из-под гольфов, не важно!

Я склонилась перед Аджосси, и он снова бегло просканировал меня, убеждаясь, что со мной все нормально. Я так и не решила для себя, дать или не дать ему понять, что я видела. После того, что я сделала, трудно было бы убедить Аджосси, что я ничего не поняла и не заметила, ведь я силком выпроводила его из кабинета! Но и признаваться в том, что я увидела его воспоминание, да еще и такое болезненное! А потом он расскажет Франкенштейну, и мне сотрут память, опять! Нет, это было просто исключено. Если понадобится, я его умолять буду, только бы не рассказал. Я же помочь пыталась.

— Как себя чувствуешь? — спросил он, и в его голосе было что-то большее, чем просто дежурное беспокойство об ученице Ё-Ран. Словно нас соединило какое-то общее, пусть и неприятное, воспоминание.

— А вы? — прежде, чем он успел задать вопрос, я продолжила: — Многие боятся врачей и больниц. И это нормально. У меня друг такой есть. Я заметила, что вы не хотели идти со мной, но все-таки пошли. Спасибо, — я снова зачем-то поклонилась. — Вы настоящий охранник, Аджосси!

Он сожалел о том, что вся эта ситуация вообще стала возможна. Все было неправильно с самого начала. Если бы он не пошел на осмотр территории, если бы отправил Такео. Если бы не вывернул из-за угла, обнаружив меня, а пошел в другую сторону, если бы отправил меня в кабинет саму, если бы не вернулся на ворота. Для учеников он должен оставаться всего лишь сотрудником. Он не должен проявлять эмоций, показывать что-то личное. И он ведь не виноват. Он не боится спускаться в лабораторию Франкенштейна, он не боится ран и боли. Но с этим проклятым кабинетом почему-то связывается то ужасное воспоминание, и вот теперь об этом известно мне… Он ведь не боится, он ведь даже разговаривал со мной тогда в лаборатории, совершенно спокойно. «Если бы Юна могла помнить это вместо тех позорных двадцати секунд в кабинете…» А потом до него дошли мои слова.

Замешательство в его мыслях сменилось смущением. Он буквально стоял и не знал, как реагировать на такие слова. Аджосси убрал челку на бок и просто долго-долго смотрел на меня. А потом случилось то, чего я не забуду никогда в жизни, сколько еще раз мне память ни сотри. Он опустил руку мне на плечо и легонько похлопал. Так, как будто хотел похвалить или приободрить меня. Потом он хотел отдернуть руку и уйти прочь, но…

О чем он только что вспомнил? Перед глазами начала выстраиваться картинка. С каждым мгновением все четче я видела нас, сидящих в лаборатории. Не фантазию, а настоящее воспоминание, наше общее, которое теперь осталось только у Аджосси. Еще секунду, и я вспомню! Это важно! Это что-то, о чем меня заставили забыть, но я могу вернуть его себе, развернуть, как клубок… Я удержала руку М-21 у себя на плече еще на несколько секунд, а потом он все-таки отдернул ее и, озадаченный, пошел прочь, даже не оглядываясь. А я ушла на другую сторону двора и уселась на скамейку. Где-то на краю сознания маячила мысль, что я забыла ему сказать, что постираю платок дома и завтра верну… А перед глазами восстанавливалась картинка забытого и заново считанного воспоминания.

* * *

Это случилось, когда М-21, Тао и Такео вернулись из поездки, в которой они едва не погибли. Я слишком честно показала свои чувства при встрече. После чего всем троим стало ясно, что я знаю слишком много. А М-21, очевидно, понял, что способность читать мысли ко мне вернулась. Ни за что бы не подумала, что М-21 когда-либо смог бы примириться с такой способностью, особенно применительно к нему и в моем исполнении. Ведь по большей части я только раздражаю его, то своим неровным поведением, то тем, что привлекаю к нему внимание своими выходками. Он ведь не хочет со мной дружить, да и не должен. И все-таки он знает уже очень давно и никому не рассказал. Не то что боссу — даже Тао и Такео. Не думала, что М-21 вообще способен так рисковать (разве что он недооценил опасность того, что кто-то вроде меня вообще может узнать правду).

