Возвращение к истокам (гет)

Класс древних рун напоминал вымерший музей. Пустые парты пылились под косыми лучами солнца. Из семи записавшихся студентов пришли трое — обычное дело для самого непопулярного предмета Хогвартса.

Гермиона сидела прямо в отличие от своих однокурсников. Перед ней бесформенной массой растекался по парте слизеринец — один из тех, кого родители заставили выбрать «что-нибудь древнее и благородное». В дальнем углу клевал носом пуффендуец. Непонятно, как его угораздило попасть на этот курс — видимо, жертва собственного любопытства. У окна, в полосе света, застыла муха, лениво перебирая лапками по стеклу, будто разделяя общее настроение сонной апатии.

Профессор Элрик — сухопарый старик с жидкой бородкой и выцветшими глазами — монотонно бубнил:

— Согласно некоторым источникам, магия в том виде, в котором мы знаем её сейчас, была дарована нам богом хитрости, Хведрунгом или, как его ещё называют, Локи... Впрочем, у него много имен. До этого магия была... мм... руническая, а значит, доступна и простым смертным. Руны служили мостом между людьми и богами. Вырезаешь правильные символы — получаешь дождь, исцеление, победу...

Он постучал костяшками пальцев по классной доске, на которой было начертано несколько базовых рун. Посыпались крошки засохшего мела.

— Теперь же, как видите, это... мм... архаика. Зачем вырезать руны на дубе, если можно взмахнуть палочкой и сказать «Агуаменти»?

Гермиона машинально листала книгу. Её пальцы вдруг замерли на оглавлении.

«Когда нужен Хитроумный. Ритуал призыва»

— Профессор, — её голос гулко прозвучал в тишине, — а это... работает?

Старик фыркнул, поправляя очки:

— О! Самая бесполезная глава. Теоретически да, можно призвать Бога Хитрости, заключить сделку... Но, бьюсь об заклад, если вы попробуете, мисс Грейнджер, — ничего не произойдет. Пока что ни у кого не вышло. Хотя... Может, нам просто нечего предложить тому, кто уже владеет всем?

Слизеринец сквозь сон хмыкнул.

Гермиона открыла указанную страницу. Вместо ожидаемого сложного узора перед ней лежали три простые линии, пересекающиеся под определенным углом. Никаких предостережений, никаких мелких пометок — только краткая инструкция:

«Начерти кровью. Произнеси имя. Жди ответа.»

У неё мелькнула мысль, что это так нелепо просто и совсем не похоже на привычные ей магические ритуалы.

За окном муха наконец выбралась на свободу.

Каменный пол Малфой-менора леденил щеку. В воздухе витал запах крови, смешанный с дорогими духами Беллатрисы. Гермиона стиснула зубы и зажмурилась от боли, когда нож снова впился ей в руку.

— Как вы пробрались в мое хранилище? Что ещё вы взяли? — голос Беллатрисы звучал неровно, срываясь на высокие ноты. В нём явно чувствовалось безумие, из-за которого даже пожиратели смерти сторонились её.

Гермиона попыталась что-то ответить, но из горла вырвался только хрип.

— Это же Поттер, да? — Беллатриса резко указала на Гарри, чье лицо всё ещё было изменено заклинанием Гермионы. Улыбка Беллатрисы сделалась слишком широкой, неестественной. — Отвечай, или я продолжу резать и угадывать!

Гарри отчаянно дёрнулся в руках пожирателя смерти.

«Конец. Они всё равно поймут... Уже поняли. Скоро спадут чары, и они увидят шрам...»

Гермиона безуспешно перебирала в голове каждую деталь, которая могла бы спасти их. Но, увы, ничего толкового не приходило на ум. Они были в самом сердце вражеского логова, окружённые пожирателями смерти.

«Мы так глупо попались. Так чертовски глупо.»

Нож снова вонзился в руку, и на этот раз она не сдержала вопль.

«Я не хочу умирать. Не так. Не здесь.»

Её тело дрожало от боли и страха. Но самым отвратительным было чувство полнейшей беспомощности.

Внезапно перед глазами всплыл солнечный луч в классе рун, три простые линии в учебнике. «Вызов Хитроумного». Последний шанс.

Беллатриса отвлеклась, чтобы наорать на Люциуса. Малфои, некогда хозяева этого дома, а теперь всего лишь приживалы в резиденции Волан-де-Морта, выглядели потерянными. Нарцисса вцепилась в рукав мужа, Драко бледнел, глядя на происходящее. Воспользовавшись заминкой, Гермиона дрожащими пальцами вывела знаки в собственной крови.

— Ну и ситуация, девчонка, — в голове Гермионы внезапно раздался насмешливый мужской голос.

Она едва не вскрикнула от неожиданности.

— Локи?

— Возможно, — последовал ехидный ответ. — Хочешь сделку? Я уберу эту... шумную компанию, а ты потом поможешь мне в одном дельце.

— Ты... ты правда можешь спасти нас? — мысли Гермионы путались.

— Могу. Хочешь посмотреть?

До ее слуха донесся хруст — кажется, это пожиратели смерти ударили Рона и, возможно, что-то сломали ему.

— И конечно, я понимаю... — добавил Локи, — ...что ты будешь задаваться вопросом: можно ли меня обмануть? Соскочить, если я потребую что-то... что не соотносится с твоими ценностями…

Его голос обволакивал, как шёлковая петля.

— Давай проясним: исполнишь свою часть сделки, и тогда я не убью тебя. А также твоих друзей и твоих близких, чьи имена крутятся у тебя в голове.

Гермиона почувствовала, как в груди похолодело. Всё это звучало... неправильно. Слишком расплывчато. Какую такую услугу он может потребовать? Когда? Конечно, это была ловушка. Но черт возьми, какой у неё был выбор? Умереть прямо сейчас, в этом проклятом особняке, под смех Беллатрисы, ощущая вонь, исходящую от Фенрира, когда он начнет рвать ее на куски — или получить хоть какой-то шанс?

«Позже я смогу как-нибудь разобраться с Локи. Будет время... я что-нибудь придумаю.»

И тут же она ощутила его смех — не звук, а скорее вибрацию где-то в глубине сознания, будто кто-то провёл пальцем по натянутой струне.

— Договор? — слово вырвалось прежде, чем она успела передумать.

Он снова засмеялся в её голове.

— Уже подписан.

Он появился в комнате, будто бы был здесь всегда. Высокий, с чёрными, как смоль, волосами и глазами, в которых светился холодный зелёный огонь.

— Прошу прощения, — Локи оглядел комнату, — но ваше представление меня утомляет.

Фенрир Грейбек зарычал и приготовился к атаке.

— Знал я одного Фенрира, — Локи усмехнулся, вынимая кинжал с рукоятью, украшенной змеёй. — Ты — жалкая пародия.

Через секунду голова оборотня покатилась по полу.

— Что за—?! Как ты посмел?! Авада Кедавра! — взвизгнула Беллатриса.

Зелёная молния прошла сквозь него — и ударила в стену.

— О, какое экспрессивное заклинание! — настоящий Локи оказался у неё за спиной. — Жаль, что вы тратите его на... воздух.

Быстрым взмахом клинка он перерезал Беллатрисе горло, а затем сразу занялся пожирателями, удерживающими Гарри и Рона. Движение — и первый пожиратель упал, захлебываясь кровью. Второй успел вскинуть палочку, но кинжал Локи уже прошел между его ребер, пронзив сердце. Два трупа рухнули на пол почти одновременно.

Малфои замерли, стараясь не отсвечивать и слились с мебелью.

Локи повернулся к Гермионе, окровавленный клинок исчез у него в руке.

— Ну что, мисс Грейнджер, — его губы растянулись в улыбке, — я выполнил свою часть. Надеюсь, вы столь же... обязательны.

Он исчез.

Гермиона, пошатываясь, поднялась с пола. Руки дрожали, её тошнило, а в ушах стучало. Неужели она только что заключила сделку с древним божеством? Однако думать об этом сейчас не было времени.

— Хватайте палочки! Трансгрессируем! — крикнула она друзьям.

— Там Олливандер и Луна в подвале... — Гарри схватил меч Годрика.

— Тогда за ними! Быстрее!

Они бросились к двери. На секунду Гермиона задержалась, окинув последним взглядом этот треклятый зал, ставший сперва пыточной, а затем местом бойни, на трупы… Она не испытывала ни облегчения, ни радости — только волны адреналина, да чувство отвращения.

Берег моря в Корнуолле встретил их холодным ветром и криками чаек. Здесь находилось убежище Билла и Флёр. Рон знал дорогу — после той ссоры из-за медальона он успел повстречаться с Биллом и получить от брата явки-пароли от коттеджа «Ракушка». Благодаря этому они смогли перенестись сюда прямо из Малфой-менора.

Гермиона шла по песку, чувствуя, как он забивается в изношенные туфли. Каждый шаг давался с трудом — ноги увязали в рыхлом песке, будто побережье пыталось их задержать.

— Ты вызвала КОГО? — Рон вытаращил глаза.

— Скандинавского бога, Локи. Хотя, технически, он полубог, — ответила Гермиона.

— Вы видели, как он... — Рон сделал резкий жест рукой по горлу, — разделался с этими скотами? Без палочки! Чёрт возьми, что это вообще за магия?

— Я не знаю, Рон. В этом предстоит ещё разобраться, — Гермиона вздохнула, сжимая окровавленный рукав. — Есть точка зрения, что вся наша магия каким-то образом происходит от него. Мы это проходили на рунах.

— Жесть! Ты вообще понимаешь, что теперь он где-то рядом? В твоей голове? — Рон нервно провёл руками по лицу. — Как мы вообще будем спокойно спать, когда он…

— Я пока не знаю, Рон, — Гермиона резко перебила, — Но что-то я не припомню твоих гениальных инициатив по нашему спасению.

Рон покраснел и пробормотал:

— Да я ничего… просто… это всё как-то чересчур. Как тебе вообще это удалось? Нет, я конечно знал, что ты талантливая волшебница, но это...

— На самом деле, это было даже несложно, — ответила Гермиона. — Ритуал до нелепости прост. Но, говорят, ещё никогда и никому не удавалось вызвать Локи таким образом.

— Но почему это сработало сейчас? — удивился Рон.

Луна, шагавшая чуть позади, подняла голову:

— Потому что он наконец-то захотел прийти.

На мгновение повисло неловкое молчание.

— Это пугает, — наконец промолвила Гермиона.

— В любом случае, — Рон нервно оглянулся, — Нам сначала нужно разобраться с тем, чьё имя мы не называем. — Он бросил взгляд на Гарри. — О чём некоторые, между прочим, забывают!

— Простите, — виновато пробормотал Гарри, вспомнив, как именно его неосторожность привела к их поимке.

Билл с Флёр, поддерживавшие Олливандера, переглянулись.

— Может, обсудим это в доме? — предложил Билл, кивнув на бледного, как смерть, мастера палочек. — И чаю горячего выпьем.

— Да, — вздохнула Гермиона. — Чай бы не помешал.

Когда они пошли дальше, Гермиона на мгновение задержалась. Где-то в глубине сознания шевельнулось странное чувство — будто за ней наблюдают.

Она резко повернулась к морю.

Никого.

Только волны, набегающие на берег.

Чай в кружке давно остыл, но Гермиона продолжала сжимать её в руках, словно это могло защитить от кошмаров. Две недели прошло после событий в Малфой-меноре, а воспоминания никак не отпускали.

Каждую ночь перед глазами вставало то искажённое безумием лицо Беллатрисы, то сцены кровавой расправы, которую учинил Локи. Она просыпалась с криком, в холодном поту, с бешено колотящимся сердцем. После третьей такой ночи она перебралась спать в комнату к Рону и Гарри.

— Опять не спится? — хрипло прошептал Рон, когда она подошла с подушкой в руках.

— Просто... не хочется быть одной, — ответила она.

Днём было не особо легче. Гермиона боялась оставаться одна и вздрагивала от каждого шороха, подозрительно косилась на тени в углах. Постоянно оглядывалась, в любой момент ожидая увидеть его — высокого, с чёрными волосами и коварной ухмылкой.

Удивительно, что события в Малфой-меноре нанесли её психике такой урон, практически подорвав её функциональность. В конце концов, это была далеко не первая ситуация, когда их жизни висели не волоске, да и разного рода насилия она претерпела достаточно, с тех пор как получила письмо из Хогвартса, стала ведьмой и связалась с Гарри и Роном… Она всегда справлялась со стрессом, погружаясь в работу — искала ответы, составляла планы, рылась в книгах. Но сейчас... Сейчас она сидела, уставившись в пустоту, и не знала, за что хвататься. В её расширенной заклинанием сумке не было ни одной книги, которая могла бы пролить свет на ситуацию с Локи. Учебник по истории магии содержал лишь скупые строки о том, что она и так знала — легенды о том, как Локи даровал магию избранным. Ни подробностей, ни полезных отсылок.

А что касается Волан-де-Морта... Где искать следующий крестраж? С чего вообще начинать? Она перебирала в голове все возможные варианты, но мысли путались, как нити в распущенном клубке. Гермиона закрыла глаза. Она привыкла быть той, кто находит решения. А сейчас чувствовала себя истощенной от эмоционального напряжения и... бесполезной.

— Ты ужасно выглядишь, — заметил Билл, разглядывая её бледное лицо с тёмными кругами под глазами.

— Спасибо, — буркнула Гермиона, отодвигая остывшую кружку.

— Может, подумаешь на счет окклюменции? — предложил он. — Если он снова попробует залезть к тебе в голову, это может помочь.

— Против бога, создавшего магию? — горько усмехнулась Гермиона.

Она подозревала, что если Локи захочет проникнуть в её мысли, никакая окклюменция не остановит его.

_______

Однажды она решила бросить вызов своему страху и вышла к морю одна.

Мокрый песок проваливался под ногами, оставляя глубокие следы. Волны то и дело накатывали на берег, смывая отпечатки ботинок. Ветер с моря развевал волосы и брызги солёной воды охлаждали кожу.

«Если он захочет появиться — появится. Захочет войти в голову — войдёт. Бесполезно прятаться.»

— Странно, — раздался знакомый бархатный голос.

Она вздрогнула и сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.

— Для человека, пережившего столько всяких передряг, такое небольшое кровавое приключение оставило удивительно глубокий след.

Локи появился рядом с ней. Его зелёные глаза смеялись.

— Для тебя это обычное дело? — голос Гермионы звучал взволнованно. — Вот так... запросто перерезать кучу людей?

— А что, мне надо было их по головке погладить? — он склонил голову, будто разглядывая смешного зверька. — Не неси чушь.

Гермиона, слегка оторопев от его хамства, не сразу сообразила, что это не ответ на её вопрос.

— Если хочешь, твои кошмары прекратятся, — неожиданно предложил он.

— И часто ты роешься в моей голове? — спросила она.

— Иногда.

— Зачем?

— Я должен был убедиться, что ты действительно та, кто сможет мне помочь. — Его улыбка стала шире.

«Значит, я ему правда нужна. Но почему именно я?»

— На то есть причины. Узнаешь, когда придёт время. — Ответил он её мыслям. — В общем, мне будет не на руку, если ты двинешься умом.

— Перестань входить в мою голову без стука!

Он рассмеялся.

— Считай, что ты отказалась от возможности устанавливать границы, когда согласилась на сделку... Впрочем, если ты так хочешь, ладно. Но пора кончать с этим ПТСР. Нас ждут великие свершения.

— О чём ты?

— Сперва нужно разобраться с этим безносым, чьё имя вам не стоит произносить...

— Ты хочешь, чтобы мы победили... Сам-Знаешь-Кого? — удивилась Гермиона.

Локи сделал равнодушное лицо:

— Мне, в общем-то безразличны дела смертных, но он путается под ногами. Так... небольшая помеха для того, что я для нас с тобой задумал.

Гермиона задумалась: если Локи против Волан-де-Морта, может быть, это можно использовать?

— О, нет, избавь меня от этой скучной возни! — он поморщился. — Вы вполне способны разобраться с ним сами. К тому же, зачем лишать вас такого «очаровательного» опыта — скитаний по глуши, ночёвок в палатках...

Гермиона покраснела, но собралась с духом:

— Хотя бы подскажи что-нибудь. Раз это и в твоих интересах.

— Сосредоточься на том, что уже знаешь.

— Что ты имеешь в виду?

— Перестань бояться воспоминаний, и всё станет ясно. Что хотела от тебя Беллатриса?

Гермиона сжалась, снова соприкоснувшись с тем ужасом.

— Не убегай от воспоминаний. Они не могут тебя ранить. Это просто картинки в голове.

Гермиона закрыла глаза, позволяя воспоминаниям снова нахлынуть. В груди резко сдавило, а в висках застучало так, будто кто-то бил молотком изнутри. Но в этот раз она не стала отворачиваться, не пыталась переключиться на что-то другое — просто осталась с этим, наблюдая, как дрожат руки и перехватывает дыхание.

И тогда произошло странное: волна страха, поднявшаяся было до невыносимого уровня, вдруг остановилась. Ещё мгновение — и она почувствовала, как напряжение начинает медленно, но верно спадать. Сердцебиение успокаивалось, дыхание выравнивалось. Картины прошлого не исчезали, но эмоции уже не затапливали её, как раньше.

— Так всегда бывает, если не пытаешься убежать, — прозвучал голос Локи, но без обычной насмешливости. — Поначалу эмоции сильны. У них есть начало, пик... и естественный спад. Ты пыталась подавить эти воспоминания и эмоции, но тем самым только задерживала их естественный цикл, всё время оставаясь в этом капкане.

Гермиона открыла глаза. Воспоминания о Малфой-меноре всё ещё были неприятны, но теперь они беспокоили её уже гораздо меньше. И самое главное — впервые за две недели она смогла взглянуть на те события не как жертва, а как свидетель.

— Она спрашивала про меч, — медленно проговорила Гермиона, нащупывая нить логики. — Думала, мы взяли что-то ещё из её хранилища... «Что ещё вы взяли?» — она повторяла это снова и снова.

Локи молча наблюдал, как в её глазах загорается понимание.

— Значит, в её хранилище что-то есть! Что-то очень важное... — Гермиона резко подняла голову. — Может, ещё один крестраж?

Он посмотрел на неё одобрительно.

— Как я могла не догадаться раньше?! Из-за меня мы потеряли столько времени! — воскликнула она. — Нужно срочно рассказать Рону и Гарри! Я... могу идти?

— Мило, что спрашиваешь. Иди. В каком-то смысле ты всё равно не можешь уйти от меня.

Гермиона решила оставить без ответа эти высокомерные слова и бросилась к дому. Она снова чувствовала себя собой — не запуганной жертвой, а той, кто принимает решения. Да, Локи оставался проблемой, но благодаря его наводке, они кажется, наконец-то получили зацепку, где искать очередной крестраж... Это всё, что имело смысл сейчас.

Дверь в дом распахнулась с такой силой, что стена задрожала. На пороге стояла Гермиона — запыхавшаяся, с развевающимися волосами, но с огнём в глазах, которого Рон и Гарри не видели в ней уже несколько недель.

— Я поняла! — выдохнула она, подбегая к столу, за которым они завтракали. — Беллатриса! Этот её вопрос: “Что ещё вы взяли?” Она не просто так истерила!

Гарри замер с куском тоста в руке. Рон, наливая себе сок, промахнулся и облил скатерть.

— Она думала, что мы что-то стащили из её хранилища в Гринготтсе, — продолжала Гермиона, опираясь руками о стол. — Почему она была так одержима этим? Что там может быть настолько важное?

— Крестраж? — медленно произнёс Гарри, откладывая тост.

— Может быть, — подтвердила Гермиона. — Она ведь сильно паниковала, да?

— Чёрт возьми... — пробормотал Рон. — Хорошо, что ты вспомнила!

— Кстати, насчёт этого... Мне помогли вспомнить.

— Помогли? — Гарри сузил глаза.

— Локи, — ответила Гермиона. — Он появился, пока я прогуливалась у моря.

Рон резко вскочил:

— Он что-нибудь сделал тебе?! — закричал он, и его лицо стало багровым. — Если он хоть волосок...

— Нет, — Гермиона покачала головой. — Мы просто говорили. Он всё время был в трёх метрах от меня.

— “Просто говорили”?! — Рон зашагал по кухне, размахивая руками. — Он за минуту перерезал четырёх Пожирателей! Им, конечно, скатертью туда и дорога, но… он же маньяк! Ты веришь его “подсказкам”?

Гарри поднял руку, утихомиривая Рона:

— Подожди. Гермиона, что именно он сказал?

— Он... посоветовал мне не убегать от воспоминаний, — ответила Гермиона, чувствуя некоторую неловкость. — И… в общем, когда я перестала их избегать и сфокусировалась на них, то заметила то, на что не обращала внимания раньше.

Рон скрестил руки на груди.

— А если он просто влез тебе в голову и подсунул эту мысль? Вдруг это ловушка?

— Я не знаю! — сказала она нервно. — Но это имеет смысл, не так ли? Почему ещё Беллатриса так цеплялась за этот вопрос?

Гарри задумчиво потирал шрам:

— Возможно, нам стоит проверить.

Лицо Рона оставалось скептическим:

— Зачем этому психопату нам помогать? Он же явно манипулирует!

— Я и не говорю, что доверяю ему! — откликнулась Гермиона. — Скорее всего, он действительно обернётся большой проблемой, которую ещё придётся решать. Но сейчас, по какой-то причине, он, кажется, заинтересован в свержении Сами-Знаете-Кого.

— По какой-то причине? — вскинулся Рон. — Я скажу тебе, по какой! Он, наверняка, намерен занять его место! И хочет, чтобы мы выполнили для него грязную работу.

— А какой у нас выбор, Рон? — парировала Гермиона. — Ничего не предпринимать? Оставить мир на растерзание Сам-Знаешь-Кому? Пусть продолжает убивать наших друзей и магглов, пока ты строишь догадки о мотивах “бога из машины”?!

— Рон, она права. Мы сидим тут неделями без единой идеи, — сказал Гарри.

— И потом, это всего лишь очередной крестраж, — добавила Гермиона уже не так взволнованно. — Даже если нам повезёт и мы добудем его… до победы над Сам-Знаешь-Кем всё ещё далеко. Мы успеем обдумать, что делать с Локи.

Рон тяжело вздохнул и уставился на Гермиону:

— Ладно. Но я оставляю за собой право сказать “я же говорил”, если окажется, что мы просто расчистили поляну очередному Тёмному Лорду.

— С ним хотя бы можно разговаривать, — заметила Гермиона не очень уверенно. — По сравнению с Сами-Знаете-Кем, я имею в виду… Чего хочет Локи, мы пока не знаем, но Сами-Знаете-Кто уж точно недоговороспособен.

— Ладно, допустим, — нехотя согласился Рон. — Сам-Знаешь-Кто, действительно, отбитый на голову. Но как мы попадём в хранилище самого охраняемого банка в магической Британии? Прикинемся, что пришли открыть счёт?

— Крюкохват работал в Гринготтсе. Если кто и подскажет, как проникнуть в хранилище Беллатрисы… — предложила Гермиона.

Рон фыркнул:

— После того как мы вытащили его задницу из этого ада, он должен быть нам благодарен!

— Гоблины не работают по принципу благодарности, Рон, — сказала Гермиона. — Они работают по принципу выгоды.

Гарри решительно встал:

— Тогда пойдёмте, поговорим с ним. Узнаем, чего он хочет взамен.

-

Переговоры с Крюкохватом оказались непростыми. Гоблин, польщённый своим спасением, тем не менее выдвинул жёсткое требование: его помощью можно было заручиться лишь в обмен на Меч Годрика Гриффиндора. После мучительных раздумий Гарри пришлось согласиться.

Так у них появился план, пусть и отчаянный. С помощью Оборотного зелья Гарри должен был принять облик Драко Малфоя, а Гермиона — его матери, Нарциссы. Они заявятся в Гринготтс под предлогом инспекции семейного хранилища после смерти Беллатрисы. Насколько Крюкохвату было известно, Драко становился её наследником. Рон и сам Крюкохват должны были следовать за ними под мантией-невидимкой.

Оставалась главная загвоздка: где раздобыть волосы Малфоев для зелья? Рон предположил, что домовик Добби, когда-то служивший в поместье Малфоев, мог сохранить доступ туда — или, по крайней мере, знать, как туда проникнуть. Гарри очень не хотел рисковать жизнью верного эльфа, но иного выхода не было. Он вызвал Кикимера и попросил его разыскать Добби.

-

— Что ж, теперь у нас есть хоть какое-то подобие плана, — сказал Гарри, когда они вышли от Крюкохвата.

— Кстати, Гермиона, насчёт твоего разговора, — тут же встрял Рон. — Локи случайно не говорил ничего, что могло бы навести хоть на какую-то мысль о том, что именно он замышляет? Что ещё он сказал?

— Ничего, — смущённо ответила Гермиона. — Только высокомерные комментарии. Это был короткий разговор. Мы поговорили о воспоминаниях, и мне правда стало легче.

— Это и пугает, — нахмурился Рон. — Мы неделями пытались тебя поддержать, а этот тип является на пять минут — и всё проходит? Уверена, что он всё-таки не заколдовал тебя?

— Я не думаю, Рон.

— А что за комментарии? — спросил Гарри.

— Да это неважно, — отмахнулась Гермиона.

— Ну вот, — вздохнул Рон. — Уже секреты от нас. Держи ухо востро, Гарри.

Гермиона с раздражением закатила глаза, хотя внутри была согласна с Роном. Они и впрямь могли оказаться пешками в игре могущественного существа, которое было умнее и терпеливее Волан-де-Морта. Оставалось лишь надеяться, что их дружба и смекалка помогут и на этот раз. Правда, впервые ей казалось, что всех их знаний может попросту не хватить.

Казалось, всё идёт в соответствии с планом. Придя в Гринготтс под личинами Малфоев, они предъявили гоблину на входе поддельное свидетельство о наследовании, которое изготовил Крюкохват. Гоблин недоверчиво изучал пергамент, шевеля длинными пальцами, но в конце концов кивнул и повёл их вглубь банка.

Спуск в подземные тоннели оказался настоящим испытанием для нервов. Тележка с визгом рванула с места, и следующие несколько минут стали чередой резких поворотов, оглушительного скрежета колёс и сталактитов, мелькающих в темноте. Гермиона, вцепившись в сиденье, старалась не смотреть в чёрные пропасти, зияющие по обе стороны от рельсов.

Когда вагонетка наконец остановилась, перед ними оказалась массивная дверь, а рядом — то, от чего похолодела кровь. На толстой цепи, прикованный к скале, сидел настоящий дракон. Его чешуя была покрыта рубцами, а из оскаленной пасти поднимался лёгкий дымок.

— Ну конечно, — прошипел прямо у уха Гермионы приглушённый голос Рона. — Потому что без дракона грабить банк было бы слишком просто, да?

Гермиона нервно усмехнулась, чувствуя, как под маской Нарциссы у неё дрожат уголки губ.

— Открывайте, — приказала она гоблину, стараясь вложить в голос всю надменность, на какую была способна.

Внутри, среди груды золота, лежала их цель — чаша Хельги Хаффлпафф. Но едва Гарри схватил её, металл ожил. Чаша начала множиться с ужасающей скоростью, заполняя помещение раскалёнными копиями. Обман был раскрыт.

В ту же секунду Крюкохват сорвал с себя мантию-невидимку и быстрым движением выхватил у Гарри меч Гриффиндора.

— Условия соблюдены, — прошипел гоблин и скрылся в темноте тоннеля.

Сигнал тревоги взрезал воздух, а дверь с грохотом захлопнулась, заточив их внутри. Золото, превратившееся в ловушку, грозило раздавить их или сжечь заживо.

— Вот чёртов засранец! — яростно крикнул Рон вслед гоблину. — Бомбардо! — рявкнул он, посылая красную молнию в массивную дверь, но заклинание лишь оставило на ней чёрный след.

— Фините инкантатем! — отчаянно крикнул Гарри, но чаши лишь на мгновение замирали, прежде чем снова начать множиться.

И тут Гермиону охватило странное, лихорадочное возбуждение. Мысль о Локи, который мог наблюдать за ними, из пугающей стала освобождающей. Если она нужна ему для его планов, он не позволит им погибнуть здесь. Его незримое присутствие было своего рода страховкой. Раз он её страхует — значит, можно идти ва-банк. Она может позволить себе любое безумие.

— Что ты делаешь?! — крикнул Гарри, увидев, что Гермиона прицелилась палочкой в толстую цепь дракона.

— У меня есть идея! — выкрикнула она.

Сверкающее заклинание перебило металлическое звено. Цепь с грохотом рухнула.

— Ты сошла с ума! — завопил Рон.

Огромный дракон, почувствовав свободу, с рёвом выпрямился. Гермиона вскочила на его спину.

— Прыгайте! — велела она им.

Рон и Гарри едва успели вскарабкаться по скользкой чешуе, когда слепое чудовище ринулось вверх. Когтистые лапы с грохотом ломали каменные стены, горячие чаши летели во все стороны. Дракон, ведомый яростью и желанием вырваться на свободу, с размаху ударил в потолок пещеры. Своды затрещали, посыпались камни и пыль.

— Держитесь крепче! — закричала Гермиона, вцепившись в роговые пластины на спине чудовища.

Ещё один удар — и в потолке появилась огромная дыра. Дракон взмыл в небо, вынося их на солнечный свет.

И вот они уже летят над Лондоном, а внизу проплывают крыши домов. Оглянувшись, Гермиона увидела, что из пролома в Гринготтсе валит дым, а на улицах внизу начинается паника.

— Куда мы теперь? — проревел Рон, с трудом удерживаясь на спине взбешённого зверя.

В пылу побега она об этом не подумала. Они не могли управлять слепым, яростным драконом.

— Я полагаю, туда же, куда и он, — сказала она и засмеялась от абсурдности их положения.

-

Ветер свистел в ушах и вырывал слёзы из глаз, но Гермиона чувствовала лишь дикий восторг. Она крепко держалась за роговые пластины на спине дракона, чувствуя, как под ней перекатываются его могучие мышцы.

Она никогда не любила полёты. Даже на метле, этом привычном и безопасном транспортном средстве, она чувствовала некоторую неуверенность. Но это было совершенно другое. Дракон не просто летел — он владел небом, и каждый взмах его крыльев бросал вызов самому закону тяготения.

В памяти всплыл полёт на гиппогрифе на третьем курсе. Тогда это было бегством, спасением от опасности. Сейчас же это был настоящий триумф. Они только что ограбили самый охраняемый банк волшебного мира, добыли крестраж и теперь удирали на драконе, оставляя за спиной дымящиеся руины Гринготтса. Это было чистое безумие — ослепительное и великолепное.

Гермиона оглянулась на друзей. Гарри, бледный, но с лихорадочным блеском в глазах, цепко держался за чешую. Рон что-то кричал против ветра, но по его позе было видно, что он испытывает то же потрясённое возбуждение. Её лучшие друзья были рядом с ней. И они это сделали.

Она чувствовала себя неуязвимой с той самой минуты, когда поняла, что Локи стал её тайным козырем. Она могла позволить себе этот безумный полёт и этот восторг, потому что в глубине души знала: в случае катастрофы он их не оставит. Не из доброты, конечно — просто такова была его выгода.

Гермиона вскинула голову, подставив лицо ветру и брызгам холодного воздуха. В этот миг она была не Гермионой Грейнджер, отличницей. Она была авантюристкой, укротительницей драконов, игравшей в игры с богами. И это ощущение было потрясающим.

-

Минуты полета складывались в часы. Первоначальный восторг сменился изнуряющей усталостью. Неудобная поза превратилась в настоящее мучение: пальцы затекли и одеревенели, а всё их существование свелось к монотонному гулу в ушах и отчаянным попыткам удержаться на скользкой спине дракона.

Аккуратные поля и города давно остались позади, сменившись дикими лесистыми холмами. Солнце клонилось к горизонту, окрашивая небо в багряные тона. Гермиона уже начинала дремать, держась лишь на силе воли, когда Рон охрипшим голосом крикнул:

— Кажется, снижаемся!

— Смотрите! Озеро! — тут же отозвался Гарри. — Прыгаем по моей команде, когда будем над ним!

В тот миг, когда тень дракона скользнула по водной глади, Гарри изо всех сил закричал:

— Прыгаем!

Трое друзей соскользнули со спины чудовища и полетели вниз. Несколько секунд свободного падения, свист в ушах — и ледяной удар о воду, выбивший из лёгких воздух.

Гермиона инстинктивно рванулась к поверхности, к свету, мерцавшему над головой. Тяжёлая одежда тянула ко дну, но она изо всех сил работала ногами.

Вынырнув, она жадно глотала воздух, надсадно кашляя. Рядом с ней тоже плескались и хрипели.

— Гарри! Рон! — выдохнула она, с трудом удерживаясь на плаву.

— Здесь! — раздался голос Гарри.

Он уже плыл к берегу уверенными гребками. Рон, отплёвываясь и фыркая, держался неподалёку. Втроём они кое-как добрались до мелководья и, спотыкаясь о скользкие камни, выбрались на берег. Совершенно измождённые, они повалились на гальку, мокрые и облепленные тиной.

Несколько минут они просто лежали, не в силах вымолвить ни слова, слушая, как постепенно утихает их тяжёлое дыхание.

Первым поднялся Гарри. Пошатываясь, он достал палочку и очертил ею пространство вокруг.

— Муфлиато... Протего... Сальвио Хексия... — его голос звучал хрипло, но твёрдо.

— Палатку бы... — пробормотал Рон, его зубы всё ещё выбивали дробь.

Гермиона кивнула и дрожащей рукой достала из своей волшебной сумки смятый комок ткани. Бросив его на землю, она прошептала: «Разрастись!» Палатка послушно развернулась, приняв свой уютный, хоть и поношенный вид.

Забравшись внутрь, они первым делом просушили свою одежду заклинанием. Затем Гермиона щелчком палочки развела в походной печке огонь, и вскоре по палатке пополз аромат свежезаваренного чая.

Они молча сидели на спальниках, согревая руки о кружки, и чувствовали, как живительное тепло постепенно разливается по их уставшим телам. Ненадолго прервав молчание, они тихо обсудили произошедшее. Было ясно, что после разгрома в Гринготтсе Волан-де-Морт не мог не понять, что они охотятся за крестражами. Но все вопросы — и как уничтожить чашу, поблёскивавшую в углу палатки, и где искать остальные крестражи — пришлось отложить. На размышления уже не оставалось ни сил, ни ясности в голове. Допив чай, они отправились спать, оставив золотой сосуд мерцать в темноте.

