В руинах (джен)

Город стоял на ушах. В Городе что-то затевалось. Впрочем, в нем всегда что-то затевалось. Слухи крысами шныряли по узеньким улочкам, шелестели в темных углах клочками выброшенных писем, рассыпались пеплом сожженных бумаг, осторожными шепотками срывались с прикрытых ладонью губ в подставленное ухо.

Хаммериты что-то задумали. Этот слух родился на свет, когда в их соборы одна за другой потянулись подводы, содержимое которых надежно укрывали от посторонних глаз парусиновые полотна. Несколько высокопоставленных клириков из отдаленных храмов и монастырей прибыли в Город. Кто-то, скорее всего связанный с Орденом, выкупил у прежних хозяев Дом Розали. Не самый прибыльный постоялый двор в Старом Квартале ушел с молотка за весьма неплохую цену. И теперь Хаммериты, в своих неизменных красных одеждах, кишели вокруг, как клопы-пожарники на солнечной стороне дерева, отваживая не в меру любопытных горожан еще на подходе. 

Что-то явно назревало.

И прямо сейчас я намеревалась узнать, что же именно.

Апартаменты «Лев и Корона» в Олдейле находились совсем недалеко от моей квартиры, но разница между двумя доходными домами была просто колоссальной. Здание в семь этажей — не считая, разумеется, подвального этажа и роскошного пентхауса — было высоким даже по меркам престижного квартала, где новая и старая знать привычно мерились толщиной кошельков. За полностью стеклянной входной группой начинался огромный холл, и белоснежная стойка администратора возвышалась над темно-зеленым мрамором, как одинокий айсберг в северном море. Огни хрустальной люстры, что по размеру была сопоставима с каретой средних размеров, отражались в самых разнообразных полированных поверхностях: стекле, зеркалах, мраморе. Холл был чист и пуст, пах свежими цветами и роскошью. 

В качестве коридорных выступали крепкие парни, чьи внушительные мускулы проглядывали даже сквозь мешковатые темно-зеленые униформы. Взгляд служащих был настолько цепким, а движения — настолько выверенными, что сразу же становилось понятно: уличная стража по сравнению с местными — не более, чем отбракованные щенки. Кинув взгляд на конверт с приглашением, коридорный чопорно кивнул и жестом пригласил следовать за ним. Несколько швейцаров — таких же бравых ребят с военной выправкой — проводили меня скучающим взглядом. Пока ажурная решетка лифта неспешно закрывалась, я успела заметить, как из какого-то темного уголка выскочил шустрый мальчишка-полотер и принялся полировать те поверхности, которые я посмела осквернить своим прикосновением. 

Нужный мне человек жил в торцевых апартаментах на четвертом этаже, и чтобы попасть к нему, коридорному пришлось сначала вызвать лифт с помощью одного ключа, отпереть и снова запереть решетку вторым, а потом использовать и третий ключ, чтобы направить лифт на нужный этаж. «Лев и Корона» гордились своей безопасностью. Странное, конечно, это было место: казалось, кто-то решил шокировать ко всему привычную высокую публику Олдейла запредельным уровнем пафоса, чопорности и бесполезных ограничений. 

Меня ждали. У дверей лифта стоял юноша лет тринадцати-четырнадцати в повседневном облачении послушника Хаммеритов. Стоило лишь мне и моему спутнику сделать первый шаг с ковра, постеленного перед лифтом, как мраморные полы отозвались звонким и неестественно громким эхом. Взгляд коридорного, оставшегося без привычных чаевых, буравил спину, а я тем временем с трудом удерживалась, чтобы не чихнуть: едкий запах полироли раздражал нос. Потолок поднимался на недосягаемую высоту и терялся где-то в полумраке, а стены, обтянутые темно-зеленой тканью с растительным орнаментом, имитирующим древесные стволы и переплетенные кроны, были украшены резными панелями из красного дерева. Подойдя к входной двери, провожатый почтительно посторонился, пропуская меня внутрь, и протянул руки, чтобы принять верхнюю одежду. Я с облегчением скинула тяжелую черную накидку. На пару мгновений мы застыли, глядя друг на друга.

— Позвольте вашу шляпу? Перчатки? Госпожа?

— Нет, спасибо, — я поправила черную вуаль. 

— Как угодно, — пожал плечами послушник, пристраивая одежду на массивную деревянную вешалку. — Вас ждут. Пожалуйте сюда. 

В гостиной, куда вели двустворчатые двери, тлел камин, освещая лишь небольшой пятачок с двумя креслами и резным кофейным столиком. Несколько свечей в массивных напольных подсвечниках едва тлели и не могли разогнать мрак. Никто не озаботился зажечь свечи на огромной люстре, свисавшей с потолка, поэтому оставшаяся часть комнаты — тяжелые бархатные гардины, шкафы с книгами, массивный диван — угадывалась в пляшущих тенях лишь на уровне нечетких контуров.

Непривычно — и неприлично — громкие звуки шагов снова отозвались под высокими сводами дробным эхом: сегодня выдался тот самый редкий день, когда я выбрала модные полуботинки вместо удобной обуви с мягкой подошвой. В огромном помещении с высоким потолком каблуки стучали просто оглушающе. 

Я остановилась, осматривая комнату с помощью магического зрения. Перед тем как закрыть глаза, я видела теплые блики камина, играющие на полированных поверхностях и резных деревянных панелях. Когда я снова открыла их через долю секунды, остались лишь холодные серые тени, в которых с трудом угадывались контуры окружающей обстановки. Хозяин дома и его слуга виделись как чуть более темные, но все еще расплывчатые эфемерные контуры. Никаких голубых вспышек, сигнализирующих о присутствии магии, никаких красных отблесков угрозы. С точки зрения магии, дом был таким же безопасным, каким и казался на первый взгляд. 

Я снова зажмурилась. Возвращаться обратно всегда сложнее. Стараясь как можно тише втягивать воздух сквозь сжатые зубы, я застыла, не в силах продолжать движение. Шрамы на лице и руках как будто покрылись ледяной коркой — так было с тех пор, как амулет Исольде принял на себя магический удар и навсегда связал меня с эфирным кристаллом. «Древняя магия», «дар предков» как ее называл Максимилиан Дюкре, долгое время служила членам его рода. Она совершенно точно не должна была оказаться в распоряжении весьма посредственной Хранительницы, которая, как и все, когда-то утратила силу глифов. Но так уж вышло, что заряд эфирного кристалла и магия амулета, столкнувшись, навсегда впаяли в меня древний дар. Магия все еще оставалась чужеродной, тело ее отторгало, и поэтому каждый раз меня на несколько секунд парализовывало мучительным холодом. Обратиться к магии всегда значило обречь себя на ледяную пытку, длящуюся, к счастью, всего лишь несколько нестерпимо долгих ударов сердца. Особенно яростно ледяные иглы жалили в районе груди — там, куда Максимилиан когда-то направил свой смертельный удар. 

Даже не хочу вспоминать о том, что я ему доверяла. Что встала на его сторону, хотя должна была остаться беспристрастной. Что он…

Ненавижу его. 

Я шумно выдохнула, когда ледяные иглы, наконец, отступили. Магия медленно втянула свои когти. До следующего раза. 

Хозяин апартаментов ждал меня возле камина, положив руку на спинку одного из кресел. Священническое облачение он просто накинул на плечи поверх черной рубахи, как домашний халат, и не удосужился при этом надеть никаких орденских знаков отличия: ни массивных цепей, ни колец, ни головного убора. Понять, кем же был этот человек, который так тщательно искал встречи с Хранителями, пока что не представлялось возможным. Но я не спешила.

— Добрый вечер, госпожа Хранитель. Благодарю за пунктуальность. Прошу вас, садитесь. 

У моего визави был сильный, хорошо поставленный голос человека, привыкшего окормлять паству с трибун кафедральных соборов. Бьюсь об заклад: такой тембр прекрасно звучал в стенах храмов, усиленный резонансом стремящихся ввысь каменных сводов. Приятный голос, располагающая внешность... Такие служители культа всегда вызывали у меня настороженность с некоторой долей неприязни. Всегда понятно, чего ждать от обычных фанатиков, свихнувшихся на запретах и карах своего жестокого бога: ничего хорошего. А вот располагающие к себе клирики могут выкинуть какой угодно фортель. Например, размозжить еретику голову молотом, сохраняя при этом приятную улыбку доброжелательного и понимающего пастыря.

В общем, занятный тип. Насколько я могла судить, ему было чуть более сорока, а он уже пробился в первые ряды церковной иерархии. Совет Хранителей не стал бы вести переговоры с кем попало. И в то же время я могла поклясться, что в нем не было ни капли магии. Высокопоставленные Хаммериты в магическом зрении сверкают голубыми и красными всполохами. Этот человек остался заурядной серой тенью, значит, Строитель не отсыпал ему ровным счетом никаких способностей. Надо же, всегда думала, что без магического дара путь в высшие эшелоны церковной иерархии заказан.

— Я в Городе совсем недавно и еще не успел обзавестись поваром или кухаркой, но, если хотите, мой воспитанник принесет холодные закуски и фрукты.

У него был легкий акцент, почти неуловимый: звуки мой собеседник проговаривал правильно, но все же было в его произношении что-то чужеродное на уровне мелодики речи, способное смутить внимательного слушателя. Прибыл откуда-то… Интересно, откуда? Бонн? Блэкбрук? Насколько он связан с тамошними элитами? И буррику понятно, что он в первую очередь представляет интересы Ордена, но нет ли у него каких-нибудь покровителей в недружественных городах? Из тех, что не прочь накалить обстановку в соседнем Городе, а потом вдоволь половить рыбку в мутной воде.

— Спасибо, я не голодна.

— Кофе? 

— Нет.

Собеседника явно напрягала моя непроницаемая вуаль. Обращаясь ко мне, он отводил глаза в сторону чуть чаще, чем должен был бы, и не оставлял попыток спровоцировать меня приоткрыть лицо. Несколько раз начинал барабанить пальцами по ручке кресла или качать ногой, но вовремя одергивал себя, останавливаясь после нескольких повторяющихся движений. Может быть, я сейчас и похожа на пчеловода, закутавшегося в защитную сетку, но мне определенно нравился производимый эффект. Хаммериту явно было неуютно разговаривать с человеком и не видеть его лица. 

И только сейчас я поняла, что приняла совершенно нехарактерную для себя позу. Наверное, лучшей стратегией в данном случае было бы сидеть уверенно, с опорой для спины, и взирать на оппонента из глубины кресла. Но я расположилась на самом краешке, положив руку на подлокотник и опираясь подбородком на костяшки пальцев. Да еще и подалась корпусом чуть вперед, как дама за светской беседой с интересным собеседником. Занятно. Еще не начав переговоры, мы пытаемся влиять друг на друга: я хочу заставить его чувствовать себя чуть менее уверенным на его территории, а он пытается создать у меня ощущение расслабленного, неформального и непринужденного диалога. 

Я поменяла позу, занимая чуть более уверенное положение, и положила руки на подлокотники. Первый раунд закончился ничьей, что, в принципе, было не самым худшим вариантом. 

— Как мне к вам обращаться?

Сохранить имя в секрете и предложить обращаться ко мне по должности? Использовать многочисленные поддельные имена, которыми я называлась во время миссий в городе? Назваться как-нибудь банально и насквозь фальшиво, типа Джейн Смит? Эти варианты пронеслись у меня в голове за долю секунды, но я отвергла их все и выбрала правду. Имя, записанное в Книге Имен. Мое настоящее имя. 

— Касадра Сильверстоун. Старейшина Ордена Хранителей. Член Совета Хранителей с правом голоса. 

Мужчина заинтересованно подался вперед. К сожалению, по его лицу не было понятно, разочарован ли он уровнем присланного к нему переговорщика, впечатлен ли, или, может быть, ему вообще все равно с кем разговаривать.

— Приятно познакомиться, Старейшина Касадра. Меня зовут Ниалл Флайвил, и я Кузнец-в-Изгнании. 

— Настоятель потерянного собора, — хмыкнула я. — Не думала, что эта должность до сих пор существует. 

— Она в основном церемониальная, — пожал плечами мой оппонент. — Кузнецы-в-Изгнании обычно живут… в изгнании и особыми полномочиями не обладают. Неудивительно, что Хранители не слышали о ней. 

Он не стал тыкать пальцем в мою некомпетентность, а подсластил пилюлю, предлагая несколько достойных оправданий на выбор. Это ловушка или демонстрация добрых намерений с открытым забралом? Или, может быть, у меня слишком много знаний о теории переговоров и слишком мало практики? 

— Я не говорила, что Хранители об этом не знают. Я говорю лишь за себя.

— Вы здесь зачем? Чтобы говорить за Хранителей или за себя?

— Смотря о чем пойдет разговор, — выкрутилась я.

Флайвил наклонился еще чуть ближе, почти вторгаясь в невидимые границы моей личной зоны и позволяя рассмотреть свой узор мимических морщин. Странный набор — «гусиные лапки» в уголках глаз и в то же время две глубоких вертикальных борозды в межбровье. Много улыбается и одновременно часто демонстрирует суровость. Человек с двойным дном.

— Как бы то ни было, Старейшина Касадра, я хочу все изменить. Я хочу вернуть себе свой Собор. И служить с его кафедры, как и положено настоятелю. 

Хорошо, что я все-таки решила спрятать не только изувеченный подбородок и щеки, но и глаза тоже. Веко точно дернулось от неожиданности, и Трикстер знает, что за гримасу я выдала в этот момент. Вот это новости! Флайвилу все-таки удалось меня удивить.

— Прошу прощения, — осторожно уточнила я, — а мы точно говорим об одном и том же Соборе? 

— Я уверен в этом, госпожа Хранитель. Но на всякий случай уточню: я имею в виду тот самый собор, который находится в огороженной части Старого Квартала. Также известной, как запретная территория.

— С зомби, хаунтами, призраками и еще Трикстер знает чем. 

— Времена поменялись, Касадра, — черные глаза Ниалла сощурились, и мне совсем не понравился промелькнувший в них фанатичный блеск. А еще мне не понравилось, что он назвал меня по имени, позволив себе вольность пропустить титул. Но я решила дать ему договорить. — Мы оба знаем, что Трикстер тут ни при чем.  А еще мы оба знаем, что предмет, который вызвал Катаклизм, больше не находится на территории собора. Глаз.

— Глаз, — подтвердила я, лихорадочно соображая, что мне теперь делать. 

— Он снова у вас. Первоисточник зла уже за пределами Собора. Нам вряд ли стоит ожидать новых проблем, ведь так, Касадра? А с уже накопившимися мы вполне можем разобраться. У Ордена есть для этого и силы, и возможности. 

— Тогда зачем вам Хранители?

— Информация, госпожа. 

— Сокровища познания — самые ценные, и охраняются они, как правило, соответственно, — процитировала я по памяти.

Флайвила не смутил мой высокомерный тон.

— Ваш человек смог проникнуть на запретную территорию и достать оттуда Глаз. И я хочу знать, что он там увидел. К тому же, я слышал историю о катастрофе в Старом Квартале только в изложении своего Ордена. Пришло время послушать и вашу версию. 

— Ах, так вы не в курсе, господин Кузнец-в-Изгнании? Тот, кто вынес Глаз из Собора — не один из нас. И он из тех, кто сам выбирает, с кем будет говорить. 

Лицо оппонента вытянулось, и теплое чувство возмездия согрело меня посильнее пылающего камина. Наверное, именно это и называется «поймать кураж». 

— Так, значит, вам не рассказали, что тот, кто вынес Глаз из собора, впоследствии сотрудничал с Хаммеритами… — процедила я утвердительным тоном, оценивая реакцию, — …чтобы предотвратить серьезный кризис.

Что ж, похождения Гарретта и его роль в Темном Проекте Константина и Виктории остались для моего оппонента загадкой. Значит… значит, его позиции в Ордене не настолько сильны, как он хотел бы показать. 

— …и у вас нет совершенно никакой информации о том, что произошло с Глазом после, — продолжила я. 

— Меня это не волнует, — отрезал Флайвил слишком уж поспешно.

— Еще как волнует, иначе мы бы сейчас не разговаривали. 

Хаммерит откинулся на спинку кресла, поднимая руки и демонстрируя ладони в примирительном жесте. Как ни странно, но мне нравилась наша перепалка. Тщательно подбирать слова и оценивать реакции оказалось куда интереснее, чем я думала. Те, кто утверждают, что политические игры — процесс затягивающий, возможно, не так уж и неправы.

— Меня интересует только информация об огороженной территории.

— Ничем не могу помочь, — развела я руками. — Максимум, что я могу сделать — это запросить информацию из архивов, связаться с тем самым человеком и спросить, хочет ли он пообщаться с вами. 

— Буду очень признателен. 

— И даже не спросите, что я хочу взамен?

Кузнец-в-Изгнании усмехнулся. 

— И правда, как я мог об этом забыть? 

— Я буду присутствовать при процессе в качестве наблюдателя от Хранителей.

Ему явно не понравилось то, что я только что сказала. Черные глаза сощурились в узкие щелочки.

— Мне кажется, это слишком…

— А мне кажется, в самый раз. Вы не обладаете информацией, и,скорее всего, у вас нет нужных ресурсов. Возможно, вас поддерживает далеко не все руководство вашего ордена. Возможно даже, что вы действуете негласно, без официального одобрения, на свой страх и риск, ставя на карту все. Я не знаю, зачем вам это, но рискну предположить: вы — не маг, и путь в высшие эшелоны власти вам заказан. Уперлись в стеклянный потолок, господин Кузнец-в-Изгнании? Думаете, что успех даст вам реальный вес и репутацию?

Я блефовала, вываливая на него свои размышления и догадки в надежде, что попаду в точку. Но моему собеседнику удалось сохранить каменное выражение лица. 

— Вы плохо представляете, во что ввязываетесь, — продолжила я. — Поэтому я хочу быть рядом. 

— А вы? Хорошо представляете?

— Нет, — вздохнула я. — И это сущая правда. Храм простоял заброшенным почти полвека, и только Трикстер знает, какие еще твари могли там обосноваться. И если все пойдет не по плану, то я должна быть рядом, чтобы…

— Подстраховать?

— Наблюдать, — отрезала я. — Подстраховать — значит вмешаться, а мы стараемся этого не делать. Мы — летописцы Города, и…

— Летописцы? У меня другая информация…

— Очень хорошо, что у вас другая информация.  Это значит, что мы друг друга поняли. Мой Орден будет следить за вами. Очень пристально. То, что вы задумали — опасно, и поэтому я предлагаю сыграть в открытую. Мы экономим на шпионах, вы экономите на выявлении шпионов, все счастливы, все довольны. А чтобы подсластить пилюлю, я запрошу нужную вам информацию из наших архивов и попробую — попробую — убедить нужного человека выйти на вас.

Я поднялась. Разговоры нужно заканчивать вовремя. Да и что еще я могла бы ему сказать?

— Позвольте, я провожу вас. 

Набрасывая плащ, Кузнец-в-Изгнании задержал руки на моих плечах ровно на те несколько мгновений, которые ему понадобились, чтобы наклониться к моему уху и произнести:

— Этот проект — дело всей моей жизни. И я никому не позволю его испортить. 

Я сделала шаг вперед, освобождаясь от непрошенного контакта.

— Главное, чтобы вы сами все не испортили, господин Кузнец-в-Изгнании. Всего хорошего.

Дверь закрылась за спиной. Город снова окружил меня гомоном, который, казалось, не смолкал никогда. Особенно в такие приятные, нежно-розовые весенние вечера.

Я пришла на встречу, будучи не слишком уверенной в себе. Пришла лишь потому, что Хранителям нужно продолжать демонстрировать Городу свою силу… ту силу, которой у них на самом деле нет. Ту магию, которой у них больше нет. Для них я была всего лишь яркой вывеской, сообщающей Городу «так может каждый из нас!». Но эта роль мне основательно поднадоела. 

По дороге я сделала небольшой крюк, чтобы оставить короткое послание Гарретту в одном из условленных мест, и вернулась домой уже затемно.

Сняв вещи прямо на ходу и оставив их на полу, я повалилась в кровать. Ощущение было такое, будто я всю ночь таскала мешки.

— Я сделал это только потому, что ты попросила.

Я вздрогнула. Гарретт, как всегда, появлялся неожиданно и со спины, каждый раз умудряясь выбить меня из равновесия. Стараясь не подавать вида, я обернулась и, откладывая в сторону очередной том по культуре Предтеч эпохи Трех Императоров, спросила:

— Кофе хочешь?

— Вообще-то, я собираюсь скоро лечь спать, — Гарретт потянулся. — Уже светает. А ты снова полуночничаешь?

— Так тебя ждала, что аж заснуть не могла. Что скажешь?

— Скажу, что «Лев и Корона» — это слишком много пафоса и никакой реальной безопасности. Серьезно, они устроили целое представление с ключами от лифта, но при этом построили черную лестницу с замками, которые любой уличный мальчишка сможет взломать ржавым гвоздем. Сплошная показуха. Короче, я навестил Кузнеца прямо в его спальне. Не сказать, что он был рад, когда я его разбудил.

— Я предупреждала, что ты появишься, когда сочтешь нужным. Что в итоге?

— Если вкратце, то-о-о… Я сказал, что он дурак, а он сказал, что у него все под контролем. Но ведь важно не то, что он сказал, а то, что я узнал, так? Это две большие разницы. Слушай, хочешь вина? — Вор вытащил бутылку из тощего заплечного мешка. — Так вот, он арендовал апартаменты на неделю. Видимо, для важных встреч. Просто прикрытие. Там нет ровным счетом ничего… Стены и мебель. Порядочному вору даже поживиться нечем. Шкафы пусты. Никаких личных вещей, никаких книг или записей. Только молитвенники, святой символ и немного одежды.

— И бутылка вина, как я понимаю.

— Думаю, это он для встречи с тобой приберег.

— Приличные дамы не пьют с незнакомыми мужчинами.

— Зато со мной можно. Куда налить?

— Посмотри на кухне.

Гарретт ненадолго исчез и вернулся, неся в руках пару бокалов на тонких ножках. Плюхнувшись в единственное кресло возле остывшего камина, он принялся ковырять пробку кинжалом. Я присела напротив, на небольшую скамеечку для ног, опираясь плечом о пропахшие дымом теплые кирпичи.

— Ну, так что ты узнал?

Вор, пытавшийся открыть вино с помощью кинжала, оторвался от основательно залитого сургучом горлышка и грустно взглянул на меня, смахивая пробковую крошку с колен.

— Узнал, что в Городе затевается очередная опасная ерунда.

— Это я и без тебя знаю.

— Она мне не нравится.

— Мне тоже.

— И Хранители слишком слабы, чтобы ей противостоять.

— Ты рассуждаешь прямо как настоящий Хранитель.

Гарретт снова сосредоточился на пробке, и та наконец сдалась. Янтарное вино наполнило бокалы, он протянул мне один, и мой взгляд задержался на знаке ключа, появившемся на его руке после истории с Каргой. С видом ценителя, Гарретт поболтал бокалом, внимательно разглядывая на просвет «юбочку» на стеклянных стенках. Понюхал. Осторожно пригубил. Скривился.

— Десертное. Для дамочек вроде тебя, — он сделал еще один глоток и ненадолго задумался. —Давай смотреть правде в глаза, Кэсс. Орден пока что слишком слаб для того, чтобы что-то решать. Сейчас вы — балаганные фокусники, создающие иллюзию с помощью дыма и зеркал. Запрещать или разрешать что-то — не в ваших силах.

— Когда бы это Хранители что-то кому-то запрещали, — вздохнула я.

Повисла неловкая пауза. Вино немного ударило в голову, распугивая и без того беспорядочные мысли.

— Я хотел показать тебе кое-что, — Гарретт поднялся с кресла так плавно и стремительно, что, казалось, вино в его бокале даже не дрогнуло. — Иди сюда.

Вор распахнул окно, высовываясь почти наполовину. Бодрящий прохладный воздух, пропитанный запахом моря и водорослей, хлынул в комнату, освежая отяжелевшую от алкоголя и недостатка сна голову, прогоняя прочь духоту от газовых ламп.

Я поставила бокал на каминную полку и осторожно выглянула из-за его плеча, предвкушая что-то интересное, но ничего особенного не увидела. Край посветлевшего неба с темными точками птиц. Укутанные в тень как в одеяло дома, сонно глядящие на мир темными окнами с опущенными веками штор. Одинокая керосиновая лампа в чьем-то окне. Мокрая от утренней росы мостовая. Бродячий кот на карнизе напротив прижал уши, подбираясь к беспечному откормленному голубю. Из дальнего переулка доносятся шаги и ленивые переругивания патруля. Одинокая фигурка в чепчике прижимает к себе корзину — это разносчица кресс-салата спешит доставить свежую продукцию в господский дом.

— Видишь? — спросил он, неопределенно дергая плечом в сторону самого обычного городского пейзажа.

— Нет, — осторожно ответила я, заправляя за ухо выбившуюся из прически прядь.

— Неудивительно, — сегодня Гарретт был полон загадок. — Обычная спокойная ночь в Городе.

— Тогда зачем…

— Цени то, что есть. Я повидал слишком много таких вот спокойных ночей, которые могли бы стать последними. Не хочу видеть еще одну.

Мы помолчали, наслаждаясь свежим воздухом и тихой ночью. Как и любое живое существо, спящий Город умилял.

— Я мог бы убрать Кузнеца с дороги сегодня ночью, — неожиданно жестко произнес Гарретт, залпом опустошая бокал. — Он сопел как младенец в колыбельке, а я стоял над ним, сжимал в руке кинжал и думал: а не решить ли мне проблему, скажем так, радикально?

— Но ты все еще не убийца.

— Я все еще не убийца, — эхом отозвался вор. — К тому же, я подумал: возможно, для Города будет благом избавиться от язвы в виде запретного квартала? Возможно, следует помочь, а не мешать? И я убрал кинжал, разбудил нашего общего знакомого и честно ответил на все его вопросы.

— Ты правда на его стороне?

— Я ни на чьей стороне. Я вмешался в это, потому что ты попросила. А еще я любопытный. Но-о-о-о, — протянул он, внимательно глядя на меня, — у Кузнеца есть план. Очень интересный. А ты за ним проследишь. С кинжалом в рукаве.

— Послушай, — я сделала торопливый глоток и поперхнулась. — Ты ведь понимаешь, что нынешние Хранители немного не дотягивают до своих предшественников?

— Понимаю, Кэсс. Но Город не будет ждать, пока вы пытаетесь вернуть свое утраченное могущество. Или вы соответствуете, или вам пора на помойку истории.

— Ты ведь… будешь рядом, правда?

Наверное, в этот момент я прозвучала жалко. От уверенной леди, которая еще позавчера ставила условия и торговалась, не осталось и следа. Мы были почти ровесниками, но рядом с Гарреттом я всегда чувствовала себя маленьким ребенком, глядящим на мир сквозь розовую шторку детской комнаты.

— Ну уж нет, Кэсс, — Гарретт быстрым жестом натянул капюшон орденской мантии прямо мне на глаза и улыбнулся. — Ты теперь взрослая девочка. Магичка! Так что давай… сама-сама.

Город любил расти ввысь, особенно в историческом центре и старых кварталах. Веками здания здесь надстраивались и теснили друг друга как кривые зубы: новые строения, порой весьма причудливой формы, втискивались между монументальными, замшелыми творениями старых эпох.

И только одно место в Городе оставалось почти свободным от растущих как грибы домов, сараев, пристроек и надстроек — своеобразная полоса отчуждения, опоясывающая запретный квартал. Кое-где виднелись небольшие хозяйственные здания и дровяные навесы, но местные, по большей части, старались не подходить к уже начавшей трескаться стене без нужды. Нетронутая, ничейная земля выглядела странно и чужеродно посреди бурлящего жизнью города, в котором каждый клочок земли стоил огромных денег. Впрочем, вокруг стены тоже бушевала жизнь, но совсем иного толка: по трескающейся каменной кладке вовсю карабкались зеленые усики плюща, а из углублений между камнями кое-где проклевывались молодые деревья, как первые усики на лице юнца. Светящиеся грибы облюбовали нижнюю часть стены. Вокруг росло большое количество деревьев, среди которых я с изумлением узнала грецкий орех, шелковицу, яблони и груши. Городская беднота, разумеется, обдирала плоды еще до того, как они успевали созреть: садовые деревья все равно были огромной редкостью в Городе, особенно после появления в нем Карраса. Несколько лет назад двинутый еретик с фанатичным рвением искоренил всю растительность, до которой смог дотянуться, но на огороженную территорию его власть не распространялась.

Я поправила маску и огляделась, аккуратно высовываясь из глубокой тени. Происходящее на границе с проклятым кварталом интриговало, и мне очень хотелось увидеть все вблизи своими глазами. Но фонари горели исправно, отряды Хаммеритов обходили стену по периметру с завидной регулярностью, и поэтому подойти ближе оказалось весьма трудновыполнимой задачей. Даже для человека в одежде агентов, которая делала носящего ее почти полностью невидимыми в сумраке.

Но, справедливости ради, я и в лучшие свои годы была весьма посредственным агентом…

Вот уже вторую ночь я занимала наблюдательную позицию на чердаке удобно расположенного жилого дома, изучая то, что происходило в Доме Розали и рядом со стеной. Впрочем, проклятые Хаммериты не давали мне ни единого шанса подойти ближе. Хотя они уже перестали делать секрет из своих планов распечатать запретную территорию, все детали предстоящей операции, тем не менее, хранились в строжайшей тайне. Мне удалось узнать, что строители Ордена соорудили своего рода каменный «карман» с парой тяжелых металлических ворот, вплотную прилегающий к стене в районе улицы Де Перрин. Внутри и снаружи этой зоны, которую служители молота между собой называли «шлюзом», уже вовсю велось строительство укрепленных сторожевых постов, парапетов и навесных бойниц, с которых было бы очень удобно расстреливать прорвавшуюся нежить, не подставляя при этом людей под удар.

Внешние стены, высотой в два, а то и три человеческих роста, тоже кое-где приспосабливали к обороне, возводя гурдиции и деревянные сторожевые башни в стратегически важных местах. Наверняка сверху открывался превосходный вид на запретную территорию и проклятый собор, поэтому мне не терпелось забраться на эти укрепления, чтобы оценить обстановку. Однако, непосредственно прилегающее к стене пространство охранялось со всей присущей Хаммеритам фанатичностью.

Хотя там и сям возвышались дающие удобную тень груды камня, кирпича, бревен и досок самого разного размера, подобраться к ним все равно было весьма непросто. Хотя Гарретт, разумеется, справился бы. Согласно последним городским слухам, Хаммериты собирались ремонтировать стену. Но, разумеется, жить этой лжи оставалось совсем недолго. Можно оцепить значительную часть ничейной территории, но из окон и с балконов близлежащих домов было явно видно, что потраченные на строительство усилия никак не соответствуют планам укрепить стену. Совсем скоро скрывать правду от широкой публики станет невозможным. Что ж, учитывая масштаб всего проекта, попытку потянуть время можно считать вполне успешной.

Вдоволь насмотревшись, я решила поменять место обзора и, спустившись с удобного чердака, направилась к стене, прислушиваясь к приближающимся и удаляющимся шагам патрулей.

Скорчившись в тени, я осторожно поддела ногтем трещину в старом камне, и от него отвалился довольно внушительный кусок размером с небольшое яблоко. Защитники Старого Квартала возводили стены в спешке, отбиваясь от наступающих на них орд нежити. Поэтому строение получилось кривое и, чего уж там греха таить, ненадежное. Стоило лишь подойти поближе, увидеть глубокие трещины и крошащийся раствор, чтобы понять: долго оно не протянет. Иметь рассадник нежити в самом сердце густонаселенного города — дело опасное. Но как только угроза из непосредственной перешла в разряд потенциальных, проблему тут же отложили в ящик с надписью «до лучших времен». Даже Хранители не следили за судьбой сооружения, которое они сами когда-то помогли возвести. Пока стена еще держалась, а зомби могли только бессильно выть где-то за ней, всем было начхать. Пусть себе воют, главное, что пока не кусаются. И это было печально.

Наверное, хорошо, что нашелся хотя бы один человек, которому было не все равно. Пусть он и рассматривал стену и все что за ней как способ карьерного роста, однако давно уже пора было вскрыть этот гниющий нарыв на теле города. И, продолжая медицинскую аналогию, лучше было бы сделать это со всеми возможными предосторожностями, чтобы ненароком не перенести заразу на здоровые ткани.

Пока я раздумывала, патруль Хаммеритов прошел совсем рядом со мной: так близко, что круг света от их фонаря почти лизнул носки моих ботинок. Когда опасность миновала, я попыталась подкрасться от заброшенной части стены чуть ближе к комплексу возведенных хаммеритами построек, но услышала за спиной:

— Стоять! Руки на виду!

Послышался звук натягивания арбалетной тетивы, торопливые шаги за спиной, и что-то острое уткнулось мне промеж лопаток.

Я выругалась про себя. Руки чесались использовать магию и накрыть моего нового знакомого каким-нибудь заклинанием, но я все же исполнила приказ. Во-первых, мне вряд ли что-то угрожает. Во-вторых, было бы неосмотрительно портить отношения с Хаммеритами. В-третьих, мне совсем не хотелось, чтобы этот человек разрядил в меня свой арбалет просто от неожиданности.

Мужчина тихо свистнул, и только что прошедший мимо патруль с фонарем развернулся и направился к нам. Все еще держа меня на мушке, он поспешно обшарил меня и, не найдя ничего опасного, разочарованно цокнул языком:

— Ну что, — шепнул он, подталкивая меня острием в спину, — давай-ка, тень с чердака, двигай вперед. Будем разбираться.

Надо же! Мое укрытие раскрыли просто играючи! Оказывается, пока я наблюдала за Хаммеритами, Хаммериты наблюдали за мной. Кто бы мог подумать, что мне попадутся настолько компетентные ребята?! Обычно служители молота ничего не видят дальше своего носа, а тут… ну прямо-таки чудо Строителя!

Двор Розали был ярко освещен, и за его воротами, несмотря на поздний час, царило оживление. В воздухе висел деловой гомон, который всегда присутствует там, где много людей делают общее дело на весьма ограниченной территории. Где-то сбоку ржали и фыркали лошади. Из открытых окон тянуло непривычными запахами: деревянной стружкой, смолой, дегтем, скипидаром, раскаленным металлом. Проходившие мимо Хаммериты с интересом поглядывали на меня и мой «эскорт», но никто не проронил ни слова. Я вертела головой, пытаясь увидеть, понять и запомнить как можно больше, но основная работа, как я поняла, кипела за закрытыми дверями мастерских, в которые превратились многочисленные конюшни, сараи и прочие подсобные помещения, выстроившиеся по флангам от основного строения. Оттуда, несмотря на поздний час, доносились стуки молотов, визги сверл и пил, гудение генераторов и равномерный шум поворачивающихся шестеренок. Хотя Дом Розали и строился с расчетом на небогатых торговцев и фермеров, приезжавших в Город в базарные дни, его внутренний дворик явно не был готов разместить такое количество самых разнообразных грузов одновременно: ящики, сундуки, бочки и бочонки, кучи угля и горы досок, иногда спрятанные под временные навесы или просто прикрытые парусиной, превращали его в лабиринт. Кто-то — уж не знаю, кто — нехило вложился в предприятие.

Сам постоялый двор представлял собой большое каменное здание в два этажа: несуразное, кривое и лишенное даже малейшей архитектурной привлекательности. Во всю ширину фасада тянулась длинная терраса под крепкой деревянной крышей, теперь тоже заставленная мешками и ящиками самых разнообразных форм и размеров. Ставни первого этажа были открыты, и свет раскрашивал двор яркими желтыми полосами. Второй этаж выглядел менее оживленным: лишь кое-где в темных окнах можно было разглядеть отблески пламени в каминах, приглушенный свет керосиновых ламп или тусклые пятна свеч. Зато чердачное слуховое окно светилось ярко: так, как будто туда принесли несколько газовых фонарей.

Обеденный зал, куда меня привели, тоже не отличался от множества своих городских собратьев: здесь было темно, душно, пахло едой и людьми. Владельцы, очевидно, когда-то решили сэкономить на камне, поэтому потолок нависал очень низко, прямо над головами посетителей, в опасной близости от голов рослых мужчин. В огромной комнате, разделенной на несколько зон рядами деревянных опор, было два камина, длинный общий стол и несколько поменьше, а также множество лавок вдоль стен. В углах комнаты когда-то располагались несколько уединенных кабинок для приватных встреч. Иронично, но теперь их превратили в места для уединения и молитвы, судя по временным алтарям и красным полотнищам. Группа Хаммеритов, ведущих неспешную беседу в углу, заметно напряглась и уставились на нас. Все еще держа меня на мушке, мой надзиратель вполне себе добродушно скомандовал:

— Сиди спокойно и не чуди. — И добавил, обращаясь к одному из Хаммеритов: — Сходи за Ниаллом. Я ему тут лазутчика поймал.

Тот поспешно поднялся и направился вверх по лестнице. Я отставила тяжелый, отполированный до блеска множеством задниц деревянный стул и устроилась поудобнее. Громко зевнула, демонстративно потянулась и распрямила ноги, одну руку уперев в бок, а другой вальяжно облокотилась о столешницу, испещренную надписями весьма непристойного содержания. Хаммериты ожидают, что я буду нервничать или оправдываться? Увы, сегодня я не в том настроении.

Поймавший меня сел рядом, тоже боком к столу, и положил на колени все еще направленный на меня арбалет, придерживая оружие рукой. Я тем временем разглядывала его. Мужчина был абсолютно лысым, но зато с черными кустистыми бровями, густой короткой бородой и внимательными темными глазами. Свежий, небрежно зашитый и все еще налитый багрянцем шрам, протянувшийся вдоль скулы, явно не прибавлял шарма этому хмурому господину, больше похожему на разбойника или наемника.

— Ну чо, тень с чердака, будем знакомиться? — хмыкнул он, буравя меня глазами, и, не получив ответа, добавил: — Ты что, язык проглотил?

Я кивнула.

— Эт ты зря, я ж тебя еще даже пытать не начал.

И этот комментарий тоже остался без ответа, потому что на лестнице послышались торопливые шаги, и я увидела Кузнеца-в-Изгнании. Похоже, руководитель проекта уже собирался ко сну и теперь торопливо зашнуровывал ворот просторной рубахи.

— Что у тебя, Оливер? — спросил он, подставляя стул и садясь рядом.

— Вот… — небрежно кивнув в мою сторону, бросил Хаммерит. — Помнишь, докладывал тебе? Эт тот, который уже второй день трется на чердаке и вынюхивает.

— А вот это ты зря, дружок, — беззлобно ответил Флайвил, как будто отчитывал уличного бродяжку. — Давай-ка посмотрим, кто тут у нас воду мутит.

Он было потянулся, чтобы приподнять мою полумаску, но тут же отдернул руку: я предупреждающе зажгла на кончиках пальцев голубой магический огонек. Заклинание света. Блеф. Самое простое заклинание из моего не слишком широкого арсенала, но на не-магов такая демонстрация сил обычно действовала безотказно.

— Так-так. Хранители уверяли меня, что я сэкономлю на выявлении шпионов.

— Решила наведаться лично, — наконец подала голос я.

— Старейшина Касадра, — Флайвил нахмурил брови, но теперь его взгляд стал вполне себе доброжелательным. — Не скажу, что не ожидал вас здесь увидеть… И вряд ли в таком виде. Вы вполне могли бы посетить нас и без всего этого маскарада.

— Махать-колотить, так это она? — разочарованно подал голос Оливер. — А еще говорят, что Хранители — прямо такие воплощения тени, которые пролезут везде. Так и знал, что брешут. Такое очевидное укрытие и так легко спалилась…

— А скольких еще ты не поймал, а? — хмыкнула я.

— Понятия не имею, но тебя-то я взял за ж… — он вовремя прикусил язык, проглотив скабрезность, и торопливо исправился: — …поймал за руку. Старейшина, махать-колотить.

— Не бубни, — по-дружески осадил его Ниалл. — Вы получили мое приглашение, госпожа Хранитель?

— Еще не разбирала сегодняшнюю почту.

— Ну да, наверное, вы были очень заняты... Там, на чердаке. В следующий раз пошлю к вам кого-нибудь.

— В этом нет необходимости, — отрезала я. — Останусь здесь, у вас тут вроде как уютно.

— Боюсь, не получится. У ордена строгие правила насчет… присутствия женщин.

— Не собираюсь никого ввергать в пучину греха. Мне некогда. — Я откинулась на спинку стула и сложила руки на груди. — Могу дать торжественное обещание… И даже публично поклясться, что меня не привлекают бороды и красный цвет.

Ниалл смутился. Хотя он и не подал виду и всего лишь на секунду опустил взгляд, я поняла, что перегнула палку, и поторопилась исправить положение.

— Прошу прощения, — я прочистила горло и попыталась вернуть разговор в более серьезное русло. — Это было… непрофессионально с моей стороны. Позвольте вас заверить, что Хранители тоже дают обет безбрачия. В моем ордене женщины и мужчины живут и работают бок о бок, поэтому…

«Ой, кто бы говорил!» — мысленно одернула я саму себя. В конце концов, у меня была долгая связь с другим членом братства, о которой знали все кругом. Знали и смотрели сквозь пальцы… Но об этом моим собеседникам знать было совсем не обязательно.

— И как это работает? Ну, что все вместе и никто нигде ни с кем… — прервал меня Оливер. Он весь подобрался и даже снял руку с арбалета. Похоже, эта тема его заинтересовала. Как говорится, «мальчики всегда мальчики», даже если они под два метра ростом, ходят с боевыми молотами даже в нужник и считают всех женщин сосудом греха. Я, впрочем, не собиралась вдаваться в подробности.

— Нормально работает.

— Работало, — поправил меня Ниалл, — до недавних пор. Потом в вашем ордене все как-то наперекосяк пошло.

Мне совершенно не нравилось, куда повернула беседа. Я попыталась сменить неудобную тему.

— Пол тут ни при чем. Каррас, кстати, тоже принимал женщин в свои ряды.

— Каррас был еретиком.

— Этот еретик чуть было не отправил ваш орден в небытие.

— Но в итоге отправился туда сам.

Не самый подходящий выбор темы, но мне надо было куда-то сойти с опасной дорожки. Разговор, начавшийся вполне себе официально, свернул в какие-то совершенно дикие дебри, и мне приходилось импровизировать на ходу, дабы увести собеседников подальше от больной темы нашей уязвимости. Но как еще можно было бы ответить на укол в сторону Хранителей? Только указать Хаммеритам на их же собственные просчеты. Конечно, я могла бы парировать тем, что вовсе не Создатель и не молитвы спасли их орден. И это было бы чистой правдой.

Моему собеседнику, впрочем, тоже явно было не по себе от давней и болезненной темы ордена. Он опустил голову, а руки, еще недавно расслабленно лежащие на коленях, теперь сжались в кулаки. Недавний раскол среди служителей молота был мучительным, жестоким и кровавым, с множеством жертв с обеих сторон. В итоге Каррас был побежден, а ересь — искоренена, но точно не усилиями ортодоксов, большинство из которых либо были убиты, либо переметнулись на сторону сумасшедшего пришептывающего проповедника, либо ушли в подполье. Ту заварушку разруливали Гарретт, Хранители и Язычники, а сильно поредевшие после всех перипетий хаммериты в лучшем случае поддержали их молитвой. Впрочем, надо отдать служителям молота должное: они смогли очень быстро собраться. Фактически, их Орден восстал из могилы, когда все думали, что с ним уже покончено. Вот бы и нам так…

— Вот что, — я встала. — Не найдется ли на вашем постоялом дворе свободной комнатки? А, господин трактирщик? Плачу золотом.

Флайвил тоже поднялся во весь свой внушительный рост, и моя макушка оказалась где-то на уровне его подбородка.

— Освободится завтра… уже сегодня после обеда, — парировал он. — Понадобится время, чтобы наловить клопов и запустить их в перину.

— Смотрите, как бы они не покусали и вас заодно. Такое бывает, когда не можешь полностью контролировать дело, за которое берешься.

— Не извольте беспокоиться, госпожа Хранитель. Человек, который навестил меня ночью, преподал мне очень важный урок. Я буду контролировать все от и до.

Кажется, в этой перепалке последнее слово все же придется оставить за ним.

К счастью, за год, прошедший после похорон Артемуса, в Ордене многое изменилось. В том числе и библиотека, которую полностью перетряхнули, закаталогизировали и систематизировали. Коллекция знаний, сильно поредевшая после того, как написанные глифами книги превратились в подшивки пустых листов, тем не менее по-прежнему оставалась самой полной в Городе. Закрытой территории была посвящена целая секция, но мне пришлось основательно потрудиться, отсеивая общедоступную информацию от того, что могло представлять хоть какую-то ценность для Хаммеритов. Некоторые материалы, включая отчеты непосредственных участников, пришлось отдать писцам, которые обещали подготовить копии уже к вечеру и убрать из текста все то, что не было предназначено для посторонних глаз.

Мне нравилось то, как сильно изменился Орден за прошедший год. Будто протянутая рука, собравшаяся в кулак для удара. Ощущение отчаяния и растерянности, когда-то царившее в этих коридорах, теперь сменилось деловитой сосредоточенностью. Появилось много незнакомых мне молодых людей в одежде послушников. Да и вообще, новых лиц прибыло: теперь в Цитадель стекались Хранители-агенты из других городов, приехавшие, чтобы поднять Орден из руин.

Официальное письмо, про которое говорил Флайвил во время нашей последней встречи, приглашало меня присоединиться к Хаммеритам через два дня. Не то чтобы я сильно горела желанием переселяться из престижного квартала и уютной квартиры со всеми удобствами на захудалый постоялый двор с полным отсутствием оных, но, пожалуй, было бы разумным не спускать глаз со служителей молота. Тем более, что моя вылазка так позорно провалилась.

Позже, в этот же день собрался Совет Хранителей. Это было «неформальное заседание в режиме свободной дискуссии», поскольку мы оба — и я, и Флайвил — действовали без официального одобрения, на свой страх и риск. И решения по нам, соответственно, тоже принимались неформальные.

Члены Совета, с которыми мне удалось переброситься парой слов, пообещали полную свободу действий. Кто-то смотрел на предстоящее мероприятие скептически, кто-то — с интересом, кто-то — с оптимизмом, но мне удалось убедить практически каждого в том, что стена разрушалась, и сохранять статус кво и дальше было бы опасно. А из этого следовал один простой логический вывод: если не собираешься заниматься нужным делом сам, не мешай тому, кто хочет и может.

Впрочем, в попытке постелить соломки, Совет негласно постановил внести Флайвила в список потенциальных целей для Исполнителей. Просто чтобы не тратить время на бюрократию, если что-то пойдет не так. Отныне, жизнь Кузнеца-в-Изгнании буквально зависела от одного-единственного приказа. Моего приказа.

Было решено разместить несколько агентов и Исполнителей неподалеку от Дома Розали, на случай, если мне вдруг понадобится помощь.

Но когда, наконец, все формальности были улажены, все вещи собраны, а бумаги Хранителей доставлены адресату, случилось кое-что совсем непредвиденное. Мы, конечно, могли бы догадаться и принять в расчет менталитет жителей города, но даже не озаботились этим. А вот горожане, как выяснилось, очень внимательно следили за происходящими рядом с запретной территорией событиями.

Еще на подступах к Дому Розали мне бросилось в глаза то, что слишком много людей направлялись туда же, куда и я. Странно, обычно городские «муравьиные тропки», по которым жители привычно снуют по своим ежедневным делам, огибают огороженный квартал. Однако, сегодня в узких переулках, окружающих стену, было неожиданно оживленно, а уж непосредственно возле постоялого двора и вовсе бурлили нешуточные страсти.

На подъезде к штаб-квартире Хаммеритов мой открытый фиакр провожали неодобрительные взгляды сгрудившихся возле ворот горожан, а я тем временем размышляла о причинах такого пристального общественного внимания. Подъехав вплотную к внушительным металлическим створкам, украшенным изображениями молотов и чаш, я высунула руку с приглашением Флайвила с ярко-красной сургучной печатью. Дежурный, несший вахту на временной смотровой вышке, подал сигнал открыть ворота, а отряд служителей молота оттеснил горожан подальше.

Перекинувшись несколькими словами с собравшимися во дворе членами ордена, пока мои вещи выгружали из экипажа, я наконец-то узнала причину народных волнений. Реальность, как всегда, оказалась довольно банальна и объяснялась типичным городским стремлением погреть руки и урвать кусок везде, где представлялась хотя бы призрачная возможность.

Когда слухи о том, что Хаммериты собираются распечатать запретную территорию, все же поползли по городу, несмотря на все предосторожности, тут же нашлись ушлые ребята, решившие захватить кусок земли в неплохом месте. В ход пошли документы разной степени достоверности. У стихийного движения тут же появились свои руководители и подстрекатели, и теперь у ворот Дома Розали собралась внушительная толпа, размахивающая требованиями, прошениями и петициями и на полном серьезе планирующая застолбить свой куш «семейного наследия» едва только запретная территория перестанет быть запретной.

Я вошла в обеденный зал бывшего постоялого двора. Те из Хаммеритов, кто не вышел на усиленную вахту во дворе — общим числом около дюжины, — теперь собрались вокруг общего стола. Высшее руководство, как я понимаю. Я узнала Флайвила, его послушника, Оливера и еще нескольких клириков, лица которых запомнила во время своего недавнего визита. Теперь они выглядели несколько растерянно, но, на всякий случай, держали боевые молоты под рукой.

— Создатель в помощь! — поздоровалась я, пока кучер переносил мои вещи под крышу. — Смотрю, у вас тут весело.

Хаммериты приветствовали меня раздраженными взглядами. Впрочем, они не выглядели удивленными: то ли ждали меня, то ли кто-то уже успел доложить о прибытии.

— Вы как всегда вовремя, госпожа Хранитель, — кисло произнес Флайвил.

— Стараюсь быть полезной, — ответила я, изо всех сил изображая добрые намерения и желание услужить. — Могу ли я чем-то помочь?

— Тайренн. — Флайвил кивнул своему ученику. — Проводи госпожу Хранителя в ее комнату, пожалуйста.

— Я ненадолго. Скоро вернусь.

Меня одарили еще одним холодным взглядом. Я махнула рукой, кучер подхватил пожитки, и мы направились вверх по лестнице вслед за воспитанником Кузнеца-в-Изгнании. Лестница, сколоченная из пропитанных морилкой досок, протестующе заскрипела. Все в этом здании: лестницы, опоры, перекрытия и перегородки, казалось, просто не были рассчитаны на такое количество людей.

Стоит ли навязываться? Какие-то обсуждения, разумеется, велись, но в моем присутствии они тут же умолкли. Похоже, никто здесь не собирался воспринимать пришлую Хранительницу всерьез или принимать предложенную ей помощь. Хочу ли я… нет, скорее, нужно ли мне доказывать свою полезность, или можно обойтись позицией стороннего наблюдателя? Наверное, все-таки, первое: я могу пропустить что-то важное, если все будут меня сторониться и всячески утаивать информацию. Особенно учитывая, что я тут одна и просто физически не могу держать эту компанию под круглосуточным присмотром.

Мое новое временное жилище меня порадовало. На удивление, мне досталась относительно большая угловая комната с двумя окнами, выходящими на разные стороны — внутренний двор и кучу досок с торца здания. Это могло бы оказаться полезным. Судя по продавленным доскам пола и царапинам от когда-то стоявшей на них мебели, помещение было еще одной общей спальней для приезжающих на городские ярмарки селян. От прежней обстановки теперь остались только большая двухъярусная кровать, кресло, комод, стол с парой стульев и старый потрепанный сундук, настолько большой, что мог бы служить отдельным спальным местом. За ширмой расположился колченогий деревянный рукомойник со старинным чугунным резервуаром для воды, а также тазик и прочие жизненно необходимые удобства. В самом дальнем углу стоял массивный, покрытый облупившейся черной краской шкаф с небольшим тусклым зеркальцем на дверце. Вся мебель была настолько старой, обшарпанной и грубо сделанной, что сомнений не оставалось: Дом Розали не блистал даже в свои лучшие годы.

Постельного белья на кровати, разумеется, не было, а одеяло выглядело таким потрепанным, что им было бы стыдно и лошадей укрывать. Плотные шторы явно пытались отстирать, но, наверное, в мире не было мыла, способного совладать с такими застарелыми пятнами и въевшейся копотью. Из ветхой подушки во все стороны торчала соломенная набивка. Мда. Не думала, что хаммериты настолько аскетичны в быту. С другой стороны, деревянные полы были чистыми и даже натертыми воском, а рядом с небольшим камином лежала внушительная вязанка дров. Говорят, чистоплотность сродни праведности, и я была склонна с этим согласиться.

Осмотрев комнату, я вышла на крыльцо и расплатилась с кучером. Уж не знаю, стушевалось ли хаммеритское собрание при моем появлении или просто обдумывало проблему, но, когда я снова открыла дверь, в комнате по-прежнему висело напряженное молчание. Слышался только треск поленьев в камине.

Все взгляды снова обратились в мою сторону, и в них можно было увидеть либо откровенное равнодушие, либо молчаливое неодобрение. Никто не произнес ни слова. Я почувствовала себя шутом, который ошибся адресом и попал на похороны.

Наверное, стоило бы обратиться ко всему собранию, но что-то подсказывало, что никто не захочет меня слушать. Я кожей чувствовала… не неприязнь, нет, скорее, общее раздражение, как от попавшей в глаз соринки.

— Господин Кузнец-в-Изгнании, — подала я голос. — Выслушайте меня. Хотя бы вы.

Этой репликой, произнесенной практически умоляющим тоном, я поставила себя в заведомо уязвимое положение. Но что-то мне подсказывало, что сейчас не самое подходящее время, чтобы требовать. К Хранителям все еще относились с изрядной долей скептицизма, и расползавшиеся по Городу слухи о нас — один безумнее другого — явно не способствовали доверию. В этот момент я хотела, чтобы на меня хотя бы перестали смотреть, как на нахального чужака, лезущего не в свое дело, и для этого должна показать свою полезность.

