Пламя и кровь (джен)

Высадка соединённой армии Пентоса, Мира и Тироша в Солеварнях третьего числа седьмой луны — и почти одновременный с ней выход армии Запада в юго-западное Приречье — сигнализировали начало настоящей войны.

До сих пор существовали две партии, благородные дома перетягивали друг у друга куски спорной земли, происходили убийства, сговаривались заговоры — но всё это ещё не было войной.

Большинство Вестероса последние месяцы существовало в плену самообмана, что сосуществование двух монархов может продолжаться до бесконечности и никак не повлияет на их повседневную жизнь. Теперь эта иллюзия была разрушена.

Интервенты

Армия, которую мы называем армией Тироша, Мира и Пентоса, скорее должна называться «армией наёмников»: ни пентошийцы, ни тирошийцы не собирались рисковать собственным населением и своими армией и флотом.

Не то, чтобы у Мира и Тироша оставалось очень много флота и армии после неудачной попытки отвоевать ступени у Веларионов, конечно.

Однако во главе столь пёстрой армии стояли люди с именами и влиянием в своих родных местах. Это был Сайлех Саагар, известный также под дотракийской кличкой Чем — четвёртый сын тогдашнего архонта Тироша и будущий архонт — Леогер Серин, сын тогдашнего потестата Мира, позднее крупный религиозный деятель, и Тоит Кириотис, будущий самый долгоживущий из пентошийских князей.

Это была первая волна наёмников, высадившаяся на континенте; вторая волна должна была прийти попозже и включать в себя знаменитых кохорских безупречных. Платили вольные города — в обмен на щедрые обещания и залог в виде маленького принца Визериса, который был отправлен в Пентос вместе со своим драконьим яйцом.

Мальчик плакал и просился обратно к матери, и говорили, что сама Рейнира, рыдая, молила мужа передумать, но слёзы были напрасны: армия была нужна, без армии не могло быть войны — на армию не было денег — а вольным городам нужна была гарантия.

Легкие победы

Северо-восток Приречья, ещё не опомнившийся от сожжения Хоггхолла, встретил интервентов с распростёртыми объятьями. Один за другим, местные лорды преклоняли колено перед подушкой с королевской печатью и клялись в вечной верности законной королеве Рейнире.

Но их покорность обернулась против них же самих.

Города и замки, сдавшиеся без сопротивления, по всем законам войны не подлежали потоку и разграблению. Наёмники роптали, боялись, что им достанется всего лишь их оговоренная плата — они рассчитывали на большую добычу, ведь Вестерос был славен богатством своих лордов и красотой своих женщин. Чем больше было сдавшихся и принесших присягу, тем сильнее шумели наёмные войска.

Их вестеросский командир, уже известный нам лорд Гунтор Масси, пытался призвать людей к порядку, напоминая о щедрой плате и о законах войны; но Чем, возглавлявший войска от имени новой Триархии, не счёл его слова заслуживающими внимания. Он и его люди пришли сюда не ради того, чтобы маршировать от замка к замку и смотреть, как лорды преклоняют колено; он искал новых впечатлений — и хорошей добычи.

Вскоре стало сложнее говорить о какой-то единой армии и проще — о множестве самостоятельных или почти самостоятельных отрядов, не видевших причин не грабить что небольшие поместья ленных рыцарей, что городишки без крепких стен, что даже монастыри. Грабежом они не ограничивались; женщины, от мала до велика, становились добычей мародёров, горели храмы, на святых местах вставали идолы иноземных богов или разводили рглорийские костры.

Всё это не могло оставаться без ответа.

Религиозный подъём

То, что в Королевской Гавани станет движением последователей Пастыря, началось, конечно, в Приречье — как реакция на интервенцию.

Мы видим, как восприняли её сами речники. Вот, например, выдержка из хроники монастыря Девы Гармонии недалеко от Солеварен. Здесь под «Год 129 от прихода драконов, от Долгой Ночи 5505, от Сотворения Мира 7754», после упоминания смерти короля Визериса и спора его детей за трон, мы видим такое наблюдение: «За грехи наши послано нам было нашествие иноплеменных. Многих они склонили ко греховной присяге Язычнице Рейнире, но, тем не удовлетворившись, принялись разорять святые обители, сёла и города, а лордов не трогать, ибо лордов они боятся. И не осталось в нашей обители нетронутых, кроме тех, кто смог бежать и спрятаться в лесу, а мать-настоятельницу сожгли во славу Врага, которому они служат, и с нею семерых сестёр [имена], и все святые образы. И так бесчинствовали, пока люди не вспомнили богов».

Что означало «вспомнить богов» в Приречье 129 года?

Эта фраза заставляет нас вспомнить, что именно Приречье было ареной многолетних боёв Семеричной Веры и веры старой, что именно в Приречье они впервые соединились воедино, породив Зелёную Веру Острова Ликов, и главное — что неслучайно именно в Приречье были штаб-квартиры что Честных Бедняков, что Сынов Воина, что ордена Матери Воздающей. Традиция защиты веры с мечом в руке — или, если на то пошло, с луком и чардревными стрелами — была здесь напитана долгими веками партизанской борьбы против иноверцев-железян, иноверцев-северян и иноверцев-Дюррандонов.

Вспомнить богов для речника, таким образом, означало — вспомнить времена до короля Джейхейриса, отречься от его ереси и взяться за оружие во славу Воина, поскольку Воин призывает защищать беззащитных и уничтожать неверных.

