В лабиринте тьмы (гет)

𝘾𝙤𝙢𝙞𝙣𝙜 𝙤𝙣 𝙩𝙤 𝙩𝙝𝙚 𝙡𝙞𝙜𝙝𝙩 𝙤𝙛 𝙙𝙖𝙮

𝙒𝙚 𝙜𝙤𝙩 𝙢𝙖𝙣𝙮 𝙢𝙤𝙤𝙣𝙨 𝙩𝙝𝙖𝙩 𝙖𝙧𝙚 𝙙𝙚𝙚𝙥 𝙖𝙩 𝙥𝙡𝙖𝙮

𝙎𝙤 𝙄 𝙠𝙚𝙚𝙥 𝙖𝙣 𝙚𝙮𝙚 𝙤𝙣 𝙩𝙝𝙚 𝙨𝙝𝙖𝙙𝙤𝙬 𝙨𝙢𝙞𝙡𝙚

𝙏𝙤 𝙨𝙚𝙚 𝙬𝙝𝙖𝙩 𝙞𝙩 𝙝𝙖𝙨 𝙩𝙤 𝙨𝙖𝙮

ʀᴇᴅ ʜᴏᴛ ᴄʜɪʟʟɪ ᴘᴇᴘᴘᴇʀꜱ

ᴅᴀʀᴋ ɴᴇᴄᴇꜱꜱɪᴛɪᴇꜱ

От лица Мелиссы:

Солнце едва пробивалось сквозь серую завесу облаков, и в гостиной пахло пылью, старым деревом и чем-то уютным — может, остатками вчерашнего костра в камине. Я стояла посреди комнаты, окружённая коробками, и ощущала, как странная грусть сжимает грудь, будто кто-то невидимый обнял меня слишком сильно. Коробки с книгами, одеждой и посудой громоздились вокруг, как маленькие крепости, готовые к осаде. Я провела пальцем по краю одной из них — шершавый картон, запах клея и бумаги, — и подумала: "Господи, сколько же всего мы тут накопили." Хорошо, что у Рэя есть этот его монстр-внедорожник — чёрный, с шинами, которые рычат на любой дороге. Без него я бы, наверное, пыталась утащить половину дома на себе, как муравей с крошкой пирога.

Переезд. Это слово звенело в голове, как колокол, то радостно, то тревожно. Я достала из шкафа стопку свитеров: шерсть пахла лавандой и немного сыростью, и аккуратно сложила их в коробку, стараясь не думать о том, что оставляю позади. Этот дом в глуши Айдахо, с его скрипучими полами и окнами, что дрожат от ветра, стал мне родным. Не просто укрытием, а чем-то большим. Я вспомнила, как впервые вошла сюда — ноги дрожали, запах смолы бил в нос, а Рэй бросил небрежно: "Это твой дом. Пока что."

Тогда я мечтала сбежать при первой возможности, а теперь… теперь я оглядываюсь, цепляясь взглядом за каждую мелочь: потёртый ковёр у камина, трещину на подоконнике, где я однажды пролила чай и смеялась над своей неловкостью.

— Эй, Рэй, — крикнула я, не оборачиваясь,

—Ты уверен, что твой зверь на колёсах утащит все мои сокровища? Или мне оставить тут половину гардероба для белок?

Он стоял в углу гостиной, копаясь в книжных полках, и я услышала его низкий смешок, хриплый, как треск дров в огне.

— Мелли, если белки начнут носить твои свитера, я лично приеду их фотографировать, — отозвался он, вытаскивая потрёпанную книгу с обложкой на норвежском языке.

— Но да, утащим. Даже твои сто банок с вареньем.

— Это не сто, а всего три! — возмутилась я, бросив в него самый убийственный взгляд, на который была способна, но тут же улыбнулась. Его уверенность всегда действовала на меня, как глоток виски — тепло разливалось внутри, даже если я ворчала.

