Час первый: Тол-Сирион. Битва песен (джен)

Сидя на ворохе соломы в углу камеры, Эдрахил пытался возродить в своём сердце хоть маленький росток терпения. Или искру понимания, надежды… что угодно, что помогло бы ему действительно не сойти с ума в ближайшие часы. Потому что медленное ожидание возвращения короля с допроса Саурона представлялось ему худшим испытанием из возможных. И бесконечные метания Берена вдоль решётки только растравляли эту рану. Если бы орки ушли, оставив их в темноте, смертный, возможно, и сидел бы смирно. Но как порой бывало, принеся воду и еду, слуги Тьмы опять не озаботились забрать чадящий факел. Этого слабого света хватило Берену, чтобы прийти в неистовство и начать метаться из угла в угол. Про себя Эдрахил начинал малодушно подумывать о том, что лучше было бы и вовсе оглушить соседа.

— Остынь… Ребен, — видимо, терпенье закончилось и у Арассэ. — От твоего метания всё равно нет толку!

— Нет толку? — судя по прерывающемуся голосу, Берена трясло в припадке болезненного возбуждения. — Нет? Как можешь ты сидеть там, когда его опять…

— И что это изменит? — холодно и жёстко вопросил Арассэ. — Из камеры я всё равно не выберусь, как не мечись, и твою дверь не проломлю! Так кому это поможет?

— Как я могу судить, если вашего друга и допрашивали прежде, то явно старались делать это аккуратно, — вдруг послышался хрипловатый голос. В глубине дальней камеры мелькнула знакомая тень. — Или хотите сказать, что кто-то из вас двоих — сильный целитель? Ведь не ты же, бешеный адан?

— Безымянная тварь! Да что ты знаешь?! — издав яростный крик, Берен бросился на решётку, со звоном ударился о неё всем телом. — И это ты эльда? Да как бы не так!

— Какой же ты безмозглый, смертный невежда! — гневно ответил нолдо. — Ведь ты видел нас, когда нас приводили? Насмотрелся? Ты и понятия, похоже, не имеешь, на что способны орки, дай им волю. А я таких допросов столько видел, сколько больше не хочу. И скажу сразу так: вас здесь ещё щадят. Значит, у них есть особенный приказ: не убивать и не калечить. И будь рад уже этому. Твой приятель, пока им нужен, будет жить.

— Утихни, Ребен. И ты тоже! — вставил слово прежде молчавший Урувойтэ. — Дай вам самим волю, вы тоже будете вести себя не лучше их.

— А это ты к чему? — ещё сильнее вспыхнул Берен. От зарождения всеобщей ссоры их остановил скрежещущий звук закрывшейся железной двери, а потом громогласный топот орочьих ног по коридору. Эдрахил настороженно приподнял голову, высматривая в середине конвоя знакомый силуэт, и, не высмотрев, тотчас вскочил на ноги. Одноглазый тюремщик по обыкновению лениво и вразвалку подошёл к решётке, смерил его взглядом.

— Ты. Рыжий, — он указал на Эдрахила рукоятью сложенной плети. — Выходи. Теперь ты пойдёшь.

— Что?! — до Берена наконец запоздало докатило осознание. — А где же?.. Нет же! Нет!

Главный орк лишь сделал небрежный кивок подчинённым и те, вооружившись дубинками, изготовились теснить в сторону обезумевшего смертного, который, ухватив покрепче цепь кандалов, уже всерьёз вздумал драться и, видимо, как можно дороже продать жизнь. В голове неожиданно растерявшегося Эдрахила выстроилась целая цепочка безнадёжных и откровенно страшных мыслей, но прежде, чем он смекнул присоединиться к борьбе Берена, тюремщик криво усмехнулся и предостерегающе покачал головой.

— Хочешь увидеть своего приятеля живым и с целыми конечностями? Тогда не дури. Или тебя волоком тащить придётся?

— Нет, — глухим голосом отозвался Эдрахил. — Я пойду сам.

— Что? Нет! Не смей! — обмотав цепи вокруг кулаков, Берен уже готовился наподдать первому же, рискнувшему сунуться к решётке. Но Эдрахил отодвинул его, холодно сверкнув глазами.

— Нет! Я пойду. Ради Гнуладефа. Потому что ты-то сам знаешь, ради чего пошёл он.

Берен вдруг испустил долгий хриплый выдох, больше похожий на рыдание, сгорбился, отшатываясь куда-то вглубь темницы. Не оглянувшись, Эдрахил прошёл сквозь растворённую дверь. Хмурый и безучастный он переждал окончания всех тех же унизительных действ, которые на его глазах не раз стойко претерпевал их государь. Глухо зазвенели и оттянули тяжестью ножные кандалы; в спину Эдрахила подтолкнули рукоятью плети, и он побрёл теми же коридорами, которые уже видел прежде в воспоминаниях Финдарато.

