Прошедшая эпоха (джен)

— Хорошо, — кивнула Артемида, шагая за своими новыми охотницами. Наоми едва доставала ей до груди, в то время как Селин и Оливия были еще ниже. Тренируя сотни охотниц на протяжении тысячелетий, Артемиде было довольно неприятно обучать своих новеньких по-взрослому. Однако ее новые девочки не могли знать, что она настолько не привыкла к подобной ситуации. Три девушки смотрели на нее с плохо скрываемой гордостью и красными, напряженными лицами.

— Оливия, ты все еще выворачиваешь запястье, прежде чем стрела полностью пролетит над твоей рукой, в которой ты держишь лук. Вот почему некоторые твои стрелы летят не туда. — Артемида показала ей движение, показав, как чрезмерное движение запястья может нарушить устойчивость ее руки для лука и прицеливание. — И Селин, — продолжила она, глядя на девочку, — Помни, ослабь хватку. Держи ее свободно, но с достаточной силой, чтобы использовать ее как продолжение себя. Используй плавные движения, как на ветру — это поможет.

Артемида повернулась, чтобы рассмотреть каждую связку стрел, выпущенных ее новыми охотницами. Несмотря на небольшие ошибки, Артемида знала, они готовы. Тяжелые недели тренировок, через которые прошла охота, закалили их молодые тела, и теперь Артемида не видела причин думать, что эти молодые девушки не выдержат испытаний охоты. Тем не менее, Артемида знала, что пока не может позволить им узнать об этом.

— Наоми, ты отлично стреляешь, твоя форма безупречна, но тебе нужно поработать над инстинктивной стрельбой. Я видел тебя вчера во время пробежки в перчатках по полосе. Некоторые из твоих выстрелов оставляли желать лучшего.

Артемида посмотрела сверху вниз на самого многообещающего новобранца. Все они были талантливы, учитывая относительно короткое время, которое они были с охотой. Особенно Наоми. Но у них был многовековой опыт, чтобы совершенствовать владение луком и охотничьим ножом. Каждая из девушек, одна за другой, нахмурилась от обвиняющего тона, их глаза посуровели, без сомнения, ругая себя. Артемида почти выдавила улыбку, прежде чем продолжить с суровым выражением лица.

— Я хочу, чтобы вы прошли сегодня еще один круг, а потом можете отдохнуть. Я буду наблюдать за вами.

Три девушки, не теряя времени, перекинули луки через плечо и помчались к крытой платформе, которая отмечала начало полосы препятствий. Как быстрые зайцы, они бросились вперед, пряча свои стрелы в середине шага в колчаны. Только когда трое охотниц скрылись за деревьями, Артемида сменила суровое выражение лица. Она повернулась к нескольким наблюдавшим за происходящим охотницам, уже закончившим свою дневную тренировку. Большинство девочек сидели за одним из деревянных столов, которые Фиби и Элизабет установили возле очага, все выглядели заинтригованными и полными надежды.

— Я ошибаюсь, или это означает, что… — осторожно начала Анджелина, ее голос был медленным и ровным. Она поняла, как важно говорить, не торопясь с мыслями.

-Действительно, они готовы, — кивнула Артемида, оглядываясь на связки стрел, которые превратили в подушечки для булавок три мишени.

— Посвящение? — пробормотала Фиби. — Я не знаю, вы сохраняли серьезное выражение лица, миледи. Зная Наоми, она будет поддерживать себя в форме несколько дней, просто пытаясь расщеплять древки стрел при каждом выстреле из своего лука. — Другие охотники одобрительно зашумели, и Артемида рассмеялась, кивая вместе с ними.

— Вы знаете, какие приготовления нужно сделать. Зои и Уиннифрид предупредят меня, когда они почти закончат. Эмили, выбери двух сестер и приготовь оленину. Остальные из нас накроют на стол и подготовят алтарь для клятвы сегодня вечером, — приказала Артемида, указывая на соответствующие места, куда нужно было идти ее девочкам. Последняя церемония состоялась не здесь, в штате Мэн, а на Западном побережье, в римских охотничьих традициях.

Здесь все казалось более знакомым, даже безопасным. Сам лагерь защищен не только своим местоположением. В окружающих лесах не было угрозы появления монстров. Здесь также растили волков, по крайней мере, четыре отдельные стаи бродили по этим заросшим лесам, отпугивая большинство монстров, которые осмелились бы приблизиться к лагерю. Кроме того, Артемида чувствовала волны энергии и вечный лунный свет, которые наполняли местность аурой безопасности: даже в дневные часы.

Здесь они были в безопасности. Хотя в последние недели она не говорила с Уиннифрид о Дженнифер, Артемида все еще чувствовала острую боль сбитой с толку охотницы из-за потери Дженнифер.

