ТомоМурзик (джен)

Вестибюль Хогвартса оглушил Тома. Не размерами — он был велик, но не более чем тронный зал в его прошлой жизни. Его оглушила концентрация *жизни*. Призраки, пролетающие сквозь стены, болтовня сотен студентов, гул голосов, эхом отражавшийся от каменных сводов. И магия. Она была повсюду — в самом воздухе, в камнях под лапами, в мерцающих факелах. После лет в магловской пустоте это было как глоток ледяной воды после долгой жажды.

Он сидел на плече Гарри, стараясь выглядеть как можно более незаметно, но его глаза, прищуренные от света, жадно впитывали каждую деталь. Вот Снейп, его бывший последователь, с лицом, высеченным из жёлчного камня. Вот Минерва МакГонагалл, всё такая же строгая и подтянутая. А вот... его взгляд на мгновение задержался на хрупкой, нервной фигурке Квиррелла, и что-то тёмное и знакомое ёкнуло глубоко внутри. Но ощущение было мимолётным, затерявшись в общем водовороте впечатлений.

И вот их повели в Большой зал. И если вестибюль оглушал, то зал ослеплял. Потолок, отражающий ночное небо, тысячи парящих свечей, четыре длинных стола, за которыми сидели студенты, и возвышение для преподавателей. И тишина. Напряжённая, полная ожидания.

Том прижался к Гарри, чувствуя, как по его спине пробегают мурашки. Он был здесь. В самом сердце мира, который когда-то хотел завоевать. И всё, что он мог сделать, — это сидеть и смотреть.

Профессор МакГонагалл поставила на табурет старую, потрёпанную Распределяющую Шляпу. Том смотрел на неъ с холодным любопытством. Он помнил её. Помнил, как она коснулась его головы и почти мгновенно выкрикнула «Слизерин!».

И вот началось распределение. Имена, фамилии, крики Шляпы. Том наблюдал, анализируя, сортируя. Уизли — Гриффиндор, конечно. Девочка Браун — тоже. И тут...

— Грейнджер, Гермиона!

Девочка с каштановыми волосами нервно подошла к табурету. Шляпа едва коснулась её головы, как крикнула: «ГРИФФИНДОР!»

Том почувствовал странное удовлетворение. Грязнокровка среди львов. Предсказуемо и символично. Его чёрный хвост дёрнулся.

И наконец...

— Поттер, Гарри!

Шёпот пробежал по залу, когда Гарри сделал шаг вперёд. Том замер, все его чувства обострились. Это был решающий момент. От того, куда попадёт Гарри, зависели его будущие планы. Слизерин был бы идеален — там он мог бы лелеять тёмные стороны мальчика. Но... Шляпа просидела на голове Гарри долго. Очень долго. Том видел, как лицо Гарри искажается от внутренней борьбы. «Только не в Слизерин», — прошептал он, и Том почувствовал, как что-то холодное сжимается у него внутри.

«НЕТ!» — закричал он мысленно. «Он должен быть со мной! Он мой!»

И в этот момент Шляпа, казалось, повернулась в его сторону. Не физически, но Том почувствовал на себе её незримое внимание. Ощущение было таким же, как тогда, когда Дамблдор смотрел на него спящим, — всевидящее, проникающее в самую душу.

Он инстинктивно вжался в плечо Гарри, пытаясь спрятаться, сделать себя меньше, неинтереснее. Он чувствовал, как древнее сознательство Шляпы скользит по краю его собственного, запутанного разума. Оно не пыталось его распределить. Оно... узнавало.

Прошла вечность. И затем Шляпа широко раскрыла свой рупор и прокричала на весь зал:

— ГРИФФИНДОР!

Зал взорвался аплодисментами. Гриффиндорский стол ревел громче всех. Гарри, бледный и взволнованный, побежал к своим новым однокурсникам.

Том же остался сидеть на его плече, оглушённый рёвом толпы и тишиной собственного поражения. Гарри был потерян для Слизерина. Его протеже, его глина, оказалась среди тех, кого он презирал больше всего.

Но по мере того как он смотрел на сияющее лицо Гарри, на его новых друзей — Уизли и Грейнджер, — в нём закипала новая, холодная решимость. Нет, он не сдавался. Гриффиндор со своим дурацким героизмом и братством? Прекрасно. Это сделает его падение ещё более эффектным. Он, Том Реддл, тень на плече «золотого мальчика» Гриффиндора, будет медленно, день за днём, отравлять его изнутри. Он превратит их символ надежды в своё самое страшное оружие.

И когда он смотрел на ликующих гриффиндорцев, его зелёные глаза горели не яростью, а холодным, безжалостным терпением. Игра только начиналась. А он был очень, очень терпеливым котом.