Неизвестные переменные (гет)

Беседа в гостиной Лонгборна текла легко и непринужденно, что было поразительным контрастом на фоне утреннего визита Фицвильяма. Итан, казалось, обладал даром создавать вокруг себя пространство спокойствия, где социальные условности отступали перед искренним интересом.

Они говорили о Плутархе, о различии судеб греческих и римских героев, и Ксандра, забывшись, позволила себе пару весьма смелых для провинциальной барышни суждений о природе власти и тщеславия. Итан слушал ее, склонив голову, и в его глазах читалось не осуждение, а живой, неподдельный интерес.

— Вы читаете не как большинство молодых леди, для развлечения, — заметил он, когда она замолчала, слегка смутившись своей горячностью. — Вы читаете как стратег, ищущий слабые места в построениях автора.

— А вы слушаете не как большинство джентльменов, ожидая, когда собеседник закончит, чтобы произнести заранее заготовленную речь, — парировала она, с благодарностью принимая его наблюдение.

Он улыбнулся.

— Меня с детства учили, что самый ценный ресурс — это информация. А ваш ум, мисс Хейз, — неиссякаемый ее источник.

Их уединение, однако, снова было недолгим. В гостиную ворвалась Лидия, а за ней — миссис Беннет, чье внимание мгновенно переключилось с отсутствующих перспектив Бингли на нового, неожиданно появившегося поклонника.

— Ах, мистер Дарси! Как мило с вашей стороны навестить нашу дорогую Ксандру! — воскликнула она, усаживаясь рядом и принимаясь активно суетиться. — Она у нас такая скромная, тихая девочка. Редко найдет себе подходящую компанию. Мы все так рады, что вы находите время для беседы с ней!

Ксандра поймала насмешливый взгляд Элизабет, стоявшей в дверях, и с трудом подавила вздох. Подобное внимание было хуже любой атаки Фицвильяма.

Итан, однако, проявил незаурядное дипломатическое мастерство. Он вежливо отвечал на неуместные вопросы миссис Беннет, парировал глупые замечания Лидии и даже умудрился вставить в разговор пару любезностей в адрес Джейн, не потеряв при этом ни капли своего достоинства и не дав разговору перейти в вульгарное русло.

Спустя полчаса он поднялся, ссылаясь на неотложные дела в Незерфилде.

— Мисс Хейз, — сказал он, прощаясь и снова пожимая ее руку. На этот раз его рукопожатие было твердым и чуть более продолжительным. — Надеюсь, я могу иметь честь возобновить нашу дискуссию о Плутархе в ближайшее время? Возможно, во время прогулки? Погода, кажется, налаживается.

— С удовольствием, мистер Дарси, — ответила Ксандра, чувствуя, как на нее устремляются взгляды всей семьи. — Я буду ждать.

Когда он уехал, в гостиной наступила короткая, оглушительная тишина, которую тут же нарушила миссис Беннет.

— Ну, дорогая моя! — воскликнула она, хватая Ксандру за руку. — Пять тысяч в год! Может, и не десять, как у его брата, но все равно прекрасно! И он явно очарован тобой! Ты просто обязана его заполучить!

— Мама, — вмешалась Элизабет, видя, как Ксандра бледнеет. — Пожалуйста, не дави на нее. Это дело тонкое.

— Тонкое? Какое еще может быть тонкое дело, когда джентльмен с состоянием явно оказывает знаки внимания? Тебе бы, Лиззи, поучиться у кузины, как привлекать достойных мужчин, а не флиртовать с какими-то офицерами без гроша за душой!

Ксандра, не говоря ни слова, вышла из гостиной и поднялась к себе в комнату. Ей нужно было побыть одной. Давление миссис Беннет было невыносимым. Оно превращало ее зарождающиеся, хрупкие чувства в брачную сделку, в предмет торга. Она стояла у окна, глядя на пустую дорогу, и чувствовала, как старые стены ее отчуждения снова начинают подниматься, спасая ее от этого удушающего мира расчетов и притворства.

Вечером, когда в доме все стихло, в ее дверь снова постучали. На пороге стояла Элизабет с двумя чашками чая.

-Я подумала, что тебе нужно это больше, чем мне, — сказала она, протягивая одну из чашек. — Мать бывает невыносима.

Ксандра с благодарностью приняла чай. Они сидели в тишине, слушая, как в доме скрипят половицы.

— Он совсем не похож на своего брата, — наконец сказала Элизабет. — И я говорю не только о манерах. Он смотрит на тебя... иначе. Как будто видит не родственницу Беннетов, а именно тебя.