«Эй, Эдрахил! Вильварин! Куда тебя?.. Что с королём?! Что с Финродом?! Ты знаешь?» — посыпались встревоженные мысленные посылы, стоило ему в центре орочьего конвоя медленно прошествовать мимо других камер. Малосион, Лаурэ, Мелендул, Кальмегил, Тилгелон и Айменел провожали его взглядами из-за решёток, уже не скрывая беспокойства. Лица друзей Эдрахил не видел почти месяц, а сейчас осознал, что может и вовсе их больше не увидеть. И также он не мог послать никакого утешения в ответ. Возможно, странные заумные выкладки Финдарато привели его за некую грань дозволенного Сауроном. Возможно, майа просто наскучила затянувшаяся игра. Или Враг получил из Ангбанда новый приказ, в корне расходящийся с его прежними планами. Возможно, даже сам Моргот устал ждать результата допросов и распорядился применить куда более простой и испытанный метод, требующий исключительно щипцов, плетей и дыбы. А далее Эдрахил шёл и не знал, что ему самому следует ждать в окончании этого пути, и не мог решить, что для него окажется страшнее: стискивать зубы, становясь бессильным свидетелем мучительных истязаний государя, или беззвучно глотать собственную муку на его глазах, не давая видеть слабость. В сих невесёлых мыслях он преодолел весь путь до знакомого по воспоминаниям Финдарато помещения и только сейчас опомнился: именно эта дверь вела в тот самый кабинет Саурона. Незнакомый рыжеволосый адан возник рядом внезапно, словно соткался из тени, сделал короткий знак конвою и распорядился:

— Снимайте с ног железяки, дальше проведу его сам. Для вас приказ ждать и никого не пускать внутрь. Совсем никого. Даже высших, пусть хоть зубы скалят и грозят разными карами.

Тюремщик скривил лоб и губы, но приказ мастеровому отдал. Как-то очень привычно адан ухватил Эдрахила за плечо над локтем и потянул к двери.

— Не бойся, не кусаюсь, — ухмыльнулся он прямо в лицо. — И не вздумай дурить, слышишь? А то будешь потом долго лечить чего-нибудь. А это никому из нас не надо. Тебе ясно?

Эдрахил даже не успел толком осмыслить эти странные слова, как его уже втолкнули в большую полутёмную комнату. Больше всего света в ней сейчас дарило щедрое каминное пламя за витой решёткой; редкими светлыми островками тут и там горели свечи в низких настольных подсвечниках. Окна были плотно и наглухо зашторены. Тяжёлая дверь за их спинами затворилась с резким стуком, тотчас отрезая любые звуки снаружи, и тут же наступила тишина. Рыжеволосый адан хмыкнул. Где-то рядом с камином послышался негромкий звенящий звук, а следом снова раздался голос, заканчивающий фразу, как будто продолжалась прерванная беседа.

— …в трясине, Финдарато! Из одной ты вылез и своими же стараниями залез в другую!

Только сейчас Эдрахил разглядел фигуры собеседников. Одетый в тёмные одежды Саурон стоял сбоку от камина, небрежно облокотившись рукой на каминную полку. На мгновение в полутьме огненными искрами сверкнули его глаза; майа смерил обоих появившихся в его кабинете быстрым взглядом, а потом без слов коротко кивнул сопровождающему Эдрахила. Адан отпустил локоть эльфа и свободно нырнул куда-то в полутьму — обстановку он, очевидно, знал весьма неплохо. Несколько опешивший Эдрахил так и остался столбом стоять посреди комнаты; впрочем, взгляд его почти тут же безотрывно приковался к второй фигуре, сидевшей в кресле у самого очага — это спадающее на плечи золото волос, сияющее в пламени словно рассеянный свет Анара, он узнал бы из тысяч.

— Так. А теперь соберись с мыслями, Инголдо. Как в точности слово в слово звучала твоя клятва Барахиру?

— Зачем это тебе? — усталый голос Финдарато хоть и звучал негромко, но был вполне твёрд, и его не искажал след перенесённой боли.

— Отвыкни уже от этого вопроса! Ты не хуже меня осведомлён о том, какой силой порой обладают слова. Что в точности ты пообещал Барахиру, и как именно повлёк тебя в поход Берен?

Эдрахил внезапно поймал себя на мысли, что и сам ждёт этого ответа. Прежде он не единожды задавал себе вопрос, какой же клятвой его государь намертво скрепил свой неоплаченный долг жизни с желаниями сына Барахира, но никогда бы не осмелился расспрашивать самого Финрода. На краю зрения между тем мелькнула тень: рыжеволосый адан раздобыл где-то бутыль вина и с удивительной бесцеремонностью уселся поодаль прямо на ковре, скрестив ноги. Кроме Эдрахила на наглого слугу, видимо, никто не обратил внимания.

