Гарри Поттер и Лабиринт минотавра (джен)

— Ронни, это безумие!

Джинни, раскрасневшаяся от волнения, стояла напротив брата. Глаза ее возмущенно сверкали.

— Мы не можем так рисковать! Я не отпущу! Не позволю!

Рон тяжело вздохнул и опустился на стул. Они с сестрой были в комнате одни, Гарри ушел с целителями — вот уже несколько дней они, с соблюдением всех предосторожностей, проводили какие-то длительные, малопонятные процедуры в другом крыле здания.

— Я знал, что ты так скажешь, — откликнулся Рон. — Поэтому даже говорить сначала не хотел, но… Ты должна знать, и я дал тебе слово. Джинни, пойми, пожалуйста, он никогда не выберется из всего этого, если не преодолеет…

— А если он сорвется? — Джинни вскочила и сделала несколько шагов по комнате. — Если все рухнет из-за вашего глупого безрассудства?

— Я этого не допущу. Я буду рядом, — ответил ей Рон. — Гарри говорит, что готов. И мы должны хотя бы попробовать. Если нет, мы просто вернемся назад. И попробуем в следующий раз. Обещаю, что мы будем очень осторожны. Джинни, я понимаю, как тебе хочется защитить его. Но если Гарри не вырвется из этого замкнутого круга, он никогда не выздоровеет до конца. Эта заноза застрянет внутри и будет гноиться. Ее нужно вырвать, наконец. И дать ранам затянуться.

— Я боюсь за него, Рон, — выдохнула Джинни, снова опустившись на стул. — Он почти стал самим собой, и если все это пойдет прахом…

— Ты думаешь, я не боюсь? — буркнул Рон. — Если бы я хоть как-то мог это изменить, я бы сделал это немедленно. Но другого выхода нет. Мы должны попробовать.

— Обещай, что при малейшем тревожном признаке вы немедленно вернетесь назад! — стальным голосом произнесла Джинни, глядя ему в глаза.

— Обещаю, — немедленно откликнулся Рон. — Мы не будем пробивать стену головой. Мы просто попробуем в другой раз.

— Хорошо, — вздохнула она. — Головой за него отвечаешь, понял?

— Если бы отрубанием головы можно было исцелить Гарри, я бы давным-давно уже тусовался в Хогвартсе с сэром Николасом, — хмуро усмехнулся Рон. — Эх, Джин, если б все было так просто…

* * *

В голове потемнело, легкие будто слиплись в один тяжелый комок. Гарри, выскочив из трансгрессионной петли, чуть покачнулся, уцепившись за плечо Рона и судорожно перевел дух. Потом огляделся, стянул с себя мантию-невидимку и запихнул за пазуху.

— Давно я этого не делал, — слабо улыбнувшись, проговорил он, глотая воздух. — Совсем навыки растерял.

— Ничего, ничего, — ответил ему Рон. — Вспомнишь. Все потихоньку.

— Погоди минутку.

Гарри говорил тихо, но твердо. Он поднял глаза в серое осеннее небо и некоторое время просто стоял, с наслаждением вдыхая холодный воздух и оглядываясь вокруг.

— Как приятно выйти из тюрьмы, — проговорил он, улыбнувшись. — Никогда не любил запертые комнаты.

— Знаю, — откликнулся Рон. — Ну, ты готов?

— Да.

Рон взял его за плечо и они пошли вперед, поднимаясь на холм. И хотя уже заканчивался октябрь, трава все еще была зеленой и свежей. Ботинки то и дело запутывались в густом переплетении стеблей и листьев. Гарри шагал чуть впереди, Рон, на всякий случай оглядываясь по сторонам, следовал за ним. Вокруг было тихо, ни одной живой души. Изредка слышались крики птиц, где-то вдалеке мычали коровы. Они взобрались на холм, прошли еще минут пять-семь и вдруг Гарри встал, как вкопанный.

Внизу, с другой стороны холма, скрытый кронами старых деревьев, стоял тот самый сарай. До него было ярдов пятьсот, трудно было разглядеть это небольшое дощатое строение среди переплетенных ветвей и разноцветных листьев. Но Гарри смотрел и не мог отвести взгляд. Лицо у него побледнело.

— Ты помнишь, о чем мы договорились, Гарри? — мягко спросил Рон, снова кладя руку ему на плечо. — Никаких подвигов. Если ты не готов…

— Нет, — выдохнул Гарри. — Я попробую. Я должен.