В конце… казалось, что все снова сводится к Персею; как странствующее океанское течение, всегда по спирали уносящее существо, которое она одновременно желала и ненавидела, обратно к берегам. Этому не было конца. Это не закончится. Артемида держала свои чувства настороже, готовая к любым признакам присутствия Афины в лесу. Ее сестра пыталась поговорить с ней не менее дюжины раз.… с тех пор, как они поссорились после встречи в день Летнего солнцестояния.

Она избегала любых контактов с Олимпом, цепляясь за свою охоту с постыдной слабостью. Она знала, Афина, вероятно, понимала это, и ее охотницы, не более, за исключением, разве что, новичков. Пришло время рассказать им о ее решении.

— Послушайте, в свете недавних событий… Я должна кое-что прояснить. Когда Наоми, Селин и Оливия вернутся, это будет концом историй, которые я рассказывала о своем пребывании в Македонской экспедиции, — Артемида сделала паузу, увидев настороженные и озабоченные лица своих охотниц. — Я знаю, что вам понравились эти рассказы, но… Я не могу продолжать их. Рассказ о них придал мне гораздо больше решимости, чем я когда-либо считала возможным. Но… — Она запнулась при мысли о Персее, живом и здоровом, чуть южнее, в лагере Полукровок.

— Миледи, — заговорила Фиби, протискиваясь мимо Кристины и Эмили нежными руками, — Мы все понимаем… через что ты проходишь. Солнцестояние было всего три месяца назад. Это было шоком для всех, но для тебя… — Фиби запнулась, потирая рукой бледную щеку.

Артемида поморщилась, превращая тупую пульсирующую пустоту в своем сердце в безразличие.

— Я знаю. Я ценю ваше беспокойство, но все в порядке. Нет необходимости легкомысленно относиться ко мне по поводу… Персея. — Воспоминание о залитом дождем парке в Новом Орлеане маячило на задворках сознания. Верно. Ее охотницам не нужно было беспокоиться. Она могла справиться со своими горестями вдали от них. Три тысячи лет многому ее научили.

— При всем уважении, Артемида, у вас не все в порядке, — ответила Виктория, поддержанная одобрительным ропотом остальных, — Вы вообще не упоминали Персея последние три месяца. Мы все были там той ночью, когда вы целый день не поднимался с земли, неподвижная и молчаливая, для всех нас. Мы видели, как сильно вы открылись нам, даже когда начали произносить его имя! Но теперь…

Редкая ярость вскипела в ней, когда она слушала своих охотниц, их голоса были полны беспокойства. Унизительная мысль о том, что она, богиня, должна упасть в обморок при одном упоминании и виде призрака своего прошлого, была смехотворной. Как она позволила Персею так сильно сжать ее сердце, что не могла дышать без обещания одного его присутствия в ее жизни? Даже после мучительного переживания и того, как ее собственные воспоминания извлеклись на свет перед ее девочками, почему она все еще была слаба?

— Но что?! — в ярости выпалила Артемида, -Неужели я оставила вас всех в нужде в эти последние месяцы? Неужели я пренебрегала вами? — Ее охотницы беспокойно переминались с ноги на ногу, Артемида прекрасно понимала, что если последние три тысячелетия чему-то ее и научили, так это тому, как скрывать и проглатывать свое отчаяние.

— Нет, я этого не сделала, — ответила Артемида на угрюмое молчание, исходящее ее охотниц, — Это обвинение принадлежит миру и семьям, в которых большинство из вас родились. Я была рядом со всеми вами, а теперь вы относитесь ко мне так, будто я сломаюсь от одного упоминания этого… этого… мальчишки, который разгуливает по лагерю Полукровок, пока мы разговариваем! Он всего лишь тень из моего прошлого! Я не была ни слепой, ни глухой. Я знаю, что вы сбились в кучку и шепотом обсуждали мое здоровье и вменяемость, я знаю, что ваше сочувствие перешло в жалость.

Тишина пронизывала утренний воздух, тяжелая атмосфера сохранялась, певчие птицы замолкли, их счастливые мелодии заглушила вспышка мучительного гнева.

— Моя леди… мы с вами… мы всегда будем с вами. Каждая из нас любит вас как мать, сестру и друга. Мы с вами, что бы ни случилось, — заговорила Кэтлин, но Артемида могла только оцепенело слушать, поскольку эти слова вернули ее в прошлое, туда, где она, наконец, столкнулась с Персеем.

Она все еще не могла найти места, где чувствовала бы себя в безопасности. С тех пор, как экспедиция перешла вброд Евфрат, а за несколько дней до этого и Тигр, Артемида оказалась окруженной постоянным ощущением опасности. Анахита лично больше не появлялась, но долина между двумя реками была идеальным местом нападений и засад монстров. Мантикоры и Симурги неоднократно нападали на македонскую экспедицию. Ночью, днем, на переходе, в лагере — везде. Независимо от того, насколько Артемида была подготовлена, в отношениях со стражей и пеллианцами всегда были проблемы, но после этой долгой недели они стали лучше.