-

Необъяснимое беспокойство, разбудившее Гермиону посреди ночи, заставляло её ворочаться в поисках удобного положения. В палатке стояла тишина, нарушаемая лишь ровным дыханием спящих Рона и Гарри, а снаружи доносился шорох колышущихся на ветру деревьев. В конце концов, раздражённая безуспешными попытками заснуть, она накинула мантию и бесшумно выскользнула из палатки.

Ночь была холодной и ясной. Сосны покачивались под лунным светом, серебрившим тёмную гладь озера. Почти сразу её взгляд выхватил высокую фигуру в нескольких метрах от палатки. Сердце ёкнуло и забилось с такой силой, что перехватило дыхание. Волна страха пробежала по спине, но почти сразу сменилась узнаванием. Это был Локи.

Он стоял, повернувшись к озеру, словно любуясь ночным пейзажем.

— Неплохое зрелище вы устроили сегодня, — раздался в тишине его бархатный голос. — Побег на драконе... Довольно неординарно.

Гермиона молчала, сжимая палочку под мантией.

— Правда, результат вышел несколько ироничным, — продолжил он, всё ещё глядя на воду. — Вы заполучили трофей, но лишились единственного оружия, способного его уничтожить... Забавный поворот.

Любопытство постепенно брало верх над страхом.

— Кто ты на самом деле? — выдохнула она. — Ты... божество? Или просто невероятно могущественный волшебник?

Локи снисходительно рассмеялся.

— Что ж, не вижу опасности в том, чтобы просветить тебя. Я представитель расы, столь могущественной по сравнению с вами, что слово «божество» действительно подходит.

— Ты же, вроде, из Асгарда? — осторожно уточнила Гермиона.

— Да, — ответил он с тем же снисхождением. — И нет, это не туманная обитель в облаках из ваших сказок. Реальность куда прозаичнее и интереснее ваших мифов. Асгард — это планета... Находится она там, где мы решили, чтобы она находилась.

— В другой галактике? Или вселенной? — не удержалась Гермиона.

— Считай, в другом измерении, если тебе так проще думать о том, что ты не в состоянии познать, — усмехнулся он. — Пытаться объяснить это твоему мидгардскому разуму — всё равно что учить муравья квантовой механике.

Гермиона почувствовала, как первоначальный ужас перед ним сменяется странным облегчением. Его слова сорвали с него покров божественной тайны. «Так вот ты кто, — пронеслось у неё в голове. — Пришелец с завышенной самооценкой и явными признаками социопатии. С всесильным непознаваемым Богом бороться невозможно. А с высокомерным инопланетянином... Надо подумать. У всего есть уязвимости. С этим уже можно работать».

— Но... что ты от меня хочешь?

— Мои планы... долгосрочны. А пока мне просто интересно наблюдать, как развивается эта заварушка. Ваша маленькая война обрела определённый драматизм. А время у меня есть.

— Это не игра! — воскликнула Гермиона с упрёком. — Речь о жизнях невинных людей!

— Жизни... — задумчиво произнёс Локи. — Видишь ли, с моей точки зрения, после стольких веков... ваше существование кажется таким же мимолётным, как полёт мотылька. Трудно всерьёз переживать за драму, которая начинается и заканчивается в одно мгновение.

Гермиона решила воспользоваться его разговорчивым настроением:

— Ты сказал, что асгардцы — это другая раса. Чем они отличаются от людей?

— Асгардцы... — в его голосе прозвучала ностальгическая нотка. — Бесстрашные воины, обладающие сверхчеловеческой силой, скоростью и бессмертием. Я видел, как они бросаются в бой, зная, что это верная смерть. Их отвага... чиста, как пламя. — Его взгляд снова стал оценивающим. — Это заставляет меня думать о твоей сегодняшней выходке. Смертные редко способны так... импровизировать под давлением. Почти что по-божественному.

Он замолчал. В этой паузе было что-то театральное, будто он наслаждался моментом, режиссируя их разговор. Смутившись и не зная, как реагировать на внезапную похвалу, она зачем-то промолвила:

— Вообще-то, обычно мне более свойственна осторожность.

Локи медленно повернул к ней голову. Гермиона почувствовала, как он сканирует её сознание, и от этого ощущения стало физически тошно.

— Осторожность... — тихо повторил он. Его брови чуть приподнялись, а в уголках губ заплясали тени холодной усмешки. — Ах, вот как...

Гермиона поняла, что совершила ошибку. Его осанка изменилась — расслабленность сменилась собранностью хищника.

— Ты хочешь сказать, что твоя «отчаянная импровизация» была вовсе не отчаянием? Что ты, такая осторожная, рискнула только потому, что... просчитала шансы? — его голос стал тихим и ядовитым. — Потому что решила, что у тебя в рукаве припрятан козырь? Что я... твой страховой полис?

Его смех был краток и лишён всякой теплоты.

— «Если он меня спасёт — я выиграла. Если нет — я ничего не теряю». Это не смелость. Это наглость, девочка.

Гермиона почувствовала, как по щекам разливается краска стыда.

Он сделал шаг вперёд, и воздух вокруг похолодел.

— Кажется, ты перепутала нас местами. Я не твой карманный бог, которого можно достать в случае нужды. Это ты у меня в кармане.

«...Но ведь мы только что установили, что ты вообще не бог...» — мысль сформировалась прежде, чем она успела её подавить.В его глазах она увидела, что он прочёл эту мысль.

Сердце Гермионы упало.

— Знаешь, есть миры, — ядовито проговорил он, — где таких, как вы, людей из Мидгарда, убивают ради забавы. Иногда даже заключают пари, кого убьют первым, а кто продержится дольше.

Она сглотнула — в его интонации явственно слышалась угроза.

— Но, пожалуй, у меня есть идея получше. Я не стану вмешиваться и посмотрю, как вы с дружками будете выживать в этой схватке с Волан-де-Мортом.

«Твою мать!» — пронеслось в голове Гермионы.

— Кажется, у вас есть где-то полминуты на то, чтобы убраться отсюда. — на его лице растянулась злорадная ухмылка.

Это было невероятно. Такой подлости она не ожидала. Она бросилась в палатку и дёрнула спальники:

— Гарри! Рон! Трансгрессируем немедленно!

— Что? — недовольно пробормотал Рон, с трудом выныривая из сна.

— Локи назвал имя Сами-Знаете-Кого! — быстро выпалила она. — Сейчас сюда явятся Пожиратели смерти!

— Твою мать! — заорал Рон. Сон будто рукой сняло.

Времени на сборы не было ни секунды. Бросив чашу в сумку, она схватила обоих друзей за руки и приготовилась трансгрессировать.

— Ta mère*! — раздался чей-то оглушительный крик, едва их вырвало из тисков трансгрессии.

Гермиона сделала вдох — воздух пах автомобильными выхлопами, свежей выпечкой и чем-то ещё, безошибочно городским и чужим. Они стояли на плоской крыше какого-то невысокого здания.

Источник крика обнаружился сразу: мужчина, сидевший на перевёрнутом ящике, не сводил с них выпученных глаз, а рядом валялась дымящаяся сигарета, выпавшая из его рта. Выругавшись по-французски, он бросился к люку и исчез в чёрном провале, громко хлопнув крышкой.

Взгляд Гермионы скользнул по морю черепичных крыш и остановился на ажурном силуэте, вырисовывавшемся в утренней дымке.

— Боже... — выдохнула она.

— Что? Где мы? — пробормотал Гарри, потирая виски.

Рон, подойдя к невысокому парапету, с недоумением озирался. Его взгляд блуждал по незнакомому пейзажу, пока не остановился на том же силуэте. Челюсть Рона медленно отвисла.

— Мы что, в Париже?

Эйфелева башня проступала из утренней дымки, город под ней уже начинал просыпаться. Много лет назад Гермиона стояла здесь же, между мамой и папой, а ветер трепал страницы путеводителя в руках отца. Он водил пальцем по карте, показывая маршрут их дня, а мама, смеясь, поправляла ему очки, слетевшие на кончик носа. Теперь они, наверное, завтракали где-то на другом конце света, в своем новом австралийском доме, где в альбомах не было её детских фотографий, а в гостиной не будет висеть её выпускной портрет. Она сама вычеркнула себя из их жизни, став добровольной сиротой ради их же безопасности. Смогут ли они когда-нибудь понять этот выбор? Простить? Смогла бы она простить, окажись на их месте?

А этот чёртов Локи! Этот самовлюблённый позёр! Пока она жертвовала самым сокровенным — памятью родителей, их теплом, их гордостью за неё, — он превратил их отчаянную борьбу в забаву. Он швырнул их в пасть к Пожирателям смерти, словно испорченный ребёнок, которому наступили на игрушку, — и всё лишь потому, что она нечаянно уязвила его раздутое эго. Ярость, острая и чистая, вспыхнула в ней, затмив даже страх. Она сокрушит Волан-де-Морта. Она выполнит свой долг. А уж потом, когда всё закончится, она найдёт способ призвать к ответу и этого выскочку.

___

Они покинули крышу, спустившись по скрипящим ступеням в безлюдный двор. Улицы Парижа медленно пробуждались, наполняясь ароматом свежей выпечки и приглушённым гулом начинающегося дня.

Купив в небольшой булочной тёплые круассаны и кофе в бумажных стаканчиках, они побрели по набережной, слушая рассказ Гермионы о ночном разговоре с Локи. Остановившись на мосту Александра III, они засмотрелись на открывшийся вид: Сена блестела в лучах солнца, а вдалеке сверкал золотой купол Дома инвалидов.

— Офигеть! — возмущался Рон. — Пришлось бросить новую палатку и все вещи из-за этого козла! Не говоря уже о том, что было бы, если бы мы попались.

— Отличная реакция, Гермиона, — отметил Гарри, одобрительно кивая. — Хорошо, что тебе удалось так быстро растолкать нас.

— Ну, кстати, — добавил Рон, с набитым ртом жестикулируя круассаном в сторону города, — Может, это и стоило того — неплохая компенсация.

Гарри хмыкнул:

— Культурный опыт интересный, но я бы предпочёл сейчас спокойно спать в палатке.

— Ах какая «неожиданность», что Локи оказался настоящим мудаком. — скептически заметил Рон и отхлебнул кофе.

— Честно говоря, я и правда не ожидала такого, — призналась Гермиона. — Он казался мне более вменяемым.

Рон усмехнулся:

— Хотел бы я увидеть лица Пожирателей Смерти, когда они обыщут палатку и поймут, что это снова были мы… ну, что мы снова произнесли его имя. Чёрт побери, они решат, что мы совсем тупые!

— Или подумают, что это какая-то невероятно хитрая уловка, — подхватил Гарри и тоже засмеялся.

Гермиона улыбнулась. С этими двумя всегда было так — даже когда всё висело на волоске, они находили повод посмеяться. Это давало им передышку, позволяя на мгновение забыть о свалившихся на них бедах.

Однако вскоре веселье сменилось озабоченностью:

— Ладно. Но как нам всё-таки спать по ночам, если этот козлина может вот так подставить нас в любой момент? Или сделать чего похуже. — поинтересовался Рон.

— Вряд ли он снова выдаст нас, — задумчиво ответила Гермиона. — Думаю, он счёл бы это слишком банальным. Что касается «чего похуже»… Он сказал, что не будет вмешиваться. Наверное, это значит, что он не станет ни помогать, ни намеренно вредить.

— При всём уважении, Гермиона, — парировал Рон, — но мы знаем о нём примерно ничего, чтобы предугадать его поведение.

— Кое-что мы всё-таки знаем, — возразила Гермиона.

— Факты, — сказал Рон. — Но нам до сих пор неизвестны его мотивы. Кроме того, что они почти наверняка совсем недобрые.

— А ещё он мог выдумать всю эту историю о своём инопланетном происхождении, — добавил Гарри.

Эта мысль ещё не успела придти Гермионе в голову, но Гарри был прав. Пока что вся информация о Локи была у них только со слов Локи. Зачем ему врать о себе? Кто знает. Может, он и вправду древнее божество, которому просто нравится сеять хаос ради самого хаоса. Это было бы плохо.

— Ладно, — голос Гарри прозвучал тихо, но чётко. — Давайте определимся. Локи непредсказуем, и сейчас мы не можем его контролировать. Но наша главная цель — Сами-Знаете-Кто. Поэтому давайте пока просто делать вид, что Локи не существует.

Помолчав немного, Гарри добавил:

— К тому же, он сказал «посмотрю, как вы выживаете», а не «посмотрю, как вы погибнете». Кажется, он верит, что у нас есть шансы. Так что сначала найдём крышу над головой, а потом решим, что делать с чашей.

___

Они пришли к выводу, что наилучший вариант — приобрести новую палатку и снаряжение в маггловском магазине. Возвращаться в магическую часть Лондона, чтобы купить волшебную палатку там, было бы безумием — Косой переулок наверняка патрулировался Пожирателями. Как попасть в магическую часть Парижа они не знали, и тратить время на его поиски было опасно.

Отель, конечно, был бы удобнее, но слишком привязывал к одному месту, делая их уязвимыми. Прелесть палатки заключалась в возможности менять дислокацию каждый день.

Рон воспринял эту идею без восторга.

— Значит, будем жить, как бродячие магглы-туристы, — проворчал он, когда они стояли у входа в спортивный гипермаркет. — Ни тебе волшебного огня, ни расширенной палатки...

Покупки заняли несколько часов. Гермиона с серьёзным видом изучала характеристики спальников, выбирая самые тёплые. Гарри сравнивал модели газовых горелок, пытаясь найти баланс между ценой и функциональностью. Рон же ходил за ними, бубня под нос:

— И это вместо того, чтобы щёлкнуть палочкой. Будем варить суп на этой штуковине, как первокурсники на уроке по зельям.

Они собрали базовый набор: просторную палатку зелёного цвета, три спальника, компактную газовую горелку с запасными баллонами, походную посуду и непригораемый коврик. В продуктовом отделе добавили крупы, макароны, тушёнку и чай — скромный, но практичный запас.

На кассе Рон с тоской наблюдал, как их скромные денежные запасы превращались в гору пластиковых пакетов.

— Хоть бы эти маггловские консервы оказались съедобными, — вздохнул он, подхватывая свою ношу. — А то умрём с голоду где-нибудь в глуши.

___

Первую ночь с новой палаткой они решили провести в лесу Фонтенбло — месте, где Гермиона бывала с родителями в детстве и которое помнила как достаточно уединённое.

— Да вы издеваетесь! — воскликнул Рон, с отвращением оглядывая собранную палатку. — И это должно быть нашим новым домом?

Гермиона, довольная тем, что справилась с инструкцией без магии, подбоченилась:

— Она прекрасно справляется со своими функциями. Вместительная, водонепроницаемая...

— Вместительная? — фыркнул Рон. — В «Норе» кладовка была больше. И пахнет она как резиновый сапог.

Гарри тем временем пытался разжечь газовую горелку. Синий огонёк упрямо гас при каждом порыве ветра.

— Похоже, магглам приходится нелегко, — проворчал он, в очередной раз щёлкая зажигалкой.

В воздухе уже висела предгрозовая влажность, когда они наконец втиснулись внутрь. Гермиона с досадой заметила, что пространства действительно было маловато — три спальника едва помещались.

Первые капли дождя забарабанили по крыше палатки с обнадёживающе глухим звуком — конструкция действительно оказалась водонепроницаемой. Они сидели втроём в тесном, пахнущем новым пластиком пространстве, слушая, как ветер раскачивает их убежище.

— Ну что, — заключил Рон, заворачиваясь в спальник. — Добро пожаловать в романтику маггловского кемпинга.

___

Измученные тяготами бегства, они заснули, но отдых их оказался недолгим. Резкий крик Гарри разорвал ночную тишину. Гермиона и Рон мгновенно вскочили, запутавшись в собственных спальниках.

— Последний крестраж в Хогвартсе! — сообщил Гарри, и по дрожи в его голосе стало понятно, что он снова побывал в сознании Волан-де-Морта. — Сами-Знаете-Кто направляется туда, чтобы перепрятать его!

Гермиона первой пришла в себя.

— Значит, нам нужно опередить его, — твёрдо произнесла она. — Немедленно.

И они задвигались, засуетились в предрассветных сумерках, а снаружи французский лес молчал, безучастный к их отчаянной драме. Впереди был Хогвартс, где их ждала последняя битва.

________

*Твою мать! (фр.)

В Министерстве Магии царила суета — через несколько часов должен был начаться ежегодный Бал «Памяти и Света» в честь победы над Волан-де-Мортом. По коридорам сновали нарядные волшебники, слышались взволнованные голоса и звуки настраиваемого оркестра. Но эта праздничная лихорадка обходила стороной Отдел Тайн. Здесь, в подземных залах, царила привычная тишина, нарушаемая лишь мерцающим гулом синих факелов. Ни один звук с верхних этажей не проникал сквозь холодные стены этой цитадели секретов.

За одним из столов в безоконном кабинете младший невыразимец Гермиона Грейнджер заканчивала отчет о хроно-резонансных флуктуациях. Поставив точку, она откинулась на спинку стула, смахнула со лба непослушную прядь волос и на мгновение закрыла глаза.

Пять лет прошло с тех пор, как Гарри победил Волан-де-Морта, а она... она заключила сделку, последствия которой до сих пор нависали над её жизнью дамокловым мечом. Локи исчез тогда, в ту ночь у озера, и с тех пор не подавал признаков существования. Но Гермиона не обманывалась. Он выжидал, она это знала. И именно поэтому она была здесь, а не примеряла платье к балу.

Её поиски начались ещё до того, как пыль в Хогвартсе улеглась. Желание разобраться в природе Локи, найти его уязвимые места, стало для неё навязчивой идеей. Она перерыла всю библиотеку, проштудировала не только магические книги, но и «Старшую» и «Младшую Эдды», все доступные комментарии к ним, а также все трактаты по древним рунам. И в одной потрёпанной монографии она, наконец, наткнулась на крошечную сноску: «…подробности изначального Договора между родом человеческим и Сущностью, известной как Локи, по преданию, сокрыты в Отделе Тайн». Эта запись оказалась решающей и подтолкнула Гермиону к тому, чтобы добиваться назначения в Отдел тайн.

Перед внутренним взором пронеслось воспоминание о её первом рабочем дне: она стояла в лифте, который стремительно опускался вниз, в самую преисподнюю Министерства. Сердце колотилось от предвкушения: наконец-то она приблизится к разгадке.

Лифт с грохотом остановился. Двери раздвинулись, открыв не коридор, а круглую, абсолютно белую комнату без окон и каких-либо опознавательных знаков. В воздухе витал запах озона, старого пергамента и чего-то ещё — холодного и металлического, как пустота между звёздами. И посреди этой стерильной пустоты стоял её начальник, мистер Джеффрис. Высокий мужчина с седыми висками и лицом, на котором, казалось, застыло выражение вечной усталости.

— Мисс Грейнджер. Добро пожаловать в Отдел Тайн, — его голос был ровным и тихим, идеально подходящим для этого места. — Пожалуйста, пройдемте.

Он повернулся и, не проверяя, идёт ли она за ним, направился к стене. По воле его руки каменная кладка растворилась беззвучно, открыв длинный, слабо освещённый факелами с синим пламенем коридор.

— Я понимаю, что у вас множество вопросов, — сказал Джеффрис, не оборачиваясь. — Вы, вероятно, хотели бы получить полный инструктаж по поводу ваших обязанностей. Увы, мы не практикуем этого. Ни с кем. Особенно в первый день работы.

— Но… как же я буду понимать, что мне делать? — не удержалась Гермиона, и её голос прозвучал неестественно громко в гробовой тишине.

— Информация будет предоставляться вам по мере необходимости. Фрагментарно. Тому есть веские причины, мисс Грейнджер.

Он на секунду остановился и повернулся к ней. Его глаза, серые и пронзительные, изучали её с холодным любопытством.

— Прежде всего, ум новичка, даже такой блестящий, как ваш, не способен воспринять то, чем мы здесь занимаемся, в целостности. Это подобно попытке вылить озеро в чайную чашку. Более того, — он снова тронулся с места, — по мере вашего продвижения и получения доступа к новым уровням знаний, вы можете понять, что всё это для вас… чересчур. И решите уволиться.

— Я не из таких, — уверенно заявила Гермиона, поднимая подбородок.

— Так говорят все, — парировал Джеффрис без тени насмешки. — И некоторые оказываются правы. Но многие… не справляются. Для них у нас есть процедура добровольного согласия на применение заклятия забвения. Не все кандидаты способны выдержать здешний… объём знаний. Или их природу.

От этих слов по спине у Гермионы пробежал холодок. Они шли мимо залов с массивными дверьми, на которых не было ни названий, ни номеров. Одна из дверей была из чёрного дерева и, казалось, поглощала свет. Другая, наоборот, слепила мягким молочным сиянием.

Она собралась с духом. Это был её шанс:

— Мистер Джеффрис, — начала она, стараясь, говорить буднично и ровно. — Скажите, а всё это… как-то связано с… сущностью, которую называют Локи?

На его лице отразилось изумление, смешанное с… уважением? Предостережением? Сложно было сказать.

Несколько секунд в коридоре царила тишина, нарушаемая лишь отдалённым, мерцающим гулом. Наконец, мистер Джеффрис произнёс:

— У вас был личный контакт, мисс Грейнджер?

Его проницательность повергла её в шок. Похоже, она и правда оказалась в нужном месте. Стало ясно, что здесь знают о существовании Локи и, видимо, знают больше, чем она.

— Он являлся мне… несколько раз, — призналась она.

— Я думаю, вы тут приживетесь, мисс Грейнджер! Многие, кто с ним встречался, обычно оставались.

— Что? — Гермиона потеряла дар речи. Что всё это значит? Здесь какое-то тайное общество «свидетелей Локи и его проделок», которое призвано противостоять ему?

— В Отделе Тайн знают, кто он на самом деле? И как нам победить его? — выпалила она.

— Победить? Мисс Грейнджер, наши цели не в этом. Наши с ним цели… общие.

— Что? — ошеломилась Гермиона снова.

— Боюсь, это всё, что я могу пока вам раскрыть. Вы пока не готовы, — снисходительно сказал он. — Ах, да. И, пожалуйста, не распространяйтесь об этом другим коллегам. Тем, кто не знает, лучше оставаться в неведении.

Обнаружив, что у Отдела и у Локи «общие цели», она не могла просто взять и уйти. Она должна была докопаться, что именно здесь происходит, и понять, как это остановить. Потому что внутренний голос подсказывал, что остановить это ей захочется.

Так что Гермиона осталась и приступила к своим обязанностям в Отделе Тайн. Она быстро поняла, почему многие не выдерживали и сдавались, предпочитая стереть себе память. Работа была более, чем просто странной. Её и других младших сотрудников — «испытуемых», как она их мысленно называла, — заставляли принимать участие в загадочных ритуалах. Сначала она думала, что это эксперименты по изучению пределов психики. Но со временем она пришла к мысли, что это была целенаправленная, методичная программа по трансформации сознания.

Их помещали в «Купель Вечного Мгновения» — сферу, где время текло, то сжимаясь в точку, то растягиваясь в бесконечность. Задачей было сохранить ясность ума, пока внутреннее ощущение «себя» не начинало расползаться, угрожая исчезнуть в этом хаосе. Других сажали перед «Зеркалом Истинной Формы», которое отражало не лицо, а клубок мыслей, страхов и желаний, заставляя неделями наблюдать за собственной рефлексией, пока ум не учился отстраняться и от собственных эмоций.

Были и групповые сеансы в «Зале Совместного Молчания», где тишина была настолько плотной, что мысли начинали просачиваться из одного сознания в другое, стирая границы между «я» и «другим». Она начала подозревать, что задача этих экспериментов — выковать разум, который не сломается от контакта с чем-то чудовищно иным, что не подчиняется известным законам магии или реальности.

Но, несмотря на всю эту жёсткую подготовку, её по-прежнему не посвящали в конечные планы. На её осторожные, а потом и всё более настойчивые попытки выведать хоть что-то, коллеги старшего звена либо отвечали заученными фразами о «высших уровнях допуска», либо просто отмалчивались, глядя на неё пустыми, как ей казалось, от многолетнего послушания глазами.

Досадным было и полное отсутствие права обсуждать работу где бы то ни было. Особенно остро это чувство возникало на вечеринках, когда кто-нибудь из знакомых с возмущением или смехом заводил: «А вот у нас на работе сегодня…» Её же никогда даже не спрашивали о том, как дела на работе. Все знали, что она Невыразимец, а про них ходили слухи, будто все они дают Непреложный Обет, запрещающий им что-либо обсуждать. Из-за этой секретности сотрудников Отдела Тайн воспринимали как этаких безликих фриков, с которыми бессмысленно заводить светскую беседу.

Справедливости ради, многие из них действительно таковыми и были. Когда всё твоё время занято изучением природы времени или наблюдением за скрытыми измерениями, постепенно забываешь, как общаться с нормальными людьми на обычные темы. Однажды Гермиона спросила коллегу, где взять пергамент, а тот принялся водить пальцами над хрустальным шаром, бормоча какую-то чепуху: «Пергамент... материальный носитель для фиксации мыслей в линейном времени…». Потом он удалился, так и не ответив на вопрос.

Да уж, не такое будущее она себе представляла, усердно готовясь к С.О.В. на пятом курсе. Бывало в своих мечтах она видела себя уважаемым профессором, чьи лекции слушают с открытыми ртами, или харизматичным руководителем Отдела по связям с магглами, ломающим стереотипы. Или даже отважной защитницей прав магических существ на передовой, чьё имя знают и уважают в сообществе.

Словом, все её честолюбивые мечты так или иначе предполагали известность, общение, множество контактов и интересных встреч, а не работу, где мозгодробительные вычисления чередовались с часами странной медитации, а результаты всего этого оставались невидимыми и непонятными даже для неё самой.

Когда Гермиона сообщила Гарри и Рону, что ключ к разгадке Локи, по её мнению, лежит в Отделе Тайн, и объявила о своём намерении устроиться туда, друзья вызвались идти вместе с ней. Они опасались, что, если она одна станет Невыразимцем и даст Непреложный Обет, её возможности делиться с ними информацией будут сильно ограничены, а значит, они не смогут помочь ей в этом квесте с Локи.

Но, к их общему удивлению, назначение удалось получить только Гермионе. Гарри и Рон обивали пороги Министерства, но получали вежливые, но твёрдые отказы. Вскоре выяснилось, что легенды о Непреложном Обете были преувеличены. Всё ограничивалось банальным Соглашением о неразглашении и угрозой принудительного стирания памяти в случае утечки информации по вине сотрудника.

Долго сидеть без дела друзья не могли и, обладая подходящим боевым опытом, в конце концов, оба устроились в Отдел авроров. За пять лет они хорошо поднялись по службе: Гарри стал заместителем начальника, а Рон, хоть и занимал должность поменьше, был на хорошем счету и руководил своим небольшим подразделением.

Поначалу Гермиона делилась с Гарри и Роном тем, что с ней происходило в Отделе. Но это было непросто осмыслить даже ей самой, а уж передать словами — и подавно. Все эти тренировки сознания, сложные вычисления, — всё это с каждым месяцем становилось труднее не только выполнять, но и объяснять. Их первоначальный интерес постепенно угасал, вытесняемый рутиной их собственной работы. Слушать долгие, путаные объяснения об абстрактных материях, временных потоках и медитациях становилось для них скучно, и это читалось в их глазах, хотя они и старались это скрыть вежливым вниманием.

Разговоры всё чаще сводились к другим темам и общим воспоминаниям, пока один из них, обычно Рон, не спрашивал:

— Он всё ещё не объявился?

Или Гарри, с надеждой в голосе:

— Никакого намёка на то, как это всё связано с Локи?

— Нет, — коротко отвечала она, и в воздухе повисала пауза, наполненная невысказанным разочарованием со всех сторон.

Тем не менее, Гермиона была уверена, что случись что по-настоящему серьёзное, Гарри и Рон, не раздумывая, придут к ней на помощь. И в те редкие моменты, когда ей удавалось выныривать на поверхность из Отдела Тайн и проводить с ними вечер, она с облегчением обнаруживала, что их дружба всё так же крепка и тепла в своей основе.

С Роном за эти годы сложилось что-то вроде «друзей с привилегиями» — неловкий компромисс, который причинял ей тихую, но постоянную боль. После их поцелуя в Тайной комнате они какое-то время пытались строить отношения, но её вечная загруженность и недоступность из-за работы быстро сделали совместную жизнь невыносимой. Однажды после очередной ссоры по поводу порушенных планов на выходные, Рон заявил: «Мы не можем так продолжать, Гермиона. Надо что-то менять. Если ты не готова сменить работу... нам придётся сменить формат отношений». На следующее утро он забрал свои вещи и съехал.

«А на что ты надеялась? — с горькой иронией подумала она позже. — Что он скажет: «Наша любовь сильнее этого, Гермиона! Мы всё преодолеем! И вообще, вот тебе моя рука и сердце!»?» Да, это было именно то, на что она подсознательно надеялась.

Их связь не оборвалась — периодически, когда у него никого не было, он появлялся на пороге с бутылкой вина. Они болтали, смеялись и иногда он задерживался на ночь. Она делала вид, что её всё устраивает, но каждый раз, когда до неё доходили слухи о его новой пассии, в груди шевелилось что-то холодное и острое.

Последнее Рождество она провела одна, хотя её настойчиво звали в Нору. Они должны были собраться все вместе — шумной, теплой компанией: всё семейство Уизли, Гарри и Джинни с маленьким Тедди, Невилл и Луна, и прочие друзья их тесного круга. Но Рон должен был прийти с новой девушкой — роскошной блондинкой из Отдела магических игр и спорта, — и это было зрелище, которое Гермиона меньше всего желала увидеть в рождественскую ночь.

Вместо этого она стояла одна в своей квартире, и, притушив свет смотрела, как за окном кружатся снежинки под меланхоличные переливы маггловской группы Cigarettes After Sex — саундтрек для её личной мелодрамы.

«Надеюсь, ты доволен», — горько подумала она тогда, мысленно обращаясь к Локи. Снег за окном продолжал падать, и в его холодной чистоте ей виделось отражение её одиночества — выбора, который она сделала пять лет назад, даже не подозревая, какой ценой придётся за него заплатить.

Воспоминание о том Рождестве больно кольнуло её. Она столько всего упустила за эти годы: тёплые вечера в «Норе», совместные праздники, простые радости дружбы, даже свой шанс на любовь — и всё ради чего? Ради тайн, которые от неё по-прежнему скрывали? Ради призрачной возможности переиграть не то бога, не то инопланетянина, который даже не удосужился напомнить о себе?

Она планировала заняться вычислениями и доделать ещё один отчет, но тут же махнула на это рукой. К чёрту всё, — с внезапной, освобождающей яростью подумала она.

Сегодня она пошлёт работу куда подальше и пойдёт на этот бал. Она внесла свой вклад в победу над Волан-де-Мортом — и не меньший, чем многие из тех, кто сегодня будет там веселиться. Она заслужила этот вечер. Она наденет свое лучшее платье и встретится с Гарри и Роном, увидит Джинни, Невилла, Луну. Будет пить тыквенный сок, а может, и что покрепче, смеяться шуткам друзей и танцевать.

Она решительно встала и метнула отчёт в выдвижной ящик для срочных донесений. Она пойдет на бал. А Отдел Тайн вместе с Локи могут поцеловать себя в задницу. Она и так потратила на них уйму своего времени.

— Обалдеть, смотрите, кто пришел! — крикнула Джинни так громко, что несколько человек обернулись.

Переступив порог бального зала, Гермиона на мгновение замерла, ослеплённая вспышками фотокамер и мерцанием парящих в воздухе магических фонариков. Воздух, густой и тягучий, словно мёд, был напоен сладким ароматом ночных цветов, дымом волшебных хлопушек и благоуханием дорогих духов.

Подруга уже мчалась к ней, подобно живому пламени в своём платье цвета заката:

— Как я рада, что ты выбралась! — Джинни крепко обняла её, и Гермиона на секунду утонула в этом стремительном, тёплом объятии. — Потрясно выглядишь!

Она и вправду приложила немало усилий, чтобы в этот вечер выглядеть безупречно. Её волосы, уложенные в элегантную причёску, мягко обрамляли лицо и открывали шею. А платье сапфирового цвета, лаконичное по крою, было полно собственной магии: его ткань переливалась, подобно ночному небу, усыпанному мириадами крошечных звёзд.

— Давно не виделись, — сказала Гермиона, возвращая объятия.

— Пошли скорее к нашим! — не отпуская её руки Джинни потянула её через толпу.

Они пробились к дальнему столику, где уже собрались самые близкие Гермионе люди: Гарри, Невилл и Луна, уютно устроившись за кружками сливочного пива, оживлённо о чём-то спорили. Рон, увидев их, чуть не поперхнулся своим напитком.

— Гермиона!

— Ты здесь!

Началась приятная неразбериха из радостных восклицаний и дружеских объятий. Гарри хлопнул её по плечу, Невилл одарил её застенчивой, но искренней улыбкой, Луна, сияя своими огромными глазами, произнесла:

— Твоя аура сегодня очень яркая, Гермиона.

А Рон... Его объятие было слишком продолжительным, выходило за рамки обычного дружеского жеста, и в ответ на это нарушение границ её тело отозвалось знакомым тёплым трепетом.

Улучив момент, он наклонился к её уху:

— Ты выглядишь... сногсшибательно, — произнёс он, и в его голосе звучала чуть хриплая нотка, от которой её сердце ускорило свой ритм.

Она почувствовала, словно тяжёлый плащ, который она тащила на себе последние месяцы, вдруг растворился в воздухе. Давление тревог, груз секретов — всё это отступило, уступив место теплу дружеских улыбок, сиянию зала и восхищённому взгляду Рона.

Когда парни увлеклись горячим обсуждением последнего матча по квиддичу, Джинни придвинулась к Гермионе с заговорщическим видом:

— Он опять один, ты знаешь, — тихо прошептала она, едва заметно кивнув в сторону Рона.

