Неизвестные переменные (гет)

* * *

Последняя капля упала не со звоном, а с тихим, влажным стуком о подоконник библиотеки родового поместья семьи Сэнт-Клэр. За окном, за старинным стеклом с волнистыми прожилками, разворачивалась хмурая осенняя симфония: небо цвета свинца, гнущиеся под порывами ветра ветви вековых дубов и первые, тяжёлые капли дождя, ползущие по стеклу, словно слёзы.

Ариэль стояла неподвижно, её ладони, холодные как мрамор, лежали на резном дубовом подоконнике. Обычно её лицо, отточенное годами тренировок, подобно идеальной маске, выражало лишь одну эмоцию — вежливую, леденящую отстранённость. Но сейчас, в уединении библиотеки, маска на мгновение дрогнула, исказившись гримасой глубочайшего раздражения. Причина тому была вечером — светский раут, на который её принуждали явиться родители. Мысль о нём вызывала физическую тошноту.

— Ариэль, дорогая.

Голос матери прозвучал у порога, бархатный и негромкий, но способный заполнить собой любое пространство. Графиня не вошла в комнату — она возникла в дверном проёме, воплощение невозмутимой элегантности и несокрушимой воли. Её платье из тяжёлого шёлка не шелохнулось, а взгляд, острый и всевидящий, сразу же нашёл дочь у окна.

— Ты всё ещё здесь? Платье из Лондона уже доставили. Имей любезность выглядеть соответствующим образом. Нас ждут Ренарды.

«Ренарды». Это слово повисло в воздухе, густое и сладкое, как патока. Старинный род, их сын — завидная партия, желанный трофей на брачном рынке их круга. Вечер обещал быть нескончаемой пыткой: вымученные улыбки, бессмысленные разговоры о погоде и политике, оценивающие взгляды, скользящие по ней, как по вещи на аукционе. Этот вечный театр, эта тюрьма, стены которой были сложены из бархата, условностей и родительского контроля, вызывали в ней приступ ярости.

— Я не понимаю, матушка, зачем нам унижать себя этим зрелищем? — отрезала Ариэль, не оборачиваясь. Её голос был ровным, но в нём слышалась сталь. — Выстраиваться в ряд, словно выставочные скакуны, в тщетной надежде, что какой-нибудь самодовольный наследник удостоит нас вниманием и кивком одобрит сделку?

— Это не унижение, дитя моё, — голос графини зазвенел, словно отточенный клинок, обнажаемый на полдюйма из ножен. — Это долг. Ты забываешь, на чём держится благополучие нашей семьи. Не на коммерческих спекуляциях, а на союзах, скреплённых кровью и браком. Ты будешь вести себя подобающе. Я не позволю тебе выставить наш род на посмешище из-за твоих юношеских бунтарских порывов.

«Позволю». Ключевое слово. Основа основ её существования. Контроль. Всегда контроль.

Бальный зал сиял. Тысячи огней в хрустальных люстрах отражались в паркете, в позолоте рам, в бриллиантах на шеях дам. Музыка лилась рекой, но для Ариэль она звучала как погребальный марш. Она была затянута в шелк и атлас нового платья, которое внезапно стало ей тесно, словно саван. Рядом, раздуваясь от важности, стоял Оскар Ренард. Его монолог о достоинствах своей новой породистой лошади достигал её ушей обрывками. Она отвечала односложно, её взгляд, ледяной и отстранённый, скользил по толпе, не видя лиц.

Пока не наткнулся на неё.

Девушку из семьи «новых». Не аристократов по крови, но разбогатевших на торговле, чьё состояние и щедрые пожертвования в казну «открыли им двери» в высшее общество. Её звали Клара. Она была одета в нелепое, кричаще-яркое платье, пытавшееся криком компенсировать отсутствие вкуса. С восторженным, немного глуповатым видом она что-то живо обсуждала с группой молодых людей. И она позволяла себе слишком громко смеяться — открыто, без привычной для этого круга сдержанной улыбки за веером.

В какой-то момент их взгляды встретились. Ариэль не отвела своих холодных, оценивающих глаз. Клара, поймав этот взгляд, смутилась. На её лице появилась подобострастная, робкая улыбка, попытка заслужить одобрение той, кто стояла на социальной лестнице неизмеримо выше.

И эта улыбка, этот жест признания её превосходства, стал той самой искрой, что переполнила чашу терпения Ариэль. Всё её унижение, вся накопленная за вечер ярость нашли, наконец, выход.

Позже, когда гости разбрелись по залам, Ариэль оказалась с Кларой в одном из будуаров, уставленном нежными фарфоровыми безделушками. Девушка, видимо, решив воспользоваться моментом, робко попыталась завести разговор.

— Ваше платье восхитительно, леди Ариэль. Такая тонкая работа… — её голос дрожал от подобострастия.

Ариэль медленно повернула к ней голову. Её глаза были бездонными и пустыми.

— Полагаю, вам виднее, что такое тонкая работа, — парировала она. Её голос был тихим, но острым, как лезвие бритвы, готовое сделать аккуратный, безболезненный порез. — Ваша семья, я слышала, держит несколько мануфактур. Как мило, что вы носите продукцию собственного производства. Это так… практично.

Клара покраснела, будто её ударили по щеке, но сделала шаг навстречу, пытаясь сохранить достоинство.

— Я… я просто хотела сказать, что восхищаюсь вашей семьей. Ваша история, ваша кровь…

— Моя кровь, — перебила её Ариэль, делая шаг вперёд и заставляя ту инстинктивно отступить, — не предмет для обсуждения в будуаре с кем попало. Вы здесь по чьей-то милости, не так ли? По прихоти моих родителей, которые решили проявить «широту взглядов». Не принимайте это за приглашение в наш круг.

Она смерила дрожащую Клару презрительным взглядом с головы до ног, изучая каждую деталь её неудачного наряда.

— Вы стараетесь. Это трогательно. Искренне. Но вы никогда не будете своей. Вы — лишь напоминание о том, как низко может пасть настоящее общество, ради звонкой монеты. Не трудитесь пытаться мне улыбаться. Ваша наигранная почтисть вызывает лишь отвращение.

Не дожидаясь ответа, не дав опомниться от этого холодного, методичного уничтожения, Ариэль развернулась и вышла из будуара, оставив Клару в унизительном, оглушительном одиночестве. Гнев в её груди поутих, сменяясь привычным, холодным удовлетворением. Она восстановила порядок. Напомнила о границах. Пусть и таким жестоким способом.

Вернувшись в свой покой, она снова подошла к окну. Дождь усиливался, превращая мир за стеклом в размытое, бесформенное пятно. Она была одна. В своей позолоченной клетке. Но сегодня, хотя бы на мгновение, она почувствовала, что контролирует хоть что-то в этой жизни. И пока это длилось, она могла терпеть всё остальное.

* * *

Брак был заключен с показной пышностью, которая казалась Ариэль злой пародией. Собор, переполненный сливками аристократии, напоминал ей не место благословения, а аукционный зал, где её жизнь только что приобрели нового владельца. Она стояла неподвижно, как изваяние, в платье из парчи, расшитом жемчугом, её лицо было бесстрастной маской, под которой кипела ярость униженного зверя. Рука, лежавшая на руке отца, была холодна как лёд.

Оскар Ренард, её новый супруг, смотрел на неё с плохо скрываемым торжеством. В его глазах она читала не интерес к личности, не уважение, а лишь удовлетворение от удачной сделки. Он видел не человека, а ценную вещь, титул и состояние, которые наконец-то перешли в его собственность.

Когда тяжелые дубовые двери их будущих покоев захлопнулись, отгородив их от шумного веселья гостей, последние признаки учтивости с его лица исчезли. Маска добропорядочного аристократа упала, обнажив голый, хищный интерес.

«Наконец-то ты вся моя», — прошептал он, и его голос прозвучал густо и властно. Его руки, грубые и требовательные, схватили её, не оставляя места для иллюзий о нежности или ухаживании.

Ариэль сжала зубы до хруста. Она ожидала этого — холодного долга, телесного унижения, которое предстояло пережить как неизбежное зло. Она не сопротивлялась физически. Вместо этого она ушла вглубь себя, в ту крепость из льда и презрения, что строила годами. Она смотрела в резной плафон свечи на потолке, пока он наслаждался своим правом хозяина. Её взгляд был сухим и ясным, полным такой бездонной ненависти, которую она не удостоила его даже высказать. Она была не здесь. Её разум парил над этим телом, над этим насилием, над этим позором.

Когда он насытился, в опочивальне воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием поленьев в камине. Ариэль лежала, чувствуя лишь осквернение и жгучую, почти вкусную жажду мести. Она уже строила планы, как будет подрывать его изнутри, как превратит эту брачную тюрьму в поле своей тайной войны, как однажды заставит его попросить о пощаде.

Но её расчеты, холодные и точные, оборвались резким движением. Оскар поднялся с кровати, и в его руке, словно из ниоткуда, возник тонкий изогнутый кинжал. Лезвие поймало отблеск огня, и на его поверхности заплясал зловещий оранжевый блик.

«Отец доволен союзом, — его голос был спокоен и деловит, будто он обсуждал сделку по покупке земли. — Но я считаю, что твое приданое и родовые земли перейдут к дому Ренардов куда быстрее и без лишних хлопот, если ты не будешь дышать. — Он приблизился к кровати, и его тень накрыла её. — Просто несчастный случай. Слишком страстная брачная ночь… с печальным исходом. Все поймут.»

У неё не было времени даже на крик. Не было времени на движение. Только мгновенная, обжигающая боль в горле, острота, которая сменилась странным теплом. Удушающий хрип вырвался вместо крика. Она почувствовала, как тёплая, липкая влага хлынула на её кожу, на шелк простыней, заливая всё вокруг алым.

Её глаза, широко раскрытые от шока, встретились с его взглядом. Но в них не было ужаса перед смертью. Лишь шокированное, яростное прозрение. Так вот какова цена. Вот где кончаются все их правила и условности.

Он смотрел, как жизнь покидает её, как алое пятно расползается по белизне, и на его губах играла лёгкая, довольная улыбка. Последнее, что она ощутила, — это леденящий холод, разливающийся по телу, и его торжествующую ухмылку, прежде чем тьма поглотила её без остатка.

* * *

Сознание вернулось к Ариэль с резкой, болезненной ясностью.

Память накатила волной, удушающей и горячей, как хлынувшая когда-то из горла кровь. Грубые руки Оскара. Боль и унижение, когда он воспользовался ею, как вещью. А затем — острый холод кинжала у горла и то самое, невыносимо тёплое ощущение жизни, покидающей её тело. Последнее, что она увидела — его довольную ухмылку, торжествующую и безнаказанную.

Она судорожно схватилась за шею. Движение было инстинктивным, отчаянным. Пальцы наткнулись на гладкую, целую кожу. Ни раны, ни шрама, ни липкой влаги. Только ровное, хоть и сбивчивое, биение пульса под подушечками пальцев.

Она дышала.

— Слава Богу, очнулись! — взволнованный, незнакомый женский голос вырвал её из оцепенения.

Ариэль медленно, с трудом повернула голову на подушке. Рядом с кроватью стояла полная, круглолицая женщина в безупречно белом чепце, с лицом, исполненным неподдельного беспокойства.

-Вы нас так напугали, мисс! Упали в обморок прямо в гостиной, как подкошенная. Я миссис Хилл, экономка. Вы в Лонгборне, в доме семьи Беннет.

Лонгборн? Беннет? Имена отозвались в памяти смутным, но тревожным эхом. Они были чужими, не из её мира. Она медленно приподнялась на локтях, чувствуя слабость во всём теле. Взгляд скользнул по комнате. Скромная, даже бедная обстановка. Простая деревянная мебель, выцветшие обои, небольшой камин, в котором весело потрескивали поленья. Всё было чужим, простым, лишённым привычной ей роскоши и холодного величия.

— Как… меня зовут? — хрипло вырвалось у неё, и её собственный голос показался ей знакомым, но доносившимся как будто из-под воды, более слабым.

— Мисс Ксандра, дорогая! Ксандра Хейз. Наша родственница из-под Лидса, — миссис Хилл озабоченно поправила одеяло. — Помните? Вы приехали к нам после… после печальных событий. Уж вы не тревожьтесь, всё вспомнится. Отлежитесь, отдохните.

Ксандра. Чужое имя. Чужая жизнь.

Ей подали небольшое, в простой деревянной оправе зеркало. Ариэль с отчаянием заглянула в него, ожидая увидеть незнакомое лицо.

Но нет. В отражении на неё смотрело её собственное лицо. Те самые черты, тот разрез глаз, тот же острый подбородок, что она помнила. Но в них была призрачная, смертельная бледность и тень пережитого кошмара, застывшая в глубине зрачков. Это была она. И всё же — не совсем. В этом лице не было прежней высокомерной холодности, лишь шок, опустошение и вопрос.

Миссис Хилл, помогая ей окончательно сесть в кровати, не переставала суетиться, пытаясь заполнить тишину болтовней:

— Ничего, ничего, отойдёте. У нас тут все в переполохе — говорят, Незерфилд-парк наконец-то сдан! Слышали? Богатому холостяку из северных графств. Представляете, какая удача для наших девиц! Миссис Беннет просто вне себя, уже мечтает, что он женится на одной из них!

Незерфилд-парк? Богатый холостяк? Миссис Беннет и её дочери?

Словно ключ, повёрнутый в скрипучом замке, в голове что-то щёлкнуло. Один роман, эта сатирическая зарисовка о нравах провинциального общества, был ей знаком. Его автор — мисс Остин. Она читала его в своей прошлой жизни, находя в нём карикатурное, но узнаваемое отражение собственного мира.

Ледяное спокойствие, знакомое и горькое, разлилось по её жилам. Она не просто умерла и возродилась по чьей-то прихоти. Она попала в книгу. В «Гордость и предубеждение».

И теперь она понимала. Она оказалась здесь в самый начальный момент сюжета. Только-только приехал мистер Бингли. Ещё не было ни балов, ни знакомств, ни мистера Дарси с его высокомерием, ни мистера Уикхема с его интригами. Всё только начиналось.

Когда миссис Хилл удалилась, пообещав принести бульон, Ксандра — теперь она должна была принять это имя — медленно поднялась с кровати и, придерживаясь за спинку стула, подошла к окну.

Вместо ухоженных парков её прежнего поместья перед ней расстилались скромные английские луга, подёрнутые осенней дымкой. В её груди не было раны, но память о ней пылала огнём. Память о руках, о насилии, о лезвии, перерезавшем горло, о последней торжествующей ухмылке мужа.

Они думали, что убили её. Стерли с лица земли. Но они ошиблись. Судьба, насмехаясь, подарила ей то, о чём она так отчаянно мечтала, даже не осознавая того, — свободу. Пусть и в мире, лишённом богатства, в положении бедной родственницы, но в её собственном теле, с её собственным лицом, которое теперь будет хранить не высокомерную холодность, а ледяную решимость мстителя.

Уголки её губ дрогнули в подобии улыбки. Без тепла, без радости. Лишь стальная воля, закалённая в предательстве и смерти.

Этот мир, полный глупых условностей и брачных интриг, был тесен и ограничен. Но он был её полем битвы теперь. И здесь, среди всех этих мистеров Дарси и Бингли, она, Ксандра, пережившая смерть, будет играть по своим правилам. Её горло было цело, и оно изречёт приговор всем, кто посмеет встать на её пути.

Прошло несколько дней с того момента, как сознание Ариэль, отягощенное памятью о предательстве и смерти, зажглось в глазах Ксандры Хейз. Физическая слабость отступила, сменившись напряженной бдительностью зверя, выпущенного в новую клетку. Она научилась скрывать смятение за маской тихой, немного болезненной сдержанности, что вполне соответствовало образу родственницы, оправляющейся от горя.

Жизнь в Лонгборне текла своим чередом, и Ксандра, как прилежный этнограф, изучала нравы этого странного племени. Мистер Беннет находил спасение от семейной суеты в библиотеке, миссис Беннет — в вечных причитаниях о своих «нервах» и маниакальной одержимости выгодными партиями для дочерей. Последнее, впрочем, сейчас достигло своего апогея.

Причиной тому был наконец-то снятый Незерфилд-Парк. И его новый обитатель — молодой, богатый и холостой мистер Бингли.

-Представляете, мои дорогие! — миссис Беннет заламывала руки за завтраком, обращаясь ко всем и ни к кому в частности. — Пять тысяч фунтов в год! И он непременно должен жениться на одной из моих девочек!

Ксандра, отодвигая тарелку с овсянкой, ловила на себе взгляд Элизабет. Та, сидя напротив, чуть заметно поднимала бровь, и в ее глазах читалась привычная снисходительность к материнским выходкам. Это немое сообщничество стало для Ксандры первым проблеском чего-то, отдаленно напоминающего связь с этим миром.

Впрочем, вскоре у нее появился куда более веский повод ощутить реальность происходящего. Миссис Беннет, сметая все на своем пути, ворвалась в комнату Ксандры с газетой в руках.

— Дорогая моя Ксандра! Вы только посмотрите! Мистер Бингли дал объявление о своем намерении присутствовать на ближайших сборах ! Это же официально! Весь Меритон будет там! И он, конечно, приедет с целой компанией — сестрами, друзьями… Говорят, с ним будет некий мистер Дарси, владелец огромного поместья в Дербишире! Десять тысяч в год, не меньше!

Имена — Бингли, Дарси — ударили по сознанию Ксандры с физической силой. Так вот он, момент, когда закручивается пружина сюжета. Она сидела на кровати, сжимая в руках складки простого батистового платья, и чувствовала, как ее горло сжимает знакомый спазм. Но на этот раз не от лезвия, а от странной смеси страха и предвкушения. Она знала эту историю. Знала, как поступят эти люди, что скажут. Она была зрителем в театре, где все актеры давно выучили свои роли.

Бал в Меритоне стал для нее первым испытанием. Облаченная в одно из своих немногих приличных платьев, она стояла в стороне, наблюдая, как знакомые по книге персонажи обретают плоть и кровь.

Вот он, Чарльз Бингли — улыбчивый, обаятельный, его внимание безраздельно принадлежит сияющей Джейн. А вот и его друг. Фицвильям Дарси. Высокий, статный, с безупречными манерами и таким леденящим высокомерием во взгляде, что, казалось, воздух вокруг него застывает. Он выглядел именно так, как она, Ариэль, могла бы себе представить идеального аристократа своего прошлого мира — безупречного, холодного и безразличного к тем, кого он считал ниже себя.

Она видела, как он отказался танцевать с Элизабет, бросив пренебрежительную фразу мистеру Бингли. Видела, как спина Лиззи выпрямилась от обиды, и как та, с присущей ей живостью, позже смеялась над этим происшествием, выставляя его в комичном свете.

И Ксандра, глядя на Дарси, чувствовала нечто большее, чем просто отторжение. В нем она видела жалкое подобие своего прежнего «я». Та же уверенность в своем превосходстве, то же возведение социальных барьеров в абсолют. Но теперь, глядя со стороны, она понимала всю узость, всю ограниченность такой позиции. Это высокомерие когда-то ослепило ее саму и привело к гибели.

На обратном пути в Лонгборн, в тряской карете, залитой лунным светом, она молча слушала, как Лидия и Китти с восторгом перечисляют всех своих кавалеров, как миссис Беннет вздыхает о неоспоримых достоинствах мистера Бингли, а мистер Беннет отпускает свои язвительные замечания.

Элизабет сидела напротив, глядя в окно. Ее лицо было спокойно, но Ксандра угадывала в нем бурю униженной гордости.

— Кажется, наш вечер был полон открытий, — тихо сказала Ксандра, ловя ее взгляд.

Элизабет повернулась к ней, и в ее глазах мелькнула искорка.

— О, несомненно. Я, например, открыла для себя, что являюсь всего лишь «терпимой», но не «достаточно красивой», чтобы танцевать.

В ее голосе не было злобы, лишь насмешка над самой собой и над нелепостью ситуации.

— «Его потеря, кузина, — отозвалась Ксандра, и эти слова прозвучали с неожиданной для нее самой теплотой. — Тот, кто оценивает достоинства человека по одной танцевальной фигуре, вряд ли заслуживает внимания.»

Элизабет удивленно посмотрела на нее, а затем улыбнулась — настоящей, не вымученной улыбкой. В этот момент Ксандра почувствовала, что ее собственная, выстроенная из льда и мщения крепость, дала еще одну трещину. Она все еще была чужой в этом мире, актрисой, играющей несвойственную ей роль бедной родственницы. Но сцена, на которую она попала, становилась все более живой, а ее партнеры — все менее картонными.

Она смотрела в темное окно, на мелькающие огни поместья, и думала, что первое действие пьесы под названием «Ее новая жизнь» завершилось. И теперь, зная сюжет, она должна была решить, будет ли она лишь пассивным зрителем, или же найдет способ внести в знакомый текст свои собственные поправки.

На следующее утро после бала миссис Беннет, чьи нервы все еще были возбуждены успехом Джейн, получила долгожданное доказательство благосклонности Незерфилда — приглашение для старшей дочери отобедать там. Письмо, написанное рукой мисс Бингли, было исполнено изысканной вежливости.

— Вот видите! — воскликнула миссис Беннет, торжествуя. — Я же говорила! Он совершенно очарован ею! Джейн, ты должна ехать немедленно!

Джейн, чье лицо озарилось тихой радостью, стала собираться. Однако миссис Беннет имела на этот счет свой стратегический план.

— Но посмотрите на небо, матушка, — робко заметила Джейн, глядя в окно на нависшие свинцовые тучи. — Кажется, будет дождь. Может, стоит послать за экипажем?»

— Ни в коем случае! — возразила миссис Беннет. — Ты поедешь верхом. Непременно. Дождь пойдет — ты промокнешь и вынуждена будешь остаться у них ночевать! Вот это будет удачей!

Элизабет, слышавшая этот разговор, с неодобрением покачала головой.

— Мама, это слишком расчетливо. К тому же, Джейн может простудиться.

— Пустяки! Легкая простуда — ничто по сравнению с таким шансом!

Ксандра, наблюдавшая за этой сценой, молчала. Она знала, чем закончится эта затея. В ее памяти всплывали строчки романа: дождь, промокшая Джейн, вынужденная остаться в Незерфилде и последовавшая за этим болезнь. Она видела, как Элизабет обменивается с ней взглядом, полным одинакового понимания нелепости ситуации. Впервые она почувствовала себя не просто наблюдателем, а соучастником, чья молчаливая солидарность с Элизабет крепла.

Джейн покорно отправилась в путь. Как и предсказывало материнское чутье миссис Беннет, дождь хлынул с неистовой силой, и старшая мисс Беннет, промокшая до нитки, была вынуждена принять гостеприимное приглашение мисс Бингли остаться.

Утром в Лонгборн примчал слуга из Незерфилда с запиской от Джейн. Она писала, что чувствует себя нездоровой после вчерашней поездки под дождем, у нее сильный насморк, лихорадка и головная боль, и потому ее друзья и слышать не хотят о ее возвращении пока она слегка не поправится.

