Под Созвездием Дракона (гет)

Примечание: Таймлайн — «Таня Гроттер и Болтливый Сфинкс». Глава 3, после того как Сарданапал обучает заклинанию Pollice Verco.

Музыкальная тема: Alex North — Farewell

Alex North — Antony... Wait

Сарданапал с трудом добрался до Башни Привидений и зашёл в собственный кабинет. Первое занятие по ратной магии далось ему слишком тяжело. Сарданапал и сам не ожидал, что это заклинание окажется сильнее всех его предосторожностей. Он предпринял всё, чтобы избежать любых непредвиденных инцидентов, но этого оказалось недостаточно, и ему пришлось экстренно глушить магию.

В первый раз это заклинание не показалось ему настолько истощающим. Возможно, дело было в том, что во второй раз оно грозило сделать из него ослабленного тёмного мага. А возможно, в прошлый раз он просто не успел осознать, насколько был истощён. Когда он использовал это заклинание, его мысли были заняты лишь страхом за неё и мыслями о том, как её спасти. Он не думал ни о чём, ни о каких последствиях. Сарданапал помнил тот день настолько хорошо, словно это было вчера.

Был самый разгар войны. Чума с каждым днём становилась сильнее, и толпы нежити на подходе к куполу Гардарики лишь росли. С каждым днём поддерживать защиту становилось всё сложнее, а число пострадавших лишь росло. Сарданапал уже несколько недель уговаривал Медузию улететь к Гроттерам, но она противилась, боясь оставить его одного и желая помочь Ягге с пострадавшими.

Линии фронта были расставлены вокруг замка, а несколько групп магов были отправлены к куполу, чтобы следить за целостностью. Так они первыми могли дать отпор, ликвидировать часть прорвавшихся внутрь и оповестить тех, кто находился ближе к замку. Однако с другой стороны они же и были в наибольшей опасности, поскольку основной удар приходился по ним.

Ночами наступало короткое затишье, но едва ли надолго. Многие из сражающихся были измотаны и истощены отсутствием нормального сна. Сарданапал и вовсе забыл, что такое спать больше пары часов в сутки. В последнее время он всё меньше времени мог позволить себе на сон и каждую свободную минуту отводил на планирование войны. Хорошо расставленные силы — первый шаг к победе.

Хотелось закончить войну как можно скорее и с наименьшим числом потерь… Но пока получалось скверно.

Эту ночь он также потратил на обдумывание и планирование и уснул лишь в середине ночи. Спал он беспокойно. Всю ночь была сильная гроза. Молния норовила ударить прямо в шпиль Большой башни, а раскаты грома заставляли пробуждаться и без того чутко дремавших обитателей замка. Война наложила отпечаток на каждого, и теперь едва ли кто-то мог спать спокойно даже в минуты затишья. Каждый прислушивался к любому шороху, вмиг подскакивая с постели, стоило лишь мысли о нападении закрасться в голову.

Так и Сарданапал, заснувший глубоко за полночь, когда раскаты грома ушли куда-то вдаль, подскочил с постели, услышав тихий стук в дверь. Рядом на другой половине кровати тихо спала Медузия, чудом не услышавшая четыре удара о деревянную поверхность двери.

В последнее время она стала чуть более рассеянной, за что сильно злилась на себя. Сарданапал заметил это сразу и попытался использовать это как аргумент, чтобы заставить её покинуть Тибидохс, но всё было тщетно.

Сарданапал накинул китель, наспех застёгивая пуговицы, и открыл дверь. За порогом стоял Поклёп. Вид у него был уставший и взъерошенный.

— Опять? — спросил Сарданапал, в уме уже прикидывая, где могло прорвать купол и каков мог быть масштаб урона.

— Брешь возле сторожки Древнира, — быстро кивая, отрапортовал Поклёп. — Толпы нежити лезут как сумасшедшие. Наши не успевают отбиваться. По предварительным подсчётам их около трёх тысяч. И Чума, кажется, вместе с ними.

Сарданапал лишь сейчас обратил внимание, что тот сильно запыхался. Видать, бежал сюда через две башни от самой крыши.

— Я сейчас буду, дай мне минуту, — сказал Сарданапал и закрыл дверь.

Когда он вернулся в комнату, Медузия уже не спала. Она была уже полностью одета и застёгивала нижние пуговицы куртки, под которой уже виднелся едва сформировавшийся животик.

