Пусть к небу взлетит пламя (джен)

«Что движет людьми, что заставляет их поступать так, а не иначе? Что подвигает их переступать через страх и сомнения? Боги дали нам выбор — и свободу делать его. Пусть же никто не пожалеет о своем выборе».

Из летописи Арвокаса Кельма

— Нам тут не пройти, — сказал Палло.

— Тогда и идти было незачем, — сверкнул глазами Норо, хотя брат не увидел этого в темноте. — Как ни крути, а путь у нас один — через стену. А к стене тоже путь один — вверх по тропам.

— Ты эти тропы видел? — Палло испуганно втянул голову в плечи и продолжил тише: — По ним и коза не проскачет. А где можно пройти, там стража стоит. Ботарцы ж не дураки.

— Дураки — не дураки, коза — не коза, а вот тут, как по мне, мы с тобой спокойно пройдем.

Норо указал на черную щель тропы, что змеилась меж серых скал. Правда, от одного ее вида у него сжимались поджилки в коленях и холодело в животе, но он старался не показать этого. Выглядела тропа и впрямь жутко, особенно в свете стареющей луны, которая то пряталась за облаками, то вновь показывалась. Скальная стена впереди была почти отвесной, хотя Норо разглядел две-три опоры для рук и ног. Дальше все терялось в темноте.

— Не-е, — замахал руками Палло, — я не полезу, и не думай. Жалко княжну и Фейрана с Вегаром, но и шею ломать неохота.

— А они бы ради тебя пошли, — сказал Норо, глядя на брата в упор. — Все трое. Им-то, поди, сейчас похуже, чем нам. Не бойся, не сорвешься. Где там у нас веревка была? Давай ее сюда, и снова свяжемся, вот так.

— Слушай, Норо. — Палло потупился, сделав вид, что закрепляет узел на поясе. — Я ж могу ненароком сорваться. И, сам понимаешь… По-тихому не выйдет, заору так, что все ботарцы сбегутся…

— На, держи. — Норо сунул ему обрывок старой рубахи, которую сберег непонятно зачем. — Замотай рот и иди за мной. И вот еще что: давай-ка сложим все таблички в один мешок, а то мне неудобно с двумя-то.

Вместе они переложили таблички с драгоценностями, а опустевший мешок сунули сверху. Палло крепко завязал себе рот, вытер о штаны влажные ладони. Еще раз убедившись, что веревка прочная и узлы надежно затянуты, братья полезли наверх.

Мелкого крошева на тропе, хвала небесному владыке, не было, зато края скал могли поспорить с отточенными лезвиями воинских мечей. Пальцы и ладони братьев вымокли не только от пота, но и от крови, что сочилась из множества мелких царапин, а недавно купленная одежда годилась теперь только на ветошь. И все же опоры и уступы на тропе находились, пускай не всегда удобные и не всегда сразу.

Хуже всего было зависнуть над скалами в поисках тех самых опор — что твоя колбаса, подвешенная над очагом коптиться. Тогда Норо отчаянно прижимался щекой к холодному камню, молясь так, как не молился никогда прежде: «Небесный владыка, добрая мать-земля, помогите, не ради себя же стараемся! Они нас спасли, сколько раз спасали, приняли, точно родных… Кто еще их выручит, если не мы?» О чем думал в такие мгновения Палло, он не знал. Зато старший брат так же упорно лез вслед за ним и ни разу не остановился отдохнуть, хотя из-под повязки то и дело вырывалось приглушенное мычание.

Братья старались не оглядываться, но ощутили, что поднялись уже достаточно высоко. Луна опять исчезла за тучами, ветер так и норовил сдуть их обоих вниз, на верную гибель. Но, видно, боги услышали горячие молитвы и послали помощь: в узкой щели тропы нашлась небольшая площадка, где можно было немного перевести дух. Братья кое-как забились туда, поджав руки и ноги. Мельком они удивились, что вместо камня сидят на чем-то рыхлом, колючем.

— Фу-у, — тяжело выдохнул Норо, обтер руки о штаны. — Повезло нам. Сейчас передохнем — и дальше, тут совсем чуток осталось…

Палло собрался было согласно хмыкнуть сквозь повязку, когда обоих братьев чуть не оглушил странный шум, похожий на плеск, и хриплое карканье. В следующий миг они оба едва не сорвались вниз от вихря бешеных ударов по голове.

Сердце Норо чуть не выскочило из груди. Палло рядом отчаянно мычал и размахивал руками, отгоняя птиц, — это, разумеется, были птицы. Должно быть, те колючие ветки — это их гнездо. Норо вспомнил, что еще днем видел над горами черные стаи. Теперь он понял, что это вороны-полуночники — самые зловредные из всех небесных тварей. Недаром их считали вестниками беды и чуть ли не посланцами тени.

