Белая ворона (гет)

Мидори пришла в себя медленно, словно выныривая из глубокого омута. Первым ощущением была мягкость под спиной — явно не твёрдая земля поля боя. Затем пришёл приглушённый свет и запах свежего дерева. Тело ныло от усталости, но болезненная острота исчезла, сменившись тупой тяжестью. Истощённая чакра начала медленно восстанавливаться, пульсируя слабыми, но уверенными волнами.

Она лежала на футоне в небольшой, чистой комнате, обставленной спартански, но опрятно. Это была определённо база Сенджу, но не тюремная камера. Ни решёток, ни тяжёлых замков — лишь простота и уединённость. План сработал. Она не была предательницей, что было критически важно для её и без того хрупкого положения в клане Учиха, где её едва терпели из-за полукровности и где её единственным оправданием было неоспоримое воинское и медицинское мастерство, а не кровная верность. Нет, она не была пленницей в широком смысле. Но, похоже, что лишь Тобирама и Хашиарама и прочие члены клана Сенджу, знают об этом. А покинутые ею Учихи видели её измотанной, побеждённой, но не сломленной. Чувство глубокого облегчения смешалось с тревогой перед неизвестностью.

Дверь слегка скрипнула, и в проёме появился Тобирама. Его взгляд был по-прежнему настороженным, но в нём не было прежней открытой враждебности. За ним маячила фигура Хаширамы, который, увидев, что она проснулась, шагнул вперёд. В его глазах читалась смесь усталости, облегчения и какой-то странной, новой надежды.

Мидори глубоко вздохнула. Ей предстоял тот самый «долгий разговор без лишних ушей», который определит не только её судьбу, но, возможно, и будущее целого мира. И она была готова. Насколько это возможно. Может быть ещё совсем недавно, она бы подумала о Мадаре и с большим сомнением отнеслась к происходящему. Но после его свадьбы не с ней, весь её мир перевернулся.

Мидори села, прислонившись к стене. Из её обычно аккуратных белоснежных кос распустились несколько прядей. Но в усталых чёрных глазах промелькнул огонёк любопытства и слабой надежды.

Она посмотрела на братьев Сенджу, которые остановились у двери, давая ей пространство. Комната казалась ещё меньше с их присутствием — Хаширама, высокий и мощный, как дерево, и Тобирама, стройный и собранный, словно стальной клинок.

— Ты в порядке? — первым заговорил Хаширама, его голос был мягким, полным заботы. Он шагнул чуть ближе, но остался на почтительном расстоянии, словно боялся показаться слишком грозным. — Полагаю, ты почти восстановилась.

Мидори кивнула, её взгляд скользнул по Тобираме. Тот стоял чуть позади, скрестив руки на груди, его лицо оставалось невозмутимым, но в глазах мелькнула тень беспокойства. Она знала его репутацию — холодный, расчётливый, всегда готовый к худшему. Но сейчас он не выглядел как враг. По крайней мере, не явно. Он показался ей даже более добрым, чем она помнила его по данным из прежней жизни.

— Благодарю за беспокойство, — тихо произнесла Мидори, слегка охрипшим от долгого молчания голосом.

Она прочистила горло и продолжила:

— Я согласилась пойти с вами, но до сих пор не имею понятия, чем вы можете мне помочь.

— Мы можем предоставить тебе возможность выговориться обо всём, что тебя тревожит. В безопасной обстановке, где тебя не осудят, — предложил Хаширама то, что счёл важной возможностью для неё.

Мидори задумалась. Он определённо был прав — ей слишком многое приходится держать в себе и уже слишком долго. Она не могла никому в клане Учиха пожаловаться на свою несчастную судьбу. Её бы сочли слабой и менее полезной. А если бы вскрылись невыполненные обещания Мадары, он бы ей такого не простил. Она не могла сказать даже Изуне, хотя они вроде бы друзья. Но это уже не имеет значения. Тем не менее, она сомневалась, что должна вываливать свои глупые жалобы хоть на кого-нибудь в этом мире. В конце концов, чтобы она не рассказала, её ситуацию никто не сможет изменить. Кроме того в её сердце зародилась тревога, что всё может стать только хуже.

— Возможно, ситуация не изменится сама по себе, — вновь мягко обратился к ней Хаширама, как только заметил замешательство, — и мы вероятно, ничего с этим не поделаем. Но ты определённо сбросишь лишний груз со своих плеч.

Мидори тяжело вздохнула, приходя к осознанию, что по большому счёту ей нечего терять. Что у неё осталось? Только боль и ненависть, приправленные осколками бессмысленной и пустой надежды. Конечно, она всё ещё может делать то, что умеет и приносить пользу. Но такая жизнь больше напоминала ей предсмертную агонию. В итоге она решилась поделиться тем, что так терзает душу.

— Понимаешь... — ей было тяжело начать. Но она не сомневалась в необходимости, поэтому продолжила увереннее:

— В клане меня в основном принимают, только пока я полезна. Но один парень заставил меня чувствовать себя особенной. Он был мил со мной, говорил, что никто ему меня не сумеет заменить. И что я его единственная любовь. Но все мои надежды и мечты оборвались, — она опустила взгляд на пол перед собой и сжала кулаки до побеления костяшек пальцев, не задумываясь о том, как всё это в совокупности выглядит.

