Тонкое искусство пофигизма (гет)

Спустя несколько часов Шаталин встретил Жанну в отведенной ему комнате посвежевшим и веселым. Успел умыться, переодеться в светло-серый костюм.

-Макс, сколько ещё осталось? — с порога был задан вопрос.

Расплывчатый вопрос, но он прекрасно понял, о чём спрашивает Ижевская. Он отметил нужную дату на календаре в своей комнате, так что ответил мгновенно.

— Девять дней.

Жанна коротко кивнула и, не говоря ни слова, снова опустила взгляд в записную книжку.

— Тут, Макс, в Дроздовке, три убийства прозошло, одно пять дней назад, другое третьего дня, а последнее вчера вечером. «Убийства», хоть и не людей убивали. Первое убийство было подготовлено заранее, с осторожным умыслом. Кто-то хотел разом отравить и Загуляя, и Закидая. Во второй и третий раз вышло по-другому: убийца не готовился вовсе, а действовал впопыхах, бил тем, что под руку подвернулось. Когда убили Закидая, в ход пошел топор, торчавший в пне. Малышу хватило и обычной отравы. Много щенку надо? Если бы сразу сказали, что оба сдохли, старухе и твои щенки не помогли бы.

Вроде-бы и сплюнуть хотелось, да при Максе, ещё и в доме нельзя.

— Ясно одно: убийство собак с завещанием никак не связано, потому что, как указал мне вчера натариус, изменение завещания не сказалось на намерении собакоубийцы. Этот человек все равно довел свое черное дело до конца. То ли хотел таким образом извести Марью Афанасьевну, то ли добивался какой-то другой, нам неизвестной цели. Но, думаю, конкурентов нашего агенства это не касается. Но и так поступки этого человека вдвойне странные и противные— из-за равнодушия, с которым убийца наблюдал за страданиями старухи. Ведь не мог же убийца не понимать, что разрушает ее душевное и физическое здоровье… а самое загадочное здесь вот что. — Жанна Ижевская подтянула сползшие очки. — К чему понадобилась такая спешка с Закидаем и Закусаем? Зачем убийце было так рисковать? Оба раза, как выяснилось, в парке гуляли люди. Могли увидеть, разоблачить. Я, например, вчера чуть не застигла злоумышленника на месте преступления, даже слышала шаги. В ожесточении и дерзости преступника чувствуется какая-то особенная страсть. То ли ненависть, то ли страх, то ли еще что. Не знаю и гадать не берусь. Вся надежда, что злоумышленник, а вернее злоумышленница, сама нам расскажет.

— Злоумышленница?! — ахнул Шаталин. — То есть, Жанна, хочешь сказать, что убийца женского пола? Тебе откровение было что-ли ночью?

— Макс!

— Молчу.

— Откровения не было, — уже спокойно ответила Ижевская, — да и ни к чему оно, когда довольно обычного человеческого внимания. Как рассвело, сходила я туда, где вчера пса убили. Земля там вокруг вся истоптанная, кто-то ходил вокруг того места, и довольно долго. Возле бревна, из которого топор вытащили— след правой ноги глубже, как если бы кто-то оперся на нее, нагибаясь. И еще один, точно такой же, там, где убийца наклонился, чтобы ударить щенка по голове. Ботинок женский, на каблуке. Обувь такую в доме носят только двое — няня внучки и сама внучка актрисы. — Жанна достала из записной книжки листок бумаги с обведенным контуром подошвы. — И оглянулась на с согласием кивающую Пелагею.

— Ну ладно, хватит утро протить, вижу ты и так разобралась во всём. Чай будешь? Жанна, можешь и Пелагею пригласить, чего ей стоять.

— Максим, я не закончила, — Вот этот след, длина стопы 36,4 см. Можно приложить, чтобы удостовериться… — и подняла глаза на Шаталина. Они оба знали, что это значит.