Она почти желала, чтобы битва началась здесь и сейчас, несмотря ни на что. Ее нервы были на пределе из-за долгих часов хождения по лагерю, постоянно поглядывая на темные колышущиеся холмы из песка. Анахита была там, наблюдала за ней из тени, с монстрами наготове, готовыми выпрыгнуть из пустоты и перегрызть ей горло.

Хуже того, она никогда не была одна в своих ночных патрулях, длившиеся гораздо дольше, чем в сумерках. Нет, Персей был с ней в этих приключениях. Он был там с тех пор, как экспедиция впервые пересекла Евфрат, и Артемида несла вахту рядом с павшими людьми на илистых берегах. Гордые мужчины, мальчики, погибшие от рук персидской богини. Мальчики, которые умерли в мучениях от яда мантикоры.

Его страдания умерили ее собственную ярость из-за сложившейся ситуации, она часами наблюдала, как Персей сидел рядом с павшими, пока экспедиция тащилась мимо похорон. Она наблюдала за ним, и внутри поднималось ужасное чувство. Анахита послала монстра за ней, не за пеллианцами. Нести ответственность за их смерть было ее бременем.

Еще одним фактором, который сильно повлиял на нее, был царь Персея: Александр. Александр стал только более алчным из-за своего постоянного намерения обрести бессмертие на востоке. Чем больше она видела его, тем больше волновалась. Когда она впервые встретила молодого македонского царя, его сила и высокомерная гордость были несколько умерены при ней. В конце концов, она была олимпийкой. Но теперь… Артемида поймала себя на мысли, что задается вопросом, когда это наконец исчезнет. Персей, будучи тем, кем он был, никогда не смотрел на нее иначе, чем в тот первый раз, на той росистой поляне. Боги небесные, казалось, что это было целую вечность назад.

Каждый прожитый день ознаменовывался очередным приключением, очередной трещиной в ее стенах под натиском стойкой осады Персея. Ее тело вспыхнуло, и ей пришлось сделать глубокий вдох, старое, инстинктивное беспокойство пыталось грызть ее, предупреждая об опасности, исходящей от таких мужчин, как Персей. Она давно подавила все страхи, воспринимаемые против Персея, хотя на самом деле он стал ее другом. Охота была заметным исключением, но Артемида поймала себя на том, что представляет приключения, которые она могла бы пережить вместе с Персеем на охоте. Однажды это случилось с человеком по имени Ипполит, который давно ушел из этого мира. Он был простоват и прямолинеен в своих попытках чтить богов.

Но Персей… Персей видел мир таким, в котором Артемида тонула. Ей нравилось его стремление к миру, в которой никого не судили за то, кем они были, а за то, что они делали. Ей нравились его, да она признает это, саркастические замечания и стойкость, которую он сохранял перед лицом любых невзгод… Артемида сделала паузу, уставившись на мерцающее пламя настольной масляной лампы.

Любовь

Она никогда не была влюблена. Она была уверена в этом — Орион… Ипполит: в некотором смысле она восхищалась обоими, даже Орионом, которого теперь считала одним из самых ненавистных людей. Но любовь? Она знала, что любовь — это жертва, желание отдать себя на милость другого, раскрыть все секреты и мысли. Любовь принимала другого в свое сердце, в свой разум, в саму свою душу. Персей знал о ней много, даже больше, чем любой другой человек, ходивший по Земле. Но она не выложила ему всего.

Итак, она его не любила. Но как только эта мысль пришла ей в голову, тихий внутренний голос мягко заговорил:

«Но однажды ты могла бы».

Это откровение заставило ее замереть, ихор, притупившийся в последнее время, казалось, замедлил течение по венам, смешивая все мысли и тревоги. Недавнее горе Персея причинило ей боль, после стольких месяцев путешествия, после осады Тира Персей так и не смог полностью забыть павших там. Павших с обеих сторон. Он по-прежнему поражал ее каждый день своим последовательным, упрямым мышлением, которое было предрасположено ко всему хорошему в этом черством мире.

Ей нужно каким-то образом дистанцироваться. Слова были настолько естественными, настолько привычной для нее, когда она думала о Персее, что она могла только посмеяться над своими собственными попытками. Дистанцироваться? Он смог приблизится к самой ее душе. И вот, ночная рутина в их палатке стала… слегка напряженная в последние недели, как экспедиция двигалась дальше в персидские земли.

Она тоже понимала, что по мере приближения предстоящей битвы им нужно поговорить. Вместо того, чтобы удалиться на свою половину палатки, где стояла ее раскладушка, она села за стол в центре, выпрямившись, ожидая, что Персей неизбежно пройдет сквозь полог палатки, избавившись от того, что удерживало его вне. На столе стояли два кувшина с вином, а рядом с ними маленькие бокалы. Некоторые привычки пеллианцев оказались полезными, например, закупка вина.

Она вообще не пила, особенно после того, как она узнала, как алкоголь влияет на мозги. Но прошло много дней, как предстояло пройти.

