Изгоняя тьму (гет)

Сентябрь 2XX9

Прошла первая учебная неделя, но Рей до сих пор не могла свыкнуться с мыслью, что это был её последний школьный год. Она не имела ни малейшего представления, чем хотела бы заниматься в будущем, даже при условии, что Зак подбросил неплохую идею.

Она ведь не должна была появляться на этот свет.

Она не думала, что доживёт до этого момента.

Но плевать, думала она или нет, проблема оставалась всё та же — у неё в любом случае не было ни гроша на колледж, и родители вряд ли помогут ей с этим (она искренне надеялась, что после совершеннолетия её просто выставят на все четыре стороны). Сама она хотела поступить в колледж, получить диплом и образование, жить полноценной жизнью — и на сей раз она желала этого будущего.

Просто не знала, как этого будущего достичь.

— Итак, какие планы после выпуска? — спросила она у Ленни. В конце концов, именно для этого разговора они и выбрались в кафе.

Ленни скрестила ноги и поджала губы. За лето её кожа загорела до приятного бронзового оттенка, и она обновила рыжий цвет волос — в первый школьный день, несмотря на то, что они виделись раньше, Адриана, кажется, беспрерывно пялилась на подругу.

— А фиг его знает, — пожала она плечами. — Логичным было бы вернуться во Францию, там, всё-таки, дешевле, да и с визой ковыряться не нужно. Я бегло говорю по-английски, так что, теперь могу тупо получить степень и стать училкой английского. Ну, или могу преподавать у вас французский.

Этот вариант ей явно не нравился. Это был легчайший путь — они обе это понимали — но таким образом Ленни должна была отказаться от всего, что здесь приобрела. От своих друзей. От Адрианы.

— Но на этот вариант ты не рассчитываешь.

Это даже не было вопросом. Ленни молча смотрела на Рей, затем со вздохом скрестила руки за головой — красноречивее ответа не придумаешь.

— А ты?

Рей очень любила в своих друзьях это безмолвное понимание — она ничего не говорила, но они знали, что в её семье и жизни происходили ужасные вещи. Они не настаивали на откровенных беседах, не расспрашивали, но Рей мельком давала понять, что у неё не всё так радужно, как она пыталась показать — а большего они и не просили.

— Тоже не знаю, — ответила Рей, постукивая пальцами по чашке с чаем. — Я так… хотела бы пойти в наш колледж, вместе с Эдди и Адри. Ну, и с тобой тоже, — добавила она, и Ленни еле улыбнулась. — Я просто не знаю, будет ли у меня возможность.

— Мы можем чем-нибудь помочь?

— К сожалению, вряд ли.

— Хорошо, кто-нибудь ещё может тебе помочь?

Она почти открыла рот, чтобы сказать «нет», но тут же передумала. Раньше она бы не колебалась с отрицательным ответом — но теперь у неё был Зак (которому её папа ничего не мог сделать; о котором её папа даже не знал; который жил по другим правилам и мог найти другие выходы из проблем), и он всегда был готов доказать, что её жизнь была куда большим, чем Рей думала.

Её семья так долго вбивала идею, что она никуда бы не делась от этой жизни, что она была ничем иным, как ходячим проклятием на чужие головы, и что ей было суждено влачить жалкое существование изо дня в день до самой смерти. Ведь одного факта её рождения для её родителей было достаточным поводом для наказания.

Но они были неправы — её жизнь стоила куда большего. Рей стоила куда большего.

— Наверное, да, — наконец ответила она. — Кое-кто другой сможет.

— Вот и ладушки, — улыбнулась Ленни и взъерошила ей волосы. Чуть пискнув, Рей отшатнулась. — Пожалуйста, береги себя. Ты этого заслужила.

«Да уж, проще сказать», подумала Рей и не удержалась от мысли, что её жизнь была до того запутанной, что было тяжело сделать даже такую малость — подумать о себе, признать, что она была достойна заботы.

Иногда она фантазировала о том, что было бы, будь у них с Заком сотовые, если бы он умел читать (в последнее время он делал успехи — её личный повод для гордости). Наверное, Зак каждые пять минут спамил бы вопросами, как она кушает, как она высыпается, как она себя чувствует, «может, мне позвонить?». Её вовсе не напрягало это внимание (он и без того постоянно напоминал нормально питаться в родительском доме), и идея выглядела достаточно забавной.

— Уж попытаюсь, — улыбнулась Рей.

— Договорились, — подмигнула Ленни, прежде чем откинуться на своё место.

Рей отпила чаю, не сводя с подруги взгляд.

— Ленни?

— Ась?

— Я не спрашивала раньше… Почему ты приехала в США? Обычно иностранные ученики не задерживаются дольше, чем на год, а ты уже целых три, как с нами.

Глаза Ленни блеснули чем-то отрешённым. Рей давно уже хотела спросить, но до сих пор не могла себя заставить. Эдди тоже это интересовало, да и Адриана вряд ли знала причины, по которым Ленни жила в США. Это казалось довольно личным — и они не пытались спрашивать.

Но сегодня, как ни странно, Рейчел почувствовала, что момент наступил как нельзя удачный.

— Всё сложно, хоть и проще некуда, — пожала плечами Ленни. — Здесь живёт мамина родственница, моя тётя. Наша школа принимает иностранных учеников, и никто не был против, что взамен здесь буду учиться я. И английский я всегда хорошо знала.

— Действительно, как всё просто.

— Ага, — чуть усмехнулась она. — Сложность в том, что речь идёт обо мне. Во Франции средняя школа была сущим адом. Думаю, здесь ты меня поймёшь.

Рей на секунду прикрыла глаза.

— Школьная травля.

Очевидно, у неё дома людям тяжело было принять её эксцентричную натуру — здесь всё легко списывали на чужой менталитет — но зная её сильный характер, в голове не укладывался образ жертвы травли.

Ленни даже близко не была похожа на жертву, на Рей в её худшие годы. Ленни стояла за себя, никогда не понижала голос и не позволяла себя подавить. Ленни гордилась собой несмотря ни на что, и никогда бы не пожелала стать другим человеком.

Но именно это упрямство могло вызывать в ком-то ненависть. Рей хорошо это знала.

— Я уверена, ты знаешь, как люди могут пытаться сломить просто потому, что ты упрямо не склоняешь колени. — сказала она, и Рей согласно кивнула. — Я это пережила. Я не собиралась тупо терпеть, но иногда отдельные личности не знают, когда нужно остановиться. Я в школе была не особо популярна, потому что… ну, ты и так видишь. Крашенная полуазиатка с прибабахом, странным вкусом, громкая и хрена с два затыкающаяся. Наша школа в принципе не была очень терпимой, и я всё удивлялась, как у вас свободно.

— Так говоришь, будто у нас никто никого не травит, — покривилась Рей. — Но хотя бы за внешность здесь не трогают, здесь я согласна.

— Вот, а дружба с Адрианой априори защищает от нападок всяких говнюков, — и они обменялись понимающими улыбками, прежде чем Ленни покачала головой. — Но во Франции травля вытрепала мне все нервы, вот я и приехала сюда.

— Если честно, я рада, что ты здесь.

— Я тоже рада. Я помню, будто это было вчера, как сидела в комнате и думала, что же делать, потому что такая дерьмовая жизнь меня не устраивала. — Ленни посмотрела Рейчел в глаза. — Иногда ты можешь сделать очень немногое. Иногда не получается сбежать, как это сделала я, даже если тебе готовы помочь. Но если ты можешь, по крайней мере, облегчить себе жизнь… не думай дважды. Никто не заслуживает всю жизнь прожить в дерьме.

Рей опустила глаза и почесала затылок.

— Да… Наверное, мне стоит что-то сделать. Но чем я могу себе помочь?

Одна мысль была странной — помочь самой себе, сделать что-то для себя и наплевать на родителей, на все их слова. Это, в каком-то смысле, даже пугало. Рей предпочитала помогать другим, это всегда казалось куда проще, и она не знала, почему так.

Наверное, потому что она ненавидела себя. Потому что Рейчел Гарднер не должна была появляться на этот свет. А зачем заботиться о ком-то, кто в любом случае долго не протянет?

— Что ты хочешь сделать? — спросила подруга.

Рей показала язык.

— Вот именно, говорить здесь все умеют, но что ты хочешь сделать, Елена Валлетт?

— У-у-у, ну всё, если полным именем назвала — сейчас мне будет трындец.

— Ты когда Адриане предложение сделаешь?

— Когда кольцо достану.

— Значит, ты остаёшься в стране.

Ленни так широко улыбнулась, что у неё чуть глаза не закрылись.

— Ага, значит, остаюсь.