— Да ты что? — удивилась Гермиона. — А как же мисс «Два Бладжера» из Отдела игр?

Джинни язвительно ухмыльнулась:

— Она пыталась переделать его «под себя». Новые мантии, другая причёска... Довольно быстро он сбежал от неё.

Уголки губ Гермионы дрогнули в едва заметной улыбке.

— Вы бы уже как-то порешали это, что ли, — вздохнула Джинни, глядя на неё с лёгким упрёком. — Мой брат — дуралей, это все знают. Но я скучаю по тебе. Мне так не хватает тебя на наших семейных посиделках.

— Мне тоже тебя не хватает, Джин, — честно призналась Гермиона, и в груди у неё заныло. — Но ты же знаешь, это не только из-за твоего брата. Мне и правда сложно вырваться с работы.

— Так может, к чёрту эту работу? — заявила Джинни, и в её глазах запрыгали знакомые бесенята. — Да тебя в любом отделе оторвут с руками и ногами! А ты прозябаешь в этой дыре. И ещё от нас отдалилась.

Гермиона молча кивнула. Слова подруги были удивительно созвучны её собственным мыслям, которые преследовали её в этот вечер.

— Знаешь, — сказала она, глядя на играющий свет в своём бокале. — Я и сама об этом думаю последнее время.

Их беседу прервали торжественные звуки фанфар, разнёсшиеся по залу. На освещённую прожекторами сцену в конце зала поднялся Кингсли Бруствер в парчовых мантиях цвета ночного неба. Воздух наполнился почти осязаемым ожиданием.

— Дорогие друзья, соратники, герои! — его бархатный бас легко достиг каждого уголка зала. — Приветствую вас на этом памятном вечере. Каждый, кто находится в этом зале, так или иначе причастен к нашей Великой Победе. Кто-то сражался на передовой, кто-то хранил свет в самые тёмные времена, а кто-то потерял самое дорогое — своих близких. Давайте почтим их память минутой молчания.

В наступившей тишине было слышно только мерцание магических огней. Гермиона, опустив голову, сжала руку Джинни.

— Но жизнь продолжается, — голос Кингсли вновь наполнил зал. — И сегодня мы проводим традиционный благотворительный аукцион. Все средства от него пойдут в Фонд помощи жертвам, пострадавшим от Волан-де-Морта и его приспешников. Среди уникальных лотов — тот самый Снитч, который Гарри Поттер поймал на своем первом матче в Хогвартсе! И походный рюкзак Рональда Уизли, ставший свидетельством их отважного путешествия!

Министр сделал паузу, его выражение лица стало серьёзнее.

— Тень, нависавшая над нашим миром, отступила, но не исчезла полностью. Чтобы гарантировать, что ужасы тех лет не повторятся, мы реализуем программу укрепления магического общества. В том числе — проект по реинтеграции бывших Пожирателей Смерти.

По залу прокатился легкий гул неодобрения. Гарри сообщил Гермионе:

— Это инициатива Малфоя. Он убедил Комиссию, что это необходимо.

— А Драко молодец, — тихо ответила Гермиона. — По-моему, правильный шаг.

— Устраивает сеансы групповой терапии для своих дружков-убийц, — ехидно сказал Рон. — Им, видимо, неприятно, что их не пускают в приличные заведения.

Невилл сдержанно хихикнул, но тут же сделал вид, что поправляет мантию.

Кингсли поднял руку, призывая к тишине:

— Эта программа — не прощение, а предотвращение новых преступлений. Мы не можем позволить сформироваться новому маргинальному подполью!

Затем его лицо озарила улыбка:

— А теперь — момент, которого все ждали! Приглашаю на сцену тех, чьи имена стали символом нашей Победы! Наше Золотое Трио! Гарри Поттер, Рон Уизли и Гермиона Грейнджер!

Мощные аплодисменты прокатились по залу. Люди вставали с мест, улыбаясь и крича приветствия.

— Что? — смущённо прошептала Гермиона. — Нет, только не это...

— Да ладно тебе! — сказал Рон. Его лицо выражало чистую, ничем не омраченную радость от признания — Разве мы не заслужили немного аплодисментов?

Гарри уже шёл к сцене, обмениваясь рукопожатиями с встречавшими его людьми.

— Идём! — крикнул он через плечо.

— Нет! — отчаянно прошептала она, чувствуя, как срабатывает инстинктивная реакция «бей/беги/замри»..

Но Рон уже тянул её за руку:

— Да перестань, всё будет хорошо!

Она позволила ему провести себя через зал. Поднявшись на сцену, Гермиона слегка зажмурилась от яркого света прожекторов. Когда зрение адаптировалось, она увидела море улыбающихся лиц — тёплых, благодарных, живых.

Гарри принял из рук Кингсли магический усилитель голоса:

— Спасибо. Но эта победа никогда бы не случилась без каждого из вас. И уж точно я бы ничего не смог без этих двоих. — Он улыбнулся и обнял Рона и Гермиону за плечи. — Особенно без Гермионы. Если бы не её блестящий ум и преданность, я бы не пережил и первого года в Хогвартсе, не то что войны.

Зал наполнили смех, крики одобрения и аплодисменты. Гермиона почувствовала, как заливается румянцем.

— Теперь я хочу произнести несколько слов, которые принадлежали по-настоящему великому человеку, — продолжил Гарри. — Этого человека уже нет с нами, но именно он проложил нам путь во тьме. Это были первые слова, которые я услышал от него. Итак, внимайте: «Олух! Пузырь! Остаток! Уловка!»

На секунду повисла тишина, а затем зал снова взорвался смехом и громом аплодисментов. Пока волна веселья катилась по залу, Рон воспользовался всеобщим оживлением и, наклонившись к Гермионе, прошептал ей на ухо:

— Слушай... Если сегодня мы никого здесь не «подцепим»... Может, поедем ко мне? Или к тебе?

Он произнёс это легко, но в его глазах она прочитала уязвимость, которую он скрывал за бравадой. Она кивнула ему, продолжая аплодировать вместе со всеми, чувствуя, как ликует её сердце.

_______

Вечер плавно перетек от официальной церемонии к непринуждённому общению. За столиком, уставленным волшебными яствами, компания друзей наслаждалась отдыхом. Гермиона, наконец расслабившись, с улыбкой наблюдала, как миниатюрный эклер пытался сбежать, перепрыгнув через соседнее блюдо с оливками, и ловко поймала его.

Рон с энтузиазмом делился с Гарри и Невиллом подробностями недавней операции:

— А потом этот тип превратился в дикобраза! Пришлось три часа отлавливать его в заброшенной оранжерее — до сих пор все руки в царапинах!

К их столику, лавируя между гостями, подошел Кингсли Бруствер. Его мантия, не утратившая торжественного вида, приобрела едва заметную небрежность, выдававшую что он уже успел поднять бокалы далеко не с одной компанией:

— Надеюсь, я не помешаю?

— Конечно нет, министр! — хором ответили они, дружно потеснившись.

Кингсли присел на свободный стул, который тут же пододвинул Гарри. От министра исходил лёгкий запах огненного виски, а его тёмное лицо озаряла добродушная улыбка.

— Прекрасный вечер, не правда ли? — заметил он, окидывая взглядом зал. — Но, Гермиона, я в основном к тебе. Всё никак не удаётся поймать тебя в Министерстве.

Гермиона отложила десерт и вся превратилась во внимание.

— Видишь ли, — продолжил Кингсли, понизив голос до доверительного тона, — мне нужен человек с блестящим умом и твёрдыми принципами. Я вынашиваю план реформирования Отдела по контролю за магическими существами.

Его слова застали её врасплох. Собираясь на вечеринку, она не ожидала, что получит деловое предложение от министра, да ещё в области, которая всегда её волновала.

— Нынешняя система безнадёжно устарела, — заявил он. — Мы до сих пор обращаемся с кентаврами как со скотом, хотя их мудрость превосходит нашу. А положение домовых эльфов... Мне известно о твоих попытках организовать движение в защиту их прав. Полагаю, ты именно тот человек, который нам нужен.

Гермиона ощутила прилив давно забытого волнения. Это было именно то, о чём она так страстно спорила в Хогвартсе. Перед ней вдруг возникло воспоминание: она, одиннадцатилетняя, вчитывается в «Историю магии», пытаясь понять, почему кентавров считают существами «околоразумными». И вот теперь, спустя столько лет, министр говорил о том же самом.

— Я всегда считала, что эта система архаична и несправедлива! — воскликнула она.

Но почти сразу же на место восторга пришли сомнения. Мысль о том, чтобы всерьёз сменить работу, вызывала тревогу. Кингсли, казалось, угадал её колебания:

— Скажу тебе честно, девочка, ты растрачиваешь свой потенциал в этом подвале. Сколько я себя помню, из Отдела Тайн не вышло ни одной полезной идеи. Фундаментальные исследования магии… Где практические результаты этих исследований? Где применение?

— Иногда мне кажется, что они просто проедают бюджет Министерства — добавил министр, разоткровенничавшись под влиянием алкоголя.

— Тогда почему бы просто не закрыть этот отдел? — спросила Луна, как будто речь шла о чём-то совершенно очевидном.

Кингсли на мгновение замялся, потирая переносицу:

— Видите ли... — ответил он, подбирая слова. — В Уставе Министерства предусмотрена чрезвычайно сложная процедура ликвидации Отдела тайн. Почти столь же запутанная, как и их деятельность.

Слушая министра, Гермиона разрывалась между противоречивыми чувствами. В праве ли она оставить попытки откопать истину о Локи и уйти туда, где она действительно могла бы принести пользу?

— Я очень польщена вашим предложением, министр! — наконец выдавила она дрожащим от волнения голосом.

— Да-да, — кивнул Кингсли, с трудом поднимаясь. — Ты подумай и сообщи мне о своём решении. Что ж, друзья, не смею вам больше докучать разговорами о работе! Давайте пропустим по стаканчику за Орден Феникса!

Все подняли бокалы. Когда министр удалился, Рон обернулся к Гермионе с хитрой ухмылкой:

— Слушай, Гермиона, это же твой шанс возродить ГАВНЭ! Только подумай, ГАВНЭ 2.0...

Гермиона фыркнула и швырнула в него горсткой орехов.

— У меня осталась целая коробка с этими значками, — пригрозила она. — Продолжишь насмехаться — и завтра вся команда авроров будет ходить с этими буквами на груди!

_______

Зазвучала музыка, и в первых же аккордах Гермиона с удивлением узнала классическую рок-балладу «Catch the Rainbow»*. Взгляд скользнул по сияющим лицам друзей, и сердце сжалось от щемящей радости. Да, они наконец-то поймали свою радугу — пережив сражения и утраты, они сумели пронести свои мечты сквозь тьму и воплотить их в жизнь.

— Это же маггловская песня! — сказала она, наблюдая, как с соседних столиков начинают подниматься пары и выходить на танцпол.

— Ага, — отозвался Невилл. — Уже пару лет на праздниках крутят не только наши, но и маггловские композиции. Это инициатива департамента по связям с магглами. Оказывается, — он многозначительно понизил голос, — музыкальная культура у магглов развита получше нашей.

— Невилл, это невежливо — объяснять Гермионе что-то о культуре магглов, — заметила Луна своим мечтательным тоном. — Она и так знает её не хуже тебя.

— Э-эм, ничего, — смущённо пробормотала Гермиона.

— Идёмте танцевать! — объявила Джинни, вскакивая со своего места. — Дамы приглашают кавалеров! — Она подмигнула Гермионе и потянула за руку Гарри, который с улыбкой позволил увести себя на танцпол.

Невилл и Луна последовали за ними. Гермиона встретилась взглядом с Роном — между ними не потребовалось ни слова. Он встал и с лёгкой галантностью подал ей руку. Они присоединились к танцующим парам.

Кружась под мерцающими огнями, с приятной лёгкостью в голове от выпитого алкоголя, Гермиона чувствовала, как всё налаживается. Мысли текли плавно и ясно: она, скорее всего, примет предложение министра — в глубине души она уже это решила. А глядя на улыбающегося Рона, она понимала ещё кое-что: сегодня они поедут домой вместе, и на этот раз всё будет по-другому. Она предложит ему начать всё сначала.

Музыка сменилась на зажигательную мелодию, и Гермиона пустилась в пляс вместе с Джинни и Луной, беззаботно смеясь. Её тело, наконец, освободилось от постоянного контроля, отдавшись чистой физиологии радости — эндорфины, выброшенные в кровь от музыки и движения, делали своё дело. Вечер был прекрасен. Казалось, ничто не может омрачить её настроение.

— Я ненадолго, — объявил Рон, перекрикивая музыку. — Дин Томас затеял спор о новой метле. Я должен защитить честь «Молнии»! — Он подмигнул. — Прибереги для меня следующий танец.

— Хорошо, — с улыбкой ответила она, наблюдая, как он растворяется в толпе.

Натанцевавшись и немного устав, Гермиона направилась к столику с напитками. Она взяла бокал с прохладной водой, с наслаждением наблюдая за сияющими лицами вокруг. Она чувствовала себя героиней романа, у которой наконец-то складывается жизнь.

И тогда её взгляд упал на дальнюю колонну.

«Out of the blue and into the black…»**

Мелодичный, задумчивый голос Нила Янга пропел слова, которые прозвучали как приговор.

Время остановилось. Воздух застыл в лёгких.

Он стоял там, в тени, но будто бы в центре вселенной. Безупречный, в тёмных одеждах, облегавших его статную фигуру. Черные волосы, откинутые со лба, открывали лицо с резкими, благородными чертами. Его взгляд — зелёные глаза, полные холодного огня, — скользнул по её платью, по открытой шее, по выбившимся прядям волос с такой медленной, оценивающей внимательностью, что у Гермионы по коже побежали мурашки.

«He give you this…...but you'll pay for that…»

Светлое, счастливое будущее, которое она уже начала рисовать в своем воображении, осыпалось тысячей осколков, встретившись с этим взглядом.

______

Если это был час расплаты, она не станет делать ему одолжение, идя навстречу. Поэтому Гермиона стояла на месте и смотрела, как он медленно приближается сквозь толпу.

— Как продвигаются ваши попытки призвать меня к ответу, мисс Грейнджер? — спросил он, останавливаясь перед ней.

— Ты сдал нас Пожирателям, — промолвила она, заставляя свой голос звучать твёрдо, несмотря на предательскую дрожь в коленях.

— Вспылил. Приношу извинения. Танец? — он протянул руку, не оставляя пространства для отказа.

Она молча приняла его руку. Музыка словно стала громче, а шум зала отступил, сузившись до точки их соприкосновения.

— Боюсь, я не могу принять твою отставку из Отдела Тайн, — произнёс он, легко ведя её в такт музыке.

— А если я не соглашусь с этим?

— Все в этом зале умрут, — он мягко развернул ее, давая увидеть знакомые лица коллег и друзей, беззаботно танцующих и смеющихся.

Все эти люди... Они даже не подозревают, в какой опасности находятся...

— Опасности нет. Ведь ты согласишься.— ответил он её мыслям.

— Когда-то ты обещал не проникать в мой разум без разрешения. Или ты не джентльмен? — сказала Гермиона, возмущенная его вторжением.

Локи улыбнулся, направляя её в изящный поворот:

— Интересный вопрос.

Он вел ее по паркету с такой естественностью, будто они репетировали этот танец всю жизнь.

— У тебя есть ещё вопросы? Более осмысленные.

— Что ты затеваешь вместе с Отделом Тайн? Зачем все эти тренировки сознания? — спросила она, не сильно рассчитывая на честный ответ.

На мгновение Локи задумался:

— Что ж, скажем так... мне нужно восстановить некий баланс. Представь вселенную как механизм, который может работать только если все его части... синхронизированы. Мои действия — всего лишь попытка обеспечить эту синхронность. Чтобы все продолжало идти своим чередом.

— Я и забыла, что ты — альтруист, — скептически произнесла Гермиона.

Его губы тронула улыбка полная тёмного веселья:

— Ну что ты. Просто это тот черед... который мне выгоден.

— Как это связано со всеми этими ритуалами, через которые нас заставляют проходить?

— Ты узнаешь позже, — он снова легко повернул её, и её тело, вопреки воле, откликалось на его ведение с пугающей готовностью.

— Неужели? — сказала она с вызовом. — Мне все так и говорят. Но мне кажется, я скорее состарюсь на службе и умру, как... все до меня.

— Ты узнаешь, — повторил он, делая ударение на слове «ты».

— Как твоим планам мешал Волан-де-Морт? — спросила она, пытаясь игнорировать тепло его руки на её талии.

— Косвенно. Пока он был у власти, ты бы не смогла устроиться в Отдел Тайн.

Гермиона задумалась, переваривая услышанное, затем продолжила:

— Ты сказал, что этот черед тебе выгоден. А как насчет всех остальных? Им он тоже выгоден?

— Мнение всех остальных меня мало заботит. — снисходительно ответил он.

— А что насчет моего? — она пыталась прочитать хоть что-то в его глазах, но видела лишь насмешливый блеск, игравший в глубине. — Когда я узнаю правду, мне она понравится или нет?

Он ответил всё с той же снисходительностью, которая заставила её почувствовать себя ребёнком:

— И это тоже меня мало заботит. Но я думаю, что со временем ты поймешь и оценишь справедливость нашего проекта.

— Окей, — она позволила себе саркастическую улыбку. — И когда это случится, мне будет меньше 60-ти лет? Я смогу ещё построить свою личную жизнь?

— Проблемы твоей личной жизни едва ли можно возлагать на меня, дорогая.

— Да ну? — парировала Гермиона, удивляясь, абсурдности того, что она вообще обсуждает это с Локи. Видимо, это алкоголь ударил ей в голову. — Можно подумать, кто-то в здравом уме свяжется с женщиной, которая дома бывает раз в месяц.

— В Отделе полно одиноких мужчин. Завела бы себе ухажеров на работе.

— Это кого же? — фыркнула она. — Мартелла, который носит с собой рыбу в кофейнике? Или Брукса, которому скоро стукнет 90?

— Впрочем, по твоим меркам это должно быть немного, — добавила она, вспомнив комментарии Локи про мимолетность человеческой жизни.

— Пытаешься ненароком выяснить, сколько мне лет? — его глаза сверкнули неожиданным азартом.

— Всего лишь веду светскую беседу, — смущенно отмахнулась она.

— Мне больше тысячи лет.

Уголки губ Гермионы дрогнули. Он это заметил:

— Сегодня я джентльмен. А вот по твоему лицу видно, что ты подумала какую-то дерзость.

— Да нет, — замялась Гермиона, её мозг лихорадочно пытался скрыть поток саркастических мыслей.

— Что тебе пришло на ум? — он наклонился чуть ближе, и его дыхание коснулось её щеки.

— Просто… по твоему поведению и не скажешь... Как будто от кого-то, прожившего множество веков, ожидаешь... большей мудрости и сдержанности.

— Ожидания — верный путь к разочарованию, — парировал он. — А ты предпочитаешь, чтобы я соответствовал стереотипам?

— Просто интересно наблюдать контраст между возрастом и... импульсивностью.

— Возраст приносит не только мудрость, но и право иногда позволять себе капризы, — произнёс он с игривой интонацией. — А твоя дерзость лишь подтверждает, что я не ошибся в выборе.

«Он что флиртует?» — мысль ударила в голову, заставив сердце учащённо забиться. Раньше она игнорировала двусмысленные сигналы, поступавшие от него, списывая их на своеобразную манеру общения. Но когда её тело отозвалось на эту игру предательски-приятной волной, она ощутила досаду на собственную слабость.

Гермиона нахмурилась, пытаясь вернуть себе контроль над ситуацией и над собственными запутавшимися чувствами:

— И кстати, что с этой песней? Мы танцуем дольше... чем должны бы.

— Небольшой тест на осознанность, — его рука чуть сильнее сжала ее талию.

— Я лишь... растянул удовольствие.

Щеки Гермионы вспыхнули. Она сделала ещё одну попытку увести разговор с опасной территории:

— Ты сделал это сам или при помощи какого-то хроноустройства?

Вместо ответа он внезапно развернул её, и в следующее мгновение его руки обняли её сзади, а губы почти коснулись уха:

— Полагаю, впредь мы будем видеться гораздо чаще.

Прозвучал последний аккорд, и объятие Локи растаяло в воздухе вместе с его присутствием. Она медленно побрела к столику, всё ещё ощущая головокружение от произошедшего. Подойдя, она застала встревоженные лица Гарри, Джинни и Луны, уже успевших заметить её состояние.

— У тебя растерянный вид, — нарушил молчание Гарри.

— Да, мы думали, ты будешь в более приподнятом настроении, учитывая, как ты зажигала там с тем красавчиком, — сказала Джинни с легким беспокойством. — Кто он, кстати?

«Так вот как это выглядело со стороны», — промелькнуло у Гермионы в голове.

— А Рон не возвращался? — спросила она на автомате.

— Он сказал, что поедет к Мэри, — ответил Гарри. — Кто-то из авроров позвал его с собой.

«У Мэри». Название этого заведения, известного своими шумными попойками и сомнительными компаниями, повисло в воздухе откровенным издевательством. Она сглотнула, знакомая обида подкатила к горлу.

— Думаю, он увидел, как тебе весело, и решил не мешать, — сказала Луна.

Гермиона на мгновение прикрыла глаза. И вдруг всё это перестало казаться ей таким уж важным. Она догадалась, что это защитные механизмы пытаются нивелировать ущерб от разрушенных ожиданий. «Ну и ладно, — подумала она — Всё равно ничего путного из этой истории с Роном бы не вышло. Особенно теперь…».

Она медленно выдохнула, ощущая, как привычная пустота заполняет её изнутри.

___________

*имеется в виду баллада «Catch the Rainbow» группы «Rainbow»

** здесь играет акустическая версия песни «My My Hey Hey» в исполнении Neil Young & Crazy Horse. Либо её кавер от Chromatics. Он называется «Into the Black»

Утро после бала застало Гермиону в гостиной на площади Гриммо, 12. Она сидела в глубоком кресле, пытаясь найти уют в комнате, который так и не смог окончательно изжить мрачную, надменную душу рода Блэков. Гарри считал своим долгом жить здесь — это была его связь с Сириусом, а Сириус, в свою очередь, был связью с родителями и той надеждой на семью, которая так и не успела сбыться.

Пылал камин, отбрасывая тревожные тени на стены, украшенные портретами бывших хозяев, брезгливо молчавших при виде компании. На столике дымились чашки с кофе, лежало печенье, заботливо испечённое Джинни. Гермиона созвала этот сбор, понимая, что друзья просто не поймут, если она утаит от них произошедшее.

— Поверить не могу, что мы видели тебя с ним и ничего не сделали, — прорычал Рон, бесцельно расхаживая по комнате. Его лицо было багровым. — И он... он заставил тебя танцевать? Это нездорОво!

Щёки Гермионы вспыхнули.

— Если бы дело было только в танце, а не в его мрачных планах на мир, я бы станцевала с ним ещё раз без всяких проблем, — резко ответила она, уставившись в пламя камина.

— И всё равно! — не унимался Рон. — Я просто идиот! Я уехал и оставил тебя с этим... людоедом!

— Да, — холодно ответила Гермиона, глядя на огонь. — Но что бы ты сделал, Рон? Он умеет замедлять время. Ты бы застыл на полпути, с занесённой палочкой, как памятник самому себе.

В наступившей тишине Гермиона увидела, как тень старой усталости скользнула по лицу Гарри. Той особой усталости, знакомой ей ещё по войне с Волан-де-Мортом, что появляется, когда понимаешь: враг превосходит все твои представления о силе.

— Он угрожал тебе? — спросил, наконец, Гарри.

— Он… дал понять, что я должна остаться в Отделе Тайн. — Гермиона опустила глаза, не в силах вынести их взгляды, полные тревоги.

— Это явно не к добру! — выпалил Рон, снова вскакивая. — Надо было сразу...

— …Сделать что? — прервала Гермиона. — Он не отстанет. И его методы... они за пределами наших возможностей.

— Ты не одна, — твёрдо сказал Гарри. — Мы с тобой. Скажи слово — и мы пойдём в Отдел и вытащим тебя оттуда. С боем, если придётся.

Их готовность помочь и простой, прямой подход были такими знакомыми, такими тёплыми. И такими бесполезными против того, кто оперирует самой тканью реальности.

— Держу пари, Министру ох как не понравится, если он узнает, чем на самом деле занимается Отдел Тайн! — сказал Рон, сжимая кулаки. — Возможно, он даже захочет отправить отряд авроров и попросту разогнать всю эту лавочку!

— Мы не можем открыто бросить вызов Локи, Рон, — её голос прозвучал ровно, почти отстранённо. — Он убьёт нас всех. И нет никаких гарантий, что прямо сейчас он не слушает этот разговор.

Рон в отчаянии схватился за волосы.

— Он отнял тебя у меня, Гермиона! Ты пропадала в этом отделе всё время, пытаясь найти решение, и... и наши отношения распались. А в итоге оказалось, что это ему только на руку! Это именно то место, где он хотел, чтобы ты была. Он всё это задумал с самого начала!

Гермиона медленно перевела на него взгляд, и её собственные слова прозвучали для неё неожиданно:

— Я не вещь, чтобы меня можно было отнять. И не стоит перекладывать на него ответственность за наши проблемы. Локи — это внешние обстоятельства. А наши отношения... — она замолчала, с удивлением осознавая банальную правду, — ...как выяснилось, не обладали необходимым запасом прочности, чтобы их выдержать.

Рон замер с приоткрытым ртом, словно рыба, выброшенная на берег. Гарри отвёл взгляд, чувствуя себя неловким свидетелем личного разговора.

— Всё в порядке, — произнесла Гермиона, и её охватило мрачное принятие. — Просто... нужно быть осторожнее и…если что-то произойдет, я дам вам знать.

Она поставила недопитую кружку с глухим стуком и поднялась, засобиравшись.

В прихожей Гермиону ждала Джинни. Она не слышала их разговора и знала о происходящем лишь в общих чертах. Помогая подруге надеть пальто, Джинни бережно поправила ей воротник, смахнув несуществующую пылинку.

— Держи, — тихо сказала она, вкладывая Гермионе в руки небольшой свёрток, пахнущий ванилью и миндалём. — Испекла то печенье, что ты любишь. Мама научила меня этому рецепту ещё в «Норе».

Гермиона благодарно кивнула, сжимая тёплую вощёную бумагу. В этом простом жесте — в памяти о тёплых вечерах на кухне у Уизли, в знакомом вкусе детства — было больше утешения, чем могли бы выразить слова.

Выйдя на улицу, она на мгновение задержалась у двери, чувствуя исходящее от дома тепло. Затем решительно повернулась и пошла прочь, крепко сжимая в руке свёрток, словно надеясь, что он мог защитить её от предстоящих испытаний.

______

На следующий день в Отделе Тайн её вызвал Джеффрис. Кабинет, куда её проводили, был стерильным и холодным, лишённым каких-либо следов личного присутствия. За безупречно чистым столом сидел сам Джеффрис, излучая деловитую отстранённость.

— Мисс Грейнджер, — начал он, без лишних предисловий. — Ваши успехи в расширении границ сознания не остались не замечены, и это открывает нам путь к следующему этапу. Речь идёт о телесной гармонизации. На текущий момент ваше тело не соответствует требованиям предстоящих задач.

— Что? — Гермиона почувствовала, как пол уходит из-под ног. Затем она догадалась, кто именно мог «отметить» её «успехи». — Вы говорили с ним?

Джеффрис невозмутимо кивнул.

— Так, выходит, Локи — непосредственный начальник Отдела? — ехидно спросила она, скрестив руки на груди. — Вы исполняете всё, что он прикажет?

— Я бы не стал формулировать это столь прямолинейно, — ответил Джеффрис, складывая пальцы домиком. — Мы находим его цели… оправданными. И содействуем их достижению. Разумеется, для всеобщего блага.

— Вы правда верите, что существо, буквально, именуемое Богом Обмана, искренне заботится об общем благе? — уточнила Гермиона скептически.

— Понимаю, как это звучит, — его тон оставался спокойным. — Но причины, по которым мы сотрудничаем с ним, представляются нам глубоко убедительными.

Плечи Гермионы слегка поникли. Ловушка захлопнулась.

— Формально… я всё ещё могу написать заявление об увольнении? — спросила она скорее по инерции, так как уже знала ответ.

Он медленно покачал головой.

— Для вас это, к сожалению, более не является опцией.

_______

Помещение напоминало нечто среднее между алхимической лабораторией и операционной. Сводчатый потолок был испещрён серебристыми рунами, пульсировавшими в такт едва слышному гулу. В центре стояла кушетка из матового металла, а вокруг суетились несколько фигур в стерильных плащах поверх магических мантий — колдомедики.

Гермиона остановилась на пороге. Она не собиралась пассивно претерпевать всё, словно школьница на медосмотре:

— Прежде чем мы начнём, я хочу узнать полный протокол того, что предстоит, — твёрдо заявила она. — Все процедуры, компоненты и их предполагаемое воздействие.

Колдомедики переглянулись. Старший целитель, мужчина с пронзительным взглядом и сединой на висках, после короткой паузы кивнул.

— Что ж, полагаю, это разумно. Программа «телесной трансформации» включает три этапа. — Он указал на ряд флаконов с переливающимися жидкостями. — Первый — курс инъекций. Специализированные алхимические составы на основе экстрактов звездной пыли и мыслекорней. Они перенастраивают вашу клеточную структуру, повышая её проводимость для чистых энергий, из которых соткана магия.

— Второй этап — работа с резонансными кристаллами, — его взгляд скользнул по пульсирующим камням. — С их помощью мы калибруем ваше биоэнергетическое поле, синхронизируя его с фундаментальными частотами пространства-времени. Проще говоря, мы настраиваем ваше восприятие на ту частоту, на которой существует сама магия как фундаментальная сила вселенной. Это позволит вам не просто чувствовать магию, а буквально видеть её проявления — токи энергии, структуру заклинаний, следы магических воздействий. Вы будете воспринимать магический план реальности так же отчётливо, как физический.

— И наконец, третий — ритуалы в Зале Безмолвия. Они призваны стабилизировать это новое, расширенное восприятие, чтобы вы могли функционировать, не будучи подавленной постоянным потоком визуальной информации от магического фона. По сути, мы учим ваш мозг фильтровать и интерпретировать то, что ранее было для него невидимо.

Он посмотрел на неё, оценивая реакцию:

— Процедуры дискомфортны, но безвредны, — добавил он чуть менее уверенно. — Вы готовы начать?

Гермиона молча кивнула, её ум анализировал полученную информацию. «Звездная пыль... синхронизация с пространством-временем...» Звучало так, будто её собирались запускать в космос.

«Процедуры дискомфортны», — мысленно повторила она последнюю фразу целителя, медленно приближаясь к кушетке. Это слово имело довольно широкий спектр значений в магическом мире — от легкого головокружения до ощущения, будто твой мозг пытаются пропустить через мясорубку. Учитывая масштаб заявленных целей, она с сожалением склонялась ко второму варианту.

_______

Гермиона не решилась рассказать Рону и Гарри о новых «процедурах», ведь это значило снова обречь их на ярость и чувство бессилия. Они бросились бы на помощь, не имея ни малейшего шанса против Отдела Тайн, и в итоге упёрлись бы в тот же безвыходный тупик, что и она. Мысль об их отчаянном штурме мрачных коридоров Министерства, заставляла её молчать.

Первые дни были тяжёлыми: несколько раз после сеансов такого «лечения» её мутило и дело заканчивалось приступами рвоты. Однако постепенно тело начало принимать новые условия. А раз ей становилось легче, то и подавно не было смысла беспокоить друзей.

Спустя неделю её состояние, казалось, нормализовалось, если не считать того, что теперь она видела магию. Её зрение научилось различать фоновые флуктуации магического поля и видеть спектральные следы от недавно применённых заклинаний. Реальность приобрела новые слои, сделавшись более интересной и сложной.

Именно в таком состоянии обострённого восприятия она возвращалась домой после очередного долгого дня. Ещё не подойдя к двери, она замерла, едва сдержав вздох изумления: из-за стен её квартиры исходило многослойное свечение.

Присмотревшись, она различила в нём бесчисленные спектральные линии, словно вся магия мира — асгардская и мерлиновская — была спрессована в одну точку, создавая живой, дышащий гобелен чистого могущества. Но это было ещё не всё: она чувствовала, как её собственная магия, та, что была в её жилах, и даже та, что дремала в стенах здания, отзывалась на это присутствие, вытягиваясь и намагничиваясь к этому эпицентру в её гостиной.

Уже зная, кого встретит по ту сторону, она вставила ключ в замок и, открыв дверь, переступила порог своей квартиры. Прямой взгляд на него был невозможен — настолько ярким было это свечение.

— Правила хорошего тона, — произнесла она, вынужденная смотреть в пространство рядом с его плечом, — предписывают стучать. Или в вашем пантеоне принято ослеплять людей вместо приветствия?

Сияющий силуэт отошел от окна, оставив за собой шлейф переливающегося света.

— Ослепление — неизбежная плата за прозрение, — его бархатный голос заполнил тишину. — Для тебя я сейчас, должно быть, похож на солнце в летний полдень, — в его голосе прозвучала усмешка, — что, надо признать, лестно, но не очень удобно для светского разговора. Не волнуйся, это пройдёт. Когда твоя трансформация завершится, ты научишься фильтровать яркость.

— Что тебе надо, Локи? — выдохнула она, сдерживая бурю эмоций. Каждый атом в комнате, казалось, вибрировал в унисон с его могуществом. Теперь, видя это воочию, она понимала: её сила по сравнению с его была лишь жалкой искоркой. — Что ты вообще можешь хотеть от меня или от Отдела Тайн? Смешно думать, что есть что-то, чего ты не можешь сделать сам.

Локи ответил не сразу. Он сделал шаг вперёд, и сияние, исходящее от него, на мгновение смягчилось, позволив ей разглядеть насмешливые черты его лица.

— Это верно, — произнёс он мягко, констатируя факт. — Мне нужна не твоя сила, но кое-что другое. Ты обладаешь редким даром — вглядываться в хаос, пока не различишь в нём структуру. Ты — мой идеальный телескоп… для целей, о которых ты узнаешь позже. — Он сделал театральную паузу. — А пока предлагаю совершить небольшую экскурсию.