Ночь становилась длиннее, и единственным реальным течением времени было мерцание масляных ламп, которое становилось все меньше по мере того, как Артемида пила вино. Она попыталась придумать план беседы, хоть что угодно, чтобы непринужденно поговорить с Персеем. Но она могла только тупо смотреть на кувшин с вином, ее разум был пуст, как туманное утро в песчаных дюнах.

Она хотела сказать ему, что она с ним. Что она будет рядом с ним, с какими бы испытаниями они ни столкнулись. Было легко сказать, что Персей разрывался на части: его решимость и несгибаемая честь теперь были омрачены болью, потерей и тоской. Ей было больно видеть это, зная, кем он был.

В то же время что-то внутри нее сжалось при этой мысли. Темный уголок ее сознания зацепился за то, что Афродита сказала ей несколько месяцев назад во время осады Тира:

«Со временем ты поймешь юмор. Верный человек, которого ты бы не хотела видеть таковым».

Жена Персея.

Несмотря на весь стресс и повышенное беспокойство по поводу предстоящей битвы с персами, она могла только смеяться. Что еще ей оставалось делать? Действительно ли она хотела, чтобы Персей был верен ей, а не своей любящей жене? После минутной паузы она снова поднесла кубок с вином к губам. Она решила пока избегать этой темы. Но каким-то образом она знала, что избегать Персея откладывала уже слишком долго.

Он появился вскоре после того, как она в одиночестве допила первый кувшин вина. Мягкое, вино было сладко на вкус, и, прежде чем она поняла это, приятное теплое покалывание пробежало по телу, до самого сердца. Ее прежние страхи и тревоги рассеялись.

Полог палатки зашуршал, и она повернула голову на шум, игривая колкость вертелась на кончике языка. Персей шагнул в теплый оранжевый свет, из палатки, давая Артемиде заглянуть в темный, относительно тихий лагерь. Сам Персей выглядел… истощенным, без всякого сомнения. Пятна пыли и грязи выделялись на его золотистой коже, а его непослушные черные волосы были перепачканы высохшей землей.

— Персей, опрятный, как всегда, — Артемида ухмыльнулась, делая еще один глоток вина.

Он повернулся к ней, уже отстегивая меч, висевший у него на бедре.

— Я действительно не в настроении сейчас слушать твои подколы… подожди, ты пьешь?

Артемида почувствовала, как что-то в ней вспыхнуло, когда его усталые глаза внезапно сосредоточились, взгляд устремился на полный кувшин вина в центре стола.

— Не смотри так удивлено, — отрезала Артемида в ответ, — Остальное за тобой. Нам нужно поговорить.

— Я только что вернулся с патрулирования лагеря. Сегодня умер еще один человек. Мы нашли его тело во впадине песчаной дюны, по крайней мере, с тридцатью шипами мантикоры, торчащими повсюду. Я не в настроении разговаривать, — кипятился Персей, бросая свой меч за спину на койку. Она впервые разглядела его по-настоящему, ее взгляд был прикован к синякам и небольшим порезам, которые змеились вверх и вниз по его рукам и ногам.

Артемида остановилась, вспомнив мальчика, умершего у нее на глазах при пересечении Евфрата. Без промедления она потянулась к пустой глиняной чашке и налила в нее изрядное количество вина.

— Обсуждению не подлежит, Персей. Сядь и выпей, — скомандовала Артемида, ее сдержанность и спокойствие улетучились.

Он молчал, переводя взгляд с нее на кубок с вином, прежде чем, наконец, смягчился и подошел, занимая свое обычное место. Она избегала его оценивающего взгляда.

— Мы с тобой оба знаем, что нам нужно поговорить, — повторила Артемида, — Ты не уйдешь от этого. Мы избегаем друг друга уже несколько недель. Я больше не могу этого выносить.

— Ты обвиняешь меня? — Персей усмехнулся, избегая ее взгляд и сделав быстрый глоток.

— Не относись ко мне так снисходительно, — огрызнулась Артемида, ее нервы были на пределе, из-за чего руки подергивались, несмотря на успокаивающее действие вина на разум и тело, — Я не виню тебя… Я виню… себя.

Потому что на этот раз Артемида не смогла найти другой причины, которая способствовала бы ее действиям. Она боролась с ответственностью всю свою жизнь. История с НиобойДля тех кто в танке: Ниоба, суда по мифу, интеллектом особо не отличалась, чего не скажешь о плодовитости, 7 сыновей и 7 дочек. Был праздник в честь Лето и Ниоба сказала что-то по типу: «Какая из нее мать, если у неё всего 2 ребенка, а у меня 14? Короче, не буду ей жертвы приносить». Детки Лето решили отомстить за маму и убили всех детей Ниобы. Аполлон — сыновей, Артемида — дочерей. Конец! преследовала ее более тихими ночами во время экспедиции. Аполлона и ее спровоцировали, да. Но с какой целью? Где она перешла черту?