Кузнец-в-Изгнании молча встал. То ли он предпочел сдерживать эмоции, то ли не хотел портить и без того натянутые отношения, но на его лице, по крайней мере, не было враждебности по отношению к пришлой Хранительнице. Прикрыв дверь, мы вышли на крыльцо под неодобрительные взгляды собравшихся. Того, что кто-то попытается подслушать нас, я не боялась: у меня не было секретов, и я попросила поговорить наедине только лишь потому, что все остальные вовсе не собирались давать мне слово. Скорее, я буду даже рада, если присутствующие погреют уши на нашем разговоре.

Стоял приятный, теплый весенний вечер. Закат уже догорал над городскими крышами, но небо было свежим и прозрачным, без малейшего облачка. Впрочем, моим вынужденным союзникам погода играла не на руку: судя по доносящимся снаружи одиночным выкрикам и общей нервозности стоящих на страже членов ордена Молота, собрание за воротами расходиться не собиралось. Будь погода похуже, и толпа значительно поредела бы. Но увы, если хаммериты не умеют заклинать дождь, — а они не умеют, я была в этом практически уверена — вряд ли кто-то уйдет домой до темноты.

Повернувшись ко мне спиной, Кузнец-в-Изгнании облокотился на деревянную балюстраду, которая огораживала длинное крыльцо постоялого двора.

— Я слушаю, — кинул он через плечо.

Но его, очевидно, куда больше занимали патрули во дворе.

Я встала рядом, облокотившись на перила и опираясь подбородком на сложенные в замок пальцы. Один из дежурных вопросительно взглянул на нас, но Флайвил отослал его. Я сразу выложила на стол карты, без расшаркиваний и обиняков.

— Я правда могу и хочу помочь.

— Я слушаю, — снова повторил он.

— Бьюсь об заклад, что к вам уже подходили юристы, готовые уладить дело.

Кузнец-в-Изгнании хмыкнул.

— Те же самые, что писали обращения для горожан.

— Кто бы сомневался. Эти парни готовы сплясать для всех за лишнюю монетку. Они пустили слух, подбили толпу, наверняка процитировали парочку юридических актов с кучей умных слов, которые эти олухи вообще не поняли. Гарантирую вам, что в судебных архивах Города наверняка найдется прецедент отчуждения права собственности на объект, которым давно не пользовались.

— Вы тратите мое время на очевидные вещи, госпожа Хранитель.

— Как будто до этого вы проводили его с пользой!

Кузнец-в-Изгнании повернулся ко мне и недобро взглянул исподлобья. Я торопливо продолжила, чтобы сгладить прозвучавшую резкость:

— Я знакома с нашей судебной системой только в общих чертах. Но в Городе прецедентное право, и даже моих скромных знаний хватит, чтобы понять одну простую вещь: на каждый прецедент отчуждения найдется прямо противоположный, когда право собственности сохранилось за прежним владельцем или его потомками, — продолжила я. — Меч правосудия — обоюдоострый. Вам невыгодно будет оспаривать их право собственности и порядок наследования. Хотя бы просто потому, что при желании и возможности кто-то ровно так же сможет оспорить и право вашего Ордена на Собор. И не надо так на меня смотреть. Взглядом еще никто никого не убил.

— Предлагаете мне потратить время, средства и может быть даже жизни моих братьев за то, что в итоге отойдет другим?

— Вы же действуете, в том числе, и во имя общественного блага, господин Кузнец-в-Изгнании, разве не так? Ведь ваш Орден гордится тем, что так много всего делает для простых горожан. Ну, например, пытает карманников и шлюх в Крагсклефте. — Я не удержалась и выдала подколку, но собеседник сделал вид, что не заметил. — Так и здесь. Зачистить запретную территорию — значит устранить угрозу. Неужели вы не готовы сделать для нашей общей родины такую малость, и притом с определенной выгодой для себя?

Флайвил проигнорировал мой выпад. Я тем временем продолжила:

— Предлагаю вам просмотреть все прошения, выбрать те, что имеют хоть какое-то юридическое обоснование, и пригласить желающих расчищать территорию вместе с вами. На общих условиях. Перед вами не знать, не дельцы и не воротилы. Вы имеете дело с обычными горожанами, прибежавшими на запах легкой наживы. Просто выйдите и пригласите их поучаствовать. Заключите с ними соглашение, примите их, как полноправных участников проекта. Пусть попробуют войти на запретную территорию и погонять там хаунтов и привидений. Ручаюсь, большинство из них сбегут тут же, а остальные наделают в штаны, едва увидев зомби. Более упорные или жадные дадут задний ход после первой же стычки, как только поймут, что там действительно опасно. Ну а если кто-то останется с вами до конца — что же, полагаю, что они словом и делом докажут свое право на наследство предков.

Мой собеседник молчал.

— Подумайте над тем, что я сказала.

— Хотите показать, что вы полезный человек, госпожа Хранитель?

— То, что на меня можно свалить любую неудачу, делает меня еще более полезной. Не так ли, господин Кузнец-в-Изгнании?

Удивительно, но к моему совету прислушались. Правда, Флайвилу все же пришлось нанять целую армию законников для того, чтобы обрабатывать прошения, выбирать из них наиболее правдоподобные и юридически оформлять условия для желающих поучаствовать. Насколько я смогла понять, в итоге в деле осталось всего лишь около дюжины участников, которые не собирались сдаваться и по-прежнему были полны решимости вернуть назад семейное добро. Тем не менее, последние дни перед тем как запретная территория должна была перестать быть запретной, оказались на удивление спокойными. По крайней мере, никто не орал под окнами. Если, конечно, не считать регулярных утренних построений и упражнений с молотом на открытом воздухе, когда воздух дрожал от звучных «ыых» и «эххх» и треска деревянных мишеней.

Несколько дней я провела, разрываясь между Домом Розали и Цитаделью, доставая, по просьбе Флайвила, некоторые архивные документы, которые могли подтвердить или опровергнуть право собственности некоторых горожан, или работала в своей комнате, сличая бумаги из архивов Хранителей и хаммеритов. Из-за непредвиденных обстоятельств старт проекта откладывался, и я недавно закончила отчет, уведомляющий об этом Совет. А теперь моего внимания требовал еще один важный документ.

Я встала из-за стола и потянулась, чтобы размять затекшие от долгого сидения за письменным столом плечи. Кинула взгляд в окно, которое выходило на торец постоялого дома, и увидела, что Кузнец-в-Изгнании и его ученик снова облюбовали свое обычное место — на груде досок, сложенных в небольшом промежутке между стеной здания и забором постоялого двора. Насколько я могла судить, они довольно часто встречались в этом уединенном закутке. Уединенном настолько, насколько это слово вообще применимо к кишащему хаммеритами клочку земли, где работа и беготня не останавливались ни на секунду. Иногда мне казалось, что Флайвила можно увидеть в нескольких местах одновременно, но свое свободное время он предпочитал проводить со своим воспитанником. В этот раз они не размахивали деревянными тренировочными молотами, а о чем-то тихо разговаривали, склонившись голова к голове. Что ж, видимо, сегодня мне придется его ненадолго отвлечь.

Я взяла незапечатанный конверт с недавно составленным документом, натянула шейный платок на нос, пряча изувеченную половину лица, покинула здание через черный ход и, завернув за угол, услышала обрывки разговора.

— Нет, для боевого молота еще слишком рано… Послушай, инерцию еще никто не отменял. Сначала надо нарастить мускулы. Ты должен беречь себя…

— Но я…

— Твоя главная обязанность сейчас — это беречь себя и учиться. Я и так слишком рискую…

Подняв голову на звук шагов по гравию двора, Флайвил увидел меня и осекся.

— Прошу прощения, что прерываю, — я почему-то немного оробела, не зная, куда деть руки. — Господин Кузнец-в-Изгнании, уделите мне немного времени, будьте так любезны.

— Иди в дом, Тайренн, — Флайвил ободряюще коснулся плеча своего ученика. Тот посмотрел на меня с недоумением и раздражением, но подчинился. — Слушаю вас, госпожа.

Я села на кучу досок. Не так близко, чтобы показаться фамильярной, но и не слишком далеко, чтобы можно было комфортно разговаривать тихим голосом и слышать друг друга сквозь окружающий нас городской гул.

— Во время нашей первой встречи я сказала, что у меня будет только одно условие. Вы его выполняете, и я не могу требовать большего, но все же… Есть одна вещь, которую Орден… то есть непосредственно я упустила. И сейчас я могу только просить об услуге с вашей стороны. Жест доброй воли.

Флайвил слегка повернулся ко мне корпусом, его взгляд потеплел, а морщины в уголках глаз проступили чуть ярче. Похоже, ему понравилось, что я прошу о чем-то. Значит, я все рассчитала правильно. Удивительно, как много людей готовы принять чужие условия, чтобы лишний раз почувствовать теплое и немного высокомерное чувство того, что ты кого-то облагодетельствовал. Даже если это что-то невыгодно для тебя, осознание собственного великодушия греет душу, как хорошее вино. Что же, я — то есть, Орден — действительно упустила в спешке одну очень важную деталь. Но, похоже, выбранная тактика оказалась правильной.

— И о чем же?

— Вот, — я протянула незапечатанный конверт, который все это время держала в руках. Кузнец-в-Изгнании открыл его и пробежался взглядом по ровным рукописным строчкам.

— Вы тоже хотите часть своей бывшей собственности, — усмехнулся он. — И почему я не удивлен?

— Не моей. Ордена. На запретной территории, совсем неподалеку от Собора, находится место, которое называется Грот Хранителей, и оно имеет для нас некое… символическое значение. Поэтому я предлагаю оформить наши права на него. Орден принимает участие в вашем предприятии, оказывая вам поддержку…

— О которой я не просил.

— Вообще-то, кхм, просили.

— Я просил всего лишь об информации! Не нужно приписывать мне то, чего не было!

— Господин Кузнец-в-Изгнании… У нас с вами устная договоренность. Мы не связаны формальными обязательствами. Все, что мы делаем, мы делаем по собственной воле. Проще говоря, никто никому ничего не должен. Поэтому теперь я прошу. Я прошу заключить со мной такой же договор, как и с остальными горожанами.

— А вы умны, — он резко развернулся, и я вздрогнула от неожиданного и стремительного движения. — Загнали меня в юридическую ловушку…

— Я не хочу, чтобы вы так думали, — заверила я.

— Про ум?

— Про ловушку. Трикстер побери, я… — Пожалуй, это прозвучало слишком торопливо и примирительно. — Это правда не так. Тот совет был от чистого сердца. Мы… настолько смирились с потерей Грота, что и думать про него забыли. До недавних пор. И я действительно не имела никакой задней мысли, когда…

— Откройте лицо.

Меня как будто кипятком ошпарили. Кожа покрылась мурашками, щеки и уши вспыхнули, перед глазами все поплыло, а в ушах зашумело. Ну что, Кэсс, доигралась в поддавки? Стоило лишь немного проявить слабость — и ей тут же воспользовались.

— Что?.. — почти пропищала я. Во рту внезапно пересохло, и слова драли глотку, как черствый хлеб.

— Я предпочитаю иметь дело с людьми, которые не прячутся за масками и шарфами. И, подписывая с вами договор, я имею право хотя бы знать, как выглядит мой контрагент. Не надо хлопать глазами. Я требую не так уж и много: просто знать, с кем имею дело.

Полагаю, мне было бы проще раздеться догола… Хотя нет, не проще, ведь магический шар Максимиллиана ударил меня прямо в грудь. Вздохнув, как будто набирая воздуха перед прыжком в полынью, я резким движением сдернула шейный платок с носа, показывая то, чего так сильно стесняюсь.

Алхимики Ордена поработали над моим лицом, шлифуя и обесцвечивая шрамы, но полностью убрать последствия магического удара им все же не удалось. Нижняя часть шеи и зона декольте представляли собой сплошную рубцовую ткань, похожую на заживший ожог. Ближе к подбородку это месиво разделялось на отдельные ветви, подобные отметинам от удара молнии. Чем выше, тем тоньше они становились, обезображивая подбородок, уродуя щеки и деформируя губы.

Я гордо вскинула голову.

— Хотели увидеть? Смотрите…

Голос дрогнул на последнем слове. В носу защипало, и на глазах выступили слезы. Я все еще стеснялась показывать свое лицо другим. Но хуже всего — унизительнее всего! — было видеть, как менялось лицо Флайвила. Любопытство, превосходство и торжество сменилось жалостью и состраданием. Совершенно искренним человеческим сочувствием. Так смотрят на убогих и калек, а я не хотела быть калекой! Не хотела, чтобы меня жалели! Видят боги, да лучше б он насмехался!

Кузнец-в-Изгнании пристыженно опустил взгляд, а его плечи поникли. Когда он снова поднял глаза, то его лицо выражало лишь глубокое сожаление. Я тоже опустила голову, глядя куда-то себе под ноги.

— Я приношу свои извинения, госпожа, — глухо сказал Флайвил.

Я исподлобья взглянула на собеседника. Он смотрел на меня, прижимая ладонь к сердцу в жесте сочувствия. Пальцы другой руки сжимали края неструганной деревяшки. «Похоже, сегодня кто-то потратит вечер на выковыривание заноз», — скользнула в голове мстительная мысль.

— Ниалл, там… — Из-за угла, отчаянно жестикулируя, выбежал послушник Флайвила — Тайренн, кажется, его звали. — Срочно…

Увидев меня, он осекся. Рот юноши сложился в почти идеальную букву «О». Я торопливо нацепила платок обратно на нос, проклиная и себя, и Флайвила.

— Тайренн! — раздраженно рявкнул Кузнец-в-Изгнании, но парень продолжал махать рукой куда-то за угол.

— Простите меня еще раз, госпожа.

Флайвил быстро зашагал за угол вслед за Тайренном, который, перед тем как скрыться, бросил на меня последний любопытный взгляд, а я так и осталась сидеть на досках в полном душевном смятении.

— А как же договор? — крикнула я ему вслед.

— Позже! Когда подпишу! — крикнул он и исчез за углом.

Я решила не рассиживаться слишком долго и, как только кровь отхлынула от лица, а сердце перестало стучать в ушах, поднялась. Сначала я рассчитывала, как обычно, проскользнуть в здание через черный ход, но потом передумала: во дворе было слишком тихо, настолько, что городской шум снова прорвался через привычный гул множества работающих людей. Такая тишина настораживала, и я аккуратно скользнула за угол.

Во дворе происходила немая сцена, вполне достойная кисти художника-баталиста. Хаммериты побросали свою работу: часть высыпала во двор, сжимая рукояти боевых молотов, кое-кто высовывался из окон постоялого двора и мастерских, кто-то застыл возле распахнутых настежь ворот. Всеобщее внимание было приковано к нескольким фигурам в центре двора, где явно назревал какой-то конфликт.

Флайвил вполголоса переговаривался о чем-то с высоким, худощавым мужчиной в красной священнической рясе и с магическим жезлом на поясе. Фраз, разумеется, было не разобрать, но, судя по искаженным лицам и витающему в воздухе напряжению, диалог не доставлял удовольствия ни одному из участников. Неподалеку Тайренн, держащий в поводу огромного черного жеребца напрягся так, что его тело, казалось, вытянулось в сторону двух спорящих мужчин. За спиной неожиданного визитера, как статуи, застыла дюжина хаммеритов. И это были вовсе не обычные служители молота, которых я видела каждый день. Каждый из этих бравых ребят был облачен в сверкающий как зеркало доспех с изображением молота в языках пламени, а их глухие шлемы, похожие на перевернутое ведро, были украшены полосами красной эмали. С плеч незнакомцев свисали ярко-красные плащи, да и вооружены они были не обычными молотами, а длинными копьями и «вороньими клювами».

Похоже, к нам пожаловали какие-то необычные гости. И даже моих скудных знаний о внутренней структуре ордена было достаточно, чтобы предположить: это вполне могла бы быть и хаммеритская инквизиция.

Такое ощущение, что этот день должен был с лихвой компенсировать все спокойствие предыдущих.

Слухи о том, что после истории с Каррасовой ересью Орден Молота создал отряды инквизиции, чтобы выявлять и уничтожать отступников в своих рядах, циркулировали давно. Впрочем, воочию лицезреть этих загадочных бойцов доводилось немногим — и те, кому выпадала такая честь, обычно не были склонны к долгим разговорам и откровенности. Когда-то Хранители пытались поподробнее изучить этот вопрос, но кризис с Каргой и потеря глифов вынудили нас на время отвлечься, а потом и вовсе забыть. И теперь закованные в броню с ног до головы рыцари спокойно маршировали по городским улицам — больше упущение со стороны моего Ордена, конечно же.

Интересно, сколько еще самых разнообразных опасностей мы проигнорировали, будучи всецело заняты выживанием?

Пока я размышляла об этом, привалившись спиной к деревянным перилам веранды Дома Розали, разворачивающийся на моих глазах конфликт медленно сошел на нет. Флайвил махнул своему оппоненту рукой, указывая в направлении постоялого двора, и инквизиторы потянулись внутрь. Мне почему-то показалось, что они двигались нарочито неспешно, печатая шаг и всем своим видом показывая, что пришли сюда надолго. Пожалуй, мне выпал редкий шанс увидеть их в действии и написать об этом в отчете, но я еще пока не могла понять, стоит ли радоваться этому. И, хотя любопытство раздирало изнутри, что-то подсказывало: не стоит сейчас соваться под горячую руку и нахально лезть в ведущиеся под крышей разговоры.

Поотиравшись немного под окнами Дома Розали, я попыталась подслушать разговор в общем зале, но не смогла выцепить отдельные слова из стоящего снаружи и внутри гула. Слишком много голосов спорили, злились, доказывали… Слишком много звуков доносилось снаружи: удары кузнечной кувалды, шум работающего генератора, ржание лошадей словно впивались в мозг, сливались в невыносимую какофонию, от которой хотелось забиться в уголок и прикрыть уши руками.

Поняв, что затея провалилась, я огляделась и уже было собралась обратно в свою комнату, но передумала. На глаза попался Тайренн, который безмятежно поил жеребца из огромной каменной поилки в центре двора. Послушник гладил огромную животину по бархатному лоснящемуся боку, а конь фыркал и жадно хлебал воду. Я подошла ближе. Тайренн заметил меня, приветливо махнул рукой и вымученно улыбнулся. Возможно, если я буду осторожна, то смогу выцепить из него какую-либо информацию о том, что же здесь только что произошло.

— Извини, что напугала тебя сегодня, — начала я разговор издалека.

— Нет-нет, что вы, госпожа… Я не должен был… так отреагировать.

Послушник отпустил повод коня и выпрямился, поглаживая ходящий ходуном круп жадно пьющего животного. На вид ученику Ниалла можно было бы дать не больше четырнадцати. Хоть Тайренн и выглядел более высоким и крепким, чем сверстники, мягкие черты лица говорили о том, что он еще совсем молод. Создатель наделил его блестящей и слегка волнистой черной шевелюрой, красивыми и правильными чертами лица, густыми ресницами, выразительными светло-карими глазами и загорелой, но пока еще по-юношески нежной кожей, на которой уже пробивался темный пушок. Парень чем-то неуловимо напоминал своего наставника. Не то чтобы они были похожи как родственники — скорее, ученик всячески старался походить на своего учителя, подражая его жестам, походке и манере говорить.

— Я серьезно, Тайренн. Все нормально. Я и сама иногда пугаюсь своего отражения в зеркале.

— А что, так заметно было?

Я кивнула. Мы снова посмотрели друг на друга и почти одновременно вздохнули. Это была очень неуклюжая попытка наладить контакт. Впрочем, я никогда не умела общаться с детьми и подростками.

— Мне очень жаль, — наконец признался он. — Не знаю, что и сказать. Я постараюсь больше не смущать вас. Да и Ниалл никогда бы не стал специально унижать кого-то.

Добрый Хаммерит, ага. Так прямо и поверила! Скорее уж Гарретт перестанет воровать, чем на свете появится хоть один сочувствующий служитель молота. Этим ребятам не знакомы понятия сострадания и прощения. Такого просто нет в их религии и мировоззрении, потому что добрых и сочувствующих просто не привлекает их жестокая доктрина. Их священная Книга Догм говорит: «Камень не может знать, зачем долото раскалывает его; сталь не может знать, зачем огонь обжигает её». Если тебя наказали — значит, заслужил. Если произошло что-то плохое — значит, ты наказан и, следовательно, заслужил. Создатель справедлив! Восславь его за то, что вообще жить остался, и не забудь внести пожертвования.

Поэтому я просто коротко ответила:

— Я же говорю, все в порядке. Я привыкла.

Я врала. Конечно же, не привыкла. И никогда не привыкну, скорее всего. Как хорошо, что большую часть времени я могу спокойно прикрывать свое лицо маской или шейным платком. Но Тайренну, а уж тем более его наставнику, знать об этом вовсе не обязательно.

Впрочем, стремление вести себя сдержанно и по-взрослому очень быстро сменилось обычным детским любопытством.

— Это электричество, да? У нас одного парня тряхнуло, и похожие шрамы остались.

— Это магия, — ответила я, зажигая на ладони шарик света. Тайренн шарахнулся в сторону, а черный жеребец заржал, опасливо косясь на меня. Я погасила огонек, а послушник успокаивающе погладил коня по бархатной морде.

— Значит, тебя свои же… — задумчиво произнес он.

Логичный вывод. В Городе до сих пор думают, что Хранители владеют какой-то своей собственной магией, а раз я ношу на себе ее следы, то, значит, мне пришлось сражаться против каких-то отступников или предателей.

— Это неважно, — начала я, но тут же осеклась. Тайренн обеспокоенно смотрел мимо меня куда-то за мое плечо. Я обернулась. Флайвил и тот самый маг с жезлом на поясе спустились с веранды Дома Розали. Кузнец-в-Изгнании что-то говорил, а его собеседник шел молча, с каменным выражением лица. И хотя теперь они шагали почти плечом к плечу, в воздухе все равно витало напряжение. В нос как будто ударил запах раскаленного железа, но, принюхавшись, я решила, что мне просто показалось.

Двое церковников должны были пройти мимо, направляясь, очевидно, в одну из мастерских, но инквизитор неожиданно поменял направление и теперь шел прямо к нам. Тайренн вернулся к своему делу, притворяясь, что ему ужасно интересен пьющий конь, а я стояла рядом, понимая, что прятаться уже поздно.

То, что произошло дальше, было стремительным, как удар кнута.

Поравнявшись с Тайренном, инквизитор, не говоря ни слова, выхватил из-за пояса жезл одной рукой, а другой — ударил послушника раскрытой ладонью по щеке. Флайвил рванул наперерез с твердым намерением заступиться, но как будто натолкнулся на невидимую стену: мужчина поднял вверх раскрытую ладонь, теперь пылающую огнем.

— Ты напоил Йору холодной водой, ублюдок! — прорычал он, убирая жезл обратно и пиная ошарашенного Тайренна носком сапога.

Флайвил схватил инквизитора за рукав и оттащил от скорчившегося в грязи послушника.

Меня накрыла такая ярость, что стало совершенно наплевать на чужую магию. Я бросилась к Тайренну, опускаясь на колени возле него. Парень сидел прямо в густо замешанной сапогами и копытами грязи, ошеломленный, зажимая рот и щеки обеими руками.

— Все будет хорошо, послушай… — я бормотала какую-то чепуху, осторожно касаясь запястий и побуждая его убрать руки от лица. Кожа была холодной и липкой на ощупь, лицо блестело от пота. Когда он медленно отнял руки, я увидела багровый отпечаток ладони на щеке.

Зрачки Тайренна были расширены так сильно, что, казалось, полностью поглотили радужку, а губы посинели. Я взяла его за подбородок и осторожно повернула голову к свету, чтобы получше рассмотреть след. Не похоже на обычную пощечину: по виду отпечаток руки скорее напоминал ожог. Я аккуратно потрясла его за плечи, голова качнулась из стороны в сторону, но сознания в пустых глазах не прибавилось. Тайренн не сопротивлялся, он был похож на тряпичную куклу. Похоже, он был в шоке то ли от боли, то ли от неожиданности, то ли от пережитого унижения, то ли от всего вместе. Я обернулась и уже открыла рот, чтобы обратить на себя внимание, но двум весьма сердитым мужчинам явно было не до женщин и детей.

— Ты пришел сюда бить моих людей, — Флайвил не спрашивал, он обвинял, и его голос звучал жестко и немного отстраненно. Потом он припечатал, как будто вынося приговор: — Ты использовал магию против моего ученика. Я запомню это, Витриол.

— Ты слишком мягок с ним. Будь построже, и он еще скажет тебе спасибо. Ударь по раскаленному металлу — вызовешь искры, — медленно и с расстановкой, как будто цедя слова, проговорил инквизитор. — Ударь человека — вызовешь ярость. Чтобы выковать для себя металл или из себя человека ты должен бить с силой. Разве не так, Флайвил?

— С каких это пор инквизиторы цитируют еретиков?

— А с каких пор обычные священники знают проповеди Карраса?

— На последнем курсе семинарии обычно читают несколько лекций по ереси.

— Вот как? Я проверю.

— Проверь.

Мужчины снова буравили друг друга взглядами, набычившись и широко расставив ноги. Обстановка снова накалялась, и мне совсем не хотелось, чтобы все закончилось дракой стенка-на-стенку. На стороне Флайвила было численное преимущество, зато Витриол мог пустить в ход рыцарей и магию. Магия… Влезать в магическую схватку мне хотелось меньше всего. Гарретт когда-то упоминал, что храмовники бессильны без своих жезлов. И, похоже, сегодня мне придется вспомнить его наставления — и давно забытые навыки карманной кражи, которыми я, похоже, не пользовалась со времен обучения у Хранителей. Молясь всем богам, я аккуратно сдернула жезл с пояса инквизитора, воспользовавшись тем, что тот был полностью поглощен дуэлью взглядов с Кузнецом-в-Изгнании. Стащив опасную штуку, я осторожно закатила ее прямо под лошадиную поилку. Пусть пока полежит там, от греха подальше.

Тайренн наблюдал за происходящим широко раскрытыми и совершенно безумными глазами. Я накрыла его руку ладонью, и после этого, как мне показалось, в его взгляде впервые промелькнула хоть какая-то осмысленность.

— Перестань, Флайвил. Хорошая трепка послушникам только на пользу, — инквизитор первым нарушил молчание, и его тон был спокойным и примирительным. Он как будто рассуждал о чем-то само собой разумеющемся. — Нас с тобой трепали семихвостками, но, думаю, карающая длань запомнится не меньше. Твоему послушнику еще далеко до человека. Разнюнился. Слышишь, ты…

Инквизитор попытался поднять Тайренна за шиворот, но я вцепилась в его руку.

— А это еще что за падаль? — поинтересовался инквизитор и подвигал ногой, как будто раздумывая, не пнуть ли и меня тоже.

Я молча поднялась, отстраненно замечая, что весь подол моей мантии теперь был заляпан грязью.

— Касадра Сильверстоун. Старейшина Ордена Хранителей. Член Совета Хранителей с правом голоса.

— Будешь говорить, когда я тебя спрошу. То есть примерно никогда. У тебя есть три минуты на то, чтобы свалить обратно в свой орден хранителей и осуществлять свое право голоса там.

— А ты попробуй, заставь, — я снова зажгла на ладони световой шарик.

Обращение к магии обычно воспринималось мной как неприятная процедура, к которой я прибегала только в крайней необходимости. Но сегодня жжение в шрамах вызвало эйфорию и восторг. Да и шарик, почему-то, в этот раз загорелся не в пример ярче. Инквизитор схватился за пояс, но обнаружил там пустоту.

— Куда ты дела мой жезл, тварь? — взвизгнул инквизитор, сразу же меняясь в лице.

— Ты его обронил. Поползай немного в грязи — и найдешь, — посоветовала я, стараясь звучать как можно доброжелательнее. — Вставай, Тайренн. Нам пора.

Юноша послушался, но все еще выглядел заторможенным. Я взяла его за плечо и повела к крыльцу, оставив инквизитора и Кузнеца-в-Изгнании разбираться наедине.

Моя одежда была заляпана грязью и, налив для Тайренна воды в кружку, я попыталась отмыться из бочки с дождевой водой, но руки тряслись, и получалось плохо.

Ярость, холодная и жгучая, как магическое пламя, душила меня. И я даже не знала, на кого злилась больше: на высокомерного и жестокого Витриола или на Флайвила, который позволяет так обращаться с теми, кого когда-то взял под крыло.

В любом случае, проект еще не успел толком стартовать, а страсти вокруг него уже разгорались нешуточные. Мерзко, мерзко, мерзко… Я все больше и больше соглашалась с Гарреттом и его словами про очередную опасную ерунду. Но ведь Городу, судя по всему, не привыкать.

В следующий раз я увидела Флайвила и его воспитанника только когда началась операция по зачистке запретной территории. На финальное обсуждение меня, разумеется, не пригласили, но я и без того была слишком занята — многочисленные отчеты и постоянные встречи с агентами не оставляли ни минутки свободного времени.

Поздним майским утром, настолько свежим и чистым, что даже гнилой городской воздух ненадолго очистился от вони и смога, я впервые поднялась на защитные сооружения у стены запретного квартала. Вокруг буйно цвели яблони, груши и вишни, заметая окрестности белыми и розовыми лепестками. Плети ежевики стелились по облеплявшему стену изумрудному мху и расцветали яркими звездочками на живом зеленом бархате. Птицы вили гнезда в трещинах каменной кладки. Отсюда, со стены, запретная территория выделялась ярким живым пятном среди покрытого каменной коростой города. Ветер со стороны заброшенного квартала нес непривычные для города ароматы теплой земли и свежей травы, но, принюхавшись, в нем можно было различить и куда более тревожные нотки: запахи пыли, тлена и пепла. В какой-то момент мне даже померещился тот самый тревожный хрустальный перезвон, который всегда звучит на грани слышимости в местах с языческой магией. Волосы на затылке тут же встали дыбом. По телу пробежала короткая быстрая дрожь, и я осторожно взглянула на своих спутников. Практически все, кто стоял на стене плечом к плечу со мной, выглядели достаточно безмятежно. Только Витриол втягивал носом воздух так яростно, что ноздри у него шевелились. Наверное, инквизитор тоже чувствовал магию… или ее отголоски.

Флайвил был чуть бледнее обычного, но внешне казался довольно расслабленным и куда более спокойным, чем можно было бы ожидать. Оливеру, казалось, вообще было все равно: лысый хаммерит шумно хрустел суставами и потягивался, всем своим видом демонстрируя скуку. Тайренн, опиравшийся на парапет, привстал на цыпочки и всем корпусом тянулся вперед, на запретную территорию. Лицо его выражало крайнее нетерпение, волосы трепетали на ветру, а глаза горели. Отпечаток ладони все еще пылал на его щеке.

Легкое прикосновение к плечу, я обернулась и чуть не поперхнулась от неожиданности. Тихо, как змея, на стену абсолютно незамеченным вполз Гарретт. Среди бела дня! Мой старый знакомый не был вооружен — ну, по крайней мере, не было видно ни лука, ни дубинки. Он даже сбросил на плечи капюшон, и теперь, при ярком свете, каждый мог видеть нити ранней седины в лохматых черных волосах, пересекающий глаз рваный шрам и нахмуренные брови. Вор стоял так близко, что я слышала шелест, с которым его механический глаз менял настройки. Лепестки диафрагмы, защищавшие искусственный зрачок, раздвинулись, открывая черноту.

— Строитель в помощь, благородные господа. Кэсс, привет.

Ответом ему было молчание. Гарретт аккуратно втиснулся между мной и каким-то весьма упитанным хаммеритом с длинными пегими волосами — где-то каштановыми, где-то выгоревшими до песочного цвета, где-то седыми — и неаккуратной клочковатой бородой, которую как будто попытались обрезать тупым ножом. Странно, но такая дерзость, да еще и со стороны вора, коих Хаммериты ненавидели со всем своим фанатичным пылом, была воспринята как что-то само собой разумеющееся. Ко мне эти ребята проявили куда меньше снисходительности, но оно и понятно: Гарретт несколько раз крупно помог Ордену Молота, и благодаря этому моего нечистого на руку друга терпели, пусть и разговаривали с ним сквозь стиснутые зубы. Но я и представить себе не могла, что у него хватит наглости появиться без предупреждения среди бела дня, да еще и занять место в королевской ложе. И я уж тем более никогда не подумала бы, что Кузнец-в-Изгнании это стерпит.

Видимо, проблемы последних недель настолько подкосили его, что он предпочел не ввязываться в конфликт. Хотя, впрочем, я не знала ни одного человека в городе, который хотел бы разозлить легендарного вора. Репутация у Гарретта была хуже некуда.

Так или иначе, Флайвил предпочел притвориться, что не заметил вновь прибывшего, и, слегка повернув голову, спросил:

— Ну что, Шон, начинаем?

Тот самый Хаммерит, которого Гарретт заставил потесниться, поднял руку с биноклем.

— Ждем.

Из разных точек возле стены взлетело несколько зеленых ракет: скорее всего, это были сигналы готовности. Снова тишина и томительное ожидание. Но вот городские башенные часы пробили полдень, и воздух как будто взорвался. Со всех сторон, по дуге, в сторону запретной территории полетели снаряды: то, что я когда-то приняла за накрытые парусиной телеги, оказалось баллистами и катапультами. И теперь они яростно обстреливали давно заброшенные кварталы камнями и взрывающимися зарядами. Трещали ветхие крыши и треснувшие стены, чудом уцелевшие окна рассыпались дождем сверкающих брызг. То тут, то там вспыхивали небольшие пожары. Огонь от зажигательных снарядов змейками бежал по сухостою и прошлогодним опавшим листьям, карабкался вверх по трухлявым стропилам. Струйки дыма поднимались в небо.

Раздался вой и хрип. Сначала это были одиночные звуки, едва слышные откуда-то снизу, из-под старых камней. Но все новые и новые голоса присоединялись к мертвому хору, и скоро стенания десятков полусгнивших глоток достигли живых ушей на стене. Запах застарелой смерти, смешавшийся с гарью, ударил в нос. Те, кому довелось однажды почувствовать запашок зомби — тлен, жировоск и немного гнили, — никогда не спутали бы его с обычной тухлятиной и мертвечиной. Запах зомби, казалось, въедался в окружающую обстановку и пропитывал ее, заставляя все вокруг пахнуть так, как пах бы секционный стол после долгого использования и тщательного мытья. И он был слишком хорошо знаком и Хранителям, и Хаммеритам. Спустя несколько минут желание одновременно заткнуть уши и зажать нос стало нестерпимым. Потревоженная огнем нежить рычала, выла и лезла на свет, где, ослепленная солнечными лучами, становилась легкой мишенью для размещенных на стенах лучников. Хаммериты уничтожали зомби и хаунтов методично, практически играючи, тем более, что, похоже, в их распоряжении были огромные запасы водных и огненных стрел. Призраки, теоретически, были единственными, кто представлял хоть какую-то угрозу для людей на стене, но их костяные снаряды летели слишком медленно и неточно, и лучники успевали прятаться за защитные ограждения. Если какому-нибудь шальному зомби или хаунту удавалось подобраться к стене достаточно близко, в ход шли снаряды с зажигательной смесью. Сбившихся в кучу уцелевших прицельно забрасывали снарядами со святой водой из установленных на стене больших рогаток. На моих глазах разворачивалась самая настоящая бойня, планомерное и беспощадное уничтожение тех, кто должен был упокоиться еще десятилетия назад.

Когда-то заброшенный квартал был уничтожен ордами нечисти и полыхающими повсюду пожарами. Теперь же огонь должен был очистить его.

Зрелище было одновременно и захватывающим, и отвратительным. Хотелось отвернуться, потому что нежить в принципе не самое приятное зрелище, но в тот же самый момент было невозможно отвести глаза, ведь все происходящее приносило глубокое моральное удовлетворение. Всегда приятно видеть, как что что-то грязное чистится, кривое — выпрямляется, неправильное — исправляется, и все становится таким, каким и должно быть.

— Зря я не взял с собой лук, — фыркнул Гарретт, обращаясь ко мне, — помог бы старым друзьям разобраться с мертвяками.

— Показал бы класс, да? — подыграла я.

— Мы и без твоей помощи неплохо справляемся, вор, — влез в разговор его сосед.

Гарретт усмехнулся уголком рта и развернулся к хаммериту.

— Не вся нежить выползла на свет, молотоголовый. Кое-кто ушел подальше в катакомбы, ходы бурриков, канализацию и всякие там… зимние тоннели. И эти ходы настолько длинные и запутанные, что вы будете зачищать их месяцами.

— Не все сразу, мой нетерпеливый друг, не все сразу. То, что происходило десятилетиями, нельзя исправить за пару часов. К тому же, зомби отлично чуют живых и ползут навстречу.

— Учти, что иногда они могут и доползти.

— Вот и я о том же. Мы рассчитываем обойтись без жертв.

— Хороший план. Смотрите, не надорвитесь.

Мужчина хотел что-то сказать, но махнул рукой и достал из кармана небольшое устройство, издававшее мерное тиканье. Судя по всему, компактный механический хронометр. Сверился с ползущими стрелками, почесал голову. Задумался.

Башенные часы пробили четверть второго, и в боевых действиях наступила пауза. Орудия смолкли. Огороженный квартал снова стал тихим, но совсем не мирным: к небу поднимались струйки остро пахнущего дыма, поднятая пыль клубилась на заросших, заброшенных улицах, из разбитых окон вырывалось пламя. Но нежить оттуда больше не лезла.

— Ну что, Ниалл? — обратился он к Флайвилу. — Начинаем зачистку.

— Отряды готовы? — крикнул Кузнец-в-Изгнании куда-то вниз.

В воздух взвилась еще одна сигнальная ракета, на этот раз — синяя. Через несколько минут в районе шлюза прокатилась серия громких взрывов, снося огороженный участок стены до основания и заставляя меня инстинктивно вцепиться в парапет. Когда пыль осела, первые отряды зачистки отправились на запретную территорию через аккуратный пролом в стене.

— Рискованно, — прокомментировал Гарретт, — мы могли бы полететь вниз.

— Уж поверь мне, я в состоянии рассчитать и силу, и направление взрыва, — хаммерит, который стоял рядом с ним, отреагировал на эту ремарку как на личное оскорбление.

— Состояние самой стены оценить сложно.

— Не сложнее, чем взрывать породу в шахте, уж поверь мне.

Гарретт хмыкнул, но продолжать разговор дальше не стал.

Тем временем первые пешие отряды вошли на запретную территорию. По три инквизитора в полном боевом облачении с огромными щитами возглавляли десятки в более легкой броне, которые веером рассредоточились на небольшом участке. Следом за ними через ворота шлюза проехали несколько передвижных баррикад, которыми тут же огородили небольшой участок улицы де Перрин. Рядом с ними я с удивлением увидела горожан, которые когда-то присоединились к Флайвилу: их легко было узнать по отсутствию красного цвета в одежде. Еще одна команда рабочих тем временем начала устанавливать крепления в районе пролома: очевидно, здесь должна будет расположиться вторая пара ворот, огораживающая собственно запретную территорию от «кармана безопасности». Пока инженерные команды работали над укреплениями, штурмовики разбились на четверки и начали прочесывать здания. Вскоре из окна первого дома спустилось ярко-красное полотнище с изображением молота.

На стенах раздались аплодисменты, радостные возгласы и хвалы Создателю. Хаммериты подошли к процессу как к полноценному бою, и теперь искренне радовались первому взятому зданию. Странно, но в нашей ложе повисла недолгая пауза, которую разрядил Шон, тоже захлопав в ладоши. К нему присоединились Тайренн, Оливер и, как ни странно, Гарретт… а потом и все остальные, включая и меня. Не хлопали только двое — Флайвил и Витриол. Первый улыбался, как обычно, почти незаметно, одними лишь глазами; второй сжал губы в тонкую ниточку.

— Благодарю за помощь, — Кузнец-в-Изгнании протянул инквизитору огромную крепкую ладонь.

Тот пожал ее без видимого удовольствия, но все же постарался изобразить улыбку. Получилось не очень, потому что глаза оставались серьезными и остекленевшими. Не берусь судить насчет Флайвила, но вот лично мне от постной рожи Витриола даже стало как-то жутковато. Не знаю, что за отношения между этими двумя, где конкретно каждый из них находится в хаммеритской иерархии и почему Кузнец-в-Изгнании до сих пор терпит эту змеюку в своей вотчине, но не думаю, что помощь мага и десятки рыцарей стоила того. Лично я не готова была согласиться ни на минуту в его компании. К счастью, все последние дни инквизитор старательно меня не замечал и демонстративно отворачивался, стоило мне лишь показаться в поле зрения. Даже сейчас он выбрал место на стене с краю, как можно дальше от меня. Но что-то мне подсказывало, что от этой гадюки стоило ждать укуса в самый неподходящий момент.

— Как насчет прогуляться по запретной территории, господин Кузнец-в-Изгнании? — с преувеличенной вежливостью поинтересовался Витриол.

— С удовольствием, господин главный инквизитор, — ответил тем же елейным голосом Флайвил, кладя руку на рукоять своего боевого молота.

Оливер хрустнул пальцами и повел широкими плечами, разминая мышцы.

— Пожалуй, составлю вам компанию.

Тайренн улыбнулся и отпрянул от парапета, намереваясь присоединиться к ним, но Флайвил строго взглянул на воспитанника.

— А ты куда собрался?

— Но…

— У тебя есть задание. Приду — проверю.

Тайренн тяжело вздохнул и насупился, но возражать не стал.

— А у тебя какие планы на сегодня? — нарочито громко обратился ко мне Гарретт, незаметно для окружающих складывая пальцы в сигнал «прикрой спину».

— Куда ты, туда и я, — кокетливо произнесла я.

Я спустилась со стены, радуясь, что сегодня я решила надеть костюм агентов и маску, полностью закрывающую лицо. Окружающих этот наряд здорово нервировал, но это было мне на руку. Со мной не было оружия, да я, в общем-то, никогда и не держала в руках ничего длиннее обычного кинжала. Приходилось полагаться на магию и на Гарретта, который, как выяснилось, оставил свой лук, колчан и сумку прямо у стены. Закидывая лямку на плечо на ходу, вор обернулся и улыбнулся.

— Давненько я не гулял по улице Де Перрин.

— У тебя сегодня слишком хорошее настроение.

— Сам удивляюсь. Но, как бы там ни было, сегодня отличный денек, чтобы побегать с зомби наперегонки.

— Или провалиться в нору буррика.

— Кстати, а ты хорошо бегаешь, Кэсс? Призраки и хаунты достаточно быстрые твари.

Я не осталась в долгу:

— Главное, не слови в голову шальной кирпич. Тут все разваливается на глазах.

— Да и пауки там тоже водятся. Жирные. И очень ядовитые.

— Да заткнитесь вы оба! — рявкнул шедший чуть впереди Оливер.

Впрочем, и мне тоже расхотелось шутить, как только за нами захлопнулись тяжелые металлические створки шлюза. Из пролома в стене, вокруг которого суетились Хаммериты и гражданские, тянуло чем-то нехорошим. И, подозреваю, дело было вовсе не в зомби и хаунтах, с которыми люди Флайвила так играючи расправились сегодня. Кузнец-в-Изгнании и Оливер достали свои боевые молоты, а инквизитор — магический жезл.

Работа по возведению укреплений на улице Де Перрин шла быстро и слаженно, но не нужно было обладать сверхъестественным чутьем, чтобы понять: страх играл тут далеко не последнюю роль. Люди полагались на сигнальные ракеты со стены: лучники должны были предупредить, если в поле зрения появилась бы недобитая нежить. Отряды работали за укреплениями, и их прикрывали первоклассные воины, но нервозность все равно витала в воздухе. Даже прекрасный весенний день уже не казался таким безмятежным по другую сторону стены. Черные пасти оконных проемов щерились кривыми зубами из выбитых стекол. Уцелевшие вывески были почти неразличимы под серыми саванами из пыли и паутины. Перемешанная с сажей пыль все еще висела в воздухе, раздражала горло, оседала на коже неприятной пленкой и забивала нос так сильно, что через какое-то время я потеряла способность чувствовать любые запахи, кроме гари, плесени и гнили.

А еще запретную территорию наполняли звуки. Странные, непривычные и непонятные. Шорохи. Хрусты. Скрипы. Завывания… Что это, ветер или зомби? Этот отдаленный крик, он откуда: с городской улицы или из какого-нибудь подвала? Кто издает этот странный скребущийся звук, может, это гигантский паук совсем рядом примеривается к будущей жертве? И снова этот перезвон, еле различимый — это магия или просто порыв ветра тронул торчащие в раме стекляшки? Не только я, но и все вокруг поднимали головы, вскидывались, прислушались, принюхивались. Люди не чувствовали себя здесь в безопасности, даже днем, даже после масштабной зачистки, даже под прикрытием баррикад, рыцарей-инквизиторов и лучников на стене. Не представляю, каково здесь было Гарретту. В одиночку. Ночью.

В небо поднялась одинокая красная ракета. Откуда-то из густой поросли за пределами безопасного периметра, неподалеку от стены.

— Что-то пошло не так, — пробормотал себе под нос Гарретт.

Не говоря ни слова, Флайвил и Оливер развернулись и направились к источнику сигнала, продираясь сквозь растущие вдоль стены кусты. Гарретт, не оборачиваясь, последовал за ними, подзывая меня взмахом руки. Мне не хотелось покидать более-менее защищенную зону, но выбора не было.

Двое Хаммеритов ломились сквозь молодую поросль, оставляя за собой отчетливый след из сломанных веток и ярко-желтой пыльцы, которая сыпалась с незнакомых мне цветов. Не думаю, что кто-то собирался нам помешать, запретить или остановить — Трикстер побери, думаю, до нас с вором вообще никому дела не было, — но мы на всякий случай следовали на почтительном расстоянии.

Кусты окончились внезапно, и мы оказались на маленьком заднем дворе. Черные от времени и пламени столбы, облепленные ярко-фиолетовыми грибами на тонких, почти прозрачных ножках, намекали на когда-то стоявшую здесь изгородь. В густой траве еще можно было различить остовы какой-то садовой мебели и небольшие валуны, которые в прошлом были то ли садом камней, то ли колодцем, то ли фонтаном. Я даже не сразу заметила, что в этом кругу была яма, прикрытая досками. И эти доски выглядели куда свежее, чем остатки забора. Древесина уже посерела от времени и непогоды, но тем не менее все еще выглядела достаточно крепкой.

Еще совсем недавно мне казалось, что я потеряла способность различать запахи, но сейчас в нос шибанул запах свежей зомбятины. Боюсь представить, как тут воняло на самом деле. Да и звуки, которые доносились из ямы, было очень сложно перепутать с чем бы то ни было.

Вокруг стояли трое Хаммеритов и рыцарь — одна из четверок, которая отправилась на зачистку. Они даже не удостоили нас взгляда: были слишком заняты тем, что обнаружили.

Флайвил пнул доски носком сапога и заглянул в темноту, но, услышав наши шаги, обернулся.

— Без вас тут, конечно, никак не обойдется, — с досадой отметил он.

— Пришли протянуть тебе руку помощи.

— Сегодня слишком многие тянут ко мне руки, вор.

— Ты про этих? — Гарретт поднялся на цыпочки и заглянул в яму через плечо Кузнеца-в-Изгнании.

Я было подошла ближе, но отпрянула и осторожно опустилась на одно колено. Края казались слишком неустойчивыми. Если уж приходится иметь дело с ямой, полной зомби, то я предпочитаю занимать более надежное положение, чтобы нечаянно не потерять равновесие. Лучше перестраховаться, потому что шансы прожить внизу дольше, чем один удар сердца, равны нулю.

Зомби внизу копошились, как пиявки в ведре с грязной водой. Гарретт достал из своей сумки химический факел и, сломав стеклянную колбу, кинул его в шевелящуюся тень. Странный зеленоватый свет немного разогнал полумрак. Я пригляделась и охнула.

Безумные оскаленные рты, пустые глаза или черные провалы вместо них и тянущиеся руки. Очень много рук. А еще культи, сломанные или вывихнутые под странным углом пальцы. Размозженные головы, свернутые челюсти и изуродованные, скошенные набок лица. Мужские и женские. И бирюзовый — пусть грязный и выцветший, но все еще различимый. Очень много тускло-бирюзового с вкраплениями бронзы.

— Моя рука — медь, мой лоб — свинец. Страдаю я в красной патине, унесённый расплавленным потоком в ужасную вечность, — процитировал Гарретт пророчество об Эпохе Металла, поудобнее присаживаясь на траву рядом со мной. — Когда я был здесь, тут такого не было. И вот этого тоже не было.

Он показал в сторону какой-то кучи то ли палок, то ли мусора, увитую вьюнком и заросшую высокими стеблями неизвестной мне травы с пушистыми зелеными колосками. Я пригляделась. Нет, не мусор, вовсе нет. Десятки порыжевших палиц с навершием в виде шестеренки. Ржавчина сплавила их воедино, возводя жуткий надгробный памятник сброшенным в страшную яму.

— Механисты, — кивнула я, не в силах отвести глаз от кишащей мертвецами ямы. — Конечно, их тут и не могло быть, когда ты гулял по этим местам.

— В точку, моя догадливая подруга. Кто-то пытал еретиков, потом добил их… твердым тупым предметом и отправил гнить сюда. Ну, вполне возможно, что кто-то еще был жив, тут уж утверждать не берусь. И вряд ли их скинули сюда всех сразу. Слишком сложно, слишком заметно. Бьюсь об заклад, их потихоньку привозили по одному-двое, перетаскивали тела через стену и кидали вниз. В рассадник зомби. Чтобы они тоже превратились в нежить и никогда не обрели покоя. Ужасная участь. Отвратительная.

Я попыталась представить себе все, о чем говорил Гарретт, и меня чуть не стошнило. Выжить под пытками и очнуться на дне ямы с живыми мертвяками! Действительно, в такой ситуации живые позавидовали бы мертвым, ведь зомби интересует только живая плоть и кровь.

Флайвил угрюмо посмотрел на нас из-под нахмуренных черных бровей.

— Намекаешь, что это наших рук дело?

— Я всего лишь допускаю, что их забили… ну, допустим, чем-то очень похожим на молот. Дыры в головах, знаешь ли… характерные. Не знаешь, случайно, кто тут в Городе любит кувалдами помахать и не очень-то жалует ребят в бирюзовом?

Гарретту вторил хор стенаний и хрипов из ямы. Подсвеченные зеленоватым светом факела, к нам откуда-то из глубины по-прежнему тянулись десятки рук. И на очень многих из них не хватало пальцев. Меня передернуло от страха и отвращения.

— Послушай, вор, — Флайвил говорил очень медленно и тяжело, как будто ворочал валуны, — у меня выдался очень напряженный день. Очень. Пойми мой намек правильно и заглохни уже.

— Может, мне еще плечи тебе помассировать, чтобы напряжение снять?

— Чтобы снять напряжение, я как раз люблю помахать кувалдой. И она у меня вот как раз случайно с собой. И яма поблизости. И через стену тебя тащить не нужно. Так что прикуси язык, будь так добр.

Гарретт фыркнул, но замолчал, изучая носки своих сапог. Впрочем, ненадолго: через минуту его глаза довольно заблестели. Он увидел что-то интересное на земле.

— Подвинь ногу, — сказал он и бесцеремонно попытался отпихнуть Флайвила в сторону.

Не самые безопасные игры на краю кишащей живыми мертвецами ямы. Впрочем, хаммерит остался стоять, как скала.

— Ну, пожалуйста…

Флайвил громко вздохнул, но повиновался, а вор, присев на корточки и смахнув тонкий слой палых листьев, выковырял из грязи круглую блестящую брошь. Наверное, зацепилась за что-то и осталась на земле, когда очередной труп тащили к краю. Золото, конечно же. Уж золото-то Гарретт всегда и везде увидит!

— Это что за символ? Молот, выгравированный на шестеренке?

— Можно посмотреть? — подал голос Флайвил.

Гарретт протянул ему брошь на ладони, но Кузнец-в-Изгнании почему-то не взял ее — побрезговал, что ли? Задумчиво проведя ладонью над украшением, он кивнул каким-то своим мыслям и пояснил:

— Орден объединения. Самые адекватные из еретиков. Они искали примирения с нами, считали, что мы должны служить Создателю все вместе. Они отказывались убивать моих братьев, так что… Так что их вполне мог бы прикончить и сам Каррас, вор.

— Вовсе нет, Кузнец. Понятия не имею, насколько хорошо его знал ты, но лично мне довелось познакомиться с ним и его методами очень… очень близко. Так вот. Каррас бы сделал из них слуг в масках. Кидать их сюда было бы напрасной тратой превосходного человеческого материала. Он ни за что так бы не поступил.

Я закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться и не обращать внимания на разворачивающуюся где-то над моей головой перепалку между Гарреттом и Хаммеритами. Механистов в Городе больше не осталось. Ни одного. И было бы глупо полагать, что они просто уехали в далекие прекрасные края, чтобы нести слово Карраса дальше. Хаммериты — жестокие и опасные фанатики, дорогу которым лучше не переходить. А лучше вообще не попадаться им на пути. Это известно всем. И всем было абсолютно понятно, куда на самом деле очень быстро «уехали» выжившие последователи сбрендившего мессии. Но размозжить голову — это одно, а вот воспользоваться рассадником древнего проклятья, чтобы превратить кого-то в зомби — это уже совсем другое дело. Живых мертвецов эти ребята ненавидят даже больше, чем язычников и еретиков. Если тот, кто сбросил сюда мертвых Механистов, был Хаммеритом, то у него будут бо-о-ольшие проблемы. Я потерла лоб. В эту сторону и надо рассуждать.

— Есть одно «но», — подала голос я.

Флайвил устало посмотрел на меня сверху вниз, массируя виски.

— Можно в другой раз? У меня от вашей парочки уже голова пухнет.

— Подумай вот над чем. Весь твой проект строится на одной предпосылке: когда Глаз забрали из Собора…

— Когда я забрал Глаз из Собора, — влез в разговор Гарретт.

— …Хорошо, когда Гарретт забрал Глаз из Собора, то сила, поднявшая мертвецов, ушла отсюда. Механисты появились в Городе намного позже. Значит, либо кто-то специально провел языческий ритуал, поднимая зомби, либо проклятие все еще продолжало действовать даже после того, как Глаз покинул это место.

— Теперь твоя голова будет пухнуть еще сильнее, поздравляю! — заключил Гарретт. — Пойдем, Кэсс. Здесь плохо пахнет. Очень плохо.