Гермиона бросила взгляд на протянутую к ней руку. Ладонь его светилась изнутри изумрудным сиянием, словно держала пойманный свет далёкой туманности.

— Экскурсию? Куда? — сердце её учащённо забилось.

— Туда, где твоё новое зрение найдёт практическое применение. И где ты увидишь, какую цену приходится платить реальности за существование магии.

И прежде чем она успела отказаться — а должна ли она отказываться? это же знание, чистое, неотфильтрованное знание — её нога сама шагнула вперёд. Пространство сомкнулось вокруг них, унося в неизвестность.

_______

Остановка первая: Тилфорд-Кросс.

Они материализовались на окраине какой-то деревушки. Воздух был холодным, разреженным и лишённым запахов.

— Что это? — прошептала Гермиона, и её голос поглотила мёртвая тишина. Ни птиц, ни ветра.

Отсутствие звуков и запахов наводило какую-то жуть.

Локи указал рукой куда-то к центру деревни.

— Смотри.

Она увидела гигантское, полупрозрачное студенистое тело, висящее в воздухе, от которого во все стороны расходились, словно щупальца, трещины. Пространство внутри них было искажено: дома казались сжатыми, а один сарай был разорван пополам, его вторая половина нависала в неестественном ракурсе.

— Искажение пространства, — пояснил Локи. — Реальность здесь повреждена. В прошлом месяце здесь пропала целая семья. Их не просто не нашли. Через неделю соседи не могли вспомнить их имён, а через две — стёрся сам факт их существования.

— Нужно ввести карантин! — вырвалось у Гермионы.

— Невозможно, — ответил он с усталой убеждённостью. — Кто его будет обеспечивать? Людей со спектральным зрением, способных увидеть это, можно пересчитать по пальцам, и всё они работают в Отделе тайн. И даже если они возьмутся контролировать периметр… Аномалия непредсказуема: сегодня она здесь, а завтра — в пятистах метрах. И любого сотрудника может поглотить, не оставив о нём и следа.

_______

Остановка вторая: Заброшенная обсерватория, Шотландское нагорье.

Ветер выл в пустых глазницах разбитых окон, гуляя по круглому залу бывшей обсерватории. Пыльные свитки и сломанные астролябии покрывали пол, словно пепел после пожара.

Посередине зала зияла воронка, диаметром в несколько метров, из которой сочился тусклый, мертвенный свет.

— Здесь пытались улучшить магию, — тихо сказал Локи.

Он провёл рукой по воздуху, и её зрение уловило остатки чудовищного заклинания — ритуала, который вскрыл реальность, как консервную банку.

— Сорок лет назад блестящие выпускники Хогвартса решили растянуть рамки магии. Они не знали, что ткань реальности не резиновая.

Гермиона смотрела на разрыв. Место, где пытались создать новый источник силы, а вместо этого пробили дыру в фундаменте мира. Отсюда, как яд, сочилась та же самая болезнь, что отравляла Тилфорд-Кросс.

_______

Остановка третья: Больница Св. Мунго. Детское отделение.

Они стояли у кровати спящего мальчика лет шести, щёки которого горели неестественным румянцем.

— Я показал тебе, как выглядят повреждения реальности в двух местах. Но эта энтропия происходит повсеместно, и её проявления разнообразны. Смотри — сказал Локи, указывая на пространство вокруг ребёнка.

От тела мальчика, словно испарения, исходили тонкие, рыжеватые нити, пульсировавшие тем же ритмом, что и разрывы реальности на Тилфорд-Кросс и в заброшенной обсерватории. Они были красивыми и смертоносными, впиваясь в него, медленно отравляя изнутри.

— Его тело пытается адаптироваться к яду, который не может ни понять, ни переработать. Это магическая интоксикация. Своеобразная радиация исходящая от разломов. Он — живой барометр катастрофы. И он не единственный.

Гермиона смотрела на разгорячённое личико, на веки, под которыми бегали глаза, видящие кошмары. Она обернулась к Локи, и её голос дрогнул, но взгляд был твёрдым:

— Ты можешь это остановить?

Он встретил её взгляд, и в его зелёных глазах не было ни насмешки, ни торжества. Лишь холодная уверенность.

— Да. С твоей помощью. Но сначала тебе нужно завершить подготовку.

_______

Они вернулись в её квартиру. Давящая тишина Тилфорд-Кросса и больничный запах Св. Мунго всё ещё витали в сознании. Гермиона стояла, прислонившись к стене, пытаясь перевести дыхание. Картина болезни вселенной была ужасающей.

— Зачем ты этим занимаешься? — наконец вырвалось у неё. — Какое тебе дело до этого? Легенды гласят, что магию людям принёс именно ты. Это ведь твоё творение вышло из-под контроля? Ты создал проблему — и теперь хочешь, чтобы я помогла её исправить?

Она всё ещё не могла разглядеть его сквозь ослепительное сияние, но внезапно в его интонациях ей послышались нотки, напоминающие виноватого школьника, пытающегося перевести стрелки:

— Я дал людям искру! Веками она исправно служила: согревала, лечила, помогала. Но даже самая совершенная система со временем может дать сбой. Произошло замыкание — и начался пожар. Мы будем выяснять, кто неправильно подключил проводку, или тушить огонь, пока всё не сгорело к чертям?

Признавать ошибки определённо не входило в число его достоинств. Гермиона задумалась: что-то зудело на краю сознания, что-то не сходилось.

— Зачем ты вообще показал мне это? — спросила она, пристально всматриваясь в его размытые черты. — Раньше ты не церемонился — просто принуждал к сотрудничеству угрозами.

Голос прозвучал чуть ближе, будто он сделал шаг вперёд:

— Зная истинные масштабы происходящего, ты приложишь больше усердия, не так ли?

Гермиона кивнула, всё ещё не убежденная. Опять этот его снисходительный тон. Ее не оставляло ощущение, что он либо лгал, либо говорил полуправду:

— Ты что-то умалчиваешь, — твёрдо заявила она. — Это не вся информация.

— Пока что ты получила столько, сколько твой мозг в состоянии переварить, — раздался спокойный ответ.

— Да что ты? — вскинулась Гермиона, — И всё-таки дай ему шанс!

— Не сегодня, — прозвучало почти ласково, и сияющая дымка, окутывающая его фигуру, на мгновение запульсировала, будто отражая скрытую улыбку. — Давай сохраним интригу для нашего следующего путешествия.

С этими словами он растворился, но не исчез бесследно. Казалось, сама комната впитала его присутствие, наполненная мерцающей пылью его сущности. Частички света, словно живые семена, медленно опускались вокруг, приживаясь в реальности ее мира. Гермиона чувствовала, как что-то новое и необратимое пускает корни в ее жизни.

Сиднейское солнце обжигало глаза, привыкшие к мягкому, рассеянному свету Англии. Гермиона замерла на каменной дорожке, ведущей к аккуратному дому с тёмно-синей крышей. Пышные кусты гортензии обрамляли крыльцо, создавая картину идиллического, ухоженного покоя.

Один щелчок, поворот на месте — и она могла бы избежать этих неловких минут на пороге, оказавшись внутри за мгновение. Но трансгрессировать в дом, который, при всём её желании, так и не стал «её домом», казалось кощунственным вторжением.

_______

5 лет назад:

Сразу после войны она примчалась в Австралию, но не могла заставить себя сделать последний шаг и позвонить в дверь. Собрав волю в кулак, она всё же подняла руку и нажала на кнопку звонка. Где-то внутри зазвенело, возвещая о её вторжении в жизнь, которую она так тщательно для них выстроила и из которой исключила себя саму.

На пороге показалось лицо матери: загорелое, умиротворённое, с новыми морщинками у глаз. В нём не было ни капли узнавания, лишь вежливый интерес незнакомки.

— Здравствуйте? — сказала женщина, и её голос, такой родной, заставил сердце Гермионы сжаться.

— Здравствуйте. Меня зовут Гермиона Грейнджер. — ответила Гермиона, запинаясь на каждом слове.

Она сделала паузу, ожидая, что имя вызовет хоть какую-то искру. Но в глазах матери ничего не дрогнуло.

— Чем могу вам помочь, мисс Грейнджер?

И тогда Гермиона произнесла заранее отрепетированную фразу. Самую сложную фразу в своей жизни:

— Я знаю, что это прозвучит невероятно, но я прошу у вас всего пятнадцать минут. Я — та самая причина, по которой вы живёте здесь, в Австралии. И я могу это доказать.

Она не стала говорить «я ваша дочь». Это было бы слишком и вызвало бы отторжение. Вместо этого она апеллировала к самому большому, хоть и смутному, пробелу в их жизни — к необъяснимому переезду.

Женщина нахмурилась, её взгляд скользнул за спину Гермионы, будто искал подтверждения, что это не розыгрыш.

— Майк! — позвала она, не отводя от Гермионы глаз.

Диана и Майк Венделл — так теперь звали её родителей.

Через мгновение в дверном проёме появился отец. Он положил руку на плечо жены:

— В чём дело, дорогая? Кто это?

— Эта молодая леди утверждает, что знает, почему мы переехали в Австралию.

Гермиона увидела недоверие в его глазах. Она медленно, не делая резких движений, достала свою волшебную палочку:

— Я понимаю, что это выглядит странно. Но то, что я покажу, не причинит вам вреда. Это просто доказательство.

Она взмахнула палочкой, направив её на увядающую ветку в вазе на подоконнике. Сморщенные бутоны на глазах налились жизнью, раскрываясь в нежные белые цветы. Но чудо на этом не закончилось — лепестки потемнели, свернулись и осыпались прахом, чтобы уступить место новым, глубокого синего оттенка.

Майк и Диана застыли, глядя на вазу, а затем на палочку в её руке. Их лица выражали шок от столкновения с чем-то, что ломало их картину мира.

— Это... фокус? — неуверенно произнес Майк.

— Нет, — тихо ответила Гермиона, опуская палочку. — Это часть вашей собственной истории. Часть, которую я у вас украла, чтобы спасти вам жизнь. И теперь я хочу её вернуть. Пожалуйста. Позвольте мне войти и всё объяснить.

_______

Когда последние золотистые искры ритуала восстановления памяти погасли, наступила оглушительная тишина. Гермиона смотрела на родителей, пытаясь уловить в их глазах признаки пробуждения.

Заклинание сработало. Лицо отца исказила лавина обрушившихся воспоминаний:

— Гермиона... — прошептал он. — Поверить не могу. Что? Что? Что ты наделала?

Мать с тихим всхлипом бросилась к ней и сжала её в объятиях.

Когда Гермиона, запинаясь и смахивая слёзы, рассказала им всё — о Волан-де-Морте, о крестражах, о войне — мать застыла в ошарашенном молчании, а отец, казалось, весь кипел от негодования.

— Мне ужасно жаль! Вы можете простить меня? Папа, скажи что-нибудь!

— Это просто... Меня как будто растоптали, — выдавил он, отворачиваясь.

— Что? Папа, почему?

— Ты стерла наши жизни! Ты даже не представляешь себе, да? — в его голосе звучали истерические нотки.

— Джон... — неуверенно начала мать, уже используя его настоящее имя. — Главное, что всё кончилось и все живы.

Он прервал её резким взмахом руки:

— Не надо меня умиротворять, Алисия!

— Почему ты не спросила нас? — мать смотрела на неё, не в силах сдержать навернувшиеся слёзы.

— Вы бы не отпустили меня, и тогда… Понимаете, мне было абсолютно необходимо помочь Гарри. А... если бы вы не отпустили меня... всё равно был шанс, что нас всех нашли бы Пожиратели смерти и использовали, чтобы добраться до Гарри…

— Ты стерла нам память и оставила в неведении о том, что где-то рыщут убийцы? Хороша забота! — снова взорвался отец.

Его голос сорвался, и ему потребовалась секунда, чтобы снова обрести дар речи. Слова потекли медленнее, но с тяжелой, неоспоримой убежденностью:

— Ты одна приняла решение за всех нас. Перечислить тебе, сколько существует вариантов того, что могло пойти не так? Ручаюсь, это не самое простое заклинание, и в случае ошибки ты могла выжечь нам мозги, не так ли? Но это ладно! Тебя могли убить на этой чёртовой войне! И хоть я чертовски зол, ты моя дочь, и мне не насрать!

По щекам матери текли слёзы. Отец и не думал униматься:

— А наши родственники? Наши друзья? Они что, думают, что мы всей семьёй исчезли? Ты о них подумала?

Он был прав. Вся её логика, всё её пресловутое блестящее мышление разбивались о простой факт: она — ребёнок — взяла на себя право решать за двух взрослых людей. И это решение, продиктованное паникой, теперь казалось чудовищным.

_______

Отношения с родителями так и не вернулись к прежней легкости. Она наносила им традиционные визиты на Рождество и дни рождения, иногда задерживаясь на несколько дней.

Отец больше не изливал свой гнев, но между ними отсутствовала та близость, что была в детстве, когда они часами играли в «Эрудит», оспаривая друг у друга право на редкое слово, или когда он, корча смешные рожицы, пытался отвлечь ее от сложной задачи по математике. Теперь он лишь отстранённо расспрашивал её о работе, будто больше не доверял ей права перейти на тот личный уровень, где говорят о сокровенном и смеются до слёз.

Мама проявляла заботу, но она казалась машинальной: «Дорогая, я положила тебе одеяло, по ночам бывает прохладно», «Дорогая, я испекла твой любимый пирог». Словно исполняла роль матери, но не вовлекалась эмоционально.

Они старались — это было видно. Они выполняли всё, что было положено. Но та семья, где можно было до хрипоты спорить над кроссвордом и потом хохотать над нелепой ошибкой, или где они, готовя ужин, пританцовывали под любимую мамину песню, — та семья осталась в прошлом.

_______

Сейчас

И вот она снова стоит у дверей родителей под палящим австралийским солнцем. Они так и не вернулись в пасмурный Лондон — здешний климат, работа и сложившийся круг общения оказались сильнее ностальгии.

Гермиона сделала глубокий вдох и, не дав себе времени на сомнения, нажала кнопку звонка.

Дверь открылась, и на пороге появилась мать с корзинкой для белья в руках. На её лице расплылась привычная вежливая улыбка:

— Проходи, дорогая! Я собиралась развесить бельё во дворе… Отец в саду, читает.

Визит протекал по знакомому, отработанному сценарию. Отец отложил книгу, чтобы поприветствовать её сдержанным тоном, каким он мог бы общаться с коллегой на работе. За обедом они обменялись новостями, тщательно избегая всего, что могло бы вызвать хоть тень былого накала страстей.

— Мне нужно найти одну из своих старых книг, — соврала Гермиона, почувствовав, что от этой вымученной вежливости вот-вот сдадут нервы. — Я поищу в кабинете.

— Конечно, дорогая, — кивнула мать. — Только, пожалуйста, не устраивай там беспорядка.

Кабинет отца был не таким большим, как их старая просторная библиотека в Англии. Но здесь пахло так же, как тогда — чернилами, бумагой и его одеколоном. Гермиона медленно провела пальцами по корешкам книг на полке, словно надеясь найти среди них что-то знакомое, что напомнило бы ей о том общем мире, который когда-то принадлежал им всем.

И вдруг её взгляд упал на кожаный альбом, явно дорогой и новый. Сердце её учащённо забилось, когда она открыла его.

Вместо её детских фотографий или снимков с их совместных поездок в Париж, со страниц альбома на неё смотрели два улыбающихся человека. Майк и Диана в походе, с рюкзаками за спинами, на фоне гор, которых Гермиона не узнавала. Вот они на вечеринке с людьми, которых она никогда не видела, вот они загорают на пляже, вот пьют вино на террасе какого-то ресторана.

Гермиона застыла, вжавшись в спинку кресла, с альбомом на коленях. Со стороны кухни доносился ровный гул воды и отрывочные фразы — мать разговаривала по телефону:

— Да, Джилл, дочь приехала... Нет, всё хорошо, всё как обычно... Просто знаешь, это всегда... немного напряжённо. Да, я тоже надеюсь, что к вечеру всё наладится...

До Гермионы дошла горькая истина: она вернула родителям память, но не смогла вернуть себя — ту дочь, что когда-то была центром их вселенной. Та прежняя вселенная перестала существовать в миг, когда она направила на них палочку и произнесла: «Обливиэйт». А они построили новую: яркую, прочную, наполненную своими путешествиями, вечеринками и друзьями. И в этой новой, гармоничной вселенной для неё, Гермионы Грейнджер, нашлась лишь роль вежливо принимаемого гостя, чьё присутствие «всегда немного напряжённо».

_________

Когда день выдохся, уступая место сумеркам, она пришла на берег. Бродила вдоль кромки прибоя, пока над океаном не зажглись первые звёзды. Вода у её ног дышала медленно и глубоко, как спина огромного спящего зверя — древнего, равнодушного, не ведающего о её существовании.

Она замерла на стыке двух бездн. Перед ней — слепая, безразличная мощь океана. А за спиной — тишина аккуратного дома с начисто вымытыми окнами, где каждая вежливая улыбка была напоминанием о потерянной близости.

И в этой точке между бездной водной и бездной, разделявшей её с прошлым, она была одиноким маяком в покинутом море — светящимся впустую, никому не нужным предостережением.

Внутренний диалог, навязчивый и бессильный, вращался по кругу: «Может, купить им те билеты в Рим, о которых мама когда-то мечтала? Или… или приезжать реже, но оставаться подольше... или, может, наоборот...»

Воздух позади неё сгустился и зарядился знакомой энергией. Голос, вплетённый в прибой, коснулся её слуха:

— Прокладываешь маршрут к берегам, которых больше нет на карте?

Гермиона обернулась. За время, прошедшее с последней встречи с Локи, она научилась накладывать фильтры — и сквозь ослепительную рябь божественной магии теперь могла разглядеть его черты.

— Я ищу решение, — ответила она. — Всегда есть переменные, на которые можно повлиять.

— Одна из самых упорных иллюзий разума. Вера в то, что любую боль можно обратить вспять правильной формулой. Но некоторые раны не заживают — их придется носить в себе.

— И что тогда? Смириться с тем, что они стали чужими? — в её голосе впервые зазвучала беспомощность, обнажая боль, которую она пыталась скрыть.

— Перестать ждать, что река потечёт вспять, — его тон смягчился, стал наставительным. — Ты смотришь на них и видишь лишь то, что потеряла. Попробуй разглядеть то, что осталось.

Он выдержал паузу, давая ей впитать сказанное.

— Ты пришел, чтобы раздавать бесплатные психотерапевтические советы? — язвительно осведомилась Гермиона.

Его лицо оставалось невозмутимым, но в глазах заплясали насмешливые чертики:

— Вообще-то нет. Я планировал кое-что более практическое, но твой разум сейчас похож на запертую комнату, где все вычислительные мощности уходят на воспроизведение одного и того же болезненного сценария. Жалкое зрелище — наблюдать, как блестящий интеллект вязнет в трясине самобичевания.

— Я не собираюсь просто так отказываться от них! — вырвалось у неё с внезапной страстью. — Я помню, какими они должны были быть! И обязана вернуть нам это.

— Взросление, — тихо, но неумолимо парировал Локи, — начинается тогда, когда ты перестаешь перекраивать людей под выкройки своих фантазий. Тебе пора отпустить эту... сказку о счастливой семье.

Гермиона встретилась с ним взглядом:

— Странно слышать это от тебя. Ты последний, кого я заподозрила бы в способности что-либо отпускать.

На его лице промелькнула едва заметная тень похожая на отблеск старой боли:

— Именно поэтому мои советы стоят того, чтобы их слушать, — он сделал шаг вперед. — Позволь я покажу тебе.

Его пальцы мягко коснулись ее висков, и в этот миг австралийский пляж дрогнул и рассыпался, словно мираж из песка.

Они парили в абсолютной тишине, где единственным звуком был призрачный стук её собственного сердца. Гермиона ахнула, потеряв дар речи.

Под ними медленно вращалась Земля — Гермиона различала знакомые изгибы континентов, причудливые вихри облаков, ту самую тонкую, уязвимую плёнку атмосферы, защищавшую всё, что она называла домом. Зрелище было одновременно величественным и пугающим.

— Не волнуйся. Это всего лишь астральная проекция. Наши физические тела в полной безопасности, — прозвучал у неё в голове его голос. — Дыши.

Он указал рукой в направлении, где знакомые созвездия растворялись в чуждом свечении иных галактик:

— Нам туда.

Пространство сжалось и ринулось навстречу. Солнце пронеслось ослепительной вспышкой и исчезло. Звёзды растянулись в сверкающие штрихи. Они неслись с немыслимой скоростью, и Гермионе казалось, что она чувствует шепот пролетающих мимо галактик, свист мироздания на изломах реальности.

Они мчались сквозь безвременье, где понятия «здесь» и «там» теряли всякий смысл, и когда казалось, что сама вечность осталась позади, впереди начало разгораться сияние.

Сначала — туманное свечение на краю вселенной, едва отличимое от мерцания далёких галактик. Затем оно обрело форму и плотность, превратившись в сияющий архипелаг, парящий в пустоте: целый мир, сотканный не из камня, а из застывшего света, легенд и воли богов. Золотые шпили пронзали космическую тьму, а мосты из застывшего сияния соединяли острова-дворцы, словно нити гигантской паутины.

— Это Асгард, — мысль Локи прозвучала в её сознании, наполненная тысячелетней тоской. — Дом. Я хотел бы вернуться. Но путь мне заказан. Навечно. После... нескольких моих неудачных решений.

Они замерли перед этим великолепием — двое призраков у врат потерянного рая.

— В юности, — продолжил он, — я строил грандиозные планы: хитроумные комбинации, как вернуться туда героем, триумфатором... Всё это была тщета. Самые сложные планы — это часто просто способ не смотреть в лицо простой истине: некоторые двери закрываются навсегда. И стучаться в них — лишь унижать себя.

Зрение Гермионы, настроенное на восприятие самой ткани мироздания, видело не просто город, а сложнейшую матрицу из энергии и света. Она испытывала головокружение от открывшейся бездны знаний. Её собственная история и потери вдруг показались мелкими и незначительными.

— Магия... — анализировала она. — Это не палочки и заклинания. Это архитектура реальности. Какие аксиомы лежат в основе этой конструкции? Это стабильная петля реальности или постоянно поддерживаемый процесс?

Но когда её взгляд скользнул с сияющих шпилей на профиль Локи, жажда знания сменилась другим чувством. Он смотрел на Асгард с тоской вечного стража, обречённого бродить у ворот своего дома. И тогда её учёный интерес показался кощунственным — по крайней мере, её одиночество не было измерено веками. Жалость, острая и опасная, кольнула её под сердце. Жалеть такое существо казалось безумием, но именно это чувство вытеснило всё — даже страх.

— Спасибо, — тихо сказала она, и в этом слове было не только восхищение, но и новое понимание. — За эту... перспективу.

В следующий миг они уже стояли на тёплом песке, под гипнотический шум прибоя. Но привычный ритм волн уже не мог её успокоить — всё внутри нее сбилось с такта.

После каждой встречи с ним приходилось пресобирать свою картину мира заново. Он являлся громом среди ясного неба: то устроит кровавую баню в Малфой-менор, то предаст их Пожирателям, то возникнет на балу и пригласит на танец. Потом были эти путешествия к «разрывам» реальности, а теперь... теперь он вдруг решил посвятить её в свою тысячелетнюю тоску, показав самое сокровенное — свой утраченный дом.

Внезапно она осознала, что он всё ещё здесь. Стоит настолько близко, что она чувствовала его энергетическое поле — назойливое и ощутимое, как статическое электричество, — и смотрит на неё с тихим, изучающим вниманием.

— Разве сейчас не та часть, когда ты растворяешься в воздухе, бросив напоследок что-нибудь двусмысленное? — сказала она, пытаясь разрядить обстановку.

Его взгляд скользнул по дрогнувшим уголкам её губ, и он улыбнулся, словно находя её смущение забавным. А в глубине глаз вспыхнули опасные искорки, которые предвещали бурю.

— Ты прячешься за сарказмом, — произнес он почти беззвучно, и слова будто коснулись ее кожи. — Потому что не знаешь, что делать с этим повисшим между нами напряжением.

Его пальцы скользнули по её запястью — легкое, почти невесомое прикосновение, от которого кровь ударила в виски.

— Признайся, тебе интересно, что будет, если я на этот раз останусь?

И в этот самый миг, когда в груди перехватило дыхание, а мир сузился до пространства между ними, оглушительно зазвонил её телефон.

Она вздрогнула, словно очнувшись от транса, и судорожно выхватила его:

— Привет, — прозвучал в трубке знакомый и заземлённый голос Гарри. — Как ты?

— Всё... в порядке, — выдавила она, слишком бодро.

Выяснилось, что Джинни послала ей сову, но упрямая птица отказалась лететь через океан.

— Да, — подтвердила она, — я у родителей на выходные.

— Ага, отлично. Так вот, Джинни хотела узнать, не хочешь ли ты выбраться с ней куда-нибудь на кофе на этой неделе, когда вернёшься? — продолжал Гарри.

Гермиона подняла глаза. На том месте, где только что стоял Локи, осталось лишь золотисто-зеленое сияние — призрачный отпечаток, будто стертый рисунок, проступающий сквозь бумагу.

— Да, я... — она заставила голос звучать ровно. — Передай Джинни, что смогу. Договоримся.

Она опустила телефон, не в силах вспомнить ни слова из сказанного. Сияние растаяло, не оставив и следа. Теперь ночная пустота зияла на том месте, плотная и немая.

И лишь тогда до нее дошло. В тот миг, когда он исчез, в ней вспыхнуло не облегчение, а нечто совсем иное — укол досады. Той самой, что остаётся, когда книга обрывается на интересном месте.

— Ну вот, — в смятении подумала она. — Приплыли.

Гермиона сидела в углу «Зачарованного латте» — уютного кафе в Косом переулке, где витрины ломились от пирожных с мерцающей глазурью, а с потолка свисали живые гирлянды из светлячков. Она прижимала ладони к теплой керамической кружке, пока Джинни с энтузиазмом размешивала в своем капучино три куска сахара.

— А потом Тедди, представляешь, попытался превратить сову в морскую свинку! — взахлеб рассказывала Джинни. — Получилось нечто пушистое с крыльями, бегало по кухне и улюлюкало.

Гермиона улыбнулась. После Австралии мысли текли в более оптимистичном направлении. Да, родители... что ж, дверь в их прежнюю жизнь оказалась заперта. Но они были живы, здоровы. Счастливы в своей новой, независимой от неё жизни. Это была рана, но не смертельная.

Она украдкой взглянула на Джинни. Эта их встреча, как и плед, связанный миссис Уизли, или внезапные звонки Гарри, была явственным напоминанием: «Мы здесь. Мы помним. Ты не одна». Гермионе было тепло и немного стыдно за свои последние мрачные мысли.

И была ещё одна мысль, которой она тоже немного стыдилась, — мысль о Локи. После той встречи на австралийском пляже, после того как он показал ей сияние Асгарда, его присутствие в её жизни перестало казаться чем-то исключительно угнетающим. Напротив — впервые за долгое время ее ум трепетал от вызова. Они должны были разгадать загадку мироздания, найти лекарство для больной реальности. И мысль работать рядом с ним — с существом, чей интеллект был столь же бездонен, сколь и опасен — вызывала не страх, а странное, щекочущее нервы волнение. Кстати, об этом…

— Джин, чисто гипотетически… Что бы ты сказала, если бы некто вёл себя с тобой так: то отстраненно и язвительно, а то… демонстрировал бы явный, даже навязчивый романтический интерес?

Джинни замерла с вилкой на полпути ко рту. Её глаза расширились, уставившись на Гермиону:

— О нет! — воскликнула она, с грохотом опуская вилку. — Только не говори, что ты связалась с ним!

Гермиона нахмурилась, искренне озадаченная:

— С кем?

— С Малфоем! Боже, Гермиона! — Джинни понизила голос до драматического шёпота. — Я так и знала, что он в конце концов тебя проймёт!

— Что? — Гермиона подавилась глотком кофе. Кашель вырвался грубым и неожиданным. — Почему?

— Ну, он на тебя всё время пялился в школе! А эти ваши бесконечные словесные дуэли… Луна ещё говорила, что видела, как вы бегали целоваться за старые оранжереи после очередной перепалки.

— Что-о? — Гермиона уставилась на подругу, чувствуя, как реальность на мгновение сдвигается с оси. — Нет! Это… Мы не бегали с ним целоваться! Никогда!

— Правда? — Джинни выглядела удивлённой, даже слегка разочарованной.

— Конечно, правда! Господи, Джинни! Это же Малфой. Луна… — Гермиона вздохнула, смирившись с причудами их общей подруги. — Как всегда, увидела то, что хотела увидеть.

— Ну, слава Мерлину! — Джинни откинулась на спинку стула. — А то я уж подумала…

— И потом… Как вы это вообще представляли? — Гермиона откашлялась, приняв надменное выражение лица, её голос стал низким и пренебрежительным. — «Грязнокровка, меня тошнит от одного твоего вида. Пойдем скорее целоваться, пока меня не вырвало!»

Джинни зашлась заливистым смехом:

— Ну да! — выдохнула она. — Что-то в этом роде! Как в одной из тех мелодрам, что обожает моя мама, где герой сначала плюёт героине в душу, а потом признаётся в любви на фоне грозы!

Гермиона тоже смеялась, чувствуя, как лёгкость, настоящая и редкая, разливается по всему телу.

Джинни вытерла слезинку с ресниц и прищурилась, изучая Гермиону с внезапным возобновившимся интересом:

— А о ком тогда речь, если не о Малфое?

Щёки Гермионы вспыхнули, словно она случайно выпила зелье свечения. Она сделала вид, что поправляет салфетку.

— Да так… — промямлила она. — Просто гипотетически. Любопытно твоё мнение.

— Гипотетически, — взгляд Джинни стал пронзительным, почти как у миссис Уизли, вынюхивающей скрытую правду. — Погоди… Блин! Неужели это твой… инопланетный бог?

Гермиона ничего не ответила, что было красноречивее любого подтверждения.

— Чёрт, Гермиона! Возможно, это даже хуже, чем Малфой. — на лице Джинни появилось озабоченное выражение. — И что, говоришь, он то отталкивает, то, наоборот, клеится?

— Он… ведёт себя непоследовательно. То холодно, порой даже враждебно… — Она замолчала, вспомнив, как он сдал их Пожирателям. — А то позволяет себе романтические намёки и всякие двусмысленности.

Джинни драматично закатила глаза:

— О, Боги! Да он просто отрабатывает на тебе старую как мир тактику, Гермиона! «Горячо-холодно». Классика!

— Что? — ученый ум Гермионы тут же насторожился, столкнувшись с неизвестным ей слоем реальности.

— Ну конечно! — Джинни сложила руки на столе, переходя в режим лектора. — Сначала он тебя унижает или игнорирует — «холодно». Ты чувствуешь себя недооценённой, злишься, но в глубине души хочешь заслужить его одобрение. А потом — бац! — «горячо»: внезапный интерес, намёк на близость, комплимент, замаскированный под колкость. И твой бедный мозг, сбитый с толку этой переменой, путается в показаниях. В кровь выбрасывается адреналин, ты начинаешь анализировать каждый его взгляд, каждое слово… И вот ты уже думаешь о нём постоянно, пытаясь разгадать загадку. А он тем временем спокойно сидит в своей паутине и ждёт, пока ты сама в неё попадёшься.

Гермиона слушала, и её первоначальное скептическое недоумение постепенно сменялось неприятным осознанием. Это звучало… до жути логично.

— Ты хочешь сказать, что всё это… рассчитано? — спросила она тихо.

— Не обязательно до мелочей, — пожала плечами Джинни. — Некоторые мужчины делают это инстинктивно, как павлины распускают хвост. А этот твой… — она снова с опаской произнесла, — …бог… Я уверена, он в этом ас. За тысячу лет, он, наверное, соблазнил целые королевства. Ты для него — новая интересная игрушка, которая к тому же нужна для его великих планов. И он убивает двух зайцев: и держит тебя на крючке, и развлекается

Слова Джинни придавали структуру и название тому смутному, тревожному ощущению, что копошилось на задворках её сознания с самой первой встречи с ним.

— Но… зачем так поступать? — спросила Гермиона, испытывая замешательство от столкновения с иррациональным. — Я хочу сказать, если ты задумал кого-то соблазнить, не разумнее ли быть приятным всё время… Зачем эти оскорбления и колкости? Какая в этом логика?

— Самая прямая, — безжалостно отрезала Джинни. — Сначала он ядовитыми шутками и пренебрежением разрушает твою самооценку. Когда ты начинаешь сомневаться в себе, он подбрасывает немного тепла — намёк на одобрение, мимолётную ласку. Достаточно, чтобы ты почувствовала облегчение и надежду. И вот ты уже не уверенная в себе волшебница, а зависимая от его настроений тень, вечно ждущая следующей порции внимания. Потому что управлять тенью — легко.

— Откуда ты всё это знаешь? — спросила Гермиона, впечатлённая и слегка огорошенная этой аналитической тирадой.

Джинни снова фыркнула, но на сей раз с оттенком легкого превосходства:

— Из журналов, — сказала она, как будто это объясняло всё на свете. Видя непонимающий взгляд Гермионы, она уточнила: — «Ведьмины Советы», «Оракул». Там каждый месяц печатают что-то вроде «Раскуси мужчину за пять заклинаний» или «Азбука соблазнения: от Акцио до Яда».

Гермиона не могла сдержать скептическую улыбку. Её мнение о подобных изданиях было хорошо известно — они находились где-то на одном уровне с предсказаниями Трелони.

— И что же, — не удержалась она от лёгкой насмешки, — в этих просвещённых журналах сказано, что делать в таком случае? Поливать его противоядием? Или читать заклинание на проницательность?

— Конечно, сказано! — Джинни оживилась, явно чувствуя себя экспертом. — Первое и главное правило: не играть в его игру. Не позволять ему дёргать тебя за ниточки. Если он внезапно стал «холодным» — не беги за ним, не пытайся вернуть его внимание. Займись своей жизнью. Стань «горячей» для кого-то другого.

Она посмотрела на Гермиону с внезапной серьёзностью:

— Суть в том, чтобы вернуть себе контроль. Показать, что его качели тебя не раскачивают. Что ты — не экспериментальный кролик в его лаборатории. Либо он начинает вести себя как нормальный, заинтересованный человек, либо… — Джинни сделала выразительную паузу, — …либо он тебе не нужен.

