На рассвете мы возродимся (гет)

Примечания:

Мои дорогие, хочу поделиться с вами песней моей любимой группы İmagine Dragons — Sharks.

Не знаю, зачем. Просто мне кажется, что эта песня очень хорошо подходит к нашим протагонистам.

Друзья, некоторые герои будут вести себя неприятно. Хочу смиренно напомнить, что в шапке есть метка ООС))

Раннее утро четвертого дня турнира выдалось на редкость пасмурным и унылым. Всю ночь лил дождь, оставив за собой лужи, рыхлые комки грязи и терпкое ощущение безысходности. Тяжелые серые тучи обволакивали небо, будто безмолвные небесные стражи, вознамерившиеся не пропустить ни единого солнечного луча. Сумрачное настроение природы невольно передалось и людям, с кислыми лицами направлявшимся на место турнира и мысленно надеявшимся, что сегодняшние поединки разбавят серость этого утра.

Эртур в своей палатке при помощи оруженосца неспешно облачался в доспехи. Со стороны трибун доносился постепенно нараставший гул медленно просыпавшихся зрителей. Менестрели развлекали людей веселыми песенками с нехитрыми мотивами, уличные актеры представлениями, пока сами рыцари готовились к началу поединков.

Шестнадцатилетний Олли, так звали оруженосца Эртура, был довольно сообразителен, схватывал все на лету, знал, где от него требуется молчание, а где говорливость. Расстраивало лишь то, что с мечом он ладил из рук вон плохо. А уж когда дело доходило до учебного поединка, начинал волноваться, бестолково путаться в ногах и руках, одним словом, становился совершенно бесполезен. Похоже, еще некоторое время ему придется походить в оруженосцах.

Эртур как раз успел облачиться в стеганку и кольчугу, а Олли закреплял кирасу, когда в палатку вошел Рейгар. Наследный принц выглядел задумчиво, но далеко не это насторожило Дейна. Не знай его Эртур так хорошо, никогда не заметил бы в его глазах что-то подозрительно похожее на колебания. Рейгар был облачен в обычный дуплет — сегодня он не участвовал в поединках.

— Мой принц, — поприветствовал Дейн друга. — Пришли пожелать мне удачи?

— Удача и так тебе благоволит, Дейн, — чуть натянуто улыбнулся Рейгар. — Но сегодня тебе понадобится больше, чем простая удача.

Эртур внимательно всмотрелся в лицо принца. Подозрение и легкая тревога усилились.

— Олли, дальше я сам разберусь. Пойди, отдохни немного, — велел он мальчику. Олли, смышленый малый, без лишних слов поклонился и выскочил из палатки. Как только они остались наедине, Эртур повернулся к принцу.

— Что случилось? — без лишних предисловий перешел он к делу.

— Пока ничего существенного, — неопределенно передернул плечом Рейгар. — Но сегодня может случиться. Потому у меня будет к тебе небольшая просьба.

— Я к вашим услугам, мой принц, — полушутя отозвался Эртур.

— Сегодня тебя первым вызовет на поединок Оберин и ты одержишь над ним верх. Это не будет сложно, потому что он тебе поддастся, — говоря это, Рейгар прошелся по палатке с деланным интересом разглядывая скромное убранство.

— Прости, что? — переспросил Эртур, не зная, оскорбляться ли ему на такую формулировку или поражаться самому факту, что гордый Мартелл станет играть в поддавки.

— Ты все верно расслышал. Оберин нужен мне для другого дела сегодня, потому его участие в турнире сегодня завершится.

Эртур нахмурился. Чутье подсказывало ему, что это вовсе не основная цель визита Таргариена. И главная причина, как и истинная просьба еще не были озвучены. Только вот отчего Рейгар выглядит так нерешительно?

— Что ж, ты мог бы и не предупреждать меня об этом. Или есть что-то еще?

— Да… — Рейгар выдержал паузу, остановился перед ним и заглянул ему прямо в глаза, прежде чем с самым серьезным видом продолжить: — Сегодня на арену может выйти некий рыцарь. Я не знаю, кто он. Знаю только, что на нем будут доспехи и щит с изображением смеющегося древа. Если он вызовет тебя, я хочу чтобы ты… чтобы ты его покалечил.

Эртуру показалось, что он ослышался. Причем не в первый раз за день.

— ЧТО?

— Ты понял, что я хочу сказать, друг мой, — лицо Рейгара приняло жесткое выражение, а с каждым словом голос его звучал увереннее. — Этот человек связан с моими врагами и передаст им некий сигнал своим приходом. Есть подозрения, что после поединка он попытается ускользнуть, что в суматохе будет не так уж и сложно. Этого нельзя допустить. Его нужно ранить, не смертельно. Можешь ударить по коню, но он не должен покинуть ристалище на своих двух. Понимаешь?

Повисло молчание. Снаружи до них доносился гомон и крики, смех и шутливая ругань. Но Эртур этого не слышал, его мозг чрезвычайно медленно переваривал услышанное.

— Ты понимаешь, о чем меня просишь? — очень тихо спросил он, не сводя с Таргариена глаз. Он все еще не терял надежды, что тот вот-вот рассмеется и скажет, что это была неудачная шутка.

