Куколка (гет)

Мистер Снейп не страдал праздным любопытством, потому к архиву своего предшественника отнесся скептически. Но глядя на коробки, где были тщательно упакованы толстые тетради и папки, Северус признал — без мисс Грейнджер не обойтись. Часть папок и тетрадей была подписана, что позволило разделить архив на судебный, рабочий и личный. Приходилось бегло просматривать каждую неподписанную тетрадь, чтобы понять, личные ли это рукописи или же их можно передать в суд. Сей кропотливый труд отнял у них около пары недель. Во многом мистер Снейп был благодарен своей воспитаннице, которая посвящала этому делу весь день.

Результатом этих трудов стали упорядоченные и подписанные короба с разделителями по датам. В кабинете стало безбожно тесно, и посему слуги перенесли большую часть архива судьи Скримджера в библиотеку.

Гермиона хотела остаться и читать чужие записи тоже, воспользовавшись благодушным настроем опекуна после его сердечной благодарности, но судья уже взял себя в руки и тактично, но твердо отказал ей в этом. А еще ей не давала покоя случайно замеченная стопка писем в столе мистера Снейпа. Подобраться к этой стопке не было никакой возможности, и мисс Грейнджер решила выждать подходящего момента. Она оставила все попытки и притязания на изучение архива мистера Скримджера, оставив опекуна в благостной тишине, способствующей его деятельности.

Мистер Снейп выразил свою благодарность проснувшемуся благоразумию воспитанницы просто и емко:

— Спасибо, мисс Грейнджер.

На что получил очаровательную в своей скромности улыбку и чашку чая.

* * *

Северус глянул на ящик с разделителями и с тяжелым вздохом взял тетрадь, датированную десятью годами ранее текущего года. Открыв ее, он всмотрелся в убористую скоропись с округлыми буквами, и углубился в чтение.

Год 188..

Апрель.

Я безнадежно старею, ленюсь и уже не завожу себе привычки делать записи в дневнике каждый день, как это делал ранее (исключение составляют судейские дела, конечно же). Тем не менее, я настолько внимателен, что пишу короткие заметки о происходящем, а после уже в конце каждого месяца подвожу всему этому итог. Ужасное упущение с моей стороны, ибо память моя уже не настолько крепка — смерть Доротеи меня подкосила, и признаюсь честно, я до сих пор так и не оправился до конца. Тем не менее, итоги следует подводить, а порой и возвращаться к этим тетрадям, чтобы сравнить себя прошлого с нынешним.

Отнюдь. Я не возвращаюсь к этим тетрадям, а просто коплю их, никак не решаясь сжечь.

Что же, начнем, благословясь. В этом месяце не было каких-то из ряда вон выходящих дел, в целом, это были простые тяжбы, кои разрешались бы весьма быстро, если бы не адвокаты, коим хотелось кормиться десятилетиями за счет одного или нескольких клиентов. Где-то я потворствовал сему безобразию из праздного любопытства, а где-то и пресекал все намерения адвокатов затянуть процесс. Так, успешных дел в этом месяце было закрыто пятнадцать.

Нагрузка моя возросла. Город дорос до центра Спайдершира, и хотя ему далеко до звания полноценной столицы, город растет и ширится, а посему растут и ширятся все важные для жизни коммуникации. Воздухздесь удивительно чист, ибо на мили вокруг простирается дикая природа, окрестных ферм в достатке, но все ж главный недостаток этого города в том, что он в низине. Частые туманы, сырость и стылость не делают его привлекательным, но относительная дешевизна жизни при всех мыслимых удобствах во многом перевешивает…