— А что будет, если я не смогу… не играть в его игру? — спросила Гермиона, и её голос прозвучал приглушённо, выдавая всю глубину её смятения.

Снисходительная улыбка Джинни растаяла, уступив место тревоге. Она отодвинула свою чашку и наклонилась через стол, понизив голос:

— Тогда твоя эмоциональная жизнь превратится в ломбард, Гермиона, — сказала она без прикрас. — Ты будешь закладывать кусочки себя — свою уверенность, свои принципы, своё время — в обмен на крошечные порции его внимания. И каждая из этих порций будет казаться бесценной, потому что ты будешь помнить, как сильно ты за неё заплатила.

Она посмотрела на подругу прямым, честным взглядом:

— Ты будешь ходить по кругу: обида -> оправдание -> надежда -> мимолётная близость -> снова обида. С каждым витком ты будешь уставать всё сильнее, но слезть с этой карусели будет всё сложнее. Потому что как иначе оправдать все те ресурсы души, что ты в это вложила?

Джинни наклонилась ещё ближе, её шёпот стал интенсивным:

— Ты перестанешь доверять собственным чувствам. Начнёшь сомневаться: «А может, это я всё неправильно поняла? А может, я слишком требовательна?» Твои собственные границы станут размытыми, как берег во время прилива. И однажды ты оглянешься и поймёшь, что от твоего внутреннего компаса остались одни осколки. А он... он даже не заметит потери.

Гермиона слушала, и её лицо постепенно застывало. В глазах, ещё недавно полных смущения и любопытства, вспыхнул знакомый огонь — холодный, аналитический, гневный.

— Это… — она отставила чашку с таким звоном, что Джинни вздрогнула. — Это отвратительно. Мужчины правда ведут себя так? Осознанно? Как… как тёмные волшебники, накладывающие постепенное проклятие на разум?

Джинни грустно улыбнулась:

— Не все. Но те, кто это делают… да. Чаще всего — совершенно осознанно.

— Тогда это надо запретить! — голос Гермионы приобрёл металлический оттенок. — На законодательном уровне. Внести в Устав Благопристойного Волшебного Поведения. Классифицировать как форму ментального насилия. «Умышленное создание эмоциональной зависимости путём цикличного применения позитивного и негативного подкрепления». Мы можем это сформулировать!

Джинни смотрела на неё с бесконечной нежностью и лёгкой жалостью.

— Гермиона, — мягко прервала она её. — Ты не сможешь запретить законом то, что происходит в полутонах, в намёках, в «нечаянных» обидах и «случайных» знаках внимания. Как ты докажешь это в суде? Судья скажет: «А может, мисс Грейнджер, вам просто показалось? Может, вы слишком чувствительны?»

Гермиона замолчала, сжав кулаки. Её законодательный пыл столкнулся с суровой правдой человеческой природы. Она смотрела в свою пустую чашку, усиленно размышляя.

— Ладно, — сказала она, решительно. — Мне нужны твои журналы.

— Серьёзно? — Джинни удивленно подняла брови.

— Ага. Если это игра по правилам, то нужно эти правила изучить.

________

Он понимает тебя как никто? Стоп, дорогая ведьма!

Дорогая читательница, ты встретила его — того, кто видит тебя насквозь. Его слова ложатся прямо в душу, его советы поражают мудростью. Он слушает, кивает, и ты думаешь: «Наконец-то! Тот, кто по-настоящему меня понимает».

СТОП!

Прерви свое волшебное опьянение и задай вопрос: а что, если это не эмпатия, а всего лишь… игра?

Высокофункциональный психопат (или существо с похожей структурой психики) часто блестяще читает людей. Это не чувство — это навык. Он изучает твои реакции, запоминает, что вызывает у тебя доверие и благодарность, и мастерски выдает нужные реакции. Он понимает твою боль интеллектуально, как сложную головоломку. Но у него нет внутреннего ответного резонанса — созвучия. Нет настоящего сочувствия.

Зачем он это делает? Потому что так легче управлять. Потому что, создав иллюзию глубинной связи, он заставляет тебя поверить, что только он один и видит твою истинную суть. «Никто не поймет тебя так, как я», — звучит ведь? А на деле это ловушка, которая делает тебя зависимой от его «понимания», которого на самом деле нет.

Гермиона оторвалась от журнала, и страница поплыла перед глазами.

«…выдает нужные реакции…»

Вспомнился низкий, спокойный голос Локи, дававший ей удивительно мудрый совет, как структурировать сознание после кошмарных событий в Малой-Меноре. Не просто «успокойся», он провел её через конкретную ментальную технику. Она тогда подумала — он видит самую суть её страха.

«…создав иллюзию глубинной связи…»

А потом тот разговор о родителях. Она, призналась ему, как ей важно их вернуть. И он сказал, что надо отпустить эту ситуацию или что-то типа того. И при этом стоял и делал комплименты её «блестящему интеллекту». Словно прочитал её тайное желание быть… значимой, замеченной хотя бы кем-то.

«Никто не поймет тебя так, как я…»

И сразу после этого — Асгард. Его боль, его тоска по дому. Он создал эту иллюзию разделённого опыта: «Мы оба потеряли свой дом, мы оба несём бремя, которого никто не видит». Он казался таким глубоким, таким чувствующим!

— Тьфу… — вырвалось у неё в тишине комнаты.

Она с силой швырнула журнал на стол. Он скользнул по поверхности и упал на пол с мягким шлепком.

Не эмпатия. Холодный, точный расчёт. Он изучал её, как сложный текст, и подбирал ключи. А она, величайшая умница своего поколения, повелась на описанную в дешёвом журнальчике уловку.

Рука Гермионы потянулась к следующему журналу. «Магия и ты» — гласила вычурная обложка. Она механически пролистала раздел «Волшебная кухня: три заклинания для идеального бисквита», прошла мимо гороскопа «Лунные ритмы и твоя судьба» и наткнулась на рубрику «Тайны сердца».

Заголовок: «Осторожно, ведьмочка! Игра с огнём в тёмной аллее»

Дорогая читательница, бывало ли так, что ваш ухажёр неожиданно втягивал вас в рискованную авантюру? Может, это была погоня на мётлах в грозу или «случайная» встреча с опасными существами?

Знайте: это не всегда спонтанность! Некоторые мужчины-маги сознательно используют технику «Опасная близость». Они создают ситуацию, где вы испытываете сильный страх и адреналин. Ваша психика может спутать острые ощущения от опасности с влечением к спутнику!

Вместо заботы — дрожь в коленках, вместо доверия — выброс волшебных гормонов. И вот вы уже думаете: «С ним так страшно... и так захватывающе!». А он лишь отрабатывает приём из арсенала опытного ловца сердец.

Слова будто жалили её пальцы.

«…сильный страх и адреналин… влечение к спутнику…»

Память отбросила её в ту ночь, когда Локи оскорблял её и в итоге серьезно подставил, назвав имя Волан-де-Морта. Она помнила, как сердце колотилось в груди, когда они должны были срываться и бежать за считанные секунды.

Ещё тогда ей показалось что причина, по которой он это сделал была высосана из пальца. Похоже, он просто использовал случайный повод, чтобы подвергнуть её опасности и спровоцировать выброс адреналина. Весь этот его гнев был напускной.

— Отрабатывает приём, — прошипела она, отшвыривая и этот журнал. — Ловец сердец.

Гермиона закрыла глаза, и мысленно перед ней снова возник австралийский пляж. Тёплый ветер, солёный воздух, и он, стоящий так близко, что между ними не оставалось места даже для света. Его взгляд, тяжёлый и тёмный, приковал её, а в воздухе повисло ощутимое напряжение. Что было бы, если бы звонок Гарри не разорвал этот момент?

Её разум услужливо нарисовал картину: его рука скользит по её запястью, он притягивает её ещё ближе. Она упирается ладонями в его грудь, пытаясь вернуть дистанцию. Но он не отступает. Наоборот, его руки крепче сомкнулись на её спине, а губы тронули её шею, заставив вздрогнуть. И тогда... тогда в этом мысленном сценарии её собственное тело предало её. Руки, которые только что пытались оттолкнуть, сами собой взметнулись вверх, вцепились в его чёрные волосы, притягивая его губы к своим.

— Нет! Я не буду этого делать! — почти выкрикнула она, вскакивая из-за стола, словно пытаясь физически стряхнуть с себя наваждение.

— Первое, что надо сделать, — это перестать углубляться в эти фантазии, — твёрдо решила она, глядя на своё отражение в тёмном окне.

Это тоже, наверняка, была часть схемы — заставить её додумывать, фантазировать, вкладывать в их «отношения» эмоции, которых на самом деле не было. Каждая такая мысленная сцена была кирпичиком в стене её зависимости. Он, вероятно, на это и рассчитывал — что её собственное воображение, её потребность в страсти и понимании, довершит его работу.

Она глубоко вдохнула и выдохнула, собирая волю в кулак. Нет больше места иллюзиям. С этого момента она будет иметь дело только с фактами.

Гермиона вернулась к столу и перевернула журнал, разыскивая подпись под статьёй. «Марша Макдугалл». Если её подозрения верны, и она действительно попала в оборот к нарциссу-психопату, то в какой-то момент ей может понадобиться эксперт. И хотя мысль искать спасения в советах женщины, писавшей о том, как «разжечь котел любви без заклинаний и заговоров», казалась абсурдной, отчаянные времена требовали отчаянных мер.

Вооружившись свежим номером «Ведьминого совета» и чашкой капучино «с собой», Гермиона наслаждалась утренней прогулкой перед работой. В статье «10 ритуалов для твоего утра» настоятельно рекомендовалось выделять время на маленькие радости. И ей действительно нравилось это: ритмичный стук каблуков по брусчатке, прохладный воздух и запах кофе.

Она как раз дочитала абзац о «визуализации защитной ауры», как чья-то железная рука схватила ее за локоть.

Мир дернулся, споткнулся и кувыркнулся. Не успела она вдохнуть для крика, как её вышвырнуло в грязный переулок, которого не было на её маршруте. Горячий кофе обжёг руку и оставил тёмный, уродливый след на плаще.

Перед ней стоял Локи, и на его лице была непривычная для него напряжённая собранность.

— Какого чёрта? — возмутилась она, и голос прозвучал хрипло от перехваченного дыхания.

— Спасаю тебе жизнь, — ответил он, резко отпустив её локоть. — Не стоит благодарностей.

— Ещё бы! — её сердце бешено колотилось. — Полагаю, моя жизнь оказалась в опасности непосредственно из-за тебя?

Его оценивающий взгляд скользнул по её руке, по тёмному пятну на ткани и задержался на смятом журнале, который она инстинктивно прижимала к груди, как щит.

— «Ведьминый совет»? — он ухмыльнулся, и в его голосе появились знакомые ядовитые нотки. — Серьёзно? Я был лучшего мнения о твоём интеллекте.

Комментарий кольнул её. Но теперь она ясно видела суть уловки: обесценивание, призванное посеять неуверенность и вынудить к оправданиям. Раньше она бы смущённо пробормотала: «Я просто изучаю разные источники», или поспешно добавила: «Ну, тут тоже бывают здравые идеи», — и потом весь разговор невольно пыталась бы блеснуть эрудицией, доказывая, что она вовсе не так глупа и поверхностна, как он предполагает.

Вместо этого он расправила плечи и натянула холодную, почти учтивую улыбку, глядя ему прямо в глаза.

— Что ж, — произнесла она с подчёркнутой лёгкостью. — Значит, твоё мнение было ошибочным. Я имею полное право читать в своё свободное время всё, что доставляет мне удовольствие. Даже если это, — она демонстративно расправила мятую обложку, — кажется тебе недостойным.

Он смерил её презрительным взглядом и по внезапной напряженности его молчания Гермиона поняла — сейчас будет новый выпад.

— Любопытно. Все эти недели я пытался расширить твой разум, чтобы он вместил всю сложность реальности. А ты тем временем училась разгадывать куда более… примитивные головоломки. Надеюсь, твои бульварные пособия научили тебя не только парировать колкости, но и тому, как выжить, когда игра перестанет быть словесной.

Знакомый жар подкатил к горлу. Её пальцы сами сжались в кулаки — так и хотелось доказать, что он неправ. Нет, всё-таки знать теорию манипуляций по журналам и противостоять им в реальности, глядя в его насмешливые глаза, — это были две совершенно разные вещи.

— А я недостаточно стараюсь? — выпалила она, не сдержав ярость. — Я уделяю твоему... «проекту» все свои силы! Я живу в этом проклятом Отделе Тайн, я прохожу их изнурительные тренировки, я... А ты ведёшь себя так, будто я какая-то отстающая ученица, которую ты тащишь на себе!

Она замолчала, с ужасом осознав, что подарила ему именно ту реакцию, которую он хотел, — взрывную и оправдывающуюся.

— Я и забыл, какие вы, люди, ранимые, — отчеканил он, отмахиваясь от неё, как от надоедливой мухи. — Сейчас не время устраивать истерики. Как ты, наверное, уже догадалась, у нас большие неприятности.

Гермиона проглотила рвавшиеся наружу слова, чтобы не усугубить ситуацию. Почему-то он выигрывал этот раунд. Она решила, что проанализирует это позже, в тишине и одиночестве.

Бросив взгляд на улицу, она увидела, что у них действительно неприятности: тени на стенах ползли вниз, как расплавленный воск, а знакомый переулок начал расслаиваться, обнажая безжизненное, геометричное пространство под ним.

— Что за черт? — вырвалось у Гермионы, пока привычный мир растворялся в калейдоскопе искажённых линий и безжизненных геометрических плоскостей.

— Они переместили нас в Зеркальное измерение, — процедил Локи, его глаза метались, анализируя структуру ловушки. — Их магия… непривычная тебе.

— Их? — уточняюще спросила Гермиона.

Ответ пришел мгновенно. Из переплетения светящихся линий возникли три фигуры в оранжевых одеяниях. В их ладонях вспыхнули и с шипением закрутились энергетические хлысты. Пространство исказилось, пол накренился, а гравитация то исчезала, то прижимала к земле с удвоенной силой.

— Постарайся не упасть с чего-нибудь! — предупредил её Локи, отскакивая в сторону.

Стены домов — или то, что от них осталось — выдвигались и сжимались, как гармошки. Осколки мостовой зависали в воздухе, образуя причудливые арки, которые тут же рассыпались.

Локи парировал атаки противников, но его заклинания рассеивались, наталкиваясь на измененные законы реальности. Один из магов жестом развернул пространство вокруг него, и Локи на мгновение оказался в ловушке — его ноги увязли в ставшем жидким полу. Он высвободился, но Гермиона успела поймать на его лице мимолетную вспышку ярости.

Уворачиваясь от очередного обломка, выросшего прямо перед ней, она лихорадочно соображала: «Они не сильнее него, их магия — иная. Он атакует, как шахматист, стремясь к мату. Они же меняют саму доску под ногами. Это не дуэль, это саботаж. И он... он в ярости не от угрозы, а от неподчинения. Как ребенок, чью игру сломали».

И в её голове, поверх страха и адреналина, возникла неожиданная мысль: а что, если они — альтернатива? Он дал ей понять, что они хотят её смерти, но их гнев был направлен прежде всего на него. Сделать выбор сейчас, в пылу боя, было безумием. Но и оставаться с Локи, чьи истинные намерения были окутаны тьмой, казалось не менее опасной игрой.

Он отбросил магов взрывной волной, но те, откатившись по изогнутым плоскостям, уже восстанавливали стойку. Оказавшись рядом с ней, он схватил её за плечи:

— Ты видишь структуру? — спросил он резко, без обычной насмешливости. — Своим новым зрением! Видишь узлы, швы? Можешь сплести выход?

Гермиона сосредоточилась, отбросив панику. Её зрение, проникающее в ткань магии, увидело сложнейший узор. Зеркальное измерение было не пустотой, а походило на архитектурное сооружение, где силовые линии переплетались и скреплялись в точках-«узлах». И в одном месте, метрах в десяти, она увидела аномалию — место, где узлы были слабее, а линии тоньше, словно «шов» в этой искусственной реальности.

Но вместо ответа она задала свой вопрос, не отрывая взгляда от магов:

— Почему они охотятся за нами?

— Я кое-что у них одолжил, — прорычал он. — Для нашего «проекта». И теперь они хотят ему помешать.

«Одолжил, — едва не фыркнула она про себя. Она была уверена, что у него свой словарь, где «одолжить» значит «взять без спроса».

— Отойди от него, дитя! — раздался голос одного из магов.

— Верни Камень Времени, Локи! — прогремел другой. — Твои руки недостойны им владеть!

— Я вам уже объяснял! — Локи повернул голову к ним, но не отпускал Гермиону. — Получите свой камень, когда я с ним закончу! — Затем он снова рявкнул на неё: — Ты можешь открыть портал или нет?!

— Погоди, — она старалась быстро соображать и подбирать слова. — Ты говорил, что твой проект спасёт мир. И этот камень… он для этого нужен? Для спасения?

— Да, к чему ты клонишь? — в его глазах вспыхнуло настоящее нетерпение.

— Но тогда почему они против? Раз твои цели такие благородные…

— Потому что им плевать! Их база может в любой момент «переехать» в соседнюю вселенную, когда наша погибнет!

Это был интересный аргумент. Но как проверить, не ложь ли это?

— Ты можешь предать меня позже, если решишь, что я вру, — Он раздраженно закатил глаза. — Сейчас открой портал!

Она посмотрела на него, на этот «шов» в реальности, и задала вопрос, который, казалось, застал его врасплох:

— И в обмен на это ты прекратишь угрожать тем, кто мне дорог? Станешь говорить со мной уважительно?

Часть ее кричала внутри: «Безумие! Торговаться с ним сейчас?!» Но другая часть, аналитическая, настаивала: «Он нуждается в тебе. Ты не пешка, ты уникальный инструмент. А цену за использование инструмента всегда можно пересмотреть».

Его губы дрогнули в улыбке игрока, признающего сильный ход противника:

— Так и быть. Перемирие и профессиональное сотрудничество. Но если этот портал не откроется в следующие десять секунд, наши новые отношения закончатся, так и не успев начаться. Договорились?

Гермиона кивнула, и её сознание мягко вошло в резонанс с узорами силовых линий. Она не прорывала ткань реальности, а бережно раздвигала её, открывая мерцающий проход.

Локи схватил её за руку, и они шагнули в портал. Привычное сжатие телепортации обернулось не слепящим всполохом, а плавным погружением в поток мерцающих шестерёнок, медленно вращавшихся в вечной темноте.

Затем их выбросило на широкую, залитую неоновым светом улицу. Где-то вдали грохотало метро, пахло жареными каштанами и бензином.

— Где мы? — поинтересовалась Гермиона, всё ещё чувствуя вибрацию от пространственного перемещения.

— Спроси лучше — когда мы, — поправил Локи, его взгляд беспокойно скользил по крышам. — Десять лет в прошлом. Нас выследили слишком быстро. Но в прошлое они переместиться без камня не смогут.

— Кто они? — поинтересовалась она.

Локи не отводил взгляда от переулка, словно ожидая чего-то:

— Хранители. Смотрители. Назови как хочешь. Они защищают свою версию реальности от любых угроз. — На его губах появилась кривая улыбка. — Ирония в том, что именно их преследование заставило меня ускорить тот самый план, который они пытаются предотвратить. Именно поэтому мы здесь. Сюда сейчас должен появиться я из прошлого.

Он коснулся пальцем её ладони, и на коже проступил светящийся символ — две переплетённые змеи, кусающие друг друга за хвост.

— Нам нужно взять у него Камень Времени. Я не могу подойти сам — возникнет парадокс. Поэтому это сделаешь ты. Когда он появится, просто покажи этот знак и скажи: «Ледяной ветер вечного города готов к оттепели».

— Что? — мысленный хаос достиг пика. — Но у тебя уже есть Камень! Как мы могли переместиться иначе? И как можно забрать его у самого себя?

В воздухе в нескольких метрах от них замерцал зелёный свет. Локи мягко подтолкнул её вперёд.

— Некогда объяснять. Он ждёт этого момента.

Гермиона шагнула вперёд, символ на её ладони излучал лёгкое тепло. Воздух сгустился, и из зелёного марева возник он — такой же, как стоявший за её спиной.

Она подняла руку со светящимся знаком.

— Ледяной ветер вечного города готов к оттепели.

Его лицо озарила ухмылка:

— Отлично! Значит, мы приближаемся к цели.

Он снял с пальца кольцо с крупным камнем цвета морской волны, чья сердцевина пульсировала тихим светом, и положил его ей на ладонь. Затем растворился, оставив в воздухе лёгкое эхо смеха.

Из темноты вышел нынешний Локи. Гермиона протянула ему кольцо, но вместо того чтобы забрать его, он накрыл её руку своей, мягко сомкнув её пальцы вокруг металла.

Она осознала, что теперь была уже не просто свидетелем или помощником. Она стала его соучастницей. Он не просто использовал ее способности — он вплетал ее саму в ткань своих интриг, делая неотъемлемой частью своего плана.

— Нам нельзя возвращаться в настоящее, — голос Локи вернул ее к реальности. — Укроемся во времени…

— Что?

— Если мы вернемся, они смогут без проблем нас найти.

Сердце упало. Он снова меняет правила. Снова отнимает почву под ногами.

— И что ты предлагаешь? — спросила она, уже чувствуя подступающую панику.

— Остановимся где-то в прошлом, желательно до твоего рождения, чтобы избежать парадоксов. Ты продолжишь обучение.

— Подожди! — ее голос дрогнул. — Ты хочешь, чтобы я жила где-то в прошлом, без моих друзей, без всех, кого я знаю? И сколько, по-твоему, займет это обучение?

— Сложно сказать.

— Попробуй, предположи.

— Ты ещё не готова. При лучшем раскладе — год, может несколько лет.

Годы. Он говорит о годах так легко, будто предлагает перенести встречу на полчаса.

— Не готова к чему? Нет. Этого абсолютно точно не будет.

— А что прикажешь делать? — спросил он.

— Мы говорили про уважение… — начала она, все еще цепляясь за эту соломинку.

— Это не имеет никакого отношения к тому, хочу я быть уважительным или нет. Это необходимость. Обстоятельства нашего времени не в нашу пользу.

В горле встал ком. Необходимость. Как и необходимость стереть память родителям. Как необходимость сражаться в войне. Сколько еще «необходимостей» она должна принять?

— А я говорю тебе, что этого не будет. — Она выпрямилась, в голосе зазвучали стальные нотки, которые обычно появлялись перед опасной схваткой. — Ты не можешь вырвать меня из времени и выбросить где-то доживать мои дни в одиночестве, в чуждом мире, в прошлом.

— А что ты мне предлагаешь? — снова попытался отмахнуться он.

— Я не знаю. Найди другое решение. Предложи им что-то. Я абсолютно точно не пойду на это. Я…

Она вдруг сжала Камень Времени, который был все еще у нее в руке. Теплая пульсация камня казалась единственной реальной вещью в этом кошмаре.

А что, если?.. Нет, это безумие. Но разве то, что предлагает он, — не большее безумие?

— Я сейчас отсюда свалю, — заявила она, и сама удивилась собственной решимости. — Ручаюсь, что разберусь, как его использовать, чтобы вернуться приблизительно в свое время. Давай, прочитай мои мысли, и увидишь, что я это сделаю!

Минуту он сверлил её глазами.

— Хорошо, — наконец произнес он и в его глазах промелькнула тень смирения. — Оставайся здесь. Я попробую кое-что организовать.

Не дав ей ответить, он растворился в воздухе. Окружающие звуки обрушились на Гермиону с новой силой — отдаленный гул машин, чей-то смех из открытого окна, вой сирены где-то в соседнем квартале. Она стояла одна посреди незнакомой улицы в чужом времени с украденным артефактом в руке, и чувствовала себя последней дурой.

Сколько ждать? Пять минут? Час? Вечность? Она нервно провела пальцами по холодному металлу кольца. Будет очень глупо, если что-то пойдет не так и он не вернется. Будет еще глупее, если он вернется с «решением», которое окажется новой ловушкой.

Она сжала кольцо, и боль от впившихся в ладонь краев помогла собраться с мыслями. Под грузом страха и усталости рождалось новое чувство — она заставила его отступить.

И в этом хрупком моменте заключалась её первая реальная победа.

Кабинет Марши Макдугалл напоминал интерьер из модного журнала. Гермиона сидела на мягком диване цвета слоновой кости, наблюдая, как свет от панорамного окна играет на глянцевом мраморном полу.

В центре помещения стоял прозрачный стол, над которым парили несколько номеров «Ведьминого совета». Их страницы медленно перелистывались сами собой. Рядом мерцала стойка с образцами тканей — от классического шёлка до роскошной парчи.

Марша, хозяйка этого изысканного пространства, казалась его неотъемлемой частью. Платье на ней мягко переливалось от нежно-розового к сиреневому, а жемчужные серьги поблёскивали при каждом движении. Она спокойно потягивала чай, и её неторопливость составляла разительный контраст с взволнованным рассказом ее гостьи.

Когда Гермиона замолчала, Марша плавно поставила чашку и сказала:

— Хорошо. Давай разберём этот диалог. Ты ведь пришла за профессиональным взглядом, а не за утешением?

Гермиона кивнула, её поза выражала собранность и готовность к работе.

— Отлично. Начнём с твоего успеха. Фраза «Что ж, значит, твоё мнение было ошибочным» — идеальна. Ты отказалась от навязанной роли «оправдывающейся девочки» и чётко обозначила границы. Это высший пилотаж. Запомни это ощущение.

Она сделала пометку в блокноте точным движением:

— А теперь посмотрим, где он тебя зацепил. — Марша провела рукой по странице, — Вот здесь, он переходит от критики журнала к критике твоих усилий. Он бьёт точно в цель, понимаешь? Твой ответ «А я недостаточно стараюсь?» — это естественная реакция, когда задевают самое больное.

— Я позволила эмоциям взять верх, — констатировала Гермиона с досадой.

— Всего на мгновение! — ответила Марша. — Ровно на одну реплику. И он тут же использует твой справедливый гнев против тебя. Фраза «какие вы, люди, ранимые» — типичный прием абьюзера. Он выставляет твои обоснованные чувства иррациональной истерикой, а себя позиционирует как «зрелую сторону», которая «вынуждена это терпеть».

Откинувшись на спинку кресла, Марша уточнила:

— И что, ты считаешь, что проиграла этот раунд?

— Похоже на то, — мрачно ответила Гермиона.

— Ошибаешься! — воскликнула Марша. — Ты его проанализировала. Теперь ты знаешь его почерк. Он обесценивает, провоцирует, навешивает ярлыки и перекладывает ответственность. Твоя задача — не поддаваться на эти провокации.

— Какая тактика была бы оптимальной? Игнорировать?

— Иногда — да. Но в данном случае… Ты ошиблась не в том, что разозлилась, а в том, что позволила гневу заставить тебя защищаться и что-то ему доказывать. Помни, что твоя ценность не зависит от его оценки. Представь, что вместо взрыва ты сохранила бы то же холодное спокойствие, что и в начале. И ответила бы что-то вроде: «Мои методы обучения — это моё личное дело. Вернёмся к нашим «неприятностям»?». Ты перевела бы фокус обратно на суть проблемы, лишая его эмоциональной подпитки.

Гермиона задумалась, мысленно проигрывая альтернативные варианты диалога.

— Интересно... А зачем ему вообще потребовалась эта эскалация в такой момент?

Марша пожала плечами:

— Кто знает? Ты упоминала что-то о том, что наорала на него за пролитый кофе?

— Да, что-то в этом роде, — уклончиво ответила Гермиона.

Она, разумеется, не стала посвящать Маршу во все детали ситуации, ни в то, кем на самом деле был Локи, и в чём состояла природа их взаимоотношений.

— Ну вот, — развела руками Марша. — Может, решил отыграться за это. Но суть не в поводе, дорогая. Такие мужчины всегда найдут причину для придирок. Вопрос не в том, что ты сделала не так в этот раз, а в том, что ты вообще делаешь рядом с этим человеком.

По затянувшемуся молчанию Гермиона поняла, что Марша ждёт от неё ответа.

— Я не могу его оставить, — наконец, выдавила она. — Последствия будут катастрофическими.

— Он угрожает тебе? — встревожилась Марша. — Есть организации, которые помогают ведьмам в таких ситуациях...

— Не совсем так, — поспешно перебила Гермиона. — Ситуация сложнее. Я не могу просто уйти.

— Хочешь сказать, он связал тебя каким-то ритуалом? — Марша понизила голос. — Это тоже поправимо. Ко мне обращалась ведьма, чей муж вплёл в её волосы чары верности. Но мы подали на него заявление в Отдел магического правопорядка...

Гермиона слушала, и в душе шевельнулось горькое чувство — смесь грусти и зависти. Как просто в других случаях: «уйти», «подать заявление». А если от твоего выбора зависит судьба мира?

Марша, уловив её настроение, замолчала. Отложив перо, она внимательно посмотрела на Гермиону:

— Знаешь, большинство женщин надеются услышать «оставайся». А когда я говорю «уходи», они злятся или плачут. А ты... просто молчишь. Словно знаешь нечто, недоступное мне.

Гермиона сжала пальцы, ощущая тяжесть этой правды.

— Я не могу его оставить, — повторила она, подбирая слова. — Не из-за чувств. Есть обязательства, нарушив которые, я спровоцирую нечто более страшное, чем разбитое сердце.

Марша долго смотрела на неё, затем медленно кивнула.

— Признаюсь тебе, я не открывала никаких великих истин. Всё, о чём я пишу, — это переработанные идеи из маггловские книжек. Моя заслуга лишь в переводе их терминов на наш язык.

Подойдя к изящному резному шкафу из светлого дерева, Марша достала стопку книг. Она протянула их Гермионе.

Гермиона взяла книги, чувствуя их незнакомый вес. Пальцы сами начали перебирать корешки:

«Женщины, которые любят слишком сильно» Робин Норвуд — на обложке была изображена женщина, цепляющаяся за ногу мужчины. Аннотация обещала разобрать созависимые отношения по косточкам.

«STOP Газлайтинг» Робин Стерн. Подзаголовок гласил: «Как распознать скрытую манипуляцию и вернуть себе реальность».

«Зачем он это делает» Ланди Банкрофт. Гермиона задержалась на ней — книга подробно разбирала психологию мужчин-абьюзеров, их тактики контроля и манипуляций.

— Похоже, твоя ситуация чуть сложнее типичных случаев, — мягко заметила Марша, наблюдая, как Гермиона изучает книги. — Но человеческая природа едина, магия здесь ничего не меняет. Основы манипуляций и психологического насилия одинаковы что в маггловском мире, что в нашем. Возможно, эти книги помогут тебе лучше понять механизмы того, что происходит.

— А есть способ... не чувствовать этой бури при общении с ним? — с надеждой спросила Гермиона. — Какое-нибудь зелье? Амулет?

— Милая, тут нужно нечто большее, чем амулет, — покачала головой Марша. — Психотерапия. — Она оглянулась на дверь и понизила голос. — У меня есть контакт в маггловском мире. Один парень... он в курсе наших реалий. Работает абсолютно конфиденциально.

Марша наклонилась ближе, понизив голос до шёпота:

— И я буду очень благодарна, если ты не будешь распространяться о нём... Статут о секретности, ты понимаешь. Наши консервативные ребята из Министерства могут не понять такого сотрудничества. Но поверь мне, иногда маггловские методы исцеления души работают куда лучше, чем самые сильные заклинания.

Гермиона задумчиво перебирала страницы:

— Спасибо. Но сначала я изучу теорию. Если методы будут достаточно убедительными... возможно, рассмотрю и практическое применение.

________

Она вышла из кабинета, и её не оставляло смутное ощущение, что Марша увидела в ней лишь ещё одну женщину, неспособную порвать с токсичным мужчиной из-за каких-то психологических проблем, тянущихся из детства. Что ж поделать, ведь правда была куда страшнее и не умещалась в рамки советов из журнала.

Впрочем, она дала ей книги — это лучше, чем ничего. Хоть что-то осязаемое в этом хаосе. Книги Гермиона всегда ценила. И кто знает, может, она отыщет в них крупицу знания, способную ей помочь.

Она вспомнила их последнее приключение с Локи. Тогда ей пришлось простоять на холодной улице больше часа в ожидании его возвращения. Пальцы одеревенели от того, как крепко сжимали Камень Времени, когда пространство перед ней озарилось знакомым сиянием — верным предвестником его появления.

Он материализовался в безупречном виде — ни единой складки на одежде, ни тени усталости на лице, будто и не было недавней схватки.

— Прошу прощения за задержку. Решение вопроса потребовало определённой... деликатности.

— Так ты решил проблему с магами? — спросила она с нетерпением.

Уголки его губ дрогнули в чём-то, отдалённо напоминающем улыбку:

— Я предоставил им более увлекательную головоломку. Один очень амбициозный и совершенно безбашенный колдун собирается разорвать ткань времени. Я просто... подкинул ему нужные знания и сделал так, чтобы Хранители это обнаружили. Теперь у них есть настоящий пожар, который нужно тушить. Словом… наши персоны пока для них не в приоритете. На какое-то время. А потом, я думаю, мне удастся с ними договориться.

Это было именно то, чего она боялась. Он не просто нашёл решение. Он создал настоящую, смертоносную угрозу для невинных людей — и всё потому, что она отказалась провести год-два в изгнании. Потому что ей было страшно и одиноко. Её эгоизм, её слабость... теперь за них кто-то заплатит.

— Ты... вдохновил колдуна разорвать временную ткань? — она отступила на шаг, глядя на него с ужасом и отвращением. — Ради... отвлечения внимания?

В её голове уже выстраивались возможные последствия: исчезнувшие линии родства, города, стираемые из истории, магические катастрофы из-за противоречивых причинно-следственных связей.

Она смотрела на него, и её страх перед ним померк перед тем, что она чувствовала к себе самой. Горький, тошный стыд и ужас перед масштабом его аморальности.

— Ты просто взял и поджёг временной континуум, чтобы решить сиюминутную проблему. Ради удобства.

