Час первый: Тол-Сирион. Битва песен (джен)

«Мой государь…» — позвал мысленный оклик.

— Ном, — раздался вблизи ясный голос друга. — Ответь только одно: что ты надумал делать?

Финрод будто нехотя двинул головой.

— Я уже отвечал тебе. Я не знаю.

«Тогда я напомню тебе, государь… — с того самого дня Эдрахил сделался неумолим. Он будто совсем позабыл об усталости, сне и жалости. — Разве не за этим мы нужны друг другу? Напоминать себе, тебе и другим, если придётся. Ты сам говорил нам, что страшнее всего для нас сейчас сломаться под тяжестью испытаний! Пусть это и не видимые глазу раны, и не вывихнутые на дыбе суставы, и не сломанные кости. То, что ты делаешь сейчас сам со своим разумом, государь, это куда страшнее!»

— А больше всего меня пугает то, что всё, на чём ты строишь свои выводы, скормил тебе именно он! Опомнись, Ном, тебя не зря прозвали мудрым!

— О чём вы говорите? — не удержался от вопроса Берен. Последние несколько дней он вынужденно наблюдал за обрывками разговоров своих товарищей по несчастью. Нарастающая буря разногласий давно уже перестала быть незаметной не только для него.

— Мы просто спорим, — едва ли не огрызнулся Эдрахил. — У нас здесь… возник спор по поводу кое-каких поступков… кое-какого нашего старинного знакомого из… кое-каких других краёв. Бывало, он вёл себя так, словно головой ушибленный.

— Хватит, — кратко отрезал Финрод.

— Это всё темница. Её злые труды, — внезапно рассудительно ответил Берен. — И стены давят, и будто бы своды ложатся тяжестью могилы. Здесь в голову сами собой приходят страшные и неприятные мысли. Если нас не ждёт здесь смерть от пыток, то точно ждёт медленное помешательство. И не сказать, что ещё страшнее.

— Какие удивительные я слышу выводы, — послышался хрипловатый голос с другой стороны тюремного коридора. Берен скривил лицо в неприязненном оскале.

— Что, Безымянный, ты уже опять позабыл всё, что сам придумал? Я ведь для тебя всего лишь морок Тху? Или тебе стало настолько скучно, что готов и с мороками поболтать? Или ещё больше соскучился, что тебя здесь не пытают, не таскают по допросам?

— Хватит! — гораздо громче повторил Финрод, поднимая голову и сверля взглядом Берена. Тот сконфуженно пожал плечами, но отвернулся и замолк. Из глубины дальней камеры послышались шаги, о металл решётки звякнула цепь кандалов.

— А ты ведь тоже явно непрост, нолдо, — продолжал всё тот же голос. Было заметно, что за несколько прошедших дней его обладатель явно поднабрался сил. В краткие светлые часы, пока слуги Врага были заняты своими делами, Финдарато мог наблюдать сквозь решётку, что раны у измученных страдальцев постепенно подживают, синяки сходят, и, кажется, сама гибельная тень, уже нависшая над их плечами, отворачивает лик и отступает прочь.

Металл снова громко звякнул о металл; послышался неясный шорох.

— Я видел, что ты пытался узнать, нолдо. Когда-то давно я тоже работал со строителями. Я помню, как они вкладывали свои слова в каменную кладку. Чтобы кирпич стоял крепче, а раствор дольше держался. Чтобы зимой в тех стенах было теплее, а в жару прохладнее. Они показывали, как это делать, и кое-что я запомнил. Но здесь видится словно большая и крепкая птичья клетка, а потом много-много маленьких…

— Хватит! — это уже вмешался Урувойтэ. А Берен присвистнул:

— А я и говорю. Мы все скоро сойдём с ума.

— Нет, торонья, — послышался из темноты другой голос, чуть более звонкий, но куда более печальный. — В этой темноте живут не птицы. Не для них эти клетки. Здесь вообще не место для живых созданий. Хотя, странное дело, мне показалось, что я увидел здесь бабочку. Большую бабочку с красной головой. Вильварин. Услышал её шорох.

Повисла тишина. Даже не оглядываясь на сидевшего в дальнем углу Эдрахила, Финрод ощутил, как сердца коснулся краткий отголосок чужой тоски: всего лишь одно недолгое мгновение, прежде чем Эдрахил успел надёжно закрыться ото всех.

— Нет здесь бабочек. Откуда? — куда мягче, чем обычно, отозвался хриплый голос.

