Бумажный папа (джен)

― Эй, эй, проснись!

Как сквозь подушки Гарри слышит голоса, которые становятся все громче, а свет яркой лампы настойчиво пробивается под закрытые веки. Против своей воли он вспоминает, как куда-то рвался, боролся, пытался что-то изменить, исправить… а потом вдруг перестал. Просто понял, что все бессмысленно ― отец не оживет, сколько ни кричи и ни плачь. Осознав это, Гарри поддался желанию лечь на мраморный холодный пол и уснуть. А может ― упал в обморок после изнурительной схватки с маньяком. Да какая, впрочем, разница.

Вот и сейчас он не хочет просыпаться. Зачем ему это, чтобы услышать, что его отец ― теперь герой магической Британии? Чтобы его самого, как сына героя, величали и носили на руках?

Зачем, когда отца больше нет, и все эти почести ― лишнее напоминание, что в этом виноват только Гарри.

― Просыпайся, Гарри, хватит спать!

Его ласково тормошат. Он снова слышит незнакомый женский голос и нехотя приоткрывает глаза, понимая, что не получится всю жизнь пролежать в кровати. Он видит склонившуюся над ним девушку с фиолетовыми волосами. У окна, сложив руки на груди, стоит незнакомый мужчина со шрамами на лице. Он смотрит на него с тревогой и по-доброму.

― Где я? ― с трудом ворочая языком, спрашивает Гарри.

― В больнице Святого Мунго, ― говорит девушка. ― Я Тонкс. ― Она протягивает руку. ― А это Ремус, мой муж. ― Она указывает на мужчину, стоящего поодаль, и тот сразу подходит ближе.

― Как ты, Гарри?

Он не считает нужным отвечать. Память подкидывает еще картинки, и он вспоминает, что эти новые знакомцы ― члены Ордена Феникса. Они были там с ним в той комнате, где все и произошло…

К горлу подкатывает злость. Разве они не понимают, КАК ОН, что задают эти глупые вопросы?

Зачем они разбудили его, в конце концов?

― Сейчас придет целитель и даст тебе укрепляющее зелье. ― С этими словами Тонкс вызывает патронуса в виде серебристого волка, тихо говорит ему что-то, и тот убегает, легко пройдя сквозь стену. После этого она ласково смотрит на Гарри и проводит по его волосам, наверное, пытаясь поддержать или ободрить.

В ответ он резко мотает головой. Невежливо ― ну и пусть. Ему понравился светящийся волк, но сейчас он хочет стать колючим ежиком, чтобы к нему боялись подойти. Не нужно ему столько внимания, а уж тем более ― жалости. От этого только хуже.

― Ох, Гарри, как я рада, что все закончилось! ― в дверь врывается миссис Уизли. ― И что ты, наконец, проснулся! Ты спал слишком долго, мы так волновались…

Она осекается. Наверное, Гарри смотрит на нее не слишком дружелюбно. Он помнит эту женщину ― они познакомились на вокзале перед самым отъездом в Хогсвард. Лично к ней он не питает ничего плохого, только… почему бы им всем не оставить его в покое?

Раз и навсегда.

Миссис Уизли лезет обниматься. Гарри весь напрягается, а потом выдает:

― Мне надо в туалет. Прямо сейчас.

На самом деле ему никуда не надо. Ему хочется вырваться от удушающего внимания вроде бы неплохих людей, просто… это все не то. Почему они говорят о всякой ерунде и не могут сказать самого главного?

Гарри и так знает правду. Но он хочет ее услышать. Просто услышать и больше ни на что не надеяться.

Ему показывают дорогу, чтобы не заблудился в многочисленных коридорах: Гарри наотрез отмел предложение его проводить. И когда он остается один, то идет в противоположную сторону от уборной. Он вообще не знает, куда идет. Может, на улицу? Глотнуть свежего воздуха и новой жизни. Там, кажется, дождь ― вон как барабанит по стеклам. Может, он смоет с него этот шлейф пряных трав и прочих ароматов зелий, которыми пропитана больница. Это слишком знакомый запах. Гарри больше его не хочет. Он хочет все забыть.

