В руинах (джен)

Сгущались сумерки. Удушающе пахла разросшаяся вдоль стены сирень — ее грозди уже побледнели, и бурые цветки осыпались на старую брусчатку, испуская запах испортившихся духов. Идя по узкому переулку, который находился прямо за ведущим к Кафедральной улице мостом, я поражалась тому, насколько силен здесь был контраст между живым и мертвым. По правую руку, за начавшей трескаться стеной, возвышались дома и кипела обычная городская жизнь. В зажигающихся прямоугольниках окон мелькали силуэты, с улицы доносились голоса и запахи готовящейся еды. Теплые вечера поздней весны и первой половины лета были самым приятным и самым оживленным периодом года: темнело поздно, и горожане вовсю пользовались этим, чтобы проводить время в свое удовольствие.

На контрасте с кипучей городской жизнью слева возвышались несколько мертвых домов. В отличие от большинства здешних развалин, которые уже давно превратились в обугленные или сгнившие скелеты, эти строения, пожалуй, вызывали ассоциации с мумиями: хотя они тоже были отмечены печатью смерти, проклятье еще не успело пережевать и переварить их в труху. Оливер, стоявший на крыльце дома, кивнул мне, и это было самое теплое приветствие от него, на которое я могла надеяться. Перешагнув через мраморную плиту порога с надписью «добро пожаловать», под которой давно покинувшие это место жильцы прятали ключ, я перешагнула через трупы двух хаунтов и поднялась наверх.

Добротно построенный каменный дом с плотными ставнями — явно место обитания какого-то зажиточного горожанина — смог защитить то, что в нем находилось. Внутреннее убранство оказалось почти нетронутым, но все вокруг покрывал толстый слой пыли, а с потолка и дверных проемов свисали бороды из паутины. Ковры под ногами потемнели настолько, что рисунок стал почти неразличим. Дерево старинных резных панелей, украшавших стены холла и коридора, потускнело и покрылось сетью мелких трещин. Лак и краска шелушились и сыпались мелкими чешуйками от легчайшего прикосновения. Откуда-то из глубины дома доносились странные тикающие звуки — работа жука-древоточца. В отличие от часового механизма, эти звуки не были ритмичными, и паузы нервировали.

Ниалл ждал меня на втором этаже, глядя на пустынную улицу через мутное, десятилетиями не мытое окно. Вряд ли через него можно было разглядеть хоть что-то кроме туманных очертаний, но оказалось, что мысли Кузнеца-в-Изгнании занимал совсем не вид на стену и заброшенную улицу.

— А ты знаешь, что стекло пластично? — спросил Ниалл, не здороваясь. — Оно течет. Очень медленно, почти незаметно, но в таких вот заброшенных местах это можно увидеть своими глазами. Вот здесь, видишь? Этому стеклу уже около века, и снизу оно заметно толще, чем наверху. Так бывает в старых домах.

— А ты спец по старым домам?

— Я спец по старому стеклу. В храмах ордена много витражей.

Я подошла чуть ближе. Ковер гасил звуки, превращая стук подошв в еле слышный шорох. После того происшествия в безымянном переулке мы больше не разговаривали и старались лишний раз не пересекаться. Все произошедшее там напомнило мне, что я по-прежнему общаюсь с двинутыми фанатиками, даже если они и стараются быть похожими на обычных людей. Сейчас я не чувствовала никакой угрозы, но воспоминания о едва не раскроившем мне голову молоте все еще были свежи в памяти.

Мимолетное воспоминание или тень видения о рассыпающемся в прах мире скользнула по краю сознания. Почему он выбрал для разговора место, где следы разрушения были не столь заметны? Его тоже терзают подобные воспоминания? Это была глупая мысль, но, почему-то, она все же пришла в голову и теперь не давала покоя.

— Ты позвал меня только чтобы показать, как течет стекло?

Пыль щекотала ноздри и оседала на коже. Паук, облюбовавший верхнюю часть рамы, зашевелился на своей паутине.

— Я хотел сказать, что не причинил бы тебе вреда. Никогда. Просто… я был немного не в себе. Не видел, что происходит вокруг. Не видел тебя. Мне нужно было остановить… это. Или оно остановило бы меня. А я не могу позволить себе остановиться.

— Что ты увидел?