— Я говорил тебе уже. Я клялся в вечной дружбе, — отозвался Финдарато, — клялся человеку, который, рискуя своей жизнью, спас меня. Я поклялся, что по первой просьбе окажу любую помощь любому из его потомков, когда бы тот ко мне ни обратился. А Берен попросил меня помочь ему добыть Сильмарилл из короны Моргота.

При этих словах Эдрахил так и застыл. В повисшей тишине послышался долгий вздох Саурона, а следом дробный звук его пальцев, барабанящих по каминной полке.

— А знаешь, Финдарато, есть и куда более выгодные условия продаться в пожизненное рабство.

Финрод резко вскинул гордую голову.

— Очевидно, на многие вещи мы теперь смотрим иначе.

— Да нет. Это ты, благородство и совесть нолдор, смотришь на всех с точки зрения нравов благословенного Амана. Хотя мог бы помнить лучше прочих, куда привела твоего дядю такая же случайно данная родственная клятва. Но эдайн — не эльдар. Они иные. Почти незаметно для тебя минует двести лет, и этот мир изменится сам по себе. И уже десять, а то и двадцать молодцов, кровные потомки Барахира, слабо помнящие славные подвиги своего предка, но хорошо помнящие про клятву, заявятся к тебе с требованием помощи. И что же, всем им ты станешь угождать, связанный своим словом? Ладно Берен сейчас только один, но и он уже сдёрнул тебя с места одной просьбой о выкупе за невесту. А если бы пришёл другой такой и просто потребовал у тебя руки твоей племянницы? Ты бы её отдал? И как бы объяснялся потом с братом?

Эдрахил увидел, как вздрогнул Финрод. Очевидно, замечание Саурона всё-таки достало болезненное место. Впрочем, Эдрахил не мог ни вспомнить, что каждый в их отряде уже успел поставить самого себя на место Элу Тингола и конечные мнения были отнюдь неодназначны. Финрод качнулся вперёд в кресле, язык колеблющегося пламени в камине обрисовал его тёмный на светлом фоне точёный профиль.

— Наши законы… обычаи не позволяют браков без согласия.

— Ну-ну. А как на эти обычаи отзовётся данное тобой обещание? Вот и поразмысли над этим пока, — огненный взгляд Саурона метнулся через комнату, безошибочно находя Эдрахила. — Что ж. А теперь поговорим с тобой, Эдрахил, сын Голдвен. Жаль, я не знаю имени твоего отца. Мархол, будь любезен, раздобудь моему гостю стул. И ты же не последнюю бутыль вина вытащил из моего тайника, ведь так?

Упомянутый Мархол поднялся на ноги и снова исчез где-то в глубине комнаты. Вернулся он быстро, действительно раздобыв где-то стул с мягкой подушкой, негромко стукнул об пол рядом с Эдрахилом его четыре ножки. Финдарато поднял голову, безмолвно посмотрел сначала на Эдрахила, потом на Саурона, всё так же молча отёр лоб жестом совершенного отчаяния и снова отвернул лицо.

— Мой государь… — растерянно глядя на измождённого неведомой скрытой тоской Финдарато, промолвил Эдрахил. На предложенный стул рядом с собой он подчёркнуто не взглянул, вместо этого распрямил плечи и с вызовом посмотрел на Саурона.

— И для чего я здесь?

— Стало быть, сразу к делу? Славно, — Саурон привычным жестом скрестил руки на груди, оттолкнулся от камина и сделал пару шагов навстречу. Брови его на мгновение шевельнулись, словно он продумывал нужные слова: — Мне очевидно, ты искренне предан своему государю. И коли ты вообще оказался здесь, то явно готов ради него на многое. Теперь слушай. У тебя есть срок где-то десять дней. Самое большее, если повезёт — две недели, считая от завтрашнего дня. За это время твоя задача — любыми способами убедить вашего третьего соседа отречься от своего решения добывать Камень. Либо пусть он вслух и добровольно признает клятву Финдарато исполненной, а его долг — зачтённым.

Финдарато с видимой тяжестью отнял руку от лица. Металлическим звоном брызнула цепь кандалов на его запястье.

— Майрон!

— А у тебя есть иные предложения? — явно раздражённый Саурон тотчас повернул голову и глянул на Финрода сверху вниз. — А между прочим, ведь ты уже отдал долг Барахиру тем, что этот твой Берен до сих пор дышит. Только благодаря тебе для него всё так удачно сложилось, а то давно отправился бы в Ангаманди кормить червей.

— Ты этого не допустишь. Его смерти.

— И я даже себе не могу ответить на вопрос почему же. Чем он мне так важен? Мне куда важнее не пустить сейчас в темницы Моргота тебя!

— Ты не можешь всерьёз утверждать… верить… точно знать, что… я действительно сыграю ту роль… — впервые прежде уверенный голос Финдарато отчего-то дрогнул и сорвался.

