Возвращение к истокам (гет)

Пронзительный крик птеродактиля, донесшийся через открытое окно, вырвал её из объятий сна. Она открыла глаза и осознала три вещи: что лежит в постели обнажённая, что её тело приятно ноет после очередной бурной ночи и что за ней наблюдают.

Она повернулась. Локи лежал на соседней подушке, подперев голову рукой, и смотрел на неё с выражением глубочайшего самодовольства. Его чёрные волосы были в беспорядке, а в зелёных глазах стоял знакомый блеск, дававший понять, что его намерения далеки от платонических.

— Где мой кофе в постель? — хрипло спросила она.

Его брови изящно взметнулись вверх.

— Там же, где и всё остальное. Но я не против сварить той бурды из гинкго-дерева, которую ты упорно называешь кофе.

— В его плодах действительно есть кофеин, просто менее утонченный, — автоматически парировала она и уже двинулась к краю кровати в надежде начать день с привычного ритуала.

— Как скажешь, — он фыркнул, но его рука ловко обвила её талию и притянула обратно. — Хотя у меня есть идея получше…

__________

За пол года до этого:

— Что ты наделала?

— Я? — возмутилась Гермиона. Она посмотрела на Камень Времени, который пульсировал призрачным голубоватым светом. — Ничего! Если я правильно понимаю, этот камень… Он как-то вмешался.

Локи ринулся к ней с молниеносной яростью. Его пальцы впились в её запястье, заставляя её вздрогнуть от боли.

Он попытался сорвать кольцо — и тут же отшатнулся, словно его ударило током. Камень Гермионы вспыхнул, и его сияние оформилось в плотный, непроницаемый щит. Камень Локи ответил ослепительной вспышкой, но волна энергии от её артефакта поглотила её без остатка.

— Я не могу нас отсюда увести! — прошипел он сквозь зубы, снова и снова пытаясь активировать свой Камень. Его глаза, полные ярости, впились в неё.

— Да… — тихо согласилась Гермиона, наблюдая, как магические нити её Камня опутывают его. — Я вижу. Похоже, мой камень блокирует тебя.

— КАКОГО ЧЕРТА ТЫ ДЕЛАЕШЬ?

Острый испуг пронзил её. Она отступила на шаг.

— Я ничего не делаю! Клянусь! Я не умею этого контролировать!

Он не сводил с неё взгляда. Она ощутила, как ледяные щупальца, впиваются в её сознание, копошатся в мыслях, выискивая ложь.

Через несколько мгновений давление ослабло.

— Ладно, — произнёс он, убедившись, что она не врет. — Возможно, камень обладает собственной волей. Или… скорее, он отражает твоё подсознательное сопротивление. Ты, сама того не ведая, подставила нас.

Он медленно оглядел буйные заросли первобытных джунглей — эту гигантскую, душную оранжерею доисторической жизни.

— Поздравляю. Мы застряли здесь. Надеюсь, тебе нравятся динозавры.

Поняв, что он не собирается убивать её прямо сейчас, Гермиона с облегчением выдохнула. Лишь теперь она осознала, что учащённое сердцебиение и подступавшая паника были вызваны не только страхом перед Локи. Воздух юрского периода с его высоким содержанием кислорода спровоцировал гипервентиляцию. Она заставила себя дышать медленнее.

Когда пульс начал выравниваться, она принялась анализировать ситуацию и перебирать различные угрозы: аллозавры, цератозавры, стаи велоцирапторов, ядовитые многоножки, насекомые, несущие древние болезни… Каждый порез о неизвестное растение мог грозить заражением и смертью.

Приоритеты выстроились в чёткий список в её голове. Защита. Укрытие. Еда.

— Я полагаю, закон трансфигурации еды распространяется и на твою магию? — поинтересовалась она. — Тот, что гласит, что нельзя создать еду из ничего?

Локи повернул к ней голову с нескрываемым раздражением.

— Из-за твоих проблем с доверием, нам придётся питаться доисторическими корешками неизвестно сколько времени.

Волна гнева поднялась из глубины ее существа. Она знала, что не должна поддаваться на провокации, но в данном случае её чувства имели непосредственное отношение к делу.

— Чтобы тебе доверяли, нужно совершать поступки, достойные доверия! — ответила она, не сдержав возмущения. — Предательство, манипуляции, сокрытие информации — не самый надёжный фундамент.

Где-то в глубине джунглей раздался чей-то пронзительный крик, и напомнил простую истину: они в любой момент могли сделаться чьим-то обедом.