Он сделал небольшой шаг вперёд. В его глазах не было и тени сомнения в своих действиях:

— Я выбрал наименьшее из зол: локальный временной парадокс, который Хранители обязаны устранить, против глобального распада реальности, который ты же и помогаешь мне предотвратить. Давай уже закончим с этим, если мы сейчас будем углубляться в то, кто за что несет ответственность, то проторчим тут до утра.

Он протянул ей руку жестом, в котором формальная вежливость граничила с властностью, не ожидающей возражений. Когда они телепортировались в её гостиную, он тут же отпустил её, давая пространство и, бросив напоследок обещание скорой встречи, растворился в воздухе.

________

Дверь её квартиры закрылась, отсекая шум Лондона, но безмолвие комнаты было обманчивым — в нём уже витал призрак предстоящих столкновений с Локи.

Она выложила на стол стопку книг, которую Марша вручила ей. «Женщины, которые любят слишком сильно», «Газлайтинг», «Зачем он это делает» — простые, бытовые названия, за которыми скрывалась система координат, способная объяснить хаос её жизни.

Чтение превратилось для неё в расследование, как когда-то в Хогвартсе. Только теперь преступление было совершено против её собственного разума. На широком пергаменте она выводила аккуратные столбцы:

· Его тактика — Пример — Моя типовая реакция — Нужная реакция

· Обесценивание — «Серьёзно? Я был лучшего мнения о твоём интеллекте» — Оправдания, гнев — «Твоё мнение — твоё личное дело»

· Провокация — Намёки на мою некомпетентность — Желание доказать свою ценность — Перевод темы на суть проблемы

· Перекладывание вины — «Ты слишком эмоциональна» — Чувство стыда — «Это нормально — испытывать эмоции»

Теория без практики была бы для Гермионы бессмысленной. Она встала перед большим зеркалом и посмотрела на своё отражение — уставшее, с тёмными кругами под глазами, но с упрямым огнём в глубине.

— Он скажет, что я не способна понять его планы, — предположила она вслух, и её голос прозвучал громко в тишине.

Она сделала глубокий вдох, представляя его насмешливый взгляд и ответила воображаемому Локи:

— Понимание глобальных последствий не отменяет права на уважение здесь и сейчас.

Звучало неестественно, как заученная роль. Она повторила фразу снова и снова, пока слова не стали казаться своими.

Она тренировала не только слова, но и реакцию тела. Глубокое дыхание, когда жар подкатывает к горлу, если его взгляд задерживался на ней дольше необходимого. Расслабление плеч и сжатых кулаков. Сохранение прямого взгляда, даже когда хочется отвести глаза. Это была ментальная дуэль, и ей нужна была мышечная память для неё.

Гермиона создавала для себя «заклинания» — не магические, а психологические. Короткие, ясные фразы-щиты:

· «Моя личность — не предмет для дискуссии».

· «Давай вернемся к сути проблемы».

· «Мои методы работы — моя прерогатива».

Она повторяла их как мантры, вплетая в сознание прочнее, чем любое заклятье. Он мог быть мастером иллюзий, но её разум был той крепостью, которую она собиралась защищать до последнего, несмотря на то, что весь её арсенал состоял из маггловских книг и самодельных аффирмаций.

Утомившись от бесконечных повторений, она опустила взгляд на часы. Стрелки показывали без двадцати четыре.

«На что я потратила свой выходной?»

Утро — разговор с экспертом по токсичным отношениям о Локи. День — разбор его манипулятивных тактик и подготовка к новым разговорам с ним. Он занимал всё её время и пространство в голове, как навязчивая мелодия, которая и раздражает, и заставляет сердце биться чаще. Это было то, о чём её когда-то предупреждала Джинни:

«Ты будешь думать о нём постоянно, пытаясь разгадать загадку…»

И притом… они даже не были в романтических отношениях…

Гермиона чертыхнулась, осознав, что гнев на него уже успел приобрести романтическую окраску. И даже сейчас, возмущаясь тем, что она слишком много думает о нём, она… получается, продолжает о нём думать.

— Ой, да иди ты к чёрту! — в сердцах выдохнула она в тишину пустой квартиры.

Слова повисли в воздухе, беспомощные и жалкие. Иди к чёрту. Заклинание, которое никого не могло поразить. Он и так, наверное, уже там побывал и вернулся с сувенирами.

Гермиона стояла посреди гостиной, и тишина вокруг сгущалась, как болотная топь, медленно затягивая её с головой. Взгляд бесцельно скользнул по столу, заваленному книгами и заметками, и зацепился за клочок пергамента с изображением совы в углу — напоминание о приглашении, пришедшем утром.

И вдруг, словно щелчок, в сознании вспыхнуло осознание: сегодня был день рождения Артура Уизли.

Всего пару часов назад она отправила ответную сову с вежливым, почти шаблонным отказом, сославшись на неотложные дела в Отделе Тайн На самом деле она просто хотела зализывать раны в одиночестве. Теперь эта идея казалась ей пораженческой.

Она бросила взгляд на часы. Ещё можно успеть. Нужно только заскочить в один маггловский магазин…

Мысль о подарке пришла мгновенно, вызвав на её губах первую за сегодня искреннюю, хоть и усталую улыбку. Ручка «Паркер». Артур Уизли обожал бы её. Идеальный, блестящий, бесполезно-очаровательный артефакт из мира, маглов. Он будет разбирать её и собирать снова, его глаза будут сиять, как у ребёнка.

Гермиона накинула плащ, уже мысленно прокладывая кратчайший путь к дому Уизли через канцелярский магазин.

________

Длинный деревянный стол в Норе буквально гнулся под тяжестью всевозможных блюд. Воздух был наполнен ароматами запечённой с розмарином и тимьяном курицы, только что вынутого из печи пирога и сладковатого дыма от камина. Этот знакомый, родной уют окутывал Гермиону, словно теплое одеяло, и она с наслаждением позволяла ему заглушить навязчивый шепот мыслей о зелёных глазах и временных парадоксах.

Во главе стола, в центре всеобщего внимания, сидел именинник. Лицо Артура Уизли светилось радостью, а в руках он с благоговением держал свой новый подарок — массивную механическую ручку:

— Боже правый, она такая... тяжёлая! Это для придания веса решениям, что ли?

Он с детским восторгом нажимал на пружинный механизм, заставляя стержень то появляться, то исчезать с тихим щелчком.

— Никаких чернильных пятен! Никакой магии! — восторгался он, вращая ручку в пальцах. — Чистейшая механика! Это же гениально!

Джордж, сидевший напротив отца, наблюдал за этой сценой с широкой улыбкой:

— Пап, знаешь, я думаю, её можно немного... усовершенствовать. Например, чтобы она сама писала оправдательные записки для Министерства, пока ты спишь.

— Ты хочешь, чтобы его привлекли к ответственности за незаконные модификации маггловских артефактов? — вставил Перси с характерным для него скепсисом, поправляя очки.

Уже несколько лет как он восстановил отношения с семьёй и теперь регулярно посещал Нору, хотя лёгкая напряжённость в его общении с братьями всё ещё сохранялась.

— Полагаю, у Министерства найдутся дела поважнее, чем охота на зачарованные канцелярские принадлежности, — спокойно заметил Билл, обмениваясь взглядом с Флёр, сидевшей рядом.

Их малышка, Мари-Виктуар, с увлеченным видом собирала магический конструктор вместе с Тедди Люпином. Мальчик наблюдал, как разноцветные блоки в её руках складывались в замысловатые башни, очарованный как самой игрой, так и ангельским личиком девочки.

— Зачем улучшать то, что и так совершенно? — парировал Артур, продолжая с упоением щёлкать ручкой. — Вся её прелесть именно в этой изящной простоте!

В этот момент Рон, сидевший рядом с Гермионой, наклонился к ней близко, чтобы только она могла расслышать его вопрос среди общего гама и смеха.

— Как дела? — тихо спросил он. — Есть новости по ситуации с... — он сделал почти незаметную паузу, — ...этим твоим?

Вопрос застал её врасплох. В голове мгновенно всплыли образы: разрывы реальности, деревня, стираемая из памяти, ребёнок в Св. Мунго... Как рассказать об этом здесь, за этим тёплым, пахнущим пирогами и домашним уютом столом? Как бросить эту ледяную тень на сияющее лицо Артура, на смеющихся детей?

Её пальцы нервно нашли на руке кольцо с Камнем Времени — почему-то Локи не забрал его. Камень безмятежно сверкал в тёплом свете люстры, ничем не выдавая своей истинной природы. По крайней мере, для тех, кто не обладал даром видеть магические спектры.

— В общем... Всё как обычно, — уклончиво ответила она, отводя взгляд к своей тарелке. — Он... остаётся верен себе.

— Если он тебя достаёт…

— То ты ничего не сможешь сделать, Рон. Давай не будем об этом сегодня. — мягко прервала его Гермиона.

Она поймала на себе встревоженный взгляд Гарри, сидевшего напротив. Он всегда чувствовал, когда она что-то недоговаривает. Но этот вечер был её передышкой, маленьким островком нормальности, и она не позволит ничему его разрушить. Заставив себя улыбнуться, она потянулась за кувшином с тыквенным соком.

— Джинни, передай, пожалуйста, картошку. Она выглядит бесподобно.

_______

Когда торт был съеден, а основное веселье переместилось в гостиную, Джинни отвела Гермиону в сторону, в уютный уголок у камина, где их не мог никто подслушать.

— У меня есть новость, — начала Джинни, и её глаза необычайно ярко блестели в отсветах пламени. — Я беременна. Я не говорила раньше, потому что... — её голос дрогнул, — мы с Гарри почти отчаялись. Долгое время просто ничего не получалось, без всякой видимой причины.

Она глубоко вздохнула, и в её взгляде читалась тень пережитых тревог и разочарований.

— В конце концов мы обратились за помощью к целителям из Св. Мунго, — продолжила она. — Прошли через сложный магический ритуал — древнюю целительную магию, смешанную с алхимией. Я боялась поверить в успех, пока сама не услышала сердцебиение.

Её рука легла на ещё плоский живот с осторожным, почти благоговейным жестом.

— Но теперь... теперь всё получилось. Мы думаем назвать его Джеймсом Сириусом, если будет мальчик.

В её голосе звучала такая трепетная надежда, что Гермиона не смогла сдержать слёз. Она обняла подругу, чувствуя, как по её щекам катятся тёплые капли. В этом доме, пережившем столько потерь, рождалась новая жизнь — и это казалось самым сильным заклинанием против всех тёмных сил мира.

_______

Возвращение в квартиру после вечера в Норе оказалось на удивление приятным. Привычная тишина встретила Гермиону не давящей пустотой, а умиротворяющим спокойствием. На столе по-прежнему лежали книги от Марши, но Гермиона больше не смотрела на них как на последний бастион защиты.

Ее пальцы скользнули по корешку «Зачем он это делает», но открывать книгу она не стала. Вместо этого она потянулась к заварнику и кухонным шкафам. Вскоре на столе стоял чайник и лежал пирог от миссис Уизли, завёрнутый в салфетку.

За окном зажигались огни Лондона: фонари один за другим вспыхивали вдоль улицы, окрашивая мостовую в тёплые тона. Где-то вдалеке гудели машины, слышался смех прохожих — обычные звуки большого города, живущего своей жизнью.

_______

На следующий день он не появился. Неделя сменяла неделю, заполненные до краёв работой в Отделе Тайн, где Гермиона оттачивала контроль над сознанием, и редкими прогулками с Джинни по Косому переулку, во время которых они обсуждали всё, кроме того, что тяготило её душу.

Иногда Гермиона посещала министерские архивы, пытаясь найти сведения о магах, напавших на них с Локи. Тех, кого он назвал Хранителями. Собранная по крупицам информация складывалась в любопытную картину: эти аскетичные маги, базирующиеся в Камар-Тадже — древнем святилище, скрытом в горах Непала, — придерживались политики изоляции и не изъявляли желания вступать в дипломатические сношения с Магической Британией. Их повестка была глобальнее и страннее; они практиковали вид беспалочковой магии, черпая энергию напрямую из измерений и используя её для защиты реальности от метафизических угроз.

Их преданность высоким идеалам невольно впечатлила её. Какой контраст с магической Британией, где волшебные силы растрачивались на пустяки вроде безупречной укладки или самозавязывающихся галстуков!

Гермиона полагала, что несколько таких магов вполне имели шанс потягаться силой с Локи. А поскольку ей удалось не только разглядеть структуру их магии, но и интуитивно воспроизвести нечто подобное — тот самый портал, что спас их из Зеркального измерения, — у неё зародилась слабая надежда. Возможно, она тоже могла бы освоить их искусство. И… бросить вызов Локи.

_______

Тем временем в мир медленно вползала осень. Воздух теперь отдавал влажной прохладой, дымом из труб и терпким дыханием увядающих листьев и сырой земли, безмолвно напоминая, что ничто не вечно — ни покой, ни отсрочка.

На исходе сентября Гермиона проводила ревизию своей библиотеки, протирая корешки фолиантов и проверяя сохранность переплётов, когда воздух в комнате внезапно заструился знакомыми переливами. Его магия всегда напоминала ей северное сияние, заключённое в сложные геометрические узоры. Она замерла, наблюдая, как сквозь мерцающую завесу проступает знакомая фигура Локи.

Сердцебиение предательски участилось, вызвав у неё досаду — все её тренировки по сохранению эмоциональной дистанции рассыпались в прах от одного лишь факта его появления.

Когда материализация завершилась, в его руках оказался свёрток из ткани невероятного голубого оттенка.

— Взгляни, — произнёс он, разворачивая свёрток с театральной медлительностью. — Приобрёл на Ксилоксе. Тамошние торговцы открыли свою ярмарку прямо на кристаллических равнинах. Среди прочих безделушек я увидел этот шарф. Мастера того мира используют уникальную технологию окраски. Нигде больше не встречал подобного.

Когда он протянул шарф, её пальцы на мгновение дрогнули. Она хотела сказать: «Спасибо, не нужно». Но язык не повиновался. Вместо этого её рука сама потянулась к ткани, а губы невыразительно прошептали:

— Спасибо.

— Примерь, — прозвучало не то чтобы приказание, но и не просьба — нечто неуловимое, не оставлявшее пространства для отказа.

Всё ещё пребывая в замешательстве, почти против своей воли, она накинула его. Холодный шёлк нежно обвил её шею, выгодно оттеняя карие глаза и делая смуглую кожу ещё более выразительной.

Локи смотрел на неё, словно критик, оценивающий законченное произведение искусства. Под этим бесцеремонным взглядом её смущение лишь усилилось, вызывая краску на щеках.

— Я искал этот оттенок по всем девяти мирам. Теперь понимаю почему. — произнёс он после паузы, — Именно такой я тебя и увидел в первый раз.

— В какой первый раз? — неожиданно резко спросила она.

Ее память, ясная и фотографическая, тут же выдала ей тот злосчастный день, когда она призвала его в Малфой-менор. На ней совершенно точно не было шарфа. До того, как они попались егерям, она повязала свой шарф на дерево, чтобы оставить послание Рону. И тот шарф был красный.

— О, нет, — он покачал головой, и его улыбка стала отстраненной. — Настоящая наша первая встреча произошла гораздо раньше. Ты была там. В день, когда я заключил договор с Мерлином.

— С Мерлином? — переспросила она, и голос прозвучал чужим, приглушенным.

И тут ее осенило. О, да. Так вот в чём заключалась истинная суть происходящего. Этот прекрасный шарф был не подарком, а петлёй, которую он только что набросил ей на шею. И теперь она чувствовала, как эта петля начинает увлекать её во временну́ю западню, что он приготовил для неё, и неизвестные последствия уже висели в воздухе, тяжелые, как запах грозы перед ураганом.

— Да, — произнес он, и в его голосе звучала торжественная интонация. — Когда я увидел этот шарф, то понял — это не просто совпадение, а знак: тебе пора отправиться туда, чтобы круг замкнулся.

Холодный осенний ветер трепал ветви старого дуба на опушке леса, словно пытаясь сорвать с него последние листья. Под его сенью, темный и отполированный дождями до зеркального блеска, лежал ритуальный камень. Возле него замер юноша, сжимая в дрожащей руке охотничий кинжал. Он вжимал голову в плечи, и большие уши делали его похожим на встревоженного совенка. В голове пульсировали заготовленные слова для ритуала, а в ушах стоял звенящий шум от собственного страха.

«Безумие, чистейшее безумие», — стучало в висках. В легендах говорилось о Хведрунге — том, кто приходит, когда мир на грани. «Он не друг и не враг, он — Перемены». Обращаться к нему — все равно что поджечь свой дом, чтобы спастись от чумы.

А чума, увы, уже была здесь. Зарево вражеских костров оскверняло горизонт, а тревожные крики дозорных долетали из-за холмов. Силы Камелота таяли с каждым днем, словно снег под внезапным солнцем. Артур… Он не мог подвести Артура.

Сжав зубы, Мерлин дрожащей рукой надрезал ладонь. Теплая кровь тут же хлынула на холодный камень.

— Надеюсь, я об этом не пожалею, — прошептал он, и слова затерялись в ветре.

Начертив своей кровью три причудливо пересекающиеся линии, он заговорил громче:

— Хведрунг! Я, Мерлин, сын Хуна, взываю к тебе! Мир на грани! Я… я выбираю Перемены! Явись!

Он зажмурился, ожидая, что земля разверзнется, или небо падет, или его испепелят на месте за дерзость.

Ничего не произошло.

Только ветер продолжал свой протяжный вой.

Сердце Мерлина бешено колотилось. Он медленно приоткрыл один глаз, а затем и второй.

В трех шагах от него, словно был там всегда, стоял незнакомец и наблюдал за ним с отстраненным любопытством. Он был высок, одет в странные, будто иноземные одежды темно-зеленого и золотого оттенков. Его лицо было поразительно красивым и безмятежным.

— Хведрунг… — выдохнул Мерлин.

Незнакомец усмехнулся, и в уголках его глаз заплясали веселые чертики.

— Неужели ваши барды не могли придумать ничего получше? — его голос был бархатным и насмешливым. — Ну и имя, будто кто-то чихнул. Лучше зови меня Локи.

Сделав шаг вперёд, он отбросил шутливый тон, и его голос приобрёл театральную серьёзность:

— Что ж, Мерлин, сын Хуна. Призыв, подписанный твоей кровью, заслуживает ответа. Особенно когда в нём звучит подобное отчаяние. Встань. Объясни, что за нужда привела тебя ко мне.

Мерлин, пошатываясь, поднялся, сжимая раненую руку. Рядом с этим величавым созданием он чувствовал себя нелепым, грязным щенком.

— Войска… их так много, — он запнулся, пытаясь собраться с мыслями. — Моих знаний не хватит! Я не могу их остановить!

— Безусловно, не можешь, — мягко, почти сочувственно, согласился Локи. — Твои детские фокусы годятся только для услады недалекого двора. Но я могу сделать тебя тем, кто сможет. Я предлагаю тебе силу. Настоящую мощь, что позволит тебе стать величайшим волшебником, спасти королевство и твоего драгоценного принца.

— А что ты хочешь взамен? — спросил Мерлин, инстинктивно чувствуя ловушку. — Какую цену я должен буду заплатить?

— Цена… в будущем, — ответил Локи, и его улыбка стала заговорщицкой. — Ты обретешь силу для решения своих проблем прямо сейчас. Но спустя много столетий, когда твои потомки расплодятся и преумножат этот дар… он вернется ко мне. Весь. До последней искры. Они снова станут обычными людьми. Это и есть плата за твое «сейчас».

Мерлин колебался. Продать будущее своего рода? Это было чудовищно. Он представил своих далеких потомков, которые в один миг потеряют всё, что составляло их суть. Но тут же перед ним встало другое видение: лицо Артура, искаженное усталостью, но полное отчаянной веры в него. Его друг умрет. Все умрут. Ибо тени вражеских знамён уже лежали на подступах к долине.

— Ладно, — сдавленно, почти беззвучно сказал он. — Я согласен.

— Прекрасный выбор, — кивнул Локи, и в его глазах вспыхнули зелёные искры. — Однако учти: сила, что я дарую, не будет принадлежать лишь тебе одному. Её обретут и другие. Я научу тебя, как с ней обращаться, как направлять её потоки. А затем ты найдёшь остальных, объединишь их, обучишь и создашь сообщество — если, конечно, хочешь, чтобы ваша новая порода уцелела.

Он сделал паузу, дав юноше прочувствовать важность своих слов.

— Я даю тебе право выбрать первых. Можешь назвать пару-тройку своих друзей. Остальных я изберу сам.

Мерлин покраснел, уставившись в землю.

— Моргана, — пробормотал он. — Её семья в опале. Она в отчаянии. И она… она моя подруга. Я хочу, чтобы она тоже обрела силу.

— Благородно, — рассмеялся Локи, и в его смехе звенела сталь. — И весьма… по-человечески. Что ж, Мерлин, начинается новая эра. Ты станешь первым камнем в основании мира, который будет существовать, пока я того желаю.

— Когда я увидел этот шарф, то понял — это не просто совпадение, а знак: тебе пора отправиться туда, чтобы круг замкнулся.

Гермиона сдернула с себя шарф, словно он внезапно стал раскаленным.

— Замкнулся? — ее голос дрожал от возмущения. — Это не круг, а очередной капкан!

— Ты прекрасно знаешь, как работают временные петли, — начал увещевать её Локи с учёной интонацией, будто объяснял самоочевидную теорему. — Ты же сама создавала их в Хогвартсе, когда пользовалась маховиком. Если ты откажешься выполнить свою роль, причинность будет нарушена. Нужный импульс не дойдет до цели, и Мерлин не обретет магию в точке отсчета. А твой мир — тот, каким ты его знаешь, — исчезнет, не возникнув.

Его слова повисли в воздухе, тяжёлые и неоспоримые. Гермиона молчала, её ум просчитывал уравнения временной механики, и результат каждый раз оказывался недостаточно определенным.

— К тому же — тон Локи внезапно смягчился — Подумай об уникальной возможности: встреча с величайшим магом всех времен. С самим Мерлином. Разве не об этом мечтает выдающаяся ученая волшебница?

Гермиона сжала шелковую ткань в кулаке. Её лицо выражало скептицизм.

— Ты хочешь сказать, с Мерлином до того, как он стал «величайшим магом»? Мы же направляемся в момент до вашего договора. Именно там требуется моё присутствие, не так ли?

— Ну хорошо, — Локи поднял руки в умиротворяющем жесте. — Можем позволить себе небольшой крюк. Заглянем к нему на пару лет позже, когда сила уже обретена. Рассмотрим это как... небольшой бонус. Удовлетворим твоё академическое любопытство.

Гермиона смерила его взглядом, выискивающим подвох:

— И что, ты просто подаришь мне эту экскурсию в прошлое? Без скрытых условий?

— Естественно. Но план остается в силе. После этого мы отправимся к истокам. И там ты поможешь мне провести ритуал передачи магии Мерлину и другим бывшим будущим волшебникам.

Он протянул руку, и воздух снова заструился.

— Ну что, готова встретиться с историей?

Её инстинкты кричали, что это западня, что слова Локи — лишь очередная глава в бесконечной книге его обманов.

Но то, что он предлагал ей — шанс прикоснуться к истокам самой магии, увидеть рождение легенды, — было слишком близко к самой сути её существа. К той самой части, что всегда оставалась ученицей — той, для которой познание было дыханием, а жажда истины — единственным компасом.

И эта часть кивнула за неё.

Локи с едва заметной торжествующей улыбкой повернул кольцо с Камнем Времени на пальце. Воздух заструился знакомыми переливами, но на этот раз мерцание было иным — не просто искрящаяся дымка, а мелкая, частая рябь, словно от брошенного в воду камня, только расходящаяся не по поверхности, а сквозь саму ткань реальности.

Когда мир снова обрел твердость, они оказались в скромном каменном жилище, уставленном свитками и склянками. Прямо перед ними, застигнутый врасплох, стоял темноволосый юноша с большими ушами и умными, широко распахнутыми глазами. На нем была лишь длинная рубаха, а в руках он смущенно сжимал...

«Мерлиновы панталоны!» — едва не вырвалось у Гермионы. — «Теперь я буду видеть это каждый раз».

— Локи! — взвизгнул Мерлин, прикрываясь штанами. — Я же просил предупреждать!

Локи невозмутимо изогнул бровь.

— Прости. Я и забыл, что у смертных есть... ритуалы облачения. Не стесняйся, продолжай. Мы подождём.

Гермиона, стараясь смотреть куда угодно, только не на полуобнаженного Мерлина, сдавленно прошипела Локи:

— Видишь? Вот почему нормальные люди стучат, прежде чем вломиться к кому-то! Это базовое правило вежливости!

— Зато посмотри, как мы сплотились. Ничто не сближает так, как совместно пережитое легкое унижение. — парировал Локи, и в его глазах плескалась искорка веселья.

Мерлин, тем временем, уже натянул штаны и, пылая румянцем до кончиков ушей, пытался восстановить остатки достоинства.

— Итак… — он откашлялся. — Чем обязан? О! — Его взгляд упал на Гермиону, и в глазах вспыхнула искра узнавания. — Ты! Я помню тебя… Ты была там, в ту ночь.

Гермиона пыталась осмыслить двойное потрясение. От Мерлина исходила такая мощная магия, что её буквально сбивало с ног — его сила на порядки превосходила всех волшебников её времени. Но когда её восприятие скользнуло к Локи, стоявшему рядом, она с ужасом убедилась: даже магическое поле Мерлина было всего лишь костром в сравнении со слепящим солнцем его власти.

Локи, словно устав от спектакля, деловито прервал его.

— Именно так. И поскольку леди Гермиону терзают сомнения относительно нашего общего предприятия, ты мог бы устроить для неё небольшую демонстрацию. Показать, чего достиг. Постарайся произвести впечатление. — Он брезгливо оглядел скромную келью. — А я… пожалуй, найду занятие поинтереснее, чем целый день наблюдать за вашими академическими восторгами.

С этими словами Локи растворился в воздухе, оставив после себя лишь лёгкую дрожь пространства.

Мерлин со скорбной миной простёр руку к пустому месту:

— О нет… Как же мы проживем этот день без твоей недовольной физиономии!

Гермиона не сдержала короткий смешок, который вырвался неожиданно даже для неё самой. Вместо благоговения перед легендой, её накрыл тёплый прилив человечности. Величайший маг всех времён оказался просто неловким молодым человеком. Как Рон, путавшийся в мантии на Святочном балу. Весь её трепет развеялся, уступив место чему-то гораздо более ценному — узнаванию.

— Кажется, ты неплохо знаешь его повадки, — сказала она, и сама удивилась, как легко ей далось это «ты». — И часто он тебя вот так… навещает?

— Раньше — постоянно. Когда я только начинал. — Он провёл рукой по волосам, отводя взгляд.

— Не пойми неправильно, без его руководства я бы до сих пор случайно превращал себя в куст ежевики. У него, конечно, есть свои достоинства как у наставника. Но…

Он замолчал, подбирая слова. Гермиона не торопила его.

— Кажется, я его вечно разочаровываю. Словно он ожидал увидеть… не знаю, нечто иное. Нечто более «богоподобное», если такое слово тут уместно.

Мерлин вздохнул, и в этом вздохе слышалась усталость от вековых ожиданий.

— Теперь лишь изредка приходится обращаться к нему за советом. Когда возникают обстоятельства.

Он горько усмехнулся.

— Но, знаешь, это всякий раз как спускаться в пещеру с драконом.

Гермиона молча кивнула. О, да. Она понимала это чувство слишком хорошо.

Мерлин внезапно замолк, изучая её с новым интересом.

— Я не совсем понял, что он имел в виду, говоря о твоих сомнениях — признался он, с любопытством разглядывая Гермиону. — Обычно он приносит конкретные указания, а не... гостей.

— Это... сложная история, — осторожно начала Гермиона. — Я из другого времени. Из будущего. И скоро мне предстоит отправиться в твое прошлое, в тот день, когда ты обрел силу.

Мерлин замер, его глаза расширились.

— Будущего? — прошептал он. — Значит... ты знаешь, чем всё закончится?

— Я знаю, что магия, которую ты создашь, переживёт тысячелетия, — сказала она уклончиво, — Но сейчас... сейчас я здесь, чтобы увидеть, с чего всё начиналось.

— А что бы тебе хотелось увидеть? — спросил он, и в его голосе звучало неподдельное любопытство.

Гермиона улыбнулась.

— Если честно, я не прочь была бы просто пройтись по Камелоту. В приятной компании.

Их прогулка оказалась путешествием в ожившую легенду. Она шла по Камелоту, и он входил в неё не через ум, а через чувства. Запах свежего хлеба и дыма смешивался со звоном мечей, создавая аромат самой жизни. Она протянула руку и коснулась гладкого, прохладного камня стены — и под пальцами не просто вибрировала магия, а пульсировала история, сотни жизней, надежд, смеха. Это не было знанием из книг. Это было знание телом. «Я здесь, — прошептала она про себя. — Я действительно здесь». Все её тревоги словно отступили, уступив место простому, животному счастью присутствия.

Она повернулась к Мерлину, глаза широко распахнуты от изумления.

— Каждый камень… Ты сделал Камелот неуязвимым…

Мерлин смотрел на свое творение с тихой гордостью.

— Не совсем неуязвимым, — поправил он. — Но да, я постарался. Тут тысячи слоев заклинаний, переплетенных между собой. Каждый новый день я добавляю еще один. Они поддерживают друг друга, как плетение корзины.

Он провел рукой по каменной кладке с почти нежным жестом.

— Пока я дышу, эти стены будут стоять.

— В моё время, — прошептала она, не в силах отвести взгляд, — твоё имя знает каждый ребёнок. Ты — величайший маг всех времён. Видеть это... невероятно.

Мерлин смущённо покраснел.

— Правда? Странно это слышать. А каково твоё собственное впечатление? Обо мне? — спросил он, заинтригованно глядя на неё.

— Немного... удивляет, — Гермиона подбирала слова, анализируя свои ощущения. — Я ожидала встретить надменного мага, осознающего свою исключительность. А с тобой так легко говорить! В книгах тебя описывают как затворника, живущего в хрустальной пещере или башне, недоступной для простых смертных. А ты выбрал простоту.

Мерлин на секунду задумался, а потом с лёгкой, почти озорной усмешкой взмахнул руками.

Земля под ногами содрогнулась, и из её недр с глухим гулом начали подниматься пласты белейшего мрамора. Камни с грохотом вставали на место, стены взмывали вверх с оглушительным скрежетом, башни вытягивались к небу, словно каменные ростки, а витражи с мелодичным звоном вплетались в арочные окна. В грохоте, гуле и сиянии рождался дворец, и от этой мощи у Гермионы перехватило дыхание.

Когда последний камень встал на место, наступила оглушительная тишина.

— Прости за позёрство, — сказал Мерлин, и в его глазах промелькнула шаловливая искорка. — Локи велел тебя впечатлить. Я мог бы жить в таком. Но... — он пожал плечами. — Роскошь требует внимания, а оно мне нужно для других вещей.

Гермиона смотрела на дворец, не в силах скрыть шок.

— Погоди... Ты мог бы поддерживать трансфигурацию такого масштаба? Постоянно?

— Если бы не забывал об этом, — ответил он так буднично и просто, будто речь шла о поливке цветов, а не о поддержании трансфигурации целого дворца.

Гермиона остановилась у сухого фонтана, который был частью только что возведенного каменного ансамбля. Лёгкий взмах палочкой — «Агуаменти», и он заструился чистейшей водой.

Мерлин с живым интересом указал на палочку в её руке.

— А это что за артефакт?

Гермиона протянула ему палочку, сознавая, насколько это противоречило неписаным правилам её мира. Волшебники ревниво оберегали свои палочки, не доверяя их даже самым близким. Но здесь, сейчас, глядя в его бесхитростное лицо, это казалось правильным и естественным.

— Волшебная палочка, — сказала она просто. — Инструмент, который помогает фокусировать магию. В моём времени без них не обходится ни один волшебник.

Мерлин принял палочку с благоговейной осторожностью, будто держал не дерево, а живую, хрупкую душу. Его пальцы едва касались поверхности.

— Ни один? — тихо переспросил он, и в его голосе прозвучала печаль. — Значит, в будущем магия... измельчала? Стала настолько слабой, что ей требуются костыли?

Гермиона покачала головой.

— Я бы так не сказала, — возразила она. — Палочки — это не костыли, а способ стандартизации магии, чтобы её могли изучать тысячи волшебников. Мы разбиваем управление магией на три этапа: точное движение, вербальная формула и концентрация. — Она взяла свою палочку. — Например, «Вингардиум Левиоса». Без палочки ученик должен одновременно контролировать и силу, и форму, и направление. С палочкой он отрабатывает каждый элемент отдельно.

Она чётко произнесла заклинание, и камень плавно поднялся в воздух.

Мерлин наблюдал с интересом учёного, увидевшего новый эксперимент.

— И как создаются такие палочки?

— Нужна сердцевина из магического материала. Перо феникса, волос единорога… И деревянная оболочка. Сочетание должно быть идеальным. Некоторые палочки… сами выбирают хозяина.

Он снова взял палочку, и на сей раз из её кончика вырвалась тонкая, златотканая нить магии, которая сложилась в диковинную бабочку, прежде чем рассыпаться искрами.

— Что ж, — задумчиво произнёс Мерлин, — В этом есть смысл. Стоит попробовать создать нечто подобное… Для тех, кому управление магией даётся не так легко, как мне.

— А ты уже нашёл их? Других? — спросила Гермиона.

— Некоторых, — он тяжело вздохнул. — Я думал, их привлечет перспектива держаться друг друга и все такое. Но... — Мерлин горько усмехнулся. — Оказалось, не все горят желанием сотрудничать. У некоторых возникают идеи использовать дар для сомнительных целей. Приходится охлаждать их пыл. А некоторые вообще решили создать свой собственный орден.

На Гермиону нахлынуло чувство дежавю. Она видела усталого юношу, сталкивающегося с проблемами, которые были до боли знакомы ей по годам в Хогвартсе и после. Разочарованный идеализм, горечь от предательства, и то же бремя лидерства, которое так часто отражалось на лице Гарри.

Легенды никогда не рассказывают о самом тяжелом. Они не передают вес одиночества у истоков великих дел, разочарования в первых последователях, усталости от необходимости постоянно быть сильнее всех. Они не говорят о том, как трудно оставаться добрым, когда мир отвечает тебе предательством.