В груди Рей разлилось странное облегчение. Не то чтобы она была уверена в однозначном отъезде — напротив, в глубине души она знала, что Ленни останется — но её подтверждение окончательно расставило все точки.

— Твоя очередь, Рейчел Гарднер. Что ты хочешь сделать? — повторила она.

— …Не знаю.

Это был слишком новый, чуждый вопрос, и над ним стоило подумать чуть дольше, чтобы найти правильный ответ. Всё, что приходило в голову сейчас, казалось нереальным (в основном, из-за родителей), но теперь появлялся другой вопрос — оно действительно было таким уж нереальным, или это просто сказывались родительские издевательства?

— Я постараюсь найти кого-нибудь, кто мне поможет, — наконец ответила она.

«Найти» — в смысле, спросить Зака, потому что он точно знал людей, которые могли бы ей помочь и остаться невредимыми — до которых не добрался бы её папа.

— Хорошая идея, — подмигнула Ленни и протянула руку.

С улыбкой Рей дала «пять».

— Спасибо.

* * *

На улице шёл дождь, и папа снова напился. Она заметила его только когда прошла полгостиной — развалившегося на диване, не потрудившегося убрать с себя пустые пивные банки. Услышав её, он поднялся.

— Сука, — отпустил он.

На её лице не дрогнуло ни мускула, но она замерла, словно олень перед фарами. Чем больше Рейчел избегала отца — тем сильнее боялась его реакции, когда они встречались. Она не хотела даже подавать видимые ему признаки существования — просто желала, чтобы её проигнорировали и оставили в покое.

Отпустили и забыли.

Как будто он этого хотел — нет, он не мог позволить себе пройти мимо и не пнуть драгоценный мячик для битья, даже если при этом повторял, что не желал её видеть. Увидев, что он идёт навстречу, Рейчел могла только попятиться и обхватить дрожащими руками ремень рюкзака.

— Извини, — промямлила она. Как же было тошно-тошно-тошно.

Её тошнило от необходимости извиняться, когда она была ни в чём не виновата, тошнило от того, что это был её родной отец. Но его запой, кажется, только усугубился, когда она перестала попадаться ему на глаза, и Рейчел не знала, что ещё сказать в свою защиту.

К маме она ничего не чувствовала — разве что, лёгкую жалость.

Папа вызывал в ней настоящий животный ужас.

Обычно ему хватало тупых извинений, если он не был слишком пьяным. Извиняйся — и возможно, к тебе будут чуть-чуть добрее. Извиняйся — и может, он ударит не так сильно. Если в случае с Лизой она была готова выдержать побои, и в итоге высказаться, постоять за себя — дома за один неправильный писк папа вполне мог отправить её на тот свет.

Или даже сделать что-то хуже.

«Что ты хочешь сделать?», спрашивала её Ленни около двух недель назад.

Прямо сейчас, пойманная в ловушку семейного насилия, вынужденная молчать, чтобы защитить других, она не могла сделать ничего другого кроме как склонить голову, извиняться и молиться, чтобы не дошло до больницы.

— Нахрена ты вообще родилась? — продолжил папа. Она сжала губы. — Кто тебя просил? Не могла в роддоме сдохнуть?

— Извини, — она почувствовала пощёчину прежде, чем он успел занести руку и сердце всколыхнулось от подступившей паники. — Извини, наверное, мне повезло. Извини, что я родилась.

Ей было больно говорить это, даже чисто ради самозащиты.

Не то чтобы она никогда так не думала — думала, и часто. Просто больно было произносить эти слова, когда она начала привыкать к мысли, что её рождение было не таким уж плохим событием.

Он смотрела папе в глаза, помутневшие от опьянения, полные ненависти, и снова попятилась. Она думала про Зака, о его словах, о его благодарности за её существование — и как можно крепче вцепилась в это воспоминание.

— Нужно было сразу продать тебя.

Рейчел застыла.

Она не слышала этих слов с тех пор, как зашила птицу.

Она даже не знала, была ли слишком испугана, чтобы думать лишний раз, или уже была уверена, что рано или поздно снова это услышит. Её будто парализовало. Старая добрая пустота начала возвращаться словно спасение, словно последняя защита её гулко бьющегося сердца.

Папино лицо было перекошенным от смеси ярости, отвращения и садизма. Словно он сам не мог поверить, как умудрился столько времени протянуть без своего мячика для битья.

Рей чувствовала, будто умирала. Её одолевало старое желание исчезнуть, провалиться сквозь землю, подальше от этого человека — уйти в безопасное место. Но её единственным выходом была смерть, потому что Рейчел хорошо помнила, на что способен её папа, что именно вынуждало её молчать о насилии, независимо от того, как далеко могли зайти издевательства.

— ХВАТИТ МОРОЗИТЬСЯ, УНЫЛАЯ БЕСТОЛКОВКА!

Он уже занёс руку, его покосило от чистой ненависти, и Рейчел явно ощущала, как умирает-умирает-умирает, потому что всё повторялось, и она должна была расплатиться за более, чем год спокойной жизни…

Раздалась трель.

Папиного телефона.

Ему звонили. Рука замерла в воздухе.

Рей закрыла глаза и глубоко вдохнула. Она бы сейчас точно рухнула — а папа уже полез за телефоном в карман и нахмурился, увидев, кто ему звонил.

— Какого хуя он хочет? — рыкнул он и принял вызов, пьяный, озлобленный, всё ещё перекошенный. Рейчел сделала шаг назад. — Чего тебе?

И он резко застыл. Всё искажение в момент исчезло с лица, и он, кажется, чуть отшатнулся от собственного телефона. Рейчел отступила ещё на шаг и почувствовала, как упирается рюкзаком в стену.

— А ты ещё, блядь, кто?

Если что-то и можно было прочитать по лицу её пьяного папы — он терял последний контроль. Она не видела его таким уже долго, а может, и вовсе никогда не видела. В конце концов, сила — власть, и папа никогда не позволял себе проявлять слабость. Он всегда выглядел сильным, держал ситуацию под контролем; но теперь он выглядел безнадёжно утопающим.

Отчасти она была в ужасе. Она едва была знакома с этой папиной стороной, она понятия не имела, что он собирался делать дальше, как он мог реагировать, и чем закончится её экзекуция.

И отчасти, она злорадствовала. Тот, кого она так долго боялась, наконец, страдал.

— Какого хрена? — выплюнул он. Она никогда не видела его напуганным, но боже, кажется, сейчас он явно испугался. — Куда делся Джеймс?

Джеймс.

От одного упоминания этого имени сердце бешено заколотилось в груди. Этот вечер, кажется, был сплошным напоминанием о том, что случилось десять лет назад, потому что она не слышала про Джеймса с тех пор, как…

Она сжала кулаки так крепко, что ногти впились в ладони. Нет, она услышала всего лишь имя. У папы были коллеги по имени Джеймс, это имя было не таким уж и редким, и вряд ли имело отношение к тому самому Джеймсу, которому её папа звонил той ночью десять лет назад, когда её жизнь сгорела дотла.

По её собственной вине.

— Умер?

В реальность её вернуло зрелище папы, побелевшего, словно полотно. Он сжал телефон в ладони, случайно задел громкоговоритель, но даже этого не заметил.

— Так точно.

Голос был женским. Не Джеймса. Далеко не Джеймса.

— Откуда… ты знаешь?

Папа говорил со смесью страха, неверия, ужасной потери в голосе. Рейчел глубоко вздохнула в попытке отогнать нарастающую панику и уже привычную дрожь, сковавшую конечности, до боли сжавшую грудь. Для побега момент был как нельзя удачный, нужно было всего лишь заставить себя шевелиться.

— Дай мне пару секунд.

Послышался знакомый рингтон входящего сообщения. Едва папа отвлёкся, чтобы посмотреть на экран, Рей смогла сдвинуться с места.

Она убегала с его глаз долой, пока он шокировано вопил. Он не обращал на дочь ни малейшего внимания — и она, не оглядываясь, достигла лестницы. Она слышала его ругань.

Она не хотела знать, что случилось.

Это было не её дело.

Она знала, что что-то точно произошло, но не знала, что именно, и это её не интересовало. Прямо сейчас всё, что было важным — она сбежала от папы, испуганного и разъярённого одновременно, и она не знала, чем всё закончится для её семьи, лично для неё.

Она бросила рюкзак на пол и закрыла за собой дверь комнаты. Ладонь на дверной ручке нервно тряслась.

Она слышала, как внизу кричит папа, слышала грохот и звяканье. Он наверняка сейчас срывал злость на мебели, разбрасывал пивные банки. Рейчел не знала, чем закончился звонок — то ли он повесил трубку, то ли женщина всё ещё была на проводе — но она уже этого не слышала.