Для рыцаря нет ничего важнее его чести. Конечно, Дейн не тешил себя наивной верой в святость рыцарства, однако большинство низостей совершались тайком, вдали от людского ока. И совсем другое дело — прилюдно совершенная подлость, она способна была навечно лишить рыцаря уважения и доброго имени. Он сам не раз становился свидетелем подобного, когда одна единственная ошибка стоила рыцарю репутации, как тот становился посмешищем или предметом осуждения. И даже спустя годы, злобивая молва не прощала ему эту ошибку.

— Да.

— Ты отдаешь себе отчет в том, что просишь меня поступиться своей рыцарской честью? Опозорить свое имя и свой плащ? — чуть громче спросил Эртур.

— Да. Я так же осознаю, что для тебя это чревато исключением из турнира.

— К черту турнир! Я — Эртур Дейн, рыцарь Королевской Гвардии, Меч Зари. И ты хочешь, чтобы я таким низким способом обесчестил себя?

Эртур вскочил на ноги, уронив лежавший на коленях наплечник. Ну давай, скажи мне сейчас, что я преувеличиваю.

— Я знаю, что не имею права просить тебя об этом…

— Но тем не менее ты просишь.

Рейгар вздохнул и на мгновение прикрыл глаза.

— Да, прошу. Потому что этот человек нужен мне. Я не могу дать тебе пока ответов — пока не могу. Не спрашивай меня ни о чем, друг мой. Знаю, это сложно, ибо я молю тебя довериться мне слепо. Но ты один из немногих, кого я могу об этом просить.

Эртур смотрел на своего друга детства и гадал, был ли он слеп всегда или слепота поразила его лишь недавно. Рейгар, которого он знал с детства, никогда бы не попросил о подобном своих друзей. Да, он просил их сделать куда худшее преступление — предать короля. Но ведь историю пишут победители? И у того предательства есть оправдание, выжженное адским огнем на обугленных телах сожженных заживо людей.

У этой гнусности тоже есть оправдание, которое тебе только что пояснили, ехидно отозвался внутренний голос. Эртур отмахнулся о собственных мыслей. Это не одно и то же. Рейгар просит его опозорить свое имя перед сотнями людей, мелочно ударив по коню противника. В глазах Эртура Дейна это было куда худшим проступком, чем свержение недостойного короля.

Скажи ему Рейгар «убей этого человека перед всеми, потому что он угрожает моей жизни» или «покалечь его, ибо он пытался убить моего ребенка», и Эртур не раздумывая ни мгновения, поставил бы на алтарь свою честь, поступился бы гордостью и жизнью. Но Рейгар просил слепого подчинения, без объяснений, без обоснований. «Этот человек нужен мне». Настолько нужен, что он просит своего друга лишиться чести, а самого несчастного готов покалечить? На что же еще будет готов Рейгар Таргариен, когда ставки поднимутся достаточно высоко?

— Если я откажусь?

— Если ты откажешься или он вызовет не тебя, Оберин все равно попытается его схватить. Это не представляло бы особой сложности, если бы не необходимость проделать это тайно. Чтобы ни наши враги, ни мой отец ничего не заметили. Но если он будет ранен, это сильно упростит нашу задачу и исключит вероятность неудачи, на которую мы сейчас не имеем права.

И когда ты, мой друг, начал смотреть на людей, как на пешек?. Но Эртур согласился быть пешкой очень давно, когда надевал белый плащ. Для сильных мира сего все они — рыцари, гвардейцы, слуги, наемники, друзья, любовники и любовницы — все являлись лишь пешками. Хотел он того или нет, он также был пешкой. Как и все они. Горькая усмешка коснулась его губ.

— Если он вызовет меня, я сделаю все, что в моих силах, — сдался он. — Но с чего ты взял, что он выберет именно меня?

— Он должен проявить себя, — пожал плечами Рейгар с явным облегчением. — Вызывать Баратеона или Старка он не будет, в этом я уверен. А Коннингтона я уже предупредил, он тоже согласился, — как бы невзначай добавил он.

Конечно, Коннингтон согласился. Коннингтон, уже давно безнадежно влюбленный в Рейгара, лег бы на поле и позволил бы всем лошадям проехаться по нему, гарантируй это ему внимание наследного принца. Эртур нехотя кивнул.

— Хорошо.

— Дейн, я хочу чтобы ты знал, — Рейгар положил ему руку на плечо, заглядывая в глаза. — Я понимаю, что для тебя это значит. И я бы не просил тебя об этом, не будь это так вопросом жизни и смерти.

Эртур снова кивнул и тут же отвел глаза. Нагнувшись, он поднял упавший наплечник и принялся возиться с креплением. Таргариен намек понял, похлопал друга по плечу и открыл было рот, но в последний момент передумал. И хорошо, потому что услышь Эртур от него циничные пожелания удачи, непременно врезал бы.

Гнев и обида клокотали в нем, когда тихий Олли вернулся в палатку и помог облачиться в доспехи. Эртур ловил на себе недоуменные взгляды мальчишки, полные непонимания и любопытства.