Когда под вечер я вернулась в свою комнату, у меня было только одно желание: помыться и постирать вещи. Запах мертвечины, казалось, въелся в кожу и волосы. Осевшая на одежде пыль пахла тленом и разложением. Мне не хотелось даже к ней прикасаться: казалось, будто гниль заразна, как моровое поветрие. Я зажгла камин и бросила чайник с водой на решетку. Очень хотелось скинуть с себя пыльные тряпки, но пока не получалось: в комнате все еще было слишком холодно, да и надевать чистую одежду на грязное тело было бы неприятно и непрактично. Дождавшись, когда чайник закипит, я смешала горячую воду с холодной из ведра и снова поставила его греться. Дом Розали был, мягко говоря, далек от комфорта. Мне потребовалось вскипятить воду три раза, чтобы кое-как помыться в тазике, вымыть голову и замочить грязные вещи. Не то чтобы я оттерлась до скрипа, но хотя бы перестала пахнуть как служитель морга после недели напряженной работы с не самыми свежими «клиентами». Переодевшись в чистую мантию, я накинула на шею платок и села писать отчет, но дело продвигалось очень медленно. День выдался уж слишком утомительным. Я попробовала подремать, но стоило лишь смежить веки, как перед глазами сразу же вставала ужасная яма и оскаленные пасти в зловещем зеленом свечении факела.

Флайвил приказал залить их святой водой… Хрипы из ямы доносились даже после того, как на головы бывшим механистам вылили целый бурдюк. Пришлось принести еще. Бр-р-р.

Странно. Старые полусгнившие зомби, которые остались на огороженной территории еще со времен катаклизма, меня не волновали. А вот Механистов было жалко. Они все же больше походили на людей. Да еще эти ужасные раны… Хотя, разве теперь разберешь, какие из них были прижизненными, а какие — посмертными?

Что же все-таки происходило на запретной территории? Катастрофу в Старом Квартале вызвал Глаз, на этот счет и у Хранителей, и у Хаммеритов было полное единение мнений. Флайвил полагал, что проклятие исчезло, как только Глаз перенесли в другое место, но оказалось, что нет. Что это могло означать? Ну, в самом широком смысле как минимум то, что лучше бы Флайвилу заложить пролом камнем, отремонтировать стену везде, где только возможно, и навсегда остаться Кузнецом-в-Изгнании. Но что-то мне подсказывало, что он не остановится. И за этим следовали весьма неутешительные выводы.

Одно дело — убирать последствия давно исчезнувшего проклятия, но совсем другое — распечатывать зону еще действующего. Вести туда людей, среди которых — по моей, кстати, вине — были и гражданские. Разрушать стену. Пытаться вновь сделать пораженный тлетворной магией квартал частью живого, дышащего Города.

Опасность подобных начинаний очевидна. Огороженная зона была источником заразы, способной, при определенном стечении обстоятельств, уничтожить все на своем пути. И, как выяснилось, эта угроза никуда не делась.

Пройдена ли уже та черта, за которой этот проект из потенциально полезного превратился в неминуемую угрозу? Наверное, да. По-хорошему, все это мероприятие нужно было бы свернуть, как только стало понятно: проклятье все еще здесь и ждет своего часа, а умершие там люди превращаются в зомби. Настоящий Хранитель поступил бы именно так.

Именно на этот случай имя Флайвила было внесено в черный список Исполнителей. И я могла бы отдать им приказ хоть сейчас. Вряд ли кучка Хаммеритов, да еще к тому же не ожидающая нападения, смогла бы помешать отряду убийц из Ордена.

Я схватилась за голову и тихо застонала. При одной лишь мысли о том, что я занесла топор над чьей-то шеей, меня начинало трясти. Это ужасно. Нести такую ответственность в одиночку… Наверняка для Орланда или Артемуса это было привычным делом, но для меня решать вопросы жизни и смерти было в новинку. Долг, ответственность и обязательства перед обществом жгли ладони, как горсть раскаленных углей, и соблазн спихнуть их кому-то другому был велик как никогда. Но желающих принять эту ношу не находилось. У всех мало-мальски значимых членов Ордена руки и так были полны своих собственных угольков, и я сомневаюсь, что среди них нашелся бы хоть кто-то, готовый выписывать авансы и давать шансы. Делегировать проблему, по факту, означало бы то же самое, что и самой вынести смертный приговор.

Но я сомневалась и не хотела делать этого. Убийство, пусть даже и чужими руками, все равно будет на совести того, кто принимал решение. И я все еще считала, что черная язва на теле Города должна быть вскрыта и санирована. К тому же, я своими глазами видела стену и знаю, что долго она не простоит. Разумеется, она когда-нибудь рухнет, и, когда бы это ни произошло, это все равно будет самый неподходящий момент. И что тогда? Расползется ли проклятие по всему Городу, как гангрена, или будет просто превращать в зомби всех, кто забредет на его территорию?

Раздался стук. На пороге стоял хитро улыбающийся Гарретт. В кои-то веки он решил войти через дверь, как все нормальные люди. Удивительно! Его появление немного приподняло камень с груди, и я наконец-то выдохнула. Вор был единственным, кого мне сейчас хотелось бы видеть. У него можно было бы спросить совета. Ему я доверяла.

— Выглядишь не очень, — буркнул Гарретт вместо приветствия, бочком проходя в комнату мимо меня.

— Если ты не заметил, то я уже год как выгляжу не очень.

Я захлопнула дверь чуть громче, чем было необходимо. Оконные стекла коротко звякнули.

— Ладно, тогда ты выглядишь очень не очень.

— А ты, я смотрю, знаешь, что нужно говорить девушкам.

— Что есть, того не отнять, — довольно ухмыльнулся он.

Я направилась к закипающему на каминной решетке чайнику.

— Ты что здесь забыл? Шастаешь по территории Хаммеритов, как у себя дома.

— Я везде шастаю, как у себя дома. Ну, честно говоря, меня хотели остановить, но я напомнил, что мне разрешено находиться даже в форте Айронвуд.

— То есть от тебя и здесь не спрячешься, да?

— А зачем от меня прятаться? Я принес бутылку отличного вина, отпраздновать начало проекта твоих молотоголовых дружков.

— Сотерн? — удивилась я, разглядывая изящную вытянутую бутылку с янтарной жидкостью внутри. — Да еще и девятилетней выдержки? Опять обнес винный подвал какого-нибудь высокородного болвана? И с каких это пор тебя заклинило на десертных винах?

— Это боннский сотерн, — уточнил Гарретт и, заметив мой удивленный взгляд, пояснил, — ты не найдешь боннского сотерна более поздних годов. В последний раз подходящие условия для созревания на ягодах благородной плесени сложились девять лет назад. И когда они сложатся опять — неизвестно. Потом тамошние виноделы, конечно, делали неплохое зимнее вино из заизюмленного винограда, но это все не то, совсем не то. Наш барон выкупил остатки партии и теперь хранит их под замком. Так что у тебя есть шанс попробовать то, что не каждый лорд может себе позволить.

Больше всего мне сейчас хотелось напиться и заснуть. И прогнать от себя тяжелые мысли о прошедшем дне.

— У меня даже бокалов тут нет. Только кружка, и то одна.

— Не страшно, кто-то может пить из горла.

— Это безумие! Пить дорогущее вино из запасов самого Барона… из глиняной кружки!

Я лихорадочно осматривала комнату в поисках хоть чего-то более подходящего, пока Гарретт не взял меня за плечи и не потряс легонько.

— Кэсс, Кэсс, посмотри на меня. Ну же! Не забивай себе голову всякой ерундой. Нет никаких правил. Кто сказал, что вино лучше, когда пьешь его из бокала?

Я пожала плечами.

— Ну, например… все?

— Конечно, потому что стеклодувам надо продавать свои товары. А лордам надо хвалиться друг перед другом. Они тебе расскажут, что на вкус влияет и толщина стекла, и даже его цвет… Врут! Когда я выбрался из Утробы Хаоса, то лежал на снегу и думал, что вот сейчас я умру… Плакал от жалости к себе. Не знал, что даже пустая глазница может плакать. Ну а потом я все же встал и побрел. Ставишь одну ногу перед другой. Еще шаг, и еще. Пришел домой, скинул промокшие насквозь тряпки — они аж задубели на морозе, — зажег камин и открыл первую же попавшуюся бутылку. Обычное дешевое пойло, но каким же вкусным оно мне тогда показалось! Так вот, Кэсс. Ни год, ни сорт винограда, ни выдержка не влияют на вкус вина так, как твой разум и обстоятельства. А обстоятельства сложились так, что, судя по твоему виду, тебе очень нужно выпить. Так что подставляй кружку и не выделывайся.

Мы снова сидели у камина плечом к плечу, молча смотрели на тлеющие головешки и цедили неприлично дорогое — скорее, даже бесценное — вино: я из глиняной кружки, а Гарретт — прямо из горлышка. На город опускались сумерки, но никому из нас не хотелось вставать и зажигать свет.

— Ну как? — нарушил молчание вор.

— Либо оно просто божественное, либо мне действительно очень надо было выпить.

— Я думаю, все-таки первый вариант. Оно действительно божественное. Позаимствовал эту бутылочку у одного торговца редкостями, но теперь уже всерьез подумываю над тем, чтобы наведаться прямиком в винные погреба Барона. Ну, расскажешь, наконец, кто тебя обидел? На тебе прямо-таки лица нет! — хмыкнул Гарретт и толкнул меня локтем в бок.

— Гарретт!

— Ладно-ладно, только нижней половины!

— Гарретт!

— Хорошо, хорошо…

Я набрала побольше воздуха в грудь.

— Я боюсь, что после того, что я видела сегодня, мне придется… остановить проект. Проклятие все еще действует.

— И?

— Что — и? Это опасно. Ты же сам когда-то назвал эту затею опасной ерундой! Так вот, мало того, что эта самая ерунда теперь вовсе не ерунда, а очень даже серьезное дело, так оно еще и стало раз в десять опаснее. Если любой труп на запретной территории превращается в зомби, то она должна оставаться закрытой! Точка. Люди там точно жить не должны! Как ты себе это представляешь?

— Ну, ладно. Просто отдай приказ. Твои руки останутся чистыми.

— Я просто не хочу этого делать, понимаешь?

— Тогда пусть он продолжает, в чем проблема?

— В этом-то и проблема, умник. У меня нет никаких рациональных аргументов за то, чтобы продолжать. А я все чего-то мнусь. Я неправильный Хранитель.

— Да повзрослей ты уже, наконец! Нет правильных Хранителей! Орден нахваливал беспристрастность как самую главную ценность, как основу баланса. И где, Трикстер его побери, теперь этот ваш Орден? Правильно, в том самом месте. Идеальной беспристрастности нет. И идеального баланса нет. Мир — это не стеклянный шар, который покатится в пропасть, стоит его лишь чуточку подтолкнуть. Это закрепленная одним концом пружина, которую боги когда-то согнули, а потом резко отпустили, и вот она теперь постоянно дрожит и качается из стороны в сторону. И остановится только тогда, когда остановится сама жизнь. Ты не хочешь лишних смертей — это нормально. Ты не хочешь препятствовать потенциально полезному делу — это тоже нормально. Ты не видишь никакой непосредственной угрозы — и опять же, я с тобой согласен. Я б навешал тебе на уши всякой лапши про «слушай свое сердце» и прочую такую ерунду, но… Смысл на самом деле в том, что ты можешь поступать, как тебе захочется — и это будет правильным. Потому что мы никогда не узнаем, как было бы, поступи ты иначе. И только конченые идиоты вроде Орланда считали, что уж они-то точно знают, что именно надо делать и как конкретно будет лучше для всех. А если вот такой вот почти всемогущий и почти беспристрастный идиот еще и сострадания не имеет, то из него вылупится какая-нибудь дрянь, вроде Карги. Она — закономерный итог деятельности вашего ордена.

Гарретт замолчал и сделал большой глоток. Его руки немного тряслись, и поэтому горлышко бутылки ударилось о зубы. Немного помолчав, он продолжил:

— Слышала поговорку: «Все, что ни делается — к лучшему?». Ты не знаешь, как на самом деле будет лучше. И не можешь этого знать. Поэтому просто действуй. А потом — помяни мое слово — обязательно настанет момент, когда ты скажешь «хорошо, что я тогда не…» Что бы ты ни сделала. Вот и весь мой совет. Если считаешь нужным — отдай приказ Исполнителям, хоть прямо сейчас, я не буду тебя отговаривать. Хочешь — выжидай и наблюдай. Хочешь — помогай. Это твое решение.

— Хорошо, — начала рассуждать я. — Если допустить, что любой труп на запретной территории превращается в зомби, то оптимальным вариантом было бы ее зачистить, укрепить стену и никого больше не пускать внутрь. Пускай так и стоит, пока действует проклятье.

— Мне кажется, ты меня не слышишь…

— Я просто рассуждаю вслух. Я… хотела попросить тебя кое о чем, — осторожно начала я. — Знаешь, мне тут в голову пришла одна идея. Не мог бы ты… я понимаю, это звучит странно, но не мог бы ты поговорить с Глазом? Ты ведь слышишь его.

— Ты правда думаешь, что он со мной общается? Как мы с тобой сейчас? Нет, тут все гораздо, гораздо сложнее. Он насмехается, пытается манипулировать… Ему нельзя верить. Глаз преследует свои цели, и я не уверен, что очистка огороженного квартала в них входит. Если уж он действительно наслал то самое проклятье, то я готов поставить золотой против драного ботинка, что он не захочет его снять.

— Но все же…

— Я не могу тебе ничего обещать. Но я попробую.

— Спасибо. Если бы не ты, я бы, наверное…

Я уже готова была начать пьяные речи, за которые потом всегда бывает стыдно, но меня спас стук в дверь. Громкий и уверенный. А еще крик: «Я знаю, что ты здесь, вор!»

— Вокруг тебя вьется слишком много мужиков с молотками, Кэсс. — Гарретт распахнул окно и высунул одну ногу на карниз. — Это мешает нашей дружбе. Похоже, мне тут не рады.

— Открывай! — донеслось из-за двери.

Я вопросительно посмотрела на Гарретта. Тот кивнул, и я осторожно отодвинула засов.

В щель тут же просунулась нога, и меня оттеснили в сторону. Послышался звук натягиваемой тетивы. Сидя на подоконнике, Гарретт дал понять, что, в случае необходимости, вполне успеет пустить стрелу и скрыться.

Я тут же захлопнула дверь за вошедшим — это был Шон — и задвинула засов. Нам двоим хватит и одного рязъяренного Хаммерита. Только сейчас я поняла, что встретила гостя без маски, и поэтому быстро натянула шейный платок на лицо. Впрочем, особого смысла в этом, конечно, не было. Наверняка уже каждая собака знает, что именно приблудная Хранительница прячет под маской.

Активировав магическое зрение, я быстро осмотрела окрестности. Все было в порядке. По крайней мере, нигде не проглядывалось ни красных всполохов угрозы, ни голубых пятен магии. Демонстративно подняв руку, я зажгла на кончиках пальцев маленькую голубую искорку. Не угроза. Просто демонстрация способностей.

Казалось, Шона переполняла ярость: он тяжело дышал и переминался с ноги на ногу, сжимая кулаки, но тем не менее старался сдерживать себя. Представляю, какой разгром творился бы сейчас, если бы Гарретт не дал ему понять, что мы тоже способны за себя постоять. В очередной раз убеждаюсь, что Хаммериты — дикие и агрессивные фанатики, которые понимают только отпор и силу.

Осмотрев диспозицию — Гарретт перекрывает возможный путь наружу через окно, а я дышу в спину магией, — Шон поднял руки вверх и примирительно крикнул:

— Эй, эй! Ладно! Я пришел поговорить!

— Тогда мог бы зайти и повежливее, — парировал Гарретт, убирая лук, но все еще оставаясь на подоконнике.

На всякий случай. Вор, разумеется, был весьма осторожен и точно бы не позволил поймать себя в ловушку в запертой комнате. Кивнув мне, он продолжил:

— Мы с подружкой люди мирные, но нервные, так что не делай резких движений, ладно?

За спиной у Шона я показала знак «все чисто» и вздохнула: этот день оказался слишком долгим. Я предпочла бы выспаться, чтобы выгнать из головы хмель, а не принимать непрошенных гостей.

— Ты прав. Я был слишком резок. Извини, вор.

Впрочем, в его голосе не прозвучало ни малейшей нотки сожаления.

— Меня зовут Гарретт.

— Я в курсе. Слушай, Гарретт. Мне сказали, что ты сегодня кое-что нашел на запретной территории.

— Что нашел, то по праву мое.

— Не твое, — буркнул Шон себе под нос, но я все же расслышала. Да и Гарретт, думаю, тоже: слухом его боги не обделили. — Ты нашел эту вещь. Но она не твоя.

— Но и не твоя тоже, молотоголовый, — хмыкнул Гарретт.

— Меня зовут Шон.

— Можешь подать на меня в суд, Шон. Или можем договориться о цене. Как нормальные цивилизованные люди.

— Я согласен, — поспешно заявил Хаммерит.

Зря! Слишком быстро согласился, слишком явно демонстрировал свой интерес. Теперь Гарретт наверняка сдерет с него три шкуры.

Шон выглядел слишком беспокойно. По подрагивающим ноздрям и выступившим на лбу капелькам пота можно было бы предположить, что он очень сильно переживает. Сначала вспышка ярости, теперь тревога — как только он понял, что брошь Механистов уплывает из рук. Гарретт же, напротив, теперь сидел на подоконнике совершенно расслабленно, поигрывая кинжалом.

— Брошь редкая, наверняка найдется коллекционер, который захочет ее купить.

— Я тот самый коллекционер. Это… Это памятный предмет.

— Ну, тогда тебе придется раскошелиться. Хотя откуда у Хаммерита деньги?

— Я не член Ордена.

Только сейчас я поняла, что, хотя Шон и носил одежду красного цвета, она не была украшена уже ставшим мне привычным символом молота.

— Вот так новость! — прищурился Гарретт. — А кто же ты тогда?

— Frater laicus, светский брат. Помогаю, когда ордену нужна моя помощь. Я хороший инженер и взрывник, и поэтому деньги у меня есть. В шахтах хорошо платят. Я не буду торговаться, вор. Так сколько ты хочешь?

— Пять сотен.

— Три.

— Ты же сам сказал, что не будешь торговаться, — напомнил Гарретт. — И, кстати: еще раз забудешь мое имя, и я накину сотню сверху. Но тебе повезло, что я сегодня датый и добрый, и поэтому мне лень общипывать тебя, как кухарка — куропатку. Ну, так что скажешь?

— По рукам, во… Гарретт.

— Готовь деньги, Шон. Как будешь готов — скажи об этом Кэсс, и я сам найду тебя. До встречи, — попрощался Гарретт и выскользнул в окно.

Мужчина посмотрел на меня и почесал пегую бороду, которая неаккуратными клочками спускалась ниже ключиц.

— Он всегда такой?

— Обычно он еще хуже. Тебе повезло. С Гарретом нужно десять раз подумать, прежде чем что-то говорить. Ну, что? Ты так и будешь тут стоять?

— Послушай, это реально очень важно…

— Ты можешь ему верить. Гарретт — вор, но свое слово держит железно. У него репутация.

«Интересно, чего они так переполошились из-за этой броши? — думала я, закрывая за Шоном дверь. — Не хотят, чтобы информация о фракции объединения просочилась в светский мир? Да всем уже давно наплевать на Механистов. Тогда что? Зачем покупать совершенно не магическую безделушку за цену, в десять раз превышающую стоимость металла, из которого она сделана?»

Похоже, что не только у Флайвила выдался сегодня напряженный день.

На следующее утро я проснулась поздно и некоторое время лежала в кровати, не понимая, что же меня смущает. Рассеянный свет струился сквозь грязное приоткрытое окно, через которое вчера сбежал Гарретт, и в лучах света танцевали пылинки. Зеленая муха с громким жужжанием билась о стекло. Где-то вдалеке — может быть, даже на соседней улице — заполошно вопил петух. Звонко процокали по брусчатке лошадиные копыта, свистнул кучерский хлыст. Все было как обычно, я не чувствовала никакой угрозы, но что-то определенно было не так.

Спустя несколько минут сонных наблюдений и размышлений, я, наконец, поняла что.

С улицы не доносилось привычного рабочего шума. Я настолько привыкла к постоянному гомону, стуку молотов и визгу сверл снаружи, что сегодня проснулась из-за тишины. Тишины, которая позволила мне расслышать те звуки, которые я при обычных условиях не расслышала бы никогда. Очевидно, Хаммериты, по своей старой привычке, встали ни свет ни заря и направились на запретную территорию. Теперь основная их деятельность велась там.

Накинув мантию, я приступила к утренним процедурам и уже расплетала косу, когда в дверь раздался вежливый стук. Наученная вчерашним горьким опытом, я осторожно спросила из-за закрытой двери:

— Кто там?

— Это я, госпожа Хранитель, — послышался знакомый голос. — У меня подписанный договор.

— Минутку, — я заметалась по комнате, приглаживая волосы и ища шейный платок, который, как назло, куда-то запропастился. Плюнув, я решила оставить все как есть — в конце концов, он уже видел мои шрамы. Так какая теперь разница?

Флайвил стоял на пороге с конвертом в руках. Он, по своей привычке, выглядел безупречно. Черный гамбезон как будто только сегодня забрали от портного. Сапоги начищены. Прическа уложена волосок к волоску. Короткая борода — скорее, даже длинная щетина — аккуратно подстрижена.

Я ожидала, что он просто отдаст мне конверт, но, к моему удивлению, Кузнец-в-Изгнании осторожно спросил.

— Можно войти?

— Проходите, — я смутилась своего затрапезного вида, растрепанных волос и опухших от сна глаз, но изо всех сил старалась не показывать вида. — Будете завтрак? Сегодня я вряд ли буду разжигать камин, поэтому кофе не предложу, но есть холодный чай, хлеб и яблоки.

Флайвил поколебался, но все же сделал шаг вперед. Трикстер меня подери, и зачем я только это ляпнула? У меня же только одна кружка, да и та грязная после вчерашней дегустации редких вин в компании с Гарреттом. На мое счастье, Флайвил, подумав немного, отказался. Он сел за стол, кивая мне на стоящее неподалеку кресло.

— Садитесь, госпожа Хранитель. У меня к вам дело. Во-первых, вот, — он положил на стол конверт. — Во-вторых, вот это. Шон просил передать.

К конверту прибавился увесистый кожаный кошелек.

— Здесь ровно пятьсот.

— Спасибо, я передам это Гарретту. Что-то еще?

— Я хотел еще раз извиниться за свою неуместную настойчивость.

Разговор был ужасно неловким, официальным и неуютным. Я как будто находилась в каком-то казенном здании, и на секунду в нос даже ударил сладковатый запах пыли, бумажной трухи, сургуча и клея. Флайвил смотрел прямо перед собой, как будто надеялся прочитать тайны мироздания в годичных кольцах на некрашеной древесине стола, да и я тоже старалась не пересекаться с ним глазами. Все было так… странно. Из всех тех, кто сейчас находился в Доме Розали, именно с ним мне было сложнее всего разговаривать, особенно после того… инцидента на куче досок.

Уже несколько раз наш диалог, даже если начинался нормально, сворачивал в какие-то совершенно неожиданные дебри, и в итоге искры летели во все стороны. Ни с кем другим мне не приходилось так тщательно выбирать и обдумывать слова, но раз за разом все заканчивалось либо неловкими моментами, либо стычками по каким-то несерьезным поводам. Наши беседы теперь казались мне прогулкой по канату. И все же… все же мне хотелось установить хоть какой-то более-менее нормальный, стабильный стиль взаимоотношений, чтобы их не шатало от выхолощенного официоза до нелепицы и обратно.

— Извинения приняты, — я кивнула.

Но Флайвил все еще не собирался уходить. Эта беседа определенно затягивалась, а значит, грозила снова выйти за рамки официального обмена любезностями. А это была очень скользкая тропа. Я почувствовала себя так, будто вступаю на тонкий лед в бальных туфлях с плоской подошвой: либо поскользнусь, либо провалюсь.

— У меня не было времени поблагодарить вас за то, что вступились за моего воспитанника, подумав, произнес он, прижимая руку к сердцу. — Спасибо.

От воспоминаний о том, как Витриол ударил мальчишку магией, у меня снова сами собой сжались кулаки и всколыхнулось старое чувство обиды и несправедливости. «Ну все, понеслась», — мелькнуло где-то на краю сознания. И зачем только он поднял эту дурацкую тему?

— Пожалуйста, — ответила я и с тем же самым официальным спокойствием ляпнула то, чего от себя совершенно не ожидала: — Кто-то же должен был остановить его.

Флайвил вскинулся, а я обреченно подумала, что все снова пошло по тому самому месту. Ну почему именно с ним мне так сложно?

— Послушайте, госпожа Хранитель, не все так просто. В Ордене есть своя иерархия, временами очень сложная… И послушники на самом ее низу. Порка и обет молчания…

— Это не была порка.

— Но это было заслуженно. Тайренн действительно мог навредить коню, напоив ледяной водой.

— А Витриол мог навредить ему.

— К сожалению, Тайренн слишком спешит действовать. Делать, не думая.

Ну надо же, какой заботливый нашелся! Мое недовольство и обида за хотевшего как лучше мальчишку поднимались в груди тяжелой волной гнева. Флайвил, тем временем, продолжал:

— Инициатива может выйти ему боком, учитывая… — он осекся. — Поэтому, это все для его же блага. Ему просто нужно перетерпеть и вырасти…

Я не вытерпела и вскочила с кресла. Злость плеснула через край. Прядь распущенных волос упала прямо на глаза.

— Чтобы потом бить других, да?

Флайвил нахмурился и тоже встал. Черные глаза нехорошо сверкнули.

— Не вам спорить с моей верой, госпожа Хранитель.

— А то что? И меня тоже выпорете, господин Кузнец-в-Изгнании?

Слова вырвались прежде, чем я успела прикусить язык. Проклятье! Кажется, я только что ляпнула что-то очень двусмысленное. Надеюсь, Флайвил слишком набожен, чтобы разглядеть этот скабрезный второй смысл, который я совсем не вкладывала. Но о котором, конечно же, подумала сразу после того, как слова повисли в воздухе. Впрочем, уши у Хаммерита покраснели, ну, или мне так показалось из-за падающего луча солнца. Он встал, грохотнув стулом, отвернулся и бросил через плечо:

— Это не ваш устав и не ваш монастырь, госпожа Хранитель. Никто вас здесь не держит. Как вы справедливо сказали, у нас нет обязательств друг перед другом.

— Ошибаетесь, — я кивнула в сторону лежащего на столе конверта. — Теперь все как раз официально.

Дверь захлопнулась. Стекла обиженно звякнули.

Оставшись в одиночестве, я некоторое время сидела, уставившись в одну точку: на подрагивающие от волнения пальцы. Потом переоделась в обычное платье горожанки, чтобы не сильно выделяться на городских улицах, расчесала волосы и уложила их в пучок на затылке, надела шляпку с длинной вуалью и вышла на улицу. Мне еще предстояла встреча с Гарреттом.

Я знала, что очередное логово вора находилось где-то в Старом Квартале, то есть, совсем недалеко отсюда, но мне пришлось основательно поплутать по темным переулкам, где верхние этажи нависали над мостовой, крадя последние крохи солнечного света. Здесь не было опасно для чужаков — по крайней мере, днем, — но разило бедностью и тихим, парализующим волю отчаянием. Бледные, изможденные женщины с восковыми лицами провожали меня равнодушными взглядами, развешивая на натянутых поперек улицы веревках покрытое заплатками тряпье. Чумазые дети копошились на мостовой, в тени нависающих верхних этажей. Группа малышей лет четырех-пяти тыкала палками в мертвую крысу, перебрасываясь такими ругательствами и скабрезностями, что уши в трубочку сворачивались. В сливных желобах вдоль улицы стояла мутная белесая вода с плавающими ошметками, которые совсем не хотелось разглядывать. Весь переулок был пропитан запахами тушеной капусты, лежалого мяса и прогорклого жира.

Гарретт снимал комнату на верхнем этаже доходного дома, как будто составленного из нескольких слепленных вместе убогих строений. По крайней мере, расположение комнат, коридоров и лестниц представляло собой неразрешимую головоломку для любопытных чужаков. Войдя в здание через завешенный куском бурого холста неприметный вход с одного конца, я прошла сквозь анфиладу комнат, заполненных рядами деревянных нар. Здесь остро пахло немытыми человеческими телами, а из затоптанных половиц при каждом шаге в воздух поднимались облака пыли и прыгали во все стороны потревоженные земляные блохи. В итоге, поплутав немного, я вышла с другого конца, так и не встретив ни единой лестницы наверх. С этой стороны здания на первом этаже располагалось что-то вроде харчевни. Сейчас обеденная зала была пуста и покинута: очевидно, ее обычные посетители были сейчас на улицах, пытаясь заработать лишний медяк и прожить до следующего дня. Камин был вычищен, стулья — подняты на столы, а у входа стояло ведро с тряпкой и мутной водой. Все двери и окна были открыты, но свежий воздух не ощущался: в этих переулках его попросту не было. Я спустилась во внутренний дворик по щербатым ступенькам.

Сидя на низенькой деревянной скамеечке, какая-то простоволосая женщина, закатав рукава до локтя, промывала мясные объедки в тазу с уксусной водой, даже не пытаясь отгонять жирных мух. Целый рой их вился вокруг, а она лишь изредка дергала руками или плечами, спугивая тех, кто пытался сесть на открытую кожу. В мутной жидкости плавали обглоданные кости с ошметками мяса. Вторая порция, щедро сдобренная чесноком и луком в попытке отбить неприятный запах лежалой еды, уже обжаривалась в огромном казане на открытом огне. Меня затошнило. Рядом молодая девушка резала огромным ножом жухлую прошлогоднюю капусту.

— Чего изволите, дамочка? — махнула она тесаком и улыбнулась.

Несмотря на совсем юный возраст — вряд ли больше шестнадцати, — девушка уже носила на себе страшные знаки этого места: у нее не хватало нескольких передних зубов, кожу избороздили оспины, а перехваченные лентой волосы были тусклыми и серыми. Кожу на ее руках покрывали цепочки ярко-красных воспаленных точек… Фу, клопы! Меня передернуло от отвращения.

— Ищу квартиранта. Мужчина, лет сорока. У него большой шрам, пересекающий глаз.

Возможно, будь я мужчиной, мне бы не ответили: в таких районах всегда развито чувство локтя, и своих защищают до конца. Но я была женщиной, на улице был белый день, и, видимо, ситуация не вызвала подозрений у моих собеседниц. Поэтому девушка, все еще продолжая ловко разделывать увялые кочаны, сообщила:

— Так это не здесь. Это вам надо налево и дом обойти. Там будет вход в подвал, оттуда ступени наверх, потом направо по коридору и в конце увидите лестницу.

Я тихо вздохнула: путешествие в городские трущобы и так занимало куда больше времени, чем хотелось бы. Да и впечатлений хватит на пару недель кошмаров.

Грязный подвал, в который я спустилась, был, видимо, дном этого дна. Воняло здесь так, будто местные жители не утруждали себя поисками отхожего места и испражнялись прямо сквозь прутья решетки водостока в полу. Свет и свежий воздух проникали сюда только через дверь: тут не было даже подвальных окошек под потолком. На нарах, расположенных в три ряда вокруг стен, и даже прямо на полу, завернувшись в тряпки, спали или глядели пустыми глазами в потолок те, для кого даже виденные мной ранее грязные комнаты были непозволительной роскошью. Закутавшись в рваное, вонючее тряпье, они провожали меня тоскливыми взглядами. Они с радостью бы обобрали меня до нитки и прирезали, но, на мое счастье, были уже слишком слабы и истощены для полноценного нападения.

С облегчением покинув это место и поднявшись по ведущим наверх ступенькам, я прошла по коридору — трухлявые доски пружинили и скрипели под ногами — и остановилась перед лестницей, про которую говорила девушка. Надо признать, что она все-таки не была приставной: с правой стороны располагались перила, а ступени были достаточно широки, чтобы на них можно было поставить ногу. Однако, узость и крутизна всей этой конструкции вступала в прямое противоречие с тем, что я до этого знала о лестницах. Заканчивалось странное сооружение возле люка в потолке.

Стараясь не путаться в длинном подоле — навернувшись с такой высоты, вполне можно и шею себе сломать, — я поднялась и толкнула люк, но он был закрыт. Впрочем, практически сразу же послышался шум отодвигаемого засова, крышку откинули, а в отверстии показалась мужская голова. Я разочарованно выдохнула: это был явно не Гарретт.

— Вам чего, дамочка? — спросил он, с громким звуком почесывая давно не мытую голову.

Я повторила описание Гарретта, и мужчина посторонился, пропуская меня.

Здесь, на втором этаже, было чище и свежее. Людей было не так уж много, и, судя по всему, я находилась в более дорогих помещениях. Вряд ли слово «дорогой» вообще может быть применимо к этому проклятому всеми богами месту, но здесь было куда больше света и воздуха, а вдоль стен стояли двухъярусные кровати и сундуки. Публика выглядела достаточно… ненадежной, но куда более успешной, чем все, кого я встречала до этого. Могу предположить, что это были воры, шулеры и мошенники средней руки, достаточно удачливые для того, чтобы позволить себе не ночевать вместе с опустившимся уличным сбродом, но все еще не успевшие заработать на отдельную комнату.

Мужчина галантно подал мне руку и помог выбраться из люка, улыбаясь и показывая кривые, темные зубы. Я, в свою очередь, охотно приняла предложение, порадовавшись, что надела длинные перчатки выше локтя.

Здесь и сейчас мне не нужно было бояться: эти люди достаточно умны для того, чтобы не гадить там, где спят. Ко мне будут присматриваться, пока не решат, что я не способна оказать сопротивление и за меня некому заступиться. А я совершенно не собиралась показывать им этого. А вот если Гарретт вдруг не захочет со мной общаться… что ж, тогда у меня будут бо-о-ольшие проблемы, и магия мне в помощь.

Кривозубый показал на какую-то перегородку, не доходившую до потолка на целый локоть, и дверь в ней.

— Вам туды, — гоготнул он. — Можт, он и у себя.

За дверью, однако, снова оказалась лестница наверх, на этот раз — приставная. В маленьком закутке лежали какие-то пыльные тюки, мешки и ящики, и я порадовалась, что здесь никого нет: не знаю, как бы я отреагировала, если бы кто-то попытался заглянуть мне под юбку, пока я карабкаюсь. Возле люка была на веревке привязана колотушка, и, вцепившись одной рукой в перекладину, я постучала. Ответ последовал не сразу:

— Кто там? — буркнул знакомый баритон.

— Это я, Кэсс.

— Что тебе здесь надо? — удивился Гарретт, открывая люк.

Я не ответила, осматриваясь. Гарретт умел селиться со вкусом. Только вкус у него, разумеется, был своеобразный. Моего друга не интересовала престижность квартала, его расположение, соседи, архитектурные излишки и изящество внутреннего убранства. Его даже комфорт не интересовал. У него были совершенно другие соображения, и комната на чердаке этим самым соображениям соответствовала полностью.

Окна на три стороны, причем из одного из них — выход на более низкую крышу, а из другого — в пустой и темный переулок. Не удивлюсь, если где-то под подоконником спрятана надежно закрепленная веревка. Вход через приставную лестницу и люк, который легко заблокировать, просто поставив на него что-нибудь тяжелое. Если запахнет жареным, ускользнуть будет легче легкого, а преследователи потратят кучу времени просто для того, чтобы проникнуть в его логово. Я более чем уверена, что Гарретт выбрал этот не самый благополучный район, поскольку домишки здесь так плотно прилеплены друг к другу, что даже ребенок может спокойно добраться по крышам из одного конца в другой. И вряд ли Гарретт часто пользуется тем люком, через который я только что пришла.

Внутренняя обстановка была более чем скромна. Комната представляла собой чердак под односкатной крышей, и хозяева даже не попытались превратить его в полноценную мансарду с ровными стенами, установив дополнительные перегородки. Кое-где я даже могла различить свет, падающий из дыр в месте соединения крыши и пола. Во всех нормальных домах такие помещения — нежилые. Но Гарретт, похоже, вполне неплохо тут расположился. С относительным комфортом, скажем так. Много книг, разбросанных по всей комнате. Мишени и манекен для тренировок, доска с привинченными к ней замками. Кровать, застеленная относительно чистым тряпьем. Ширма — видимо, отгораживала уборную. Умывальник, таз для мытья, кувшин и небольшая бочка с водой. Да уж, воды наверх, конечно, не натаскаешься, но если поставить снаружи несколько вместительных резервуаров, то можно обойтись и дождевой: осадки в приморском Городе были скорее правилом, чем исключением. Над кроватью висел длинный меч с темным лезвием. А на колченогой этажерке, рядом с истрепанными книгами… стоял Глаз. Да уж, только Гарретт способен относиться к могущественному древнему артефакту, как к дешевому пресс-папье.

— Боюсь представить, как тут холодно зимой.

— Нормально, — Гарретт кивнул на пузатую металлическую печь, труба которой высовывалась наружу через дырку в крыше. — Зато воздух всегда свежий… и вид хороший. Так зачем ты здесь? Не самое подходящее место для женщины в дорогой одежде.

Я сняла шляпку, располагаясь в драном кресле, в котором отсутствующую ножку заменяла стопка книг. Надеюсь, здесь нет клопов. Спина тут же зачесалась. Нервное. Может быть.

— Принесла тебе золото от Шона. Он очень хочет твою безделушку.

— Странный он, — пожал плечами Гарретт, протягивая брошь и забирая туго набитый кошелек. — Платит такие деньги за вещь, которая явно того не стоит. Уж поверь мне, я изучил ее вдоль и поперек, даже переговорил с некоторыми городскими коллекционерами. Никто из них не готов дать и половину того, что выложил хаммерит. Может, ты посмотришь на нее магическим зрением? Вдруг мы упускаем какой-то важный артефакт?

— Не думаю. Механисты не пользовались магией, их интересовало другое. Но, конечно, я могу.

Я осмотрела украшение под всеми доступными мне углами, но оно оставалась обычной, не самой искусной ювелирной поделкой. Никакой магии. Просто брошь, за которую кто-то платит в десять раз больше золота, чем она весит на самом деле. Видимо, действительно какая-то памятная вещица. Убрав ее в висевший на поясе кошелек, я поинтересовалась:

— Ты разговаривал с Глазом?

— Да, но он, как обычно, ничего толком не сказал.

— А что именно ты услышал?

— Как будто Хаммериты хотели его использовать, а он был против. И что-то вроде: оно уже было там, я просто его разбудил.

— Оно — это проклятие?

— Понятия не имею, эта зараза только и умеет, что нести всякую бессвязную чушь, как выживший из ума старый дед… Что? — живой глаз Гарретта на секунду помутился. — Сам такой.

Очевидно, Глаз вставил свою вескую ремарку на этот счет, которую я, разумеется, не услышала.

— Он просит передать тебе, что проклятия не появляются просто так.

— И это все? Потрясающе ценная информация, — я разочарованно цокнула языком.

— Я же говорил тебе. Он не особо-то разговорчив.

— Может быть, еще хоть что-то?

Гарретт встал и подошел к одному из окон. Яркий дневной свет, которого так не хватало жителям нижних ярусов, осветил профиль вора, разливая золото на черные взлохмаченные волосы. Пылинки кружились в солнечном луче.

— Ты зря пришла сюда, Кэсс. Твое место сейчас — рядом с Хаммеритами. Это единственный способ получить ответы на твои вопросы. Глифов больше нет. Книги пророчеств — пусты. Глаз — просто странная одушевленная вещица с дурным характером. А ты все еще ждешь, что кто-то принесет тебе все прямо на блюдечке, разжует и положит в рот. Нет. Действуй, раз уж ввязалась.

— Я поняла, — понуро ответила я, чувствуя себя нерадивой ученицей.

Гарретт все еще стоял у окна, прикрыв глаза. Мне показалось, что он о чем-то напряженно размышляет, как будто хочет понять, стоит ли говорить или нет. Или прислушивается к звукам, которые мне не слышны. Я терпеливо ждала.

— Мне все меньше и меньше нравится то, что происходит, — наконец произнес он. — Слишком многое стоит на кону. Но корабль, на который мы все сели, уже вышел в открытое море, и ближайший порт далеко. Придется плыть дальше.

— О чем ты?

Каждый раз, когда Гарретт из вора превращался в Единственного Настоящего Хранителя, мне становилось жутковато. Взгляд как будто сам собой притягивался к знаку на его руке.

— Что ты знаешь о настоящих мотивах Флайвила? Зачем он ввязался во все это? Версию с человеколюбием и заботой о благополучии Города можешь сразу выкинуть на помойку.

— Нуууу… пытается сделать карьеру, — предположила я. — Он не маг, а все высшее руководство ордена носит жезлы. Если у него получится, то он заимеет большое достижение в своем послужном списке и сможет претендовать на первые роли.

— И зачем, по-твоему, это ему?

— А чем еще заниматься хаммеритам? Только молиться, гасить грешников и еретиков, да самозабвенно предаваться внутренним распрям.

— Ну, в общем и целом ты права… Но, как всегда, в реальности все обстоит немного сложнее.

Трикстер бы задрал всех этих хаммеритов и их интриги… Немного сложнее? Ха! Что может быть сложнее, чем пытаться сделать отравленный старым проклятьем квартал снова пригодным для жизни?

— Если не вдаваться в подробности, то запретная территория — это всего лишь предлог для того, чтобы две неформальных фракции хаммеритов — традиционалисты и умеренные — сцепились за влияние. Это громкий проект, успех в котором даст победившей фракции популярность, беспрецедентный авторитет и возможность продвигать очень важные решения. Флайвил — ставленник умеренной фракции. Кто возглавляет фанатиков, я не знаю.

— Зато я знаю, — буркнула я.

Отличная новость, просто замечательная. Едва успев оправиться от ереси Карраса, Орден снова стремительно несся к расколу, и теперь мне предлагалось выбрать лошадку в этом забеге.

— Вот. То, что ты просил. Я же говорила, что Гарретт держит слово.

Мы с Шоном встретились на следующее утро, и когда я передавала ему брошь, не могла не заметить, как блеснули его глаза. Он молча завернул поделку ордена объединения в чистый платок и положил в нагрудный карман. «Близко к сердцу», — почему-то пронеслось у меня в голове.

Мы сидели на той самой куче досок во дворе, где я когда-то встретила Флайвила и Тайренна. Похоже, это место становилось излюбленной площадкой для ведения негласных переговоров. В Доме Розали было так много настороженных ушей, готовых ловить каждое слово, что для приватных дискуссий приходилось идти во двор, где уличный шум отлично маскировал беседу. Стояло позднее теплое утро, небо было чистым, но порывы резкого ветра с моря предрекали приближающуюся непогоду. Старая ива, ветви которой свешивались через забор за нашими спинами, тревожно шелестела молодыми листиками. Негромкий монотонный звук, похожий на шуршание множества хитиновых крыльев, отлично маскировал тихие голоса.

— Ты зря позволил Гарретту диктовать условия. Мог бы отделаться куда меньшими тратами, — попробовала я разговорить Хаммерита, но эти ребята отлично умели делать вид, что набрали полный рот святой воды.

Шон пожал плечами и запустил пятерню в свою пегую шевелюру. Потом, немного помолчав, все же пояснил:

— Я просто не хотел забирать ее силой.

— Ты думаешь, у тебя бы получилось?

— А ты думаешь, нет? — взглянул он на меня. — Но Ниалл запретил нагнетать обстановку. Мы, вроде как, пока что в одной лодке.

— Зачем она тебе? — я поспешила перевести тему. Разговоры о том, кто на чьей стороне, обычно заканчиваются плохо — это я уже усвоила.

— Я же сказал: я — коллекционер.

Я видела много коллекционеров в той, прошлой жизни, где играла роль искусствоведа, и ни за что не спутаю желание обладания редкой вещицей и сентиментальную поволоку в глазах. У Шона было именно второе. Мне не представлялось случая заподозрить его в излишней чувствительности и эмоциональности, да и взрывники, по идее, должны быть расчетливыми и хладнокровными. Но он относился к брошке с душевным трепетом, достойным семейной реликвии, поэтому-то мне и не давала покоя эта загадка. Непонятная возня вокруг дешевой вещицы и грустная судьба никому не известной фракции механистов просто не могла не подогреть мое природное любопытство.

— Ты тоже был среди объединителей? — я еще раз попыталась выудить из него хоть немного информации. — Там, в яме, были твои близкие?

Мне показалось, или щека моего собеседника немного дернулась? А может быть, по его лицу просто проскочила тень от трепещущих ивовых листов?

— Нет… Послушай, — после недолгого раздумья хмуро ответил Шон, буравя меня взглядом серо-зеленых глаз. — Я догоняю, чего вы на пару с вором так переполошились. Думаете, не продешевили ли, так? Думаете, что упустили что-то важное, за что можно было бы слупить три короба золота? Так вот — нет. Хочешь — верь, не хочешь — не надо, но эта вещица действительно не представляет для вас никакой ценности. Я дал вам в два раза больше, чем предложил бы самый искушенный городской коллекционер. Можешь считать это авансом за маленький провал в вашей памяти.

— Но…

Он не дал мне договорить, поднимаясь.

— Я все сказал. Я заплатил, в том числе и за молчание, и не хочу, чтобы хоть кто-то поднял эту тему еще раз. Вообще! Никак! Никогда! Забудьте!

«Ну надо же, какие страсти разгораются!» — думала я, глядя в спину уходящему Шону. Верить ему или нет? Гарретт ведь говорил мне ровно то же самое про предложенную другими коллекционерами цену. Я своими глазами видела, что в броши нет магии. Соблазн поверить в чисто сентиментальную ценность вещицы был велик, но интуиция подсказывала мне, что тут не обошлось без очередной тайны ордена. Возможно, такой, которую Хаммериты изо всех сил пытаются замести под коврик. Нужны ли мне их гнилые секреты? Скорее всего, нет. Вряд ли таинственная брошь имела какое-либо отношение к проклятью, поразившему огороженный квартал, и сфокусироваться сейчас на ней означало бы распылить внимание. Возможно, мне стоит заняться тем, что действительно важно сейчас?

А важен был огромный город, к которому приближался сумрак. Пока еще не сама опасность, не само проклятье — лишь ее тень. Нехорошие предчувствия. Снежный карниз, нависший над спящей деревушкой в долине и готовый сорваться вниз по горному склону мощной лавиной. Треск плотины. Отлив перед обрушивающейся на берег сильной волной. Камень, летящий в высокое эркерное окно. Отдаленный рокот собирающейся грозы и темно-серая полоса туч на горизонте.

Я зябко поежилась. Каждый раз, когда я думала о запретной территории, в голову лезли самые нехорошие мысли. Впервые за все время мне подумалось: а смогу ли я нормально спать всю свою оставшуюся жизнь, если все останется так, как есть?

Поднявшись, я поправила поясную сумку и направилась к шлюзу. Меня по-прежнему не приглашали участвовать и не звали на вечерние совещания, но никто не запрещал мне появляться за защитной стеной. Скорее уж, я сама чувствовала себя пятым колесом в телеге: мне просто не находилось там никакой работы.

К массивным металлическим воротам я подошла в тот момент, когда они медленно открывались, готовясь пропустить внутрь очередную накрытую брезентом телегу. Лошадь заметно нервничала, чуя мертвечину, всхрапывала, отказывалась идти и вырывала повод из рук ведущего ее парня в одежде послушника. Морда животного уже была обмотана тканью, но оно все равно сопротивлялось всеми доступными способами.

Я осторожно прошла внутрь шлюза, но из-за возникшей заминки на первой паре ворот вторую — ведущую непосредственно на огороженную территорию — все никак не открывали. Скучая, я наблюдала за напрасными попытками успокоить лошадь, когда мне показалось, что прикрывающая телегу парусина немного шевелится: явно не от ветра и не в такт.

Хаммерит посмотрел на меня с подозрением, но не сказал ни слова, когда я приподняла ткань и увидела знакомые горящие глаза. Тайренн, спрятавшийся под парусиной среди сложенных досок, сделал умоляющее лицо, но я была непреклонна. Откинув угол материи в сторону, я скомандовала:

— Приехали, вылезай.

Тот молча подчинился. Послушник широко раскрыл рот и зашептал благодарственную молитву, когда понял, что чуть было не нарушил приказ и едва не провез на огороженную территорию того, кому прямо запретили появляться там.

Дела пришлось немного отложить, пока я вела Тайренна обратно в Дом Розали. Он почти не протестовал, только перед самым постоялым двором посмотрел на меня с укоризной и прошептал:

— Ну, вот и зачем ты вмешалась?

— Флайвил считает, что тебе нечего там делать. Я не буду оспаривать его решения. Но стучать на тебя тоже не буду.

— Да мне плевать! — по-детски обиженно ответил ученик. — Все равно Арчи расскажет. Да и стража в шлюзе молчать не будет.

— Чего тебе там понадобилось?

— Помогать хочу. Сижу тут, книжки читаю и на память заучиваю. Какая от них польза? Молот боевой даже потрогать не дают. Да я зомби ни разу близко не видел! Только в книжках и со стены. Как же я потом буду с ними сражаться?

— Успеешь еще. Ничего в них приятного нет.

Я посмотрела на отпечаток ладони на щеке Тайренна. Магический ожог немного побледнел, но все еще оставался заметным.

— Каждый раз, когда ты проявляешь инициативу, это заканчивается проблемами и для тебя, и для твоего наставника. Подумай об этом.

Впрочем, призывать к сознательности было бесполезно — возраст не тот. Возраст, когда очень хочется доказать всем вокруг, какой ты взрослый, умный, полезный и вообще молодец. Как и все подростки, Тайренн очень хотел вырасти.

— Арчи всего на два года старше меня. А он уже на запретную территорию ходит, — упрямо твердил он, набычившись. — А ты вообще тут… Как будто тебе есть дело до меня и до моего наставника!

Тайренн вбежал вверх по ступеням, и я не стала его останавливать. В конце концов, это не мои проблемы, и я не нанималась к Флайвилу нянькой для его воспитанника. Задушевные беседы с упрямыми подростками — это вообще не моя специализация.

Второй раз я попала на запретную территорию без проблем. На обратном пути мне встретился Арчи, ведущий в поводу лошадь с уже разгруженной телегой. В безопасном периметре, под защитой баррикад, кипела жизнь. Кругом сновали и суетились люди, и работа шла полным ходом: кто-то возводил поддерживающие конструкции, кто-то разбирал завалы на месте обвалившихся зданий. Наиболее хорошо сохранившиеся дома переоборудовали под временные мастерские. Стук молотков и визг пил немного рассеивали то ощущение заброшенности и неправильности, которое витало в воздухе, когда я оказалась здесь в первый раз, но полностью избавиться от гнетущей атмосферы пока еще не получалось. Вокруг было слишком много знаков, указывающих на то, что люди появились здесь совсем недавно — и что эта земля им не принадлежала. Мертвечиной все еще воняло, запах как будто пропитал все окрестности, но то ли я уже к ней принюхалась, то ли он действительно стал не таким сильным.

Проект продвигался медленнее, чем ожидалось, но тем не менее безопасная территория потихоньку расширялась в сторону Собора, и увеличивались места, где люди могли работать без оглядки и страха. Как и предполагалось, живые отвоевывали землю у мертвых мелкими кусочками, разделяли на сектора и возводили временные баррикады. Хаммериты предпочитали действовать наверняка, ставя человеческие жизни превыше времени. Тем не менее уже вся улица де Перрин, Рубин и небольшая часть Рыночной оказались под их контролем. Кое-где еще оставались необследованными небольшие островки опасности: закоулки, задворки, подвалы и подземные тоннели, которых в этой части города было предостаточно. Некоторые дома, предназначенные к сносу, уже были помечены косыми белыми крестами. Другие, видимо, решили сохранить и восстановить.

Насколько я могла судить по обрывкам услышанных разговоров и, временами, по всеобщей беготне и нервозности, проблем действительно возникало много, но большинство из них были все-таки технического характера: завалы на месте обрушившихся строений, опасно накренившиеся конструкции, густая поросль и разбитые мостовые, затруднявшие подвоз необходимых материалов.

В тени большого дерева, которое выросло прямо посередине улицы, я увидела Флайвила, Шона и Оливера. Первые двое что-то яростно обсуждали и даже не повернули головы в мою сторону, а третий, со своим обычным скучающим видом, смотрел по сторонам. Увидев меня, он показал знак «я слежу за тобой» и ухмыльнулся. Я неопределенно махнула рукой и направилась дальше по улице Рубин, попутно отмечая, как много уже было сделано и сколько работы еще предстоит.

Раздумывая над этим, я постепенно удалялась от входа и в какой-то момент поняла, что подошла вплотную к баррикадам между безопасной и пограничной зонами. Дальше простирались еще не обследованные до конца районы Рыночной и Соборной улиц. Стук инструментов и голоса перекрикивающихся людей стали тише, на смену им пришли новые — тревожные и непонятные звуки запретной территории. Несколько хаммеритов, патрулирующих территорию, смотрели на меня с подозрением, но не вмешивались.

Магическое зрение не показало мне никаких угроз в близлежащих районах, и поэтому я все-таки набралась смелости для того, чтобы выбраться за баррикады. У меня с собой была всего лишь пара вспышек и несколько пузырьков святой воды, но я не собиралась вступать в стычку с ходячими мертвецами. А со всеми остальными я рассчитывала справиться магией.

Я шла вперед по пустой улице, стараясь ступать как можно осторожнее. Брусчатка улиц в этом месте была практически полностью похоронена под толстым слоем прелой листвы и гумуса, но кое-где торчащие старые камни были гладкими, влажными и предательски скользкими. Вокруг было тихо. Пару раз я видела зеленые сигнальные ракеты, которые отправляли группы зачистки откуда-то справа и слева, но самих людей не было слышно. Очень некстати я вспомнила о том, что Гарретт рассказывал о бурриках, пауках и прочих вполне себе живых тварях, населявших эту территорию, но повернуть назад сейчас казалось неправильным. Глупая мысль, но в тот момент мне действительно было не наплевать, что подумают Хаммериты, несущие вахту на баррикадах, если я вернусь в безопасную зону едва только высунув из нее нос.