Мистер Беннет обратился к своей жене, когда Элизабет прочла записку вслух.

— Что ж, моя дорогая, если ваша дочь серьезно заболеет и, может быть, умрет, — каким утешением будет осознавать, что произошло это в погоне за мистером Бингли, осуществленной по вашим указаниям.

— Я не опасаюсь за ее жизнь. От простуды не умирают! За ней будут хорошо ухаживать, и, пока она там, ничего плохого с ней не случится. Если бы можно было взять экипаж, я бы ее навестила.

«Я должна быть с ней! — воскликнула Элизабет, приняв решение. — Я должна поехать к Джейн.»

Это заявление вызвало новые возражения. Миссис Беннет опасалась, что Элизабет придет в Незерфилд в грязном платье и произведет ужасное впечатление. Мэри заметила, что сестринская привязанность — похвальное чувство, но ничто не должно нарушать приличий. Лидия и Китти были слишком заняты обсуждением мундиров, чтобы вмешиваться.

Ксандра молча наблюдала за спором. Она знала, что Элизабет пойдет пешком. Знала, что ее появление с запахом полей, раскрасневшимися щеками и грязными чулками произведет фурор в чопорном Незерфилде. И знала, что это станет одним из ключевых моментов в зарождающихся отношениях между Элизабет и Дарси.

«Я пойду с вами, Лиззи, — неожиданно для себя сказала Ксандра. Все взгляды удивленно устремились на нее. — Если, конечно, вы не против компании. Две девушки в пути — веселее и безопаснее.»

Элизабет с благодарностью посмотрела на нее.

— Конечно, кузина! Я буду рада.

Кэтрин и Лидия же предложили им пройтись вместе до Меритона.

Решение было принято. Несмотря на ворчание миссис Беннет, Элизабет и Ксандра, надев самые простые платья и крепкие башмаки, вскоре вышли из Лонгборна и, дойдя до Меритона с младшими сестрами, зашагали по грязной от дождя дороге, ведущей в Незерфилд.

Ксандра шла, чувствуя под ногами влажную землю, и вдруг осознала всю сюрреалистичность ситуации. Она, Ариэль, переродившаяся аристократка, жаждущая мести, шагала по грязи английского графства, чтобы навестить простуженную девушку. Ее план холодного наблюдения рушился с каждой минутой, проведенной в этом доме, с каждой шуткой Элизабет, с каждой улыбкой Джейн.

Они дошли до Незерфилда быстрее, чем ожидали. Их юбки были забрызганы грязью, щеки горели от ветра и ходьбы, а волосы растрепались.

Когда их провели в гостиную, где за завтраком сидели мисс Бингли, миссис Хёрст и мистер Дарси, наступила минута ошеломленной тишины. Сестры Бингли с нескрываемым изумлением и легким отвращением разглядывали запыхавшихся и раскрасневшихся девиц. Мистер Дарси, отложив газету, смотрел на Элизабет с выражением глубокого, непостижимого удивления.

Ксандра, встретившись с его взглядом, увидела в нем не только привычную холодность, но и проблеск чего-то иного — живого интереса. И в этот момент она поняла, что ее присутствие здесь — это уже изменение сюжета. Каноничная сцена визита Элизабет была нарушена. Теперь в Незерфилд пришли две девушки вместо одной. И мистеру Дарси, и всем остальным, предстояло иметь дело уже не с одной упрямой и живой Элизабет, но и с ее загадочной кузиной, в чьих глазах читалась глубина, не уступавшая его собственной, и чье молчаливое спокойствие было куда красноречивее любых слов.

Их появление в гостиной Незерфилда действительно вызвало немую сцену. Элизабет, с сияющими от быстрой ходьбы глазами и растрепанными ветром волосами, выглядела олицетворением жизненной силы и своеволия. Но взгляд Дарси, скользнув по ней с тем самым смешанным чувством удивления и одобрения, которое было описано в книге, вскоре переместился на ее спутницу.

И здесь его ждало второе, возможно, даже большее потрясение.

В то время как Элизабет дышала свежестью и энергией полей, Ксандра, стоявшая чуть позади, казалась воплощением совершенно иного порядка. Да, ее платье тоже было испачкано дорожной грязью, щеки красны от ветра, но осанка... Осанка была безупречной. Спина прямая, подбородок чуть приподнят, взгляд спокойный и оценивающий. Она не смущенно опускала глаза под изучающими взглядами сестер Бингли, а медленно, с холодноватой вежливостью окинула взглядом комнату, будто инспектируя ее. В ее манере держаться, в этом безмолвном, уверенном достоинстве, было нечто неуловимо знакомое Дарси — то, что он видел в лучших гостиных Лондона и в собственном доме в Пемберли. Это была не наигранная важность провинциальной леди, пытающейся казаться выше своего положения, а подлинная, врожденная аристократичность.

Мисс Бингли, чье лицо сначала исказилось гримасой отвращения при виде двух запачканных девиц, также не могла не заметить эту разительную разницу. Ее взгляд, скользнув по взволнованной Элизабет, с недоумением задержался на Ксандре. Вульгарность одной лишь подчеркивала загадочную сдержанность другой. Это был не тот тип человека, которого она ожидала встретить в глуши Хертфордшира в компании Беннетов.

— Мисс Беннет! Мисс Хейз! Какая... неожиданная честь, — наконец нашла слова мисс Бингли, делая ударение на слове «неожиданная». — Вы, должно быть, промокли и устали с дороги.

— Мы пришли навестить нашу сестру, — сказала Элизабет, ее голос прозвучал четко и уверенно. — Мы очень беспокоились о Джейн.

Именно в этот момент Ксандра нарушила молчание. Ее голос был тихим, но идеально модулированным, без малейшего намека на провинциальный акцент или нервозность.

— Мы будем бесконечно признательны, если вы позволите нам провести некоторое время с мисс Беннет, чтобы лично убедиться в ее состоянии и, по возможности, облегчить его.

Ее слова были безупречно вежливы, но в них сквозила не просьба, а почти что уверенность в том, что это их право. Дарси, наблюдавший за ней, почувствовал легкое щемящее любопытство. Кто эта девушка? Ее манеры, ее речь... Они были слишком утонченны для «бедной родственницы». В них была та самая холодная грация, которую он сам нередко использовал как щит.

В то время как его сердце и ум все больше занимала Элизабет с ее «прелестными глазками» и живым, насмешливым умом, Ксандра представляла для него загадку иного рода — интеллектуальную. Она была похожа на сложный шифр, который ему захотелось разгадать, не испытывая при этом никаких романтических чувств.

Сестры Бингли, несколько опешив от такого поведения, были вынуждены согласиться. Элизабет немедленно удалилась к Джейн, тогда как Ксандра на мгновение задержалась в гостиной. Ее взгляд упал на полку с книгами, и в ее глазах мелькнула быстрая, профессиональная оценка собрания. Этот взгляд не ускользнул от Дарси.

— Вы находите нашу библиотеку достойной внимания, мисс Хейз? — спросил он, не в силах сдержать любопытство.

Ксандра повернула к нему голову.

— Достаточно обширной для загородного дома, мистер Дарси, — ответила она с легкой, едва заметной улыбкой. — Я вижу несколько интересных авторов.

Ее ответ был одновременно и учтив, и полон скрытой насмешки над его собственным снобизмом. Она не стала льстить, не стала восторгаться. Она просто констатировала факт, как равная. И в этот момент Каролина Бингли, ревниво наблюдающая за их коротким обменом репликами, поняла, что эта «бедная родственница» может представлять куда большую загадку и, возможно, угрозу, чем ее живая и непосредственная кузина. Пока мистер Дарси был очарован духом Элизабет Беннет, его ум не мог не интересоваться загадкой Ксандры Хейз. И то, и другое делало пребывание сестер Беннет в Незерфилде куда более сложным, чем они могли предположить.

Последующие дни в Незерфилде прошли для Элизабет в постоянной тревоге за сестру. Состояние Джейн, хотя и не было критическим, улучшалось медленно. Мистер Джонс, аптекарь, навещавший ее, советовал не рисковать и оставаться в покое еще некоторое время. Элизабет, не отходившая от постели сестры, чувствовала себя одновременно и утешительницей, и пленницей гостеприимства сестер Бингли, которое с каждой минутой становилось все более прохладным.

На третье утро Элизабет, не в силах более злоупотреблять гостеприимством, пусть и притворным, объявила о своем решении вернуться в Лонгборн и послать за Джейн экипаж, как только та окрепнет.

Джейн, услышав это, пришла в настоящее отчаяние.

— О, Лиззи, нет! Пожалуйста, не уезжай! Я стану чувствовать себя такой одинокой без тебя, — умоляла она, и ее обычно спокойные глаза наполнились слезами. Слабость и жар делали ее особенно уязвимой, и мысль о разлуке с сестрой казалась ей невыносимой.

Ксандра, находившаяся в комнате, тихо наблюдала за этой сценой. Она понимала истинные чувства Элизабет — ту смесь долга и желания убраться из этого дома высокомерных хозяев. Но она также видела искреннее горе Джейн.

Именно в этот момент в комнату вошла мисс Бингли, дабы поинтересоваться здоровьем пациентки — или, скорее, дабы удостовериться, что нежеланные гости скоро удалятся. Застав Джейн в слезах, а Элизабет в явной растерянности, она на мгновение опешила. Ее тонкое, расчетливое сознание мгновенно взвесило все «за» и «против». Позволить мисс Беннет уехать в таком состоянии было бы не по-дружески и могло бы повредить ее репутации в глазах брата. К тому же, это давало повод продлить общение с мистером Дарси, который, как она с раздражением отмечала, проводил все больше времени, наблюдая за сестрами Беннет — одной за ее живым умом, другой — за необъяснимой загадочностью.

— Моя дорогая мисс Беннет, — обратилась она к Джейн с напускной нежностью, — вы не должны так огорчаться! Мисс Элизабет, конечно же, останется. Мы не можем позволить вам тосковать в вашем состоянии. — Затем она повернулась к Элизабет и Ксандре.

— И вы, мисс Хейз, разумеется, тоже. Ваше присутствие явно благотворно влияет на вашу кузину.

Это приглашение, прозвучавшее так неожиданно, заставило Элизабет замереть. Отказаться сейчас значило бы проявить грубость и огорчить Джейн. Она бросила взгляд на Ксандру, ища поддержки.

Ксандра, до сих пор хранившая молчание, сделала легкий, почти незаметный кивок. Ее спокойный взгляд словно говорил: «Принимай. Сейчас это лучшее решение».

— Вы чрезвычайно добры, мисс Бингли, — сказала Элизабет, вынужденно улыбаясь. — Если вы действительно не против нашего присутствия...

— Ни малейшим образом! — поспешно заверила та. — Мы в восторге. Не так ли, Луиза? — обратилась она к миссис Хёрст, которая тут же пробормотала что-то невнятное в знак согласия.

Когда мисс Бингли удалилась, Элизабет с облегчением вздохнула.

— Что ж, похоже, мы с тобой застряли здесь еще на некоторое время, кузина, — сказала она Ксандре.

Ксандра подошла к окну.

— Джейн нуждается в нас. А что до остального... — она слегка пожала плечами, — это просто фон.

В этот вечер за ужином атмосфера была натянутой. Сестры Бингли, хотя и были безупречно вежливы, не могли скрыть своего раздражения. Мистер Бингли был искренне рад, что Джейн не останется одна. А мистер Дарси... Его внимание, как и прежде, было разделено. Он следил за Элизабет, чья каждая реплика, полная ума и иронии, казалось, одновременно притягивала и раздражала его. Но теперь его взгляд все чаще обращался и к Ксандре. Ее молчаливая уверенность, ее манера держаться — не как гостья, принявшая милость, а как равная, временно поселившаяся в чужом доме, — сбивала его с толку и вызывала неподдельный интерес. Она была загадкой, которую его гордый ум не мог оставить без внимания, в то время как его сердце все сильнее запутывалось в противоречивых чувствах к ее кузине.

На следующее утро, когда в Незерфилде царила тишина — мисс Бингли и миссис Хёрст занимались утренним туалетом, мистер Бингли разбирал деловые бумаги в кабинете, а Дарси, как обычно, удалился по каким-то делам, — Ксандра решила воспользоваться моментом уединения.

Ей нужно было пространство для размышлений. Поведение Дарси, двойственное внимание сестер Бингли и собственная невольная вовлеченность в жизнь этого дома требовали осмысления. Библиотека, с ее запахом старой бумаги и кожи, всегда была для нее убежищем.

Она бесшумно вошла в полутемную комнату, где тяжелые шторы были еще частично задернуты. Воздух был наполнен тишиной и покоем. Ее взгляд скользнул по корешкам книг, и она на мгновение закрыла глаза, вдыхая знакомый аромат. Именно поэтому она не заметила другого человека в комнате, пока не услышала легкий шорох.

Она обернулась. У большого дубового стола, заваленного развернутыми картами и чертежами, стоял мужчина. Но это был не мистер Дарси. Черты лица были поразительно похожи — тот же высокий лоб, тот же сильный подбородок, но выражение было иным. Где у Фицвильяма читалась холодная отстраненность, здесь была мягкая, внимательная задумчивость. Его взгляд, темный и проницательный, был устремлен на нее без привычной для этого дома оценки или высокомерия, а с безмолвным вопросом.

Они смотрели друг на друга в тишине библиотеки несколько секунд. Ксандра, обычно невозмутимая, почувствовала легкое замешательство. Она была уверена, что знает всех обитателей Незерфилда.

— Прошу прощения, — наконец произнес он. Его голос был ниже и мягче, чем у его брата, лишенный металлического отзвука высокомерия. — Я не ожидал, что потревожу кого-то в этот час.

— Вина целиком на мне, — ответила Ксандра, мгновенно взяв себя в руки. Ее осанка вновь стала безупречной, маска спокойствия вернулась на место. — Я искала уединения и не подумала, что библиотека может быть занята.

Он сделал легкий шаг вперед, и луч утреннего света, пробившийся сквозь щель в шторах, упал на его лицо.

— Позвольте представиться. Итан Дарси. Я имею честь быть братом тому, кто, я полагаю, уже успел поразить вас своим неизменным обаянием.- В уголках его глаз обозначились легкие морщинки — намек на улыбку.

Так вот оно что. Брат-близнец. В каноничном сюжете его не существовало. Еще одно изменение, еще одно последствие ее появления здесь. Мысль промелькнула молнией, но лицо ее ничего не выразило.

— Ксандра Хейз, — ответила она с легким, вежливым наклоном головы. — Родственница семейства Беннет.

— Я знаю, — сказал он просто. — Чарльз говорил, что в Лонгборне появилась новая интересная собеседница. Я рад, что он не преувеличивал. — Он обвел взглядом полки.

— Вы ищете что-то конкретное? Или просто наслаждаетесь атмосферой?

— И то, и другое, — честно ответила Ксандра. Ее взгляд упал на разложенные перед ним карты. — Я надеюсь, не помешала вашим занятиям?

— Отнюдь. Я как раз изучал планы по модернизации дренажной системы в одном из наших поместий. Занятие, признаться, не самое поэтичное. — Он отложил перо.

— В отличие от поисков книги в хорошей библиотеке.

— Практичность имеет свою красоту, мистер Дарси, — заметила Ксандра. — Благосостояние поместья зависит и от таких прозаических вещей.

Его брови слегка поползли вверх. Этот ответ явно был не тем, что он ожидал услышать от молодой девушки, пусть даже родственницы Беннетов.

— Вы удивляете меня, мисс Хейз. Большинство дам предпочли бы обсудить роман или поэму.

— Большинство дам, возможно, не управляли... — она едва заметно запнулась, — ...не были вынуждены задумываться о таких вещах. Но реальность, как правило, прозаичнее романов.

Они снова замолчали, оценивая друг друга. Для Ксандры эта встреча была как глоток свежего воздуха. В отличие от его брата, Итан Дарси не пытался ее оценить, унизить или поразить. Он разговаривал с ней как с равной, и в его глазах читалось неподдельное интеллектуальное любопытство.

— Вы находите наше общество скучным, мисс Хейз? — вдруг спросил он, и в его голосе не было вызова, лишь искренний интерес.

— Я нахожу его... предсказуемым, — осторожно ответила она. — Но в любой предсказуемости есть свои отклонения от нормы.

— Например?

— Например, брат-близнец, появляющийся там, где его по всем законам жанра быть не должно.

Он рассмеялся — тихим, приятным смехом.

— О, я вполне реален, уверяю вас. Просто предпочитаю тишину библиотек шуму гостиных. Как, я вижу, и вы.

В этот момент дверь в библиотеку приоткрылась, и на пороге показалась мисс Бингли. Ее лицо, сначала оживленное при виде Итана, мгновенно потемнело, когда она заметила Ксандру.

— А, вот вы где, мистер Дарси! Мы все уже в сборе в гостиной. И... мисс Хейз. Я и не знала, что вы здесь. — Ее голос стал ледяным.

— Мисс Хейз составила мне компанию, Кэролайн, — спокойно сказал Итан. — Мы как раз обсуждали достоинства практического подхода к ведению хозяйства.

Выражение лица мисс Бингли стало говорить о том, что она считает это занятие столь же увлекательным, как разговор о погоде.

— Как мило. Но, пожалуй, нам стоит присоединиться к остальным.

Ксандра кивнула и, бросив последний взгляд на Итана, вышла из библиотеки. Она чувствовала на себе его взгляд. Эта встреча была незначительным эпизодом, крошечным отклонением от сценария. Но оно существовало. Итан Дарси был новым элементом в уравнении, человеком, с которым можно было говорить без необходимости пробивать стену высокомерия или отбиваться от скрытых колкостей.

Возвращаясь в гостиную, она думала, что игра в Хертфордшире становится все сложнее. И все интереснее. Теперь на доске было два Дарси. Один — гордый и неприступный, чье внимание к Элизабет было подобно грому с ясного неба. Другой — спокойный и наблюдательный, чей интерес к ней самой пока был лишь тихим любопытством. И Ксандра понимала, что оба эти внимания могут быть одинаково опасны.

Элизабет передала записку матери, чтобы та сама оценила состояние Джейн. Ее просьба была исполнена довольно скоро, сразу после завтрака Миссис Беннет прибыла в Незерфилд в сопровождении двух дочек.

Их прибытие вызвало легкий переполох. Мисс Бингли и миссис Хёрст встретили гостей с подчеркнутой, хотя и несколько холодной, вежливостью. Мистер Бингли был искренне рад видеть миссис Беннет, тогда как мистер Дарси ограничился сдержанным поклоном.

Когда миссис Беннет вошла в комнату Джейн, её первым вопросом было:

— Ну, моя дорогая Джейн, как ты себя чувствуешь?

— Гораздо лучше, мама, — ответила Джейн, хотя её ослабленный вид и лихорадочный румянец говорили об обратном.

— Слаба! Конечно, слаба! — воскликнула миссис Беннет. — Не могу себе представить, как ты дошла сюда пешком, Элизабет. Тебе, конечно, нельзя даже думать о возвращении домой. Мистер Джонс, ты ведь согласен со мной?

Полковой аптекарь мистер Джонс, присутствовавший при этом, подтвердил, что мисс Беннет ни в коем случае не должна подвергаться риску переезда в её нынешнем состоянии.

— В таком случае, — с напускной грустью произнесла миссис Беннет, — бедной Элизабет придется остаться здесь и ухаживать за тобой. Надеюсь, мистер Бингли и его сёстры не будут против этого маленького неудобства.

Это заявление, сделанное тоном, не допускающим возражений, повергло Элизабет в смущение. Она видела, как мисс Бингли обменялась с сестрой красноречивым взглядом, полным раздражения.

Ксандра, наблюдая за этой сценой со стороны, испытывала смешанные чувства. Во-первых, сцена не совсем соответствовала той, что была описана в книге. Во-вторых, ей были отвратительны расчётливость миссис Беннет и её наплевательское отношение к настоящему состоянию Джейн. Но в то же время она не могла не признать, что в этой нелепой, почти карикатурной женщине была своя, пусть и извращённая, логика. В мире, где будущее дочерей всецело зависело от удачного замужества, подобный расчёт был печальной необходимостью.

Взгляд Ксандры встретился с взглядом Элизабет, и в нём она прочла то же самое смущение и досаду. В этот момент между ними возникло новое, молчаливое понимание.

Миссис Беннет, между тем, уже переключила своё внимание на мистера Бингли, осыпая его комплиментами и благодаря за заботу о её дочери. Её поведение было настолько неподдельно напыщенным и неуместным, что Ксандра с трудом сдерживала улыбку. Она видела, как мистер Дарси наблюдал за всем этим с каменным лицом, но в уголках его губ она уловила лёгкую, почти незаметную дрожь — признак сдерживаемого смеха или презрения.

Когда визит, наконец, подошёл к концу и миссис Беннет удалилась вместе с младшими дочерьми, в комнате воцарилась тягостная тишина.

— Прошу прощения за мою мать, — тихо сказала Элизабет, обращаясь к присутствующим. — Её беспокойство о Джейн иногда заставляет её быть... излишне эмоциональной.

— Ничего, ничего, — поспешно ответил мистер Бингли. — Материнская забота всегда похвальна.

Но его сёстры промолчали, и их молчание было красноречивее любых слов.

Ксандра подошла к Элизабет и мягко коснулась её руки.

— Не тревожься, Лиззи, — тихо сказала она. — Все понимают, что материнская любовь иногда проявляется странным образом.

Элизабет с благодарностью посмотрела на неё. В этот момент Ксандра впервые почувствовала, что её присутствие здесь — не просто стороннее наблюдение, а нечто большее. Возможно, она могла стать тем человеком, кто сможет поддержать Элизабет в этой сложной игре, которую диктовали им условности и предрассудки их мира.

* * *

Их пребывание в Незерфилде продолжилось, наполненное странной смесью заботы и скрытого напряжения. Джейн, хотя и медленно, шла на поправку, но мистер Джонс настоятельно рекомендовал не рисковать и оставаться в покое еще несколько дней. Это известие было встречено миссис Беннет с восторгом, тогда как Элизабет чувствовала себя все более неловко от необходимости принимать гостеприимство людей, чьи истинные чувства к ним становились все более очевидными.

Сестры Бингли, хотя и сохраняли маску вежливости, с каждым днем становились все холоднее. Их беседы за обедом и ужином были полны тонких, ядовитых замечаний, направленных в сторону семейства Беннет. Особенно доставалось Элизабет — ее манеры, ее семья, ее положение становились постоянными темами для их недобрых шуток.

Мистер Бингли, казалось, ничего не замечал. Его внимание было полностью поглощено Джейн, и он искренне радовался каждому признаку ее улучшения. Что же касается мистера Дарси, то его поведение было загадкой для всех. Он проводил много времени в обществе Элизабет, вступал с ней в споры, внимательно слушал ее реплики, и в его обычно холодных глазах все чаще можно было заметить искру интереса. А его брат-близнец Итан Дарси, предпочитал находиться поблизости Ксандры, они говорили на отвлеченные темы и часто были в немом понимании друг друга относительно поведения мисс Бингли в сторону мистера Дарси.

