Гарри Поттер и Лабиринт минотавра (джен)

— Гарри!

Рон тихо сел на краешек кровати. Тот лежал, накрывшись одеялом с головой и отвернувшись к стене. Уже почти сутки Гарри лежал вот так. Временами ненадолго засыпал, однако через десять минут вскакивал, судорожно хватая ртом воздух. А отдышавшись, снова ложился и отворачивался. Даже Джинни не могла его расшевелить. Он просто ласково и печально гладил ее по голове, целовал в лоб, словно прося прощения, и, не говоря ни слова, снова закрывал голову одеялом.

Она запаниковала. С Гарри творилось что-то неладное. И впервые за все то время, пока находилась вместе с ним в этой небольшой комнате в больнице св. Мунго, Джинни ощущала свою полную беспомощность и бессилие. Промучившись несколько часов, она позвала на помощь.

— Ронни, сделай что-нибудь, умоляю, — шептала она, идя рядом с ним по коридору. — Он словно ускользает из рук, исчезает, прячется… Он совсем перестал говорить. Пожалуйста, попробуй его расшевелить.

Он ничего не ответил. Только вздохнул, ободряюще сжал ее плечо и вошел, заперев за собой дверь изнутри.

— Гарри!

Никакой реакции.

Рон осторожно тронул друга за плечо. Гарри заметно вздрогнул и повернулся.

— Это я, — поспешно проговорил Рон. — Прости, я не хотел тебя пугать.

Тот вздохнул и снова отвернулся.

— Пожалуйста, дружище, поговори со мной, — снова заговорил Рон. — Тебе не нужно прятаться от меня. Ты же знаешь. Не молчи, прошу тебя.

— Я не могу, не могу, — с усилием ответил Гарри, по-прежнему глядя в стену. — Рон. Не знаю, как говорить о таком… Наверное, я никогда из этого не выберусь. Это слишком…

Рон посидел пару мгновений молча, потом произнес негромко, но твердо:

— Гарри, сядь рядом со мной. Пожалуйста. Давай же.

Тот, чуть помедлив, поднялся, спустил ноги на пол и спрятал лицо в ладони.

— Ты мне веришь? — тихо спросил Рон. — Скажи честно.

— Я только тебе и верю, — глухо ответил Гарри, не поднимая головы. — Не сердись. Дело не в тебе. Дело во мне. Я не знаю, как объяснить. Мне стыдно. И страшно. Ты не представляешь, насколько мне страшно.

— Я знаю. Именно поэтому я здесь.

— И я ничего, ничего не могу сделать с этим. Я много дней пытался, но… Это сильнее меня. То, что они сделали… Они будто сломали что-то. Самое главное, что было во мне. И этот страх. До тошноты, до удушья. Это... Лучше бы они убили меня, Ронни. Честное слово. Лучше бы просто убили…

— Я знаю, что тебе сейчас очень хреново, дружище. Но я скажу тебе кое-что. Они, конечно, очень старались. Но они не победили тебя, Гарри, — заговорил Рон. — Да, они изо всех сил пытались тебя сломать, они очень сильно тебе навредили. Но у них не получилось. Знаешь, почему? Ты выжил. И более того, ты не лишился рассудка, как они хотели. К тебе понемногу возвращается магия. Можно сказать, что ты уже на пороге полного выздоровления. И это настоящее чудо, без преувеличений. Никто из целителей не видел ничего подобного. И что я слышу? Ты хочешь сдаться сейчас? Подарить этим сволочам победу, находясь от нее буквально в двух шагах?

— Я не могу, — опять повторил Гарри, обхватив голову руками и вцепившись в волосы. — Я… Понимаешь, я в последние дни многое вспомнил. И теперь не знаю, как мне жить с этим, Рон.

Некоторое время они просто сидели рядом в полной тишине. Потом на лице у Рона появилось странное выражение. Странная смесь сильной боли и неумолимой решимости.

— Я, кажется, знаю, что нужно сделать, чтобы покончить с этим, Гарри, — наконец сказал он. — Это очень рискованно. И если это тебе навредит, я никогда себе не прощу. Но… Ты находишься взаперти слишком долго.

Гарри, наконец, поднял взгляд.

— Я полтора месяца вообще не выходил отсюда, — буркнул он.

— Именно это, мне кажется, и сыграло с тобой злую шутку. Ты слишком погружен в самого себя. Тебе пора выйти в реальный мир.

Гарри вздохнул и кивнул.

— Да, я тоже думал об этом. Но Джинни говорит, что меня все считают безнадежным психом. Что так нужно для расследования. И меня никто не должен видеть.

— Ну, ты же понимаешь, что это ерунда, — улыбнулся Рон. — Это как раз самое простое. Тем более, что твоя мантия-невидимка снова у нас.

Гарри вскинул голову.

— У вас? Но… Погоди. Мантия... Мне нужно вспомнить.

Он прикрыл глаза и провел рукой по лбу.

— В отдел пришла посылка, Гарри, — мягко проговорил Рон. — Там было несколько писем и твоя мантия-невидимка. И пояснительная записка, что ты сам попросил отправить эту посылку. Кого ты попросил об этом?

— Да… Точно. Все правильно, — наконец сказал Гарри. — Но это странно. Она должна была прийти гораздо раньше.