— Я тоже поначалу не поверил. Откуда бы ей взяться здесь? Такую я видел давно над зелёными южными лугами. Летает, вьётся над большим красивым золотым цветком.

— Что я говорил? Этот уже бредит, — громко произнёс Берен, а Финрод мог только порадоваться, что сын Барахира, видимо, не так уж часто разглядывал отцовское кольцо. Либо ему не хватило смекалки, и он просто не сложил в уме воедино корону из золотых цветов с похожими на быстрое безумие словами Ферена-Книжника.

«Урувойтэ, кто-то ещё знает?» — подумал он в пустоту. Но этот вопрос определённо ждали.

«По-видимому, да, государь. Если узнали Эдрахила, то это лишь вопрос времени. Про него многие знают, насколько он приближён к королю… Государь, идут!»

Лишь несколькими мгновениями спустя где-то в глубине коридора с грохотом лязгнула железная дверь. Коридор за поворотом озарился светом факела, издалека послышались знакомые шаркающие шаги тюремщиков и звон цепей.

— Спятили, значит? — одноглазый тюремщик нахмурил покатый лоб; по его знаку подручные подняли факел повыше, и орк неторопливо и даже с каким-то любознательным интересом во взгляде поочерёдно заглянул в каждую камеру. — Кто что говорил? Им тут летучие красные твари мерещатся? А большие или мелкие?

— Одна большая летучая красная тварь к нам-то прилетала, — хмыкнул кто-то из орков, а остальные загоготали. — Как раз недавно. Зубастая такая. Да улетела вроде уже? И ещё бы столько её не видать, гадину.

— Ну вот и радуйся, что крылом не свернула тебе глупую башку. И не перегрызла глотку, — одноглазый тюремщик закончил свой осмотр и растянул губы в оскале, оборачиваясь и прицельно находя взглядом Финрода. — А вот и мой дружок. Вставай, давай. Пойдёшь скрашивать вечер нашему господину, — он закончил своей любимой приговоркой: — Соскучился, небось?

— Кто как, а Повелитель точно заскучал. Ходит злой. Гоняет всех почём зря, — весело ляпнул кто-то из стражников, но тут же схлопотал нехилую оплеуху и доброжелательное пожелание главного:

— Рот свой гнилой закрой.

Не оборачиваясь и не произнося ни слова, Финрод спокойно поднялся, вышел в растворённую дверь и под взглядами десятков глаз претерпел все ставшие привычными унижения, предшествующие их обычной встрече с Сауроном. Подручный орк затянул на ногах цепи кандалов и уже хотел было содрать с узких ступней эльфа обмотанные для тепла тряпки, но одноглазый тюремщик как-то многозначительно цыкнул, и подручный убрал руки. Лишь, распрямляясь, нарочно оскалился пленнику в лицо. В лопатку Финрода ощутимо толкнула рукоять поясной плётки.

— Давай, пошли. Ножками. Спокойно. Как сам хорошо знаешь.

«Государь! — настигло Финрода полное отчаяния посланье Эдрахила. — Ты только помни! Не сдаваться! И сохранить ключи!»

«Я помню», — про себя подумал Финрод. Однако в его душе угнездилось какое-то неясное замешательство. Прежде стройные мысли отчего-то именно сейчас путались. Он ждал этой встречи последние несколько дней. Но боялся её теперь едва ли не больше, чем самой первой. Сердце глухо стучало, выплёскивая вместе с кровью усталость от сомнений, усталость от постоянного страха и предчувствие беды. И, видимо, этот горьковатый аромат, сочащийся сквозь кожу, чуяли и орки. Во всяком случае, стали чаще оглядываться и присматриваться к пленнику, а самый главный, замыкавший конвой, наклонился над плечом Финрода и удовлетворённо втянул воздух ноздрями.

— Боишься? Это правильно, — проговорил орк. Будучи тюремщиком почти полжизни, он-то прекрасно знал, видел не раз, как ломались даже самые стойкие, пусть и бычились сперва, крепились, сверкая своими светлыми глазами. Он наклонился ближе и зашептал в самое ухо Финроду:

— Ты просто будь послушным. Отвечай на все его вопросы. Делай, что он скажет. И не смотри в глаза. Тогда… всё куда проще для тебя закончится.

