Гарри Поттер и книга-игра „Лабиринт времени” (джен)

— И зачем мне проходить полосу препятствий? — спросил я Гермиону, выходя из комнаты, где мы с ней нашли зеркало Еиналеж. Само зеркало в уменьшенном виде теперь находилось у меня в кармане. — Мы можем просто создать проход прямо к Философскому камню, забрать его и уйти за пять минут.

— Разве тебе не интересно? — голос девушки звучит ехидно. — Старик специально под тебя так старался, так изощрялся, щенка цербера притащил из Греции, дьявольские силки растили, тролля второго нашли… А ты — проход. Пусть Дамбик думает, что ты обычный мальчик, любопытный, бесстрашный…

— Хорошо, — согласился я. Но потом подумал, а почему бы и нет. Сделал гадость — сердцу радость. — Пушка выпустим побегать по коридорам?

Гермиона остановилась как вкопанная. Думала целую минуту и ответила:

— Выпустим. Натравим на рыжих гриффиндорцев.

Я похихикал. Как оказалось, зря. Потому, что незачем было натравливать цербера на рыжих гриффиндорцев. Некоторые из них сами себя подставили.

Пушок — трёхголовый цербер. Но щенок. Собачка, то есть. Ему скучно одному в тесном для его габаритов помещении, а так хочется бегать, скакать, лаять вслед бабочкам…

Что эти двое одинаковых с лица братьев-близнецов Уизли сделали, какими своими закидонами щенка раздразнили и довели до такой степени ярости, что он на них набросился, останется в рубрике «нераскрытых тайн». Некому было рассказать обо всём этом. Потому, что от братцев в момент, когда мы открыли дверь не запретной уже комнаты, мало что осталось.

Кровища, кишки, размётанные окровавленные куски одежды, волшебные палочки — одна из них сломленная… Гермиона блеванула, потом отчеканила:

— Эванеско! Извини, я не сдержалась.

— Ничего, — ответил я, сам зажимая себе рот рукой, чтобы держать маску крутого парня перед невестой. — А давай сделаем тут инсталляцию…

— Как в директорской?

— Как в директорской. Потом выпустим Пушка в коридоры…

Философский камень был подделкой, как я и ожидал. Кто же с рангом Великого Алхимика возьмёт и отдаст своё Творение в чужие руки? Николя Фламель? Да что вы!

Но я его забрал. Где-нибудь, да пригодится.

Палочкой одного из близнецов кастанул Бомбарду по шахматным фигурам и по ключикам летающим. А по дьявольским силкам жахнул Солем Максима. Тролль так и так был мёртвым. Кто-то прикончил его до нашего прихода. Или притащил того самого, с которым Рон Уизли встретился лицом к лицу и поплатился за это жизнью.

Наверху трёхголовый Пушок, сытый и смирный, дожидался нашего возвращения, притоптывая огромными лапами у дверей и махая змееголовым хвостом. Той же уцелевшей палочкой близнецов я рассёк железную цепь, удерживающую цербера, и отпустил его на волю, прикрепив к концу цепи окровавленный кусок штанов и одну из туфель.

Обувь не была пуста…

Мой Патронус в виде северного оленя я отправил Хагриду прежде, чем пошёл за Камнем. Он должен был быть уже дожидаться Пушка у ворот замка, чтобы опередить представителей Аврората. Позже, в Литтл-Хэнглтоне я обустрою заповедник для любимых Хагридом милашек и трёхголовый щенок цербера станет первым его обитателем.

Продвижение Пушка по коридорам Хогвартса сопровождалось неистовым визгом ужаса всех встреченных на его пути к выходу студентов. Никто из них не пострадал, мы с Гермионой заранее подняли щиты замка.

Авроры прибыли, как обычно, с опозданием и немедленно озадачили нашу заместительницу директора, профессора Макгонагалл, вопросами типа «кто, когда и зачем притащил в школу, полную детей, волшебное существо высокого класса опасности». И самое главное — где его держали и что оно охраняло.

И чьи, Мордред подери — прости, Мерлин! — эти окровавленные остатки одежды?

