Изменчивая жизнь Дореи Поттер (джен)

Дора помогала отцу разделывать обиженных червей. При разрезании они разворачивались в плоские широкие спирали, что было довольно красиво. Её отец рассказывал ей о том, где их можно было использовать. Одним из вариантов было зелье Неудержимого Сквернословия, которое заставляло выпившего некоторое время говорить всем одни только гадости и использовать самые нецензурные ругательства, которые он знал.

Внезапно в мастерскую вошел Джеймс и заглянул в ящик с готовыми зельями.

— Вы ничего не видели, — ухмыльнулся он, вытаскивая оттуда оранжевое лечебное зелье. Оно было способно ускорять естественное лечение организма, заставляя небольшие раны исчезать за минуты.

— Совершенно ничего не видели, — невозмутимо подтвердил отец.

Сириус опять сбежал из дома, подумала Дора. Это означало, что завтра Беллатриса будет здесь, чтобы забрать его и вернуть Вальбурге, и что она наверняка принесет Доре обещанную книгу об инферналах. Дора всё ещё не была уверена, хочет ли она её читать.

Отношения между Поттерами и Блэками были ужасными еще до того, как Вальбурга похитила Дору, чтобы вернуть метаморфомага в семью Блэк. После этого отец Доры сражался с ней, чтобы забрать свою дочь, а мать Доры вытащила ее на суд перед Визенгамотом за оскорбление Дома Поттеров и заставила их принять крайне редкое решение обязать главу одного из Благородных Домов принести Нерушимый Обет не касаться Доры больше ни рукой, ни магией, и отношения между семьями стали ещё хуже. Беллатриса была единственным человеком в Британии, который всё ещё был готов выступать в роли посредника между ними.

Когда Сириус снова убегал из дома, что он делал все чаще и чаще с каждым годом, а чары поиска снова показывали Вальбурге, что он снова в Годриковой Впадине, она отправляла Беллатрису, чтобы та забрала его. Вальбурга не приходила за ним сама, потому что из-за данного ей Нерушимого Обета она не рисковала даже приближаться к тому месту, где Дора сейчас находилась.

Ситуация становилась ещё более сложной из-за того, что Вальбурга была осуждена за оскорбление Дома Поттеров, когда вмешалась в личные дела их семьи и попыталась отнять их дочь, а теперь её сын регулярно оказывался рядом с Поттерами. Еще немного, и Вальбурга могла бы выдвинуть ответное обвинение в том, что они тоже оскорбили Дом Блэк и тоже вмешиваются в личные дела её семьи.

Но родители Доры не могли совсем ничего не делать, когда раненый ребенок с метлой в руках появлялся на пороге их дома. Поэтому они ходили по краю приличия, делая вид, не замечают, как Джеймс забирает у них из-под носа лечебные зелья и походные спальники с наложенными на них чарами тепла, а потом шатается где-то по болотам вокруг дома в компании кого-то, о ком они ничего не знают, потому что этот кто-то никогда не переступал порог их дома.

Когда Дора была маленькой, она не понимала, почему Сириус сбегает именно к ним, а не к кому-то, с кем у его семьи не такие сложные отношения. Когда она стала немного старше, она поняла, что именно в этом и было дело. Никакая другая семья не стала бы портить отношения с главой дома Блэк из-за него. Но дом Поттеров уже имел ужасные отношения с домом Блэк задолго до рождения Сириуса и вряд ли мог разозлить Вальбургу ещё сильнее, так что это не было большой проблемой для них.

На следующий день после побега за Сириусом всегда приходила Беллатриса, чтобы забрать его домой. Она никогда не спешила выполнить поручение и дожидалась следующего дня, чтобы забрать его, когда Вальбурга уже перестанет сердиться. Дора как-то спросила у Сириуса, когда они ещё были совсем маленькими детьми, не боится ли он возвращаться домой, и он ответил, что возвращение домой — это лучшая часть его побегов, потому что на следующий день его мать всегда сожалеет о том, что вышла из себя и превращается в идеальную образцовую заботливую мать, которая водит их в магазины за подарками и приказывает Кричеру готовить их любимую еду.

Воспитание Сириуса, думала Дора, было странной комбинацией насилия и избалованности.