Не знаю, было ли это игрой разума, или присутствие людей действительно как-то влияло на это место, но атмосфера за баррикадами была куда более тревожной и гнетущей. Чувство опасности поселилось в груди сразу же, лишь только стоило выйти за пределы безопасного периметра, и усиливалось по мере того, как я продвигалась внутрь. Шагая по улице Рубин в сторону Рыночной, я проходила по местам, которые когда-то уничтожил сильный пожар. Следы копоти еще сохранились кое-где на наружных стенах, особенно возле окон. В домах можно было разглядеть обугленные балки и горы обгоревшего мусора, в которые превратилось внутреннее убранство. С обвалившимися крышами и выбитыми черными окнами, окутанные зелеными вьющимися растениями, здешние дома напоминали расколотые скорлупки орехов. Я заглянула в одно из таких строений, и мне сразу же захотелось обратно: ощущение было таким, как будто я стояла на чьей-то могиле. Из черной, спекшейся горы обугленного хлама прямо у порога виднелись пожелтевшие кости, и мне совсем не хотелось выяснять, кому они принадлежали. Свисающие с обгоревших балок клочья паутины уюта этой комнате явно не прибавляли.

Я пнула подвернувшуюся под ногу деревяшку, запоздало подумав, что шуметь в таком месте не следовало бы. Что я рассчитывала здесь найти? Это бесполезно. Все бесполезно. Как и мое участие в проекте в целом. Ниалл был прав, мне нечего здесь делать.

Пессимистичные размышления прервала красная ракета, взвившаяся в небо где-то далеко впереди. Наступив на горло минутному желанию бежать в обратную сторону — под прикрытие баррикад, я направилась к ней, но очень быстро потерялась в узких переулках, которые превратились в самый настоящий лабиринт из-за зарослей, завалов и упавших стен.

Ругая себя самыми последними словами, я забежала в дом, намереваясь срезать путь, и столкнулась практически нос к носу с шальным крейменом. Он, похоже, тоже куда-то спешил или скрывался. Для нас обоих встреча оказалась неожиданной: на долю секунды существо застыло и почему-то щелкнуло клешнями прямо перед моим лицом. А ведь мог бы и убить! Я отшатнулась, изгибаясь назад, зацепилась ногой за какой-то обломок на полу, потеряла равновесие и крепко приложилась затылком. От удара в голове вспыхнуло и помутилось. Перекатилась в сторону — в нос ударил запах прелой зелени — ушла от удара огромной клешни и изо всех сил шарахнула магией. Дергаясь в конвульсиях, охваченный голубыми магическими зарядами, монстр отлетел к противоположной стене. Я подползла чуть ближе, не сводя при этом глаз с корчащегося в агонии тела. Хитиновые пластины, прикрывающие грудь и брюхо, покраснели — ну, точь-в-точь вареный рак — и покрылись трещинами после соприкосновения с магией. Золотые глаза на стебельках помутнели, как белок недоваренного яйца, конечности продолжали судорожно подергиваться, а из разинутой пасти и слуховых отверстий капала вязкая, полупрозрачная жидкость розовато-оранжевого цвета.

Грудь и шею как будто нашпиговали ледяными иглами. Боль туманила разум, делала руки и ноги ватными, высасывала силы. Я сидела на полу, обхватив колени, в голове было пусто, а в носу стоял противный запах железа и крови. Тварь дергалась, скреблась и щелкала — и все никак не дохла. Я шмыгнула носом, потом еще и еще… Что-то было не так с маской, мне было неудобно, и, сняв ее, я уставилась в недоумении: внутренняя поверхность была выпачкана ярко-алым. Мощный выброс магии не прошел даром: в носу лопнули капилляры. Запах крови… зомби стекаются к нему, как акулы к брошенному в воду куску мяса. Шмыгая носом, я кое-как вытерла маску рукавом и положила рядом.

Только когда агония креймена прекратилась, пришло осознание того, из какой опасной ситуации я только что смогла выкрутиться. Стало сначала жутко, а потом по-настоящему страшно — когда я увидела огромную щербину в деревянном полу, куда пришелся удар клешни. Все произошло так быстро, что я не успела ни толком испугаться, ни сосредоточиться… Ну вот и долбанула магией со всей дури, не задумываясь и даже не пытаясь рассчитать удар. В нужный момент сила кристалла сама подлезла под руку, как ласковый пес, мне даже не пришлось ее призывать. И вот во что это все вылилось: удар вышел в несколько раз сильнее, чем нужно, и выбил меня из строя на достаточно продолжительное время. Если бы противник был не один, подобная потеря концентрации могла стать смертельной.

Снаружи послышались торопливые шаги. Я привстала, держась рукой за стену, и приложила маску обратно к лицу. Надеюсь, кровь уже остановилась. Интересно, можно ли как-то обойтись без подобных эффектов в будущем? В оконном проеме появилась лысая голова Оливера. Ну, раз телохранитель здесь, то и подопечный тоже где-то рядом.

— Махать-колотить, вот это жмыхнуло! — хмыкнул Хаммерит, разглядывая раскинувшийся на полу труп монстра и меня, еле стоящую на нетвердых ногах. — По-моему, этого лангуста ты немного переварила, дорогая!

— Не нравится — найди себе другого и свари по вкусу, — огрызнулась я.

— Ты как сама, нормально?

Я кивнула.

— Что вы здесь делаете?

— Шли на помощь отряду, который подал сигнал опасности. Разделились, чтобы найти проход. А тут целый фейерверк. Вот и решили посмотреть, кто развлекается. Эй, у тебя маска в крови, ты вообще как?

— Нормально, — глухо ответила я, — это из носа. Есть вода?

Оливер протянул мне флягу и, отойдя в угол потемнее, я с удовольствием умылась и напилась, израсходовав практически все его запасы.

— Идти можешь? — поинтересовался подошедший Флайвил.

Я кивнула.

— Оливер, проводи госпожу Хранителя до баррикад.

Двое Хаммеритов переглянулись. Оливер покачал головой. Флайвил нахмурился. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: телохранитель опасался оставлять своего подопечного наедине с запретной территорией и ее обитателями, отвлекаясь на чужачку. Мне же не хотелось демонстрировать свою слабость, поэтому, собравшись с силами, я предложила:

— Могу пойти с вами. Вдруг понадобится помощь мага?

Флайвил скептически посмотрел на меня, но спорить не стал и просто молча вышел из заброшенного дома. Мы с Оливером последовали за ним, пробираясь сквозь горы камня, обгорелого дерева и битого стекла в сторону Рыночной улицы. Сознание понемногу прояснялось, но запах крови все еще преследовал меня. К счастью, мертвяков в этой зоне нам не попалось: очевидно, их уже неплохо покрошили.

Отряд, подавший сигнал, в полном составе находился возле неприметного спуска в подвал в районе Могилы Стражника. Еще одна группа рассматривала оборудование городской электрической подстанции неподалеку. Я облегченно выдохнула, обнаружив, что никаких зомби, пауков или бурриков поблизости не наблюдалось, а значит, драться не придется. Тем не менее Хаммериты вели себя обеспокоенно и казались какими-то… потерянными, что ли. Похоже, они столкнулись с чем-то совсем непривычным, поэтому задумчиво чесали затылки, заглядывали в темный провал и тихо переговаривались. При виде Кузнеца-в-Изгнании служители молота вытянулись по струнке и застыли.

Я села на перекрывший улицу обломок стены, предвкушая долгий разговор. Из рассказа закованного в латы инквизитора, возглавлявшего группу, стало понятно: отряд наткнулся на подвал, из которого доносились странные звуки и были видны отблески пламени, однако никто не смог придумать ни одного мало-мальски правдоподобного объяснения тому, откуда в каменном подвале мог взяться огонь, и что могло бы послужить источником для столь долгого горения. Последовало долгое обсуждение, в результате которого предположения о рудничном газе или утечке из старой газовой трубы были отвергнуты: первый был скорее склонен взрываться, чем гореть, а газовых труб на момент катастрофы в Старом Квартале не было. Зажигательный снаряд, даже если бы и закатился каким-то образом в подвал, просто не мог бы гореть так долго.

В общем, если чему-то не находится рационального объяснения, то тут сто процентов не обошлось без магии, и эфирное зрение только подтвердило мои опасения: ее источник, передвигавшийся где-то в подвале, виднелся смазанным голубым пятном даже сквозь перекрытия пола.

— Это магия, — я произнесла вслух и так уже всем понятную истину.

— А можно поконкретнее? — отозвался Оливер.

Я пожала плечами.

— Нельзя.

— Может, дождемся Витриола? — предложил кто-то из группы.

— Это разумное предложение, — отозвался Флайвил, но особого энтузиазма в его голосе не наблюдалось. Похоже, он просто сказал именно то, что от него ждали.

Наверное, предложение действительно было разумным. На первый взгляд. Меня, конечно же, никто не посвящал в детали происходящей в ордене подковерной борьбы, но что-то подсказывало, что Флайвил и Витриол с переменным успехом перетягивали канат лидерства, и в этом состязании мне вовсе не хотелось оказаться на стороне инквизитора с оловянными глазами. Не важно, что или кто находится в этом подвале, но способ, которым проблема будет решена — в одиночку или с посторонней помощью, — либо обеспечит Кузнецу-в-Изгнании дополнительную поддержку, либо пошатнет его авторитет. Пожалуй, я уже определилась со своей лошадкой в этом забеге, поэтому выбора у меня не было — придется лезть в подземелье и выяснять, что за дрянь в нем завелась. В то, что на запретной территории могло появиться что-то хорошее и полезное, мне не верилось.

— Я посмотрю, что там.

— Госпожа Хранитель, вы сегодня прям в ударе. Не надорветесь?

Я пропустила реплику Оливера мимо ушей. Ну да, день выдался тяжелым, но что поделаешь? Назвался пирогом — полезай в печь. Причем, в моем случае в печь приходилось лезть в буквальном смысле.

Хорошо, что откат от магии уже почти сошел на нет.

Помещение, в котором мы находились, тонуло в темноте. Только прямоугольное отверстие в полу иногда освещалось рыжими отблесками пламени. Вниз вела проржавевшая металлическая лестница. Ох, надеюсь, она меня выдержит. Дождавшись, когда оранжевые отсветы погаснут, а гул пламени удалится, я заглянула внутрь.

В отличие от большинства зданий на запретной территории, этот подвал был сухим: в нем не капала вода, а на стенах не было плесени и сырости. Наоборот, горячий воздух душил. Спустившись по ступенькам, я тут же наметила себе самую густую тень и нырнула в нее. Ха, в любой непонятной ситуации — спрячься и наблюдай, это знает каждый Хранитель. Отблески пламени снова приближались. Вместе с ними многократно усиленный каменными сводами подвала нарастал странный тревожный гул, похожий на гудение пламени в топке. Я затаила дыхание. Находящийся впереди дверной проем на несколько секунд осветился оранжевыми всполохами, и свет снова начал удаляться. Эфирное зрение показало мне сгусток магии, перемещающийся где-то за стеной. Оно движется, и, скорее всего, оно живое… Ну, вернее, не совсем живое.

Я переместилась в менее надежную тень возле проема, по ходу движения существа. Гул и свет снова нарастали, по подвалу пронеслась волна удушающе горячего воздуха, и спустя несколько ударов сердца мимо меня проплыла черная тень в форме человека, окруженная ярким ореолом языков пламени…

И тут светильник под потолком вспыхнул, заливая тусклым янтарным светом каменные стены со следами копоти, стеллажи с провалившимися полками и осколки стекла вперемешку с истлевшими обрывками то ли бумаги, то ли ткани на полу. Надо же было так случиться, что Хаммериты на подстанции все-таки умудрились починить городское освещение в этом районе! И, как назло, сделали это в самый неподходящий момент! Тень взревела и обернулась. То, что в темноте я приняла за черное пятно, оказалось полупрозрачным призраком человека в облачении мага из Братства Руки. И это неупокоенное существо, окруженное ревущими языками пламени, было явно не радо видеть живых в своем логове.

Я рванулась к лестнице, запоздало понимая, что не успеваю: гул приближался, спину обдало жаром, как от раздутого ветром костра. Волна горячего воздуха обожгла даже сквозь одежду. Я уже была почти у основания лестницы, но разъяренное существо двигалось очень быстро. Голубая вспышка сорвалась с ладони, однако выпущенный на бегу и с пол-оборота заряд не причинил тени никакого видимого вреда, лишь ненадолго затормозил ее. Магия против магии. Моя проигрывала.

— Воды! — послышался крик, и откуда-то сверху в духа полетела склянка со святой водой.

Существо замедлилось и отшатнулось, а языки пламени потухли в том месте, куда пришелся удар. Вспомнив о фляжке, которую я так и не отдала Оливеру, я сорвала крышку и швырнула ее в тень. Пламя, уже почти дотянувшееся до моей маски, зашипело, но воды внутри было катастрофически мало. Откуда-то из за моего плеча стремительно вылетела стрела — водяная, судя по долетевшим до меня брызгам, — потом еще одна, и еще… Столкновение с противоположной стихией явно не пошло существу на пользу: оно растворилось в воздухе, оставив после себя огненный кристалл.

Я выдохнула и взялась за перекладину лестницы…

Рыжие отблески. Гул пламени. Голоса, рокочущие где-то наверху, как летний гром, неожиданно сменились громкими возгласами. Тварь снова вернулась в свой родной подвал. Я не стала дожидаться, пока эта мерзость снова бросится в атаку, и рванула наверх, молясь всем богам, чтобы лестница не рухнула прямо подо мной.

Воздух, показавшийся нестерпимо холодным, ворвался в легкие, когда я очень неизящно выкарабкалась из подвала. Вернее, это Флайвил практически вытащил меня оттуда за протянутую руку. Хватка у него была просто железной: на запястье теперь наверняка останется синяк. Ощущение было таким, как будто выходишь на мороз из жарко натопленной кухни: поначалу оглушает холодом, а потом привыкаешь. Сев на какую-то рухнувшую балку, я обхватила себя за плечи и уткнулась лицом — вернее, маской — в сгиб локтя. Я была готова провалиться сквозь землю от стыда. Показала на что способна, называется. Еле ноги унесла, да и то с посторонней помощью. Хаммериты что-то бурно обсуждали, но их разговоры звучали отдаленной бессмыслицей где-то на грани слуха. Вникать не хотелось.

— Это был дух? — Кузнец-в-Изгнании присел на корточки рядом со мной.

— Я не знаю, что это было. Но все равно, спасибо, Флайвил.

— Так меня называют только мои враги. Мы враги, Касадра?

Я медленно покачала головой. Потом все же произнесла вслух:

— Нет. Мы оба заинтересованы в том, чтобы убрать проклятье из этого места.

О том, что Флайвил… то есть, Ниалл, казался мне самым адекватным из всей их братии, я решила благоразумно умолчать. Впрочем, при общении со служителями молота важно помнить, что адекватность и Хаммериты — несовместимые понятия.

— Тогда расскажи мне все, что видела.

Мы как-то неожиданно перешли на «ты». И… мне не понравился тон, которым была произнесена последняя реплика. Чрезмерно участливый, что ли. И немного свысока. Он разговаривал со мной, как лекарь с пациентом. Или, что вероятнее, как священник с прихожанином. Ну, конечно, вряд ли можно проникнуться уважением к овце, которая сама залезла в медвежью берлогу, а потом драпала оттуда, сверкая копытами.

— Насколько я понимаю, это призрак кого-то из Братства Руки. И он сохранил свою магию. Извини, больше ничего не могу сказать.

Я встала. Рев пламени теперь звучал гораздо громче, и, проходя мимо входа в подвал, я заметила, что тень теперь бесновалась возле самой лестницы, однако попыток взобраться наверх не делала. Наверное, охраняет свою территорию. Кто их поймет, этих духов?

Нужно наведаться в Орден. Возможно, в архивах есть что-то об этих созданиях и о том, как от них можно избавиться.

В любом случае, я явно здесь слишком задержалась. Пора возвращаться.

— Касадра!

Я обернулась.

— Тебя проводят.

Флайвил… то есть, Ниалл, конечно же, вместе с воспитанником занимал большую мансарду под крышей Дома Розали, куда со второго этажа вела отдельная лестница, узкая и крутая. Здесь было непривычно тихо, по сравнению со всеми остальными помещениями, и довольно прохладно: в помещении был камин, но, судя по отсутствию дров и золы, его давно не топили. По полу гуляли сквозняки. Я поежилась. В интересах Ниалла закончить проект до осени — иначе он просто околеет тут во время первых же заморозков, вместе со своим воспитанником.

Впрочем, судя по аскетичности обстановки, Хаммеритам к таким условиям было не привыкать. В отличие от нашей первой встречи, когда Кузнец-в-Изгнании попытался произвести впечатление показной роскошью, его теперешнее жилище было настолько скромным, что даже моя непримечательная комната выглядела в сравнении почти что королевскими апартаментами. В этом они были чем-то похожи с Гарреттом: оба жили на чердаке, оба пренебрегали комфортом, но если каморка вора отличалась творческим беспорядком, то у Ниалла, наоборот, комната была безликой, аскетичной и… правильной. Даже ножки кровати и половик, казалось, были расположены по линейке относительно досок пола. Ни единой складочки не было заметно на сером покрывале, накинутом на постель. Книги не валялись по всей комнате, а были разложены в аккуратные стопки, корешками в одну сторону. На небольшом алтаре — его роль выполняла накрытая красной тканью бочка — стоял святой символ и пара дешевых подсвечников. Гарретт бы на такое не позарился. У слухового окна, так же как и у меня, расположился рабочий стол с аккуратной стопкой книг, прибором для письма и масляным фонарем.

— Госпожа Хранитель, чем обязан?

— Я думала, мы как-то незаметно перешли на «ты», — сказала я, в последний момент удержавшись от того, чтобы кокетливо хихикнуть. Ситуация располагала, а старые привычки очень трудно изживать.

Ниалл нахмурился, припоминая. Потом кивнул.

— Действительно.

Тайренн сосредоточенно мыл полы, громыхая жестяным ведром. Я уселась в указанное хозяином кресло и побарабанила пальцами по толстой папке, которую положила на колени.

— Я взяла на себя смелость немного поискать в наших архивах про то существо в подвале. Думала, мы столкнулись с чем-то необычным, но… Как выяснилось, явление довольно изученное. Таких существ называют огненными тенями. Дело в том, что магия Руки — то есть, постоянная работа с элементами — сильно влияет на своих носителей, в том числе и физически. Так, например, маги огня могут находиться в раскаленной лаве…

Я запнулась и, чтобы заполнить паузу, поправила прикрывающий лицо шейный платок. Только сейчас поняла, что выгляжу, как прилежная ученица, старательно читающая доклад в надежде на похвалу.

— В общем, если опустить все подробности, — торопливо продолжила я, стараясь не показаться заучкой, — то там, где погибший хаммеритский священник превращается в призрака, огненный маг становится огненной тенью. В принципе, тот же призрак, но… Из-за особенностей своей магии эти существа практически неуязвимы. Я говорю «практически», потому что, возможно, способ есть, просто о нем никто не знает. В общем, их можно развоплотить водой или магией воды — это их естественная противоположность — но спустя примерно минуту… ну или может быть несколько они появляются в другом месте, неподалеку. Эти существа, если так можно выразиться, очень территориальны и не лезут наружу, поэтому обычно рекомендуют просто запечатать наглухо проход и больше не тревожить тень.

— Как ты понимаешь, меня этот вариант не устраивает, — хмуро ответил Ниалл. — В любом случае, спасибо за информацию.

— Вот, — я наклонилась, чтобы передать ему папку. — Здесь все подробно.

— Спасибо, — кивнул он. — Я правда ценю твою помощь.

Не то чтобы я надеялась, что Кузнец-в-Изгнании будет рассыпаться в благодарностях, но все же рассчитывала на что-то немного другое. Что он будет задавать вопросы… возможно, будет какой-то диалог или обсуждение, но, как обычно, наш разговор закончился совсем не так, как мне хотелось бы. По крайней мере, ощущение себя как пятого колеса у телеги никуда не делось. Наверное, я снова потратила кучу времени и усилий — причем, не только своих — на совершенно никому не нужную информацию. Ну что же, инициатива часто бывает наказуема, пора бы уже это усвоить.

— Что ж, если это все, то я, пожалуй, пойду.

Ниалл не ответил: казалось, над чем-то раздумывал. Но когда я уже направилась к двери, он, наверное, принял решение и окликнул меня.

— Постой… Кэсс.

Он — надо сказать, очень неуклюже — обратился ко мне по дружескому имени: вероятно, слышал, как его использовал Гарретт. Что же, сейчас я, пожалуй, не в том настроении, чтобы придираться к этикету и формальностям.

— Что такое?

— Можно попросить тебя… просто постоять смирно.

Я замерла на месте. Тайренн оторвался от мытья пола и тоже уставился на меня. Его лицо было непривычно серьезным. Ниалл подошел со спины, и я почувствовала, как он заносит руки над моими плечами и проводит ими в воздухе вниз. Не касаясь, впрочем, ткани мантии. Жест не был угрожающим — скорее, он напоминал что-то из арсенала уличных ясновидцев или гадалок, пытающихся облапошить доверчивого клиента. В любом случае, все это выглядело очень странно в исполнении выскопоставленного хаммеритского священника.

— Только давай ты не будешь говорить, что на мне страшная порча, — беззлобно поддела его я.

— Помолчи немного, ладно?

Правая рука снова взмыла в воздух и замерла. В этот раз — над грудью, чуть ниже яремной впадины.

— Что у тебя здесь?

Я пожала плечами. Ниалл был слишком близко, и это меня… нервировало, что ли. Я чувствовала его дыхание на своем затылке, и от этого по коже бежали мурашки.

— Шрамы.

— Нет, какой-то… предмет.

— Ну да, — кивнула я. — Медальон.

— Магический?

— Был. Но теперь обычный…

— Твой?

— Близкого человека.

— Понятно. Память?

Я кивнула. Пояснять не стала, но Ниалл особо и не расспрашивал. Все это было странно, но кто же их знает, этих Хаммеритов?

— Большое спасибо.

Объяснений не последовало. Я пожала плечами и тихо закрыла за собой дверь.

Следующий день выдался каким-то… ленивым. После приключений на запретной территории и лихорадочного копания в архивах, которое за этим последовало, я решила немного отдохнуть. Натаскала и нагрела побольше воды, хорошенько помылась, сварила кофе и уже заплетала волосы в косу, когда в дверь раздался стук. Причем такой заполошный, как если бы в Доме Розали как минимум вспыхнул пожар. Я привычным жестом натянула шейный платок на нос и пошла открывать.

В дверях стоял запыхавшийся Тайренн.

— Хранительница! — выпалил он прямо с порога. — Нужна помощь! Срочно! Витриол хочет залить подвал с огненной тенью водой!

— Он что, дурак? — рявкнула я, на ходу пристегивая поясную сумку.

— Ниалл сказал то же самое. Они с Оливером и Шоном уже идут туда.

Времени переодеваться в одежду Исполнителей, судя по всему, не было. Придется идти, в чем есть, то есть, в орденской мантии. Торопливо спускаясь по лестнице, я внутренне кипела. Поверить не могу! Такая чушь могла прийти в голову только самоуверенному идиоту вроде Витриола, который не озаботился сначала изучить, с чем имеет дело. Огненные тени охраняют свою территорию и не трогают тех, кто к ним не лезет. Что случится, если его привычное обиталище будет затоплено и, следовательно, непригодно, я не знала. И, скорее всего, никто не знал. Может, дух не сможет воплотиться заново и вообще перестанет существовать. А может — что тоже возможно и очень даже вероятно, — выйдет из своего уютного подвала наружу. А хуже неуязвимого призрака огненного мага в подвале может быть только неуязвимый признак огненного мага, свободно слоняющийся по запретной территории. В таком случае весь проект снова придется свернуть и надеяться, что разозленный дух не полезет дальше в Город… Хм, а Витриол, может быть, и не такой идиот, каким кажется на первый взгляд. Если он намеревался саботировать проект Флайвила, то сейчас ему подвернулся просто превосходный шанс подставить соперника так, что тот еще очень долго не отмоется. Если отмоется вообще. Проклятье!

Я бежала, сломя голову, но выдохлась уже возле шлюза. Послушник не отставал от меня ни на шаг.

— Ты, — я наклонилась и оперлась руками о колени, переводя дыхание, пока тяжелые ворота открывались и закрывались. — Ты остаешься здесь.

Тайренн, который, видимо, втайне надеялся, что я о нем не вспомню, сразу как-то погрустнел, но не сдался.

— Нет, госпожа Хранитель, я иду с вами.

— Я тебе не разрешаю.

— Хорошо, — пожал плечами он. — Потом скажете об этом Ниаллу. Я подтвержу.

У меня не было сил спорить. Тайренн был твердо намерен оказаться на запретной территории во что бы то ни стало. Его проблемы. Ну не выталкивать же мне его из шлюза насильно, в конце-то концов. Парень уже вымахал ростом с меня. Пусть разбираются сами. Потом, ведь главное сейчас — остановить Витриола.

Наверное, заброшенные улицы давно не видели такого лихорадочного забега. Мы неслись так, как будто у нас на хвосте висели все демоны Утробы. Я с трудом узнавала дорогу, пару раз сворачивая не в те переулки, а спросить было не у кого. Зона безопасности была практически пустой: такое ощущение, что все хаммериты направились посмотреть на шоу. Очень неосмотрительно! Если призрак действительно разозлится, то толпа его не остановит, а вот возможных жертв будет куда больше. Или они что, реально надеются остановить неуязвимого духа, который двигается раза в два быстрее, чем обычный человек?

Как я и предполагала, все Хаммериты уже собрались у того самого здания, в подвале которого и устроилась тень. Протискиваясь между широкими спинами, я слышала обрывки разговоров, из которых было понятно: собравшаяся толпа была в замешательстве и не имела своего собственного мнения, готовая поддержать победителя.

Я все еще надеялась, что спор идет на словах, но, к сожалению, это было не так. За неимением полноценной помпы, Витриол раздобыл где-то длинный шланг и уже присоединил его к чудом уцелевшему пожарному гидранту. Оставалось только пустить воду. Флайвил застыл напротив, вцепившись в мою папку, как в спасательный круг.

Я наивно надеялась влезть в спор, переубедить, запретить, вмешаться, но… опоздала. Две фигуры застыли друг против друга. Все слова уже были сказаны, все аргументы — озвучены, и теперь передо мной разворачивалось невидимое противостояние двух, без сомнения сильных, характеров.

Витриол медленно повернул вентиль. По толпе пробежал легкий шепоток. Шланг, лежавший на земле плоской полосой, округлился и стал похож на огромного бурого удава.

Рокот толпы прекратился. Мне показалось, что весь мир затаил дыхание.

Ниалл прикоснулся ладонью ко лбу в жесте неверия и отчаяния.

Последовало несколько томительных минут, а потом… призрак в подвале завизжал, как перегревшийся паровой двигатель. Вопль оборвался. Потом повторился, еще и еще, с каждым разом становясь все короче. И, наконец, наступила полная, абсолютная, гнетущая тишина, как будто кто-то резко залил мне уши воском.

Я даже не успела подумать «может быть, все и обошлось», когда дух появился прямо на пороге здания, и днем он выглядел еще ужаснее, чем в полумраке подвала. Окружающая призрачный силуэт корона из языков пламени немного померкла на свету, являя полупрозрачное тело в одеяниях огненного мага Руки и бледное лицо. Вместо глаз у призрака были две черные дыры, из которых на мир смотрела первозданная пустота. И смотрела она не очень дружелюбно. Как злой ребенок, занесший увеличительное стекло над муравейником.

Витриол вскинул жезл, призывая магию — рубиновый заряд ударил тени в грудь и бессильно опал багровыми искрами, не причинив ни малейшего вреда. Только пламя загудело еще злее и яростнее. Инквизитор использовал другое заклинание, но оно лишь немного замедлило несущийся прямо на него размытый огненный силуэт, позволяя в последний момент ускользнуть из огненных объятий.

В воздухе просвистели стрелы с наконечниками из водяных кристаллов. Призрак исчез, толпа выдала коллективный вздох облегчения, но очень скоро дух материализовался прямо из воздуха еще на несколько шагов ближе. В этот раз он не стал размениваться на конкретных обидчиков и, взревев, ринулся прямо в гущу людей. Толпа хлынула в разные стороны, меня в суматохе просто оттолкнули с дороги, и я отлетела, больно ударившись плечом о торчащую балку. Платок сполз с лица, но поправлять его времени не было: прямо над головой пронеслись чьи-то подбитые железом сапоги. Я перекатилась, пытаясь выбраться из-под ног охваченной страхом толпы, но следующий бегун наступил мне на руку. Кто-то схватил меня за шиворот, вытащил из толпы и буквально поставил на ноги. Это был Ниалл.

— Пошли, — рявкнул он, перекрывая раздающиеся со всех сторон растерянные крики. — Где Тайренн?

— Не знаю, — я посмотрела в замешательстве по сторонам. — Он был со мной.

— Нужно найти его. У нас мало времени.

Пробравшись к гидранту, Ниалл закрутил вентиль обратно и буквально потащил меня за руку по направлению к подвалу. По моим ощущениям, прошло всего лишь несколько минут, но взбесившийся призрак уже превратил улицу в свои личные охотничьи угодья. Его атаки были стремительными и неудержимыми, как огненная волна во время лесного пожара, а обычное человеческое оружие, казалось, не наносило мстительному духу никакого вреда. Вооруженные молотами люди бросились наперерез, ставя себя под удар в попытке прервать стремительную атаку, а в это время лучники, рассредоточившись по удобным местам, развоплотили монстра, не давая ему прикончить кого-то из собравшихся. Но долго так продолжаться не могло: запасы водяных стрел у Хаммеритов были огромными, но все же не бесконечными. Все это напоминало какую-то безумную игру наподобие детских салочек, вот только играли в нее взрослые люди, и кое-кто уже довольно сильно пострадал. Вокруг было слишком мало пространства для маневра и слишком много мест, где можно споткнуться, упасть или попасть в западню.

Откуда-то из самой гущи мечущейся толпы выскочил Оливер, державший за руку Тайренна. Тот был бледен и смотрел на разворачивающуюся вокруг катастрофу огромными от страха глазами. Мимо пробежал человек в горящей одежде. На него тут же набросились и повалили на землю двое товарищей, сбивая пламя. У одного из них щека была багровой и вздулась волдырями. Я отвернулась.

Ниалл махнул рукой в сторону входа в подвал, Оливер кивнул.

В принципе, логично. Самое безопасное место сейчас — именно бывшее логово призрака: уж туда-то он точно не сунется еще какое-то время. Однако, мы не сможем вечность отсиживаться в подвале. К тому же, вода скоро уйдет и, вполне возможно, дух снова вернется на свою территорию. Может быть, Ниалл рассчитывает найти что-то, что поможет остановить это существо?

Хаммериты не стали тратить время на лестницу и просто спрыгнули вниз. Лампа под потолком, которая позавчера выдала меня призраку, все еще светила, треща и мигая, и наши тени метались по каменным стенам, как звери в капкане. Подвал был заполнен водой по щиколотку. В ботинки тут же полилась холодная вода, и я поморщилась, понимая, что только что лишилась отличной удобной обуви с мягкой подошвой.

В тусклом свете Ниалл окинул взглядом нашу довольно жалко выглядящую группу и коротко приказал:

— Ищем. Осмотрите здесь все.

Исчерпывающие, Трикстер его разбери, инструкции! Однако и Оливер, и Тайренн отреагировали так, будто им сразу все стало понятно: тут же начали внимательно перетряхивать едва прикрытый водой старый хлам. Флайвил исчез в темном проходе, ведущем дальше в подземелье.

— Что ищем-то? — буркнула я.

Оливер окинул меня презрительным взглядом.

— То, что от него осталось. Просто не мельтеши. Без тебя разберемся. Увидишь что-то необычное — говори.

Я пожала плечами и отошла в сторону. Нет — так нет. Кто бы сомневался, что меня снова отодвинут в сторону и прикажут не мешаться под ногами. Для очистки совести я активировала эфирное зрение, просто чтобы лишний раз убедиться: никакими магическими предметами здесь и не пахло.

Оливер вел себя странно. В отсутствие Ниалла он как будто добровольно вверил себя в попечение Тайренна — просто неслыханное дело для ордена с его строгой иерархией и субординацией. Теперь ситуацией в подвале полностью командовал послушник, и это был совсем не тот доброжелательный юноша, которого я знала до этого. Весь его облик как будто стал напряженнее и собраннее. Мягкое, добродушное лицо Тайренна переменилось: теперь оно было серьезным и сосредоточенным, глаза внимательно прищурены, губы сжаты, возле рта залегли жесткие складки. И, роясь в разбросанном в подвале хламе, он буквально руководил Оливером короткими, отрывистыми репликами: «Там посмотри», «Нет», «Не то». Даже его голос стал увереннее и ниже.

Про меня очень быстро забыли, и сейчас у меня было больше времени, чтобы осмотреть обиталище огненного духа. Лестница вела в типичное для городских подвалов подсобное помещение с верстаком, рухнувшими стеллажами, треснувшими ящиками и разбитыми бочками. Интуиция подсказывала, что искать надо не здесь: призрак зашел в эту комнату только после того, как увидел меня: его обычный путь пролегал дальше по коридору. Шлепая ногами по скопившейся в подвале воде, я направилась дальше: туда, куда ушел Ниалл.

Дверной проем вел в небольшой коридор, по правой стороне которого шла проржавевшая труба, пришпиленная к стене металлическими скобами. В первой же комнате по правой стороне когда-то находилось техническое помещение с давно остановившимся генератором и прочими механизмами, назначение которых, думаю, было понятно только Хаммеритам. Слева, за поскрипывающей на ржавых петлях дверью — она уцелела, потому что была окована железом по соображениям пожарной безопасности — располагалось хранилище угля, который за долгие годы спекся в единый черный монолит. Все как и везде: несколько ржавых лопат, ведра, угольный желоб, через который доносились звуки происходящего снаружи светопреставления. Тут, полагаю, тоже искать было нечего. Флайвила я нашла в последней комнате, которой и завершался коридор. Он тоже рылся в хламе и обломках, раздраженно разбрасывая их в стороны, но, услышав плеск шагов, обернулся.

— Что мы ищем?

— Что-то, что поможет избавиться от призрака, — неопределенно ответил Ниалл.

— Его нельзя уничтожить, — повторила я прописную истину.

— Он — умертвие. Значит, его можно упокоить.

Надеюсь, Кузнец-в-Изгнании понимает, что делает. Готова спорить на что угодно: снаружи сейчас творится самое настоящие безумие. Но, в принципе, я была готова согласиться с его доводами, хотя бы потому, что не особо разбиралась в видах нежити и их повадках.

— Что он здесь делал? — я начала рассуждать вслух.

— Что? — удивленно и немного раздраженно бросил через плечо Ниалл, ни на секунду не прекращая свое занятие.

— Членов Братства Руки нечасто встретишь в Городе. Маги сидят в своих башнях и вылезают оттуда очень редко. Что наш общий знакомый забыл в этом подвале? Почему он здесь оказался? Почему не хочет уходить? А если он здесь умер, то где тогда его кости? Неужели они рассыпались в прах за полвека?

— Зачем ты мне все это говоришь?

— Просто рассуждаю вслух. Иногда это помогает… направить рассуждения в правильную сторону. Но если знаешь ответ на какой-то из этих вопросов, то можешь поделиться.

— И как это поможет?

— Ну, не знаю. Чтобы найти потерянную вещь, иногда очень помогает просто посидеть и повспоминать, где она могла бы быть.

— Чтобы не терять вещи, очень помогает держать жилье и голову в порядке, знаешь ли, — огрызнулся Флайвил.

Ну, разумеется. Что еще я ожидала услышать от фанатика, для которого хаос — сродни ереси? Глупая женщина влезла под горячую руку, ага. Получи теперь проповедь. Но я не собиралась молчать:

— Я понимаю, думать — дело сложное… С непривычки.

— Ты не могла бы просто помолчать немного, а?

— Ты тоже мог бы. Твой совет был прям очень к месту.

— Если ты не забыла, то там, снаружи…

— Я помню.

— …Дух убивает моих людей, — продолжил Ниалл, как будто не слыша меня, и его голос звучал устало и раздраженно, — а ты, вместо того чтобы помочь, предлагаешь мне посидеть и подумать, что он забыл в этом подвале полвека назад!

— Я помогаю как могу.

— Помогай как хочешь, только меня не дергай.

Я не нашлась, что ответить, и пожала плечами. Что еще я могла сделать? Только думать, потому что с копанием в старом хламе Хаммериты превосходно справлялись и без меня. Но что-то мне подсказывало, что все их усилия были бесполезны. Впрочем, вместо того чтобы напрягать голову, они всегда предпочитают махать молотами.

Голос Флайвила все еще отдавался эхом в моей голове: «Что он забыл в этом подвале…». Ну вот на самом деле, что? Это место вряд ли было похоже на рабочее место или жилище мага. Пришел сюда? Но зачем?

Свет в комнате был тусклым, но все же давал определенное представление о назначении комнаты. Помещение для слуг. В Городе наемный персонал часто прячут в подвалы, подальше от господ и их денег, в сырые маленькие каморки без окон, такие как эта. Дом был небольшим и небогатым и вряд ли располагал огромным штатом прислуги, поэтому здесь находились лишь обломки нескольких двухъярусных кроватей и старые сундуки. Крышки были откинуты — видимо, Ниалл уже покопался в них. Я осторожно заглянула внутрь. Истлевшее тряпье, старые ботинки, крысиный помет, ржавый хлам, бумажная труха и гнилые деревяшки. Что огненный маг забыл в обычном подвале не самого богатого дома? Зачем он здесь оказался? Зачем, зачем? Что он здесь забыл, Трикстер его раздери?!

Глупый вопрос не давал мне покоя. Допустим, он пришел сюда в гости. Но что тогда ему понадобилось в подвале? Прибежал, чтобы спасти кого-то? Да что общего может быть у мага и прислуги?! Нет, в жизни, конечно, всякое бывает, в том числе и неземная любовь между членом Братства Руки и хорошенькой горничной, но этот вариант выглядел слишком маловероятным, больше подходящим для дешевого бульварного романчика. К тому же общая спальня господского дома — не самое подходящее место для романтического свидания. Куда логичнее было бы встретиться где-нибудь на нейтральной территории, подальше от любопытных глаз. Может, маг спрятался тут, когда началась катастрофа? Тогда почему не попытался прорваться и сбежать, зачем вообще было бежать в подвал, если здесь тупик? Может, его притащили сюда уже мертвым, как произошло с теми Механистами? Нет, вот тут точно нет: если бы кто-то решил спрятать на огороженной территории труп, тащить его так далеко вглубь, мимо зомби и хаунтов, да еще и сбрасывать в подвал не было никакого резона. В отличие от ямы с Механистами, этот дом находился очень и очень далеко от защитных стен. Почему, Трикстер его дери, эта огненная скотина уже полвека шатается именно тут?

Если бы я только знала, откуда призрак начинал свой путь! Может быть, это мне помогло бы? Я помассировала виски, но ясность в голове не наступала. Слуги. Уголь. Генераторная. Я была уверена, что тело погибшего мага навсегда осталось в одной из этих комнат, но уже осмотрела их все. Магу Руки просто нечего было делать в этом доме!

Просто нечего. Просто. Нечего.

— Я знаю, где его тело! — радостно заорала я. Ниалл скептически посмотрел на меня. — Пойдем, я покажу.

Кузнец-в-Изгнании молча повиновался: думаю, просто потому, что он тоже уже исчерпал все варианты. Впрочем, доверия в его глазах я так и не увидела.

— Я же сказала тебе, что нужно подумать о том, что он мог делать в этом доме! — торжествующе провозгласила я, сворачивая в одну из комнат. — Я долго думала и все не могла понять, что же он забыл в этом проклятом подвале. А потом поняла: да нечего, нечего ему здесь было делать! Он оказался тут случайно, понимаешь?

— Невероятное открытие!

Я даже не стала обижаться на колкость.

— Погоди немного. Так вот. Может быть, был в этом квартале по своим магическим делам, когда началась катастрофа. Может, отправился сюда позже, кто знает. Но это неважно.

Ниалл закатил глаза, изображая приступ скуки. Я указала на прикрытый решеткой наклонный желоб, через который уголь попадал в помещение.

— Скорее всего, он искал укрытие. И наткнулся на наружние дверцы угольного желоба. Может, они уже были открыты, может — он снес замок магией. Возможно, подумал, что зомби или хаунты не последуют за ним в раструб. Может быть, он даже заглянул внутрь и увидел, что путь свободен… Вот только у него, как и у тебя, нет друзей-воров, которые рассказали бы, что на такие желоба часто устанавливают защиту от проникновения. Там, в верхней части спуска, расположены несколько незаметных рычагов-датчиков. Если предварительно не активировать нужный механизм, то, при попытке съехать по желобу, внизу опустится решетка. А перед ней, кстати, почти всегда расположены полосы острого металла. Углю это, разумеется, не повредит, а вот человеку… Если вор не убьется сразу, то подняться вверх с такими травмами у него тоже не получится, и можно смело передавать его в руки правосудия. Вот только во время катастрофы до попавшего в ловушку человека уже никому не было дела. Он умер здесь. Смотри! Вот он, твой огненный маг.

Я дернула за рычаг, находящийся с правой стороны от решетки. Механизм, разумеется, заржавел, поэтому эффектного срыва покровов не получилось. Понадобились совместные усилия Ниалла и Оливера, чтобы рычаг опустился, решетка поднялась, и останки мага в обрывках истлевшей одежды вывалились прямо на спекшийся уголь. Тихо звякнул амулет с большим красным камнем.

Ниалл опустился на колени перед костями и, нахмурившись, занес руку над амулетом. Он выглядел сосредоточенным и деловитым.

— Уведи ее, — кивнул он Оливеру, и тот крепко схватил меня за руку выше локтя. — Позови Тайренна! Сейчас же!

Меня буквально потащили к выходу. Я не сопротивлялась, но чуть не свернула шею, пытаясь понять, что же Флайвил собирается делать дальше. Тайренн захлопнул уцелевшую дверь, и в подвале воцарилась тишина, прерываемая только криками снаружи.

— Сядь здесь и жди, — Оливер рывком усадил меня на перевернутый ящик, а сам встал рядом.

— Чего ждать? — поинтересовалась я.

— Когда закончат.

— А что они там делают?

— Заупокойную читают.

— И что, это поможет? — совершенно искренне удивилась я.

— Нет ничего такого, с чем не справилась бы искренняя молитва, — ответил Оливер, и по его лицу было совершенно непонятно, шутит он или нет.

Ну да, действительно. Чем еще могут заниматься Хаммериты, кроме молитвы и махания молотами? Интересно, как, по их мнению, это должно было помочь против разбушевавшегося призрака? Но все движения, все поведение Ниалла после того, как мы нашли кости, свидетельствовали: он знает, что делает.

Поскольку мне совсем не хотелось испытывать, на что способен Оливер, если я буду перечить, оставалось только одно: ждать и слушать, пытаясь понять, что происходит снаружи. То ли призрак сильно проредил Хаммеритов, то ли они разбежались и попрятались, то ли дух подустал носиться за ними по всей улице, то ли смертельные салочки переместились куда-то чуть дальше от дома, но вопли раздавались куда реже. И теперь это в основном были крики «здесь!» и дикий рев развоплощаемого призрака.

Наконец, мучительное ожидание окончилось, и Ниалл с учеником появились в подвале. Мой вопросительный взгляд проигнорировали, прямой вопрос о том, помогли ли молитвы — тоже. Кузнец-в-Изгнании нес в руках белый сверток — рискну предположить, что это были кости, завернутые в нательную рубаху Тайренна. Послушник был раскрасневшимся, взлохмаченным и вспотевшим, как будто он только что перетаскал из подвала весь загруженный туда уголь. Он пытался застегнуть свой красный дублет со знаком молота, надетый на голое тело, но пальцы дрожали и не слушались. Флайвил же выглядел таким усталым, что, казалось, еле-еле держался на ногах. Его шатало, как пьяницу после ночи в кабаке. В отличие от своего воспитанника, он, наоборот, был бледен как полотно, а под впавшими глазами появились огромные синие пятна. Вот уж не знаю, как молятся Хаммериты, но после такого точно не должны появляться опаленные волосы и ресницы, разорванный рукав и… это что, ожог? Не помню, чтобы он был, когда мы спустились в подвал. Со стороны вся эта ситуация выглядела максимально странной. Что происходило за запертой дверью? Я тщательно прислушивалась, пока сидела на ящике, и могу гарантировать, что оттуда за все это время не донеслось ни единого звука.

Я вскочила, жестом предлагая Ниаллу сесть, но он лишь покачал головой. Опираясь ладонью о стену, постоял так какое-то время, как будто собираясь с силами. Сделал глубокий вдох. Встряхнулся, как большая собака. Убрав с глаз растрепавшиеся волосы, пригладил их растопыренной пятерней. И… двинулся вперед, к лестнице. Такой же, как всегда: стремительный, прямой, собранный.

Пока мы поднимались, с улицы не было слышно ни единого звука, но, стоило выйти наружу, как на свет стали медленно выползать сильно потрепанные Хаммериты, которым не повезло оказаться на этой улице сегодня. Обожженные, хромающие, в грязной одежде… В общем, разъяренный призрак неплохо так поразвлекся с молотоголовыми. Инквизитора, кстати, поблизости не оказалось: очевидно, он решил не участвовать в разгребании им же заваренной каши и смылся, когда в прямом смысле запахло жареным.

Увидев своих подчиненных, Ниалл, не говоря ни слова, вскинул вверх кулак в победном жесте. Хаммериты ответили ему дружным ревом.

Среди всеобщего ликования я уныло смотрела на капающую из ботинок воду, прикидывая, какой огромный путь обратно мне еще предстоит. Ладно, это не такая уж большая плата за избавление от призрака, которого все считают неуязвимым.

Обмундирование в запретной территории изнашивалось со страшной силой. Я уныло посмотрела на любимые ботинки, под которыми натекла куча мутной воды, потом на мантию с порванным в толчее рукавом и насквозь промокшим подолом. Если так будет продолжаться, я вообще останусь без гардероба, и мне придется встать на вещевое довольство у Хаммеритов. Я нервно хихикнула, представив себя в бело-красном облачении, хотя, по-хорошему, смеяться было особо не над чем.

Усталость как будто залила ноги и руки свинцом, но прислуги здесь не было, и заботиться о себе приходилось самой. Рукой, на которую наступили, все еще было сложно двигать, и каждое действие воспринималось, как маленький подвиг: разжечь камин, кинуть на решетку чайник, наполнить ромашкой ситечко для заварки… Несмотря на нервное истощение, у меня почему-то разгулялся аппетит, а вот еды в комнате не осталось. Снизу же, как назло, доносился приятный запах горячей пищи, которую каждый день готовили дежурные по кухне. В основном это было рагу в самых разных вариациях: просто закинь все подряд в огромный котел и томи на медленном огне. Не самая высокая кухня, конечно, но сейчас я не отказалась бы от тарелочки такого варева. Однако, Хаммериты никогда не приглашали меня разделить с ними трапезу, а я не навязывалась. Обычно обходилась тем, чем привыкла питаться дома: хлеб, сыр, вяленое мясо, фрукты или овощи. Но сегодня мои скудные припасы закончились, а голод, почему-то, казался нестерпимым.

Пока я, сидя у окна, прихлебывала ромашковый чай вприкуску с цукатами, завалявшимися на самом дне жестяной коробки, во мне боролись сразу несколько весьма осуждаемых обществом пороков: чревоугодие, гордыня — ну не пойду же я, в самом деле, стоять вместе со всеми в очереди у котла с пустой миской — и лень. Пока что последняя побеждала. Чем дольше я сидела, тем сильнее наливались усталостью мышцы, да и полученные в давке синяки начали побаливать. Больше всего мне сейчас хотелось бы теплую ароматную ванну и массаж, но подобных услуг в Доме Розали, разумеется, не предоставлялось. Впрочем, посещение купален, как и многое другое, осталось в прошлой жизни, где я была красива и любима. Теперь я не рискнула бы раздеться ни перед кем. В фантазии о горячем паре с ароматами эвкалипта и накрахмаленных до скрипа простынях очень грубо вмешался урчащий желудок и вернул меня в реальность задрипанного постоялого двора, насквозь пропитавшегося запахами рагу, сапог и солидола. С легким неистребимым шлейфом зомбятины, разумеется.

Чай остыл. Во дворе, тем временем, собирались на вечернюю службу Хаммериты. Им после искренней молитвы даже сухой хлеб жуется веселее. Видимо, сегодня они собирались отмечать какой-то свой религиозный праздник: даже соорудили во дворе что-то вроде алтаря, накрытого красным полотном, и понатыкали по периметру двора факелов, хотя сумерки еще только занимались. Не отводя взгляда от окна, я привычно сунула руку в коробку с цукатами, но лишь разочарованно вздохнула, нащупав пустоту.

Народу во дворе, между тем, прибавлялось. Я разглядела высокую, плечистую фигуру Флайвила — разумеется, ориентируясь на лысину Оливера, отражающую закатное солнце. Витриол, выделяющийся из толпы своей мантией, тоже находился неподалеку. Нет, это не молитва. Тут явно что-то другое.

Двое дежурных открыли ворота Дома Розали — нараспашку, а не одну створку, как обычно, — и, к моему удивлению, во двор неспешно вошла целая делегация Братства Руки. В ней было больше дюжины магов всех четырех стихий. Ого, да я внезапно стала свидетельницей какого-то важного, политически значимого события, на которое меня, разумеется, не пригласили. Ну что ж. Лень и гордыня все же победили, но теперь я просто не отлипала от окна, за которым разворачивалась долгая церемония со взаимными раскланиваниями, расшаркиваниями, пожиманием рук и речами. Спустя примерно полчаса, маги подошли к алтарю, накрытому красной тканью, и сдернули покрывало. Теперь я поняла, что невольно стала свидетелем вовсе не молитвы, а панихиды: под красной тканью скрывался простой деревянный гроб. Ниалл решил торжественно передать останки погибшего мага Братству Руки. Красивый жест, но вся эта церемония в сумерках имела какой-то неуловимый флер жути, и от нее по спине побежали мурашки. Наверное, потому что я точно никогда не забуду, как выглядела огненная тень, и любое воспоминание о ней будет навсегда отравлено ужасом. А может быть, просто потому, что есть что-то глубоко неправильное в вечерней панихиде под зажигающимися звездами, ведь такие церемонии должны совершаться утром. Есть примета о том, что смотреть на похороны из окна — плохой знак, но меня учили не верить в подобное. «Суеверия — удел темных и необразованных, — говорили наши наставники молодым Хранителям. — Если они влияют на ваши решения, то вы ничем не лучше их».

Но сейчас… сейчас мне было очень сильно не по себе. Может быть, сказывалось нервное напряжение предыдущих дней. Может быть, виновата была совершенно неистребимая и совершенно человеческая привычка поддаваться суевериям в тяжелые моменты. Но на душе почему-то стало очень погано. Дурацкое предчувствие. Абсолютно уверена, что потом я вспомню о своих страхах с улыбкой… или не вспомню о них вообще.

Но чем больше я пыталась убедить себя в этом, тем сильнее на душе скребли кошки. Как бы там ни было, маги подняли гроб на плечи и вынесли его за ворота. За распахнутыми створками я разглядела край повозки — видимо, катафалк. Ну не на плечах же им нести его до своей цитадели, в самом деле.

Я откинулась на спинку стула, допивая остатки холодного чая. Вот и поужинала. Пожалуй, лягу сегодня спать пораньше. Раз уж с ванной не срослось, то хотя бы книжку в постели почитаю, что ли.

По коридору протопали тяжелые шаги. В дверь осторожно постучали. Кого-то опять принесло на ночь глядя, а я в одной нижней рубашке! Да еще и мантия, как назло, в совсем неприглядном виде! Я бросилась к шкафу. Торопливо сдернув с вешалки персиковое нижнее платье от городского наряда, я надела его и разгладила руками складки. Бросила взгляд на верхнее. Нет, пожалуй, у меня сейчас нет ни времени, ни желания возиться со шнуровкой на корсаже. Стук повторился. Настойчивый.

Осторожно приоткрыв дверь, я выглянула наружу. Ниалл. Разумеется, могла бы сразу догадаться по топоту.

— Можно войти? — осторожно спросил он.

— Чем обязана? — сухо спросила я, посторонившись.

Кузнец-в-Изгнании, разумеется, снова выглядел безупречно: аккуратно уложенные волосы, прямая осанка, парадное облачение. О том, что еще сегодня днем он еле-еле передвигал ноги от неизвестно откуда взявшегося истощения, напоминали только темные круги под глазами и синюшные губы.

Мне как-то снова стало неловко за свою небрежность: за распущенные волосы и неглаженное нижнее платье. За выпавшие из камина угольки и смятую постель, на которую я завалилась сразу же после возвращения с закрытой территории и, разумеется, не разгладила после этого складки на покрывале. За пустую чашку на столе и круг от пролившегося чая, оставленный ее донышком, и за лежащее совсем рядом с бумагами ситечко, и за брошенную прямо на пол мокрую мантию, да и за много чего еще.

— Садись, — я показала ему на единственное кресло у камина. — Ну так что?

Ниалл жестом показал мне сесть туда, а себе поставил стул. Я скрестила руки на груди. Настроение было прескверное, и я толком не могла понять, из-за чего: то ли из-за визита, который пришелся так некстати, то ли из-за того, что я не испытывала того раздражения, которое должна бы. Ниалл улыбнулся своей фирменной «улыбкой глазами» — в уголках глаз обозначились морщины, а губы чуть-чуть растянулись.

— Я пришел сказать спасибо.

— Не думала, что вы, Хаммериты, знаете такие слова.

Мой внутренний цензор уже в который раз не поспевал за языком. Ну все, понеслась кобыла в щавель… Все же, волевым усилием, я заставила себя прикрыть рот и не продолжать, хотя в голове уже вертелось несколько вариантов колкостей, вроде «может, скоро хоть на людей станете похожи» или «ты хоть знаешь, что оно значит-то?». Ниалл — видимо, разнообразия ради — тоже решил в этот раз не нагнетать обстановку. Проигнорировав мой выпад, он продолжил спокойным, миролюбивым тоном, от которого у меня пропало последнее желание пререкаться:

— Не все Хаммериты такие, как Витриол. Я ценю уроки, которые мне посылает Творец. И людей, которые их преподают.