Факт беременности Медузии крайне беспокоил академика, и он использовал каждую возможность, чтобы настоять на её отъезде, но пока что всё было тщетно. Её живот начал расти совсем недавно, и это лишь прибавило ему причин для беспокойства. Меньше всего ему хотелось, чтобы их ребёнок был рождён на поле боя. С каждой просьбой Медузия задумывалась об отъезде всё больше, хоть пока ещё и держалась, поэтому Сарданапал в тайне надеялся, что сможет-таки добиться успеха и уберечь её и их ребёнка. А пока одежда прекрасно справлялась с тем, чтобы скрыть их тайну от посторонних глаз.

От былых мантий больше не осталось и следа. Все в замке забыли о школьной форме и оранжевом цвете. Когда началась война, все дружно отдали предпочтение практичности и удобству. Тибидохс слишком быстро из школы превратился в крепость, а все обитатели из учеников и учителей — в солдат.

— Мне показалось, или я что-то слышала про Чуму? — спросила Медузия, туго затягивая косынку на голове.

В последнее время змейки стали слишком своенравными. Они вредничали и перестали превращаться в волосы, норовя превратить в камень всех, кто попадал в поле их зрения. Усталость сказывалась на каждом по-своему. Медузии же усталость доставляла ещё больше хлопот, поскольку змейки начинали обращать свой гнев и против собственной хозяйки, переставая её слушаться. Поэтому уже две недели она накладывала на них подавляющее заклинание, заставляя их приобрести облик волос, и туго затягивала косынкой. Это сдерживало их долгое время.

— Это лишь домыслы. Поклёп предполагает, что она вместе со своей армией нежити пробилась в брешь возле сторожки Древнира.

— Что ты собираешься делать?

Голос едва слышно дрогнул. Она сжала подол куртки в руках, делая вид, будто одёргивает вниз, но на деле же просто пыталась скрыть своё беспокойство.

— Нужно всё проверить. Я доберусь до сторожки и оценю ситуацию. Если всё действительно так, то необходимо будет как можно скорее направить бо́льшую часть сил на борьбу с Чумой.

— Не ходи туда, — перебила Медузия, крепко хватаясь за его ладонь. — Мне снились плохие сны, и меня это беспокоит.

Она и сама испугалась такого порыва, но ничего с собой поделать не смогла. Её вдруг обуял сильный страх. Быть может, всё дело было в кошмарах, которые мучали её этой ночью, а, может, у неё просто было какое-то навязчивое предчувствие. Однако, что бы это ни было, ей не хотелось его отпускать.

— Я должен. Всё будет в порядке, не беспокойся, — ласковым шёпотом произнёс он и сжал её ладонь в своих.

Это всегда её успокаивало. Ему всегда каким-то чудом удавалось одним лишь прикосновением вселить в неё уверенность в завтрашнем дне. С ним ей всегда казалось, будто никакие беды не страшны и всё плохое просто обойдёт стороной и даже не сможет прикоснуться к ним.

— Мне страшно, — на выдохе прошептала Медузия.

Она редко признавалась в собственных страхах кому-либо. Даже Сарданапалу. Но сейчас признание будто само слетело с губ. Ей и правда было страшно. Перед глазами всё ещё стояла картина из её сна: расколотое молнией небо, окровавленное тело Сарданапала у зубца Большой башни и звенящие слова в голове: «Он мёртв».

— Не поддавайся страхам и не уговаривай меня остаться. Тебе не понравится, если мы проиграем войну из-за грозы.

Голос его звучал всё так же ласково и мягко, но Медузия чётко слышала в нём непоколебимую твёрдость. Так он говорил каждый раз, когда всё уже для себя решил и никто не имел власти повлиять на его решение.

— Гроза как предзнаменование беды. Это знак, что ты должен остаться. У меня плохое предчувствие, — попыталась ещё раз возразить Медузия.

Она никогда не ставила под сомнение голос собственной интуиции. Та всегда на удивление оказывалась права и никогда её не подводила. Лишь однажды Медузия проигнорировала её и поплатилась за это головой.

— В ночь на мартовские иды, когда убили Цезаря, тоже была гроза, а Клеопатра видела страшные сны, — едва слышно прошептала она. — Когда она рассказала ему о своих страхах и попросила остаться, он не принял её опасения всерьёз и отправился в сенат, заверив её, что всё будет хорошо… И больше не вернулся.