_________

Они провели весь день вместе, и с каждым часом Гермиона ловила себя на ощущении, что беседует с родственной душой. Они говорили обо всём — о магии, о справедливости, о сложностях управления. Мерлин привёл её в маленькую таверну на окраине города, где они разделили простую трапезу, и за эти часы все условности между ними окончательно рухнули.

Теперь они сидели на склоне холма, наблюдая, как последние лучи солнца окрашивают башни Камелота в золотистые тона. Воздух был тёплым и тихим, напоённым ароматом полевых трав. Мирная тишина, однако, таила в себе невысказанное — тяжелые мысли, витавшие между ними.

— Сомнения, о которых говорил Локи... — начал Мерлин, осторожно нарушая молчание. — Они все еще с тобой?

Гермиона горько усмехнулась.

— Он создал временную петлю, Мерлин. Если я не сыграю свою роль, временной парадокс может привести к катастрофе. Но я чувствую, что здесь что-то не так, что он готовит какую-то пакость.

Она повернулась к нему, и в её глазах читалась беспомощность, которую она так редко позволяла себе показывать.

— Он превосходит меня силой в сотни тысяч раз. И читает мои мысли. Как можно строить планы сопротивления, если противник всегда может узнать твой следующий ход заранее?

Мерлин провел рукой по лицу, словно пытаясь стереть усталость.

— Увы, это правда. Я понимаю, о чем ты говоришь. Он всегда на два шага впереди.

— И ещё... — Гермиона замолчала, подбирая слова. — Он показывал мне места, где магия прорывала ткань реальности, стирая людей из памяти... целые семьи исчезали бесследно. А некоторые оказываются в больнице, отравленные этой магической радиацией. Он говорит, что мое сотрудничество поможет ему остановить всё это…

— Люди... исчезают? — он поднял на неё глаза, и в них читался ужас человека, впервые увидевшего истинные масштабы пожара, который он помог разжечь. — Без следа? Даже из памяти?

— Да, — тихо подтвердила Гермиона, наблюдая, как его лицо искажается от осознания.

Она дала ему мгновение, видела, как он пытается перевести дыхание, и лишь потом мягко, но настойчиво продолжила:

— Ты знаешь его дольше, чем я. Ты должен что-то понимать. Скажи мне, Мерлин. Есть ли что-то, что ты можешь мне сказать?

Мерлин отвел взгляд, и когда он заговорил, его голос был глухим, полным неизбывной горечи и стыда.

— Прости. Я… я поступил эгоистично. И в своём эгоизме я подставил тебя… весь мир. Теперь тебе приходится разгребать последствия моего выбора.

Он сжал веки, будто пытаясь выдавить из памяти больное видение.

— Я заключил договор, потому что не мог позволить всем, кого я знал просто умереть Но я никогда не хотел, чтобы невинные страдали от этого. Прости… Кажется, это всё, что я могу сказать.

Гермиона наблюдала, как слова даются ему с трудом. Приглядевшись, она увидела, что тонкие черно-багровые нити опутывают его горло, вспыхивая при каждой попытке речи. И до нее стало доходить: именно так, вероятно, и выглядит нерушимый обет.

Мерлин оказался такой же пешкой в игре Локи, только попал в ловушку намного раньше. Она не испытывала раздражения, лишь понимание и сочувствие.

А ещё стало ясно, что её инстинкты не врали: здесь действительно было двойное дно. Иначе зачем бы Локи понадобилось запечатывать уста Мерлина обетом?

— Ты не первопричина этих бед, — сказала она мягко. — Если бы не ты, он бы легко нашёл другого отчаявшегося человека, готового на всё, ради спасения тех, кого любит. Он всё спланировал. С самого начала.

Но слова, казалось, не находили отклика. В его глазах по-прежнему стояла мука.

— Мне жаль, — тихо промолвила Гермиона, — Позволь я скажу иначе. Я тоже заключила с ним договор. Это случилось, когда мы с друзьями попали в западню, и на кону стояли не только наши жизни, но и судьба всего мира. Отчаяние заставляет принимать решения, которые кажутся единственным выходом.

Мерлин смотрел на неё с изумлением.

— Ты... ты тоже...

— Мы оба заключили с ним договор, чтобы защитить тех, кто нам дорог, — констатировала она горькую правду, которую они теперь разделяли.

Мерлин смотрел на неё, и в его взгляде что-то изменилось — будто тяжёлый камень сдвинулся с места. Он не сказал «спасибо», но воцарившаяся между ними тишина была красноречивее любых слов. Они были связаны одной и той же болью — горечью выбора, который пришлось совершить в одиночку, и тяжестью последствий, которые теперь каждому предстояло нести самому.

Его пальцы, способные укрощать стихии и воздвигать дворцы, с нежностью коснулись хрупкого василька, росшего неподалеку. Лепестки вспыхнули глубоким сапфировым сиянием, и светящаяся голубая рябь побежала по траве, озаряя их лица мерцающим, призрачным светом.

Он осторожно сорвал цветок и потянул руку к волосам Гермионы. Её пронзило внезапное желание встретить это движение, перехватить его руку, ощутить тепло прикосновения. Но впереди уже маячила неумолимая перспектива расставания, и потому она осталась неподвижной — лишь смущенно опустила ресницы, позволив ему вплести василёк в прядь своих волос.

— Прости, что это бремя легло именно на тебя. — Его слова сливались с вечерним ветерком. — Если бы я мог как-то всё исправить или пойти с тобой... Мои руки связаны, но моя воля — нет. Я буду ждать здесь. Ждать и надеяться, что ты найдёшь способ переиграть его.

В глазах Мерлина пылало закатное небо, когда он добавил:

— И если однажды сердце подскажет тебе вернуться... ничто не обрадует меня больше.

_________

Они уже приближались к скромному жилищу Мерлина, когда Гермиона заметила высокую тёмную фигуру, прислонившуюся к косяку двери. Сердце её неприятно ёкнуло.

«Ну конечно, он явился именно сейчас», — с досадой подумала она.

— Надеюсь, день выдался познавательный, — голос Локи прозвучал в наступающих сумерках ровно и холодно. Его взгляд скользнул по васильку в волосах Гермионы, задержался на мгновение — в глазах что-то блеснуло, острое и быстрое, как лезвие, — но он не произнес ни слова.

Вместо этого он повернулся к Мерлину.

— Пока ты водил нашу гостью по достопримечательностям, я проверил твои защитные чары. Ты создал опасный резонанс в северо-западном секторе — эта магическая абракадабра взорвалась бы ко всем чертям, при первом же серьёзном нападении. Мне пришлось всё подлатать. В следующий раз постарайся думать головой.

— Спасибо, — рассеянно буркнул Мерлин.

— Нам пора, — Локи протянул руку Гермионе.

Она бросила последний взгляд на Мерлина. Слова были уже не нужны — всё важное они уже сказали друг другу.

Когда она приняла руку Локи, мир поплыл перед глазами, зазвенел, готовясь смениться… и тут случилось нечто странное. Камень Времени на её пальце, который она носила, почти забыв о его существовании, вспыхнул ослепительным светом, словно вступая в спор с камнем Локи. Вместо плавного перемещения их дёрнуло и швырнуло вперёд с такой силой, что у неё захватило дух.

Она приземлилась на что-то мягкое и влажное, едва не растянувшись во весь рост. Воздух был густым, тёплым и пах гниющими листьями. Подняв голову, она увидела нечто, от чего у неё отвисла челюсть.

Прямо перед ними, лениво жуя листву с верхушек деревьев, стояло гигантское, покрытое бугристой кожей существо с невероятно длинной шеей. Оно было похоже на иллюстрацию из её маггловской энциклопедии.

— Это что… динозавр? — выдавила она, не в силах поверить собственным глазам.

— ЧТО?

Гермиона поняла, что у них серьезные неприятности, потому что впервые за всё знакомство в голосе Локи слышалась неподдельная растерянность.

Пронзительный крик птеродактиля, донесшийся через открытое окно, вырвал её из объятий сна. Она открыла глаза и осознала три вещи: что лежит в постели обнажённая, что её тело приятно ноет после очередной бурной ночи и что за ней наблюдают.

Она повернулась. Локи лежал на соседней подушке, подперев голову рукой, и смотрел на неё с выражением глубочайшего самодовольства. Его чёрные волосы были в беспорядке, а в зелёных глазах стоял знакомый блеск, дававший понять, что его намерения далеки от платонических.

— Где мой кофе в постель? — хрипло спросила она.

Его брови изящно взметнулись вверх.

— Там же, где и всё остальное. Но я не против сварить той бурды из гинкго-дерева, которую ты упорно называешь кофе.

— В его плодах действительно есть кофеин, просто менее утонченный, — автоматически парировала она и уже двинулась к краю кровати в надежде начать день с привычного ритуала.

— Как скажешь, — он фыркнул, но его рука ловко обвила её талию и притянула обратно. — Хотя у меня есть идея получше…

__________

За пол года до этого:

— Что ты наделала?

— Я? — возмутилась Гермиона. Она посмотрела на Камень Времени, который пульсировал призрачным голубоватым светом. — Ничего! Если я правильно понимаю, этот камень… Он как-то вмешался.

Локи ринулся к ней с молниеносной яростью. Его пальцы впились в её запястье, заставляя её вздрогнуть от боли.

Он попытался сорвать кольцо — и тут же отшатнулся, словно его ударило током. Камень Гермионы вспыхнул, и его сияние оформилось в плотный, непроницаемый щит. Камень Локи ответил ослепительной вспышкой, но волна энергии от её артефакта поглотила её без остатка.

— Я не могу нас отсюда увести! — прошипел он сквозь зубы, снова и снова пытаясь активировать свой Камень. Его глаза, полные ярости, впились в неё.

— Да… — тихо согласилась Гермиона, наблюдая, как магические нити её Камня опутывают его. — Я вижу. Похоже, мой камень блокирует тебя.

— КАКОГО ЧЕРТА ТЫ ДЕЛАЕШЬ?

Острый испуг пронзил её. Она отступила на шаг.

— Я ничего не делаю! Клянусь! Я не умею этого контролировать!

Он не сводил с неё взгляда. Она ощутила, как ледяные щупальца, впиваются в её сознание, копошатся в мыслях, выискивая ложь.

Через несколько мгновений давление ослабло.

— Ладно, — произнёс он, убедившись, что она не врет. — Возможно, камень обладает собственной волей. Или… скорее, он отражает твоё подсознательное сопротивление. Ты, сама того не ведая, подставила нас.

Он медленно оглядел буйные заросли первобытных джунглей — эту гигантскую, душную оранжерею доисторической жизни.

— Поздравляю. Мы застряли здесь. Надеюсь, тебе нравятся динозавры.

Поняв, что он не собирается убивать её прямо сейчас, Гермиона с облегчением выдохнула. Лишь теперь она осознала, что учащённое сердцебиение и подступавшая паника были вызваны не только страхом перед Локи. Воздух юрского периода с его высоким содержанием кислорода спровоцировал гипервентиляцию. Она заставила себя дышать медленнее.

Когда пульс начал выравниваться, она принялась анализировать ситуацию и перебирать различные угрозы: аллозавры, цератозавры, стаи велоцирапторов, ядовитые многоножки, насекомые, несущие древние болезни… Каждый порез о неизвестное растение мог грозить заражением и смертью.

Приоритеты выстроились в чёткий список в её голове. Защита. Укрытие. Еда.

— Я полагаю, закон трансфигурации еды распространяется и на твою магию? — поинтересовалась она. — Тот, что гласит, что нельзя создать еду из ничего?

Локи повернул к ней голову с нескрываемым раздражением.

— Из-за твоих проблем с доверием, нам придётся питаться доисторическими корешками неизвестно сколько времени.

Волна гнева поднялась из глубины ее существа. Она знала, что не должна поддаваться на провокации, но в данном случае её чувства имели непосредственное отношение к делу.

— Чтобы тебе доверяли, нужно совершать поступки, достойные доверия! — ответила она, не сдержав возмущения. — Предательство, манипуляции, сокрытие информации — не самый надёжный фундамент.

Где-то в глубине джунглей раздался чей-то пронзительный крик, и напомнил простую истину: они в любой момент могли сделаться чьим-то обедом.

— А сейчас, — продолжила она, уже более сдержанно, — если ты не хочешь, чтобы твой бесценный «инструмент» скончался здесь, я предлагаю сосредоточиться на выживании.

В глазах Локи мелькнула тень чего-то, что Гермиона не смогла вполне опознать — не язвительности, а скорее… расчётливого любопытства.

— Практично, — наконец произнёс он, и его губы искривились в намёке на улыбку. — Полагаю, будет разумно создать вокруг нас защитный кокон и пройтись, сделать осмотр наших новых… «владений». Без еды ты долго не протянешь.

— Я могу провести анализ местной флоры, — она запнулась, с досадой осознавая, что её жизнь теперь зависит от уроков травологии. — С помощью спектрального заклинания. Если оно будет работать в этих условиях.

_________

Они двигались сквозь душную пелену джунглей, окруженные покровом защитных чар. Гермиона не могла не оценить эффективность его магии: их шаги не оставляли следов, тела не источали ни тепла, ни запаха, способного привлечь голодных обитателей этого первозданного ада. Даже грязь, казалось, отступала от них. И самое важное — на них не падал взгляд. В этом она убедилась, когда из стены гигантских папоротников поднялась голова тираннозавра.

Чудовище оказалось так близко, что она различала каждый щиток на чешуйчатой шкуре. Его глаз медленно скользнул в их сторону. Зрачок сузился, и на мгновение показалось, что их взгляды встретились — её, полный смертельного ужаса, и его, лишенный мысли. Но затем его взгляд поплыл дальше, словно они были для него не более чем игрой света. Динозавр развернулся и удалился, и каждый его шаг отдавался в земле глухим ударом.

Только когда земля перестала содрогаться, Гермиона вспомнила, что нужно дышать. Сжав в потных пальцах палочку, она с отчаянием принялась за работу, бормоча заклинания над доисторической зеленью.

— Цианидные соединения, — выдохнула она, отступая от обманчиво пышного куста.

Следующий папоротник оказался не лучше.

— Нейротоксин. Смерть.

Шли часы. От голода и усталости у неё дрожали руки. Наконец палочка зависла над невзрачным папоротником.

— Похоже на орляк, — прошептала она. Спектр показывал знакомые безопасные цепочки. — Его можно есть, если…

— Если вымочить и приготовить, — закончил за неё Локи.

Гермиона с сомнением посмотрела на жёсткие листья. Но прежде чем она успела что-то сказать, Локи провёл над ними ладонью. Листья на мгновение покрылись инеем, затем стали гладкими и изменили цвет.

— Эффект вымачивания и термообработки, — пояснил он. — Нельзя создать еду, но можно ускорить некоторые процессы.

Она осторожно попробовала один листок. Безвкусные водоросли — вот что напоминал этот доисторический обед.

Едва они закончили свою сомнительную трапезу, как небо почернело и обрушилось на землю стеной воды. Несколькими плавными жестами, полными древней власти, Локи преобразовал скалу в высокую башню с гладкими стенами. Они поднялись на её вершину и стояли теперь, наблюдая, как ливень превращал мир в бушующее море зелени и грязи.

— Если камень, действительно, реагирует на твоё подсознание, — проговорил Локи, вглядываясь в даль. — То тебе нужно внутренне принять мой план, чтобы мы смогли убраться отсюда.

Гермиона смотрела на бескрайние, пропадающие в пелене дождя заросли. Экзистенциальная истина, которую она до этого лишь регистрировала умом, пронзила её насквозь. Он был здесь. Она была здесь. И больше ни одного разумного существа на миллионы лет вперёд.

Камень времени, заблокировав перемещение, мог создать новую временную ветвь, где петля размыкается… Тогда они, действительно, могут остаться здесь навсегда, став вымершей ветвью реальности.

Чтобы спастись, ей нужно принять его план. Но принятие — это не то действие, которое можно осуществить усилием воли. А значит, они застряли…

И больше всего её пугало даже не это, а то, что случится, когда и Локи поймёт это окончательно. Когда до него дойдёт, что она не сможет довериться, и он тоже в ловушке. Навсегда. Без зрителей, без власти. Лишь он, она и вечность.

Гермиона украдкой взглянула на него. Он стоял на краю, его поза была расслаблена, будто он наслаждался этим диким спектаклем стихии. И она поняла: если не найдётся иного пути к спасению, вся её жизнь отныне будет сведена к Нему. К угадыванию его настроений, к сглаживанию углов, к тому чтобы быть зеркалом для нарцисса. Игрушкой для бога, у которого отняли всё остальное.

Чудесные принципы из умных книг о личных границах больше не будут иметь значения. Когда оппонент может сделать с тобой что угодно, отстаивать границы — сомнительная идея. Единственной тактикой выживания отныне становилась манипуляция. Быть приятной ему.

— Меня тоже не вдохновляет перспектива застрять здесь навсегда, — начала она, тщательно выверяя каждое слово. — Поэтому если ты можешь что-то сделать, чтобы поскорее заслужить моё доверие, пожалуйста, сделай это.

— Что ж, как я говорил... — начал Локи, и поплыли знакомые объяснения о разрывах реальности, неминуемой гибели мира и спасительном ритуале, который всё исправит.

Гермиона кивала в такт его словам, будто впервые слышала эту шарманку. А потом, выбрав паузу, мягко вставила:

— Прости моё любопытство… но почему Мерлин был вынужден дать нерушимый обет? Может, он мог бы рассказать что-то, что помогло бы мне лучше понять твой план?

Локи усмехнулся, но в этой усмешке скорее читалось раздражение, нежели веселье.

— Мальчишка ничего не может сделать как надо. Ему следовало развеять твои страхи, а не лелеять их. Надо было сразу делать ставку на Моргану. Та, по крайней мере, понимает цену власти и не страдает… сентиментальностью.

Его взгляд вновь скользнул по цветку, и ей показалось, что она уловила тень ревности. То, что он видел в ней женщину, не было новостью. Но в прошлом это было лишь фоном, который можно было игнорировать. Здесь же, в замкнутом пространстве их вынужденного соседства, эта динамика была бомбой замедленного действия. Рано или поздно его внимание, лишённое других раздражителей, неизбежно обратится в эту сторону. Вопрос был не в «если», а в «когда».

И перед ней встал выбор. Если игнорировать намёки, то она рискует разжечь в нём азарт охотника. И тогда, не исключено, что он просто возьмет её силой. Или можно… подыграть. Стать не добычей, но желанной наградой, которую он получит добровольно. Возможно, это был её шанс сохранить хоть какой-то контроль.

Внутренне содрогнувшись от унижения, Гермиона продолжала анализировать варианты ответа. Она опустила взгляд, делая вид, что смущена, давая себе секунду.

— Он просто был добр ко мне, — осторожно начала она. — В его жесте не было скрытого смысла.

— В девятом веке от Рождества Христова, — язвительно парировал Локи, — мужчины не вплетали цветы в волосы женщинам без определённых… намерений. Не могу представить, что такая проницательная ведьма могла этого не заметить.

— Прости, — тихо сказала она, тщательно выверяя интонацию, вкладывая в неё лёгкую, почти девичью растерянность. — Я действительно не подумала.

Её пальцы медленно извлекли василёк из волос. Она позволила себе мгновение подержать его — последнее напоминание о той, иной жизни. Затем бросила вниз, в зелёную пучину. «Я принимаю твои правила» — говорил этот жест.

Повернувшись к нему, она увидела, что перестаралась. Локи наблюдал за ней с легким недоумением.

— С тобой всё в порядке? Ты ведёшь себя странно.

Проклятье. Не хватало ещё, чтобы он снова принялся читать её мысли. Она поспешно натянула на себя маску усталости.

— Я, наверное, просто вымоталась. Всё, что случилось… Вчерашний день в Камелоте, эти джунгли… Я не спала больше суток. Мне нужно время, чтобы прийти в себя.

На его лице мелькнуло понимание, и она с облегчением отметила, что тень подозрительности в его взгляде отступила.

— Завтра продолжим поиски пропитания, — согласился он. — Свежей голове легче найти решение.

— Здесь же есть где-то моя комната? — спросила она, стараясь спрятать надежду под слоем показного безразличия.

— Если ты того желаешь, — его губы на мгновение сложились в беззвучную усмешку. — Вторая дверь слева.

Намёк был прозрачен: он предпочёл бы, чтобы у них была общая спальня. Но ей отчаянно нужна была дистанция, чтобы перегруппироваться.

— До завтра, тогда, — поспешно кивнула она и пошла к лестнице, стараясь не бежать, но и не задерживаясь ни на мгновение больше.

__________

Они стояли у края каменной башни, завтракая под дикую симфонию джунглей. Гермиона оперлась локтями о прохладный парапет, глядя вниз, где из земли, пропитанной дождем, поднимался туман. Казалось, весь этот древний мир кипел и бурлил под ними, скрытый дымчатой завесой, из которой доносились странные щелчки, рычания и протяжные крики.

— Есть ещё одна неприятная новость, — нарушил молчание Локи, отставляя в сторону свою тарелку. — Я обнаружил, что блокировка распространилась и на пространственные перемещения. Возможно, это побочный эффект от решения твоего камня оградить нас от временных путешествий.

Взгляд Гермионы упал на Камень, мерцающий мягким, почти живым светом, будто подмигивая ей.

— Я все хотела спросить... — она повернула кольцо на пальце, ловя в его глубине таинственные отсветы. — Это же один и тот же артефакт, который ты когда-то получил... от самого себя. По всем законам причинности, такая встреча должна была разорвать ткань реальности. Почему мы до сих пор существуем?

Локи внимательно посмотрел на неё, его выражение лица было серьёзным.

— На самом деле, мой первый Камень Времени я получил из твоих рук. Ты вручила его мне тысячу лет назад, во время ритуала. Поэтому десять лет назад я отдал его тебе, чтобы нынешняя ты могла снова вручить его мне в прошлом. А недавно я... позаимствовал изначальный Камень у Хранителей. — Он провёл рукой по воздуху, рисуя невидимую петлю. — Это один и тот же камень, путешествующий по замкнутому кругу. Его природа позволяет ему встречаться с самим собой и оставаться устойчивым.

Гермиона почувствовала, как у неё закружилась голова. Это было похоже на попытку представить четырёхмерный объект в трёхмерном пространстве.

— Но... как? Любой артефакт при встрече с самим собой должен...

— Должен вызвать коллапс, — закончил он за нее. — Если бы это был обычный артефакт. Но Камни Времени... — его взгляд снова скользнул по кольцу, — были созданы вне нашего понимания времени. Говорят, их выковали существа, для которых прошлое и будущее — просто страницы одной книги, которые можно листать в любом порядке.

Она смотрела на мерцающий камень. Если Локи не лгал, то этот артефакт был частицей иного порядка вещей — воплощением реальности, где привычные законы магии и времени теряли всякий смысл.

— Так вот, — Локи вернулся к прерванному разговору. — Теперь, когда я лишён возможности мгновенно оказаться рядом, а в этих джунглях так много потенциальных способов умереть… Я думаю, тебе не стоит выходить из башни одной.

Гермионе пришлось признать, что в его словах имелась логика. Но было сложно не провести параллель: ситуация складывалась по классическому архетипу заточения принцессы, где Локи, по всей видимости, отводил себе роль дракона-хранителя.

— Но я-то, наверное, могу трансгрессировать? — осторожно предложила она, пробуя на прочность границы этих новых правил.

— Может быть. Но ты можешь попросту не успеть, — его голос звучал нарочито мягко. — Твои защиты несовершенны, а нападение велоцирапторов — это не поединок на дуэли. Пока ты отобьешься от одного, другой уже бросится на тебя из засады.

Он сделал паузу, давая ей представить эту картину, прежде чем продолжить:

— Или ты случайно набредёшь на гнездо гигантских сколопендр. Яд подействует быстрее, чем ты успеешь применить противоядие. Твоя магия бессильна против токсинов, которые парализуют за секунды. Так что нет. Самостоятельные прогулки абсолютно исключены.

— Понимаю... Буду действовать соответственно обстоятельствам.

Она сохраняла внешнее спокойствие, но под этой маской скрывалось глубокое напряжение. Теперь она была защищена от угроз снаружи. А как насчёт хищника, что живет внутри башни?

_______

Каждый новый день начинался с очередной попытки прорваться сквозь временну́ю блокаду. Локи активировал свой Камень, в то время как Гермиона изо всех сил старалась обрести внутреннюю уверенность, необходимую для освобождения. Она пыталась думать о спасении мира, о возвращении домой, о том, что в конечном счёте план Локи окажется верным путём, но сомнения опутывали её подобно ядовитым плющам.

Каждый раз Камень на её пальце вспыхивал холодным голубым светом и безжалостно блокировал все попытки телепортации, оставляя их в доисторической эре.

Их жизнь постепенно начала обретать черты своеобразной рутины. Они неторопливо обследовали окрестности, и помимо папоротника-орляка Гермиона отыскала несколько видов съедобных кореньев и горьковатые листья, которые они приспособили под чай. Этот напиток стал небольшим утешением в их странном быту.

В один из дней было решено, что им необходимо найти источники железа и белка, и они начали отлавливать небольших травоядных ящеров. Но даже все ухищрения Локи по магической обработке не могли полностью избавить мясо от жёсткости и странного привкуса.

Чтобы скрасить её существование, Локи создал для Гермионы подобие библиотеки — несколько шкафов с книгами, содержание которых он восстановил по памяти. Библиотека получилась не такой роскошной, как та, что была у Белль в замке Чудовища. Но всё же это было кое-что. Хотя и усиливало её сходство со сказочной пленницей.

Иногда Гермиона думала, что было бы даже неплохо, если бы у неё, как у Белль, развился стокгольмский синдром. Возможно, тогда её психика начала бы доверять её тюремщику, и они наконец выбрались бы из этой ловушки. А ещё ужасно не хватало поющих и разговаривающих предметов утвари — от такой компании она бы сейчас не отказалась.

Как-то раз Гермиона устроилась в кресле у камина с книгой, но сосредоточиться на чтении не получалось. Мысли постоянно возвращались к их безнадёжному положению. Она даже не заметила, как погрузилась в раздумья, пока не ощутила на себе тяжёлый взгляд. Подняв глаза, она увидела Локи, стоявшего в дверях. Он молча смотрел на неё с таким видом, будто ждал, что она непременно поделится с ним своими мыслями.

— Было бы неплохо, если бы этот канделябр умел говорить... Хоть какое-то разнообразие в общении. — сказала она первое, что пришло на ум, лишь бы прервать неловкое молчание.

Локи недоуменно пожал плечами:

— Даже моя магия не может наделять разумом предметы.

Он не понял отсылку к сказке, что, пожалуй, было к лучшему. Но прежде чем она успела что-либо добавить, его выражение лица сменилось. За месяц заточения Гермиона научилась распознавать эти едва заметные изменения. Теперь в его позе читалась собранность, а взгляд стал серьезным и пристальным.

— Я много думал о нашей ситуации, — наконец произнёс он.

Гермиона закрыла книгу, чувствуя, как зарождается тревога. «Вот оно. Начинается».

— Пока что наша основная гипотеза заключается в том, что Камень требует твоего внутреннего согласия с моими планами, — продолжил он, глядя на пламя, — Но будет рискованно работать над этим, не раскрыв всей информации. Потому что, когда правда откроется, и она тебе не понравится… Кольцо снова может заблокировать нас в неподходящий момент.

Он повернулся к ней, и в его глазах отражались огненные блики.

— Думаю, необходимо посвятить тебя во все детали сразу. А дальше — будь что будет.

Гермиона затаила дыхание. Неужели сейчас она, наконец, узнает причину своих дурных предчувствий по поводу него?

— Тысячу лет назад я заключил договор не только с людьми. Но и с самой тканью времени. Я вложил часть своей сущности в первых магов. Это была... своего рода инвестиция.

— Инвестиция? — переспросила она, не понимая.

— Моя сила стала их силой, — объяснил он. — Она передавалась из поколения в поколение. Чем больше становилось волшебников, тем больше становилось магии. — Он сделал паузу, давая ей осмыслить. — Но теперь магия разрослась как раковая опухоль и разрывает реальность.

Он поднялся и подошёл к камину, его высокий силуэт чётко вырисовывался на фоне огня.

— Мне нужно провести ритуал, который изымет всю магию из настоящего и вернёт её... мне же. Но в прошлое. Тому Локи, который только что вложил свою силу.

Теперь Гермиона понимала, почему она видела такую мощь в его магическом поле. Он буквально носит в себе всю магию мира — он уже получил её из будущего.

— Я не отнимаю того, что не принадлежит мне. Это просто возврат инвестиции.

— Но... что будет с нашим миром? — её голос сорвался на шепот, когда до неё начала доходить чудовищность возможных последствий. — С волшебниками? Со всеми, кто зависит от магии?

— Магия исчезнет, — прозвучал безжалостный приговор. — Полностью. Навсегда.

— Больные, исцеленные с помощью волшебства, их исцеления обратятся вспять? А здания, что держатся на заклинаниях, они же рухнут? А люди в домах с незримыми расширениями... они окажутся запертыми в карманных измерениях... навсегда?

— Да, — тихо подтвердил он, видя её ужас. — Но если мы не сделаем этого, реальность погибнет полностью. Ты видела эти разрывы — это только начало.

Сердце Гермионы бешено колотилось. Она металась между ужасом от услышанного и страхом перед тем, что сделает Локи, когда поймёт, что не сможет добиться от неё сотрудничества. Она чувствовала себя загнанной в угол, абсолютно беспомощной.

— Я не могу... Я не могу обречь их на смерть! — её голос дрожал, обнажая всю глубину отчаяния.

Она сжала виски, пытаясь остановить панику. Любой выбор казался неправильным, аморальным. И тогда, в отчаянии, родилась мысль, которая заставила её содрогнуться от собственного предложения: лучше стать марионеткой, чем нести ответственность за это.

— Пожалуйста... ты можешь... просто зачаровать мой разум? Сделать так, чтобы я могла принять это?

— Вряд ли этого будет достаточно для камня. — он покачал головой. — Но думаю, у нас будет время попробовать.

__________

Гермиона вернулась в свою комнату после разговора и села на кровать, обхватив себя за плечи. Её сознание отказывалось вместить весь ужас открывшейся правды. А потом до неё дошла и ещё одна мысль: Джинни, Гарри, их будущий ребёнок... Малыш, зачатый с помощью магического ритуала... Что будет с ним?

Как она посмотрит в глаза друзьям? Такое не прощают. Она потеряет их в любом случае — либо они умрут вместе с миром, если она откажется сыграть свою роль, либо возненавидят её, если она согласится.

Первый вариант, конечно, гораздо хуже. Но это она понимала лишь рассудком. Под тяжестью этого выбора, она больше не чувствовала, какой вариант причиняет больше боли.

Она вышла на балкон. Высота в триста метров над землёй внезапно показалась привлекательной. Спрыгнуть? Но даже её воображение не могло нарисовать картину, где её самоубийство улучшало ситуацию.

Она вернулась в комнату и упала на кровать, уставившись в пустоту, пока не провалилась в тяжёлый, не приносящий облегчения сон.

Следующие недели прошли в полной растерянности. Локи, должно быть, совсем чокнулся, если решил, что раскрытие этих ужасающих деталей поможет завоевать её доверие. И ещё она думала: за тысячу лет подготовки он не придумал ничего лучше угроз и обмана? Она даже хмыкнула от разочарования.

Она надеялась, что он никогда не прочтет эти её мысли. Какой был бы удар по его эго, если бы он узнал, что она считает, что он очень плохо постарался.

Иногда, чтобы не сойти с ума, она представляла, как рассказывает эту историю друзьям, сидя в гостиной Гриммо.

«Панталоны?» — воображала она голос Джинни, полный смеха и недоверия. «Ты стояла перед величайшим магом всех времён, а запомнила только его исподнее?»

«Вы жрали ящериц? — перебивал воображаемый Рон, — Жесть, Гермиона! Даже в нашем походе с палаткой, когда приходилось питаться чем попало, мы до такого не опускались!»

Но затем снова возникала тень ребёнка, которому никогда не родится, и мысли вновь начинали ходить по кругу, и каждый виток забирал ещё кусочек её души.

_________

В один из дней, сидя на террасе, Гермиона наблюдала, как аллозавр с глухим стуком тыкался мордой в основание башни, словно проверяя её на прочность. В груди у неё сжалось от острого желания выбраться наружу — побродить по лесу одной, пусть даже смертельно опасному, но где она могла бы на время забыть о всепроникающем присутствии Локи.

В сущности, что мешало ему оградить участок леса вокруг башни и наложить защитные чары? Чтобы она могла гулять одна, не рискуя быть съеденной. Просто сменить одну ловушку на другую, чуть более просторную.

Но нужно было просить Его. Ни в коем случае нельзя было показать, насколько сильно она этого хочет. Он непременно использует это против неё, будет дозировать эти прогулки, как награду, или лишать их в наказание.

Она решила поднять этот вопрос как бы невзначай во время очередной вылазки за провизией.

Когда они остановились у ручья, где она неделю назад нашла съедобные корни, Гермиона приняла задумчивый вид:

— Знаешь, здесь, у воды царит такое умиротворение... — Она провела рукой по мху на камнях. — Жаль, что нельзя просто присесть здесь ненадолго, не высматривая постоянно хищников.

Она подняла на него взгляд, позволяя ему увидеть в её глазах не просьбу, а лёгкую меланхолию.

— Иногда мне кажется, что если бы у нас был хоть маленький огороженный уголок... место, где можно было бы просто дышать, не ощущая себя мишенью... — Она оборвала на полуслове, как будто сама поймала себя на излишней откровенности.

Локи внимательно посмотрел на неё, и ей показалось, что он разгадал все её ухищрения. Она попыталась удержать зрительный контакт, но не выдержала и опустила глаза, рассматривая узоры на мшистом камне у своих ног.

— Не вижу причин отказать, — произнёс он наконец. — Завтра создам нечто вроде... сада.

Облегчение теплой волной разлилось по ее груди. Она коротко кивнула, продолжая смотреть в землю.

На следующее утро, когда она вышла к завтраку, он, не глядя на неё, бросил через плечо:

— Кстати, можешь прогуляться. Я огородил территорию, как ты и просила.