Однажды вечером, когда общество собралось в гостиной, мисс Бингли, явно раздраженная вниманием, которое Дарси уделял Элизабет, решила продемонстрировать свое превосходство. Усевшись за фортепьяно, она принялась исполнять сложный, виртуозный отрывок, надеясь поразить всех своим искусством.

— Какая прелесть, не правда ли, мистер Дарси? — воскликнула она, закончив играть. — Я уверена, вы цените такую игру.

— Безусловно, — сухо ответил он, не отрывая взгляда от книги. — Нет ничего приятнее, чем слушать, как молодая леди демонстрирует свое мастерство.

Его тон был вежливым, но в нем явно сквозила скука. Мисс Бингли надула губки, но, не сдаваясь, обратилась к Элизабет:

— А вы, мисс Беннет, не желаете ли порадовать нас своей игрой? Я слышала, вы тоже музицируете.

Элизабет, прекрасно понимая, что ее скромные способности не выдержат сравнения с искусством мисс Бингли, тем не менее, с улыбкой согласилась. Ее игра была лишена блеска, но в ней была искренность и чувство, которых так не хватало холодной виртуозности Кэролайн.

Когда она закончила, мисс Бингли не удержалась от язвительного замечания:

— Какая жалость, что мисс Беннет не занималась усерднее! С ее вкусом и прилежанием она могла бы стать настоящей виртуозкой!

Элизабет покраснела, но, прежде чем она успела что-то ответить, к ней подошел Дарси.

— Вы совершенно правы, — сказал он, глядя прямо на Элизабет. — Но я бы не стал менять ни одной ноты в ее исполнении. Совершенство, лишенное души, — не более чем механическая работа. А в игре мисс Беннет души достаточно.

Это заявление, прозвучавшее как прямая защита, повергло гостиную в молчание. Мисс Бингли побледнела от ярости. Элизабет, смущенная и удивленная, пробормотала что-то о его чрезмерной доброте.

Ксандра, наблюдая за этой сценой из своего угла, мысленно отметила, как меняется отношение Дарси к ее кузине. То, что начиналось как неприязнь и высокомерие, постепенно превращалось в нечто иное — в уважение, смешанное с растущим интересом.

Позже тем же вечером, когда Элизабет поднялась проведать Джейн, Ксандра осталась в гостиной. Мистер Дарси неожиданно подошел к ней.

— Ваша кузина — необыкновенная женщина, — тихо сказал он, глядя в ту сторону, где только что сидела Элизабет.

— Да, — согласилась Касандра. — Она обладает редким даром видеть людей такими, какие они есть, и не боится высказывать свое мнение.

— Это опасный дар в нашем обществе, — заметил Дарси.

— Но необходимый, — парировала Касандра. — Без него мы все погрязли бы в лицемерии.

Дарси внимательно посмотрел на нее, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на уважение.

— Вы не похожи на других женщин, которых я встречал, мисс Хейз.

— Возможно, потому что я не стараюсь понравиться, мистер Дарси.

Он кивнул и отошел, оставив Ксандру наедине с ее мыслями. Она понимала, что становится свидетелем зарождения сложных чувств — чувств, которые в будущем приведут к множеству недоразумений и страданий, но в конечном счете — к пониманию и любви.

На следующее утро Джейн наконец почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы вернуться домой. Прощание было теплым со стороны мистера Бингли, сдержанно-вежливым со стороны его сестер, задумчиво-серьезным со стороны мистера Дарси и сдержанно-теплым со стороны Итана Дарси.

Когда экипаж увозил их обратно в Лонгборн, Элизабет вздохнула с облегчением.

— Наконец-то мы дома! Я думала, этот день никогда не наступит.

— Но ты должна признать, что некоторые моменты были... интересными, — мягко заметила Касандра.

Элизабет посмотрела на нее с удивлением.

— Ты имеешь в виду мистера Дарси? Да, он, безусловно, интересный человек. Хотя и невыносимо высокомерный.

— Высокомерие часто бывает маской для других чувств, — задумчиво сказала Касандра.

— Ты говоришь так, словно знаешь его лучше, чем можешь, — удивилась Элизабет.

Касандра улыбнулась, но не ответила. Она действительно знала его лучше, чем могла бы, но это знание было ее тайной — тайной, которую она должна была хранить, пока не поймет, какую роль ей суждено сыграть в этой сложной, запутанной истории, которая только начинала разворачиваться.

* * *

Появление мистера Коллинза в Лонгборне стало для Ксандры своеобразным испытанием на прочность ее новой, обретенной мягкости. Он был живой карикатурой, ходячим воплощением всего того чопорного, раболепного и нелепого, что она презирала в своем прошлом мире. Каждое его подобострастное упоминание имени леди Кэтрин де Бёр, каждый напыщенный, лишенный истинного смысла комплимент, заставлял ее инстинктивно сжиматься внутри, вызывая из глубин памяти образы льстивых придворных.

Первые два дня она держалась на расстоянии, ограничиваясь вежливыми кивками. Но наблюдая, как он изводит Элизабет своими намерениями, а та, скрипя зубами, пытается сохранять учтивость, Ксандра почувствовала нечто новое — не холодное презрение, а острое желание защитить.

Вечером, когда мистер Коллинз, поймав ее одну в гостиной, приступил к очередному длинному монологу о великолепии Розингс, Ксандра не стала уходить. Вместо этого она воспользовалась паузой.

«Вы, несомненно, обладаете глубоким пониманием обязанностей духовного лица, мистер Коллинз, — сказала она своим ровным, спокойным голосом, и он замер, польщенный. — Скажите, а часто ли вы находите время для изучения трудов доктора Фордайса? Его взгляды на нравственное воспитание приходской паствы, я слышала, весьма прогрессивны».

Мистер Коллинз поперхнулся. Он не читал никакого доктора Фордайса. Его богословские изыскания ограничивались тем, что одобряла леди Кэтрин. Он забормотал что-то невнятное о «важности практического служения», но его уверенность была поколеблена. Ксандра не улыбалась, ее взгляд оставался ясным и внимательным, но в нем читалась такая бездонная, непоколебимая уверенность в своем интеллектуальном превосходстве, что он почувствовал себя школяром перед строгим наставником.

Больше он не пытался завести с ней пространные беседы.

«Как ты это сделала?» — позже шепнула ей Элизабет, глаза которой сияли от смеха. — «Он бегал от тебя, как кот от горчицы!»

«Просто говорила с ним на единственном языке, который он понимает — на языке иерархии, — тихо ответила Ксандра. — Только я заняла в ней ступеньку выше».

Взгляд Лиззи стал серьезнее. «Ты умеешь быть грозной. Но использовала это, чтобы помочь мне. Спасибо».

Это «спасибо» и благодарный взгляд значили для Ксандры больше, чем любая победа в салонной интриге ее прошлой жизни.

В Меритон недавно прибыл полк, о чём с восторгом сообщила Лидия, примчавшаяся с этой новостью в Лонгборн. Для младших дочерей Беннет это стало главным событием сезона, но для Элизабет знакомство с мистером Уикхемом приобрело особое значение.

На одном из собраний в Меритоне мистер Уикхем был представлен семейству Беннет. Молодой офицер с приятной внешностью и безупречными манерами сразу произвёл впечатление на всех присутствующих. Однако наибольшее внимание он уделил Элизабет, чем вызвал её неподдельный интерес.

Во время одной из их бесед Уикхем осторожно завёл разговор о мистере Дарси.

— Вы, конечно, знакомы с мистером Дарси из Незерфилда? — спросил он с лёгкой насмешкой в голосе.

— Достаточно, чтобы составить о нём мнение, — ответила Элизабет, чувствуя, что разговор принимает интересный оборот.

— Тогда вам должно быть известно его истинное лицо, — продолжил Уикхем. — Мы выросли вместе в Пемберли, но мистер Дарси решил лишить меня наследства, которое его отец предназначил мне.

Элизабет слушала с растущим возмущением. История Уикхема, рассказанная с таким искренним чувством, полностью соответствовала её собственному впечатлению о высокомерии Дарси.

Ксандра, наблюдавшая за этой беседой со стороны, чувствовала растущую тревогу. Она знала истинную природу Уикхема, но не могла открыть это Элизабет, не вызвав подозрений. Всё, что ей оставалось — внимательно следить за развитием событий.

Когда Уикхем сопровождал сестёр Беннет домой после очередного вечера в Меритоне, Элизабет шла рядом с ним, полностью очарованная его обаянием и проникшись сочувствием к его судьбе.

— Как несправедливо, что мистер Дарси мог поступить так с вами, — говорила она.

— Я привык к несправедливости, мисс Беннет, — отвечал Уикхем с грустной улыбкой. — Но ваше сочувствие — лучшая компенсация за все мои разочарования.

Ксандра шла чуть позади, слушая этот разговор, и её охватывало чувство беспомощности. Она видела, как искусно Уикхем играет на чувствах Элизабет, и понимала, что любая попытка раскрыть правду будет воспринята враждебно.

Когда они вернулись в Лонгборн, Элизабет была полна возмущения против Дарси, тогда как Ксандра размышляла о том, как сложно иногда бывает отличить правду от лжи, особенно когда ложь так искусно подана.

Бал в Незерфилде стал событием, к которому в Лонгборне готовились с особым тщанием. Когда семейство Беннет прибыло в сияющий огнями зал, Ксандра сразу отметила перемену в атмосфере по сравнению с собранием в Мертоне. Здесь всё дышало богатством и утонченностью, но под этой изысканной оболочкой скрывалось всё то же напряжение социальных условностей.

Мистер Дарси на этот раз вёл себя иначе — он был более общителен, танцевал с мисс Бингли, общался с дамами из высшего общества Хертфордшира. Однако его внимание постоянно возвращалось к Элизабет, что не ускользнуло от внимания Ксандры.

Итан Дарси, к её удивлению, также присутствовал на балу. Он стоял в стороне от брата, наблюдая за происходящим с характерным спокойствием. В отличие от Фицвильяма, он не танцевал, но его взгляд периодически встречался со взглядом Ксандры, и в его глазах читалось лёгкое ожидание.

Кульминацией вечера стал танец Элизабет с мистером Дарси — неожиданный для всех присутствующих. Ксандра наблюдала, как они движутся в такт музыке, и видела, как на смену обычной холодности Дарси пришло нечто более сложное — смесь восхищения и внутренней борьбы.

Именно в этот момент Итан Дарси приблизился к Ксандре.

— Мисс Хейз, — произнёс он с лёгким поклоном, — позвольте мне нарушить ваше уединение. Не удостоите ли вы меня честью на следующий танец?

Его предложение прозвучало так неожиданно, что Ксандра на мгновение растерялась. Взглянув на его спокойное лицо, она кивнула:

— С удовольствием, мистер Дарси.

Когда они вышли на паркет, Ксандра почувствовала, как на них обращаются взгляды присутствующих. Мисс Бингли смотрела на них с явным недоумением, тогда как Фицвильям Дарси, танцевавший с Элизабет, бросил на брата короткий, оценивающий взгляд.

— Вы, кажется, удивлены моим приглашением, — тихо заметил Итан, легко ведя её в танце.

— Признаюсь, да, — ответила Ксандра. — Я полагала, вы разделяете нелюбовь вашего брата к провинциальным развлечениям.

Его губы тронула лёгкая улыбка:

— Я разделяю нелюбовь к притворству, мисс Хейз. Но в вашей манере держаться есть подлинность, которая заслуживает внимания.

Танец продолжался, и Ксандра с удивлением обнаружила, что чувствует себя с ним непринуждённо. В отличие от других кавалеров, Итан не пытался заполнить паузы пустыми комплиментами. Его молчание было содержательным, а редкие замечания — точными.

— Ваш брат, кажется, нашёл достойную собеседницу, — заметила Ксандра, кивнув в сторону Элизабет.

Итан последовал за её взглядом:

— Фицвильям всегда ценил ум там, где другие видят лишь внешнюю оболочку. Хотя, — он слегка наклонился ближе, — мне кажется, в данном случае его привлекает и то, и другое.

Когда танец подошёл к концу, Итан проводил Ксандру на её место.

— Благодарю вас, мисс Хейз. Этот танец стал для меня самым приятным открытием вечера.

— И для меня тоже, мистер Дарси, — ответила она, и к своему удивлению, поняла, что это чистая правда.

Остаток вечера прошёл в привычном для подобных мероприятий ключе. Лидия и Китти флиртовали с офицерами, миссис Беннет громко восхищалась богатством Незерфилда, а мистер Беннет с насмешливой улыбкой наблюдал за происходящим.

Но для Ксандры этот бал запомнился не роскошью и не светскими беседами, а одним танцем с человеком, который, казалось, видел её настоящую — не бедную родственницу Беннетов, а ту, кем она была когда-то и кем становилась сейчас.

Когда они возвращались в Лонгборн, Элизабет, обычно такая оживлённая после балов, на этот раз была задумчива.

— О чём задумалась, кузина? — мягко спросила Ксандра.

— О том, как сложно иногда бывает разгадать истинную сущность человека, — ответила Элизабет, глядя в тёмное окно кареты.

Ксандра кивнула, понимая, что речь идёт о мистере Дарси. Но её собственные мысли были заняты другим Дарси — тем, чьё спокойное присутствие начинало занимать в её жизни всё больше места. И с этим осознанием приходило понимание, что её роль в этой истории становится всё сложнее и значительнее.

После бала в Незерфилде визиты мистера Бингли в Лонгборн стали регулярными. К радости миссис Беннет, его часто сопровождал Итан Дарси. Если мистер Бингли целиком посвящал себя обществу Джейн, то Итан всё чаще находил повод для беседы с Ксандрой.

Однажды после утреннего визита, когда общество расположилось в саду Лонгборна, Итан оказался рядом с Ксандрой, наблюдавшей за игрой Лидии и Китти в мяч.

— Вы кажется нашли неожиданное удовольствие в нашей провинциальной жизни, мисс Хейз, — заметил он, следуя за её взглядом.

— Простота имеет свою прелесть, мистер Дарси, — ответила Ксандра. — В ней есть искренность, которой часто не хватает в большом свете.

— Вы говорите как человек, знакомый с большим светом, — мягко парировал он.

Ксандра на мгновение замерла, поняв, что выдала себя, но быстро овладела собой:

— Достаточно, чтобы оценить преимущества скромной жизни.

Итан не стал настаивать, но в его глазах мелькнуло понимание. Он видел в ней больше, чем простая родственница Беннетов, и это заинтриговывало его.

В другой раз, когда всё общество отправилось на прогулку к дубовой роще, Итан и Ксандра невольно отстали от остальных. Шумные возгласы Лидии и Китти, бежавших впереди, смешались с тихим разговором Джейн и мистера Бингли, а Элизабет с мистером Дарси шли чуть впереди, увлечённые своим вечным словесным поединком.

— Кажется, наши родственники нашли общий язык, — заметил Итан, наблюдая за братом и Элизабет.

— Лиззи обладает редким даром находить слабые места в любой броне, — улыбнулась Ксандра.

— Как и вы, мисс Хейз, — взглянул на неё Итан. — Только ваше оружие — не слова, а молчание.

Они шли по тропинке, и Ксандра невольно сравнивала этого Дарси с тем, кого знала в прошлой жизни. Итан был так же умен и наблюдателен, но в нём не было высокомерия и холодности. Его интерес к ней был лишён расчёта, что заставляло её постепенно снижать свою защиту.

— Вы не похожи на вашего брата, мистер Дарси, — рискнула она заметить.

— Мы с Фицвильямом — две стороны одной медали, — ответил он задумчиво. — Он верит в правила и порядок, я — в исключения и тонкости.

Когда они вернулись в Лонгборн, миссис Беннет встретила их сияющим взглядом.

— Ах, мистер Дарси, как мило с вашей стороны уделять время нашей дорогой Ксандре! — воскликнула она. — Она такая скромная девушка, редко находит себе подходящую компанию.

Ксандра поймала на себе насмешливый взгляд Элизабет и с лёгким раздражением поняла, что миссис Беннет уже строит планы относительно них.

Вечером того же дня, когда гости уехали, Элизабет зашла в комнату Ксандры.

— Кажется, мистер Итан Дарси находит в тебе нечто особенное, кузина, — заметила она с улыбкой.

— Он просто вежлив, — сухо ответила Ксандра.

— Нет, — покачала головой Элизабет. — Я вижу разницу между вежливостью и искренним интересом. Он смотрит на тебя так, как мой мистер Дарси... — она запнулась, — то есть как мистер Дарси смотрит на свои книги. С вниманием и уважением.

Ксандра ничего не ответила, но после ухода Элизабет долго сидела у окна, размышляя о странности своей судьбы. Она, переродившаяся аристократка, находила утешение в обществе человека, чья натура была так непохожа на тех, кого она знала в прошлой жизни. Итан Дарси с его спокойной мудростью и тонким пониманием начинал занимать в её мыслях всё больше места, и это пугало её больше, чем любая опасность из прошлого.

* * *

Следующие недели принесли в Лонгборн новые волнения. Мистер Коллинз, всё ещё надеявшийся на благосклонность Элизабет, стал еще более навязчивым. И его навязчивые набеги совпадали с приездами мистера Бингли и Итана Дарси, создавая странные контрасты в гостиной Лонгборна.

Однажды дождливым утром, когда общество собралось в гостиной, мистер Коллинз с важным видом уселся рядом с Элизабет, тогда как Итан занял место возле Ксандры у окна.

— Моя благодетельница, леди Кэтрин де Бёр, — громко возвестил Коллинз, — часто говорит о важности выбора подходящего общества для молодой леди.

Итан тихо покачал головой, наблюдая за сценой.

— Иногда я думаю, что мой брат не одинок в своей оценке некоторых представителей общества, — шепотом заметил он Ксандре.

— Но в отличие от вашего брата, вы умеете видеть разницу между глупостью и злым умыслом, — так же тихо ответила она.

Итан улыбнулся, и в его глазах вспыхнул живой интерес.

— Вы начинаете понимать меня слишком хорошо, мисс Хейз. Это может быть опасно.

В этот момент Лидия ворвалась в гостиную с криком:

— Офицеры идут! Они уже на дороге к дому!

Суета, последовавшая за этим известием, позволила Итану и Ксандре незаметно выйти в сад. Дождь прекратился, и влажный воздух был напоен запахом осенних цветов.

— Вы не боитесь простудиться? — спросил Итан, когда они остановились у старой каменной скамьи.

— После всего, что я пережила, простуда кажется незначительной угрозой, — ответила Ксандра, и в её голосе прозвучала нечаянная откровенность.

Итан внимательно посмотрел на неё:

— Иногда мне кажется, что за вашим спокойствием скрывается целая история, мисс Хейз. История, которую вы не готовы рассказать.

Ксандра почувствовала, как сердце её забилось чаще. Этот человек видел слишком много.

— У каждого есть свои тайны, мистер Дарси. Даже у вас, я полагаю.

— О, у меня есть свои демоны, — тихо признался он. — Но в вашем присутствии они отступают.

Из дома донёсся смех Лидии и звуки мужских голосов — офицеры прибыли. Но здесь, в глубине сада, царила странная, завораживающая тишина.

— Мы должны вернуться, — сказала Ксандра, хотя её ноги отказывались двигаться.

— Да, — согласился Итан, но не сделал ни шага. — Мисс Хейз, я хочу сказать...

В этот момент из дома послышался голос миссис Беннет, звавшей их к чаю. Момент был упущен.

Когда они вернулись в гостиную, Ксандра увидела, что среди офицеров находится и мистер Уикхем. Его взгляд сразу же нашёл Элизабет, и на его лице появилась очаровательная улыбка.

Итан, заметив это, тихо сказал Ксандре:

— Кажется, вашей кузине угрожает новая опасность.

— Лиззи умеет сама о себе позаботиться, — ответила Ксандра, но в душе она тревожилась.

Вечер прошёл в напряжённой атмосфере. Мистер Уикхем оказывал Элизабет особое внимание, мистер Коллинз пытался конкурировать с ним в красноречии, а Итан Дарси наблюдал за этим из угла комнаты.

Когда гости наконец разъехались, Элизабет подошла к Ксандре:

— Кажется, наш мистер Уикхем не так прост, как я думала. Он сегодня рассказал мне ещё несколько интересных подробностей о мистере Дарси.

— Лиззи, — осторожно начала Ксандра, — не стоит слишком доверять односторонним историям.

Но Элизабет, уже попавшая под обаяние Уикхема, только покачала головой:

— Ты слишком осторожна, кузина. Иногда нужно доверять своим чувствам.

Позже той же ночью Ксандра стояла у окна своей комнаты, глядя на луну над садом Лонгборна. Она думала об Итане и его незаконченной фразе, об Элизабет и её опасной доверчивости, о призраках своего прошлого, которые казались такими далёкими и в то же время такими близкими.

Внезапно она заметила движение в саду. Это был Итан Дарси — он стоял у калитки, словно не решаясь уйти. Их взгляды встретились через темноту, и в этот момент Ксандра поняла, что её новая жизнь становится всё более сложной и запутанной, но в этой запутанности была какая-то странная, пугающая правота.

Секунда растянулась в вечность. Итан Дарси стоял у калитки, его фигура была ясно видна в лунном свете, пробивавшемся сквозь рассеивающиеся облака. Ксандра не двигалась, затаив дыхание, чувствуя, как стучит ее сердце — не от страха, а от предчувствия чего-то неизбежного.

Он сделал шаг вперед, затем еще один, медленно приближаясь к дому. Его тень скользила по мокрой от дождя траве. Ксандра инстинктивно отступила вглубь комнаты, когда его шаги зазвучали на гравийной дорожке под ее окном.

Легкий стук в стекло заставил ее вздрогнуть. Она видела его смутные очертания через занавеску. Разум кричал, что это безумие, что ее могут увидеть, что это погубит ее репутацию. Но что-то более глубокое и сильное заставило ее руку потянуться к оконной защелке.

Окно открылось беззвучно, и ночной воздух ворвался в комнату, пахнущий дождем и влажной землей.

— Вы должны уйти, — прошептала она, но в ее голосе не было убежденности.

— Я знаю, — его голос был тихим, но четким в ночной тишине. — Но я не мог уйти, не сказав того, что не решился сказать днем.

Он стоял в двух шагах от нее, разделенные только подоконником. В лунном свете его лицо казалось бледным и серьезным.

— Сегодня в саду я хотел сказать, что за эти недели вы стали для меня не просто интересной собеседницей, — он говорил медленно, тщательно подбирая слова. — Вы стали необходимостью. Тихим пристанищем в мире, полном шума и притворства.

Ксандра молчала, чувствуя, как ее защитные стены рушатся под тяжестью его искренности.

— Я не знаю, что за тайны вы скрываете, — продолжал он. — И мне все равно. Я вижу вас — настоящую. И то, что я вижу, заставляет меня просыпаться с мыслью о вас и засыпать с надеждой увидеть вас снова.

— Вы не знаете меня, — с трудом выговорила она. — Вы не знаете, кем я была... кем я могу быть.