— А сейчас, — продолжила она, уже более сдержанно, — если ты не хочешь, чтобы твой бесценный «инструмент» скончался здесь, я предлагаю сосредоточиться на выживании.

В глазах Локи мелькнула тень чего-то, что Гермиона не смогла вполне опознать — не язвительности, а скорее… расчётливого любопытства.

— Практично, — наконец произнёс он, и его губы искривились в намёке на улыбку. — Полагаю, будет разумно создать вокруг нас защитный кокон и пройтись, сделать осмотр наших новых… «владений». Без еды ты долго не протянешь.

— Я могу провести анализ местной флоры, — она запнулась, с досадой осознавая, что её жизнь теперь зависит от уроков травологии. — С помощью спектрального заклинания. Если оно будет работать в этих условиях.

_________

Они двигались сквозь душную пелену джунглей, окруженные покровом защитных чар. Гермиона не могла не оценить эффективность его магии: их шаги не оставляли следов, тела не источали ни тепла, ни запаха, способного привлечь голодных обитателей этого первозданного ада. Даже грязь, казалось, отступала от них. И самое важное — на них не падал взгляд. В этом она убедилась, когда из стены гигантских папоротников поднялась голова тираннозавра.

Чудовище оказалось так близко, что она различала каждый щиток на чешуйчатой шкуре. Его глаз медленно скользнул в их сторону. Зрачок сузился, и на мгновение показалось, что их взгляды встретились — её, полный смертельного ужаса, и его, лишенный мысли. Но затем его взгляд поплыл дальше, словно они были для него не более чем игрой света. Динозавр развернулся и удалился, и каждый его шаг отдавался в земле глухим ударом.

Только когда земля перестала содрогаться, Гермиона вспомнила, что нужно дышать. Сжав в потных пальцах палочку, она с отчаянием принялась за работу, бормоча заклинания над доисторической зеленью.

— Цианидные соединения, — выдохнула она, отступая от обманчиво пышного куста.

Следующий папоротник оказался не лучше.

— Нейротоксин. Смерть.

Шли часы. От голода и усталости у неё дрожали руки. Наконец палочка зависла над невзрачным папоротником.

— Похоже на орляк, — прошептала она. Спектр показывал знакомые безопасные цепочки. — Его можно есть, если…

— Если вымочить и приготовить, — закончил за неё Локи.

Гермиона с сомнением посмотрела на жёсткие листья. Но прежде чем она успела что-то сказать, Локи провёл над ними ладонью. Листья на мгновение покрылись инеем, затем стали гладкими и изменили цвет.

— Эффект вымачивания и термообработки, — пояснил он. — Нельзя создать еду, но можно ускорить некоторые процессы.

Она осторожно попробовала один листок. Безвкусные водоросли — вот что напоминал этот доисторический обед.

Едва они закончили свою сомнительную трапезу, как небо почернело и обрушилось на землю стеной воды. Несколькими плавными жестами, полными древней власти, Локи преобразовал скалу в высокую башню с гладкими стенами. Они поднялись на её вершину и стояли теперь, наблюдая, как ливень превращал мир в бушующее море зелени и грязи.

— Если камень, действительно, реагирует на твоё подсознание, — проговорил Локи, вглядываясь в даль. — То тебе нужно внутренне принять мой план, чтобы мы смогли убраться отсюда.

Гермиона смотрела на бескрайние, пропадающие в пелене дождя заросли. Экзистенциальная истина, которую она до этого лишь регистрировала умом, пронзила её насквозь. Он был здесь. Она была здесь. И больше ни одного разумного существа на миллионы лет вперёд.

Камень времени, заблокировав перемещение, мог создать новую временную ветвь, где петля размыкается… Тогда они, действительно, могут остаться здесь навсегда, став вымершей ветвью реальности.

Чтобы спастись, ей нужно принять его план. Но принятие — это не то действие, которое можно осуществить усилием воли. А значит, они застряли…

И больше всего её пугало даже не это, а то, что случится, когда и Локи поймёт это окончательно. Когда до него дойдёт, что она не сможет довериться, и он тоже в ловушке. Навсегда. Без зрителей, без власти. Лишь он, она и вечность.

Гермиона украдкой взглянула на него. Он стоял на краю, его поза была расслаблена, будто он наслаждался этим диким спектаклем стихии. И она поняла: если не найдётся иного пути к спасению, вся её жизнь отныне будет сведена к Нему. К угадыванию его настроений, к сглаживанию углов, к тому чтобы быть зеркалом для нарцисса. Игрушкой для бога, у которого отняли всё остальное.