Документы готовы. Рэй обмолвился об этом утром, между делом, будто речь шла о покупке хлеба, а не о новой жизни. Я пыталась представить, где он встретится с этим таинственным "другом". В голове крутились сцены из шпионских фильмов: заброшенный склад с ржавыми стенами, где пахнет мокрым железом и старым бензином, или тёмный переулок с фонарями, что мигают, как в триллере. А может, старая кофейня на окраине — с потёртыми стульями, запахом прогорклого масла и официанткой, которая знает больше, чем говорит? Или всё проще — людная площадь, где они растворятся в толпе, и никто не заметит, как один конверт перекочует из рук в руки?

— Где ты вообще найдёшь этого типа? — спросила я, засовывая в коробку кастрюлю, что звякнула, как колокол судьбы.

— Не говори, что в каком-нибудь подвале с крысами.

Рэй поднял глаза от книги, его тёмные брови изогнулись в насмешке.

— Крысы? Мелли, ты слишком много кино смотришь. Всё будет тихо, без лишнего шума. Он надёжный, не переживай.

— Надёжный, — повторила я, закатывая глаза.

— Это ты про того, кто однажды перепутал тебя с курьером и чуть не отдал посылку с рыбой?

Он рассмеялся, и этот звук — тёплый, глубокий — на миг прогнал мою тревогу. Но только на миг. Потому что внутри всё равно бурлило: радость от возвращения в цивилизацию мешалась с волнением. Зима тут не шутка, мы просидели неделю, запертые снегом, и я устала от этой глуши. Хочу снова слышать шум улиц, видеть людей, чувствовать себя живой. Но что нас ждёт там, в большом мире? Канада? Другой штат? Я мечтала о Нью-Йорке — небоскрёбы, запах кофе из уличных тележек, гул метро под ногами. Но безопасно ли это для нас? И кто этот "друг"? Что, если это ловушка? Что, если нас выследили?

Я сглотнула, чувствуя, как горло сжимается, и бросила взгляд на Рэя. Он казался непробиваемым: высокий, с руками, что пахнут лесом и металлом, сосредоточенный, как инженер над чертежом. Он не стал бы рисковать без причины. Но я всё равно боялась. Это как прыжок с обрыва — то ли полетишь, то ли разобьёшься.

— Рэй, — позвала я тихо, подойдя к камину. Пепел ещё тлел, запах дыма обволакивал, как воспоминание.

— А если всё пойдёт не так? Если нас найдут?

Он повернулся, шагнул ко мне, и его тень легла на пол, длинная и тёмная.

— Не найдут, — сказал он твёрдо и уверенно, глядя мне в глаза.

— Пока мы здесь, мы в безопасности. А дальше… я всё продумал, Мелли. Доверься мне.

Я кивнула, но сердце всё равно колотилось, как пойманный заяц. Этот дом стал моим ,нашим, и я цеплялась за него, как за спасательный круг. Я провела рукой по стене — дерево шершавое, тёплое, с запахом смолы, и представила, как весной, в мае, мы вернёмся сюда. Солнце зальёт комнаты, пыль закружится в лучах, и я снова увижу эти стены.

— Мы ведь вернёмся сюда, да? — спросила я, глядя на него.

Рэй улыбнулся — уголок губ дрогнул, как всегда, когда он скрывал что-то тёплое под своей бронёй.

— Если всё сложится, почему нет? Это место никуда не денется.

Я выдохнула, чувствуя, как его слова успокаивают, как ветер после бури. Он прав, зима только началась, а мы уже высидели тут неделю, отрезанные от мира. Машиной не выбраться, снег завалил дороги, как белый капкан. Хорошо, что Рэй — мастер выживания. Охотится в лесу, ставит ловушки, возвращается с добычей, пахнущей кровью и землёй. Я смотрела на него на днях, когда он чистил кролика у порога — нож в руках мелькал, как молния, а он даже не морщился от холода. Бесстрашный. Иногда мне кажется, он не человек, а волк — сильный, дикий, с глазами, что видят сквозь метель.