В отчётах тирошийцев мы встречаем упоминания «женщин в красном платье», которые перерезали горло командирам отрядов, принявшим их гостеприимство и известные услуги — и понимаем, что перед нами септы Матери Воздающей, печально знаменитого ордена, считавшего убийство «грешников» высшей формой служения богам. Мы встречаем упоминания семицветных щитов, упоминания людей со стигмой в виде звезды на лбу, дома, на стенах которых была нарисована красная семиконечная звезда.

Древние ордена воскресали к жизни — и призывали уже не просто против врага и иноземца; всё чаще их проповедь была направлена против Таргариенов в целом.

Удар в спину

Армия Запада должна была встретиться с той частью интервентов, которая осталась в общем строю и не разбежалась грабить и насиловать, близ Хэйфорда, по дороге открыв прямой проход между столицей и Западом, необходимый для подвоза продовольствия и других товаров, без которых столица превратится в огромную ловушку, а её жители будут обречены на долгую, мучительную смерть.

На бумаге план был отличным.

Однако близ Шеррера войска догнало известие, что железяне каким-то чудом прекратили резать друг друга, а флот Запада горит — и прямо в гавани Ланниспорта. Это было последним подарком принца Джейхейриса его любимым союзникам; отныне он направлялся домой, где его уже почти что похоронили.

Был срочно созван военный совет; хотя на Западе и оставались какие-то войска, понятно было, что их будет недостаточно для сдерживания настоящего вторжения — планы были составлены, исходя из того, что железяне займутся друг другом, и придётся только столкнуться с нерегулярным слабым пиратством.

Бейнфорт, Эсстрен, Престер, Фарман, Кеннинг, Вестерлинг — прибрежные лорды спешили вернуться домой пока ещё не поздно. Армия Запада уменьшилась больше, чем вдвое. Чтобы хоть как-то компенсировать потери ей был придан столичный гарнизон и лично сьер Кристон Коль — что было роковой ошибкой, но об этом узнают позже.

В битве у Хэйфорда вся эта армия — и лично сьер Кристон — были повержены, причём сьер Кристон пал в поединке с Чемом Саагаром.

Ловушка

Меж тем, принц Деймон расставил хитроумную ловушку на своих племянников.

Он позволил утечь известию, что вскоре Мелеис и леди Рейнис отправятся на Тарт.

Здесь надо сказать пару слов о Тарте и Эстермонте — двух островах, подвластных грандлорду Штормов. Искони, ещё когда они собою представляли независимое королевство Утра и Вечера, эти два острова привыкли стоять против пиратов и заморских налётчиков. Их флот был невелик, но очень надёжен, а гавани построены таким образом, что войти в них можно было только через узкий канал, на берегах которого стояли сторожевые крепости.

Даже имея в своём распоряжении весь флот Веларионов и часть флотов Мира и Тироша, нельзя было пробиться к Штормам, не разгромив Эстермонт и Тарт — а чтобы их разгромить, пришлось бы пойти на очень значительные жертвы.

Если, конечно, не использовать дракона.

И надо заметить, леди Рейнис действительно должна была отправиться на Тарт и захватить его для Чёрной партии. Хитрость была не в этом. Помимо своего прямого задания, леди Рейнис должна была завлечь дракона противника — а принц-жрец уверенно надеялся, что это будет Солнышко — в довольно узкий каньон, где его будут ждать гарпун и баллиста.

Целиться принц велел в крыло: молодой дракон с такою раной больше не сможет лететь и рухнет вниз, на скалы, увлекая с собой и всадника.

Спаситель — или?

Принц рассчитал всё совершенно верно. Всё случилось именно так, как он предполагал… с двумя довольно значимыми нюансами.

Во-первых, вопреки приказу, за братом последовал принц Эймонд на своей Вхагар.

Принц Эймонд со времён Хоггхолла был отправлен в штаб пехоты оруженосцем сьера Кристона Коля — без дракона, естественно. Однако то ли повседневная тяжёлая работа штабного офицера пришлась ему не по душе, то ли — как шептались другие — ему был вещий сон, но принц Эймонд бросил войска и вернулся в столицу незадолго до полёта короля и поражения у Хэйфорда.

Во-вторых, раненый Солнышко наотрез не пожелал погибнуть в одиночку: он вцепился зубами в горло драконицы, а когтями — ей в брюхо, и какое-то время, так сплетшись, драконы держались в воздухе на крыльях Мелеис.

Король Эйгон попытался докричаться до леди Рейнис, предлагая перемирие — пусть Мелеис только долетит до берега каньона, пусть драконы расцепятся. Он был даже готов взамен позволить леди Рейнис отступить с честью и не добивать её дракона.

Неизвестно, чем закончились бы переговоры, но с небес на них обоих обрушился столб пламени: не видя Солнышка под брюхом драконицы, принц Эймонд счёл брата уже погибшим и атаковал врага, как мог.

Он быстро осознал свою ошибку, и Вхагар подхватила на спину обоих драконов и их всадников — но было уже поздно.

Леди Рейнис сгорела полностью; Мелеис не прожила и суток. Король Эйгон был страшно обожжён, но жив, как и его дракон.

Оставив Солнышко в одиночестве на берегу каньона, принц Эймонд поспешил доставить раненого брата в столицу — впрочем, не слишком веря в его спасение.