На последний из всех вопросов ответ нашёлся первым. Близнецов Уизли легко опознали по уцелевшей палочке одного и кускам сломанной другого.

М-да, опять начнётся, когда беспечные родители до недавних пор многочисленного вывод… хм-м, потомства заявятся в школу. Как-то без меня мои враги лишаются зубов.

Позже у авроров возникла ещё целая куча вопросов, но некому было их задавать. Потому, что адресат лежал и лечил свои потрёпанные нервишки в больнице Святого Мунго и был недоступен для допроса. А профессор Макгонагалл, поняв, чьи окровавленные останки размётаны в комнате Пушка, по валяющейся в углу уцелевшей палочке, самоустранилась от выполнения обязанностей, упав в обморок. Оттуда, прямо от остатков и останков, её и притащили в Больничное крыло.

Вечером в моей тетрадке неожиданно появилась новая запись:

Вы с успехом прошли Испытание «Полоса препятствий» и спасли дубликат Философского камня: +10 очков;

Вы разгадали основную функцию зеркала Еиналеж: + 50 очков;

Вы забрали артефакт «Зеркало Еиналеж»: + 100 очков.

Вы заслужили свой десятидневной отдых! Поздравления!

Переходите на красное поле под номером 10 — битва со вторым боссом.

Что это такое? Я зря подумал на Гермиону, что это ОНА и есть тот таинственный СУПЕР-ИГРОК, который управляет Универсумом. Не она? Что же, это возвращает меня обратно в незавидную позицию бактериофага. Надо выбрать время и засесть с тем взрослым Поттером, без дам, и поговорить по душам, обсудить дела и разработать новый План. Быть пешкой в чей-то игре, знаете ли, для разумного индивида очень подавляюще.

Ладно. Человек-игрок сказал «отдых» — значит будем предаваться лености, обжорству и сну до послеобеденного времени. Пока Дамблдор в больнице, он не сможет появиться внезапно и разрушить мои Рождественские каникулы. Зато после них, я уверен, мне предстоит роковая встреча с ним, Боссом номер два. Интересно, что старый хр…н на мой счёт задумал?

Красное поле — это опасность! Но!

Чтобы он ни задумал, мне предстоят каникулы…

Следя исподлобья за шатающимися по проходу между факультетскими столами старшими Уизли, Молли и Артуром, я вдруг осознаю одну очень важную вещь. Что у нас с этой семейкой всё-таки судьба связана. Очень извращённым, дьявольским образом. Когда им хорошо — мне по жизни хреново. Даже в той жизни, где я на их замарашке Джинни женился и вошёл в их семью. Я поздно разобрался, что у них другие, отличающиеся от моих, жизненные приоритеты. И поплатился за это опоздание жизнью.

В этом мире они начали сами, без моего участия — э, кое-где и с моим, как мухи умирать — один за другим. И стали выглядеть и чувствовать себя очень, очень несчастными, потерянными, лишёнными будущего. Точь-в-точь, каким был я тогда, прежде чем их дочь Джиневра не подсыпала мне яд в ужин.

Зато теперь сам я цвету и пахну, как говорится. Процветаю, тихо и незаметно плету свою плеть… Вот так. Если согласимся, что общее наше с Уизли счастье ровно единице, то, чем более счастлив я, тем более несчастны они. В моей второй жизни несчастным был я, с их дурной дочерью в жёнах, а вот они, со своей стороны, жили — не тужили. Фреда только потеряли. Но он всегда, в каждой из моих жизней тем или иным способом умирал.

Проводив мистера и миссис Уизли взглядом, я вновь задался вопросом: кого или, точней, что хоронить-то они будут? Окровавленные тряпки близнецов? Прости, Господи! Опять земле пустые гробы предадут?

За своими родителями плёлся Персиваль — бледный, с огромными тёмными кругами вокруг глаз и поникшей головой. А рыжая его сестра Уизлетта, крутя головой, оглядывалась, чтобы посмотреть напоследок в мою сторону. Дура! Гермиона следила за этой девочкой-пустышкой суженными ядовитыми глазами и я опять подумал, сколько малявка ещё протянет в школе?