— Откуда в тебе это? — пробормотала я, скорее себе, чем ему.

— Ходить по лесу, как по своей кухне, в такую погоду? Я бы там умерла через час.

Он услышал, подошёл ближе, и я почувствовала запах его куртки — дым, хвоя, немного бензина.

— Привычка, Мелли, — сказал он, пожав плечами.

— Лес — он как книга. Научишься читать — и он твой.

Я фыркнула, скрывая улыбку. "Книга, конечно. Скорее триллер с медведями в главных ролях." Но в его словах была правда — он знал этот мир, как я знала свои старые привычки. И это восхищало.

А потом мы заговорили о новых именах. Документы — это новый старт, и мне нужно было выбрать себя заново. Я задумалась, глядя на коробку с книгами, и вдруг вспомнила Миранду — мою куклу из детства. Принцессу с пластиковой короной, повелительницу подушечных замков и плюшевых чаепитий. Она была смелой, отважной, всегда спасала меня в моих играх.

— Миранда, — сказала я вслух, повернувшись к Рэю.

— Мне нравится это имя.

Он поднял бровь, отложил книгу и посмотрел на меня с лёгкой насмешкой.

— Миранда? Серьёзно? Это что, из какой-то мыльной оперы?

— Нет, глупый, — рассмеялась я, швырнув в него свёрнутый носок.

— Это моя кукла была. Принцесса. Смелая, как… ну, как ты, только с короной.

— Принцесса, значит, — протянул он, поймав носок и ухмыльнувшись.

— Красиво. Сильно, но не вычурно. Тебе подходит, Мелли… или уже Миранда?

— Миранда, — повторила я, пробуя имя на вкус. Оно звучало странно, но правильно, как старый ключ к забытой двери.

— А ты? Выбрал себе что-то?

Он выпрямился, театрально откашлялся и начал перечислять, растягивая гласные с норвежским акцентом:

— Дагнааар… Магнеее… Мортееен… Как тебе, принцесса?

Я расхохоталась, чуть не уронив коробку. Его энтузиазм был заразительным, как летний дождь.

— Ты что, викинг теперь? — поддразнила я.

— Магне? Это вообще как произносится?

— Как угодно, лишь бы звучало круто, — подмигнул он.

— Норвежский — мой запасной план. Поеду туда, буду жить среди фьордов, ловить рыбу.

— Ты? Спокойно ловить рыбу? — я скептически прищурилась.

— Да ты через неделю начнёшь контрабанду трески организовывать!

Он рассмеялся, и я снова подумала: кто он такой? Испанский, ирландский, теперь норвежский — откуда это всё? И его инженерный ум — формулы, чертежи, ловушки. Может, Орегонский университет? Или Технологический институт? Я спрашивала, но он отмахивался: "Просто увлечение." Увлечение, конечно. Как у волка — охота.

Я посмотрела на него — сильного, непрошибаемого, с руками, что пахнут лесом, — и поняла: без него я бы пропала. Этот дом, эта жизнь — всё держится на нём. И на мне, наверное, тоже. Миранда. Новая я. Но старая Мелли всё ещё цеплялась за эти стены, за запах смолы и звук его шагов.

От лица Рэя

Гостиная пропахла старым деревом, пылью и дымом от камина, что тлел в углу, как уставший зверь. Утренний свет лениво сочился сквозь окна, заваленные снегом, и я стоял у книжных полок, перебирая потёртые корешки. Норвежский словарь, пара технических справочников, книга про Клондайк — всё это пахло бумагой, чернилами и прошлым, которое я таскал с собой, как старый рюкзак. Коробки Мелли громоздились посреди комнаты — одежда, посуда, книги, — и я ухмыльнулся, глядя на этот хаос. "Чёрт, да она половину дома упаковать готова," — подумал я, чувствуя, как тёплая волна гордости за её упрямство греет грудь. Мой внедорожник — чёрный зверь с движком, что рычит, как медведь, — утащит всё, хоть бы она и диван прихватить решила.

