Победительница (гет)

Следующие несколько недель Эйлин медленно превращалась в сгусток боли и беззвучного отчаяния. Вика ощущала это почти физически — как будто внутри тела, которое они делили, кто-то сворачивался в плотный, дрожащий комок и всё глубже уходил вглубь себя. Эйлин запиралась, шаг за шагом отгораживаясь от мира, от жизни, от самой себя.

С каждым днём становилось всё холоднее. Это было не просто равнодушие — это была ледяная пустота. Тишина между ними сгущалась, тяжелая, как вода на дне глубокого озера. Вика кричала ей мысленно, звала, стучала в запертую дверь внутри — но в ответ было только молчание.

Казалось, рядом — уже не человек, а чёрная дыра, в которую утекает всё: свет, тепло, надежда. Даже время начинало идти иначе. Всё происходящее за пределами тела — голоса, лица, запахи, движение — теряло чёткость, становилось плоским и далёким. Реальность будто бы отодвинулась, померкла, и Вика всё яснее понимала: Эйлин почти ушла. Осталась только оболочка.

Попытки достучаться к ней были обречены. Слова, чувства, даже боль — всё тону́ло. Вика звала, умоляла, кричала в этой внутренней тьме, но Эйлин не отвечала. Она лежала в своей раковине и не желала возвращаться. После смерти подруги и окончательного крушения веры — в людей, в добро, в будущее — Эйлин словно решила: «Больше не надо». И выключилась.

Даже зелья, когда-то её утешение и страсть, потеряли смысл. Они стояли в шкафу, покрытые пылью, как памятники прошлому, которое больше ничего не значило. Вика видела, как мир проходит мимо — и как Эйлин ему больше не принадлежит. Она почти не касалась их общей жизни. Только дышала, спала, смотрела в окно. Не жила. Она растворялась.

Иногда Вике казалось, что если бы не она, Эйлин бы просто осталась лежать в темноте, в своём внутреннем чердаке, и перестала бы даже вставать. Словно ей было уже всё равно: день, ночь, Северус, Хогвартс, боль, надежда. Всё потеряло вес.

Вика боролась как могла. Каждый день она тянула тело из постели, готовила еду для Северуса и Тобиуса, вычищала дом чарами, по инерции поддерживала порядок. Разговаривала с Лекси, чтобы хоть на миг отвлечься. Смотрела, как растёт Северус, как у него наконец появляются друзья, как он стал спокойнее, уравновешеннее. Пыталась отдать Эйлин эти моменты, как подарок: посмотри, вот же — твой сын, он жив, у него всё получается!

Но Эйлин не брала. Она будто уже прощалась. Вика чувствовала это в каждом движении, в каждой тени. Эйлин верила, что всё равно всё развалится. Что Северуса сломает Хогвартс. Что он станет тем, кого она боится. Что боль — неотменяема, и смысла бороться больше нет.

Это убивало. Не только её. Это тянуло вниз обеих. Эмоции Эйлин были как яд, проникающий в каждую клетку. Вика ощущала это отчаяние физически — вязкое, тяжёлое, липкое, как плесень в лёгких. Она не могла дышать. Не могла больше жить внутри этой пустоты, не чувствуя отклика. Она кричала, иногда прямо внутри: «Хватит! Очнись!»

Но ответа не было. Только холод.

И Вика поняла: если ничего не изменится, выхода у неё останется только один.

И он ей категорически не нравился.

Помог случай.

В один из осенних дней, спустя несколько недель после похорон, Вика решила привести в порядок комнату Северуса. Нет, она и раньше проходила там с заклинанием, но больше ничего не трогала. Вика вообще не любила лазить в чужое личное пространство, слишком свежи были воспоминания о детстве, где его в принципе не было. Да и в комнате у ребенка царил относительный порядок, вещи аккуратно сложены в шкафу, парочка игрушек лежали в ящике, и лишь стол был завален разными бумажками и книжками. Решив рассортировать это хотя бы по разным кучам, девушка наткнулась на «Историю Магии», автором которой являлась Батильда Бэгшот. И именно в этот момент пришло озарение. Что ввело Эйлин в это состояние? Смерть подруги и разочарование в любимом учителе. Она не понимала, зачем он это делает, зачем ему подставлять её, её мир разрушен. Но что, если попробовать восстановить и заполнить образовавшуюся пустоту правдой о великом Альбусе Дамблдоре. А кто может сделать это лучше, чем его соседка? Судя по фильмам, женщина довольно мудрая и наблюдательная, ведь, насколько она помнила, именно благодаря её откровениям и была написана книга о директоре.

