Jована (джен)

20 августа 1945

Командировка у Андрея закончилась. Мы уехали обратно, только что меня попросили быть на связи. Следствие и суд вряд ли будут долгими. Последнее, что я узнала — это то, что арестанты начали усердно «топить» друг друга. Умирать-то никому не хочется. Меня вызовут, когда потребуется. Пусть Ристич молится, чтобы Синиша нашёлся раньше, чем состоится суд!

21 августа 1945

Снова, как и полгода назад, я живу томительными ожиданиями. Тогда я ждала победы, а теперь — новости о том, что мой сын, наконец, нашёлся. Круг поиска сужается, мы близки к цели, как никогда. Я жду, когда Андрей придёт и скажет, чтобы я собиралась, что Синиша нашёлся и надо его забрать!

Не так уж и много я хочу…

22 августа 1945

Мы с Андреем сегодня пришли к Божене. В этот раз — за благословением. Она только улыбалась и сказала:

— Давно пора.

А с утра я ставила свечки за упокой душ мужа и детей, которых потеряла в один миг. Интересно, что бы сейчас сказал Владо? Разве ему не больно от мысли, что его жена страдает? Разве он хотел бы, чтобы единственный наш ребёнок, так рано повзрослевший, не обрёл полноценной семьи? Именно об этом я думала с самого начала, как встретила Андрея. Он — наверняка о том же. Синиша вернётся ко мне, и обретёт в лице Андрея отца. У нас будут общие дети… Это ли не счастье? Теперь я совсем иначе смотрю на свои награды. Я — не просто хранительница, а ещё и защитница очага!

Сейчас я легко покажусь с медалями, которые прежде прятала и стеснялась надевать.

Может быть, нам стоит обвенчаться двадцатого октября? Как раз в день, когда Белград был освобождён. Андрей помнил предшествующие бои, и видел, как плакали от счастья горожане, увидев красные знамёна. Сейчас над столицей снова наши флаги, Югославия залечивает раны и оживает. И мне тоже пора вернуться к настоящей, мирной жизни, почувствовать себя любимой и желанной, снова стать хозяйкой, женой, матерью. Не знаю, не слишком ли я много хочу, но… Я желаю, чтобы у нас с Андреем были дети. Уверена, Синиша их примет.

26 августа 1945

Воскресенье. Я решила сегодня погулять по городу. Следы войны никуда не делись. Битый кирпич и осколки давно убраны, но здания до сих пор разрушены. А ещё я увидела компанию молодых людей. Девушки и парни говорили, что собираются… Вернуться в школу! Они, будучи ещё подростками, ушли в лес, не доучившись, теперь собрались наверстать упущенное. Удивительно, но эти рано постаревшие дети излучают какую-то странную энергию, радость, что всё закончилось, и не сожалеют о сделанном выборе. Я видела таких на свадьбе Сретена и Марии. Как будто заново переживаю этот день, когда, наконец, почувствовала, что жизнь возвращается, что мы снова свободны. Пройдёт год, и как не было войны! А десять — расцветёт страна так, как никогда раньше! Да, я идеалистка, но без веры в лучшее мне не выжить.

27 августа

Сегодня я опять ночью закашлялась. Андрей от шума проснулся, а когда я увидела на одеяле два жирных бурых пятна, запаниковала и убежала на улицу. Он пытался меня успокоить, а я кричала ему, чтобы не подходил ко мне, что он заразится от меня… Я кричала так, что было слышно на всю улицу. Андрей меня силой уволок обратно в дом и отпоил чем-то, от чего я проспала почти весь день. Я сегодня слаба, еле встаю. Нет, этого не может быть! Это не должно вот так закончиться!

2 сентября 1945

Наконец-то у меня дошли руки до дневника. Андрей настоял, чтобы я сходила к врачу. Всё подтвердилось. Это равносильно приговору… Почему я медлила раньше? Почему тогда, в Пече, не прислушалась к заведующему? Он ведь явно намекал мне, что я больна! Дура, какая же я дура… Двое суток, как в тумане. Я плакала, что никогда не увижу сына, что он остался круглым сиротой, и что меня уже не спасти. А сегодня тётя дала мне хорошую встряску.

— Лечиться надо, дура, а не хныкать! Давай-давай, помнишь, что ты мне сама говорила?

Теперь я понимаю: смерть близко потому, что чувствует: я её боюсь. Мне страшно умирать. Страшно, как никогда раньше. Страшно, что Андрей однажды не вернётся со службы. Страшно, что с Синишей что-то случилось. Я боюсь этого. Сейчас перечитываю записи прошлого года, и мне стыдно за себя. Столько всего перенести, чтобы так просто сдаться на милость судьбе? Нет, я должна, должна жить! Я должна разорвать этот порочный круг! Пока я жива, я не опущу руки! Я не могу предать память Владо и моих детей, они всё видят там, на небе. Когда Господь и меня заберёт, я не смогу смотреть им в глаза. Поэтому лучше мне довериться Божене и пока никуда не лезть. Единственное только, куда мне нужно будет поехать в ближайшее время, это в Ниш. Там будут судить Ристича и других четников. Кому-то из них точно вынесут смертный приговор…