Переезд. Это слово висело в воздухе, как запах смолы от стен, — тяжёлое, но с привкусом свободы. Я вытащил с полки старый том Шигли, провёл пальцем по обложке — шершавой, с запахом типографской краски, — и вспомнил, как читал его в Орегоне, в какой-то дыре, где пахло сыростью и порохом. Тогда я был один, а теперь… теперь Мелли возилась с коробками, и её шаги по скрипучим полам звучали, как музыка — тревожная, но моя. Этот дом в глуши Айдахо стал нашим — не просто крышей, а чем-то большим. Я бросил взгляд на камин — чёрный от сажи, с треском углей, — и подумал:

"Чёрт, как быстро это место вцепилось в нас когтями."

— Рэй, — её голос, мягкий, но с лёгкой насмешкой, вырвал меня из мыслей, — ты уверен, что твой зверь на колёсах утащит все мои сокровища? Или мне оставить свитера для белок?

Я обернулся, поймал её взгляд — большие глаза, как у оленёнка, только с искрой ехидства, — и хмыкнул, вытаскивая с полки ещё одну книгу.

— Мелли, если белки начнут щеголять в твоих шмотках, я их на фотосессию запишу, — бросил я, чувствуя, как уголок губ сам тянется вверх.

— Но утащим всё. Даже твои три тонны варенья.

— Три банки, а не тонны! — возмутилась она, метнув в меня такой сердитый взгляд, от которого любой бы спрятался, но тут же рассмеялась. Её смех, лёгкий, как ветер в соснах, прогнал холод, что тянулся из-под двери.

Документы готовы. Я сказал ей об этом утром, между глотком кофе и проверкой ловушек, будто это мелочь, а не билет в новую жизнь. Она тут же начала фантазировать — я видел, как её глаза загорелись, представляя склады, переулки, кофейни из дешёвых фильмов. И чёрт возьми, мне это нравилось — её любопытство, её киношная жилка. Мой человек — надёжный друг ещё с тех времён, когда мы проворачивали дела покруче, чем доставка пиццы, — ждал нас где-то там, в цивилизации. Никаких крыс и подвалов, просто тихая встреча, конверт в кармане, и всё. Но Мелли, конечно, уже нарисовала триллер.

— Где ты найдёшь этого типа? — спросила она, засовывая кастрюлю в коробку. Та звякнула, как колокол на старой башне, и я усмехнулся.

— Не говори, что в подвале с крысами.

— Крысы? — я прищурился, изображая театральное удивление.

— Мелли, ты насмотрелась шпионских сериалов. Всё будет гладко, без лишнего шума. Он знает своё дело.

— Знает, конечно, — фыркнула она, закатывая глаза.

— Как тогда, когда принял тебя за курьера с рыбой?

Я расхохотался, чувствуя, как её подколы бьют прямо в точку. Она права — тот случай с рыбой был эпичным, но я всё равно доверяю этому парню. Он не подведёт. А вот Мелли… её тревога висела в воздухе, как пар от её дыхания, когда она смотрела на меня у камина.

— Рэй, — её голос стал тише, серьёзнее,

— а если всё пойдёт не так? Если нас найдут?

Я шагнул к ней, чувствуя, как половицы скрипят под ботинками, и тень моя легла на стену, длинная, как сосна в лесу. Огонь в камине бросал блики на её лицо, бледное, с этими огромными глазами, полными страха и надежды.

— Не найдут, — сказал я твёрдо, глядя прямо в неё.

— Здесь мы в безопасности, Мелли. А дальше — я всё продумал. Доверься мне, ладно?

Она кивнула, но я видел, как её пальцы сжали край коробки, будто она цеплялась за что-то знакомое. Этот дом держится за Мелиссу, как и я сам, крепко, до дрожи. Зима тут — зверь, неделю назад засыпала нас снегом по пояс, дороги стали белыми ловушками, и машина, мой верный конь, застряла в гараже, рыча впустую. Но я не парюсь. Лес мой старый друг, я знаю его запах: хвою, мороз, стылую землю, — знаю, где ставить капканы. Зайцы, белки, иногда что покрупнее — еда у нас будет, пока буря не отпустит.

