Бой за любовь (гет)

На боях всё было по-прежнему: Рина держалась около ринга, внимательно следя за происходящим, Хёнвон стоял в стороне, изредка перебрасываясь с ней деловыми фразами. Никто бы не заметил, как его пальцы чуть дрожат, когда она проходит мимо, как она задерживает дыхание, случайно ловя его взгляд.

— Документы на следующую неделю, — говорил он официальным тоном, передавая ей папку.

Внутри, между страницами, записка: «Скучаю. Увидимся вечером?» Она кивала, делая вид, что просматривает бумаги:

— Всё в порядке. Я проверю детали и сообщу.

Это означало «да». Их встречи были тщательно спланированы — маленькая кофейня на окраине города, тихий парк, где никто их не знает, его квартира с задёрнутыми шторами. Там они могли быть собой — целоваться, не оглядываясь, говорить, не взвешивая каждое слово.

— Сложно делать вид, что мы просто коллеги, — шептала она, уткнувшись в его плечо.

— Особенно когда ты так улыбаешься, — он целовал её в макушку.

На публике они научились общаться без слов: едва заметный кивок, случайное прикосновение пальцев при передаче документов, взгляд, который длится на секунду дольше необходимого.

— Ты ужасно палишься, — сказала как-то Лидия, наблюдая, как сестра провожает Хёнвона взглядом. — Хорошо, что остальные слепые.

— Я не...

— Да-да, ты просто проверяешь, все ли документы он забрал. Уже минуту.

Рина покраснела, но Лидия только рассмеялась:

— Расслабься. Это даже мило — как вы пытаетесь быть незаметными и проваливаетесь по всем фронтам.

— Мы не проваливаемся!

— Конечно, нет. Просто, когда он рядом, ты начинаешь светиться, как рождественская ёлка.

Иногда им приходилось встречаться в самых неожиданных местах: пустая раздевалка, тихий коридор, служебный выход. Короткие встречи, украденные поцелуи, быстрые объятия — всё это было как острые приправы к их тайному роману.

— Десять секунд, — шептал он, затягивая её за угол. — Просто хотел увидеть тебя ближе.

Она успевала только прижаться к нему, вдохнуть его запах, и они снова расходились — деловые, серьёзные, чужие друг другу на публике.

— Это становится подозрительным, — смеялась она, пока он покрывал поцелуями её шею.

Лидия была их единственным доверенным лицом — прикрывала, если нужно, отвлекала внимание, придумывала причины для их встреч.

— Вы ужасно романтичные. Как в дораме про тайную любовь.

— Ой, умолкни, — беззлобно огрызнулась Рина.

— И это благодарность за мои старания? — Лидия картинно закатила глаза. — Я, между прочим, вчера целый час рассказывала всем о важности проверки документации, пока вы миловались в архиве.

За шутками пряталась настоящая поддержка — Лидия понимала, как важно для них сохранить эту тайну. Как опасен мог быть их роман, стань он достоянием общественности.

* * *

Хёнвон нашёл Данила в тренажёрном зале — тот методично избивал грушу, словно пытаясь что-то доказать самому себе.

— Нам надо поговорить, Дэниел, — Хёнвон встал так, чтобы перекрыть выход.

— О чём? — Данил даже не обернулся, продолжая наносить удары.

— О специальных боях.

На секунду движения Данила сбились с ритма — почти незаметно, но Хёнвон уловил эту заминку.

— А, ты об этом, — Данил наконец повернулся, вытирая пот полотенцем. — Слышал уже? Большие ставки, большие возможности.

— Большие риски.

— Жизнь вообще рискованная штука, — Данил улыбнулся, но улыбка не коснулась глаз. — Не переживай, я знаю, что делаю.

— Правда? — Хёнвон подошёл ближе. — Знаешь про парня из Пусана? Про то, как его семья даже тело не получила?

— Слухи, — Данил отмахнулся, но его пальцы сжали полотенце чуть сильнее нужного. — Всё под контролем.

— Конечно, — кивнул Хёнвон. — Поэтому ты уже составил завещание?

Данил дёрнулся.

— Откуда ты...

— Неважно. Важно, что ты понимаешь риски. И всё равно идёшь.

— У меня нет выбора.

— Выбор есть всегда.

— Да? — Данил вдруг рассмеялся, но в этом смехе звенело что-то надломленное. — Как у тебя был выбор с братом?

Теперь дёрнулся Хёнвон.

— Я помогу, — сказал он тихо. — Чем бы они тебя ни держали... Не участвуй там, пока не увидишь, что происходит.

— Всё нормально, — Данил похлопал его по плечу. — Правда. Я справлюсь. И не буду там участвовать.

Но его глаза бегали, уходя от прямого взгляда, а пальцы продолжали теребить полотенце. Позже, на собрании группировки, лидер говорил об этом, как о простом бизнес-решении:

— «Особые мероприятия» — это новый уровень. Кто хочет участвовать — пожалуйста. Кто нет — никто не заставляет.