— Эйлин! Ты в порядке? — в очередной раз попыталась вывести на разговор свою соседку по голове Вика.

— Да, все хорошо, — тупо ответила та, даже не вникая в суть вопроса. И Вике снова стало грустно от охватившей, казалось, всю её тоски.

— А ты бы хотела узнать, зачем Дамблдор всё это делал? — в лоб спросила девушка, в надежде, что это вызовет хоть какие-то эмоции.

— Что делал? — так же безэмоционально спросила та. Но вот только боль и печаль немного уменьшилась.

— Зачем ему ты и Северус? Зачем ему было внушать тебе изолировать сына от деда?

— Не знаю, нет? — немного неуверенно откликнулась Эйлин.

Именно после этого вопроса Вика поняла — она права. Даже если её затея не избавит Эйлин от депрессии, то хотя бы выведет её на какие-то эмоции. А эмоции, любые — даже гнев или раздражение — были лучше ледяного безразличия, которое царило между ними последние недели. К тому же, если быть до конца честной с собой, Вике и самой было любопытно. Уж слишком много слухов и домыслов ходило о детстве и мотивах того, кто со временем стал тенью на всëм волшебном мире. Она не питала иллюзий — бороться с ним они не смогут. Но, как известно, знание — сила. А тот, кто владеет информацией, владеет миром.

Это решение стало как глоток воздуха. Не выход, не спасение, но направление — и этого было достаточно, чтобы стало чуть легче жить. Первым делом Вика попыталась вспомнить, где живёт эта весьма известная леди. Но память упрямо молчала, название ускользало, как сон, забытый при пробуждении. Тогда она написала Лукреции. На удивление, та ответила почти сразу — и даже выразила готовность помочь с портключом, добавив, что Лис уже предупреждала её о возможном визите. Как оказалось, портключ в нужное место был заказан заранее.

Он должен был перенести Вику к центральному парку в Годриковой Впадине.

И вот, спустя несколько недель она с живым интересом осматривала место, куда её забросило. Парком это можно было назвать только из вежливости: узкая улочка, с десятком деревьев по краям и несколькими облупленными лавочками. Но после дней, проведённых в гнетущем оцепенении, даже это место казалось ей почти оживлённым, настоящим.

В это время года, парк был довольно пустынным и кроме Вики по нему прогуливалась маленькая, интеллигентного вида старушка.

Пожалуй, только теперь Вика по-настоящему осознала, что не имеет ни малейшего представления, что делать дальше. Где искать Батильду Бэгшот? Как она вообще выглядит? Вика так увлеклась самой идеей — вытащить Эйлин из глубокой ямы, в которую та рухнула, — что не подумала ни о чём конкретном. Портключ, заботливо присланный Лукрецией, казался чудом. Она чувствовала воодушевление, почти надежду. А теперь стояла одна на пустынной улочке с облупленными лавками и не знала, куда идти.

Осознание своей беспомощности обрушилось внезапно. В голове вспыхнула простая, но болезненная мысль: «Я дура». Руки опустились. Ноги подкосились. Она присела на лавку и закрыла глаза, стараясь не заплакать.

Изнутри нарастала волна. Мысли Эйлин — тёмные, вязкие, упрямо-подавляющие — медленно поднимались и затопляли сознание Вики. Безысходность, усталость, ощущение полной бессмысленности происходящего. Всё это хлестало по нервам, ломало рассудок, гасило даже искру. Вике казалось, что всё — конец. Что она провалилась. Что никакого выхода нет, и все попытки — жалкая иллюзия контроля.

Жить так, как они жили до этого, было невыносимо.

Но что дальше?

Неужели и в мире, где есть магия, не остаётся места чуду?

Она почти не заметила, как к ней приблизилась старушка, неторопливо прогуливавшаяся по парку. Та и представить не могла, какие тяжёлые, путающиеся мысли терзали девушку, к которой она решительно направилась.

— Здравствуй, ты кого-то ищешь? — прозвучал за спиной незнакомый голос.