Когда-то Медузия была очень близка с египетской царицей. Они были связаны далёким родством, и, надо признать, из всей родни принимали лишь друг друга. Медузия в те годы уже преподавала в Тибидохсе, но всё же находила время чаще бывать в лопухоидном мире.

Это было так давно, что иногда казалось, будто всё было лишь сном. Однако же Медузия слишком хорошо помнила тот злополучный день, когда убили римского консула.

Всё пошло под откос с самого раннего утра. Клеопатра не спала всю ночь, успокаивая маленького Цезариона, жутко напуганного грозой. Когда Медузия встретилась с ней утром, царица была сама на себя не похожа.

Напрягало и вызывало подозрение абсолютно всё. Начиная ночными кошмарами, которые, как выяснилось, одолели всех женщин в ту ночь, и заканчивая тем, что Цезаря в сенат вызвался провожать Децим, который никогда особой любви к Цезарю не питал.

Клеопатра долго упрашивала его остаться, но сам он лишь ответил: «Не поддавайся нелепым страхам и не уговаривай меня остаться. Тебе не понравится, если скажут, что Цезарь — трус, он прозевал трон из-за грозы».⁽¹⁾

Когда прибыл гонец с вестью о заговоре и убийстве Цезаря, земля ушла из-под ног. Медузия сама лично сопровождала позже Клеопатру на пути в родной Египет.

— Меди, посмотри на меня, — тихо сказал Сарданапал, выводя её из тёмных воспоминаний.

Она подняла на него глаза и всмотрелась в такое родное лицо. Сарданапал мягко улыбнулся и чуть сильнее сжал её ладонь.

— Я не Цезарь. А ты совсем не Клеопатра. Меня не получится ликвидировать простым заговором. Я защищу тебя и вернусь живым, даже не сомневайся в этом. Я ведь уже обещал. Что бы ни случилось, я всегда приду за тобой. Тебе сейчас нужно думать о ребёнке, а ваша безопасность — это моя забота.

Его голос успокаивал, а взгляд был непоколебим. Смотря на него, Медузия понимала, насколько он был уверен в своих словах. У неё возникла мысль возразить ему в самом начале, упомянув, что многие из великих людей были излишне самоуверенны и считали себя непобедимыми. Однако же что-то едва мелькнувшее в его голосе заставило её передумать. Что-то в его словах прозвучало так беспрекословно, что у неё вмиг исчезли все сомнения.

— У меня просто плохое предчувствие, и я очень боюсь, — сдавшись, прошептала она.

— Всё будет в порядке. Обещаю тебе.

Он никогда не давал ложных обещаний и всегда держал слово. Поэтому после этих слов Медузия почувствовала, как постепенно успокаивается. Тревога хоть и не ушла, но стала значительно меньше, что вполне можно было считать нормой в это непростое военное время.

— Будь осторожен. Я буду в магпункте помогать Ягге.

Все кусочки пазла собрались воедино. С самого пробуждения она чувствовала себя ужасно разбитой. Словно хрустальная ваза, разлетевшаяся на множество осколков и не знающая, как себя собрать. Но сейчас все кусочки потихоньку вставали на места, занимая правильные позиции, и внутри наступило слабое подобие покоя.

— Постарайся не перенапрягаться, хорошо?

Медузия лишь кивнула, и Сарданапал, оставив на тыльной стороне её ладони слабый поцелуй, поспешил удалиться. Он и без того заставил Поклёпа ждать намного дольше, чем просил.

До сторожки Древнира они добрались в полном молчании. Поклёп умел проявлять тактичность там, где это было более чем уместно. Едва ли он не знал о том, что академик и доцент нежитеведения проводят ночи в одной комнате. В последнее время это стало своего рода постоянством. Медузия была правой рукой Сарданапала и крайне отличным стратегом, поэтому очень много помогала ему в планировании войны. Она наравне с академиком занимала позицию лидера, но всегда стояла за его спиной, оставляя решающее слово за ним. Те, кто был не особо наблюдателен, считали, что ей отводится роль второго плана. Но те, кому хватало наблюдательности, прекрасно понимали, что первое впечатление было крайне обманчивым.