* * *

Вечером Дора сидела в своей комнате на куче маленьких пушистых подушечек с вышитыми цветами, которые Маргаритка создавала в течение учебного года, пока скучала без дела. За окном были огни звезд высоко в небе и два огонька от палочек Сириуса и Джеймса между деревьями, там, где они сидели в теплых спальниках. Судя по быстрому движению огоньков, они о чём-то оживленно спорили.

Дора пыталась выполнить задание, данное профессором Вектор. У нее ничего не получалось, потому что глаголы были слишком важной частью речи, чтобы обходиться без них. Поэтому она снова и снова отвлекалась от своего пергамента и смотрела в окно. Судя по высоте огоньков, Джеймс и Сириус решили влезть на одно из деревьев.

Год назад Дора, несомненно, была бы там вместе с ними. Она была бы с ними и сейчас, если бы Джеймс пригласил ее пойти. Но он не пригласил.

Отворачиваясь от окна, Дора неожиданно подумала, что раньше Джеймс тоже никогда не приглашал её с собой. Раньше она не чувствовала, что ей нужно его приглашение. Они просто всегда были рядом без обсуждений и приглашений.

Дверь тихо приоткрылась и вошел её отец.

— Над чем работаешь? — спросил он, указывая на ее пергамент.

— Безуспешно пытаюсь написать речь для похорон профессора Вектор, — ответила Дора. — И нет, она не умерла, это просто наше задание в клубе дебатов.

— У твоей матери есть сборник исторических речей в честь различных событий в... — её отец остановился, когда она подняла обложкой вверх лежащий на её коленях сборник, о котором он говорил. — Тогда в чем сложность?

— В том, что в каждой речи в нём очень много глаголов, — серьёзно ответила ему Дора. — А в нашем задании использовать глаголы нельзя. Я пытаюсь придумать речь сама, но я просто не могу ничего сказать, не используя глаголы, их так много и они постоянно приходят мне на ум, о чём бы я ни думала.

Её отец, задумавшись, подошел ближе и сел на кресло, материализовавшееся под ним, когда он начал садиться.

— Как насчет конфундуса? — спросил он и, увидев недоумение на лице Доры, добавил. — Это заклинание, которое морочит людям голову, заставляя их поверить во что-то на несколько минут, без долговременных последствий. Например, можно внушить торговцу, если вдруг тебе удастся найти торговца, не владеющего окклюменцией, что ты уже заплатил ему. Или можно внушить своей дочери, что глаголов не существует, из-за чего она будет вынуждена формулировать свои мысли без них.

— Это не жульничество? — на всякий случай спросила Дора.

— Не думаю, что ограничение собственного разума считается жульничеством. Это ведь все равно твой разум придумывает речь, а не чужой.

— Тогда хорошо, — воодушевленно кивнула Дора. Она быстро взяла в руку перо, чтобы успеть записать всё, что придет ей в голову, пока длится эффект заклинания. — Давай.

Отец направил на неё свою палочку.

— Конфундус, — сказал он.

* * *

Беллатриса пришла к ним домой на следующий день рано утром. Она аппарировала на их порог и постучала в дверь. Дора подошла к двери и открыла её ей.

— Привет, дорогая, — весело сказала Беллатриса, похлопав Дору по голове и ещё сильнее растрепав её и так растрёпанные волосы. — Вот и стоило мне вступать в брак с Родольфусом и становиться леди Лестрейндж, чтобы потом всё равно выполнять поручения моей очаровательной тетушки.

Дора хихикнула от того, что кто-то мог назвать Вальбургу очаровательной тетушкой.

— Где эти два идиота опять бродят? — спросила Беллатриса, отходя от крыльца и глядя в сторону деревьев.

— Понятия не имею, о ком ты, — ухмыльнулась Дора.

Беллатриса ухмыльнулась тоже и быстрой походкой пошла в сторону деревьев, а Дора побежала за ней.

Палочка Беллатрисы из грецкого ореха, вычертила жесты поисковых заклинаний. Она была очень похожа на палочку Доры, тоже изгибалась в нескольких местах, тоже была темного цвета и тоже отливала легким фиолетовым оттенком. Другой рукой Беллатриса залезла в свой карман, вытащила оттуда небольшую книжку и отдала её Доре.

На обложке было написано "Книга о Жизни". Название было совсем не похоже на название, которое Дора ожидала увидеть на обложке книги об инферналах, из-за чего Дора растерялась и без споров взяла её.

— Разве ты не сказала... — растерянно произнесла Дора, слегка замедляясь, но потом снова ускоряясь и догоняя Беллатрису. — Разве ты не сказала, что принесешь книгу о... Ну, ты знаешь о ком!