Или что напугало ее еще больше, когда она дрогнула под добротой Персея, как будто у нее когда-либо была грань? Был ли предел ее возмездию? Были ли действия Актеона такими злыми? Как она могла стоять здесь сейчас и не поддаться изгнанию Каллисто?

Но Персей оторвал ее от болезненных мыслей о смертности:

— Ты не должна… не вини себя, — сказал Персей, встретившись с ней взглядом, его взгляд был полон понимания и признания и немного… грусти?

— Я тоже не был откровенен, — Персей одним глотком осушил свой кубок с вином. — Ты действительно хочешь это сделать? Мы оба знаем, о чем этот разговор.

— Мы знаем? — эхом отозвалась Артемида. Она внутренне пошатнулась и внезапно почувствовала себя… потерянной. Она была поймана в ловушку, застряла и запуталась в этой экспедиции на долгие годы, и Персей был наблюдателем, медленно, дергая ниточки, подталкивал ее к возможной гибели.

— Артемида, — Персей вздохнул, его голос перешел почти на шепот. — Я…

Молодой македонец замолчал, Артемида наблюдала за ним, опасаясь его дальнейших слов. Но он просто посмотрел на нее непроницаемым взглядом.

— Я никогда не был влюблен, — наконец заговорил Персей. Артемида сочла само по себе даром божьим, что она не растворилась в небытие прямо тогда и там. — Пока я рос, я никогда особо не думал об этом. Даже когда мой отец привез меня во дворец в Пелле, тренироваться с Александром и другими благородными отпрысками… В я старался избегать их полета фантазий и опасностей юношеской погони за юбками.

Персей сделал глоток только что налитого вина, отводя от нее взгляд.

— Я полагаю, если подумать об этом сейчас… это относится к моим родителям. Мои отец и мать рассказывали мне историю о том, как они встретились, по крайней мере, точно сотню раз.

— Игрок на свирели на стое. Не так ли? — Ее сердце сжалось само по себе от поворота этого разговора. Эти чертовы зеленые глаза снова смотрели в ее собственные, полные любви.

— И подумать только, ты однажды сказала, что богиня не может измениться.

— Не испытывай свою удачу. — Она послала ему полуулыбку, прежде чем снова воцарилось молчание.

— Ты собираешься заставить меня сказать это, не так ли? — сказал Персей, допивая остатки вина. В комнате было тихо, только тусклый свет лампы мерцал между ними двумя. — Я знаю, что ты богиня, — Артемида почувствовала, как ее лицо вспыхнуло, и она впилась взглядом в опущенные глаза Персея. — И я знаю, что я всего лишь простой македонский солдат, без каких-либо титулов или власти, — Она почувствовала, как затвердевшая глина треснула в руках, костяшки пальцев, сжимавших пустую чашку, побелели. Она должна была остановить его, но не могла… она не… — Но боги… Артемида.

То, как его голос ласково произнес ее имя, вывело ее из задумчивости.

— Персей! — Она почти вскипела, — Не говори этого…

Голос прозвучал тихо, почти шепотом. Теперь ее сердце бешено колотилось в груди, когда предательские мысли замаячили в голове. Это… это было не то, что она имела в виду. Это было не то… конечно, это было не так! Но тревожные мысли в голове отступили перед теплом, которое продолжало заглушать панику .

— Ты избегаешь этого! — Персей отреагировал немедленно, его зеленые глаза сверкнули. — Ты думаешь, я хочу вернуться в Македонию, к Медее? Ты хоть на мгновение подумала, что я не хочу вернуться и увидеть, как ты познакомишься с моей матерью? Боги, Артемида… Я люблю…

— Нет! НЕТ! — Артемида вскочила на ноги. — Не смей! Я знаю, куда ведет этот путь, Персей. Я знаю, какое проклятое слово ты собираешься произнести. Несмотря на все… достижения, которые, по твоему мнению, я добилась, я богиня и не нуждаюсь в твоем громком одобрении. Если ты задумаешься, — Она запнулась; остаток предложения был прерван ее разумом: «Если ты хоть на секунду подумаешь, что я бы не вернулась в Македонию и сама не выгнала бы твою жену из твоего дома, это ты жил в пещере».

Вместо этого Артемида фыркнула, уставившись на Персея в надежде, что он не заметит пылающих красных щек, которыми она, несомненно, щеголяла. — Но… Персей. Что бы ты ни чувствовал… Я обещаю тебе это…

«Это взаимно. Это то, что ты смог пробудить во мне», — хотела сказать она.

Вместо этого все, что вырвалось, было произнесенное шепотом мучительное слово, которого так не хватало и которое, очевидно, скрывало ее разум.

— Поняла.

Персей почти не останавливался. Она избегала его взгляда, продолжая стыдить себя, поскольку он, очевидно, уловил ее нежелание и, вероятно, даже ее истинные чувства, о которых она сама до конца не подозревала.