— А какая я, Лиззи? — горько спросила Ксандра. — Даже я сама не всегда это знаю. Иногда мне кажется, что я призрак, играющий роль.

— Я не знаю, кто ты на самом деле, — честно ответила Элизабет. — Но я вижу, что ты умна, горда и скрываешь большую боль. И я вижу, что Итан Дарси — первый, кто разглядел за этой маской не жертву, а равную. Дай ему шанс. И дай шанс себе.

На следующее утро, когда Ксандра спустилась к завтраку, на ее тарелке лежал еще один небольшой камень и записка. На этот раз почерк был более небрежным, словно писавший спешил.

— Встретимся в час дня у старого дуба на развилке дорог в Незерфилд. Я буду ждать. Принесите Плутарха. Ваш И.Д.

Сердце ее забилось чаще. Это было рискованно. Свидание без сопровождающих могло погубить ее репутацию, если бы о нем узнали. Но послание было ясным — он хотел уединения. Настоящего. Без глаз миссис Беннет и перешептываний сестер Бингли.

Ровно в час, прижимая к груди книгу в кожаном переплете, Ксандра вышла из дома и направилась к старому дубу. День был прохладным и ясным. Листья шуршали под ногами, а в воздухе пахло дымком и прелой листвой.

Он ждал ее, прислонившись к могучему стволу. Увидев ее, он выпрямился, и на его лице расцвела улыбка, способная, казалось, растопить осенний холод.

— Вы пришли, — сказал он, и в его голосе звучало облегчение.

— Я сказала, что приду, — ответила она, останавливаясь перед ним.

Они смотрели друг на друга, и в этом молчании было больше слов, чем во всех их предыдущих беседах. Он протянул руку, и она, сделав глубокий вдох, вложила в нее свою.

— Пойдемте, — тихо сказал он. — Я знаю одно место, где нас никто не найдет.

И он повел ее проселочной дорогой, вглубь парка, под сень огненных осенних крон, оставив позади условности, предрассудки и тени прошлого. По крайней мере, на этот один, совершенный осенний день.

* * *

Прогулка, начавшаяся как приятная возможность уйти от посторонних глаз, быстро накалилась. Словно тлеющие угли, раздутые ветром, их невысказанные обиды и взаимные претензии вспыхнули внезапно и яростно.

Поводом стало неосторожное замечание Итана о легкомыслии Лидии. Он хотел найти точку соприкосновения, но Ксандра, чьи нервы были натянуты как струны, восприняла это как высокомерие.

— Вы судите о них так же свысока, как и ваш брат, — отрезала она, останавливаясь. В ее глазах вспыхнул ледяной огонь. — Вы все, с вашими безупречными манерами, смотрите на них как на диковинных зверей в зверинце.

— Я не это имел в виду, — попытался оправдаться Итан, но его собственная раздраженность росла. — Я лишь констатировал факт. Ее поведение безрассудно и бросает тень на всю семью.

— Факт? — ее голос зазвенел. — А что вы знаете о безрассудстве, мистер Дарси? Вы знаете, каково это — отчаянно бороться? Или ваша жизнь — это плавное течение по предсказанному руслу? Вы играете в жизнь, зная все правила!

— Вы говорите так, словно я не способен на чувства! — его терпение лопнуло. — Вы строите стену изо льда и шипов и обвиняете меня в том, что я не могу ее пробить!

— Я не хочу, чтобы ее пробивали! Я хочу, чтобы меня оставили в покое!

Они стояли так, груди вздымаясь от гнева, разделенные всего парой шагов, но пропастью непонимания. И тут его лицо исказилось от боли и ярости, какой она еще не видела. Все его обычное спокойствие испарилось, обнажив raw, незащищенную страсть.

— Нет! — его голос сорвался, стал низким, хриплым и невероятно интенсивным. Он сделал резкий шаг вперед, заставляя ее инстинктивно отступить. — Ты не хочешь, чтобы тебя оставили в покое! Ты хочешь, чтобы тебя увидели! Настоящую! И я вижу тебя, Ксандра! Я вижу, как ты прячешься, как ты боишься, как ты горишь изнутри! Так хватит врать! Хватит прятаться за этим «вы»! Говори со мной! Говори со мной как с равным!

Слово «ты», вырвавшееся из его уст, прозвучало как выстрел. Оно было грубым, лишенным всякой светской полировки, донельзя честным и невероятно интимным. Оно повисло в осеннем воздухе, перечеркивая все условности.

