Когда за Робертом и Джейн закрылась дверь сарая, Гермиона рухнула на стул. Скабиор спросил:
— Может, водички?
Протянул ей стакан. Гермиона машинально отхлебнула и закашлялась:
— Это же не вода! — воскликнула она.
— Конечно, нет. Это огневиски. Оно лучше любого зелья, — засмеялся Скабиор. Ничего веселого вокруг не наблюдалось, но он не мог перестать смеяться. — Как же тебя угораздило с этим Обливиэйтом?
— А тебя? — зло зыркнула на него Гермиона. — Подумать только! Мой настоящий отец — трус!
— Ага, — подозрительно легко кивнул Скабиор. — И оборотень. И егерь, ко всему прочему. Привыкай, милая.
— Ни за что!
— Ну, как хочешь, — Скабиор пожал плечами. Он пошарил под столом, достал закопченную стеклянную банку, зажег в ней огонек вместо погасшего под потолком Люмоса Джейн. Сел на кровать, подгреб под спину ком тряпья, развалился, как на кресле. Налил себе в другой стакан огневиски и выпил.
— Что ты сделал с Роном? — требовательно спросила Гермиона. — Где он сейчас?
— Твой рыжий приятель? , — уточнил Скабиор. — Я выпер его из стаи пинком под зад. Не переживай за него: он сдал тебя и Поттера со всеми потрохами. Думаешь, я сам нашел этот твой шарфик? — Скабиор приподнял бахрому и потряс ею в воздухе.
— Ты пытал его! — утвердительно сказала Гермиона. — Рон не способен на такое.
— Нет, не пытал, — помотал головой Скабиор. — Только припугнул. Но Уэзерли рассказывал, что Поттер сам его выгнал.
— Уизли, — поправила Гермиона. — Никто его не выгонял. Он ушел сам.
Гермиона залпом допила огневиски, перевела дыхание.
— Лихо пьешь, — заметил Скабиор.
— Отпусти нас с Гарри, — попросила Гермиона, глядя егерю в глаза. Он снова помотал головой:
— Не могу. Вся стая вас ловила. И Фенрир в курсе, что мы охотились на Поттера. Жалящее твое спадет — и все. Пойдем в Министерство или к самому ты-знаешь-кому.
— Ты не можешь так поступить!
— Почему ты так думаешь? — с интересом спросил Скабиор.
— В этом нет никакого смысла. Положение оборотней в обществе крайне уязвимое.
— Так оно всегда таким было, что двадцать лет назад, что сейчас. Сейчас даже лучше — мы ловим людишек для Министерства, денежки получаем.
— Но так не может продолжаться вечно!
— Всегда есть что-то новенькое, ты права. Вот ты, например. Вчера была магглокровкой, сегодня чистокровка. И ловить тебя мне вроде незачем…
— Так отпусти!
— Но — ты Нежелательное лицо номер два. А лицо номер один спрятано под Жалящим. То есть, имеются отягчающие обстоятельства… — Скабиор поднял вверх указательный палец, подчеркивая значимость своих слов.
Втолковать что-нибудь этому упертому егерю представлялось весьма трудной задачей. Гермиона откинулась на спинку стула, потерла лоб.
— Надо рассуждать логически, — начала она.
— Так-так, рассуждай. Забавно будет послушать.
— Тебе забавно? Весь этот кошмар тебя забавляет?
— Я давно гадаю, чем все это кончится — лорды-морды, егеря. Но такого развития событий точно не ждал, — признался Скабиор, доверительно заглядывая Гермионе в глаза. — Скучно никому не будет. И вряд ли кто-то уйдет живым.
— Ты можешь быть серьезным, вообще?
— Если серьезно, то мать твоя права. Тебе надо было валить отсюда куда подальше и позабыть все, как страшный сон.
— Может, поможешь? Обливиэйтом? — издевательски спросила Гермиона.
— А че, легко и просто, — Скабиор приосанился, закинул концы шарфа за спину, театральным жестом пригладил волосы и поднял волшебную палочку. Гермиона смотрела на него во все глаза, оцепенев то ли от ужаса, то ли от чего-то другого.
— Не может быть! Этого не может быть!!! — трагическим шепотом проговорила она.
— Прости, не понял? Чего «не может быть»?
— Повтори, что ты сейчас сделал.
Скабиор повторил. Он держал палочку очень изящно, красиво изогнув кисть руки. Гермиона закрыла лицо руками. Не может быть.