Вороны не отставали, карканье становилось громче, а удары крыльями и клювами — сильнее. Норо пошарил рукой, отыскивая камень, но не нашел. Размахнуться мешком было неудобно, зато он вспомнил о другом, пустом мешке. Наощупь он вытащил его и принялся хлестать проклятых птиц. Те явно не ожидали такого, взвились выше, но вновь нападать не спешили.

— Ага, не нравится? — прошипел Норо. — Чтоб вам Коа-Меас перья повыдирал!

Не сразу он понял, что мешок, которым он отбивался от крылатых врагов, вдруг потяжелел. Когда же мешок запрыгал в руках и задергался, Норо едва не разжал пальцы. В тот же миг сверху посыпались мелкие камешки и послышались приглушенные голоса. Мужские голоса — должно быть, воины-дозорные, стерегущие тропы у Туаты.

Встрепанный Палло неистово вцепился в Норо, уткнувшись головой ему в плечо. Норо ждал окрика, нового шума — например, шороха камней, звона брони или даже свиста стрел. Но ни голосов, ни шагов они больше не услышали. Вороны еще кружили в посветлевшем небе: луна опять вырвалась на свободу из-за туч. А мешок в руках Норо по-прежнему трепыхался.

— Ты что, словил одного? — выдавил Палло, приспустив свою повязку.

— Похоже, так. — Норо пристукнул мешок о скалу: ворон внутри затих. — Надо бы выпустить — чего зря мучить, пускай они и противные. Хотя…

— Слушай, эти воины там, наверху… — горячо зашептал Палло ему в ухо. — Они ж, похоже, полуночников испугались. Здесь, в Ботаре, поди, боятся черных птиц не хуже, чем у нас…

— Да ты молодчина, брат! — Норо чуть не расцеловал Палло в обе щеки. — Конечно: черные вороны, коты, петухи и прочее, оно ж кого угодно напугает, даже воинов. Вот нам и ответ. Помнишь, мы все гадали, как проберемся внутрь да как отвлечем? Вот так! — Он встряхнул мешок с вороном и погладил его. — У нас тут сокровище не меньшее, чем в другом мешке, с самоцветами. А теперь пошли дальше, засиделись.

Норо пристроил за плечами поудобнее новую ношу, и, осторожно выпрямившись, потянулся к очередной трещине в скале. Палло вернул на место повязку и последовал за братом, довольный собой, как никогда прежде.

* * *

На горы Веллус опустилась ночь, густые тучи закрыли недавно сиявшую в небе ярко-желтую луну. Крепость Туата погрузилась в сон — кроме тех, кому уснуть сегодня было невмочь, и тех, кому полагалось бодрствовать. Дозорные молчаливыми серыми тенями обходили стены крепости, каждый на своем участке. Тусклые огоньки их светильников порой сверкали между выступами стен.

Воин, который нес стражу на южной стене, замер на месте и осторожно выглянул за край. Показалось ему или нет, что внизу, у подножия скалы, шевельнулись какие-то тени? Ботарец опустил ниже свой светильник.

— Кто здесь?

— Каррр! — донеслось снизу.

Прямо в лицо воину метнулось что-то черное. Он замахал руками, едва не выронив светильник, и понял, что это всего лишь горный ворон-полуночник. Вот же напасть!

— Спаси и сохрани, пресветлый Ва-Катоа, мать-земля, огради от беды, — зашептал суеверный ботарец.

Он сделал свободной рукой оберегающий знак — поднял ладонь пальцами вверх и, согласно обычаю, поспешно зашагал по стене против солнца, дабы отвести возможную беду.

Не успел дозорный пройти и двадцати шагов, как через стену перелезли две тени: одна, пониже, протянула руку второй и помогла взобраться. Они распластались под каменными зубцами стены, огляделись, кубарем скатились вниз по каменной лестнице — по счастью, почти бесшумно. Неподалеку оказался деревянный колодец, за который и метнулись обе тени.

Мимо, позевывая, прошли двое молодых помощников повара, несущие огромный котел, и выплеснули воду из него в канаву, что тянулась вдоль стены. Покончив с работой, они поспешили обратно в предвкушении ночного отдыха. Вдали, со стороны длинных низких строений, скрипнула дверь — быть может, кто-то вышел по нужде. Прозвенела чья-то броня, шаги смолкли. И лишь когда сделалось совсем тихо и удалились огоньки светильников на стене, тени за колодцем решились пошептаться.

— Что будем делать? — спросил Палло, срывая с подбородка опостылевшую тряпку. — Где нам их искать?

— Жаль, здесь негде спрятаться — ровнехонькая площадь, точно поле, — отозвался Норо. — Попробуем перейти, и дозорные на стенах мигом нас углядят. Придется обходить сзади. — Он помолчал и хлопнул брата по плечу. — А с вороном ловко вышло, я даже не ожидал.