Ну да. Может, действительно не все Хаммериты похожи на фонтанирующего злобой инквизитора, но это ровным счетом ничего не значит. Как говорят моряки, «бойся тихих вод», а еще «штили убивают не хуже штормов». Есть кое-что, что объединяет всех без исключения молотоголовых: каждый из них любит высокопарно помянуть Строителя в полной уверенности, что исполняют его волю.

— Ты была права, — продолжал, тем временем, Ниалл. — Тот маг действительно отправился в запретный квартал практически вскоре после катастрофы: вроде как, решил своими глазами убедиться, что ситуация настолько плоха, как о ней сообщают. И пропал. Ну, по крайней мере, это официальная версия, о которой мне сообщили. Как выяснилось, это был не простой маг, а какой-то Архимаг Эльд Виммел.

— А ты рассказал им, что он попался в обычную ловушку на глупого вора? — хмыкнула я.

— Не думаю, что им хотелось бы это знать. В общем, Братство Руки теперь обязано мне… А я — тебе.

— Я запомню, — я кивнула.

— Я могу что-нибудь для тебя сделать?

«Натаскать воды и сделать массаж», — подумала я и, кажется, покраснела. По крайней мере, в жар меня бросило знатно.

— Условия остаются прежними. Не вижу смысла менять контракт.

— Но все же…

— Тогда принеси мне поесть, — ляпнула я.

Ниалл уставился на меня.

— Ты серьезно?

— Ну да, у меня, как назло, закончились продукты… А идти за покупками что-то нет желания.

Ну да, Хранители тоже люди и тоже едят… и не только едят. Ладно, мы хотя бы избавились от клейкого привкуса официоза, и на том спасибо.

Кузнец-в-Изгнании вернулся в компании Тайренна с подносом, на котором стояла большая миска рагу, кувшин, а также свежий хлеб, сыр и оливки. Уткнувшись носом в сцепленные в замок руки, я сидела в кресле у камина и мрачно наблюдала за тем, как послушник, отодвинув на подоконник бумаги, привычно сервирует рабочий стол, расставляя тарелки и раскладывая приборы на двоих. Закончив свои дела, Тайренн исчез за дверью, оставив нас наедине.

— Не возражаешь, если составлю тебе компанию? — спросил Ниалл.

— По-моему, спрашивать надо было раньше.

— Да, ты права. Извини.

Возникла неловкая пауза. Я положила себе из общей тарелки несколько кусков мяса и разваренных до неузнаваемости овощей.

— Ты хотел о чем-то поговорить? — спросила я, осторожно пробуя хаммеритскую стряпню.

— Нет, просто… — Ниалл поднял глаза и, похоже, впервые за долгое время задержал взгляд на моем лице. — Терпеть не могу есть в одиночку и переношу эту привычку на других. Слишком поздно подумал, что тебе, наоборот, может быть неприятно из-за… ну.…

— Шрамы. Это называется «шрамы», — я не смогла удержаться от колкости, наблюдая, как Флайвил медленно заливается краской.

Странно, но увечья могут быть таким же полезным инструментом в общении, как и красота. Принцип использования, конечно, другой, но они тоже неплохо справляются с задачей «выбить оппонента из привычного состояния». Никогда об этом не задумывалась. Всегда считала себя виноватой из-за того, что могу смущать других своим видом. Может быть, стоит подумать о том, чтобы переломить отношение к проблеме?

— В общем, я привык есть в компании с кем-то, — торопливо продолжил Ниалл, словно пытаясь оправдаться. — А в семинарии отлучение от общего стола и вовсе было наказанием. Жуй, мол, в углу, как шелудивый пес. С тех пор мне всегда хочется составить компанию человеку, который ест в одиночестве. Совместный прием пищи сближает. Все эти традиции про «преломить хлеб» — они ведь отсюда идут.

Я пожала плечами.

— Еда — это просто еда. Она может быть вкусной или нет, полезной или вредной, но по сути — это просто уголь, который ты забрасываешь в топку. Не стоит ждать от нее слишком многого.

— Не всегда. Иногда это еще и ритуал, и он помогает людям сблизиться…

— И насколько сильно ты сейчас рассчитываешь сблизиться?

Ниалл поперхнулся едой. Он плеснул себе из кувшина разбавленного вина и сделал торопливый глоток. Потом вспомнил про этикет и наполнил и мой стакан тоже. Я пригубила кислое пойло — Гарретт бы сейчас обплевался! — и продолжила лениво ковыряться в тарелке, не сводя с него взгляда и очень сильно надеясь, что мне удалось изобразить на лице выражение святой невинности.

— Все в порядке? — участливо спросила я, когда собеседник, наконец, откашлялся. — Было бы интересно узнать дальнейшие перспективы сотрудничества. Мы, вообще-то, и так уже нормально взаимодействуем, ведь правда? Куда уж лучше…

— Э-э-э, да, — растерянно ответил Ниалл и снова уткнулся в свою тарелку.

Его замешательство доставляло мне странное удовольствие. Не знаю, откуда, но у меня каждый раз вылезало это непреодолимое желание ткнуть Ниалла побольнее, стоило ему лишь чуть-чуть подставиться. Это было странно, это было… наверное, нездорово, но это было. И странно было бы это отрицать. Испытав очередной приступ запоздалого раскаяния, я снова сосредоточилась на еде.

Вкус, надо признать, был выше всяких похвал, и я изо всех сил старалась есть сдержанно и, подобно истинной леди, не демонстрировать волчий аппетит. Интересно, представится ли мне потом возможность собрать подливку кусочком хлеба? Если Флайвил продолжит вертеться поблизости, то я не решусь этого сделать, потому что он-то как раз ел как аристократ — неторопливо и изящно. Уверена, что эти руки прекрасно умеют держать не только вилку и нож, но и правильно применять щипцы для лобстера или прибор для устриц. Закончив, он, погруженный в свои мысли, с отсутствующим видом сложил приборы на тарелке в порядке, который означал команду официанту нести следующее блюдо. И, заметив мое пристальное внимание, тут же попытался изменить положение вилки относительно ножа, лишний раз подтвердив мои догадки: это человек когда-то имел дело с высокой кухней и сложной сервировкой. И это стало настолько обычным, что некоторые действия он производил на автомате.

— Старые привычки так просто не изжить? — поинтересовалась я, забирая с общей тарелки последний кусок мяса.

Ниалл сделал вид, что не расслышал или не понял, и снова глотнул вина. Слишком торопливо. Затем поднялся и сухо поблагодарил за компанию. Я кивнула и попыталась хоть немного побыть искренней:

— Спасибо за ужин. Ты даже не представляешь, насколько он сегодня оказался кстати.

— Тайренн зайдет, чтобы забрать посуду, — сказал он, обернувшись в дверях. — Я распоряжусь, чтобы тебе приносили ужин каждый вечер.

Я горько усмехнулась: «Докатилась, Кэсс! Теперь ты работаешь за еду».

Зачистка запретной территории постепенно превращалась в рутину. Все рано или поздно превращается в рутину, вот и проект Ниалла теперь вступил в эту стадию. Опасная территория сокращалась, безопасная — расширялась, и теперь даже Тайренну разрешалось перемещаться в пределах безопасного периметра. Столкновение с огненной тенью и то, как ловко Кузнец-в-Изгнании смог обернуть ситуацию в свою пользу и заиметь в должниках Братство Руки, только упрочило его позиции. А вот Витриол, наоборот, с недавних пор предпочитал появляться на людях как можно реже. Впрочем, я ни капельки не сомневалась, что этот паршивый хорек все еще вынашивает планы реванша, и нам всем следует оставаться бдительными. Тем не менее, я не раз и не два замечала неодобрительные взгляды в его сторону от некоторых хаммеритов, особенно тех, у которых до сих пор были забинтованы руки или обожжены лица.

О моей роли в недавнем происшествии с огненной тенью предпочли умолчать, а я не горела желанием верещать об этом на каждом углу. Поэтому для меня лично мало что изменилось: все совещания и прочие мало-мальски важные общие мероприятия по-прежнему проходили без моего присутствия. Только Оливер, казалось, стал демонстрировать чуть менее хамское отношение, да Тайренн иногда останавливался поболтать.

В первые дни лета проект уже плавно перетек из зачистки в восстановительные работы, и на первые роли неожиданно вышел Шон. Навыки взрывника и знания инженера теперь были куда более востребованы, чем закованные в тяжелую броню инквизиторы под командой Витриола. Пухлый светский брат, казалось, даже немного похудел, носясь туда-сюда без устали: именно ему доверили решать, какие здания будут снесены, а какие — восстановлены. Он составлял планы подземных коммуникаций и раскладывал взрывчатку, которой уничтожали перекрывающие некоторые перекрестки и пути завалы. Вокруг некоторых строений на Де Перрин и Рубин уже появились строительные леса. Хаммериты достаточно споро продвигались к своей главной цели — Собору, расширяя безопасный периметр в двух направлениях: на север, в сторону моста и Рыночной Улицы, и на восток, к Кафедральной, где располагался Грот Хранителей. Северо-восточная часть, с Собором и прилегающим монастырским комплексом, все еще оставалась за пределами хаммеритских владениий. Но служители молота не торопились: они пришли сюда как хозяева и твердо намеревались взять свое.

Теперь ощущение угрозы, которое когда-то пропитывало это место, чувствовалась не так остро, лишь изредка напоминая о себе моментами внезапной тишины посреди кипящей работы, взмывающими в небо красными сигнальными ракетами и странными шепотками на грани слышимости, которые иногда еще можно было расслышать в поглощенных буйной зеленью укромных уголках.

Мне приходилось проводить на запретной территории все больше и больше времени. Я вовсе не собиралась позволять непонятно кому шляться по Гроту, поэтому, несмотря на кислые лица и недовольные взгляды в свою сторону, отиралась в районе огромного завала, который блокировал путь на Кафедральную. От Шона я знала, что туда можно было попасть по подземным ходам с улицы Рубин, и что передовые отряды там уже побывали, но лезть в водостоки мне совсем не хотелось. Лучше немного подождать, пока Хаммериты не расчистят мне туда относительно сухой и безопасный путь.

В этом году начало лета выдалось пасмурным, ветреным и холодным. Ночами на Город обрушивались проливные дожди, превращавшие запретную территорию в непроходимое болото. Днем ветер немного обсушивал промокшую землю, но передвигаться все равно приходилось по брошенным в жидкую грязь старым доскам и кирпичам от рухнувших зданий. Я намечала дальнейший путь по цепочке торчащих из воды каменных обломков, когда за спиной раздался знакомый голос:

— Касадра?!

Я обернулась. Шон стоял в темном проеме одного из зданий, прислонившись плечом к дверному косяку. Его красный дублет был испачкан сажей и пылью.

— Строитель в помощь, — поприветствовала его я. — Какие-то вопросы?

— Нет, мы с Тайренном тут осматриваем один завал, и… Что-то мне здесь не нравится. Ты не могла бы посмотреть на него… как маг.

Я тут же развернулась в его сторону. Меня не так часто просили об услугах. Ну и да, посмотреть мне, конечно же, не сложно. Поднявшись по ступенькам на низенькое каменное крыльцо, я шагнула в пахнущие сыростью недра дома. Пожар обошел это строение стороной, крыша еще не провалилась, но вода все равно просачивалась сквозь разбитые окна и трещины в кровле вот уже много лет, планомерно уничтожая все следы людского присутствия. Однако, не все из них удалось стереть: остатки темно-зеленых обоев свисали со стены клочьями. На полу валялись горы книг вперемешку с обломками обрушившихся книжных полок. Я тщательно выбирала, куда сделать следующий шаг. Эти тома уже невозможно было спасти: время, сырость и плесень превратили страницы в прессованную бумажную массу, но наступить на них для меня было равносильно тому, чтобы поставить ногу на труп. Как печально! Хранители воспитывали своих послушников в благоговении перед печатными страницами, и сотни мертвых книг в унылой братской могиле тут же настроили меня на тревожный лад. Кожа покрылась мурашками.

Пройдя насквозь библиотеку, гостиную и кухню, я вышла через черный ход и оказалась в небольшом, не отмеченном на моей карте безымянном переулке, выход из которого полностью перегораживало обрушенное здание. Вокруг вздымались дома, в которые и войти-то было страшно: целый ряд плотно прилепленных друг к другу типичных городских строений, где каменным был только первый этаж, а второй и последующие достраивались из древесины. Пожар обошел эти строения стороной, а вот время оказалось куда менее милосердным. Деревянные стены прогнили и обрушились внутрь, превратив внутренние помещения в свалку гнилых брусьев и торчащих ржавых гвоздей.

Ужас накрыл меня темной волной, одновременно ледяной и удушающей. Я непроизвольно зажмурилась и внезапно как будто почувствовала — или увидела себя — в желудке времени: огромного монстра, который сожрал и теперь медленно переваривал когда-то полный людей и жизни городской квартал в груду костей, опилок и каменной крошки, и дальше — в пыль и прах. Это было как лежать в собственной могиле или наблюдать за концом света. Нет, это не было видением или галлюцинацией. То, что происходило в моей голове, было похоже на результат этого самого видения: появились мысли и ощущения, которых там не было и не могло быть. Я попыталась открыть глаза, но их как будто склеило. Боль в стиснутых до онемения челюстях отрезвила: казалось, еще чуть-чуть, и у меня бы начали крошиться зубы. Шрамы обдало магическим холодом, и мне, наконец, удалось разлепить веки.

Все тот же переулок, синее небо над головой и две темных фигуры чуть поодаль. Страх медленно таял, как кусочек сахара в стакане чая, но зубы все еще продолжали выстукивать дрожь. Шон и Тайренн смотрели на меня с явным беспокойством.

— Я не вижу магии, по крайней мере, не здесь, — процедила я. Губы онемели, слушались плохо, и слова прозвучали так, как будто я была навеселе. — Но здесь определенно что-то не так.

Шон кивнул. Тайренн подошел ко мне и, взяв за руку повыше локтя, осторожно отвел в сторону. На его лице снова проступила тень того, другого Тайренна, с которым я впервые встретилась в подвале. Послушник был бледен, а его рука — холодна как лед.

— Госпожа Хранитель, вы что-то увидели? Что?

Я помотала головой, собираясь с мыслями.

— Очень сложно объяснить. Как будто… как будто все рассыпается в прах, но это не видения. Скорее, мысли и ощущения.

— Как будто лежишь в собственном склепе, да?

Я кивнула. Запретная территория ненадолго создала у нас чувство ложной безопасности, а потом вновь показала зубы, демонстрируя, что на ней есть что-то похуже пауков и крейменов. Хуже зомби и хаунтов. И даже хуже призраков и огненной тени.

— Я не хочу знать, что там, — кивнула я в сторону каменного завала.

— Я тоже, — серьезно произнес Тайренн. — Я не хочу умирать.

Последняя реплика прозвучала по-детски грустно и обиженно. Как слова умирающего ребенка.

— Все будет в порядке, — торопливо ответила я.

Мой голос прозвучал бодро и фальшиво до тошноты. Но Тайренн, все же, еще недалеко ушел от ребенка, которому слов авторитетного взрослого достаточно, чтобы немного успокоиться. В то же время, меня саму глубоко внутри все еще скручивало от страха и тревоги, а сердце, казалось, билось быстро и неритмично. Не хватало воздуха; спина и ладони покрылись мерзким холодным потом. За каменным завалом находилось что-то очень неправильное. Что-то очень неестественное или даже патологическое на уровне, который находился еще ниже и глубже реальности, физиологии и даже магии.

— Что на этот раз? — послышался за спиной недовольный голос. — Я не могу постоянно бегать…

Ниалл спускался вниз по ступенькам черного хода, и я обернулась как раз в тот момент, чтобы увидеть, как каменеет его лицо. Ужас исказил черты, подобно кривому зеркалу, и я бросилась к нему навстречу.

— НЕТ, — крикнул он на разрыв связок и махнул своим боевым молотом. Навершие просвистело над ухом и врезалось в стену совсем рядом, острая каменная крошка ужалила лицо. Я шарахнулась в сторону.

— Охренел, что ли?! — рявкнул Шон.

Молот выскользнул из держащих его рук, глухо стукаясь о покрытую мхом и грязью мостовую. Пелена в глазах Ниалла медленно рассеивалась. Он ошарашенно посмотрел на нас, переводя взгляд с испуганной меня на вжавшегося в стену Тайренна, открывшего рот Шона, огромную щербину на каменной кладке и валяющийся в грязи молот, которым только что чуть не раскрошил мне голову.

— Создатель милосердный! — прошептал он.

Меня трясло, как кролика. Уши будто заткнули ватой. Во рту пересохло, а живот скрутило. Я выковыривала острые каменные осколки из коротких волос на виске и была полностью поглощена этим занятием, пока Шон не обернул меня в свою накидку, приобнимая за плечи.

— Ну, и что это было? — хмуро поинтересовался фратер лаикус. — Вон, девочку напугал!

От этих слов меня затрясло еще сильнее. Кто ж иногда откажется побыть девочкой, которую жалеют? Но эта нежданная поддержка лишила меня последних крох самообладания. Как потерявшийся в океане моряк, впервые увидевший землю со своего плота, я наконец-то смогла отпустить вожжи самоконтроля, и теперь нервное напряжение выходило наружу в виде неконтролируемой трясучки. Спасибо Создателю и на том, что хотя бы смогла не разрыдаться: я была очень близка к этому.

Ниалл ничего не ответил. Он в раздумье опустился на каменные ступени и обхватил руками голову. Оружие все еще валялось на земле, и Оливер осторожно поднял его, счищая налипшую грязь и прошлогодние листья. В переулке повисла тревожная, давящая тишина. Нарушая ее, я сделала шаг вперед.

— Я не в обиде, — примирительно произнесла я. — Я тоже это почувствовала. И Тайренн. Мы понимаем.

— Вот я лично ничего не чувствовал, — развел руками Оливер.

— Я тоже, — ответил Шон, — если бы не увидел это все… три раза подряд, то ни за что не поверил бы.

Ниалл обвел всех мутными, покрасневшими глазами. Потом остановился на мне, и меня затрясло с новой силой. В его лице, позе и взгляде угадывался целый спектр эмоций: тревога, замешательство, волнение, но сильнее всего в облике Кузнеца-в-Изгнании проступала решимость. И нет, это была вовсе не созидательная воля и непреклонность. От него исходила та самая мрачная, горькая и отчаянная решительность, с которой идут к высшей цели прямиком по еще агонизирующим телам лежащих вперемешку врагов и друзей.

— Скажешь, что не нужно туда лезть? — спросил он, глядя мне прямо в глаза.

Я поджала губы, но взгляда не отвела.

— Нет. Я скажу, что такому не место посреди Города.

Ниалл кивнул, и ярость в его глазах немного поутихла.

Сгущались сумерки. Удушающе пахла разросшаяся вдоль стены сирень — ее грозди уже побледнели, и бурые цветки осыпались на старую брусчатку, испуская запах испортившихся духов. Идя по узкому переулку, который находился прямо за ведущим к Кафедральной улице мостом, я поражалась тому, насколько силен здесь был контраст между живым и мертвым. По правую руку, за начавшей трескаться стеной, возвышались дома и кипела обычная городская жизнь. В зажигающихся прямоугольниках окон мелькали силуэты, с улицы доносились голоса и запахи готовящейся еды. Теплые вечера поздней весны и первой половины лета были самым приятным и самым оживленным периодом года: темнело поздно, и горожане вовсю пользовались этим, чтобы проводить время в свое удовольствие.

На контрасте с кипучей городской жизнью слева возвышались несколько мертвых домов. В отличие от большинства здешних развалин, которые уже давно превратились в обугленные или сгнившие скелеты, эти строения, пожалуй, вызывали ассоциации с мумиями: хотя они тоже были отмечены печатью смерти, проклятье еще не успело пережевать и переварить их в труху. Оливер, стоявший на крыльце дома, кивнул мне, и это было самое теплое приветствие от него, на которое я могла надеяться. Перешагнув через мраморную плиту порога с надписью «добро пожаловать», под которой давно покинувшие это место жильцы прятали ключ, я перешагнула через трупы двух хаунтов и поднялась наверх.

Добротно построенный каменный дом с плотными ставнями — явно место обитания какого-то зажиточного горожанина — смог защитить то, что в нем находилось. Внутреннее убранство оказалось почти нетронутым, но все вокруг покрывал толстый слой пыли, а с потолка и дверных проемов свисали бороды из паутины. Ковры под ногами потемнели настолько, что рисунок стал почти неразличим. Дерево старинных резных панелей, украшавших стены холла и коридора, потускнело и покрылось сетью мелких трещин. Лак и краска шелушились и сыпались мелкими чешуйками от легчайшего прикосновения. Откуда-то из глубины дома доносились странные тикающие звуки — работа жука-древоточца. В отличие от часового механизма, эти звуки не были ритмичными, и паузы нервировали.

Ниалл ждал меня на втором этаже, глядя на пустынную улицу через мутное, десятилетиями не мытое окно. Вряд ли через него можно было разглядеть хоть что-то кроме туманных очертаний, но оказалось, что мысли Кузнеца-в-Изгнании занимал совсем не вид на стену и заброшенную улицу.

— А ты знаешь, что стекло пластично? — спросил Ниалл, не здороваясь. — Оно течет. Очень медленно, почти незаметно, но в таких вот заброшенных местах это можно увидеть своими глазами. Вот здесь, видишь? Этому стеклу уже около века, и снизу оно заметно толще, чем наверху. Так бывает в старых домах.

— А ты спец по старым домам?

— Я спец по старому стеклу. В храмах ордена много витражей.

Я подошла чуть ближе. Ковер гасил звуки, превращая стук подошв в еле слышный шорох. После того происшествия в безымянном переулке мы больше не разговаривали и старались лишний раз не пересекаться. Все произошедшее там напомнило мне, что я по-прежнему общаюсь с двинутыми фанатиками, даже если они и стараются быть похожими на обычных людей. Сейчас я не чувствовала никакой угрозы, но воспоминания о едва не раскроившем мне голову молоте все еще были свежи в памяти.

Мимолетное воспоминание или тень видения о рассыпающемся в прах мире скользнула по краю сознания. Почему он выбрал для разговора место, где следы разрушения были не столь заметны? Его тоже терзают подобные воспоминания? Это была глупая мысль, но, почему-то, она все же пришла в голову и теперь не давала покоя.

— Ты позвал меня только чтобы показать, как течет стекло?

Пыль щекотала ноздри и оседала на коже. Паук, облюбовавший верхнюю часть рамы, зашевелился на своей паутине.

— Я хотел сказать, что не причинил бы тебе вреда. Никогда. Просто… я был немного не в себе. Не видел, что происходит вокруг. Не видел тебя. Мне нужно было остановить… это. Или оно остановило бы меня. А я не могу позволить себе остановиться.

— Что ты увидел?

Ниалл повернулся. Он выглядел грустным и усталым. Мутное старое окно, которое и в лучшие свои годы наверняка не отличалось прозрачностью, превращало мир за пределами комнаты в скопище безликих, аморфных теней. Как будто я снова, безо всякой магии, окунулась в странную реальность эфирного зрения, полную блеклых силуэтов и серых контуров. Тусклый свет пасмурных сумерек рассеивался покрытым грязью стеклом и делал обстановку вокруг призрачной и эфемерной, а человека передо мной — похожим на призрака. Мне хотелось прикоснуться к нему просто чтобы убедиться, что он живой и настоящий, но вместо этого я вцепилась в край подоконника, и хлопья облупившейся краски больно укололи кожу.

— Смерть.

— Свою?

— Нет, это… это неважно. А ты?

— Это очень сложно передать словами. Но да, можно сказать, что я тоже видела смерть.

— Ты знаешь, что это было?

Я покачала головой.

— Нет. Хотела бы я принести тебе папку, где все черным по белому написано, как тогда, с огненной тенью. Но увы... Это что-то, что забралось куда глубже, чем магия, — я вспомнила свои ощущения в переулке.

— Не понимаю, — Флайвил нахмурился.

— Есть теория, что все происходящее делится на несколько уровней бытия, уходящих глубже и глубже в непознанное. Первый — материальный, объективная реальность. Все, что можно увидеть и пощупать. Второй — иррациональный, отражение первого в головах разумных существ. Искаженное отражение реальности, которая у каждого своя. Затем идут магия и вера, то есть тайные силы природы и богов. Еще глубже наверняка еще что-то есть, и вот чем-то с этого уровня мы и столкнулись. Но я не знаю, что это за уровень и что на нем находится.

— Зато я знаю.

— И что же?

Ниалл молчал.

— Отлично! — вспылила я. — Просто отлично. В отличие от тебя, я делюсь с тобой своими соображениями, а ты…

— А я решаю проблемы, — отрезал он.

— Ну надо же, какой решальщик нашелся!

Я чувствовала себя оскорбленной, и мне захотелось снова зацепить его в ответ, но в этот раз брошенные в сторону Ниалла обидные слова скатились, как капли воды с утиных перьев.

— Я не хочу с тобой ссориться, Касадра, — проговорил он своим любимым тоном «доброго пастыря», от которого мне захотелось скрежетать зубами. — Твои способности и знания бывают полезны, и я их ценю. Не меньше, чем, допустим, помощь Шона или Оливера. Но никто не требует от них больше, чем они могут или умеют. К тебе я отношусь точно так же. Твои знания, магия и рассуждения уже выручали меня, но было бы глупо требовать от тебя того, на что ты не способна.

Этот неожиданно спокойный монолог выкрутил ситуацию с ног на голову и заставил меня почувствовать себя маленьким капризным ребенком, отчаянно требующим внимания. И это ощущение мне совсем не понравилось. Очень захотелось устроить истерику и хлопнуть дверью. Ну что ж, раз он так ко мне относится, то что мешает мне поступить именно так, как он от меня этого ждет?

Обидные слова уже перекатывались во рту, как леденец, но в этот раз мне все же удалось сдержать себя. Прикусив язык, я хотела сбежать вниз по лестнице, но Флайвил схватил меня за плечо и развернул. Я попробовала стряхнуть руку в ощерившейся металлическим гребнем латной перчатке, но это было бесполезно: сильные пальцы вцепились намертво.

— У моего ордена тоже есть знания, которыми он не хочет и не будет делиться, — черные глаза Ниалла снова показались мне пугающими. — Ты натолкнула меня на мысль, и за это я тебе признателен. Но не жди, что я буду откровенничать с тобой просто из чувства благодарности.

Несколько ударов сердца мы сверлили друг друга взглядами. Никто не хотел первым отводить глаза. Я дернула плечом, освобождаясь. На этот раз Ниалл не держал меня.

— Я тебе не враг, — нарушив молчание, снова заговорил Кузнец-в-Изгнании.

«Но и не друг», — подумала я, но вслух ничего не сказала. Это было бы слишком по-детски: выяснять, кто враг, а кто друг путем разбалтывания секретов и дешевых манипуляций. Как это обычно и бывает, меня в очередной раз от себя затошнило. Почему это всегда происходит именно когда Флайвил рядом?

Я решительно повернулась на каблуках, вкладывая в этот жест всю ярость и презрение, на которые была способна, и направилась к выходу. По пути я едва разминулась на узкой лестнице с Тайренном, который несся наверх, перепрыгивая через ступеньки и освещая себе путь керосиновой лампой.

— Осторожнее, — крикнула я ему вслед, — эта штука очень…

Но я не успела договорить. Тайренн запнулся на бегу, выпуская из рук лампу и расплескивая горящее топливо широкой дугой по всему лестничному пролету. Дорожка пламени вспыхнула, стремительно распространяясь вслед за пролившимся керосином. В сгущающихся сумерках стремительный бег оранжевых язычков по проточенным жуками перилам, ветхим тканым обоям и старым коврам выглядел завораживающе. Стихия была прекрасна и непредсказуема, как почуявший свободу дикий зверь. Я в первый раз видела пожар в момент его возникновения, но, казалось, стала лучше понимать магов огня и простых пироманов.

Несколько мгновений спустя наваждение исчезло, и я тут же бросилась к Тайренну, который уже пытался потушить пламя своим дублетом. На помощь бежали Оливер и Ниалл, но больше никого поблизости не было. Отсутствие сырости, которое помогло дому простоять практически нетронутым так долго, теперь уничтожало его. Пламя распространялось стремительно, пожирая ветхую ткань и трухлявую древесину, и вскоре уже стены и потолок лестничного пролета были поглощены огнем. Кругом трещало, ревело и гудело. Горький дым выедал глаза и жег горло. Куски горящей ткани, натянутой на стены между потолком и деревянными панелями, падали вниз, зажигая все новые и новые очаги пламени. Очень быстро стало понятно, что в отсутствие воды потушить пожар или хотя бы как-то сдержать его будет невозможно. А вот ее-то как раз рядом и не было: даже если и отправить кого-то к мосту, то ее не в чем будет принести. Не в пригоршнях же таскать, в самом деле.

Дыхание стало мучительным. Я молотила по языкам пламени своим плащом что было мочи, но стоило мне лишь поднять ткань, как они вспыхивали снова. Огонь как будто раздувала какая-то неведомая мне сила. Теперь это был сплошной шевелящийся ковер, покрывавший лестницу, стены и даже потолок.

— Мы сейчас все тут поджаримся, — крикнул Оливер, озвучивая мои мысли.

Ниалл разочарованно махнул рукой, выпрямляясь и бросая взгляд на разгорающееся буйство огненной стихии.

— Уходим!

Завидев отблески пламени, к месту происшествия уже бежали Хаммериты. Некоторые догадались захватить по пути ведра и багры, чтобы растаскивать горящие обломки. Но нормального источника воды поблизости не было, а набирать ее из канала было трудно из-за высоких парапетов, поэтому огонь продолжал реветь и бушевать. Он пожирал ветхое внутреннее убранство, отрыгивая в вечерний воздух снопы искр. Жар был настолько сильным, что неприятно обжигал лицо даже у тех, кто находился через улицу, у стены. Вся моя одежда была покрыта мелкими и не очень дырочками от искр, а кожа испачкана сажей. Тайренн с совершенно потерянным видом рассматривал волдыри на ладонях. Ниалл выглядел безучастным, прислонившись спиной к стене, и танцующие на его лице оранжевые отблески придавали ему немного зловещий вид.

В итоге Хаммериты сдались и просто позволили дому полностью выгореть изнутри. Среди собравшихся снаружи людей прокатились шепотки о том, что пламя распространялось неестественно быстро для такого старого строения. Кто-то некстати помянул проклятье. Я видела мрачные и недовольные взгляды, направленные в нашу сторону. В воздухе витала неприязнь, которую не решались высказать вслух, но она тем не менее была ощутима.

— Ниалл, — похоже, впервые за все время пожара Тайренн набрался смелости поднять голову и взглянуть в глаза наставнику. — Прости. Я…

— Ты как обычно несешься вперед сломя голову и потом пожинаешь плоды, — от тона Флайвила кровь стыла в жилах.

— Тайренн тут ни при чем, — вмешалась я. — Мы с тобой поспорили. Я была зла на тебя. Это я бежала по лестнице и ненароком толкнула его. Это моя вина.

Флайвил ожег меня взглядом. Ну и пусть. Мне плевать. Все равно он ничего мне не сделает, а вот Тайренну это поможет. Послушник посмотрел на меня с благодарностью и вздохнул:

— Спасибо, госпожа Хранитель, но Создатель ненавидит лжецов. Я действительно виноват. Я действительно спешил. Это я, я сам, споткнулся и разлил горящий керосин. Я раскаиваюсь и готов понести наказание.

Ну что ж. Я предложила ему помощь, но он выбрал не принимать ее.

Когда в доме уже было нечему гореть, сверху, как будто в насмешку, полился дождь.

Флайвил, сложив руки на груди, смотрел на меня сверху вниз со своим обычным непроницаемым выражением лица. А мне…

Мне хотелось рвать, ломать и крушить все кругом. Разнести на мелкие кусочки эту до тошноты чистую и правильную комнату. И хорошенько зарядить куда-нибудь магическим зарядом, потому что энергия эфирного кристалла жалила шрамы, как разъяренная оса. Хотелось высказать все то, что сейчас творилось у меня на душе. Быть убедительной. Так, чтобы произнесенные слова были серьезными, жесткими и хлесткими! Чтобы они звучали как приказ. Но некстати подступивший к горлу комок превратил их в невнятное блеяние.

— Ты ведь этого не допустишь?

— Решение уже принято.

— Но ты все еще можешь его отменить!

— Тайренн допустил серьезную ошибку и будет за нее наказан, — слова прозвучали как приговор. — И я не в силах на это повлиять. Из-за него сгорел дом, и мне пришлось выплатить наследникам компенсацию из фонда проекта.

«Из фонда проекта» — это, полагаю, значит из кармана Ордена. Или высокопоставленных покровителей Ниалла, которые сложили в общую кубышку честно намоленные у прихожан деньги.

— За что?! За старый хлам и жуков-точильщиков? Да нам спасибо должны сказать!

— Хочешь попробовать убедить их в этом? Владельцы собственности в своем праве. А мы ничего не можем доказать: дом выгорел полностью. Хорошо, что хотя бы стены остались.

Неприятно было осознавать, что я тоже косвенно виновата в ситуации. Если бы не мое давнишнее предложение, всем было бы наплевать на какой-то там сгоревший дом. А теперь… теперь из-за моих действий у него появился законный хозяин, который имел полное право на компенсацию вреда своему имуществу. И скорее всего, он содрал с Хаммеритов по полной. А Флайвил, в свою очередь, собирается отыграться на непосредственном виновнике.

— Это просто несчастный случай!

— Создатель не терпит торопливости и небрежности…

Когда Флайвил заводил свою религиозную шарманку, мне хотелось просто придушить его. Временами он казался почти нормальным… но потом снова начинал нести в мир бредни своего жестокого бога, и я просто лишний раз убеждалась, что среди Хаммеритов нормальных нет. Я стиснула кулаки. Проповедь продолжалась:

— …Мы работаем с разными опасными вещами. С взрывчаткой, огнем, расплавленным металлом и… много еще чем, — продолжал он, как будто обращался к пастве. — С механизмами, которые могут раздробить кости или оторвать голову тем, кто недостаточно внимателен и осторожен. Дело даже не в деньгах, Касадра. Безответственность и небрежность — одни из самых худших грехов в глазах Создателя, и не просто так. Головотяпство сеет хаос и может стоить жизни тебе самому или тем, кто рядом. Поэтому его нужно выжигать каленым железом. Не думай, что мне все равно.

Я сжала кулаки еще сильнее, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. В этот раз боль не отрезвляла: наоборот, она как будто распалила ярость. Я старалась сдерживать себя, но голос дрожал и звенел от удушающей, жгучей, мучительной злости.

— Все ублюдки, мучающие беззащитных, именно так и говорят! «Мне так же больно, как и тебе от того, что я тебя наказываю». Что у нас там дальше по списку? «Я делаю это для его же блага», да? «Пожалеешь розгу — испортишь ребенка»? А, вот еще: «Меня тоже били, ну и что, вон какой вырос»!

Лицо Флайвила дернулось, как будто я влепила ему пощечину. Впрочем, ему все же удалось сдержаться. Я перешла в наступление:

— Он и так осознает, что наделал, не дурак! И ты, если не дурак, тоже должен это понимать. Просто признайся: ты латаешь свою пострадавшую репутацию за его счет. Ведь проще наказать, сделать то, что от тебя ждут, чем вступиться и защитить!

— Ты закончила? Дверь там.

В этот раз я не отказала себе в удовольствии громко хлопнуть дверью. Пришла к себе и сразу же упала ничком на кровать. Злоба медленно перегорала внутри, и ее пепел горчил на языке, как полынь. Над головой яростно скрипели перекрытия: по-видимому, Флайвил тоже в бешенстве мерил свой чердак шагами.

Наверное, мне стоило бы отвлечься на что-нибудь полезное, но сегодняшняя вспышка ярости как будто вытянула все силы. Даже просто пошевелить пальцем казалось непосильной задачей. Странно было в этом себе признаваться, но я злилась вовсе не на то, что Флайвил оказался ровно таким же фанатичным садистом, как и все остальные члены его ордена. Тут как раз ничего неожиданного. Куда больше бесило то, что он оказался хуже, чем мне хотелось бы о нем думать. Нет ничего горше обманутых надежд, когда обида встречается с разочарованием и злостью на саму себя — за то, что поверила.

Экзекуция состоялась утром следующего дня. Мелкий противный дождь с перерывами моросил с самого вечера, но к утру в сплошном сером покрывале туч появились проплешины. Пока во дворе Дома Розали собиралась хмурая и серьезная толпа, солнце выглянуло несколько раз, освещая позорный столб, у которого промокшему до последней нитки Тайренну пришлось провести всю ночь. Я пришла, чтобы поддержать Тайренна, но совершенно неожиданно оказалась в первых рядах: толпа сама вынесла меня вперед. Больше всего на свете хотелось спрятаться или уехать, пока все не закончится, но это было невозможно. Я должна была присутствовать здесь как минимум для того, чтобы вспоминать сегодняшние события всякий раз, когда мне придет в голову очередная глупая и опасная иллюзия вроде «не все Хаммериты — озверевшие фанатики».

Тайренн пытался держаться мужественно, но бледность и дрожь выдавали его. Сказывалась ночь, которую ему пришлось простоять, согнувшись под дождем, с зажатыми в колодки руками и шеей. Наверняка к этому прибавился еще и страх перед предстоящим наказанием. В такой ситуации даже взрослого бы колотило, а тут — подросток, вчерашний ребенок. Пряди мокрых волос облепили лицо, а в глазах застыла покорность и обреченность. Мне было страшно даже представить, что сейчас творилось в его голове, и еще страшнее подумать о том, что, будь моя воля, я была готова сделать со взрослыми ублюдками.

Витриол — конечно, кто же еще — зачитал длинный список прегрешений, за которые Тайренна приговорили к наказанию: непреднамеренное вредительство, халатность и разгильдяйство, которые «привели к значительным материальным издержкам для Ордена». Зачитывая список и оглашая приговор — десять ударов кнутом, — инквизитор буквально светился от счастья. Не сомневаюсь, что этот урод больше всех настаивал на экзекуции, и его кровожадные желания сбылись в этот раз. Хотя, если уж по-хорошему, именно он должен был сейчас стоять у позорного столба за ту отвратительную историю с огненной тенью. Но он смог как-то выкрутиться, а вот у Тайренна такой возможности не было.

Я избегала смотреть на стоящего рядом с позорным столбом Флайвила, а тем более пересекаться с ним взглядами, но внимание, вопреки моей воле, вновь и вновь обращалось к нему. Кузнец-в-Изгнании, вытянувшийся в струнку, выглядел как обычно: аккуратно и собранно. Такой же застегнутый на все пуговицы, как и всегда… Почти. Его немного выдавали красные усталые глаза и странная скованность позы и движений. Он как будто окоченел и зажался, но взгляд все еще горел той самой мрачной и жестокой решимостью, которая так пугала меня.

Мне отчаянно хотелось увидеть знаки раскаяния и сострадания, и я все еще надеялась, что экзекуцию отменят в самый последний момент. В конце концов, Тайренн и так уже достаточно настрадался за эту ночь под дождем, а утром отхватил свою порцию стыда и унижения. Но я, разумеется, выдавала желаемое за действительное. Все еще только начиналось.

— Помолимся, — предложил Ниалл, опускаясь на одно колено и преклоняя голову.

Хаммериты проделали то же самое, и мне пришлось последовать их примеру, чтобы не выделяться из толпы. Мне совсем не хотелось молиться Строителю — судя по происходящему, бог Хаммеритов был во сто крат хуже, чем его последователи, — но проявлять своеволие сейчас было бы странно и недальновидно. Я наступлю на горло собственным принципам, но пусть вся эта тягомотина поскорее закончится.

— Господь Мой, Строитель, мудрый, справедливый и карающий! — начал Ниалл, и голос его звучал так же громко и чисто, как всегда. — Услышь нашу молитву о праведном суде. Мы знаем, что только Ты имеешь власть над жизнью и смертью, и только Ты можешь дать истинное правосудие. Даруй нам мудрость, чтобы вынести справедливый приговор, и силу, чтобы привести его в исполнение. Помоги преступнику раскаяться и обратиться к Тебе за прощением. Даруй ему шанс исправиться и стать лучше. Мы верим, что Ты всемогущ и справедлив, и можешь изменить даже самые тяжкие судьбы. Пусть слово Твое никогда не умолкнет в этом мире, направляя нас по пути благости и согласия. Об этом прошу тебя, Строитель, Господь Мой! Да будет так!

Искоса поглядев на Тайренна, я увидела, что послушник тоже шевелит губами, вместе со всеми повторяя слова молитвы. Сердце сжалось, а в горле встал ком.

«Ты же не сделаешь этого?!» — подумала я, обращаясь к Ниаллу, но среди мутного хаоса и сумбура, клубящихся в голове, внезапно возникла кристально чистая и холодная как лед мысль: «Сделает».

Конечно, сделает, потому что Флайвилу нужно выпутаться из некрасивой истории со сгоревшим домом и залатать прорехи на своей потрепанной репутации. Виновник — вот он. Наказали, забыли, поехали дальше. Куда более легкий путь, чем заступаться, защищать и доказывать, рискуя навлечь на себя общественное порицание за излишнюю слабость. В самый разгар негласной войны за влияние между главным инквизитором и Кузнецом-в-Изгнании каждая оплошность может оказаться фатальной. Сейчас счет между противоборствующими фракциями был равным: Витриол сильно облажался с огненной тенью, а ученик Флайвила допустил разрушительный пожар. Инквизитор, судя по всему, из своих проблем как-то выкрутился — и теперь пришла очередь его оппонента.

Флайвил протянул руку, и кто-то из Хаммеритов вложил в нее кнутовище.

«Ты не сделаешь этого! — мысленно взмолилась я. — Пожалуйста, не надо! Я хочу верить, что ты не такой!»

Витриол ножом вспорол мокрую насквозь белую рубаху приговоренного. Тайренн зажмурился. Ткань сероватыми клочьями повисла на его плечах.

Флайвил вскинул руку.

«Ты не…»

Свист и удар. Тайренн дернулся, зашипел сквозь стиснутые зубы, но сумел сдержать крик. На коже вспухла красная полоса. Кнут снова свистнул в воздухе. В этот раз раздался тихий сдавленный стон. На третьем ударе Тайренн уже не смог сдержаться. Его ноги подкосились и согнулись, и теперь он не стоял, а почти висел.

Четыре. Пять.

Кнут продолжал свое беспощадное движение, и крик — первоначально звонкий, а потом все более и более сдавленный и хриплый — звенел у меня в ушах, пронзая барабанные перепонки.

Шесть.

Уши словно заткнули ватой. Время застыло. Мир остановился, и в нем не осталось ничего, кроме щелканья кнута. Зрение как будто сузилось, и я видела только искаженное болью и ужасом лицо Тайренна. Все остальное теперь существовало лишь как смазанные, нечеткие тени.

Семь.

Нельзя так с человеком. Это унижение, этот страх, эта боль, это мучительное ожидание следующего удара… За что? Тайренн не заслужил всего этого! Я внутренне сжималась вместе с ним и дергалась от боли.

Восемь. Девять.

Хорошо, что я в маске. Можно не пытаться держать лицо. Жаль только, что мы не можем кричать вместе.

Десять.

Я не сразу осознала, что счет окончен и экзекуция прекратилась. Только когда к Тайренну подошли Шон и Оливер, освобождая его руки и шею из деревянных тисков, до меня дошло, что все позади. Тело подростка безвольно обвисло на руках двух мужчин.

Мир возобновил свое стремительное движение. Небо потемнело, солнце снова скрылось за тучами, откуда-то из соседних дворов в воздух с громкими криками поднялась перепуганная стая чаек. Толпа, которая доселе стояла неподвижно и, казалось, даже дышала в унисон, снова рассыпалась на отдельные группы. Двор пришел в свое обычное состояние и снова стал похож на муравейник. Кто-то спешил убраться подальше. Кто-то разбирал позорный столб. Кто-то засыпал пролившуюся на землю кровь опилками. Все молчали.

Только Ниалл как будто окаменел, и его отсутствующий взгляд был направлен туда, где еще недавно стоял приговоренный Тайренн. Кнут валялся в грязи, покрывающей двор. Лицо Кузнеца-в-Изгнании было по-прежнему непроницаемым, как посмертная маска.

На макушку упала тяжелая холодная капля воды. Вторая чиркнула по уху, еще несколько упали в землю рядом, и минуту спустя на Город опустился дождь — монотонный и унылый.

Уже потянув на себя входную дверь Дома Розали, я все же не удержалась и обернулась. Ниалл все еще стоял там же, где и раньше, окутанный призрачной пеленой дождя. «Так тебе и надо!» — подумала я, но ярость больше не билась в груди раненым зверем. И мир вокруг, и я сама как будто потонули в тоскливой, безотрадной, серой мути.

Дождавшись, пока мимо двери протопают тяжелые шаги и заскрипят ведущие на первый этаж ступени, я осторожно высунула нос из своей комнаты, убедилась, что коридор пуст, и направилась к ведущей на чердак лестнице. Совсем не хотелось пересекаться с Флайвилом, но нужно было кое-что сделать.

Тайренн ничком лежал на кровати Ниалла, и его больная спина была покрыта компрессами. Повернув голову на звук открывающейся двери, он увидел меня и улыбнулся, но даже это движение далось ему с трудом. Сидящий рядом с ним на стуле Хаммерит тоже вскинулся и нахмурился.

— При всем уважении… вам не стоит здесь находиться, госпожа.

— Я сама решаю, где мне находиться, — отрезала я, подходя к кровати. — Как ты, Тайренн?

— Нормально, госпожа Хранитель, привыкну.

Послушник попытался улыбнуться, но вышло не очень. Его губы были сухими, а кожа вокруг — шершавой и воспаленной. Глаза потухли, помутнели и слезились. Он тяжело дышал, а кожа покрылась липким потом.

Жалость душила, скручивала внутренности. Она засела в горле мерзким комом. От нее щипало уголки глаз. Стоило, все же, надеть маску, а не шейный платок. Я присела на корточки рядом с кроватью и осторожно убрала прилипшие ко лбу Тайренна волосы. Кожа оказалась влажной и горячей на ощупь.

— Его лихорадит. — Я посмотрела на несущего дежурство у кровати Хаммерита.

— Это нормально, госпожа. Так и должно быть, когда раны сильные. Я сам после такого три дня валялся почти в беспамятстве, — он пожал плечами. — Тело само себя лечит вот так вот. Да вы не волнуйтесь. Я за ним хорошо смотрю и даю ему много пить.

— Вот, — я поставила на стол пузырьки с целебным и болеутоляющим зельем из своих личных запасов.

Не думала, что они мне пригодятся… Вернее, что пригодятся, но не мне.

— Но…

— Просто дайте ему лекарство. Оно хорошее. Я ручаюсь. У нас отличные алхимики.

Хаммерит хотел что-то возразить, но потом передумал и кивнул.

— Хорошо, я… скажу Ниаллу.

Мне было все равно, что по этому поводу считает Кузнец-в-Изгнании, но спорить я не собиралась. Если ему так будет спокойнее — что ж, Флайвил знает, что я не враг Тайренну и не подсуну ему какую-нибудь дрянь из сомнительной лавки.

Я погладила юношу по намокшим от пота волосам:

— Держись там, — прошептала я, наклонившись к его уху. — И выздоравливай. Когда пойдешь на поправку, я возьму тебя с собой в грот Хранителей. И покажу проход, который открывается только огнем.

— Так вот чем я, оказывается, в том доме занимался, — попытался улыбнуться Тайренн.

— Отсыпайся и пей больше воды, — посоветовала я. — И прими лекарство, хотя бы на ночь. Станет полегче.

К счастью, на моем пути обратно мне тоже никто не встретился. Не представляю, что бы я сказала Флайвилу при встрече. Точно ничего хорошего. Скорее всего, просто прошла бы мимо… а может быть, и нет.

Дверь в комнату была приоткрыта. Странно. Я совершенно точно помню, что закрывала ее. Ну конечно… кто еще мог наведаться ко мне в такое время и в такую погоду?

— Надеюсь, ты с вином? Оно бы пришлось кстати, — поприветствовала я визитера.

— Сопьешься. Сегодня только ромашковый чай. Извини, я тут похозяйничал.

Гарретт, развалился в кресле у камина, который сам же и растопил. Шнуровка на горловине темно-серой рубахи была распущена, а плечи укутывала моя теплая шаль. Он ухмыльнулся, одной рукой подгребая кочергой раскаленные угли под каминную решетку, а другую вскидывая в приветственном жесте. Чайник уютно посвистывал. Темно-серый водонепроницаемый плащ и ботинки сушились возле огня.

— Что, в твоей милой чердачной комнатке внезапно стало мокро и неуютно?

— Кто же мог подумать, что начало этого лета окажется настолько мерзким?

— Мерзким, да… Во всех смыслах, — буркнула я.

Действительно, обычно погода в Городе в это время года менялась часто, поэтому я даже не могла припомнить, чтобы дождь зарядил так беспрерывно и надолго. Город тонул в жидкой грязи и захлебывался в несущихся по улицам мутных потоках. Море бесновалось, не давая кораблям выйти из порта. Огромные волны перекатывались сквозь парапеты набережных, круша ближайшие постройки и унося с собой награбленное. Злобно свистя из каждой щели, ветер срывал ставни и крыши. Жители злились и проклинали ненастье, а маги и ученые только разводили руками: договариваться с погодой они пока еще не научились. Зато знать практически в полном составе срочно отбыла в свои загородные поместья в горах — туда, где ветер с моря хотя бы не норовил содрать с тебя скальп.

С момента нашей последней встречи произошло так много событий, что у меня язык отвалился, пока я рассказывала все: про огненную тень, про видение в переулке, про пожар и наказание Тайренна. Гарретт за это время успел наполнить заварочный чайник и укутать его полотенцем, а потом разлил горячий чай по чашкам. Мне снова было нечем его угостить, но спускаться на кухню за едой я не собиралась: во-первых, мне не хотелось ни с кем пересекаться, а, во-вторых, после вчерашнего просто кусок в горло не лез. Выслушав мое негодование по поводу телесных наказаний, Гаррет усмехнулся:

— Из тебя вышла бы хорошая мать.

— С чего ты так решил?

— С того, что ты буквально усыновила первого же попавшегося подростка. Ты неправа, Кэсс. Лезешь туда, куда тебя совершенно не звали. Такими темпами, ты скоро начнешь усыновлять уличных сирот и приставать к беременным с просьбой погладить им животик.

Я пожала плечами. Тему развивать не хотелось. Если ему хочется так думать — ну что ж, пусть будет так. А насчет материнства… Откуда я могу знать? У Хранителей не может быть детей: эту способность нам навсегда перекрывают в момент посвящения. Никогда не задумывалась об этом и особой симпатии к детям не питала… Но ведь и Тайренн уже не совсем ребенок, хотя физически и морально он все еще был не ровня взрослым. Может быть, именно поэтому я прониклась к нему таким сочувствием? Мне всегда было жалко беззащитных и уязвимых. Я даже хотела поделиться этими мыслями с Гарреттом, но потом передумала — хотя, казалось бы, с кем же еще, если не с ним? После смерти Артемуса, он остался единственным близким мне человеком на всем белом свете. Между нами было кое-что общее. Оба изувеченные теми, кому однажды доверились. Оба немножечко поломанные.

Поэтому я поспешила увести разговор от этой темы. Были куда более насущные вопросы, например, недавнее видение в переулке. Мнение Гарретта могло бы оказаться полезным. Он много всякой дряни перевидал за свою жизнь, в том числе и на запретной территории.

— Меня немного волнует другое, — начала я. — То, что произошло в переулке. Ничего подобного не встречал, когда ходил по огороженному кварталу?

Гарретт прикрыл глаза, как будто припоминая, и отхлебнул из чашки.

— Нет. Чувства и мысли, конечно, разные были, но чтобы прям так… нет.

Я ждала продолжения, но его не последовало. Несколько минут мы пили чай в тишине. Я даже успела снять с кровати покрывало и завернуться в него — так сразу стало намного уютнее. Пожалуй, в такой атмосфере вино было бы лишним — если только не в виде глинтвейна, конечно. Наконец, мне надоело ждать нормального ответа на свой вопрос, и я решила снова помучить своего разморенного теплом и горячим питьем собеседника.

— Гарретт?

— Что?

— Ты читал «Концепцию уровней бытия»?

— Делать мне больше нечего, кроме как забивать себе голову бреднями всяких трёхнутых на голову мыслителей!

Я вздохнула. Ладно, пойдем другим путем.

— Какой слой бытия, по-твоему, может лежать еще глубже, чем магия и боги?

— Кэсс, ты не перегрелась там, случайно?

— Я тебя спросила…

— Тогда мой ответ: что-то более глубокое, чем магия и боги.

Это не была его привычная сварливость и резкость. Гарретт выглядел раздраженным, что для него было очень даже необычно.

— Мне плевать, — продолжал он. — И тебе тоже должно быть. Как тебе поможет это знание? Что конкретно оно тебе даст?

— Когда мы обсуждали увиденное, я вспомнила про «Концепцию…». И мне показалось… даже нет, мне в голову пришла совершенно определенная мысль. — Я погладила заднюю часть шеи, припоминая. — То, с чем мы там столкнулись, оно как раз с этого уровня, который глубже, чем магия. Но я не знаю, что это за уровень. А Флайвил сказал, что знает…

— Ну и…

— Он не стал говорить мне, хотя я прямо его об этом спросила. Это как вообще?

— Рад, что здесь хотя бы Кузнец знает, что делает, — пожал плечами Гарретт.

— То есть, ты считаешь, что он нормально поступил?

— Слушай, Кэсс, — лицо вора неожиданно стало жестким, — даже если мы допустим, что эта концепция правдива, и что мы действительно имеем дело с чем-то… оттуда. Тебе реально хотелось бы знать, что находится на этом гребаном уровне? Тебе действительно хотелось бы с этим столкнуться? Пусть разбирается сам, раз такой умный. Меньше знаешь — крепче спишь.

— А тебе не кажется, что мы тоже должны бы знать?

— Мне как-то все равно, я ни к кому в помощники не набивался. А ты… — Гарретт прищурился, и я приготовилась к очередному словесному выпаду. — Ты думаешь, меня кто-то посвящает в свои планы? Когда мне надо было что-то узнать, я не докапывался до всех подряд с идиотскими вопросами. Я шел и узнавал. Хотя в твоем случае… вполне возможно, что незнание тут — благо. Так что сиди, пей чаек и не рыпайся.