— Я знаю достаточно, — он сделал шаг ближе. — Я знаю, что в ваших глазах живет боль, которую вы пытаетесь скрыть. Знаю, что ваш ум острее, чем вы позволяете показывать. И я знаю, что когда вы улыбаетесь — по-настоящему улыбаетесь — все во мне замирает.

Его слова падали в тишину комнаты, как камни в воду, создавая круги на поверхности ее хрупкого спокойствия.

— Итан, — впервые назвав его по имени, она почувствовала, как что-то сжимается в груди. — Я не могу дать вам того, что вы ищете. Во мне слишком много теней.

— Тогда позвольте мне разделить их с вами, — он протянул руку, но не прикоснулся к ней, оставив расстояние в дюйм между его пальцами и ее рукой. — Не обязательно рассказывать мне ваши секреты. Просто позвольте мне быть рядом.

Где-то в доме скрипнула половица, и они оба замерли. Голоса миссис Хилл и одной из служанок донеслись из коридора. Реальность грубо напомнила о себе.

— Вам нужно идти, — прошептала Ксандра, но ее глаза говорили о другом.

Он кивнул, понимая опасность ситуации.

— Завтра, — сказал он тихо. — Мы поговорим завтра.

— Завтра, — согласилась она.

Он отступил на шаг, его взгляд не отрывался от ее лица, словно боясь, что если он моргнет, она исчезнет. Затем развернулся и бесшумно растворился в ночи.

Ксандра закрыла окно, прислонилась лбом к холодному стеклу и закрыла глаза. В ушах звенела тишина, нарушаемая лишь бешеным стуком сердца. Его слова эхом отзывались в ней, смешиваясь с памятью о других словах, сказанных когда-то другим мужчиной в другом мире — словах лживых и лицемерных.

Но в этот раз все было иначе. Она чувствовала это каждой клеткой своего существа. Итан Дарси не был Оскаром Ренардом. Его намерения были чисты, его интерес — подлинен.

Стук в дверь заставил ее вздрогнуть.

— Ксандра? Ты не спишь? — это был голос Элизабет.

— Нет, входи, — ответила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Элизабет вошла в комнату, держа в руках свечу. Ее внимательный взгляд сразу же заметил что-то необычное.

— Что-то случилось? — спросила она, подходя ближе.

Ксандра покачала головой, отворачиваясь к окну.

— Просто не могла уснуть. Думала о... о многом.

Элизабет села на край кровати, поставив свечу на прикроватный столик.

— Я тоже не могу уснуть. Мистер Уикхем сегодня сказал... — она запнулась. — Но это не важно. Ты выглядишь встревоженной.

Ксандра повернулась к ней, и в ее глазах Элизабет прочла такую бурю эмоций, что невольно замерла.

— Лиззи, — тихо начала Ксандра, — как ты понимаешь, что можно доверять человеку?

Элизабет задумалась.

— Я всегда полагаюсь на свою интуицию. И наблюдаю за поступками, а не слушаю слова.

— А если твоя интуиция может быть обманута прошлым опытом?

— Тогда, — мягко сказала Элизабет, — нужно дать шанс и человеку, и самой себе. Иногда самый большой риск — это вообще не рисковать.

Они сидели в тишине, обе погруженные в свои мысли. Для Элизабет это были мысли о мистере Дарси и мистере Уикхеме, о предстоящем бале и о тайнах, которые, казалось, витали в воздухе. Для Ксандры — о человеке, стоявшем под ее окном, и о возможности довериться кому-то впервые за всю свою жизнь — как в этой, так и в прошлой.

Когда Элизабет ушла, Ксандра снова подошла к окну. Сад был пуст, но присутствие Итана все еще витало в воздухе. Она положила ладонь на стекло там, где час назад виделось его лицо.

Возможно, Элизабет была права. Возможно, пришло время перестать прятаться за стенами прошлого и дать шанс настоящему. Даже если это было страшно. Даже если это могло привести к новой боли.

Но по крайней мере, на этот раз она выбирала сама. И в этом была свобода, о которой она когда-то могла только мечтать.

Следующее утро застало Лонгборн в привычной суете, но для Ксандры всё казалось иным. Слова Итана, произнесенные под покровом ночи, продолжали звучать в её ушах, смешиваясь с тревогой о предстоящем дне. Она спустилась к завтраку с ощущением, что стоит на пороге чего-то важного.

За столом царило оживленное обсуждение вчерашнего визита офицеров. Лидия и Китти перебивали друг друга, описывая достоинства мундиров и обещая новые знакомства на предстоящем собрании в Меритоне.

— А мистер Уикхем был так любезен! — воскликнула Лидия. — Он пообещал научить меня новым танцевальным па!

Элизабет, обычно сдержанная в своих оценках, на этот раз улыбалась, явно польщенная вниманием, которое Уикхем оказывал ей накануне.

— Да, он действительно обладает редким даром обхождения, — заметила она, обращаясь к Ксандре. — Не правда ли?

Ксандра, оторвавшись от своих мыслей, кивнула:

— Бесспорно, он очень обаятелен.

Её сдержанный тон не ускользнул от внимания Элизабет, но та приписала это обычной осторожности кузины.

После завтрака, когда общество разбрелось по своим занятиям, Ксандра уединилась в библиотеке. Солнечные лучи, проникая через высокие окна, освещали пыльные корешки книг. Здесь, среди запаха старой бумаги и кожи, она всегда находила утешение.

— Я надеялся найти вас здесь.

Она обернулась. В дверях стоял Итан Дарси. Утренний свет подчеркивал строгие черты его лица, но в глазах читалась та же теплота, что и прошлой ночью.

— Мистер Дарси, — она сделала шаг навстречу. — Я не ожидала...

— Нашего утреннего свидания? — он улыбнулся. — Чарльз отправился к вашей кузине Джейн, а я воспользовался случаем.

Они стояли в нескольких шагах друг от друга, и напряженность между ними была почти осязаемой.

— О вашем вчерашнем визите... — начала Ксандра.

— Я не сожалею ни о чем, — прервал он её. — Кроме разве что риска, которому подверг вашу репутацию.

— Никто не видел нас, — успокоила она его, хотя сама до сих пор содрогалась при мысли о возможных последствиях.

Он подошел ближе, его взгляд стал серьезным.

— Мои слова прошлой ночью были не пустой любезностью, мисс Ксандра. Я понимаю, что вы не готовы отвечать на мои чувства, но я прошу лишь одного — позвольте мне оставаться рядом. Позвольте мне заслужить ваше доверие.

В его голосе звучала такая искренняя просьба, что её сердце сжалось. Она вспомнила Оскара Ренарда — его фальшивые ухаживания, лицемерные клятвы. Но Итан был другим. В его глазах она видела не расчет, а подлинное чувство.

— Я не знаю, смогу ли я когда-либо... — она запнулась, подбирая слова. — Моё прошлое...

— Ваше прошлое принадлежит вам, — мягко сказал он. — Я прошу лишь шанса на ваше настоящее.

В этот момент дверь библиотеки распахнулась, и на пороге появился мистер Коллинз.

— Ах, мои дорогие кузины! — воскликнул он, не замечая Итана в полумраке комнаты. — Я искал вас повсюду! Леди Кэтрин в своем последнем письме упомянула...

Он замолк, заметив фигуру Дарси.

— Мистер Дарси! Какая неожиданная честь! — его тон мгновенно сменился с напыщенного на подобострастный. — Я только вчера имел удовольствие беседовать с вашей благородной тетушкой...

Итан холодно кивнул:

— Мистер Коллинз. К сожалению, я не могу уделить вам время сейчас.

Священник, поняв намек, поспешно ретировался, бормоча извинения.

Когда дверь закрылась, Итан снова повернулся к Ксандре.

— Наше уединение подошло к концу, — с сожалением произнес он. — Но моя просьба остается в силе.

— Я подумаю над вашими словами, — тихо ответила она.

Этого было достаточно. На его лице появилась легкая улыбка.

— Тогда я буду надеяться.

Когда он ушел, Ксандра опустилась в ближайшее кресло. Её мысли путались, разрываясь между страхом и надеждой. Возможно, Элизабет была права — иногда самый большой риск это не рисковать вообще. Но сможет ли она снова доверить свое сердце, зная, какую боль может принести любовь?

Из открытого окна донеслись голоса Лидии и Китти, обсуждавших офицеров. Обычные заботы обычной семьи. И среди этой обыденности — необыкновенная возможность, которую предлагал ей Итан Дарси. Возможность снова научиться доверять. Возможность начать всё сначала.

Она закрыла глаза, чувствуя, как старые раны медленно затягиваются, уступая место чему-то новому и хрупкому — надежде.

* * *

В Лонгборне царило недоумение, смешанное с подавленным разочарованием. Прошло уже несколько дней с тех пор, как визиты мистера Бингли внезапно прекратились, а от Незерфилда не поступало никаких приглашений. Элизабет, чье восприятие Дарси после истории, рассказанной Уикхемом, стало откровенно враждебным, с холодной яростью ждала подтверждения своих подозрений.

Ксандра же, наблюдая за страдающей Джейн и кипящей негодованием Элизабет, чувствовала ледяную тяжесть на сердце. Она узнавала этот поворот сюжета. По канону, Бингли и его свита уже должны были покинуть Незерфилд, оставив Джейн с разбитым сердцем. Каждое утро она ожидала услышать новость об их отъезде. Но вместо этого, словно насмешка над ее знанием, в Лонгборн пришло неожиданное, почти вызывающее приглашение на бал в Меритоне.

Инициатива исходила от сестер Бингли, но Ксандра не сомневалась, кто стоял за этой внезапной переменой планов. Зачем? Зачем Дарси, который по логике вещей должен был способствовать бегству Бингли, теперь устраивал этот показной праздник? Это нарушало все ее ожидания и заставляло насторожиться. Игра менялась, и она не понимала новых правил.

Бал, однако, был встречен в Лонгборне с ликованием. Для миссис Беннет и младших дочерей это был знак возрождения надежд. Для Элизабет — возможность бросить вызов Дарси и насладиться обществом мистера Уикхема, чьи манеры и история так выгодно контрастировали с высокомерием его обидчика.

Войдя в зал, Ксандра сразу отметила натянутую атмосферу. Мистер Бингли выглядел растерянным и бросал на Джейн полные сомнения взгляды. Сестры Бингли демонстрировали ледяную вежливость. А Фицвильям Дарси стоял поодаль, его мрачная фигура была воплощением неприступной гордости, и его взгляд, тяжелый и оценивающий, скользил по Элизабет, которая намеренно и демонстративно веселилась с Уикхемом.

Ксандра старалась держаться в тени, анализируя игру лиц. Она видела, как боль в глазах Джейн сменяется робкой надеждой, когда на нее смотрит Бингли. Видела, как язвительная усмешка Дарси сменяется непонятной ему самому досадой, когда Элизабет заливисто смеется над шуткой Уикхема.

Итан, к ее удивлению, отсутствовал. Его не было среди свиты Бингли, и его отсутствие заставляло Ксандру чувствовать себя неуютно, лишенной своего молчаливого союзника.

И вот, когда она меньше всего этого ожидала, перед ней возникла высокая, темная фигура. Фицвильям Дарси с безупречным, холодным поклоном.

— Мисс Хейз, — его голос был ровным, без тени тепла. — Соблаговолите ли оказать мне честь и уделить мне этот танец?

Приглашение прозвучало так неожиданно, что на мгновение Ксандра потеряла дар речи. Это был не просто жест вежливости — это был вызов. Дарси никогда не танцевал с ней, да и вообще редко удостаивал кого-либо из общества Беннетов своим вниманием, кроме Элизабет. Она кивнула, подавляя внутреннюю тревогу.

— Благодарю вас, мистер Дарси.

Они вышли на паркет. Музыка лилась плавно, их движения были формальными и безупречными. Он вел ее уверенно, но без малейшей теплоты.

— Смею сказать, что мое приглашение вас поразило— начал он, его взгляд был устремлен куда-то поверх ее головы. Ксандра внутренне улыбнулась, все таки как эти братья бывают похожи.

— Признаюсь, да, — ответила Ксандра, тщательно подбирая слова. — Я полагала, вы разделяете общее мнение о скудости местных развлечений

— Иногда даже скудость может преподносить сюрпризы, — парировал он. Его взгляд на мгновение скользнул в сторону Элизабет и Уикхема. — Или разочарования.

Ксандра последовала за его взглядом.

— Моя кузина, кажется, находит общество мистера Уикхема весьма оживленным.

— Ваша кузина, мисс Хейз, обладает живым умом, но порой излишне доверчива, — прозвучало резко, с той самой высокомерной прямотой, которая так раздражала Элизабет. — Не все, кто носит мундир, заслуживают безоговорочного доверия.

Ксандра почувствовала, как в ней закипает старый, знакомый гнев. Этот человек, сам будучи воплощением предрассудков, осмеливался поучать?

— А те, кто носят маску безупречности, — разве они его заслуживают?— мягко, но отчетливо спросила она.

Дарси резко посмотрел на нее, в его глазах мелькнуло изумление. Он явно не ожидал такой дерзости от «бедной родственницы».

— Вы защищаете его? — в его голосе прозвучало холодное любопытство.

— Я призываю к осторожности в суждениях. Обо всех, — подчеркнула она. — Слишком часто мы видим лишь то, что хотим видеть. Ваш брат, например, кажется, смотрит на вещи куда более трезво.

Она намеренно ввела в разговор Итана, чтобы проверить реакцию. Фицвильям напрягся.

— Мой брат имеет склонность видеть в людях лучшее, даже если для этого нет оснований, — произнес он, и в его тоне впервые прозвучало что-то, кроме холодности. Почти... ревность? — Его интерес к вам, мисс Хейз, не остался незамеченным. Я надеюсь, вы отдаете себе отчет в... последствиях, которые может иметь подобное знакомство для человека в его положении.

Ледяная ярость, знакомая Ариэль, вспыхнула в Ксандре. Он осмелился! Осмелился намекнуть на ее неподходящее положение, как когда-то она сама унизила Клару в будуаре.

— Положение, мистер Дарси, — сказала она, и ее тихий голос внезапно обрел стальную твердость, — это часто всего лишь клетка, которую мы сами для себя строим. Ваш брат, кажется, обладает достаточным умом, чтобы это понимать. В отличие от некоторых, кто предпочитает запирать в клетках других.

Танец подошел к концу. Дарси отступил на шаг, его лицо было бледным и невыразительным, но глаза горели темным, яростным огнем. Он склонился в безупречном, холодном поклоне.

— Благодарю вас за танец, мисс Хейз. Он был... поучительным.

— И для меня также, мистер Дарси, — ответила она с таким же ледяным достоинством. — Вы позволили мне увидеть многое. Гораздо больше, чем, я полагаю, намеревались.

Он развернулся и ушел, оставив ее одну посреди шумного зала. Ксандра понимала, что только что вступила в прямую конфронтацию с одной из самых влиятельных фигур в ее новой реальности. Гнев, кипевший в ней, постепенно остывал, сменяясь трезвой оценкой рисков. Она мысленно прокручивала каждую фразу, каждый взгляд, пытаясь понять истинную причину его выпада. Было ли это простым снобизмом? Или за этим стояло что-то большее — может, неуверенность в себе, маскируемая высокомерием, или даже бессознательная ревность к брату?

Она отвернулась от танцующих, желая хоть на мгновение скрыться от любопытных взглядов, и направилась к арочному проему, ведущему в полутемный зимний сад. Прохладный воздух, пахнущий хвоей и влажной землей, должен был помочь ей прийти в себя.

Но уединение длилось недолго.

— Кажется, я опоздал к самому интересному, — раздался позади нее знакомый, спокойный голос, в котором угадывалась легкая улыбка.

Ксандра резко обернулась. В проеме арки, освещенный огнями сзади, стоял Итан Дарси. Он был в дорожном плаще, с которого капала вода, словно он только что спешился с лошади. Его волосы были растрепаны ветром, а на щеках играл румянец от быстрой езды. В его глазах не было и тени усталости — лишь живое, лучистое внимание, устремленное на нее.

— Мистер Дарси, — выдохнула она, и неожиданное облегчение заставило ее сердце учащенно биться. — Вы... мы не ждали вас.

— Дела в Лондоне завершились быстрее, чем я предполагал, — ответил он, сбрасывая плащ на стоявшую рядом скамью и оказываясь рядом с ней в своем безупречном вечернем костюме. — А мысль о том, что я могу пропустить бал, где танцуете вы, не давала мне покоя. Кажется, интуиция меня не подвела, — его взгляд скользнул по ее лицу, еще хранившему следы недавнего волнения. — Вы выглядите так, словно только что сразились с драконом. И, судя по всему, одержали победу.

— Сразилась с одним из ваших домашних драконов, — не удержалась она, чтобы не парировать, но в ее голосе не было прежней желчи, лишь усталая ирония. — Ваш брат оказался... красноречив.

Итан вздохнул, и тень озабоченности пробежала по его лицу.

— Фицвильям обладает даром отталкивать тех, кого, как мне кажется, он больше всего хочет привлечь. Простите, если он причинил вам боль.

— Он пытался. Но я не из тех, кого легко ранить высокомерным тоном, — она посмотрела на него прямо. — Он предупредил меня о последствиях моего... знакомства с вами.

Итан сжал губы, его взгляд стал твердым.

— Мой брат забывает, что я давно вышел из того возраста, когда нуждаюсь в его наставлениях относительно моего круга общения. Или чувств.

Они стояли в тишине, нарушаемой лишь приглушенными звуками музыки. Напряжение постепенно покидало Ксандру. Его присутствие было как глоток свежего воздуха после удушающей атмосферы сплетен и предрассудков.

— Мисс Хейз, — он сделал шаг вперед, и его голос стал тише, почти интимным. — Я понимаю, что мое появление здесь, в пыли и суматохе дороги, может показаться безумием. Но я не мог иначе. После нашего последнего разговора... я не хотел давать вам слишком много времени для раздумий. Боюсь, вы передумаете.

Ксандра смотрела на него, на этого человека, который проскакал пол-графства ночью, чтобы попасть на провинциальный бал. Ради нее. В ее душе что-то перевернулось.

— Вы ошибаетесь, мистер Дарси, — тихо сказала она. — Я уже передумала. В ту самую ночь.

На его лице расцвела медленная, сияющая улыбка, способная растопить любое ледяное сердце.

— Тогда, — он протянул ей руку, и его пальцы мягко сомкнулись вокруг ее ладони, — я надеюсь, вы спасете для меня хотя бы один танец? Тот, что был прерван мистером Коллинзом, не в счет. Я хочу начать все заново. Сейчас.

Музыка в зале сменилась на новую мелодию — томный, меланхоличный вальс. Ксандра кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Она положила свою руку на его плечо, и он повел ее в танец прямо там, в полумраке зимнего сада, вдали от осуждающих взглядов и перешептываний.

Это был совсем другой танец. Не формальный и не натянутый, как с Фицвильямом. Они двигались в совершенной гармонии, как будто их тела и души давно знали этот ритм. Он держал ее уверенно, но бережно, его рука на ее талии была не цепью, а опорой.

— Знаете, — тихо проговорил он, его губы почти касались ее волос, — когда я увидел вас с ним, стоящую одну, но такую гордую и непокоренную... я понял, что проскакал бы хоть через всю Англию, чтобы оказаться рядом.

— Это очень опрометчиво с вашей стороны, — прошептала она в ответ, чувствуя, как тепло разливается по ее жилам. — А я ведь предупреждала вас о тенях в моем прошлом.

— А я говорил, что готов разделить их с вами, — он отклонился назад, чтобы посмотреть ей в глаза. — И я не отступаю от своих слов. Ни перед какими драконами. Даже если они носят мое собственное имя.

Они кружились в тихом саду, и для Ксандры в этот момент не существовало ни бала, ни интриг, ни Уикхема, ни мисс Бингли. Были только музыка, его руки и робкий, но непоколебимый росток надежды, пробивающийся сквозь толщу ее старой боли.

Танец подошел к концу, но они не расходились, все еще находясь в том волшебном кругу, что образовали их объятия.

— Завтра, — сказал он, все еще держа ее руку в своей. — Завтра все начнется по-настоящему. Уже без тайн и недомолвок.

Ксандра кивнула. Впервые за долгое время она чувствовала не страх перед будущим, а жгучее, неутолимое любопытство. Итан Дарси был новой главой в ее жизни. И она была готова ее прочесть.

В Лонгборне царило недоумение, смешанное с подавленным разочарованием. Прошло уже несколько дней с тех пор, как визиты мистера Бингли внезапно прекратились, а от Незерфилда не поступало никаких приглашений. Элизабет, чье восприятие Дарси после истории, рассказанной Уикхемом, стало откровенно враждебным, с холодной яростью ждала подтверждения своих подозрений.

Ксандра же, наблюдая за страдающей Джейн и кипящей негодованием Элизабет, чувствовала ледяную тяжесть на сердце. Она узнавала этот поворот сюжета. По канону, Бингли и его свита уже должны были покинуть Незерфилд, оставив Джейн с разбитым сердцем. Каждое утро она ожидала услышать новость об их отъезде. Но вместо этого, словно насмешка над ее знанием, в Лонгборн пришло неожиданное, почти вызывающее приглашение на бал в Меритоне.

Инициатива исходила от сестер Бингли, но Ксандра не сомневалась, кто стоял за этой внезапной переменой планов. Зачем? Зачем Дарси, который по логике вещей должен был способствовать бегству Бингли, теперь устраивал этот показной праздник? Это нарушало все ее ожидания и заставляло насторожиться. Игра менялась, и она не понимала новых правил.

Бал, однако, был встречен в Лонгборне с ликованием. Для миссис Беннет и младших дочерей это был знак возрождения надежд. Для Элизабет — возможность бросить вызов Дарси и насладиться обществом мистера Уикхема, чьи манеры и история так выгодно контрастировали с высокомерием его обидчика.

Войдя в зал, Ксандра сразу отметила натянутую атмосферу. Мистер Бингли выглядел растерянным и бросал на Джейн полные сомнения взгляды. Сестры Бингли демонстрировали ледяную вежливость. А Фицвильям Дарси стоял поодаль, его мрачная фигура была воплощением неприступной гордости, и его взгляд, тяжелый и оценивающий, скользил по Элизабет, которая намеренно и демонстративно веселилась с Уикхемом.

Ксандра старалась держаться в тени, анализируя игру лиц. Она видела, как боль в глазах Джейн сменяется робкой надеждой, когда на нее смотрит Бингли. Видела, как язвительная усмешка Дарси сменяется непонятной ему самому досадой, когда Элизабет заливисто смеется над шуткой Уикхема.

Итан, к ее удивлению, отсутствовал. Его не было среди свиты Бингли, и его отсутствие заставляло Ксандру чувствовать себя неуютно, лишенной своего молчаливого союзника.

И вот, когда она меньше всего этого ожидала, перед ней возникла высокая, темная фигура. Фицвильям Дарси с безупречным, холодным поклоном.

— Мисс Хейз, — его голос был ровным, без тени тепла. — Соблаговолите ли оказать мне честь и уделить мне этот танец?

