Привкус корицы (гет)

Огромная шишка на лбу болезненно пульсировала, так что даже холодный компресс не помогал избавиться от неприятных ощущений. Рассеянно наблюдая за остальными присутствующими в Больничном крыле, я ожидал, когда подействует лечебное зелье или хотя бы компресс. В общем, мне хотелось, чтобы подействовало хоть что-то из этих двух вещей, чтобы не пришлось обижать Почти Безголового Ника и становиться ещё одним, только абсолютно безголовым привидением школы. Тихие вздохи вывели меня из задумчивости, прервав неясную вереницу заклятий, которую я начал составлять в попытке найти лучшее средство для того, чтобы обезглавить самого себя, лишь бы избавиться от колокольного звона в голове.

Флер, стараясь не морщиться, позволяла мадам Помфри обрабатывать порезы на её руках и лице. Думаю, именно её тихое шипение и отвлекло меня от довольно пессимистических мыслей. Довольно забавно, что при том ворохе заклятий, которые летали в воздухе, Флер не зацепило ни одно проклятие, и пострадала она только из-за осколков выбитых стёкол. Остальным повезло куда меньше: Малфой тихо поскуливал, держа компресс у причинного места, а на его лице красовались странные фиолетовые узоры. Виктор, как и я, держал холодный компресс у головы, только у него должно было быть две шишки. Его волосы приобрели цвет лазурного неба и топорщились в разные стороны так, словно он взялся за спицы, вставленные в электрическую розетку. Гермиона, Луна и Алиса были самыми мало пострадавшими в этой странной заварушке: они отделались лёгкими синяками и небольшими изменениями во внешности, но общими усилиями, я думаю, они смогут подобрать себе новые образы для опалённых волос. Больше всего пострадал Седрик, его лечение, скорее всего, затянется на несколько дней, слишком уж много он поймал на себя разрозненных проклятий. И, честно говоря, я даже не могу представить, с помощью какого зелья мадам Помфри будет убирать с его кожи чешую.

Вся наша горе-компания в ожидании лечения предпочитала не смотреть на разгневанных директоров школ. Правда, Дамблдора, мне кажется, вся эта ситуация скорее забавляла. Я почти уверен, что для нашего директора ситуация, когда все чемпионы Турнира Трёх Волшебников оказались на больничных койках после похода в Хогсмит, означала высшую степень единства.

— Как вы это объясните? — довольно угрожающим тоном спросил у нас Каркаров. Я был уверен, что у каждого из нас была своя версия происходящего, но никто из нас не торопился её рассказать.

Лично для меня все началось следующим образом.

На часах было два часа ночи, когда я вышел из спальни, чтобы встретить этот день во всеоружии. Перед встречей с Клариссой в Хогсмите мне нужно было найти кое-что особенное в замке. Волдеморт спрятал здесь один из своих крестражей — диадему леди Когтевран. Исходя из его воспоминаний, хотя, возможно, стоило бы сказать, наших воспоминаний, она находилась в комнате, заполненной различными спрятанными или когда-то забытыми вещами. Самый главный вопрос этой ночи для меня заключался в том, как найти одну-единственную комнату в огромном замке? Даже с фиалом мне понадобится для этого намного больше, чем одна ночь; больше, чем одна жизнь.

— Добби! — единственным неудобством в вызове домовика было то, что чаще всего он появлялся с шумом и причитаниями. Он вполне мог перебудить всю башню, даже если вызывать его в общей гостиной.

— Гарри Поттер, сэр, звал Добби?! — не знаю, почему это всегда его так удивляло, хотя в этом не было ничего удивительного: он был одним из хогвартских домовиков и должен был служить ученикам этой школы. Хотя, возможно, я пользовался его услугами намного чаще других, да и на мои просьбы Добби реагировал с куда большим рвением. Вероятно, Кларисса была права, и мне следовало бы подумать о том, чтобы привязать Добби к себе, но тогда он снова потерял бы столь любимую свободу. Кажется, эльфийская магия и натура имели весьма запутанную систему ценностей.

— Да, Добби, я хотел спросить, — стоило домовику услышать, что он будет чем-то полезен, как его большие уши в предвкушении задрожали. Интересно, я завёл привычку окружать себя немного ненормальными магическими существами до того, как потерял большую часть души, или этот уникальный дар появился у меня уже после, в качестве компенсации за недостающее? — Ты, случайно, не знаешь, где в замке находится комната со спрятанными вещами?

— Выручай-комната? — с энтузиазмом переспросил у меня Добби, как будто я мог дать более полное описание.

— Да. Ты можешь меня туда проводить? — в конце концов, одной ночной прогулкой по школе больше, одной меньше, разница невелика. Прихватив мантию-невидимку и фиал, я отправился следом за Добби. Домовик, крайне довольный собой, шлёпал по каменному полу, одетый в разные носки: правый со снитчем, а левый с каким-то магловским героем детского мультфильма. Наш путь лежал на восьмой этаж Северной башни, Добби рассказал мне, как пользоваться этой странной комнатой, и мне оставалось только применить его инструкцию на практике. Проходя три раза мимо портрета, я сосредоточенно думал о комнате с забытыми и спрятанными вещами. Когда магическая дверь предстала передо мной, и я зашёл в комнату, представляющую собой огромный склад с наваленными друг на друга книгами, предметами одежды и мебели, то понял свою самую большую ошибку: нужно было, чтобы комната дала мне всего один спрятанный предмет — диадему.