Она понимала, то это не важно.

Она опустилась на колени, повисла на дверной ручке и прижалась к холодной двери лбом.

И закрыла глаза.

Она уже скучала по своему дому.

* * *

Она не знала, как долго простояла на коленях под дверью, слушая, как папа громит гостиную в приступе ярости — да и страха тоже — но её ноги вскоре начали болеть, и пришлось подняться.

Она чувствовала, как внутри немеет.

Она слишком хорошо знала это онемение — за ним обычно следовала мёртвая пустота.

И сегодня она поняла, как сильно ненавидела это чувство.

Разумеется, нельзя было бесконечно радоваться вопреки всему, но это онемение тенью следовало за ней, когда она переживала внутреннюю смерть. Сейчас она была на пути к исцелению — и даже вспоминать о прошлом было невыносимо.

Она не хотела быть мёртвой. Только не снова.

Закрыв глаза, Рей сделала несколько вдохов, вспомнила разговор с Ленни. Что она хотела сделать? Прямо сейчас — пойти к Заку. Упасть в его объятия, уткнуться лицом в его шею, вдохнуть его запах, почувствовать на своей талии его руки, способные защитить от всего на свете.

Она хотела домой.

Она думала про Зака, и онемение чуть-чуть отступило — достаточно, чтобы можно было открыть глаза и отойти от двери. Отпустив дверную ручку, она скользнула пальцами по металлу, прежде чем опустить ладонь.

Вдох. Выдох. Ещё раз. Она старалась думать о нём — не так уж и сложно, Зак вечно занимал её мысли — и обернулась, чтобы поднять рюкзак, закинуть на плечо и распахнуть окно.

На секунду Рей застыла. Однажды отец уже застал её возле окна, готовую сбежать, и она могла только молча трястись от ужаса.

Сейчас её комната была заперта на замок.

В другой раз она бы подумала о неприятных последствиях — но сейчас все её мысли занял Зак и чувство уюта в его доме. Отбросив последние глупые сравнения, она перелезла через окно, чтобы уйти подальше от места, которое никогда не могла назвать своим домом.

* * *

Зак открыл дверь ещё до того, как она успела постучать — и Рей тут же налетела на него, ощутила его тепло, мягкую ткань толстовки, запах, тёплую твёрдую грудь, и боже, она уже чувствовала себя как дома.

Чувствовала себя в безопасности.

— Воу-воу, — с лёгким смешком выдохнул он.

Она плакала? Да, было бы неудивительно. Она провела дома не больше часа, но казалось, что они с Заком не виделись целое столетие.

— Извини, — промямлила она. — Ты куда-то собирался?

— Нет, я… — он замолк, нежно поглаживая её волосы. — Я просто услышал тебя на лестнице. Ты как будто дверь мне снести собралась.

Он подхватил её одной рукой и отошёл, захлопывая дверь. Она не отстранялась, даже когда скидывала рюкзак с плеча на пол.

Зак пошёл к дивану, чтобы присесть на подлокотник.

— Ты в порядке? — спросил он.

Не то чтобы он и так не догадался — но хотел услышать это от неё.

— Да, — она вцепилась в его толстовку, словно до сих пор не верила, что он был рядом. — Я в порядке. В порядке… — закрыв глаза, она глубоко вдохнула. — Я просто не заметила папу. Он напился, как никогда, и… случилось кое-что странное.

— В смысле, странное?

Рей не могла определить, это в его голосе было волнение или скептицизм — в конце концов, не ей, влюблённой в серийного убийцу, говорить о странностях — и от этой мысли она расплылась в улыбке. Она чуть повернулась, чтобы снять туфли и отбросить их в сторону двери.

— Ему позвонили. Кто-то из его друзей умер.

— Клянусь, я не при делах.

Теперь она в открытую рассмеялась. Его хватка на талии чуть усилилась — как обычно, когда Зак начинал волноваться и желал её защитить — и он заворчал, потому что говорил не просто, чтобы пошутить.

— Зак, я догадалась, что это не ты, — подразнила она.

— Ты не могла знать наверняка.

Его ладони скользнули по бокам вверх, очертили шею, прежде чем достичь её скул. Обхватив её лицо, он прижался к её лбу своим.

— Зак?

— Я рад, что ты всё ещё улыбаешься.

Этим было сказано всё, и одновременно ничего. Выдохнув, она положила руки на его грудь, чтобы почувствовать его сердцебиение. Зак чмокнул её в висок и ослабил хватку.

— Что случилось?

— Говорю же, ему позвонили. Наверное, это должен был быть… — она покривилась, вспоминая её первое столкновение с Джеймсом (в любом случае, покойным). — В общем, папин знакомый. Но это был не он, вместо него звонила какая-то женщина, сказала папе… что его друг умер и наверное… мне кажется, она прислала ему фотографии.

Зак прищурился, но не сказал ни слова. Она восприняла это, как разрешение продолжать.

— Я в жизни не видела папу таким… испуганным. Не думаю, что вообще видела его в подобном состоянии.

Зак опустил уголки губ.

— А та баба, он её знает? Он испугался, потому что позвонила именно она, или…

— Нет, скорее всего, он испугался, потому что умер именно этот его знакомый, — ответила она, но не стала рассказывать о догадках. — Его обеспокоило, что позвонили специально с номера этого человека. Они вряд ли были коллегами или близкими друзьями, но от одного факта, что ему звонил не тот, кого он ожидал… Папа почти что запаниковал.

На минуту воцарилась тишина. Зак только сильнее мрачнел.

— Значит, какой-то мутный тип.

Она сглотнула комок в горле.

— Возможно.

Дальше разговор не задался. Она не рассказывала о своей почти стопроцентной уверенности, что её папа был не просто злобным копом, как и о том, что эта уверенность появилась ещё десять лет назад (у неё были плохие воспоминания об огне. Она впервые сорвалась. Зашила птицу и забыла об этом). Папа после этого не подавал виду, но…

Она никогда не забывала о том страхе — первой эмоции, что Зак увидел в её пустых мёртвых глазах.

— Блядь, вот же сука, — тихо рыкнул он и едва слышно пробубнил себе под нос: — Старик всё же спустил монстрятину с цепи. Мог бы и меня попросить.

— Ты знаешь, кто это? — оживилась Рей, но тут же всё поняла, когда Зак чуть скривился. — А. Не можешь рассказать?

— Нет, извини. Если бы мог — сказал бы сразу, но…

— Всё хорошо.

Он вздохнул, и в следующую секунду она снова прижималась к нему, пряча лицо в изгибе его шеи, и чувствовала, как он вдохнул запах её волос, зарылся пальцами в пряди. Она почти задалась вопросом, кто из них тут сильнее разволновался — но его присутствие практически изгнало любое напряжение, страх из прошлого.

— Я не хочу больше отпускать тебя в это ёбаное пристанище ада, — прошипел он с какой-то горечью в голосе.

— Как будто у меня есть выбор, — пробормотала она в его толстовку.

— Я понимаю. Блядь, я хорошо это понимаю, но просто… Просто… Однажды я тупо сорвусь и нахуй прибью твоего папашу.

Сквозь явный гнев в его голосе слышалась мрачная решимость. Мрачное обещание. Рей даже не удивилась, но и возразить никак не смогла.

— Не знаю, — ответила она. Другого ничего сказать не смогла. Он не знала, что припасло ей будущее, но кажется, Зак был однозначно уверен. — Всё, что я могу точно обещать — после восемнадцатилетия я там не задержусь.

Она не могла звать это место домом — для неё оно было ничуть не лучше тюрьмы.

— Рей, давай жить вместе.

Она резко выдохнула — и все мысли вылетели из головы. «Давай жить вместе» — так он сказал. «Давай жить вместе».

Жить вместе с ним.

Дома.

На губах уже застыла тысяча возражений и отговорок, потому что так её воспитали — она не заслуживала чужого добра и собственного счастья (только наказания), но…

— Рей, нет, — сказал он прежде, чем она успела открыть рот. — Я знаю, о чём ты сейчас думаешь. Быстро, блядь, выкинь это из головы, потому что я уже хрен-знает-сколько месяцев набирался смелости это сказать. Ты, всё-таки, заслужила полноценной жизни, а я не хочу лишний раз привязывать тебя к себе.

На несколько секунд она даже не поняла, это было его жаркое нервное сердцебиение, или её — хотя, скорее всего, и то, и другое. Ей показалось, что у него дрожали руки — еле слышно — и сердце сжалось от отчаяния в его голосе.