«Нет, не закончится», — мысленно ответил Финрод. Быть может, разве что когда-нибудь в сумраке Бездны Намо, которая, по слухам, постепенно вымывает боль, нежно убаюкивает, точно родная мать, и заставляет позабыть о старых горестях и шрамах, поблекнуть краски ранящих воспоминаний. В мире под Светом дня будут сменяться столетия или Эпохи, а Бездна — медленно стирать яркость с памяти о собственной вине, о некогда совершённых ошибках и промахах. И теперь становилось совершенно ясно, отчего истинно прав был Намо — ох, и нескоро поднимутся нолдор из этого сумрака, однажды угодив туда. А если вниз на дно туманного омута потянет тяжесть неосуществлённой клятвы, это будет длиться куда дольше и безнадёжнее.

— Что? Эй! А ну-ка стой! — послышался уже знакомый голос, остановивший конвой в прихожем зале крепости. Похоже, именно сегодня удача особенно отвернула свой лик; светловолосый майа, виденный Финродом лишь единожды в один из первых дней плена, как раз спешил наружу: одет он был по-зимнему тепло и в сапогах впору для долгой верховой езды. Быстро сбегая по боковой лестнице, он на ходу натягивал на руки перчатки. Стоило взгляду майа лишь мельком мазнуть по Финроду, ведомому внутри кольца конвоя, как красивое лицо исказила ярость.

— Я спрашиваю вас! Это тот самый эльда?

— Господин Нирбог, — главный в отряде одноглазый тюремщик изобразил нечто вроде не вполне почтительного поклона. — Приказ Владыки. Доставить пленника для допроса.

— А я не слеп, как будто бы! Мне больше интересно, почему эта падаль до сих пор шевелится? Неужто Гортхаур утратил свои хвалёные навыки? Прошёл ведь уже почти месяц! Разве он ещё не всё из них вытряс? А если эта тварь настолько живуча, пусть отправляется на рабские рудники Севера!

— Решение по участи пленников полностью во власти Повелителя, — с напряжением в голосе ответил тюремщик.

— И это интересно, — прошелестел Нирбог и, вновь скривившись, оглядел Финрода с ног до головы. — Чем же ты привлёк взор Гортхаура, эльда? Ну не красивой же мордашкой! Что же такого интересного ты знаешь? Или не только поёшь, но и воешь сладко?

— Ну уж никак не этим, — вдруг хохотнул кто-то незнакомый. К уже создавшему небольшой затор у дверей орочьему отряду направлялся молодой юноша — по внешности из эдайн. Одет он был не богаче, чем многие виданные здесь Финдарато слуги; густой, мягкий на вид волос блестел красной рыжиной, темнее, чем у Эдрахила, но не столь яркой, как огненная шевелюра Майтимо Маэдроса. При взгляде на новоприбывшего Нирбог скривился в лице снова.

— А ты ещё кто? Кто-то из этих его смертных любимчиков?

В ответ на это парень разулыбался и тоже изобразил поклон.

— Моё почтение, твоё великолепие. Меня зовут Мархол. Мой Повелитель послал меня именно за ним, — адан бесцеремонно указал пальцем прямо на Финрода. — А что до твоего вопроса, зачем и почему, можешь обвинять во всём командующего Бурхмута. Это он тут заявился и всё перебаламутил на целую неделю. Однако главный приказ Севера вроде как по-прежнему не подлежит обсуждению. Сказано вызнавать про Гондолин. Пока пленник ещё на ногах держится и даже может говорить.

— Как мне известно, Бурхмут с большим отрядом уже отправился на эти поиски, — с подозрением в голосе произнёс Нирбог.

— Ну так город пока и не нашли. А если и не найдут? До лета эти дивные здесь только зря передохнут. Вот убедится Повелитель, что вызнал всё, что можно, тогда и решать будет, куда: на казнь или в рудники.

— Посмотрим, — зло процедил майа и стремительным шагом направился к дверям. Рыжеволосый Мархол проводил его долгим взглядом и обратился к главному тюремщику, кивнув в сторону Финрода:

— Железки с ног у него снимите. Далее проведу его сам. А заберёте после у дверей.

Лоб одноглазого пересекла глубокая морщина.

— У меня свой приказ Владыки.

— Ага, — только и сказал Мархол, подошёл ближе и поднял руку, показывая орку что-то хитро спрятанное в ладони. Что именно это было, Финрод не успел рассмотреть, хотя и осторожно скосил глаза. Орк-тюремщик в ответ на знак в ладони что-то невнятно буркнул и всё-таки указующе кивнул подчинённому. Тот тоже скривил рожу, но наклонился и прямо тут же на месте принялся расковывать на пленнике ножные кандалы.