Но, к сожалению, эта умная мысль пришла в мою голову уже после того, как я забрался в дебри чудо-комнаты. Достав фиал с кровью, я почувствовал себя Сэмом в пещере Шелоба: шёл на вихрь гнили Волдеморта. Капля слабо витала в пространстве, в какую бы сторону я ни шагал между завалами старинных стульев с резными ножками, источенными термитами или пошатывающими пирамидами порванных книг. Кое-где в грудах старой одежды копошились пикси, доставая на свет мантии совершенно невозможного кроя и фасона.

В конце концов, я просто стал осматриваться по сторонам: эта комната была куда интереснее Трофейной. Разбитые или кривые зеркала образовывали настоящий лабиринт из отражений: я видел множество различных вариаций своего лица. Будто в старой магловской хронологии: то, что было, будет и ещё суждено мне пережить. Жаль, что отражения были не чёрно-белыми.

Словно толпой митингующих стояли манекены, вслушивающиеся в речь отдельно стоящего бюста, должно быть, какого-нибудь важного волшебника. Манекены, одетые в мантии различных годов и даже эпох, демонстрировали, как развивалась мода магического мира. В какой-то момент маги выглядели вполне прилично, и их, пожалуй, можно было принять за своих в магловском обществе. Но на смену приличному виду вскоре вновь вернулись мантии невозможных цветов, украшенные картами звёздного неба или большими полумесяцами. Одним словом, магический мир лишь на краткий период времени попытался адаптироваться под магловский, а затем снова решил изолироваться, скорее стремясь таким образом к деградации, чем к развитию.

Выслушав, возможно, целый миллион лекций о моде, я цепким взглядом отметил, что материал одной из старых мантий был просто превосходный. Прохладный, приятный на ощупь, он притягивал взгляд своим цветом, кажется, поглощающим окружающий свет. Совершенно не представляя, зачем мне нужна была эта мантия, я снял её с манекена и увидел то, чтобы было спрятано за манекенами: колесница Орвина. Несмотря на большой слой пыли и грязи на ней, она была прекрасна. Да, сама её идея была довольно безрассудна, и явно не заслуживала памятной награды, но колесница и вправду была хороша.

Выбросив все ненужные вещи из колесницы, я встал на неё: балансировка колёс была довольно расшатанной, но нет такой беды, с которой бы не справилась магия. Если однажды мне понадобится произвести на кого-нибудь абсолютно безумное впечатление, то в этой комнате можно было найти все для такого случая: и колесницу, и дюжину Пикси в упряжку. Постояв немного на колеснице, ощущая себя римским гладиатором, я отправился рассматривать остальные сокровища. Проходя снова через галерею немых манекенов, я почувствовал странное тепло в руке: капля крови в фиале металась из стороны в сторону, норовя коснуться стенок фиала. Где-то поблизости должна была быть диадема. Пытаясь припомнить, куда именно Волдеморт её спрятал, я поднял голову повыше и наткнулся на нужную мне вещицу глазами.

Предмет, обладать которым, наверное, мечтал каждый. Реликвия, дающая знания обо всем на свете. Подняв фиал повыше к диадеме, я несколько минут зачарованно наблюдал за тем, как рвалась капля крови, алча соединиться с большим куском своей души. Сняв диадему с бюста, я не ощутил никакой особенной тяги. Мне не захотелось, зажав это винтажное украшение в кулаке, пойти убивать всех грязнокровок в школе. Я не ощутил себя более грязным или злым. Во мне ничего не изменилось, даже не появилось желания надеть диадему на голову, чтобы узнать, работает ли она так, как описано в тысяче книг. То, что осталось от моей души, не желало больше никому подчиняться.

Завернув диадему в украденную мною мантию, я направился в обратный путь. Проходя мимо зеркального лабиринта, я все же заметил, что кое-что во мне изменилось, вернее, кое-что добавилось к моему отражению. В множестве зеркал, среди тысяч моих кривых усмешек, была одна ярко выделяющаяся среди остальных. Я смотрел на себя глазами, в которых изредка мелькали красные проблески, я был окружён чужой чёрной аурой. Она не могла просочиться внутрь меня, но через глаза она отчасти имела со мной связь. Моя кровь ещё не обновилась до конца, и в ней ещё был отголосок чужой злобной магии, но скоро Волдеморт не будет иметь надо мной никакой власти. Пытаясь избавиться от наваждения, я потряс головой и поспешил уйти из зеркального лабиринта. Но как бы я ни старался, краем глаза я все же замечал преследующую меня тень.

Надеюсь, Клариссе не придётся слишком долго работать с этой штукой, чтобы понять, где находятся все остальные. Не думаю, что хоть кому-нибудь стоит долго находиться рядом со столь концентрированным злом, и не важно, насколько закрыт разум этого человека от внешних воздействий. Вернувшись в спальню, я спрятал диадему в шкатулку и уменьшил её до размера спичечного коробка. Заклятия расширения пространства помимо меня и Гермионы знали только семикурсники, да и то не все, так что большую часть студентов от соблазна стать марионеткой Тёмного лорда я обезопасил.