И от этих слов Саурон внезапно пришёл в ярость. Тяжёлая удушающая сила бешеным потоком плеснулась в комнату, невидимо наполняя её присутствием пробуждающейся Тьмы. Только однажды Эдрахил испытывал её — в тот памятный день разоблачения, и был бы счастлив никогда больше не испытать. Но он опять мог только бессильно смотреть, как Саурон навис над Финродом и прошипел:

— А я даже рисковать не буду. И потому ты не двинешься дальше Ущелья Сириона, чтобы не угодить туда по своей дурости и не порушить всё, что я смог сберечь и отвоевать себе за эти годы! Да мне проще убить тебя здесь и собственной рукой! По крайней мере, это будет быстро! И отправишься ты к Мандосу, а не к Морготу!

Почти оглушённый несдерживаемой мощью Айну Эдрахил всё же дёрнулся и, должно быть, сделал первый неосознанный шаг вперёд, сжимая кулаки, готовый уже ко всему — даже умирать, сражаясь. Остановила его достаточно твёрдая и сильная рука.

— Эй-эй, не нужно этой прыти, дивный, — прошептал возникший рядом Мархол. Лицо слуги, кстати, тоже выглядело бледноватым, губы подрагивали. Ещё одно мгновение — и давящее воздействие враз иссякло, послушное воле майа, который, очевидно, сумел взять себя в руки. Но куда сильнее Эдрахила в этот момент поразило лицо его короля, на котором вдруг рассеялся след былой тоски и отразилась слабая улыбка.

— Что ж. К смерти я давно готов. Сойти в Бездну Мандоса с чистой совестью… пусть так и будет. Но, если это в твоей власти, Майрон, отпусти остальных. Они не заслуживают этой участи.

«Возможно, Берен оказался прав, и я уже сошёл с ума», — стремительно промелькнула мысль в голове Эдрахила. Сейчас он очень явственно ощущал, что смысл происходящего лежит где-то далеко за пределами его понимания. Вслед за образом улыбающегося Финдарато, навеки запечатлевшимся в его памяти, другим подтверждением этому послужил долгий задумчивый взгляд Саурона.

Эдрахил, наконец, встрепенулся, стряхивая с себя оковы ступора и какого-то непонятного безумия, путающего мысли, и вернул себе дар речи:

— Каждый из нас последовал за тобой, дав клятву, государь! Пусть не словами вслух, но зароком в сердце!

— Нет, Эдрахил, такая преданность не должна становиться жертвой, — не дал ему договорить Финрод. — Все ваши долги, которых и не было, вы отдали сполна. Теперь уже мне вовек не расплатиться с вами.

— Это могло бы стать очень трогательной песней, — с долей яда нарушил надолго повисшую тягостную тишину Саурон. — И вновь возвращаемся к очевидному решению: убеди Барахириона отступить! Взывай к его разуму, к жалости, к совести, если она у него ещё есть. К искре Творения в его феа! Можете хоть все хором ему спеть. Ясно ведь, что гордость Финдарато до таких уговоров не снизойдёт, а от моих методов, боюсь, в этом деле будет маловато толку.

С неясным вздохом Финрод снова отвернул лицо. По его коже заплясали отблески каминного пламени. Саурон между тем прошёл обратно к каминной полке, снял с неё позабытый золотой кубок. Рядом с Эдрахилом вновь возник Мархол.

— Будешь? — с широкой ухмылкой он протянул пленнику наполненный вином кубок. — Не бойся, дивный, никакой отравы тут нет. Я сам себе наливал из той бутыли, а тебе, вижу, сейчас не помешает. А о стеснении пора и позабыть.

«Да, видимо, пора», — пронеслось в голове Эдрахила. Придерживая цепь кандалов одной рукой, он молча принял кубок из пальцев адана, потом оглянулся и, действительно, без стеснений уселся на принесённый стул, мстительно подумав про то, что теперь-то тюремная грязь с его одежд навсегда въестся в светлую ткань подушки. И лишь теперь, сидя в удобстве тёплой комнаты и держа в руке кубок, наполненный вином, он ещё раз окинул взглядом всю не укладывающуюся в голове картину. Государь по-прежнему недвижимо сидел в кресле и смотрел на огонь; его брови то и дело заметно хмурились, как будто на лице Финрода Фелагунда раз за разом отражался след неких тяжёлых дум. Саурон тоже выглядел задумчивым и мрачным; стоя у камина, он вертел в пальцах кубок, из которого несколько раз отпил. Слуга Мархол просто уселся снова на ковре, скрестив ноги. К этому времени Эдрахилу стало уже совершенно очевидно, что ничего из прежде им надуманного ни Финдарато, ни его самого здесь не ожидает. По крайней мере, не сегодня.

Ещё несколько минут он потратил на то, чтобы с прежней беспристрастностью, какую сам обещал своему государю, взглянуть на нынешнее положение, и кропотливо перебрал в голове всё слышанное им сегодня. И вовсе без стеснения отпил глоток вина — оно, кстати, оказалось неплохим; после чего Эдрахил наконец почувствовал себя готовым ринуться в бой и биться.