— Почему ты борешься с этим? Артемида… Теперь я понимаю, а ты? Разве мы не поняли? Теперь я понимаю, что моя мама говорила мне снова и снова: что ее улыбка станет ярче, и все заботы исчезнут при одном взгляде на нее…

Она совершила ошибку, поймав его взгляд, и это зрелище было почти ослепляющим. Персей посмотрел на нее с такой тоской, что эти проклятые мысли снова полезли в голову: «Ты можешь избавиться от его жены! Он признался, что хочет тебя, а ты хочешь его. Ты наконец-то можешь обрести то чувство любви, к которому ты всегда стремилась… возьми это… возьми это.

— Персей… мы не можем, — вздохнула Артемида, ее сердце проделало дыру в груди. Она откинулась на спинку стула, наклонившись вперед. — Кем бы ты меня ни считал, я всегда буду богиней. Богиней-девственницей. У меня не может быть детей; я не могу воспитать любовь ни к чему. Как богиня, я обречена быть отдельно от мира смертных. Что бы ни началось… это ненадолго. Я не сделаю этого ни с кем.

Это привело к тишине, проклятому отсутствию шума, которое, казалось, наполнило комнату ожиданием нарастающего напряжения, от которого у Артемиды закружилась голова. Холодная, ноющая боль прорезалась сквозь эту более успокаивающую эмоцию, и Артемида почувствовала, как душа увядает. Ей пришлось столкнуться с фактом, что, делая это, она подвергала себя виду образов Персея с другой женщиной, создания семьи с кем-то… Она оборвала себя, не желая даже думать о том, чего на самом деле хотела вместо этого.

— Персей… что бы ни было… между нами, ты знаешь, что это не то, о чем нам нужно говорить, — Артемида слабо попыталась перевести их разговор в другое русло, вино уже не влияло на неё.

Никакое количество выпитого спиртного не могло помочь ей избежать сокрушительного характера этого разговора. Им предстояла битва, о которой стоило беспокоиться, наряду с растущими амбициями Александра в отношении того, что он намеревался уничтожить: персидского Короля богов.

Он пристально посмотрел на нее в ответ, в его взгляде была смесь желания и смирения.

— Я не закончил, Артемида. Я знаю, ты хочешь этого… точно так же, как и я… — Он нерешительно потянулся через маленький столик к ее руке, которая так сильно вцепилась в деревянную столешницу, что костяшки пальцев побелели, а ладонь покалывало десятками мелких заноз.

Как только его рука коснулась ее руки, она почувствовала, как электрический разряд прошел по телу, потрескивая в каждой клеточке, пока не зашипел и не потрескал на затылке, заставляя волосы там встать дыбом от вибрации.

Она вырвала руку.

— Не… не смей больше прикасаться ко мне, — Артемида почувствовала, как старая часть ее разума всплыла в сознании, вернувшись к Актеону и его развратному взгляду. Но Персей только нахмурился, ударив кулаком по столу.

— О? Правда? Полагаю, я должен сказать то же самое после того, как ты нежно проверяла мое плечо в Тире, пока оно заживало?!

Вместо очередной вспышки гнева, которую она была готова выплеснуть наружу, Артемида могла только погрузиться в воспоминания, в те моменты, когда она так беспокоилась о здоровье Персея, что не заботилась о себе.

— Я-я… — Артемида закрыла глаза, отгоняя мучительные вид Персея, мертвого у ног Мелькарта на молу перед Тиром.

— Почему ты продолжаешь сопротивляться? — Персей почти прошептал, когда они оба тесно прижались друг к другу, окруженные слабым оранжевым свечением их палатки. — Ты думаешь, меня действительно волнует мое наследие или то, будут ли у нас с тобой дети? Мне это не нужно, Артемида: Я хочу получить твою любовь в любом ключе, в котором ты сможешь мне дать. Клянусь тебе, для меня этого будет достаточно.

Она не ответила.

По крайней мере, не сразу. Она была потрясена, когда услышала эти теплые слова, слова, которые заставили ее захотеть принять их послание любви и поселиться в далеком поле, куда она могла приходить домой каждый день и видеть его там, ждущим ее.

Но, как и всем мечтам, ей пришлось столкнуться с реальностью. Реальность заключалась в том, что после экспедиции у них было мало шансов осуществить мечту, которую, казалось, они оба разделяли.

— Я ничего не могу тебе обещать, Персей, — ответила Артемида, ее лицо почти дрогнуло, — Мы двое людей, связанных судьбами. Моя далека от твоей, как только этот поход закончится, эти слова будут вписаны в историю. В ближайшие дни нам предстоит битва за жизнь. А что после этого? Если мы проиграем, это будет конец. Я снова стану Богиней. Ты… ты вернешься к своей жене. Но… если мы победим? Если мы продолжим побеждать? — Артемида немного помолчала. — Этот поход больше не будет такой же. Это будет мир, который я буду постоянно стремиться покинуть. Затем, однажды, ты умрешь, Персей. А я останусь, мне суждено остаться в тени твоей памяти.