— А не боитесь, что сбежит? — с весёлым смешком хмыкнул кто-то из конвоя. Мархол лишь головой тряхнул.

— Что? От меня-то? — он крепко прихватил Финрода за плечо чуть повыше локтя и взмахнул рукой, указывая путь. — Туда, по лестнице, — и ухмыльнулся, показав крепкие и острые на вид желтоватые зубы. — Да ты не бойся. Не кусаюсь. Если не вздумаешь дурить.

*

Странное дело, но этот новый путь, которым теперь вёл Финдарато незнакомец, сам по себе стряхнул с мыслей неправильное замешательство. Зная расположение внутренних помещений крепости получше многих местных, Финрод мог теперь выстраивать в мыслях маршрут и последовательно отметать неподходящие идеи. Он слышал, а теперь и убедился, что его ведут не к известным покоям Саурона, но и не к дальнему крылу, обращённому к северной части острова, в котором, как предполагал сам Финрод, ныне располагалась большая часть орочьих казарм. Прежде государю Нарготронда никогда не было нужды гадать, в какой части собственной крепости он отвёл бы помещение под допросы, но именно этим он сейчас и занимался, хотя в догадках терялся всё больше с каждым новым поворотом. Его вели всё выше, вели по лестницам, которые даже он с трудом припоминал. Провожатый не применял особенную грубость, но плечо Финдарато сжимал хватко и надёжно, одновременно наводя на мысли о немалой силе, которую не ожидаешь обнаружить у тщедушного с виду адана. Впрочем, в последнем Финрод уже тоже засомневался. Что-то ещё в облике сопровождающего юноши наводило на мысль, что он отнюдь не тот, кем кажется. А провожатый, заметив на себе короткий быстрый взгляд эльфа, ещё шире ухмыльнулся.

— Как у вас, у дивных, и положено, ты мне, конечно, не ответишь, но… мне вот что любопытно… Тот высокий светловолосый лорд из эльфов, что запросто командует таким огромным волосатым волкодавом и носит длинный красный плащ, он ведь тебе какой-то родич, да?

Тьелкормо? Финроду пришлось приложить немалые усилия, чтобы обескураженность от этого вопроса не отразилась на его лице. Как этот адан мог увидеть Тьелкормо? И, главное, где? Ну то, что на охоте, это было очевидно. Но ведь не в лесах же вблизи Аглона? Чтобы хорошо помнить те давние годы до Дагор Браголлах, юноша выглядел недостаточно старым. Хотя… Однако в душе Финдарато всё же зрело подозрение, что речь идёт о куда более близких по времени событиях. Выходит, Нарготронд? Что ж, этого тоже можно было ожидать. Но как этот… Мархол столь уверенно угадал их родство? Ничто в колдовском облике, навеянном волшебством кольца, не могло бы навести на подобную мысль.

Так и не дождавшись ответа, провожатый вдруг толкнул какую-то дверь, и в лицо Финроду ударил внезапный порыв сырого речного ветра. Они оказались на одной из крепостных стен — как Финрод успел быстро сориентироваться, с юго-восточной стороны. Именно здесь стены Минас Тирита спускались к самой воде, нависая над потоком бурного течения. Зимнее серое небо давно уже невиданным пленнику простором свободно раскинулось над головой; бег облаков в вышине неутомимо тёк к знакомой гряде Эхориата, видневшейся вдали за рекой.

— Туда, — провожатый помедлил ровно столько, чтобы дать эльфу оглядеться, но побуждающе потянул за плечо.

Финрод повиновался, но всё же кинул странный взгляд вниз на мраморные стены, уходящие к тёмной воде. Если он помнил правильно, именно в этом месте глубина реки достигала двух ростов эльдар, а то и больше. С закованными руками он не подумал бы, конечно, прыгать в ледяную зимнюю воду, но уже сама мысль о такой возможности коснулась разума тревожным предчувствием. До сих пор Саурон не делал ничего без хорошо продуманной причины. И Финрод не удержался от вопроса:

— Ты сам приказал снять с меня цепи, чтобы привести сюда. И вовсе не боишься, что я попробую сбежать?

Юноша лишь ухмыльнулся.

— От меня? Мог бы попробовать. Было бы интересно посмотреть, кто же кого в итоге одолеет. А вот от тех одиннадцати, что внизу, сбежать и не подумаешь.