— Если я добьюсь от Берена того, чего ты хочешь, что это даст именно нам?

Саурон оторвал взгляд от созерцаемого кубка и взглянул в сторону Эдрахила — как показалось, с интересом.

— Очевидно, твой король больше не будет иметь причины рваться на Север, и вы сможете сопроводить его обратно в Нарготронд. На юг. Куда-нибудь подальше отсюда.

Что ж, с таким разрешением дел Эдрахил был бы вполне согласен.

— Единственная преграда — это клятва Барахиру? — проговаривая вслух эти слова, Эдрахил начал осознавать всю сложность положения. Клятва Феанорингов несла тех сквозь кровь, смерти и сражения. Клятва Финрода вынудила его забыть о страхе любых потерь и тоже повлекла к Вратам Ангамандо, вот только почему-то не признавала промедлений. Может быть оттого, что рядом был Берен, как её источник. Плен в подземельях Волчьего острова, в сущности, стал для их отряда нежданной передышкой. Но уже следующая мысль низвергла Эдрахила обратно к подножью отчаяния. И эта мысль пришла в голову не одному ему.

— Не думаю, что Берен когда-либо откажется от своего решения, — раздался голос Финрода.

Саурон прищурился.

— То есть я вижу, что твой вассал поставил тебе условие, а ты не способен его утихомирить?

— Его сейчас ведёт не разум. Он влюблён. По-видимому, это действительно сильное чувство, что оно толкает его на невозможные преграды, не ведая никаких доводов. Ты тоже должен такое понимать…

— Нет, я не понимаю. Славные герои ваших песен обычно не волокут одиннадцать жертв на убой, чтобы увидеть только тень возможности когда-нибудь сыграть свадьбу с девой.

— В одиночку он не имел бы и шанса.

— В компании с тобой он шанса не имел бы тоже. Открою тебе невозможно тайный секрет, Фелагунд: выступи ты на Север хоть с целым войском Нарготронда, и в этом случае Берен даже краем глаза не увидел бы Сильмарилла. В тронный зал Моргота внесли бы только его голову. И то лишь потому, что за неё назначена награда.

Нечто в его словах разом остудило Эдрахила, прояснив разом мысли. Он ещё раз обдумал всё слышанное сейчас и прежде.

— Во всём этом я не обнаруживаю только одной причины. Разумной причины тебе внезапно помогать нам. До сих пор ты не раз воевал с Третьим домом.

«Эдрахил! — впервые окликнул его мысленный голос государя. — Не спрашивай. Потом».

— Да ну? — Саурон, очевидно, нагляделся в пустой или полупустой кубок, размашистым шагом прошёл к пустующему у камина креслу, сильным рывком развернул его, уселся на подушки, закидывая ногу на ногу, перекинул руку через подлокотник, нащупал где-то на полу бутыль и опрокинул остатки её содержимого в кубок. Потом отпил и с откровенной насмешкой взглянул на Эдрахила.

— Я воевал? Ну что ж. Финдарато, скорее всего, позже подробнее расскажет тебе, как выглядело бы, если бы я действительно решил повоевать с вами всерьёз. Да, сейчас я чуть потеснил вас, припугнул, бесцеремонно занял это выигрышное для стратегии место. Ибо только так я мог бы играть предписанную мне роль и хоть как-то лично влиять на положение дел, одновременно оставаясь в курсе событий. А это для меня в моём положении уже немало. Что же до остального... Никто из вас, уж поверь, не пожелал бы увидеть в моём лице настоящего Врага. А к этому всё и идёт. Вернее, именно Финдарато, который возжелал проверить безупречную память Моргота на лица и его изощрённый ум на догадливость.

— Ты знаешь одно решение, Майрон, — в спокойном голосе Финрода не звучал и след обречённости, но Эдрахилу уже стало ясно, о чём говорит государь.

— Стало быть, ты предпочтёшь пасть от моей руки, но великую любовь смертного ты ковырнуть не посмеешь?

— Возможно, это знак судьбы мне самому, — как-то по-особенному заговорил вдруг Финдарато, а Эдрахил вдруг преисполнился самыми дурными подозрениями. И он не ошибся. Взор короля стал мягким, наполнился нездешним светом, но этот взор смотрел куда-то очень далеко, за грань дозволенных эльдар пределов. Таким Финрод на его памяти становился лишь в одном случае: — Мне виделось и прежде, что однажды я должен выполнить свой долг. Послушай! — повелительным взмахом руки государь остановил даже попытавшегося что-то вставить Саурона. — Несколько лет назад я говорил с одной аданет, Андрет. И наша беседа шла о природе искажения народа эдайн в давние непамятные тёмные годы. И об их особом предназначении, Майрон! Арда была Искажена с первыми нотами Великой Песни, но ей предначертано Исцеление. Силами внутри неё она не может быть Исцелена, и ты тоже это знаешь. Наши беседы с Андрет открыли мне истину: помощь придёт однажды, но извне. Судьбы смертных плотно сплетены с Замыслом Единого. Именно через него и них Исцеление будет осуществлено. А без исполнения Замысла Исцеление невозможно. И судьбу Берена, я уверен, ведут именно Рок и сам Замысел!