Но я отвлекся. Нагрузка моя возросла, а посему мне понадобился помощник. Ранее я мог обходиться и своими силами, но теперь задумался о секретаре. В суде я не видел никого, кто бы удовлетворял моим требованиям. Пришлось поспрашивать по знакомым, и профессор Дамблдор предложил мне погостить какое-то время в Эдинбурге, в его университетской квартире в Старом Городе. Откровенно признаться, мне не хотелось ехать — неделя отпуска меня не радовала, я думал заняться делами в суде, коих накопилось достаточно, и неизвестно, когда выдалась бы свободная минута. Но потом взгляд мой упал на портрет моей любимой Доротеи — поглощенный работой, я не всегда находил время, чтобы провести с ней выходные или лишние часы досуга. Признаюсь честно, в какой-то момент я, как и все мужья, устал от общества своей благоверной. Теперь, увы, мне остается только перебирать в памяти скудные воспоминания о днях, когда мы были близки, да последние месяцы ее жизни, когда я уже следовал за нею, словно тень, и держал ее холодные, сухие руки в своих...

Мудрая мысль посетила меня. Неужели я в какой-то момент потеряю и остальных знакомых и друзей, просто не дав себе возможности увидеть их? Я решился — в первый день отпуска поезд отвез меня в Эдинбург.

Альбус встретил меня как всегда по-дружески, я оставил вещи у него, расположившись в выделенной мне комнате. После мы недурно отобедали, совсем как в старые добрые времена, когда только познакомились. Альбус еще был старшим преподавателем, а я начинал служить в полиции, и я брал у него уроки, так как хотел продвинуться по службе. Впрочем, каждый из нас достиг своей цели.

Я воздал должную похвалу обеду и особенно маринаду, который подавался к рыбе (ибо была еще страстная неделя, а профессор Дамблдор всегда придерживался обычаев церкви). Альбус принял похвалу как должное и вскоре предложил прогуляться по городу. Сие предложение было принято мной благосклонно, хоть и я несколько отяжелел после горячего обеда с дороги.

— Я рад, что вы нашли время навестить меня, Руфус, — Альбус сердечно улыбнулся. — Признаться, я думал, что наша дружба останется только на бумаге.

— Все должно иметь свое циклическое окончание, — проворчал я. — Помнится, вас я нашел по объявлению.

— Ах да… — Альбус лукаво улыбнулся. — Ошибка моей самонадеянной молодости… я чудом удержался на месте, когда руководство узнало, что я даю объявление о частных уроках.

— На всякого мудреца довольно простоты, — фыркнул я, вышагивая рядом с ним. — Как поживает ваша семья?

— Брат держит по-прежнему паб, хоть он и не приносит много дохода, — профессор Дамблдор вздохнул. — Хотя там недурственный эль, на обратном пути мы можем зайти и отведать.

— А как же страстная неделя?

— О, так уже конец, и потому можно позволить себе некое… послабление, — пожал плечами Альбус, и мы рассмеялись.

Про его сестру я спрашивать не стал. К сожалению, его сестра, Ариана помутилась в уме в детстве, ее определили в лечебницу, где она и умерла по недосмотру врачей. Случилось это недавно, и приличествовало бы выказать соболезнования, но не хотелось травить душу приятеля. Я не мог винить Альбуса в том, что он в конце концов так поступил, но и понимал муки совести Аберфорта, который поначалу обвинял во всем своего старшего брата. Увы, обстоятельства того, почему девица, изначально здоровая и нормальная, помутилась в уме, мне неизвестны. Сия тайна была семейной, и чужаки в нее не были посвящены.

По пути мы говорили о работе, по-своему сетуя на ее трудности. Я — на просителей, Альбус — на студентов, которые с приходом сессии становились просто невменяемыми. Не обошли мы вниманием и возраст с сопутствующими ему проблемами и горестями. Я посетовал на то, что медленно работаю, и Альбус мудро посоветовал мне больше отдыхать.

— Так чтобы отдыхать, нужно иметь толкового помощника, — я со скукой смотрел на прохожих и на группы студентов, сворачивающих головы вслед любой мало-мальски хорошенькой женщине.

— У моего старинного друга, мистера Дожа, найдется кто-нибудь на примете, — задумчиво проговорил профессор Дамблдор. — Идемте, мой друг, поспрашиваем.