— Это она и есть, — сказала Беллатриса, глядя на Дору с легкой насмешкой. — Некромантия — создание жизни — величайшее могущество, доступное волшебникам. И, как любое могущество, она способна как на великое зло, так и на великое добро. И ты, моя дорогая маленькая слизеринка, точно выберешь великое добро.

Впереди между деревьями уже были видны спальники, в которых крепким утренним сном спали Джеймс и Сириус. Вокруг них валялись упаковки шоколадных лягушек и прыгала одна недоеденная, без одной передней лапки.

— Я только прочитаю её, — решительно сказала Дора, убирая книгу в карман, чтобы её брат не увидел её. — Но я не буду ничего делать.

— Кого ты обманываешь, — хитро улыбнулась Беллатриса, взмахивая своей палочкой. — Тебя тоже выбрала палочка из грецкого ореха, палочка изобретателя. И я как никто другой понимаю, что ты не сможешь остановиться, пока не дойдешь до предела.

Они дошли до спящих на земле Джеймса и Сириуса. Они так и не проснулись, несмотря на шум голосов вокруг них.

— Чтобы дойти до предела, нужна смелость, — сказала Дора. — А я не смелая. Мне даже не предложили Гриффиндор.

— Осторожный экспериментатор зайдет дальше смелого, потому что дольше проживет, — ответила Беллатриса.

Беллатриса наклонилась к Сириусу и схватила его за плечо. Он проснулся, распахнув глаза, и попытался сесть.

— Сюрприз, — пропела Беллатриса и аппарировала их обоих.

Дора осталась наедине со своим братом, который тоже открыл глаза и теперь смотрел на неё. Он широко зевнул, потом снова посмотрел на неё, а потом снова зевнул.

— Что ты тут делаешь? — сонно спросил он наконец.

— Как хорошая сестра, я пришла помочь тебе проснуться! — ответила Дора, доставая свою палочку изобретателя.

— Что?

— Агуаменти!

Струя холодной воды вырвалась из её палочки, окатив его с ног до головы.

— Ну, спасибо! — сердито воскликнул Джеймс, тут же подскакивая на месте. — Я поблагодарю тебя ещё раз, разбудив тебя так же завтра ночью! Как хороший брат я просто не могу допустить, чтобы ты пропустила вид на полную Луну!

— А ты что, наконец увлекся зельями, что стал следить за фазами луны? — ухмыльнулась Дора и, хихикая, убежала обратно в дом.

* * *

Вернувшись в свою комнату, Дора попросила Маргаритку запереть дверь и только после этого достала из кармана книгу, которую дала ей Беллатриса.

Книга была довольно тонкой, с обложкой болотно-зеленого цвета, на которой красивым почерком было написано "Книга о Жизни". Она не была зачарована никакими чарами, это были просто исписанные аккуратным почерком листы без единой картинки.

Дора открыла книгу на первой странице и прочитала единственную фразу, написанную наверху листа.

Один человек может выиграть войну, если он некромант.

Больше на странице ничего не было. Словно эта фраза была всем, что ей нужно знать, а остальное было уже не существенными деталями, которые не имели большого значения.

Дора глубоко вздохнула, перевернула вторую страницу и начала читать.

* * *

"Книга о Жизни" оказалась не такой страшной, как Дора ожидала от книги про инферналов. Она была больше похожа на сборник немного жутких, но интересных историй, касающихся в основном животных, а не людей, чем на учебник по запретным разделам магии.

В первой главе рассказывалось о трехголовой собаке, названной цербером в честь фамилии её создателя. Древний волшебник искал способ создать животное-охранника, которого нельзя было бы обмануть морочащими разум чарами, вроде обливиэйта или конфундуса. Волшебники защищались от этих чар, создавая окклюменционный щит вокруг своего разума, но животное нельзя было обучить окклюменции. Он решил эту проблему, применив чары копирования к достаточно большому количеству собак, чтобы обрести способность к свободной трансфигурации собак, что заняло около двадцати лет, и создал собаку с тремя головами, тремя отдельными разумами, которые постоянно обменивались воспоминаниями друг с другом. Чтобы стереть ей воспоминания, требовалось три обливиэйта примененных одновременно. Церберы не размножались. На самом деле существовал всего один цербер, изначально созданный. Все остальные церберы были его копиями, которые волшебники пересоздавали снова и снова.