На часах была только половина пятого утра, поэтому я прилёг на кровать, надеясь ещё немного вздремнуть. Должно быть, именно с этого момента и начался феерический кульбит, завершившийся огромной шишкой на моем лбу. Одним словом, бывают такие дни, которые запоминаются от начала и до самого конца в мельчайших подробностях. Мозг цепляется за отдельные события и анализирует их, пытаясь выработать различные пути для решения проблемы. Иногда других вариантов просто нет, и поэтому такие дни и запоминаются.

Все началось с того, что, когда я через полтора часа открыл глаза, то увидел, что Мерлин притащил мне чьё-то нижнее белье: кружевной бюстгальтер нежно-голубого цвета. Я был почти уверен, что эта вещица принадлежала кому-нибудь из француженок, хотя абсолютно в этом уверенным я быть не мог. Мало ли, какого цвета и фасона девушки носят нижнее белье? Вторым запоминающимся фактором, стоявшим у истоков катастрофы этого дня, стало то, что я решил вынести это самое белье из своей спальни, чтобы никто из ребят не подумал ничего неправильного. В конце дня, когда я анализировал свои поступки, то пришёл к выводу, что всех последующих катастроф можно было избежать, оставь я это белье в своей спальне, спрятав куда-нибудь. Но так уж получилось, что я вынес этот бюстгальтер из комнаты и, вертя вещицу в руках, спустился в гостиную факультета. Мерлин вертелся у моих ног, подпрыгивая на задних лапах и пытаясь вырвать кружевную вещицу из моих рук. Когда мы с ним оказались внизу, то сразу же попались на глаза Флер, искавшей что-то среди подушек на диванчиках. Разумеется, я спрятал руки за спину, как только увидел Флер в комнате, а Мерлину только это и было нужно. Вцепившись в бюстгальтер зубами, он вырвал его из моих рук и побежал прочь. Выражение лица Флер, когда она заметила, что именно Мерлин у меня вырвал, не поддавалось никакому литературному описанию. Кажется, что она была одновременно смущена, возмущена, разгневана и обескуражена тем, что увидела.

— Почему... — с первого раза сформулировать вопрос у Флер не получилось. — Зачем... — как и со второго.

Несколько минут мы простояли в полнейшей тишине, смотря друг на друга: Флер хмурилась, а я, если честно, пытался представить, как мне нужно будет ответить на её вопрос, чтобы не заработать повторения розового заклятия. Мне все же удалось найти это заклятие в одной из старых, почти порванных книг, в отделе по высшим чарам. Для заклятия используется вещь, когда-то подаренная человеком. В случае, если это были цветы, достаточно одного лепестка, точнее, масла из него. Именно оно и будет являться красителем для татуажа. Сам рисунок затрагивает лишь несколько первых слоёв эпидермиса. Мне ещё повезло, что я подарил Флер цветы и не писал для неё никаких писем. Если для этого заклятия используются письма, то можно зачаровать определённую последовательность слов, вырванную из контекста, и она бегущей строкой транслировалась бы на моем лбу.

— Ты хотела меня о чем-то спросить? — не выдержав затянувшегося молчания, решил уточнить я.

— Да. Мне хотелось бы узнать, что у тебя делает моё белье?

Кажется, что в момент, когда голос Флер дошёл до моих ушей и передался мозгу, где-то внутри меня что-то взорвалось, мешая корректно осознавать информацию. Флер, кружевное белье и у меня — никак не складывались для меня в одно предложение. Мне кажется, что эти слова вообще никак не могли быть связаны воедино, но каким-то невообразимым образом они сложились в устах Флер.

— Почему ты сняла своё белье в гостиной? — недоуменно спросил я, чувствуя, как кровь приливает к коже лица.

— Я не снимала его в гостиной, — возмущённо ответила Флер.

— Тогда почему ты его здесь ищешь? — кажется, что я никогда ещё не вёл более абсурдной беседы, чем эта.

— Потому что эта чёртова панда ворует мои вещи, — негодующе воскликнула Флер, махнув рукой в сторону притихшего Мерлина, уже успевшего порвать бюстгальтер на части.

— Только я могу называть свою чёртову панду чёртовой пандой, — искренне возмутился я, отбросив свою сумку в сторону, и начав приближаться к Флер. Возможно, я и считал Мерлина крайне противным и вредным существом, но оскорблять его позволено было только мне.

— Тогда зачем ты приказал своей чёртовой панде воровать мои вещи? — Флер тоже отошла от первоначального шока и двинулась в мою сторону. Радовало только то, что было слишком рано и никого кроме нас в гостиной ещё не было.

— Земля не вертится только вокруг тебя, моя дорогая. И даже панда понимает, что все твои вещи абсолютно безвкусны и единственное, чего они заслуживают — это быть разорванными на куски, — где-то на задворках моего сознания промелькнула мысль, что мне лучше было держать язык за зубами, но сказанного не воротишь, к тому же Флер первой начала оскорблять Мерлина.

— Ты... — тонкий пальчик Флер ткнул по моему плечу. — Ты... Ты...

Слов явно не хватало, и Флер сделала то, что когда-то сделал я: попыталась меня задушить. Честно говоря, я никак не ожидал такой прыти и силы от столь хрупкой особы. К счастью, у меня хватило сил для того, чтобы разжать её хватку, но из-за короткой борьбы, завязавшейся между нами, мы с ней снова оказались на полу. Правда, но этот раз Флер удалось оказаться сверху, удерживая мои руки, она явно чувствовала себя победителем: слишком уж самодовольным было выражение её лица.