А еще я не думала, что ребята сдадут меня Франкенштейну. Но их тоже можно понять, и я даже почти не сержусь. Я, в конце концов, могу сердиться только на саму себя. К тому же, насколько я понимаю, предыдущий отрезок между потерей и обретением памяти я провела, всячески отвергая Тао и Такео, о которых вспомнила все только самое плохое. При таком отношении их симпатии ко мне ожидать вообще не стоило бы.

А вот что я смогла узнать.

После нашей бурной встречи М-21, Тао и Такео заподозрили, что я узнала слишком много. В этот же день мы пошли в гости к Рею. Я понимала уже, что не стоит мне приходить. Но не пойти было бы странно, тем более, я так соскучилась по всем. Модифицированные на меня поглядывали со смесью заинтересованности и сочувствия. Я прямо ощущала свою возросшую значимость и внимание этих людей к моей скромной персоне. Если бы все это я испытывала по какому-нибудь другому поводу! Когда было пора уходить, они нашли предлог, чтобы задержать меня. Такео ушел провожать ребят, а Тао и М-21 остались со мной. Взглядом М-21 направил Тао к двери, и я услышала мысленный сигнал, который Тао не услышал, но безошибочно определил: «Всё готово. Приведи Франкенштейна». Мамочки, какой страшный Аджосси…

Тао вышел, не говоря ни слова, а М-21 сел напротив меня. Я вспомнила, что однажды уже была в его власти: давно, ночью, на стройке. (Да сколько же раз можно это вспоминать?!) Он присел рядом со мной на корточки и долгую секунду разглядывал мое лицо. Интересно, маньяки любят рассматривать своих жертв? Но М-21 не маньяк, и я чувствую, что он заботится обо мне.

*Я в подвально-лабораторном воспоминании:

— Что происходит?

— Ты, наверно, уже догадалась, раз память к тебе вернулась, — сказал он.

— Вы хотите ее стереть?

— Ну да, — М-21 пожал плечами, делая вид, что ему все равно, хотя я почувствовала толику жалости в его восприятии. — Тебе не привыкать.

— Хотите сказать, что уже стирали мне память, да? — оживилась я.

— Хочешь сказать, что не помнишь этого? — прищурился он мне в ответ.

— Я просто догадалась, — гордо сказала я. — Между прочим, из-за вас же. Я поняла, что мое отношение к вам раньше было другим, а в памяти, кстати, остались заметные дыры!

Не знаю, зачем я решила его разозлить, но М-21 уселся поудобнее, и в его взгляде показалось одобрение.

— А я-то думал, ты все вспомнила. Даже не хочешь извиниться?

— Это я-то? За что? — возмутилась я.

— За скандал, за что же еще! — М-21 не удержался и хихикнул, и улыбка на его лице стала какой-то непривычной. Как будто на секунду я увидела его настоящего. — Не помнишь, как ты тут все разнесла, что ли?

— Я?!

Короче, вот как все это было. М-21 мне вкратце рассказал, и, пока он говорил, я начала кое-что вспоминать.

* * *

На тот момент память мне стирали не один раз, как я думала, а уже два. Я имею в виду не всех нас, а именно мой случай. Нам стирали память после того, как мы оказались в заложниках у Джейка, а потом — когда нас похитили агенты DA-5. А еще стирали память только мне. В первый раз я обидела М-21, и он, в порыве гнева, пошел и рассказал обо мне директору. Аджосси давно понял, что что-то со мной не так, потому что я стала вспоминать кое-что из прошлого, но ему было интересно за мной наблюдать. Кроме того, видимо, ему не хотелось связываться с Франкенштейном, и М-21 решил просто самостоятельно за мной следить. Но когда я ему наговорила каких-то обидных вещей, в которые сама верила, М-21 решил послать меня лесом и положить всему этому конец. Как обычная школьница я его больше устраивала. Так и получилось, что Франкенштейн стер мне память. Как это происходило, я плохо помню, но, по-моему, он просто глубоко посмотрел мне в глаза, и я почувствовала, что засыпаю. Проснулась на том же диванчике в гостиной, закрытая пледом. Мне сказали, что я заснула, пока охранники домывали тарелки, а теперь кто-нибудь проводит меня домой. И все… Ничего подозрительного, ничего некомфортного.