Чудесные принципы из умных книг о личных границах больше не будут иметь значения. Когда оппонент может сделать с тобой что угодно, отстаивать границы — сомнительная идея. Единственной тактикой выживания отныне становилась манипуляция. Быть приятной ему.

— Меня тоже не вдохновляет перспектива застрять здесь навсегда, — начала она, тщательно выверяя каждое слово. — Поэтому если ты можешь что-то сделать, чтобы поскорее заслужить моё доверие, пожалуйста, сделай это.

— Что ж, как я говорил... — начал Локи, и поплыли знакомые объяснения о разрывах реальности, неминуемой гибели мира и спасительном ритуале, который всё исправит.

Гермиона кивала в такт его словам, будто впервые слышала эту шарманку. А потом, выбрав паузу, мягко вставила:

— Прости моё любопытство… но почему Мерлин был вынужден дать нерушимый обет? Может, он мог бы рассказать что-то, что помогло бы мне лучше понять твой план?

Локи усмехнулся, но в этой усмешке скорее читалось раздражение, нежели веселье.

— Мальчишка ничего не может сделать как надо. Ему следовало развеять твои страхи, а не лелеять их. Надо было сразу делать ставку на Моргану. Та, по крайней мере, понимает цену власти и не страдает… сентиментальностью.

Его взгляд вновь скользнул по цветку, и ей показалось, что она уловила тень ревности. То, что он видел в ней женщину, не было новостью. Но в прошлом это было лишь фоном, который можно было игнорировать. Здесь же, в замкнутом пространстве их вынужденного соседства, эта динамика была бомбой замедленного действия. Рано или поздно его внимание, лишённое других раздражителей, неизбежно обратится в эту сторону. Вопрос был не в «если», а в «когда».

И перед ней встал выбор. Если игнорировать намёки, то она рискует разжечь в нём азарт охотника. И тогда, не исключено, что он просто возьмет её силой. Или можно… подыграть. Стать не добычей, но желанной наградой, которую он получит добровольно. Возможно, это был её шанс сохранить хоть какой-то контроль.

Внутренне содрогнувшись от унижения, Гермиона продолжала анализировать варианты ответа. Она опустила взгляд, делая вид, что смущена, давая себе секунду.

— Он просто был добр ко мне, — осторожно начала она. — В его жесте не было скрытого смысла.

— В девятом веке от Рождества Христова, — язвительно парировал Локи, — мужчины не вплетали цветы в волосы женщинам без определённых… намерений. Не могу представить, что такая проницательная ведьма могла этого не заметить.

— Прости, — тихо сказала она, тщательно выверяя интонацию, вкладывая в неё лёгкую, почти девичью растерянность. — Я действительно не подумала.

Её пальцы медленно извлекли василёк из волос. Она позволила себе мгновение подержать его — последнее напоминание о той, иной жизни. Затем бросила вниз, в зелёную пучину. «Я принимаю твои правила» — говорил этот жест.

Повернувшись к нему, она увидела, что перестаралась. Локи наблюдал за ней с легким недоумением.

— С тобой всё в порядке? Ты ведёшь себя странно.

Проклятье. Не хватало ещё, чтобы он снова принялся читать её мысли. Она поспешно натянула на себя маску усталости.

— Я, наверное, просто вымоталась. Всё, что случилось… Вчерашний день в Камелоте, эти джунгли… Я не спала больше суток. Мне нужно время, чтобы прийти в себя.

На его лице мелькнуло понимание, и она с облегчением отметила, что тень подозрительности в его взгляде отступила.

— Завтра продолжим поиски пропитания, — согласился он. — Свежей голове легче найти решение.

— Здесь же есть где-то моя комната? — спросила она, стараясь спрятать надежду под слоем показного безразличия.

— Если ты того желаешь, — его губы на мгновение сложились в беззвучную усмешку. — Вторая дверь слева.

Намёк был прозрачен: он предпочёл бы, чтобы у них была общая спальня. Но ей отчаянно нужна была дистанция, чтобы перегруппироваться.

— До завтра, тогда, — поспешно кивнула она и пошла к лестнице, стараясь не бежать, но и не задерживаясь ни на мгновение больше.

__________

Они стояли у края каменной башни, завтракая под дикую симфонию джунглей. Гермиона оперлась локтями о прохладный парапет, глядя вниз, где из земли, пропитанной дождем, поднимался туман. Казалось, весь этот древний мир кипел и бурлил под ними, скрытый дымчатой завесой, из которой доносились странные щелчки, рычания и протяжные крики.