— Прежде всего, ты должен беречь себя, — добавил Рон. — Мы можем вернуться и начать в другой день, когда ты будешь чувствовать себя лучше.

— Я попробую, — упрямо повторил Гарри, сделав несколько шагов. Он остановился, словно собираясь с духом, потом обернулся и попросил:

— Дай мне руку. Пожалуйста.

Рон крепко сжал его ладонь и они снова медленно зашагали вперед. Гарри, спустившись на сотню ярдов, снова остановился.

— Они напали на меня здесь. На этом месте. Внезапно, сзади, — глухо проговорил он, судорожно сглатывая. — Их было трое.

Рон почувствовал, как задрожали его пальцы.

— Видимо, меня быстро вырубили, потому что я больше ничего не помню, — продолжил Гарри. Он старался унять дрожь, дыша глубоко и медленно.

Помедлив две или три минуты, он сделал еще несколько шагов вниз, крепко держа Рона за руку. Остановился. Потом снова двинулся вперед. Так, небольшими отрезками, переводя дух, Гарри приблизился к темному деревянному строению так близко, что оставалось сделать буквально три шага, протянуть руку и…

— Мы можем вернуться, — произнес Рон, с болью глядя на него. — Помнишь?

— Да. Помню. Но мне нужно…

Гарри взялся за ручку и рывком распахнул дверь.

Он не смог войти — переживания мгновенно захлестнули его с головой. Он побелел, как мел, на лбу выступили капельки пота. Рон, мгновенно поняв, что происходит, схватил его за плечи и потащил назад, чуть в сторону, где рядом со стеной лежал огромный валун. Гарри всхлипнул и ухватился за угол сарая. Его вырвало, и после этого мучительная темнота в голове немного рассеялась. Он сел на холодный влажный камень, тяжело дыша.

— На, глотни, — Рон протянул ему фляжку.

Огненный виски обжег горло живительным теплом. Гарри еще сделал пару глотков и закрыл лицо руками.

Рон обхватил его и прижал к себе.

— Давай вернемся, Гарри, — проговорил он тихо. — Не нужно героизма. Давай попробуем в другой раз. Не сегодня.

Тот, помолчав, вцепился в него и замер.

— Не могу... Я просто паршивый трус, Ронни, — выдохнул он горько, уткнувшись носом в знакомую клетчатую куртку.

— Не говори ерунды, — буркнул Рон. — Даже у меня зубы стучат. Я вообще не знаю человека, более отважного, чем ты.

Гарри еще крепче сжал руки и зашептал горячо и отчаянно:

— Я не знаю, сколько это длилось… Пять минут или несколько лет. Они смеялись. Я пытался, правда… Но их было трое. Они связали… Сзади. Руки. И потом… Потом…

Он умолк и задрожал, как осиновый лист. Потом, зажмурившись, как перед прыжком в пропасть, продолжил едва слышно:

— Сначала просто били. Потом, будто ножом… Словно проверяли, сколько я выдержу. А потом… Им это нравилось. Хуже всего то, что я просил их остановиться, объяснить, за что… Я умолял их, Ронни… Они только смеялись. А потом, видимо, они наложили заклятие, потому что не получалось произнести ни слова. Только кричать. И они… Не отпускали ни на минуту. А мне нужно было… В туалет. Ты понимаешь. Но они не давали передышки. Даже вздохнуть. Даже подумать. И когда… Тело просто не выдержало, Ронни. Наверное, это было смешно, они так громко хохотали… И снова...

Он захлебнулся и умолк, вздрагивая всем телом. Рон не произносил ни звука. Он лишь прижимал его к себе, и крупные слезы текли по его веснушчатому лицу.

— Я не понимаю, почему я до сих пор жив, — наконец, снова заговорил Гарри, немного успокоившись. — Я хотел умереть. Я просил о смерти. Только чтобы все побыстрее кончилось… Это… Это невозможно выдержать. Никто не смог бы, поверь мне, Ронни. Никто… И теперь, когда я закрываю глаза, я слышу их смех. То, что они говорили, хохоча мне в лицо. И свой крик. И просыпаюсь от собственного крика… И снова хочется спрятаться и умереть. Только бы никогда больше…

Он снова задохнулся на полуслове, потратив на эту мучительную исповедь все свои силы. Рон не мог выдавить из себя ни звука.