— Мы ведь вернёмся сюда, да? — спросила она, глядя на меня так, будто я мог одним словом построить ей мост в майское солнце.

— Если всё сложится, — ответил я, чувствуя, как тёплая волна катится по груди, — почему нет? Этот дом никуда не денется, Мелли.

Она выдохнула, и я заметил, как её плечи расслабились. А потом она заговорила о лесе, о моей смелости, как она это назвала.

— Откуда в тебе это? — пробормотала она, глядя на меня, пока я перебирал книги.

— Ходить по лесу в метель, как по гостиной? Я бы там с ума сошла.

Я подошёл, чувствуя, как запах моей куртки, дым, сосны, немного бензина, смешивается с ароматом её лавандового шампуння.

— Это как движок чинить, Мелли, — сказал я, пожав плечами.

— Разберёшь раз, два — и он твой. Лес такой же. Только вместо гаек — зайцы.

— Зайцы, — фыркнула она, скрывая улыбку.

— Ты их что, уговариваешь в ловушки лезть?

— Ага, шепчу им на ухо: "Иди сюда, пушистый, ужин сам себя не приготовит," — подмигнул я, и она рассмеялась, лёгко, как ручей в оттепель. А потом мы заговорили о именах. Новые документы — новая кожа, и я видел, как она задумалась, глядя на коробку с книгами.

— Миранда, — сказала она вдруг, и я поднял бровь.

— Миранда? — переспросил я, изображая скепсис.

— Это что, из твоих мыльных опер?

— Нет, глупый, — она швырнула в меня носок, и я поймал его на лету.

— Моя кукла в детстве. Принцесса. Смелая, как ты, только без бороды.

— Принцесса, значит, — протянул я, ухмыляясь.

— Красиво. Сильно, но не вычурно. Тебе идёт, Мелли… или уже Миранда?

— Миранда, — повторила она, и её голос дрогнул, как будто она пробовала новое платье.

— А ты что выбрал?

Я выпрямился, откашлялся и начал с норвежским акцентом:

— Дагнааар… Магнеее… Мортееен… Как тебе, принцесса?

Она расхохоталась, чуть не уронив коробку, и я почувствовал, как её смех греет меня сильнее, чем камин.

— Викинг, да? — поддразнила она.

— Магне? Это что, имя или заклинание?

— Имя для крутых парней, — подмигнул я.

— Норвегия — мой план Б. Фьорды, рыба, спокойная жизнь.

— Спокойная? — она прищурилась, как кошка перед прыжком.

— Ты через три дня начнёшь контрабанду трески мутить!

Я расхохотался, чувствуя, как её слова бьют в точку. Она меня видит — насквозь, до самого Орегона, где я учился в технаре и влип в контрабанду чипов. Тогда я впервые почувствовал вкус риска — чёрный рынок, быстрые деньги, адреналин в крови. И Клондайк — да, Мелли права, я бы рванул туда, штурмовал бы Чилкут, бросал вызов Юкону, и чёрт меня дери, я бы не проиграл.

А потом она проговорилась. Рассказывала про Мичиган — озёра, волны, закаты, — и я перебил:

— Погоди, Мичиган? Ты же из Южной Дакоты?

Она замялась, глаза забегали, как у зайца в ловушке, и пробормотала:

— Я… из Мичигана, потом переехала в Дакоту. Недавно.

Я притянул её к себе, чувствуя, как её талия дрожит под моими руками, и усадил на колени.

— Ну, оленёнок, — сказал я тихо, поправляя прядь её волос, пахнущих лавандой, — что там за тайны? Расскажи своему викингу.

Она отвела взгляд, но я видел — в ней что-то прячется, как в этом доме. И я хотел знать. Не просто из любопытства — из того, что она моя. Моя Мелли. Моя Миранда.