Вот зачем надо было прийти в себя ― почти воскреснуть, ― собрать себя по частям, подняться на ноги, чтобы потом умереть? Зачем такая жертва, кому от этого легче?

Гарри хочется кричать. Кричать до тех пор, пока сам не оглохнет и не потеряет голос. Он знает: ничто, никакие слезы теперь уже не потушат этот огонь внутри него. Он просто не знает, как с этим жить. Как жить с осознанием, что ты сам дал близкому человеку в руки оружие, из-за которого он погиб?

Те самые слайды в голове, которые Гарри не смог спрятать или остановить их прокрутку.

― Ненавижу… ― бормочет он, прислонившись лбом к холодному стеклу и наблюдая за ручьями дождя, бегущими по асфальту. Он сам даже не знает ― кого. Отца? Себя? Волан-де-Морта, будь он неладен? Или эту жизнь, в которой так много несправедливости?

― …такой поток можно выбросить единожды, и то, если знаешь как, ― слышит Гарри и навостряет уши. Хотя… зачем ему это?

― Да, очень жесткое потрясение для организма, магия могла вообще исчезнуть, ― бойко рассуждает молодой парень ярко-лимонном халате с гербом, наверное, стажер. Рядом с ним ― целитель с седой бородкой и белыми волосами. Они так увлечены разговором, что проходят мимо Гарри, даже не заметив его.

― Как вы считаете, его жизни грозит опасность?

― Магическое ядро треснуло в одном месте ― просто чудом не раскололось, ― говорит пожилой целитель. ― Этот случай уникальный, никто не знает, чем все закончится.

Гарри замирает. В следующую секунду он срывается с места и бежит за целителями, которые уже завернули за угол. Догнав, он держится поодаль, прижимается к стенам, чтобы его не заметили.

Почему, ну почему он так отчаянно хватается за любое слово, любой знак, только чтобы не соглашаться с горькой правдой? Почему он все еще ищет компромисс со смертью? Разве это возможно?

Те заходят в палату, на которой почему-то нет таблички с номером, и плотно прикрывают за собой дверь. Гарри прячется за углом и ждет, пока те выйдут. Он не хочет себя выдавать, иначе его тут же отведут в его палату и прикажут лечь в постель. Он простоит, сколько нужно. Он должен проверить палату без номера, просто увидеть, что там, точнее ― кто. И когда увидит ― то вернется обратно, без вопросов.

Целители, наконец, выходят. По ощущениям ― они провели там целую вечность: Гарри весь промерз, и ноги у него занемели. Он облегченно вздыхает, когда те исчезают из поля зрения, после чего, воровато оглядываясь по сторонам, идет в двери, которая, к счастью, не заперта.

В первые секунды он ничего не видит. Точнее ― видит, но мутно и расплывчато. Только сейчас он осознает, что на нем нет очков.

Гарри подходит все ближе и ближе. Он двигается, словно робот, и пытается понять: неужели со зрением все настолько плохо, что он уже вовсю пользуется воображением и видит то, что хочет увидеть, а не то, что есть на самом деле?

Чтобы отбросить сомнения, а может ― принять правду, которую он всеми силами пытается опровергнуть, он подходит к постели настолько близко, насколько это возможно. Как в тумане, он протягивает руку и проводит по бледной щеке лежащего. Теплая.

Осторожно прислоняет руку к его груди. Не сразу, но все же ощущаются удары ― тихие, едва заметные…

― Живой.

Голос отказывается слушаться. Он сиплый, с дребезжащими нотками как у дряхлого старика.

― Папа… ты справился… все закончилось… ― глотая слезы, шепчет он и осторожно гладит его лицо, целует щеки, закрытые глаза, с трепетом прислушивается к едва слышному дыханию. А потом обнимает, зарываясь носом в больничную рубашку, и старается при этом не давить: все-таки треснувшее магическое ядро ― это не шутка.

Может быть, Гарри снова спит. Если да, то не нужно его будить, пожалуйста.