— И с чего бы ты так в этом уверился? — даже на взгляд Эдрахила Саурон старался говорить очень осторожно, словно уже не был столь уверен в душевном здоровье Финдарато. По незаметному знаку майа Мархол унёсся куда-то и принёс винную бутыль, из которой Саурон сам наполнил кубок и вложил в пальцы Финроду. Тот только благодарно кивнул и сделал несколько глотков, освежая горло.

— Избранницей сердца Берена стала сама Лютиэн из Дориата. Завеса Мелиан не оказалась для него преградой, так как он был избран судьбой. Он непременно должен остаться в живых!

В наступившей паузе Эдрахил услышал удивлённый присвист Мархола. С тяжёлым вздохом Саурон откинулся на спинку кресла.

— Так вот почему Барахирион ошивался в тех краях весь долгий прошлый год. А ты, конечно же, молчал до этой самой минуты. И тот отец невесты, потребовавший Сильмарилл, — дурень Эльвэ? А его мудрая жена это сумасшествие не остановила! Всё это может ещё больше осложнить положение.

— Почему? — не удержался от вопроса Эдрахил, хотя и не был уверен, что получит хоть какой-нибудь ответ. Однако Саурон ответил:

— Потому что Мелиан я доверять не могу. Она жила по соседству с Ангаманди дольше, чем все мы вместе взятые. На самом деле у неё может найтись с десяток разных тайных причин не помешать Эльвэ в его глупости, кроме самой очевидной — уберечь свою дочь. Но если Эсте была права в суждении о мудрости Мелиан, эта мудрость должна была прежде всего отговорить дурня Эльвэ связываться с Камнем Феанаро. А если правы сказы о великой красоте и очаровании девы Лютиэн, то и в великую влюблённость Берена я могу поверить. Но это Берен, а что сама дева? Она тоже влюблена в него?

— Очевидно, — хмуро вставил Эдрахил. — По крайней мере, так нам известно с его слов.

— Ну, коли Барахириону в руки упал великий дар в виде ответной любви дочери Мелиан, что ж, я могу понять, почему он так безрассудно прёт на Север. Но это ничего не изменит. Сильмарилла ему не видать. Эльвэ отправил его на смерть, — Саурон пристально посмотрел на Финрода. — Если ты пообещал Барахиру помощь его потомкам, означает ли это, что ты должен помочь его сыну добраться до места, где его ожидает мучительная смерть? Что скажет на это твоя клятва? Он погибнет. Но не ты. Тебя в Ангаманди будет ждать участь куда горше смерти.

Эдрахил тоже с ожиданием воззрился на короля, но тот только покачал головой.

— И я это понимаю. Но клятва — не какой-то довлеющий над головой незримый меч. Майрон, зов клятвы исходит из самой глубины сердца. Моя совесть, моя честь, моя суть подсказывают мне, как должно поступать. Хотя теперь всё только больше усложнилось. Если я откажусь от помощи Берену, то стану преступником клятвы, однако если я попытаюсь ему помочь — видимо, стану причиной куда больших бед.

— Инголдо, я напомню опять, чтобы ты окончательно это уразумел: в любой из ближайших дней Моргот отправит сюда гонца и большой отряд воинов с приказом доставить к нему недобро прославившегося колдуна-нолдо и его спутников. Не заблуждайся, здесь достаточно его шпионов, видевших вас. Они знают даже твой запах. Всё, что я смогу сделать тогда — за день до получения приказа быстро перерезать тебе горло.

Финрод устало прикрыл глаза и глубоко вдохнул всей грудью.

— Видимо, это значит, что мой конец ждёт меня именно здесь, в крепости, что я построил. Я лишь повторю тебе свою предыдущую просьбу.

— Ведь ты говорил и про другой исход, — вдруг сказал Эдрахил. — Если это была не уловка, то что тогда? В прошлый раз ты предлагал Финроду сразиться с тобой в обмен на свободу.

Откинув голову на подголовник кресла, Саурон поднял руку и огладил себе лоб тыльной стороной ладони.

— Сразиться и победить. Или хотя бы попытаться. Но ты взгляни на него сейчас! Разве он способен оказать хоть какое-то достойное сопротивление? Что ты сделал со своими силами в том подземелье, Инголдо? Куда полез там? Десять дней назад ты ощущался куда сильнее.

— Среди чар крепости я нащупал сеть… Её наводили не нолдор. И не я. И не ты.

— Стало быть, мои уроки о том, как опасно лезть в чужие незнакомые чары, ты в своё время пустил по ушам?

Этот невозможный разговор не в первый раз порывался уйти куда-то не туда, и Эдрахил решил опять вмешаться.