* * *

Каникулы удались. После знакомства родителей Гермионы с тётушкой Мардж на перроне 9 ¾ мы распрощались, пообещав себе провести Новогодние праздники у меня на Гриммо, 12.

Я впервые увидел обновлённый бывший дом Риддлов — ныне мой — после тщательного ремонта и переустройства. И позеленевшее от зависти лицо моей тёти Петунии, приглашённой вместе с муженьком и сыночком погостить у нас на Рождество.

— Ты предпочёл чужих людей родной кровинушке, Поттер! — вцепилась в меня сестра моей матери, когда остались с ней наедине. — Так с родственниками не поступают…

— В кои-то веки, я впервые с тобой согласен, тётя, — ответил я, холодно посмотрев ей в глаза. — ТАК, — подчеркнул я, — с родственниками НЕ ПОСТУПАЮТ.

Она содрогнулась от моих слов, обхватив себя обеими руками.

А в Рождественское утро, когда оба мы с Дадли стали открывать свои подарки, тёте Петунии пришлось бежать из моей гостиной с красным от стыда лицом и со слезами на глазах. Сравнив пару носков серо-буро-зелёного цвета, которые она подарила единственному племяннику, с той кучей всяких полезных — не стану упоминать слово «дорогих» — вещей от тёти Мардж, наверно, миссис Дурсль поплохело от собственной убогости.

Вечером вся семейка сестры моей матери укатила из Литтл-Хэнглтона на своём автомобиле. А я вместе с сестрой дядюшки Вернона провожал их взглядом, не жалея об их поспешном отъезде.

— Не вздыхай, тётя Мардж, — сказал я, сам втайне от неё вздохнув. — Горбатого могила исправит. Она всегда была прижимистой и завистливой. Сестре своей младшей завидовала, выжигая свой неплохой для сквибки Дар видеть магические потоки. Потом — мне. За то, что волшебник я, а не Дадли. А теперь тебе, потому что ты наконец повела себя со мной правильно, поэтому живёшь в достатке и уважении.

— Петуния тоже живёт в достатке, Гарри, — ответила, призадумавшись Мардж. — Жила бы в уважении тоже, если бы не завидовала каждому камешку на своей дорожке. Ну, достаточно посидели на холоде, давай зайдём внутрь, а то простудишься.

— Давай, — согласился я. — Хагрид приедет завтра?

— Да, завтра. И обещал принести единорожье молоко. Оно волшебное!

Я улыбнулся тёте Мардж. По её в лучшую сторону кардинально изменившемуся внешнему виду я понял, что Хагрид её регулярно потчует не только молоком единорожьим. Не лыком шит наш школьный лесник, знает толк в травах лечебных, в ингредиентах и целительных родниковых водах Запретного леса.

Дом Риддлов окончательно превратился в дом Поттеров. Как только войду в малое совершеннолетие, приму семью Хагрида с тётей Мардж сторонней вассальной ветвью моего Рода. Пусть процветают.

А завтра пойдём с Рубеусом на территорию Гонтов узнавать, что за волшебный лес простирается за непробиваемой чужаками защитной плёнкой. Как я уже говорил, устроим там с ним заповедник для его любимых милашек. Пригласим жить в нём, кроме Пушка, змеюку-василиска, единорогов, кентавров, драконов найдём. Запустим внутрь и обычную живность — коров, овец, оленей, лошадей — надо чем-то милашкам питаться, нет?

* * *

На Гриммо обитал мой «крёстный отец» Сириус Орион Блэк и выл от одиночества. Он чуть-чуть пришёл в себя, узнав во мне своего, хоть и бывшего, но крестника, наконец. И, что вы думаете сказал он, преградив у камина мне путь внутрь дома?

— Гарри, почему ходишь без очков, разве не спотыкаешься на каждом шагу? — визгливо спросил он, увидев меня. — И шрама, вроде, нет… Шрам должен быть! И на Джима ты, как-то, не очень-то похож… Ты Гарри Поттер, да? Или нет?