Многие из педагогического состава знали, что Медузию и Сарданапала объединяет многовековая дружба и очень тесное партнёрство. Они доверяли друг другу и всегда крайне слажено работали. Однако Поклёп уже давным-давно начал подозревать, что их объединяет не только партнёрство, но и нечто большее. Такие слухи время от времени возникали среди учеников, но никогда не находили подтверждения. Поклёпу, собственно, оно и не было нужно. Ему было достаточно того, что он знает, а что-то доказывать ему было ни к чему. Он крайне ценил неприкосновенность собственной личной жизни, и поэтому никогда не лез и в чужую, считая, что это не его дело.

Посему и сейчас, очевидно зная, что именно задержало академика в столь важную минуту, не спешил ничего говорить. Было бессмысленным задавать вопросы, ответы на которые были заранее известны.

Когда они добрались до сторожки Древнира, возле купола уже столпилось около десятка преподавателей и старшекурсников. Последние всё чаще принимали участие в починке купола. Сарданапал держал учеников на расстоянии так долго, как только мог, но в последнее время их помощь была всё более необходима на поле боя.

Лил сильный дождь, заставив всех присутствующих вмиг промокнуть до нитки. Сарданапал чувствовал, как за шиворот стекают капельки дождя, но не обращал на это никакого внимания, считая более важным произошедшее с куполом. По словам Зубодерихи, которая уже успела осмотреть брешь и оценить ситуацию, Чумы здесь быть не могло. Брешь была большая, но не содержала следов магии вовсе. Как будто купол разорвали механически с помощью огромного скопления нежити.

Сарданапал долго диагностировал брешь, латал и восстанавливал магию, укрепляя её в местах разрыва, и сам пришёл к тому выводу, что ни одно существо, обладающее магией, не прошло сквозь неё. Ошибки быть не могло. Он слишком тщательно всё осмотрел, чтобы что-то упустить. Сарданапал очень глубоко чувствовал Гардарику, поэтому даже самый слабый маг, прошедший через купол и его бреши, не остался бы незамеченным, не говоря уже о некромагах уровня Чумы.

Что-то было не так. Всё было слишком тихо. Слишком просто. Даже нежити рядом с брешью не было, как будто все разом исчезли. По словам Зубодерихи, до того, как они смогли поставить временный блок, было около сотни хмырей, которых они смогли отбросить назад, ещё столько же полегли замертво, став щитом для тех, кто шёл за ними, и неизвестно сколько прорвались внутрь. Однако что-то не складывалось. Для того чтобы прорвать купол механически, нужно было слишком много сил. Слишком много нежити, которая не успела бы разом проникнуть внутрь, а временный блок сорвала бы в считаные минуты. Куда делись все остальные или почему не стали повторно пытаться пробиться, оставалось загадкой.

— Кто-то угодил в мою ловушку за воротами Тибидохса, — внезапно сказал Поклёп.

— И с внутренней стороны ворот тоже, — добавила Зубодериха.

Сарданапал резко развернулся, посмотрев на них. Они перекинулись озабоченными взглядами и тоже посмотрели на академика. Поклёп ставил убийственные ловушки, мешая тёмную магию с белой, а Зубодериха, не отставая, накладывала первоклассные сглазы. Работая вместе, они обеспечили наиболее сильную защиту, которая когда-либо была у Тибидохса, и доселе никто ещё не мог пробить её. Они чувствовали собственные чары на расстоянии, подобно тому, как Сарданапал чувствовал Гардарику.

— Кто-то уничтожает наши ловушки одну за другой, продвигаясь к стенам замка, — обеспокоенно выпалил Поклёп и обратился взглядом к Зубодерихе, желая, очевидно, получить опровержение своим словам, но она лишь кивнула, подтверждая сказанное.

— Чёрт, — вырвалось из уст Сарданапала, и он тотчас кинулся бежать в сторону замка.

Вот что было не так. Эта брешь была отвлекающим манёвром, чтобы он сконцентрировал своё внимание на одном месте, совсем забыв о том, что в то же время другая группа учеников латала крохотную пробоину на другом конце купола. Очевидно, там они и прорвались. Туда и была направлена вся оставшаяся часть нежити, чтобы проложить безопасную дорогу для Чумы.

Она просчитала всё. Заставила его покинуть замок, чтобы он не мешался ей под ногами, а в это время она устроит засаду на Тибидохс. Там, где никто её не остановит. Там, где из воинов одни раненые и медики. Там, где скопление младшекурсников. Там, где…

«Меди…» — Пронеслось в голове, застав Сарданапала врасплох.