— Эм, я чего-то не понял? — обратился к дочери Скабиор. Он не ожидал, что она, секунду назад скованная ужасом, начнет вдруг истерически хохотать. Захлебываясь в приступах дикого смеха, она с трудом успевала вздохнуть, едва не падая на пол с шаткого стула. Поглядев на это буйство с минуту, Скабиор принял решительные меры: сперва попросил успокоиться, потом сгреб в охапку и, прижав к себе, пресекал все попытки согнуться пополам от смеха или вырваться из его рук. Постепенно смех перешел в рыдания. Уткнувшись лицом Скабиору в плечо, Гермиона обильно поливала слезами потертое черное кожаное пальто.
— Может, объяснишь, что сейчас было? — усадив Гермиону обратно на стул, спросил Скабиор и вновь подал ей стакан. На сей раз с водой. Гермиона отпила глоток, разочарованно посмотрела внутрь — наверное, все-таки ждала, что он нальет ей еще огневиски.
— Я знаю, кто мой дедушка, — заявила Гермиона.
У Скабиора от удивления открылся рот.
— Очень интересно. И кто же?
— Гилдерой Локхарт.
Тут пришел черед Скабиору веселиться. Смеялся он, правда, недолго. Налил еще виски, выпил. Поставил стакан на стол, стукнув им сильнее, чем требовалось, взглянул на девушку.
— С чего ты взяла?
— Обливиэйт, — непонятно сказала Гермиона.
— И?
— Локхарт стирал память другим волшебникам и присваивал их подвиги. А потом описывал все в своих книгах.
— Так я книг-то не пишу!
— Да и Обливиэйт у тебя так себе, — Гермиона не собиралась его щадить.
— Уж кто бы говорил! — с обидой сказал Скабиор.
— Я все исправила! Мама все вспомнила!
— А папа? Как его там, Венделл?
Гермиона помрачнела, но с мстительными, ядовитыми нотками в голосе сказала:
— А твой папа — уже пять лет в Мунго. Сам себе память стер. Очень качественно!
— Да с чего ты взяла вообще, что он мой… ну, ты поняла.
— Ты держишь палочку, как он. И любишь сиреневый цвет, — Гермиона привела свои аргументы, указывая пальцем на шею Скабиора.
— Так это же твой шарф! Забыла?
— Вообще, это мамин шарф. Но я тоже люблю сиреневый, — потупила взор Гермиона. Она вспоминала, как на втором курсе по-детски влюбилась в Локхарта, восхищалась им, ловила каждый его взгляд и наизусть учила его книги. А он. Дедушка, значит.
— Значит, у нас семейная любовь к сиреневому, — невесело заключил Скабиор. — А Гилдерой, говоришь, в Мунго?
Все сходилось. Хотя Скабиору было наплевать, что неизвестным героем, стершим память его матери, вполне мог быть Локхарт. Версия, конечно, требовала проверки. Но что-то подсказывало, что подозрения Гермионы верны.
— Да. Он колдовал сломанной палочкой и хотел стереть память Гарри, но попал в самого себя. И начисто забыл, кто он такой.
— Гребаный Обливиэйт. Когда-нибудь обязательно попадешь сам в себя…
Скабиор налил еще огневиски, выпил. Ногой с грохотом и скрипом пододвинул ближе к столу ветхую табуретку, тяжело плюхнулся на нее, отточенным жестом убрав назад полы пальто.
— Будешь? — кивнул девушке на бутылку.
Гермиона кивнула. Он плеснул и ей.
— Нажраться бы до беспамятства… — пробормотал егерь и уронил голову на скрещенные руки. — Чтоб ничего этого не было бы… Никогда…
Гермиона, стараясь не морщиться, осушила стакан.
У Гермионы в голове крутилась туча вопросов, прямо-таки целый ураган мыслей. Она не знала, с какой начать. Нужно бы расспросить вновь обретенного папашу, как у них так получилось с мамой. Хотя с другой стороны, в целом все прояснилось, а вникать в совсем уж личные подробности желания не возникало. Следующим по важности Гермионе виделся вопрос «Что дальше?» В самом деле, она так отчаянно отказывалась от предложенного Джейн простого и легкого решения уйти и бросить все, словно бы наверняка знала, что станет делать и как поступит. Но единственное, в чем она была уверена, — она не бросит Гарри. Не предаст, как Рон. Не потому, что не хотела равняться на Рона, а потому, что друзей предавать нельзя.
«А получается, что родных — можно, что ли? А разве я предавала? Я хотела, как лучше!»
Борьба с собой и ее внутренний диалог затянулись. Дощатые стены сарая слегка покачивались, головокружение, вызванное огневиски, постепенно усиливалось. Гермиону клонило в сон. Глаза ее блуждали по всему помещению, не задерживаясь надолго ни на неподвижной фигуре егеря, сгорбившегося над столом, ни на щелястых стенах, ни на тусклом голубоватом огоньке, что подрагивал в закопченной баночке. Гермиона умела делать такие же огоньки, но только у нее они выходили с более ярким оттенком голубого. «Тоже семейное, значит, тогда почему огоньки не сиреневые?» — отметила она и стала целенаправленно думать о Скабиоре. Энтони Флетчере. Локхарте…
Как он сказал? «До беспамятства»? Так вот оно, решение!