— Если нужен противник в поединке, я сам готов выйти вместо государя...

Подняв голову, Саурон сверкнул глазами.

— Если бы я возжелал просто подраться, поверь, я нашёл бы противника и без вас. Лишь Финдарато владеет заклинательными чарами. Но сейчас это выглядит жалко.

— Я тоже владею основами чар, — осмелился заметить Эдрахил. Однако Саурон небрежно мотнул головой.

— Не так, как он.

— Почему? — вдруг спросил Финрод. Его выражение лица стало куда собраннее, а взгляд яснее, он подался вперёд. Несколько минут Саурон оставлял вопрос без ответа, словно обдумывал что-то своё, потом выпрямился в кресле.

— Мархол. На полчаса выведи всех тех, что снаружи, к внешним дверям и проследи, чтоб никто сюда соваться не посмел.

Дождавшись, когда за Мархолом плотно закроется дверь кабинета, Саурон наклонился вперёд, поставил кубок с недопитым вином на столик и потянул за шнуровку кожаного наруча на своей левой руке. Одним движением стряхнул наруч на стол, поддёрнул вверх свободный рукав рубашки. Первым взгляду Эдрахила предстал металлический отблеск кольчуги невиданного сложного плетения, плотно облегающей руку майа, потом по глазам болезненно резанул другой блеск — ярчайшее золото, плотно сомкнувшееся вокруг запястья Саурона.

Сидевший по другую сторону стола Финрод тоже наклонился ближе, приподнял руку, легко шевельнул пальцами в воздухе и вдруг резко выдохнул, словно ему дали под дых, и отпрянул с исказившимся лицом.

— Я же напоминал тебе: не лезь, — проговорил Саурон. — А коли ты уже слазил куда не следовало и познакомился с Его сетью, должен теперь понимать и другое.

Губы Финдарато судорожно подёргивались.

— Вся магия сети запечатана на тебе…

— И потому все доступные мне сейчас пределы — твой остров. Даже без речных берегов.

Не удержавшись, Эдрахил поднялся со стула и тоже подошёл поближе. В искусстве чар он и впрямь не был столь одарён, как Финрод, и, видимо, просто не видел того, что неотрывно приковало взгляд его короля к гладкому, без изысков, золотому браслету на запястье майа.

— А теперь смотри.

Саурон повернул руку вверх ладонью и стало видно — неподдельная гладкость браслета в этом месте была сильно нарушена, повреждена коррозией. Сквозь саму поверхность металла проступали внутренние трещины, сумев разубедить Эдрахила в том, что вещество браслета — чистое золото. Во всяком случае, его знаний мастера-ювелира хватало, чтобы уверенно заявить, что это не оно.

Но внимание Финрода сейчас удерживало совсем другое.

— Как это получилось? — голос государя как будто укрепился решимостью и силой.

— В том и ответ. Твоя Песня. Вернее, я считаю, они обе сразу, действуя не как слитный хор, а как ударившие поочерёдно противоположности. Наши с тобой чары взаимодействовали так, как я прежде и не предполагал. И, похоже, не один я так ошибся в этой возможности.

— Так поэтому ты…

— Очевидно.

Очевидно было и то, что бывшие учитель и его ученик вновь говорили на одним им понятном языке. На сей раз Эдрахил решил набраться чуть больше терпения и, тем не менее, осмыслив всё, что увидел, он рискнул добавить вслух своё замечание:

— Если я правильно вижу, снять его сейчас не должно потребовать таких уж больших усилий.

Финрод тотчас вскинул голову:

— Ты не думал попробовать его разрушить?..

— Два других пострадали меньше. Я могу попробовать снять этот, и есть неплохая вероятность, что затея увенчается успехом, но есть также вероятность и в том, что Он сразу почувствует это и тотчас примет меры. Я не могу так пусто рисковать. Снимать их нужно только одновременно.

Одёрнув вниз рукав, Саурон вновь нацепил наруч и быстро скрепил его шнуровкой. Встряхнувшийся от прежней тоски Финрод поднял пальцы к вискам и задумался.

— Я могу попробовать, — неподдельная решимость в голосе государя могла бы порадовать Эдрахила уже тем, что это больше не была тоскливая обречённость, если бы им не овладели нехорошие подозрения.

Саурон вновь взялся за кубок.

— Нет. Ты не можешь.

— Нет, Майрон! В основу песни мне не обязательно вкладывать желание одержать верх в схватке. Вместо этого я вложу желание свободы. Общее для всех!

— Хорошее желание, но ты опять забываешь, что песня не поётся, когда твой дух в смятении. При первой же попытке тебе потом придётся долго собирать себя по кускам.

— И всё же я готов рискнуть, — в голосе Финдарато разгоралась прежняя, хорошо знакомая Эдрахилу непоколебимость. — Если я разрушу оковы, и ты освободишься, тогда я буду волен продолжить путь куда угодно, так ведь? Ведь от отмычки Морготу уже не будет никакого толку, если он не сможет сыскать запропавший замо́к.