Приглашение прозвучало так неожиданно, что на мгновение Ксандра потеряла дар речи. Это был не просто жест вежливости — это был вызов. Дарси никогда не танцевал с ней, да и вообще редко удостаивал кого-либо из общества Беннетов своим вниманием, кроме Элизабет. Она кивнула, подавляя внутреннюю тревогу.

— Благодарю вас, мистер Дарси.

Они вышли на паркет. Музыка лилась плавно, их движения были формальными и безупречными. Он вел ее уверенно, но без малейшей теплоты.

— Смею признать, что мое приглашение вас поразило— начал он, его взгляд был устремлен куда-то поверх ее головы. Ксандра внутренне улыбнулась, все таки как эти братья бывают похожи.

— Признаюсь, да, — ответила Ксандра, тщательно подбирая слова. — Я полагала, вы разделяете общее мнение о скудости местных развлечений

— Иногда даже скудость может преподносить сюрпризы, — парировал он. Его взгляд на мгновение скользнул в сторону Элизабет и Уикхема. — Или разочарования.

Ксандра последовала за его взглядом.

— Моя кузина, кажется, находит общество мистера Уикхема весьма оживленным.

— Ваша кузина, мисс Хейз, обладает живым умом, но порой излишне доверчива, — прозвучало резко, с той самой высокомерной прямотой, которая так раздражала Элизабет. — Не все, кто носит мундир, заслуживают безоговорочного доверия.

Ксандра почувствовала, как в ней закипает старый, знакомый гнев. Этот человек, сам будучи воплощением предрассудков, осмеливался поучать?

— А те, кто носят маску безупречности, — разве они его заслуживают?— мягко, но отчетливо спросила она.

Дарси резко посмотрел на нее, в его глазах мелькнуло изумление. Он явно не ожидал такой дерзости от «бедной родственницы».

— Вы защищаете его? — в его голосе прозвучало холодное любопытство.

— Я призываю к осторожности в суждениях. Обо всех, — подчеркнула она. — Слишком часто мы видим лишь то, что хотим видеть. Ваш брат, например, кажется, смотрит на вещи куда более трезво.

Она намеренно ввела в разговор Итана, чтобы проверить реакцию. Фицвильям напрягся.

— Мой брат имеет склонность видеть в людях лучшее, даже если для этого нет оснований, — произнес он, и в его тоне впервые прозвучало что-то, кроме холодности. Почти... ревность? — Его интерес к вам, мисс Хейз, не остался незамеченным. Я надеюсь, вы отдаете себе отчет в... последствиях, которые может иметь подобное знакомство для человека в его положении.

Ледяная ярость, знакомая Ариэль, вспыхнула в Ксандре. Он осмелился! Осмелился намекнуть на ее неподходящее положение, как когда-то она сама унизила Клару в будуаре.

— Положение, мистер Дарси, — сказала она, и ее тихий голос внезапно обрел стальную твердость, — это часто всего лишь клетка, которую мы сами для себя строим. Ваш брат, кажется, обладает достаточным умом, чтобы это понимать. В отличие от некоторых, кто предпочитает запирать в клетках других.

Танец подошел к концу. Дарси отступил на шаг, его лицо было бледным и невыразительным, но глаза горели темным, яростным огнем. Он склонился в безупречном, холодном поклоне.

— Благодарю вас за танец, мисс Хейз. Он был... поучительным.

— И для меня также, мистер Дарси, — ответила она с таким же ледяным достоинством. — Вы позволили мне увидеть многое. Гораздо больше, чем, я полагаю, намеревались.

Он развернулся и ушел, оставив ее одну посреди шумного зала. Ксандра понимала, что только что вступила в прямую конфронтацию с одной из самых влиятельных фигур в ее новой реальности. Гнев, кипевший в ней, постепенно остывал, сменяясь трезвой оценкой рисков. Она мысленно прокручивала каждую фразу, каждый взгляд, пытаясь понять истинную причину его выпада. Было ли это простым снобизмом? Или за этим стояло что-то большее — может, неуверенность в себе, маскируемая высокомерием, или даже бессознательная ревность к брату?

Она отвернулась от танцующих, желая хоть на мгновение скрыться от любопытных взглядов, и направилась к арочному проему, ведущему в полутемный зимний сад. Прохладный воздух, пахнущий хвоей и влажной землей, должен был помочь ей прийти в себя.

Но уединение длилось недолго.

— Кажется, я опоздал к самому интересному, — раздался позади нее знакомый, спокойный голос, в котором угадывалась легкая улыбка.

Ксандра резко обернулась. В проеме арки, освещенный огнями сзади, стоял Итан Дарси. Он был в дорожном плаще, с которого капала вода, словно он только что спешился с лошади. Его волосы были растрепаны ветром, а на щеках играл румянец от быстрой езды. В его глазах не было и тени усталости — лишь живое, лучистое внимание, устремленное на нее.

— Мистер Дарси, — выдохнула она, и неожиданное облегчение заставило ее сердце учащенно биться. — Вы... мы не ждали вас.

— Дела в Лондоне завершились быстрее, чем я предполагал, — ответил он, сбрасывая плащ на стоявшую рядом скамью и оказываясь рядом с ней в своем безупречном вечернем костюме. — А мысль о том, что я могу пропустить бал, где танцуете вы, не давала мне покоя. Кажется, интуиция меня не подвела, — его взгляд скользнул по ее лицу, еще хранившему следы недавнего волнения. — Вы выглядите так, словно только что сразились с драконом. И, судя по всему, одержали победу.

— Сразилась с одним из ваших домашних драконов, — не удержалась она, чтобы не парировать, но в ее голосе не было прежней желчи, лишь усталая ирония. — Ваш брат оказался... красноречив.

Итан вздохнул, и тень озабоченности пробежала по его лицу.

— Фицвильям обладает даром отталкивать тех, кого, как мне кажется, он больше всего хочет привлечь. Простите, если он причинил вам боль.

— Он пытался. Но я не из тех, кого легко ранить высокомерным тоном, — она посмотрела на него прямо. — Он предупредил меня о последствиях моего... знакомства с вами.

Итан сжал губы, его взгляд стал твердым.

— Мой брат забывает, что я давно вышел из того возраста, когда нуждаюсь в его наставлениях относительно моего круга общения. Или чувств.

Они стояли в тишине, нарушаемой лишь приглушенными звуками музыки. Напряжение постепенно покидало Ксандру. Его присутствие было как глоток свежего воздуха после удушающей атмосферы сплетен и предрассудков.

— Мисс Хейз, — он сделал шаг вперед, и его голос стал тише, почти интимным. — Я понимаю, что мое появление здесь, в пыли и суматохе дороги, может показаться безумием. Но я не мог иначе. После нашего последнего разговора... я не хотел давать вам слишком много времени для раздумий. Боюсь, вы передумаете.

Ксандра смотрела на него, на этого человека, который проскакал пол-графства ночью, чтобы попасть на провинциальный бал. Ради нее. В ее душе что-то перевернулось.

— Вы ошибаетесь, мистер Дарси, — тихо сказала она. — Я уже передумала. В ту самую ночь.

На его лице расцвела медленная, сияющая улыбка, способная растопить любое ледяное сердце.

— Тогда, — он протянул ей руку, и его пальцы мягко сомкнулись вокруг ее ладони, — я надеюсь, вы спасете для меня хотя бы один танец? Тот, что был прерван мистером Коллинзом, не в счет. Я хочу начать все заново. Сейчас.

Музыка в зале сменилась на новую мелодию — томный, меланхоличный вальс. Ксандра кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Она положила свою руку на его плечо, и он повел ее в танец прямо там, в полумраке зимнего сада, вдали от осуждающих взглядов и перешептываний.

Это был совсем другой танец. Не формальный и не натянутый, как с Фицвильямом. Они двигались в совершенной гармонии, как будто их тела и души давно знали этот ритм. Он держал ее уверенно, но бережно, его рука на ее талии была не цепью, а опорой.

— Знаете, — тихо проговорил он, его губы почти касались ее волос, — когда я увидел вас с ним, стоящую одну, но такую гордую и непокоренную... я понял, что проскакал бы хоть через всю Англию, чтобы оказаться рядом.

— Это очень опрометчиво с вашей стороны, — прошептала она в ответ, чувствуя, как тепло разливается по ее жилам. — А я ведь предупреждала вас о тенях в моем прошлом.

— А я говорил, что готов разделить их с вами, — он отклонился назад, чтобы посмотреть ей в глаза. — И я не отступаю от своих слов. Ни перед какими драконами. Даже если они носят мое собственное имя.

Они кружились в тихом саду, и для Ксандры в этот момент не существовало ни бала, ни интриг, ни Уикхема, ни мисс Бингли. Были только музыка, его руки и робкий, но непоколебимый росток надежды, пробивающийся сквозь толщу ее старой боли.

Танец подошел к концу, но они не расходились, все еще находясь в том волшебном кругу, что образовали их объятия.

— Завтра, — сказал он, все еще держа ее руку в своей. — Завтра все начнется по-настоящему. Уже без тайн и недомолвок.

Ксандра кивнула. Впервые за долгое время она чувствовала не страх перед будущим, а жгучее, неутолимое любопытство. Итан Дарси был новой главой в ее жизни. И она была готова ее прочесть.

* * *

Когда последние аккорды музыки затихли, зал погрузился в хаотичное движение прощаний. Но для Ксандры мир сузился до пространства вокруг нее и Итана. Они все еще стояли в зимнем саду, и магический круг их уединения вот-вот должен был рухнуть.

Первой его нарушила Элизабет. Ее лицо, еще минуту назад озаренное торжеством после словесной перепалки с мистером Дарси, стало вопросительным и слегка настороженным, когда она увидела кузину в обществе второго мистера Дарси, причем явно в момент глубокой, интимной близости.

— Ксандра? — тихо позвала она, останавливаясь в проеме арки. Ее взгляд скользнул по их все еще соединенным рукам, и брови поползли вверх. — Карета ждет. Мать в панике, что Лидия успеет наделать глупостей до отъезда.

Ксандра медленно, словно сквозь воду, вернулась в реальность. Она кивнула Элизабет и мягко высвободила свою руку из руки Итана. Его пальцы разжались неохотно.

— Мне пора, — сказала она ему, и в этих двух словах был целый мир сожалений и надежд.

— До завтра, — так же тихо ответил он. Это было не вопросом, а утверждением. Обещанием.

Он проводил ее взглядом, пока она не скрылась в толпе вместе с Элизабет. Когда он обернулся, то встретился взглядом с братом. Фицвильям стоял у главного выхода, его поза была напряженной, а лицо — каменной маской. Их взгляды скрестились на мгновение — молчаливый, полный невысказанных обвинений и предупреждений диалог. Итан не отвел глаз первым. Он лишь слегка склонил голову, прежде чем направиться к выходу, игнорируя пытающуюся привлечь его внимание мисс Бингли.

Обратная дорога в Лонгборн в карете была насыщена тремя совершенно разными настроениями. Лидия и Китти без умолку болтали об офицерах, миссис Беннет сокрушалась, что мистер Бингли так и не сделал Джейн предложения, а сама Джейн тихо грустила у окна. Элизабет молчала, погруженная в свои мысли, но ее взгляд то и дело возвращался к Ксандре, сидевшей напротив.

Ксандра же чувствовала себя так, словно ее кожу содрали, обнажив каждое нервное окончание. Она ощущала на себе тяжелый, обеспокоенный взгляд Фицвильяма Дарси, который, казалось, все еще висел в воздухе. И одновременно с этим — тепло руки Итана, которое, казалось, все еще обжигало ее ладонь. Она была одновременно и Ариэль, видевшей в каждом жесте скрытую угрозу, и Ксандрой, отчаянно желавшей поверить в искренность.

— Он выглядел весьма озабоченным, твой кавалер, — наконец не выдержала Элизабет, когда карета тронулась. Ее голос был тихим, чтобы не привлекать внимание матери. — Мистер Итан Дарси. Я видела, как он вошел — весь в дорожной пыли. Похоже, он очень спешил.

— Он... завершил дела в Лондоне раньше, чем ожидал, — уклончиво ответила Ксандра, глядя в темное окно.

— И бросился прямиком на наш скромный бал? — в голосе Элизабет слышалось не осуждение, а скорее изумление. — Это весьма решительно. И довольно романтично.

— Лиззи, не придавай этому больше значения, чем есть, — попыталась отшутиться Ксандра, но ее голос дрогнул.

— Я видела, как ты танцевала с ним. И как ты танцевала с его братом, — Элизабет изучающе смотрела на нее. — С одним ты была как лед. С другим... с другим ты была живой. Впервые с тех пор, как ты здесь, по-настоящему живой.

Ксандра закрыла глаза. Обманывать Элизабет было бесполезно. Та видела слишком много.

— Он другой, — просто сказала она.

— Надеюсь, что да, — серьезно ответила Элизабет. — Потому что играть с чувствами Дарси, даже с чувствами младшего и, кажется, более доброго Дарси, — опасное предприятие. Их гордость... она почти осязаема.

— Я не играю, — тихо, но четко сказала Ксандра. И, произнося эти слова, поняла, что это чистая правда.

В Лонгборне их ждала обычная вечерняя суета. Миссис Беннет, недовольная отсутствием предложения руки и сердца от мистера Бингли, удалилась в свою комнату с причитаниями о своих нервах. Мистер Беннет с насмешливой улыбкой спросил, не сбежал ли наконец кто-нибудь из его дочерей с офицером, чтобы положить конец его страданиям.

Ксандра молча поднялась в свою комнату. Она зажгла свечу и подошла к окну. Ночь была тихой и беззвездной. Она ждала. Бессознательно, иррационально, она ждала увидеть его тень у калитки, как в ту памятную ночь.

Но сад был пуст. Лишь ветер шелестел голыми ветвями деревьев.

Она вздохнула, чувствуя странную смесь разочарования и облегчения. Возможно, это и к лучшему. Возможно, нужна была передышка, чтобы все обдумать.

И тут ее взгляд упал на подоконник. Там, где раньше ничего не было, теперь лежал небольшой, гладкий камень, прижимавший сложенный листок бумаги.

Сердце ее заколотилось. Она быстро открыла окно, впустив внутрь струю холодного воздуха, и схватила записку. Почерк был уверенным и размашистым.

« Не смог уйти, не оставив этого. Боялся, что если снова появлюсь под вашим окном, то спугну ту хрупкую надежду, что увидел сегодня в ваших глазах. Завтра. Ждите меня завтра. Я буду бороться за вас со всем миром, если понадобится. Ваш И.Д.»

Ксандра сжала записку в руке, прижимая ее к груди. Камень был холодным, но слова на бумаге жгли ей кожу.

«Ваш И.Д.».

Он уже считал ее своей. И самое удивительное было в том, что она, пережившая предательство и смерть, сгоравшая от жажды мести, теперь смотрела на эти слова и не чувствовала ни страха, ни желания бежать.

Она положила камень на прикроватный столик, рядом с зеркалом, в котором отражалось ее новое-старое лицо. В ее глазах, помимо шока и тени кошмара, теперь горел иной огонь. Огонь вызова. Огонь жизни.

— Хорошо, мистер Дарси, — прошептала она в тишину комнаты. — Начинайте бороться. Я готова.

Завтра начиналась новая война. Но на этот раз — война за ее собственное сердце.

* * *

Утро в Лонгборне началось с привычного хаоса, но для Ксандры оно было окрашено в новые, яркие тона. Записка, надежно спрятанная в складках ее платья, жгла кожу как тайный талисман. Слова «Ваш И.Д.» отзывались в ней тихим, настойчивым эхом, смешиваясь с тревогой и предвкушением. Она ждала. И, как оказалось, не зря.

Едва семья закончила завтрак, как у ворот послышался стук колес. Сердце Ксандры замерло, но это был не легкий экипаж Итана. У крыльца остановился внушительный фаэтон, запряженный парой гнедых, из которого с привычной мрачной элегантностью вышел Фицвильям Дарси.

Миссис Беннет, завидев его, пришла в неистовое волнение, тут же связав его визит с перспективами Джейн и мистера Бингли. Однако ее надежды рухнули, едва мистер Дарси, холодно поклонившись, попросил разрешения переговорить с мисс Хейз наедине.

В гостиной воцарилась оглушительная тишина. Элизабет смотрела на кузину с нескрываемым беспокойством, Джейн — с мягким сочувствием, а миссис Беннет — с откровенным недоумением, не понимая, что «бедная родственница» могла значить для такого человека.

Ксандра, собрав всю свою выдержку, кивнула и вышла в коридор, где ее ждал Дарси. Он не предложил пройти в библиотеку, оставаясь стоять у высокого окна, выходившего в сад. Его осанка была прямой, а лицо — невозмутимым, но в напряженных уголках губ читалось раздражение.

— Мисс Хейз, я буду краток, — начал он, без предисловий. Его взгляд был тяжелым и оценивающим. — Я приехал не как гость, а как брат.

— Я полагаю, это должно что-то объяснить, мистер Дарси, — ответила Ксандра, держась с таким же холодным достоинством. — Чем я могу облегчить ваши братские тревоги?

— Ваше вчерашнее... общение с моим братом не осталось незамеченным, — произнес он, отчеканивая слова. — Итан умен, но склонен к импульсивным и сентиментальным поступкам. Он видит в людях проект для своего сострадания, некое поле для применения своих благородных принципов.

— Вы описываете это как недостаток, — парировала Ксандра. — Видеть в людях лучшее — редкий и ценный дар.

— Это опасно! — его голос на мгновение сорвался, выдав скрытую страсть. — Особенно когда объектом этого «дара» становится женщина с неизвестным прошлым и неясным положением. Вы играете с его репутацией. С его будущим.

Ледяная ярость, знакомая Ариэль, снова кольнула Ксандру. Он говорил с ней точно так же, как она когда-то говорила с Кларой — с позиции непререкаемого превосходства.

— Позвольте мне прояснить, мистер Дарси, — ее голос стал тихим и острым, как лезвие. — Я не «объект» и не «проект». Я не искала общества вашего брата и не завлекала его какими-либо уловками. Он сам пришел ко мне. И его намерения, как и мои, — это дело только нас двоих. Ваше вмешательство не только оскорбительно, но и бесполезно.

Он смотрел на нее с новым, непривычным интересом, смешанным с досадой. Он явно не ожидал такого яростного отпора.

— Вы не понимаете, с чем играете, — настаивал он, но уже с меньшей уверенностью. — Общество не простит ему такого мезальянса. Его связи, его состояние...

— Если ваше общество так легко отворачивается от человека из-за его чувств, то возникает вопрос — что же в нем ценного? — отрезала Ксандра. — А что до меня... Мое прошлое — моя собственность. И я решу, делиться ею или нет. И кому. Вашему брату я доверяю. Вам — нет. На этом наш разговор окончен.

Она развернулась, чтобы уйти, чувствуя, как дрожат ее колени, но гордо не позволяя себе показать это.

— Он предложит вам руку и сердце, — вдруг произнес он ей вслед, и в его голосе прозвучала почти человеческая усталость. — Он романтик. Он увидел в вас загадку и хочет ее разгадать. Но что будет, когда загадка перестанет быть таковой? Когда он увидит всю прозу вашего положения?

Ксандра остановилась, но не обернулась.

— Тогда, мистер Дарси, — сказала она через плечо, — это будет его выбор. И мой. Но это не будет выбором, сделанным под давлением вашего высокомерия. Прощайте.

Она ушла, оставив его одного в пустом коридоре. Прижавшись спиной к стене в своей комнате, она слушала, как удаляются звуки его экипажа. Дрожь наконец вырвалась наружу. Он затронул ее самое больное место — страх, что ее полюбили как загадку, как «проект», а не как личность. Что ее новое счастье окажется таким же хрупким и обманчивым, как и прошлое.

Но вместе с дрожью пришла и ясность. Фицвильям Дарси боялся. Не за репутацию брата, а за его сердце. И в этом страхе была ее сила.

Она подошла к окну. Сад был пуст. Но теперь она смотрела на него не с тоской, а с решимостью. Битва была объявлена. И она была готова сражаться не только с предрассудками света, но и с собственными демонами.

Ей не пришлось ждать долго. Уже после полудня, когда солнце пробилось сквозь осенние тучи, к воротам Лонгборна подкатил легкий шарабан. За рулем сидел Итан Дарси. Он был один.

Ксандра увидела его из окна гостиной. Их взгляды встретились через стекло. Он улыбнулся — открытой, обезоруживающей улыбкой, в которой не было ни тени вчерашней страсти или утреннего конфликта. Была лишь твердая, спокойная уверенность.

Она не стала дожидаться, пока миссис Хилл объявит о его визите. Она вышла в прихожую и сама открыла ему дверь.

Он стоял на пороге, держа в руках не букет цветов, а небольшую, старую книгу в кожаном переплете.

— Мисс Хейз, — сказал он, и его глаза светились. — Я привез вам кое-что из лондонской библиотеки. Плутарх. «Сравнительные жизнеописания». Вы как-то упомянули, что интересовались...

Он не закончил, потому что Ксандра улыбнулась ему в ответ. Настоящей, невынужденной улыбкой, которая рождалась глубоко внутри и сметала все страхи и сомнения.

В этот момент она поняла: возможно, Фицвильям Дарси и был прав. Возможно, Итан видел в ней загадку. Но разве не в этом и заключалось начало любой настоящей любви — в желании разгадать другого человека? И разве она сама не хотела разгадать его?

— Войдите, мистер Дарси, — сказала она, отступая вглубь прихожей. — Я как раз надеялась на интересную беседу.

Он переступил порог, и дверь закрылась за ним. Первый шаг в их общее будущее был сделан. Несмотря на драконов, несмотря на тени прошлого и предостережения будущего. Они начали свою игру. И правила предстояло писать им самим.

Беседа в гостиной Лонгборна текла легко и непринужденно, что было поразительным контрастом на фоне утреннего визита Фицвильяма. Итан, казалось, обладал даром создавать вокруг себя пространство спокойствия, где социальные условности отступали перед искренним интересом.

Они говорили о Плутархе, о различии судеб греческих и римских героев, и Ксандра, забывшись, позволила себе пару весьма смелых для провинциальной барышни суждений о природе власти и тщеславия. Итан слушал ее, склонив голову, и в его глазах читалось не осуждение, а живой, неподдельный интерес.

— Вы читаете не как большинство молодых леди, для развлечения, — заметил он, когда она замолчала, слегка смутившись своей горячностью. — Вы читаете как стратег, ищущий слабые места в построениях автора.

— А вы слушаете не как большинство джентльменов, ожидая, когда собеседник закончит, чтобы произнести заранее заготовленную речь, — парировала она, с благодарностью принимая его наблюдение.

Он улыбнулся.

— Меня с детства учили, что самый ценный ресурс — это информация. А ваш ум, мисс Хейз, — неиссякаемый ее источник.

Их уединение, однако, снова было недолгим. В гостиную ворвалась Лидия, а за ней — миссис Беннет, чье внимание мгновенно переключилось с отсутствующих перспектив Бингли на нового, неожиданно появившегося поклонника.

