На языке цветов (гет)

Петуния больше не может терпеть. Три дня подряд Мэри пропускает занятия. Она врывается в их комнату, Доркас не отстает — Марлин настаивает, что она останется внизу, в общем зале, играя в Взорвавного Дурака с Римусом. «Я не особо дисциплинированна», — были её точные слова, и Петунии приходится с этим согласиться. Ей трудно кого-либо отчитывать, не выглядя немного лицемерно.

Мэри никогда не была так усердна в учёбе, как Петуния или Доркас, хотя она всегда получала хорошие оценки, но пропускать занятия вообще не в её стиле, если только она не болеет. Но три дня подряд? Когда впереди ЖАБА? Должно было случиться нечто катастрофическое, чтобы Мэри решилась провести весь день в постели, погруженная в тоску.

Доркас подозревает, что она и Дориан, наконец, расстались, но Петуния не так уверена, видя, как он выглядит подавленным за столом Слизерина во время еды. Если только это не она его бросила, а Мэри не кажется той, кто мог бы это сделать. Проще было бы забыть Дориана много лет назад и найти кого-то, у кого родственники не в Азкабане и кто не может убить её, но они оба продолжают возвращаться друг к другу.

Петуния странно завидует. Дориан готов бороться за Мэри — она не может сказать того же о… ну, не важно. Это унылая холодная неделя в ноябре, скоро закончится первый семестр, и выпускной не за горами. И тогда ей нужно будет видеть Сириуса только, когда Джеймс будет рядом с Лили… а это будет часто.

Она на самом деле не знает, когда Джеймс и Лили стали «парой», но этим летом они ходили на несколько «не свиданий», и Петуния застала их за страстными поцелуями на кухне Эвансов прямо перед началом учебного года, и, к её изумлению, они продолжают обмениваться длинными, страстными письмами, полными внутренних шуток и посредственной поэзии.

Однажды Лили отправила печенье, которое она испекла, и Джеймс отреагировал, как будто выиграл в лотерею. Петуния не понимает, как они собираются продолжать это, когда Лили учится в Университете в Лондоне, а Джеймс всё ещё в Хогвартсе, но, похоже, они просто движутся на чистой силе воли. И, возможно, силе притяжения.

— Мэри, — рявкает она, распахивая занавески и пропуская бледный ноябрьский свет в тёмную, холодную комнату. — Тебе нужно встать.

Доркас скрещивает руки на груди, осторожно садясь на краешек её постели.

— Я действительно думаю, что тебе стоит увидеться с Мадам Помфри, — начинает она, но Мэри резко отбрасывает одеяло и садится, держа лицо красным и пятнистым, глаза отёкшими, волосы в беспорядке.

— Мне не нужно к Мадам Помфри, — говорит она сердито, — потому что я знаю, что со мной… — она всхлипывает и вдруг начинает плакать.

— Мэри, — вздыхает Доркас и обнимает её крепко, неловко гладя по спине. Взгляд, который она бросает на Петунию, полон понимания.

Петуния абсолютно теряется.

— Тогда что с тобой? — требует она с раздражением. Это совсем не похоже на Мэри — быть такой расстроенной и эмоциональной. Она всегда была той, кто стабилен и надёжен — даже логичная Доркас может быть вспыльчивой, а вот Мэри обычно всегда собрана.

— Как ты думаешь? — всхлипывает Мэри, и Доркас посылает Петунии настойчивый взгляд.

Петуния смотрит на обеих, затем хмурится.

— Не говори, что ты…

— Я чертовски в этом уверена! — вопит Мэри, вжимаясь в Доркас, её плечи дрожат.

— Как давно это было? — осторожно спрашивает Доркас, осторожно отстраняясь от Мэри.

— Он никогда не опаздывал, — рыдает Мэри, — никогда, и последний раз мы… Думаю, это было на Хэллоуин…

— О, ради всего святого, — говорит Петуния, и ей приходится отвернуться, чтобы не накричать на расстроенную девочку. Вот почему она никогда не позволяла… вот почему она и Сириус не заходили дальше поцелуев и страстных объятий, и некоторых расстёгнутых рубашек и задранных юбок, потому что мальчики — идиоты, которые скажут что угодно, чтобы…

Ну, не то чтобы в больничном крыле раздают презервативы, а хотя для таких случаев есть зелья, большинство людей не верят в свои способности варить их правильно. Петуния не собирается прикидываться, что она — образец добродетели и целомудрия, но она не забеременела, верно? Даже Марлин пока избегала всех этих неприятностей.