Она будет помогать Ягге до последнего. Даже если придётся отбивать всех раненых учеников от самой Чумы врукопашную, она не отступит.

По спине пробежал холодок, а внутренности сковало. Он думал, что любая атака будет направлена на него, потому что бить по главарю — всегда выигрышный вариант. Но он никогда не думал, что ослабить желаемую цель и ударить по самому слабому месту — вариант не только выигрышный, но и простой.

Дурак!

Он даже не понял, как смог так быстро добежать до Тибидохса. К замку подступали толпы нежити, а ученики отстреливались от них изнутри. Красные и зелёные искры летели вперемешку, объёдиняясь, сливаясь и образовывая яркое пёстрое зарево. Нежить сбивали целыми рядами. Впереди идущие падали замертво, а те, кто шёл следом, бежали прямо по ним. Казалось, что их числу не было конца и края. Они были подобны Лернейской Гидре, на месте отрубленной головы которой вырастало ещё две, и увеличивали свою численность с каждым новым ударом. На зубцах главных башен Тибидохса были расставлены несколько наиболее сильных магов, которые концентрировали свою магию и наносили более масштабные удары по врагу. Чумы рядом не было видно, одна лишь нежить.

Сарданапал не понял, как и зачем в считаные секунды поднялся на крышу Большой Башни. Когда он снёс с петель крышку люка, взор на мгновение заволокло клубами пыли. Проморгавшись немного, он увидел у дальнего зубца Медузию, которая стояла к нему спиной и без пауз читала какие-то заклинания, отправляя друг за другом искры размером с теннисный мяч, которые, долетая до цели, взрывались и подобно чёрной дыре засасывали всё в диаметре двух километров. С высоты было хорошо видно, что ей удалось неплохо проредить ряды наступавшей нежити, но этого всё ещё было недостаточно.

Кольцо раскалялось, оставляя на пальце сильные ожоги. Не спасал даже холодный дождь, не перестававший лить как из ведра. Рука затекла, а пальцы вот-вот норовило свести судорогой. Они все были на пределе, и она в том числе.

Когда по замку разнеслась новость, что на них наступают толпы нежити, она тотчас отправилась на крышу Большой Башни. Её магии хватало, чтобы успешно атаковать с расстояния. Она была полезнее здесь. К тому же здесь она была в большей безопасности, поскольку была скрыта от посторонних глаз каменной стеной.

Сарданапал не успел окликнуть Медузию, как в поле его зрения недалеко от Медузии появился мужчина в таком же кителе, как и он сам. Он стоял слишком далеко от академика, чтобы разглядеть, кто именно это был, но форма заставляла причислить его к «своим». Возможно, кто-то пошёл вместе с ней, чтобы страховать во время атак и помогать усиливать заклинания.

Однако как только Сарданапал сделал шаг в сторону Медузии, её рука с кольцом повисла плетью, из плеча брызнула кровь, а мужчина, стоявший доселе вдалеке, стал стремительно приближаться к ней, попутно доставая из-за пазухи трость.

В голове Сарданапала тотчас мелькнула догадка, и он кинулся навстречу. Чумы здесь не было с самого начала. Она дальновидно решила прощупать почву и отправить на грязную работу одного из своих прихвостней.

Медузия обернулась в сторону некромага и упала, словно тряпичная кукла. Сарданапал, каким-то чудом доселе оставшийся незамеченным врагом, выставил вперёд руку с перстнем и на выдохе произнёс:

— Pollice verco!

Он даже не успел обдумать целесообразность использования данного заклинания, оценить все последствия и риски. В памяти просто всплыло единственное заклинание, которое могло защитить единственного дорогого ему человека и от которого нельзя было увернуться.

Мужчина, услышавший громкий возглас заклинания, тотчас выставил вперёд трость и что-то быстро зашептал. Лицо его исказила гримаса ужаса, когда он понял, что заклинание не имело отводов и защит. Его окутало густым дымом, и он пронзительно закричал, выронив из рук трость. Он закрыл лицо руками. Вокруг него из ниоткуда появился огонь, и тотчас кожа на его ладонях пошла волдырями, а спустя несколько секунд и вовсе начала слазить, открывая кровоточащие раны. Он продолжал громко кричать и царапать лицо, в попытке избавиться от ужасного ощущения сжигаемой плоти, распространившегося по всему его телу. Не прошло и двух минут, как огонь потух, а некромаг, резко замолчав, замертво упал на крыше Большой Башни.