Постепенно музыка умолкла, затрубили трубы, и Эртур вышел из своей палатки, ожидая зачинщиков. Первым на ристалище вышел Брандон Старк. Северянин появился на поле в сверкающих доспехах, верхом на коне, покрытом попоной из серо-белого шелка. Волк на его щите угрожающе скалился. Старк неторопливо подвел коня к палаткам защитников и ударил копьем по щиту Коннингтона. С холодной отстраненностью Эртур наблюдал за сшибками и последовавшей победой Брандона.

Вскоре после на поле появился Мартелл. Залихватски вскочив на коня, этот позер вальяжно поклонился некой даме, проезжая мимо ее ложи, а затем дойдя до палаток защитников, не скрывая ехидной ухмылки, коснулся затупленным концом копья фиолетового щита Дейна. При этом все стоявшие рядом обратили внимание, на легкое дрожание копья.

— Когда вы успели нажраться, Мартелл? — хохотнул Баратеон. — И как вы собираетесь сражаться в таком-то состоянии?

— Меня оскорбляет ваше недоверие, милорд, — осклабился Оберин, чуть растягивая слова. — Я лишь слегка пригубил местного вина, только и всего. Но истинный рыцарь способен в любом состоянии удержать в руках оружие, даже будучи пьяным в стельку. Советую потренироваться в вашем замке, глядишь когда-нибудь это умение спасет вам жизнь.

Эртур закатил глаза. Шут! Оберин не был пьян, просто он не мог уйти, не устроив спектакля. Чтобы Оберин Мартелл выставил себя слабаком? Уж лучше пусть считают, что он проиграл спьяну.

— Дейн, вы уж там помягче с ним, — ухмыльнулся Баратеон. — Он и так еле копье держит.

Эртур, вскочив на коня, никак не прокомментировал последнее напутствие лорда Штормового Предела, ограничившись лишь только мрачным кивком.

Он был все еще взбешен. На противоположном конце удерживаемый на месте поводьями конь Мартелла, такой же норовистый и горячий, как и его наездник, нетерпеливо бил копытом, готовый в любой миг сорваться с места.

Как только прозвучал сигнал к началу сражения, они, пришпорив коней, галопом понеслись друг к другу. Обычно, Эртура пьянил этот миг. Миг, когда весь мир перестает существовать, сужаясь до отверстия забрала. Когда звуки исчезают, а ты слышишь только биение своего сердца, топот копыт верного коня, его тяжелое дыхание, ощущаешь, как он летит навстречу единственному, что имеет значение — твоему противнику. И вы схожи с ним, потому что для него в это мгновение тоже есть только ты. В тебе нет ненависти, нет злости, лишь только один азарт, пыл и взбудораженная, кипящая кровь. Но в этот раз все было иначе. Эртур был полностью поглощен своими эмоциями, не находящими выхода — злостью, яростью, разочарованием.

Он был зол на Рейгара, на себя и даже на Оберина. Ибо тот тоже был игроком в этой игре, правил которой они не знали, не удосужились узнать. Точно так же покорно, как и он, Оберин готов был плясать под дудку его лучшего друга, не задумываясь о нравственной стороне вопроса. На середине поля с оглушительным треском копья преломились…

* * *

Было душно. В воздухе пахло сыростью и испарениями. Утро после дождя всегда действовало на нее, привыкшую к сухости и жаре Дорна, удручающе, Элия в такие дни становилась раздражительной и молчаливой. Ее супруг, напротив, убеждал ее, что это называется свежестью. Рейгар всегда в такие пасмурные дни бывал мечтателен и по-доброму задумчив. Уводил ее в сад, где играл на арфе или зачитывал отрывки из древних валирийских поэм, или перебирал ее темные, жесткие волосы, думая о чем-то своем.

Элия никогда не спрашивала, о чем. Рейгар был для нее загадкой, которую она всей душой желала, но не спешила разгадывать. Быть может, надеялась, что он сам однажды раскроется перед ней, а может боялась, что тогда исчезнет таинственность, и все приобретет обыденные серые оттенки. Рейгар был похож на этот летний дождь. Ласковый, нежный, успокаивающий. Но стоило ему отдалиться, как после него оставалась вот это духота, что душила ее. Но даже зная о грядущем, она продолжала ждать дождь. Было ли это тем возвышенным чувством, которое поэтические натуры называли любовью, она не ведала. Элия Мартелл просто плыла по течению, именуемому жизнью, и брала все, что это течение ей преподносило.

Элия искоса глянула на мужа, что некоторое время назад возвратился в их ложу. Рейгар был странно озабочен и — она была уверена — подавлен. Вот только чем? Несколько минут назад окончился поединок Коннингтона с Брандоном Старком, и вот на арену вышел ее брат. Первая же сшибка двух дорнийцев показала, что Оберин не в лучшей форме. Копье в его руке слегка подрагивало, словно он никак не мог сфокусироваться или решить, куда ему бить. Позади кто-то заикнулся о том, что Мартелл пьян. Да и сам удар оказался неточен, в отличие от дейновского — Эртур попал по забралу его щита с такой силой, что крепление лопнуло, а шлем слетел, оставив Оберина в одном подшлемнике. Но это разозлило и даже, как будто, слегка отрезвило ее бестолкового брата, и уже во время второй сшибки он уверенно преломил копье о щит гвардейца.