— Ты ему сказала? — спрашивает Доркас, хмурясь.

Мэри трясет головой, прослезившись.

— Он будет… он будет так разочарован во мне, это не… мы собирались уехать вместе после выпускного…

— Ну, — говорит Петуния, сдерживая желание добавить что-то еще про их предполагаемые планы сбежать, — тебе нужно ему сказать, он — отец, он имеет право знать, и тебе нужно написать домой…

— Ты с ума сошла? — взрывается Мэри. — И что, рисковать, что мой папа это прочитает? Он меня убьет!

— Это не имеет значения, — вмешивается Доркас. — как только у тебя начнут проявляться признаки беременности, тебя попросят уйти из школы, и тебе нужно будет куда-то пойти, — Она замедляет речь. — Но, Мэри, есть ведь ведьмы, которые могут тебе помочь. Моя мама… моя мама и я можем поехать с тобой в какой-нибудь выходной.

Мэри снова начинает плакать, а Доркас смотрит на Петунию, которая только нахмурилась. Что они должны сказать? Убедить её, что всё будет в порядке? Они на последнем году, она не сдаст ЖАБА, если так пойдет, и война идёт полным ходом, если кто-то забыл, а Мэри беременна незаконнорожденным ребёнком Пьюси.

— Что тут происходит? — Марлин стоит в дверях, лицо у неё полное решимости, хотя ясно, что она точно знает, что происходит. Она смотрит сначала на Доркас, затем на Петунию и кивает головой. — Вы двое, вон! — Они проходят мимо неё, как она марширует к Мэри и запрыгивает на кровать рядом с ней, а Доркас закрывает за ними дверь.

— Лучше пусть она с этим справится, — говорит Доркас.

— Что она с этим сделает? — требовательно спрашивает Петуния.

Доркас пожимает плечами.

— Она же старшая сестра, не так ли? Придумает что-нибудь.

— Как она могла быть такой глупой? — шепчет Петуния, торопливо спускаясь вниз. — Всё общежитие скоро об этом узнает, рано или поздно, а она ещё и староста! Ты можешь представить, что скажет МакГонагалл?

Доркас хмурится и хватает её за руку, когда они быстро идут через переполненную гостиную и выходят через портретную дыру, подождав до тех пор, пока не окажутся в середине коридора, чтобы заговорить.

— Зато она не старший ученик. — Это правда. Дамблдор выбрал Джеймса, из всех людей, который даже не был старостой, но теперь вдруг стал старшим учеником и капитаном квиддичного клуба, и Эммалин Вэнс. Может быть, это было попыткой укрепить межфакультетское единство, ведь Эммалин — слизеринка.

— Но, — говорит Доркас резко, — тебе нужно успокоиться. Ей не нужно, чтобы ты устраивала истерику поверх её собственной. Она уже несколько дней ненавидит себя за это. Это нездорово.

— Это нездорово — рожать в восемнадцать, — Петуния возражает, но всё равно краснеет. — Я не пытаюсь… не хочу быть плохой с ней, но ты должна признать, что это было безумно глупо с её стороны.

— Она забеременела не сама, — срывается Доркас. — Он тоже виноват, Туни. Если повезёт, он использует свой слизеринский шарм как следует и не будет выглядеть полным идиотом, когда она ему скажет.

Они начинают спускаться по лестнице, замедляя шаги, когда она движется по стене. Петуния настороженно следит за той проклятой исчезающей ступенькой, которая уже пыталась её убить с первого курса.

— Ты думаешь, он… ну, сделает всё как надо?

— И женится на ней? — вздыхает Доркас. — Может быть. Если они всё равно собирались сбежать… может, это к лучшему, если они останутся в стороне, если она решит оставить ребёнка.

Петуния открывает рот, затем закрывает его, поджимая губы.

— Она должна сама принять это решение, — напоминает Доркас.

— Я знаю, — рявкает Петуния. — Просто… ох, это… почему именно Мэри? У неё и так полно проблем, с её папой, мамой и братьями-сёстрами…

Лестница останавливается, и они выходят на нижний этаж. Пивз где-то рядом, досаждая доспехам, так что они сворачивают за угол в тенистый коридор.

— Вот почему я не заморачиваюсь с этим, — говорит Доркас через минуту.

Петуния фыркает.

— Ну конечно, Дор, мы все видели, как ты смотришь на Кингсли…

Доркас её шлёпает, хотя её тёмные глаза блестят в свете факела.