Гарретт в своем репертуаре. Готова поспорить, что он прекрасно понял, о чем идет речь, но тоже решил не делиться со мной. Ну, или я просто перестала вообще доверять людям.

В комнате снова воцарилась тишина.

— Гарретт? — тихонько позвала я.

Задремавший в кресле у камина вор вскинулся.

— Ну что?

— Ты не мог бы разузнать о Флайвиле все, что только можно? Пожалуйста. Мне очень нужна твоя помощь.

— Как и всегда.

— А тебе так трудно помочь старой подруге?

— Пока я тебе помогаю, из моих рук уплывает какое-нибудь кольцо, или ожерелье, или старинный кубок. Упущенная выгода, тебе знакомо это понятие?

Вор постарался звучать сварливо, но я услышала в его голосе нотки притворства. Наверное, ему нужно, чтобы его поуговаривали, но сейчас я не была готова тешить его самолюбие. Все равно никто не заставит Гарретта делать то, что он не хочет.

— Пока что ты мне никак не помогаешь. Только пьешь мой чай и греешься у моего камина. Сколько старинных кубков уплыло за это время?

Гарретт нахохлился, как большой старый ворон, но промолчал. Остаток вечера я провела у окна, глядя в пронизанную серебристыми нитями дождя темноту за залитым потоками воды стеклом. Мой гость еще немного подремал в кресле, а потом ушел прочь, в побитый дождем и ветром неприютный город. Не прощаясь.

Дождь продолжался три дня. Не лил, нет. Натиска стихии не было. Были крупные тяжелые капли, которые день и ночь выбивали монотонную дробь по откосам окон. Непогода не ломилась в захлопнутые двери и закрытые окна. Она стучала, настойчиво, упрямо и совершенно невыносимо: как монстры из городских легенд, которые не смогут зайти в твой дом, пока ты сам не впустишь их. Что бы там ни барабанило по стеклу, к концу третьего дня я уже была готова впустить это. Обычно я любила дождливую погоду, но именно этот конкретный дождь меня нервировал. Возможно потому, что я все глубже и глубже погружалась в мрачные мысли, да к тому же еще и чувствовала себя совершенно одинокой и покинутой. А заняться было совершенно нечем.

Проект пришлось приостановить, и работа вновь перетекла с расположенные во дворе мастерские. Насколько я знаю, небольшие отряды по-прежнему ходили на запретную территорию, но не для того, чтобы расчищать ее — просто проследить за тем, как там обстоят дела. Нервничали все. Я практически носа не казала из своей комнаты, но всеобщая нервозность, царившая в Доме Розали в эти дни, все равно считывалась: по дробным шагам, которые звучали в коридорах, по странным сборищам во дворе прямо под настырным дождем, по обрывкам фраз и тону просачивающихся сквозь старые перекрытия голосов. На постоялом дворе больше не было мира и лада. Я не могла расслышать, о чем говорили люди, но настроение разговоров — иногда тревожное, иногда раздраженное, иногда обеспокоенное — невозможно было спрятать.

Меня, само собой разумеется, все игнорировали. Я много читала, много спала, штопала поврежденную одежду и писала отчеты для Ордена, лишь изредка, крадучись, спускаясь в общую кухню за небольшой порцией чего-нибудь съестного уже после того, как с ужином было покончено. Флайвил… он никак не давал о себе знать, а я старалась не думать о нем. Но меня беспокоило состояние Тайренна. Я надеялась, что мне удастся кого-то о нем расспросить, но подходящего шанса все не представлялось.

И вот однажды, когда ожидание и переживания стали совсем невыносимыми, я снова выскользнула из комнаты. Крадучись. Как воровка. Тайренну к этому времени уже должно было стать получше. Первоначальное заживление уже должно было наступить по моим прикидкам, и, хотя меня никто никогда не порол, я, по опыту других болячек, знала это ужасное ощущение, когда на ране начинала образовываться корочка, а новая кожа под ней еще не наросла. Надеюсь, эти умники хотя бы догадаются смазать коросты смячающим маслом…

Однако, реальность оказалась куда печальнее. Стоило мне лишь переступить порог чердака, как в нос ударил неприятный запах болезни и страданий. Слуховые оконца были закрыты, чтобы не впускать суровый, порывистый ветер, поэтому воздух внутри был тяжелым и спертым. Камин растопили на славу, но теплый воздух, исходящий от него, смешивался с холодным дыханием гуляющих по чердаку сквозняков, и меня поочередно бросало то в жар, то в холод. Как в лихорадке.

В этот раз вахту у постели Тайренна нес другой Хаммерит, и этот молодой парень — среди сподвижников Флайвила были в основном такие — был не особо разговорчив. Он посмотрел на меня с недоверием и пренебрежением, но вставать на пути не стал. Просто осенил себя святым знаком и начал бубнить под нос какую-то молитву.

Тайренн, по прежнему лежащий ничком, то ли спал, то ли был в беспамятстве. Он тяжело дышал, и из груди иногда вырывались свистящие звуки. Лоб горел. Простыни промокли от пота и источали тяжелый запах болезни, а губы покрылись белым налетом и кровили. Я откинула наложенные на спину компрессы, уже заранее зная, что меня ждет под ними. И не обманулась. Среди красной, воспаленной кожи багровели мокнущие раны — ужасное напоминание о перенесенной боли. Ни о какой корочке, разумеется, тут и речи быть не могло.

Я перевела взгляд на столик. Хаммеритская паскуда так и не притронулась к принесенным мной зельям.

— Придурок, — пробормотала я себе под нос.

Хаммерит посмотрел на меня с неодобрением и, на всякий случай, отодвинулся подальше.

— Почему вы не дали ему лекарство?

— Создатель не поощряет облегчение страданий наказанного, — высокомерно ответил тот. — Пусть несет свою кару. Если его лечить, то он не до конца искупит свой грех.

Я с трудом удержалась, чтобы не влепить оплеуху этому религиозному идиоту. Помнить о том, что я, вообще-то, не одобряю телесные наказания, становилось все сложнее.

— А если его не лечить, то скоро он сам встретится с вашим Создателем! — я почувствовала прилив ярости. — Вы что, не понимаете?

— На все воля Создателя, — пожал плечами Хаммерит. — Создатель милостив!

Я еще раз окинула взглядом раны и воспаленные ткани вокруг: молодой организм отчаянно цеплялся за жизнь. Как жаль, что моя магия умеет только наносить повреждения, а вот на лечение не способна. Было бы здорово помочь ему исцелиться, как когда-то помогла нам Исольде, но я так не умела. Моя магия могла только разрушать, так что придется, пожалуй, обходиться стандартными методами.

— Вскипяти воды. Кинь нитки и иголки в спирт. Найди острый нож и прокали его над огнем.

— Но Создатель…

— Считай, что это он меня послал, — отрезала я.

— Ересь, — прошипел сквозь стиснутые зубы Хаммерит, но повиновался.

Я, как могла, напоила Тайренна лечебным зельем. Юноша был в беспамятстве, поэтому мне пришлось аккуратно поить его с ложечки. Сбегав вниз, я принесла из комнаты свою аптечку и стерильные бинты. Установила в изголовье кровати переносную керосиновую лампу — лишний свет не помешает — и, дав еще один светильник в руки Хаммериту, принялась обрабатывать раны. Не то чтобы мне часто приходилось это делать, но таким вещам Хранителей обучали дотошно и тщательно, да и какой-никакой практический опыт обработки ран Элана у меня все же имелся.

Поэтому я тщательно промыла все. Иссекла начавшие загнивать ткани. Подумав, решила все же не зашивать раны, а покрыть их антисептической мазью. Накрыла спину чистой тряпицей. Обмыла лицо, шею и руки Тайренна прохладной водой и положила на шею охлаждающие компрессы.

Закончив, я собрала свои снадобья обратно в аптечку, а потом встала и посмотрела Хаммериту прямо в глаза.

— Ты тут ни при чем. И я тоже. Милостивый Создатель послал своего вестника, и тот вылечил болящего. Ты меня понял?

Парень кивнул.

— Я еще приду. Ухаживай хорошо. Раздобудь чистое белье и перестели постель. От этих грязных тряпок и здоровому станет плохо. Постарайся проветривать комнату хотя бы изредка. Пои, как только представится возможность.

Следующий визит к Тайренну я нанесла вечером, а потом еще наутро. К тому времени нездоровое воспаление почти спало — оставалось лишь несколько очагов, которые я продолжала обрабатывать, но была уверена, что в конце концов и они побледнеют. К обеду Тайренн пришел в себя и уже смог пить самостоятельно и ненадолго вставать с постели. После обеда дождь почти прекратился, и Хаммериты снова вернулись на запретную территорию, но сейчас мои мысли были далеки от того, что там происходило. Ненадолго оставив своего пациента, я сходила в город — за едой и новыми запасами лекарств, да к тому же еще и выклянчила у орденских алхимиков восстанавливающее силы снадобье.

Уже темнело. Все Хаммериты собрались на вечернюю молитву, и мы с Тайренном остались одни. Я сидела на стуле и читала вслух какие-то жития святых из книжек Флайвила просто чтобы убить время, а Тайренн дремал под монотонный звук моего голоса. Мысли витали где-то совсем далеко от текста, когда дверь тихонько открылась, и в комнату вошел Кузнец-в-Изгнании, на ходу снимая латные перчатки и скидывая блестящий в свете камина непромокаемый плащ. На полу осталась цепочка мокрых следов. Я подняла глаза поверх книжной страницы, но ничего не сказала. Просто молча смотрела, как он ставит молот на подставку, снимает шлем и бригантину, отстегивает наплечники и набедренники. В каждом движении чувствовалась скованность, как будто к рукам и ногам Флайвила привязали гири. Прежде чем грузно опуститься на стул, ему пришлось опереться ладонью о край стола.

— …Люди приходили к святому кузнецу и просили его оружие, и он давал им его с великой радостью, зная, что оно будет использовано для защиты и мира. Когда пришло время последнего вздоха, сам Создатель вознес его на небеса, где он продолжил свою работу в небесной кузнице, — я перевернула страницу и зевнула. — И до сих пор люди говорят о его подвигах и мудрости, и его имя остается в сердцах верующих, как символ веры и благочестия.

— Отличный выбор легенды, — произнес Флайвил таким бесцветным голосом, что я не поняла, похвалил он меня или сыронизировал.

— О чем ты? — подняла я бровь.

— Ты же только что прочитала это. «И поднял Августин свой молот, и обрушил на ученика своего, дабы не смел тот позорить учителя своей скверной работой».

— Да? Вот подонок! — я захлопнула книгу и аккуратно положила ее на край кровати, чтобы не разбудить Тайренна.

— Если б на моем месте был Витриол, он бы уже потащил тебя в Крагсклефт за хулу на святых заступников.

— Если он окажется на твоем месте, я уже буду далеко от Города.

Уголок рта Флайвила дернулся. Наверное, это должно было означать усмешку. Он кивнул головой в сторону сопящего на кровати Тайренна и спросил:

— Как он?

— Чуть не отправился к Создателю.

— Но сейчас ведь все в порядке?

Я подошла и села на соседний стул, заглядывая Флайвилу в глаза.

— Сейчас — да.

— Когда я уходил, с ним все было нормально, — он задумчиво взлохматил волосы на затылке. — Раны обработали как нужно. Больно, но не смертельно.

— Знаешь, я… Я против того, чтобы бить людей. Даже таких как ты, поэтому… считай, что я только что влепила тебе пощечину.

— Считай, что я схватился за щеку, — горько усмехнулся Флайвил. — И спросил: «За что?»

— Его дня три лихорадило, ты ни разу не появился! Еще чуть-чуть, и мне пришлось бы бежать к аптекарю за живыми опарышами, чтобы нормально почистить рану!

Кузнец посмотрел на меня с недоверием.

— Такого не должно было произойти. Все было сделано правильно. Поверь… поверь моему личному опыту.

Тайренн зашевелился на кровати, и я направилась к нему, оставив реплику без ответа. Наш разговор все равно был бесполезным. Я проверила температуру: если и есть, то не очень высокая, и разгладила складки на простыни. Потом прикрыла руки пледом: не хватало еще, чтобы простудился. Охлаждающий компресс на шее уже высох — надо бы заменить перед уходом. Когда я мешала в чашке смесь из уксуса и мятного масла, наблюдавший за моими действиями Флайвил подал голос:

— Можно мне воды, Касадра? — тихо попросил он.

Поджав губы, я зачерпнула воды из ведра и поставила кружку на противоположный конец стола, так, чтобы его нельзя было взять, просто протянув руку. Мелкая месть. Захочет — оторвет свой зад от стула. Даже если я и ухаживаю за Тайренном, то это вовсе не значит, что я нанялась в служанки к его наставнику. Флайвил приподнялся, потянулся и, не удержав равновесие, рухнул на пол. Вода разлилась, а жестяная кружка, звеня, покатилась по полу.

— Ах, чтоб тебя в Утробе демоны драли! — выругалась я, бросая все дела.

Еще один болезный на мою голову! Флайвил лежал на полу, но был в сознании. Он упал боком и теперь тщетно пытался подняться, как загнанный конь. Локти дрожали и подгибались, не в силах выдержать вес тела. Я помогла ему сесть, с опорой на ножку стола.

— Можно мне все-таки воды, пожалуйста?

Я снова метнулась за водой и помогла напиться, придерживая кружку: руки Кузнеца-в-Изгнании тряслись, зубы стучали о край посуды, а вода бежала по подбородку.

— Что с тобой?

— Ты спрашивала, где я был? — Флайвил с трудом ворочал языком. — Молился и держал пост. Перестарался.

— Вот уж правда: не согрешишь — не покаешься, — хмыкнула я. Не то, чтобы мне нравилось пинать лежачего, но… мне было совсем не жалко его. Или все же было?

— Много ты знаешь!

— Знаю, что ты высек кнутом своего воспитанника и бросил его! Этого достаточно!

— Это… Меньшее зло. Витриол готовил обвинение в злонамеренном саботаже. Другое преступление. Совсем другое наказание. Его могли бы забрать от меня. Пришлось сыграть на опережение.

— Почему ты мне сразу не сказал?

— А ты бы стала слушать?

— Все равно! Ты бросил его!

Флайвил поднял на меня глаза. Сейчас в них была только боль и бесконечная усталость, граничащая с выгоранием.

— Теперь, значит, готова выслушать и поверить?

Я кивнула.

— Я просто не мог оставаться здесь… после того, что я сделал. Я бы вмешался. Помог бы. Дал целебное зелье. Нельзя помогать тому, кого подвергли справедливому наказанию. Экзекуцию могут не зачесть… и повторить.

Я прикрыла глаза. Ненавижу Хаммеритов и их жестокую религию.

— Ты веришь мне?

Этот вопрос я оставила без ответа. Да я и сама его не знала. Рациональная и подозрительная часть моего разума шептала, что Флайвил вполне мог притворяться и наплести мне с три короба. Ему нужны союзники, а я, как выяснилось, тоже могу на что-то сгодиться. Конечно, он сейчас попытается выставить себя белым и пушистым человеколюбом, если это поможет завоевать мою поддержку.

Но мне так хотелось, чтобы он на самом деле сказал правду.

Я покормила Флайвила бульоном, оставшимся от ужина Тайренна и напоила его чаем с медом. Кровать была занята, а дотащить его до топчана в дальнем углу чердака, на котором обычно спал Тайренн, я была не в силах, поэтому просто подсунула ему под голову свернутую куртку, обложила одеялом и пледом, накидала побольше дров в камин и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

Следующее утро принесло как минимум две важных новости: во-первых, в болезни Тайренна наступил окончательный перелом. Во-вторых, над городом снова появилось солнце. После долгих дождей все вокруг выглядело донельзя чистым и умытым. Потоки воды, пронесшиеся по улицам после того, как переполнились городские коллекторы, унесли в море мусор и гниль. Отмытые дождем стекла блестели на утреннем солнце. Городской воздух очистился от пыли, а стены домов — от скопившейся за зиму копоти и нагара. Небо как будто постирали в синьке, а плывущие по нему маленькие облачка — накрахмалили.

Я снова была на чердаке — поджаривала тосты над огнем только что зажженного камина. Заметно повеселевший Тайренн уже мог сидеть в кровати и теперь жевал яблоко. Флайвил, как обычно, молился в дальнем углу. Сон определенно пошел на пользу истощенному организму, и Кузнец-в-Изгнании выглядел чуть посвежее. Однако, он по-прежнему в точности соответствовал описанию «краше в гроб кладут»: несколько дней непрерывной молитвы, почти без еды, отдыха и питья, имели свою цену. Такое не восполнишь несколькими часами сна на жестком полу.

Я все еще не знала, как мне к нему относиться с учетом последних событий. Поэтому просто молчала и старалась лишний раз не глядеть в его сторону, пребывая в полном душевном раздрае. Проворочавшись всю ночь и пережевав одни и те же мысли и аргументы по сто раз, я тоже чувствовала себя абсолютно разбитой и ни на что не годной. Ну и кто сказал, что утро вечера мудренее?

Покончив с утренними ритуалами, Флайвил снова сел за стол, глядя на скопившуюся за время его отсутствия стопку корреспонденции. Вот уж в чем Хаммериты не уступали Хранителям, так это в любви к бюрократии и письменным докладам. Когда я поставила рядом большую чашку чая с медом, он поймал мою руку и осторожно накрыл ее своей.

— Спасибо, — прошептал он.

Я осторожно освободила кисть из огромной шершавой лапищи, которая, при желании, могла бы переломать в ней все кости, просто сжав. Но в этот раз прикосновение было таким аккуратным, что, казалось, не потревожило бы даже чешуйки на крыльях бабочки. Не надо нам этого. Вот сейчас — совсем не надо. И потом — тоже. Но сердце от этого неожиданного жеста забилось как-то слишком сильно, а кожа покрылась мурашками. Хорошо, что я всегда ношу одежду с длинным рукавом.

Я отошла в сторону, делая несколько глубоких вдохов в попытке выровнять сбившееся дыхание и не выдать своего смятения ни словом, ни жестом. «Ничего не произошло. Ничего не было. Забудь. Просто он решил, что уродине вроде тебя даже такое внимание будет за великую радость. Не смей, просто, мать твою, не смей показывать, что для тебя это хоть что-то значит!»

— Не за что, — ответила я как можно суше и холоднее.

— Ты ухаживала за мной вчера. Помогла мне.

— На моем месте мог бы быть Оливер или Шон.

— Нет.

— Почему же?

Флайвил жестом показал мне наклониться поближе и прошептал на ухо, так, чтобы Тайренн не услышал.

— Я должен всегда быть сильным. Не имею права на слабость. Даже при тех, кого считаю своими самыми близкими друзьями.

— А при мне, значит, можно?

— Ты — не мой подчиненный. А они — да. Как они пойдут за мной, если я покажу себя слабым и уязвимым? Бремя лидерства…

— Хрень на постном масле это твое бремя лидерства. Что за друзья такие, если в их присутствии нельзя хоть немножко побыть слабым?

— Ты не понимаешь…

Флайвил снова завел свою любимую песню. Я выпрямилась и сделала шаг назад. Как же, не понимаю! Я-то как раз очень даже прекрасно все понимаю. «Ах, ты такая особенная, я так тебе благодарен, твоя помощь просто неоценима, никто не помог бы мне, кроме тебя». Я знавала таких. Я и сама когда-то была такой. Просто прояви самую невинную симпатию к неудачнику: от тебя не убудет, а он будет бегать за тобой и заглядывать в глаза, пока не пошлешь. Таким требуется только периодически скармливать крохи внимания и не забывать время от времени дергать за поводок, чтобы не отбегал слишком далеко. Когда-то я именно так и поступала — а теперь испытала и на своей шкуре. Даже и не знаю, кого я теперь ненавижу больше: себя прежнюю или себя нынешнюю.

Меня в очередной раз замутило, и, убедившись, что в мою сторону никто не смотрит, я опустила покрывающий нижнюю часть лица шейный платок и положила в рот ломтик кислого яблока, тут же натягивая материю обратно на нос. «Всегда помни! Всегда, мать твою, помни, кто ты теперь! Если ты будешь всегда держать это в уме, то никто не сможет одурачить тебя или воспользоваться твоей слабостью. Помни, кто ты есть. Ты — Хранитель, ты не можешь позволить себе быть пристрастной. А еще ты — уродина, которая не может позволить себе даже открыть лицо при посторонних. Перестань уже, наконец, считать себя очаровательной красавицей, которой восторгаются мужчины. Это навсегда в прошлом! Теперь на тебя будут смотреть в лучшем случае с жалостью».

Когда-то я смирилась с тем, что мое лицо никогда больше не станет прежним. Элана все равно не вернешь, а человек, которому я была готова довериться после его смерти, подарил мне эти шрамы. После первоначального шока и отрицания последовало смирение, при котором я решила полностью посвятить свою жизнь Ордену. Но пришло время, и, казалось бы, уже затянувшиеся раны снова начали кровоточить.

В комнате повисла напряженная тишина, прерываемая лишь обычными звуками со двора. Пожалуй, лучше бы мне отсюда свалить. Я уже подходила к двери, когда в комнату ворвался Шон.

— Ниалл, у нас проблема!

Тоже мне новость! Да у вас каждый день новые проблемы!

Поворачиваясь к вошедшему, Флайвил изменился как будто за секунду. Сейчас он снова казался сильным, жестким и собранным. Собой обычным. Волевой взгляд. Уверенные, размашистые движения. Только волосы уложены чуть менее аккуратно, да лицо бледнее, чем обычно.

— Касадра, по-моему, тебе пора. Не буду тебя задерживать. Спасибо за доклад.

«Ах ты, говнюк! Думаешь, погладил немножко, и я буду теперь перед тобой на задних лапках прыгать?»

— Ничего страшного, я никуда не спешу, — уверенно произнесла я. — Всегда буду рада помочь… партнеру.

Стоит отдать Флайвилу должное — он и бровью не повел. А что он мог бы сделать? Вышвырнуть меня из комнаты за шкирку? Ну так я, при желании, и магией могу залепить промеж глаз! Просить меня уйти? Шон не поймет такого проявления слабости. Поэтому Кузнецу-в-Изгнании не оставалось ничего другого, кроме как сделать хорошую мину при плохой игре.

— Хорошо, можешь остаться, — произнес он высокомерно, как будто даровал мне пастырское благословение. — Шон?

— У нас двое дезертиров.

— Кто?!

— Брат Конрад исчез позавчера вечером, патрулируя стену. Послушник Арчи вышел из общей спальни ночью — предположительно, по нужде, и не вернулся до сих пор. Наши отряды на запретной территории предупреждены. Братьев в Городе тоже поставили в известность. Никаких следов. Их никто не видел.

— Я знал Брата Конрада еще с семинарии. Он не ушел бы просто так. Да и Арчи просто горел идеей, — задумчиво произнес Флайвил. — Не думаю, что они дезертиры. Тут что-то другое.

— И все же братья между собой обсуждают самовольное оставление поста.

— Зачем бы им понадобилось сбегать, да еще и в такую непогоду?

— Ну, тут как раз все логично. Вода смывает следы, а патрули куда менее бдительны. Если хочешь исчезнуть без следа, дождь — самое лучшее время.

— Что говорят остальные?

— Да ничего, люди просто отошли ненадолго и растворились. Я сказал всем, кто на запретной территории, смотреть в оба.

— То есть, ты тоже думаешь, что они там?

Шон только развел руками.

— Это все?

— Есть еще кое-что. Мне кажется, Витриол тоже потерял бойца. Он не признается, но есть такие слухи.

— Очень странное дело. Касадра, ты умеешь искать следы с помощью магии?

— Не уверена, — ответила я после недолгих раздумий. — Но я могу поискать следы магии. Если, конечно, вам нужна моя помощь.

— Думаю, она будет нелишней. Нужно проверить все, — Флайвил повернулся к столу, давая понять, что разговор окончен.

Что же, мое любопытство в этот раз сыграло против меня. Однако, с другой стороны, мне представился отличный шанс держать руку на пульсе. В том, что мы имеем дело не с банальным дезертирством, я была уверена практически полностью. Речь все-таки идет не об обычных солдатах, а о религиозных фанатиках, а у них должна найтись очень веская причина, чтобы перечеркнуть всю историю своего церковного служения и подставить под удар не только жизнь, но вдобавок еще и бессмертную душу.

Правда, с другой стороны, исчезновение этих двоих так странно совпало по времени с экзекуцией Тайренна. Может быть, они тоже разочаровались в своей вере и своем духовном лидере после всего того, что произошло? Но как, в таком случае, объяснить исчезновение инквизитора? Вот ему-то точно не привыкать к проявлениям неоправданной жестокости, да и до Тайренна, думаю, особого дела нет.

Я спускалась по лестнице, и взгляд Шона жег мне затылок. Ну и плевать! Пусть думают, что хотят. Невелика проблема! Если мне удастся найти дезертиров, то, возможно, отношение ко мне переменится к лучшему. А если нет — то мне терять нечего.

Будучи рядовыми членами Ордена, брат Конрад и послушник Арчи не имели ничего, кроме коек в общей спальне и личных сундуков. С самого начала мне было очевидно, что искать там совершенно нечего. Всех, кто мог хоть что-то сообщить об обстоятельствах исчезновения, опросили уже до меня и ничего полезного не узнали. Личные вещи перетряхнули, но я все же порылась в сундуках для видимости. Как мне сообщили, ничего не пропало: ни реликвии, ни одежда, ни даже тощие кошельки с личными сбережениями. Кто в здравом уме решится бежать без гроша в кармане? Для очистки совести, я использовала магическое зрение, но не нашла никаких следов магии: во всей спальне только наблюдавший за процессом из дальнего угла Витриол светился красными и голубыми всполохами.

— Что скажете, госпожа Хранитель? — поинтересовался Шон.

— Ничего, — я пожала плечами.

— Может, вам хрустальный шар принести или гадальные карты? — влез в разговор Оливер.

— А зачем ты такое хранишь? — невинно поинтересовалась я.

Телохранитель Флайвила тут же прикусил язык.

— Пойдем, — я сделала знак Шону и Оливеру, и мы втроем вышли во двор.

— Что вы двое думаете по этому поводу? — без обиняков спросила я.

— Что это какое-то темное дело, — подумав, ответил Шон. — Я не верю, что они сбежали.

— А ты? — повернулась я к Оливеру.

Тот пожал плечами. В отличие от инициативного Шона, который очень ловко взял расследование в свои руки, прежде чем пойти на доклад к Кузнецу-в-Изгнании, Оливер не очень-то любил думать и чувствовал себя куда комфортнее, подчиняясь чьим-то приказам.

— Как насчет того, чтобы прогуляться по запретной территории?

В этот раз мы не стали пользоваться шлюзом, а поднялись на стену, осмотрели то место, где нес свою последнюю вахту пропавший Конрад, и спустились с другой стороны по приставной лестнице.

Несмотря на то, что последнюю неделю проект буксовал из-за дождей, изменения уже можно было видеть невооруженным взглядом. Запретная территория преображалась день ото дня. Густые заросли сокращались, растительность вырубалась: оставляли только старые большие деревья и островки зелени на месте будущих палисадов и скверов. Некоторые разрушенные дома превратились в горы строительного мусора, который использовали для того, чтобы засыпать и цементировать старые ходы бурриков. Вокруг зданий, которые пощадили, выросли строительные леса. Новые — вернее, старые — владельцы теперь охотно работали над их восстановлением целыми семьями, и явно не боялись запретной территории так сильно, как в первые дни. Я даже заметила несколько грузоподъемных кранов — от старых, с ручным приводом, до новейших паровых. Аромат свежей зелени, который ошарашил меня в первые часы пребывания тут, теперь сменился запахами дегтя, древесной стружки и каменной пыли. Атмосферу запустения, таинственности и заброшенности теперь окончательно сменил деловитый гул большой стройки. Кругом отдохнувшие во время вынужденной паузы люди снова поднимали, пилили, тащили, сверлили и забивали. С новыми силами они замешивали цемент, дробили камни, клали кирпич и тесали бревна для будущих перекрытий. И лишь отголоски магического звона все еще слышались в воздухе. Хотя, может быть, мне просто показалось.

Я старалась держать магию поближе, как верного пса, но обращаться к ней мне пока что не хотелось. Эфирное зрение превращало мир в серые тени, а передвигаться по запретной территории таким образом было попросту опасно. Поэтому я просто шла вокруг, не думая ни о чем, полностью доверяясь собственной интуиции. Наверное, в другой ситуации я бы не тащилась незнамо куда и незнамо зачем, но сейчас у меня не было абсолютно никакой информации, на которую можно было бы опереться в рассуждениях или которую можно было бы осмыслить. Поэтому я просто шла, куда несли ноги, и чувствовала себя при этом самозванцем-очковтирателем. Двое людей, сопровождавших меня, тратили на это свое время, а я абсолютно ничем не могла им помочь.

— Так дело не пойдет, — обернулась я. — Дальше я пойду одна.

— Но… — начал было Шон, но я взмахнула рукой.

— Не хочу занимать чье-то время без надобности. Скажу честно: не уверена, что могу решить проблему, и не думаю, что ваше присутствие тут необходимо. Наверное, вам будет лучше заняться своими делами. А я попробую разобраться.

— Но зацепок нет?

— Зацепок нет, — эхом повторила я.

Шон вздохнул, и его плечи поникли. Не думала, что разочарую его: скорее, я ожидала плохо скрытую радость или злорадство с его стороны. Кто бы мог подумать, на меня рассчитывали, ну надо же!

Я продолжила идти по заброшенному кварталу куда глаза глядят, но очень скоро поняла, что ноги сами собой вели меня к совершенно определенному месту: к тому самому перегороженному рухнувшим строением переулку в самом сердце запретной территории, где нас с Флайвилом и Тайренном когда-то посетили видения. Мне, правда, пришлось немного поплутать, чтобы найти нужный дом с библиотекой, пройдя который насквозь можно было попасть в переулок. Не знаю, что я рассчитывала тут найти, но через проем черного хода я проходила с волнением и ожиданием того, что неприятные видения снова обрушатся на меня лавиной.

Ничего подобного. Тихо, как на кладбище. Даже звуки ведущихся совсем неподалеку работ казались какими-то отдаленными и нереальными. И зачем, все-таки, я пришла сюда? Какая сила снова привела меня в этот забытый всеми богами переулок? Подспудные воспоминания о видениях, которые я ни за что не хотела бы повторить? Неразгаданная загадка? Да, если призадуматься, то какая-то логика в этом есть: столкнувшись с необъяснимым исчезновением двух или даже трех людей, я интуитивно связала их с другим местом, в котором тоже произошло что-то необычное. Наверное, все дело в этом.

Легкий ветерок по-прежнему гулял в остовах разрушенных пожаром лачуг и колыхал пестрые треугольные листики плюща, который оплел рухнувшую прямо поперек дороги башню. Покрытая молодыми побегами как маскировочной сеткой, она все так же преграждала путь в какой-то еще не исследованный закуток запретной территории. Переулок был полностью погружен в тень, но блики солнца подсвечивали верхние этажи зданий и искрились на глянцевой, трепещущей поверхности молодых листьев. Почему-то этот контраст между плещущимися в развалинах черными озерцами теней и нахальными пятнами света нагонял странную иррациональную тревогу.

Я сделала шаг ближе, потом еще и еще. И тут мне внезапно стало жутко. Окружавший меня пейзаж, конечно, был тоскливым и безрадостным, но в нем не было ничего кардинально отличного от множества других заброшенных закоулков. Но чем ближе я подходила, тем сильнее становился охвативший меня страх, пока, наконец, меня не накрыло с головой волной паники. Тогда я бросилась прочь, не разбирая дороги. Когти ужаса отпустили только на параллельной улице.

Я опустилась на обломок камня, чтобы перевести дух, и уставилась на двух работающих неподалеку мужчин в гражданской одежде. Они посмотрели на меня, запыхавшуюся и наверняка раскрасневшуюся, осторожно поинтересовались, все ли в порядке, и, получив в ответ вежливый кивок, вернулись к своим делам. Щеки горели, в горле пересохло, и я в который раз пожалела, что не взяла с собой воды.

Прочертив в пыли линию носком ботинка, я задумалась. Итак, что мы имеем. Я, что вполне ожидаемо, облажалась и не нашла никаких следов пропавших хаммеритов. Но одну вещь я знаю наверняка: их вряд ли стоит искать там, откуда я только что сбежала. То, что обитает в переулке, отпугивает людей, а не призывает их, и я даже представить себе не могу, чего ради Арчи или брат Конрад вдруг пошли бы в самое сердце запретной территории, да еще и в дождь, да еще и по темноте. Наверное, нужно было искать где-то возле стены… А, это бесполезно. Пусть этим занимаются Хаммериты. Пусть ищут следы и обшаривают запретную территорию. Это не мое дело. Я только поискала магию. Магии нет.

Только зря потратила время. Ну, мне, в конце концов, не привыкать.

Несмотря на твердое решение отстраниться от поисков пропавших, в последующие дни я вновь и вновь возвращалась на запретную территорию. Разумеется, каждый такой визит ни к чему полезному не приводил, но я стала немного лучше разбираться в хитросплетениях местных переулков. Ниалл оставался с Тайренном еще пару дней, и в его отсутствие проект не особо продвинулся вперед, однако работы на уже захваченных территориях не прекращались. Улицы потихоньку расчищали, развалины разбирали, опасные куски зданий демонтировали. Внутри периметра безопасности можно было передвигаться свободно и спокойно, не опасаясь за свою жизнь, но прилегающие к Собору и Гроту Хранителей территории все еще оставались под контролем нежити. Ее там было намного больше, чем в остальных кварталах, и Хаммериты, по-видимому, старались закрепиться на уже захваченных участках, прежде чем соваться к хаунту в пасть.

Но меня снова тянуло в тот самый переулок. Он появлялся во снах, которые наутро я помнила весьма смутно. Там меня толкало в спину странное желание идти, подгоняла какая-то необъяснимая необходимость — но на пути постоянно возникали препятствия. Это были тяжелые сны. Пусть и не кошмары в привычном смысле этого слова, они были пронизаны отчаянием и безнадегой, и после них я просыпалась вымотанной и подавленной.

Однако, самым неприятным для меня было то, что я начала везде искать Ниалла глазами. Я не навязывалась и не искала его общества специально, просто где бы я ни находилась: в Доме Розали, во дворе или на запретной территории, я тут же начинала высматривать его. И когда я впервые поймала себя на подобном, это стало очень неприятным открытием. Хуже того, я научилась узнавать его шаги. Я знала, когда он идет по коридору к своей лестнице мимо моей двери и превосходно различала, кто топает сверху: Тайренн или его наставник. Я стала слишком много думать о нем, и мне это совсем не нравилось.

Так прошел первый месяц лета. Гарретт не показывался, и я уже начала было по нему скучать, когда, наконец, он появился в окне моей комнаты в душную летнюю ночь.

— Погода просто взбесилась, — бросил он вместо приветствия. — То льет как из ведра, то несколько недель без единой капельки дождя. Дай попить.

Я подала кружку. Вор сделал несколько жадных глотков.

— Зато у тебя под крышей теперь сухо, тепло и уютно, — попыталась я поддержать светскую беседу.

— Я переехал, — развел руками Гарретт. — Решил, что если лето будет дождливым, то мне пригодится постоянное убежище с более надежной крышей. Просчитался. С кем не бывает. А что у тебя?

— Ниалл…

Гарретт изогнул лохматую бровь.

— Вот как? Теперь он уже Ниалл?

— Он сказал мне, что Флайвилом его называют только враги.

— Наверное, у него есть для этого причины.

Я ждала продолжения, но его не последовало. Гарретт уселся на свое привычное кресло возле камина, а я осталась на стуле у окна. Привычная диспозиция. Начинается наша обычная игра. Гарретт будет ломаться, а я буду его уговаривать. Все как обычно.

— Что ты хочешь этим сказать? — не выдержала я.

— Только то, что сказал, — вор с многозначительным видом поворошил остывшую золу.

— Ты снова знаешь больше, чем говоришь?

— А тебе-то какая разница? Эта информация бесполезна. Просто… сплетни.

Если бы Гарретт хотел сохранить что-то в тайне, то ему бы это удалось. Он из тех, кто проговаривается только по собственному желанию. Поэтому, я была абсолютно уверена, что он меня дразнил. Изучал реакцию. От его проницательного взгляда, разумеется не скрылась перемена в моем отношении к руководителю проекта. Он знал, что я не стала… останавливать Кузнеца-в-Изгнании, когда стало ясно, что мертвецы продолжают воскресать, проклятие все еще действует и его предприятие намного опаснее, чем мы все ожидали. Поэтому теперь он продолжает проверять мое отношение к нему. Зачем? Чтобы понять, когда стоит взять дело в свои руки? Или ему просто интересно?

Гарретт манипулировал мной. Причем, делал это в открытую. И, что самое мерзкое, я была готова купиться на его уловки, при этом пребывая в здравом уме и трезвой памяти и полностью осознавая, что он делает и зачем. Мне действительно было интересно, что же такого он раскопал. Да что там: меня просто распирало.

А Гарретт просто сидел напротив и улыбался. Он как будто читал меня, как открытую книгу.

— Кэсс, я знал тебя девчонкой.

— Мы не виделись десять лет.

— Помнишь, как я сказал тебе, что украл дневник Элана? Глаза у тебя сейчас горят точно так же.

Я молчала и смотрела на вора исподлобья, откинувшись на спинку стула и скрестив руки под грудью.

— Ты всем своим видом пытаешься показать, что не поведешься, но ты уже заглотила наживку. У тебя на лбу написано большими буквами: Гарретт, хватит выделываться, рассказывай уже.

Этот кон был за Гарреттом. Впрочем, как и всегда. Не мне тягаться с ним.

— Ладно, Гарретт, хватит выделываться, рассказывай уже.

— Флайвил — это не семейное имя. Это прозвище. Его настоящая фамилия — Эзганн. И он из Бонна.

— О-о-у, — протянула я. — Неужто те самые? Родился с серебряной ложкой во рту, значит.

Морские короли Бонна. Семья, слава о которой гремит даже за пределами их родного города. Новые деньги. Нет, не так. Неприлично новые деньги в неприлично больших количествах. И звенят они в карманах не у абы кого, а у главных конкурентов торговому флоту Города.

— В его случае ложка была золотой. Наш общий знакомый был вторым в очереди наследования огромной торговой империи. А потом стал первым. Его старший брат погиб. Какой-то несчастный случай в море.

— М-м-м, — протянула я, припоминая давнюю историю, отголоски которой докатились даже до Города, — скелеты в семейном шкафу. У каждой богатой семьи есть свой личный оссуарий. В той истории, если мне не изменяет память, младший сын исчез из поля зрения публики.

— Как видишь, он всплыл, причем в совершенно неожиданном месте.

Да уж. Интересно, как много людей знает или хотя бы догадывается о прошлом Флайвила? Думаю, что не так уж много: он пытается скрывать свое происхождение. Я вспомнила о его манерах за столом и о том, как он попытался исправить выдавшую его с потрохами промашку со столовыми приборами. Нет, я подозревала, что Кузнец-в-Изгнании поднимался далеко не из низов, но о подлинной высоте его происхождения не могла даже и помыслить.

— Флайвил прищучил братца, а потом прищучили уже его и отослали от греха подальше служить Создателю? — поделилась я мыслью вслух, пытаясь спровоцировать Гарретта на новый виток откровений.

— Я тоже так сначала подумал, но источник — которому я, кстати, не имею оснований не доверять — сказал, что он был абсолютно вне подозрений. Его не растили наследником, и всех вполне все устраивало. В каждой богатой семье найдутся такие, как наш общий знакомый. Прожигатели жизни и семейного состояния. Бонвиваны. Поэтому внезапно свалившиеся обязательства и ответственность оказались для него крайне неприятным поворотом событий.

Это описание настолько не вязалось с серьезным, аскетичным и иногда до тошноты правильным Ниаллом, что я закашлялась.

— Нипочем не скажешь, да? Есть еще один момент. Братья были очень близки. Парень убивался так, что его пару раз доставали из петли. А потом… потом что-то произошло. Никто не знает, что, но наш друг отправился служить Создателю, да еще и в один из самых удаленных и суровых монастырей. Зашел туда простым послушником, а вышел, спустя десяток лет, уже в сане Кузнеца-в-Изгнании.

— Папа-богач и тут подсуетился, спрятал сына в монастырь от греха подальше, а потом купил ему непыльную церемониальную должность?

— Возможно, — Гарретт пожал плечами. — Тут мой источник точно не знает. Но он так не думает. Не тот монастырь, скажем так. Говорю же, там аскеза такая, что не каждый молотоголовый выдержит. А мы все же говорим о вчерашнем беззаботном кутиле.

— Не похоже на нашего общего знакомого. Ну, согласись. Мы как будто говорим о разных людях.

Гарретт почесал лохматый затылок и посмотрел на меня. Его взгляд был непривычно серьезным.

— Может быть, орден дал ему что-то важное. Что-то, что заставило его в корне изменить взгляды и образ жизни… — начал он.

Два глаза: один живой, другой механический, смотрели на меня, не отрываясь. Гарретт изучал меня и мою реакцию так же внимательно, как скупщик краденого оценивал бы товар. Вот только он рассматривал под увеличительным стеклом каждую душевную царапину, каждое пятно на совести, каждую червоточину. И я ничуть не удивлюсь, если от проницательного вора не укрылась вся та круговерть взаимоисключающих мыслей, которые сейчас гудели у меня в голове. Не отводя взгляда, который, казалось, проникал прямо под черепную коробку, он продолжал:

— Подумай об этом с другой стороны: может быть, мы до сих пор имеем дело с испорченным богатым мальчишкой, который развлекается как хочет? Только игрушки у него теперь стали немного другими. Играть людьми, их болью, их душами и жизнью целого города оказалось куда веселее, а, Кэсс?

— Все может быть, — протянула я задумчиво. — Но вспомни, с чего мы начали разговор. Его прозвище, которое используют только враги. Наверняка, во всем этом есть какой-то смысл. Ведь маховику нужен лишь небольшой импульс, чтобы продолжать крутиться без остановки. Долго крутиться. Что-то произошло? Какой-то толчок, из-за которого маховик пришел в движение и до сих пор не может остановиться?

«Я не могу позволить себе остановиться», — вновь прошелестели в голове слова Ниалла. Я тряхнула головой.

Какая глупость!

— Или ему когда-то штаны в механизм зажевало, — хмыкнул Гарретт, как будто прочитав мои мысли. — Брось, Кэсс! Обычно прозвище — это просто прозвище, без всякого потаенного смысла. Если ты ищешь в этом тайное знание, то ты еще безнадежнее, чем я думал.

Я молчала, полностью погрузившись в свои мысли. Гарретт поднялся и направился к выходу.

— Ну а теперь скажи мне: тебе действительно нужно было все это знать? Это что-то изменило?

— Да. Изменило. Я теперь все время буду думать, кто передо мной на самом деле.

— Ты только сейчас об этом задумалась? — Гарретт неодобрительно поцокал языком. — Боги милосердные, Кэсс, когда же ты уже повзрослеешь?

— Привет, — преувеличенно-радостно поздоровалась я с Тайренном, и тут же устыдилась собственной фальши. — Как твоя спина?

Тайренн сидел на той же самой куче досок на задворках. Место для разговоров по душам. Пожалуй, пора дать ей какое-нибудь пафосное имя. Может быть, исповедальня?

— Уже зажила, — усмехнулся тот. — Спасибо тебе за заботу. Кстати, ты помнишь о своем обещании?

— Не думала, что ты помнишь! — притворно испугалась я. — Шучу. Конечно, помню. Как только Флайвил разрешит, мы сразу же отправимся туда.

— Ты снова используешь его второе имя, — глубокомысленно протянул Тайренн. — Вы опять враги?

Мальчишка снова удивлял меня своей проницательностью. Но я даже самой себе вряд ли смогла бы объяснить, кто мы и что мы, поэтому просто пожала плечами. В мире взрослых между «друг» и «враг» существует еще бессчетное количество промежуточных вариантов.

— Мы не очень-то ладим, с тех пор как…

— Жалко, — грустно улыбнулся он. — Но ты на него не злись. Он хороший. Правда, хороший. И я на него не в обиде.

Бедный, наивный Тайренн. Наверняка сирота или был оторван от семьи в совсем юном возрасте. Прикипел душой к первому же взрослому, проявившему заботу. Как утенок, который принимает первый увиденный им движущийся объект за свою мать. Дети терпят даже самых отвратительных родителей: холодных, пьющих, бьющих. Лишь бы не сильно больно били. Лишь бы приласкали, хоть изредка.

— Как ты оказался у Хаммеритов? — спросила я, переводя разговор на, казалось бы, безопасную тему. Но Тайренн как будто замкнулся, превращаясь из доверчивого и искреннего собеседника в мрачную ледышку.

— У меня не было выбора, — отрезал он и, увидев, как я изменилась в лице, тут же поспешно добавил: — Нет-нет, не думай, ничего такого.

— Надеюсь, тебя не украли? Не заставили служить против твоей воли?

Тайренн прыснул, снова становясь собой прежним.

— Не-е-е-т, — протянул он, как будто удивляясь тому, как такие мысли вообще могли прийти мне в голову. — Просто я понял, что Создатель призвал меня на служение. А с ним не поспоришь и от него не сбежишь. Вот так и получилось.

— А твоя семья?

— Гордятся мной, полагаю, — Тайренн изо всех сил старался звучать «по-взрослому», подражая интонациям Ниалла, но ломающийся голос звучал немного комично. — Они были рады, что я решил служить Ему. А ты? Как ты стала Хранителем? Почему решила, что можешь вертеть судьбами других?

Я улыбнулась.

— Мы не вершим чужие судьбы. Просто смотрим, чтобы равновесие в мире сохранялось. Собираем и храним знания. Вмешиваемся и поддерживаем проигрывающую сторону. За последние несколько лет мы дважды помогли Хаммеритам: когда силы Трикстера атаковали ваш собор, и во время ереси Карраса. Теперь помогаем снова.

— А зачем поддерживать равновесие? Разве не будет лучше, если добро победит?

— Тайренн, ты уже слишком взрослый, чтобы мыслить так… — я запнулась, подбирая подходящее слово.

— По-детски, ты хотела сказать? Но для меня Создатель — добро, свет и благо, а для тебя?

— А для меня он — просто бог. Один из. Сила, к которой обращаются ее адепты, и которая взамен дарует им… что-то. Молот может созидать, но может и разрушать — все зависит от того, в чьих он руках. Каррас и Витриол наглядно это показывают.

Я умолчала о том, что очень многие люди, в том числе и я, вовсе не считают служителей молота светом и добром. Для них они — двинутые, жестокие фанатики, от которых лучше держаться подальше. Тайренн наверняка не знал об ужасах, которые происходили в тюрьме Крагсклефт. С другой стороны, он ведь с удивительным смирением воспринял ужаснувшее меня до глубины души наказание. Может быть, в его картине мира и жечь людей каленым железом тоже не жестокость, а справедливое возмездие? Я уже открыла рот для гневной тирады, но потом захлопнула его обратно. Я и так слишком сильно вмешиваюсь в происходящее. Кто сказал, что я имею право воспитывать чужого ученика?

Артемус всегда учил нас до всего доходить самим. Гарретт, который, похоже, взял меня теперь под опеку, твердил то же самое. Мне остается только надеяться, что Тайренн не настолько изломан, чтобы вырасти во что-то вроде Витриола.

Видимо, заметив тень сомнения на моем лице, Тайренн истолковал все по-своему и поспешил объяснить:

— Каррас — еретик, с ним все понятно. А Витриол… Ну, он такой. Суровый, да. Но это его служение. У каждого из нас оно свое. У него — вот такое. Он — просто отражение одного из многочисленных ликов Создателя. Несовершенное, да, но люди сами по себе несовершенны. Разве добрый отец не может быть суровым к нашкодившим детям? Разве это делает его плохим отцом?

— Это Флайвил тебе такое сказал?

Я хотела произнести это ровным голосом, без эмоций, но, видимо, у меня не получилось. Уловив нотки недовольства или, может быть, скептицизма в моих словах, Тайренн сразу же вскинулся и подобрался. Ладони сжались в кулаки. Глаза упрямо сверкнули: ученик был готов защищать своего наставника до последнего.

— А если и так, то что?

— Суровость и жестокость — это разные вещи.

— И в чем разница?

— В справедливости.

Тайренн задумался, но ненадолго.

— И много справедливости ты видела в этом мире?

— Нет, Тайренн, не слишком много, — нехотя признала я. — Но я стремлюсь, чтобы ее стало больше.

— Я тоже. Поэтому ты должна меня понять. Я буду бороться за справедливость. За такую, какой ее вижу я. И Ниалл будет тоже. И Витриол.

— Тогда и тебе придется меня понять. Возвращаясь к твоему первому вопросу… Мы с Флайвилом не просто люди — за нашими спинами стоят два могущественных Ордена. С разными взглядами, разными методами, разными ценностями, разной философией. Понимаешь? Он — Кузнец-в-Изгнании. Я — Старейшина Хранителей. И только потом мы называем наши имена. Сначала должности, потом люди. Поэтому мы не враги и не друзья. Мы — союзники, пока что.

— Жалко. Он хороший, и ты хорошая. Как думаешь, если бы должности шли после имен, то, может быть, мир стал бы хоть чуточку лучше?

Вместо ответа я лишь улыбнулась и потрепала Тайренна по вихрастому затылку. Странный он, все-таки. Временами ребенок, временами — взрослый. Наверное, все подростки такие. Но у меня было не так уж много опыта общения с людьми его возраста.

— Ты ответила на первый вопрос, — довольно улыбнулся он. — А второй?

— Какой?

— Как ты попала к Хранителям? Тебя тоже призвал… кому там вы поклоняетесь?

— Не кому, а чему. Знаниям и равновесию. Но да, можно сказать, что они меня призвали. На самом деле, это не слишком интересная история. Я выросла в простой семье. Моя мать — уличная торговка, а отец — плотник. Но меня всегда привлекали… символы, поэтому я приставала ко всем с вопросами про буквы и цифры: «А это что? А что значит? А как читается?». Поэтому я рано выучилась чтению и, справившись с книгами вокруг, напросилась в услужение в небольшую книжную лавочку. Странное это было место. Иногда книги исчезали утром. Иногда появлялись те, которых я никогда раньше не видела. Я думала, это какая-то особая книжная магия, но однажды… Как-то вечером я заснула в укромном уголке с очередной скучной книгой в руках, а хозяин решил, что я уже ушла, и запер дверь. Была уже ночь, когда я проснулась. И увидела странный светящийся символ на одном из стеллажей. А потом стеллаж отошел в сторону, и в проеме показался человек в черной одежде. Я закричала, но тот человек смог меня успокоить и сказал, что глифы — так называются такие вот символы — видны только Хранителям, да и то только после особой церемонии. А я смогла увидеть его просто так, и это — мой дар. И я должна присоединиться к ним, чтобы изучать глифы и использовать их.

— Это такая магия, да? — глаза Тайренна горели.

Я кивнула. Конечно, я не стала рассказывать Тайренну о том, что глифы уже лишились своей магической силы, и теперь они — просто символы. Странные наборы черточек и точек, наделенные смыслом, но больше не несущие в себе ни капли магии. Просто другое начертание слов.

— А можешь начертить какой-нибудь глиф? — попросил он.

— Могу, только без магии.

— Тайна Ордена?

— Да.

— Понимаю.

— Ты и сам знаком с некоторыми из них, — улыбнулась я. — Например, «Благословение Строителя». Или… — тут я заговорщицки понизила голос и сделала страшные глаза, — «Отметка Трикстера». Все это — глифы. Очень древние и очень важные.

— И в них есть магия?

— Только та, которую ты сам в них вкладываешь.

— Понятно. — Тайренн поскучнел. — Надеюсь, ты не выболтала мне какую-нибудь важную тайну?

— Надеюсь, что нет, — усмехнулась я.

Мы посидели еще немного в молчании, слушая шелест листьев ивы под легким ветром. Я уже собиралась идти, как вдруг из-за угла показался Шон.

— А, ты здесь? Касадра, тебя ищет Ниалл.

—А меня? — как бы невзначай поинтересовался Тайренн.

— А тебя — нет.

Я торопливо поднялась и последовала за хаммеритом.

—В чем дело, Шон?

— Скоро узнаешь.

Опять какие-то дела, новости, секреты. Наверняка случилось что-то серьезное, раз обо мне вспомнили. И ничего хорошего я не ожидала. Почему-то новости в Доме Розали всегда оказывались плохими. Что на этот раз, интересно? Еще одна огненная тень? Еще исчезновения? Еще пожар?

Создатель Милосердный, да сколько можно-то? Поскорее бы это все уже закончилось…

Поднимаясь вслед за Шоном на крыльцо, я внутренне сжалась. Снова разговоры. И, с большой долей вероятности, разговоры тяжелые. У нас других практически не бывает. А хотелось бы, наверное. С другой стороны, про меня не забыли окончательно. Это хорошо… наверное.

Я ожидала очередную аудиенцию на чердаке, но Флайвил и Оливер сидели за большим столом в опустевшем общем зале на первом этаже, накрытом какими-то бумагами и… я пригляделась. Чертежами?

— Добрый день, Касадра, — вежливо поздоровался Флайвил.

— Приветствую, — отозвалась я, отодвигая стул и садясь. Шон разместился напротив. — Могу чем-то помочь?

— Кое-чем можешь, — Флайвил задумчиво побарабанил пальцами по столу.

Шон покивал с важным видом. Оливер остался безучастным и вальяжно откинулся на спинку стула, ковыряясь в зубах какой-то палочкой.

— Тогда я внимательно слушаю.

— Ты, наверное, заметила, что в последнее время мы не слишком-то резво продвигаемся вперед. Чем ближе к храму, тем больше нежити… и не только. К тому же, та часть квартала сильно пострадала от пожаров и теперь практически лежит в руинах. Приходится расчищать завалы и только потом запускать людей. Мобильность очень важна. Я не хочу, чтобы кто-то попал в западню.

Я кивнула. Интересно, к чему он клонит?

— Есть предложение совершить вылазку за периметр безопасности.

— В каком направлении? Насколько далеко? И самый главный вопрос — зачем?

Шон закатил глаза к потолку, прикидывая. Потом выудил из груды карт одну, всю испещренную пометками разных цветов.