— Я знаю одного парня, — наконец тихо заговорил он, гладя друга по голове. — Самого храброго, самого лучшего парня на свете, Гарри. Он был еще совсем ребенком, когда бросил вызов самому могущественному темному волшебнику. Он день за днем смотрел прямо в его мерзкие внутренности и не убегал. Он выходил на бой против него, когда ему было одиннадцать, двенадцать, четырнадцать, пятнадцать лет. И он не отворачивался и не убегал. А потом, в семнадцать лет, этот мальчик вышел навстречу смерти. Только чтобы спасти тех, кого любит. Он встретил убивающее заклятие с прямой спиной, твердо стоя на ногах… И теперь кое-кто захотел, чтобы этот парень, наконец, сдался. Дрогнул, отвел взгляд и побежал. А всякая шваль улюлюкала бы ему вслед. Но у них снова ничего не вышло, Гарри. Они проиграли.

— Нет, Ронни, — судорожно выдохнул Гарри, пытаясь овладеть собой. — Они сломали…

— Гарри, они делали с тобой ужасные вещи, — продолжил Рон. — Но нет, они не сломали тебя. Знаешь, почему я так думаю? Ты сейчас здесь. Живой, способный мыслить и говорить. Спустя всего полтора месяца. И ты согласился прийти сюда. Ты преодолел свой страх и вернулся, чтобы все вспомнить и принять. Как часть своего прошлого. Как еще одно испытание. Их было немало. Много боли, много ран. Много потерь. Но ничто не сломало тебя. И это не сломает.

— Я ни за что не смог бы прийти… Один.

— А почему ты должен делать это один? У тебя есть семья, Гарри. Есть кому позаботиться о тебе. Есть друзья. Есть дом. Тебе есть где спрятаться, залечить раны, собраться с силами.

— Ненавижу этот страх, — снова прошептал Гарри, шумно переводя дух. — Ненавижу быть слабым. Это унижение… Ненавижу эту дрожь в руках и в коленках… Ронни, я просто сам себя ненавижу за то, что мое тело не слушается меня. И за то что я никак не могу преодолеть...

— А разве тогда, в Запретном лесу, тебе было не страшно? — тихо спросил Рон. — Скажи мне честно?

— Очень страшно, — ответил он тихо. — Было вообще странное чувство, что тело существует отдельно от разума. Оно было, словно чемодан, который нужно было во что бы то ни стало донести до места…

— И ты все-таки его донес, Гарри. Я помню все, что пережил вместе с тобой, когда мы шли к «Убежищу»… Когда ты будто снова… Ты намного, в сто, в тысячу раз сильнее своего тела. Ты пережил то, что никто бы не смог. И победил Реддла. И эту тварь, которая напала на тебя из-за спины и искалечила чужими руками, ты тоже одолеешь. Я же хорошо тебя знаю, дружище. Тебя вообще нельзя победить. Только прикончить. Ты же никогда не сдавался. Никогда, сколько я тебя знаю. Сейчас ты очень устал, но, может, мы все-таки попробуем сделать это? Или хватит на сегодня?

— Попробуем, — прошелестел Гарри еле слышно, поднимаясь на ноги.

Он снова подошел к распахнутой двери сарая и, несколько раз глубоко вздохнув, сделал шаг внутрь.

С балки по-прежнему свисала веревка. Он подошел, потрогал пальцами обрезанный конец, огляделся вокруг.

— Я должен знать, кто и почему сделал все это, — проговорил Гарри. Он был бледный, как мел, но произносил слова вполне твердо и ясно.

— Осталось совсем немного, — ответил Рон, подходя к нему и беря за плечи.

— Рон! Спасибо. Я… Я не смог бы. Без тебя я… Никогда бы не смог...

Гарри слабо улыбнулся ему и покачнулся. Рон, поймав его на лету, обхватил покрепче обмякшее тело и трансгрессировал.

— Что с ним???!

Джинни шипела от ярости и ужаса, как обезумевшая кошка, пока Рон втаскивал его в комнату.

— Гарри сейчас не помешает поспать, часиков двенадцать, — тяжело дыша, объяснил Рон, опустив друга на кровать. — Он здорово вымотался. Потому что только что победил своего минотавра.

* * *

— Я позову целителя, — сказала Джинни, бросаясь к двери.