Палло расплылся в улыбке, хотя Норо не увидел этого в темноте. С вороном им и впрямь посчастливилось. Хорошо еще, что не успел задохнуться в мешке. Вот ведь как бывает: вроде мерзкая птица, недобрая, чуть ли не отродье теней — а взяла и пригодилась. Будто сам небесный владыка помог.

Братья выглянули из-за края колодца, дожидаясь, пока вновь исчезнет за выступом стены огонек светильника дозорного. Несколько бесшумных прыжков — и они укрылись за длинным амбаром. До конца стены было шагов десять, не больше. Там братья вновь огляделись — и принюхались.

Хозяйственные постройки, как и приземистое здание воинской трапезной, не привлекли внимания братьев. Неподалеку от северной стены стоял небольшой дом — должно быть, военачальника, как там его? — Овари Шимо. Дальше те самые длинные низкие строения — наверное, там живут воины, и от них стоит держаться подальше. А по соседству с ними… Братья переглянулись: так вот откуда тянуло!

— Там конюшни, — шепнул Норо. Палло кивнул, но вряд ли понял.

— И что?

— А ты представь, что тут начнется, если они, скажем, загорятся, а? Кони взбесятся, воины кинутся ловить их и тушить пожар. В такой суматохе ботарцам будет не до пленников. А мы быстро найдем их и освободим.

— Ты думаешь, они еще живы? — уныло протянул Палло.

Норо невольно похолодел от этой мысли, но тут же встряхнулся.

— Не мели чепухи! Видишь вон там низенький домик с крохотным окошком — чем не тюрьма? И стражник стоит у двери, стало быть, стережет. А кто станет стеречь трупы?

Палло кивнул, но сообразил, что в темноте этого не видно, и понимающе хмыкнул. Дождавшись, когда пройдет дозорный, Норо отдал брату свой мешок, распластался на земле и тихо пополз к дверям конюшни. Так же тихо, без скрипа, приоткрылась дверь. Норо едва успел остановиться: почти у самого порога спал на соломенном тюфяке конюх. Пришлось осторожно обойти его, поминая мысленно тени всех преисподних. В нос ударил крепкий запах конского навоза и старой соломы, тихо зафыркали во сне кони. На миг Норо застыл: сейчас проснутся, заржут да перебудят всех! Но боги вновь миловали.

Обливаясь потом от страха, Норо принялся набивать за пазуху столько соломы, сколько влезло. Сухие, жесткие стебельки кололи кожу, но он лишь поморщился. Пора было возвращаться, а перед тем — убедиться, что дверь не заперта: жалко же будет лошадей. Не то что их хозяев.

Норо благополучно вернулся к брату, тоже взмокшему от волнения. Несколько долгих мгновений им пришлось ждать, пока исчезнет из вида следующий дозорный, и тогда они принялись крутить из собранной Норо соломы факелы. Внутрь факелов братья набили мелко нарезанного сала, чтобы лучше горело, — смолы или масла им было не достать. Пускай не лучшее топливо, но должно сгодиться. Вновь отерев рукавами мокрые от пота лица, с огнивом и кремнем наготове, Норо и Палло отправились выполнять свою задумку.

Они были на полдороге к конюшне, когда вдали послышался скрип двери. Следом раздались тихие, но твердые шаги, сопровождаемые позвякиванием брони: воин! Палло и Норо едва успели укрыться за коновязью, когда от стены одного из строений отделилась высокая тень и двинулась им наперерез. Неподалеку от их убежища неизвестный воин остановился и будто прислушался к чему-то, но продолжил путь. А путь его — вот странно — лежал к тому самому низенькому домику, который Норо счел тюрьмой.

В тот же миг тучи на небе разошлись, выпуская луну на свободу. Братья наконец увидели друг друга, молча переглянулись: мол, начнем поджигать, когда он уйдет. В этом же свете они разглядели воина — длинные черные волосы и усы, чешуйчатая железная броня — и с изумлением узнали его. Это был Майдин Алусса.

На их глазах ботарский воевода приблизился к тюрьме и сказал что-то стражнику. Тот отвернулся, чтобы взять светильник, и тут же получил удар кинжалом в затылок, выше ворота кольчуги. Свободной рукой Майдин зажал ему рот и осторожно опустил труп на землю. Вытащив кинжал, он вернул его в ножны, едва обтертый от крови. Скрипнул в петлях засов, и ботарец скрылся внутри, прихватив с собой светильник убитого.

* * *

Майдин Алусса не мог уснуть. Он ожидал подобного, хотя и по иной причине, — ожидал, что его будет распирать от ликующего торжества над побежденными врагами. Но не было ни торжества, ни ликования, а сладостный вкус победы оказался пылью и горьким ядом. И не только потому, что он не смог заполучить сокровища андарианской казны.

В ушах его до сих пор звучали последние слова Анери Кельма.