— Что-то прекрасно не потому, что оно длится вечно, Артемида, — ответил Персей, и в его зеленых глазах вспыхнул дикий огонь, поразительно простиравшийся через радужки цвета оникса, — Но если ты чувствуешь, что наша дружба обречена из-за одной смертной жизни, я буду драться с тобой здесь и сейчас. Я знаю это в своей душе, Артемида. Мы каким-то образом связаны. Я никогда раньше не встречал никого, подобного тебе, никогда в жизни не был так уверен в чем-то. Я хочу довести эту экспедицию до конца вместе с тобой. Я хочу вернуться домой, развестись со своим жалким подобием жены, ради тебя. Я хочу увидеть твоих охотниц и хочу вызывать твою самодовольную улыбку как можно чаще до конца своих дней.

— Ты ведь понимаешь, что здесь все поставлено на кон, не так ли, Персей? — зарычала она, избавляясь от тающего ощущения, которое просочилось через тело. — Александр так глубоко погружается в жажду персидского богатства, что скоро даже ты потеряешь любое влияние, которое имеешь на него! Мы… мы не можем сосредоточиться ни на чем, что было между нами… не сейчас.

У нее даже не хватило силы воли отказать ему, по крайней мере, полностью. Палатка вокруг нее, даже мерцающий свет, расплылись и исказились сами по себе, когда она впала в какую-то форму беспокойства, шока, она не могла это описать. Но единственным, единственным фактором, который не давал ей полностью потерять себя, был Персей. Персей наклонился вперед, опустился перед ней на колени и посмотрел вниз на ковер, который расстилался на утрамбованном земляном полу. Артемида почти задыхалась в пылу момента, воздух вокруг них казался тяжелым и плотным. Она прокручивала в голове его слова, повторяя их как мантру: «Я хочу вызывать твою самодовольную улыбку так часто, как только смогу, до конца своих дней». Это было слабо с ее стороны, слабо даже хотеть снова услышать эти слова из его уст, просто услышать их, привязать к реальности, вместо того, чтобы вечно размышлять, реальны они или нет.

-Ты права. Просто… ты можешь ответить мне на один вопрос, Артемида?

— Это зависит от вопроса, — осторожно проговорила Артемида.

— Я… — Персей встретил ее пристальный взгляд с решительным выражением на лице. — Когда ты поняла?

Артемида замерла, поняв, что он имел в виду. Могла ли она сказать ему? Как они вообще дошли до этого? Ее почти охватило желание выскочить из палатки, но она осталась прикованной к земле. Она была Олимпийской богиней, вечной Девственницей и Владычицей Дикой природы. Но на этот раз… Персей показал ей, что она может быть другим человеком. Когда она поняла, что Персей… важен для нее?

— Тир, — тихо сказала Артемида, прежде чем жестом указала на него, почти ожидая его ответа. Ее шея вспотела и покраснела, она надеялась, что он больше не будет упоминать Тир. Теперь она поняла, что впервые почувствовала к нему. И он был прав, несмотря на яростное отрицание, она была готова плюнуть ему в ответ за то, что прикасалась к нему. Это дало ей еще один факт для заземления. Просто почувствовать его было достаточно, чтобы убедить ее, что он не умирает от какого-то неизвестного яда Мелькарта, что он выживет и продолжит быть рядом с ней.

— Тот луг, когда ты пнула меня, — последовал немедленный ответ.

Она вспыхнула.

Что! Как ты смеешь…

— Если тебя это хоть немного утешит, твой удар прояснил ситуацию, — Персей слегка рассмеялся, — я никогда в жизни не встречал более воинственную девушку, но мне нравилось спорить с тобой. Каждый день я с нетерпением ждал возможности поругаться и поговорить с тобой. В какой-то момент я понял, что я… — Он взглянул на нее, прежде чем вздохнуть.

— Ты права, — повторил он, — нам нужно сосредоточиться на текущей задаче. Мне жаль.… Прямо сейчас я чувствую себя… как скала, о которую каждый божий день бьется море. Но ты… ты маяк для моей жизни.

«Как и ты, Персей, как и ты». Она не могла заставить себя произнести эти слова. Вместо этого она просто улыбнулась и выскользнула из палатки, намереваясь отправиться на долгую мрачную прогулку. Судьбы были жестоки, и она не собиралась позволять Персею видеть ее страдания.

-Миледи? — позвала её Кэтлин, и внезапно Артемида снова оказалась на поляне со своими охотницами среди солнечных лесов штата Мэн. — Но… мы… мы никогда не могли пожалеть вас, миледи, — Кэтлин посмотрела на своих сестер, и Артемида увидела, как Фиби кивнула девушке, ее взгляд был почти непроницаемым. — Мы беспокоимся за вас не как какие-то посторонние, а как ваши друзья. Каждая обида, каждое прошлое воспоминание, через которые вы проходите, ради нас самих, не заставили нас жалеть вас. Мы хотим помочь вам, моя леди. Мы все любим вас, каждый из нас. После того, как вы вернулись с Олимпа, полная горя и тоски, узнав, кем был сын Посейдона, я всего лишь хотела предложить свою поддержку.