— Что он творит? — прошептал сидевший справа Рейгар.

— Что? — не поняла Элия, но Рейгар, напряженно всматривавшийся в поединок, ничего не ответил.

Под ободряющие выкрики зрителей они еще несколько раз преломили копья, но преимущество было на стороне более решительно настроенного Дейна. Мимолетное рвение Оберина испарилось так же быстро, как и возникло, и во время оставшихся сшибок он будто бы даже не старался победить, ударяя вяло и неохотно.

— Эртур зол, — встревоженно пробормотала Эшара себе под нос.

— Откуда тебе знать? — раздраженно отозвалась принцесса. Все настроение — коту под хвост. Это утро не зря началось с духоты.

— Я знаю его, — мотнула головой ее наперсница. — Я видела его лицо, прежде чем он надел шлем, и то, как он бьет…. Он разгневан чем-то. Но что могло произойти?

Элия ничего на это не ответила, продолжая быстро-быстро обмахиваться веером. По ее мнению, Эшара слишком сильно была привязана к своему старшему брату, что было совершенно лишено логики — Дейны ведь даже не росли вместе, как они с Оберином! Но это не мешало ее фрейлине вспоминать брата при любом удобном случае. «Эртур сказал бы…», «Эртур однажды…», «Эртур терпеть не может…», «Эртур считает…». Не будь они братом и сестрой, Элия заподозрила бы фрейлину во влюбленности в Королевского гвардейца. Эшара настолько сильно восхищалась своим братом, настолько идеализировала его, что ни один мужчина не имел ни единого шанса пробиться в ее сердце. Ведь сначала ему нужно было одолеть образ Эртура Дейна.

— Это же вопиющая дерзость, заявляться в таком неподобающем виде перед королем! — возмутился позади лорд Стонтон достаточно громко, чтобы упомянутый король его точно услышал. — Это оскорбляет не только корону, но и само рыцарство!

— Что вы предлагаете, милорд, — насмешливо протянул Варис, — исключить его из турнира? Таким темпом его участие сегодня и так завершится.

— Если дерзость и развязность оставлять безнаказанными, однажды они обратятся в пренебрежение и непочтение, — сухо бросил Стонтон.

Элия сжала тонкую материю своего платья. Если Эйрис поддастся на провокацию, Оберину может не поздоровиться. И о чем он только думал, когда напивался перед турниром с утра пораньше! Она вновь взглянула на мужа в поисках поддержки, но Рейгар хмуро молчал, поджав губы и не сводя взгляда с арены. Элия уже готова была сама открыть рот и напомнить этому негодяю, что Оберин Мартелл не просто рядовой мелкий рыцарь, он — принц Дорна, и что таким, как Стонтон, будь они хоть тысячу раз членами Малого Совета, стоит следить за языком, говоря о нем, когда ощутила прикосновение холодных пальцев к своей руке. Рейгар, почувствовав ее настрой, едва заметно покачал головой, предостерегая ее от необдуманных слов.

Элия скрипнула зубами. Он был прав. Указав на значимость брата или попытавшись его защитить, она только раздразнит короля, не отличавшегося уравновешенностью. И Рейгар, прекрасно это понимая, молчал.

— Милорд, вы слишком категоричны, — послышался смех Вариса. — Уверяю вас, если сир Оберин и пьян, то он лишь выставил себя посмешищем. Я нисколько не сомневаюсь, что уже сегодня менестрели сочинят парочку веселых мотивов о нем.

— Я бы такое послушал, — отозвался лорд Веларион.

Эйрис продолжал молчать, и Элия искренне надеялась, что это хороший знак. Оберин тем временем успел сойтись с другом еще раз, после чего, побежденный, покинул ристалище. При этом ее неугомонный братец снял свой шлем и послал ослепительную и немного пьяную улыбку сидящим впереди дамам.

Поединки продолжались. Противники сменяли друг друга, множество копий было преломлено, а время приближалось к полудню, когда с восточных врат раздался звук трубы и на поле выехал некий рыцарь. Он появился на поле верхом на коне, покрытом попоной из темно-серого шелка, вальтрап его коня был выполнен из черной неброской ткани. Доспехи на рыцаре, судя по всему, не отличавшемся могучим телосложением, сидели так, словно были сняты с чужого плеча. Поверхность щита, расписанная геральдическим гербом, была слегка вогнута вовнутрь. На нем было изображение смеющегося чардрева со множеством искривленных ветвей. По рядам зрителей прошелся заинтересованный шепоток и даже Эйрис оживился.

— Что это за герб? — спросил он у всех одновременно, внимательно изучая рыцаря своими хищными глазами.

— Ваша милость, этот герб мне не известен, — взял на себя обязанность отсутствовавшего Пицеля лорд Хайтауэр. — Вероятно, это какой-то межевой рыцарь, чей герб не занесен в геральдические книги, либо этот человек по некоторой причине не желает раскрывать свою личность.

— Может, дело в данном обете, — вставил Мериуэзер.

— Пусть по окончании сегодняшнего дня придет сюда и предстанет перед нашим взором, — не терпящим возражения тоном приказал Эйрис, нахмурившись.