Во второй главе рассказывалось про троллей. Первый тролль появился во втором веке. Это был греческий магглорожденный волшебник по имени Нумерий. Брат-близнец Нумерия родился без способностей к магии. Нумерий применил чары копирования к своему брату, потому что в нём не было магии, чтобы сопротивляться им, когда тот был молод и здоров, чтобы потом трансфигурировать своё старое тело в более молодое. Попытка омолодиться пошла не так. Ему не удалось трансфигурировать тело, не затрагивая разум, и он утратил рассудок, сохранив лишь примитивные инстинкты, превратившись в глупое, но агрессивное существо, магия которого продолжала выполнять последнюю данную ей команду, превращая его в самого себя. Существо, позже названное троллем, не удалось убить, потому что его магия восстанавливала любые повреждения и снова оживляла его (Антиох Перевелл тогда ещё не изобрел заклинание Авада Кедавра, он родился десятью столетиями позже). Пытаясь убить первого тролля, волшебники разделили его на несколько частей, и каждая часть превратила себя в целого тролля. В настоящее время в магических лесах по всему миру живут тысячи троллей. Рост их количества удается сдерживать с помощью Смертельного Проклятья, но избавиться от них полностью так и не удалось. В книге ещё было написано, что Неккар Блэк, изобретатель метаморфомагии, долгое время изучал троллей. Предположительно, именно наблюдая за ними, он открыл способ выполнять трансфигурацию без палочки, который позже был использован им при создании метаморфомагии.

В третьей главе рассказывалось про химер. Чтобы создать химеру, нужно было применить чары копирования к животным двух разных видов, а потом приказать своей магии создать нечто среднее. Управлять тем, что именно у вас получается, было очень сложно, поэтому результатом, как правило, было нечто абсолютно нежизнеспособное. Большинство химер умирало сразу после создания, но делая попытку за попыткой, рано или поздно вы получали что-то способное к жизни, а если вам везло ещё сильнее, то и к размножению. В книге был приведен большой перечень химер. Гиппогриф, смесь коня и орла. Грифон, смесь льва и орла. Кролень, смесь кролика и оленя. Кентавры, смесь маггла и коня. Утконос, смесь крота и утки. Дракон, смесь птицы и ящерицы. Русалки, смесь маггла и рыбы. Гиппокампы, смесь лошадей и нескольких видов рыб. Панды, смесь бурого медведя и собаки. Акромантулы, смесь собаки и паука. И многие другие.

В четвертой главе рассказывалось про волшебника по имени Елош, который жил в десятом веке в Австралии. Он был защитником магглов, который боролся против использования их в качестве хранилища воспоминаний. Волшебники, которым нужно было сохранить некое воспоминание вне собственной головы, похищали маггла, накладывали на него полный обливиэйт, а потом помещали в его разум нужное воспоминание с помощью недавно изобретенного заклинания легилименс. Елош призывал их отказаться от такой варварской практики и использовать для этой цели специально созданных инферналов.

Инферналы — это созданные с помощью трансфигурации копии магглов, а не настоящие люди. У них нет личности или воспоминаний, их разумы даже более пусты, чем разумы новорожденных младенцев.

Когда вы копируете предмет, магия запоминает лишь основные паттерны, а не положение каждого конкретного атома в пространстве. Скопировав железный шарик, вы получите железный шарик точно такой же формы, состоящий из точно таких же атомов железа, но кристаллические решетки у них будут отличаться. Чаще всего эти мелкие отличия не имеют значения. Даже когда вы создаете бьющееся сердце, вам не важно, в каком именно порядке расположены клетки, образующие его перегородку, вам достаточно того, что эта перегородка есть. Однако, когда вы копируете мозг, содержащий разум, общего паттерна, который магия запомнила, оказывается недостаточно, чтобы этот разум воспроизвести. Разум хранится в положении каждой клетки, в хитром рисунке связей между ними, в сложном сплетении нейронов. Магия, воссоздавая только общий паттерн, создает стерильные пустые разумы, наполненные только хаосом и не знающие ничего, кроме самых базовых инстинктов.

Елошу не удалось убедить других волшебников хранить воспоминания в инферналах, а не в обычных магглах, потому что чары копирования на одном маггле занимали больше месяца и никто не хотел тратить на это время. Однако проблема отпала сама собой, когда полвека спустя в Дании изобрели Омут Памяти, который гораздо удобнее подходил для хранения воспоминаний.