Артемида выдавила улыбку, несмотря на одинокую слезу, скатившуюся по ее лицу.

— За все годы, что ты с нами, это, наверное, самое большое количество слов, которые ты когда-либо говорила мне за раз.

Артемида услышала, как Виктория и Элизабет фыркнули откуда-то слева, вместе с беззвучным смехом других девочек, но Артемида смотрела только на Кэтлин. Светловолосая девушка улыбнулась, прежде чем отвести взгляд, и опустила свои зеленые глаза к земле. Артемис потянулся вперед, чтобы схватить Кэтлин за плечо, но она быстро поцеловала девушку в лоб.

Она повернулась, чтобы обратиться к своим охотницам.

— Последние три месяца были тяжелыми, я знаю. Уверяю вас, я не попадаю в ловушку отчаяния, в бесконечную кроличью нору в прошлое, — Артемида кивнула Кристине, любительнице «Алисы в Стране чудес», — Это… это вывело меня из себя, но я приняла тот факт, что Персей мертв. Этот мальчик из лагеря Полукровок — не Персей. Путешествия, про которые я рассказала, послания, все указывает на одно: наслаждаться жизнью в полной мере, — улыбнулась Артемида, — мне этого не удалось, но теперь я вижу, куда идти, чтобы принять эту идею, и я должна поблагодарить за это всех вас.

Охота радостно улыбнулась ей в ответ, и все они ринулись вперед, слившись в редком групповом объятии, от которого Артемида поймала себя на том, что улыбается, даже когда кто-то из девочек повалил ее на землю.

Потребовалось пару минут, чтобы по отдельности обнять каждую, но она сделала это, прошептав каждому о том, как сильно они ей дороги. Фиби подошла к ней последней, и Артемида все еще пыталась прочесть ее взгляд.

-Миледи, — сказала Фиби, — Вы так и не закончили.

Артемида почувствовала, как улыбка медленно сползает с ее лица.

— Пока нет.

— У тебя есть немного времени, прежде чем Зои вернет их. Это твой выбор, заканчивать или нет.

Она могла оставить все как есть. Они уже слышали большую часть ее рассказа. Они знали, кем был для нее Персей, кем она становилась на протяжении всего путешествия. ГавгамелаБи́тва при Гавгамелах — решающее сражение между армиями Александра Македонского и персидского царя Дария III, после которого империя Ахеменидовпрекратила своё существование., Персеполь и Вавилон… те долгие годы в Вавилоне…

— Если честно… не так много осталось, чтобы сказать вам, девочки. Есть битва при Гавгамелах… А затем, последующие годы были спокойными до… — Артемида замерла, столкнувшись со знакомым ощущением в своем сознании.

— До смерти Персея? — предположила Кристина, и на ее лице появилось заметно мрачное выражение.

— Да, — вздохнула Артемида, эта мысль поразила ее сильнее, чем ей хотелось. Когда Афина впервые обратилась к ней с просьбой о рассказе событий, через которые она прошла на Востоке, она знала, что рассказывать будет нелегко. Последние месяцы, предшествовавшие солнцестоянию, и… реинкарнация Персея доказала это. Но его смерть… даже зная, ей не нравилось думать об этом ужасном воспоминании. Настолько, что вокруг этого воспоминания клубился густой туман, который давным-давно поместил туда Морфей по ее просьбе.

Рассказала бы она охоте об этом воспоминании? Вытащила бы она его из своего разума, чтобы заново пережить его кончину? Она могла представить себе: извивающиеся змеи в тени, с ядом миазматического проклятия, смерть Персея. Они всегда охотились за ней, и долго она ускользала из их рук. Но была ли она из тех, кто убегает от своего прошлого? Так долго она скрывала свою жизнь, свои горести от всех, кого знала, от всех, кого любила.

Всего несколько месяцев назад Артемида знала, что, вероятно, продолжала убегать, уклоняясь от змей своего разума, от ядовитого прошлого, которое преследовало ее. Но сейчас она почувствовала, как огонь разливается по ее наполненным ихором венам. Ее сила и упорство, то, что Персей всегда вытягивал из нее, промелькнуло в ее сознании, и она почувствовала, как обретает форму у этих ментальных врат, бросая вызов змеям.

Змеи многого не боятся, но она вызвала свои мысли и отразила образ проклятого существа в своем постыдно сомневающемся разуме.

Проворный мангуст, проворный и готовый преследовать все, что встанет у него на пути.

— Охотницы, — Артемида печально улыбнулась, — Незадолго до Гавгамелы у нас с Персеем состоялся разговор, который навсегда изменил наши отношений.