— Ах, мистер Дарси! Как мило с вашей стороны навестить нашу дорогую Ксандру! — воскликнула она, усаживаясь рядом и принимаясь активно суетиться. — Она у нас такая скромная, тихая девочка. Редко найдет себе подходящую компанию. Мы все так рады, что вы находите время для беседы с ней!

Ксандра поймала насмешливый взгляд Элизабет, стоявшей в дверях, и с трудом подавила вздох. Подобное внимание было хуже любой атаки Фицвильяма.

Итан, однако, проявил незаурядное дипломатическое мастерство. Он вежливо отвечал на неуместные вопросы миссис Беннет, парировал глупые замечания Лидии и даже умудрился вставить в разговор пару любезностей в адрес Джейн, не потеряв при этом ни капли своего достоинства и не дав разговору перейти в вульгарное русло.

Спустя полчаса он поднялся, ссылаясь на неотложные дела в Незерфилде.

— Мисс Хейз, — сказал он, прощаясь и снова пожимая ее руку. На этот раз его рукопожатие было твердым и чуть более продолжительным. — Надеюсь, я могу иметь честь возобновить нашу дискуссию о Плутархе в ближайшее время? Возможно, во время прогулки? Погода, кажется, налаживается.

— С удовольствием, мистер Дарси, — ответила Ксандра, чувствуя, как на нее устремляются взгляды всей семьи. — Я буду ждать.

Когда он уехал, в гостиной наступила короткая, оглушительная тишина, которую тут же нарушила миссис Беннет.

— Ну, дорогая моя! — воскликнула она, хватая Ксандру за руку. — Пять тысяч в год! Может, и не десять, как у его брата, но все равно прекрасно! И он явно очарован тобой! Ты просто обязана его заполучить!

— Мама, — вмешалась Элизабет, видя, как Ксандра бледнеет. — Пожалуйста, не дави на нее. Это дело тонкое.

— Тонкое? Какое еще может быть тонкое дело, когда джентльмен с состоянием явно оказывает знаки внимания? Тебе бы, Лиззи, поучиться у кузины, как привлекать достойных мужчин, а не флиртовать с какими-то офицерами без гроша за душой!

Ксандра, не говоря ни слова, вышла из гостиной и поднялась к себе в комнату. Ей нужно было побыть одной. Давление миссис Беннет было невыносимым. Оно превращало ее зарождающиеся, хрупкие чувства в брачную сделку, в предмет торга. Она стояла у окна, глядя на пустую дорогу, и чувствовала, как старые стены ее отчуждения снова начинают подниматься, спасая ее от этого удушающего мира расчетов и притворства.

Вечером, когда в доме все стихло, в ее дверь снова постучали. На пороге стояла Элизабет с двумя чашками чая.

-Я подумала, что тебе нужно это больше, чем мне, — сказала она, протягивая одну из чашек. — Мать бывает невыносима.

Ксандра с благодарностью приняла чай. Они сидели в тишине, слушая, как в доме скрипят половицы.

— Он совсем не похож на своего брата, — наконец сказала Элизабет. — И я говорю не только о манерах. Он смотрит на тебя... иначе. Как будто видит не родственницу Беннетов, а именно тебя.

— А какая я, Лиззи? — горько спросила Ксандра. — Даже я сама не всегда это знаю. Иногда мне кажется, что я призрак, играющий роль.

— Я не знаю, кто ты на самом деле, — честно ответила Элизабет. — Но я вижу, что ты умна, горда и скрываешь большую боль. И я вижу, что Итан Дарси — первый, кто разглядел за этой маской не жертву, а равную. Дай ему шанс. И дай шанс себе.

На следующее утро, когда Ксандра спустилась к завтраку, на ее тарелке лежал еще один небольшой камень и записка. На этот раз почерк был более небрежным, словно писавший спешил.

— Встретимся в час дня у старого дуба на развилке дорог в Незерфилд. Я буду ждать. Принесите Плутарха. Ваш И.Д.

Сердце ее забилось чаще. Это было рискованно. Свидание без сопровождающих могло погубить ее репутацию, если бы о нем узнали. Но послание было ясным — он хотел уединения. Настоящего. Без глаз миссис Беннет и перешептываний сестер Бингли.

Ровно в час, прижимая к груди книгу в кожаном переплете, Ксандра вышла из дома и направилась к старому дубу. День был прохладным и ясным. Листья шуршали под ногами, а в воздухе пахло дымком и прелой листвой.

Он ждал ее, прислонившись к могучему стволу. Увидев ее, он выпрямился, и на его лице расцвела улыбка, способная, казалось, растопить осенний холод.

— Вы пришли, — сказал он, и в его голосе звучало облегчение.

— Я сказала, что приду, — ответила она, останавливаясь перед ним.

Они смотрели друг на друга, и в этом молчании было больше слов, чем во всех их предыдущих беседах. Он протянул руку, и она, сделав глубокий вдох, вложила в нее свою.

— Пойдемте, — тихо сказал он. — Я знаю одно место, где нас никто не найдет.

И он повел ее проселочной дорогой, вглубь парка, под сень огненных осенних крон, оставив позади условности, предрассудки и тени прошлого. По крайней мере, на этот один, совершенный осенний день.

* * *

Прогулка, начавшаяся как приятная возможность уйти от посторонних глаз, быстро накалилась. Словно тлеющие угли, раздутые ветром, их невысказанные обиды и взаимные претензии вспыхнули внезапно и яростно.

Поводом стало неосторожное замечание Итана о легкомыслии Лидии. Он хотел найти точку соприкосновения, но Ксандра, чьи нервы были натянуты как струны, восприняла это как высокомерие.

— Вы судите о них так же свысока, как и ваш брат, — отрезала она, останавливаясь. В ее глазах вспыхнул ледяной огонь. — Вы все, с вашими безупречными манерами, смотрите на них как на диковинных зверей в зверинце.

— Я не это имел в виду, — попытался оправдаться Итан, но его собственная раздраженность росла. — Я лишь констатировал факт. Ее поведение безрассудно и бросает тень на всю семью.

— Факт? — ее голос зазвенел. — А что вы знаете о безрассудстве, мистер Дарси? Вы знаете, каково это — отчаянно бороться? Или ваша жизнь — это плавное течение по предсказанному руслу? Вы играете в жизнь, зная все правила!

— Вы говорите так, словно я не способен на чувства! — его терпение лопнуло. — Вы строите стену изо льда и шипов и обвиняете меня в том, что я не могу ее пробить!

— Я не хочу, чтобы ее пробивали! Я хочу, чтобы меня оставили в покое!

Они стояли так, груди вздымаясь от гнева, разделенные всего парой шагов, но пропастью непонимания. И тут его лицо исказилось от боли и ярости, какой она еще не видела. Все его обычное спокойствие испарилось, обнажив raw, незащищенную страсть.

— Нет! — его голос сорвался, стал низким, хриплым и невероятно интенсивным. Он сделал резкий шаг вперед, заставляя ее инстинктивно отступить. — Ты не хочешь, чтобы тебя оставили в покое! Ты хочешь, чтобы тебя увидели! Настоящую! И я вижу тебя, Ксандра! Я вижу, как ты прячешься, как ты боишься, как ты горишь изнутри! Так хватит врать! Хватит прятаться за этим «вы»! Говори со мной! Говори со мной как с равным!

Слово «ты», вырвавшееся из его уст, прозвучало как выстрел. Оно было грубым, лишенным всякой светской полировки, донельзя честным и невероятно интимным. Оно повисло в осеннем воздухе, перечеркивая все условности.

Ксандра замерла, уставившись на него широко раскрытыми глазами. Ее гнев мгновенно испарился, сметенный шквалом нового чувства. Это был прорыв. Грубый, яростный, но прорыв. Он не просил доступа — он его взял, сметя барьер формальностей одним резким словом.

И что-то в ней откликнулось на этот вызов. Что-то дикое и давно подавляемое.

— А что... что ты можешь мне предложить? — выдохнула она, и ее собственное «ты» прозвучало тише, но с той же обжигающей откровенностью. Оно пришло само, естественно, как единственно возможный ответ. — Спасение? Жалость?Ты думаешь, ты справишься с тем, что во мне?

Услышав это «ты» с ее губ, он издал короткий, прерывистый звук, не то стон, не то торжествующий возглас. Его глаза пылали.

— Я предлагаю тебе правду! — его руки впились в ее плечи, не давая отступить. — Вот ее, Ксандра! Вся моя правда!

И он притянул ее к себе, прижав так сильно, что у нее перехватило дыхание, и грубо, отчаянно прижался губами к ее губам.

Это не был поцелуй. Это было столкновение. Это было падение в бездну, на дне которой не было ни правил, ни масок, ни прошлого, ни будущего. Его губы были жесткими, требовательными, почти жестокими в своей отчаянной искренности. В этом поцелуе была вся его ярость, все его разочарование, вся его надежда.

И Ксандра... ответила.

Ее пальцы впились в его сюртук, сминая ткань. Она отвечала на его ярость собственной, куда более темной и отчаянной. Ее поцелуй был не сдачей, а вызовом. Это была вспышка, в которой сгорали все обиды. Она кусала его губы, и он отвечал тем же, и в этом болезненном соединении была только жгучая, невыносимая правда.

Когда они наконец оторвались, чтобы глотнуть воздух, они тяжело дышали, прижавшись лбами. Их губы горели. Гнев ушел, испарившись в этом пламени. Дрожь, что пробежала по ее телу, была не от страха, а от освобождения.

— Вот видишь, — прошептал он, его голос, все еще использующий «ты», был хриплым и бесконечно близким. — Ты не из льда. Ты из огня. И я готов сгореть.

Она не сказала ничего. Просто стояла, чувствуя, как рушатся последние стены. Отныне между ними не было «мистера Дарси» и «мисс Хейз». Были только Итан и Ксандра. И этот переход был страшным, яростным и самым естественным, что случалось с ней за всю эту новую жизнь.

Они стояли, прижавшись лбами, и мир вокруг медленно возвращался — шелест листьев, крик одинокой птицы, холодок осеннего воздуха, заставляющий кожу покрываться мурашками. Дыхание их постепенно выравнивалось, но дрожь, пронизывающая тела, не утихала. Это была дрожь катарсиса.

Итан первым нарушил тишину, его голос был тихим и хриплым, но твердым. Он не отступал от нового рубежа, который они только что взяли штурмом.

— Я не заберу свои слова назад, — сказал он, все еще обращаясь на «ты». Его пальцы осторожно, почти с благоговением, коснулись ее распущенных волос. — И не позволю тебе сделать вид, что ничего не было.

Ксандра медленно открыла глаза. Его лицо было так близко. Она видела золотистые крапинки в его карих глазах, следы ее зубов на его нижней губе. Стыд и торжество боролись в ней.

— Люди… они так не делают, — прошептала она, и это прозвучало как жалкое оправдание.

— Мы — не «люди», — парировал он, не отводя взгляда. — Мы — это я и ты. И между нами не будет лжи. Ни в словах, ни в чувствах.

Он был непоколебим. Его решимость была как скала, о которую разбивались все ее попытки отстроить новые стены. И самое ужасное было в том, что часть ее — та самая, что помнила предательство и боль, — кричала, что это ловушка. Но другая, новая, зарождающаяся часть, жаждала верить ему.

Он не стал торопить ее. Взяв ее за руку — уже не с яростью, а с нежностью, которая была куда страшнее, — он повел ее дальше по тропинке. Они не разговаривали. Слова были уже не нужны; прикосновение его ладони к ее коже говорило громче любых клятв.

Он привел ее на край поляны, откуда открывался вид на долину, утопавшую в багрянце и золоте. Они сели на поваленное дерево, и он, не отпуская ее руки, сказал:

— Расскажи мне. Не все сразу. Не сегодня. Но дай мне ключ. Кто сделал тебе так больно? Кто заставил тебя бояться?

И она, глядя вдаль, на безмятежный пейзаж, столь контрастирующий с бурей в ее душе, произнесла первое, что пришло в голову. Не всю правду, не про убийство и перерождение, но — часть ее.

— Меня… обменяли. Как вещь. На титул, на земли. А потом… тот, кому я принадлежала, решил, что я стою больше мертвой, чем живой.

Она рискнула взглянуть на него. На его лице не было ни ужаса, ни отвращения. Лишь сосредоточенная, мрачная ярость. Та самая, что она видела у себя в отражении все эти месяцы.

— Он жив? — спросил он, и его голос был тихим и опасным.

— Для этого мира — да, — ответила она, и это была еще одна крупица правды. — Но для меня — нет. Я сбежала. Я здесь.

Он сжал ее руку так сильно, что кости затрещали.

— Он никогда не найдет тебя. Я сделаю все, чтобы этого не случилось.

В этот момент из-за деревьев послышался скрип колес и цокот копыт. Они оба вздрогнули и отпрянули друг от друга, как будто их поймали на месте преступления. Магия уединения была разрушена.

Из-за поворота выехал фаэтон. За рулем сидел Фицвильям Дарси. Его взгляд, холодный и пронзительный, скользнул по их спутанным волосам, разгоряченным лицам, по их рукам, все еще соединенным. Он не сказал ни слова. Он просто смотрел, и его молчание было красноречивее крика.

Итан медленно поднялся, его лицо стало закрытым и твердым.

— Брат, — произнес он, и в его голосе прозвучал холодный металл. — Неожиданная встреча.

— Вполне очевидная, — парировал Фицвильям. Его взгляд перенесся на Ксандру. — Мисс Хейз. Я полагаю, вы заблудились? Или, может быть, вас постигла какая-то неприятность, раз вы находитесь здесь, в столь… уединенном месте, без сопровождения?

Его тон был ядовитым. Ксандра встала, выпрямив спину. Унижение и гнев закипели в ней вновь. Она открыла рот, чтобы бросить ему в лицо что-то острое, но Итан был быстрее.

— Мисс Хейз находится под моей защитой, — заявил он, и его голос прозвучал так, что по спине побежали мурашки. — И ее репутация — моя забота. Наша прогулка была согласована. Если у тебя есть претензии, Фицвильям, они ко мне.

Братья измеряли друг друга взглядами. Воздух снова накалился, но на этот раз это была не страсть, а вражда.

— Твоя безрассудность поражает, Итан, — сквозь зубы произнес Фицвильям. — Ты ставишь под удар не только себя, но и ее. Хватит ли у тебя мужества отвечать за последствия?

— Я уже отвечаю, — холодно ответил Итан. — И готов отвечать дальше. А теперь, извини, я провожу мисс Хейз домой. Твои услуги не потребуются.

Он повернулся к Ксандре, демонстративно игнорируя брата, и предложил ей руку. Она взяла ее, чувствуя, как ее пальцы снова дрожат, но теперь не от страсти, а от адреналина и осознания надвигающейся бури.

Фицвильям не стал их останавливать. Он просто сидел в своем фаэтоне и смотрел им вслед, его неподвижная фигура была воплощением ледяного гнева.

Весь долгий путь обратно к Лонгборну они молчали. Рука Итана была твердой опорой на ее локте, но его лицо было мрачным. Конфликт с братом висел между ними тяжелым облаком.

У ворот Лонгборна он наконец остановился и повернулся к ней.

— Не бойтесь его, — сказал он, снова перейдя на «вы». Его глаза горели решимостью. — Ничего не изменилось. Ничего из того, что было между нами. Это только начало, мисс Ксандра. Начало войны за наше будущее. И я не намерен проигрывать.

Он поднес ее руку к своим губам и задержал на ней поцелуй — не страстный, как в лесу, а почтительный и в то же время полный собственничества.

— До завтра, — сказал он и отпустил ее руку.

Ксандра вошла в дом, не оглядываясь. Она чувствовала на себе его взгляд. И чувствовала тяжелый, осуждающий взгляд его брата. Она получила свою правду. И свою страсть. И вместе с ними — новую, куда более реальную угрозу.

Поднимаясь в свою комнату, она поняла: призраки прошлого были страшны, но живой, яростный гнев настоящего — куда опаснее. И цена за счастье, которую ей только что предъявили, могла оказаться слишком высокой.

Решение мистера Бингли покинуть Незерфилд и вернуться в Лондон прозвучало как гром среди ясного неба. Для Джейн Беннет это было молчаливым подтверждением ее худших опасений — его чувства оказались мимолетными и неглубокими. Для миссис Беннет — катастрофой вселенского масштаба. Для Элизабет — поводом для нового витка негодования против мистера Дарси, в чьем пагубном влиянии она не сомневалась.

Для Ксандры же это был знакомый поворот сюжета, но на этот раз он не вызывал в ней прежнего чувства уверенности. Сценарий, который она знала, рушился на ее глазах, подменяясь чем-то более сложным и личным. Ее собственная история переплеталась с историей Беннетов, и теперь она не могла оставаться просто наблюдателем.

Когда тетка Гардинеры пригласили Джейн провести несколько недель в Лондоне, чтобы развеяться, было решено, что Ксандра составит ей компанию. Элизабет, видя глубокую печаль сестры, настаивала на этом, а Ксандра, чувствуя, что застой в Лонгборне душит ее, согласилась.

Лондон встретил их серым небом и суетой. Дом Гардинеров в Чипсайде оказался уютным и гостеприимным. Несколько дней прошли в попытках развлечь Джейн, но ее печаль была слишком глубокой. Чтобы отвлечь кузин, миссис Гардинер, добрая и проницательная женщина, уговорила их посетить выставку в музее, а после прогуляться по Гайд-парку.

Именно там, на одной из аллей, судьба нанесла свой удар.

Прогуливаясь, Ксандра случайно подняла взгляд и замерла. По аллейке навстречу им шла пара — пожилой господин с благородной осанкой и дама в элегантном, но не кричащем наряде. Их лица были отмечены глубокой печалью, но в чертах… в чертах она с ужасом узнала себя. Тот же разрез глаз, тот же овал лица, тот же высокий лоб.

Дама, заметив ее, вдруг вскрикнула и схватилась за руку мужа. Ее лицо побелело, глаза расширились от невероятного потрясения.

— Ариэль?.. — прошептала она, и ее голос, полный муки и надежды, прорезал воздух.

Кровь отхлынула от лица Ксандры. Мир поплыл перед глазами. Она слышала, как миссис Гардинер что-то тревожно спрашивает, чувствовала, как Джейн берет ее под руку, но все это доносилось как сквозь воду.

Пожилой господин, граф Сент-Клер, подошел ближе. Его взгляд, полный того же шока, скользнул по ее лицу, изучая каждую черту.

— Простите, мадам, — обратился он к миссис Гардинер, голос его дрожал. — Это… это невероятное сходство. Наша дочь… наша дочь Ариэль пропала без вести несколько лет назад. Мы уже и не надеялись…

— Я… меня зовут Ксандра Хейз, — с трудом выговорила она, чувствуя, как почва уходит из-под ног. Ариэль. Ее имя. Ее лицо. В этом мире она существовала. И она исчезла.

Графиня Сент-Клер, не в силах сдержаться, сделала шаг вперед и, не касаясь ее, просто смотрела, словно боялась, что видение исчезнет.

— Ваши глаза… Ваши волосы… Боже мой, это невозможно.

Последовали растерянные объяснения миссис Гардинер. Рассказ о «бедной родственнице из-под Лидса», о потере памяти после «печальных событий». Граф и графиня слушали, не скрывая надежды, вспыхнувшей в их глазах.

— Мы должны поговорить, — настаивал граф, его манеры выдавали человека, привыкшего командовать, но сейчас в них сквозила отеческая тревога. — Пожалуйста, вы должны позволить нам навестить вас. Возможно, знакомые места, наши лица… что-то пробудят в вас память.

В последующие дни визиты в дом Гардинеров стали регулярными. Граф и графиня Сент-Клер оказались не теми холодными, расчетливыми аристократами, которых помнила Ксандра-Ариэль из своего прошлого мира. Да, они были людьми своего круга, но их брак был основан на глубокой привязанности, а лицо графини светилось такой искренней, почти болезненной любовью к пропавшей дочери, что у Ксандры сжималось сердце.

Они рассказывали о своей Ариэль — умной, живой, немного своенравной девушке, которая бесследно исчезла однажды ночью. Не было ни принудительного брака, ни холодного расчета. Была любящая семья, сломленная горем.

— Мы бы никогда не заставили ее выйти замуж против воли, — со слезами на глазах говорила графиня, держа руку Ксандры в своих. — Мы лишь желали ее счастья. Мы ищем ее повсюду… и вот находим вас. Это знак. Это должно что-то значить.

Ксандра смотрела на них и видела подлинное, непритворное горе. Эти люди не были ее родителями из прошлой жизни. Они были лучше. Добрее. И их дочь, ее двойник в этом мире, скорее всего, погибла.

И тут в ее душе созрел холодный, ясный план. Возможно, самый циничный и самый спасительный поступок в ее жизни.

Однажды вечером, когда они сидели в гостиной у Гардинеров, она подняла на них глаза, специально сделав их пустыми и растерянными.

— Я… я вижу сны, — тихо начала она. — Темная вода… чьи-то голоса… и боль. Такая сильная боль. А потом… ничего.

Это была ложь. Игра на их надежде. Но ложь во спасение — ее собственное спасение.

Графиня ахнула и прижала платок к губам. Граф внимательно посмотрел на Ксандру.

— Вы… вы начинаете вспоминать? — спросил он, и в его голосе дрожала надежда.

— Я не знаю, — она опустила голову, изображая смятение. — Но когда я смотрю на вас… мне кажется, я должна вас знать. Мне спокойно с вами. Как… как дома.

Этой фразы оказалось достаточно. Графиня расплакалась, а граф обнял ее за плечи, и на его глазах выступили слезы.

— Дитя мое, — прошептал он. — Мы заберем тебя домой. Мы поможем тебе вспомнить. Или… мы поможем тебе начать все сначала. Как бы ты ни называлась сейчас, для нас ты всегда будешь нашей дочерью.

Последующие дни стали для Ксандры чередой кошмарных и в то же время завораживающих событий. Граф и графиня Сент-Клер, несмотря на первоначальный шок, действовали с методичной решимостью людей, уже переживших одну трагедию и отчаянно цепляющихся за любую возможность ее исправить.

Они не удовлетворились одним лишь сходством. Через своих влиятельных друзей они нашли врача, сведущего в передовых для той эпохи методах — сравнительном анализе уникальных родимых пятен, черт лица, которые передаются по наследству. Были опрошены старые слуги, привезены портреты Ариэль в детстве.

И доказательства складывались в неопровержимую картину.

Родимое пятно формы крыла бабочки под левой ключицей. Манера слегка поднимать бровь, когда что-то удивляло. Даже редкая особенность — разный оттенок радужки левого и правого глаза, едва заметный, но точно совпадающий с описаниями.

— Это наша дочь, — заявил граф Сент-Клер, его голос дрожал, но звучал непререкаемо. Они сидели в кабинете Гардинеров, и перед ними лежали зарисовки и свидетельства. — Нашу Ариэль не убили. Ее нашли. И дали ей другое имя.

Миссис Гардинер, бледная от потрясения, кивала.