В пятой главе рассказывалось про Мимо Мои, которая жила в десятом веке в Галлии. Она тоже узнала о недавно изобретенном заклинании легилименс, и тоже создала инфернала. Она поместила в его разум созданные ею ложные воспоминания о сильной и пылкой любви к ней. Сначала созданный ею инфернал бездействовал, но когда она добавила больше ложных воспоминаний, в нём начал проявляться каркас личности, пытающийся подражать тому, что в нём заложено, но пока не осознающий себя. Мимо Мои пришлось создать около года ложных воспоминаний, чтобы превратить созданного инфернала в настоящего разумного маггла, способного к дальнейшему самостоятельному развитию. За своё изобретение Мимо Мои получила пожизненный срок в полной дементоров галлийской тюрьме. Но как только её идея стала известна, волшебники по всему миру начали создавать собственных искусственных магглов, пытаясь подобрать такой набор ложных воспоминаний, чтобы получить идеального слугу или идеального любовника.

В шестой главе рассказывалось про древнюю маггловскую деревню в Шотландии, жителей которой какой-то древний некромант превратил в великанов. Он заколдовал территорию деревни так, чтобы они не были способны её покинуть. Великаны всё ещё жили на том же самом месте спустя три тысячи лет. Поколения они соседствовали с магией так долго, что она пропитала их тела, и они обрели способность пользоваться палочками. Они всё ещё не могли выйти за границу территории своей деревни, но их детей, рожденных от обычных людей, эти чары не останавливали, и иногда деревню покидали полувеликаны.

В седьмой главе рассказывалось про волшебника по имени Карл Роле, объявившего себя Темным Лордом и захватившего власть почти во всей Европе в 14 веке. Он овладел свободной трансфигурацией крыс, и мог настолько точно и филигранно управлять их созданием, что они выполняли для него довольно сложные команды. Некоторые волшебники могли управлять тем, каков будет характер создаваемых им существ, делая их более яростными, более пугливыми, или более покладистыми по своему желанию, но редко были способны на что-то более сложное. Крысы, которых создавал Карл Роле, выполняли для него невероятно сложные команды. Он создавал их одержимыми патрулированием территории, или упрямо преследующими некую конкретную цель по запаху, или даже желающими написать короткое сообщение для его врагов. Он даже сумел заставить их вставать на пути зеленого луча Смертельного Проклятья, переползая по нему и выступая в роли живого щита, хотя обычно все живые существа, даже под принуждающими чарами, даже искусственно созданные, чувствовали исходящую от него опасность и инстинктивно уклонялись. Из-за этого Карл Роле считался практически непобедимым, пока в итоге всё-таки не был побежден.

В восьмой главе рассказывалось про гоблинов. Гоблинов создал нанятый правителями нескольких европейских стран некромант в шестом веке. Он создал их на основе магглов, изменив их разум так, чтобы они были не способны лгать и нарушать данные ими обещания. Он изменил взятых за основу магглов так сильно, что полученные им гоблины даже не могли иметь общих детей с ними, но добился своей цели. Гоблины получились абсолютно честными и принципиальными настолько, что противостояли чарам внушения за счёт своей собственной воли, хотя магии в них было едва ли больше, чем в обычных магглах. С ними тяжело было иметь дело, даже понять их отличное от человеческого мышления было сложно, но заключенные с ними договоры всегда исполнялись безукоризненно.

В девятой главе рассказывалось про некроманта Малису Уизли, которая когда-то давно жила на территории, где сейчас находится Ирландия. Она научилась изменять цвет волос людей на рыжий. Не просто перекрашивать волосы, как мог бы сделать любой второкурсник, знакомый с заклинанием колорус, а делать так, чтобы они росли у людей рыжими, чтобы даже у их детей они росли рыжими. До этого рыжего цвета волос не существовало, люди рождались либо блондинами, либо брюнетами. Малиса сделала рыжей саму себя. Она не могла сделать рыжими других волшебников, так как магия в них сопротивлялась трансфигурации, поэтому она отправилась в маггловские города и деревни и начала перекрашивать в рыжий всех, кто встречался ей на пути. Считается, что именно из-за того, как много магии Малиса тогда вложила в их тела, сейчас, спустя много веков, потомки этих людей иногда открывают в себе способности к магии, и именно поэтому большинство магглорожденных, поступающих в Хогвартс, рыжие.