Но стоило Хашираме продемонстрировать понимающий вид, как Мидори опомнилась, что её слова требуют пояснения.

— Он не умер — его не так-то просто убить. Разве что вам удалось бы. Но его женой стала другая. Видимо, традиции оказались для него важнее.

— Только я смог бы? — удивлённо воззрился на неё Хаширама. После, чуть успокоившись, уточнил:

— Ты говоришь о Мадаре?

— Да, — решила Мидори этого не скрывать. Оттого ответила очень просто и легко.

— Когда он стал главой клана, я наивно подумала, что он сможет повлиять на эти глупые традиции ради меня. Но он решил им следовать. Возможно, любовью там и не пахнет. Но Чиаса — его жена, должно быть, гордится возможностью исполнить долг и родить ему чистокровного наследника.

Хаширама слушал её с глубоким, неподдельным вниманием, не перебивая. Когда она закончила, в комнате повисла тишина, нарушаемая лишь треском факелов за стенами. Тобирама, до этого остававшийся безмолвным монолитом, неожиданно заговорил, его голос был ровным и лишённым осуждения, но пронизанным стальной логикой.

— Твоя ценность для клана Учиха не должна измеряться твоими отношениями с его главой, — произнёс он, заставляя Мидори поднять на него взгляд. — Ты сама сказала: тебя терпят из-за твоего мастерства. Это твой настоящий фундамент, а не благосклонность Мадары. Его брак — это политический шаг. Твой же навык — это реальная сила.

— Брат прав, — мягко поддержал Хаширама. — Ты думаешь, что потеряла всё, но это не так. Ты потеряла иллюзию. А твои способности, твоя воля — они никуда не делись. И они дают тебе куда больше власти над собственной судьбой, чем ты думаешь.

Мидори сжала кулаки, ощущая, как её горечь сталкивается с холодным разумом Тобирамы и тёплой верой Хаширамы. Они не предлагали пустых утешений. Они предлагали ей иной взгляд на ситуацию.

— Что вы предлагаете? — наконец выдохнула она. — Я не могу вечно оставаться здесь. Каждый мой день в лагере Сенджу будет бросать тень на мою и без того шаткую лояльность в глазах моего клана.

— Именно поэтому ты вернёшься, — твёрдо сказал Тобирама. — Но вернёшься не с пустыми руками. Мы дадим тебе кое-что. Не оружие и не секреты. Мы дадим тебе доверие.

Он обменялся быстрым взглядом с братом, и Хаширама кивнул.

— Ты станешь мостом, — продолжил Тобирама. — Мостом между нашими кланами. Мы объявим, что между нами было достигнуто временное перемирие для обсуждения вопросов, касающихся раненых и медицинской помощи на поле боя. Ты, как искусный медик, была ключевой фигурой в этих переговорах. Твоя «победа» в том, что ты вынудила Сенджу сесть за стол переговоров. Это повысит твой статус среди Учиха, а не понизит его.

Мидори медленно моргнула, мысленно примеряя эту версию событий. Это было... гениально. Это объясняло её присутствие здесь, снимало с неё клеймо пленницы или предательницы и давало ей реальный козырь — она принесла клану дипломатическую победу. Пусть маленькую и хрупкую, но победу.

— Мадара... он никогда в это не поверит, — произнесла она, но в её голосе уже не было прежней безнадёжности, а лишь расчётливая осторожность.

— Ему не обязательно верить во всё, — парировал Тобирама. — Ему будет достаточно того, что это правдоподобно и выгодно для него самого. Признать тебя героем переговоров — значит признать, что он, как лидер, добился уступок от Сенджу без единого препятствия. Он сможет использовать это.

Мысль о том, что Мадара будет вынужден принять эту игру, снова зажгла в её глазах тот самый огонёк — не надежды на любовь, а решимости и амбиций.

— Хорошо, — тихо, но чётко сказала Мидори. Она расправила плечи, и её усталая осанка вдруг обрела былую собранность. — Я принимаю ваше предложение. Я стану этим мостом.

Хаширама улыбнулся, и в его улыбке была та самая «странная надежда», которую она заметила ранее. Надежда на то, что даже маленький мост может однажды соединить два враждующих берега.

— Тогда мы договорились, — сказал он. — Отдохни ещё. Завтра на рассвете мы сопроводим тебя до нейтральной территории. Ты вернёшься в клан Учиха не как побеждённая, а как парламентёр, выполнивший свою миссию.

Братья вышли, оставив её наедине с новыми мыслями. Боль и предательство никуда не делись, они всё ещё грызли её изнутри. Но теперь у неё была цель. Не иллюзорная надежда на чью-то любовь, а реальная, осязаемая задача. Она снова была полезна. Но на этот раз — по-настоящему. Не как орудие в чужих руках, а как архитектор собственной судьбы.

Она подошла к узкому окну и посмотрела в сторону, где предположительно находилось поселение Учиха. Она возвращалась. Не сломленной влюблённой, а воином, несущей в руках новое оружие — возможность перемен. И впервые за долгое время Мидори почувствовала, что её будущее снова принадлежит ей.