Тёмная фигура, закутанная в плащ, ждала их у углового парапета, вглядываясь куда-то вдаль. Пальцы Саурона выбивали мерную дробь по камню низкой стены. Дождавшись приближения пленника и его сопровождающего, он наконец обернулся, смерил обоих взглядом, коротко кивнул.

— Мархол. На тебе присмотр.

Юноша кивнул и разжал пальцы, освобождая плечо Финдарато.

— Нирбог столкнулся с ним в дверях, — сказал он напоследок перед тем, как уйти обратно по стене. Лицо Саурона дрогнуло, между бровями промелькнула складка скрытой досады.

— И этого тоже следовало ожидать. Рано или поздно.

Майа посмотрел на Финрода; тот вопросительно качнул головой.

— Зачем?

— Вот странное дело, Инголдо. Именно этот вопрос с недавних пор стал у тебя таким любимым.

— Это оттого, что ты ничего и никогда не делаешь без причины, — Финрод позволил себе оглядеться по сторонам, и сердце сжалось при виде такого знакомого, такого памятного пейзажа берегов зимнего Сириона. — И мне только предстоит узнать, почему же сегодня ты выбрал именно это место.

— Как мне показалось, ты сам захотел этой встречи.

— А как мне показалось, я разгадал твою загадку, — Финрод поднял руку, касаясь кончиками пальцев парапета, и уже безошибочно нашёл среди потоков чар её — тёмную чужую сеть, что пронизала камни крепости, обжигала, словно злой лёд. — Я строил этот замок, я знаю его стены, его колдовские скрепы, то, на чём он стоит и чем существует. Я знаю, что тут должно быть, и чего я здесь найти никак не ожидал. Так что скажи мне теперь так, как есть, — Финрод решительно поднял взгляд и против всех советов орка-тюремщика уставился прямо в прищуренные золотисто-жёлтые глаза Гортхаура Жестокого. — Я хочу услышать это из твоих уст, сейчас. Что, всё, что ты замышлял, все твои действия и поступки были предназначены одной цели — обмануть меня, ввести в заблуждение. Скажи, твои ли это замыслы или же это был ваш с Тёмным Валой хитроумный план? Скажи вслух, что, пользуясь нашей прежней связью наставника и ученика, ты пытался хитростью выведать у меня важные для целей Моргота военные секреты, тайны моего народа. Что таким способом ты намеревался войти ко мне доверие и заручиться расположением. Давай же, скажи мне это всё.

Несколько мгновений продлилась пауза, а потом Саурон внезапно расхохотался.

— Забавно, Финдарато. Нет, это и впрямь настолько забавно слышать, — он опёрся одной рукой в парапет, вторую упёр в бок и покачал головой, постепенно гася последнее веселье. — Ну, что ж. Как хочешь. Да, разумеется, именно так всё и есть. Мой Владыка Мелькор сам приказал мне хитростью и обманом выведать все твои тайны. Нет, это было именно моё решение преподнести моему Владыке столь ценный дар в твоём лице. Воспользовавшись нашей прежней дружбой, я старался вызвать у тебя расположение, восстановить доверие к себе или хотя бы благодаря случайным оговоркам разузнать все интересующие моего Владыку тайны. Мне нужно было выяснить расположение твоего города, выведать военные секреты, все важные подходы и пароли. А, и конечно, убедить тебя перейти к Королю Севера на службу. Что же там ещё… И, да, мне было особенно важно выведать у тебя ценный секрет расположения тайного города Гондолина. От этого названия у меня уже на языке мозоль.

Финрод покачнулся, словно разом обессилев. Сердце билось бешено и часто, отдаваясь ударами крови где-то в горле. Он и не заметил, как, стиснув руки в кулаки, едва не загнал ногти глубоко под кожу.

— Как это возможно… — проговорил он наконец, когда вновь овладел властью над собственной речью, да более того — над телом, которое сотрясалось в непреходящей нервной дрожи. — Ты… именно ты осадил остров, ты десять лет как захватил Минас Тирит, ты держал его от лица Севера… и сейчас ты не сказал ни слова правды? А что тогда она?! — последнее слово он едва ли не выкрикнул.

— Хочешь услышать правду? Пожалуйста, изволь. Где-то минуты через три над Ущельем Сириона разойдутся тучи и прольётся столь редкий в эти месяцы свет плода Лаурелин. Ты спрашивал зачем, вот тебе и ответ. Собственно, это одна из причин, по которой я тебя сюда привёл.