— Есть ещё одна неприятная новость, — нарушил молчание Локи, отставляя в сторону свою тарелку. — Я обнаружил, что блокировка распространилась и на пространственные перемещения. Возможно, это побочный эффект от решения твоего камня оградить нас от временных путешествий.

Взгляд Гермионы упал на Камень, мерцающий мягким, почти живым светом, будто подмигивая ей.

— Я все хотела спросить... — она повернула кольцо на пальце, ловя в его глубине таинственные отсветы. — Это же один и тот же артефакт, который ты когда-то получил... от самого себя. По всем законам причинности, такая встреча должна была разорвать ткань реальности. Почему мы до сих пор существуем?

Локи внимательно посмотрел на неё, его выражение лица было серьёзным.

— На самом деле, мой первый Камень Времени я получил из твоих рук. Ты вручила его мне тысячу лет назад, во время ритуала. Поэтому десять лет назад я отдал его тебе, чтобы нынешняя ты могла снова вручить его мне в прошлом. А недавно я... позаимствовал изначальный Камень у Хранителей. — Он провёл рукой по воздуху, рисуя невидимую петлю. — Это один и тот же камень, путешествующий по замкнутому кругу. Его природа позволяет ему встречаться с самим собой и оставаться устойчивым.

Гермиона почувствовала, как у неё закружилась голова. Это было похоже на попытку представить четырёхмерный объект в трёхмерном пространстве.

— Но... как? Любой артефакт при встрече с самим собой должен...

— Должен вызвать коллапс, — закончил он за нее. — Если бы это был обычный артефакт. Но Камни Времени... — его взгляд снова скользнул по кольцу, — были созданы вне нашего понимания времени. Говорят, их выковали существа, для которых прошлое и будущее — просто страницы одной книги, которые можно листать в любом порядке.

Она смотрела на мерцающий камень. Если Локи не лгал, то этот артефакт был частицей иного порядка вещей — воплощением реальности, где привычные законы магии и времени теряли всякий смысл.

— Так вот, — Локи вернулся к прерванному разговору. — Теперь, когда я лишён возможности мгновенно оказаться рядом, а в этих джунглях так много потенциальных способов умереть… Я думаю, тебе не стоит выходить из башни одной.

Гермионе пришлось признать, что в его словах имелась логика. Но было сложно не провести параллель: ситуация складывалась по классическому архетипу заточения принцессы, где Локи, по всей видимости, отводил себе роль дракона-хранителя.

— Но я-то, наверное, могу трансгрессировать? — осторожно предложила она, пробуя на прочность границы этих новых правил.

— Может быть. Но ты можешь попросту не успеть, — его голос звучал нарочито мягко. — Твои защиты несовершенны, а нападение велоцирапторов — это не поединок на дуэли. Пока ты отобьешься от одного, другой уже бросится на тебя из засады.

Он сделал паузу, давая ей представить эту картину, прежде чем продолжить:

— Или ты случайно набредёшь на гнездо гигантских сколопендр. Яд подействует быстрее, чем ты успеешь применить противоядие. Твоя магия бессильна против токсинов, которые парализуют за секунды. Так что нет. Самостоятельные прогулки абсолютно исключены.

— Понимаю... Буду действовать соответственно обстоятельствам.

Она сохраняла внешнее спокойствие, но под этой маской скрывалось глубокое напряжение. Теперь она была защищена от угроз снаружи. А как насчёт хищника, что живет внутри башни?

_______

Каждый новый день начинался с очередной попытки прорваться сквозь временну́ю блокаду. Локи активировал свой Камень, в то время как Гермиона изо всех сил старалась обрести внутреннюю уверенность, необходимую для освобождения. Она пыталась думать о спасении мира, о возвращении домой, о том, что в конечном счёте план Локи окажется верным путём, но сомнения опутывали её подобно ядовитым плющам.

Каждый раз Камень на её пальце вспыхивал холодным голубым светом и безжалостно блокировал все попытки телепортации, оставляя их в доисторической эре.

Их жизнь постепенно начала обретать черты своеобразной рутины. Они неторопливо обследовали окрестности, и помимо папоротника-орляка Гермиона отыскала несколько видов съедобных кореньев и горьковатые листья, которые они приспособили под чай. Этот напиток стал небольшим утешением в их странном быту.

В один из дней было решено, что им необходимо найти источники железа и белка, и они начали отлавливать небольших травоядных ящеров. Но даже все ухищрения Локи по магической обработке не могли полностью избавить мясо от жёсткости и странного привкуса.