Вот только через пару дней я заявилась в дом директора, чуть ли не с ноги открыв дверь в гостиную, где Франкенштейн проводил спокойный и не по-школьному тихий вечер, и накинулась на Рея и директора с обвинениями. М-21 плохо понимает, что могло меня спровоцировать, но тут уж я вспомнила сама. Мой дневник! Вернувшись домой, я плюхнулась спать, потом пошла в школу… И разумеется, вечером я решила записать, как прошел день, и наткнулась на предыдущую запись. Показалось странным. Пошла перечитывать собственный дневник. Чуть не сломала мозг. Зато все вспомнила, опять.

М-21 очень удивился, что память ко мне вернулась, но я не помню этой сцены. Но он ведь не знает, что я только некоторые моменты вытаскиваю из чужой памяти, а не все события. Он меня спросил, не помню ли я, как пришла и накричала на Рея. Я воскликнула «Что-о?!» и, разумеется, ничуть не поверила. Кричать на Рея — святотатство. А потом в моей голове всплыло вот это. Проступило чуть стертыми красками из-за тех подставных декораций, которые я называю своими воспоминаниями.

*Флэшбэк во флэшбэке, потому что память — штука сложная*

Входную дверь мне открыл Регис, которого, очевидно, попросил директор. Или же у них есть какая-то договоренность, по которой именно Регис встречает гостей. Или это все просто произошло, без каких-либо особенных причин… Я пролетела мимо благородного, не обращая внимания на розовые тапочки и на закрытую дверь в гостиную. Я не думала о том, чтобы как можно эффектнее появиться, просто торопилась. Еще бы немного подумала и не решилась бы все в лицо высказать. В любой другой ситуации я бы подождала, пока Регис разрешит мне войти или позовет Франкенштейна в коридор, а перед закрытыми дверьми у меня вообще какой-то иррациональный страх. Никогда не могу себя сразу же заставить открыть дверь, как будто за ней меня ожидает что-то плохое. Но тут мои обычные привычки отступили на задний план, и я, приложив гораздо больше силы, чем требовалось, толкнула дверь. Мельком подумала о том, что дверь могла повредить обои и оставить вмятину. И Франкенштейн рассердится… А, неважно.

Когда я появилась на пороге, а дверь ударилась о стену, директор Ли и Рей подняли удивленные глаза от бумаг, которыми занимались. Успела заметить, что Рей читал что-то, напоминающее реферат страниц на 30-40. А Франкенштейн изучал что-то вроде квитанций, может, это они и были. От моего ударного появления листочки взмыли в воздух, и Франкенштейн укоризненно взглянул на Региса, который последовал за мной. Мысленно в мою сторону полетело несколько нелицеприятных выражений, но вслух директор сдержался и со всей вежливостью поинтересовался, что мне надо.

— Поговорить! — нереальность происходящего захлестнула меня с головой, и я начала себя вести, как какая-то героиня из фильма. Какая-то часть моего мозга, наверное, смеялась надо мной прямо в тот же самый момент, до того пафосно я стояла посреди комнаты, такая уязвимая, но не отступающая от правды.

— Поговори-ить? — протянул он. — Ты так истосковалась по обществу, что готова крушить мой дом?

— Извините, — сухо бросила я. Улыбка директора была натянутой, а выражение лица — скорее удивленным, чем сердитым. На самом деле, я вообще не помню, видела ли я когда-нибудь Франкенштейна рассерженным. Представить это вроде как легко, но все-таки я не помню таких ситуаций.