Сарданапал никогда не думал, что способен был так легко и без сожалений обречь человека на мучительную смерть. Но, когда дело касалось близких ему людей, он был способен на самые ужасные поступки.

Медузия слабо зашевелилась, очевидно избавившись от чар некромага, и Сарданапал кинулся к ней. Он усадил её к стене и принялся внимательно осматривать и залечивать раны. Первым был залечен перелом левого бедра, затем затянулся порез на плече, ссадина на левой щеке, а потом и ожоги на пальцах. Он осматривал её с ног до головы, боясь пропустить что-то важное, и шептал успокаивающие слова. А она дрожала от страха.

Сарданапал не сразу увидел, что она плачет. По щекам тонкими дорожками бежали слёзы вперемешку с дождём. Её плечи дрожали, а руки хватались за его китель, как за спасительную соломинку.

Она была напугана… Напугана так сильно, как никогда ещё не была…

Он бережно провёл пальцами по её лицу, смахивая слёзы, и зашептал что-то успокаивающее. Но Медузия как будто не слышала его слов. Как будто всё разом обрушилось на неё, и она не смогла выдержать тот груз войны, который доселе несла на своих плечах. Как будто до этого момента она и не понимала, насколько близко она была ко всем ужасам войны. Как близко смерть проходила мимо неё каждый раз, лишь чудом не останавливаясь непосредственно рядом с ней.

Она испугалась за своего ещё не рождённого ребёнка. Как будто до этого мгновения она и не думала, насколько была ответственна за ещё одну жизнь… Как будто не осознавала, насколько Сарданапал был прав, каждый раз настаивая на её отъезде.

В её голове билась единственная мысль, державшая её на плаву всё это время и не позволявшая панике полностью захватить её сознание.

«Сарданапал придёт за мной. Сарданапал всегда приходит за мной…»

Это обещание было дано им ещё давным-давно… В разгар первой магической войны… И так глубоко засело в её сердце. И это было единственным, что так или иначе всегда вытаскивало её с самого дна отчаяния.

— Меди, посмотри на меня.

До неё только сейчас дошёл смысл сказанных слов, и она подняла глаза на Сарданапала.

Чистый, как небо, аквамарин встретился с блестящим на солнце изумрудом.

И вмиг всё будто встало на свои места. По его лицу она поняла, что он повторял эти слова уже много раз, пытаясь достучаться, и лишь сейчас она его услышала. Вслед за осознанием слов постепенно возвращалась и способность чувствовать. Он мягко гладил её по щеке, плавно переходя к шее и возвращаясь назад. Пальцы его были тёплыми, почти горячими, и это ощущалось сильным контрастом с прикосновением холодных капель дождя, которые падали на её кожу и скользили за шиворот, вызывая лёгкую дрожь.

Когда пальцы Сарданапала вновь прикоснулись к её шее, по всему телу тотчас разлилось тепло, а капельки воды вмиг испарились. Она догадалась, что он использовал согревающие чары, очевидно заметив её дрожь.

— Всё хорошо. Слышишь? Всё хорошо. К тебе больше никто не прикоснётся, — шептал Сарданапал.

Его шёпот показался Медузии громче шума дождевой воды, которая заглушала звук войны, развернувшейся за стенами замка. Она хотела сказать ему, что ей было страшно, что он был прав в том, что ей следовало уехать, спасая их ребёнка, но все слова разом застряли в горле, не давая ей возможности произнести хотя бы звук.

Она неосознанно поднесла руки к его лицу и прикоснулась к щеке самыми кончиками пальцев. Ей было так необходимо дотронуться до него. Как будто одно лишь прикосновение способно было разрушить все путы страха, сковавшие её.

И действительно так и было…

Стоило ей прикоснуться к нему, и внутри внезапно стало спокойно. Стало глубоко наплевать на всю войну и всё, что произошло несколькими минутами ранее. Он был здесь. С ней. И этого оказалось достаточно.

— Я боялась, что ты не вернёшься. Боялась, что Чума будет поджидать вас там… А он здесь…

У неё не получалось чётко сформулировать свои мысли. она говорила обрывками фраз, замолкая на окончаниях, но Сарданапалу этого было достаточно, чтобы понять весь смысл сказанного. Она гладила его по щеке, не в силах перестать прикасаться, и даже не замечая, как сильно дрожали её пальцы.