— И что теперь? — миролюбиво спросил я, даже не пытаясь выбраться из-под неё. Эта наша с ней беседа уже ни при каких обстоятельствах не смогла бы стать ещё более абсурдной, чем уже была.

— Пока не уверена, но...

Что именно «но» мне было узнать не суждено, потому что и без того абсурдная ситуация стала ещё более абсурдной, когда из крыла девочек спустились Лаванда и Парвати. Картина происходящего очень напоминала сцену, которая непременно есть в любом вестерне, когда враги в безмолвии смотрят друг на друга, а между ними пролетает перекати-поле. В нашей ситуации — это был Мерлин с разорванным бюстгальтером в зубах.

— Мы вам не помешали? — елейный тон, которым этот вопрос был произнесён, не предвещал для меня и Флер ничего хорошего, и я был почти уверен, что как только мои непутёвые однокурсницы выйдут за порог гостиной, они значительно преувеличат историю, дополнив её яркими, но совершенно несуществующими красками.

— Помешали, — спокойный и уверенный тон Флер вызвал интерес даже у меня.

— И что же ты собиралась со мной делать, дорогая? — заинтересовано спросил я. Лаванда и Парвати застыли у лестницы, ожидая дальнейших действий Флер. А Флер, словно актриса, получающая Оскар, решила не разочаровывать зрителей. Медленно, словно в режиме слоумо, она стала наклоняться ко мне. Моя первоначальная заинтересованность в том, что она собиралась сделать, резко пропала, так что я стал пытаться выбраться из её захвата, но не тут-то было. Тонкие пальчики Флер сжались на моих запястьях с такой силой, что в ходе любых моих попыток выбраться самым пострадавшим оказался бы я. Задержав дыхание, я настороженно наблюдал за тем, как Флер наклоняется к моему лицу. Не то чтобы я очень боялся того, что она может откусить мне нос или попытаться вырвать сердце и съесть его сырым, но определённые опасения были.

— Ты будешь должен мне поход по магазинам нижнего белья, — шепнула Флер мне на ухо, и быстро вскочив, ушла в крыло девочек. Лаванда и Парвати, застыв на месте, в немом изумлении наблюдали за Флер. Кажется, весь сегодняшний день их мыслительный процесс будет зациклен только на том, что они только что увидели. Глянув на Мерлина, пожёвывающего оторванную бретельку бюстгальтера, я разочарованно покачал головой, и начал вставать с пола.

— И все ведь из-за тебя, — протянул я, подхватив Мерлина на руки и попытавшись вырвать из его цепких лапок остатки несомненно очень дорогой вещички. Лаванда и Парвати ожили как раз в тот момент, когда, собрав все клочки бюстгальтера, я бросил их в камин, чтобы окончательно избавиться от всех улик. Их удаляющиеся глупые смешки стали первыми звоночками набатного колокола в моей голове.

Это, можно сказать, безобидное утреннее происшествие было только началом лавины.

Завтрак уже начался, когда я пришёл в Большой зал. Луна и Джордж, кажется, общались друг с другом, использую морзянку или какой-то другой волшебный способ для передачи секретов. Гермиона и Рон, вернее, Рон смотрел на Гермиону взглядом голодного оборотня в ночь полнолуния, должно быть, нашему другу особенно не понравилось сегодняшнее пробуждение. Хотя, по моему мнению, то, что на этот раз придумала Гермиона, было верхом искусства, который вообще сможет получить ученик Хогвартса по его окончанию. Гермиона смогла расширить пространство его кровати, так что, когда Рон проснулся, он оказался лежащим в довольно глубоком корыте, заполненном пауками. Возможно, все это уже было перебором, но пока всех нас это веселило, ну и, честно говоря, мы все ждали, что Рон все же разродится и попробует хоть как-то отомстить Гермионе, но пока все ограничивалось лишь злобными взглядами.

Алиса, широко улыбаясь, читала письмо от родных, сегодня должен был быть поход в Хогсмит, и, скорее всего, нам с сестрой предстояло провести ещё одну операцию по тайному исчезновению из школы.

— Родители будут ждать нас в Сладком королевстве, — сразу же сказала сестра, стоило мне только занять своё место за обеденным столом факультета. — И ещё кое-что:

"Передай, Гарри, чтобы он, на всякий случай, составил завещание: Сириус буквально пылает от восторга и, думаю, будет готов задушить его от счастья"

Что ты такое сделал, что Сириус настолько рад? — с интересом спросила Алиса. Честно говоря, я совершенно не представлял, почему крестный был настолько рад. Не думаю, что в абсолютный восторг его приводило то, что я стал чемпионом Турнира. Хотя, зная об абсолютной безбашенности друзей моего отца, вполне возможно, что так оно и было.

— Не представляю. Может быть, он нашёл способ как-нибудь ещё провести министерство магии, помимо того, что теперь он бравый аврор? — предположил я, приманив к себе кофейник со стороны, где сидели иностранные гости. Кажется, я увёл у них последнюю чашку кофе, но мне было совершенно не совестно, и не думаю, что станет в ближайшие пару месяцев или лет.