Вика вздрогнула и резко обернулась. Женщина — невысокая, с лёгкой походкой и тёплой улыбкой — стояла совсем рядом. Вика заставила себя взять себя в руки: она не знала, кто перед ней, но чувствовала — это может быть её последний шанс.

— Здравствуйте! Простите, вы случайно не знаете Батильду Бэгшот? Ну, прославленного автора «Истории Магии»?

— Случайно знаю, — весело рассмеялась женщина. Увидев недоумение на лице девушки, быстро добавила: — Это я.

— Приятно познакомиться. Я… — начала Вика, порывшись в голове в поисках нужного имени.

— Эйлин, — перебила её Батильда с мягкой уверенностью. — Я знаю.

— Откуда вы…?

— Я многое знаю, — с тем же весёлым смехом ответила женщина. Только теперь Вика заметила, что, несмотря на седые волосы, старушкой её было трудно назвать. Скорее, она выглядела на хорошую пятидесятку, а покрась волосы и сделай макияж — и вовсе лет на сорок.

— Но раз ты меня нашла, — продолжила Батильда, — давай лучше обсудим это за чаем с ватрушками. Только вчера напекла. Такие вкусные — пальчики оближешь.

— Да, спасибо, — кивнула Вика и, к своему удивлению, впервые за долгое время почувствовала, как в ней что-то оттаивает. Даже Эйлин внутри, как казалось, не сопротивлялась — будто устала бороться с любыми проявлениями тепла и жизни.

Домик Батильды оказался небольшим, но уютным. Почти весь первый этаж занимали книги — они были повсюду: на полках, в стопках, даже на подоконнике. Вика никогда не была ярой поклонницей чтения, но всегда восхищалась теми, кто мог окружить себя таким количеством историй и знаний.

Они прошли сквозь книжную комнату в маленькую, но обжитую кухоньку. Нежно-розовые шторы с тонким, светлым узором покачивались на сквозняке. На подоконнике — целый сад из горшков: лаванда, розмарин, плющ… И — к удивлению Вики — скромные, маггловские фиалки.

Пока она с любопытством рассматривала эту живую теплоту, Батильда уже поставила чайник, выложила ватрушки на тарелку и теперь смотрела на гостью с живым интересом.

— У вас очень уютно и шторы очень красивые, — честно призналась Вика.

— Спасибо, милая. Это твоя подруга подарила, на моё восьмидесятилетие.

— А откуда вы её знали? И как узнали меня? — с интересом спросила Виктория, заметив, что даже Эйлин решила прислушаться.

— Ну, с тобой всё просто, — сказала Батильда, разливая чай. — Перед самой смертью Лис приходила ко мне. Сказала, что ты можешь заинтересоваться прошлым моего любимого соседа, Дамблдора. Попросила, чтобы я помогла тебе, если появишься.

— Это... мило, но странно, — Вика нахмурилась. Она знала, что Лис многое предвидела. Знала о Северусе. Но всё равно удивило, что даже после смерти та продолжала пытаться сделать её жизнь немного легче.

— А познакомились мы с ней почти так же, как с тобой, — с улыбкой продолжила Батильда. — Она пришла узнать, почему Дамблдор так упорно отказывается забирать своих подопечных из маггловского мира. Ведь каждый день они рискуют. Даже магу не пережить взрыв бомбы. Она хотела понять: зачем? Почему? Что может быть важнее человеческой жизни?

— И вы ответили?

— Нет, конечно. Я не могу залезть в голову к другому человеку. Но мы много обсуждали, разговаривали о его прошлом, настоящем. Плюс, мне много рассказывал Аберфорт, его младший брат. Так и подружились, Лис оказалась невероятно добра к одинокой старушке. Наше общение не закончилось, когда она узнала всё, что хотела. Она приходила ко мне в гости, принося невероятно вкусные пирожные, и мы проводили время за неспешными разговорами. Она каждый месяц мне писала и даже познакомила с мужем и сыном, — с гордостью сказала Батильда, а потом тихонько добавила, — жаль, что её больше нет с нами, мне будет её безумно не хватать.

— Мне тоже… — так же тихо отозвалась Вика.

Они помолчали. Простая, теплая тишина. Вика вдруг ощутила, как внутри Эйлин будто шевельнулась. Не болью. Не тоской. А слабым, тусклым откликом — как от далёкого, забытого воспоминания о чём-то хорошем.