Он сам не мог понять, что с ним происходит. Совсем молодая девушка, почти ребенок… Да, покойный князь Анапар, не имея сыновей, воспитал дочь, как воина. И все же: такая юная — и такое мужество. Несомненно, если бы Овари Шимо подверг пытке саму княжну, она выдержала бы все с такой же твердостью.

Не раз и не два Майдин успел пожалеть о том, что присутствовал на допросе княжны и ее спутников. Да, он ненавидел андарианского воеводу Фейрана Ордета, хотя ненависть мешалась с невольным уважением, и зрелище мучений давнего врага слегка согрело сердце. Но Майдин не смог не подивиться его стойкости и силе духа, не говоря о силах телесных: мало кто вынес бы такое без единого крика. Волей-неволей он задумался о природе своей ненависти. И понял ее.

Она таилась в самой обычной, самой низменной зависти. Фейран трижды одолел его в бою, в честном бою, и это уязвляло гордость Майдина. Как же теперь быть? Та женщина — колдунья, что исцелила его от раны, нанесенной рукой врага, сказала ему странные слова. Сказала, что он на перепутье, что он смотрит, но не видит. Сказала, что однажды настанет день, когда он горько пожалеет о своих деяниях, и прибавила: «Не стоит жалеть о почти догоревшей свече». Что могли значить эти слова? Бред безумной ведьмы — или голос богов?

Он исполнил свой долг воеводы — взял в плен опасных врагов. И сейчас в глубине души сожалел об этом. Ибо слова княжны Анери поразили его в самое сердце.

Майдин не гнался за почестями, как Овари Шимо. Он служил своей стране и своему князю с юных лет, искренне полагая, что поступает верно. И вдруг какая-то девчонка заявляет ему, что он неправ. И, что самое странное, слова ее пробуждают неведомую прежде мысль: что, если так и есть?

Много ли проку в погоне за врагами внешними, когда не побеждены враги внутренние? К чему зорко стеречь границы Ботара, если в скором времени княжество превратится внутри в пепелище, разоренное безвестными грабителями? Да и каковы истинные цели самого князя и его приближенного — Шимо? Неужели они так жаждут предать княжну справедливому суду и казни? Нет, им нужны только ее богатства, из-за которых и случилось столько бед и пролилось столько крови. Но что бы с девушкой сделали потом?

Перед мысленным взором вспыхнуло видение. Живо и ярко представилось Майдину, как ее, опозоренную, обесчещенную, избитую, ведут к месту казни. И там по приказу князя Треаса, обожающего подобные зрелища, будут прилюдно рвать ее тело железными когтями и жечь огнем, а потом станут медленно резать по суставам… Майдин невольно мотнул головой и едва не зажал уши руками, словно услышал наяву страшный крик. «Да, она — враг, и враг сильный, — сказал он себе, — но такого она ничем не заслужила».

Майдин чувствовал, что начинает ненавидеть ее — и при этом уважать. За то, что она сильнее его. За то, что она права.

Но, если она права, должна ли она умирать? Или должна жить и продолжать свое дело?

Воевода несколько раз прошелся по своей темной комнатке туда-сюда, вцепился пальцами в волосы на висках. Нет, сегодня ночью он не обретет покоя — а возможно, не обретет никогда. Он должен… что должен? Кому? И зачем?

«Затем, что она права», — был ответ.

* * *

Майдин опустил на землю труп убитого им воина-стражника. Ему вновь померещилось позади движение, заставившее вздрогнуть и резко обернуться. Должно быть, дозорные на стенах, успокоил он себя. Или душа его разрывается между долгом и голосом совести? Неважно, теперь у него нет пути назад. Он взял светильник и отпер дверь.

Внутри было темно: масло в светильнике, что висел под потолком, давно прогорело. От скрипа двери пленники у столбов вскинули головы, и Майдин понял, что они только что спали. Тусклый огонек его светильника заставил их слегка прищуриться.

— Зачем ты пришел? — бросила княжна. Веки ее покраснели и опухли, на щеках виднелись следы обильных слез. — Хозяин послал?

— Нет, княжна, — ответил Майдин.

Он сглотнул, как будто слова застряли у него в горле. Княжна глядела на него хмуро, оба воина — испытующе, но все трое молчали. На миг всколыхнулся в душе природный гнев, усилием воли Майдин заглушил его и продолжил:

— Мне не будет покоя, если я не скажу этого: мой князь и мой военачальник ошибаются насчет вас. И сам я жестоко ошибался. Но я осознал это и желаю исправить свою ошибку. — Майдин опустился на одно колено и склонил голову. — Простите меня, княжна. — Он вновь посмотрел на нее. — Я хочу помочь вам бежать.

— Зачем? — повторила она, но Майдин заметил, как сверкнули в полумраке ее глаза, как оживилось лицо: она готова была довериться ему, пускай не сразу. — Вернее сказать, почему?