Ниалл повернулся. Он выглядел грустным и усталым. Мутное старое окно, которое и в лучшие свои годы наверняка не отличалось прозрачностью, превращало мир за пределами комнаты в скопище безликих, аморфных теней. Как будто я снова, безо всякой магии, окунулась в странную реальность эфирного зрения, полную блеклых силуэтов и серых контуров. Тусклый свет пасмурных сумерек рассеивался покрытым грязью стеклом и делал обстановку вокруг призрачной и эфемерной, а человека передо мной — похожим на призрака. Мне хотелось прикоснуться к нему просто чтобы убедиться, что он живой и настоящий, но вместо этого я вцепилась в край подоконника, и хлопья облупившейся краски больно укололи кожу.

— Смерть.

— Свою?

— Нет, это… это неважно. А ты?

— Это очень сложно передать словами. Но да, можно сказать, что я тоже видела смерть.

— Ты знаешь, что это было?

Я покачала головой.

— Нет. Хотела бы я принести тебе папку, где все черным по белому написано, как тогда, с огненной тенью. Но увы... Это что-то, что забралось куда глубже, чем магия, — я вспомнила свои ощущения в переулке.

— Не понимаю, — Флайвил нахмурился.

— Есть теория, что все происходящее делится на несколько уровней бытия, уходящих глубже и глубже в непознанное. Первый — материальный, объективная реальность. Все, что можно увидеть и пощупать. Второй — иррациональный, отражение первого в головах разумных существ. Искаженное отражение реальности, которая у каждого своя. Затем идут магия и вера, то есть тайные силы природы и богов. Еще глубже наверняка еще что-то есть, и вот чем-то с этого уровня мы и столкнулись. Но я не знаю, что это за уровень и что на нем находится.

— Зато я знаю.

— И что же?

Ниалл молчал.

— Отлично! — вспылила я. — Просто отлично. В отличие от тебя, я делюсь с тобой своими соображениями, а ты…

— А я решаю проблемы, — отрезал он.

— Ну надо же, какой решальщик нашелся!

Я чувствовала себя оскорбленной, и мне захотелось снова зацепить его в ответ, но в этот раз брошенные в сторону Ниалла обидные слова скатились, как капли воды с утиных перьев.

— Я не хочу с тобой ссориться, Касадра, — проговорил он своим любимым тоном «доброго пастыря», от которого мне захотелось скрежетать зубами. — Твои способности и знания бывают полезны, и я их ценю. Не меньше, чем, допустим, помощь Шона или Оливера. Но никто не требует от них больше, чем они могут или умеют. К тебе я отношусь точно так же. Твои знания, магия и рассуждения уже выручали меня, но было бы глупо требовать от тебя того, на что ты не способна.

Этот неожиданно спокойный монолог выкрутил ситуацию с ног на голову и заставил меня почувствовать себя маленьким капризным ребенком, отчаянно требующим внимания. И это ощущение мне совсем не понравилось. Очень захотелось устроить истерику и хлопнуть дверью. Ну что ж, раз он так ко мне относится, то что мешает мне поступить именно так, как он от меня этого ждет?

Обидные слова уже перекатывались во рту, как леденец, но в этот раз мне все же удалось сдержать себя. Прикусив язык, я хотела сбежать вниз по лестнице, но Флайвил схватил меня за плечо и развернул. Я попробовала стряхнуть руку в ощерившейся металлическим гребнем латной перчатке, но это было бесполезно: сильные пальцы вцепились намертво.

— У моего ордена тоже есть знания, которыми он не хочет и не будет делиться, — черные глаза Ниалла снова показались мне пугающими. — Ты натолкнула меня на мысль, и за это я тебе признателен. Но не жди, что я буду откровенничать с тобой просто из чувства благодарности.

Несколько ударов сердца мы сверлили друг друга взглядами. Никто не хотел первым отводить глаза. Я дернула плечом, освобождаясь. На этот раз Ниалл не держал меня.

— Я тебе не враг, — нарушив молчание, снова заговорил Кузнец-в-Изгнании.

«Но и не друг», — подумала я, но вслух ничего не сказала. Это было бы слишком по-детски: выяснять, кто враг, а кто друг путем разбалтывания секретов и дешевых манипуляций. Как это обычно и бывает, меня в очередной раз от себя затошнило. Почему это всегда происходит именно когда Флайвил рядом?

Я решительно повернулась на каблуках, вкладывая в этот жест всю ярость и презрение, на которые была способна, и направилась к выходу. По пути я едва разминулась на узкой лестнице с Тайренном, который несся наверх, перепрыгивая через ступеньки и освещая себе путь керосиновой лампой.