Мы свернули влево, прошли квартал, срезав тем самым путь, и оказались на другой стороне центральной улицы у дверей адвокатской конторы, кою отличала непритязательная вывеска: «Эльфиас Дож. Юрист». Будь я клиентом, я бы прошел мимо, но мне была нужда до сей конторы, и я вошел в компании Альбуса.

Нас сразу встретил молодой человек, лет двадцати, с нетипичной для шотландца внешностью. Признаться, я, грешным делом, подумал, что сей привратник — француз. Уж очень у него был выдающийся горбоносый профиль, черные глаза и такие же черные волосы, байроновскими кудрями вившиеся до плеч. Сам юноша был бледен и мог легко сойти за чахоточного, такой он был худой, отчего казался еще выше, чем был на самом деле.

— Господа записаны на прием? — тихо спросил он после приветствия.

И пусть голоса он не повышал, я прекрасно его слышал. А еще он смотрел прямо, но без наглости или презрения и тем паче — подобострастия. У него еще был взгляд честного человека, не оскверненного многочисленными связями с обществом и его пороками, что напомнило мне себя в молодости.

— Мы не по записи, Северус, — подал голос Альбус, отдавая юноше шляпу и трость. — Мистер Дож у себя?

— Да, сэр.

Профессору даже не понадобилось ничего говорить более, как этот Северус принял у нас пальто и шляпы с тростями, а после провел к кабинету этого самого Элфиаса Дожа. Мне и нужен был такой помощник, который понимал бы меня без лишних слов. Проскользнув в кабинет, Северус вскоре распахнул дверь перед нами, пропуская внутрь, и удалился только тогда, когда адвокат Дож велел ему принести чаю для своих посетителей. Всю встречу я наблюдал за этим юношей, который, как я потом узнал, был студентом юридического факультета Эдинбургского университета.

Он показался мне довольно расторопным, чтобы быстро и четко выполнять просьбы; достаточно вежливым, чтобы не влезать в чужие разговоры без разрешения и не пялиться на посторонних; достаточно образованным, чтобы разбираться в юридическом ремесле; достаточно… заинтересованным, чтобы с легкостью принять мое предложение. Я был доволен предложенной мне кандидатурой настолько, что с первого раза запомнил имя этого юноши: Северус Снейп.

Я пообещал ему казенную квартиру рядом с судом, хорошую плату, которой хватило бы на служанку, намекнул на карьерный рост. Я видел, что при должном прилежании и твердой руке наставника, ведущей его, из Северуса Снейпа выйдет толк. А еще я знал, что как бы ни изменились его глаза с возрастом, в них все равно достанет достаточно чести и уважения, чтобы исполнить волю своих благодетелей.

И, к счастью, я не ошибся.

Северус только хмыкнул на описание самого себя глазами судьи Скримджера. Оказывается, он производил недурственное впечатление на всех потенциальных патронов. И как бы ни было досадно признавать, взгляд изменился, как и его внешность с течением лет. Но все равно честь и совесть, смешанная отчасти с уважением и благодарностью к своим благодетелям, остались при нем.

Вздохнув, судья Снейп перелистнул тетрадь.

Год 188..

Октябрь.

Я пребываю в растерянности. Такого, чтобы у меня опустились руки, а еще резко наступила апатия, у меня не было давно. Но сей случай беспрецедентный, и я не могу пустить все на самотек.

Не далее, как пару дней назад, я узнал ужасную новость: в Маглшире была зверски убита миссис Уилкинс — вдова известного на всю округу доктора Уилкинса. Воистину доктор Уилкинс недаром ел свой хлеб, и другого такого гениального врача я не встречал. Я знал его еще с юности, ибо юношеские годы мои прошли в Маглшире (там жили мои дальние родственники). После окончания университета он служил какое-то время военным хирургом и заработал себе имя, а уйдя со службы, продолжил заниматься хирургией. Когда на одном из заданий я сломал ногу, то положился сперва на местного костоправа, но мне становилось хуже, и я послал за ним. Доктор Уилкинс приехал по первому зову — он спас мне ногу, кою могли и отнять недалекие врачи, но хромота осталась со мной на всю жизнь (что доставляло мне потом немало проблем на службе).