Чтобы скрасить её существование, Локи создал для Гермионы подобие библиотеки — несколько шкафов с книгами, содержание которых он восстановил по памяти. Библиотека получилась не такой роскошной, как та, что была у Белль в замке Чудовища. Но всё же это было кое-что. Хотя и усиливало её сходство со сказочной пленницей.

Иногда Гермиона думала, что было бы даже неплохо, если бы у неё, как у Белль, развился стокгольмский синдром. Возможно, тогда её психика начала бы доверять её тюремщику, и они наконец выбрались бы из этой ловушки. А ещё ужасно не хватало поющих и разговаривающих предметов утвари — от такой компании она бы сейчас не отказалась.

Как-то раз Гермиона устроилась в кресле у камина с книгой, но сосредоточиться на чтении не получалось. Мысли постоянно возвращались к их безнадёжному положению. Она даже не заметила, как погрузилась в раздумья, пока не ощутила на себе тяжёлый взгляд. Подняв глаза, она увидела Локи, стоявшего в дверях. Он молча смотрел на неё с таким видом, будто ждал, что она непременно поделится с ним своими мыслями.

— Было бы неплохо, если бы этот канделябр умел говорить... Хоть какое-то разнообразие в общении. — сказала она первое, что пришло на ум, лишь бы прервать неловкое молчание.

Локи недоуменно пожал плечами:

— Даже моя магия не может наделять разумом предметы.

Он не понял отсылку к сказке, что, пожалуй, было к лучшему. Но прежде чем она успела что-либо добавить, его выражение лица сменилось. За месяц заточения Гермиона научилась распознавать эти едва заметные изменения. Теперь в его позе читалась собранность, а взгляд стал серьезным и пристальным.

— Я много думал о нашей ситуации, — наконец произнёс он.

Гермиона закрыла книгу, чувствуя, как зарождается тревога. «Вот оно. Начинается».

— Пока что наша основная гипотеза заключается в том, что Камень требует твоего внутреннего согласия с моими планами, — продолжил он, глядя на пламя, — Но будет рискованно работать над этим, не раскрыв всей информации. Потому что, когда правда откроется, и она тебе не понравится… Кольцо снова может заблокировать нас в неподходящий момент.

Он повернулся к ней, и в его глазах отражались огненные блики.

— Думаю, необходимо посвятить тебя во все детали сразу. А дальше — будь что будет.

Гермиона затаила дыхание. Неужели сейчас она, наконец, узнает причину своих дурных предчувствий по поводу него?

— Тысячу лет назад я заключил договор не только с людьми. Но и с самой тканью времени. Я вложил часть своей сущности в первых магов. Это была... своего рода инвестиция.

— Инвестиция? — переспросила она, не понимая.

— Моя сила стала их силой, — объяснил он. — Она передавалась из поколения в поколение. Чем больше становилось волшебников, тем больше становилось магии. — Он сделал паузу, давая ей осмыслить. — Но теперь магия разрослась как раковая опухоль и разрывает реальность.

Он поднялся и подошёл к камину, его высокий силуэт чётко вырисовывался на фоне огня.

— Мне нужно провести ритуал, который изымет всю магию из настоящего и вернёт её... мне же. Но в прошлое. Тому Локи, который только что вложил свою силу.

Теперь Гермиона понимала, почему она видела такую мощь в его магическом поле. Он буквально носит в себе всю магию мира — он уже получил её из будущего.

— Я не отнимаю того, что не принадлежит мне. Это просто возврат инвестиции.

— Но... что будет с нашим миром? — её голос сорвался на шепот, когда до неё начала доходить чудовищность возможных последствий. — С волшебниками? Со всеми, кто зависит от магии?

— Магия исчезнет, — прозвучал безжалостный приговор. — Полностью. Навсегда.

— Больные, исцеленные с помощью волшебства, их исцеления обратятся вспять? А здания, что держатся на заклинаниях, они же рухнут? А люди в домах с незримыми расширениями... они окажутся запертыми в карманных измерениях... навсегда?

— Да, — тихо подтвердил он, видя её ужас. — Но если мы не сделаем этого, реальность погибнет полностью. Ты видела эти разрывы — это только начало.

Сердце Гермионы бешено колотилось. Она металась между ужасом от услышанного и страхом перед тем, что сделает Локи, когда поймёт, что не сможет добиться от неё сотрудничества. Она чувствовала себя загнанной в угол, абсолютно беспомощной.