Зато замечал он…

— Всё хорошо, — оборвал он её попытки продолжить. — Теперь всё хорошо.⁽²⁾

Он опалил её губы дыханием, прежде чем оставить лёгкий поцелуй на её губах. Казалось, что им обоим это было нужно. Он целовал её с предельной осторожностью и трепетом, а она лишь сильнее прижимала его к себе, не скрывая сильного желания оказаться как можно ближе. Ближе к нему. Ближе к ощущению счастья. И подальше от этой проклятой войны.

Он целовал её ещё очень долго. Пока её пальцы, с трепетом прикасающиеся к его шее, не перестали дрожать. Пока внутри не разлилось спокойствие, и её плечи расслабленно не опустились. Он целовал её, заставляя через поцелуй почувствовать его защиту. Потому что слова оказались бессмысленны.

Когда он в последний раз чмокнул её в губы, а после этого прижался своим лбом к её, она не осмелилась открыть глаза. Сейчас ей наконец-то стало спокойно. Её захлестнуло усталостью, и слабость навалилась в полной мере. Ей не хотелось открывать глаза и снова видеть всё в серых тонах из-за продолжающейся войны, от которой они смогли абстрагироваться лишь на короткое время. Хотелось притвориться, что не было никакой войны, что небо не застилали грозные тучи, а за стенами замка не ждали толпы нежити. Ей хотелось продлить это мгновение чуточку дольше. Совсем немного…

— Тебе нужно уехать отсюда, — раздался едва слышный шёпот у самого уха. — Прости, но это больше не обсуждается. Я обещал защищать тебя и нашего ребёнка, и я сделаю это, чего бы мне это ни стоило. Даже если ради этого мне придётся насильно отправить тебя к Гроттерам.

Его голос прозвучал твёрдо и беспрекословно. Если доселе он считался с её мнением и спрашивал её согласие, то сейчас произошедшее накалило ситуацию окончательно. Он устал за неё бояться. Он знал, что в таёжной глуши её никто не станет искать. Здесь она была в большой опасности. Особенно в том положении, в котором находилась прямо сейчас. Если прежде он был готов мириться с её желанием остаться, то после последних событий — нет.

В следующий раз он может не оказаться рядом и поэтому считал своим долгом отправить её в такое место, где её никто не найдёт. В то место, где они с ребёнком смогут спокойно переждать войну, не заботясь о собственной безопасности. С рождением ребёнка на её плечи и так свалится слишком много забот, с которыми ей придётся справляться одной, если война ещё не будет закончена. Поэтому он был обязан хотя бы обеспечить ей покой.

— Я уеду, — согласно кивнула Медузия.

Сарданапал с облегчением выдохнул. Он готовился к тому, что придётся с ней спорить и приводить кучу доводов, но она на удивление быстро согласилась. Оно и к лучшему. Ему не хотелось лишний раз с ней скандалить.

Они оба не сразу поняли, что за стенами замка сражение тоже на какое-то время остановилось. После смерти некромага, который, как оказалось, выступал лидером нападения, нежить, потеряв контроль, пустилась в бега. Кто-то пытался рассредоточено нападать на магов, но, лишившись способности сражаться группами, они молниеносно терпели поражение. Кто-то бежал с поля боя, пытаясь сохранить свою жизнь, но не забывал, оборачиваясь, выкрикивать проклятия. Поле битвы опустело за пятнадцать минут.

Вечером того же дня Сарданапал написал записку Леопольду и через пару часов получил ответ. А на следующий день Медузия и правда покинула остров Буян и не возвращалась сюда до самого окончания войны. К сожалению, им обоим это не помогло выиграть войну. Рождённая в таёжной глуши Таня, о существовании которой не знал никто, была спасена ценой жизни Леопольда и Софьи, а сама Чума была побеждена младенцем, чья судьба на долгие годы вперёд была предсказана ещё за много веков до её рождения.

1) Отсылка к легендарному фильму «Клеопатра» 1963 года, откуда и взята данная цитата и всё описание происходящих с Цезарем и Клеопатрой событий.

Вернуться к тексту

2) Иллюстрация к сцене: https://drive.google.com/file/d/19QcO50zajca_VceDIZ15VtnN9_axe6Ss/view?usp=drive_link

Вернуться к тексту