В десятой главе рассказывалось о чуме. Некромант Вега Блэк, которую обычно называли Темной Леди Европы 12 века, увлекалась созданием необычных инферналов. Она создавала искусственных магглов с телами, которые были искажены до неузнаваемости, но всё еще могли функционировать. Она создавала инферналов с двумя головами, вообще без головы, с головой встроенной в грудную клетку. Она создавала инферналов с шестнадцатью ногами, способных передвигаться. Она создавала плоских инферналов, чья толщина была не больше фута. Она создавала инферналов без половины внутренних органов, заставляя другие органы брать на себя их функции. Её считали необычно жестокой даже несмотря на то, что инферналы не были настоящими людьми, их разумы были пусты, а их жизни обычно были слишком коротки, чтобы они могли научиться разговаривать и рассказать о своих мучениях. Изучая границы того, насколько много вреда нужно нанести человеческому телу, чтобы оно потеряло жизнеспособность, Вега Блэк создавала инферналов, больных различными существующими болезнями. Когда ей показалось, что этого мало, она приказала своей магии создать инфернала, чья болезнь серьезнее всех реально существующих, её магия создала инфернала, страдающего от совершенно новой болезни. Эта болезнь передалась от него сначала слугам Веги Блэк, потом случайным горожанам, с которыми они общались, а потом охватила собой всю Европу и унесла миллионы жизней.

В одиннадцатой главе рассказывалось о драконах. Драконов нельзя было считать обычными химерами, потому что волшебник создавал не самого дракона, а его яйцо. Это снижало контроль, который он имел над тем, как именно будет выглядеть дракон. Но зато это увеличивало шанс, что получится что-то жизнеспособное, и позволяло напитать яйцо магией в процессе созревания. Драконы вылуплялись самые разные. Некоторые изрыгали огонь, а другие, наоборот, поглощали всё тепло вокруг себя. Некоторые вырастали очень большими, а другие всю жизнь оставались не больше котёнка. Некоторые драконы старели и умирали, а другие не изменялись после взросления. Некоторые имели красивые рога и чешую, а другие больше напоминали змей. Драконы не размножались, но особенно удачные варианты пересоздавались несколько раз. Одинаковых драконов условно называли одним видом. Первых драконов создали ещё до того, как волшебникам пришлось покинуть Атлантиду, и они успели стать очень могущественными, и их жилы использовались для изготовления волшебных палочек. Секретом создания драконов владела правящая семья Румынии.

Дора продолжала читать. Узнавая всё больше и больше, она поняла, что больше не понимает, почему эта область знаний считалась настолько запретной, что о ней старались даже не упоминать. Некоторые истории, Дора видела, были довольно кровавыми и жестокими, но в других удавалось создать что-то полезное, например, церберов, которых использовали даже в Министерстве, так что некромантия не была однозначно плохой. Пролить кровь можно и с помощью вингардиум левиоса, если поднять повыше камень и уронить его кому-то на голову, и никто не пытался его запретить.

Дочитав "Книгу о Жизни" до конца, Дора спустилась вниз, в мастерскую, чтобы найти её отца и задать этот вопрос ему.

— Ты прочитала историю о создании чумы? — спросил он, глядя на зеленую книгу в её руках.

— Я прочла, — кивнула Дора, думая о Веге Блэк и посвященной ей самой страшной главе книги.

— Это история наглядно показывает, что многие некроманты способны почти без усилий уничтожать целые города, — спокойно объяснил её отец. — Даже если некромант утверждает, что не собирается этого делать, не каждый человек готов поверить его слову. Большинство всегда будет относиться к нему с подозрением.

Дора могла это понять. Она бы тоже не поверила слову человека, о котором она ничего не знает.

— Ко мне будут относиться с подозрением? — осторожно спросила Дора.

— Большинство метаморфомагов не стали некромантами, — ответил отец. — К тебе могут относиться более внимательно, чем к остальным, но я не думаю, что тебя будут подозревать, пока ты не дашь дополнительного повода.

Дора кивнула. Она не была уверена, что до конца всё поняла, но она доверяла своему отцу. Она вернулась в комнату, произнесла чары копирования над книгой, чтобы, если ей вдруг захочется перечитать одну из глав, она смогла создать её копию, а потом превратила книгу в медный шарик, чтобы никто случайно не обнаружил нечто подобное среди её вещей.