* * *

Гарри с трудом разлепляет глаза. Кажется, его накачали успокоительным и еще какими-то дурацкими зельями, которые якобы должны помочь, а на деле только мешают ― спутывают сознание и заставляют спать днями напролет. Только «дурацкие зелья» ― так нельзя говорить при папе, иначе он очень разозлится. Если в коме это, конечно, возможно.

Теперь он знает, что кома ― это нечто балансирующее на грани жизни и смерти, тот самый компромисс. И еще знает, что в палаты с заколдованными скрытыми номерами входить строго запрещено. Он помнит, как его пытались вывести и как он кричал и отбивался, как он доказывал всем, что это ― его отец. Как пришли те люди из Ордена и смотрели на него, как на сумасшедшего. Тогда Гарри искренне пожалел, что с ними нет Дамблдора ― вот уж кто точно знает правду: он ведь сам заставил Северуса принести ему непреложный обет. Обет молчания.

Конечно, ему поверили, пусть и не сразу. Гарри предложил сделать анализ ДНК (о нем он узнал от Гермионы), и чтобы решить разногласия, его и сделали прямо на месте ― спасибо целителям, которые, осознав всю серьезность ситуации, оперативненько провели этот тест при помощи магии. Сказать, что все были шокированы ― ничего не сказать. Особенно сильно огорчился тот самый мужчина со шрамами на лице ― муж ярковолосой Тонкс. Он до последнего отказывался принимать факт, что Гарри ― не сын Джеймса Поттера, как будто это касалось лично его.

Гарри из всей этой котовасии четко уяснил одно: нужно ждать. Время покажет. Только вот время ― друг или враг, не могут сказать даже самые опытные целители. Они лишь говорят, что если Северус выживет ― это будет сенсацией века, несмотря даже на то, что природа экспериментального Испепеляющего заклинания почти не исследована, ведь использовали его до смешного редко.

Конечно, кому захочется расколоть свое магическое ядро или, в худшем случае, превратиться в пепел вместе с врагом? Для этого нужно так сильно ненавидеть, чтобы пойти на крайние меры.

А может ― любить?

Гарри разрешили приходить к отцу и сидеть возле него, сколько он захочет. Только надо вести себя тихо и говорить что-то приятное, легкое, вдохновляющее, ни в коем разе не расстраивать его. Потому что даже целители точно не знают, слышит ли Северус то, что происходит в палате. Больше вероятности, что слышит и все понимает: ведь после того, как Гарри чуть ли ни силком выволокли из палаты, у больного поднялось давление.

А потом Гарри напичкали этими дур… просто зельями, из-за которых он только и делает, что спит, как бревно, и не может проводить время с отцом.

Конечно, ему не хотели этим навредить, но все равно ― так раздражает это полусонное состояние.

Пошатываясь, он выходит из своей палаты и идет в ту самую, без номера. Только пусть попробуют отвести его обратно! Он ни за что не согласится и не пойдет, будет брыкаться и... К счастью, до этого не доходит: целительница-сиделка сразу его впускает. Он осторожно присаживается на кровать к отцу, стараясь не плакать, берет его за руку, перебирает тонкие холодные пальцы. При этом он вполуха слушает, как переговариваются целители. Сейчас они тихонько спорят, обсуждая, что при использовании Испепеляющего заклинания, волшебник должен излучать ярко-красное ядовитое свечение. А Северус светился желтым, почти белым, ослепляющим светом, который сродни солнечному.

Было ли это Испепеляющее? Судя по тому, что осталось от Волан-де-Морта ― факт.

Только он не использовал ненависть, вот ни капельки. Это была другая сильная эмоция, которая окутала его магическое ядро и не дала ему расколоться. А трещина пошла из-за сильного перенапряжения, что не удивительно.

Гарри знает, что спасло его отца. И что спасло его самого, когда он чуть не сдался во власть безумного маньяка.

Знает, но не говорит. Пусть целители еще немного поспорят ― может расскажут что-то интересное. Впрочем, тему они вскоре меняют, и Гарри узнает, что Северус теперь часто мерзнет. Из-за того, что он истратил почти всю жизненную и магическую энергию, даже самое теплое одеяло с грелкой почти не помогает ― нужны согревающие зелья, которые магическим способом будут вливать ему прямо ему в кровь.