— Потому что меня поразили ваши слова, — честно ответил Майдин, — нет, не испугали, но поразили. Я осознал, что правда богов на вашей стороне — не знаю, почему именно сейчас. Ботару не стоит враждовать с вами…

Княжна прищурилась, сжав губы, — не то сурово, не то насмешливо.

— И ты думаешь, что, когда я вырвусь на свободу, я не продолжу воевать с Ботаром?

— Знаю, что продолжите, княжна. Но вы не станете вторгаться в наши пределы и разорять их, а лишь освободите свою землю. — Майдин оглянулся, прислушался. — Прошу вас, поверьте мне. У нас мало времени. Я только что совершил предательство — я убил стражника там, снаружи. Назад мне дороги нет.

И княжна, и воины продолжали молчать, но Майдин смотрел лишь на девушку. Он видел по ее лицу, что она усиленно размышляет, словно в душе ее подозрительность боролась с внезапной надеждой. И все же он знал, что именно победит в этой борьбе.

— Если ты думаешь обмануть меня, — медленно проговорила княжна, — да падет на твою голову проклятье небесного владыки и мое. Если же говоришь правду, знай: я не уйду без моих спутников.

— Я и не ждал иного, княжна. Если, конечно, — Майдин покосился на Фейрана: его покрытое синяками и засохшей кровью лицо ужаснуло бы даже бывалого воина, — один из них найдет в себе силы идти.

— Найдет, — жестко бросил андарианский воевода, глаза его сверкнули — совсем как у княжны. — А теперь не медли. Ты тоже прав: времени мало.

Майдин невольно кивнул ему — и поразился, насколько легко это у него вышло. Он вытащил кинжал и быстро освободил сперва княжну, потом Фейрана и Вегара. Все трое тотчас рухнули на пол, но привстали и начали хорошенько растирать затекшие руки и ноги. Майдин заметил, что у Фейрана действует только правая рука, и поневоле вздрогнул: нетрудно представить, какие муки причиняет ему сейчас каждое движение. Но андарианский воевода рывком поднялся, стиснув зубы, и бросился на помощь княжне.

От взора Майдина не укрылось то, как Фейран и княжна смотрят друг на друга. «Благодарите богов, что Шимо не заметил этого вчера вечером, — подумал он, окончательно гася в душе искры зависти, — иначе многое могло бы случиться по-другому». Впрочем, спустя мгновение они оба отвернулись и вместе со своим товарищем поспешили к двери вслед за Майдином.

Не успел он распахнуть ее, как всех их едва не оглушила царящая во дворе Туаты суматоха — шум, крики и ржание лошадей.

* * *

— Чего это он, а? — спросил Палло, когда ботарский воевода скрылся за дверью тюрьмы.

— Да тень его знает, — отмахнулся Норо. — Идем.

Ни Норо, ни Палло старались не думать о том, что могло понадобиться Майдину в тюрьме, — например, убить всех пленников. Но если так, надо спешить. Братья шепотом подгоняли дозорного, который, казалось, еле плетется по стене. Когда он прошел, Норо умело высек огнивом искру и зажег сперва один соломенный факел, потом второй. Первый полетел в приоткрытые двери конюшни, так, чтобы не попасть в спящего конюха, второй — в устроенный рядом крытый сеновал. Вспыхивали новые и новые факелы, Норо и Палло вместе кидали их то в двери, то на крышу, пока не убедились, что конюшня занялась пожаром.

Из дверей с диким воплем выскочил конюх. Волосы его стояли дыбом, он на бегу сбивал пламя с подола рубахи. Жутко, протяжно заржали внутри кони, заметались так, что все конюшни содрогнулись. Огонь еще не соскользнул с крыши на стены, когда перепуганные животные, чуть не затоптав продолжающего кричать конюха, устремились к единственному выходу, что сулил спасение.

Огоньки светильников на крепостной стене замерли, закачались на месте: дозорные заметили пожар и суматоху. Послышались крики, где-то слабо протрубил рог. Юные поджигатели вжались в стену, пока не сообразили, что теперь, при ярком свете огня, они оказались на самом виду. Стоило поискать себе новое укрытие. Мальчишки как раз оглядывались вокруг в поисках его, когда заметили выбегающих из дверей тюрьмы княжну и обоих воинов — в сопровождении ботарского воеводы.

— Слушай, он что, теперь с нами? — не поверил своим глазам Палло.

— Да неважно, бежим к ним! — Норо схватил брата за руку, и они вместе рванулись к друзьям.

…В крепости Туата воцарился подлинный хаос. Воины пробудились и теперь выскакивали из домов, натягивая на бегу штаны и сапоги и путаясь в рукавах рубах. Повсюду слышались крики: «Тревога!», «Пожар!», «Несите воду!» Кто-то бросился к колодцам, кто-то — ловить перепуганных лошадей, которые метались по двору крепости, охваченные безумием. В такой суматохе мало кто заметил бы сбежавших пленников и воеводу-изменника.