Ксандра замерла, уставившись на него широко раскрытыми глазами. Ее гнев мгновенно испарился, сметенный шквалом нового чувства. Это был прорыв. Грубый, яростный, но прорыв. Он не просил доступа — он его взял, сметя барьер формальностей одним резким словом.

И что-то в ней откликнулось на этот вызов. Что-то дикое и давно подавляемое.

— А что... что ты можешь мне предложить? — выдохнула она, и ее собственное «ты» прозвучало тише, но с той же обжигающей откровенностью. Оно пришло само, естественно, как единственно возможный ответ. — Спасение? Жалость?Ты думаешь, ты справишься с тем, что во мне?

Услышав это «ты» с ее губ, он издал короткий, прерывистый звук, не то стон, не то торжествующий возглас. Его глаза пылали.

— Я предлагаю тебе правду! — его руки впились в ее плечи, не давая отступить. — Вот ее, Ксандра! Вся моя правда!

И он притянул ее к себе, прижав так сильно, что у нее перехватило дыхание, и грубо, отчаянно прижался губами к ее губам.

Это не был поцелуй. Это было столкновение. Это было падение в бездну, на дне которой не было ни правил, ни масок, ни прошлого, ни будущего. Его губы были жесткими, требовательными, почти жестокими в своей отчаянной искренности. В этом поцелуе была вся его ярость, все его разочарование, вся его надежда.

И Ксандра... ответила.

Ее пальцы впились в его сюртук, сминая ткань. Она отвечала на его ярость собственной, куда более темной и отчаянной. Ее поцелуй был не сдачей, а вызовом. Это была вспышка, в которой сгорали все обиды. Она кусала его губы, и он отвечал тем же, и в этом болезненном соединении была только жгучая, невыносимая правда.

Когда они наконец оторвались, чтобы глотнуть воздух, они тяжело дышали, прижавшись лбами. Их губы горели. Гнев ушел, испарившись в этом пламени. Дрожь, что пробежала по ее телу, была не от страха, а от освобождения.

— Вот видишь, — прошептал он, его голос, все еще использующий «ты», был хриплым и бесконечно близким. — Ты не из льда. Ты из огня. И я готов сгореть.

Она не сказала ничего. Просто стояла, чувствуя, как рушатся последние стены. Отныне между ними не было «мистера Дарси» и «мисс Хейз». Были только Итан и Ксандра. И этот переход был страшным, яростным и самым естественным, что случалось с ней за всю эту новую жизнь.

Они стояли, прижавшись лбами, и мир вокруг медленно возвращался — шелест листьев, крик одинокой птицы, холодок осеннего воздуха, заставляющий кожу покрываться мурашками. Дыхание их постепенно выравнивалось, но дрожь, пронизывающая тела, не утихала. Это была дрожь катарсиса.

Итан первым нарушил тишину, его голос был тихим и хриплым, но твердым. Он не отступал от нового рубежа, который они только что взяли штурмом.

— Я не заберу свои слова назад, — сказал он, все еще обращаясь на «ты». Его пальцы осторожно, почти с благоговением, коснулись ее распущенных волос. — И не позволю тебе сделать вид, что ничего не было.

Ксандра медленно открыла глаза. Его лицо было так близко. Она видела золотистые крапинки в его карих глазах, следы ее зубов на его нижней губе. Стыд и торжество боролись в ней.

— Люди… они так не делают, — прошептала она, и это прозвучало как жалкое оправдание.

— Мы — не «люди», — парировал он, не отводя взгляда. — Мы — это я и ты. И между нами не будет лжи. Ни в словах, ни в чувствах.

Он был непоколебим. Его решимость была как скала, о которую разбивались все ее попытки отстроить новые стены. И самое ужасное было в том, что часть ее — та самая, что помнила предательство и боль, — кричала, что это ловушка. Но другая, новая, зарождающаяся часть, жаждала верить ему.

Он не стал торопить ее. Взяв ее за руку — уже не с яростью, а с нежностью, которая была куда страшнее, — он повел ее дальше по тропинке. Они не разговаривали. Слова были уже не нужны; прикосновение его ладони к ее коже говорило громче любых клятв.

Он привел ее на край поляны, откуда открывался вид на долину, утопавшую в багрянце и золоте. Они сели на поваленное дерево, и он, не отпуская ее руки, сказал:

— Расскажи мне. Не все сразу. Не сегодня. Но дай мне ключ. Кто сделал тебе так больно? Кто заставил тебя бояться?