— Она была невероятной, — продолжила Батильда. — Даже немного обидно, что ей было отмерено так мало. Но, знаешь… она прожила свою жизнь достойно. По-настоящему. И мне, старой ворчунье, было с ней удивительно легко. Я разбиралась в прошлом, а она — в будущем.

— Это был её дар, — кивнула Вика.

Батильда вдруг резко посмотрела на неё, и в её взгляде мелькнуло что-то жёсткое:

— Это не дар, девочка. Это — проклятие.

Она замолчала, сделала глоток чая, а потом, чуть мягче, добавила:

— Но она умела использовать его во благо. Это многого стоит.

Пауза.

А потом, с новой живостью, она подалась вперёд:

— Что-то мы разговорились. Ну, спрашивай. Что хочешь знать — расскажу всё, что знаю. Я обещала Лис. Она для меня была как внучка… которой у меня никогда не было.

— Я не знаю, — растерянно сказала Вика, а потом, немного подумав, спросила. — Он всегда таким был?

— Каким? — приподняла бровь женщина, и Вика поняла, что именно от этого ответа будет зависеть отношение к ней.

— Не знаю, радеющим за общее благо? — неуверенно спросила Вика. — Считающим себя вершителем судеб?

— Хм, интересное мнение, — Батильда задумчиво покрутила ложку в чашке. — Не знаю, каким он был совсем маленьким, я познакомилась с Альбусом, когда ему было около десяти. Уже тогда он выделялся — умный, усидчивый, с каким-то врождённым чувством власти. Знаешь, хоть приехал он сюда с матерью, создавалось ощущение, что это он — глава семьи. Настолько он был собранным, рассудительным, взрослее своих лет.

Она на миг замолчала, как будто видела перед собой того десятилетнего мальчика.

— В первый год я ни разу не видела, чтобы он просто играл или гулял один. Только с братом. И даже тогда — не просто играл, а будто он учил его, направлял. Он был скуп на эмоции, держался особняком, словно боялся лишнего контакта с людьми. Всё, кроме знаний и цели, казалось ему... лишним.

Батильда улыбнулась чуть грустно.

— А вот Аберфорт был совсем другим. Открытый, искренний, как солнышко. Привязывался к каждому взрослому, словно пытался отогреться, найти опору. Даже удивительно, как он умудрился сохранить эту детскую наивность в их доме… — голос её потеплел, и в нём проскользнула почти материнская нежность.

— Альбусу же пришлось повзрослеть слишком рано. До того, как они сюда переехали, его маленькую сестру Ариану застукали за колдовством соседские мальчишки… и жестоко над ней поиздевались. После этого она — сломалась. Повредилась умом. А их отец… он отомстил. Жестоко.

— Его посадили в Азкабан? — уточнила Вика.

— Пожизненно, — кивнула Батильда. — Первый и, насколько я знаю, единственный маг, которого упекли в Азкабан на такой срок за убийство магглов. Даже если это были дети.

— Это… разве не справедливо? — растерялась Вика. — Он ведь убил людей.

Батильда тяжело вздохнула.

— Справедливо — да. Но не по волшебным меркам. За последние сто лет всего пятнадцать магов были осуждены за убийство магглов. Самый большой срок — семь лет, и то потому, что убили кого-то из королевской семьи. А с остальными? Штрафы. Иногда даже смешные. Преступник может убить семью — и отделаться выплатой в тысячу галлеонов.

Вика нахмурилась. Её внутреннее возмущение усилилось, особенно на фоне недавних воспоминаний Эйлин и всего, что им довелось пережить.

— Почему так?

— Такая у нас система, — пожала плечами Батильда. — Магглы — это… ну, не совсем люди, по мнению многих судей Визенгамота. Третьесортные. Невидимые. И жизни их ценятся так же.

Повисло тяжёлое молчание.

— И Альбус это всё видел, — продолжила она. — Он с детства отличался не только умом и целеустремлённостью, но и стремлением к контролю, к власти. Ему было важно иметь влияние. И, думаю, он хотел, чтобы те, кто так обошёлся с его отцом, однажды сами плясали под его дудку. Он мечтал изменить порядок вещей. Или подчинить его себе.

— Откуда вы это знаете?