Рон торопливо ответил:

— Вряд ли в этом есть большая необходимость. Ему просто нужно отдохнуть, как следует. Поверь мне. Теперь все потихоньку наладится, сама увидишь. Он… Он справился, понимаешь?

— Объяснишь, что произошло? — спросила она, вернувшись и садясь напротив.

Рон вздохнул.

— Не обижайся, Джин. Не могу. Правда. Если он захочет, он сам тебе расскажет. Он доверился мне… И… Я не имею права. Не обижайся, ладно?

Джинни взглянула на мужа — Гарри крепко спал. На его бледном лице были видны следы перенесенного испытания. Она подошла к нему, погладила по голове, приложилась губами к шраму на лбу…

— Слушай, у него, кажется, жар, — испуганно проговорила она. — Я все-таки позову кого-нибудь.

— Если тебе так спокойнее, — вздохнул Рон. — Но после того, что было… Ему просто нужно немного времени. Собраться с силами. Пережить. Переварить. Мне трудно объяснить, но… Все страшное уже позади.

Гарри зашевелился и сдавленно всхлипнул. Жалобно, совсем по-детски. Джинни снова погладила его по голове, слегка массируя виски. Прикоснулась губами к его лбу. Через несколько мгновений больной снова утих.

— Слушай, — прошептал Рон. — Давай я побуду с ним сегодня ночью. А ты отдохнешь. Прости, но у тебя очень скверный вид, Джин. Да и Джейми постоянно про тебя спрашивает…

— Ты уверен?

— Конечно, — улыбнулся брат. — Я знаю, как с ним сладить, если что.

Она тяжело вздохнула.

— Я отдала бы что угодно, чтобы… Гарри то и дело будто погружается в какой-то внутренний ад, а я только наблюдаю. Такое бессилие…

— С ним все будет хорошо, — твердо прошептал Рон. — Я ни на минуту его не оставлю, клянусь. Он знает, что я рядом. Что он не один. Ни о чем не переживай, Джин. Я сменю тебя вечером.

К полуночи жар у Гарри чуть усилился. Он по-прежнему пребывал в полузабытье, просыпаясь, но не приходя в себя до конца. Он то затихал, то начинал тревожно метаться и бормотать. Иногда напрягаясь, словно натянутая струна, и вскрикивая. Чтобы ни на минуту не выпускать его из виду, Рон устроился на складной кушетке рядом с изголовьем. И теперь, полулежа в темноте, которую освещал лишь мигающий ночной светильник в противоположном углу комнаты, он внимательно смотрел на больного и слушал его неровное горячечное дыхание. Мысли потекли неторопливой, тягучей волной, подобно темному горькому мёду.

Сегодняшнее происшествие потрясло его до глубины души. Гарри, его невероятное мужество, его признание, которое он выдирал из себя, давясь слезами стыда и страха. То доверие, с которым устремился к Рону, ища поддержи. Благодарность, которую Рон прочел на бледном, измученном лице друга перед тем, как силы окончательно оставили его… Все это будто снова перевернуло его сердце до основания. Рон смотрел на Гарри, не отводя глаз. И спрашивал себя: смог бы он выдержать хотя бы половину того, через что прошел Гарри за свою короткую жизнь. Стольких потерял, столько пережил, но все равно не сошел с ума, не ожесточился, не превратился в циника, жаждущего отомстить. И ни разу не отступил…

— Мальчик-Который-Не-Сдается, — неожиданно прошептал Рон, взволнованно вздохнув.

Ты лучший, кого я знаю, Гарри, — думал он, глядя на друга с горькой нежностью. — И я не знаю, почему судьба позволила мне оказаться рядом с тобой. Стать твоим другом. Не представляю, почему ты выбрал именно меня. Почему терпел и прощал все мои выходки. Ты смотришь на меня с таким теплом, с таким доверием. Я не заслужил такой чести, дружище. Но я разобьюсь в лепешку, чтобы больше никогда тебя не подвести… Я всегда буду рядом, Гарри. Ты должен знать, что я не смогу дышать, если тебя не станет. Друг… Нет, это гораздо больше, чем дружба. Ты будто пазл, без которого мое сердце никогда не будет целым. Если его вынуть, вся моя жизнь разлетится вдребезги. Ты будто воздух, о котором не думаешь, пока он есть. Просто дышишь и всё. Но стоит ему исчезнуть, и жизнь стремительно ускользает из тела, и меркнут краски, стихают звуки… Ох, Гарри. Я никогда не смогу сказать все это вслух. Но ты и без слов знаешь. Ты всегда умел видеть меня насквозь. Всегда понимал… И сейчас мне невыносимо смотреть на тебя. Твоя боль — это моя боль. И твои слезы прожигают мне душу… Если бы я мог. Хоть как-нибудь…

Гарри будто услышал этот внутренний монолог. Он внезапно вздрогнул всем телом и, распахнув глаза, резко сел в кровати. Рон поднялся к нему навстречу.