— Осторожнее, — крикнула я ему вслед, — эта штука очень…

Но я не успела договорить. Тайренн запнулся на бегу, выпуская из рук лампу и расплескивая горящее топливо широкой дугой по всему лестничному пролету. Дорожка пламени вспыхнула, стремительно распространяясь вслед за пролившимся керосином. В сгущающихся сумерках стремительный бег оранжевых язычков по проточенным жуками перилам, ветхим тканым обоям и старым коврам выглядел завораживающе. Стихия была прекрасна и непредсказуема, как почуявший свободу дикий зверь. Я в первый раз видела пожар в момент его возникновения, но, казалось, стала лучше понимать магов огня и простых пироманов.

Несколько мгновений спустя наваждение исчезло, и я тут же бросилась к Тайренну, который уже пытался потушить пламя своим дублетом. На помощь бежали Оливер и Ниалл, но больше никого поблизости не было. Отсутствие сырости, которое помогло дому простоять практически нетронутым так долго, теперь уничтожало его. Пламя распространялось стремительно, пожирая ветхую ткань и трухлявую древесину, и вскоре уже стены и потолок лестничного пролета были поглощены огнем. Кругом трещало, ревело и гудело. Горький дым выедал глаза и жег горло. Куски горящей ткани, натянутой на стены между потолком и деревянными панелями, падали вниз, зажигая все новые и новые очаги пламени. Очень быстро стало понятно, что в отсутствие воды потушить пожар или хотя бы как-то сдержать его будет невозможно. А вот ее-то как раз рядом и не было: даже если и отправить кого-то к мосту, то ее не в чем будет принести. Не в пригоршнях же таскать, в самом деле.

Дыхание стало мучительным. Я молотила по языкам пламени своим плащом что было мочи, но стоило мне лишь поднять ткань, как они вспыхивали снова. Огонь как будто раздувала какая-то неведомая мне сила. Теперь это был сплошной шевелящийся ковер, покрывавший лестницу, стены и даже потолок.

— Мы сейчас все тут поджаримся, — крикнул Оливер, озвучивая мои мысли.

Ниалл разочарованно махнул рукой, выпрямляясь и бросая взгляд на разгорающееся буйство огненной стихии.

— Уходим!

Завидев отблески пламени, к месту происшествия уже бежали Хаммериты. Некоторые догадались захватить по пути ведра и багры, чтобы растаскивать горящие обломки. Но нормального источника воды поблизости не было, а набирать ее из канала было трудно из-за высоких парапетов, поэтому огонь продолжал реветь и бушевать. Он пожирал ветхое внутреннее убранство, отрыгивая в вечерний воздух снопы искр. Жар был настолько сильным, что неприятно обжигал лицо даже у тех, кто находился через улицу, у стены. Вся моя одежда была покрыта мелкими и не очень дырочками от искр, а кожа испачкана сажей. Тайренн с совершенно потерянным видом рассматривал волдыри на ладонях. Ниалл выглядел безучастным, прислонившись спиной к стене, и танцующие на его лице оранжевые отблески придавали ему немного зловещий вид.

В итоге Хаммериты сдались и просто позволили дому полностью выгореть изнутри. Среди собравшихся снаружи людей прокатились шепотки о том, что пламя распространялось неестественно быстро для такого старого строения. Кто-то некстати помянул проклятье. Я видела мрачные и недовольные взгляды, направленные в нашу сторону. В воздухе витала неприязнь, которую не решались высказать вслух, но она тем не менее была ощутима.

— Ниалл, — похоже, впервые за все время пожара Тайренн набрался смелости поднять голову и взглянуть в глаза наставнику. — Прости. Я…

— Ты как обычно несешься вперед сломя голову и потом пожинаешь плоды, — от тона Флайвила кровь стыла в жилах.

— Тайренн тут ни при чем, — вмешалась я. — Мы с тобой поспорили. Я была зла на тебя. Это я бежала по лестнице и ненароком толкнула его. Это моя вина.

Флайвил ожег меня взглядом. Ну и пусть. Мне плевать. Все равно он ничего мне не сделает, а вот Тайренну это поможет. Послушник посмотрел на меня с благодарностью и вздохнул:

— Спасибо, госпожа Хранитель, но Создатель ненавидит лжецов. Я действительно виноват. Я действительно спешил. Это я, я сам, споткнулся и разлил горящий керосин. Я раскаиваюсь и готов понести наказание.

Ну что ж. Я предложила ему помощь, но он выбрал не принимать ее.

Когда в доме уже было нечему гореть, сверху, как будто в насмешку, полился дождь.