— После того, как её мужа посадили, а Ариана стала... такой, как стала, Кендра избегала магического общества. Или общество избегало её. Неважно. Главное, что ей было страшно одиноко. У неё на руках трое детей, один из них тяжело болен, другой — с амбициями, с которыми не справится ни одна мать. А после того, как Альбус уехал в Хогвартс… стало ещё тяжелее. Он был её опорой, помощником… хоть и ещё ребёнком.

Батильда замолчала, глядя в окно, где тихо качались от ветра ветви. Потом тихо добавила:

— Все они были сломаны, — тихо сказала она. — Каждый — по-своему. Но Альбус… он не просто выжил. Он пошёл вперёд, не оборачиваясь. И, знаешь, иногда это пугает больше всего.

— Бедная женщина, — вздохнула Вика.

— Да, — кивнула Батильда. — Кендра очень переживала за него. Боялась, что сын пойдёт по стопам мужа, что мстительность разрушит его так же, как разрушила Персиваля. Но её страхи оказались напрасными. После поступления в Хогвартс Альбус сильно изменился. Из замкнутого мальчика, который держался особняком, он превратился в… ну, почти обаятельного юношу. И каким-то чудом попал на Гриффиндор.

— Почему чудом? — удивилась Вика.

— Потому что он никогда не был особенно храбрым или благородным. По крайней мере, на первый взгляд. Ум — блестящий. Хитрость — невероятная. Амбиции — выше неба. Всё это идеально подходило Слизерину, ну или на крайний случай — Равенкло. Но Шляпа, видимо, разглядела в нём что-то другое… что-то, чего мы тогда не понимали. Или, может, он сам убедил её — он был упрямый, как сто троллей.

— А он правда хотел власти?

— О, да, — усмехнулась Батильда. — Ещё как. Сначала — власти как средства. Потом — как цели. Он хотел изменить этот мир. Подчинить его своему разуму, своим представлениям о справедливости. А после первого курса всерьёз увлёкся поиском способов спасти Ариану. Алхимия, заклинания, древние теории — он жадно впитывал всё. И, к слову, преуспел. Под конец учёбы получил одну из престижнейших научных премий. Даже раньше, чем большинство преподавателей.

— Впечатляет, — искренне сказала Вика.

— Он тогда часто заходил ко мне в гости, — продолжила Батильда, с теплотой в голосе. — Мы часами говорили о магии, теориях, возможностях. Ему не хватало собеседников — мало кто мог поддерживать с ним разговор на том уровне. Но потом всё изменилось.

Она ненадолго замолчала.

— Когда ко мне приехал мой внучатый племянник, Геллерт Гриндевальд у Альбуса наконец-то появился друг. Настоящий. Такой, которого он никогда раньше не имел.

— Он был счастлив? — тихо спросила Вика.

— Думаю, да. Впервые по-настоящему. В них было что-то общее — не только ум, не только амбиции. Они видели мир одинаково. Хотели его изменить. В то лето в нём появилось то, чего я не замечала раньше — лёгкость, искренний смех, надежда. Только…

— Только? — переспросила Вика, почувствовав, как в ней шевельнулась настороженность.

— Только счастье его оказалось слишком недолгим. После школы он планировал путешествовать по миру, но его мечтам не суждено было сбыться. У Арианы случился магический выброс, из-за которого погибла их мать Кендра. Мне тогда казалось, что судьба испытывает их семью на прочность. Аберфорт хотел бросить школу, чтобы остаться с любимой сестрой. Ал ему не позволил, хотя никогда особой любви к сестре я от него не замечала, но он искренне любил брата и хотел дать ему шанс на нормальное будущее, а для этого ему нужен был диплом. Они долго ругались, приходили ко мне. Но я убедила Аберфорта отправится в Хогвартс, заверив, что буду помогать Альбусу, и он обязательно справится. Эх если бы я знала, чем всё это закончится, я бы никогда не приняла сторону Альбуса, — грустно вздохнула старушка, от этих воспоминаний ей было больно.

— Что случилось? Неужели Альбус не справился? — тихо спросила Вика.

— Нет… не в этом дело, — покачала головой Батильда. — Понимаешь, ему никогда по-настоящему не было дела до Арианы. Он любил её — по-своему, как брат, — но это была любовь далёкая, рациональная. Он мечтал о великом будущем, строил планы с Геллертом, а я... я проводила время с его сестрой.

Голос её потеплел.