Гарри, слушая это, потихоньку ложится рядом и обнимает его. Пока еще зелья не заработали, он отдаст отцу столько своего тепла и любви, сколько нужно, чтобы он поскорее проснулся.

* * *

― Вот так все и было, и скажу тебе, профессор МакГонагалл очень несправедливо занизила мне и Невиллу оценку, хотя у меня получилось трансфигурировать мышь в шкатулку не хуже Гермионы ― ну и что, что она потом убежала под стол? А вот профессор Люпин меня очень даже хвалит… о, кажется, я тебе не говорил, что он теперь ведет у нас защиту от темных сил? Он такой, ничего себе учитель, мне он нравится. А ты хорошо меня поднатаскал, поэтому я теперь лучший по дуэлям. И… знаешь пап, если ты думаешь, что я все выдумываю, не хожу на уроки, то это не так. ― Гарри поправляет одеяло, всматриваясь в неподвижное лицо отца. ― Я и правда тут часто с тобой сижу, но я успеваю учить все уроки ― Гермиона не даст соврать. И если честно, ― он вздыхает, ― я бы хотел вообще отсюда не уходить, чтобы не пропустить тот день, когда ты откроешь глаза. Врачи говорят, что три недели ― это ерунда. ― Гарри врет напропалую, но он не может иначе. ― А еще они говорят, что ты очень сильный и крепкий… и что сможешь даже колдовать, когда проснешься, представляешь? Если ты еще не устал, у меня есть для тебя еще несколько классных новостей…

Гарри говорит без умолку ― тишина палаты на него давит. Это похоже на отправку писем в одну сторону без возможности получить ответ, но он не отчаивается. Он все еще верит в лучшее, хотя иногда это очень сложно.

* * *

― Пришел в себя?

Гарри кажется, что он спит. Снова. Эти слова он ожидал услышать каждый день. Но шли недели, и ничего не менялось. И вот, он их слышит и с трудом пытается поверить, что это все ― наяву.

― Гарри, ну ты что… ― Тонкс мягко похлопывает его по щекам. Она и другие члены Ордена теперь постоянно здесь. Ведь Северус ― один из них. Только его роль была куда сложнее и намного круче. Наверное, они так выражают свое почтение. А может, попросту охраняют от назойливых репортеров, норовящих сделать кучу фотографий и написать сенсационную статью в «Листья на ветру» для первой страницы ― с яркими картинками с кричащими заголовками.

Новость настигла его в коридоре. Гарри осознает, что сидит на стуле, но сидеть больше нет мочи. Он врывается в палату. Вопреки обещаниям не тормошить отца и быть с ним предельно осторожным, он бежит и почти падает в его объятия. Хотя объятиями это сложно назвать ― отец полулежит на подушках и настолько слаб, что не может поднять рук. Гарри отклоняется, жадно всматривается в его лицо, глядит в родные, подернутые легкой пеленой темные глаза.

Отец смотрит на него так, словно не узнает. У Гарри сжимается сердце: что если это правда?

― Я… бя… жу… ― слышит он его хриплый неестественный голос. Сердце в груди радостно подпрыгивает: папа не только пришел в себя, но и пытается говорить! Пусть не совсем понятно, но это неважно…

― Я тебя накажу, ― отчетливо произносит тот, попив воды, которую ему подносит сиделка. Гарри фыркает, не удерживается и смеется, хотя у него получается смех сквозь слезы.

― Это все, что ты хочешь мне сказать? ― спрашивает он, ласково убирая волосы у него с лица. ― И за что же?

― За то, что ушел без спросу из Хогвартса и за то, что дрался с Волан-де-Мортом, ― медленно и хрипло, но вполне связно говорит тот, отчего Гарри внутренне ликует: отец полностью вернулся. Он все помнит!

― Так ты же сам меня подначивал, чтобы я дрался, ― мягко напоминает он, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не улыбаться во весь рот и не обидеть этим слишком серьезно настроенного отца.

― А что мне оставалось делать ― смотреть, как он тебя прикончит? ― резонно замечает тот, ища удобное место на постели. ― Его надо было отвлечь, пока я собирался с силами.