— Придумала! Я знаю, что надо делать! — просияла Гермиона и потрясла егеря за рукав.
Скабиор, почти уже заснувший, поднял голову:
— Да? Интересно… Вещай.
— Для начала ответь, я могу доверять тебе?
— А это уж ты сама реши. Можешь ты доверять тому, кто тебя раз уже предал, отказался от тебя, едва узнав о твоем существовании? — голос Скабиора был трезвым и серьезным. Прошлое нехило так опрокинуло его сегодня. Появление в его жизни Джейн Трэверс в который раз перевернуло всю его картину мира с ног на голову. Первый раз, когда он увидел и влюбился в нее, еще стоя на коленях с туфелькой в руках. Все перевернулось еще раз, когда он узнал о ребенке и не придумал ничего лучше, чем совершить то, что совершил. Роберт Трэверс добавил вращения катящемуся в свой персональный ад Энтони, познакомив его с Грейбеком. И вроде бы все, он докатился до дна и ползал там много лет, но встреча с Джейн номер два, оказавшейся его собственной дочерью, опять сулила ему глобальные перемены.
Может ли она доверять ему? Она пока ничего не ответила, глубоко задумалась, накручивая на палец прядь волос. Смотрела и смотрела ему в лицо, словно пыталась вычитать там ответ. «У меня на лбу ничего не написано, ” — хотел было съязвить Скабиор, но промолчал.
— Все совершают ошибки, — медленно проговорила Гермиона, как бы взвешивая каждое слово. — И то, что мы причиняем боль своим близким, не делает нас чужими друг другу.
Скабиор словно бы взялся испытывать ее решимость.
— Думаешь, твоя мать простила тебя? Или рада была умотать отсюда с этим своим дядюшкой? Хотя, по факту, можешь и его называть своим папочкой, — с тщательно скрываемой злостью бросил Скабиор.
— Что ты такое говоришь? — оторопела Гермиона. — Мама и Трэверс — вместе? Ну, как пара?
— Совершенно точно. Я наблюдал за ним и видел, как он на нее смотрел. Кроме того, запахи не обманывают. Не забывай, что я оборотень, — он несколько раз постучал указательным пальцем по кончику своего носа. — От них пахло…
— Ой все, не уточняй. Противно слушать, — скривилась Гермиона, закрывая уши ладонями. Новый удар. Но сейчас даже эта новость меркла перед охватившей ее идеей. Она продолжила:
— Послушай. Если ты, как сказал, уже давно гадаешь, чем это все кончится, то у меня есть ответ. Но без твоей помощи ничего не получится, — Гермиона ткнула пальцем в грудь егеря. Он промолчал. — Скажи уже что-нибудь. Ты ж мой «единственный родственник», — передразнила она.
— Ты изложи идею-то. Посмотрим, — подмигнул Скабиор. Изворотливый сверх меры выпускник Слизерина, он не бросался пустыми обещаниями. Не обещал — не было.
— Семейное проклятие, — изрекла Гермиона, как будто этого было достаточно.
— Ты предлагаешь стереть память? — догадался Скабиор. — Кому?
— Сам знаешь кому! Тому самому! Кого нельзя называть! — воскликнула Гермиона. Папаша-то не отличается быстрой смекалкой, какая жалость.
Скабиор заржал, ударил ладонями себя по коленям.
— То есть мы вопремся к темному лорду и такие: «Обливиэйт»! — потешался он. — А он такой: «Ах!» И все типа забудет?
— Примерно так, — с обидой в голосе сказала Гермиона. Не привыкла она, чтобы ее идеи высмеивали. Рон и Гарри обычно прислушивались к ее словам. А этот егерь ведет себя, будто она его давно простила. И вообще.
— Да лан, не дуйся. Скажи-ка, а как мы попадем к темному лорду, кто нас туда пустит-то?
— Ты же сам говорил, что не поведешь Гарри в Министерство, — напомнила Гермиона.
— Допустим. За твоего Гарри назначена награда, двести тысяч галлеонов на дороге не валяются, так-то.
— Тебе деньги дороже, что ли? — Гермиона воззрилась на Скабиора с негодованием.
— Дороже, чем что? — он и дальше ее провоцировал.