— Я не могу... Я не могу обречь их на смерть! — её голос дрожал, обнажая всю глубину отчаяния.

Она сжала виски, пытаясь остановить панику. Любой выбор казался неправильным, аморальным. И тогда, в отчаянии, родилась мысль, которая заставила её содрогнуться от собственного предложения: лучше стать марионеткой, чем нести ответственность за это.

— Пожалуйста... ты можешь... просто зачаровать мой разум? Сделать так, чтобы я могла принять это?

— Вряд ли этого будет достаточно для камня. — он покачал головой. — Но думаю, у нас будет время попробовать.

__________

Гермиона вернулась в свою комнату после разговора и села на кровать, обхватив себя за плечи. Её сознание отказывалось вместить весь ужас открывшейся правды. А потом до неё дошла и ещё одна мысль: Джинни, Гарри, их будущий ребёнок... Малыш, зачатый с помощью магического ритуала... Что будет с ним?

Как она посмотрит в глаза друзьям? Такое не прощают. Она потеряет их в любом случае — либо они умрут вместе с миром, если она откажется сыграть свою роль, либо возненавидят её, если она согласится.

Первый вариант, конечно, гораздо хуже. Но это она понимала лишь рассудком. Под тяжестью этого выбора, она больше не чувствовала, какой вариант причиняет больше боли.

Она вышла на балкон. Высота в триста метров над землёй внезапно показалась привлекательной. Спрыгнуть? Но даже её воображение не могло нарисовать картину, где её самоубийство улучшало ситуацию.

Она вернулась в комнату и упала на кровать, уставившись в пустоту, пока не провалилась в тяжёлый, не приносящий облегчения сон.

Следующие недели прошли в полной растерянности. Локи, должно быть, совсем чокнулся, если решил, что раскрытие этих ужасающих деталей поможет завоевать её доверие. И ещё она думала: за тысячу лет подготовки он не придумал ничего лучше угроз и обмана? Она даже хмыкнула от разочарования.

Она надеялась, что он никогда не прочтет эти её мысли. Какой был бы удар по его эго, если бы он узнал, что она считает, что он очень плохо постарался.

Иногда, чтобы не сойти с ума, она представляла, как рассказывает эту историю друзьям, сидя в гостиной Гриммо.

«Панталоны?» — воображала она голос Джинни, полный смеха и недоверия. «Ты стояла перед величайшим магом всех времён, а запомнила только его исподнее?»

«Вы жрали ящериц? — перебивал воображаемый Рон, — Жесть, Гермиона! Даже в нашем походе с палаткой, когда приходилось питаться чем попало, мы до такого не опускались!»

Но затем снова возникала тень ребёнка, которому никогда не родится, и мысли вновь начинали ходить по кругу, и каждый виток забирал ещё кусочек её души.

_________

В один из дней, сидя на террасе, Гермиона наблюдала, как аллозавр с глухим стуком тыкался мордой в основание башни, словно проверяя её на прочность. В груди у неё сжалось от острого желания выбраться наружу — побродить по лесу одной, пусть даже смертельно опасному, но где она могла бы на время забыть о всепроникающем присутствии Локи.

В сущности, что мешало ему оградить участок леса вокруг башни и наложить защитные чары? Чтобы она могла гулять одна, не рискуя быть съеденной. Просто сменить одну ловушку на другую, чуть более просторную.

Но нужно было просить Его. Ни в коем случае нельзя было показать, насколько сильно она этого хочет. Он непременно использует это против неё, будет дозировать эти прогулки, как награду, или лишать их в наказание.

Она решила поднять этот вопрос как бы невзначай во время очередной вылазки за провизией.

Когда они остановились у ручья, где она неделю назад нашла съедобные корни, Гермиона приняла задумчивый вид:

— Знаешь, здесь, у воды царит такое умиротворение... — Она провела рукой по мху на камнях. — Жаль, что нельзя просто присесть здесь ненадолго, не высматривая постоянно хищников.

Она подняла на него взгляд, позволяя ему увидеть в её глазах не просьбу, а лёгкую меланхолию.

— Иногда мне кажется, что если бы у нас был хоть маленький огороженный уголок... место, где можно было бы просто дышать, не ощущая себя мишенью... — Она оборвала на полуслове, как будто сама поймала себя на излишней откровенности.

Локи внимательно посмотрел на неё, и ей показалось, что он разгадал все её ухищрения. Она попыталась удержать зрительный контакт, но не выдержала и опустила глаза, рассматривая узоры на мшистом камне у своих ног.