— Нужно поймать коней, — сказал Вегар. — Правда, они неоседланные, но это не беда.

— Я выведу вас через северные ворота, — обратился ко всем Майдин. — Там пока спокойнее, а все дозорные сбежались тушить пожар. Тем лучше для вас. Но как это могло случиться?

— Похоже, я знаю, как, — улыбнулась княжна. В следующий же миг она убедилась в правоте своих подозрений.

Сквозь оглушительный шум — крики, топот, протяжные звуки рогов, гул пламени, ржание лошадей — донесся отчаянный мальчишеский голос: «Госпожа!» В дымной завесе показались две бегущие худенькие тени — повыше и пониже.

— Палло! Норо!

Братья кинулись обниматься со всеми, смеясь и плача. Казалось, они расстались с друзьями уже давным-давно, а не полночи назад. Столь велика была их радость, что мысль о том, что надо бы поскорее уносить ноги, даже не пришла им в голову.

— Не послушались все-таки, — произнес Фейран с такой гордостью в голосе, что мальчишки просияли. Потом Норо глянул на него — и обомлел:

— Что они с тобой сделали?

— Лучше не вспоминать, — отозвался воевода. — А теперь уходим.

— Все на месте, госпожа, все цело, ничего не разбилось! — доложил тем временем княжне довольный Палло.

Майдин покосился на него с неописуемым выражением, как будто наконец понял все.

— Так я и знал… — проговорил он. — Вы отослали их вместе с сокровищами, а сами молчали.

— Думаю, ты бы на нашем месте сделал так же, — мимоходом заметил Фейран.

Мужчины бросились ловить и успокаивать взбесившихся коней, что удалось не сразу. Ехать без седел — задача не из легких, особенно по горным дорогам, но выбора не было. Мальчишки не удержались бы на спинах коней, даже будь те оседланы, поэтому Вегар помог Норо сесть впереди себя. А Палло недоуменно огляделся.

— А я?

— Ты длинноногий, справишься, — бросил ему Майдин, не без тревоги поглядывая в сторону северных ворот. — Скачите…

— Разве ты не с нами? — подняла брови княжна.

— Разумеется, с нами. — Фейран положил здоровую руку на облитое броней плечо ботарца. — Как ты сам говорил, назад пути нет.

Майдин посмотрел ему в глаза.

— Думается мне, что четвертого, решающего боя у нас с тобой не будет, — сказал он. — Ты победил. А мне теперь и вправду все равно, где меня казнят — в Ботаре или в Каллисе. Не стоит жалеть о почти догоревшей свече.

Размышлять о сказанном было некогда. Майдин взобрался на коня и помог Палло. Фейран подсадил княжну, сам же с немалым трудом смог сесть позади нее, едва не теряя сознание от боли. Как только они тронулись в путь, послышались крики слева: «Взять их!»

Голос принадлежал Овари Шимо. Сам он, полуодетый, растрепанный, бежал за ними. На полдороге он остановился и бросился назад, к своим воинам — намерения его были ясны.

— Скорее! — Майдин спрыгнул с коня у самых ворот и принялся отодвигать тяжелые засовы.

— Держись, Норо, я помогу ему.

Вегар тоже спешился и присоединился к недавнему врагу. Засовы скрипели, медленно поддаваясь.

— Стойте! — послышался со стены окрик дозорного. Сверху раздались поспешные шаги и звон брони — воин спускался с лестницы к воротам.

— Дай кинжал! — окликнула Майдина княжна.

Он передал ей оружие, а сам с помощью Вегара продолжил воевать с тугими засовами. Еще совсем немного…

Княжна прицелилась и метнула кинжал в лицо дозорному. Тот взмахнул руками, коротко вскрикнув, его шлем загрохотал по каменной лестнице. Анери оглянулась: нескольким воинам уже удалось поймать и кое-как успокоить коней. Теперь же ботарцы суетились с седлами и сбруей, намереваясь преследовать беглецов. А кто-то решил попытаться остановить их пешими. По счастью, в тот же миг засовы поддались.

— Готово!

Створки ворот со скрипом распахнулись, и беглецы на трех лошадях вырвались из крепости. Не помешало бы снова прикрыть ворота, а еще лучше — завалить их снаружи камнями, но времени уже не оставалось.

Фейран, Вегар и Майдин крепко стиснули коленями бока своих коней. Напуганные пожаром животные фыркали и брыкались, и трудно было справиться с ними без поводьев, но в конце концов кони подчинились. Дорога здесь оказалась много хуже восточной, и каждый шаг лошадей, к тому же неоседланных, стоил всадникам невероятных усилий. Норо и Палло то и дело вскрикивали, вцепившись в своих спутников-воинов. Анери едва не сорвалась, поскольку боялась держаться за Фейрана, чтобы не причинить ему боль. Но он сам удержал ее, хотя при этом скрипнул зубами и тяжело выдохнул.