Утренняя почта ещё не пришла, только несколько сов, принёсших сладости или письма от родных, сидели рядом со своими хозяевами, получая лакомства за свою расторопность. Должно быть, Малфои поменяли сову, так как новый филин, принёсший Драко конфеты от матери, укусил его за палец. За столом Пуффендуя была какая-то неожиданная оживлённость, кажется, кто-то из первокурсников или второкурсников завёл новую и весьма необычную зверушку. Надеюсь, он не получил своего нового любимца от Хагрида, иначе, боюсь, все может закончиться весьма плачевно. В последний раз, когда мы были на занятии у Хагрида, он показывал нам самолично выведенных им существ. Внешне они выглядели довольно мило: пушистые, плюшевые, маленькие трёхголовые церберы. К счастью, порода получилась карликовой, и до размеров Пушка эти пёсики вырасти не могли.

За столом Когтеврана, кажется, обсуждали какую-то научную статью. Четверокурсники бурно спорили между собой, возбуждено размахивая руками и показывая друг другу выписки из книг. Старшекурсники прислушивались к спору с некоторой предвзятостью, для них суть спора явно казалась несущественной и совершенно бесполезной. Слизеринцы вели беседы в исключительных группах, ведя себя сдержанно и степенно. Кажется, что оживление за их столом могло появиться только тогда, когда в стране произошло бы что-то глобальное, принёсшее большую выгоду их родителям. Пока Турнир не начался и ставки на испытания делать было нельзя, все были неколебимы и, если и интересовались Турниром, то лишь с целью показать, что они так же интересуются происходящим, но для них это было не так интересно, как декрет, который хотела протащить Амбридж. Кажется, Долорес совсем сошла с ума: после декрета о статусе вейл она решила, что стоит ещё немного ужесточить меры, и приравнять семейства, которые были в родстве с вейлами, к маглорожденным. Проще говоря, Амбридж хотела лишить эти семьи определённых сумм наследств и богатств, которыми всегда изобиловали вейловские семьи. Мне кажется, что часть светловолосых благородных семейств гордых британцев все же были как-то связаны с вейлами и их этот новый декрет вполне мог затронуть. Малфои, например, вполне могли бы лишиться какой-нибудь приличной суммы, и возможно, это бы поубавило спесь Драко. Но думаю, что этот декрет Амбридж протолкнуть не удастся: все же он затрагивал финансовый вопрос, а не вопрос чистоты крови волшебных существ.

За столом же Гриффиндора, как и ожидалось, творился полнейший бедлам: не думаю, что хоть кому-нибудь были интересны вопросы политики. Гриффиндорцы, не столь хвалившиеся своей чистокровностью, но все же вполне на неё полагавшиеся, ещё верили в силу дружбы и того, что храбростью и напором можно добиться всего, что угодно.

— Наконец-то, почта, — выдохнула Гермиона, заслышав хлопанье множества птичьих перьев.

— Ты ждёшь что-то особенное? — птица, летевшая в сторону Гермионы, была отягощена связкой из нескольких журналов.

— Да, сегодня в вестнике Трансфигурации должна выйти довольно интересная статья о множественной трансфигурации, — Гермиона расплатилась с почтовой совой, отвязав свою связку с журналами. Передо мной одиноко упал выпуск Ежедневного пророка.

— Для чего тебе знать технику множественной трансфигурации, Гермиона? — что-то мне подсказывало, что Рона ожидало новое доселе невиданное приключение, полное различных острых ощущений.

— Мало ли, — Гермиона протянула это настолько загадочным тоном, что я абсолютно уверился в собственном предположении. — Знаешь, мне кажется странным, что профессор Макгонагалл ещё не написала миссис Уизли про успеваемость Рона. Ведь она снизилась почти до уровня Кребба и Гойла. Радует только то, что у него пока нет столько отработок, сколько есть у них.

— Думаю, если Рон не попытается исправить своё положение в ближайшие дни, то громовещатель от Молли обеспечен, — честно говоря, все в душе ждали, когда же он придёт и какими именно словами Молли Уизли в красках отругает своего младшего сына. Я почти уверен, что за воспоминание об этом громовещателе потомки будут благодарны своим родителям. В принципе, школа и существовала для того, чтобы наполнить жизнь такими воспоминаниями, ведь это самая яркая пора взросления, то, чего уже не будет, когда мы окончим школу и пойдём на различные подработки в министерстве магии.

Открыв, наконец, свежий выпуск Ежедневного пророка, в который по какой-то причине уткнулось большинство учеников, я понял причину резонанса. Ежедневный пророк представлял в этом выпуске обзор о чемпионах Турнира Трёх Волшебников.

Седрик Диггори миролюбиво улыбался с фотографии, иногда деланно поправляя свой пуффендуйский галстук. В статье о нем, занимающей целый разворот, не было ничего предосудительного. Его семья из поколения в поколение училась в Пуффендуе. Все они были честными, трудолюбивыми и открытыми людьми, готовыми в любую минуту прийти на помощь. Никто из его семьи не добился особенно высоких постов в министерстве магии, предпочитая работать на одной должности среднего звена всю жизнь, иногда отказываясь от повышения, если его предлагали.