— Если хочешь, можешь хоть всю планету объездить. Если хочешь, можешь жить у подруг, или хоть на другой конец страны переехать. Если хочешь, можешь уехать подальше от меня, даже если… я больше никогда тебя не увижу и сгнию здесь от тоски. Я отпущу тебя и не буду даже пытаться тебя отговаривать, потому что твоя счастливая жизнь гораздо важнее моих тупых желаний… — он сделал паузу, чтобы отдышаться, как будто до этого вообще не дышал. — Но именно ты превратила это место в настоящий дом. Если ты хочешь… действительно этого хочешь, если тебя устраивает… блядь… жить вместе со мной… Если тебе некуда пойти, и ты не хочешь никуда идти — останься со мной. Здесь. У нас дома.

Она хотела сказать ему, что не могла согласиться, что он был слишком добрым — но понимала, что отчасти уже давно жила здесь. Это место уже стало её домом. Она спала в его постели, готовила на его кухне, пользовалась его ванной, зависала с ним на его диване, здесь уже давно была её одежда и личные вещи — по сути, если бы её дом в один прекрасный день сгорел дотла, она бы просто пришла к Заку и ничего не потеряла.

— Рей, — тихо позвал он. — Рейчел.

На его губах её имя звучало чем-то совершенно новым. Чем-то куда более сильным, важным и бо́льшим, чем она была на самом деле. Он произнёс её имя словно молитву, словно последнюю в жизни просьбу, словно отчаянный зов к богине.

Пожалуйста, ответь, хотел сказать он, но сдержался. Впрочем, она почувствовала невысказанную просьбу.

— Да, — выдохнула она, хотя демоны в голове навязчиво доказывали, что она не имела права даже думать о согласии. — Да, — повторила она, подавляя собственные мысли, потому что наедине с Заком, чувствуя к нему безграничную любовь, любая ненависть к себе отступала. — Да, я согласна.

Она точно сейчас плакала. Боже-боже. Зак начал смеяться — облегчённо, по-детски, свободно.

— Умница, — сказал он.

— Я люблю тебя, — просто ответила она.

Он снова рассмеялся, и она отстранилась от его шеи, чтобы увидеть на его лице улыбку, способную затмить самое яркое солнце. Он убрал ладонь с её волос, чтобы погладить лицо, коснуться большим пальцем её губ.

Зак прижался к её лбу своим — ещё не поцелуй, но достаточно близко к нему.

* * *

Рей вернулась домой в разгар родительского спора. Они были на кухне, но слышно было до самой входной двери — и Рей поняла, что устала от их ссор, но не в том же смысле, что раньше.

Она не хотела освобождаться от этих бесконечных споров смертью — скорее, просто желала, чтобы они прекратили. Желала уйти из дома и никогда не возвращаться. Теперь её даже близко не интересовали их проблемы.

— Это всё ты, шлюха! Ты меня сдала!

Она притормозила, услышав папу. Обычно она не любила прислушиваться, но если это поможет ей лучше понимать ситуацию, или вовсе даст повод уйти из дома…

Услышав мамин голос, она прошла по гостиной ближе к кухне.

— Ты ёбнутый, я здесь при чём? Ты сам себе свинью подложил! Стоило лучше следы заметать — и на тебя бы никто не вышел!

Мама явно боялась. Она не стеснялась давать папе отпор, но если у него было настроение хуже обычного — дело заканчивалось лишними побоями. Рейчел почти было её жалко. Почти.

— Кто?! — гаркнул папа. — Я даже не знаю, кто это! Джеймс мёртв, у них наводка на меня, и кроме тебя, напиздеть было некому!

— А вдруг… — заикнулась мама, — вдруг это… Не знаю, может, твои знакомые слишком любят языком почесать? Я тоже о них никогда не слышала, и никому ничего не говорила. Я, как бы, тоже здесь не последним числом, забыл?

— Блядь. Да, наверное, кто-то из них. Эти уёбки не отвечают на мои звонки.

Рейчел на цыпочках отошла от двери, стараясь понять, что всё это могло значить — для неё, в первую очередь. Папа успокоился от мысли, что виноват кто-то другой, и наверняка будет вести себя так, будто ничего не случилось, да и мама тоже. Рейчел не могла утверждать, что она в безопасности — но сейчас ей ничего не грозило.

А потом её мама безумно захохотала.

— А вдруг их всех уже поубивали?

И теперь Рей не думала дважды, прежде чем развернуться и убежать.

Она мчала по улицам, пытаясь рукой прикрыть голову от начавшего моросить дождя. Спустя считанные секунды начался плотный ливень, и Рей взвизгнула, чувствуя, как нога заскользила по земле, и инерция отправила её прямиком в какого-то прохожего.

К счастью, кем бы он ни был, этот человек не только не упал следом — но и поддержал саму Рей. Она тут же смущённо отшатнулась.

— Прошу прощения!

Смущение только усугубилось, когда она рассмотрела перед собой одну из красивейших женщин, когда-либо виданных в жизни. Она была настолько прекрасной, что Рей пялилась ей в лицо куда дольше, чем следовало бы. Настолько прекрасной, что Рей могла бы с первого взгляда влюбиться, как когда-то запала на Адриану (но на её беду, идиот-Айзек-Фостер накрепко засел в её влюблённом сердце).

— Ничего, бывает, — уверила незнакомка. Она не выглядела злой, да и дождь её, кажется совсем не напрягал. — Будь осторожна.

Рей, всё ещё смущённая, кивнула.

— Постараюсь. Прошу прощения, я… Спасибо, что поймали. Я пойду. Хорошего дня.

Она чуть склонилась, и женщина отошла в сторону. Дождь даже близко не утих — и Рей прибежала к Заку домой вымокшая до нитки.

С её волос и одежды дождевая вода чуть ли не ручьём лила. Она включила свет, но Зака на диване не оказалось — прищурившись, она заметила его, свернувшегося калачиком на кровати. Учитывая его беспорядочный график, она бы не удивилась, если бы он сейчас спал «за ночь».

Рей разулась, стянула пальто и мокрые носки. Покосившись на спящего, она решила, что всё-таки, перспектива ходить в мокрых налипших джинсах немного хуже, чем если бы Зак увидел её нижнее бельё. И она на полном серьёзе разделась прежде, чем прошлёпать по квартире в ванную. Зак, к счастью, даже не шелохнулся, и Рей поблагодарила всё сущее за избавление от столь неловкой сцены.

Пока она приняла душ, переоделась в его толстовку и вышла, Зак успел проснуться и уже сидел на кровати, очаровательно умиротворённый, с растрёпанными волосами, одним видом соблазняющий подойти и поцеловать.

— Привет, — улыбнулась она и, не успела влезть на кровать, как он схватил её запястье, чтобы притянуть к себе. — Всё хорошо?

— Ага, — выдохнул он. — Всего лишь дождь. Ебучая тоска. Давно уже такого не было. — Рей встала на коленях и обхватила ладонями его лицо. Он лениво усмехнулся. — Спи спокойно, коротышка. Всё пройдёт.

Она выгнула бровь.

— Коротышка?

— А кто же ещё? — он поддразнивал, но явственно ощущалась его необходимость что-нибудь сказать, разрядить обстановку, отвлечься. — Мелкая.

— Дылда.

Чуть посмеявшись, он уткнулся лицом в её шею. Рей провела пальцами по его волосам и почувствовала, как он обхватил её талию.

— Поговори со мной, — прошептал Зак. Его дыхание опалило её кожу, и она подавила дрожь. — Пожалуйста. О чём угодно. Я просто хочу слушать твой голос, а не… дождь. Расскажи мне… — он чуть поколебался, — как у тебя дела? Твой папаша ничего не вытворяет? Тебя не трогают?

— Не трогают, — выдохнула она. — Не переживай. Я слышала, как сегодня они с мамой спорили. Папа думал, что это она его сдала, но в итоге… они сошлись на идее, что это могли быть другие его сомнительные знакомые.

Она не рассказывала о другой части их разговора, о том, что её родители принимали последствия собственных ошибок, о воспоминаниях, связанных с этими ошибками. Слишком было рано. Уж лучше она оставит эту часть своего прошлого на потом — сейчас она только набиралась смелости, чтобы с этим столкнуться.

— Наверное, — Зак сделал паузу. — Я немного переживал, что начнётся война за территорию — ну типа, зачем ещё мутной бабе мочить такого же мутного типа? — но вроде бы, всё спокойно. Тебя не тронут.

Она кивнула. Она всё ещё не привыкла к мысли, что от одного присутствия в её жизни Зака балансировала на границе светлой и тёмной сторон её города — но рядом с ним её мало что беспокоило.