— Там погоня! — завопил Палло, когда оглянулся в очередной раз — он постоянно вертелся, чудом не падая с коня.

Анери тоже обернулась. За ними в погоню устремились десятка два всадников, и преимущество было на стороне преследователей, ибо кони с двойной ношей поневоле станут бежать медленнее. Но скакуны беглецов словно еще не пришли в себя после пожара: они мчались вперед и вперед, как будто продолжали спасаться от настигающей их грозной стихии.

Послышался резкий свист, потом второй, третий — ботарцы принялись стрелять. Неким чутьем лошади избегали стрел, иначе все было бы кончено в считанные мгновения. Одна стрела чиркнула по щеке вновь обернувшейся княжны, высекая кровь. Анери тут же отвернулась и быстро вытерла лицо, чтобы Фейран не заметил. Но он заметил.

— Прячьтесь за меня, госпожа, я прикрою, — выдохнул он.

Воевода выпрямился во весь рост, полностью закрыв собой княжну и придерживая ее за талию здоровой рукой. Анери поневоле стиснула веки и отчаянно взмолилась всей душой к небесному владыке, лишь бы не думать о том, что может случиться в любой миг. И милосердные боги сохранили Фейрана, ибо не здесь и не так ему суждено было окончить свою жизнь.

Норо пригнулся к шее коня, хотя его прикрывал Вегар. Сам же воин тоже счастливо избежал стрел. Палло, которому повезло меньше, отчаянно скорчился, не выпуская пояса сидевшего впереди Майдина. Парень крепко зажмурился и вжал голову в плечи, когда его обдало порывом ветра, взметнуло волосы на макушке. Подняв голову, он робко приоткрыл один глаз и едва не слетел наземь: из затылка ботарца торчала стрела. От неожиданности Палло онемел, не в силах даже крикнуть, и почувствовал, как убитый валится вперед, на шею коня.

Вот теперь голос вернулся.

— Помогите! Я же упаду! — заверещал Палло, крепче вцепившись в мертвое тело.

Спутники оглянулись и увидели, что произошло. Княжна побледнела, а Фейран и Вегар прошептали что-то — Палло не разобрал слов. Все были явно потрясены, но помочь ничем не могли.

— Держись крепче, — посоветовали оба воина, а Норо прибавил: — Главное, не смотри вниз.

Разумеется, Палло тут же посмотрел. Голова закружилась, в глазах потемнело, зато пальцы сами собой сжались крепче. По счастью, Майдин упал вперед, а не вбок, и последним движением успел сжать колени на боках коня. Так что Палло оставалось только держаться.

Стрельба прекратилась. Преследователи начали отставать, хотя по-прежнему не желали поворачивать назад. Горы Веллус остались у беглецов за спиной, дорога понемногу выравнивалась, а впереди сверкнуло в свете луны что-то блестящее, слегка подернутое туманной дымкой. Река!

— А теперь куда? — прокричал Норо. — Нам что, придется плыть? Или что там вы говорили про мост? Далеко до него?

— Далеко, но здесь поблизости есть брод, — ответил Фейран. — Переправимся на тот берег, и мы спасены. Эта река, Сиэлли, служит границей между Ботаром и Каллисом.

— Как же мы переберемся в таком туманище? Да и они пойдут за нами.

Норо ткнул рукой вперед: туман вправду расползался на глазах, затягивая реку сплошным белым молоком.

— Может, побоятся, — сказал Вегар. — Место брода мало кто знает. Да и мало знать — его еще нужно отыскать, тем более, ночью и в тумане. А потом отыскать нас.

Кони почуяли близость воды, зафыркали, стали замедлять бег. Всадники уверенно направили лошадей под спасительный покров густого тумана, откуда тянуло вязкой сыростью. Берег реки оказался пологим, где каменистым, где поросшим редкой травой. Шагов на пять вперед еще можно было что-то разглядеть, но дальше все скрывалось в туманном облаке. Под копытом одной из лошадей вдруг плеснула вода.

— Осторожнее, мы уже у самой реки, — сказал Фейран.

Он остановил своего коня и спешился, едва сдержав невольный стон. Левая его рука безжизненно висела. Преодолевая боль, воевода медленно зашагал вдоль берега и вскоре растворился в тумане.

Княжна, Вегар и мальчишки с тревогой ждали, прислушиваясь, не слышно ли позади погони. Но, казалось, зловещий стук копыт ботарских коней все удалялся и удалялся, пока не стих совсем. Либо враги отказались от преследования, не желая пересекать границу, либо решили, что беглецы неизбежно погибнут, если вздумают переправиться через затянутую туманной пеленой реку.

Фейран появился из тумана так неожиданно, что у Палло и Норо вырвались слабые вскрики.

— Я нашел, — произнес воевода и взял своего коня за кольцо в стягивающем морду ремне — почему-то конюх не потрудился его снять. — Езжайте осторожно, друг за другом, и не растягивайтесь.