Седрик был представлен как довольно миловидный молодой человек, который после окончания школы пойдёт работать в министерство в Отдел транспорта и магических перемещений. Одним словом, Рите Скитер не удалось найти на Седрика никакой компрометирующей информации и вся статья, посвящённая ему, была полна дифирамбов влюблённой фанатки. Походило на то, что Рита собиралась поставить на Седрика как на победителя Турнира.

Разворот, посвящённый Виктору, не затрагивал болезненную тему войны братьев во время попыток Гриндевальда захватить власть над магическим миром. Но зато Рита раскрыла множество других не менее пикантных тем для того, чтобы представить чемпиона Болгарии. Оказалось, что старшая сестра Виктора сбежала прямо из-под венца с маглорожденным волшебником, хотя её будущим мужем должен был быть видный представитель болгарской аристократии. Мать Виктора давно не видели в обществе из-за того, что одна из фанаток его сына хотела проклясть другую, но, к сожалению, заклятие срикошетило и попало в миссис Крам. Не думаю, что Виктору будет особенно приятно читать такие подробности о своей семье в газете. Но особенно неприятным и даже досадным был тот факт, что Скитер каким-то образом удалось узнать об их с Гермионой прогулке по школе. Эта неугомонная журналистка в одночасье смогла пройтись и по Виктору, и по Гермионе. Будто предвкушая своё недовольство от предстоящей статьи, Виктор на фотографии хмурился и старался уйти из кадра. Покосившись на подругу, которая была довольно смущённой, я продолжил чтение газеты.

Следующий разворот газеты представлял одновременно меня и Флер, и он изобиловал фотографиями. Фотографиями, на которых я с усмешкой смотрел на Флер, а она все время косилась на меня, кокетливо улыбаясь. Наши фигурки на фотографиях, кажется, жили какой-то своей отдельной личной жизнью, значительно отличающейся от того, какую жизнь вели мы. Абсолютно очевидно, что наши копии на фотографиях кокетничали друг с другом, обмениваясь полуулыбками, даже иногда касаясь друг друга, при этом совершенно не стесняясь того, что их окружали директора школ и другие чемпионы. Почему Вселенная вела заговоры исключительно против меня?

— Мне кажется, Сириус настолько переполнен эмоциями именно из-за этих фотографий, — весело предположила Алиса, что, кажется, было весьма верным предположением.

Помимо странных фотографий, на которых наши копии вели себя совершенно неестественным образом, была ещё статья. Статья, наполненная всевозможными странными предположениями. Казалось, Скитер придумала целый роман о жизни этих фотографических персонажей. Все-таки фантазии Риты Скитер можно позавидовать: она смогла высосать из пальца огромную историю, изобилующую различными пикантными фактами. Так, по мнению Риты, наш с Флер роман начался ещё с финального матча на Чемпионате мира по квиддичу. Именно по этой причине я был приглашён на её день рождения, где оказался тем самым роковым соблазнителем, который разлучил молодых окольцованных влюблённых. Цветы на моем лице, которые запечатлеть на камеру так и не удалось, Рита смогла весьма красочно обрисовать словами, оказались на моем лице и теле, потому что Флер приревновала меня к Гермионе, которая, если судить из предыдущего разворота, пыталась окрутить перспективную квиддичную звезду. Одним словом, Скитер завернула просто сногсшибательный выпуск газеты.

— Отчего же ты настолько ревнива, дорогая? Ты же прекрасно знаешь, какие глубокие чувства я к тебе испытываю, — свернув газету, фыркнул я, взглянув на, кажется, немного оробевшую Флер. Покачав головой, она никак не ответила на мой выпад. Алиса удивлённо взглянула на сестру и, могу поклясться, что если бы они сидели рядом, то она непременно проверила бы, нет ли у Флер температуры. Хотя для того, чтобы узнать это, можно было спросить и меня: за сегодняшнее утро я вполне смог оценить, насколько тёплой была её кожа.

— Расслабься, Гарри, я почти уверена, что тётя Аполлин сожгла все выпуски Ежедневного пророка, которые смогли попасть в их дом, так что дядя Гаспар не придёт линчевать тебя сегодня в Хогсмит, — весело пропела Алиса. Сестра сказала это достаточно громко, чтобы её смогла услышать Флер и все окружающие нас студенты. Флер, которой, кажется, ещё не приходила на ум такая идея, ошарашено взглянула на кузину. По выражению её лица можно было смело утверждать, что план бегства на самый крайний случай пока ещё придуман не был.

— Ты специально издеваешься над ней? — тихо спросил я у Алисы.

— Ты же хотел увидеть, как выглядит вейла, когда перекидывается, — пожала плечами сестра. — Ради тебя, милый братец, я готова провернуть любой фокус.

Кажется, обрадованная перспективой встретиться с родителями и младшей сестрой, Алиса была готова поддевать всех и вся. Её позитивный настрой ничего уже не могло поколебать. Покачав головой, я хлопнул Рона свёрнутой газетой по затылку. На его возмущённый взгляд я кротко ответил, что убивал паучка. Завертевшись словно уж, Рон стал пытаться стряхнуть воображаемого паучка с себя.

— И это меня ты только что обвинял во всем человеческом зле, — иронично протянула Алиса под дружный хохот гриффиндорцев, наблюдавших за Роном.

— С кем поведёшься… — многозначительно протянул я, за что тут же получил несильный, но все же меткий тычок в рёбра.