— Как думаешь, кто это? — заинтригованно прошептала Элия Эшаре.

— Мне кажется, это кто-то из известного дома, — так же шепотом ответила фрейлина. — Кто по некой причине не может здесь присутствовать.

— Изгнанный из дома сын? — предположила Элия, воодушевленная ореолом романтизма, окутывавшем неизвестного рыцаря.

— Или сын, которому запрещено здесь находиться… — глаза Элии широко раскрылись от внезапной догадки. — А что, если это Джейме Ланнистер! Решил наперекор воле его величества поучаствовать на турнире?

— Тише, — шикнула на нее принцесса. — Если это юный Джейме, он лишится белого плаща так же быстро, как его получил.

Она повернулась к мужу, чтобы поинтересоваться его мнением, но слова застряли у нее на языке. Рейгар неотрывно следил за рыцарем с таким пристальным вниманием, что даже забывал моргать. Элия очень хорошо изучила мужа — он был напряжен и взволнован. Дорнийка перевела непонимающий взгляд на поле, где рыцарь Смеющегося Дерева, как окрестили его герольды, проехал мимо палаток Эртура и Роберта Баратеона, и ударил по щиту Борроса Блаунта.

Пока всеобщее внимание было приковано к загадочному рыцарю, никто не заметил, как Оберин Мартелл, стоявший в тени трибун, подал незаметный знак двум своим приятелям — наемникам из Эссоса, и те незамедлительно покинули трибуны. Наконец, поединок начался и по сигналу рыцари бросили коней в галоп. Оба рыцаря с первого раза преломили копья о доспехи противника. Простолюдины, которым не чужда была своеобразная романтичность, выкрикивали советы и слова поддержки новоявленному рыцарю. Они сходились еще в нескольких сшибках, пока победа не была присуждена Рыцарю Смеющегося Дерева.

— Ты посмотри на этого выскочку, — рассмеялся Челстед. — А как прытко он ускакал на своем скакуне, как будто боялся, что его прямо сейчас схватят девицы и сорвут с него шлем.

Несколько человек рассмеялись в ответ, кто-то заулыбался. Лишь только два человека оставались предельно серьезными — отец и сын Таргариены.

— Вам смешно, лорд Челстед? — Эйрис вперил в Люцериса злой взгляд.

Рейгар, поднявшийся было на ноги и явно собиравшийся покинуть ложу, замер на месте. Мастеру над монетой определенно было смешно, однако внезапное негодование Эйриса было настолько осязаемым, что Челстел поспешно натянул на физиономию серьезную мину, быстро прикидывая, чем мог разгневать его милость. Смех в ложе утих, все настороженно переглядывались и мысленно мечтали слиться с гобеленом. Эйрис мог выглядеть совершенно адекватным и благоразумным до поры до времени, однако вспышки неконтролируемой ярости короля были особенно хорошо известны членам Совета, как и то, чем они могли закончиться.

— Я задал вопрос, Кварлтон. Тебе смешно? — голос Эйриса поднялся на октаву.

— Нет, ваша милость, — лорд Челстед изогнул брови, умудряясь выглядеть при этом одновременно невинно и виновато. — Я просто выразил удивление тому, как поспешно этот рыцарь покинул поле.

— Вот именно, идиот! — вскричал Эйрис. — Над твоим королем насмехаются, а ты даже не можешь этого уразуметь, чтобы принять меры против наглеца!

Элия перевела взгляд на мужа. Рейгар следил за развернувшейся сценой со смесью заинтересованности и опасливости. Она заметила, что он сделал маленький, незаметный шажок вправо, прикрывая ее от взора отца — на всякий случай.

Несчастный Челстед, казалось, готов был расплакаться, не то от очередной необходимости разгадывать происходящее в голове его величества, не то от страха за свою жизнь. Он оглядывал присутствующих в поисках поддержки, но никто не спешил перетягивать на себя внимание Эйриса.

— Вы! — король повернулся к остальным. — Хоть кто-нибудь из вас понял, кто это? Или тут собрались одни идиоты?!

Все молчали. Из-за гула, царившего на арене, только ближайшие соседи могли расслышать разбушевавшегося монарха. Тайвин Ланнистер и Джон Аррен перегнулись со своих мест, чтобы поглядеть, что происходит.

— Этот негодяй смеялся надо мной! — брызгал слюной Эйрис, с каждой минутой еще больше зверея. — Этот ублюдок специально изобразил на своем щите смеющееся древо! Чтобы показать, как он смеется мне в лицо! Это… Это Джейме Ланнистер!

— Ваша милость, вы отослали сира Джейме в Королевскую Гавань четыре дня назад… — вступился за честь своего подопечного лорд Хайтауэр.

— Не строй из себя идиота! — завопил Эйрис, совершенно не заботясь о том, что их услышат. — Он вернулся! Этот мелкий говнюк вернулся!