Пришлось сперва пройти шагом около четверти рега по каменистому берегу и немногим меньше переправляться узким бродом через реку. Палло ехал в середине, с ужасом чувствуя, как стынет лежащий на шее коня труп Майдина, и еще сильнее боялся сорваться и свалиться в воду. По счастью, обошлось, хотя идти из-за тумана приходилось медленно. Но умные кони, только что спасшиеся от одной стихии, не намеревались погибать в другой и благополучно вынесли своих всадников на берег. На каллисианский берег.

Даже тогда путники не позволили себе отдохнуть. Они двинулись на восток, где, как знали княжна и воины, стояла приграничная застава Танне. Небо начинало сереть, туман по-прежнему оберегал их от чужих глаз, и можно было поверить в то, что они в самом деле спаслись.

Наконец, все же решили подыскать место для отдыха. Оно вскоре обнаружилось: камней здесь стало поменьше, а трава росла гуще и выше. Путники отпустили коней пастись, а сами устроились рядом на мокрой траве, не обращая внимания на сырость. Усталость накатила внезапно и безжалостно: и минувший день, и еще не окончившаяся ночь выдались нелегкими для всех.

Фейран посмотрел на труп Майдина, который он снял со спины коня и осторожно уложил на землю. Стрела пронзила шею ботарца насквозь, наконечник торчал из-под подбородка. В светлых глазах навеки застыло смешанное выражение обреченности и изумления. Что он говорил про почти догоревшую свечу? Вот она и догорела.

— Нам не похоронить его здесь, — произнес воевода, оглядываясь.

— И не нужно, — ответила княжна, подходя к нему. — Придется взять с собой. Он заслужил достойные похороны, как воин и воевода. — Она помолчала, тяжело вздохнула. — Мне жаль его.

Фейрану, по-видимому, тоже было жаль, хотя он промолчал. Он лишь склонил голову, воздавая должное памяти бывшего врага, и закрыл ему глаза. Поднявшись на ноги, он оглянулся на стоящую чуть позади княжну — теперь он больше не стыдился смотреть на нее открыто. Анери осторожно взяла его изувеченную кисть.

— Как жестоко… — прошептала она.

— Не бойтесь, госпожа, это не самое страшное, — сказал Фейран, прощупывая каждый палец, хотя лицо его напряглось от боли. — Через месяц я позабуду о переломах. Меня больше тревожит другое.

Он коснулся левого плеча, вывихнутого на допросе. Оно сильно распухло, натянув изодранную ткань рубахи. Должно быть, воины-ботарцы неудачно вправили сустав. Рука же висела, точно надломленная ветка.

— Может быть, дернуть? — предложил подошедший Вегар.

— Я думал об этом, — ответил Фейран, — но сейчас мы с тобой лишь сделаем хуже. Здесь нужен лекарь. — Он помолчал и прибавил с усмешкой: — Не хотелось бы остаться без руки — особенно теперь, когда в Андаре на счету каждый меч.

Анери помогла ему перевязать пальцы, отрывая полосы ткани от подола своей рубахи. Еще один лоскут она смочила в реке и стерла с лица и бороды Фейрана засохшую кровь. Когда княжна закончила, они вновь посмотрели друг на друга — и вновь промолчали. Ибо у каждого был свой долг, который превыше любых чувств.

— Нужно ехать дальше, — сказал Фейран. — До заставы осталось недалеко.

Княжна кивнула и отправилась поднимать Норо и Палло: те уже успели задремать и пробудились с неохотой, измученные горными тропами и побегом. Есть пока никому не хотелось. Путники поймали коней и двинулись на восток вдоль берега Сиэлли.

На одном коне ехала княжна, на второго взвалили труп нежданного спасителя — этого коня вел под уздцы Фейран. Он едва держался на ногах, но решительно отказался сесть верхом. На третьем коне — его вел Вегар — сидели мальчишки со своими мешками. Копыта глухо стучали, убаюкивая, сонливость накатывала немилосердно, а небо впереди слегка зазолотилось.

— Смотрите! — воскликнула княжна, указывая рукой.

Вдали, освещенные розовато-рыжим заревом, четко обрисовались бревенчатые стены и частокол приграничной заставы. Она была намного меньше Дайго-Ни и, тем более, Туаты. Из распахнутых ворот как раз выезжал, сверкая броней, небольшой отряд всадников. Порыв утреннего ветра колыхнул знамя над стеной, развернул, и путники увидели знак Каллиса: золотую чашу, которую держали две руки.

— Хвала вам, милосердный Ва-Катоа и добрая Тэ-Тамау! — прошептала Анери.

Медленно подняла она глаза к небу, смаргивая слезы невольной радости, и обернулась к своим усталым, измученным спутникам:

— И всем вам тоже…

Воины-каллисианцы заметили путников и пришпорили коней, направляясь к ним.