— Я серьёзно! Я — и он — на одной волне. Сейчас слишком много всего происходит, чтобы увязаться в отношениях, и мне нужно сосредоточиться на своём будущем. Всем нужно.

— Трудно думать о будущем, — говорит Петуния мрачно, — если к следующему лету ты станешь мамой.

— Люди продолжали рожать и последние семь лет, — размышляет Доркас, — будь то Пожиратели смерти или нет.

Когда-то Петуния ожидала бы, да и даже с нетерпением ждала, что закончит школу и найдет кого-то, чтобы завести семью и детей. Но теперь… даже если она встретит кого-то другого, она не уверена… ей неуютно с мыслью о том, чтобы привести детей в этот мир. Как можно? Слишком много вдов и сирот.

На ужине вечером, и Марлин, и Мэри присутствуют, хотя Мэри всё ещё бледная и ковыряет свою еду, а Марлин сидит рядом с ней, как мать с ребёнком, охраняя её. Петуния наблюдает в конце ужина, когда люди начинают уходить, как Марлин и Мэри стоят у выхода, Марлин выглядит как гроза, а Мэри как будто вот-вот вырвется.

Дориан Пьюси шагает следом за несколькими друзьями, и его шаг замедляется, когда он видит их. Мэри смотрит на него мгновение, а затем убегает, и он быстро оглядывается на Марлин перед тем, как последовать за ней. Когда Петуния и Доркас догоняют Марлин, она смотрит вдаль, куда ушли Мэри и Дориан.

— Комната трофеев, — предсказывает она, затем направляется к лестнице. — Если она не вернётся к началу дежурства, я пойду за ней.

— Что ты ей сказала? — спрашивает Петуния. — В комнате, имею в виду.

Марлин пожимает плечами и понижает голос, так как Агнес Шарп и Люси Торн смеются рядом.

— Что моя мама забеременела Майком, когда ей было восемнадцать, а мой папа еще учился быть целителем. И что если они смогли все устроить, с ней — магглом, то я подумала, что она и Пьюси тоже найдут выход. — Она замолкает. — И что если она решит избавиться от ребенка, я с ней пойду. Без обид, Дор, но ты не совсем подходишь для таких ситуаций.

— Не обижаюсь, — признает Доркас, впервые не волнуясь от оскорбления от Марлин.

Петуния не имеет понятия, что выяснили Мэри и Дориан, если вообще что-то выяснили, но она удивительно спокойна весь остаток недели и говорит Петунии во время игры Гриффиндора с Когтевраном в те выходные, когда они смотрят, как Марлин стоит на воротах, а Джеймс пытается игнорировать Сириуса, который громко болеет двумя рядами ниже:

— Я не вернусь после каникул.

Петуния смотрит на неё. Мэри кусает губу.

— У него есть семья в Дувре — магическая, но порядочная. Не чистокровные. Я буду жить с ними, пока он закончит учебный год, а потом… мы посмотрим, — вздыхает она.

— А его родители? — осторожно начинает Петуния, когда Джеймс забивает гол Патрику Сэмпсону, и трибуны взрываются аплодисментами, а флаги Гриффиндора яростно развеваются вокруг них.

— Мама у него полукровка, а папа не будет рад, но на самом деле нас беспокоят только его дяди. Так что после того, как ребенок… после того как ребенок родится, мы, может, уедем через канал. У его семьи есть связи во Франции, они все ещё общаются с друзьями там.

— Тебе лучше остаться там, — говорит Петуния, прищурив глаза от холодного ветра, который словно вот-вот принесет снег. Она едва различает Марлин, балансирующую на метле беззаботно, дразнящую ближайшего Загонщика из Когтеврана. — Я серьезно, Мэри. Там безопасно, тебе не нужно переживать… просто, ты должна думать о себе. И о ребенке.

— Я знаю, — шепчет Мэри. — Просто… моя мама не уйдёт от папы, а Дэвид и Сара… они будут так скучать по мне.

Они будут скучать по тебе гораздо больше, если ты умрешь, думает Петуния, но не осмеливается сказать это вслух. Вместо этого она осторожно обвивает худую руку вокруг плеч Мэри и крепко сжимает, сильно, но с привязанностью, пальцы впиваются в её пальто.

— Мы будем скучать по тебе тоже, — говорит она.

Мэри выпускает теплый выдох в холодный воздух и наклоняет голову к плечу Петунии.

— Да, я знаю.