Получив столь яркий выпуск газеты, всем чемпионам следовало бы несколько раз подумать, прежде чем выходить из школы, но никто из нас и представить не мог такого поворота сюжета. Должно быть, именно поэтому мы все и оказались в деревне на одной и той же улице под обстрелом одних и тех же заклятий.

Хогсмит в этот выходной был полон народа: многие родители прибыли в деревню, чтобы навестить своих детей. Разумеется, помимо родителей и учеников, деревня была полна праздных зевак, желавших увидеть чемпионов Турнира. Более чем очевидно, что в этой толпе были журналисты, надеющиеся заполучить в свои цепкие руки сенсацию. Например, сразу выделялась кузина Флер — Франческа, флиртующую со всеми вейлу очень сложно было не заметить. Особенно невозможным это стало, когда я смог получше рассмотреть мужчину, с которым она заигрывала. Это был Орион Сириус Старк собственной персоной. По всему было видно, что крестного такое положение вещей вполне устраивало: он громко смеялся над любой, кажется, более или менее весёлой фразой вейлы.

— Не ожидал увидеть их вместе? — Кларисса подошла к нам с Алисой совершенно незаметно. Так что когда я услышал голос рядом с нами, то моим первым желанием было проклясть этого человека, а уж потом думать, с какой целью он подошёл.

— Совершенно, — Алиса стянула с себя мантию-невидимку и отправилась вместе с Патриком и Эмбер на встречу к кузине, таким образом оставляя нас с Клэр для серьёзного разговора по душам. Вернее, наш разговор будет касаться исключительно одной, поделённой на кучу частей, души. — Я почти уверен, что Сириус выболтает ей все свои тайны и поставит своё и без того не слишком легальное положение в обществе под удар.

— Не поставит, — довольно легкомысленно отмахнулась от моего предположения Клэр, пока мы шли в сторону Кабаньей головы.

— Откуда такая уверенность? — крестраж в моей сумке никак на меня не влиял, но мне почему-то казалось, что он потихоньку начинал влиять на окружающих. Столько в этом оторванном кусочке души были безумия, что оно должно было иметь какой-то радиус действия, сравнимый, как минимум, с радиусом взрыва ядерной бомбы.

— Если что, он сможет убрать это воспоминание, — фыркнула Кларисса, открыв для меня дверь в паб. Аберфорт в приветствии махнул нам рукой, показав на дальний столик, уже накрытый для нашей компании. Пока мы занимали свои места, а Аберфорт, будучи очень любезным хозяином и вообще радушным человеком, выгонял прочих посетителей из паба, я пытался переварить полученную информацию.

— Честно говоря, что-то мне подсказывает, что я совершенно не хочу узнавать, каким образом тебе удалось узнать все о крестражах Тёмного лорда, но, помня о твоей магической коме, затянувшейся на несколько дней, я обязана узнать, что ты натворил, Гарри, — Кларисса, словно дирижёр в театре, делала взмахи волшебной палочкой, и бутылка вина, приготовленная Аберфортом для нас, открылась и начала заполнять бокалы своим содержимым. Несмотря на настойчивые просьбы хозяина бара, завсегдатаи не торопились расходиться.

— Не думаю, что то, что я сделал, слишком уж незаконно или запрещено, а вот то, что я увидел, действительно очень малоприятно, — пожав плечами, я сделал небольшой глоток вина. Я был не таким уж большим ценителем этого напитка, поэтому весь букет смог оценить только по удивлённому хмыканью Клариссы, также опробовавшей напиток.

— Что именно ты сделал? — с тяжёлым вздохом спросила тётя, чуть прищурившись. Она явно опасалась услышать мои объяснения.

— Воспользовался заклятием Эксплуа, — спокойно ответил я. Несколько минут Кларисса переваривала ответ, затем открыла рот, чтобы что-то уточнить, но быстро передумала. Ещё пару минут мы сидели в тишине, прислушиваясь к тому, как Аберфорт пытался выгнать двоих уже довольно захмелевших волшебников.

— Это заклятие поиска на крови, Гарри, — медленно проговорила Кларисса. — Оно действительно довольно простое и совершенно безобидное, но с его помощью проводят поиск исключительно кровных родственников.

— Тогда как получилось у меня? — не то чтобы я уже не догадался, почему у меня получилось, но все же не мешало услышать точное объяснение.

— На тот момент ты ещё был связан с ним, но так как связь была очень посредственной, вместо крови заклятие питалось твоей магической силой, — коротко и по существу пояснила тётя, разъяснив то, что не смогла понять по моей ауре Алиса.

— Значит, хорошо, что я успел провернуть все это, пока связь действовала, — я протянул Клэр коробку, уменьшенную до размеров спичечной, в которой лежала диадема и колба с моими воспоминаниями. — Для того, чтобы из одного действующего крестража сделать маяк на другие, тебе нужно будет сделать что-то особенно неприятное? — мне не хотелось бы, чтобы Клариссе пришлось слишком долго изучать диадему.

— Нет. Я немного раздроблю крестраж и, заполучив таким образом крупицу его души, внесу её в карту, а уже на ней появятся отметки о том, где искать остальные куски, — беспечно пожав плечами, Кларисса убрала коробок в свою сумку. Если верить её словам, то все было проще простого, но не думаю, что то, что связано с раздроблением души могло быть просто и легко.