— Думаешь, от этого твоя судьба в темницах Ангаманди станет легче? Ты повредился рассудком, Финрод?

— Это будет уже мой путь и моё предназначение. Ты говоришь о сроке в десять дней? Пусть так. К нему я соберусь с силами.

Взгляд Саурона снова стал отчётливо острым и тяжёлым. Явно готовые соваться с губ ожесточённые слова оборвал шум открывающейся двери. Вошёл Мархол.

— А вот и ты, — проговорил майа. — Как раз вовремя. Мои гости, очевидно, притомились и уже готовы вернуться назад. Проводи их. Тем более, час действительно уже поздний.

— Десять дней. Запомни это, — твёрдо ответствовал Финрод, как ни в чём не бывало поднимаясь с кресла в уже изменённом мороком облике. Эдрахил нахмурился и тоже встал со стула.

— В последней камере — остриженный мальчишка, — выпалил он в обманчивом пылу вспыхнувшей надежды. — Пусть не о свободе для него, но хотя бы о быстрой его смерти без мук и без пыток я могу попросить?

Саурон едва слышно вздохнул.

— А, юный летописец-обманщик… Что ж, для него время ещё терпит. Хорошо. Я попробую сделать то, что будет в моих силах.

Мархол хмыкнул. В молчании оконченного разговора Финдарато и Эдрахил прошли через отворённую дверь.

* * *

Стоя у отворённого окна, Майрон задумчиво глядел на сгустившуюся над Сирионом ночь. Пелена низко сгустившихся зимних облаков не позволила бы рассеять тёмную хмарь свету ни одной из звёзд. Даже сияние Исила не смогло пробиться сквозь эту мглу. Далёкие звуки и приглушённые голоса часовых, доносящиеся со стороны внутреннего двора, лишь подтверждали давнее свидетельство о том, что Минас Тирит никогда не спит. Впрочем, ночь только-только перевалила за половину.

Стук открывшейся и закрывшейся двери за спиной не заставил Майрона отвернуться от созерцания тёмных далей и удостовериться, кто же осмелился потревожить его уединение.

— А этот король дивных вполне себе даже милый, — весело заметил оборотень, устаиваясь вблизи камина. — Не стал сыпать проклятьями, как другие, ругаться или огрызаться. И вполне прилично себя вёл. Но знаешь, Владыка, если бы на охоте я повстречал животное, которое изранило бы себя об охотничьи силки так же, как он себя о клятву, я бы прирезал его только из милосердия.

— Ну-ну. С милосердием — это не ко мне, а к Валиэ Ниэнне и её служителям.

— Тогда просто пристукни того человека, которому он там что-то наобещал.

— В таком случае нарушенная клятва тотчас отправит хозяина в Чертоги и надолго удержит там.

Мархол фыркнул.

— Эти их клятвы — что-то непонятное. Другая такая же чешет Феанорингов под их хвостами, отчего они и бесятся. Зачем тогда их приносить, если это даёт какому-то чужаку такую власть над тобой?

— И это тоже часть их сути.

Майрон наконец отвернулся от окна и прошёл к креслу у камина, сел в него и уставился на опустевшее кресло напротив. Некоторое время ещё обдумывал последние детали, потом заговорил:

— Вот что мне нужно, что бы ты сделал, Мархол. Первое: нужно усилить наблюдение за теми, кто отбывает с северных дозоров без моего ведома по дороге к Ангаманди. Если отправится неучтённый гонец, скорее всего, он везёт послание Морготу. И если на горизонте появится Тхурингветиль, я тоже должен заранее это знать. Прежде, чем от дозорного пункта она доберётся до острова.

Оборотень сел поудобнее.

— Гонца же можно и перехватить. Легко исчезнет по дороге. Мало ли что?

— Нет. Коли не один, то будет другой. Возможно, уже не столь заметный. От этого отъезда пойдёт отчёт оставшихся дней. И ещё: сколько тебе понадобится времени, чтобы известить и привести всю доступную стаю? Лучше бы, чтобы и Хабора тоже. Не менее десятка разумных, хотя, и диких нужно будет позвать. Но послушных.

Мархол задумался.

— Если я отправлюсь в путь завтра, смогу в два дня передать распоряжение связному щенку и вернуться. К сказанному тобой сроку они прибыть смогут. Сюда? Мы будем биться?

— Пока только ждать незаметными до поры в лесах вблизи крепости, смешавшись с местными. Тогда начинай действовать срочно. А в нужный день я вас призову.

Оборотень ухмыльнулся.

— Завтра и начну. А ведь ты что-то замыслил, да, Владыка?

Майрон поморщился, но ответил:

— Путь отступления, если всё прежде задуманное всё-таки пойдёт не так, как хотелось, — он вздохнул: — И для этого мне нужно будет выковать очень особенный, острый и очень смертоносный меч.