Элия прикрыла рот. Неужто он слышал слова ее фрейлины? Невольно она посмотрела в сторону Тайвина Ланнистера. Тот побледнел, но сохранял на лице непроницаемое выражение, только взгляд потяжелел, став еще больше напоминать орлиный. Люцерис попытался осторожно вразумить короля, объясняя, что Джейме довольно высок, а Рыцарь Смеющегося дерева, несколько ниже ростом, насколько можно судить по человеку, не покидавшему седла. Эйрис только больше рассвирепел.

Тайвин медленно поднялся на ноги, расправил камзол и, повернувшись к королю всем корпусом, сдержанно, но с поистине царственным достоинством произнес:

— Ваша милость, мне прискорбно слышать, что мой сын вызвал у вас столь… неприятные подозрения. Рыцарь Королевской Гвардии присягает королю, дает клятву служить ему верой и правдой, не нарушая его приказов. Если вы сомневаетесь в Джейме, позвольте мне лично привести к вам этого рыцаря. Если это мой сын, он понесет заслуженное наказание.

Эйрис хищно оскалился.

— Чтобы ты подменил его на кого-то другого?

— Такого рода низость…

— Нет! Кто-то другой отправится за ним! И немедленно! Я хочу увидеть его лицо!

Теперь в глазах Эйриса появился маниакальный блеск и жадное предвкушение. Такие внезапные переходы особенно сильно пугали его окружение, ибо зачастую предшествовали огненным представлениям монарха.

— Ваша милость, позвольте мне.

Все дружно обернулись к принцу Рейгару, до этого дня обычно безынициативному ко всему, что могло впечатлить его отца. Даже Эйрис от неожиданности осекся, подозрительно глядя на сына. Рейгар смотрел открыто и невинно, стоявшая позади него Элия чуть нахмурилась, не понимая, чего добивается ее муж.

— Хорошо, — отрывисто кивнул Эйрис уже более спокойным тоном. — Пусть это будет твое задание. Приведи ко мне этого рыцаря, и мы посмотрим, кто будет смеяться в конце.

Поклонившись, Рейгар повернулся к супруге.

— Дорогая, прошу прощения, но я вынужден оставить тебя ненадолго. Я знаю, что в такие дни ты страдаешь от духоты. Если пожелаешь вернуться в замок, я велю лорду Командующему отправить с вами одного из рыцарей?

Элия внимательно всмотрелась в правильные черты мужа. Он пытался без слов донести до нее некую мысль, и, к счастью, она научилась за их недолгий брак понимать его с полуслова. Рейгар не желал оставлять ее одну в компании своего разъяренного отца.

— Да, мой принц, — ласково улыбнулась она и погладила свой пока еще плоский живот. — У меня разболелась голова и я бы предпочла покой.

Рейгар удовлетворенно кивнул и уходя отдал негромкое поручение Хайтауэру. Вся эта сцена взволновала принцессу, между бровями ее пролегла глубокая складка. Хмельной Оберин, разгневанный, по словам Эшары, Эртур Дейн, безымянный рыцарь, необъяснимая вспышка ярости короля и, самое главное, странное, совершенно ему несвойственное поведение Рейгара. Ее муж мог быть рассеянным, задумчивым, скучающим, холодным и непроницаемым. Но сегодняшняя его напряженность, тревога и готовность услужить отцу в его очередной блажи… Это не было похоже на Рейгара.

* * *

Кузница «Рог» находилась на окраине города, в одной из самых заброшенных его частей. После провальной встречи с незнакомкой Оберин исследовал эту кузницу, обнаружив в ней довольно удобный подвал. Практичный ум дорнийца тут же нашел этому подвалу весьма сомнительное применение — преобразив это место в темницу и… пыточную.

Об этом он и сообщил Рейгару в своей коронной самодовольной манере несколькими часами ранее, и сейчас они стояли посреди этого подвала, скудно освещенного лишь одной масляной лампой. Рейгар, в опущенном до самого подбородка капюшоне, оглянул убранство: пара скрипящих стульев, прямоугольный деревянный стол, покрытый толстым слоем пыли с разложенными на нем инструментами, один вид которых вызывал холодок по спине. Несколько пустых мешков в углу, и всевозможный железный хлам — собственность почившего кузнеца.

Помимо самого Рейгара и Оберина в комнате находился один из эссоских приятелей-наемников дорнийца (второй стоял на стреме снаружи) и невысокий, но крепкого сложения юноша с темно-русыми волосами и болотно-серыми глазами. Юноша, со связанными за спиной руками и кляпом во рту, сидел прямо на полу и затравленно на них взирал снизу вверх. Из носа у него текла струйка крови, показывая, что сдался он далеко не без боя. Но сколько не изучал его Рейгар, не мог себе представить, чтобы этот напуганный человек был связан с изменниками. Ну не смотрит заговорщик так непонимающе, так озадаченно. И тем не менее именно его Оберин вытряс из доспехов Смеющегося Древа.

Был уже поздний вечер, и весь прошедший день Рейгар при самой мягкой формулировке мог бы охарактеризовать, как сумбурный. Сначала непредвиденная вспышка его отца, которая чуть было все не испортила. Если бы Эйрис поймал мальчишку… Рейгар не знал, что тогда бы произошло, но его планы точно рухнули бы, как карточный дом. Пришлось брать инициативу на себя, пока отец не послал кого-то другого на поиски. Кого-то вроде Барристана Селми, кому доверял безоговорочно.