— Корреспондент просит прощения и упоминает о каких-то непредвиденных обстоятельствах, которые помешали ему сделать это вовремя, — объяснил Рон. — Кто это, Гарри?

— Элинор Фокс, — ответил тот. — Никому не пришло в голову искать меня там. Я скрывался у нее целый месяц. Именно туда прилетела сова с письмом про Тедди. И я…

Он снова закрыл лицо руками.

Рон осторожно взял его за плечи.

— Гарри, когда ты будешь готов, мы выйдем отсюда вместе. И покончим с этим вместе. Даже если для этого придется спуститься в преисподнюю. Ты не будешь один. И ты не сдашься, слышишь?

— Мне стыдно, — выдохнул он. — Ронни, мне так стыдно и так страшно…

— Отчего тебе стыдно? Расскажешь мне?

Гарри отрицательно помотал головой.

— Нет, не сейчас.

— Ладно, — вздохнул Рон. — Давай сделаем так. Сейчас ты встанешь и для начала перестанешь пугать Джинни. А потом, без паники и без суеты, немного соберешься с силами и спокойно подумаешь над тем, что я сказал. И когда почувствуешь хотя бы немножко решимости, сразу скажешь мне, хорошо?

— Хорошо, — буркнул Гарри. — Прости, пожалуйста. Я веду себя, как жалкий, никчемный трус, но…

— Ты ведешь себя, как человек, который едва выжил, — мягко перебил его Рон. — Который полтора месяца находится в больнице и еще не вполне здоров. Тебе нужна помощь, Гарри. И я сделаю все, что угодно. Как и Джинни. Как Гермиона. Как все, кто тебя любит.

— Мне постоянно кажется, что ты будешь меня презирать, если узнаешь… — глухо выдавил из себя Гарри, пряча лицо. — Это не дает мне покоя.

— Ох, ты чудище, — улыбнулся Рон, прижимая его к себе. — Какими же глупостями ты забиваешь себе голову, пока лежишь, уткнувшись носом в стену. Да, действительно пора прекращать твое затворничество, Гарри. Пока ты еще что-нибудь не выдумал.

Гарри, то ли всхлипнув, то ли усмехнувшись, ухватился за него. Рон чувствовал, как сильно у него дрожат руки.

— Все будет хорошо, я обещаю, — тихо проговорил он. — Наберись терпения и ничего не бойся. Слышишь?

— Ага, — выдохнул Гарри, не разжимая рук.

Они некоторое время молчали. Рон ждал, пока волнение и напряжение немного спадут.

— Знаешь, Гермиона теперь постоянно носит твое прощальное письмо с собой, — сказал Рон после долгой паузы, наконец выпустив его из рук. — Она пролила море слез, пока читала его. Потом отобрала у меня и теперь носит во внутреннем кармане.

— Наверное, надо было их порвать, — хмуро ответил Гарри. — Я ведь не знал, вернусь ли, поэтому… Почему-то писать всегда легче, чем говорить. Но там все правда, Рон. Каждое слово.

— Именно поэтому она и не расстается с ним. А ты говоришь «будете меня презирать»… Ох, Гарри. А ты знаешь, что Шумов допрашивал тех двоих с легилименцией? Ох, черт. Не надо было тебе…

Гарри поднял на него взгляд.

— Все в порядке. Говори.

Тот, чуть помявшись, продолжил:

— Так вот, Шумов все видел. Пришлось, чтобы выяснить все подробности… Он был белый, как бумага. Его всего трясло. Он почти не мог говорить. Мы потом отпаивали его всякой всячиной… И Шумов был так же далек от презрения, как я — от созвездия Ориона. Я слышал, как он плакал, Гарри. У себя наверху. И потом наотрез отказался делиться этим с кем-либо…

— Рон, пожалуйста…

Гарри снова сжал голову руками.

— Ты прошел через немыслимый ужас, Гарри, — тихо закончил Рон. — Невообразимый. И ты сейчас сидишь со мной рядом, живой и вменяемый. Думаешь, отвечаешь на вопросы и даже говоришь какие-то глупости. И если кому-то придет в голову проявить что-то, хотя бы отдаленно похожее на осуждение, я просто зубами его загрызу. Ты должен знать, дружище. Мне тоже нелегко говорить такое вслух. Но… Я не смог бы жить, если бы ты погиб. У меня нет никого дороже и важнее тебя. И я не позволю тебе сдаться твоему минотавру сейчас, когда ты почти его одолел.

— Кому сдаться? — удивленно переспросил Гарри.

Рон вздохнул и улыбнулся.

— Минотавру. Целитель так объяснял нам, что с тобой происходит. Что тебе нужно выбраться из лабиринта, в котором ты заблудился. И, победив минотавра, выйти на свет. Вспомнить, принять и преодолеть все самое плохое и ужасное, что с тобой случилось. Так вот, учти. Человек, который в четырнадцать лет одолел венгерскую хвосторогу, не может просто так взять и сдаться какому-то паршивому минотавру в двух шагах от победы.

Гарри улыбнулся.

— Ох, Ронни… Ты умеешь поднять боевой дух. И этот минотавр… Мне одному это точно не под силу.

— Ты никогда не будешь один, — немедленно откликнулся Рон. — Я говорил тебе это тысячу раз и повторю снова. Дай мне знать, когда будешь готов, хорошо? Мы справимся. Обещаю.