― Ты не умеешь наказывать. ― Гарри поправляет его подушку, помогая ему устроиться.

― Значит, придется научиться. ― Отец то ли шутит, то ли говорит всерьез.

― В таком случае… ― Гарри делает вид, что задумывается. ― Я буду не против пожизненных отработок с тобой.

― Пожизненно драить котлы и шинковать улиток? ― забавно скашивает глаза отец. Гарри в ответ обнимает его за шею.

― Папа, ты понимаешь вообще, что сделал? ― шепчет он. ― Ты выжил! Ты сделал невозможное…

― Ну-ну, прекрати, ты меня сейчас задушишь! ― Отец делает вид, что хочет вырваться, но не слишком-то и старается. ― Я тебе вот что скажу. Если бы Волан-де-Морт включил остаток мозгов и разобрался в том, что действительно сильнее смерти, он никогда бы не умер. Мы бы не смогли его победить…

― А зачем его побеждать? Он бы тогда превратился из маньяка в добрейшее существо на земле, ― говорит Гарри, отклонившись.

― Возможно, ― краем губ улыбается отец.

Дверь палаты открывается. В нее входит почти весь Орден Феникса, профессор МакГонагалл, миссис Уизли с Роном и близнецами, Невилл и еще несколько гриффиндорцев. Гермиона, вырвавшись вперед, обнимает Гарри. Он рад, что она очень хорошо восприняла тот факт, что профессор Снейп оказался его отцом. А еще он рад, что среди всей этой толпы нет Дамблдора: Гарри не готов его сейчас видеть и не считает, что он каким-то образом причастен к их победе.

Он не отходит от отца, пока посетители по очереди подходят к нему, благодарят, говорят приятные слова. Миссис Уизли так вообще не удерживается от слез.

― А вы не верили, что мой папа ― самый крутой маг на свете, ― говорит Гарри, когда общий гомон поутих.

― Вообще-то этими словами ты пытался напугать меня, ― напоминает отец, притянув его к себе. Гарри кажется, что он немного напряжен ― наверное, его смущает эта восторженная толпа.

― Ну… теперь ты тоже в этом удостоверился, ― смущенно говорит Гарри.

Когда их, наконец, снова оставляют наедине, отец внимательно смотрит на него, будто хочет сказать что-то важное.

― Знаешь, чего я хочу прямо сейчас? ― говорит он. ― Оказаться за много миль отсюда.

Гарри какое-то время молчит, понимая, что он бы тоже этого хотел.

― Как только целители Мунго тебя хорошенько подлечат, начнем паковать чемоданы, ― говорит он. Это и правильно: отцу нужно развеяться, побывать в каком-то красивом месте и забыть все ужасы, что ему пришлось пережить.

― А что насчет переезда в Австралию?

― Куда?

Отец берет его за руку и поворачивает к себе.

― Нам нужно сделать выбор, ― серьезно говорит он. ― Остаться здесь, на насиженном месте, терпеть каждодневные толпы репортеров и не иметь ни капли покоя, если захотим, к примеру, выбраться в люди… твой отец теперь большая знаменитость, помнишь? ― Он невесело усмехается. ― Или оставить все и обрести спокойную жизнь обычных людей.

― А там есть школа для волшебников? ― Гарри прикусывает язык. Наверное, не стоило спрашивать. Он все еще не знает, что случилось с магией отца, да и не хочет пока поднимать эту тему. Все слишком прекрасно: отец пришел в себя после заклинания, от которого не выживают. Стоит ли сейчас говорить о том, что, возможно, его немало беспокоит?

― Конечно, малыш, в каждой стране они есть, ― так тепло отвечает отец, что у Гарри отлегает от души. По крайней мере, тот не против, чтобы Гарри продолжал учебу и был магом. Хотя он уже был готов оставить магический мир и стать маглом, только чтобы с отцом никогда больше не расставаться…

― Знаешь, пап, ― Гарри поглядывает на дверь, которую, судя по шуму, осаждают репортеры, но их не пускают ― только надолго ли? ― Кажется, переезд нам нужен прямо сейчас…