— Родственники, которые взяли Ксандру… они были людьми скрытными. Говорили, что нашли ее в туманную ночь на дороге, без памяти, в разорванном платье. Они дали ей имя и ухаживали за ней, пока сами не скончались от лихорадки. Она приехала к нам… совсем другой. Тихой, отстраненной. И только недавно начала… оживать.

Ксандра слушала это, чувствуя, как ее разум разрывается на части. Логика этого мира была безжалостной и совершенной. Тело Ариэль из этого мира не умерло. Его нашли. Ей дали имя Ксандра Хейз. А ее сознание… ее сознание заняла душа другой Ариэль, из мира, где ее убили. Она не самозванка. Она — их плоть и кровь, воскресшая из небытия, но с душой, искалеченной трагедией из параллельной реальности.

Когда графиня Сент-Клер, рыдая, обняла ее, Ксандра не сопротивлялась. В объятиях этой женщины, пахнущей лавандой и грустью, она чувствовала странное, щемящее чувство принадлежности. Эти люди не были холодными манипуляторами. Они были сломлены горем. И теперь судьба, в своей жестокой иронии, вернула им их дочь, но вложила в нее душу, полную яда мести и памяти о другом предательстве.

— Ты дома, дитя мое, — шептала графиня, гладя ее волосы. — Ты дома. Мы больше никогда тебя не отпустим. Неважно, что ты помнишь или не помнишь. Ты — наша Ариэль!

Ее перевезли в роскошный особняк Сент-Клеров на одной из самых престижных площадей Лондона. Ее окружали заботой, вниманием, но в их глазах она всегда видела тень той, прежней Ариэль — той, что, вероятно, была светлее, проще и не знала вкуса собственной крови.

Однажды вечером, оставшись наедине с графом в библиотеке, она рискнула задать вопрос, который жгло ее изнутри.

— Вы… вы никогда не пытались найти тех, кто мог… сделать мне больно?

Граф посмотрел на нее, его умные, усталые глаза изучали ее.

— Мы искали. Но следы были запутаны. Ты была найдена далеко от того места, где ты исчезла. Мы предполагали разбойное нападение, а затем… твои спасители скрывали тебя, боясь неприятностей. Теперь это не имеет значения. Ты вернулась. И мы приложим все силы, чтобы оградить тебя от любых опасностей. И от любых неприятных воспоминаний.

Оскар Ренард, — пронеслось в ее голове. Но в этом мире его, вероятно, не существовало. Или он был другим. Ее месть оказалась призрачной, направленной в пустоту.

В ее новую жизнь стали приходить письма. От Элизабет, полные волнения и новостей из Лонгборна. От Джейн, которая все еще тихо грустила в доме Гардинеров. И от Итана.

Его письма были другими. Краткими, сдержанными, но в каждой строке чувствовалась напряженная энергия.

— Лондон, как я слышал, принял вас. Надеюсь, его суета не затмила для вас спокойствие Хертфордшира. Я часто вспоминаю наши беседы. И жду возможности их возобновить. Ваш И.Д.

Он ничего не знал. Для него она все еще была Ксандрой Хейз, бедной родственницей с таинственным прошлым. И она не решалась ему ничего писать. Что она могла сказать? «Простите, я оказалась пропавшей аристократкой, и мое прошлое — это лабиринт, в котором я сама заблудилась?»

Ее новая реальность была позолоченной клеткой. Она получила все, о чем могла мечтать Ариэль в ее прошлой жизни: титул, богатство, любящих родителей. Но цена была ее свободой и правдой о себе. Она должна была играть роль — роль выздоравливающей, постепенно вспоминающей себя девушки. И в этой реальности не было места для Итана Дарси, для его простых и яростных чувств.

Однажды утром, разбирая почту, она увидела конверт с гербом Дарси. Сердце екнуло. Она распечатала его.

Письмо было от Фицвильяма Дарси.

«Мисс Сент-Клер, — начиналось оно, и это обращение резануло по живому. — Позвольте мне поздравить вас с чудесным возвращением в лоно семьи. Свет полон удивительных историй, и ваша, без сомнения, одна из самых невероятных. Я счел своим долгом проинформировать вас, что мой брат, Итан, будучи человеком чести, был глубоко огорчен, узнав о перемене в ваших обстоятельствах. Он полагает, что более не имеет права докучать вам своим вниманием, дабы не скомпрометировать вашу восстановленную репутацию. Он просил меня передать его глубочайшие уверения в уважении и пожелания всяческого благополучия в вашей новой жизни».

Она опустила письмо на стол. В ее груди все похолодело. Фицвильям добился своего. Аккуратно, вежливо, не оставляя пространства для возражений, он устранил брата из ее жизни. Итан, с его честностью и прямотой, поверил, что это — правильный поступок. Что он делает это ради нее.

Ксандра-Ариэль подошла к окну, выходившему на шумную лондонскую улицу. Она была в безопасности. Она была любима. Она была на вершине социальной лестницы.

И она никогда не чувствовала себя такой одинокой и такой бесконечно далекой от того огня, что всего несколько недель назад горел в ее груди и звался Итан Дарси. Ее новая жизнь была идеальной. И абсолютно безнадежной.

Одиночество в позолоченной клетке особняка Сент-Клеров стало для Ксандры-Ариэль новой формой пытки. Роскошь давила, забота родителей ощущалась как тяжкий долг, а тишина библиотек напоминала ей о другой библиотеке — в родовом поместье, где когда-то упала последняя капля дождя, предвещая гибель.

Спасение пришло из неожиданного источника — письма от Элизабет. Оно было полно привычной живости, но сквозь строки проступала тревога. Лидия, писалa Элизабет, совсем отбилась от рук, флиртуя с офицерами, а миссис Беннет поощряет это, видя в каждом мундире потенциального зятя. Джейн в Лондоне все еще тихо тоскует, а сам Лонгборн погружен в пучину сплетен и финансовой неопределенности.

Читая это, Ксандра почувствовала нечто новое — острое, щемящее чувство ответственности. Эти люди, с их глупостями, наивностью и искренностью, стали для нее чем-то большим, чем персонажи из книги. Они стали ее единственной связью с той жизнью, где она была проще, где могла дышать полной грудью и где встретила Итана.

И она поняла, что ее новое положение — это не только цепь, но и инструмент. Графиня Сент-Клер обладала влиянием, которого не было у мисс Хейз. Ее слово имело вес.

Она начала осторожно. Сначала с Джейн. Узнав от Гардинеров, что мистер Бингли все еще в Лондоне, она «случайно» устроила небольшую встречу в театре, куда пригласила Джейн вместе с тетушкой. Она не давила, не играла в сваху, как миссис Беннет. Она просто создала пространство, где два стеснительных и добрых человека могли снова увидеть друг друга. И наблюдая, как лицо Джейн постепенно теряет следы грусти в обществе мистера Бингли, Ксандра чувствовала странное удовлетворение.

Затем она взялась за письма к Элизабет. Она не поучала, а делилась наблюдениями, почерпнутыми из своего горького опыта прошлой жизни.

«Дорогая Лиззи, — писала она, — ты как-то сказала, что полагаешься на интуицию. Это сильное качество, но помни, что некоторые люди — искусные актеры. Они играют на наших лучших чувствах, притворяясь жертвами. Будь осторожна с теми, кто слишком часто и громко кричит о несправедливости, причиненной им другими. Иногда за таким шквалом скрывается пустота и желание манипулировать».

Она не называла имени Уикхема, но надеялась, что ее слова послужат предостережением.

Но ее главным проектом стала Лидия. Воспоминания о собственной гибели от рук корыстного мужа заставляли ее с ужасом смотреть на безрассудство младшей Беннет. Она написала миссис Гардинер, чье мнение в Лонгборне уважали, длинное и обстоятельное письмо. В нем она, ссылаясь на «светскую осведомленность», намекала на дурную репутацию некоторых офицеров полка, расквартированного в Меритоне, и настоятельно рекомендовала, как бы невзначай, оградить Лидию от излишне тесного общения с ними, возможно, отправив ее ненадолго погостить к другим родственникам.

Ее действия были тихими, почти невидимыми. Она помогала из тени, как бы исподволь, используя свои ресурсы и влияние своей новой семьи.

Граф и графиня Сент-Клер, видя ее активность, лишь радовались. Для них это был признак возвращения к жизни, обретения интереса к миру. Они и не подозревали, что их «возвращенная» дочь использует их связи и возможности, чтобы управлять судьбой провинциального семейства, ставшего ей родным.

Однажды, разбирая корреспонденцию, она наткнулась на визитную карточку. На ней был знакомый герб. Дарси.

Сердце ее замерло. Но это был не Итан. Это был Фицвильям. Он наносил официальный визит как представитель семьи, чтобы поздравить Сент-Клеров с чудесным возвращением дочери.

Когда его представили в гостиной, Ксандра сидела с прямой спиной, в безупречном платье, соответствующем ее новому статусу. Она была готова к битве.

Фицвильям Дарси вошел с безупречным поклоном. Его манеры были безукоризненны, взгляд — проницателен и холоден.

— Граф, графиня, — он склонил голову. — Мисс Сент-Клер. Позвольте выразить самые искренние поздравления от имени моей семьи. Ваше возвращение — поистине удивительное событие.

Они обменялись светскими любезностями. Граф, оценив ум и осанку молодого человека, вступил с ним в разговор о парламентских делах. Ксандра молчала, наблюдая. И тогда Фицвильям обратился к ней.

— Надеюсь, лондонский воздух идет вам на пользу, мисс Сент-Клер. После столь… живописной, но, несомненно, скромной жизни в Хертфордшире, вы, должно быть, находите здешнее общество куда более соответствующим вашему положению.

В его словах не было ничего, за что можно было зацепиться, но каждый слог был отточенным лезвием. Он напоминал ей о ее «низком» прошлом и намекал, что ей следует о нем забыть.

Ксандра встретила его взгляд. В ее глазах не было ни смущения, ни гнева. Лишь спокойная, ледяная уверенность, которую она когда-то носила как мантию.

— Каждое место и каждое общество чему-то учат, мистер Дарси, — ответила она, ее голос был ровным и мелодичным, но не оставляющим сомнений в ее достоинстве. — Хертфордшир научил меня ценить искренность. Даже если она иногда облечена в неуклюжие формы. Я нахожу это качество куда более ценным, чем безупречная, но лишенная духа вежливость.

Фицвильям чуть заметно замер. Он явно не ожидал такой прямой и точной контратаки. Он привык доминировать в гостиных, но здесь столкнулся с волей, равной его собственной.

— Искренность, безусловно, драгоценна, — парировал он, слегка склонив голову. — Но лишь когда она подкреплена соответствующим положением и происхождением. Без этого она рискует быть воспринятой как… фамильярность.

— Или как правда, которую не хотят слышать, — мягко закончила она и, вежливо улыбнувшись, повернулась к матери, словно тема была исчерпана.

Он больше не пытался атаковать. Он понял, что игра изменилась. Перед ним была не бедная родственница, над которой можно было возвышаться, а равная — по рождению, по положению и по силе духа.

После его ухода Ксандра подошла к окну. Она чувствовала странную пустоту. Она победила в этой маленькой дуэли, но победа не принесла радости. Она лишь подчеркнула пропасть между ней и тем миром, где жили Итан, Элизабет, Джейн.

Но она не сдавалась. Она строила мост. Тихий, незаметный, но прочный. Мост из писем, из советов, из помощи. Мост между Ариэль Сент-Клер и Ксандрой Хейз. Между своей новой судьбой и старыми сердцами, которые все еще бились для нее в Хертфордшире. И, возможно, этот мост однажды смог бы привести к ней того, чье молчание стало для нее самой большой болью.

* * *

Письмо, адресованное «Мисс Ксандре Хейз», стало для Ариэль Сент-Клер не просто весточкой из прошлого. Оно было вызовом, брошенным в тщательно выстроенный мир условностей, в который ее поместили.

Когда она прочла строки, полные боли и недоумения, в ней вскипела не только жалость и тоска, но и холодная, знакомая ярость. Фицвильям Дарси не просто «защищал» брата от неподходящей партии. Он соврал. Он уклонился от прямого объяснения, предпочтя манипуляцию, чтобы разлучить их, даже когда формальных препятствий больше не существовало. Он посягнул на ее право выбора и на право Итана знать правду.

Ее решение пойти на встречу было продиктовано уже не отчаянием загнанного в угол зверя, а спокойной, хищной уверенностью хищницы, знающей свою силу.

На следующий день, под предлогом выбора нот для матери, она прибыла на площадь Рассел. Ее платье и шляпка с вуалью были не попыткой скрыться, а доспехами для предстоящей битвы. Она вышла из кареты, оставив миссис Энсворт копаться в нотах, и ее шаги по дорожке к пруду были мерными и властными.

Он стоял там, где и обещал. Увидев ее, он обернулся. Но на его лице она увидела не только боль и облегчение, но и мгновенную, инстинктивную оценку. Он увидел не испуганную Ксандру, а женщину своего круга, возможно, даже выше его по положению. Его собственная поза чуть изменилась, стал более официальной.

— Мисс Сент-Клер, — произнес он, и в его голосе прозвучала не робость, а сдержанное уважение, смешанное с вопросом.

Она позволила себе легкую, почти невесомую улыбку, снимая вуаль.

— Для вас, я полагаю, я все еще Ксандра. Или, в крайнем случае, Ариэль. «Мисс Сент-Клер» оставьте для более подходящей обстановки.

Он замер, изучая ее.

— Вы… знали, кто вы ? С самого начала?

— Нет, — честно ответила она. — Я узнала о себе чуть раньше вас. Я очнулась в теле Ксандры Хейз, не помня ничего. Память… она возвращалась обрывками. А настоящее имя и положение мне открылись лишь в Лондоне. — Это была не вся правда, но та ее часть, которую можно было принять.

— Мой брат, — его голос стал низким и опасным, — убедил меня, что вы добровольно разорвали все связи, что общение со мной может скомпрометировать ваше… ваше вновь обретенное положение.

— Ваш брат солгал вам, — отрезала Ариэль, и ее слова прозвучали как приговор. — Он знал, кто я. И он решил, что даже в новом качестве я не достойна общества мистера Итана Дарси. Он счел возможным распоряжаться нашей судьбой, не утруждая себя консультациями с нами.

В ее тоне не было обиды. Была констатация факта, от которой стало еще холоднее.

Итан смотрел на нее, и в его глазах шла борьба. Гнев на брата. Растерянность. И то самое, старое чувство, которое не смогли убить ни время, ни ложь.

— И что же теперь? — спросил он. — Теперь, когда формальных препятствий, кажется, не осталось? Вы — дочь графа. Я — младший сын хоть и уважаемой, но все же не титулованной семьи. Наше общество сочтет этот брак мезальянсом… но уже с другой стороны.

Она оценивающе посмотрела на него.

— Вы боитесь сплетен, мистер Дарси?

Впервые за всю их встречу он улыбнулся — той самой старой, обезоруживающей улыбкой, которая стирала расстояние между ними.

— После того как я был готов жениться на бедной родственнице с темным прошлым? Вряд ли. Я спрашиваю, боитесь ли их вы. Ведь для вас ставки стали выше.

Ариэль сделала шаг вперед, сокращая дистанцию. Ее взгляд был прямым и ясным.

— Меня уже почти убили однажды, Итан. Из-за титула, земель и расчета. Я не намерена позволить сплетням или чьим-то предрассудкам сделать это во второй раз, отняв человека, с которым я чувствую себя живой. Мое положение — это не цепь. Это оружие. И я научусь им пользоваться.

Он замер, пораженный и покоренный этой новой, уверенной в своей силе женщиной. В ней не было и тени той растерянной, отчаянной Ксандры из леса. Перед ним была Ариэль Сент-Клер, познавшая предательство и смерть и вышедшая из этого огня закаленной сталью.

— Значит, война продолжается? — тихо спросил он, и в его глазах вспыхнули знакомые искры.

— О, да, — ее губы тронула холодная, уверенная улыбка. — Но на этот раз мы поменялись ролями. На сей раз осаждать крепость вашего брата и всего света буду я. А вы… вы будете моим самым ценным союзником.

Она протянула ему руку, и он, не как влюбленный юноша, а как рыцарь, принимающий присягу, склонился над ней в почтительном, но твердом поклоне.

Они были равны. Не только по рождению, но и по силе духа, по ярости чувств и по готовности сокрушить любые преграды на своем пути. И эта новая, равная битва обещала быть куда более захватывающей, чем все их предыдущие стычки. Фицвильям Дарси, сам того не ведая, выпустил из бутылки не беззащитного духа, а могущественного джинна. И ему предстояло это понять.

Возвращение в особняк Сент-Клеров было похоже на возвращение полководца в ставку после удачной разведки. Ариэль чувствовала не вину, а холодную, сосредоточенную ярость и странное, почти головокружительное чувство контроля. У нее была цель. И план.

Она знала, что Фицвильям Дарси не станет молчать. Его гордость была уязвлена — как его осмелились обвинить во лжи? И как брат посмел пойти против его воли, да еще и с женщиной, которая теперь оказалась на равных с ними? Он нанесет ответный удар. И она была готова.

Удар пришел на следующий день в виде официального визита. Мистер Фицвильям Дарси просил аудиенции у графа Сент-Клера. По всем светским канонам, это был правильный ход — обратиться к главе семьи.

Ариэль, предупрежденная слугой, появилась в кабинете отца как раз в тот момент, когда Фицвильям, с безупречным поклоном, заводил разговор о «некоторых недоразумениях», которые, по его мнению, могли омрачить репутацию юной леди.

— Отец, прошу прощения, что прерываю, — сказала она, останавливаясь на пороге. Ее голос был звонким и ясным. — Но, полагаю, речь идет обо мне. И я считаю, что вправе присутствовать при этом разговоре.

Граф, ценящий ее прямоту, кивнул.

— Войди, Ариэль. Мистер Дарси как раз выражал озабоченность.

Фицвильям выпрямился. Его лицо было маской учтивости, но глаза метали молнии.

— Мисс Сент-Клер. Я лишь пытаюсь предотвратить возможные… нежелательные толки.

— Какие именно? — вежливо поинтересовалась Ариэль, занимая позицию рядом с креслом отца. — Толки о том, что ваш брат, джентльмен с безупречной репутацией, оказывал знаки внимания молодой леди до того, как ее истинное положение стало известно? Или толки о том, что вы, мистер Дарси, сочли возможным скрыть от собственного брата факт моего происхождения, тем самым введя его в заблуждение и вынудив искать встречи со мной тайком?

Она произнесла это спокойно, почти невинно, но каждый удар попадал в цель. Граф нахмурился, его взгляд стал тяжелее.

Фицвильям побледнел.

— Я действовал исходя из интересов вашей репутации, мисс!

— Моей? — она слегка склонила голову. — Или репутации вашего брата, которую, по вашему мнению, я могла запятнать, даже будучи дочерью графа? Вы очень странно расставляете приоритеты, мистер Дарси. И, позволю себе заметить, весьма своевольно распоряжаетесь чужой судьбой.

Она повернулась к отцу.

— Отец, мистер Итан Дарси — тот самый джентльмен, чье общество помогло мне прийти в себя в Хертфордшире. Человек чести и ума. Я считаю, что мы обязаны ему как минимум благодарностью. И приглашением в наш дом. Было бы крайне неблагородно с нашей стороны отворачиваться от него теперь, когда мое положение изменилось. Это выглядело бы… дурно. Как будто мы кичимся своим титулом.

Она играла на его поле, но ее меч был острее. Она апеллировала к благородству, к долгу чести, к светской логике, которую он так ценил.

Граф Сент-Клер, человек военный и прямой, смотрел на дочь с растущим одобрением. Он ненавидел интриги.

— Дочь права, — прорычал он, обращаясь к Фицвильяму. — Ваше рвение понятно, сэр, но ваши методы… оставляют желать лучшего. Скрывать правду от брата — не по-джентльменски. Ариэль вернулась к нам, и она вправе сама решать, с кем ей общаться. Если этот молодой человек, ваш брат, джентльмен, как вы говорите, то нам нечего его стыдиться.

Фицвильям стоял, побежденный. Он проиграл этот раунд. Публично и безоговорочно. Все, что ему оставалось, — это склониться.

— Как вам угодно, милорд. Мисс Сент-Клер.

Когда он ушел, граф внимательно посмотрел на дочь.

— Ты уверена в этом молодом человеке, дитя?

— Я уверена в том, что он честен, отец. А в нашем мире это дорогого стоит, — ответила она, и это была чистая правда.

Официальное приглашение для мистера Итана Дарси было отправлено в тот же день. Это был не просто жест вежливости. Это была декларация войны всему, что олицетворял собой Фицвильям Дарси. Ариэль Сент-Клер открыто заявляла о своих правах и своих чувствах.

Вечером того же дня, когда она спускалась к ужину, горничная передала ей маленькую, плотно свернутую записку. Ее передал какой-то мальчик с улицы. В ней не было ни подписи, ни обращения, всего одна фраза, выведенная знакомым, яростным почерком:

«Осада принята. Жду приказаний. Твой солдат».

Ариэль спрятала записку в складках платья, и на ее губах расцвела медленная, победоносная улыбка. Первый залп был сделан. Поле боя осталось за ней. И ее союзник был на позиции. Теперь все зависело от того, насколько искусно она сможет вести эту новую, изящную и смертельно опасную битву на балах и в гостиных лондонского света.

* * *

Официальный визит Итана Дарси в особняк Сент-Клеров был обставлен со всей тщательностью, на какую только было способно их общество. Ариэль позаботилась о том, чтобы это не выглядело как смотрины или нечто, могущее вызвать преждевременные пересуды. Это был «небольшой семейный вечер» с участием нескольких близких друзей дома, включая почтенного епископа, старого боевого товарища графа.

Когда Итан вошел в гостиную, он был безупречен — от галстука до пряжки на туфлях. Но Ариэль, знавшая его настоящего, увидела за этой безупречностью легкое напряжение в плечах и тот особый блеск в глазах, который появлялся у него перед сложными переговорами или рискованной скачкой.

Граф Сент-Клер встретил его с подчеркнутой, хотя и несколько суровой, вежливостью. Графиня — с робким любопытством. Но именно Ариэль стала центром этого маленького представления.

— Мистер Дарси, — сказала она, протягивая ему руку с улыбкой, в которой была и теплота, и легкий, едва уловимый вызов. — Как мило, что вы смогли присоединиться к нам. Я надеюсь, лондонский климат не слишком суров к вам после деревенского простора Хертфордшира.

— Напротив, мисс Сент-Клер, — он склонился над ее рукой, и его губы на мгновение задержались на доли секунды дольше положенного. — Лондон стал для меня внезапно гораздо приветливее.

Их диалог за ужином был образцом светской беседы. Они говорили о последних парламентских дебатах, о новых тенденциях в архитектуре, о недавно вышедшей книге поэм. Но для тех, кто умел слушать, в их ровных, учтивых репликах сквозила иная беседа — быстрая, живая, полная взаимопонимания и скрытого юмора. Они парировали друг друга, как опытные фехтовальщики, наслаждаясь самой игрой.