Гермиона сделала паузу, прежде чем ответить. Она медленно отломила кусочек хлеба, который они пекли из спор местного папоротника. Безвкусный, но хоть какое-то подобие нормальной еды.

— Спасибо, — сказала она ровно, как будто это было незначительной услугой. — Я загляну туда позже.

Она заставила себя доесть всё до последней крошки. Только когда чашка с травяным чаем опустела, она неспешно поднялась и направилась к выходу.

Выйдя за порог башни, она обнаружила, что он снизошел не только до того, чтобы огородить участок леса, но и облагородил его. Среди гигантских папоротников были проложены гравийные тропинки. В тени деревьев стояли каменные скамьи, чтобы можно было присесть и предаться размышлениям. А в центре небольшой поляны бил фонтан, покрытый изящными руническими узорами.

Пространство сада было пронизано лучами его магии — теми же, что наполняли башню. Гермиона понимала, что здесь он мог найти её в любой момент, если пожелает.

Тем не менее, прогуляться было приятно. Возможность побыть одной — даже в этой искусственно созданной идиллии — стала бальзамом для её измученной души.

___________

Однажды ночью, когда тягостные мысли не давали ей уснуть, Гермиона поднялась на крышу. Над головой простиралось небо, какое можно увидеть лишь в полном отрыве от цивилизации — без малейших следов светового загрязнения, усыпанное мириадами невероятно ярких звёзд. Млечный Путь струился через весь небосвод, словно река из серебряной пыли. И глядя на это великолепие, она ощущала себя бесконечно маленькой и одинокой в этом древнем мире.

Внезапно, с громким хлопаньем крыльев и пронзительным криком над ней пролетел птеродактиль, так близко, что она почувствовала порыв воздуха. Гермиона вздрогнула и отпрянула, сердце бешено заколотилось в груди.

— Неужели ты думаешь, что я позволю птеродактилям тебя унести? — раздался насмешливый голос сзади.

Она резко обернулась. Локи стоял в нескольких шагах.

— Давно тут стоишь? — спросила она напряжённо.

Он не ответил, но приблизился и опустился на каменную плиту рядом с ней.

— Предлагаю игру: правда в обмен на правду. Дамы вперёд — спрашивай.

Гермиона на мгновение задумалась, пытаясь придумать вопрос, который не выдал бы её истинных страхов, но позволил бы понять его логику.

— Когда я призвала тебя в Малфой-мэнор... Ты удивился?

Вопрос, казалось, действительно застал его врасплох. Локи откинул голову назад и рассмеялся.

— Удивился? Я потратил месяцы, размышляя, как лучше приблизиться к тебе. Просчитывал возможности — от случайной встречи в библиотеке до вмешательства в миссию Ордена. А ты просто опередила меня и сама прыгнула ко мне в руки.

Гермиона посмотрела на звёзды. Так она и думала. Не позови она его тогда — ничего бы не изменилось. Он бы всё равно пришёл. Сам.

Это странным образом приносило облегчение. Та ночь в Малфой-мэнор, её отчаянный шаг, её вина за призванную тьму — всё это оказалось не её единоличным выбором, а лишь эпизодом в заранее написанной пьесе.

— А теперь моя очередь. Я правильно понимаю, что ты меня до чёртиков боишься?

Гермиона почувствовала, как сжимается желудок. Она замялась, пытаясь быстро найти подходящий ответ:

— Боюсь? Пожалуй, нет. Но я определённо испытываю уважение к тому, кто может остановить тираннозавра…

— Крошка, — Локи усмехнулся, и в его глазах вспыхнули знакомые зелёные огоньки. — Такой прямой лести от тебя я ещё не удостаивался. Хотя... — он сделал паузу, изучая её, — последние недели ты ходила передо мной на цыпочках так старательно, что могла бы давать уроки балеринам.

Гермиона почувствовала, как по щекам разливается тепло. Слово «крошка» пробивало очередные границы их отношений. Он затягивал её в новый контекст, где такие обращения становились допустимыми.

Она мысленно отругала себя за то, что слишком резко сменила тактику. Раньше она парировала его насмешки, смотрела прямо в глаза и даже отстаивала границы. Но с момента попадания в юрский период всё изменилось — теперь она постоянно опускала глаза, подбирала слова и старалась его не злить. Следовало действовать постепеннее, но она не проявила достаточно хитрости. И он, конечно, заметил.

Он откинулся на локти, его голос приобрёл лёгкий, почти ленивый тон:

— Если очень хочешь — продолжай, конечно. Но это становится скучно. И, должен сказать, немного не вяжется с твоей натурой. Я бы предпочёл, чтобы ты говорила всё, что думаешь.

Ага, конечно, — подумала она. Она почти была уверена, что он приглашал её к откровенности, чтобы потом использовать всё, что узнает, против неё.

— Откровенность — это риск, — произнесла она, опуская взгляд. — А я уже совершила достаточно опрометчивых поступков за последнее время. Мне не хочется создавать лишнее напряжение…

— Кажется, у тебя сложилось впечатление, что если ты меня выбесишь, то я превращусь в кого-то вроде Беллатрисы Лестрейндж и буду истязать тебя. Меня удручает такое мнение обо мне.

Гермиона невольно содрогнулась при упоминании Беллатрисы, хотя тут же осознала всю абсурдность этой реакции. Беллатриса была мёртва. Более того, она даже не родится ещё миллионы лет.

— Прости, но наши отношения начались с угроз убить всех, кто мне дорог. — Она не сдержалась и всё-таки позволила себе небольшой выпад. — Не самый надёжный фундамент для доверия, не находишь?

Локи не ответил сразу. Он смотрел на звёзды, его профиль чётко вырисовывался в лунном свете.

— Угрозы, — наконец сказал он, — инструмент для тех, кто спешит. Они грубы, но эффективны, когда нужно быстро подчинить чужую волю. — Он повернулся к ней. — Но мы то застряли здесь надолго.

Гермиона промолчала, но её скептицизм, должно быть, читался на лице.

— Мне ужасно не хочется наблюдать, как единственное разумное существо в этом проклятом мире стареет и умирает. Плохое обращение лишь ускорит твое увядание. Я знаю, как воздействует стресс на организм. А когда ты умрёшь... — в его глазах стояла безрадостная ясность, — подчинится ли мне камень, снятый с твоей холодной руки? Или миллионы лет будут отделять меня от следующей возможности поговорить с кем-либо?

Губы Локи искривила горькая усмешка.

— Знаешь, я думаю, если это случится, то мне уже будет наплевать на магию, на власть и на конец света. Я просто сойду с ума. В самом что ни на есть буквальном смысле.

Он снова перевёл взгляд на звёзды, и в его профиле, освещённом лунным светом, опять появилась отрешённость.

— Так что да. Сейчас мне выгоднее заботиться о тебе, а не ломать. Я, конечно, могу вспылить, но у меня нет никакого намерения тебя калечить.

В странном, почти циничном откровении Локи о его страхе перед одиночеством после её смерти, проглядывала уязвимость. И хотя слова эти были продиктованы рациональным расчётом, сам факт, что он боялся одиночества и безумия, сделал его чуть более человечным в её глазах.

— Страх одиночества... — тихо начала она. — Да, я понимаю, о чем ты. Но между страхом остаться одному и готовностью доверять — огромная разница. А ты просишь меня перейти эту пропасть по одному твоему слову.

Локи вздохнул, словно уставший учитель, имеющий дело с непонятливым учеником.

— Ладно. Чтобы растопить лёд... Хочешь, я поклянусь? На крови, на своей магии — что не планирую подвергать тебя физическим мучениям.

Она смотрела на него с широко раскрытыми глазами.

— Ты... правда можешь это сделать?

— Да. Смотри.

Он провёл рукой по ладони, и на ней выступила капля крови, которая тут же превратилась в магический символ в воздухе.

— Клянусь своей кровью и своей магией, что не причиню Гермионе Грейнджер физического вреда преднамеренно. Если нарушу это — пусть лишусь и того, и другого.

Символ вспыхнул и исчез.

Гермиона почувствовала, как по её щекам покатились слёзы, которые она так долго сдерживала. Это было настолько глубокое облегчение, что всё напряжение последних недель — постоянная бдительность, страх, скрывавшийся в каждом звуке его шагов, — наконец вырвалось наружу.

Он не будет её истязать. Ничего не поменялось. Всё будет как прежде — только старое доброе эмоциональное насилие с его стороны! Господи, как хорошо! С этим знанием уже можно было жить.

На следующее утро Гермиона проснулась с непривычным ощущением покоя. Тревога, точившая ее изнутри все эти недели, отступила, уступив место хрупкому, зыбкому перемирию с самой собой. «Хотя бы один день, — умоляла она свою совесть. — Один день без самоедства и мрачных предчувствий. Разве я не заслужила небольшую передышку?»

Она надела простое платье, которое создала сама из волокон доисторического льна. Это был акт её самостоятельности, доказательство, что она может обойтись без магии Локи хотя бы в мелочах.

Он ждал ее в гостиной, у панорамного окна, за которым простирались бескрайние джунгли. В белой рубашке, с чашкой чая в руке, он выглядел естественно и непринужденно, словно аристократ, созерцающий свои владения из окна родового поместья.

— Знаешь, — задумчиво произнесла она, подходя к столу, — Было бы неплохо разнообразить звуковой фон. Иногда так не хватает музыки…

Под сводами каменной башни тут же зазвучала негромкая, но ясная мелодия, будто в комнате появилось невидимое фортепиано. Простая, грустная и чистая, напоминающая «Comptine d'un autre été» Яна Тьерсена.

— Не думала, что асгардский принц знаком с музыкальным репертуаром смертных.

Локи потер пальцами виски, словно смахивая внезапно накатившую усталость.

— Я наблюдал за вашим видом веками. И, должен признать, большую часть времени это зрелище вызывало у меня либо скуку, либо желание устроить Армагеддон. — Он сделал паузу, и его взгляд, казалось, утратил фокус, растворившись в звучащих нотах. — Но затем вы явили миру нечто поистине стоящее. Всю эту… музыку. Именно за неё я, пожалуй, готов простить ваше жалкое человечество.

Некоторое время они молчали, и тишина между ними была наполнена нежной мелодией и странным комфортом. Гермиона медленно допивала чай, чувствуя, как солнечные лучи ласкают ее кожу.

Посреди этого медитативного чаепития её посетила любопытная мысль. Самое удивительное было в том, что она не стала её обдумывать, взвешивать риски или подбирать слова, а просто озвучила её, словно размышляя сама с собой:

— А ведь мы могли бы исследовать планету дальше. Я могу трансгрессировать нас к границе наших прежних маршрутов, и мы двинемся оттуда. Завтра — перенесемся туда, где остановимся сегодня. Будем продвигаться шаг за шагом. Кто знает, какие ландшафты откроются за горизонтом…

Локи наблюдал за ней со снисходительной усмешкой.

— Позволь мне разочаровать твой исследовательский пыл: ландшафты здесь не балуют разнообразием. За очередным гигантским папоротником нас будет ждать лишь ещё один гигантский папоротник. — Он вновь отвёл взгляд к окну, и его голос приобрёл отстранённое, почти задумчивое звучание. — Но, если хочешь, давай. Может, когда-нибудь даже наткнёмся на море... Хотя, оно, наверняка, дикое и кишит зубастыми тварями, как и всё вокруг.

Слушая его ворчание, Гермиона подумала, что они стали похожи на супругов, измотанных годами брака. Капризный, вечно недовольный муж и его любопытная жена делят обычное утро где-нибудь в ином месте и времени, а не за сотни миллионов лет до появления первого человека.

И захотелось поддаться соблазну и притвориться, что это и правда самое обычное утро, а не передышка между вечными кризисами.

__________

В следующие несколько недель море так и не показалось на горизонте. Вместо него их путь преградили горы.

Нацелившись на самую высокую вершину, Гермиона с решимостью, рожденной тоской по чему-то новому, схватила Локи за руку.

— Держись, — сказала она, прежде чем мир сжался в привычную трубку трансгрессии.

Они возникли на вершине в клубящемся вихре магии. Под ними расстилалась долина невиданной красоты, настоящий затерянный мир в мире: изумрудный амфитеатр с голубыми нитями рек, деревья с бирюзовой листвой и озеро, сияющее словно расплавленный опал.

— Ну что, великий скептик? — выдохнула она, отпуская его руку. — Все еще считаешь, что за каждым поворотом нас ждет лишь очередной папоротник?

Локи не ответил, но разглядывал панораму со сдержанным удовлетворением. Затем он провёл рукой по воздуху, и над озером родилась радуга. Неяркая, едва заметная, словно молчаливое признание, что некоторые вещи стоят того, чтобы быть увиденными.

Странное чувство тепла растеклось внутри. Камень времени легко мог швырнуть её в этот древний мир одну, обрекая на абсолютное одиночество. Но этого не случилось. Глядя на радугу над прекрасной долиной, Гермиона испытывала благодарность, что ей было с кем разделить этот вид. Пусть даже с Ним.

При всех его недостатках, он всё-таки был не самым плохим напарником в этих обстоятельствах.

_________

По вечерам они иногда играли в хнефатафл — древнюю асгардскую игру-стратегию, которой Локи научил её в первые недели их заточения. Однажды они сидели в гостиной, и Гермиона, рассеянно передвигая резную костяную фигурку, думала о чём-то своём. Из раздумий её вырвал его голос:

— Предлагаю сделать игру... повеселее. Если проиграешь, следующий раунд сыграешь, сидя у меня на коленях.

Гермиона уставилась на него, не веря, что не ослышалась.

— А мне это зачем? — наконец выдохнула она.

— Справедливый вопрос, — на его лице появилась игривая ухмылка. — Ну, если выиграешь... я исполню любое твоё желание, когда вернёмся в наше время. В пределах моих божественных возможностей, разумеется.

Гермионе пришло в голову, что было бы неплохо иметь такой козырь. Она могла бы потребовать спасти всех, кто пострадает от исчезновения магии... или что-то ещё. Но только на мгновение она позволила себе увлечься этой иллюзией.

Глядя в его лукавые глаза, она прекрасно понимала, что он не проиграет. Вероятно, те несколько раз, когда она одержала верх, он поддавался, чтобы создать впечатление, будто она может выиграть.

— Хорошая попытка, — произнесла она, стараясь звучать непринужденно, будто ее нисколько не взволновала эта ситуация. — Но я, пожалуй, воздержусь.

— Как пожелаешь, — ответил Локи.

Если он и был разочарован, то не подал вида. Его пальцы передвинули фигурку хнельги, окружив её фигурами с трёх сторон.

— Твой король в ловушке. Кажется, сегодня стратегия не на твоей стороне.

Он начал расставлять фигуры для новой партии, а Гермиона сделала вид, что изучает узор на деревянной доске. Остаток вечера она старалась сохранять невозмутимость, но внутри всё переворачивалось от наглости его предложения. Каждый щелчок костяной фигурки о доску отдавался в ней странным эхом.

Вернувшись в свою комнату, она затворила дверь, прислонилась к ней спиной и приложила ладони к пылающим щекам. Что это, чёрт побери, было? Вот так бесцеремонно он решил переступить все границы?

Она подошла к кровати и упала на подушки. Воображение принялось дорисовывать сценарий этого вечера:

Она соглашается. Фигура хнельги падает под его безжалостным натиском.

— Кажется, ты проиграла, — звучит его голос, вязкий и тёплый, как смола.

Он делает приглашающий жест. Она отодвигает стул, и этот скрежет о камень — звук капитуляции. На ватных ногах она идет к нему, садится к нему на колени. Спиной чувствует твёдую мышечную линию его тела, тепло, исходящее от него.

— Надо бы поднять ставки, — его губы почти касаются её уха, дыхание обжигает. — Следующую партию сыграешь обнажённой. Если, конечно, проиграешь.

И она согласится. Потому что, какого чёрта нет, когда ты уже сидишь у него на коленях?

— А есть какой-то исход, при котором ты меня не трахнешь к концу вечера? — спрашивает она, пытаясь звучать дерзко, но чувствуя собственную дрожь.

Он запускает пальцы в её волосы, оттягивает голову назад, губы скользят по шее.

— Вот тебе небольшая подсказка, — шепчет он.

Гермиона резко вскочила с кровати, сбрасывая с себя этот морок. Она стояла, тяжело дыша, в центре комнаты, ощущая, как стены смыкаются вокруг неё.

Стоит вовлечься в подобные фантазии — и очень скоро она влюбится в него по уши.

Вот только… А что, собственно, ей оставалось делать? Словно у неё есть шанс встретить здесь кого-то получше.

Она молодая женщина, и у неё есть потребности. Если уж суждено провести здесь остаток дней, почему бы не позволить себе хоть каких-то тёплых и приятных ощущений? От одной этой мысли по телу разлилась горячая, стыдная волна.

Порывисто она шагнула к двери, рука сама потянулась к ручке. Но пальцы замерли.

«Нет. Не ночью. Ночью решения диктуют гормоны. Утром ты взглянешь на ситуацию иначе», — прозвучал внутри голос разума, тот самый, что много раз выручал её, хотя сейчас его доводы казались невыразительными на фоне бушующих чувств.

Она отступила от двери и лишь из уважения к этому голосу решила не предпринимать ничего сгоряча. Подойдя к окну, она распахнула его, ожидая, что свежий воздух прояснит голову. Но воздух был душным и влажным, а из тёмной чащи доносились протяжные крики ночных тварей.

Опустившись на подоконник, она чувствовала, как дрожь возбуждения бежит по коже. Ладно, она не пойдёт к нему сегодня. Но он, наверняка, попытается снова. И когда это случится... Что ж, она просто дождётся жеста получше, погалантнее.

В памяти всплыла картина: его самодовольная ухмылка, неприкрытый вызов во взгляде. Она хихикнула, словно школьница. Нет уж, с ней так нельзя. Она не какая-нибудь Лаванда Браун. Пусть побегает.

________

Завтрак прошёл в привычной, будничной атмосфере. Локи был молчалив, но не угрюм. Он пил чай, глядя в окно, и на все попытки Гермионы завести разговор отвечал без интереса.

Она ловила себя на том, что ищет в его поведении какой-нибудь намёк на вчерашнее — задержавшийся взгляд, случайное прикосновение, скрытую улыбку. Но он вёл себя так, будто вчерашней ночи с его неприличным предложением попросту не было.

И от этого становилось досадно. «Ну вот, началось, — подумала она. — Ты ждёшь от него романтических жестов. Классический симптом влюбленности. Соберись, Грейнджер».

— Может, продолжим исследование? — предложила она. — Двинемся дальше на север.

Локи лениво поднял на неё взгляд.

— Как скажешь, — пожал он плечами. — От нечего делать сойдёт.

________

Гермиона трансгрессировала их к знакомой развилке ручьёв — крайней точке их предыдущей вылазки. Они шли в привычном молчании, но сегодня оно казалось особенно громким. Она то и дело проверяла навигационные чары и посылала вперёд поисковые заклинания, пытаясь уловить признаки большой воды — солёность в воздухе, специфическую влажность, эхо прибоя.

Ирония заключалась в том, что озвученная им без особых надежд идея — дойти до моря — постепенно превратилась для неё в навязчивую, почти поэтическую цель.

Она представляла себе свободное пространство, где можно дышать полной грудью, не ощущая давления гигантских деревьев. Воздух, пахнущий солью и свежестью, а не гниющими листьями и сырой землёй. Возможность смотреть вдаль на воду, сливающуюся с небом...

Они могли бы обосноваться там. Построить себе резиденцию на берегу. Засыпать под умиротворяющий рокот прибоя, а не под вопли ящеров в ночи.

Но чары возвращались ни с чем. Впереди по-прежнему был бесконечный зелёный океан деревьев, папоротников и лиан.

Когда они вернулись в башню, солнце уже клонилось к закату. Они не нашли моря, но и не поссорились, не обменялись колкостями. Это был... просто день.

— Завтра продолжим? — спросила она, смахивая со лба прядь волос, выбившуюся из когда-то аккуратной причёски.

— Я начинаю жалеть, что вообще поселил эту идею в твоей упрямой голове, — его глаза насмешливо блеснули. — Мне в голову приходит тысяча способов занять это время чем-то более приятным.

Ей показалось, что его взгляд на долю секунды скользнул по её губам. Стремительно, но осознанно. И этого мгновения хватило, чтобы в груди предательски ёкнуло.

«Чёрт, — с досадой подумала она — Ведь планировалось наоборот. Это он должен был добиваться твоего расположения, а не ты — ловить мимолетные знаки внимания, как восторженная школьница».

С пылающими щеками она удалилась в свою комнату. Прохладный душ помог немного прийти в себя. Она надела мягкие льняные штаны и простую рубашку — что-то удобное, не оставляющее пространства для намёков и двусмысленностей. Решив, что пора заняться ужином, она направилась наверх.

В большой комнате, служившей одновременно гостиной и кухней, царил мягкий полумрак. Магические светильники мерцали тёплым светом, отражаясь в тёмных поверхностях. Локи ещё не было. Она принялась за привычные действия: разожгла огонь под чаном, начала нарезать стебли папоротника и те коренья, что они научились вымачивать от горечи.

Он вошел бесшумно, как тень, и опустился в свое кресло, не предлагая помощи. Приготовление пищи по умолчанию было её обязанностью.

Эта архаичное распределение ролей, где ей отводилось место хранительницы очага или кухарки, задевало её. Но поднимать этот вопрос казалось удивительно пошлым, почти мещанским — словно они были супругами, ссорящимися из-за того, кто вынесет мусор. Проигнорировав раздражение, она продолжила готовить.

Пока руки занимались кореньями, мысли пошли своим ходом — далеко от этой кухни и тягостной тишины. Нож застыл в воздухе.

— Иногда мне кажется, будто прошлая жизнь была сном, — тихо проговорила она, больше себе, чем ему. — учеба в Хогвартсе, битва с Волан-де-Мортом, работа в Министерстве…мои друзья…

Она не обернулась, но спиной ощутила его внимание — острое и беззвучное.

— Они тебе снятся? — спросил он без обычной насмешки.

— Нет. Просто... вспоминаю их. Особенно сейчас. — Она отложила нож. — Иногда так хочется услышать их голоса. Увидеть, что они где-то есть.

— Хочешь их увидеть? — спросил он.

На мгновение повисла тишина, затем пространство изменилось. Каменные стены растворившись в сиянии тысячи фонариков. Воздух наполнился знакомой музыкой маггловских хитов. Они стояли в бальном зале Министерства — точь-в-точь как в ту ночь, когда праздновалась годовщина победы.

Вокруг были знакомые лица коллег и друзей. За одним из столиков Министр что-то обсуждал с главами отделов правопорядка и международного сотрудничества. Прямо перед ней, смеясь и кружась в танце, пронеслись Гарри и Джинни. Джинни, сияющая в алом платье, встретилась с ней взглядом и приветливо кивнула. Чуть поодаль Рон что-то увлечённо рассказывал Невиллу, размахивая руками. Невилл, улыбаясь, слушал его. Слов разобрать было невозможно — иллюзия этого не позволяла. Невилл вдруг повернул голову и поднял в её сторону свой бокал. Его добрая, смущённая улыбка была такой настоящей… Затем взгляд Гермионы выхватил фигуру Луны в толпе. Та стояла в своём серебристом платье и, верная себе, вела себя непосредственно — надев спектральные очки, пыталась разглядеть, не кишит ли гирлянда нарглами, слегка пританцовывая в такт музыке.

Гермиона приблизилась к ней и попыталась коснуться её, но, как и ожидалось, пальцы прошли сквозь призрачный образ. Луна сняла очки и легко улыбнулась ей: «Идём танцевать!» — и увальсировала куда-то в центр зала.

— Разумеется, здесь они все лишь NPC, — проговорил Локи у неё над ухом.

— Жаль, что нельзя поговорить с ними по-настоящему, — прошептала она.

— Это пока, — поправил он. — Но мы отсюда выберёмся.

Её взгляд снова нашел Гарри и Джинни, кружащихся в танце, таких счастливых.

— Между прочим, их ребёнок зачат с помощью магического ритуала. Ты можешь сделать так, чтобы он не пострадал при изъятии магии?

Она не смотрела на Локи, боясь прочитать в его глазах правду, которую не хотела услышать.

— Нет, — его ответ был тихим и окончательным, как удар похоронного колокола. — Ритуал не делает исключений, при всем моем желании.

Он помолчал, давая ей принять эту тяжесть, прежде чем добавить:

— Для этого ребёнка ничего нельзя сделать. Но я могу позаботиться о том, чтобы с их следующим всё было в порядке.

Гермиона кивнула, чувствуя, как грусть сжимает горло. Да, это было хоть какое-то утешение. Но всё равно — её друзьям предстояло пережить потерю, и от этого знания становилось горько.

Они стояли в натянутом молчании, окружённые призрачным весельем. Музыка продолжала играть, пары кружились в танце, и этот контраст между иллюзией счастья и их тяжёлым разговором был невыносим.

Локи наблюдал за ней, видя, как она смотрит на танцующиx Гарри и Джинни.

— Знаешь, — его голос прозвучал неожиданно мягко, — иногда лучшее, что можно сделать с болью — это на время отвлечься от неё.

Он сделал шаг вперёд и склонился в изящном поклоне.

— Танец?

В тот же миг она почувствовала лёгкое движение магии вокруг себя. Её домашняя одежда сменилась на то самое сапфировое платье, в котором она была тогда на балу.

— Ты это серьёзно? — выдохнула она.

Он протянул руку и, словно в такт этому жесту, заиграли первые аккорды «I’m not in love» 10cc.

Её пальцы медленно легли на его ладонь. Когда его рука обвила её талию, они начали движение, вплетаясь в хоровод призрачных пар.

В его взгляде не осталось ни следа от былой отстранённости, и она поняла, что этот бальный зал, этот танец... это и есть тот самый галантный жест, за которым последует переход на другой уровень их отношений. Осознание это медленно проникало в неё, пока они кружились под эфирный фон песни, напоминающий парящий хор.

Внезапно она обратила внимание на слова — на эти повторяющиеся отрицания любви. Вряд ли это была случайность, учитывая, кто здесь заказывает музыку. Где-то в глубине души шевельнулось что-то болезненное.

— Ты хочешь что-то сказать мне этой песней? — спросила она и отчего-то сразу пожалела, что таким образом выдала свою уязвимость.

— Если бы я хотел что-то сказать, я бы сказал, — его голос прозвучал ровно. — Это просто старый шлягер. Один из тех, что играли тогда, если ты не помнишь.

Подозрения не исчезли, но она постаралась загнать обиду обратно в глубину. Проверить его слова всё равно было невозможно, да и какая, в сущности, разница? Нужно быть полной дурой, чтобы надеяться, что такое существо, как он, способно на любовь.

Его рука скользнула ниже по её спине, и внезапно всё её сознание сузилось до этого простого факта. До мурашек, бегущих за каждым движением его ладони. До магнетического взгляда, пригвождающего её к месту. До невероятной близости его тела, ощущаемого через тонкий шёлк платья.

Всё остальное — призрачный зал, музыка, тяжёлые мысли — отступило и затерялось в фоне. В её мире не осталось ничего, кроме Него. На самом деле, в этом мире для неё и правда не существовало ничего, кроме него.

Она догадывалась, что будет дальше, но не могла и не хотела этого остановить. Тогда, в ту праздничную ночь, ему пришлось растягивать время одной песни, чтобы продлить их танец. Теперь необходимости в этом не было — даже если начнётся следующая композиция, потом другая... Было ясно, к чему всё придет рано или поздно… Хотя, глядя в его глаза, полные тёмного желания, она поняла, что ожидание подходит к концу. Сейчас.

Локи медленно притянул её ещё ближе, и между ними не осталось и намёка на дистанцию. Его губы захватили её с первой же секунды — страстно и безоговорочно. Это был поцелуй-завоевание, поцелуй-притязание, не оставляющий места сомнениям. В нём чувствовалась вся накопившаяся за месяцы напряжённость, вся та игра в кошки-мышки, что велась между ними.

И Гермиона пропала. Да, она давно смирилась с мыслью, что они станут любовниками. Но теперь, когда её тело отвечало ему шквалом гормонов и электрических импульсов, все предостережения разума окончательно растворились в этом шторме.

Её руки обвили его шею, она отдалась чувству всем существом. Вдруг стало неважно, кто он и что совершал. И что планирует совершить.

Этот поцелуй стал откровением: она никогда по-настоящему не знала, что такое желание. Та близость с Роном, которую она считала страстью, вдруг показалась бледной тенью. Это было просто уютное пламя камина, а то, что она чувствовала сейчас, был лесной пожар. Все те годы, всё, что она считала любовью, было всего лишь прелюдией, подготовкой к этому моменту, к этому мужчине. Её истинной судьбой было принадлежать ему. Быть его.

Иллюзия бального зала дрогнула и рассыпалась на тысячи мерцающих частиц. Внезапная тишина оглушила после музыки, а вместо паркета под ногами оказался знакомый каменный пол их кухни.

Её спина мягко уперлась в край стола, прежде чем она успела сообразить что происходит. Он уверенно обхватил её бёдра и усадил её на прохладную столешницу, не прерывая поцелуя. Одежда оказалась нестерпимой преградой, и вскоре она исчезла — то ли по воле магии, то ли по обоюдному нетерпению.

Первый раз был стремительным, почти яростным — давно сдерживаемая страсть, наконец вырвалась на свободу. Стол скрипел под их весом, её пальцы впивались в его плечи, оставляя следы. Всё смешалось — прерывистое дыхание, приглушённые стоны, ощущение его кожи под её ладонями.

Когда всё закончилось, наступила тишина, нарушаемая лишь их тяжёлым дыханием. Локи прижал её к себе, его губы коснулись её плеча.

— Продолжим в более удобной обстановке, — прошептал он, и его голос был низким и хриплым.

Он легко подхватил её на руки, и потащил в спальню.

_________

Она проснулась в одиночестве. Простыня с его стороны была холодной, подушка — нетронутой. Комната, наполненная утренним светом, казалась неестественно пустой и безмолвной. Воздух еще хранил сладковатый запах их тел, смешанный с дымкой магии, но его самого не было.

Они провели вместе ночь. Не просто переспали — это было землетрясение, сметающее все барьеры. Яростная, откровенная борьба тел, где не было победителей и побежденных, а было лишь всепоглощающее пламя. И что же? На рассвете он просто ушел.

«Почему?» — стучало в висках, пока она сидела, закутавшись в одеяло. Разве в этом проклятом раю у него нашлись дела поважнее?

И тут ее собственные мысли возмутили ее до глубины души. Стоп. С чего это она сидит и рефлексирует, будто совершила какую-то оплошность? Она не сделала ему ничего плохого. Это он повел себя как последний мудак.

Волна спасительного гнева смыла щемящую тревогу. Она решительно встала, оделась и направилась на кухню.

Он стоял на балконе, спиной к ней, с нарочитой отстраненностью человека, полностью поглощенного созерцанием пейзажа. «Неужели деревья стали увлекательнее, чем вчера? — язвительно подумала она. — Или просто проще смотреть на них, чем на меня?»

Сжав губы, Гермиона принялась готовить завтрак, с грохотом расставляя посуду, чтобы хоть как-то привлечь его внимание.

Он вошел, когда еда была уже на столе, и его поведение было до неприличия обыденным.

— Сделаем сегодня перерыв? Не хочу опять слоняться по джунглям, — произнес он, как ни в чем не бывало.

— У тебя есть дела поважнее? — спросила она, вкладывая в голос легкую нотку надежды.

Может, сейчас он отпустит какую-нибудь пикантную двусмысленность, намекнет, что им есть чем заняться в четырех стенах.

Но Локи лишь пожал плечами, его лицо было маской холодного спокойствия.

— Иногда полезно предаться лени.

«Не хочешь поговорить о том, что было вчера?» — слова готовы были вырваться наружу. Но ее сдержала внезапно нахлынувшая обида. Ах, так? Ну и прекрасно. Иди к черту.

_______

Он продолжал морозить ее, и она не понимала почему.

Она укрывалась в библиотеке с книгой, но слова расплывались перед глазами, а мысли упрямо возвращались к нему. По ночам она вслушивалась в тишину — вдруг зазвучат его шаги в коридоре, и это невыносимое напряжение наконец разрядится.

Но шаги не раздавались. Она чувствовала себя растоптанной и отвергнутой. То мгновение чистой, освобождающей страсти, когда она отдалась ему без остатка, теперь казалось далеким и непонятным сном.

Дни тянулись один за другим, заполненные тягостным молчанием, пока однажды её мозг не выдал единственное логичное объяснение. И как только мысль обрела форму, ей стало на удивление легко.

Ему нужно, чтобы она приползла к нему, прося о ласке.

Да, это было очевидно. Возможно, он так наказывал её за то, что она когда-то отвергла его предложение в хнефатафл. Или это просто очередная игра, где ее унижение — главный приз. Но, к ее удивлению, она не чувствовала себя униженной. Вместо этого она ощутила облегчение, будто снова вернула контроль над ситуацией. Что ж, раз уж он хочет спектакль, так и быть, он его получит.

Она вышла в гостиную. Он сидел в кресле, углубившись в какие-то расчеты в своем дневнике. Весь воплощение отстраненности.

Гермиона подошла, намеренно опустив плечи и сделав лицо покорным.

— Было бы здорово снова... потрахаться, — произнесла она с наигранной неуверенностью.

Он поднял на нее взгляд, и на его лице на мгновение отразилось удивление, тут же сменившееся тем самым довольством, которого она и ожидала.

— Может быть, — сказал он, растягивая слова, словно смакуя ее мнимую слабость. — Если ты попросишь как следует.

Она притворно опустила глаза, стараясь скрыть торжество, оттого, что ей удалось подобрать ключ к его больной логике.

— Ваше высочество, — начала она подобострастно и робко. — Не могли бы вы отвлечься от ваших невероятно важных занятий и... осчастливить меня?

Он тут же отложил свои записи, будто только этого и ждал.

— А я уже начал думать, что ты предпочтешь вечно сидеть в своей комнате и строить из себя оскорбленную невинность.

Несуразность этого обвинения — ведь это он игнорировал её — на секунду вызвала в ней вспышку досады. Но эта вспышка погасла, не успев разгореться. Потому что он был уже рядом, и его руки обвили её талию, и всё, что осталось от её возмущения, — это слабый вздох, потонувший в его поцелуе.