— Ронни, — прошептал тот, глядя на него с отчаяньем. — Уходи, умоляю! Они вернутся. Они… Их бесполезно просить, я пытался. Я не хочу, чтобы они… Тебя… Пожалуйста, уходи! Умоляю! Камни. Очень горячие… Очень горячие. От них болят руки.

Рон сел рядом с ним и молча обнял. Гарри явно бредил, но его отчаянье было настоящим и искренним.

— Гарри, я покажу тебе кое-что, — проговорил Рон, разжав объятия. Он наклонился и достал из внутреннего кармана волшебную палочку.

— Смотри, — продолжил он. — Никто сюда не придет, поверь мне. И любой, кто попробует причинить тебе вред, поплатится за это. Клянусь.

Гарри осторожно взял волшебную палочку, покрутил в дрожащих пальцах, потом снова отдал Рону.

— Ты помнишь заклинания? — встревоженно спросил он, глядя на друга. — Они не должны до тебя добраться. Нельзя. Я просил их, они ничего не слышат… Смех… Очень громко. Очень больно… Больно…

Он всхлипнул и закрыл лицо руками. Рон убрал палочку и, сев с ним рядом, снова обнял беднягу. Гарри устало уронил голову ему на плечо. Он тяжело дышал, лицо пылало от горячки и тревоги.

— Никто до нас не доберется, дружище, — прошептал Рон. — Я убью всякого, кто попробует тронуть тебя хоть пальцем. Тише, тише… Все хорошо. Все уже прошло. Ну, давай же. Закрой глаза. Отдохни немного. А я посторожу, чтобы тебе никто не мешал. Доверься мне, ладно? Ничего не бойся, я рядом.

— Возьми мантию-невидимку, Ронни, — выдохнул Гарри. — Они не должны тебя найти.

— Да, хорошо, — покладисто согласился Рон. — Помнишь, сколько раз мы прятались под твоей мантией? И нас с тобой ни разу никто не обнаружил. И сейчас не найдет.

Он чуть наклонился и свободной рукой дернул к себе большой тонкий плед, лежавший на складной кушетке. Потом набросил его на плечи Гарри. Тот с явным облегчением вздохнул и закрыл глаза. Его голова по-прежнему лежала на плече Рона и даже сквозь ткань рубашки чувствовался жар, исходящий от его лба.

Через несколько минут его дыхание выровнялось. Гарри затих. Рон опустился чуть ниже, осторожно поправил голову спящего и замер, по-прежнему прижимая его к себе. Еще полгода назад он вероятно испытывал бы ужасную неловкость, оказавшись в такой ситуации. Обнимать даже лучшего друга таким образом было бы странно. Но сейчас... Гарри, будто маленький ребенок, искал защиты и помощи. И Рон без колебаний давал ему все, что мог. И слушая его ровное дыхание, чувствуя жар, исходивший от его тяжелой головы, он испытывал только жгучую боль. Гарри… Ведь даже в бреду он тревожился за него, за Рона. Чтобы никто не причинил ему вред. Даже в горячке думал о том, как защитить друга…

Рон вздохнул. Снова осторожно поправил съехавшую вниз голову Гарри. В ночной тишине он слышал, как кровь пульсирует в висках, как дышит больной, заснувший у него на плече.

В какой-то момент, будто молния, обожгло понимание: бедняга Гарри, его просто успокаивал стук сердца! Да, действительно. Это помогало ему всякий раз, когда боль или ужас отнимали у него все силы… Просто склонить голову на чье-то плечо. Просто почувствовать чье-то тепло. Услышать стук его сердца. Этого ему всегда было достаточно, чтобы обрести покой…

Рон сжал губы и судорожно перевел дух.

Что ж. Если это может тебе помочь, избавить тебя от тревоги и облегчить твою боль, я готов просидеть так хоть целую неделю, думал он. Мое сердце — полностью твое, Гарри. Оно бьется для тебя.