Будучи человеком порядочным, он ответственно подошел к выбору жены, а посему женился уже довольно поздно — на первой красавице Маглшира мисс Прэй. Признаться, в нее были влюблены все. Мисс Прэй была прекрасна — светлая кожа, длинные каштановые волосы и голубые глаза, тонкий стан, изящные руки. Она была похожа на ожившую «Леди Клэр» Уотерхауса… Когда она входила в зал, все провожали ее взглядом, а запах ее духов еще долго волновал душу и тело. Признаться, даже я, будучи уже семьянином, смотрел на мисс Прэй не без потаенного вожделения. Ее семья была не богата, но с приличествующим воспитанием и достоинством. Увы, ее родители умерли вскоре после свадьбы мисс Прэй. Впрочем, многие завидовали бедняжке, ибо доктор Уилкинс был обеспечен, обладал недурной внешностью и смирным нравом. Как и доктору Уилкинсу завидовали все окрестные мужчины…

Вскоре у них появилась дочь — я не видал девочки, но был наслышан, что малышка родилась здоровой, через несколько дней после Воздвижения. Впрочем, я послал подарок и письмо доктору Уилкинсу, поздравляя его с новорожденной. Да и когда я смотрел на эту чету, то всегда думал об эталоне семьи, коей они и являлись. Но когда малышке исполнилось семь лет, доктор Уилкинс умер от апоплексического удара.

Миссис Уилкинс выдержала траур в течение года, затем вышла замуж за некого Бенджамина Баркера, который был недурственным цирюльником. Сего субъекта я знал не так хорошо, как мистера Уилкинса, и симпатизировал ему куда меньше, нежели почившему доктору. И как оказалось, небезосновательно. Мистер Баркер, будучи ревнивцем, не давал житья бедной миссис Баркер-Уилкинс.

В чем никогда себя не прощу, так это в том, что поздно заметил в ее письмах неявные крики о помощи. И только последнее письмо миссис Баркер-Уилкинс, где она просила позаботиться о ее дочери, коли будет такой случай, натолкнуло меня на тревожные мысли. Но, прежде чем я смог что-то предпринять, миссис Баркер-Уилкинс оказалась зверски убита своим вторым мужем в пылу ревности.

Сия новость потрясла не только меня. Мой помощник, м-р Снейп, тоже знал бедную миссис Уилкинс в пору ее девичества. И, кажется, его эта новость потрясла даже больше, чем меня. Я не видел, чтобы м-р Снейп плакал, но вид у него был прибитый горем.

Мне понадобилось время, чтобы разыскать девочку в Маглшире. Узнав адрес, где обреталась бедняжка, я встал перед дилеммой: я не мог забрать ее к себе, ибо не являлся ей родственником, но и оставить в сиротском приюте тоже, ибо я косвенно пообещал миссис Уилкинс заботиться о девочке. Я поговорил с Низамией (своей экономкой), и она предложила поискать по знакомым, кои бы согласились принять бедняжку. Но никому не нужен был ребенок — таково наше лицемерное общество. Уже совсем отчаявшись, я подыскивал для бедняжки приличный приют, как взгляд мой внезапно остановился на моем помощнике.

— У вас есть родня в Маглшире? — как бы невзначай спросил я своего помощника.

Молодой человек замер, затем поднял на меня настороженный, словно у волчонка, взгляд.

— Только отец.

— А мать?

— Из Визардшира.

— О… — я для виду покачал согласно головой. — Вы не рассказывали. И стал быть, у вас есть родственники со стороны отца?

— Многие уже почили, — дипломатично ответил мой помощник, возвращаясь к бумагам.

— Помнится, Маглшир не шибко большое графство, — продолжал свои размышления я. — И многие будут в родстве.

— Да, сэр.