— На самом деле, я больше из-за родителей переживаю, чем из-за делёжки территории.

— Вот скоты, — рыкнул он. — Быстрее бы уже тебя в покое оставили.

— Думаю, недолго осталось. Надеюсь. Мне в любом случае там никогда спокойно не жилось.

Рей вспомнила, как он просил её жить с ним — и в груди разлилось тепло. Она могла бы рассказать Заку, что он понятия не имел, как много для неё значило его предложение, но это было бы ложью.

Его дом (их дом) стал таковым благодаря совместным усилиям.

— Предложение убить их в силе, если что.

— Зак, нет, — она засмеялась, когда он начал по-детски ворчать, и решила сменить тему, пока Зак не привёл слишком соблазнительные аргументы. — Я, когда шла к тебе, на улице буквально влетела в очень красивую женщину.

Зак снова начал что-то ворчать под нос. Ей внезапно стало интересно, мог ли он приревновать.

А почему не мог? С него станется.

Было достаточно очевидно, что Зак не совсем глух к её чувствам, но Рей не собиралась на него давить. Пусть лучше он сначала разберётся со своими чувствами, потому что сейчас у него вполне могло не быть ответов на её вопросы.

Впрочем, это не значило, что она не могла чуть-чуть себя побаловать.

— Она чем-то на тебя похожа, — продолжила Рей. — Не только внешне, но… Наверное, она похоже держалась? Она была такая крепкая и уверенная.

— Крепкая, — повторил Зак.

— Ага, она меня успокоила когда я в неё врезалась, — Рей подавила улыбку. — Она очень красивая.

— Спорим, на самом деле она — старушенция за сорок.

Рей изо всех сил сдерживала хохот, но решила не отвечать.

— О, она мне и Адриану напомнила. Наверное, всё дело в осанке. Я говорила, что Адриана мне давным-давно нравилась?

Ей нравилось, как он напрягся от этих слов, нравилось чувствовать его внутреннюю борьбу, когда он отстранился, чтобы посмотреть ей прямо в глаза. По его глазам буквально можно было прочитать, что её слова его раздражали — но он сам не понимал, почему.

— Ты… что-то такое говорила, — пробормотал он. — Вроде бы. Но разве она не мутит с твоей французской подружкой?

Ага, точно.

Ревновал, очевиднее некуда.

Она пожала плечами.

— Ну, здесь ты прав, — она была уверена, что Ленни и Адриана успеют разобраться с чувствами до выпуска, и Эдди ей проспорит. — Знаешь, ещё до того, как мы с ней подружились, я ею так восхищалась… Она всегда казалась мне потрясающей.

Сейчас Зак выглядел настолько противоречиво, что захотелось рассмеяться. Она сжала его щёки, а когда отпустила — он надулся.

— Чего смешного?

Сейчас она не сдерживалась от смеха.

— Зак, у тебя такое лицо…

— Какое?

— Ты что, ревнуешь?

Настроение чуть переменилось. Зак отвёл взгляд, скользнул руками по её бёдрам — Рей по его хватке могла бы сказать, что сейчас в нём снова проснулся собственник. Она закусила губу и не смогла подавить дрожь, когда он пристально взглянул в её глаза.

— А если да, — сказал он, — что дальше?

Она не смогла ответить. Она проигрывала в схватке, которую сама затеяла, из головы вылетели все слова и мысли — она была начисто зачарована его глазами, золотом и тьмой, и это зрелище захватывало дух.

— Не знаю, — ответила она.

Сейчас правильным было бы сказать, что она не понимала его — он боялся любить, но продолжал желать её привязанности. Она не понимала, почему он позволял ей проявлять чувства, и даже отвечал ей чем-то своеобразным — но при этом уже дважды её отверг.

Она проиграла, продула ему в собственной игре, и теперь могла только молча ждать.

Зак смахнул несколько прядей с её лица, заправил ей за ухо, улыбался ей нежно, застенчиво, и господи-боже, она могла только надеяться, что он ответит ей как можно скорее.

— Чего смешного? — задушено спросила она.

— Рей, у тебя такое лицо…

Она хотела его поцеловать. Ей было интересно, чувствовал ли он то же самое — потому что сейчас он явно смотрел на её губы — но отогнала любые провокационные мысли, чуть подвинувшись в его объятиях и уткнувшись лицом в его ключицу.

Она думала, что он удивится, хихикнет или и вовсе рассмеётся — но ничего подобного. Зак крепко обнял её, окружил теплом своего тела, зарылся пальцами в её волосы, чтобы она была к нему ещё ближе.

Он тихо запел ей на ухо, заглушая и шум дождя, и стук её сердца — и она словно вернулась в прошлое, в ту ночь, когда он впервые ей пел, когда он вернул жизнь в её глаза, когда поселил в её сердце первые ростки любви.

Он пел, и почему-то она подумала, что он тоже мог в какой-то момент в неё влюбиться.

* * *

Октябрь 2ХХ9

В итоге, Рейчел рассказала о своих любовных переживаниях Адриане. Совершенно случайно к слову пришлось — потому что Адриана умела говорить, разбиралась в психологии, подбирала правильные слова, да и дело было не так уж плохо.

Для таких советов Адриана подходила лучше всех остальных. Можно было бы попытаться поговорить с Ленни, но всё наверняка бы закончилось тупым стёбом, а Рейчел этого не хотела. Доктор Денни… ну, к нему она уже однажды обратилась. Эдди — априори не вариант, и она не собиралась рассказывать Кэти или Люси про свою зазнобу (тем более, если вспомнить, кем он был на самом деле). Адриана обычно была предельно серьёзной, и сейчас как раз нужна была свежая голова.

— Значит, так, — Адриана сложила ладони в замок на коленях. Рейчел не знала, почему все сеансы вынужденной психологии проходили в одном и том же парке, но скорее всего, ей всегда здесь было спокойнее, чем в других местах. — Ты хочешь сказать, что твой дебилоид в тебя влюбился, но боится признаться?

— Я не это сказала.

— Но именно так я и поняла.

Адриана была проницательной. Рейчел не хотела питать пустых иллюзий, но в поведении Зака было что-то далеко не просто дружеское. Впрочем, принципиально ничего не изменилось. Наверное, она слишком преувеличивала.

Но.

Однажды они чуть не поцеловались. Он признал, что ревновал, когда она уделяла романтическое внимание кому-нибудь ещё.

Это определённо не было частью дружбы.

Она уже несколько недель об этом думала, но до сих пор не поняла, было ли оно правдой, или всего лишь её глупыми фантазиями. Мнение Адрианы сейчас пришлось бы очень кстати.

— Что ты можешь сказать? — вздохнула она, запустив руку в волосы. — Потому что я… уже ничего не понимаю. Я пыталась разобраться, и… думала обо всём, что между нами было. Он же в любом случае не знает, что такое любовь. То есть, мне кажется, раньше у него кто-то был, но…

— А вот это уже твои личные фантазии, — фыркнула Адриана. — И они не вяжутся. У этого парня наверняка бывших не больше, чем у тебя.

Эти слова её успокоили, совсем чуть-чуть. Она рассказала обо всех случаях, когда Зак упоминал ту девушку, с которой не хотел разговаривать, но Адриана была уверена, что Рей просто принижала себя.

— А вдруг, — продолжила она поток паранойи, — у него с ней было то же самое? Вдруг всё было точно так же двусмысленно и непонятно, и он просто не осознал?

Адриана закатила глаза, но всё-таки не нашла, чем возразить — в любом случае, ничего нового она сказать не могла, а повторяться лишний раз было не в её привычках. Рейчел восприняла молчание как знак согласия, но тут же отвесила себе мысленный пинок. Она ведь и сама была уверена, что эта идея — не больше, чем порождение заниженной самооценки, тем более, что Зак с этой бывшей-не-бывшей уже шесть лет не общался, и было бы глупо переживать или ревновать.

Ох, блин, ревность. Она же буквально недавно дразнила этим Зака — хотя сама сейчас была ничуть не лучше.

— Или он просто не уверен в себе, как и я, — предположила она. — Он ведь, всё-таки, ревнует.

Адриана вскинула руки, словно разочарованная этим потоком сознания.

— Мы не только о ревности говорим! У вас дофига всего, и он абсолютно точно полез бы целоваться, если был поуверенней, так?

Туше́.

— Ладно, я не знаю.

— Ты пыталась его спросить?

— Я не могу.

— Почему?

Рей прикрыла глаза.

— Просто не могу.

Адриана глубоко и устало вздохнула. Открыв глаза, Рей обнаружила на себе острый взгляд.

— Рейчел, милая, стучи — и тебе откроют.