Поймать закованного в доспехи рыцаря было бы проще простого, если б не необходимость соблюдать осторожность. Поймать его мало, следовало выполнить все так, чтобы о его поимке никто не узнал. Пока Рейгар делал вид, что усердно ищет как сквозь землю провалившегося рыцаря, Оберин и его наемники незаметно преследовали последнего. По словам дорнийца, рыцарь попытался скрыться за чертой города и лагеря, а уж там, незамеченный никем, избавиться от доспехов. Исполнить задуманное ему не дали. Оберин преспокойно проследил за ним, и как только выдалась возможность, схватил его.

— Мы не приступали к допросу, — вполголоса проговорил Оберин. — Ждали тебя. Можно начинать?

Оберин говорил прохладно, без привычной дружеской теплоты в голосе. Сегодня утром он пришел к Рейгару и ледяным тоном уведомил, что поможет довести дело до конца, но сделает это исключительно ради сестры, а на его, Рейгара, задницу ему плевать с высоты Вдовьей башни.

Рейгар без лишних слов кивнул, не желая быть узнанным. Оберин приблизился к юноше и ласково сообщил, что не причинит тому вреда, пока тот будет вести себя прилично. Дождавшись кивка, он вытянул кляп.

— Ну вот, молодец, — промурлыкал дорниец. — Видишь, совсем не сложно. Ты знаешь, кто я?

Юноша испуганно дернул головой.

— Вы, вы — Оберин Мартелл, — сипло ответил он.

— Верно. А теперь ответь, как зовут тебя?

— Хоуленд Рид.

— Рид… Рид… Рид, — Оберин попытался вспомнить фамилию, а потом радостно щелкнул пальцами. — Точно! Ты — Рид из Перешейка, не так ли? Вассал Старков? Как интересно, еще один северянин! Скажи мне, Рид, знаешь ли ты, почему я и мои друзья держим тебя тут?

Рид покачал головой.

— Мы увидели твои потрясающие доспехи и просто обзавидовались! — Оберин весело обернулся к своему приятелю в поисках подтверждения. — Мы хотим такие же! Не подскажешь, кто их тебе выковал? Или, быть может, кто-то их тебе подарил?

Рид молчал, видимо, осознав, что веселье было напускным, а причины его заточения чрезвычайно серьезными. Значит, не полный дурак.

— Что же ты молчишь?

— Сир… — юноша откашлялся. — Сир, я не знаю, что не так с этими доспехами, но мне их дал один мужчина из Пентоса. Мне нужно было сразиться с сиром Блаунтом, но у меня не было доспехов и… я не рыцарь. Он сказал, что даст мне доспехи и даже фальшивую грамоту, чтобы я смог выступить. Что если я выиграю, я верну ему не только эти латы, но и выкуп за коня и доспехи побежденного мною рыцаря.

Рид говорил отрывисто, торопливо, глотая окончания слов. На лбу у него выступила испарина.

— Зачем тебе нужно было сражаться с Блаунтом?

— Его оруженосец, вместе с двумя другими унизили и побили меня, и если бы не леди Лианна, они бы и вовсе сломали мне ногу. Я хотел преподать им урок…

— Вызвав их рыцаря? Оригинальный способ, — хмыкнул Оберин. — Этот пентошиец, где он?

— Я… я не знаю. На условленном месте встречи его не было. Я не успел забрать коня и…

— Ты уверен, что он из Пентоса? — перебил его наемник. — Он говорил, слегка растягивая слова вот так?

Мужчина продемонстрировал пентошийский говор. Рид покачал головой.

— Нет, он говорил, совсем как мы с вами.

— Тогда это никакой не пентошиец, парень. Тебя обдурили, — безразлично бросил наемник. — Просто кому-то надо было найти идиота, что выйдет в этих доспехах на поле, а тут ты удачно подвернулся.

Оберин задумчиво глядел на юношу, словно пытался прочитать его мысли, а после резко вскочив, подошел к Рейгару, каменным изваянием застывшему в тени.

— Он похож на честного малого, — зашептал Оберин. — Но я видел много таких вот, с невинными глазами, лгущими так, что родная мать не поймает. Но именно такие прирожденные актеры очень быстро ломаются, стоит им почувствовать боль. Ты позволишь?..

Рейгар молчал, глядя на парнишку, не старше Джейме Ланнистера. Пытки были прерогативой его отца, а он не желал иметь ничего общего с Эйрисом. Но что, если этот парень врет, а он упустит своих врагов из-за жалкой мягкотелости? Ему предстоит стать королем и отдавать подобные приказы в будущем. Сможет ли он?

Рейгар коротко кивнул. Оберин снисходительно предложил ему выйти, но наследник отказался. Старки говорят, что выносящий приговор заносит меч. В этом есть смысл. В его случае, выносящий приговор, должен смотреть. Смотреть, чтобы помнить. Помнить каждого, кто страдал по его воле.