— «Особые мероприятия», — тихо повторил кто-то. — Теперь так называют убийства?

— Не убийства, — поправил лидер. — Просто бои без ограничений.

Хёнвон смотрел на лица присутствующих — кто-то воодушевлён перспективой больших денег, кто-то напуган, кто-то пытается сохранить нейтралитет. Старые связи рвутся, новые альянсы формируются на глазах.

— Я против, — сказал один из старших менеджеров. — Это привлечёт слишком много внимания.

— Никто не заставляет, — повторил лидер. — Но и мешать не советую.

Угроза в его голосе была едва уловимой, но все её почувствовали.

* * *

Рина заметила его издалека — в кремовом кашемировом пальто, с идеально уложенными волосами, Бэм-Бэм выделялся в толпе обычных посетителей торгового центра. Она попыталась незаметно свернуть в другой коридор, но он уже увидел её.

Она была в простом сером пальто и джинсах, волосы собраны в небрежный пучок — непривычно будничный образ для той Рины, которую он знал по клубу. Без привычной брони делового костюма она казалась меньше, уязвимее.

— Можно поговорить? — его голос звучал непривычно мягко. — Просто поговорить.

Они устроились в тихом кафе. Бэм-Бэм нервно крутил кольца на пальцах — дорогие, броские, как и всё в его образе.

— Я... — он запнулся, глядя в свой нетронутый кофе. — Чёрт, я же репетировал этот разговор.

Рина молчала, отмечая детали, которых раньше не замечала: тени под его глазами, которые не скрывал даже безупречный макияж, лёгкая дрожь в обычно уверенных руках.

— Я ведь правда думал, что могу быть чем-то большим. Чем-то настоящим для тебя.

— Бэм...

Он стиснул чашку.

— Я видел, как ты смотришь на него. Даже когда была со мной — ты смотрела сквозь меня, искала его черты.

— Это не так.

— Так, — он горько усмехнулся. — Со мной ты была страстной, дикой, свободной. Но никогда — моей. Настоящей.

— Ты очень красивый. Безумно привлекательный. Дико сексуальный. Ты в моём вкусе. Но я тебя не люблю.

В его глазах мелькнула адская боль:

— Вот что самое паршивое в этой истории? Я начал мечтать. О настоящих свиданиях, о простых вещах. О том, как ты улыбаешься утром, как пьёшь кофе, как...

Он оборвал себя, проводя рукой по идеально уложенным волосам:

— Глупо, да?

— Не глупо, — тихо сказала она. — Просто...

— Просто не со мной, — он закончил за неё. — Потому что с ним ты дрожишь от одного взгляда. С ним ты настоящая — даже в этих простых джинсах, без макияжа. С ним ты не играешь.

— Я не знала, что всё так будет. Что ты полюбишь меня. Мне казалось, что девушки для тебя — просто трофей. На одну ночь, не более того.

— Так и было…

— Мне жаль, — она протянула руку, но он отстранился.

— Не надо жалости, — его голос вдруг стал резким. — Я не за этим пришёл.

— А зачем?

— Хотел понять... — он снова запнулся. — Хотел знать, что в нём такого. Почему его. Почему не меня.

В этот момент она увидела настоящего Бэм-Бэма — растерянного, раненого, человечного.

— Любовь не выбирают, она либо есть, либо нет, — просто сказала она.

— А страсть?

— Страсть проходит.

Он встал так резко, что чашка опрокинулась:

— К чёрту всё это. К чёрту тебя, его, эти разговоры...

Рина смотрела, как он уходит — идеальная осанка, дорогое пальто, внешний лоск, скрывающий внутреннюю бурю. Она чувствовала его боль, его одиночество, его отчаянное желание быть любимым.

* * *

— Я хочу записать песню по-настоящему, — сказал Хосок, откладывая гитару после очередной репетиции. — Не для себя. Для людей.

Рина оторвалась от блокнота с текстом:

— Оу, правда?

— Абсолютно, — в его глазах появился тот особенный блеск, который она видела, только когда он пел. — Может быть, это мой единственный шанс сделать что-то... настоящее.

Она понимала, о чём он. В их мире, полном лжи и насилия, музыка оставалась единственным чистым, незапятнанным островком.

— У меня есть знакомый, — она улыбнулась. — Держит маленькую студию. Ничего особенного, но оборудование хорошее.

— А босс? — Хосок нахмурился. — Хёнвон? Он будет против.

— Ему необязательно знать, — она подмигнула. — Иногда лучше просить прощения, чем разрешения.

Студия оказалась крошечной — всего одна комната с аппаратурой, но, когда Хосок взял первые аккорды, стены словно раздвинулись, пропуская музыку. Они записывали до глубокой ночи. Хосок пел так, словно это был его последний шанс — вкладывая в каждое слово всю свою душу. Рина наблюдала за ним и думала, как странно устроена жизнь: этот сильный боец, способный уложить противника одним ударом, сейчас казался таким уязвимым, и от этого не менее прекрасным.