— Не вижу причин отказать, — произнёс он наконец. — Завтра создам нечто вроде... сада.

Облегчение теплой волной разлилось по ее груди. Она коротко кивнула, продолжая смотреть в землю.

На следующее утро, когда она вышла к завтраку, он, не глядя на неё, бросил через плечо:

— Кстати, можешь прогуляться. Я огородил территорию, как ты и просила.

Гермиона сделала паузу, прежде чем ответить. Она медленно отломила кусочек хлеба, который они пекли из спор местного папоротника. Безвкусный, но хоть какое-то подобие нормальной еды.

— Спасибо, — сказала она ровно, как будто это было незначительной услугой. — Я загляну туда позже.

Она заставила себя доесть всё до последней крошки. Только когда чашка с травяным чаем опустела, она неспешно поднялась и направилась к выходу.

Выйдя за порог башни, она обнаружила, что он снизошел не только до того, чтобы огородить участок леса, но и облагородил его. Среди гигантских папоротников были проложены гравийные тропинки. В тени деревьев стояли каменные скамьи, чтобы можно было присесть и предаться размышлениям. А в центре небольшой поляны бил фонтан, покрытый изящными руническими узорами.

Пространство сада было пронизано лучами его магии — теми же, что наполняли башню. Гермиона понимала, что здесь он мог найти её в любой момент, если пожелает.

Тем не менее, прогуляться было приятно. Возможность побыть одной — даже в этой искусственно созданной идиллии — стала бальзамом для её измученной души.

___________

Однажды ночью, когда тягостные мысли не давали ей уснуть, Гермиона поднялась на крышу. Над головой простиралось небо, какое можно увидеть лишь в полном отрыве от цивилизации — без малейших следов светового загрязнения, усыпанное мириадами невероятно ярких звёзд. Млечный Путь струился через весь небосвод, словно река из серебряной пыли. И глядя на это великолепие, она ощущала себя бесконечно маленькой и одинокой в этом древнем мире.

Внезапно, с громким хлопаньем крыльев и пронзительным криком над ней пролетел птеродактиль, так близко, что она почувствовала порыв воздуха. Гермиона вздрогнула и отпрянула, сердце бешено заколотилось в груди.

— Неужели ты думаешь, что я позволю птеродактилям тебя унести? — раздался насмешливый голос сзади.

Она резко обернулась. Локи стоял в нескольких шагах.

— Давно тут стоишь? — спросила она напряжённо.

Он не ответил, но приблизился и опустился на каменную плиту рядом с ней.

— Предлагаю игру: правда в обмен на правду. Дамы вперёд — спрашивай.

Гермиона на мгновение задумалась, пытаясь придумать вопрос, который не выдал бы её истинных страхов, но позволил бы понять его логику.

— Когда я призвала тебя в Малфой-мэнор... Ты удивился?

Вопрос, казалось, действительно застал его врасплох. Локи откинул голову назад и рассмеялся.

— Удивился? Я потратил месяцы, размышляя, как лучше приблизиться к тебе. Просчитывал возможности — от случайной встречи в библиотеке до вмешательства в миссию Ордена. А ты просто опередила меня и сама прыгнула ко мне в руки.

Гермиона посмотрела на звёзды. Так она и думала. Не позови она его тогда — ничего бы не изменилось. Он бы всё равно пришёл. Сам.

Это странным образом приносило облегчение. Та ночь в Малфой-мэнор, её отчаянный шаг, её вина за призванную тьму — всё это оказалось не её единоличным выбором, а лишь эпизодом в заранее написанной пьесе.

— А теперь моя очередь. Я правильно понимаю, что ты меня до чёртиков боишься?

Гермиона почувствовала, как сжимается желудок. Она замялась, пытаясь быстро найти подходящий ответ:

— Боюсь? Пожалуй, нет. Но я определённо испытываю уважение к тому, кто может остановить тираннозавра…

— Крошка, — Локи усмехнулся, и в его глазах вспыхнули знакомые зелёные огоньки. — Такой прямой лести от тебя я ещё не удостаивался. Хотя... — он сделал паузу, изучая её, — последние недели ты ходила передо мной на цыпочках так старательно, что могла бы давать уроки балеринам.

Гермиона почувствовала, как по щекам разливается тепло. Слово «крошка» пробивало очередные границы их отношений. Он затягивал её в новый контекст, где такие обращения становились допустимыми.