«Ага, — дошло до Франкенштейна. — Ничего не случилось. Кажется, девочка просто о чем-то догадалась. Но как, чтоб меня Копьем заело?!» Странное ругательство, не поняла его.

— Регис, отправь кого-нибудь за фруктами, пожалуйста, — дружелюбно спровадил его директор. — Или сам сходи, надо угостить Юну.

На «угостить» мне стало страшновато, но отступать было уже поздно.

— Как вы могли?! — я драматично захлопнула дверь и выпорхнула на середину комнаты.

— Мы много чего можем, но не могла бы ты успокоиться и объяснить, о чем речь? — все еще вежливо поинтересовался Франкенштейн, параллельно задаваясь вопросом, как избавить Мастера от неприятной сцены. Надо было отправить его в магазин вместе с Регисом…

«Я все слышу».

«Простите, Мастер!»

— Рей, и ты тоже хорош! Я ведь тебя защищала! А ты?

Рей вопросительно уставился на меня, а во Франкенштейне тут же закипел гнев. В смысле, уже докипел. Закипать наш директор начал, еще увидев, как я вбегаю в комнату вся такая злая и без тапок.

«Я в чем-то виноват?»

— Да, Рей! М-21 хотел, чтобы ты поделился с ним силой, а я знала, что для тебя это вредно, поэтому пристыдила его! И он… и он решил от меня изба-аавиться… — хотя я пыталась говорить твердо, тут мой голос сорвался, и я остановилась, чтобы набрать воздуха. Если я хочу донести свою мысль, то истерить нельзя.

«Франкенштейн?»

— Юна, успокойся.

— Да спокойна я! Просто мы вам ничего плохого не сделали, даже помочь вам хотели, в олимпиадах ради вас участвуем, на конкурсах стараемся, чтобы школа была лучшей! А если кто-то из нас попал в неприятности, то пытаемся друг другу помочь! А вы сразу память стирать!

— Что? Память?

— Да! Зачем было стирать память, когда нас в первый раз похитили? Если бы вы с нами получше поговорили, все объяснили, мы бы все поняли! Мы не специально ведь во второй раз попались! Мы просто не знали, что опасно с вами общаться!

В тот момент мне казалось логичным все, что я говорила. Теперь понимаю, что перескакивала с одного на другое, но это можно понять. Я даже удивлена, что смогла все это сказать. Помню, что я слишком боялась, что меня не станут слушать, поэтому поторопилась высказать все.

— Юна…

— А зачем было во второй раз стирать память? Мы разве согласились с тобой, Рей?

«Со мной?»

— Ты сказал, что никто из них не хотел, чтобы мы помнили! Они, может, об этом и не думали. Но это для нас самих было важно. Как вы можете распоряжаться чужими жизнями, залезать в наши головы и переписывать наши личности?!

«Франкенштейн? Она обвиняет меня?»

«Конечно же нет, Мастер!»

Мое выражение лица Рею, впрочем, подсказало, что я по этому поводу думаю.

— Все сказала, Юна? — выражение лица Франкенштейна было не таким «говорящим», как мое. Зато и впечатление производило куда более сильное. Если обычно директора мы видим просто дружелюбным и улыбчивым, то теперь его улыбка прямо-таки излучала доброту, от которой перехватывало дыхание и сводило зубы. А рассыпавшиеся солнечными лучами волосы, кажется, даже немного шевелились, как будто наэлектризованные. Если когда-нибудь мне не будет хватать денег, я могу нарисовать Франкенштейна и продать эскиз создателям мультфильмов. Из него бы получился сногсшибательный злодей! Кстати, эта бредовая мысль пришла мне в голову не сейчас, а именно тогда, пока я созерцала всю эту сцену.

Мне очень хотелось сказать, что еще не все. Но на самом деле я просто хотела отругать Рея и директора и вот, уже это сделала.

«Как ты посмела… поднять голос на Мастера?»

Франкенштейн встал с дивана, и мне стало жутковато. Мне показалось, что я вижу светло-сиреневые всполохи вокруг директора. Рей тоже выглядел слегка испуганным, вот только дело скорее в моих обвинениях, а не в директоре.