Больше в отчаянии, чем в намёке на надежду Финдарато поднял лицо к небу. Серые облака по-прежнему плыли на восток, но уже сейчас полупрозрачные просветы в сплошной колышущейся пелене были заметны и таяли на глазах. То здесь, то там сероватая дымка слегка подсвечивалась золотым сиянием, ещё укрытым пеленой. Не вполне осознавая собственных порывов, Финрод с невиданной жадностью вглядывался в этот слабый, но такой желанный свет.

— Как ты мог узнать об этом? — спросил он. И опять совсем не то, что собирался.

— Хм. Ну, например так же, как я знаю, что в южном Оссирианде, где до сих пор ни дня не выпадал снег, именно сегодня всё заволокло тяжёлыми дождливыми тучами. К вечеру проливной дождь достигнет и реки Нарог. А вот и моя сестрица Ариен. Смотри.

Яркий золотой луч, словно острый меч, рассёк серую пелену, отразился в ранее тёмных водах Сириона, под светом солнца сразу заигравших бриллиантовыми искрами. Едва сдерживая нервные слёзы, выступившие на глазах, Финдарато смотрел в голубизну неба, отворившуюся в крохотном оконце. Залитый светом Анара мир стремительно преображался, и будто наяву озябшей кожи коснулось позабытое тепло. В величественном и очень ярком свете плода Лаурелин отчасти угадывался тот другой, древний благословенный свет, какой когда-то давным-давно впервые увидели глаза Инголдо Артафиндэ.

— Как долго? — выпалил он, безотрывно глядя в небо.

— М? Минут пять-десять. И, кстати, мудрый Ном, глянь-ка ещё туда. Вон там, смотри, над грядой Эхориата сразу под покровом белых облаков.

Даже не задумываясь над смыслом просьбы, Финрод обернулся и поглядел в указанном направлении. Там ничего не было, только хорошо знакомая глазу горная гряда… но только на первый взгляд. Прямо на белых облаках в небе над горами вдруг ослепительно сверкнула золотая искра. Не свет солнца, пробившийся из-за туч. Цвет был куда более насыщенным и ярким.

— Что это? Там же ничего нет. Только облака и небо.

— А если ты вспомнишь знания о преломлении света в кристаллах, которым сам пользуешься для огранки камней, то можешь представить, как свет Анара при определённых условиях может преломиться и отразиться от облаков. И иногда этот яркий свет может показать далёкую действительность не хуже кристалла палантира. Ты видел отражённую в небо крышу золотого купола одного из эльфийских городов.

— Но в тех местах нет никаких городов нолдор! — воскликнул Финдарато и осёкся. Всмотревшись снова в уже пустую облачную пелену, он перевёл взгляд на майа.

— Как давно? — и вновь усилием воли он вернул власть над хроа и над своим голосом, приказывая ему не прерываться и не дрожать. — Как давно ты знаешь о нём?

— Думаю, с начала, — ответил Саурон и снова отвернулся. — А теперь кое-что ещё. Там, на востоке, за Дортонионом, Эриадором, за цепями Синих и множеством цепей безымянных гор лежит далёкий скрытый край. Если ты вспомнишь, я рассказывал тебе о нём когда-то очень давно. В этом краю ещё живут твои дальние родичи. Первые из первых. Чужаку туда хода нет, но недавно я услышал кое-что, давшее мне понять, что Моргот снова о них вспомнил. Чтобы добраться до тех заповедных краёв, или до Нарготронда, или до Гондолина ему потребуется надломить один упрямый замо́к. Замок, сразу и одновременно дающий ему доступ к скрытым тайнам, доступ к власти над тем, чем он не владеет, доступ к преданности, которую он очень жаждет.

Крупный озноб волной прокатился по коже Финдарато. Обрывочные слова и брошенные фразы Саурона, собственные догадки, прежние предположения, отвергнутые или подтверждённые — всё неуклонно, будто собираемая до конца мозаика, вставало на свои места. От осознания внезапно закружилась голова.

— Я верно понимаю… этот упрямый — ты?

— Прежде он думал, что единственный способ справиться с сопротивлением — это поломать. Он ещё не догадался о том, что можно просто поискать подходящие отмычки, — Майрон лишь повернул лицо, и его враз потяжелевший взгляд мазнул по коже Финдарато, заставляя того вздрогнуть. — А один такой возможный ключ так и просится, и рвётся прямо в Ангаманди. Оправдываясь клятвой, которую ему просто приспичило исполнять.