— Чем я, — тихо проговорила Гермиона. Все ясно. Этот тип не изменится никогда. Нечего было и надеяться, что он поможет. «Единственный родственник», как же. Так, отставить в сторону сожаления и думать дальше. Как заставить его вернуть палочку, да и всю бисерную чудо-сумочку. Потом стереть память и внушить, чтобы он провел их с Гарри в Малфой мэнор — туда, где сейчас обитал Тот-Кого-Нельзя-Называть…
— Слушай, не делай такое лицо, я прям боюсь тебя уже, — попросил егерь. — В целом, есть в твоей идее здравое зерно… зернышко…
Гермиона отвернулась. С нее хватит.
Голубой огонек в баночке совсем потускнел, мигнул и погас. Егерь будто бы и не заметил.
После нескольких бесконечных минут молчания Гермиона не выдержала:
— Ну, скажи уже что-нибудь!
— Тссс, — зашипел на нее егерь. Он все так же сидел на табуреточке, но она больше не скрипела под ним. Он поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, словно прислушивался к происходящему вне стен сарая. Гермиона замерла, тоже прислушалась, но ничего не услышала.
Голоса егерей, доносившиеся ранее с центральной площадки, теперь стихли.
— Все ушли спать, — зашептал Скабиор. — У костра остался один дежурный. Фенрир охраняет Поттера в таком же сарае, напротив, прямо через костер. Он спать не станет, и это сейчас самая большая наша проблема.
— То есть ты согласен? — уточнила Гермиона, внутренне ликуя оттого, что проблема стала «нашей», а не лично ее собственной.
— Выбор без выбора, — развел руками егерь. — Я, может, и много всякого наворотил в жизни…
Он не закончил фразу, бесшумно поднялся и сделал пару шагов в сторону двери, обходя стол. Гермиона тоже встала и направилась за ним.
— Гермиона? — окликнул Скабиор.
— Да?
Он нашел в темноте и сжал ее руку, другой рукой погладил по голове, приподнял ей подбородок, чтобы заглянуть в глаза.
— Возьмешь меня с собой в Австралию? — серьезно спросил он.
— Конечно, — ответила Гермиона и, переступив через что-то в своей неспокойной душе, коротко обняла егеря одной рукой.
— Действуем по плану. План такой. Ты сидишь здесь, я иду за Поттером.
— А Фенрир?
— Он не особо силен в магии, думаю, я справлюсь с ним. Оборотни не восприимчивы ко многим заклинаниям, так что «семейное» к нему не применишь.
— А кто-нибудь пробовал? — любознательная Гермиона не могла промолчать.
— Вряд ли.
— Тогда я пойду с тобой и попробую.
— Без вариантов: он услышит твои шаги, как только ты выйдешь за эту дверь. И все, Финита нашему плану.
Гермиона, довольная тем, что он сказал «нашему плану», настаивала:
— Если ты отдашь мне палочку, я наложу Заглушающее. И Устраняющее запахи, чтобы он не учуял.
— Дай угадаю, ты с Гриффиндора, — кисло заметил Скабиор.
— И я на этом Гриффиндоре училась на все «Превосходно», между прочим, — задрала нос Гермиона, якобы не замечая намеков на «слабоумие и отвагу».
— Я отдам тебе палочку, если ты пообещаешь свалить отсюда к Трэверсам, если что-то пойдет не так.
— Обещаю, что не брошу здесь Гарри, — упрямо сказала Гермиона и добавила, — и тебя.
Скабиор только вздохнул.
— Так, повторим еще раз. Я вырубаю дежурного, потом Фенрира. Ты освобождаешь Поттера. И мы валим.
— А потом?
— «Потом» зависит от того, как быстро ты сумеешь уболтать Поттера.
— А остальные егеря?
— Хочешь, чтобы я их убил?
— Ох, нет.
— Без меня и Грейбека они разбредутся по лесам, — объяснил Скабиор. — Вечные бродяги, отбросы общества.
— Они все оборотни?
— Нет, не все. И тут тебе несказанно повезло, потому что через два дня полнолуние. Вряд ли мы смогли бы так душевно поболтать, моя крошка. Я неразговорчив под луной, — и он шутовски поклонился.
Опять он начал кривляться, да что ж такое.
— Держи, — он протянул Гермионе палочку. Она тут же применила к себе заклинания Заглушения шагов и Устранения запахов. И Дезиллюминационное.
— И мне тоже наколдуй, на всякий, — попросил Скабиор. — Невидимку не надо.
Абсолютно бесшумно пройдясь по комнатке, довольный действием заклинаний Скабиор взял с кровати какие-то вещи, запихнул в карманы пальто.
— Не вернемся ведь сюда, — пояснил он темноте. Невидимая Гермиона кивнула, потом шепнула: «Да».
— Идем, — велел Скабиор, и они вышли из домика.