Этот ответ меня удовлетворил. Я вспомнил несколько фамилий, которые, как мне казалось, имели обширные родственные связи, особенно с Прэями. М-р Снейп осторожно подтвердил родство с теми или иными фамилиями, что уверило меня окончательно в том, что Северус дальний родственник малышки Уилкинс. Для себя я определил степень родства как «крестный», ибо родство было больше духовным, нежели реальным, и Северус выходил сорок вторым кузеном[1] мисс Уилкинс. А теперь нужно было заставить м-ра Снейпа взять на себя труд позаботиться временно о бедняжке, пока не нашлась бы хорошая семья…

Северус сдержанно выдохнул сквозь зубы. Читать было тяжело. Он помнил, как было тяжело видеть мисс Прэй, чувства которой он и не смел оскорбить, ибо между ними была разница в пять лет. Он помнил, как мучился от неудачной первой любви, но вскоре изжил эти чувства к женщине, которая, даже будучи замужем, все равно будоражила умы всех мужчин Маглшира. И по сей день помнил грязный прием, использованный Дамблдором в ходе разговора. Помнил и изматывающую дорогу в Маглшир, и испуганный взгляд ребенка, похожего и не похожего на свою мать, и волокиту с документами, и множество других трудностей, кои сопровождали его в начале опекунства.

Снейп все помнил, как вчера. И до сих пор было тошно и муторно от самого себя.

Мисс Грейнджер с возрастом становилась все больше и больше похожей на мать. Те же вьющиеся каштановые волосы, тот же тонкий стан, та же изящная поступь... Только глаза были тёмные, но мягкие, бархатно блестевшие из-под густых тёмных ресниц, как у ее отца. Свои аналитические способности мисс Грейнджер тоже унаследовала от мистера Уилкинса. В целом, мистер Снейп обоснованно ожидал от себя, что снова наступит на те же грабли.

Вздохнув, он пролистал тетрадь и все же нашёл в себе силы дочитать.

Как оказалось, лучшего опекуна, чем Северус, не найти. Первое время я захаживал к ним проведать мисс Уилкинс, которая превратилась в мисс Грейнджер. Девочка была тиха, сыта, но досуг её был скромен. Она все время ходила с книгой. Также я узнал, что Северус занимается её воспитанием, даёт ей уроки.

Отправляя Северуса в Маглшир, мы с Альбусом дали ему подробные рекомендации, как лучше поступить. Я выписал чек на расходы из казначейства, дабы быстро уладить волокиту с бумагами. Нам показалось логичным, чтобы не травмировать дитя, сменить ей имя. Я припомнил, что девичья фамилия её бабки была Грейнджер, и предложил этот вариант Снейпу. Тот отнёсся к этому безразлично.

Но более всего меня тревожил Баркер. Мистер Тикнис, которому попало в руки сие дело, сказал, что защищать тут нечего. Мистер Крауч, будучи прокурором, дал однозначный вердикт, что ни одна защита не выстоит против сего обвинения. Мистер Амбридж, как председатель присяжных заседателей, так же сообщил, что правильная подача не смягчит чужих сердец. И дабы упечь мистера Баркера за решётку, мне не хватало принципиальных судей.

Мистер Фадж был труслив, но податлив, и посему он был верховным судьёй. А обещание касательно судейской карьеры для Северуса я сдержал. В итоге, получился жёсткий, сильный угол обвинения. Что было не в моих силах, так это ужесточить приговор. Но пятнадцать лет на каторге были весомой карой для этого подлеца.

Я глубоко надеюсь на справедливость и уповаю на то, что этот Баркер сгниет на рудниках.

Северус выдохнул, закрыв тетрадь. Начинала болеть голова. Было не очень приятно удостовериться, что он просто стал случайной жертвой, на которую свалили тяжкую ношу. Но ничего не поделаешь. Изменить прошлое он не мог, зато будущее предопределялось очень легко.

Грядущая участь его незавидна, но стоит с достоинством принять свой жребий, верно?..

[1] Аналог седьмая вода на киселе