И она, глядя вдаль, на безмятежный пейзаж, столь контрастирующий с бурей в ее душе, произнесла первое, что пришло в голову. Не всю правду, не про убийство и перерождение, но — часть ее.

— Меня… обменяли. Как вещь. На титул, на земли. А потом… тот, кому я принадлежала, решил, что я стою больше мертвой, чем живой.

Она рискнула взглянуть на него. На его лице не было ни ужаса, ни отвращения. Лишь сосредоточенная, мрачная ярость. Та самая, что она видела у себя в отражении все эти месяцы.

— Он жив? — спросил он, и его голос был тихим и опасным.

— Для этого мира — да, — ответила она, и это была еще одна крупица правды. — Но для меня — нет. Я сбежала. Я здесь.

Он сжал ее руку так сильно, что кости затрещали.

— Он никогда не найдет тебя. Я сделаю все, чтобы этого не случилось.

В этот момент из-за деревьев послышался скрип колес и цокот копыт. Они оба вздрогнули и отпрянули друг от друга, как будто их поймали на месте преступления. Магия уединения была разрушена.

Из-за поворота выехал фаэтон. За рулем сидел Фицвильям Дарси. Его взгляд, холодный и пронзительный, скользнул по их спутанным волосам, разгоряченным лицам, по их рукам, все еще соединенным. Он не сказал ни слова. Он просто смотрел, и его молчание было красноречивее крика.

Итан медленно поднялся, его лицо стало закрытым и твердым.

— Брат, — произнес он, и в его голосе прозвучал холодный металл. — Неожиданная встреча.

— Вполне очевидная, — парировал Фицвильям. Его взгляд перенесся на Ксандру. — Мисс Хейз. Я полагаю, вы заблудились? Или, может быть, вас постигла какая-то неприятность, раз вы находитесь здесь, в столь… уединенном месте, без сопровождения?

Его тон был ядовитым. Ксандра встала, выпрямив спину. Унижение и гнев закипели в ней вновь. Она открыла рот, чтобы бросить ему в лицо что-то острое, но Итан был быстрее.

— Мисс Хейз находится под моей защитой, — заявил он, и его голос прозвучал так, что по спине побежали мурашки. — И ее репутация — моя забота. Наша прогулка была согласована. Если у тебя есть претензии, Фицвильям, они ко мне.

Братья измеряли друг друга взглядами. Воздух снова накалился, но на этот раз это была не страсть, а вражда.

— Твоя безрассудность поражает, Итан, — сквозь зубы произнес Фицвильям. — Ты ставишь под удар не только себя, но и ее. Хватит ли у тебя мужества отвечать за последствия?

— Я уже отвечаю, — холодно ответил Итан. — И готов отвечать дальше. А теперь, извини, я провожу мисс Хейз домой. Твои услуги не потребуются.

Он повернулся к Ксандре, демонстративно игнорируя брата, и предложил ей руку. Она взяла ее, чувствуя, как ее пальцы снова дрожат, но теперь не от страсти, а от адреналина и осознания надвигающейся бури.

Фицвильям не стал их останавливать. Он просто сидел в своем фаэтоне и смотрел им вслед, его неподвижная фигура была воплощением ледяного гнева.

Весь долгий путь обратно к Лонгборну они молчали. Рука Итана была твердой опорой на ее локте, но его лицо было мрачным. Конфликт с братом висел между ними тяжелым облаком.

У ворот Лонгборна он наконец остановился и повернулся к ней.

— Не бойтесь его, — сказал он, снова перейдя на «вы». Его глаза горели решимостью. — Ничего не изменилось. Ничего из того, что было между нами. Это только начало, мисс Ксандра. Начало войны за наше будущее. И я не намерен проигрывать.

Он поднес ее руку к своим губам и задержал на ней поцелуй — не страстный, как в лесу, а почтительный и в то же время полный собственничества.

— До завтра, — сказал он и отпустил ее руку.

Ксандра вошла в дом, не оглядываясь. Она чувствовала на себе его взгляд. И чувствовала тяжелый, осуждающий взгляд его брата. Она получила свою правду. И свою страсть. И вместе с ними — новую, куда более реальную угрозу.

Поднимаясь в свою комнату, она поняла: призраки прошлого были страшны, но живой, яростный гнев настоящего — куда опаснее. И цена за счастье, которую ей только что предъявили, могла оказаться слишком высокой.