Она мысленно отругала себя за то, что слишком резко сменила тактику. Раньше она парировала его насмешки, смотрела прямо в глаза и даже отстаивала границы. Но с момента попадания в юрский период всё изменилось — теперь она постоянно опускала глаза, подбирала слова и старалась его не злить. Следовало действовать постепеннее, но она не проявила достаточно хитрости. И он, конечно, заметил.

Он откинулся на локти, его голос приобрёл лёгкий, почти ленивый тон:

— Если очень хочешь — продолжай, конечно. Но это становится скучно. И, должен сказать, немного не вяжется с твоей натурой. Я бы предпочёл, чтобы ты говорила всё, что думаешь.

Ага, конечно, — подумала она. Она почти была уверена, что он приглашал её к откровенности, чтобы потом использовать всё, что узнает, против неё.

— Откровенность — это риск, — произнесла она, опуская взгляд. — А я уже совершила достаточно опрометчивых поступков за последнее время. Мне не хочется создавать лишнее напряжение…

— Кажется, у тебя сложилось впечатление, что если ты меня выбесишь, то я превращусь в кого-то вроде Беллатрисы Лестрейндж и буду истязать тебя. Меня удручает такое мнение обо мне.

Гермиона невольно содрогнулась при упоминании Беллатрисы, хотя тут же осознала всю абсурдность этой реакции. Беллатриса была мёртва. Более того, она даже не родится ещё миллионы лет.

— Прости, но наши отношения начались с угроз убить всех, кто мне дорог. — Она не сдержалась и всё-таки позволила себе небольшой выпад. — Не самый надёжный фундамент для доверия, не находишь?

Локи не ответил сразу. Он смотрел на звёзды, его профиль чётко вырисовывался в лунном свете.

— Угрозы, — наконец сказал он, — инструмент для тех, кто спешит. Они грубы, но эффективны, когда нужно быстро подчинить чужую волю. — Он повернулся к ней. — Но мы то застряли здесь надолго.

Гермиона промолчала, но её скептицизм, должно быть, читался на лице.

— Мне ужасно не хочется наблюдать, как единственное разумное существо в этом проклятом мире стареет и умирает. Плохое обращение лишь ускорит твое увядание. Я знаю, как воздействует стресс на организм. А когда ты умрёшь... — в его глазах стояла безрадостная ясность, — подчинится ли мне камень, снятый с твоей холодной руки? Или миллионы лет будут отделять меня от следующей возможности поговорить с кем-либо?

Губы Локи искривила горькая усмешка.

— Знаешь, я думаю, если это случится, то мне уже будет наплевать на магию, на власть и на конец света. Я просто сойду с ума. В самом что ни на есть буквальном смысле.

Он снова перевёл взгляд на звёзды, и в его профиле, освещённом лунным светом, опять появилась отрешённость.

— Так что да. Сейчас мне выгоднее заботиться о тебе, а не ломать. Я, конечно, могу вспылить, но у меня нет никакого намерения тебя калечить.

В странном, почти циничном откровении Локи о его страхе перед одиночеством после её смерти, проглядывала уязвимость. И хотя слова эти были продиктованы рациональным расчётом, сам факт, что он боялся одиночества и безумия, сделал его чуть более человечным в её глазах.

— Страх одиночества... — тихо начала она. — Да, я понимаю, о чем ты. Но между страхом остаться одному и готовностью доверять — огромная разница. А ты просишь меня перейти эту пропасть по одному твоему слову.

Локи вздохнул, словно уставший учитель, имеющий дело с непонятливым учеником.

— Ладно. Чтобы растопить лёд... Хочешь, я поклянусь? На крови, на своей магии — что не планирую подвергать тебя физическим мучениям.

Она смотрела на него с широко раскрытыми глазами.

— Ты... правда можешь это сделать?

— Да. Смотри.

Он провёл рукой по ладони, и на ней выступила капля крови, которая тут же превратилась в магический символ в воздухе.

— Клянусь своей кровью и своей магией, что не причиню Гермионе Грейнджер физического вреда преднамеренно. Если нарушу это — пусть лишусь и того, и другого.

Символ вспыхнул и исчез.

Гермиона почувствовала, как по её щекам покатились слёзы, которые она так долго сдерживала. Это было настолько глубокое облегчение, что всё напряжение последних недель — постоянная бдительность, страх, скрывавшийся в каждом звуке его шагов, — наконец вырвалось наружу.

Он не будет её истязать. Ничего не поменялось. Всё будет как прежде — только старое доброе эмоциональное насилие с его стороны! Господи, как хорошо! С этим знанием уже можно было жить.