«Нужно разобраться, почему на нее не подействовал обычный контроль разума!»

«Франкенштейн. Подожди».

— Вот вы сидите тут и почему-то думаете, что можете управлять нами! Вы даже не пробовали поговорить с нами нормально! Почему-то единственный человек, который нам все объяснил, — это Тао!

Вообще-то зря я припутала еще и Тао, тем более, в тот раз, о котором я упомянула, Франкенштейн был занят тем, что оперировал М-21 и Такео, а Тао, как наименее пострадавший, сидел с нами в гостиной. Но на тот момент Тао был вообще посторонним человеком, а мы от него правды больше услышали, чем от Рея и Франкенштейна за несколько месяцев знакомства.

Рей тоже отложил бумаги в сторону и поднялся с кресла. Как и рядом с Франкенштейном, мне почудилось колыхание энергии вокруг Рейзела. А глаза его зажглись трепещущими красными огоньками. Зря я пришла…

— Ты считаешь, что мы причинили вам вред? — холодно переспросил он. Я закивала, пятясь к двери.

— Ты не вправе… осуждать Ноблесс, — проговорил Рей, приподнимая кисть руки. — Тем не менее, возможно, ты права.

«На колени», — услышала я в своей голове.

«Мастер, вам нельзя тратить свою силу!»

«Моя очередь».

Огромное темно-синее небо. На небе ни облачка, ни одного отблеска фонарей. Россыпь чужих, захватывающе прекрасных звезд светится в бархатной тьме. В воздухе стоит абсолютная, невозможная тишина. Даже мягкая трава шелестит будто бы бесшумно. На склоне холма две коленопреклоненные фигуры и одна, возвышающаяся над ними. Она соединяет небо и землю. Внешне хрупкая фигура, облаченная в черное, а еще блестящее даже в темноте золото на рукавах и плаще. Протянутая к фигурам рука.

— Как Ноблесс, приговариваю вас…

«Ты хочешь казнить меня?» — представив все это, ужаснулась я.

Рей вздрогнул и перехватил мой взгляд. Кажется, он увидел то, что померещилось мне, отраженным в моих глазах. Обычно бесстрастное лицо исказилось, как будто давно сдерживаемая, тайная боль неожиданно усилилась. «Ты видела…» Я помимо своей воли опустилась на колени. Вокруг Рея я не чувствовала ни гнева, ни страха. Легкое недоумение, мягкая, успокаивающая рука… Он по-прежнему держал ее в воздухе передо мной. Я почувствовала, как страшное воспоминание сглаживается, как будто его размывают в фотошопе. Фигуры Рея и Франкенштейна я тоже видела как-то смутно. Кажется, играла тихая музыка, а в воздухе плыл тонкий, чарующий запах цветущей весны…

…

— Как ты себя чувствуешь? — Франкенштейн с искренней заботой разглядывал сидящую на коленях меня. Кстати, ноги почему-то затекли, поэтому я очень осторожно попыталась лечь и вытянуться, ведь встать я бы не смогла.

— Нормально, — пробормотала я. А потом, спохватившись: — Извините, хорошо, директор Ли!

— Молодец. Свое-то имя помнишь?

— Юна… — я самокритично попыталась представить, как я выгляжу, когда лежу на полу в директорском доме, а еще — почему я это делаю.

— Его помнишь?

— Рей… наш новый одноклассник.

Уф… Я откинулась назад, повернула голову и улеглась на полу, разглядывая розовые тапки большого размера, длинные ноги в черных брюках и, собственно, всю фигуру целиком.

— А это… Аджосси, который так нормально и не представился за полгода, наш охранник, — сонно и доверчиво пробормотала я. На этом я и отключилась, смутно успев увидеть, как иронично аплодирует директору Ли М-21.

— И давно ты тут стоишь?

— С самого начала. Хотел уточнить, какие фрукты вам понадобились, но вы были заняты. Отправил Региса и сказал, чтобы купил каждого вида по одной штуке, не ошибется… — последней я, кажется, видела ни с чем не сравнимую улыбку М-21; может быть, мне уже снилось.