Судя по этому индивиду, сразу видно, что отсутствие интеллекта не лечится. Парящий недалеко от нас призрак леди Вальбурги горько взвыл и «шлёпнул» себя рукой по лбу. Фигурально, так сказать. Мне показалось, что если бы живой человек ударил себя с той силой, шлепок этот был бы слышен даже в соседней комнате.

Я решил, что Сириуса баловать знанием правды не нужно. Не заслужил.

— А мне очки ни разу не нужны, мистер Блэк, — резко ответил я. — Шрам есть, вот смотри. На коленке он, хоть блеклый и не большой. Когда мы с кузеном гонялись по улице, он споткнулся, я налетел на него… И оба мы поранили коленки. Другого шрама у меня, прости, но нет. По вопросу, почему я на некого Джима не похож совсем — ты забыл?

— Чего я забыл?

— То, что у меня, кроме отца есть и мама, и целый набор родственников с её стороны. По словам тёти Петунии, я на дедушку Гарольда Эванса похож. Так она говорит и плачет. У него, говорит, тоже волосы чёрные были. А зелёные глаза мне от бабушки Розы достались…

— У Дореи глаза тоже зелёные были, — вмешалась в разговор леди Вальбурга. — Сириус, отойди в сторону, дай своему Лорду войти в дом. Чего встал у камина, как соляной столб?

— Но, мама…

— Что «мама», что? Профукал ты, сынок, своё право, отдав крестника постороннему человеку. Поверил не своему отцу, не своему дяде Карлусу Поттеру, а Дамблдору, этому никчемному проходимцу. Сиди теперь ровно на ж…пе и жди распоряжений маленького мальчика!

Грейнджеры и тётя Мардж с Хагридом прибыли после обеда. Первые — на своём автомобиле, а вторые — каминной сетью.

Новогодняя ночь была действительно волшебной. С утра пошёл снег, он густой пеленой сыпался с неба и быстро укрыл всё белым покрывалом. Я вспомнил наш с Хагридом поход в земли Салазара Слизерина за домом Гонтов. Там тоже шёл снег. Но красоту того дремучего снежного леса ни с чем не сравнить.

Кричер превзошёл себя первоклассным ужином, который мы смели со стола в считанные минуты. После этого мы отправились на улицу, где царило весёлое оживление. Соседи поздравляли друг друга с Новым годом, чокались бокалами шампанского, пока дети — мы с Гермионой в том числе — бегали туда-сюда и играли в снежки.

Затишье перед бурей.

Моё посещение Малфой-мэнора произвело на сиятельного лорда Люциуса впечатление разорвавшейся посреди его блистающей позолотой гостиной бомбы. Или Бомбарды — надо же считаться с ограниченностью знаний волшебников о маггловских достижениях! Встретил он меня пренебрежительным, полным высокомерия взглядом, поздоровался через губу и удалился в глубины громоздкого здания. Провожал меня совершенно иначе — подобострастными поклонами, заверениями в верности, уверениями, что «всегда, всегда рад встретить вас в моём доме, мой Лорд!» Ха-ха-ха! И сразу вернул мне заветную чёрную тетрадь-дневник, как только услышал моё шипение на парселтанге.

Я новым Волдемортом не стану, это ниже моего уровня. Но Пожирателей, как только подрасту, буду держать на коротком поводке. Если останусь здесь, в этом мире. Что-то интерес к приключениям у меня проклюнулся.

Тётя Нарцисса за поведение мужа извинялась передо мной, краснела и извивалась от неудобства, стараясь всячески загладить первые его слова в мой адрес. Эту Зимнюю Королеву стоило поставить на место, пока она «потеплела» на минуту.

— Я думал, тётя Нарцисса, что вы пригласили меня как родственника! — воскликнул я после её слов извинения. — А вы меня встретили как третьесортного пятиюродного племянника из бедной позорящей вас семьи. Оглянитесь!

Драко, красный как рак, дёргал маму за рукав мантии и сквозь зубы громко шептал:

— Мама, мама! Гарри принял на себя Род Блэк, а по рождению он лорд Певерелл, мама!

С этого момента и началось таяние льда между мной и моими родственниками. Провожали меня вечером… Но я уже говорил об этом.