— Как будто ты на моём месте пошла и всё высказала, — огрызнулась она и показала язык. — Кто здесь уже год, как боится признаться Ленни?

Адриана заметалась. Рейчел немного пожалела о таких внезапно резких словах, но Адриана просто смутилась.

— Всё не так просто.

— Как и у меня, — заключила Рейчел. — Всё не настолько просто. У нас есть свои причины молчать.

— Я просто не знаю, как подобрать момент, — хмыкнула она. — Вдруг, это не имеет никакого смысла, потому что Ленни всё равно уедет во Францию?

Рей хотела было возразить — но передумала. Отчасти хотелось сообщить, что Ленни планировала остаться, но лучше пусть Ленни скажет ей сама.

— Да, понимаю, — она сложила руки на животе, словно ей было холодно. — Мне тоже непросто, я… уже один раз сделала ему больно. Нет, даже не один раз — всегда, когда я ставлю на первое место свои чувства, я начинаю давить, не оставляю ему никакого времени обдумать, и причиняю боль. Что ему, что самой себе. Я не хочу снова наступить на эти грабли.

— Ох, действительно сложно, — слабо рассмеялась Адриана. — А если намекнуть?

— Если намёк будет слишком тонкий — он не поймёт.

— Ну что ж, ты сама влюбилась в этого дебилоида.

— Знаешь, если бы я могла выбирать…

Она замолкла. Адриана с нескрываемым удовлетворением смотрела ей в лицо, и Рей действительно задумалась.

Если бы она могла выбрать… Она бы влюбилась в Зака по своей воле? В Айзека Фостера — человека-катастрофу, абсолютного ребёнка, не знающего ни нормальных чувств, ни отношений, печально известного серийного убийцу и просто идиота? Она бы выбрала по своей воле всю эту боль, слёзы и все выпавшие на её судьбу трудности, связанные с любовью к нему?

Глупый вопрос.

Боже, конечно же, да.

— …Я бы хотела влюбиться в него сейчас, — закончила она, чуть сжав горло. — Когда наши жизни немного наладились, проблемы частично решились, и мы повзрослели.

Теперь Адриана откровенно рассмеялась.

— Боже, как у тебя всё запущено. Знаешь, мне до сих пор кажется, что взять Ленни и переломать ему коленные чашечки за каждую твою слезинку — хорошая идея, но я поверю тебе, — и предельно серьёзно посмотрела Рейчел в глаза. — Я не знаю, кто он, и я ему не доверяю. Но я доверяю тебе, потому что у тебя есть голова на плечах, ты знаешь ситуацию куда лучше меня, и ты не тупой наивный ребёнок. Так что, Рейчел, я с тобой.

Рейчел чувствовала всю искренность в её словах, в её взгляде. Она не знала, о чём Адриана и Ленни успели догадаться, но какое-то предчувствие про Зака у них точно было. Они не пытались делиться необузданными догадками и не обсуждали это в её присутствии — но она чуяла.

Рей постоянно отказывалась давать сколько-нибудь личную информацию про своего Прекрасного Принца. Они читали газеты. Ленни видела её танцующей с высоким парнем в капюшоне в ночь, когда на Макса напал Переулочный Убийца. Макс был маминым любовником, Рей его до смерти боялась, и после того инцидента он даже близко к ней не приближался.

Они видели, как непринуждённо Рей ходила в подворотню без малейшей тревоги или страха, даже если по городу гремели серии убийств.

И когда в прошлом году убийства прекратились — подруги в раздевалке заметили, что она была ранена.

— Спасибо, — от всей души поблагодарила она.

Адриана игриво хлопнула её руку.

— Ладно, а теперь начистоту. Знаешь, что я думаю про все эти твои переживания?

— Полный кавардак?

— Ага, но не только это.

Рей резко закатила глаза в притворном раздражении.

— Что тут ещё думать?

— Ты права, — улыбнулась Адриана. — До последнего слова. Тебе не показалось.

Рей хотела всё отрицать. Запротестовать. Чисто по привычке. Но это ведь сказала Адриана, рациональная, хладнокровная. Она выслушала Рей, проанализировала все причины, по которым ей казалось, что она для Зака не «просто друг», Адриана не была ни в малейшей степени заинтересованной и никогда бы не соврала, просто чтобы порадовать подругу.

И она доверилась вслепую её выбору.

— Твой дебилоид, скорее всего, по уши в тебя влюбился.

* * *

Декабрь 2ХХ9

— А ты сегодня в особом настроении, — подметил Грей.

Зак почти подскочил на месте. Почему он никогда не слышит этого ебучего старика? Грей облокотился на дверной косяк, и Зак, рассевшись на кухонном столе, вернулся к чашке с остывшим чаем.

— Наверное, ты прав, — неохотно признал он — Мы с Рей распланировали Рождество и Новый год, ничего особенного.

— С ней у тебя всегда поднимается настроение.

Зак пожал плечами. Отрицать не было никакого смысла.

Но он не спешил рассказывать Грею, что Рей ему в любви призналась и что было дальше, как и молчал о своей внутренней борьбе от одной мысли о любви. Просто не получалось заставить себя рассказать кому-либо — даже Рей, несмотря на то, что дело касалось её — было слишком уж лично, слишком интимно, слишком страшно.

Он смог бы справиться со всем в одиночку. Действительно, он сам смог бы справиться, обдумать и разобраться. И всё снова будет в порядке.

У него не было выбора.

— Итак, — начал Грей. — Что планируете? Снова придёте в церковь?

— Никакой ёбаной церкви. Мы пойдём на ярмарку и посмотрим новогодний фейерверк с крыши. Мне хватило прошлого раза — все на нас пялились, как в музее. Они же приебутся побазарить. Нахер нужно.

— Как будто ты этого не предвидел.

— Я не предвидел, что ты меня подставишь, — прошипел Зак.

Грей невинно улыбнулся.

— Сам виноват, — во-о-от, что Зак получил за то, что доверился Грею. Нож в спину. — Я просто был счастлив, что у тебя появился друг. А сейчас она, считай, часть нашей семьи.

— В смысле? Она же…

Он замолк. Что ж, несколько месяцев назад он (наконец-то) недвусмысленно предложил Рей жить с ним — ладно, теперь она могла считаться частью семьи. Он рассказывал об этом, но был уверен, что Грей записал её в семью ещё в тот день, когда они познакомились лично (потому что Грей тупо не умел не брать людей под своё крыло). Грей наверняка был в шаге от предложения Рей оплатить учёбу, потому что именно это он постоянно и делал — помогал своей семье.

— Да, семья, — закончил Зак. — Согласен. Но всё равно, я не хочу втягивать её в ваши разборки.

— Как будто в другие разборки ты её не втягиваешь. Во всяком случае, я своё дело знаю.

Зак посмотрел ещё пристальнее. Грей уж больно самодовольным выглядел, и был абсолютно прав. Не Заку было рассказывать о разборках — всё-таки, он ведь вовлёк Рей в свои убийства.

— Тоже мне, знает он. Тебе напомнить о последних новостях? — он не собирался сдаваться. Грей знал, что Рей слышала, как её папаше позвонили с новостью, что его связь с какой бы то ни было группировкой была разорвана. — Тебе повезло, что она не пострадала, потому что тогда бы дело закончилось куда хуже, — он захохотал слишком уж безумно. — Для её ебучей семейки.

— Только не говори мне, что ты рад отсутствию повода убить её родителей. Мы не первый год знакомы.

Зак напустил ладонь в волосы — что ж, здесь Грей был прав. Рефлексы убийцы так просто не забывались. Пусть ради Рей он старался не убивать, старался быть лучше, но мораль его всё ещё была почти на нуле, а старые привычки никогда не умирали за неделю.

— Я ей ничего не говорил. Я не сказал, что это твоя работа… — он ухмыльнулся. — И что любые сомнительные друзья её папаши… Ну, их больше не было.

Они переглянулись. Когда Зак впервые его увидел, он был уверен, что Грей — самый нормальный человек в его окружении — а потом выяснилось, насколько ошибочным бывает первое впечатление.

Разумеется, Грей не был монстром — даже близко не был. В сравнении в другими людьми тёмной стороны, он был очень даже человечным.

Но всё же, он тоже был с тёмной стороны.

И любой, кто встал бы на его пути, отправился бы кормить червей.

Но, в отличие от него, Грей не трогал мирных граждан — а каждый из жертв Грея прекрасно осознавал, что на тёмной стороне нужно быть готовым к смерти в любую секунду.

— Я ждал, что ты отправишь на эту работёнку меня, — сказал Зак. — Всё-таки, здесь Рей замешана.