— Пусть поспит на диване, а потом отведешь ее домой.

— Есть, шеф.

«Попрошу Такео», — про себя решил Аджосси, которого на тот момент мое присутствие все еще раздражало.

* * *

*Опять подвал*

— Я не просил их, чтобы они снова стерли тебе память, — М-21 сидел передо мной на другой кушетке, закинув ногу на ногу и чувствуя себя абсолютно спокойно.

— В первый раз просили.

— Нет, я только доложил им о внештатной ситуации. Между прочим, они не знают, что ты читаешь мысли. Я только сказал им, что ты все вспомнила.

— Почему так? Могли бы уж сдать меня по-полной.

— Я не пытаюсь тебе отомстить. Ты, в общем-то, правильные вещи сказала, за что тебе и спасибо.

Судя по неоднозначной улыбке, он все равно мне тех слов не простил, но признаться, что я его задела, — ниже его достоинства. И потом… он ведь внутренне согласен с теми словами. Просто больно слышать их от кого-то другого. Я довольно смутно помню, что я ему тогда сказала, но почти наверняка я тогда сделала неправильный вывод и накинулась на М-21 сильнее, чем он все-таки заслуживал.

— И поэтому я второй, нет, третий раз уже потеряю память. Первые два раза я даже не считаю.

— Это не мое решение, — М-21 с примиряющей улыбкой протянул мне тарелку. — Хочешь рамена?

С чего это он такой добрый и внимательный? Он легко держал руку с тарелкой на весу, и она совершенно не дрожала, у меня так никогда не получается. В его глазах были какие-то задорные искорки.

— Оох, — поморщилась я. — Нет уж, спасибо.

— Не стесняйся, его тут много.

— Не могу.

— В этом я тебя понимаю… — М-21 с тоской отставил тарелку с раменом к ее трем сестрам, тоже наполненным. «Жаль, не удалось сплавить. Надеялся хотя бы одну тарелку…» Что, заботливый папа Франкенштейн насильно откармливает свое чадо? От этой мысли я невольно развеселилась. М-21 верно уловил ход моих мыслей и усмехнулся.

— Что, ты хоть компромат на нас какой-нибудь нашла? — М-21 взялся за ложку. «Надо успеть доесть, пока Франкенштейн не пришел!» — Все равно ведь все забудешь.

— Так я и рассказала! — гордо выпрямилась я. «Что? Неужели, правда?» — похоже, на самом деле М-21 ни на что такое не рассчитывал. Спрашивать, конечно, ему было не с руки. Несколько секунд я наблюдала за ложкой и неопределенным выражением лица М-21. Кажется, он уже от души возненавидел рамен, и вкусное блюдо получилось или нет, сказать по реакции М-21 было вот уже абсолютно невозможно.

— Я просто видела кое-что из вашего прошлого. Поэтому и боялась вас. Как работали в DA-5 Тао и Такео, — пробормотала я, потому что интриговать его мне показалось противным. — Как вы работали с вашим напарником еще.

Ложка звякнула об опустевшее дно тарелки.

— Ты видела М-24?

— Да.

Светлая грусть облаком окутала восприятие М-21. Он вздохнул и коротко взглянул на меня. В его глазах было что-то теплое, совершенно другое выражение, которого я раньше не видела.

— Понятно.

Он хотел сказать что-то еще, но мысль так и не оформилась, и он просто кивнул мне. На секунду задержался мыслями на мне. Ведь можно было расспросить меня о том, что я вспомнила. Интересно, который момент… Они многое пережили, столько неприятного, грязного и практически ничего из того, что можно было бы увидеть девушке. Но он был бы готов услышать от меня о любом из этих моментов, лишь бы еще раз пережить в памяти их с М-24 прошлое. И не стал спрашивать.

— Я сейчас вернусь, — только и сказал он и покинул комнату. Это и дало мне шанс сделать ту запись на диктофон.