— На запад. Есть подземный ход от Рубин и, предположительно, до Кафедральной. Можешь сама посмотреть. А там… ну, как получится.

Я внимательно изучила карту. Разумеется, ничего не понятно, но я решила не подавать виду.

— Ты не ответил на мой последний вопрос.

Вместо него слово взял Флайвил.

— Нам нужно провести разведку, но я не хочу рисковать своими людьми…

— А мной, значит, рисковать можно? — вытаращилась я.

Флайвил закашлялся.

— Ты неправильно все поняла…

— Тогда попробуй объяснить так, чтобы я поняла все как надо.

— Идти нужно будет под землей. Коллекторы, канализация, ходы бурриков… Нежити там, скорее всего, нет. А вот нарваться на живых существ вполне возможно. Те же буррики. Пауки. Креймены. Ходы тесные и темные, руке размахнуться негде. Молоты в таких узких пространствах — не самое лучшее оружие, а в большом отряде бойцы будут только мешать друг другу. Нет возможности реализовать численное преимущество, если ты понимаешь, о чем я. Нам нужна помощь мага, иначе придется звать Витриола. — При этих словах я понимающе фыркнула. — Оливер предложил твою кандидатуру. Мы будем рядом и защитим, если что.

— Оливер? Предложил меня? Видимо, дела у вас совсем плохи.

Хаммерит хмыкнул, все так же сосредоточенно разглядывая кончик зубочистки, но от комментариев воздержался. Спасибо и на том.

— Представь себе. Он сказал, что твоя магия очень даже неплохо прожаривает живых. Просто доведи нас до выхода наружу, расчисти путь и можешь быть свободна. Ну или можешь пойти с нами и наведаться в этот ваш Грот или как его там.

Неплохо, ага. Может быть, прожаривает она действительно неплохо, только я потом ползаю по полу и брызгаю на всех кровью из носа. С другой стороны, может быть, уже стоит поучиться контролировать доставшуюся мне силу, а не бить ей со всей дури?

— Есть только одно «но». Я обещала Тайренну взять его с собой в Грот.

— Ты хочешь взять Тайренна с собой? В коллектор? Я ничего не путаю? — Ниалл наклонился вперед и посмотрел на меня исподлобья, слегка опустив голову.

— Я обещала ему, когда он… — я выразительно не договорила, но было понятно, на что я намекаю.

Если уж он действительно чувствует себя виноватым, то пусть заглаживает вину. Ничего не случится от того, что парень прогуляется по подземельям запретной территории и посмотрит на святыню Хранителей.

— Я запрещаю тебе. — Ниалл был непреклонен.

— Но…

— В другой раз. Когда расчистят завалы и эта зона присоединится к основному периметру безопасности. Пока я не осмотрю ее лично и не решу, что она для него безопасна. Но не раньше. До тех пор Тайренну нечего там делать.

Боги милосердные, это еще вопрос, у кого из нас родительские чувства зашкаливают сильнее: у меня или у Флайвила.

Вылазка в подземные ходы, протянувшиеся под Старым Кварталом, особо не афишировалась. Полагаю, для того, чтобы держать подальше Витриола и его компанию. Поэтому наша четверка просто встретилась в полуразрушенном доме на улице Рубин, из подвала которого и открывался путь в тоннели.

К предстоящему мероприятию мои спутники подготовились серьезно: если Ниалла и Оливера можно было довольно часто видеть в полном доспехе, то Шон, сменивший обычную стеганую куртку на бригантину, спрятавший пегие волосы под шлемом и вооружившийся коротким мечом, представлял собой довольно непривычное зрелище. Броня и оружие не вязались с уже сложившимся у меня образом, но уверенные движения показывали, что военное облачение ему тоже не в новинку. Однако, самым странным во всей этой ситуации было то, что Кузнец-в-Изгнании и его телохранитель оставили свои боевые молоты в Доме Розали, а вместо них сделали выбор в пользу коротких копий и небольших палиц, которыми было бы удобно орудовать в узких тоннелях.

Без брони, в обычной одежде и маске Исполнителей, вооруженная всего лишь небольшим кинжалом, я ненадолго почувствовала себя важной персоной в сопровождении почетного эскорта.

Из неглубокого подвала тянуло чем-то затхлым, влажным и... странным, похожим на смесь древесной гнилушки и подгнившей зелени кориандра. Этот запах напоминал мне что-то, но я никак не могла понять, что. Спустившись по приставной лестнице, я огляделась и, обратившись к магии, создала несколько огоньков. Их холодный голубоватый свет разгонял мрак, но при этом делал тени глубокими, резкими и четкими.

Место, в котором мы оказались, разительно отличалось от сухого подвала огненной тени. Несмотря на то, что никаких дождей в последнее время не наблюдалось, здесь было на удивление влажно, может быть, из-за грунтовых вод?

Наш путь начинался с квадратного помещения с низким потолком, в котором все еще можно было видеть остовы поеденного коррозией оборудования. Чешуйки проржавевшего металла, покрывавшие пол, хрустели под ногами. Воздух, пропитанный водой как губка, был тяжелым и спертым. Водная взвесь в нем отражала свет огоньков, награждая их таинственным призрачным ореолом.

Решетка, что преграждала путь к подземным коммуникациям, проржавела насквозь и стала такой хрупкой, что Оливер выломал ее с первой же попытки, притом не затрачивая особых усилий. Недлинный коридор, в котором мы оказались, выходил перпендикулярно к каналу городского водостока — тоннелю с узкими тротуарами по бокам и углублением посередине, в котором плескалась бурая вонючая жижа. В некоторых местах через него были перекинуты ржавые мостки, но они выглядели настолько ненадежно, что я не рискнула бы ступить ни на один из них.

— Направо или налево? — спросил Ниалл.

Шон махнул рукой влево, и мы продолжили путь под дробное стаккато капель где-то вдалеке. Помещение наполнял равномерный гул, периодически меняющий тональность — это ветер завывал в тоннелях, — а звонкое эхо наших шагов как будто выбивало ритм для этой необычной песни.

— Как странно, — проговорила я, и даже мой голос показался совершенно чужим. Здесь, под землей, все ощущалось по-другому.

— Слышишь, да? Песня подземелий, — улыбнулся Шон.

— Жуткая какая-то песня... У меня от нее аж холодок по спине бежит.

— Главное, чтобы по ногам тепло не побежало, — гоготнул Оливер, вдребезги разбив ореол таинственности.

— Пошел в трещину! — беззлобно огрызнулась я.

Наша группа продвигалась медленно и осторожно, стараясь не касаться кирпичных стен. Их покрывала непонятная слизь, тускло мерцавшая в свете огоньков. Принесенный прошлыми дождями мусор кое-где прилип к каменной кладке, показывая линии, до которых когда-то поднималась вода. В стенах тут и там попадались тонущие во мраке выходы труб и ниши непонятного назначения самых разных форм и размеров: в одни едва можно было просунуть руку, в других вполне мог спрятаться невысокий человек вроде Гарретта. Последние нервировали особо. В одном месте нам пришлось карабкаться через самый настоящий завал: когда-то вывернутый с корнями пень вклинился поперек тоннеля и перегородил его, и с тех пор в нем застряла куча другого мусора: ветки, старые полуистлевшие тряпки и, кажется, кости. Ниалл перебравшийся на другую сторону первым, подал мне руку, помогая преодолеть препятствие.

Хотя обстановка совсем не располагала к фривольным мыслям, я внутренне расцвела от этого знака внимания. Это было глупо, и рациональная часть моего разума совсем не одобряла подобные рассуждения, но в глубине души мне было ужасно приятно от этого, в общем-то, нормального поведения более физически сильного по отношению к более слабому. Полностью отдавая себе отчет в том, что мыслю, как экзальтированная дамочка, вообразившая себе невесть что из-за банального жеста вежливости, я все же отвлеклась и снизила концентрацию, и это едва не стоило кому-то из нас жизни.

Я задумалась и не успела ничего сделать, а вот Ниалл отреагировал на угрозу стремительно. Пока Шон и Оливер преодолевали препятствие, он бросился наперерез вылезшему из какой-то боковой норы креймену и залепил палицей прямо промеж маленьких глаз. Оружие отскочило, оставив на хитине заметную вмятину, но ракообразную скотину это не остановило. Разочарованно щелкая, тварюга ударила Ниалла в грудь острой клешней. Тот отлетел, врезаясь спиной в стену, и в этот самый момент я очнулась от оцепенения.

Разумеется, времени рассчитывать силу удара у меня не было. Как выражается Оливер, в подземелье «жмыхнуло», и голубоватая вспышка ненадолго ослепила всех. Монстр упал на спину, визжа и конвульсивно дергая ногами, а подскочивший Шон тут же отсек ему голову ударом своего меча.

— Ну и шум. Сейчас сюда все сбегутся.

В носу снова поселился противный запах железа, но снять маску я не решилась. Сражаясь с собственными ватными ногами и предательски дрожащими коленями, я оперлась о стену ладонью и сообщила, стараясь звучать как можно увереннее:

— Пусть сбегаются. Мне проще бить по большим площадям и не размениваться.

Хотя, конечно, это было не совсем правдой: я даже не знала, хватит ли меня на еще один такой удар, и где-то в глубине души боролась с отчаянным желанием повернуть обратно. Если бы ощущения имели звук, то мои шрамы сейчас вопили бы во всю глотку от только что прошедшей сквозь них магии. Холод и жар, зуд, боль и онемение — и все это одновременно. Оглянувшись, я с облегчением увидела, что Ниалл поднимается, держась одной рукой за грудь. Ну, вот и хорошо. Крови не видно, и раз нашел силы подняться, значит, все не так уж плохо. Креймену пришлось бы хорошо постараться или очень удачно ударить, чтобы пробить пластины сделанного хаммеритами доспеха с первого раза.

Песня подземелий изменилась: теперь сольную партию в этой симфонии исполняли вовсе не падающие капли, а плески, шорохи и стуки, издаваемые множеством движущихся живых существ.

Тоннели ожили, наполняясь звуками. Эхо разносило их под пустыми сводами, искажая и усиливая, и казалось, что во тьме под запретной территорией движется целая толпа. У нас не было времени проверять, чем был этот шум множества ног: иллюзией, созданной искаженным и многократно отраженным эхом, или реальностью. И совершенно невозможно было точно отследить, откуда движется угроза. В полумраке и тесноте подземелий враги представлялись мне единой, слитной волной, чем-то вроде роя пчел или саранчи, готовой похоронить нас под собой.

— Столько тебе хватит? — поинтересовался Оливер, поудобнее перехватывая копье.

Я не ответила, напряженно размышляя о том, как лучше поступить. В этот раз нужно действовать аккуратнее и оптимально расходовать набранную эфирным кристаллом магию. По ощущениям, ее еще оставалось достаточно, но и во врагах недостатка тоже не наблюдалось. Если бы я только не разбазарила силы так неосмотрительно в самом начале!

Но, с другой стороны, со мной было трое крепких мужчин с оружием, пришедших сюда убивать — что ж, пусть делают то, за чем пришли. Поэтому первую группу сунувшихся к нам разведчиков я постаралась не столько убить, сколько ослепить и оглушить вспышкой магии, предоставляя спутникам возможность прикончить ошеломленных врагов, пока те не очухались. Ниалл, Шон и Оливер практически не общались друг с другом, но в то же время действовали слаженно, как боевое звено. Очевидно, им было не впервой сражаться плечом к плечу. Но воевать даже с оглушенными тварями было той еще задачкой. Креймены умирали неохотно. Копья проламывали хитин с тошнотворным треском. Гигантские клешни, способные с легкостью перекусить руку взрослого человека, угрожающе щелкали и хаотично пронзали воздух. Пробитые панцири удушающе смердели давлеными клопами — вот что напоминал мне запах, который я почувствовала перед спуском. Неглубокая черная вода бурлила у ног сражающихся белыми «барашками».

Креймены были отличными бойцами: опасными, живучими и быстрыми. На счастье людей, они обычно действовали маленькими группами. Но тот, кто думал, что этих существ под запретной территорией раз-два и обчелся, ошибался. Одного взгляда на движущуюся в нашу сторону темную массу было достаточно, чтобы понять: ребята не теряли времени даром и, получив в свое распоряжение множество уютных темных подземелий, усиленно размножались.

Из черного нутра ближайшего тоннеля выкатывалась новая волна монстров. Лихорадочно мечущийся по коллектору огонек высветил темно-бурую клокочущую массу. Она медленно продвигалась вперед, ощериваясь длинными острыми клешнями.

Щелканье, шорох и шуршание хитина по камню теперь доносились и сзади, и от этого звука поднимались волосы на затылке. Баррикада из мусора, перегораживающая тоннель прямо за нашими спинами, не давала мне использовать магию, но в то же время оказалась бы не слишком надежной преградой для щелкающих продолговатых клешней, похожих на острия турнирных копий. Мы попали в засаду.

Вгоняя очередному креймену копье промеж глаз, Оливер обернулся.

— Я на такое не подписывался, махать-колотить, — рявкнул он и пнул наполовину скрытый под водой труп врага. — Отступаем, Флайвил, сегодня не наш день.

— Тебя никто не держит, — отрезала я. — Но, если что, сзади нас тоже ждут.

— А ты тут типа на прогулку вышла? Воздухом подышать? Жить захочешь — расчистишь.

Ситуация из штатной стычки стала совершенно дрянной за какую-то дюжину минут. А еще впервые на моей памяти Оливер обратился к Ниаллу не по имени. Судя по всему, лысый сегодня был не в духе и имел на это полное право. Легкая прогулка под прикрытием мага внезапно обернулась схваткой за жизнь в темной вонючей воде. Теперь я лучше стала понимать слова Кузнеца-в-Изгнании о том, что он не имеет права показывать слабость. Всего лишь четверо ослепленных крейменов на трех хорошо вооруженных бойцов в крепкой броне, но в рядах хаммеритов начало зреть плохо скрываемое недовольство. Неудивительно. Креймены продвигались вперед медленно, но неотвратимо, очевидно, рассчитывая взять нас в клещи. Кто бы мог подумать, что лобстеры-переростки имеют представление о тактике!

— Кэсс? — голос Ниалла из-под шлема звучал глухо и, как мне показалось, устало. — Твоё слово.

— Я же сказала, мне проще поджарить их всем скопом. И желательно не в тоннеле. Иначе первые примут на себя удар, а остальные выживут.

— Есть подземная камера по свободному пути, — предложил Шон. — Там у девочки будет пространство. Вот только это тупик. Или мы их, или они нас.

— А это безопасно будет делать в подземелье? — засомневался Оливер. — Я напомню, тут все давно сгнило и разложилось.

Ниалл вздохнул:

— А у нас есть выбор?

— Прорываемся или идем вперед и надеемся на большой магический бабах и крепкость опор, Флайвил, — обозначил доступные варианты Оливер.

Ниалл медлил с ответом, хотя времени на размышления у нас не было.

К горлу подступила тошнота. Вкус ответственности был горьким и острым; она царапала язык, и от нее немело в груди. Может быть, мы все-таки направимся к выходу, а потом… А что — «потом»? Рано или поздно, Ниаллу все равно придется зачищать эти катакомбы, жертвуя людьми в узких, плохо изученных пространствах.

Или я могу попытаться устранить большую часть угрозы одним махом.

Решение за лидером, конечно, но я решила подставить плечо:

— У меня хватит сил, Ниалл.

Правильнее, конечно, было бы сказать «у меня должно хватить сил». Я ведь не знаю ни количества врагов, ни силы собственной магии. Но в этот раз я решила не играть словами. В конце концов, если нас зажмут в угол, то подохнем мы все вместе, и никто не узнает о моем вранье. Я не могла видеть лицо Ниалла: оно было полностью закрыто шлемом. А он не мог видеть мое, спрятанное за маской. И это хорошо, потому что иначе я выдала бы свою неуверенность. А он, может быть, показал бы свою. Но сейчас всего этого не было: просто две личины, повернутые друг к другу. Короткий кивок и дружеское похлопывание по плечу.

— Веди, Шон.

Камера, про которую говорил Шон, оказалась высоким помещением цилиндрической формы, на стены которого выходили многочисленные трубы ливневой канализации. Серый камень, которым были облицованы стены, тускло блестел темно-зелеными потеками и как будто источал мутную слизь. Из стен когда-то выходили поперечные деревянные балки, но теперь они были сломаны, и сгнившие до черноты куски дерева торчали тут и там обломанными клыками. Тусклый свет лился из небольшого отверстия где-то очень далеко вверху.

Креймены, два отряда которых теперь слились в один, наступали. Все новые и новые монстры выползали из единственного прохода. А мы тем временем пятились, пока, наконец, не уперлись лопатками в холодный камень. Враги не спешили: потеряв своих, они стали осторожнее, но, как мне показалось, щелканье их клешней было похоже на предвкушение скорой расправы. «Ко-нец-те-бе! Ко-ко-ко-ко-нец», — так теперь звучала для меня песня подземелий.

Набрав полную грудь воздуха, я задержала дыхание и начала высвобождать всю накопленную кристаллом энергию, сплетая потоки в сеть. Я никогда не делала этого прежде, ограничиваясь обычными сгустками чистой энергии, но теперь требовалось иное решение. Сплошного потока могло и не хватить на всех стекавшихся в камеру желающих, поэтому я должна быть уверена в том, что задние ряды если и не будут уничтожены полностью, то хотя бы потеряют боеспособность ровно на то время, которое понадобится воинам, чтобы прикончить их или сбежать. Жжение и холод в шрамах мешали сконцентрироваться, но я терпеливо плела и плела свою сеть, распределяя энергию так, чтобы накрыть как можно больше монстров одним ударом. Магии, судя по всему, не нравилось, что из нее вьют веревки. Она ревела и рвалась с поводка. Выкручивала суставы и вонзала острые зубы туда, куда могла дотянуться. Она хотела реветь и бесноваться, но время пока не пришло. Враги еще прибывают. Я не знаю, сколько их там. Но я должна зацепить их всех или почти всех, иначе нам не выжить.

Стоявшие рядом со мной мужчины вжались в камень, выставив перед собой практически бесполезное теперь оружие.

— Касадра!

— Не время!

Ряды крейменов зашевелились: то ли они почувствовали творящееся в подвале колдовство, то ли ожесточенно спорили между собой, то ли просто занервничали от того, что жертвы ведут себя странно, то ли им просто не терпелось нас сожрать, но теперь медленно берущие нас в кольцо монстры явно двигались оживленнее, щелкая в бешеном ритме. Боль становилась нестерпимой.

— Ну же!

— Глаза! — предупреждающе рявкнула я, прежде чем отпустить магию на волю. Поток небывалой силы рванулся на свободу, как вода из рухнувшей дамбы. Мир утонул в боли и резком голубом свете.

Черная жидкость, пронизанная мелкими пузырьками воздуха, окружала меня со всех сторон. Я рванулась, забилась, понимая, что воздух в груди вот-вот закончится, но внезапно осознала, что не дышу. Идея о том, что это всего лишь сон, пришла тут же, вместе с воспоминаниями о стычке в подземелье с преследовавшими нас стаями крейменов. Мысли были медленными и вязкими, а магия молчала. Отчаянно захотелось проснуться. Говорят, что для этого надо посмотреть на свои руки. Я повернула голову и перевела взгляд на окруженную черной мутью ладонь, скользя взглядом по запястью, предплечью, локтю правой руки… и небывалый ужас пронзил меня, словно копье. Ниже ключиц начинались голые, обугленные кости: позвоночник и грудная клетка, в которой не было ни трахеи, ни лёгких, а на месте сердца располагался потухший эфирный кристалл.

Я заорала, но звука не получилось — гнилая вода лилась в рот, вытекая обратно через промежутки между ребрами. Это всего лишь сон. Кошмар. Сейчас я очнусь, и все будет как прежде. Я жмурилась и терла глаза, щипала себя и таращилась на ладони, но, несмотря на все усилия, выбраться из ловушки сновидений не могла, по-прежнему барахтаясь в черной жиже. Жемчужные пузырьки двигались куда-то вверх… хотя, может быть, это я погружалась все глубже и глубже. Понять было невозможно: везде царил одинаковый мрак.

Не знаю, подчинялся ли этот странный мир нормальной человеческой логике, но где пузыри — там и воздух. Ничего лучше я придумать не смогла, поэтому перестала барахтаться, вытянула руки кверху, заведя за голову и скрестив в запястьях, закрыла глаза и представила гладкое, спокойное скольжение вверх сквозь толщу черной воды. Как ни странно, но тело отозвалось на это легким головокружением и странным зудящим холодком в районе солнечного сплетения, которое возникает при быстром движении или падении. Открыв глаза, я поняла, что пузырьки теперь двигались куда быстрее, сливаясь и расплываясь... и внезапно превращаясь в белые звезды в пустоте. Я больше не тонула — я летела. Вернее, стремительно падала вниз. Земля приближалась, и теперь я явственно могла различить очертания Города: крапчатого каменного спрута, раскинувшего свои щупальца в уютной морской бухте. Я видела и делящую его надвое реку, и разноцветные точки кораблей в порту и на рейде... и буро-зеленое пятно запретной территории, выделяющееся среди унылых серых домов. Оно приближалось с головокружительной скоростью, смазанное и нечеткое, с каким-то странным мутным белым пятном в центре. Я сжалась и зажмурилась, ожидая сокрушительного удара, но прошла сквозь землю как горячий нож сквозь масло и с криком приземлилась на что-то твердое.

Я снова дышала, снова могла кричать. Открыв глаза, первым делом ощупала грудь и убедилась, что все в порядке: под плотной тканью снова можно было ощутить не обнажившиеся ребра, а уже ставшие привычными шрамы. Наконец-то мне удалось выбраться из этого кошмара! Но куда меня забросило и где мои спутники? Неужели ушли и бросили меня одну в подземелье?

—Эй! — крикнула я куда-то во мрак, но ответа не последовало.

Каменный пол был покрыт толстым слоем грязи и мусора, но все же, к счастью, оказался сухим и достаточно ровным. Я попробовала призвать магию, чтобы создать заклинание света, но она не отзывалась. Перед глазами вновь проступило видение угасшего магического кристалла в обгорелой грудной клетке. Неужели я перестаралась, выгорела и навсегда лишилась возможности использовать его? Одна, в неизвестном мне подземелье, в темноте, без источника света, с одним лишь кинжалом, брошенная всеми… Неужели они оставили меня? Не могу в это поверить. А что, если не брошенная? Что, если моя сумасшедшая атака не удалась? Но тогда, выходит, все кроме меня мертвы? Даже не знаю, какой из вариантов мне нравился меньше.

—Как же так? — простонала я вслух, обхватив голову руками. Вся ситуация выглядела бессмысленной и безнадежной. — Как так?

—Как так? — неожиданно отозвался мужской голос где-то вдалеке, и я увидела тусклый рыжий огонек, подрагивающий вдалеке в такт чьим-то шагам.

Хвала создателю, кто-то из моих спутников возвращается! Значит, они все-таки живы, и меня никто не бросал. Просто, может быть, отошли ненадолго. Разведать дорогу, например. Я не узнала голос, но подземелья ведь искажают все звуки, иногда до неузнаваемости.

—Ниалл, это ты? — крикнула я в пустоту. — Шон, Оливер, кто здесь?

Вот бы сейчас услышать знакомый голос хоть кого-нибудь… да кого угодно! Я согласна даже на Витриола, при условии, что он будет молчать, и что у него есть с собой переносной фонарь. Лишь бы только не блуждать вслепую в этой ужасной темноте! Кажется, я начинаю ненавидеть подземелья.

Никто не отозвался, но огонек тем не менее приближался. Мне стало как-то не по себе. Наверное, не стоило так орать. Но кто же, все-таки, идет там, во тьме? Ставлю на то, что это был не коренной обитатель подземелий, ведь таким свет не нужен. Будем надеяться, что это просто человек, а с человеком всегда можно договориться, или спрятаться в тени и тайно последовать за ним к выходу, или… Сжимая в ладони рукоять кинжала — просто для собственного успокоения, — я доползла до ближайшей стены и вцепилась пальцами в шершавый, пористый камень.

Свет ненадолго исчез из поля зрения, оставляя меня в тревоге и сомнении на несколько мучительных мгновений, но потом появился снова, освещая края дверного проема и лицо того, кто нес фонарь. Я едва не вскрикнула, зажимая рот ладонью, но потом поняла: передо мной был самый обычный человек с самой обычной переносной лампой. Вроде той, что стала причиной всех несчастий Тайренна. Просто лицо идущего показалось мне жуткой рожей из-за того, что было подсвечено снизу.

Или…

Я убрала руку от рта, и вошедший тут же среагировал на почти неслышный звук движения, безошибочно повернувшись в нужную сторону. Не знаю, мог ли он меня видеть, но теперь просто не сводил с меня глаз, кажущихся черными провалами на подсвеченном всполохами пламени лице. Трикстер его дери! Облегчение от того, что мне встретился кто-то живой, быстро сменилось тревогой. Почему он молчит? Почему не окликает меня, как поступил бы на его месте любой нормальный человек?

Я двинулась чуть в сторону, стараясь производить как можно меньше шума. Бьюсь об заклад, я была настолько осторожна, что даже мои наставники-Хранители ничего бы не заподозрили. А человек с фонарем — да, засек движение. Его взгляд следовал за мной. В несколько больших шагов он преодолел разделявшее нас расстояние и оказался совсем рядом. Не успев и глазом моргнуть, я попала в круг света. Посмотрев на меня, человек наклонился, поставил фонарь и сел на пол напротив, скрестив ноги.

Передо мной был обычный мужчина средних лет. Высокий, но при этом жилистый, худой и как будто какой-то… легкий, что ли. У него были очень тонкие, бледные губы, острые скулы, длинный нос и треугольный подбородок. Вырез рубахи из небеленого полотна открывал необычно тонкую для мужчины шею с большим острым кадыком, выпирающие ключицы и глубокую впадину между ними. На груди висел небольшой медальон из серебристого металла с глифом Благословение Строителя. Темно-каштановые, чуть вьющиеся волосы были неровно отрезаны и падали на глаза. Он совсем не выглядел угрожающе — просто обычный человек с усталым, грустным взглядом. Может, это кто-то из гражданских участников проекта заплутал в подземельях?

— Привет, — осторожно произнесла я, по-прежнему сжимая рукоять кинжала. — Я тут потерялась немного.

— Как так?

— Так получилось, — уклончиво ответила я. — Ну так что? Можешь вывести меня куда-нибудь в периметр?

Произнося эти слова, я уже ожидала ответной улыбки и ответа вроде «конечно», но человек повторил снова:

— Как так?

От этой реплики у меня мурашки побежали по спине.

—Давай поднимемся наверх и поговорим там? — сделала я последнюю попытку.

— Как так?

— Ясно, — мрачно резюмировала я. — Не возражаешь, если я…

Я хотела было подняться, но мужчина схватил меня за руку выше локтя и, наклонившись ближе, заглянул мне в лицо, как будто силясь разглядеть что-то за круглыми глазницами моей маски. Его глаза — то ли светло-карие, то ли буро-зеленые, но какие-то прозрачные и водянистые — были необычайно грустными и чуть-чуть удивленными. Казалось, в них застыл тот же самый вопрос, с которым он все время обращался ко мне и не находил ответа: «Как так?»

Я рванулась, пытаясь освободиться от захвата, но мужчина, несмотря на свою кажущуюся тщедушность, держал крепко. Удивительно, но от него не чувствовалось ни опасности, ни агрессии — только какая-то растерянность, отчаяние и блеклая, пустая безнадежность.

— Как так? — снова повторил он привычный вопрос.

— Да откуда я знаю? Может, хотя бы расскажешь, что там у тебя произошло?

— Как так?

— Слушай, отпусти меня, а?

— Как так?

А-а-а-а, Создатель Милосердный, да сколько же можно-то?! Все те же самые интонации, то же самое настроение. Он как будто застрял в этом состоянии, силясь понять, как же, все-таки, «так», что как будто не слышал меня.

— Да вот так, Рогатый тебя раздери! — рявкнула я прямо ему в лицо.

Человек отпрянул, схватил лампу и привычно «кактакнул», поднимаясь. Я тоже вскочила на ноги, намереваясь смыться куда подальше, пока сама не двинулась умом и не начала приставать ко всем с одним и тем же дурацким вопросом. Но не тут-то было. Никто не собирался меня отпускать.

— Как так? — мой ушибленный на голову собеседник снова завел свою песню, перегораживая путь. — Как так? Как так? Как так?

— А-а-а-а-а-а-а, — завыла я, чувствуя, что схожу с ума. — Вот просто так! Потому что! Вот так! Дай пройти, слышишь? Ну?

Конечно, он не слышал — пелена непонимания и растерянности заслоняла для него все остальное. Но почему-то этот сумасшедший был уверен, что я знаю нужный ответ, и явно не собирался отпускать меня просто так. Шаг в сторону — и я снова нос к носу столкнулась с обладателем грустных вопросительных глаз, смотрящих на меня взглядом побитой собаки. Я попыталась провести его с помощью простецкого обманного маневра — сделала вид, что шагаю в одну сторону и тут же рванулась в другую, — но псих разгадал меня в два счета. Попробовала поднырнуть под его рукой — но схватившие меня пальцы оказалась необычайно сильными, и меня тут же вернули на место.

— Как так?

— Да не знаю я, как!

Я покрепче сжала рукоять кинжала в запотевшей ладони. Да будет Создатель мне свидетелем, я ни за что не хочу бить первой. Но мне нужно вырваться из этого безумия… и мне нужен свет. Без фонаря я далеко не уйду.

— Послушай, — я положила руку ему на плечо и постаралась придать голосу как можно больше уверенности, хотя сердце колотилось как безумное. — Просто выведи меня отсюда. Я помогу! Обещаю, мы во всем разберемся. Посмотри на меня! Я не знаю, что тебе нужно, но клянусь, я сделаю все! В моих силах помочь тебе. Даже если и нет — я знаю тех, кто может.

Я уже внутренне приготовилась к очередному «как так?», но мой собеседник молчал. На мгновение показалось, что мне все-таки удалось до него достучаться, что в водянистых глазах напротив мелькнул какой-то проблеск сознания или понимания — но лишь на мгновение. Взгляд снова застлала пелена.

— Как так?

— Вот так! — крикнула я, в отчаянии чиркая кинжалом по его предплечью.

Мне нужен его фонарь! Надеюсь, так я не нанесу ему слишком большого вреда. Видит Создатель, я не хотела этого! Но мне нужно отсюда выбраться! Потом вернусь сюда с кем-нибудь и обязательно помогу этому безумцу.

Мужчина отшатнулся, глядя на меня все теми же недоумевающими, отчаявшимися глазами. Тяжелые капли крови, черной как смола в тусклом свете, глухо застучали по полу. Я потянулась, чтобы выхватить фонарь, но в этот момент держащая его рука разжалась, и моя единственная надежда выбраться отсюда ужасающе медленно полетела на каменный пол. Рывок, попытка перехватить — но пальцы сгребли лишь пустоту, и фонарь упал прямо к нашим ногам, разбиваясь и выпуская наружу пламя. Слишком большое, слишком яростное, слишком горячее, в один лишь удар сердца поглотившее меня с ног до головы… «Кажется, мне сейчас должно быть очень больно», — подумала я, но свет померк, а потом пришли знакомые голоса, сначала отдаленные, а потом становящиеся все громче и громче:

— Осторожнее!

— Маска не снимается!

— И что теперь делать?

— Ждать.

Реальность возвращалась рваными репликами ведущегося где-то вверху разговора. В ушах звенело, в голове плескалась муть. Я открыла глаза, вываливаясь обратно в оставленные всеми богами вонючие тоннели под запретной территорией.

Первым делом я схватилась за свою одежду, просто чтобы убедиться, что не обгорела. Мне все еще мерещился жар огня и запах паленых волос, но с каждым ударом сердца эти ощущения отдалялись и отступали. Теперь мир вокруг снова пах кровью.

— Ну что, очнулась, Хранительница Касадра, гроза крейменов?

Ниалл склонился надо мной. Его голос звенел от внутреннего напряжения, но тон был нарочито-веселым, как у человека, который не слишком успешно пытается скрыть волнение.

— Старейшина Хранителей, — простонала я, пытаясь поддержать шутливый тон. Вышло не очень.

— Умница, девочка, — влез в разговор Шон.

Перед глазами все плыло. Я не разделяла всеобщего приподнятого настроения: просто захлебывалась собственной кровью. Она была во рту, в носу, в горле... Такое ощущение, что и в ушах тоже, потому что со слухом было явно что-то не так. Оперлась на руки и села, уставившись в непонятно откуда взявшийся сухой каменный пол.

— Воды, — прохрипела я, снимая маску. Ладони тут же окрасились алым.

— Ох ты ж дери меня все демоны бездны! — выругался Шон под неодобрительный взгляд Ниалла.

— Что такое? — обеспокоенно спросила я.

— У тебя даже глаза красные, как у кролика.

Ну, отлично, видимо, и тут тоже сосуды лопнули. Надеюсь, это не повредит зрению. Впрочем, сейчас думать об этом было некогда.

— И что теперь? — буркнула я, умывшись.

— Сиди, отдыхай, — посоветовал Флайвил. — Время есть. Немного, но есть.

Мы находились в небольшом, но сухом помещении. Выломанная ржавая решетка валялась возле квадратного люка в полу. Снизу доносился плеск лениво текущей воды. Хаммериты зажгли взятый с собой переносной фонарь, и выкрученный на минимум трепещущий огонек заставлял тени дрожать в углах.

Уныло цедя воду из чужой фляжки в попытке убрать изо рта мерзкий металлический привкус, я размышляла о том, что мне теперь делать дальше. Хаммериты смиренно ждали и, даже если и были недовольны внезапной задержкой, то внешне никак не продемонстрировали свое раздражение.

Я никогда не чувствовала себя настолько магически опустошенной, как сейчас. Атака на крейменов, похоже, удалась, ведь мы все еще живы, но силы истощились так, что я не могла создать даже простейшее заклинание света. Да что там: даже почти не требующее энергетических затрат магическое зрение стало теперь непозволительной роскошью. В груди поселилась необъяснимая тревога: а что, если мой сон был пророческим, и я действительно израсходовала всю магию, выжгла эфирный кристалл до самого дна? Что, если способности ушли навсегда? Впервые за все время я осознала, что магия стала неотъемлемой частью меня. Даже утрата глифов в свое время не ощущалась так болезненно и так остро.

В конце концов я все же решила, что честность — лучшая тактика. По крайней мере, сейчас.

— Я могу идти дальше, — наконец призналась я. — Но помощи от меня не ждите.

— Даже световых шариков?

— Даже шариков.

— Жалко, — расстроился Шон. — Они забавные были.

Я лишь развела руками.

— В таком случае, мы не можем отпустить тебя назад, одну по подземельям. Ниалл, ну скажи ей...

— Шон прав. Я не отпущу тебя одну. Идем все вместе.

По сравнению с чернотой из моего сна, где обитал странный псих с грустными глазами, подземелья запретной территории теперь казались мне ярко освещенными улицами Олдейла.

— Просто дайте мне фонарь или химический факел. Я дружу с темнотой.

Оливер пренебрежительно хмыкнул.

— Ты, может, и дружишь. А они в ней живут.

— Торопиться некуда, Кэсс, — вторил ему Ниалл. — Ты уже сделала очень много. Вернемся, когда снова накопишь силы.

Вот уж не знаю, захочу ли я снова услышать песню подземелья. Я слишком дорого заплатила за этот концерт!

Я не стала озвучивать свои опасения по поводу навсегда утерянной магии вслух. Казалось, что произносить их значило увеличить вероятность подобного исхода. Мне этого не хотелось. Не хотелось даже думать об этом, даже допускать такую возможность. Она — часть меня, и потерять ее будет так же болезненно, как ослепнуть.

Как выяснилось, в поисках безопасного и сухого места хаммериты оттащили меня еще дальше от входа, пока я валялась в отключке. До выхода на Кафедральную оставалось всего ничего, а вот обратно, к Рубин, было пилить и пилить. Лишившись магической поддержки, мои сопровождающие выглядели куда менее уверенно. Мы передвигались медленно, часто останавливались, прислушивались, но песня подземелья оставалась неизменной. Теперь шум ветра в тоннелях звучал ровно, спокойно и убаюкивающе. Только когда впереди забрезжил тусклый дневной свет, напряжение начало потихоньку спадать.

К счастью, в отличие от Ниалла, я могла позволить себе быть слабой и весь обратный путь фактически провисела на руке у Шона. Сил осталось только на то, чтобы передвигать ноги, постоянно запинаясь и спотыкаясь о скопившийся в коллекторе мусор. Хорошо, что вход в подземелье находился не слишком далеко от шлюза, на освоенной и оживленной территории, где нам повезло практически сразу сесть в повозку, доставлявшую стройматериалы, и на ней уже добраться до Дома Розали.

После прогулки по городским подземельям мне действительно пришлось долго восстанавливаться. Ниалл публично заткнул нескольких слишком громких недоброжелателей, честно рассказав всем недовольным о моих успехах в борьбе с крейменами, а спустившиеся в подземелье отряды зачистки подтвердили его слова. После этого открытой конфронтации со мной стали побаиваться, но от злых взглядов и шепотков это не спасало. В общем, отношение поменялось, и теперь Ниалл и его соратники не чурались обращаться за советом или помощью. Раньше я ждала этого и горела желанием вносить свой вклад в общее дело. Сейчас такая перспектива пугала: не хотелось бы показывать свою нынешнюю слабость.

Когда-то я опасалась бегущей по шрамам магии, а теперь мучилась без нее. Отголоски прежней силы я почувствовала спустя неделю, но окончательно смогла восстановиться только когда лето уже перевалило за середину.

Как и следовало ожидать, дни после летнего солнцестояния выдались знойными и сухими. В коллекторы теперь было не спуститься: подземные помещения отравляла вонь от множества разлагающихся тел убитых мной крейменов. Ситуацию еще больше усугубляла жара и сухая погода на поверхности. Возможно, хороший дождь смыл бы гниющие останки в глубины подземных пещер, протянувшихся под Городом, но погода нам не благоволила. Все, что могло гнить и портиться — гнило и портилось с поразительной скоростью. Люди и животные изнывали от зноя. Особенно тяжело приходилось штурмовым отрядам в полном боевом облачении. Странное, все-таки, выдалось лето: вместо обычной изменчивой погоды, когда кратковременные дожди случались почти каждый день, а иногда и по нескольку раз на дню, Город сначала терзали продолжительные ливни, а потом последовал долгий период жары и засухи. Густая зелень запретной территории желтела и сохла, осыпаясь бурой трухой на покрытую трещинами засохшую грязь. Пыль душила, скрипела на зубах, оседала на подоконниках распахнутых настежь окон. Я просто умирала от жары в костюме агентов и в итоге не выдержала и сменила его на легкое летнее платье, закрывающий шею шелковый шарф и шляпу с плотной вуалью. Неодобрительных взглядов, брошенных мне в спину, стало куда больше. Я по-прежнему выходила на запретную территорию, но за пределы периметра безопасности больше не совалась, стараясь всегда оставаться в поле зрения вооруженных отрядов. Магия постепенно возвращалась без каких-либо усилий с моей стороны, а вот вернуть прежнюю веру в себя и свои умения было сложно.

Какое-то время тревожные и тяжелые сны продолжали одолевать меня, только теперь к пугающему безымянному переулку добавились еще и подземелья, в которых блуждал странный человек с фонарем. В итоге пришлось обратиться к алхимикам ордена за снотворным. Высыпаться я, вроде бы, стала лучше, но все же меня не отпускал страх того, что сны не ушли, а просто перестали задерживаться в памяти. Иногда, в первые минуты после пробуждения, какие-то смутные образы скользили по краю сознания, но быстро уходили в небытие. Отголоски снов таяли в дневном свете, оставляя после себя лишь смутную тревогу, боязнь того, что я пропускаю что-то важное. И я никак не могла решить для себя, что лучше: помнить их или все же забыть?

Тайренн, которого снова не пускали на запретную территорию, теперь старался держаться ко мне поближе. И дернули же меня демоны за язык когда-то пообещать, что возьму его с собой в Грот Хранителей. Я уже сотню раз успела пожалеть о своей скоропалительности, потому что послушник явно не собирался освобождать меня от неосторожно данного обещания.

И Ниалл, и Тайренн изо всех сил старались показать, что недавняя экзекуция не повлияла на их отношения, но мне казалось, что это было не так. Посиделки учителя и ученика на куче досок теперь происходили намного реже. Тайренн все чаще и чаще выбирал в качестве собеседника меня, а Ниалл то ли действительно был слишком занят, то ли просто делал вид.

Единственным, кого я ни за что и никогда не рассчитывала увидеть в этом укромном уголке, был Витриол. Поэтому когда фигура инквизитора в красной мантии появилась из-за угла здания, я начала спешно просчитывать пути отхода. Ветер развевал длинные полы его одежд, и в отблесках заката они трепетали, как языки огня. Не говоря ни слова, я направилась в противоположную от него сторону, где располагался чёрный вход, но он повелительно окликнул меня.

— Хранительница!

Я обернулась и молча уставилась на него. Все, что я могла сказать Витриолу и остаться при этом живой, уже было произнесено в первый же день нашего знакомства. Магия постепенно возвращалась, но мне бы не хотелось устраивать с ним магическую дуэль один на один.

Интересно, если мы с Витриолом вдруг сцепимся не на жизнь, а на смерть, на чью сторону встанет Ниалл? Дурная мысль. Скорее всего, просто будет стоять в сторонке, как обычно.

Инквизитор жестом показал в сторону досок.

— Говорят, что в некоторых местах легче говорить начистоту, — произнес он, как будто повторяя мои собственные давние мысли. — Я думаю, здесь как раз одно из них.

— Что вам нужно?

— Раз уж ты здесь… — Витриол проигнорировал вежливое обращение и тут же начал «тыкать» в своей обычной манере. — …И я никак не могу на это повлиять, то я пришел посоветовать тебе не влезать между Флайвилом и его учеником.

— Себе то же самое посоветуй.

Если он думает отвечать грубостью на вежливость, то и я не обязана сохранять хотя бы видимость приличий. Инквизитор сделал еще одну попытку:

— Только мужчина может вырастить мужчину…

— Дай угадаю. Тебя, выходит, вырастила женщина, да?

Витриол, однако, предпочел не отвечать на выпад в том же тоне, а перешел на так любимый хаммеритскими священниками лицемерно-доброжелательный тон с лёгкими нотками высокомерия.

— Одного твоего присутствия здесь достаточно, чтобы посеять семена раздора. Нравится тебе это или нет, но правила придумали не просто так. Где вы — там прекращается простая честная работа, затихает чистосердечная хвала Создателю, и начинается перетягивание каната. Выяснение отношений. Долгие и бессмысленные разговоры по душам. Ссоры. Скандалы.

— Смею заметить, что конкретно этот разговор по душам начала не я. И канат здесь тоже перетягиваешь ты, или уже забыл про огненную тень?

Инквизитор, разумеется, предпочел пропустить неудобную информацию мимо ушей.

— Вы бессмысленны и бесполезны, — продолжал он, не глядя на меня, как будто читал проповедь для невидимой аудитории. — Поэтому единственный повод для распрей и междоусобиц — это твое присутствие и участие.

— Вы — это Хранители? — уточнила я.

— Вы — это женщины.

— Ну, вот мы и определились с источником всего зла на земле. Так вот, Витриол. Можешь говорить, что угодно, но главный здесь Флайвил, и не тебе отменять его решения.

Я сознательно метила в больное место и надеялась, что смогла в него попасть. Не может быть, чтобы Витриола не тяготило то, что формальное лидерство в проекте все еще оставалось за Ниаллом.

— А ты можешь считать меня кем угодно. Можешь ненавидеть меня как тебе угодно, — парировал он. — Но если тебе хоть немного не безразлично будущее Флайвила и его ученика… не лезь к ним. Не лезь, Трикстер тебя дери. Ничтожество! Ты даже не представляешь себе, насколько они оба важны!

Инквизитор резко смолк, понимая, что сболтнул лишнее. Похоже, мне все-таки удалось выбить его из колеи предыдущим замечанием.

— И насколько же? — продолжила я только чтобы его поддразнить, хотя прекрасно понимала, что он ни за что не ответит. — Настолько, что одного можно выдрать кнутом, а прямые приказы второго намеренно саботировать в присутствии его же людей?

Я прекрасно осознавала, что вывожу неприязнь между нами на новый уровень открытой конфронтации, осмеливаясь кидать неприкрытую правду прямо в лицо высокопоставленному клирику, но продолжала в открытую провоцировать его. Не знаю, зачем я это делала, но в тот момент мой разум как будто застила непроницаемая пелена агрессии и отторжения. Витриол был мне ненавистен. Он воплощал в себе все, за что я не любила хаммеритов: агрессию, фанатизм, узколобость и неприятие любой другой точки зрения, кроме своей.

Удивительно, но Витриол выбрал не раскачивать лодку дальше. Судя по всему, нынешний накал конфронтации его вполне устраивал.

— Настолько, что даже я не могу напрямую запрещать Флайвилу что бы то ни было. И настолько, что если с Тайренном что-то случится, то Кузнеца не спасет даже мое заступничество, если я вдруг решу выступить на его стороне. Можешь мне не верить, но я не желаю зла никому из них. Я вижу, что ты тоже стремишься защитить их обоих — и именно поэтому я ничего не делаю относительно тебя, Хранительница Касадра.

— Старейшина Хранителей, — поправила его я. — Хочешь на своей шкуре попробовать, что это значит?

— Да мне все твои титулы до б-о-о-ольшой наковальни. Но послушай меня. Непоправимое зло можно причинить и не желая того. И если ты это сделаешь, то да хранят тебя те боги, которым вы молитесь. Считай это первым и последним предупреждением. Второго не будет. Это все, что ты от меня услышишь.

Инквизитор поднялся, поправляя мантию, и направился прочь.

Оказывается, Кузнец-в-Изгнании куда важнее для своего Ордена, чем стремился показать. Церемониальная должность, говоришь? Кто же ты на самом деле такой, Ниалл Флайвил?

Что-то мне подсказывало, что Гарретт, возможно, куда ближе подобрался к ответу на этот вопрос, но по каким-то причинам не хочет делиться им со мной. А я, памятуя о нашем последнем разговоре, не очень-то стремилась вновь обращаться к нему за помощью.

— Госпожа Старейшина…

Я с удивлением уставилась на стоящего возле моей двери Ниалла в церемониальном облачении: к обычной броне теперь добавился еще и красный шелковый плащ с золотой застежкой у горла и парадный шлем с красной эмалью, который Кузнец-в-Изгнании держал на сгибе локтя.

— Слушаю вас, — я попыталась придать лицу подобающее чопорное выражение. Раз надо официоз — значит, надо, а разбираться что к чему будем потом.

— Я пришел сообщить, что мы расчистили путь к Гроту Хранителей. Прошу прибыть на место и зафиксировать, что условия сделки были выполнены.

Я высунулась из дверного проема и огляделась. Вроде бы никого рядом не было. Перед кем он ломает всю эту комедию с ненужным церемониалом?

— Зайдешь? — тихонько спросила я, сделав приглашающий жест.

Ниалл сжал губы. На лбу обозначилась поперечная морщина между бровей.

— Сколько времени вам нужно на сборы, госпожа Старейшина?

— Недолго.

Мой собеседник кивнул:

— Я буду ждать вас внизу.

Я переодевалась в одежду агентов и собирала сумку в полном недоумении. Что происходит? Мы вроде бы не ссорились. Я вообще в последнее время восстанавливала магические силы и никуда особо не высовывалась. Что могло вновь испортить наши отношения? Что такое важное ускользнуло от моего внимания за это время?

Яркое солнце, которое поднималось к зениту, тут же начало меня нервировать. Одежда агентов шилась из специальной ткани с расчетом на темноту или хотя бы сумерки, чтобы размывать силуэт и надежно прятать носящего ее среди теней. И, хотя одним из удивительных свойств созданной алхимиками Ордена ткани было поддерживать нормальную температуру, она явно не была рассчитана на палящее дневное солнце. Я чувствовала себя как в печи. Маска нагревалась и как будто припаивалась к вспотевшей коже.

Мы вышли на запретную территорию небольшим отрядом, в составе которого, помимо уже привычных мне Шона и Оливера, было еще несколько хаммеритов: трое шли впереди, разведывая дорогу, а еще трое прикрывали спину. Мы с Ниаллом шли посередине. Расстояние между нами было достаточным, чтобы я не могла коснуться его, даже вытянув руку. К тому же я очень быстро заметила, что Кузнец-в-Изгнании старается идти на одном уровне со мной, не вырываясь вперед и не оставаясь позади. Как только я замедлялась — замедлялся и он. Стоило лишь ускорить шаг, и Ниалл тут же делал то же самое. Все это было похоже на какой-то странный парад, вот только мне, Трикстер их всех дери, забыли объяснить мою роль во всем этом показушном фарсе.

— Касадра!

Я обернулась. Из ворот Дома Розали выбежал Тайренн. На лице послушника было отчаяние.

— Касадра, ты обещала! — крикнул он. — Ты ведь обещала взять меня с собой!

— Иди в дом, Тайренн, — отрезал Кузнец-в-Изгнании. — Я запрещаю тебе.

На глазах послушника выступили обиженные слезы.

— Позволь мне поговорить с ним? — осторожно спросила я.

Ниалл молча кивнул, насупившись. Я подошла к Тайренну, который глядел на меня со смесью надежды и вселенской обиды.

— Послушай… — начала я.

— Создатель ненавидит лжецов, — пробурчал он исподлобья. — Ты обещала!

— Я же говорила, что возьму тебя, когда Ниалл будет не против. Ничего не изменилось. Мы просто ждем, пока он решит, что запретная территория достаточно безопасна для тебя.

— Тогда все увидят ее раньше меня! Какой в этом смысл?

— Обещаю, что нет, — я похлопала его по плечу. — Хранители не пускают к себе кого попало. Как только все формальности будут улажены, я опечатаю ее магической печатью, и никто не сможет попасть внутрь без моего разрешения. Я не отказываюсь от своих слов и обязательно отведу тебя туда, как только будет можно. Еще раз: я обещаю, что ты будешь одним из немногих, кто побывает там.

Тайренн все еще хмурился, но по немного смягчившемуся взгляду можно было понять, что он уже потихоньку примирился с решением наставника.

— Ну что, мы договорились?

Послушник еще немного посверлил меня взглядом, а потом кивнул.

— Только помни, Хранительница, — с серьезным видом произнес он, ставя точку в беседе, — помни, что Создатель ненавидит лжецов.

Уходя прочь, я чувствовала, что недовольный взгляд Тайренна буравит спину. Воспитанник Ниалла смотрел нам вслед до тех пор, пока не закрылись ворота шлюза.

Каждый раз, входя на запретную территорию, я поражалась происходящим в ней переменам. Теперь периметр безопасности распространился на всю восточную половину, по границе изогнутой Кафедральной улицы. Идти дальше можно было только на свой страх и риск, но, говорят, враждебные существа уже практически не встречались в зоне, ограниченной петлей городского канала. Вступив на опасную территорию, я поежилась и немного замедлила шаг, но Шон успокоил меня:

— Мертвяки отступают к Собору. Говорят, собираются для решающего боя.

— Ты думаешь, у них для этого достаточно мозгов?

Шон пожал плечами. Краем глаза я отметила, что Ниалл внимательно прислушивается к нашему разговору.

— Кто их знает. Может, они есть у того, кто ими управляет, — предположил он.

— И кто это может быть, по-твоему?

В разговоре возникла недолгая пауза: Шон перехватил предупреждающий взгляд своего руководителя и теперь тщательно обдумывал ответ.

— Я просто хотел сказать тебе, что тут относительно безопасно. Не ищи в моих словах какой-то скрытый смысл.

— Шон, ты не хуже меня знаешь, что проклятье все еще действует. Вы можете убить всю нежить на этой территории, но она никогда не станет частью города, никогда не станет полностью вашей, если мертвые все так же продолжат подниматься.

Шон пожал плечами:

— Это не ко мне. Мое дело — взрывчатка и инженерные работы. Насчет проклятий тебе лучше поговорить… — он кивнул в сторону Ниалла. —… Вот с ним. Или с Витриолом.

Но разговаривать о проклятьях, тем более здесь, тем более в присутствии стольких людей, мне совсем не хотелось. Даже одно упоминание об этом заставило кожу покрыться мурашками, несмотря на жаркий летний день и неподходящую одежду. Поэтому к Гроту Хранителей мы подошли в полном молчании. Почетный эскорт остановился в нескольких десятках шагов от входа, и дальнейший путь мы проделали вдвоем.

Грот Хранителей представлял собой почти идеально круглое углубление в безымянной базальтовой скале — одной из тех, на которых и был построен город. Вход сюда, выполненный в виде пристроенного к скале дома, когда-то охраняла магия глифов. Она делала его невидимым для всех, кроме Хранителей и тех, кто мог разглядеть то, что скрыто — то есть, их учеников. Но теперь, после активации Последнего Глифа, путь в священное место Хранителей стал доступен всем.

Я посмотрела на своего спутника. Ниалл оставался непроницаем как скалы, которые нас окружали.

— Я выполнил свою часть сделки, госпожа Хранитель?

— Да, — кивнула я. — Я не могу требовать большего. Хотите войти вместе со мной, господин Кузнец-в-Изгнании?

— Если только мое присутствие не осквернит какую-нибудь вашу святыню, — серьезно ответил Ниалл.

— У нас нет святынь. По крайней мере, в том смысле, в котором вы это понимаете. То, что свято для нас, нельзя потрогать или пощупать — и уж тем более нельзя оскорбить.

Мы прошли сквозь вход и внутренние помещения дома-обманки и оказались в святая святых. Круглый грот без потолка с маленьким прудиком посередине напоминал купол со срезанной верхушкой. Сквозь перекрещенные балки над головой виднелось пыльно-голубое летнее небо. Из воды поднимался круглый каменный постамент, на котором, в свою очередь, находился металлический подиум в виде замочной скважины — символа Хранителей. Прямо напротив возвышалась статуя Хранителя со щитом, украшенным тем же самым знаком.

Ощущение защищенности и безопасности обняло меня за плечи, как пушистое одеяло. Я почувствовала себя странником, который после долгих скитаний вернулся наконец к родному очагу. Я была дома. В эфирном зрении, все помещение тускло мерцало голубым, но статуя и погасшие факелы по обеим сторонам светились особенно ярко. Эти камни пропитывала магия, куда более древняя, чем глифы. Возможно даже, что эта сила происходила из того же самого источника, что и моя. И теперь она приветствовала меня.