— Я никогда не давал тебе работу.

— Но иногда ты слишком хорошо намекаешь, что было бы неплохо кого-то-там убрать.

Грей лукаво улыбнулся.

— Признаю, виноват. Но я предпочитаю просить кого-нибудь ещё, когда нужно покинуть город. Я знаю, ты не любишь уходить с территории и быть вдали от драгоценного солнечного лучика.

Зак закатил глаза, но в словах Грея была доля правды. Он не выполнял полноценную работу — скорее так, одолжения делал — и не хотел бы, чтобы его отправляли куда-то с «миссией», даже если суть была в тупом перерезании горла. Этот город принадлежал ему, и он старался чуть-чуть защищать свою территорию, особенно, если учесть, что здесь была Рей.

— Всё настолько хуёво? — спросил он. — Ты же спустил на них личного ёбаного монстра.

— Я кое-что узнал, и мне это не понравилось, — просто сказал Грей. — Не думаю, что ты хотел бы об этом знать. Эта организация… действовала на нашей территории около десяти лет назад, и даже я о них не знал.

Зак отставил чашку, стараясь лишний раз не притрагиваться — было бы неловко случайно раздавить — потому что он легко прочитал скрытый смысл. В жилах заиграла жажда крови.

Даже он мог посчитать. Десять лет назад Рей было семь. (У неё были плохие воспоминания об огне. Она впервые сорвалась. Зашила птицу и забыла об этом.)

— Да, — рыкнул он. — Не хочу этого знать.

Ему было любопытно, да, но он всё ещё ждал, когда услышит это от Рей. Он боялся, что её прошлое настигнет так же резко и жестоко, как получилось с ним. Разве он многого хотел — хоть раз в этой ёбаной жизни не пустить Рей на рожон?

— Как я и думал, — улыбнулся Грей. — Ты бываешь таким серьёзным, только когда дело касается её.

— Да, — он даже не смутился, это была простая истина. — Она очень важна для меня и заслужила счастья и мирной жизни, понимаешь? А я не могу ничего для этого сделать, только убивать, драться и думать о нормальной помощи, но всё ещё не могу ничего сделать. Я рад, что хотя бы дал ей безопасный дом и… кое-как поддерживаю.

Он взглянул на свои руки, обагрённые невидимой кровью. Он был убийцей, тем, от кого Рей должна была держаться подальше — и не мог этого изменить. Он не отказывался от всех преступлений и не знал, как благодарить Рей за любовь к нему, несмотря на все совершённые ошибки.

И как бы эгоистично ни звучало, он не хотел, чтобы она отдалялась. Она была нужна ему, он жаждал её присутствия, её существования. Он не просил, чтобы она пыталась его исправить (можно подумать, у неё были шансы), но хотел чувствовать её в своей жизни. Чувствовать её свет, её тепло. Чувствовать всё, что она был готова ему дать, и всё, что он мог для неё сделать.

И чувствовать её любовь.

Нелегко было признать, но он не хотел терять её любовь.

— Я готов на всё, — с тенью улыбки сказал он. — Ради неё.

Готов отказаться от убийств, попытаться измениться, противостоять призракам собственного прошлого, даже был готов столкнуться с любовью.

Если бы это понадобилось — он снова стал бы монстром.

Её личным монстром.

* * *

Рей… Была милашкой. Это было самое меньшее, что он мог сказать, потому что не было никаких слов, чтобы описать по максимуму её очарование. Она продолжала носить свои шортики даже зимой (ладно, она чаще бриджи носила, но иногда даже их не надевала), заворачивалась в шарф, пока он не укрывал её по самый раскрасневшийся нос, натягивала на голову шапочку, которая даже спутанные волосы не могла укрыть, и пряталась под курткой больше её на пару размеров. И Зак просто, блядь, таял.

Он всегда считал её умилительной очаровашкой вне человеческого понимания — но почему-то, всё стало куда хуже с того дня, как она окончательно призналась ему в любви. Наверное, потому что теперь он понимал, что Рей смотрела на него совсем не так, как на других, и это только прибавляло ситуации особого шарма (как будто до этого его было мало). Он не был уверен, что его сердце выдержит.

Наверное, ещё она лучилась счастьем, свободой, потому что теперь могла не скрывать чувств. На это было приятно смотреть, и Зак наслаждался видом её любви и эмоций, которых пока не мог понять, но любил принимать.

Это было из тех вещей, о которых он раньше никогда не задумывался — наслаждение чужой любовью. Он до сих пор боялся любви — но благодаря Рей уже не так сильно. В день, когда она призналась, он от страха был готов умолять её полюбить кого-то другого, ведь она заслужила кого-то лучше, правильнее, безопаснее. Кого-то, кто мог дать бы ей всё то, чего не мог дать Зак.

Но теперь проблема была в том, что он не выносил даже одной ёбаной мысли, что Рей могла дарить всё это внимание и привязанность кому-то левому. Бля, он никогда не считал себя собственником (опасным, да, но не собственником), и знал, что в жизни бы её не заставил продолжать его любить или быть рядом… Но блядь, когда Рей рассказывала о какой-то красотке, в которую она врезалась, он осознал, насколько был ревнивым. Он ненавидел саму мысль, что она могла влюбиться в кого-то ещё. Посмотреть на кого-то, как смотрела на него. Разделить с кем-то столько же, сколько делила с ним. Улыбаться кому-то так же, как улыбалась ему.

Блядь, он ненавидел самого себя за эту ревность. Рей была вольна жить, как она того желала.

Наверное, во всей этой любовной эпопее ничто не пугало его сильнее, чем он сам. Потому что он не мог доверять самому, блядь, себе.

— Зак! — крикнула Рей.

Он вздрогнул. Рядом с ним стояла Рей — длинные волосы были завязаны в небрежный пучок, рукава были закатаны по локоть, и обеими руками она держала миску с тестом. Ну точно, она же делала печенье — и он по-идиотски на неё уставился, потому что она слишком была очаровательной.

Она засмеялась.

— Извини, я тебя напугала? — и услышала в ответ тихое ворчание. Гордость хотела ответить «нет», но Зак ненавидел враньё. Рей снова хихикнула, вытирая руки о передник. — Пожалуйста, подай мне шоколадную крошку.

Кивнув, он протянул ей упаковку, впрочем, приворовав себе немного. Она закатила глаза, но улыбнулась, когда Зак скормил ей пару штучек. Он старался не думать о её мягких губах на его пальцах, пока она высыпала шоколад в тесто и снова замешивала.

Его глаза проследили линию её затылка от уха до плеча. Он точно знал, какова её гладкая кожа на вкус, и было так пиздецки сложно не наклониться, не поцеловать её в шею.

— Эй, Рей…

Она повернулась, и он сам не до конца был уверен, что хотел сказать — в голове было слишком много всего, и это было непривычно. Было так тяжело хранить все эти тупорылые секреты — про её папашу, про его собственные чувства, которым он не должен был доверять ради неё, про свой страх и неуверенность, о которых он самому себе поклялся молчать. Он ненавидел ложь и секреты, грызущие его сердце, грозящие вот-вот сорваться с губ.

Он не мог представить, каково было ей скрывать свои чувства. Неудивительно, что всё закончилось именно так.

— Я…

Нет. Он не мог ей сказать, не сейчас. Возможно, никогда не сможет.

— Мне просто интересно, чем ты, всё-таки, собралась заниматься… после школы, — закончил он. Отчасти даже не соврал, потому что он и об этом какое-то время думал. — Не знаю, с чего подумал.

— Знаешь… Я тоже задумывалась, — призналась она. Из пучка выбилась прядь волос, и он на автомате заправил её за ухо. — Я думала о нашем разговоре… я бы хотела поступить в колледж. Я понимаю, что это не единственный выбор, но мне кажется, что он верный.

— Значит, ты определилась?

— Да. Мне надо будет обсудить это с друзьями, Кэти и Денни, но… Думаю, я решила, кем мне быть.

«Ты можешь стать кем угодно», хотел напомнить он. Его милая Рей была такой сильной, такой яркой, что он никому бы не позволил отобрать у неё светлое будущее. Ни её семье, ни себе самому.

Он посмотрел на неё нежно, уверенно.

— И кем ты хочешь стать?

— Хирургом.

Она повернулась к нему с такой улыбкой, что у него перехватило дыхание. Боже, он знал, откуда шёл этот выбор — потому что знал, чем занимаются хирурги. Он отчётливо помнил её четырнадцатилетнюю, под дождём, с самым отчаянным взглядом, что он видел в жизни, кричащую, что она убила и зашила щенка, уверенную, что она была проклятой ведьмой, монстром. Он помнил её несколько месяцев спустя, не знающую, был ли милым живой котёнок на её руках, или же станет таковым, когда она его зашьёт. Он помнил, как она упоминала шитьё, словно не хотела об этом говорить, словно она этим больше не увлекалась.