— Она была удивительная девочка. Тихая, будто из другого мира. Очень любила сказки. Особенно — «Сказку о трёх братьях». Казалось, она могла слушать её бесконечно. Я читала ей снова и снова, а она замирала с широко распахнутыми глазами, будто верила в каждое слово. Иногда Альбус и Геллерт тоже приходили послушать, а потом спорили, существуют ли Дары Смерти на самом деле. Я смеялась — глупости, конечно. Но они верили. Они были молоды… и жадны до силы.

— До власти и бессмертия, — тихо добавила Вика.

— Именно. Они верили, что смогут всё изменить. Что смогут править миром, изменить порядок вещей… стать чем-то большим, чем просто волшебниками. А потом… всё изменилось.

Батильда замолчала. Пальцы её крепко сжали фарфоровую ручку чашки.

— Перед Рождеством я уехала. Меня пригласили на конференцию в Швейцарию. Я уезжала с лёгким сердцем — трое юных, умных, сильных волшебников, пусть и с разными характерами, должны были справиться с заботой о девочке. Но когда я вернулась…

Она перевела взгляд на окно. Там качалась ветка, мягко ударяясь в стекло.

— Ариана была уже мертва.

— Что произошло? — Вика говорила почти шёпотом.

— Они поссорились. Жестоко. То, о чём именно был спор, я не знаю, но, похоже, что-то в их планах пошло не так. Или Аберфорт попытался остановить их — он был единственным, кто по-настоящему заботился об Ариане. Они начали кричать, потом — колдовать. Кто-то метнул заклинание… и оно попало в девочку.

— Кто? — Вика сжала руки на коленях. — Кто её убил?

— Не знаю. И, похоже, они тоже не знали. Или не хотели знать. Альбус уехал сразу. Исчез. А Аберфорта я нашла в доме на следующий день, пьяного в стельку, разбитого. Он не говорил ничего. Только молчал и пил. Потом, спустя время, он принёс мне несколько тетрадей. Старые исписанные дневники. Похоже, Альбус оставил их.

— И что в них было?

— Формулы. Магические расчёты. Записи о свойствах реликвий. Всё выглядело как обычные научные заметки. Тогда я ничего не поняла. До тех пор, пока ко мне не пришла Лис. Только узнав, что пропадали маги, я поняла, что это тоже были результаты исследований, только, скорее всего, на магглах. Они проводили разнообразные эксперименты для увеличения силы, получения бессмертия и многое другое.

— Но как это связано с тем, что он не хотел переводить маглорожденных в безопасное место во время войны?

— Скорее всего, он давал им какое-то заклинание для получения безопасности и для того, чтобы этот ребёнок мог спастись, а потом наблюдал и смотрел на эффективность данных заклинаний. Плюс, он считал, что трудности закаляют человека, и если он не может их преодолеть, то и не заслуживает жизни.

— Он их убивал?

— Нет, конечно нет. Я давно его не видела, но сомневаюсь, что Альбус способен на убийство. Им просто не везло, насколько я знаю, в мирное время его подопечные оставались в живых и даже иногда добивались успехов в жизни.

— А при чем тут я? И мой сын? — с недоумением спросила Вика. Неужели Дамблдор и над ней ставил какой-то эксперимент?

— Мы недавно разговаривали об этом с Лис, она, кстати, просила передать тебе письмо, — с улыбкой произнесла Батильда, доставая из верхнего ящика плотно запечатанный конверт. — С тобой все просто: Лис нашла судейский состав, который осудил отца Альбуса.

— И что там?

— Судя по протоколу, на пожизненном заключении больше всего настаивали судьи Принц, Поттер, Блэк, Прюэтт.

— И что? Он решил отомстить? Причем тут я и мой ребенок?

— Видимо, он решил разрушить вашу жизнь так же, как разрушили его. Вернее, дать вам почувствовать то, что чувствовал он, когда его лишили нормальной семьи.

Вика тяжело вздохнула. Час от часу не легче. Зачем мстить спустя столько лет? Неужели незавидная судьба Сириуса Блэка и юного Гарри Поттера — это результат мести? И зачем ему понадобилось проводить эксперименты над людьми?

Было страшно и непонятно, впервые Вика не знала, что ей делать с этой правдой. Единственная надежда была на письмо Калисты и на то, что спустя время вся информация уляжется, и она сможет без лишних эмоций её обдумать.