— И все? — Ниалл выглядел немного разочарованным.

— Не совсем все, но… а чего ты ждал?

— Не знаю, — пожал плечами Кузнец-в-Изгнании.

— Дай угадаю: чего-то более грандиозного, да? Но нам нет нужды строить величественные храмы, — пожала плечами я и, не сдержавшись, попыталась уколоть его в ответ. — Мы не привлекаем прихожан, чтобы потом вытягивать из них деньги.

Наверное, меня немного покоробило то, что он не почувствовал, не понял и не принял ту невероятную силу, которая питала это место. Стоило бы, наверное, порадоваться, что святыня Хранителей не открылась ему, и что наша тайна так и останется тайной, но мне, как ни странно, хотелось бы разделить переполняющие меня ощущения. Почему-то мне казалось, что Ниалл тоже заслуживал покровительства обитающей здесь силы.

— Мы возводим наши храмы во славу Строителя, — обиделся Ниалл.

— Ага, — хмыкнула я. — Конечно.

— Зодчий — это одна из Его ипостасей! Для нас нет более священного дела, чем зодчество и кузнечное ремесло!

— Да-да, я поняла, — торопливо проговорила я, потому что мне не хотелось слушать хаммеритскую проповедь где бы то ни было, а в этом месте — особенно.

Возникла пауза. Мне она не мешала, а вот Ниалл, судя по всему, тяготился молчанием.

— Ты теперь уйдешь из проекта? — спросил он, глядя куда-то за мое плечо.

— А ты что, меня выгоняешь?

Ниалл посмотрел на меня серьезно и грустно.

— Не я. Но твое присутствие для многих хуже репья в хвосте.

— Витриол?

— Не только он, но да… Его люди очень активно распускают слухи о том, что ты на самом деле — языческая ведьма, которая меня околдовала.

— По-моему, это звучит как ересь.

— По-моему, тоже.

Я хмыкнула. Так вот откуда взялся весь этот официоз и церемониал. Пока я приходила в себя после истребления крейменов, мерзкий хорек времени зря не терял. Кто-то — понятно, кто — решил, что Ниалл слишком сблизился с Хранителями, и теперь всячески пытался держать нас как можно дальше друг от друга. В том числе и с помощью общественного мнения, на которое сильно повлияла расправа над крейменами. Пока я не демонстрировала силу, ко мне относились со смесью снисходительности и легкого раздражения. Но если ведьма поджарила несколько десятков человекообразных лобстеров, то что мешает ей, при желании, проделать то же самое с людьми?

Разумеется, одной из основных задач моей миссии было создать иллюзию могущества Хранителей. Окружающим ведь не обязательно знать, что так могу только я, правда? Но, надо признать, такого развития событий я не ожидала. Я из кожи вон лезла, чтобы доказать, что хоть на что-то гожусь, и тут вдруг выясняется, что не стоило бы. Оказывается, все было нормально только пока меня никто не воспринимал всерьез. И вот, стоило положить несколько десятков крейменов одним махом, как тут же вместо благодарности за помощь посыпались обвинения в богомерзком колдовстве. Пока Ниалл относился ко мне, как к крутящейся рядом назойливой мухе, всех все устраивало. Но теперь, когда он публично вступился за меня перед своими людьми, сразу же поползли глупые сплетни. Ожидаемо? Да, Трикстер меня раздери, конечно же ожидаемо. Вполне в духе Хаммеритов. И то, что я не смогла предвидеть такой исход — целиком и полностью моя оплошность. Хотя даже если бы и предвидела: что я могла сделать? У меня не было другого выбора.

Возможно, проходи наш разговор где-то еще, я бы разнюнилась и повесила нос. Но сила этого места мягко утешала и поддерживала меня, вдохновляя сделать то, чего я никогда бы не сделала в других условиях.

— А ты тоже хочешь, чтобы я ушла? Одно слово, и я… постараюсь больше не попадаться на глаза твоим людям.

Ниалл ответил не сразу. Я его не торопила, но мое сердце билось так, что, казалось, его было слышно даже на улице.

— Нет, — твердо сказал он, а потом, подумав, добавил: — Мне все еще нужна твоя помощь, чтобы разобраться с проклятьем.

Я кивнула.

— Тогда тебе лучше поделиться со мной тем, что тебе известно.

Ниалл развел руками:

— Увы, я рассказал тебе все, что могу.

— А насчет того, что произошло в переулке, ты ведь сказал…

— Я помню, что я сказал, — перебил меня он. — Но это не моя тайна. И я ее не открою. Со многими проклятьями я в состоянии справиться сам, но, возможно, мне понадобится твоя помощь, чтобы понять и найти то, что отравляет эти места. Поэтому я хочу, чтобы ты была рядом и чтобы ты… верила мне. Я не могу заплатить тебе много, но…

— Мне не нужны деньги.

Ниалл усмехнулся и прижал левую ладонь к груди.

— Тогда я могу предложить тебе только одно. Не могу попросить тебя преклонить колени, поэтому… — он положил вытянутую руку мне на плечо. — Я обещаю тебе свое покровительство, Старейшина Хранителей Касадра. Обещаю защищать твою жизнь и честь даже ценой своей собственной. А теперь…

Он протянул мне круглую застежку для плаща с гравировкой молота. От руки и вещицы исходило странное тепло. Я приколола ее на ворот, и магия во мне взбунтовалась чему-то чужеродному, рванувшись наружу, как пойманный в капкан зверь. Шрамы обдало холодом, и я с трудом смогла сдержать ее, чтобы не навредить стоящему передо мной человеку.

— Ты только что пытался использовать на мне какую-то магию!

Ниалл усмехнулся.

— Это не магия. Это сила Создателя.

— Это одно и то же!

— Я не намерен вступать с тобой в теологические споры. Это благословение Того, кому я служу. Если оно будет на тебе, другие служители смогут его увидеть и почувствовать. И да, это для того, чтобы заткнуть глотки тем, кто распускает слухи о твоем ведьмовстве. Раз ты не обгорела и не корчишься в страшных муках — все нормально.

— А меня не надо было спросить сперва, да? Может, знаки чужих фракций и благословения чужих богов противоречат моим убеждениям? Такое тебе в голову не пришло?

— Извини, не подумал. — Хитро прищуренные глаза показывали, что он как раз-таки отлично все продумал. — Но эффект исчезнет через несколько дней, не беспокойся.

Я посмотрела на него. Вот уж не ожидала такой подставы.

— Больше так не делай.

— А что, тебе неприятно? Может, ты все же ведьма?

— Тебе лучше уйти. Я вернусь сама.

Алхимики Ордена создали для меня печати, которые я могла активировать собственной магией. Будучи установленными в проеме, они создали надежную иллюзию сплошной скалы. Даже те, кто знали, где раньше располагался вход, теперь не смогли бы его найти, а чтобы пройти через камни, понадобилось бы моя помощь.

Я вернулась в Дом Розали в одиночестве, и застежка посверкивала на моем плаще. Шепотки стихли. До следующего раза, разумеется.

Вот уж не знаю, стало ли благословение Ниалла тому причиной, но в ту ночь мы с ним занимались любовью, и это был один из самых приятных снов в моей жизни. Там у меня не было шрамов, и я могла позволить себе… быть прежней. Чувственной, желанной и раскованной. Пробуждение было сладким, но послевкусие оказалось горьким и постыдным. Элан тоже иногда приходил ко мне во снах, и теперь я чувствовала себя изменщицей. Как минимум потому, что я даже не вспоминала о нем в последнее время. Поруганные обеты отдавали пеплом, а запретная страсть горчила, как желчь.

Я долго мылась остывшей водой, безуспешно пытаясь смыть с физического тела духовную грязь. Тусклое зеркало в моей комнате, конечно, не давало хорошо разглядеть шрамы, но, размазывая злые слезы по неровным рубцам на щеках, я дала себе зарок в том, что никогда больше не позволю себе даже подумать о Ниалле в таком ключе.

После этой ночи я снова начала принимать снотворные, чтобы хотя бы не помнить своих снов.

Я вернулась в Грот Хранителей на следующий день, потом еще и еще, чтобы открыть ведущую во внутренние помещения дверь. Лука и огненных кристаллов у меня не было, да и стрелком я была никудышным, ведь последнее мое общение с этим оружием происходило, еще когда я была послушницей. Однако, проблема с факелами, которые непременно должны гореть, чтобы открылся потайной вход, отлично решалась использованием обычного огня.

Не то чтобы я ожидала от тайных комнат чего-то сверхъестественного, но все же в глубине души надеялась найти что-нибудь полезное. Возможно, что-то, что объяснит, как строилось это место, и почему из него до сих пор не ушла магия, как из других созданных Хранителями сооружений. Или, может быть, там будут записи, проливающие свет на события катастрофы или на причину поразившего запретную территорию проклятия? Работать здесь одной меня не прельщало: просмотр собранных предшественниками архивов занял бы слишком много времени. Однако, проблема легко решилась с помощью нескольких тачек и отряда хаммеритов, которые и доставили многочисленные бумаги, журналы, дневники и письма в мою комнату в Доме Розали.

Уповая на то, что Хранители вряд ли добровольно закрылись в мышеловке с одним-единственным выходом, я потратила еще несколько дней на поиски тайного хода и в конце концов обнаружила его за одним из стеллажей. Тоннель вел за пределы защитной стены и заканчивался чугунной крышкой, похожей на старый люк городской канализации. Впрочем, открыть его можно было только с помощью медальона Хранителей. Что же, теперь я, как и другие члены моего ордена, могла наведываться на запретную территорию даже без разрешения Ниалла. Цитадель обещала прислать несколько сотрудников в Грот, но, полагаю, у них и без меня были руки полны самых разнообразных важных дел.

Тайренн, для которого мои регулярные походы в Грот не остались тайной, теперь буквально преследовал меня. Он не говорил ни слова, но одно лишь его присутствие напоминало мне о неосмотрительно данном обещании. Одно время я даже подумывала о том, чтобы взять его с собой тайно, без разрешения наставника, но в итоге оставила эту идею на самый крайний случай. Да, я могла бы провести его по подземельям и обратно — и, в таком случае, запрет Ниалла технически не будет нарушен, — но тогда секретный ход перестанет быть тайной, а мне бы этого не хотелось.

Идя в сторону Грота, я снова размышляла над тем, как лучше поступить, но обмусоливание одних и тех же соображений раз за разом вряд ли могло помочь.

Пройдя сквозь спрятанный от посторонних глаз вход, я вздрогнула от неожиданности: фигура в запыленном темно-сером плаще застыла напротив статуи Хранителя.

— Ну, и как же ты сюда пробрался? — поинтересовалась я, подходя ближе.

— Скажем так: у меня свои секреты. — Гарретт обернулся. — Поздравляю с новым достижением.

— Было бы с чем поздравлять…

— Ну, не скажи. Разве ты не чувствуешь?

Я сразу поняла, о чем он. Впрочем, Гарретта мой ответ не волновал. Он продолжил, скрестив руки на груди:

— Это очень, очень загадочное место. Единственное на всей запретной территории, где не действует проклятье. И нежити сюда хода как не было, так и до сих пор нет. Хранители прошлого были намного умнее своих последователей, раз создали такое чудо. А может, это даже не их рук дело? И Грот куда древнее, чем принято думать? Твой Кузнец уже догадался, какое сокровище уплыло из его рук?

— Он не мой. И, по-моему, его интересует только Собор.

— Он уже приблизился к своей цели вплотную. Скажи-ка мне, Старейшина Касадра, это опасно или нет? Ты чувствуешь колебания равновесия?

— Я что, на экзамене?

Гарретт усмехнулся, но его взгляд остался тяжелым и непроницаемым. С каждой нашей встречей мой старый знакомый становился все серьезнее и серьезнее. И это пугало.

— Хотел бы я, чтобы это был всего лишь экзамен. Но с недавних пор меня преследуют очень навязчивые ощущения. Это как смотреть на набегающую грозовую тучу и прикидывать, успеешь ли добежать до укрытия. Тревожно. Беспокойно.

— С каких конкретно пор?

— С момента нашего последнего свидания, полагаю, — хмыкнул Гарретт. — Равновесие пошатнулось, Кэсс.

Вот уж никогда бы не подумала, что Гарретт станет говорить словами наших наставников!

— Но с тех пор ничего значимого не произошло, — вяло попыталась возразить я.

— Значимого? Мне не нравится это слово. Что в твоем понимании является значимым, а? Взмах птичьего крыла сам по себе ничего не значит, но он может обрушить лавину. Легкое движение руки запускает маховик, который будет крутиться очень и очень долго.

— Ты стал ходячим пророчеством, — хмыкнула я. — Таким же туманным и бесполезным.

— Ну, извини. — Гарретт развел руками. — Если бы я знал, то не молчал бы. Я чувствую только тревогу и… не знаю, как это выразить. Неправильность. Прямо сейчас происходит что-то очень неправильное, и оно набирает обороты.

— И чего же ты от меня хочешь?

Гарретт пожал плечами.

— Ты сама ввязалась в эту историю. Тебе ее и расхлебывать. Но что-то подсказывает мне, что ты сейчас должна быть в другом месте, Старейшина Хранителей Касадра.

— И где же?

Гарретт отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Я, наверное, могла бы дернуть его за рукав и потребовать дальнейших объяснений, но по всему выходило, что он сейчас не в том настроении, чтобы давать их.

— Ну ладно, тогда пока, — пробурчала я, но ответа не удостоилась.

В Гроте я по-прежнему не чувствовала ничего, кроме защищенности и спокойствия, и неясные пророчества в исполнении вора казались чем-то несерьезным, вроде рокочущего где-то вдали грома. Однако стоило лишь выйти на улицу, как тревога тут же обрушилась на плечи девятым валом. Ощущение было сродни гулу множества обеспокоенных голосов, из которого можно разобрать только отдельные ничего не значащие слова, но общий тон не оставлял сомнений: произошло что-то очень нехорошее. Может быть, Гарретт пришел в Грот, чтобы ненадолго отдохнуть от чего-то подобного? Как бы там ни было, проблема была обозначена, и мне теперь приходилось вплотную заняться путями ее решения.

Скорее всего, полагаю, тревога могла быть вызвана тем, что Хаммериты вплотную подобрались к своему Собору, который являлся и источником, и стартовой точкой проклятья. Идти туда было бы самым глупым решением из всех возможных, особенно учитывая, что моя магия не действовала на нежить, но ноги сами несли меня в том направлении. Надежда была на то, что днем нежить не особенно активна, а еще на патрули Хаммеритов, которые наверняка находились в этой зоне. Я и сама не знала, чего рассчитывала там увидеть или почувствовать. Но у меня не было причин не доверять Гарретту или относиться к его словам с пренебрежением.

Фасад заброшенного Собора возвышался над окружающими его домами как серый утес. Пусть по сравнению с другими хаммеритскими соборами — да, хотя бы, с тем же Фортом Айронвуд — этот был не слишком большим, но от него чувствовалась какая-то основательность, монументальность и… древность, что ли. Седая старина — кажется, так обычно говорят. Чем ближе я подходила к Собору, тем больше разрушений видела вокруг. Такое ощущение, что в ночь катастрофы Хаммериты — или, может быть, Хранители — пытались остановить продвижение орд нежити, обрушивая дома и перегораживая улицы. Теперь я понимала, как тяжело приходилось передовым отрядам Ниалла, и почему проект так застопорился в непосредственной близости от святыни.

Где-то справа просвистела красная сигнальная ракета, рассыпаясь снопом искр в тусклом, выжженном жарой небе. Я вздрогнула. Ну вот. Пророчества Гарретта снова сбываются. На запретной территории опять что-то происходит. И, естественно, мне придется принять в этом участие. Вздохнув, я направилась туда, откуда, по моим прикидкам, был пущен сигнал тревоги.

Мне приходилось то и дело активировать магическое зрение, чтобы не пропустить спрятавшихся врагов: мест, где можно притаиться и устроить отличную засаду, кругом было просто предостаточно. Густая поросль, обвалившиеся дома и сараи, горы обломков — здесь мог бы спрятаться целый взвод нежити, причем, основательно так спрятаться. Допустим, я достаточно хорошо бегаю для того, чтобы сбежать от зомби, но вот против хаунтов — абсолютно бессильна. Вся надежда только на спрятанные в поясной сумке бомбы-вспышки.

Звуки сражения — перекрикивающиеся голоса, топот ног и тяжелые удары боевых молотов — я услышала издалека, и первой мыслью было бежать в противоположную сторону. Магическое зрение показало множество красных всполохов, обозначающих нежить, и одинокую фигуру, переливающуюся голубым и красным сиянием. Кажется, я даже знаю, кто это… Других таких в Доме Розали не водилось. В очередной раз спросив себя, зачем мне все это нужно, я заранее достала из сумки «вспышку» и, вздохнув, направилась туда, где кипела схватка.

Тошнотворный запах мертвечины накатывал волнами. К моему удивлению, в засаду попало все высшее руководство проекта: Ниалл, Оливер, Шон и еще несколько Хаммеритов в тяжелой броне безуспешно пытались отбиться от наседающей на них дюжины мертвецов. Воины били и крушили; нежить скалилась, рычала, хрипела… падала и поднималась вновь. Витриол держался за спинами воинов, время от времени помогая им магией, но молоты были не слишком эффективны против такого врага. Хаммериты подскальзывались на разлетевшихся кусках гниющей плоти, и в движениях людей уже чувствовалась усталость.

— Берегите глаза! — крикнула я и, размахнувшись посильнее, зашвырнула «вспышку» в самую гущу схватки. Как минимум парочка мертвяков разлетелась на куски, остальные замедлились и остановились. От новой волны вони у меня буквально выступили слезы.

— А, Кэсс, — забывшись, Ниалл снова назвал меня коротким именем. — Только тебя здесь не хватало!

Хаммериты воспользовались паузой, чтобы перегруппироваться и занять более выгодную позицию в узком переулке, чтобы фланги отряда были надежно защищены каменными стенами. В небо поднялась еще одна ракета, посылающая сигнал тревоги. Но мы были слишком далеко от стен, слишком далеко от основных патрульных маршрутов и слишком глубоко в той территории, которую даже сами служители молота считали опасной. Возможно, кто-то спешил к нам на помощь, но дожидаться ее у нас времени не было.

Быстро оправившись от неожиданного нападения, заторможенная ярким дневным светом нежить снова потащилась в атаку. Медленно, но неумолимо. Создатель Милосердный, да люди уже десять раз могли бы отступить и убежать, в чем же проблема? В том, что негоже служителям молота сверкать пятками при встрече с богомерзкими мертвяками? Полагаю, Ниалл снова не хочет демонстрировать слабость — это было единственное разумное объяснение для такого вот твердолобого желания расправиться со всей нежитью прямо здесь и сейчас. Разумеется, Кузнец-в-Изгнании всегда держался в первых рядах. Вот и сейчас, перехватив молот поудобнее, он первым обрушился на подошедших зомби, и остальные последовали его примеру.

Я отступила чуть подальше, в тень переулка, чтобы не попасться под горячую руку. Как же жаль, что моя магия тут бессильна! В нос снова ударил отвратительный запах, вдалеке слышалось хрипение и завывания мертвецов. Но доносились они вовсе не оттуда, где сейчас кипела схватка. Магическое зрение показало примерно два десятка всполохов, движущихся нам наперерез по перпендикулярной улице. Еще немного, и они перекроют выход из переулка и ударят в спину живым.

— Надо уходить, — заорала я, но слова потонули в шуме схватки.

Я бросилась к сражающимся, рискуя ненароком получить молотом, но, обернувшись, увидела, что первые мертвецы уже появились между заброшенных домов. Ослепленные ярким солнечным светом, они едва переставляли гниющие конечности, но желтые огоньки в провалившихся глазницах горели лютой ненавистью ко всему живому.

— Уходим, уходим! — кричала я, пытаясь привлечь к себе внимание, но было уже слишком поздно.

Новая группа зомби подступала со спины. Еще оставался шанс прорваться, если Ниалл и остальные дожмут тех, что впереди, но времени было очень мало. В отчаянной попытке замедлить атаку с тыла я швырнула еще одну световую гранату. Вспышка где-то за спиной наконец-то привлекла долгожданное внимание сражавшихся, но, судя по донесшимся до меня ругательствам, нужно было действовать быстро. Еще раз оглядев окружавшие меня дома, я приметила небольшой балкончик над улицей. Опоры совсем сгнили, и удар магией в правильное место мог бы обрушить его прямо на тухлые головы наступающих мертвецов. Времени на расчеты не было, и я ударила, полагаясь на интуицию. В первый раз она меня подвела: древесная труха полетела во все стороны; ненадежная конструкция зашаталась, но устояла. Едва сдерживаясь, чтобы не заорать от боли, я снова призвала магию на помощь, и второй удар увенчался успехом. Балкон сложился, накренился, завис, как будто размышляя, и обрушился вниз, с грохотом погребая под собой пару наименее гнилых покойников, что слишком резво вырвались вперед.

Выхватив из кучи гнилых деревяшек одну с достаточно острым концом, я вонзила ее в голову пытающегося выбраться из завала зомби. Из проломленного черепа потекла дурно пахнущая черная жидкость, но мертвец не прекратил попыток и затих только после того, как я с криком обрушила на его голову поднятый с земли камень. Его дружки тем временем штурмовали мою импровизированную баррикаду, хрипя и завывая.

Обернувшись, я увидела, что отряд Хаммеритов потихоньку сдавал позиции: их неумолимо теснили назад. Ниалл и еще двое остались прикрывать остальных. Шон, Оливер и оставшиеся члены отряда двинулись в мою сторону. Я видела, как Витриол сгреб Ниалла за плечо и потянул за собой, но тот только отмахнулся, продолжая превращать очередного зомби в тухлую отбивную. Инквизитор отпрянул, уклоняясь от хищного оскала покойника, который явно намеревался обгрызть ему лицо, запустил рубиновым огнем прямо в щерящуюся пасть и поспешно отступил.

Дальнейшего развития событий я уже не видела, потому что Шон схватил меня за рукав и затащил в какое-то обвалившееся здание.

— Сюда, — пропыхтел он. — Шевелись.

В отличие от остальных членов отряда, упитанному инженеру приходилось довольно тяжело во время столь стремительного отступления.

— А остальные? — тяжело дыша, спросила я.

Шон промолчал.

Полагаю, Хаммериты надеялись пройти дом насквозь и выбраться с противоположной стороны. Но здания на запретной территории всегда были опаснее улиц. Удерживающие второй этаж опоры рухнули. Обломки перекрытий, провалившаяся лестница, разбитая мебель и упавшие колонны превратили просторный холл в напичканный опасными ловушками лабиринт. Вековое дерево рухнуло прямо внутрь, пробив оконный проем. Мы карабкались, пробирались и лавировали по пестрящему солнечными зайчиками пространству, и осколки стекла хрустели под ногами.

Пока мы пробирались сквозь завалы, нас нагнал Витриол. Он все время держался позади, и это ужасно нервировало. Мало того, что кругом зомби, мало того, что с Ниаллом непонятно что происходит, так еще и спину прикрывает человек, который — это я знала совершенно точно — не упустит возможности вонзить в нее кинжал.

Вскарабкавшись на низкий подоконник, мои спутники выбрались через окно во внутренний дворик, образованный построенным в форме буквы П зданием и низкой каменной стеной. Она доставала мне до груди, но была при этом утыкана ржавыми пиками и битым стеклом. Впрочем, это никого не остановило. Даже Витриол ловко взобрался наверх, почти не путаясь в полах своей красной мантии.

Я ненадолго замешкалась, и взгляд привлекло какое-то движение внутри дома. Это вполне могли бы быть и зомби, но мне показалось, что я увидела мелькнувший красный плащ Ниалла. Магическое зрение не показало мне вспышек угрозы, и я успокоилась: версию о том, что за нами гнались хаунты в хаммеритском облачении, можно было отбросить.

— Они идут, — радостно крикнула я своим спутникам, но те остались равнодушны.

— Давай, Кэсс, я втащу тебя. — Шон протянул ко мне руку. — Если это они, то догонят. Ну же!

С легким сердцем и помощью Шона я вскарабкалась на стену, то и дело оглядываясь назад. Надеюсь, что оставшиеся прикрывать отход Хаммериты теперь действительно нагоняют нас. Мысли о том, что это вполне могли бы быть и уже расправившиеся с ними зомби, я старалась гнать от себя изо всех сил.

За стеной находился еще один внутренний дворик, а вовсе не улица, как мне хотелось бы. В этом месте густо разросся дикий виноград. Он стелился по земле, оплетал статуи, треснувшие скамьи и обломки давно разрушенного фонтана с грязно-бурой лужей и остатками мозаики на дне. На наше счастье, дом, к которому прилегал этот дворик, был узким и прямоугольным, и между стеной и забором оставался проход. По нему, если нам повезет, можно будет наконец выйти на улицу и вырваться из лабиринта ветхих зданий и заросших зеленью дворов.

С другой стороны стены послышался топот, и я, вырвав рукав из ладони Шона, бросилась назад, навстречу нагоняющей части отряда. Высунувшись из-за ограды, я увидела где-то вдалеке знакомые красные плащи и обернулась к своим спутникам, чтобы сообщить им радостную новость, но обнаружила, что они не стали меня ждать и уже ушли далеко вперед по тому самому узкому проходу. А вот Витриол остался и теперь наблюдал за мной из-за щербатого угла здания.

— Теперь убедилась? — хмыкнул он. — С ними все в порядке. Нагонят. Надо идти.

Я кивнула и направилась туда, где недавно исчезли Шон, Оливер и другие хаммериты. Спина в красной мантии теперь маячила прямо передо мной: и я, и Витриол были теми еще бегунами. Проход вывел нас в палисадник у входа в небольшой особняк: дом был так густо оплетен диким виноградом, что плети его стелились даже по земле. Нехорошее предчувствие — отголосок того страха, что я когда-то испытала в безымянном переулке — снова лениво заворочалось где-то в груди, обдавая внутренности холодом.

Я остановилась и обернулась в попытке успокоить себя: голоса людей, идущих по нашим следам, звучали все ближе и ближе. Скоро они будут здесь, и я смогу выдохнуть… Вот уж не думала, что когда-нибудь мысль о том, что меня преследуют, будет настолько радостной.

— Эй! — раздался знакомый голос.

— Мы здесь! — крикнула я.

— Пойдем! — Витриол потянул меня за руку куда-то в сторону, а я отмахнулась от него.

Не спуская глаз с проема между стеной дома и забором, откуда вот-вот должен был появиться Ниалл, я пятилась назад маленькими шагами, увлекаемая Витриолом. Инквизитор был настойчивым. Он тянул меня куда-то, но мне сейчас было не до него. Шаги раздавались все ближе и ближе, и я снова остановилась, вырвав руку из чужой холодной ладони. И тогда Витриол сделал то, чего я совсем не ожидала: с яростью толкнул меня в плечо. Я качнулась назад и взмахнула руками, пытаясь восстановить равновесие и, кажется, даже успела открыть рот, чтобы высказать все, что думаю по этому поводу, но левая нога ощутила пустоту. Время как будто замедлилось. Зависнув на краю скрытой зарослями дикого винограда ямы, я неловко взмахнула рукой в попытке сохранить равновесие или схватиться за что-нибудь. Но пальцы лишь скользнули по глянцевым зеленым листьям, и я полетела в темноту спиной вперед. Перед глазами пронеслись воспоминания о развороченных головах и разинутых ртах мертвых механистов. Создатель милосердный! Только не к зомби!

Он смилостивился. Холодная вода обожгла. Удар вышиб воздух из легких. К счастью, мне удалось кое-как сгруппироваться и плюхнуться чуть боком, но белая вспышка боли все же ослепила на несколько мгновений. Вынырнув, я фыркнула и запрокинула голову.

Темный силуэт, подсвеченный солнцем, склонился над ямой на фоне кусочка голубого неба. Где-то вверху заполошно орали чайки, которые отсюда казались белыми точками.

Вниз полетел плевок.

К счастью, потребовалась буквально пара гребков, чтобы почувствовать под ногами твердую поверхность, поэтому моментально облепившая тело мокрая одежда не успела утянуть меня на дно. Я кое-как доковыляла до берега, выползла на сушу и застыла на твердом камне, пытаясь унять головокружение и тошноту. Кто бы мог подумать, еще совсем недавно я изнывала от жары, а теперь зуб на зуб не попадал то ли от холода, то ли от страха, то ли, может быть, от всего вместе.

— Эй! — крикнула я, потирая ушибленный бок. — Кто-нибудь!

Свалившись в спрятанную под диким виноградом яму на месте старого колодца, я оказалась в подземелье, похожем на естественную пещеру. Хотя, свалилась — не самое подходящее слово. Меня, как доверчивого теленка, привели в нужное место и подтолкнули в нужный момент. Инквизиторская паскуда не просто так держалась рядом — ему все же представился шанс, и он им воспользовался.

— Помогите! — надрывалась я. — Есть тут кто-нибудь?

Не самая лучшая идея, конечно: орать в таком месте. Но, наверное, мне стоит поблагодарить судьбу за то, что я не свалилась в яму с зомби, вроде той, на которую мы наткнулись в первый день.

Яркий столб солнечного света освещал маленькое подземное озерцо, но стен видно не было. Все тонуло во мраке. Выход на поверхность был так высоко, что мысль о том, чтобы вскарабкаться наверх и выбраться через него, я отвергла сразу, даже не задумываясь. Если мне не бросят веревку, то я, скорее всего, обречена. Под Городом столько пещер, тоннелей и старых выработок, что выбраться живым из этого лабиринта без знаний, карты и источника света практически невозможно. Допустим, я смогу осветить себе путь с помощью магии, но без карты тут же потеряюсь — если, конечно, меня не сожрут местные обитатели. А в том, что они голодные и злые, я нисколько не сомневалась: подземная фауна Города всегда была недружелюбной к чужакам и готовой полакомиться свежим человечьим мясцом. Я уже примерно знала, на сколько крейменов хватит моей магии, но каверны под запретной территорией вполне могли скрывать что-то куда более злое… и куда более голодное.

Подумав немного, я снова вошла в воду по колено и, повернув лицо к падающему столбу света, снова заорала, что есть мочи:

— Помогите! Кто-нибудь!

Сверху послышались какие-то злые голоса, но суть перепалки ускользнула от меня из-за расстояния и плеска воды. Я крикнула еще громче, на разрыв связок, и, кажется, сверху мне что-то ответили. Потом черная фигура на мгновение заслонила проем, погрузив меня в кромешную темноту… последовало стремительное падение и плеск.

Я бросилась на помощь и, стоя на мелководье, едва успела протянуть руку и схватить уже уходящего под воду человека за край одежды. В меня вцепились железной хваткой — видимо, в панике — и чуть не утащили за собой на дно, но последним отчаянным рывком я успела подтянуть утопающего туда, где воды было по пояс. Фыркая и отплевываясь, Ниалл поднялся. Вода струилась по лицу, он надсадно кашлял и хватал ртом воздух, да и вообще, в целом, выглядел достаточно потерянным. Осторожно взяв спасенного под локоть, я повела его к суше, где тот опустился на каменный пол пещеры. Стянув латные перчатки и шлем, Ниалл положил их рядом и продолжил откашливаться, отфыркиваться, и отплевываться, тряся головой, как большой лохматый пес. Я выжимала полы одежды и терпеливо ждала, пока несостоявшийся утопленник, наконец, немного придет в себя. Больше всего на свете мне хотелось бы раздеться и, раз уж я не могу просушить одежду, то хотя бы просто хорошенько отжать ее, но в присутствии других людей я не могла позволить себе такой роскоши. Особенно при мужчине. Особенно при Ниалле. Скинув капюшон, я отжала косу и расплела волосы, мрачно наблюдая за тем, как падающие с них капли оставляют мокрые пятна на светлом известняке.

— Просто поверить не могу, что я чуть было не утонул, — наконец произнес Ниалл. — Так глупо…

— Ну да, прыгать в воду в полном доспехе было не самой лучшей идеей.

Ниалл посмотрел на меня, убирая со лба мокрые волосы и зачесывая их назад растопыренной пятерней. Его пальцы заметно дрожали.

— Ты так орала, что я подумал, что тебя тут жрут заживо. Времени на раздумья особо не было.

— Извини, — потупилась я. — Просто боялась, что меня не услышат. Я не думала, что ты…

— Я же поклялся!

Мне было настолько больно, плохо и холодно, что даже мысль о том, что кто-то там чем-то клялся воспринималась абсолютно равнодушно. Отбитый бок саднило. В носу щипало от попавшей туда воды. Глаза слезились. Я искоса посмотрела на Ниалла. Ладно, ты сломя голову бросился мне на помощь, потому что принес какую-то идиотскую клятву, но как мы теперь будем отсюда выбираться? Кажется, не только Тайренн иногда склонен сначала делать, а потом думать. Его наставник этим тоже иногда грешил. Ирония. Я подавила смешок, но из-за того, что тряслась как осиновый лист, у меня вырвалось какое-то странное хрюканье.

— Ты чего? — повернул голову Ниалл.

— Да вот. Наслаждаюсь иронией момента. Наверху и с веревкой, ты бы куда успешнее справился со спасением дамы в беде.

Дальше я хотела было напомнить ему, что дама в беде сама спасла его вот прямо только что, но вовремя прикусила язык, потому что Кузнец-в-Изгнании выдал несколько весьма крепких выражений по поводу того, что он думает относительно этого момента и какой-то там иронии. Такое обычно слышишь от грузчиков в порту — видимо, Ниалл из прошлого иногда все же иногда брал верх над Ниаллом из настоящего.

— Я так понимаю, одежду твоя магия высушить не может, — немного помолчав, добавил он.

Я пожала плечами.

— Никогда не пробовала, и… даже не представляю, как это можно было бы сделать.

— Жаль.

— Экспериментировать, уж извини, не буду. Магия мне еще может понадобиться. Мы не знаем, кто тут живет… А свой молот ты, кажется, утопил.

Ниалл проверил пустую лямку и помрачнел.

— Плохо, очень плохо, — пробормотал он, вцепившись в волосы руками и запрокидывая голову. — Молоты просто так не теряют. Это плохой знак. Хуже некуда. Он мной недоволен.

— Кто «он»?

— Создатель.

— Это просто суеверия, — я попыталась успокоить его, но удостоилась лишь недоброго взгляда из-под нахмуренных черных бровей.

Ниалл молчал. Я попыталась вывести разговор в более конструктивное русло.

— Как думаешь, как нам лучше быть? Ждать здесь или… идти?

— Не знаю… — задумчиво произнес Ниалл, выливая воду из сапога. Из-за сотрясавшей его крупной дрожи, он говорил немного невнятно. — В любой другой ситуации я бы сказал ждать. Это был бы самый разумный вариант. Но Шон и Оливер ушли далеко вперед, а Витриол и его бойцы… в общем, я не уверен, что он захочет мне помогать. Пока мои люди спохватятся, пока снарядят поиски, пока найдут эту дыру… если найдут, конечно. Мы здесь околеем от холода.

— Да ладно? — удивилась я. — Витриол говорил мне, что ты очень важен.

Ниалл посмотрел на меня. Он обхватил себя руками за плечи и трясся, а его губы теперь казались такими же черными, как и глаза.

— Уже нет, — произнес он. — Мой бывший наставник окончательно во мне разочаровался и теперь… теперь он хочет моего ученика себе. Он считает, что я неправильно воспитываю его, что я на крючке у ведьмы и теперь… Он сказал сделать выбор. Я сделал. Последовав за тобой — дважды проклятой…

Новости сыпались на меня одна за другой. Витриол — наставник Ниалла, кто бы мог подумать! Но я, разумеется, зациклилась на наименее важной из них:

— Дважды проклятой?

— Ну да. Ты мало того, что женщина, так еще и ведьма.

— Вот придурок, — от всего сердца выругалась я.

— Кто? Я или Витриол?

— Тот, кто верит в такую чушь.

Кипящая ярость даже немного согрела меня. А вот Ниалл, наоборот, как будто чах на глазах, погружаясь в пучину отчаяния.

— Кстати, это Витриол бросил меня сюда.

— Прям уж так и бросил?

— Подвел и толкнул, если тебе важна формулировка.

Но Ниалл, казалось, пропустил это мимо ушей. Он был полностью поглощен собственными невеселыми мыслями.

— Он просил меня… Умолял оставить тебя здесь, и теперь… Теперь я его личный враг. И он и пальцем не пошевелит, чтобы вытащить меня отсюда.

Витриол кого-то умолял… Я окончательно перестала понимать хоть что-то в запутанной иерархии Ордена Молота, но что-то мне подсказывало, что это был очень сильный ход с его стороны. И не будь Ниалл связан клятвой…

— Ниалл, послушай… — осторожно начала я. — Самым разумным будет остаться и ждать помощи здесь.

— Нет, это ты послушай! День уже клонится к вечеру. Если Витриол будет молчать, никто и не поймет, где нас искать. Ночью сюда никто не пойдет. Если только Оливер, но он… один.

Кузнец-в-Изгнании повернулся ко мне. Его зубы бешено стучали.

— Уже к утру мы околеем от холода.

— Да очнись ты уже! Мы не знаем, куда идти!

Говорят, что переохлаждение сильно влияет на способность принимать решения, и, казалось, сейчас я наблюдала именно это. Ниалл втягивал меня в опасную авантюру, и я ничего не могла ему противопоставить. Он просто не слышал моих доводов. Напялил мокрые сапоги, вскочил и направился куда-то в темноту. Что он делает? Мы не должны разделяться!

— Куда ты? — крикнула я ему в спину.

— По делу. Сейчас вернусь.

Оставалось надеяться, что он просто решил отлить. Учитывая все, что сегодня произошло, он вряд ли бросил бы меня здесь. Но я все равно с нетерпением ждала возвращения, и все попытки придумать новые аргументы для того, чтобы просто дожидаться помощи вместе, позорно провалились. Хруст мелких камушков под тяжелыми сапогами показался мне небесной музыкой.

— Пора идти, — он коснулся моего плеча, поднимая шлем, но надевать его не стал, а просто положил на сгиб локтя. — Все очень плохо.

— Да куда уж хуже, — хмыкнула я. — И все же… Давай подождем.

— Мы не можем ждать. Прислушайся. Вот сейчас, слышишь?

Я напрягла слух, и меня снова бросило в дрожь. Отдаленный звук, похожий на грохот падающих камней. Гром. Небо, видимое сквозь дыру наверху, теперь посерело, и по нему стремительно бежали длинные тучи, похожие на грязную вату. Но ведь еще какой-то час назад там не было ни облачка! Похоже, известная своей непредсказуемостью погода в Городе решила перемениться в самый неподходящий момент. Если пойдет дождь, то под землей нам придется очень даже несладко. Теперь даже мне не хотелось дожидаться спасения в подземной пещере. Если зарядит ливень, и вода начнет стремительно прибывать, мы просто утонем. Как котята в бочке.

— Куда мы? — спросила я, тщетно пытаясь унять дрожь в голосе.

— Я знаю дорогу. Можем успеть до того, как сюда хлынет вода.

— Ты уверен?

— Если я не буду уверен, то кто же тогда за мной пойдет?

Я взглянула на своего спутника. Бремя лидерства, ага. Знаю. Ниалл снова стал самим собой: собранным, спокойным, непроницаемым. Черные глаза прищурены. Рот плотно сжат. Пальцы теребят пустую петлю на поясе, где когда-то висел молот. Даже дрожь, казалось, больше не трясла его, и я с опозданием осознала: дело было не в холоде. Вернее, не только в холоде.

Он протянул мне руку и потянул на себя, помогая подняться. Ладонь была твердой и на удивление теплой. Слишком теплой для человека, у которого зуб на зуб не попадал еще несколько минут назад.

Огоньки-светлячки кружились вокруг неприметной расщелины в скале. За время их короткого полета я успела разглядеть еще несколько куда более крупных отверстий, но Ниалл направился именно сюда, отрывисто приказав держаться рядом, не высовываться и смотреть по сторонам.

— Ты точно уверен, что нам сюда?

— Мне кажется, мы уже обсудили вопрос уверенности, — спокойно ответил Ниалл, расстегивая ремешки бригантины.

В его рассуждениях прослеживалась некая логика: мы находились в естественной каверне, и более-менее крупные ходы из нее вряд ли привели бы нас в рукотворные подземелья. А эта трещина выглядела так, как будто появилась сравнительно недавно: может быть, во время одного из последних землетрясений. Был некий шанс — весьма незначительный, надо признать, — что она сквозная и связывает естественную пещеру с одним из многочисленных городских подземелий. Если она действительно ведет в какие-нибудь заброшенные стоки, то шансов выбраться на поверхность из ливневки или канализации у нас будет несоизмеримо больше.

Да, определенное рациональное зерно в таком подходе, конечно, было, но все это куда больше походило на рассуждения игрока, ставящего на зеро в надежде на крупный выигрыш. Чистая удача. Может быть, я выдавала желаемое за действительное, но из длинной изогнутой трещины, узкой у основания и расширяющейся кверху, в какой-то момент пахнуло гнилью, тиной и канализацией. А вдалеке, как будто, брезжил тусклый свет? Или это отблеск от огоньков, которые вертелись вокруг и не давали мне рассмотреть точно? Что, если мне это просто кажется? Может быть, там впереди тупик? Или вдруг ход настолько узкий, что мы не протиснемся или, того хуже, застрянем? Я снова пожалела о том, что не смогла убедить Ниалла остаться и ждать помощи.

Кузнец-в-Изгнании, однако, выглядел более чем уверенно. Впрочем, ему не привыкать.

— Чувствуешь запах? Похоже на коллектор. Он где-то там. Ты пойдешь вперед.

— Чтобы, если что, меня съели первой?

Попытка разрядить обстановку не удалась. Может, потому что собеседник не видел моего лица? Интересно, если бы я улыбнулась, он воспринял бы иронию по-другому? Но сейчас Ниалл поднял голову от своих многочисленных застежек и посмотрел на меня с укором. Чрезвычайно серьезное выражение его лица заставило меня почувствовать себя глупо.

— Чтобы, если я застряну, ты смогла бы пройти дальше, — спокойно ответил он, скидывая доспех и гамбезон и оставаясь в светлой нательной рубахе. — Ты намного меньше и худее. Поэтому у тебя намного больше шансов.

Внезапно мне стало дурно и бросило в жар. На секунду я увидела себя, зажатую между каменными стенами не в силах пошевелиться и размышляющую о том, что прикончит меня раньше: медленное удушье или холод. В такой ситуации действительно будешь молиться всем богам, чтобы в расщелину хлынула дождевая вода, потому что смерть от утопления пусть и считается болезненной и мучительной, но все же не настолько ужасна, как участь застрявшего в пещере. Я читала о том, как убивают пещеры, и мне бы не хотелось испытать на себе гнет скальной породы, медленно ворующей из тела тепло и удушающей в своих тяжелых объятьях. Пришлось несколько раз шумно вдохнуть и выдохнуть, чтобы поселившийся в груди страх отступил хотя бы настолько, чтобы не мешать трезво мыслить и действовать.

Я разделила огоньков, посадив одного Ниаллу на плечо, а другого — себе на волосы. Выдохнула, снова вдохнула и без долгих разговоров шагнула в темный проход.

Без света пройти этот ход было бы невозможно. Разумеется, здесь не было никакого плоского пола: трещина уходила куда-то вглубь скалы, и чернота все время змеилась под нашими ногами, заставляя тщательно выбирать выступ для следующего шага. Сначала я шла прямо, изредка касаясь стен то одним плечом, то другим. Потом пришлось продвигаться боком. Потом — высматривать более-менее широкие пространства, куда я чисто теоретически могла бы пролезть. Пропустив меня немного вперед, Ниалл тоже начал свой путь сквозь каменную трещину. Временами до меня доносились тихие ругательства, а вдалеке мерцал неяркий свет огонька. Стены продолжали сужаться. В какой-то момент в голове поселилась навязчивая мысль о том, что вот сейчас я забреду в какую-нибудь слишком узкий лаз и там застряну намертво, а мой более крупный спутник попадет в каменную ловушку чуть позади, не в силах ни вытащить меня, ни пройти вперед. Пришлось остановиться и сделать несколько глубоких вдохов, чтобы оттеснить страхи куда-то на край сознания. Мне даже не обо что было вытереть так некстати вспотевшие ладони.

Срывавшиеся из-под ног камешки летели куда-то вниз, в пустоту, гулко стукаясь о каменные стены, но я ни разу не слышала звука их падения. Иногда бездонная пропасть была уже ладони, иногда же расширялась так, что я начинала всерьез опасаться, что провалюсь туда целиком. Упасть куда-то очень далеко в недра скалы у меня, наверное, не получилось бы, но вот застрять в уходящей на Трикстер знает сколько локтей вниз расселине было вполне реальным. И зачем только я послушала Ниалла, поддалась его ложной уверенности? Надо было стоять на своем и никуда не двигаться от озера: рано или поздно нас все равно бы нашли. Ну да что теперь рассусоливать, пути назад уже все равно нет.

Двигаться приходилось по узким выступам, боком, упираясь лопатками в одну половину расколотого надвое каменного массива, а ладонями — в другую. Судя по тому, насколько гладким был мягкий песчаник, здесь все же иногда проходили потоки воды. Стены тем временем становились все уже и уже. Я ввинчивалась штопором между хаотично нагроможденных каменных выступов, стараясь не думать о том, что будет, если нога соскользнет. Больше всего на свете мне хотелось выбраться отсюда и — хвала всем богам! — впереди действительно забрезжил тусклый свет. Не знаю, сколько времени я в итоге провела в этой кошмарной расселине, но, протиснувшись между разошедшимися кирпичами, я и вправду оказалась в рукотворном подземелье.

— Больше никогда никого не буду посылать в трещину! — буркнула я себе под нос.

Понятия не имею, чем этот ход был в свои лучшие времена, но здесь действительно было светлее и теплее. Тоннель круглого — или почти круглого — сечения диаметром примерно в два моих роста уходил куда-то вдаль. По полу журчал мутный ручеек. Потолок в некоторых местах обвалился, впуская дневной свет и показывая маленькие кусочки затянутого серыми тучами неба. До поверхности здесь было рукой подать, но дыры были слишком маленькими и расположены слишком высоко, чтобы всерьез рассматривать их в качестве дороги наружу. Ничего страшного, если мы пойдем дальше, то шанс в итоге оказаться на поверхности достаточно велик.

— Я выбралась, — крикнула я в темноту. — Здесь действительно тоннель.

— Хорошо, — раздался голос Ниалла где-то вдалеке, многократно усиленный эхом.

Но минуты проходили, а мой спутник все еще не появлялся в поле зрения. Я видела тусклое мерцание огонька где-то вдали, и оно становилось все ярче и ярче. Ниалл продвигался. Но страх за него не оставлял меня ни на секунду, ведь чем ближе к выходу — тем у́же становилась трещина. Сквозь самое узкое место я смогла протиснуться без особого труда, пусть и обливаясь от страха холодным потом, но Кузнец-в-Изгнании ведь гораздо крупнее. Пару раз я окликала его, слышала короткие ответы о том, что все в порядке, и ненадолго успокаивалась. Пока, наконец, не осознала, что свет перестал приближаться.

— Ниалл, — крикнула я в пустоту, уже предчувствуя нехорошее.

Его голос раздался совсем рядом, тихий и бесцветный:

— Я… я не могу.

Случилось именно то, чего мы оба боялись где-то в глубине души. «Бутылочное горлышко» было довольно близко к выходу. И Ниалл застрял именно там, наверняка уже видя брезжущий впереди свет. Я посмотрела на трещину, из которой, как мне показалось, струился мрак: как бы страшно мне ни было возвращаться туда, придется это сделать. Задержав дыхание, как перед прыжком в воду, я снова нырнула в темноту. Холодный камень обхватил плечи, заключая в смертоносные объятия. Было страшно, но я утешала себя тем, что уже прошла тут однажды, а значит, ничто не помешает мне сделать это еще раз.

— Не смей этого делать! — простонал Ниалл. Видимо, понял все, когда я заслонила собой свет. — Уходи одна, приведи помощь!

Приведи помощь, как же! Учитывая то, как сильно мы промокли и замерзли, у него не так уж много времени. А путешествие по подземным тоннелям, о которых я не знаю ничего, может растянуться на неопределенно долгий срок. Не говоря уже о том, что дождь начнется совсем скоро.

К счастью, мне не пришлось слишком далеко протискиваться. Ниалла зажало в том самом узком месте, которое в свое время доставило мне несколько неприятных секунд чистой паники. Этот небольшой участок, длиной чуть больше мужского шага, не имел надежных и удобных выступов, на которые можно было бы поставить ногу. Однако, уходящая вниз трещина сужалась здесь настолько, что в нее невозможно было бы соскользнуть взрослому человеку. Поэтому эту невероятно узкую зону можно было пройти, упираясь лишь лопатками, ладонями и поставленными поперек трещины ступнями. Но это сыграло с Ниаллом злую шутку: он застрял грудной клеткой и теперь под силой собственной тяжести постепенно соскальзывал все ниже и ниже. Камень как будто засасывал его, затягивал туда, откуда точно не выбраться. Не в силах набрать полную грудь воздуха, он тяжело и часто дышал. Капли проступившего на лбу пота поблескивали в свете мечущегося над головой огонька. Веки были наполовину прикрыты, и ресницы отбрасывали на щеки длинные тени, похожие на черные слезы. Губы шевелились, но слов было не разобрать.

Я находилась в более широком пространстве, на устойчивом выступе, но мне все равно потребовалось время, чтобы подавить приступ паники и заставить себя мыслить спокойно. Ниалл протянул ко мне руку, и я взяла ее. Пальцы были холодными и липкими. Они дрожали.

— Он оставил меня, — пробормотал он.

— Зато я тебя не оставлю! — Я ободряюще сжала кончики дрожащих пальцев. Ресницы дрогнули.

Нужно было срочно что-то предпринять. Ниалл стремительно терял силы, потому что последние крохи его тепла жадно всасывал в себя вечно холодный камень. Он же давил на грудь, не давая сделать нормальный вдох. Еще совсем немного, и он впадет в беспамятство от переохлаждения и нехватки воздуха, а я буду бессильна помочь. Для начала мне нужно его успокоить. Потом… потом как-то исхитриться и передать зелье скорости из поясной сумки. Оно, конечно, не вернет силы, но, возможно, придаст нужной энергии и силы для отчаянного рывка.

— Слушай меня, — я старалась, чтобы голос звучал как можно увереннее и спокойнее. — Закрой глаза, так тебе будет легче успокоиться. У меня есть план. Надежный план. Слушай внимательно.

Конечно, никакого надежного плана у меня не было и быть не могло. Но главное сейчас — успокоить Ниалла и воодушевить его. Когда мы вместе — только вместе! — выберемся отсюда, я обязательно расплачусь. И поистерю вволю. Но сейчас я должна быть хладнокровной. Паника, конечно, заразительна, но ведь и уверенность — тоже. Это был один из тех уроков, что преподал мне Ниалл.

— Все не так плохо, как тебе кажется. Это место… эта трещина похожа на воронку, она сужается книзу. Сейчас твой собственный вес медленно тянет тебя вниз, и поэтому ты застреваешь все сильнее и сильнее, сам того не замечая. Чем ниже ты соскальзываешь, тем меньше у тебя шансов. Тебе не нужно прорываться вперед. Ты будешь стремиться вверх и чуть-чуть вперед. Но только когда будешь готов. Не трепыхайся, так еще больше застрянешь. И не торопись. Сначала успокойся и соберись с силами. Найди положение, в котором у тебя будет как можно больше опоры. Я буду помогать тебе. Вытащить тебя у меня не хватит сил, но я могу помочь задать правильное направление. Вот так. — Я приподняла протянутую мне руку на нужную высоту. Ты должен стремиться вот сюда всем телом. Запомни. Максимальный выдох. Рывок. Вперед и вверх. Хорошо?

Ниалл аккуратно пошевелил ногами — видимо, попытался сгруппироваться для решающего усилия. Мне показалось, или его частое дыхание стало немного реже?

— Как только скажешь, что готов, я дам тебе зелье скорости. Оно придаст сил. Ненадолго, но… тебе должно хватить.

Я решила не говорить ему, что эта попытка будет решающей — зелье у меня имелось в одном-единственном экземпляре.

— Он говорил, что я смогу здесь пройти.

— Конечно, сможешь, — сейчас у меня не было ни времени, ни желания выяснять, кого он имел в виду. — Скажи, когда будешь готов. Не спеши. Но и не тяни тоже.

Веки Ниалла дрогнули. В темноте слышалось лишь частое неглубокое дыхание, похожее на то, как дышат собаки в жару.

— Я готов, — отозвался он.

Я вложила зелье в протянутую руку и сделала несколько шагов по направлению к выходу, освобождая пространство. Ниалл сделал глоток. Мгновение спустя, я услышала дробный стук склянки, падающей куда-то далеко в недра трещины. А потом Ниалл рванулся со сдавленным криком — вперед и вверх на выдохе, как я учила — и освободился. До меня донесся стон облегчения и жадные вдохи. Мне не хотелось оставаться здесь ни одного лишнего мгновения и, убедившись, что все в порядке, я поспешила к выходу.

Я буквально вывалилась в тоннель и только попытавшись встать, поняла, как сильно у меня дрожат ноги. И руки. Я была по горло сыта и пещерами, и тоннелями, и молилась всем богам, чтобы мне больше никогда не пришлось бы спускаться под землю. Ниалл не заставил себя долго ждать. Протискиваясь между разошедшимися кирпичами, он морщился от боли, да при этом еще и выглядел так, как будто прокатился по огромной терке: рубашка была порвана и висела розовыми, пропитанными кровью и сукровицей клочьями. Сквозь порванную ткань виднелась кожа, которая, похоже, превратилась в одну огромную ссадину.

— Возблагодарим Создателя! — торжествующе проговорил он, падая на колени прямо в грязь и закрывая лицо руками. — Он меня не оставил!

— А я?

— Но ведь это он послал мне тебя.

Я промолчала. Сердце кольнуло горькое разочарование. Как только начинаешь надеяться, что, может быть, не все Хаммериты — фанатики и придурки, они обязательно напомнят тебе, что из этого правила исключений не бывает.