А теперь она хотела стать хирургом.

— Я долго об этом думала, — сказала Рей. — Когда оно впервые пришло мне в голову, я решила, что идеи хуже не придумаешь. Но на самом деле всё не так плохо. Я знаю, как резать плоть и знаю, как аккуратно и незаметно сшить её обратно. Раньше я так убивала, это было моим преодолением. Сейчас я хочу так помогать другим.

Было странно, что рядом с ней, благодаря ей, он знал, что значит использовать худшие из своих пороков для чужого блага. До встречи с ней он бы просто рассмеялся от одной мысли — он не понимал Грея, когда он использовал свои связи, свои ужасные способности, своего личного монстра для чужого блага. Он не понимал эту сторону Хадии, пусть они и были похожи.

Убийцы только отнимали. Убийцы не могли прикидываться, что творили добро. Такие, как он, убивали не случайно или для самозащиты — и кровь на его руках никогда не смоется.

«Я готов на всё ради неё.»

Но даже кровь могла быть другой.

Его сила, навыки, репутация, мощь — он был и оставался убийцей, но был бы рад защитить Рей и её счастье всеми доступными ему средствами. Да и пофиг, что он всю жизнь ступал по тёмной дорожке. Пофиг, что он не умел делать ничего хорошего.

Ради Рей — а уж потом для себя, и может, даже для других — он мог бы попытаться.

— Да уж… — выдохнул он. Других слов сейчас просто не было. — Да уж, Рей, ты каждый день меня чем-то удивляешь.

Она вспыхнула.

— Но я не это…

— Ты не знаешь, как тяжело мне было… это понять, — сказал он, нежно прижимаясь костяшкой к её виску. — То, что можно использовать свои худшие недостатки во благо. Я думаю, это удивительно — что ты берёшь свои страхи, и превращаешь их в силу.

— Не знаю, Зак, мне до сих пор страшно. Я боюсь… что мне слишком уж понравится… зашивать людей. Мне нужно ещё немного свыкнуться.

— Но ты всё равно уже решила.

Она склонилась навстречу его прикосновению, и их глаза встретились.

— Но я уже решила.

Его рука прошла по её щеке, пальцы скользнули вдоль шеи, очертили изгиб плеча, спустились до лопатки, и Зак огладил её спину вдоль позвоночника. Она улыбнулась ему — легко, нежно, бесконечно мягко — и он снова решил сделать всё, чтобы она была счастлива.

После всего пережитого она заслужила счастья.

(Да кто угодно в её возрасте заслуживал счастья, безопасности и чужой любви, знания, что он для кого-то важен и нужен. Даже у него в этом возрасте был Грей, всегда готовый доказать, что он рядом.)

Рей чуть хихикнула и вернулась к тесту. Зак знал, что она сейчас собиралась сменить тему на что-то более обыденное, потому то сейчас чувства накрывали её с головой, а она не хотела снова превращаться в развалину.

— Так, я почти закончила. Подашь мне поднос? Я сейчас быстренько сделаю заготовки, и мы поставим их в холодильник.

И он подыграл ей, потому что в противном случае всё закончится взаимными бесконечными благодарностями, она, наверное, расплачется, они обнимутся, он будет целовать её в макушку, и печенье так никто и не приготовит. Они слишком хорошо знали друг друга и хотели всё-таки печенье испечь.

— Понял, — он не убрал руку с её поясницы и одними пальцами обхватил её тонкую бедренную косточку. Легко дотянувшись до подноса, он расположил его возле миски на столе. — Чем-нибудь помочь?

— Мне напомнить, как ты в прошлый раз помогал?

Её глаза сияли от веселья.

— Нет.

— Я честно не понимаю, почему у тебя печеньки не получились, хотя ты повторял за мной…

— Как будто я виноват, — проворчал он. — Я же готовлю, как кретин.

Рей засмеялась, и он дулся всего несколько секунд, прежде чем еле улыбнуться. Всё-таки, её смех был слишком заразительным.

— Так, хватит с меня стебаться, — беззлобно подразнил он.

Она вытерла руки о передник и закрыла ладонью рот, чтобы скрыть улыбку.

— Тебе показалось.

— Но ты же улыбаешься.

— Вовсе нет.

— Рей.

— Не понимаю, о чем ты.

Было что-то очаровательное, чуть дерзкое в её взгляде, в насмешке, в соблазне заставить её перестать врать. Но так же и жестокое в слишком хорошем его осознании, что она стояла перед ним, босая, в обычных зимних бриджах, тупорылом умилительном фартуке, надетом на розовый свитер, что ей недавно подарила Кэти. Её глаза счастливо сияли, волосы в пучке спутались, у неё были такие длинные голые ножки, такая нежная кожа на открытых по локоть руках…

Словно магнит.

В его жилы проникло что-то жаркое, и на одну дурацкую секунду Зак перестал сопротивляться притяжению.

— Врушка, — протянул он и наклонился, чтобы поцеловать её костяшки. Как раз там, где под ладонью были её губы.

Отстранившись, он всё ещё не жалел. Пока что. Уж точно не при виде покрасневшей до корней волос Рей, взбудораженной, с глазами-блюдцами. Может, сегодня вечером он захочет убиться головой об стену, тысячу раз повторит себе, что друзья могут так делать, точно такую же тысячу раз вспомнит, что, вообще-то, нет, и именно поэтому он не мог доверять самому, блядь, себе.

Но это будет потом.

— Ты сама напросилась, — с каким-то странным удовлетворением заявил он.

Рей спрятала лицо в ладонях.

— Ты ещё и специально! Я же тебя просила, чтобы…

— Ты мне соврала. Ненавижу враньё.

— Ты такой дурила, Айзек Фостер, — проскулила она. — Я теперь хочу по-настоящему тебя поцеловать.

Он снова почувствовал, как в жилах растекается жар, но на сей раз сдержался. Он не мог, просто не мог — не потому, что не хотел, но это было бы неправильно, нечестно. Он не мог тупо идти на поводу у своих потребностей и целовать её, не позволять ей сбегать от его эмоций. Он пытался игнорировать факт, что возможно, у него было название всему тому, что он к ней чувствовал — но всё же, хотел верить, что вёл себя чисто по-дружески.

Он не мог сейчас выбросить всё на ветер и принять её любовь. Не сейчас, когда он был в полной эмоциональной прострации, склонным к тупым ошибкам, неспособным понять ни романтику, ни суть отношений без проблем или страха в итоге закончить, как Сихам. Или что Рей закончит, как Сихам.

Он не мог, ради неё же, и потому что он — последний трус.

— Может быть, однажды… — сказал он. Это было ближе всего к правде, которую он не мог ей сказать, не вывалив на её голову ушат собственной ебучей неуверенности.

Рей опустила руки и закусила губу.

— То есть, «может быть», мы с тобой…

— Да, — ответил Зак, сердце колотилось как сумасшедшее. — Может быть.

Она будто могла одним взглядом прочесть его, словно открытую книгу — ужасное чувство. Ему отчасти было жаль, что на самом деле она ничего такого не умела. Наверное, было бы проще, если бы она просто знала о том, чего он не мог ей сказать, о том, чего не мог выразить словами… Но лучше пусть она бы так и не узнала, потому что её знание не отменит проблем, и всё стало бы только сложнее.

— Зак, что ты… точно ко мне чувствуешь?

— Слишком многое, чтобы просто перечислить, — выдохнул он, на секунду прикрыл глаза и провёл рукой по волосам. — Я просто… не знаю. У меня нет для этого слов, это слишком… сложно для меня, это не только… одна любовь, там до хрена всего, и я не могу… Просто… Я не знаю…

— Зак.

Её голос прервал поток сознания. Он знал этот тон, этот её взгляд: он говорил «хватит бегать». Он чувствовал себя обнажённым и беззащитным под её взглядом, но всё равно смотрел ей в глаза.

— Рей, ты для меня особенная. Мои чувства к тебе не идут ни в какое сравнение с чувствами к кому бы то ни было. Ты для меня особенная. Ничего большего я сейчас сказать не могу.

Она медленно кивнула. Она расстроилась? Чего она ждала? Он не мог понять её сейчас.

— Но когда-нибудь ты скажешь, — сказала она.

«Когда-нибудь» — точно так же он обещал ей рассказать о своём прошлом, когда они танцевали в ночь её пятнадцатого дня рождения.

— Да, — пообещал он. — Когда-нибудь я скажу.