— Почему, если все так легко, такого никто не сделал раньше? — либо вино на меня так действовало, либо ещё что-то, какое-то ещё не до конца осознанное мной, вернувшееся ко мне чувство, но, услышав мой вопрос, тётя смутилась.

— Хорошо, все не так уж и легко, но я могу это сделать, и это положит конец Тёмному лорду, разве это не прекрасно?! — тут же парировала Клэр.

— Результат, разумеется, будет прекрасным, но какова цена исполнения? — Аберфорту, наконец, удалось выгнать всех постояльцев, и он, громко ругаясь, зачаровывал дверь.

— Откуда в тебе столько занудства? — меланхолично поинтересовалась тётя, с совершено наглым намерением снова наполняя мой бокал.

— Алиса сказала, что было бы неплохо, если бы ко мне вернулось чувство самосохранения, — в тон Клэр ответил я, поигрывая вином в бокале.

— У меня есть для вас новости, — Аберфорт устало плюхнулся на стул, рядом с нами. Залпом выпив налитый ему бокал вина, он почесал бороду, думая, как лучше преподнести нам свою новость. — Гарри был прав: с Грюмом совершенно точно что-то не так. Я наблюдал за ним все это время: если бы я не знал Грюма настолько хорошо, то можно было бы подумать, что он просто играет, стремясь произвести впечатление на учеников. Но я отлично знаю Аластора и прекрасно знаю, что впечатление на новобранцев он производит только в первую неделю знакомства с ними, а затем он даже смягчается. Разумеется, при его паранойе его благосклонность не бросается в глаза новобранцам, но его друзья прекрасно понимают, к кому Аластор благоволит.

— Что это может значить? — честно говоря, то, что я оказался прав в своей паранойе в отношении Грюма не слишком меня радовало.

— Либо Аластор окончательно сошёл с ума, либо кто-то им управляет. Второй вариант развития событий совершенно невозможен, так что, как ни прискорбно в этом признаваться, но, кажется, Грюм сошёл с ума, — Аберфорт поджал губы так же, как это обычно делала тётя Петунья.

Беседа, которая завязалась между Аберфортом и Клариссой, не касалась ни одной интересующей меня вещи, поэтому я позволил себе не прислушиваться к ней. Куда больше меня интересовало, каким образом крестный оказался связан с кузиной Флер. Возможность такой степени родства мне не слишком нравилась: у меня и без того было три вейлы в родственницах, и ещё одна совершенно и точно превысила бы степень моей терпимости. Сказав Клэр, что отправился искать Эмбер и Патрика, я распрощался с Аберфортом и направился гулять по деревне в поисках остальных своих родственников.

Если бы я знал наперёд, чем обернётся эта прогулка, то предпочёл бы остаться в пабе и слушать разговоры о политике.

Если говорить откровенно, то не думаю, что кто-нибудь из нас предполагал, что такое может случиться. Я думаю, вообще никто в здравом уме не мог предположить того, что станет участником небольшой войны средь бела дня. Более того, никто из тех людей, что знают меня, даже не могли бы подумать о том, что у меня окажется столько поклонниц, и они сделают, то, что сделали. Но это случилось: мои фанатки напали на Франческу и Флер, когда они выходили из Трёх мётел.

Я как раз выворачивал из-за угла, когда заметил луч заклятия, несущийся в их сторону. Заклятие, скорее всего, было неопасным, просто противным, особенно, если попадёт в девушку. Даже не задумываясь над тем, что делаю, я бросил своё заклятие, чтобы сбить луч с пути и нейтрализовать его. Но, кажется, замысел моих поклонниц был куда более опасным или, быть может, я вложил слишком много сил в своё заклятие. Одним словом, в результате столкновения заклятий стекла в кафе выбило напрочь. Осколками усыпало всех, кто находился поблизости. И именно с этого момента и началась всеобщая неразбериха.

Помимо Флер и Франчески на улочках Хогсмита оказалось ещё три вейлы, и, попросту говоря, началась неразборчивая стрельба заклятиями. Кто-то пытался защищаться, кто-то — атаковать, и в результате все смешивалось в причудливую форму различных странных заклятий, которые сыпались в разные стороны, рикошетя от множества щитов учеников и попадая в особо зазевавшихся студентов.

К тому моменту, когда профессорам удалось всех угомонить, в воздухе летало вейловское пламя. Пребывание в магической деревеньке было прервано, и все студенты в срочном порядке вернулись в школу. А зачинщики оказались в Больничном крыле перед судом директоров.

Должно быть, Каркаров, как и остальные, ожидал хоть какого-нибудь ответа на вопрос, но никто из нас даже не представлял, как можно было ответить на этот, в общем-то, простой вопрос. Флер, закусив губу, с интересом рассматривала Алису, Гермиону и Луну. Мне кажется, она уже придумала, какие им стоит сделать стрижки. По лицу Виктора было заметно, что отвечать ни на чьи вопросы он не собирается, даже если его начнут пытать. Драко и Седрик, скорее всего, чисто физически не смогли бы сейчас хоть что-то произнести.

— Во всем виновата Рита Скитер, — наконец, ответил я на вопрос Каркарова, и все чемпионы в один голос меня поддержали.