И все же, все, что последовало за этим, он предпочел бы стереть из памяти. То, как наемник вставлял кляп обратно в рот перепуганного юнца, то как он встревоженно задергался, смутно предчувствуя, что с ним хотят сделать. То, как хладнокровно Оберин выбирал орудие, как со все тем же жизнерадостно-сочувствующим видом посвящал Рида в детали будущих пыток — за неимением под рукой более изощренных приспособлений, он решил обойтись тем, что было. То, как методично они вгоняли иглу под ногти юноши, как исступленно он мычал в свой кляп, как слезы стекали из его глаз, как багровело его лицо и лопались капилляры в глазах, как дергались его ноги и напрягалась каждая мышца его тела. Как каждый раз Оберин останавливался, вытаскивал кляп, задавал одни и те же вопросы и получал одни и те же ответы. И мольбу… И все повторялось вновь.

Оберин больше не улыбался, он был мрачен и сосредоточен. Сколько это продолжалось, Рейгар не ведал, однако, когда дорниец перешел к пальцам другой руки, не выдержав, вылетел вон. Прислонившись к холодной стене, он некоторое время боролся с приступами тошноты и постыдными слезами. На Харрентон успела опуститься ночь. Где-то там, в замке продолжался пир. Люди танцевали, смеялись — такие беззаботные, такие невинные этой ночью. Их руки не были запятнаны кровью, их уши наслаждались музыкой, их глаза лицезрели прекрасные наряды дам. А здесь были они. Оберин Мартелл, что пытал человека по его просьбе, и он, что наблюдал за этим.

Прошло довольно много времени, прежде чем Мартелл вернулся. Он встал рядом, подперев спиной стену, и пустым взглядом уставился в звездное небо. Его руки были в подсохшей крови, но он не пытался ее смыть.

— Он ничего не знает, — медленно, словно насильно выталкивая слова изо рта, произнес он спустя минуту. — Знал бы, давно сознался.

Рейгар молчал, отстраненно подумав, был ли Оберин так опустошен от осознания, что пытал невиновного, или любая пытка так действует на человека.

— Мне не часто приходилось это делать, — внезапно продолжил Мартелл. — Один старый наемник из Браавоса говорил, что самое важное в пытках — это показать человеку, насколько двинутым на всю голову психом ты являешься. Он твердил: «Ты должен улыбаться, смеяться, пока жертва орет во все горло. Ты должен ломать не только его кости, но и его разум, чтобы добраться до самых тайных уголков его души». Он был редкостной гнидой, — Оберин сплюнул. — Сейчас он бы мне сказал, что срет лучше, чем я пытаю.

— Ты был неплох, — съязвил Рейгар. — Скромность тебе не к лицу.

Если Мартелл желал облегчить душу, то он выбрал неправильное время и неправильного слушателя. Оберин осекся, а затем вновь натянул на лицо привычную ехидную маску.

— Вы тоже, мой принц, продержались довольно долго. В первый раз я сбежал через минуту и выблевал все содержимое своего желудка. В тебе точно есть потенциал.

Эти слова больно кольнули его там, где должно быть сердце. В нем есть потенциал? Для чего? Для того, чтобы стать вторым Эйрисом Таргариеном? Или Мейгором Жестоким? А ведь он мнил себя куда достойнее своих предков. Но что же в итоге, он такой же, как и они? Потому что быть драконом, это не только величайшая благодать, но и страшнейшее из проклятий. Ибо драконы безумны и неконтролируемы. Ибо драконы всегда были рабами своих желаний и амбиций.

— Пока единственное имя, что он произнес, было имя девчонки Старк, — вырвал его из невеселых мыслей Оберин.

— Что? — повернулся к нему наследник.

— Ну, он же сказал, что его спасла Лианна Старк.

С минуту стояла вязкая тишина, а потом Рейгар выпрямился, губы сами по себе растянулись в улыбку, и он, запрокинув голову, расхохотался. Оберин, решив, что принц тронулся умом, не иначе, с опаской глядел на него.

— Лианна… — выдавил Рейгар сквозь смех. — Лианна… не Алина.

На лице дорнийца, не сразу, постепенно, отразилось понимание. Он тоже вспомнил имя, которым назвалась юркая северянка прошлой ночью. Вся апатия слетела с него в мгновение ока, он хищно улыбнулся.

— Птичка попалась. Теперь дело за малым, поймать ее.

— Не сейчас, — посерьезнев, покачал головой Рейгар. — Птичка напела нам вчера про покушение, что должно произойти этой ночью. Нам надо возвращаться в замок, а с ней мы разберемся позже.

— А как быть с болотником? Логичнее всего было бы его убить.

Рейгар скривился. Он уже достаточно сегодня гнался за логикой. И достаточно измарался в крови.

— Пока пусть твой наемник держит его здесь. И хорошо с ним обращается. Потом посмотрим.

Пока Оберин передавал его поручение верзиле, Рейгар вскочил на коня. Затем вместе с дорнийцем они как могли быстро поскакали к замку. Уже в пути у наследника Эйриса Таргариена мелькнула мысль, что если покушение планируется на его отца, как много проблем можно было бы решить, просто оставшись в стороне.

Примечания:

Как думаете, у Эйриса были причины для вспышки или все куда проще, и он просто псих? Или он псих, у которого были причины?))

Я знаю, что в последних главах было мало любови. Но в последующих мы это наверстаем))