Граф, наблюдавший за ними из-под насупленных бровей, постепенно смягчался. Он видел, что этот молодой человек не просто умен — он умеет слушать и уважает ум в других, даже в женщинах. А главное, он видел, как преображается его дочь. Ледяная отстраненность, в которой она пребывала с момента возвращения, таяла, уступая место оживленной, почти счастливой энергии.

В какой-то момент разговор зашел о поместьях. Итан, обращаясь к графу, вдруг ловко перевел тему на проблемы осушения болот — тему, которую он когда-то обсуждал с Ксандрой в библиотеке Незерфилда.

— Практичность имеет свою красоту, не правда ли, мисс Сент-Клер? — с легкой улыбкой обратился он к Ариэль. — Благосостояние поместья зависит и от таких прозаических вещей.

Ариэль почувствовала, как по ее щекам разливается румянец. Он цитировал ее же слова, брошенные ему когда-то в ответ на его снисходительное замечание о дамских предпочтениях. Это был их секретный знак, шифр, понятный только им двоим.

— Совершенно с вами согласна, мистер Дарси, — ответила она, встречая его взгляд. — Я всегда считала, что романтизм без практичности — это замок, построенный на песке.

Граф фыркнул, но одобрительно кивнул.

— Здравые мысли! Моя дочь, я вижу, обладает не только изящными манерами, но и деловой хваткой.

Это была победа. Маленькая, но значимая.

Когда вечер подошел к концу и гости стали разъезжаться, Итан нашел момент, чтобы прошептать Ариэль на прощание:

— Ваш ход был безупречен. Фицвильям в ярости. Он не ожидал, что вы сможете обратить мой визит в триумф.

— Это только начало, — так же тихо ответила она. — Теперь мы должны быть безукоризненны. Ни тени скандала.

— Я становлюсь экспертом по соблюдению приличий, — он улыбнулся, и в его глазах вспыхнул озорной огонек. — Ради высшей цели.

После его отъезда граф Сент-Клер пригласил дочь в кабинет.

— Ну что ж, — сказал он, наливая два бокала хереса. — Твой мистер Дарси… Он производит впечатление. Умен, не заносчив, с чувством собственного достоинства. И, что важнее, он явно вызывает в тебе жизнь.

Ариэль взяла бокал, чувствуя, как дрожат ее пальцы.

— Он хороший человек, отец.

— Хм, — граф сделал глоток. — А его брат? Тот, что был здесь с упреками?

Лицо Ариэль стало серьезным.

— Фицвильям Дарси — человек иных принципов. Он считает, что имеет право управлять жизнью тех, кого считает ниже себя. И даже тех, кто находится наравне.

— Знакомый тип, — усмехнулся граф. — Встречал я таких на своем веку. Ну что ж, если ты выбрала этого молодого человека, знай — у тебя за спиной стою я. И твое имя. Используй их с умом.

Это было больше, чем она могла надеяться. Ее отец, пусть и не зная всей правды, давал ей свое благословение и свое влияние.

На следующее утро в лондонском свете уже шептались о том, что дочь графов Сент-Клеров, чудесным образом вернувшаяся в общество, оказывает явное предпочтение младшему из близнецов Дарси. И что граф, суровый и неподкупный, принял молодого человека благосклонно.

Фицвильям Дарси, поняв, что прямая атака провалилась, сменил тактику. Теперь он появлялся везде, где бывала Ариэль, демонстрируя подчеркнутую, почти братскую заботу о Итане и невозмутимое спокойствие. Он словно говорил всем: «Я одобряю этот союз», забирая у Ариэль оружие из ее же арсенала.

Но Ариэль только улыбалась в ответ, принимая его игру. Она знала, что его одобрение — фальшивка. И что его спокойствие — маска. И она ждала, когда под этой маской вновь проступит ярость, заставляющая его совершить ошибку.

А пока она писала письма в Лонгборн. Элизабет, все более запутывающаяся в своих чувствах к мистеру Дарси и мистеру Уикхему, нуждалась в совете. И Ариэль, зная чем закончится эта история в книге, давала их — осторожно, мудро, направляя, но не приказывая.

Она вела свою войну на многих фронтах. И на каждом из них она была больше не жертвой, а полководцем. У нее были союзники, ресурсы и непоколебимая цель. И это чувство контроля, этой новой, обретенной власти над собственной судьбой, было слаще любого триумфа в прошлой жизни. Оно было настоящим.

Карета с гербом Сент-Клеров, запряженная парой превосходных гнедых, подъехала к скромному дому в Лонгборне, вызвав настоящий переполох. Слуга в ливрее отворил дверцу, и на землю ступила Ариэль. Она была одета не в кричащие наряды, подчеркивающие ее новый статус, а в элегантное, но строгое платье из темно-синего бархата, более подходящее для деловой встречи, чем для светского визита.

Миссис Беннет, высыпавшая на крыльцо со всеми дочерьми, кроме Джейн, которая все еще гостила у Гардинеров, замерла в немом благоговении. Перед ней стояла не бедная родственница, а живое воплощение ее самых смелых мечтаний об аристократии.

— Дорогая моя… леди Ариэль! — воскликнула она, чуть не кланяясь. — Какая честь!

— Миссис Беннет, — Ариэль улыбнулась, но ее взгляд был собран и деловит. — Для вас я всегда буду просто Ксандрой. Или Ариэль, если так удобнее. Прошу, давайте обойдемся без церемоний.

Войдя в дом, она обменялась быстрыми, теплыми взглядами с Элизабет и Мэри, терпеливо выслушала восторженную болтовню Лидии и Китти и, наконец, обратилась к мистеру Беннету, который наблюдал за всей сценой из двери своей библиотеки с привычной насмешливой улыбкой.

— Мистер Беннет, я приехала не только для того, чтобы навестить дорогих моему сердцу родственников. У меня к вам есть деловое предложение. Если вы уделите мне полчаса в вашей библиотеке?

Мистер Беннет приподнял бровь. Деловое предложение от юной аристократки? Это было куда интереснее, чем любая светская болтовня.

В библиотеке, пахнущей книжной пылью и табаком, Ариэль изложила суть без лишних предисловий.

— Я знаю о финансовых трудностях, с которыми сталкивается Лонгборн, — начала она, видя, как удивление в глазах мистера Беннета сменяется настороженным интересом. — И я не предлагаю вам денег. Я предлагаю вам партнерство.

Она развернула на столе несколько листов с аккуратными колонками цифр и схем.

— Мое… возвращение в семью Сент-Клеров предоставило мне в распоряжение не только титул, но и определенный капитал, которым я могу распоряжаться по своему усмотрению. Я изучала отчеты управляющих наших поместий и пришла к выводу, что наиболее перспективным вложением сейчас является не покупка новых земель, а развитие торговли. В частности, экспорт качественной шерсти и зерна из Хертфордшира на континент.

Мистер Беннет слушал, все более и более пораженный. Перед ним сидела не девчонка, а расчетливый коммерсант.

— Ваше поместье, мистер Беннет, расположено удачно. Земли плодородны. Но вы не имеете выхода на крупных покупателей и не можете конкурировать с крупными латифундистами. У меня есть такие контакты в Лондоне и за его пределами. Я предлагаю создать торговую компанию. Я предоставляю начальный капитал, беру на себя организацию сбыта и логистику через порты. Вы — отвечаете за производство и качество товара здесь, в Лонгборне. Мы не будем ограничиваться своим урожаем — мы будем скупать излишки у соседей по справедливой цене и продавать с наценкой.

Она посмотрела на него прямо.

— Ваша доля в прибыли составит сорок процентов. Шестьдесят — мои, так как я несу все первоначальные риски. Это в несколько раз превысит ваш текущий ежегодный доход.

Мистер Беннет откинулся на спинку кресла, выпустив клуб дыма. Его насмешливость куда-то испарилась.

— Вы говорите на языке, который я понимаю, мисс Сент-Клер. И предложение ваше… более чем справедливо. Я, признаться, никогда не думал, что дочь графа может так разбираться в коммерции.

— Жизнь преподает разные уроки, мистер Беннет, — сухо ответила Ариэль. — И я научилась ценить практическую независимость выше светских условностей. Это партнерство станет прочным фундаментом для будущего вашей семьи. Для всех ваших дочерей.

Они говорили еще час, обсуждая детали. Ариэль поражала его знанием тонкостей, от сортов пшеницы до тарифов на перевозку. Она не была благодетельницей, снисходящей до бедных родственников. Она была равноправным, жестким и блестяще мыслящим партнером.

Когда они вышли из библиотеки, миссис Беннет бросилась к ним.

— О чем это вы, мои дорогие? Надеюсь, мистер Беннет не утомил тебя своими скучными книгами?

— Напротив, миссис Беннет, — Ариэль улыбнулась, впервые за этот визит позволив себе расслабиться. — Мы с мистером Беннетом только что заключили взаимовыгодное соглашение, которое, я надеюсь, избавит вас от многих тревог о будущем.

Она не стала вдаваться в подробности, но ее тон и выражение лица мистера Беннета, на котором читалось непривычное оживление, говорили сами за себя.

Позже, гуляя в саду с Элизабет, Ариэль объяснила ей суть договора.

— Ты сделала это для нас? — тихо спросила Элизабет. — Из чувства долга?

— Я сделала это потому, что это — умное вложение, — честно ответила Ариэль. — А долг… Долг — это когда дают милостыню. Я предлагаю руку помощи, которую ваш отец, человек умный, но лишенный стимула, с готовностью принял. Теперь у Лидии и Китти будет достойное приданое, а Мэри сможет посвятить себя занятиям, не беспокоясь о деньгах. А ты и Джейн… вы будете свободнее в своем выборе. Это не благотворительность, Лиззи. Это бизнес. И лучшая помощь — та, что помогает человеку встать на ноги, а не вечно жить подачками.

Элизабет смотрела на нее с новым, глубоким уважением.

— Ты изменилась. Стала… мощнее.

— Я просто наконец-то нашла применение той силе, что всегда была во мне, — ответила Ариэль, глядя на закат над полями Лонгборна. — И я не намерена ее терять.

Отъезд Ариэль Сент-Клер из Лонгборна был совсем иным, чем ее прибытие. За ней не просто махали платками. Ее провожали как партнера, как союзника, изменившего будущее всей семьи. И мистер Беннет, стоя на крыльце, смотрел вслед карете не с насмешкой, а с неподдельным интересом и благодарностью. У него снова появился вкус к жизни, к игре. Ариэль не просто дала ему деньги. Она дала ему дело. И это было ценнее любой милостыни.

Решение Элизабет навестить Шарлотту Лукас, теперь миссис Коллинз, в Хансфорде было встречено в Лонгборне с одобрением. После отъезда Ариэль и продолжающейся тоски Джейн, дом снова погрузился в рутину, и поездка хотя бы одной дочери была желанным разнообразием. Ариэль, узнав о планах кузины из письма, ответила кратко, но содержательно: «Будь наблюдательна, дорогая Лиззи. Иногда самые неприступные крепости скрывают самые уязвимые места. Жду твоих впечатлений».

Тем временем в Лондоне Итан Дарси, действуя в рамках своей роли «союзника», предпринял собственный стратегический ход. Он нанес визит своей тетушке, леди Кэтрин де Бёрг, в ее лондонской резиденции. Разговор был искусно выстроен. Он не просил за себя, но с восхищением отзывался о «мудрости и проницательности» мисс Сент-Клер, с которой ему посчастливилось познакомиться в Хертфордшире еще до того, как ее истинное положение стало известно.

— Удивительная история, не правда ли, тетушка? — говорил он с подобранной смесью почтительности и светской непринужденности. — Граф Сент-Клер, человек строгих правил, безумно счастлив возвращению дочери. А сама мисс Сент-Клер… Она обладает не только красотой, но и редким для женщины практическим умом. Я слышал, она уже заключила выгодное торговое соглашение с одним из помещиков в Хертфордшире, что значительно поправило их дела. Решительность, достойная восхищения.

Леди Кэтрин, чье любопытство и страсть к управлению жизнями окружающих были общеизвестны, не могла остаться равнодушной. Узнать поближе эту «чудесно вернувшуюся» девушку, да еще и столь необычную? Проверить ее манеры, ее ум, ее соответствие высокому положению? Да и к тому же, ее любимые племянники, Итан и Фицвильям, также, по слухам, имел к ней некоторое отношение — пусть второй и не столь восторженное. Мысль устроить нечто вроде смотрин, где она могла бы наблюдать за всеми сторонами этого треугольника, показалась ей крайне заманчивой.

Вскоре в особняк Сент-Клеров пришло пышное, размашистое письмо, написанное рукой леди Кэтрин. Она выражала свою «глубочайшую радость» по поводу возвращения дочери графа и приглашала мисс Сент-Клер, а также, «поскольку они уже знакомы», мистера Итана Дарси и, разумеется, мистера Фицвильяма Дарси, посетить ее в Розингсе на следующей неделе.

— Это ловушка, — без обиняков заявила Ариэль отцу, показывая ему письмо. — Леди Кэтрин хочет меня рассмотреть и, вероятно, вынести вердикт. А заодно устроить представление с участием обоих братьев Дарси.

Граф Сент-Клер хмуро просмотрел приглашение.

— Де Бёрги… Да, помню ее покойного мужа. Надменная особа. Ты права, это проверка. Но отказываться — значит проявить слабость. Поезжай. И покажи ей, что дочь Сент-Клеров не нуждается в ее одобрении, но может быть учтива с теми, кто этого заслуживает.

Ариэль улыбнулась. Это было именно то, что она хотела услышать. Она уже дала бой Фицвильяму в Лондоне. Теперь предстояло сразиться с его могущественной союзницей на ее территории.

Путешествие в Розингс в одной карете с братьями Дарси было исполнено скрытого драматизма. Итан сохранял безупречную, слегка ироничную вежливость. Фицвильям был холоден и молчалив, как статуя. Ариэль же вела себя с непринужденным достоинством, будто поездка в обществе двух джентльменов, один из которых был в нее влюблен, а второй — люто ненавидел, была для нее обыденным делом. Она говорила о нейтральных темах — о видах из окна, о новых методах землепользования, — демонстрируя свой ум и полный контроль над ситуацией.

Прибыв в Розингс, они застали там Элизабет, чье изумление при виде Ариэль в обществе обоих Дарси было столь велико, что она едва сумела скрыть его под маской вежливости. Леди Кэтрин, встретившая их с королевской милостью, тут же принялась испытывать Ариэль.

— Мне говорили, вы занимаетесь… торговлей, мисс Сент-Клер? — спросила она, и в ее голосе прозвучала легкая, но отчетливая насмешка. — Необычное занятие для леди вашего положения.

— Я занимаюсь управлением своими активами, леди Кэтрин, — невозмутимо ответила Ариэль. — Считаю это своей обязанностью, дабы не обременять отца и способствовать процветанию тех, кто от меня зависит. А коммерция — лишь один из его инструментов. Разве рачительное ведение хозяйства не является долгом всякого добропорядочного аристократа?

Ответ был точен, как удар шпагой. Леди Кэтрина, сама считавшая себя образцовой хозяйкой своих владений, не нашлась, что возразить. Она лишь фыркнула и перевела разговор на другие темы, но ее пронзительный взгляд все реже отрывался от Ариэль.

Вечером того же дня, когда общество собралось в гостиной, где к ним присоединился полковник Фитцуильям, леди Кэтрин устроила настоящий допрос, касающийся происхождения Ариэль, ее «пропавших» лет и воспитания. Ариэль отвечала с холодной вежливостью, не давая никаких конкретных деталей, но и не роняя своего достоинства.

Итан внимательно наблюдал за этой дуэлью, готовый в любой момент прийти на помощь, но Ариэль в его помощи не нуждалась. Она была непоколебима.

Позже, когда Элизабет и Ариэль удалились в комнату Ариэль , Элизабет не выдержала.

— Боже мой, Ариэль! Что происходит? Ты, оба мистера Дарси… и леди Кэтрин, которая, кажется, решила тебя на части разобрать!

Ариэль, снимая драгоценности, метнула взгляд на кузину в зеркало.

— Происходит война, Лиззи. Война за мое будущее. А леди Кэтрин… она просто очередное поле боя. И, кажется, — на ее губе играла легкая улыбка, — я сегодня одержала на нем небольшую, но важную победу.

Позже на прогулке полковник рассказал Элизабет про то, как мистер Дарси спас своего друга от необдуманного брака. Разумеется, эта новость привела Элизабет в бешенство.

* * *

Следующие дни в Розингсе стали для Ариэль непрерывной чередой испытаний. Леди Кэтрин, не сумев сломить ее прямым натиском, избрала тактику мелких уколов и постоянного наблюдения. Она критиковала все — от манеры Ариэль держать вилку до ее взглядов на современную литературу. Но каждый раз натыкалась на непробиваемую стену вежливой, но твердой уверенности.

Фицвильям Дарси, находясь под присмотром тетушки, был вынужден играть роль почтительного племянника. Его холодность по отношению к Ариэль была заметна, но леди Кэтрин, к своему разочарованию, не могла уличить мисс Сент-Клер ни в одном промахе, который дал бы Фицвильяму моральное право на открытую враждебность.

Итан, напротив, использовал каждую возможность, чтобы подчеркнуть свое уважение и восхищение Ариэль. Его беседы с ней за обедом, их совместные прогулки по парку — все было выдержано в строгих рамках приличия, но в воздухе между ними витало такое напряжение взаимного понимания и поддержки, что даже слепая леди Кэтрин не могла его не почувствовать.

Элизабет, в свои редкие визиты наблюдая за этой сложной игрой, чувствовала себя одновременно и зрителем, и невольной участницей. Мистер Дарси, казалось, стал еще мрачнее и замкнутее. Его взгляд часто останавливался на ней с тем же непонятным, смешанным выражением, что и в Незерфилде, но теперь к нему добавилась какая-то новая, горькая решимость.

Однажды вечером, когда общество занималось музыкой — мисс де Бур робко наигрывала что-то на фортепиано, — леди Кэтрин снова атаковала Ариэль.

— Надеюсь, ваше необычное… предпринимательство не заставляет вас пренебрегать изящными искусствами, мисс Сент-Клер? Юной леди полагается уметь петь, играть и рисовать. Это украшает любую беседу.

— Вы совершенно правы, леди Кэтрин, — согласилась Ариэль, не моргнув глазом. — Однако я всегда считала, что истинное украшение беседы — не умение бренчать на инструменте, а умение вести содержательный разговор. А для этого куда полезнее изучать историю, философию и экономику, нежели часами разучивать гаммы. Хотя, — она вежливо кивнула в сторону мисс де Бур, — я, безусловно, ценю труд тех, кто посвятил себя музыке.

Этот ответ, одновременно учтивый и разрушающий все постулаты леди Кэтрин о женском образовании, поверг гостиную в молчание. Даже Фицвильям не смог сдержать легкой, одобрительной улыбки, тут же спрятав ее.

Итан, сидевший рядом, тихо сказал:

— Браво. Вы только что выиграли партию, даже не тронув фигур.

Леди Кэтрин, побагровев, перевела дух для новой атаки, но в этот момент мистер Дарси неожиданно встал.

— Тетушка, прошу прощения, но я вспомнил о неотложном деле, требующем моего внимания. Позвольте мне удалиться.

Позже, когда общество разошлось, Элизабет, гостившая у Шарлотт, выйдя в сад подышать воздухом, неожиданно столкнулась с мистером Дарси. Он стоял в тени дуба, словно поджидал ее.

— Мисс Беннет, — его голос прозвучал глухо и напряженно. — Я был бы вам признателен, если бы вы уделили мне несколько минут.

Она, удивленная, кивнула. Он повел ее по аллее, подальше от глаз дома.

— Я долго боролся с собой, но больше не в силах молчать, — начал он, не глядя на нее. — Мои чувства к вам слишком сильны, чтобы их подавлять. С самого нашего знакомства в Хертфордшире я восхищаюсь вами, хотя и тщетно пытался отрицать это даже перед самим собой.

Элизабет замерла в изумлении. Она ожидала чего угодно, но не этого.

— Несмотря на все препятствия — на разницу в нашем положении, на возражения моей семьи, на низкое происхождение ваших родственников, — я должен сказать вам это. Я люблю вас. И я прошу вас стать моей женой.

Предложение было сделано. Но в его тоне не было ни любви, ни нежности. Была лишь горькая, надменная убежденность в том, что он оказывает ей великую честь, переступая через свои принципы.

Гнев, копившийся в Элизабет все эти месяцы, наконец нашел выход. Ее щеки запылали.

— В таких случаях, полагаю, принято благодарить за оказанную честь, даже если чувства не взаимны. Но я не могу принять ваше предложение, мистер Дарси. И причин тому несколько.

Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Во-первых, вы только что оскорбили меня и мою семью, открыто заявив о нашем «низком происхождении». Во-вторых, вы разрушили счастье моей сестры, разлучив ее с мистером Бингли. И в-третьих, — ее голос дрогнул от ярости, — вы поступили бесчестно с мистером Уикхемом, лишив его законного наследства!

Дарси слушал ее, и его лицо становилось все мрачнее.

— Так вот как вы меня оцениваете? — проговорил он с горькой усмешкой. — Что ж, я принимаю ваш ответ. Прошу прощения за то, что потревожил ваш покой столь неприятным для вас предложением.

Он резко развернулся и ушел, оставив Элизабет одну в ночном саду, дрожащую от негодования и обиды.

Вернувшись в Розингс на следующий день, Элизабет застала Ариэль за чтением. Взглянув на раскрасневшееся лицо кузины, Ариэль отложила книгу.

— Кажется, утро выдалось насыщенным

Элизабет, не в силах сдержаться, выложила все — и предложение Дарси, и свои обвинения.

— ..И он даже не попытался оправдаться! Он просто ушел!

Ариэль выслушала ее молча, затем вздохнула.

— Лиззи, а ты уверена, что твоя информация об Уикхеме и о роли Дарси в истории с Джейн — полностью достоверна?

— Конечно! Мистер Уикхем и полковник Фитцуильям сами мне все рассказали!

— Уикхем — прекрасный актер, — мягко заметила Ариэль. — А что касается Джейн… Ты права, Дарси, вероятно, приложил руку к отъезду Бингли. Но сделал ли он это из злого умысла? Или он, как и твой отец, видел, что Джейн не проявляет своих чувств открыто, и счел, что Бингли ошибся в ее привязанности?

Элизабет уставилась на нее.

— Ты защищаешь его?

— Нет. Я призываю к справедливости. Ты осудила его, не выслушав его сторону. А гнев, как известно, плохой советчик.

На следующее утро Элизабет получила письмо. Конверт был толстым, а почерк — тем самым, размашистым и уверенным. Мистер Дарси просил ее уделить время прочтению.

Сердце ее бешено заколотилось. Война, о которой говорила Ариэль, принимала новый, неожиданный оборот. И она, Элизабет Беннет, только что отвергнувшая одного из самых завидных женихов Англии, держала в руках его оправдание. Что бы ни было в этом письме, оно навсегда изменит ее жизнь.