Величайший директор (джен)

Бой, который закипел между Альбусом и Гриндевальдом был невероятен. Он был настолько эпичен, что все наблюдавшие за ним, в один голос заявляли: «Мы никогда не видели ничего подобного! Уже только ради одного этого стоило жить…»

На шум из деревни прибежал Аберфорт, который тоже был поражён увиденным.

— Не может быть! — кричал он. — Вот это да! Поверить не могу! А это вообще как возможно?!

Если бы мои дорогие читатели узнали, что там был за бой, то не смогли бы уже потом читать о боевых сценах, ведь всё неизбежно проиграло бы в сравнении. А потому я не буду описывать его даже в общих чертах. Просто поверьте на слово…

Скажу лишь, что в какой-то момент Аберфорт решил вмешаться… По крайней мере, так потом заявлял Альбус. Но вполне могло быть и так, что на него просто натолкнулись в пылу сражения. Гриндевальд или Дамблдор запнулись об него, и заклинание случайно отлетело в Ариану…

На этом всё и закончилось. По крайней мере, так заявлял Аберфот. Но он-то потерял сознание, а потому не знал, что там было дальше и как.

В «Ежедневном пророке» на следующий же день вышла большая статья: ««Магическая дуэль, которой не было и не будет равных!»

Наш корреспондент Джо Тикет не был там и ничего не видел, но он клянётся, что этот бой был максимально эпичным! А кто мы такие, чтобы ему не верить?

Естественно, мы не будем описывать никакие подробности того боя, чтобы не шокировать наших читателей…»

* * *

В день похорон Арианы с неба лился дождь. Братья Дамблдоры стояли у свежей могилы сестры и принимали весьма странные соболезнования от знакомых и дальних родственников.

— Мне так жаль, Альбус… И поздравляю с великим боем!

— Бедняжка Ариана… Альбус, ты был просто невероятен!

— Какое горе… Мистер Дамблдор, вы мой герой! Научите меня биться также!

— Если мы хоть чем-то можем помочь… Ох, Альбус, ну, ты и красавчик, конечно! Как ты уделал этого Гриндевальда…

Альбус лишь молча кивал на всё это. Мысли его были далеко отсюда. Когда поток людей, наконец, иссяк, он повернулся к брату.

— Вмажь мне, — неожиданно попросил Альбус.

— Чего?

— Ударь меня, говорю. По лицу. Сильно.

Аберфорт попятился. Он слишком хорошо помнил, что было в тот единственный раз, когда решился на нечто подобное…

— В этот раз я не буду превращать тебя в двурогого козлокрыса, даю слово. Давай!

Аберфорт понимал, что такого шанса, скорее всего, больше представится. А потому размахнулся, как следует, и ударил брата, сбив его с ног.

Альбус осторожно потрогал нос, из которого струйкой текла кровь, и улыбнулся, поняв, что он сломан.

— Отлично, — гнусаво пробормотал он, поднимаясь. Аберфорт занёс кулак для нового удара. — Эй! А ну, стоять! Я дал тебе разрешение только на один удар!

Аберфорт нервно усмехнулся и опустил руку.

— Прости… Я, пожалуй, лучше пойду…

Альбус остался один у могилы сестры. Кровь текла уже гораздо медленнее, но всё ещё продолжала капать на его дорогую мантию.

В наступившей тишине прозвучали его слова:

— Прости меня. — Альбус ещё немного постоял, потом расправил плечи и носовым платком стёр кровь с лица. — Я обещал, что твой портрет будет в школе, а значит, пора мне уже, наконец, стать директором Хогвартса… — Он отошёл от могилы, но тут же вернулся, чтобы добавить: — Величайшим директором Хогвартса за всю его историю!